Васятка ч. 7

Укрепление Днепра

 Следующий год Васька тоже помнил, потому что такое не забыть.  В этот год изрядно пришлось пережить самой Аксинье.
 Немцы двадцать сельских семей отправили строить укрепление на Днепре. Их интересовал Днепр не только как удобный рубеж обороны. Это была серьёзная преграда для Советских войск. Вот и сгоняли сельчан на строительство многополосной оборонительной линии.
  Семья Аксиньи попала в эту двадцатку. Её с детьми поселили в сарае. В этом сарае поместили и половину прибывших сельчан.  На деревянных нарах ютились по несколько человек. Тесно, голодно и смрадно. Проработав несколько недель, она тяжело заболела. Её тело лихорадило, и не было сил работать. Люди шептались «У Аксиньи сыпной тиф, что над ней нависла смертельная угроза. Либо немцы пристрелят, либо сама умрёт».
 Кто-то из сельчан передал Ефиму Даниловичу о болезни сестры. Отдав лошадь полицаям, он добыл нужный документ, чтобы проехать в лагерь. Запряг корову и отправился за ней и детьми…
 Ефиму Даниловичу исполнилось на то время шестьдесят лет. В его жизни было немало испытаний, как голодом, холодом, так и болезнями, которые отразились на здоровье. Пережил случаи, от которых холодела в жилах кровь. В первую Мировую войну он был призван на службу, во время которой на землях Беларуси установилась линия фронта между германскими и российскими войсками, здесь проходили кровавые сражения. Беларусь оказалась в оккупации. Ефим был ранен и попал к немцам в плен. Пробыл там три года, а в марте восемнадцатого Россия вышла из войны, и он изнеможённый вернулся домой. С тех времён помнил не только плен, но и некоторые простые немецкие слова: sitzen, stehen, gehen, schauen.
Добравшись до лагеря у Днепра, Ефим Данилович уложил больную сестру в телегу, укрыл рогожкой и повёз домой.   Запуганных мальчишек усадил на облучок. 
На немецком контрольном посту патруль потребовал показать документ и то, что везёт в телеге.Битый тяжёлой жизнью, у него затряслись колени, нервно задергался подбородок. Ефим Данилович испытал глубочайшую внутреннюю тревогу. Сняв головной убор, жалобно запричитал.
- Да доктара вязу.
Патрульный, заглянув в телегу, недолго думая, замахал руками:
- Шнель, шнель.
 Брат Аксиньи торопился. Он вёз безнадежно больную домой…
Дома сам подстриг всю семью наголо. Одежду сожгли в печи и всех выкупали.  Маланья денно и нощно не отходила от дочери. Лечила, боролась за её жизнь.  Давала по вечерам хину и следила за состоянием. Поддерживала силы больной дочери, кормила её питательной пищей, наваром из ячменя и овса.
 Аксинью мучила бессонница и головные боли. Маланья поила успокоительным травяным настоем, а, чтобы снять сильные боли в ногах, делала теплые ножные ванны.
 Ежедневно осторожно поворачивала больную на другой бок, не давая долго лежать на спине, чтобы избежать застойных явлений в легких, а также придерживала Аксинью для полоскания рта содовым раствором. За неделю Маланья выбилась из сил, но понимала, кроме неё дочери никто не поможет. Она по-прежнему оставалась любящей матерью и делала всё, что знала и могла.
 - Откуда в ней столько сил и терпения, - дивились и говорили люди между собой.   Тётка Мячиха и другие соседки помогали тем, что держали детей под присмотром.
 Всё же, с Божьей помощью, Аксинья пошла на поправку, только у Маланьи добавилось седины. Переживала за жизнь дочери так, что сердце трепетало в груди и ноги отказывались двигаться.
 Больных родственников люди прятали от немцев, боялись, вывезут и пропадут бесследно. Такое в деревне уже было. Дед Матвей одиноко жил на краю деревни. Каждый сельчанин знал его в лицо. Мастерил дед Матвей по доброте своей   детям сабо.  У детворы часто терялась и рвалась обувь, либо быстро вырастала нога, вот и наведывались они к нему. Одинокий седобородый старик всякий раз твердил всем одно и то же:
 - Худо таму, хто не робіць дабра нікому! – с хитринкой улыбался, а глаза искрились радостью.
Уважали деда за спокойный характер и рассудительный нрав. Мужики часто захаживали к нему за советом, а он всякий раз говорил мудрёными словами.
- Цените жыццё, мужыкі - гэта падарунак Творцы Нябеснага! – и замолкал в задумчивости.
 О самом Матвее мало что знали. Слух шёл по деревне, что нет у него никого, а любопытных в селе особо не было, так и оставался дед загадкой для сельчан. 
 Зимой он слёг, то ли от старости, то ли   захворал.  А тут опять каратели согнали людей к комендатуре. За ним пришли полицаи. Подняли больного с лежака, но ноги деда Матвея не слушались.  Тогда один их них ударил прикладом по его спине. Деда волоком вытащили на улицу, но он встать уже не смог. Его тут же и пристрелили. Целые сутки так и лежало бездыханное тело старика. Сельчанам подходить не разрешалось, панически боялись за свою жизнь. Потом полицаи вывезли тело старика за деревню…
 Следующий год всё лето Васька с братьями помогал своей матери.  Оно было жарким, дети бегали в одних рубахах и портах, всё быстро превращалось в тряпьё, а ноги загорали вместе с пылью.  На покос ребятня надевала лыченицы, чтобы уберечь себя от укусов и порезов ног, но лаптей хватало на несколько дней.
У ребятни порезы заживали быстро, только время тянулось в замедленном ритме…   
  За время оккупации Васька подрос, осмелел. Следующий год тоже был тяжёлым. В деревне стали происходить явные перемены. В небе часто появлялись самолёты. Они бомбили немецкие части, стоявшие за деревней. Люди укрывались в церкви. Кто успевал убежать с улицы, то прятался в погребах. У кого в деревне погреб, знал каждый немец и сельчанин. Мальчишки, завидев самолёты, тоже бежали прятаться.
 Однажды Васька с соседской ребятнёй заигрался на окраине села, когда внезапно среди бела дня появились в небе самолёты.  Послышалась пулемётная стрельба. Мальчишкам было уже поздно куда-либо бежать.  Свист пуль заставил их прижаться к земле.  Одна из пуль попала в ногу парнишке с соседней улицы.  Другая пуля, отскочив от стены дома, прошла бороздой по Васькиному лбу к виску, оставив кровавый след.  Он больше ничего не помнил. Очнулся Вася уже дома.  Бабушка держала его за руку и сквозь слёзы что-то шептала.  Но только Васька этих слов не мог разобрать, так как в голове гудело и шумело.
 Прошло несколько дней, он шёл на поправку, рана стала немного затягиваться, только Васькин шрам у виска всем напоминал об обстреле…
 Налёты   продолжались. Жители стали привыкать к бомбёжкам. Слухи о наступлении дошли до села.  Поговаривали, что Советские войска уже под Оршей и ожидается наступление на Витебск. Сельчане шептались о том, что скоро здесь будут большие бои.
Ефим предупредил Аксинью:
- Трэба сыходзіць у Андрыянаўку, праз лясы, абыходзячы дарогі...
 Это село находилось в трёх километрах в стороне от Соловье. Немецкие солдаты людей из деревни не выпускали, автоматной очередью возвращали домой.  Деревенским стало понятно, что они для них живой щит при наступлении русских. 
     Всё чаще слышался грохот орудий и глухие взрывы вдалеке.  Когда земля начинала трястись, люди прятались в погреба.  Васька с Женькой и Витькой бежали к тётке Середе. Своего погреба у них не было. Соседский погреб набивался битком пережидая бомбёжку.
(Продолжение ...)