Как быть, если тебя нет

Триллер, притом написанный ночью

Не за ночь, это само собой, – а именно ночью.
Ночью…
А утром, то есть, можно было бы и, что называется, сжечь. Уничтожить написанное.
Если уж очень сделается страшно. Ей. Бумаге. Только б сама вдруг не вспыхнула…
Уж так жутко порой, случается, сказать – попросту промолвить самое-самое.
Самое исконное, заповедное. Правдивое. Конечное.
Впрочем…
Кого бы смущаться?.. Или ты сам -- не человек?..


…С ним – с тем, в ком загадка и разгадка, в самом раннем детстве было вот какое:
Он, ребёнок малый, в пору летнего жгучего солнца, кудрявый, худенький, пошёл по своему посёлку одноэтажному, пустынному от зноя, пошёл-пошёл, вышел из посёлка на дорогу пыльную огненную и пошёл, пошёл, пошёл – лишь бы идти! лишь бы это он так сам!
Подчиняясь детскому капризу своеволия…
Подчиняя своей сути, хоть и в дите, и сам этот безоглядный каприз!
Шёл, не видя ни дороги, ни хоть поворота или горизонта вдали, -- упиваясь одним лишь злым безлюдием вокруг и головокружительным своим одиночеством: своею уже упрямой врождённой, стало быть, единственностью.
Кто-то где-то его заметил, схватил, вернул родителям.
В селе, однако, все посмотрели на данное происшествие как на неизбежное: кудрявый мальчик, упрямый ходок, -- живое был воплощение характера его матери: строгой, стройной, неразговорчивой…


Всю жизнь, после вуза, – бессменный, в том же вузе, преподаватель…
Что же страшного? Или, наконец, хоть бы странного?
А без звания. Без всяких там даже кандидатских.
В самом деле! – Зачем это всё?
Ему.
Ведь он же – не как все. Не такой, как все. не такой, как вообще все на свете. Не такой, как – кто бы другой каким бы ни был!
Не такой – да и всё.
Нет.
Не всё.
Так вдруг оказалось. – В конце концов оказалось.
Итак.
Не такой…
А – какой?!
…Живёт – так и живёт в общежитии, где и учась – приехав из далёкого южного края – жил в студентах. Теперь, правда, в отдельной, на втором этаже, комнате, комнатке, в конце коридора – жаль, по нему, что не в начале коридора, где лестница снизу.
Спросят знакомые – прежние, по учёбе, и ненужные – мол, так ты всё на кафедре психологии? – Да, кивает: «Пока не гонят».
Неприятны ему все эти встречи, все эти разговоры, да и вообще всякие…
Даже и «Пока не гонят» -- выражение это увёртливое, спасительное он услышал и воспринял готовым где-то в среде коллег-преподавателей.
И как она, эта формула, стойка: и справедлива, и защитительна.
Кто-то ведь когда-то предложил же ему, улыбчивому кудрявому студенту, остаться после диплома на кафедре. – Не пьёт, не курит, не дискутирует.
Действительно: на кафедре психологии – зачем шуметь?
Теперь же, с его многолетним, так сказать, опытом преподавания, пусть и без научного звания – как его на улицу на все четыре стороны?..
…Во всём городе областном дороги у него для него всего две, вернее, три.
От комнаты до кафедры.
От комнаты до церкви.
И от кафедры до церкви.
…Год за годом. Десятилетие за десятилетием. Но – пока не гонят! Значит так нужно не только ему, но и всему, ему не нужному, миру…


То, что я монах, -- никто не знает…
И выходит – никто не знает, что я – исключительно, абсолютно не такой, как все!
А если кто-то из близких и предполагает о моём полном воздержании, то, может быть, всё-таки даже не посмеет подозревать, что я грешу как-то хитроумно тайно…
То, что я каждый день молюсь в комнате – никто не знает, то, что я каждый день молюсь в храме, -- мало, кто знает…
И выходит – мало, кто знает, что я – безмерно не такой как все!
Тем более, нынче просто модно посещать церкви…
Но, к утешению, вся моя особенность – обеспечена каждодневным пребыванием во многолюдном вузе!
То, что я как никто на свете скромен и молчалив, и угрюм, -- знают студенты и преподаватели целого университета.
Для того я и работаю именно в этом шумном учреждении… Притом – где меняются и меняются, год за годом, набор за набором, те, кто меня каждый день видят…
Но мало ли неразговорчивых и угрюмых и без меня…
Кроме того, мало ли что у того или иного в жизни иль на уме…
И, опять же, всё-таки есть, может быть, сомнение в моей исключительности.
И получатся, что не вполне весомо доказано, что поведением своим я – не такой, как все!
А если даже все согласились с тем, что я молчалив и угрюм в самом деле несравненно… то ведь и к этому все со временем давно привыкли… и не держат мою исключительность ежемгновенно в своём уме…
И получается – и получается, что не абсолютно, не разительно очевидно, что я – не такой, как все!
И как – как же устроить так, чтоб без исключения все и без минуты перерыва знали, что я – не такой, как все?!..


Уйти от людей совсем? В монастырь, например…
Но тогда…
Тогда – кто же будет знать, что ты не такой, как все.
…Лишь однажды приезжали к нему с родины, с далёкого юга: приезжал отец, когда он ещё учился и жил в общежитской комнате, где восемь – восемь! – человек. Привозил, то есть, его отец целую, чуть не с ведро, канистру красного виноградного вина. Сам он, отец, настырно разливал, задиристо, краснея, смеялся. А он, сын, сидел за студенческим приятельским столом, тоже порывами вроде бы смеясь и сжав ладони между коленей…
Им, сумасшедшим юношам-сокурсникам, всё равно ведь, зачем приехал в такую даль отец к одному из них – ни к кому родня не приезжала, не маленькие, -- им, по тем временам, лишь бы выпить, да и задаром.
Отец тот, сам из себя, был круглолицый и рыжий – так что он, сын его, был, стало быть, в породу какую-то коренную, гордую.
А в нынешние времена, когда юга-севера, районы-регионы сделались солидно самостоятельны – нынче и вообще бы приехать, туда-сюда, было б целой проблемой… если бы родители там, на родном посёлке, были и живы.
…Что ещё особенного в судьбе.
Разве что в каникулы, в отпуск вынужденный, маршруты у него для него сокращаются: в эти периоды -- только от комнаты до церкви.
Что ещё в судьбе, в биографии. В единственной жизни... В мимолётной жизни…
Случай. История. Событие. Происшествие… Приключение…
Что ещё?
А что такое это самое: ещё?
Когда нет и того… к чему бы это ещё прибавить.


Единственная, кроме фразы «гонят не гонят», -- он и сам этого не замечал – была у него, во всю жизнь, гримаса мимики…
Поздоровайся с ним – кивнёт с белозубой улыбкой. – Но это и почти для всех обыкновенных людей характерно.
А вот спроси его хоть бы о чём: о жизни, о работе, о политике, о погоде – он чуть склонит на миг в сторону, к плечу, свою кудрявую голову.
И смолчит, промолчит.
Наклоном же этим неприхотливым головы, между тем, – выражено всё.
Всё.
Весь его, безответного, характер… Да и характер, если на то пошло, спросившего: зачем ему лезть другому в душу… Выражена и работа его, не весьма солидная, но ведь необходимая и уважаемая… Выражена и погода, и политическая, и геометрическая, – какая она, и по правде, непритязательная, непредсказуемая, никудышная, ну да бог с ней… Единым и единственным этим скучноватым мимолётным наклоном головы к плечу -- выражено, не менее того, полноценное мировоззрение!.. всё объёмное миросозерцание!.. как, ей богу, суетен и мелочен мир… не достоин он, мир, активности в нём, даже интереса к нему…


Но годы шли и шли. И всё он был в том состоянии и в той позиции – которая бы по нему: он – не такой, и он – у всех на виду, и все об этом, что он не такой, знают.
Но годы, они таковы – что… стало гнетуще очевидно нечто невероятное: все вокруг к этому, что он – не такой, привыкли!
И уже не бьёт всем в глаза, не очаровывает до изумления всех то, что он – какой-то вот такой!..
Тает, рушится всё.
Превращается в ничто даже то… чего нет и не было.
Ты со странностями. – Да и я со странностями. И всякий на этом свете со своими тараканами. И – что? Все преподаватели на кафедре – в костюмах и светлых рубашках… Все студенты – пестры и модны… И у всех, и у тех, и у других, где-то внутри или и не внутри – проблемы… креативы…
И – никто ни на кого не обращает существенного, до шока, внимания.


…Что же совершить, свершить такое, чтоб все, все-все, знали, прямо бы вмиг видели, что я – не такой, как все?!..
А надо перестать бриться и стричься!
Перестать бриться и стричься – совершенно!
Волосы – растут и растут…
Борода – опускается и опускается…
Неделя за неделей. – И уж это намёк на некоторый современный имидж.
Месяц за месяцем. – И это уже невольно вызывает в так называемых окружающих внимание, даже заинтересованность…
Всем это уже не просто бросается в глаза.
Все уж от меня попросту не могут оторвать глаз!
Семестр за семестром…
Все теперь только обо мне и говорят!.. И на всех кафедрах, и даже в коридоре общежития чуть ли не шарахаются…
Все теперь только и думают обо мне!
Но и этого мало.
Что бы обо мне ни говорили и ни думали – все будут озабочены ещё и какой-то неопределённой безотлагательной необходимостью помощи мне!
Ведь волосы растут сами.
А я по поводу своих волос, на голове и на щеках… как раз ничего и не предпринимаю…
Волосы – сами растут!
А все вокруг – повсеместно и беспрерывно не только знают, что я не такой, как все, не только все, по поводу моих косм, в заботе о каком-то как бы спасении меня -- но все в этом ещё и виноваты!

Ярославль. 11 июня 2022