лс. Пушкин и Метафизика по А. Позову

Один пытливый полумудрец в поисках ларца с мыслями для написания НИР с целью ее публичной защиты (диссертации)  наткнулся в пыльниках спецхрана одной библиотеки на манускрипт…  В тексте он распознал труд величайшего = Аристотеля.  Но рукопись не имела титула, а произведение своего авторского имени. Тогда полумудрец назвал ее «Мета Физикой» по той простой причине, что она по хроно топала за «Физикой» философа …

Зараза заразительна
Как и всякий дурной пример
Вот не поддайся иша адам Адам на провокацию уже развращенной Змием Хавы (у греков Евы) = кайфовали бы  мы нынче в Раю и без всяких фиговых листьев и многих дщерей в ранге ишей и не пужались бы Сатаны Дьябловича Боговича, ядерного Конца Времен и жуткого Судного Дня.

И вот есть даже «Метафизика Пушкина», написанная эмигрантом А. Позовым в эпоху Русского Исхода, который так и не завершился,  и изданная в Мадриде более 50 лет назад. Доктор (врач) Позов Авраам Самуилович, как и подавляющее всех большинство этнических потомков Эвера в пушкинистике, был соратником  творцов «Русское религиозное возрождение XX века» и целиком соглашался с идеями «Народной монархии»  такого же потомка племенного отца Эвера  И. Л. Солоневича

Хотя Пушкин терпеть не мог метаизики в любом ее виде, называя болталкой о сущности веревки

Но культ для религиозного человека превыше гнозиса

Поэтому на труд Позова была написана лишь одна рецензия - известного духовного писателя  и публициста  игумена Геннадия  (ур. Эйкаловича...). Рецензия была опубликована в нью-йоркском «Новом Журнале» (1970, № 98)

Рецензия сия начата словами:

«Уже заглавие книги говорит о нешаблонном подходе к личности и творчеству Пушкина. И действительно, ознакомление с ее содержанием подтверждает первое впечатление: выражаясь стилем автора, скажем, что это книга контроверзная.
Автор влюблен в Пушкина, и эта влюбленность звучит фанфарно на протяжении всей книги

И как все влюбленные, автор идеализирует и «эминентизирует» предмет своего интеллектуального и эстетического видения. Вследствие такой восторженности и экстатического любования у него теряется правильная перспектива: предельная «пьедестализация» обретается путем чрезмерного сгущения темных красок фона. Что же получается? Вместо портретов Пушкина и его героини, Татьяны, автор создает их иконы, и некоторые отрывки звучат уже как торжественный акафист»

Весь русский литбомонд представлен ву едко-желчного богослова в таком бесподобном бестиарии:
««Некультура увековечена на страницах русской литературы с усердием и талантами, достойными лучшего применения. После пресловутого «смеха сквозь слезы», Салтыков-Щедрин с желчью и ядовитой слюною, Достоевщина с инфернальным бредом и русской истерией, Некрасов с «музой мести и печали», Толстовство и Чеховщина с сумеречными душами и «людьми лунного света», тоской и скукой, босяцкая отрыжка у героев Горького, самодурство и семейная тирания у Островского, и алкогольное урчание в желудке у героев Глеба Успенского. Разрушительная работа коснулась и общих идеалов, и вечных ценностей, и тогда появилась грузная фигура неугомонного старика Л. Толстого. «А ты кто?» — «А я всех вас давишь!» — как в сказке Ушинского, и пошел давить всё и всех своими босыми ногами».
Особенно часто достается от Поэова Толстому и Достоевскому:
«Чудные пушкинские всходы растоптал Толстой своими босыми ногами, а русские просторы огласились истеро-эпилептическими всхлипываниями и воплями героев и героинь Достоевского». Вообще оценки литературного творчества писателей у Поэова довольно своеобразны, по крайней мере по отношению к русской литературе. Он пишет, что «гоголевский период» в ней был опасным уклоном в сторону, «чреватым бедствиями», так как «он открыл темные глубины дремлющего подсознания». Но ведь литература не есть руководство по этике, и ее задача не ограничивается сеянием «разумного, доброго, вечного».

Весь цвет западной философской мысли у Абрама Самуиловича это

«сборище человеческих абстракций», а лучших философов называет «тюремщиками мысли», которые, «чтобы не ликвидировать философские факультеты в университетах… преподают историю философии, которая есть не что иное, как история человеческих заблуждений. Эта история учит нас тому, как не нужно мыслить».
Поэов уважает только трех философов: Сократа, Платона и Аристотеля
Обожение Пушкина богословским антропологом  дошло до следующего:

«Сократ и Пушкин, как два пророка по сторонам Христа при Его преображении, они светят Его отраженным Фаворским светом».
«Пушкин показал, что Логос — единственный художник, а он, Пушкин, Его апостол художеств, друг Аполлона…»
«Пушкин стал пророком «Ведомого Бога» и воплотившегося, исторического Логос а Христа».
«Пророк Пушкин есть адепт Логоса-Христа и родной духовный брат великого апокалиптика Иоанна».
Три первые цитаты взяты с одной страницы!
Так рождаются не боги = ИДОЛЫ