Особняк с красной крышей

Обычно, перед тем как описать вам очередное дело моего начальника и по совместительству частного детектива Альберта Пэррета, я вношу некоторую ясность в положение вещей. Какой сейчас год, число, чем Пэррет и я занимались в тот день, когда началось расследование и так далее. В этот же раз мне придётся уйти в некоторые пространные россказни, которые, если так подумать, относятся к делу очень очень косвенно. Проблема в том, что афера, в которую Пэррет ввязался в тот день была настолько бредовой и со всех сторон идиотской, что он бы не смог согласиться на неё, не случись перед этим всё то, о чём я вам сейчас здесь напишу.
Итак, началось всё с самого неочивидного момента. Началась Корейская война . Нас с Пэрретом она не касалось ровным счётом никак. Родственников в обеих Кореях у нас не было. По поводу политики Пэррет говорить с моим мужем и уж тем более со мной отказывался, говоря, что мы оба слишком тупые для этого. Он не говорил слова ‘тупые’, но явно подразумевал. Только Арнольд, время от времени, переговаривал с начальником по поводу идеологий и тому подобных тем. Но хоть Пэррета война и не интересовала, то вся остальная Америка, казалось, забыла про всё на свете, обсуждая лишь операции генерала Макартура. В августе Пэррет, поняв, что крупных дел пока что не предвидится, а установить слежку за сто долларов в день может любое другое частное детективное бюро, он сделал то, что не делал ещё никогда в жизни. Взял отпуск.
Признаюсь, меня эта новость повергла в шок. Бросив все домашние дела (а у меня в тот день был выходной), я бросилась к боссу в контору. Геральд увязался за мной, хотя и не понимал моего беспокойства. А вот я прекрасно осознавала, что если Пэррету вздумалось уйти на отдых, то произошло что-то из ряда вон. Как оказалось, скука тоже относится к “из ряда вон”. Этот чёртов Шерлок Холмс вместо того чтобы колоться кокаином захотел разнообразить свою жизнь и отвлечься от надоевшей ему Американской обстановки. Мне сначала показалось, что он хочет посетить родину после долгого отсутствия. Но ответ был подиковиннее. Ему пришло в голову побывать в Багдаде. Он объяснил свой выбор тем, что Багдад в последнее время стали приобщать к всемирной культуре и вскоре оттуда исчезнет весь арабский колорит, а город станет дешёвой пародией на какой-нибудь Лондон.  И пока Багдад ещё стоит на своих старых подпорках, Пэррету хотелось посмотреть на людей, улички, а по пути можно заехать в Иерусалим посмотреть на ворота . Он даже предложил нам с Геральдом тоже отлучится от рутины и плыть с ним. И я бы вполне могла сказать, что видала его идеи в гробу в белых тапочках, но Геральду, по какой-то неведомой причине, стало интересно, и он согласился. До сих пор я жалею, что не послала их обоих далеко и надолго, и просто не осталась дома. Вести дела Пэррета самостоятельно и то было бы проще и интереснее.
Говоря кратко, Багдад мне не понравился. Ненавижу невыносимую жару, ненавижу песок, ненавижу ходить туда-сюда по этому самому песку в эту самую жару. Думаю, если бы по пустыне могли ходить машины, то мне бы понравилось, но то, как я увидела Багдад, восхищения не вызывало. В Иерусалиме было чуть лучше, но в принципе ситуация похожая. Кроме, разве что, тех самых ворот. Они действительно прекрасные, хоть и пришлось до них идти несколько часов. Герольду, как мне показалось, было интересно. Мистер Джонсон, старый друг Пэррета и тот, по чьей вине ему вообще пришло в голову отправиться в этот богом забытый кусок песочной пустоши, рассказывал моему мужу столько всякой информации, что у того не раз случалась передозировка. Думаю, если я сейчас спрошу его о чём-либо, он ничего вспомнить не сможет, но тогда слушал с упоением. Пэррет ощущал себя совсем как в своей тарелке. Мне кажется всё из-за жары. Джонсон чудом уговорил Пэррета не брать с собой плащ, и был прав. Пэррету и так было прекрасно. А вот делать там было нечего. Мой босс и муж проявляли интерес к раскопкам, но ровным счётом ничего в них не понимали. На базарах мы купили целые чемоданы всяких безделушек. Но кроме этого Багдад оказался пустой тратой времени.
Перед возвращением в Америку мы согласились съездить в Англию. Как мы до неё добрались из Багдада даже не спрашивайте, всё равно не отвечу. Пэррет и Геральд сами разобрались, а я как только ступала в наш транспорт сразу же засыпала и так проспала до самой Англии. Там мы, каким-то чудом, наткнулись в одном ресторане на самого Клемента Эттли . Описать это как-либо кроме фразы “встретились два деда с залысинами” я просто не могу. Складывалось такое чувство, что Пэррет и Эттли вот-вот начнут нахваливать друг друга за то, как много света отражают их головные поверхности. Премьер-министр пытался уговорить Пэррета выполнить для него какую-то просьбу, по прибытию в Америку, но я не уверена, какую конкретно. Выполнил ли он её – вопрос, ответа на который я не знаю. Слава богу, Геральда рядом с нами не было. Иначе разговор между двумя лысыми занял бы не двадцать минут, а все три часа и сопровождался постоянными вопросами со стороны моего мужа. Ей богу, из этого можно было бы сделать неплохую затравку для анекдота. Встречаются как Британский премьер и Вашингтонский частный сыщик в ресторане отеля…
Панчлайн придумайте сами.
Когда мы вернулись в Америку, дела наши тоже вернулись на круги своя. Начало нового дела ознаменовалось тем, что Пэррет сходил к дантисту и ему сделали пломбу. Зубных врачей он ненавидел и скорее вырвал бы себе зуб сам, чем заплатил дантисту за лечение, если бы только этот визит не обошёлся ему в целое ничего, так как дантиста Пэррет в прошлом году спас от ложного обвинения в убийстве, за что доктор пообещал предоставить свои услуги. Сильнее ненависти к зубным врачам у Пэррета только жадность, так что в этот раз обошлось без вырванных зубов.
Следующим фактором оказалась новость, которую я прочитала Пэррету точь в точь когда он вернулся и свалился в кресло. А именно умер Бернард Шоу, чьи пьесы входили в исключения для Пэррета. Так как тот не читает художественной литературы, мне всегда было интересно застать его за нарушением установленного правила. Два из четырёх подобных случаев были книжные версии произведений Шоу. И вот трагедия мирового масштаба повергла Пэррета в грусть.   
То было третье ноября 1950-го года и мой босс пребывал в отвратительном настроение. Дел не было, зуб ещё побаливал после процедуры, его любимый драматург приказал долго жить, поездка в Багдад ничего не дала, и ещё я сидела рядом и надоедала ему. И именно в этот самый момент, единственный за всю жизнь Пэррета, к нам постучался клиент с таким чудным заказом, что не согласиться на это было просто невозможно.
Как уже было сказано, клиент постучался, а значит, звонок он найти не смог, что не удивительно. Мало кто его находит. Дверь открыл Арнольд. Обычно он сначала приходит к нам в кабинет один и называет имя прибывшего человека, но в этот раз случилось исключение. Арнольд вошёл в комнату вместе с клиентом, который шагал уверенно и спешно прямиком к креслу напротив шефа. Пэррет кивнул Арнольду, чтобы он оставался здесь, на случай если придётся выбросить нашего неспокойного гостя в окно, но тому эта идея не понравилась.
– Мне бы хотелось обсудить моё предложение только с вами. – Сказал он. Голос у него был как у поэта, хорошо поставленный и очень наигранный, словно он говорил это на сцене в театре. Выглядел он на семь из десяти, так сказать. Усики, гладко выбритые скулы, но вот глаза никак ему не подходили, слишком уж злыми они были, хотя всё остальное создавало некоторый смазливый образ. – Я понимаю, что откажетесь обсуждать что-либо без присутствия вашей секретарши, и я это понимаю и против её присутствия ничего не имею. Но этот ваш страж пускай идёт по своим делам.
Тон у него был не столько недружелюбный, сколько фрустрированный. Зла он нам точно не желал, но на других вымещал накопившуюся ненависть. Даже его руки и ноги всеми силами выводили из тела энергию, двигаясь случайным образом. Немного подумав, Пэррет ещё раз кивнул и Арнольд покинул нас, плотно закрыв за собой дверь.
– Прекрасно. – Изрёк наш гость. – Можно закурить?
– Для курения у меня отдельная комната. – Ответил Пэррет, указав на террариум, где спокойно нежилась Клара, а потом на клетку с попугаем. Называть попугая по имени я отказываюсь, как бы Пэррет не иронизировал над своим именем.
– Хорошо. Понимаю. Просто с самого утра мне неспокойно. Вот, аж руки трясутся. Слушайте, Пэррет, я не стану тратить ваше время попусту, так как знаю, вы не тратите его зря. – Если бы в комнате не было самого Пэррета, я бы заржала как лошадь с этого заявления. – У меня есть предложение. Оно рискованное, но поэтому я готов платить за него очень много. Не стану ходить вокруг да около. Я хочу, чтобы вы украли кое-что для меня.
Я, конечно, знала о Пэррете многое, чего я здесь не указывала и никогда не укажу. Он творил всякое, но представить его в роли вора я просто не могла. Мне не хватало воображения. И, будь это любой другой день, он сразу же сказал бы нашему внезапно появившемуся клиенту, что он может катиться отсюда и вспоминать об этом как о страшном сне. Одного того случая, когда ему признались в убийстве, Пэррету и так хватило. Но сегодня был не обычный день. Это был день после долгого и пустого отдыха в Багдаде, после визита к дантисту, когда Пэррет узнал о смерти любимого драматурга посреди простоя в карьере. И, обдумав ситуацию около минуты, Пэррет выбрал не выкидывать посетителя на мороз, а выслушать его план.   
– Прежде чем я смогу решить, помогать вам или нет, я должен узнать детали вашей затеи. – Сказал он. – Будьте добры, объясните.
– Фух. Господи. Я честно думал, что вы откажетесь.
– Я ещё не соглашался.
– Но вы не отказались, а это главное.   
– Я бы так не выразился. Но, думаю, от того, что я вас выслушаю, ничего плохого не случится. Хотя, вынужден предупредить, склонить меня к уголовно наказуемому действию не так просто, как вам кажется. Так что, если вы всё-таки желаете получить мою помощь, то вам лучше выражаться как можно аккуратнее.
– Я постараюсь.
– В таком случае, начните с предмета, который вы так хотите заполучить.
– Это картина, размерами примерно шестьдесят на сорок сантиметров. На полотне изображена осада Кимберли . 
– Художественные произведения подобного рода красть крайне рискованно. И не столь для человека, выполняющего работу, сколько для человека, который это произведение будет потом хранить. Бриллианты можно распилить, золото можно переплавить, но картину вы просто так не перепродадите.
– Я и не собирался её перепродавать. Видите ли, это семейная реликвия. Мой отец, да упокоится он на небесах, написал её после того как вернулся с войны. Так сказать, из своих воспоминаний. К сожалению, мой отец спился и распродал все свои картины задёшево. Но эту он хранил и отказывался отдавать ни за какую цену. Не знаю, чем она ему так приглянулась из мириады других его творений, но ответа на этот вопрос я уже никогда не узнаю. Отец ушёл из жизни семь лет назад, а всё его имущество пошло под молоток.   
– А почему картина не перешла к вам по наследству?
– Перешла бы. Только вот отец завещал большую часть своих владений моей сестрице. А она продала всё, что смогла. Если бы отец не был известным литературным иллюстратором, ничего не продала бы. Просто не взяли б. Сколько таких талантов есть, а их картины не купят, ведь имя не громкое. А тут повезло. В общем, картину, несмотря на мои возражения, отправили на аукцион. Я хотел её выкупить, но меня перебороли в цене. Тем не менее, я не собираюсь признавать проигрыш. Не такой я человек. Готов выплатить вам пять тысяч за картину, и за то, что вам придётся пойти на преступление. Если вы согласитесь, конечно.
Пэррет выпрямился и уставился в окно. Очевидно, он размышлял, стоит ли того сделка с совестью. Лично мне идея не нравилась, но пять тысяч на дороге не валяются.
– А кто заплатил за картину? – Спросил он, повернувшись к нашему потенциальному клиенту.
– Робин Маллован.   
Тут в Пэррете что-то дёрнуло. Я редко замечала за ним таких резких изменений, но теперь не заметить, как его лицо перешло из задумчивого в злобное, потом надменное, после чего вернулось к его типичному спокойному выражению, было просто невозможно. Заметил это и посетитель, но не отреагировал, ибо не знал, как сложно выжать из моего начальника хоть какие-нибудь эмоции.
– Давайте так, мистер… Как нам, кстати, вас называть?
– Макс. Гамильтон.
– Итак, мистер Гамильтон. Судя по тому, с какой яростью в движениях и голосе вы пришли к нам, картину продали только что и вы буквально пришли с аукциона. Я прав?
– Аукцион произошёл три часа назад. А я до сих пор не остыл.
– Говоря простыми словами, я готов предоставить вам свои услуги, но при одном условии. Вы должны будете оставить мне свои отпечатки пальцев. Я хочу удостовериться, что вас не разыскивает полиция. Они же останутся у меня на случай, если что-то пойдёт не так. Имя, которое вы мне назвали, очевидно, ненастоящее. Но с отпечатками полиция сможет разыскать вас.
– Подождите. Мне это не нравится. Допустим, вы украдёте картину и повесите всё на меня? Да, вынужден признать, назвал вам ненастоящее имя. Но вы, будь на моём месте, сделали бы точно то же самое.
– Вы правы. Сделал бы. Но я не на вашем месте. А отпечатки – это просто жест доверия. Если всё пройдёт без проблем и у меня не возникнет проблем, то я позволю вам, при получении картины, сжечь бумагу с отпечатками. К тому же, вы подпишите ещё один документ, где подтвердите, что наняли меня для такой работы. Хотя, думаю, если бы вы мне не верили, то обратились бы к кому-то иному.
– Думаю, вы единственный, кто может понять мою ситуацию. Ладно. Ваша взяла. Оставлю я вам отпечатки. В полиции меня, к счастью, не разыскивают, так что проблем возникнуть не должно.
– И ещё. Пять тысяч – это базовая цена. Учитывая мои расходы и возможные неприятности, я могу запросить на тысячу или две больше.
– Мой бюджет ограничивается десятью тысячами. Мне столько досталось от отца, и я готов потратить эту сумму, до последней пенни, на возвращение картины.
– Прекрасно. Платить будете наличностью. Вайолет, будь добра, сними отпечатки с мистера Гамильтона. А я пойду, сделаю пару звонков.
Процедура заняла не больше двадцати минут, к концу которых наш новый клиент уже собрался и ушёл, так же резко как и пришёл. Я уже успела упаковать бумагу с отпечатками в конверт и написать на ней адрес инспектора Шварц. Вероятно, если Гамильтон и преступник, то он вряд ли был пойман на убийстве, но только Шварц будет готов выделить минутку из своего времени, чтобы поручить ребятам из архивов сравнить отпечатки. Документ с подписью Гамильтона я положила в сейф. Тогда же появился Пэррет и уселся на своё место.
– Итак. Кто же такой этот Робин Маллован, что вас так передёрнуло от одного его имени?
– Неприятная личность, которой мне бы хотелось утереть нос.
– А если конкретнее?
– Тебе необязательно это знать. Возможно, картина действительно никак не связана с его делами. Но об этом мы узнаем потом. Сейчас нужно придумать, как мы подойдём к исполнению поставленной задачи.
– Позвонить Доновану и Райкеру?
– Только Доновану. Так как Райкер – бывший полицейский, он может что-то заподозрить. А вот Донован поймёт и не станет противиться.
– Сколько человек?
– Нужно будет два домушника тире взломщика. Понадобится ещё десяток людей, которые осмотрят дом изнутри и внешне, а также составят примерное расписание дня у жильцов. Как заполучим стоящую информацию, тогда и займёмся дальнейшим планированием. Ты уже отправила письмо?
– Ещё нет.
– В таком случае, займись этим. В этом случае будет лучше, если звонками буду заниматься я.
Лично я была совсем не против подобного расклада.
***
Прошло четыре дня. Ровно столько понадобилось для составления плана “самого великого ограбления в истории человечества”. Всего было нанято два десятка людей, которые каждый по-своему узнавал что-то о доме Маллована. Жил он в трёхэтажном особняке европейского стиля с красной крышей, в двух милях от города. Само здание я видела только на фото, но выглядел он как верх безвкусицы. Повсюду понатыкано мраморных (или просто так покрашенных) колонн, статуй и всякой ерунды, словно там живёт сам Зевс, а не какой-то бизнесмен.
Кем был Маллован мне удалось узнать лишь наполовину. Он точно имел пару бизнесов в Нью-Йорке и здесь, но, как мне намекал Пэррет, из Маллована предприниматель, как из него балерина. А значит, немалые деньги брались откуда-то извне. В общем, криминальный элемент, как мне показалось. Была ли я права или нет, вы скоро узнаете. Выглядел Маллован по-странному знакомо, но я не могла припомнить, кого же он мне напоминает. Худощавая дылда, пожалуй, будет самым лучшим описанием этого человека.
Жил он не один, а с дочерью, но та редко показывалась на людях и предпочитала сидеть дома. Кроме их двоих, в доме ещё проживал охранник и кухарка. Ещё две служанки приезжали каждые три дня, а когда заканчивали, уезжали обратно.
Разведка хоть и длилась четыре дня, но проводилась без особых конфузов. Благодаря упорному труду агентов Донована, который вообще не спросил, зачем нам надо знать архитектуру и положение дел в каком-то левом доме, мы узнали следующее:
1 ) Собак у Маллована нет, но охранник – опасный человек. Он определённо вооружён, что выяснилось, когда один из агентов сделал парочку шагов в ненужную сторону. Он внимателен, так как заметил, что агент вообще отошёл. И ночью он точно будет сначала стрелять, а потом спрашивать, кто вы такие. А ещё он любит поболтать, если дело заходит о политике.
2 ) Маллован часто уезжает по ночам на какие-то таинственные дела.
3 ) Дочь Маллована глуховата и не заметит, даже если под её носом из дома вынесут всю мебель.
4) Один из агентов, который сумел пробраться в дом под видом репортёра, видел, где висит картина. А именно в кабинете на втором этаже.
По сути, дело казалось совсем уж простым. Необходимо просто перебраться через каменный забор, избежать охранника, пробраться в кабинет, для чего придётся взломать одно из французских окон на первом этаже и подняться по лестнице. Снять картину и выбраться тем же путём.
На четвёртый день Пэррет вызвал к себе двоих подобранных Донованом профессионалов. Они пришли с саквояжами, в которых находились их костюмы и принадлежности. Пэррет объяснил им задачу и отправил на дело. Туда и обратно к нам их отвезёт Джереми Уэст, который уже сколько лет служит нам как водитель по найму. Брать такси Пэррет просто-напросто запретил, а Джереми осведомлён о том, как мы ведём дела и не станет ничего говорить полиции, даже если они придут к нему с ордером.   
Уехали они от нас в девять вечера и вернулись в одиннадцать, уже с картиной, обёрнутой в тёмную ткань, под мышкой. Впустили мы их через подвальные помещения, которые сопряжены с одним соседним домом. Там проживает старик, который был не против сотрудничать с Пэрретом, и теперь мы выводим через его дом определённых посетителей, и принимает через этот проход сомнительных гостей.
Они ввалились в дом с такой скоростью, словно за ними гналась стая яростных копов. Как только они исчезли за нашей дверью, в которую они даже не стучались, видимо догадавшись, что мы в любом случае заметим их прибытие, Фрэнк отъехал в сторону, но не дальше одной улицы. Агенты, одного звали Дойл, другого Тонни, свалились на диван у стены. Он как раз был рассчитан на двух. Картину они поставили к столу Пэррета, но сам он к ней не притронулся. Приказал мне развернуть ткань.
Стоит сказать, что такую красоту мне редко доводилось видеть. Мне кажется, что всё дело в деталях. Лица солдат были настолько детализированы, словно я смотрела на фотографию высокого качества. Кто бы это не нарисовал, он обладал талантом как у Микеланджело. Единственный минус – размер. Из-за малого формата на полотне могло поместиться совсем немного, а значит, в музее такое повесить не получилось бы. Только в кабинетах у богачей и вешать.
Пэррет искусство не ценил, поэтому просто посмотрел на картину и кивнул. После чего присел на своё кресло и сделал жест рукой, призывая агентов начать рассказ.
– В целом, всё прошло гладко. – Говорил Тонни, попивая принесённый Альбертом ликёр. К слову Альберт остановился посреди комнаты и посмотрел на картину. Он даже повёл бровью вверх. Готова поспорить, в тот момент он подумал, что у Пэррета появилось новое увлечение. – Рональд, как и было запланировано, отвлёк охранника. Мы его по пути сбросили в центре. Сказал, что старый хрен даже не догадался, что его дурят, стоило ему заговорить о выборах. Да уж, охранника Маллован нанял тупого, как бревно. Но, для нас это было просто идеально. Без проблем проникли через указанное вами окно, сняли ботинки, прошли на второй этаж и уже были готовы зайти в его кабинет…
– А маски вы надели? – Спросил между слов Пэррет.
– Конечно. Вы нас тогда предупредили насчёт этих охранных камер, так что мы надели на головы маски, полностью скрывавшие даже волосы.
– Прекрасно.
– Так вот. Дальше слаще. Свет в кабинете горел, а дверь была чуть приоткрыта. Мы уже хотели отступить и спрятаться где-нибудь. Ведь, по идее, вы отослали ему приглашение.
– Вайолет, ты что, забыла отправить письмо?
– Ни в коем случае. – И я говорила правду. Уж что-что, а письма отправлять я умею. – К тому же, мы с вами получили от него ответ. Он должен был приехать к Вэйверу.
– Значит, Вэйвер забыл позвонить нам. Ну, ладно. Он был там. Как вы его выманили?
– В том-то и дело, мы его не выманивали, так как в этом не было смысла. Дойл заметил, что на полу что-то лежит. Лежал там Маллован, на ковре, в луже собственной крови…
Пэррет закрыл глаза. Он всегда говорил, что злость и другие подобные ощущения только ухудшают психическое состояние человека. Поэтому Пэррета невозможно вывести из себя. Но, думаю, в тот момент он был близок к тому, чтобы выбросить картину в ближайший водоём и никогда больше не вспоминать эту историю. Но он выдержал это испытание.      
– Что вы сделали? – Спросил он.
– Взяли картину и ушли. Ну и захватили Рональда с собой.
– Правильно. Только вот Рональда охранник мог запомнить и теперь расскажет полиции о человеке, который случайно оказался у особняка как раз в тот момент, когда там кого-то убили. Чем, кстати?
– Ножом. Каким – не знаю. Его в ране не было.
– Что ещё можете сказать?
– Входная дверь была открыта. Кто бы ни был убийцей, думаю, Маллован сам его или её впустил. К тому же на столе лежала записная книжка, из которой вырвали целую страницу. Туда Маллован записывал расписание визитов с именами. Так что, логическая цепочка сама выстраивается.
– Именно. Вы сделали всё правильно. А теперь, отправляйтесь домой и никому ни о чём не говорите. С полицией разберусь сам, если потребуется. Вайолет, заплати господам, и добавь ещё по сотне сверху, за то, что дело пошло не по плану.
– Мы будем держать язык за зубами. – Пообещал Тонни.
– Как и всегда. – Вставил Дойл и выпил стаканчик.
– А! Чуть не забыл. Вот это было на полу, рядом со столом. – Он встал с дивана и подошёл к столу. Он положил на поверхность нечто блестящее. То была безупречно начищенная серебряная запонка. Двигающаяся часть была сломана. На поверхности красовалась заглавная буква ‘Д’.
– Не стоило вам это брать. – Прокомментировал босс. – За кражу улик сажают. Придётся как-то анонимно отправлять её в полицию. А теперь, если вам больше нечего сказать, давайте, уходите побыстрее.
Оперативно появились, оперативно они и исчезли, только теперь без картины. Фрэнк быстро подсуетился и подкатил к дому, забрал агентов и уехал с ними. А мы с Пэрретом остались в кабинете, смотря на картину.
– Что же мы будем делать? – Задала я вполне уместный вопрос. – Если мы просто так позвоним Шварцу, то он, естественно, спросит, откуда мы знаем про убийство?
– Не говори глупостей. Не станем мы никому звонить. Тело обнаружат утром, а может уже обнаружили. Вскоре там будет толпа копов. Пускай этот Гамильтон забирает картину, платит нам десятку и катится к чёрту.
– Уже десятку?
– И это как минимум. Завтра утром звони ему. Если он не придёт, то я расскажу всё Шварцу как есть, пускай сам ловит этого придурка.
– Думаете, он поверит в эту сказку?
– Окружной прокурор не поверил бы, но Шварц поверит всему, что исходит из моего рта. К нашему счастью. Но проблем от этого меньше не становится.
Но проблемы только начались. Когда я ушла, то оставила Пэррета один на один с картиной. Он как раз начинал её осматривать под лупой и щупать со всех сторон.
***
Первым прибыл Гамильтон. С самого момента, как он вышел из такси, он таки прямо сиял. То ли был рад возвращению картины, то ли ещё не слышал о новостях. Впрочем, не слышали и мы. В утренней газете об убийстве Маллована не написали, ровно как и не говорили о нём по радио. Близких друзей в газетах у нас не было, так что узнать, поступила ли им новость, мы не могли.
Гамильтон вошёл в кабинет уверенной походкой и звучал совсем по-другому. Вот уж как люди могут меняться на пустом месте. Он присел на кресло и стал водить взглядом по стенам, видимо, выискивая картину. Её внёс Пэррет, уже после того как в кабинет вошла я. Он поставил картину там же, куда её поставили наши агенты прошлым вечером, и направился к своему креслу.
– Доброе утро, мистер Гамильтон. – Сказал он запоздало, уже опуская свою задницу на кресло. – Или как там вас зовут на самом деле. Итак, готов вас обрадовать, картину вашу мы заполучили.
– Это я вижу. – Произнёс наш клиент с таким выражением лица, словно он наблюдает второе пришествие Христа, не иначе.
– Однако, возникли некоторые осложнения. Вы говорили, что ваш вверх – десять тысяч. Надеюсь, вы прихватили их с собой.
– И какие, позвольте узнать, сложности возникли? – Спросил он, но всё равно поднял с пола небольшой кейс.
– Очень интересные. Но расскажу я вам о них в деталях, когда получу свой гонорар.
– Держите. – Он положил кейс на стол. Пэррет, будучи храбрым детективом, без страха быть взорванным посреди дня, поручил открыть чемоданчик мне. Иногда мне кажется, что я здесь просто расходный материал. В кейсе не оказалось бомбы, но оказалась куча купюр. Пэррет рассмотрел пару десятков, убедившись, что они настоящие, отдал их мне на пересчёт, а сам встал и подошёл к картине. Он немного обсудил с Гамильтоном искусство. Говорил в основном Гамильтон, а Пэррет слушал и кивал. Наконец, я досчитала.
– Десять тысяч, ровно.
– Отлично. – Пэррет положил руку на полотно. – А теперь, соизволю потешить ваше любопытство. Прошлым вечером мистер Маллован был убит ударом ножом и его тело было найдено моими людьми. И теперь, когда вы сидите передо мной, я бы хотел задать вам парочку вопросов, которые не стал бы задавать ранее. Например, кто вы на самом деле такой? Что вам сделал Маллован? Имеется ли у вас алиби на момент убийства? И, конечно же, что скрывается в этой простой, казалось бы картине?
Пэррет поступил довольно тактично, словно знал, что именно ему нужно делать. Услышав о смерти Маллована, Гамильтон открыл рот и хотел возразить, но Пэррет тут же начал бомбардировку вопросами, которые не позволили нашему клиенту даже возразить. После своего последнего вопроса, Пэррет взял картину и потряс ею в воздухе. Тут-то я заметила, от чего вся шумиха. Внутри что-то было.
– Тут два слоя ткани, между которыми что-то хранится. Предлагаю нам всем вместе вскрыть картину и посмотреть что внутри.
– Подождите. Давайте сделаем по-другому. У вас тут есть камин?
– Есть, но не настоящий.
– Твою-то мать. Ладно. Предлагаю так. Мы сейчас вскроем картину, мы вместе сожжём всё, что там внутри, после чего я заберу полотно, вы заберёте деньги, и мы разойдёмся мирно.
– С боем вы не уйдёте. Я могу прямо сейчас вызвать полицию и вас возьмут на месте, в пару с деньгами, которыми вы хотели меня подкупить.
– Они вам не поверят.
– У нас есть ваши отпечатки, ваша подпись, и вы сами. А ещё у меня есть револьвер и у мисс Примм есть маузер. Живым вы отсюда не уйдёте, а мёртвым вам уже точно никто не поверит.
– Господи. Ну и бред тут у вас происходит.
– В этот бред вовлекли меня вы. Так что вам от него и страдать.
– Справедливо. Но, всё же, давайте без полиции. Могу вас уверить, и вы сможете убедиться в этом сами. Полиции необязательно знать о тех бумагах.
– Если речь не идёт о тяжком преступлении, то, возможно, и не придётся сообщать об этом полиции. Однако, в конечном счёте решать буду я. Вайолет, будь добра, подай нож.
Я выполнила приказ. На сей раз Пэррет не побоялся сам вскрыть объект. Сделал он это сам, наверное, так как не боялся, что картина может взорвать ему пол лица. Хотя, если так подумать, он, скорее всего, не доверял мне достаточно, чтобы позволить такую аккуратную работёнку. Ножиком для открытия писем он медленно разрезал крепления второго куска ткани и отложил его в сторону. Крепления были совсем слабые, очевидно, для того чтобы откреплять и прикреплять при надобности. За лоскутом хранилась всякая всячина. Одним словом – бумаги. Письма, исписанные листы и фото. Пэррет высыпал всё содержимое на стол и передал холст Гамильтону, но и того произведение искусства не заинтересовало и он просто отложил оное в сторону, уделив всё своё внимание бумагам.
– И что же это? – Спросил Пэррет, перебирая руками новообразованый бардак на столе.
– Я могу судить лишь по малой части этой макулатуры. Там есть пять фотографий и копия брачного договора между двумя лицами. Сейчас эти лица более друг друга не любят, но развода не оформили по причине отказа одной стороны. Угадаете, по какому назначению Маллован использовал эти вещи?
– Догадаться не сложно. Видать, не вас одних он шантажировал.
– Не меня. Мою подругу.
– Неважно. Остальное, как я понимаю, использовалось в том же ключе. Мне только интересно, как вы узнали, что Маллован хранит компромат именно здесь?
– Моя подруга приходила к Малловану на переговоры и видела краем глаза, как он доставал фотографии и откуда.
– Прекрасно. Мне надо будет поговорить с этой вашей подругой.
– Не стоит её в это втягивать! – Выкрикнул Гамильтон. – Простите. До сих пор не могу успокоиться. Но, я вас уверяю, она не имеет к убийству никакого отношения.
– Вы слишком часто пытаетесь меня уверить во всём подряд. Давайте по порядку. По моему порядку. Во-первых, бумаги я оставляю себе. Вайолет, уложи всю эту ерунду в сейф.
– Подождите. Я хочу забрать то, что относится к моей подруге.
– В нашем договоре, который вы подписали, говорилось, что хотите вернуть себе картину. Так вот, берите её. А документы я оставляю себе и передам относящиеся к вашей знакомой экземпляры исключительно ей самой.
– А что вы будете делать с остальными бумагами?
– Пока что я не решил. Скорее всего, сожгу. Мне эта гора будет только мешать. Правда, придётся написать всем жертвам Маллована анонимное письмо, чтобы они не переживали по поводу компромата.
– Если соберётесь жечь, то не будет смысла забирать что-либо у вас. Просто уничтожьте всё это, да и дело с концом.
Пока они там говорили, я уже успела сложить бумаги в две папки и кое-как запихнуть их на верхнюю полку сейфа. Пэррет встал передо мной, заграждая Гамилтону вид, чтобы он не увидел, какой код я ввожу. Учитывая, что Пэррет меняет его каждую неделю, я постоянно забывала заслонять его своим телом, и мой начальник всегда приходил на выручку.
– Итак, мистер Гамильтон. Давайте совершим ещё одну сделку. Вы приводите ко мне вашу подругу. Она рассказывает нам всё, что делала вчера и вообще всё о её отношениях с Маллованом. Если она расскажет правду, то я отдам ей все документы, которые она уместит в своей сумочке.
– А как вы определите, лжёт она или врёт? У вас есть полиграф?
– Полиграф, мистер Гамильтон – это всего лишь ширма. Ненужный аппарат, направленный в первую очередь на создание определённой атмосферы. Преступник волнуется. Перед ним стоит немалых размеров махина. Она постоянно издаёт звуки и что-то делает. Люди внимательно анализируют все выводы машины. А по сути, она ничего, кроме измерения вашего сердцебиения не определяет. Я не могу составить кардиограмму другого человека, но я определённо могу определить, когда человек врёт мне прямо в лицо. И ещё, я не собираюсь сжигать документы, пока ваша подружка не придёт ко мне.
– Но вы не станете их использовать? Вы же не шантажист.
– Нет. Но эти бумаги были найдены в картине, которую купил мистер Маллован, а значит, они принадлежат ему по праву. Я просто передам документы в упаковке его дочери, скажу, что её отец отдал данный предмет мне на хранение и я должен был вернуть его в экстренном случае. Думаю, смерть Маллована вполне сойдёт за этот самый ‘экстренный случай’.
– Вы не посмеете.
– Моя наглость не знает границ. Иначе я не стал бы красть для вас картину.
– Наглость. Хорошее вы слово подобрали. Ладно. Вижу, вы не оставили мне выбора. Полагаю, она не может ухудшить положение, так как она никого не убивала. Позволите воспользоваться вашим телефоном, или хотите назначить встречу на завтра?
Пэррет молча подвинул аппарат ближе к Гамильтону и тот принялся набирать номер. Пока он этим занимался, мы с Пэрретом обменивались разными взглядами. К сожалению, общаться с помощью мимики мы ещё не научились, поэтому просто кривлялись, от нечего делать. В процессе диалога между Гамильтоном и его подружкой, в парадную дверь постучались. Это точно был не инспектор, иначе он бы вдавил звонок до такой степени, что все в доме оглохли бы. Пэррет кивнул головой, и я пошла открывать. По пути встретила Арнольда и сказала ему, что сегодня входной дверью буду заведовать я. Через стеклянную перегородку я увидела незнакомую мне девушку. Лет ей было плюс минус двадцать пять. Одета в дорогое синее пальто и шляпку кремового цвета. Кожа её гладкая, но бледная. Мешки под глазами. В общем, выглядела она так, словно впервые за два года выбралась из дома. Я предположила, кто она такая и моя теория быстро подтвердилась.
– Меня зовут Линда Маллован. – Сказала она сходу, даже не дав мне задать ни одного вопроса. – Я хочу нанять мистера Пэррета.
– Прошу вас, подождите здесь минутку, мне нужно сообщить ему об этом.
Впускать её внутрь, с Гамильтоном в кабинете, мне не хотелось. Поэтому сначала о внезапном визитёре надо было рассказать Пэррету. Услышав знакомое имя, он скривил лицо. Очевидно, его тоже не особо привлекала возможность поговорить с дочерью убитого.
– А знаешь что, Вайолет, впускай её. И спрячь картину за диван. – Прошептал он мне, пока Гамильтон говорил по телефону. Видать, он хотел посмотреть на реакцию обоих при встрече. Я подчинилась. Спрятав картину, я впустила посетительницу, сразу же поведя её в кабинет. К удивлению нас обоих, ни Маллован, ни Гамильтон никак друг на друга не отреагировали, словно не знали друг дружку. Честно говоря, учитывая нелюдимость Линды, мне это представлялось логичным.
– Мисс Маллован, прошу прощения, что вы здесь будете не одни. Мистер Гамильтон ждёт здесь прибытия своей подруги, а пока она едет, прошу вас, расскажите, что же вас волнует?
Гамильтон, очевидно, хотел уйти, чтобы не мешать нам, но Пэррет, немного перефразировав, приказал ему остаться. Так что Гамильтон просто сменил место с кресла на диван и молча наблюдал за беседой.
– Перед тем, как я обращусь к вам за помощью, я хочу спросить кое-что. Скажите, мой отец приходил к вам?
– Нет.
– Понятно. Дело в том, что он уже давно хотел записаться к вам на консультацию. Примерно полтора года он находился в постоянном страхе смерти. Ожидал, что его убьют. Причины, почему кто-то желал его смерти, он мне не говорил, но волнение было заметно. Эту новость ещё нигде не оглашали, но мой отец мёртв. Убит. И я хочу нанять вас расследовать его смерть.
– Ясно. В таком случае, позвольте спросить, у вашего отца пропало что-нибудь?
– Как вы узнали? Но, да. Украли одну из картин.
– Понятно. Скажите, вы находили у вашего отца фотографии разных людей и странные документы, письма и тому подобное.
– Нет. Никогда. А почему вы спрашиваете?
– Ладно. Расследовать ваш случай будет куда сложнее, ибо потенциальных подозреваемых уже не отыскать. Если, конечно, вы не видели приходящих к вашему отцу людей.
– Действительно видела. Но, описать я их вряд ли смогла бы. Только очень поверхностно. И почему вообще вы обо всём этом упоминаете?
– Потому что ваш отец шантажист.
– Не может быть. Как вы смеет такое говорить?!
– К сожалению, это уже почти что доказанный факт. В полицию четырежды поступали жалобы на мистера Маллована, обвиняющие его в шантаже. К нему постоянно ходили разные люди. У него всегда откуда-то из ниоткуда возникали деньги. И теперь, когда его убили, внезапно пропала картина. Где он, возможно, хранил компромат.
– Так вот почему он судился с налоговой…
Тут в дверь снова постучали. На сей раз за стеклянной перегородкой стоял мужчина в очках и в костюме, настолько начищенном до блеска, словно он только что побывал в Белом доме.
– Представьтесь. – Сказала я, приоткрыв дверь.
– Артур Дастер. Я хочу поговорить с мистером Пэрретом.
Обычно я должна была доложить боссу о прибытии нового посетителя, но на этот раз мне уже стало всё равно. Я догадывалась, по какому вопросу он пришёл к нам, поэтому впустила и провела в кабинет.
– Он приходил. – Воскликнула Линда, только завидев Дастера. – Я его точно видела. Приходил в среду и общался с отцом около получаса, после чего ушёл весь злой и проклинал отца.
Дастер этого словно и не услышал. Вместо того, чтобы подобрать ответ на выдвинутые обвинения, он повернулся к Пэррету и серьезным лицом заявил:
– Вам не кажется, что здесь слишком много народу?
– Кажется. – Ответил Пэррет. – И станет только больше. Прошу вас, присаживайтесь рядом с мистером Гамильтоном и объясните, в чём состоит ваше дело.
– Думаю, вы этим делом уже активно занимаетесь. Смерть Маллована. О ней рассказали по радио буквально пятнадцать минут назад. Только-только услышав о ней, я сразу же направился к вам, ведь мне нужна помощь. Меня мало того, что шантажировали, так теперь могут посадить за то, что я просто говорил с Маллованом у него дома.   
– Значит, вам от меня надо?...
– Чтобы вы защитили меня от нападок полиции. Вы ведь с ними плотно сотрудничаете? Так скажите им, что меня шантажировали, был я там только раз, и тот пробный, и больше не появлялся.
– Ничего полиции я говорить не буду. Но на раскрытие преступления меня уже почти наняли. Если Маллована убили не вы, то и боятся вам нечего. Давайте нач...-
Тут в дверь вновь постучались. Это была подружка Гамильтона. Женщина лет тридцати, а может чуть моложе. Вся из себя белый лебедь, в белом пальто, белой шапке, с белой сумочкой. Походила на Сибирского стрелка, нежели на даму одетую по-зимнему. Только открыв перед ней проход, она со скоростью ветра пролетела мимо меня и увильнула в кабинет, как будто знала, где именно он располагается.
– Итак, я здесь. – Заявила она.
– Она тоже была у моего отца. – Произнесла Линда, только уже без выражения, а просто констатировала факт. – Три дня назад. Пробыла там около часа. Когда уходила, у неё глаза были красными.
– Стараниями твоего папаши. А только что узнала о его смерти. По радио. Теперь я понимаю, почему вы хотели со мной поговорить. Только, как вы узнали о его смерти заранее?
– Я работаю с полицией. – А если бы не работал, какое оправдание придумал бы?
Дастер встал и уступил место даме. Та с радостью сняла с себя тёплую одежду и присела. Гамильтон всё ещё молчал и смотрел в пол, лишь однажды глянув в сторону своей подруги.
– Давайте начнём с вашего имени. – Пэррет встал и вышел на середину комнаты, чтобы было удобнее говорить со всеми сразу.
– Мэдж Донован. – Ответила новенькая.
– А теперь, перейдём к более интересному. Этот вопрос относится и к вам, мистер Дастер. За что именно вас шантажировали?
Но и тут Пэррету не позволили нормально провести допрос. Да, вы угадали, в дверь снова постучались. И на этот раз это снова был кто-то незнакомый. Ещё один мужчина, с приятным смазливым личиком, но совсем неуместной кудрявой причёской.
– Ваше имя. – Уже как робот спросила я, открыв дверь.
– Джон Стилер, мне нуж…-
– Да, да, поговорить с мистером Пэрретом. По другим причинам в этот дом не приходят. Прошу внутрь, первая комната налево.
– И этот тоже заходил. – Сказала Линда. – Позавчера. Только я не видела, как он уходил и когда.
– Так, это начинает надоедать. – Раздражённо прошептал Пэррет. Он подошёл к своему столу и нажал на кнопку под столешницей. На вызов скоро пришёл Арнольд, ставший в дверном проёме. – К нам могут прийти ещё люди. Будь добр, не впускай их, если они не из полиции. А ещё, пожалуй, сделай нашим гостям что-нибудь из своего репертуара. Напитки у нас здесь.   
Приказ был понятен, и Арнольд покинул комнату. Пэррет же направился к серванту, где стоял алкоголь для клиентов. Подойдя, он вытащил руки из карманов брюк и на пол что-то упало, издав характерный ‘дзынь’. То выпала запонка, полученная от агентов. Пэррет выругался, что делал крайне редко, и подобрал вещицу. Он немного покрутил её в руке, открыл сервант и положил на верхнюю полку, за большой тёмной бутылочкой таблеток крысиного яда. То есть, на полку, где хранились улики, полученные из его прошлых дел, что так и не понадобились на суде, а потому Пэррет оставил их себе. Мне всегда казалось, что хранить над алкоголем крысиный яд – как минимум странно, но переубедить Пэррета практически невозможно, а уж заставить его что-либо сделать… Уж скорее планета сойдёт с оси.
– Вайолет. Ваш муж ещё на отпуске. Будьте добры, позвоните ему и попросите, чтобы он прибыл сюда. А пока что, господа, я попрошу вас всех пройти на третий этаж. Там имеется бильярдный и стол для игры в бридж. Вскоре я стану вызывать вас по одному и обсуждать с вами ваши же проблемы. Пойдёмте со мной, Вайлоет, позвоните с кухни.   
***
Наши гости занимались кто чем, пока нас не было. Я видела, как Дастер прохаживался по кабинету. Стилер пользовался телефоном на втором этаже, чтобы пообщаться с женой. Я, чего уж греха таить, подслушала его разговор по телефону из кухни. К слову, думаю этого Пэррет от меня и хотел, только не успел предложить сам. Из диалога Стилера и его второй половинки я поняла, что шантажировали именно её, а муж вступился за жёнушку. Пока телефон был свободен, я позвонила Геральду и попросила его выйти на службу. С неохотой, он согласился и пообещал прибыть минут через двадцать. Тем временем к нам приходила Линда Маллован чтобы спросить, почему их всех задерживают. Как-то внезапно в ней проснулась солидарность к другим людям. Сначала тыкает во всем подряд пальцами, а потом внезапно озаботилась тем, что им всем просто так тратят время.
Мы немного побеседовали с Арнольдом, который готовил нашим клиентам солонину. Немного посидели и сами потрапезничали. Пэррет позвонил в центральный полицейский участок, где Шварца не оказалось, зато там был сержант Стивен Роу. Он объяснил своим скрипучим голосом, что инспектор ещё занимается выяснением всякой ерунды на месте преступления, что допросы пока ничего не дали и что первоначальной версией является убийство при ограблении, так как была украдена недавно купленная картина. После чего мы вернулись в кабинет. Я посмотрела на часы. Было ещё только одиннадцать двадцать пять. Такими темпами мы управимся в лучшем случае к пяти дня, а нам ещё нужно будет обсудить всё с инспектором.
Пэррет же занимался более интересным делом. Рассматривал сервант. Тут я и поняла, что что-то здесь не так. Я подошла именно к тому моменту, когда Пэррет раскрыл дверцы и стало ясно – запонка пропала.
– Я надеюсь, вы это запланировали? – Спросила я.
– Честно говоря, нет. Но это очень полезно для нас. Говоря простыми словами, нам только что выпал шанс разгадать дело, по сути ничего не делая. Когда придёт ваш муж, дадите ему пистолет и скажете охранять остальных. Пускай соберёт всех на третьем этаже и там же держит. Применим актёрский метод.
Не успел Пэррет присесть на своё кресло, как телефон зазвенел. Он махнул, мол – “ты отвечай”. Звонил не кто-то, а инспектор Шварц, так что Пэррету в любом случае пришлось взяться за трубку.
– Слушаю.
Я села за свой стол и сняла параллельную трубку, чтобы подслушать, о чём они там разговаривают.
– Доброе утро, Альберт.
– Я бы так не сказал. У нас тут такой наплыв клиентов, что просто ужас.
– Везёт вам. Сержант сообщил, что вы звонили полчаса назад и интересовались делом Маллована. Это его дочка наняла вас?
– Пока что меня никто не нанял, но я близок к этому.
– Очевидно, это она. Только, долго она у вас там не задержится. Нам придётся заехать за ней и забрать на повторный допрос. У нас тут вскрылись новые, захватывающие подробности и хотелось бы выяснить, знала ли она о прошлом её папы.   
– А что там такого? Он грабил банки?
– Не совсем, но близко. Никогда не угадаете кем он был. Даю три попытки. Одну вы уже использовали.
– Бежавший политик?
– Близко, но нет. Ещё одна.
– Ладно, Шварц, хватит паясничать.
– Хорошо. В любом случае, никогда не угадали бы. Он бывший нацист, сбежавший в Америку в сорок четвёртом. Он уже тогда почувствовал, что война идёт не по плану и пора делать ноги с тонущего корабля. В общем, крыса сбежала. Подделал нужные документы и уплыл на Кубу, откуда со временем перебрался в Нью-Йорк, а за ним в столицу.
– И что же Маллован творил в Европе, если не секрет?
– Теперь это уже действительно не секрет. Служил в С.С. Лично проводил десяток операций. Отдал команду сжечь пару деревушек на территории Польши и Советского Союза. Теперь-то и понятно, откуда у него столько денег. Наворовал скарба и сплавил в Америке, где их не так просто отследить.
– И даже после своей кампании там, он продолжил творить беспредел уже в Штатах.
– Вот и доигрался. То есть, дочери тогда было уже больше десяти лет.
– Именно. Вот поэтому я и хочу узнать от неё побольше о действиях Маллована во время войны. А там, посмотрим, что делать дальше.
– Благодарю вас инспектор, вы, как всегда, очень вовремя.
И Пэррет повесил трубку.
– Так, в чём там заключается ваш план? – Спросила я, тоже положил трубку.
– Та-бле-тки. – Произнёс он по слогам. – Никто ведь не знает, что это крысиный яд. А ещё никто не знает, что у нас в стене есть прорез. Ты будешь наблюдать, и ничего не предпринимать. А всё остальное я возьму на себя.
***
Первым по списку решили проверить Линду Маллован. Её уже и так ожидает полиция и вот-вот на нашем пороге появится сержант с ордером на задержание в качестве важного свидетеля. Я сидела в засаде, а именно за ширмой в гостиной, где в стене, за которой находился кабинет, имелся прорез, замаскированный под фотографию в рамке. Через прорез было более менее виден кабинет и слышны голоса, так что это была идеальная наблюдательная позиция.
Линду ввёл Арнольд. Геральд уже прибыл и охранял остальных. Смотреть на него, с моим маузером в руке, было смешно, но выданное ему задание он исполнил идеально.   
– Садитесь, мисс Донован. – Пэррет указал рукой на диван, а сам присел на кресло, где обычно сидели посетители. Пожалуй, это был первый раз, когда он присаживался на это место. Надеюсь, теперь он поймёт, что это кресло не очень удобное и его пора заменить.
По сути дальше следовало пять минут бесполезных трепаний. Пэррет спрашивал очевидные для расследования вопросы – слышали что-то, видели что-то и так далее и тому подобное. Главный сок был впереди. В определённый момент случалось развитие событий. Пэррет вполне мог бы стать неплохим актёром, если бы ему не было лень завести карьеру в кинобизнесе. Но вместо этого он устраивает драму у себя в кабинете.
Происходило примерно следующее. Во время разговора Пэррет начинал тяжело дышать и вытирать лоб платком. Со временем его начинало трясти. А гранд-финалом был приступ, от которого Пэррет падал с кресла на пол и кое-как произносил слово – “таблетки”.
Линда Маллован сделала вполне очевидное и самое надёжное. Она начала кричать и звать на помощь. Благо, стены у кабинета звуконепроницаемы. В гостиной такой фокус не прокатил бы. Когда Линда собралась бежать к другим и спрашивать помощи уже лично, но тогда Пэррет встал из мёртвых, сказал, что Линда прошла тест и может отправляться домой, и в случае чего он с ней свяжется.
Дочь отпала. Следующей была Мэдж Донован. Она отреагировала примерно также, как и предыдущая. Испугалась и звала на помощь, только она взялась за телефон. Видимо, хотела набраться какого-то знакомого ей доктора. Но Пэррет её прервал, сказал ей то же самое про тест и отпустил, взяв номер телефона и задав сверху ещё пару тройку вопросов, для галочки.
Третьим решили помучить Гамильтона. Вот он вообще в панику пустился. Думаю, его там самого чуть не хватил удар. Пэррету пришлось его успокаивать. Пара вопросов, после чего картину в руки и пошёл отсюда. Уходил он в смутных чувствах.
Далее ввели Дастера. Пэррет вновь провёл своё представление, упав на пол в конвульсиях. Никогда бы этого не подумала, но такой подход действительно сработал. Дастер подошёл к серванту и раскрыл дверцы. Он даже достал оттуда таблетки и только в этот момент он понял, что совершил опрометчивую ошибку. Когда я перебралась из своего убежища в кабинет, Пэррет уже успел сесть на своё привычное место за столом. Заодно я ввела в кабинет Марту, нашу ищейку терьера, если начальник захочет воспользоваться её способностями.
– Итак, мистер Дастер. – Пэррет подозвал Марту к себе. – Хотите что-либо рассказать, или мне самому нужно до всего докопаться?
– До чего, собственно?
– Например, до того, что вы знали о бутылочке с таблетками и сразу же потянулись к ней, когда я их упомянул. Это уже достаточное доказательство того, что, скорее всего, именно вы украли запонку с буквой ‘Д’ на ней. Но мы можем определить это наверняка. Моя собака – хорошая ищейка и запросто обнаружит запонку, даже если вы выбросили её в мусорный бак. Вайолет, ты знаешь, что делать.
Марта была хорошо надрессированной, и стоило сказать лишь одно слово, как собака сразу же бросалась выполнять приказ. Слово “нюх”, означало, что кого-то нужно обнюхать. После этого слова нужно было всего-то показать пальцем, кого нужно обнюхать и Марта сама всё делала. Я отдала приказ, и Марта тут же подбежала к Дастеру. Вынюхав всё, что могла, она сама побежала в глубь дома. Обычно требовалось ещё сказать “ищи”, и только тогда она рвалась на поиски, но сейчас она сделала исключение из правил, как оказалось, потому что цель находилась совсем рядом. Запонка была спрятана в небольшой выемке у входной двери, где раньше были крючки для ключей, но Пэррет приказал Арнольду выдрать этот выбивающийся из общей обстановки кусок фурнитуры. Теперь там была выбивающаяся из общей обстановки дыра, в которую я складывала письма на отправку. В целом, изменение оказалось полезное. Хоть что-то Пэррет сделал полезного. Я достала запонку платком и положила её на стол.
– А теперь перейдём к вопросам. Допустим, я передам эту улику полиции, а на ней найдутся отпечатки пальцев?
– И как вы её подкинете полиции, если её не было на месте преступления?
– Не было, но окажется, когда я его посещу. Я уже договорился с мисс Маллован, что буду расследовать дело, а значит, туда я попасть смогу. Запонка появится где-то, куда полиция забыла заглянуть. А у полиции появится новый подозреваемый.
– Господи, во что я только ввязался?
– Такой же вопрос я хочу задать самому себе. Мистер Дастер. Давайте я сделаю так. У вас есть ровно один шанс изменить моё мнение, иначе полиция завтра прибудет к вам с ордером на арест по подозрению в убийстве и краже. К краже вы, очевидно, отношения не имеете. Но вот с убийством я не так уверен.
– Один шанс говорите? Ладно. Вы знаете, что Маллован был нацистом в третьем рейхе?
– Узнал не так давно.
– А знаете, сколько людей он отправил на тот свет? Прямо и косвенно.
– Понятия не имею.
– Не меньше трёхсот. Конц-лагеря. Уничтоженные деревни. Расстрелы. Повешения. Скольких он заморил голодом? И вы хотите покарать меня за убийство этого монстра?
– Пока что о каре ничего не говорится.
– Да в Европе меня бы на руках носили, узнав, что я настиг этого маньяка даже после его трусливого побега из Германии.
– К сожалению для вас, мы не в Европе и носить вас на руках никто не станет. Разве что в тюремную камеру. И то не факт.
Дастер промолчал.
– А теперь, давайте подумаем о другом. А именно, о моральной этике и стороне вопроса. Не думайте, что я бессердечная тварь и собираюсь посадить вас за решётку лишь потому что вы сделали одно неправильное движение. То, что вы признались в преступлении, уже другое дело.
– Я не признава-
– Давайте сейчас не будем уходить в дебри и выяснять, что является или не является признанием. Вы признались, по-своему. Другой вопрос, в чём именно вы признались? В убийстве шантажиста и фашиста в одном лице. За такое я не имею права выдать вам медаль, но и скучать по Малловану я не собираюсь. Он мёртв, скатертью дорожка. Однако, я – частный сыщик. Для меня убийство – непростительное преступление. И вот, я попал в странную ситуацию. Отпустить вас – будет пойти против моих профессиональных принципов. Передать вас полиции, где на вас накопают столько, что мало не покажется – будет против моих моральных принципов. Знал бы, что придётся над этим размышлять, никогда бы-… …В прочем, неважно. Я предлагаю вам вот что. У вас есть семья?
– Нет. Я холост.
– В таком случае, всё будет проще. Я не могу пойти против профессиональной этики. Если я не передам запонку полиции, то сам стану преступником, ведь буду удерживать важную для расследования улику. Значит, выдать вас мне придётся, чтобы самому не попасть в тюрьму. Но мы можем пойти по другому пути. Вы никогда не думали о том, чтобы начать жизнь с самого начала?
– Вы хотите, чтобы я покинул город?      
– Думаю, это будет разумным выходом. Вы подпишите признание, которое будет опубликовано лишь через неделю. За эту неделю вы должны будете собраться с вещами и сбежать из города. Куда – меня не волнует, и знать этого я не хочу. Просто исчезните. Вы сохраните свою свободу и геройский статус, а я сохраню свои моральные устои. А все те люди, которых вы видели, больше не будут преследоваться законом. Если вам такой расклад не нравится, то, как хотите. У вас есть ровно минута на обдумывания.
– Не нужно минуты. Чёрт с ним. Мне терять мало. Я компаниями не управляю. Семьи у меня нет. Собственности здесь тоже. Снимаю комнатушку в центре, да и только. Признание, значит? Давайте сюда лист бумаги. Сам напишу.