Молодо-зелено

- Маш, а Маш, иди чего скажу-то! – громкий смех ударил в спину Марии, которая поднялась по ступенькам сельского магазина, кивнув соседкам.
- Чего тебе? – Маша неохотно обернулась.
- Что, Марья, осталась твоя Наташка одна и с пузом? – Светка ехидничала, подмигивая товаркам.
- Твое какое дело?
- Так всем дело. Будет тут по селу байстрюк бегать. А потом еще и еще. А мы – любуйся! Разве ж порядочная девка позволит такое с собой сотворить?
Маша задохнулась от возмущения.
- А то ты не знаешь, кто так с моей Натальей поступил?! Племянника покрываешь? А мою в грязь втоптать хочешь?
- А чего мне его покрывать? Он – парень. Сегодня твоя, а завтра еще десять, а потом женим на порядочной девочке и будем законных нянчить. Только вот, чтобы ей зазорно не было, таких, как твоя Наташка, лучше бы подальше спровадить. Чтобы не мозолили!
- А, ну-ка! Что здесь такое? – Вера Ильинична, которую все уважали и ценили за ровный характер, строгость и умение найти общий язык с любым, с трудом поднялась по ступенькам и встала рядом с Машей. – Что, Светка, давно за язык себя не кусала? Разговорчивая больно сегодня, как я погляжу? Тебе напомнить, как ты с Федяем таскалась, пока за своего Мишку замуж не выскочила? Или сроки твоей Аленке посчитать? Так мы все в школе учились, два и два сложить сможем. Шла бы ты домой, от греха. А то, неровен час и про тебя что нового узнаем.
- Тетя Вера, да чего ты…
- А ничего! Бревна из своих глаз повыковыривайте, а потом на других пеняйте. Поняли меня? То-то! – Вера Ильинична взяла Машу под локоть. – Пойдем, Марья! Нечего на них время тратить! Найдется, чем заняться.
Они зашли в магазин, а лавочка перед крыльцом мигом опустела. Никому не хотелось попасть под грозный окрик Веры Ильиничны.
Вера не спеша выбирала продукты и изредка поглядывала на Машу, которая сжалась в углу магазина, делая вид, что рассматривает витрину с мороженым.
- Эскимо или пломбир возьмешь?
- Что? – Маша словно очнувшись, глянула на Веру.
- Ты уже полчаса холодильник глазами сверлишь. Уж выбрала, наверное?
- Вера, ну что ты в самом деле?
- А то самое! Бери, что собиралась и пойдем до тебя прогуляемся. Разговор есть.
Наскоро закинув в сумку купленное, Маша вышла из магазина вслед за Верой, чуть задержавшись на пороге. Но, на лавочке уже никого не было, и она еле слышно выдохнула.
- Что? Отлегло? – Вера ждала ее, поставив сумку на лавочку. – Ненадолго, Машенька, ненадолго. Они теперь с тебя не слезут, пока все зубы не обломают. Или тебя не сотрут. И ладно бы тебя-то, а Наташке достанется? Оно ей надо?
- Нет…
- То-то и оно.
- Ты об этом поговорить хотела?
- И об этом тоже. Идем!
Вера шагала по улице, не оглядываясь на спешащую за ней Машу. Трость, которую когда-то привез из города приемный сын Веры, равномерно выстукивала дробь по дорожке. Маша вдруг подумала, что и не помнит, когда видела Веру без этой тросточки в руках. Она отлично помнила день, когда Вера повредила ногу, вынося из соседнего горящего дома ребенка. Уже на выходе под ней провалилось ветхое крыльцо и она, охнув, выпустила из рук малыша, стараясь уберечь его от удара. Правая нога ушла вниз, под доски, и застряла там. Если бы не мужики, которые тут же подхватили ее, пытаясь вытащить, неизвестно, чем бы все закончилось. Перелом был сложный. Пока довезли до больницы, пока оказали помощь… Срасталась нога долго и сложно, а хромота осталась потом на всю жизнь. Зато Ванька, тот мальчишка, которого Вера вытащила из огня, вырос в здорового крепкого парня. Отслужив в армии, он вернулся в село, женился и присматривал теперь за Верой, у которой своих детей так и не случилось.
- Не дал Господь нам деток с Петром Савельевичем. – Вера делилась с Машей. - Уж как я просила, а все в пустую…
- Вер, ты же коммунистка была? Какой Боженька?
- А ты думаешь, когда припечет, всяк Ильича вспоминает? Нет, милая моя, не его и не всяких там. Тут же корни в ход пойдут и небо вспомнится. И даже если ни одной молитвы отродясь не слыхала, замолишься так, что и сомневаться не будешь – слышат тебя. Да только… Слышать мало. Мало ли, не на благо просим. Там все по-своему решается. И не всегда по нашему хотению и велению.
- Так ты думаешь, что все правильно? Ну, там решили-то?
- Не знаю. Сколько раз думала об этом, а так и не решила. Ты же знаешь, мужа я рано потеряла. Как дитя поднимала бы одна – неизвестно. Сколько работать пришлось. Я света белого не видела. Нашлось бы время на ребенка? Так, чтобы как следует, по делу. Не знаю… Да и в итоге, не одна ведь я. Ванечка есть, вы с Наталкой. Вот и семья набралась. Пусть и не по крови, как Ваня, или дальняя, как вы, а родная.
Маше возразить было нечего. Вера заменила ей и мать, и отца, когда те разбились в аварии, возвращаясь из города с покупками к новому учебному году. Маше тогда едва исполнилось четырнадцать. Она заболела накануне поездки и ее с собой родители не взяли, оставив с Верой, которая приходилась отцу Маши дальней родственницей. Узнав о том, что родителей больше нет, Маша молча села в углу Вериной кухни и затихла. Вера не мешала. Выждав до вечера, она взяла кружку холодной воды, вылила ее на голову Маши, а потом долго держала ее, прижимая к себе, пока та плакала.
- Плачь, девонька, плачь. Легче станет…
Маша осталась у Веры до самого замужества. Родительский дом стоял заколоченный до того дня, как Виктор не сделал Маше предложение. Тогда они сняли доски с окон и принялись приводить дом в порядок. Семья у Вити была большая, поэтому Машин дом оказался весьма кстати. Молодые перебрались туда и зажили своей семьей.
Появление на свет Наташи что-то изменило в Маше. Она словно снова задышала, ожила. Вера смотрела на нее и тихо радовалась.
- Вот, что девка, с нами дети делают. Может быть еще такое счастье, а?
- Нет! Не бывает больше-то, теть Вер. Я на нее смотрю, а родителей вижу. Лоб папин, а глаза мамины. И руки ее. Вон какие пальцы длинные.
- Похожа, да. Ваша порода всегда сильной была. Красивая девка будет.
- Лишь бы счастливая… - Маша с тревогой вглядывалась в спящую на руках крошечную дочку.
Счастье ходило рядом с Наталкой с самого рождения. И умница, и красавица, и услада мамина. Маша не могла нарадоваться на дочь. Потихоньку копила деньги, чтобы отправить в город – учиться. Виктор тоже поддерживал жену:
- Она у нас умненькая, учить надо!
Только дождаться ему, пока дочка вырастет и учиться уедет не пришлось. Уехав на два дня на рыбалку, он пропал. Нашли Виктора только месяц спустя. Сначала лодку, а потом и его самого. Что случилось, так никто и не понял. Выросший на реке, отлично умевший плавать, Виктор утонул.
Маша почернела от горя. Только Наташа, которая не отходила от матери, держала ее.
- Ты мое все, доченька! Пока ты рядом – я живу…
Вера помогала как могла, стараясь ободрить Машу.
- Держись, девка, у тебя дочка подрастает. Надо поднять и на ноги поставить. Витя так хотел. Не имеешь ты права сейчас себя жалеть, поняла меня?
Маша только молча кивала в ответ.
Время шло, жизнь шагала дальше, не останавливаясь, чтобы подобрать осколки разбитого счастья и несбывшихся надежд.
Выросла Наташа, окончила школу, но вместо учебы вдруг заневестилась, робко сообщив матери:
- Мам, меня Саша замуж позвал. Говорит, что любит. Что скажешь?
Маша как стояла, так и села, за малым не улетев вместе со старенькой табуреткой на пол, когда подломилась-таки, давно державшаяся на честном слове, ножка.
- Что сказать-то, дочь… - Маша пыталась взять себя в руки. – Даже и не знаю. Парень он, вроде, неплохой, только вот…
- Что, мам?
- Не по-людски как-то. Не пришел, не спросил ничего. Ты же знаешь, у нас так не делается.
- Мамочка, ну что за старомодные порядки? – Наташа вьюном обвилась вокруг матери, заглядывая той в глаза. – Разве сейчас так еще делают?
- Всегда делали. – Маша, стряхнув с себя первый страх, обняла Наташу. – Всегда так было. Сначала к родителям на поклон, а потом гулять по-честному. Ведь все видеть будут. Замарать девку – ума не надо. Потом только не отмоешься, дочка. Молодо-зелено...
- Мамочка, а если он меня любит, разве сделает плохо?
Маша не нашла, что ответить.
Прождав пару недель, она снова спросила у дочери:
- Наташа, а что ж кавалер твой носа не кажет? Свататься будет, аль нет?
Глядя, как помрачнела на глазах дочка, Маша почувствовала, как заныло сердце. Неладно что-то, но вот что?
- Мама, он не придет…
- Как так? Почему? Поссорились?
- Нет. Он сказал, что такая, как я, ему не нужна. – Наташа вдруг разревелась горько, взахлеб, совсем как в детстве. Тогда она плакала так от души, что Маша с Виктором не всегда сразу могли ее успокоить.
- Да что ты, что ты, родная! Погоди реветь! Расскажи сначала, что у вас стряслось там. Может еще можно поправить что?
- Ничего не исправишь уже, мам. – Наташа пила мелкими глотками воду из стакана, который держала перед ней мать и зубы выбивали по краю такую дробь, что Маша поняла – спокойная жизнь их маленькой семьи закончилась здесь и сейчас. Что делать с этим она пока не могла понять, но точно осознала лишь одно – ее ребенок больше вовсе не ребенок, а значит и говорить с ней надо иначе.
Сжав ладонями пальцы дочери вокруг стакана, Маша уже не попросила, а потребовала:
- Рассказывай! Все. Без утайки. Я должна знать, чтобы понять, как тебе помочь.
Наташа подняла глаза на мать и заговорила.
Все, что услышала от нее Маша не было чем-то новым или необычным. И это было обидно. Обидно до такой степени, что Маша задохнулась от возмущения и боли, понимая, как беспомощна она теперь перед всем, что случилось. Она вспомнила долгие разговоры, которые они вели с Наташей, когда та взрослела. Как объясняла ей, что такое девичья честь и как ее хранить надо, учитывая то, где они живут. Маша без сил опустилась на стул рядом с дочкой и, чувствуя, как мелкой дрожью бьет ее от макушки до пят, спросила, а точнее попыталась спросить:
- Ты… Наташа, ты…
- Да, мама! – Наташа неожиданно четко и громко сказала то, о чем мать боялась даже заикнуться. – И рожать я тоже буду! Если ты поможешь… - Наталья вдруг осеклась и съежилась на стуле, подтянув колени к подбородку. – Без тебя мне не справиться, мам…
Маша помолчала минуту, собираясь с силами, а потом обняла дочь.
- Значит, буду бабкой… Не реви, Наташка! Слезами тут уже не поможешь и ничего не поправишь. Не одна ты. Вот и нечего. Ни нервничать тебе теперь нельзя, ни волноваться. Беречь себя надо.
Первое желание разобраться как так получилось, Маша подавила в зародыше. Какая уже теперь разница. Сделанного не воротишь. А результат – вон он, что ни день, то виднее. Значит, надо о нем думать, а не том, как и что получилось.
Она достала свои накопления и вздохнула, показывая Наташе коробку из-под когда-то купленных, в давнишней поездке на море, конфет.
- Хватит нам на первое время? Вот и ладно. Думала на другое потратить, да только сдается мне, теперь нужнее будут они.
- Мам… - Наташа прижимала руки матери к своим щекам. – Прости меня! Прости! Я такая глупая… Надо было тебя слушать, а не за сердцем идти… Я же ему так верила…
- Да что уж теперь, доченька? Нечего мне тебе прощать. А вот ему – найдется. Только не хочу я думать сейчас об этом. Нельзя о плохом. А то на ребенке скажется. И ты не плачь. Не нужны ему твои слезы. Ни ребенку твоему, ни оболтусу этому – отцу его. Не пожалеет он тебя. А раз вы ему не нужны, то и он вам тоже ни к чему. Сами поднимем.
Все это крутилось в голове у Маши, пока она шагала вслед за Верой по дороге к своему дому. Едва поспевая за грузной и, казалось, такой медлительной, Верой, Маша думала о том, что же та хочет ей сказать. Говорено и переговорено уже было многое. Маша прекрасно знала, что там, где она смолчала, Вера заговорила вслух и громко. Но, родители Саши не захотели ее даже слушать.
- Сама виновата. Пусть сама и расхлебывает. А нас не тревожь, Вера Ильинична. Я тебя уважаю, но не твоего ума это дело. – Сашин отец выпроводил Веру чуть ли не с порога. – Девка себя блюсти должна. А такая невестка нам не нужна. Мало ли с кем она…
- Охолони, Васильич! Или я не посмотрю, что ты моему мужу родня! Совесть вашу ветер носит! Опозорили девку и в кусты! Только вот, Бог не Тимошка, видит немножко. Как бы вам потом за ту душу невинную, нерожденную еще, отвечать не пришлось.
- Ответим, если надо будет, Ильинична! Не волнуйся так. А то кондрашка хватит тебя, что делать будешь? Кому за тобой ходить?
- А ты за это не переживай! Найдутся охотники. А ты, такими темпами, рискуешь на старости лет один остаться. Ну да Бог тебе судья, Васильич! – Вера вдруг хлобыстнула дверью перед носом Сашиного отца и тяжело спустившись по ступенькам, зашагала прочь.
Слушая за спиной, а потом и громче да в глаза, шепотки и сплетни, она как могла, пресекала их. Только на каждый роток платок не накинешь. Село гудело. Наташа перестала выходить из дома, а Маша проходила по улице к почте на работу, как на эшафот.
- Не обращай внимания! Посудачат и успокоятся!
- Нет, Вера, не успокаивай меня. Ты знаешь, что так не будет. Теперь не отмыться, не отбелиться от этого. Так и будут полоскать без конца. – Маша качала головой. – Языки злые, чесать их надо, чтобы яд капал, а не накапливался, отравляя самое себя. Что я тут сделаю? А ничего! Поэтому только и остается, что молчать, да Наташку защищать, как могу. А могу, я, Верочка, немного совсем.
Вера качала головой в ответ, а сама думала как помочь. Надоумил ее Ваня, который привез из города кучу газет и журналов.
- Глянь, мама Вера, тут такое объявление интересное.
- Что там, Ванечка? Ты прочитай, а то я очки куда-то задевала.
- Да на фабрику работницы требуются. Можно без опыта работы. И жилье предоставляют. Общага, конечно, но все-таки.
- Это ты про Наталку?
- Про нее.
- Так, какая же из нее работница, если ей рожать?
- А если она устроится сейчас, то ей и декрет и все остальное, а потом и на работу выйдет.
- Кто ж ее возьмет?
- Да я… Это… Поговорил уже. У моего напарника мать там работает. Помочь обещалась.
- Ванечка, золотой ты мой ребенок! – Вера, прижав к себе, голову сидящего на табурете Ивана, с жаром расцеловала его. – Знал бы ты, как меня порадовал сейчас!
- Да разве ж я не понимаю… Мама Вера, мне Наташку жалко. Я Сашке нос начистил, конечно, но зачем ей такой муж? Ни ума, ни ответственности. Лучше уж самой.
Именно это Вера и рассказала Маше, как только они дошли до дома.
- Собирай дочку, Марья. Хороший вариант. Все лучше, чем здесь по углам глаза прятать.
- Нет, Вера. Так не пойдет.
- Почему? Что не так?
- Одну не пущу. С ней поеду.
- И то дело. Работу всегда найдешь, а помощь Наташке, ой, как нужна будет.
На том и сговорились. Спустя неделю дом Маши снова закрыл глаза ставнями и, оставленный под присмотром Веры, затих на несколько лет, забытый хозяевами, у которых вдруг появились свои срочные дела.
Маша с дочерью устроились в городе. В положенный срок Наташа родила сына и Маша с гордостью приняла на руки белый сверток, перевязанный голубой пышной лентой.
- Красавчик мой! Наташка, ты посмотри, как он на деда похож! Вылитый Виктор!
- И хорошо, мам! Я только рада! Что не на…
- Не надо, дочь. Не держи сердца. Не было бы этого балбеса и сына у тебя бы сейчас не было. Не было бы счастья…
- Ладно, что уж теперь об этом! Праздник у нас, да, мам?
- Счастье, дочка!
Маленький Игорек стал Викторовичем, в честь деда.
- Дитю главное – мать. А отец… Хорошо, коли есть, а нет, так и без него обойдемся! – Вера разглядывала малыша. – Знатный парень какой получился! Молодец, Наташка!
Шло время.
Наташ работала на фабрике и параллельно училась в институте. Маша присматривала за внуком и работала на почте. Иногда она ездила в родные места, чтобы проведать дом и Веру, но возвращаться туда не планировала, пока не случилась беда.
Вера, которая все больше сдавала с каждым днем, совсем слегла. Ваня с семьей к тому времени тоже перебрались в город, и она осталась вдруг совсем одна. На предложение Вани забрать ее к себе, Вера только отмахнулась:
- Куда, Ванечка? У вас однокомнатная квартира и двое деток. Куда вам еще старуху? На голову? Надо думать, куда меня пристроить. Может дом престарелых какой? Хотела дома… Да что уж теперь? – Вера тихо плакала, но наотрез отказалась перебираться к Ивану.
Маша собралась сразу, как только узнала.
- Игорек уже большой, в садик ходит. Справитесь. А Веру я бросить не могу, сама понимаешь.
- Мама, да что ты мне объясняешь?! Поезжай!
В первый же день по приезду Маша у магазина столкнулась со Светланой.
- О! Явилась, не запылилась! Как внучек?
- Лучше всех!
- Так уж? – Светлана фыркнула и отвернулась. – Не должно так быть!
- Почему это?
– Неправильно! Твоя живет – не тужит, а наш…
- А что ваш?
- Не твое дело! – Светлана махнула рукой и пошла прочь.
Подробности Маша узнала позже от Веры.
- Да, спивается Сашка-то. Женили его, да только толку никакого. Ничего не радует парня. Я аж грешным делом подумала, может и зря грешили на него? Не так там все просто было?
- Куда уж проще, Верочка. Первая история такая, что ли? Если не стал бороться за Наталку, не защитил свое, так какой из него мужчина? То-то. А Наталка у меня молодая еще. Даст Бог и сложится что.
- Есть у нее кто?
- Боюсь и говорить, чтобы не сглазить. Ходит один. Хороший. Игорек к нему тянется. Может и сложится что. Но, пока рано об этом.
- Вот и помолчим тогда. Про Игорька расскажи мне. Подрос же уже. Давно не видала…
Вера ушла через полтора года. Маша с Ваней занялись организацией не дожидаясь Натальи, которая летела с мужем из Москвы, куда они перебрались незадолго до этого.
- Бабушка! – Игорь, выскочив из машины, обнял Машу за колени и поднял на нее зеленые, как у матери, глаза. – Я соскучился!
- И я, родной мой! Очень скучала!
- А ты мне покажешь дом? И речку? Мама сказала, что у тебя дедушкины удочки есть.
- Есть! Только они совсем уж, наверное, негодные. А поправить некому.
- А папа? Папа сделает!
- Конечно, сделаю. – Андрей обнял тещу и помог выбраться из машины Наталье.
- Мама!
- Доченька, ну и как ты самолетом на таком сроке?
- А как же иначе? Разве я могла с Верой не попрощаться? Да и рожать мне не завтра, что ты панику наводишь? Все хорошо, мам!
- Ладно. Жаль, конечно, что по такому поводу собрались, но хорошо, что приехали.
Наташа суетилась на кухне нас следующий день, готовя стол, когда услышала за спиной язвительное:
- Вот как, значит? И гулящих замуж нынче берут? Не смотрят на старые грехи?
Наталья, поставив на стол блюдо с блинами, обернулась и поздоровалась со Светланой:
- И тебе привет, Света! Все не угомонишься? Свои грехи в рай не пускают, так за чужие надеешься пропуск получить? Не выйдет. Я за свое сама отвечу. И у тебя спрашивать, как мне жить и что делать, не спрошу. Не того полета ты птица, чтобы советы мне раздавать. А сейчас ступай отсюда. Во дворе жди остальных. Недосуг мне с тобой в такой день. Вера тебе не рада была бы, а я и подавно. Чего ты пришла – не знаю.
- Ишь ты, какая! – Светлана вспыхнула от возмущения. – Это где ж тебя так разговаривать научили?
- Учителя хорошие были. Жизнь всему научит. И как за себя стоять и как ребенка одной поднимать. И если ты язык свой поганый распустишь, мало тебе не покажется. Я не мама. Не спущу. Иди, Света, с Богом! Не надо всего этого сейчас. Не к месту.
- А ты – молодец… - Светлана вдруг сменила тон и задумчиво покачала головой. – Справилась. Думала – сломаешься, не сдюжишь. Не всякая сможет вот так.
- Ты же смогла?
- Нет. Не смогла. Не хватило меня. – Светлана вдруг горько усмехнулась. – Если бы не Миша мой, полоскали бы меня всем селом, вот так как тебя. Ты не бойся. Я мальчику твоему ничего не скажу. И никто не скажет. Такие у нас тут порядки. Если уж есть, так чего ворошить. Дите не виновато. А Сашка наш…
- А про него я и знать ничего не хочу. Ты уж извини, Света, но это уже быльем поросло. У меня другая жизнь и он к ней никаким боком, сама понимаешь.
- Понимаю… Ладно… Прощай. Пойду я. Вера, и правда, мне была бы не рада.
Наташа глянула, как закрылась дверь за Светланой и без сил опустилась на стул. Она никогда не умела ругаться и выяснять отношения, и что нашло сейчас на нее, сама не понимала. Наташа только знала, что сейчас закрылась какая-то очень важная, но давно ненужная дверь в ее прошлое. И впереди ждет что-то совершенно иное. Плохое или хорошее – покажет время. А пока… Пока нужно закончить со столом, пока не вернулись те, кто провожает Веру и сделать все так, чтобы было «по-людски», как говаривала когда-то она.
А спустя два дня, рано утром, на речке рядом сидели два рыбака. Тихонько звенела над заводью узкими листочками большая ива, под которой они устроились.
- Пап! – громкий шепот далеко разлетелся над водой, потревожив тишину.
- А?
- А когда брат родится он, будет Сумароков как мама и я, или Иванов, как ты?
- Иванов. И ты тоже будешь Иванов. Если захочешь, конечно. Ты же мой сын, вот и фамилия у нас должна быть одна. Так ведь правильно. Хочешь?
Игорь зажмурился от ударившего вдруг из-за ивы первого солнечного луча и громко, во весь голос, уже не боясь спугнуть рыбу, ответил:
- Хочу!