Уши оттопыренные

              Периодически международную жизнь сотрясают шпионские скандалы. Одно государство обвиняет другое, что сотрудники посольства или простые туристы (на самом деле якобы сотрудники разведки) осуществляют противоправную деятельность в государстве и на этом основании высылают дипломатов, объявляя их персонами «нон грата» – нежелательными и требуют, чтобы они покинули территорию страны в короткий срок. Простых туристов, не обладающих дипломатической неприкосновенностью, могут просто арестовать и отдать под суд со всеми вытекающими последствиями. А если такие туристы-разведчики успели покинуть страну раньше, чем хозяева спохватились, то скандал раздувается в средствах массовой информации. Вот такой международный шпионский скандал, недавно случившийся и наделавший много шума, неожиданно привлёк внимание учителей средней школы №31 находящейся в одном большом городе, расположенном далеко за Уралом. В учительской они обсуждали эту тему, потому что недавно одна небольшая европейская страна обвинила Россию в том, несколько лет назад эту страну посетили гражданин России Рудольф Косогонов вместе с напарником Авдеем Пряниковым, и только сейчас неожиданно выяснилось, что в то время, когда в стране находились Косогонов и Пряников, в отдалённом захудалом селении на местном животноводческом предприятии произошёл падёж свиного поголовья, в результате страна понесла крупные финансовые потери и лишилась рынков сбыта, поскольку освободившуюся нишу заняли свиноводы именно того государства, откуда и приехали Косогонов и Пряников, то есть России. Умысел России в этом преступлении для обвиняющей стороны был очевиден, и это было главным доказательством. Совершенно неожиданно служба безопасности этой европейской страны вдруг спохватилась и выяснила, что падёж скота произошёл в результате отравления страшным боевым ядом под названием «Старичок», а вовсе не от свиного гриппа, как считалось раньше. А этот самый «Старичок» производят оказывается в России. Вернее, не в России, а ещё в СССР, и не производят, а когда-то производили много десятилетий назад – настоящий старичок среди ядов. Но запасы-то наверняка остались. Служба безопасности европейской страны утверждала, что Косогонов и Пряников вовсе и не туристы, а сотрудники ГРУ – Главного разведывательного управления Министерства обороны России, а раньше они наследили в одном островном государстве – ликвидировали «Старичком» предателя-перебежчика. Правда, какое отношение ГРУ Минобороны России имеет к европейскому свиноводству, служба безопасности не уточняла. Этот «свинский» (или «свиной»?) скандал получил большую международную огласку, дело дошло даже до высылки из страны работников посольства России. Фотографии Косогонова и Пряникова появились в печати и интернете.               
       Преподаватель математики школы №31 Лев Ильич Кострыкин с удивлением узнал в Рудольфе Косогонове своего бывшего ученика, окончившего школу девятнадцать лет назад – но тогда он звался иначе: Рогволд Ивахно. Он хорошо запомнил этого ученика по редкому имени и не менее редкому отчеству: Антуанович. Не просто какой-то там тривиальный Антонович, а именно Антуанович. Ну, и каково: Рогволд Антуанович – трудно забыть такое необычное имя отчество – это вам не Иван Иванович какой-нибудь простецкий или даже Иван Петрович или Пётр Иванович. Да и фамилия Ивахно очень редкая. И получается, что в итоговой сумме всё это ФИО – очень редкое сочетание. Правда, сам Лев Ильич сомневался – может, Рогволд Ивахно просто похож на гипотетического разведчика-диверсанта Косогонова, предполагаемого отравителя свиного поголовья, но вовсе и не он даже. Кострыкин долго рассматривал большое фото выпускного класса (такие фото есть в каждой семье, где были ученики, окончившие школу: сверху снимка изображены преподаватели во главе с директором в больших овалах (директорский овал самый большой – субординация, однако), а ниже их – ученики класса в таких же овалах-эллипсах, но размером поменьше), рассматривал и так, и сяк, то вблизи, то вдали, то под разными углами, как бы наискосок, и даже взял в руки большую лупу, через которую обычно рассматривал мелкий текст на магазинных продовольственных этикетках – но так и не определился со стопроцентной уверенностью – он или не он этот Косогонов. Был всего один стопроцентный признак – оттопыренные уши. Лопоухий мальчик был, Рогволд Ивахно, очень лопоухий, и многие таскали его за эти уши, располагавшиеся почти перпендикулярно черепу. Вот и у «скандалиста» Косогонова тоже уши оттопыренные… Он, или не он? Сомнения терзали учителя. Поэтому, чтобы развеять свои сомнения, Лев Ильич принёс в школу фотографию учеников 11 «Б» класса, выпуска, происшедшего девятнадцать лет назад. Классным руководителем в 11 «Б» был тогда Кострыкин. Кострыкин работал в школе №31 уже четверть века.
- Вот посмотрите, коллеги, – говорил Лев Ильич преподавателям, собравшимся в учительской, – сравните фото и изображение Косогонова в интернете (раскрытый ноутбук демонстрировал фото), – ведь явно похож, только старше и фамилия другая – оно и понятно, если он действительно разведчик, то ему сменили и фамилию, и судьбу...биографию то бишь…
- Да, действительно, – сказала «историчка» Калерия Валерьевна Кашина, считавшаяся главным физиономистом среди учителей (ещё директор школы отличался выдающейся памятью на лица, но он был, как говорится, вне конкурса), она очень хорошо запоминала лица, – схожие черты налицо, как говорится: разрез глаз идентичен, широкий мужественный подбородок, выпирающие монгольские скулы и в довершение – оттопыренные уши, что у Ивахно, что и у Косогонова. Уши-то никуда не спрячешь! Уши эти были хорошо видны даже на мелком изображении фотографии класса. Я голосую за то, что Косогонов и Ивахно – одно и то же лицо, вернее, один и тот же человек.
- Может быть, может быть, – сказал преподаватель физики и астрономии Ян Янович Брунс, но таким тоном, что было ясно, что он очень сомневается в сказанном. – Может быть, а может и не быть. Я не вижу большого сходства ни в разрезе глаз, ни в ширине подбородка, ни в скулах монгольских – все признаки довольно спорные: самые обычные признаки, широко распространённые и свойственные большинству мужчин нашей страны. Нельзя сказать, что они свойственны только этому человеку.
- А как же торчащие уши? Тоже свойственны большинству?
- Да, уши действительно торчат, как у царя Мидаса, но этот аргумент как раз не в пользу версии уважаемой Калерии Валерьевны, – сказал Ян Янович, – как раз наоборот.
- Как так? – удивилась Кашина. Физик Брунс пояснил свою мысль:
- Если Рогволд Ивахно стал разведчиком и ему вместе с фамилией поменяли биографию, то есть замаскировали, то почему тогда оставили самый явный признак, по которому его можно легче всего опознать – торчащие уши? Сейчас такая косметическая операция – ликвидация, так сказать, оттопырки ушей, а по- простому – лопоухости, – выполняется легко, можно сказать элементарно: уши прижимаются к черепу, да ещё и волосы на них зачёсываются, и они вообще не видны. Посмотрите перечень услуг любой косметологической клиники: уши, нос, сись… систематические так сказать услуги: грудь там увеличить, или жир по бокам уменьшить…убрать то есть… Операция по ликвидации лопоухости даже имеет своё название, называется, кажется, отопластика…я где-то читал. Так почему так не сделали Рогволду? Получается нелогично. 
«Историчка» не нашлась что ответить на этот аргумент, подумав «а почему он знает это название отопластика, достаточно редкое, специальное…у него уши-то не торчат?». Однако, её поддержала учитель биологии Аргентина Антоновна Фукс, самый старый преподаватель в коллективе учителей, работавшая в школе уже тридцать пять лет и пользовавшаяся высоким авторитетом и уважением как среди учителей, учеников, так и среди родителей учеников.
- Дорогой Ян Янович, уважаемый вы наш, позвольте с вами не согласиться. То, что вы сказали насчёт распространённости и ординарности отдельных признаков – глаза, подбородок и скулы, это так, в отдельности, но сочетание всех этих признаков вместе вкупе с высоким лбом с залысинами даёт уникальный типаж внешности, свойственный только одному индивидууму и по которому сейчас можно элементарно идентифицировать человека. На этом строится, я слышала, компьютерная программа по распознаванию лиц. То есть и без торчащих ушей можно идентифицировать личность. Может быть, поэтому и не стали ему уши-то обрезать. Скорее всего этот человек, Рудольф Косогонов, это наш выпускник Рогволд Ивахно. Ишь, лопоухенький ты наш, – добавила она с нежностью в голосе, – помню я его: частенько его трепали по этим ушам. Нежненькие были ушки…
- Вы что же, тоже его трепали?
- Нет, я их нежно гладила…
Тут в разговор вступил преподаватель спецпредмета «Основы безопасности жизнедеятельности» (сокращённо – ОБЖ) Марс Платонович Дебин.
- Позвольте, я выскажу своё мнение, уважаемы коллеги. Исходя из своего жизненного опыта и службы в армии я вам скажу, что в подготовке разведчиков важна каждая мелочь. И во внешности, и в биографии, кстати, новая биография разведчика называется легендой, и в прочем, так сказать, антураже… А во внешности разведчика стараются добиться неприметности, ординарности, чтобы разведчик слился с массой людей и не запоминался какими-либо выдающимися элементами или признаками во внешности. А тут такой признак очень хорошо запоминающийся и привлекающий внимание – торчащие уши. Следовательно, разведчик Косогонов вовсе и не разведчик вовсе...прошу простить за тавтологию. Совсем не разведчик. Ну, не может быть разведчик с такими ушами, которые сразу его выдадут, как царя Мидаса по выражению уважаемого Яна Яновича, ну, если не выдадут, то привлекут внимание однозначно. Можно сказать, что ОБЖ для разведчика не менее важно, чем для школяра. Ну, скажите, вы хоть раз видели разведчика с такими торчащими ушами? Даже экранные Джеймсы Бонды и те с нормальными ушами, ну, я хотел сказать, что у них уши не торчат в разные стороны, а прижаты к черепушке. Или взять хотя бы нашего президента, он ведь бывший разведчик, все видели его уши и регулярно видят: он постоянно присутствует на экранах телевизоров, и уши у него с экрана не торчат в разные стороны. Разведчиков лопоухих не бывает! Вывод: это не он.                Выступление Дебина учителя слушали с таким видом, словно оратор не совсем их круга и говорит такие вещи, которые не совсем адекватные, что ли, но приходится их слушать – педагог говорит. Марс Платонович Дебин отслужил в армии двадцать пять лет, дослужился до высокого звания полковника и вышел в отставку. Его «прислали» в школу №31 из городского Департамента народного образования, когда освободилось место преподавателя ОБЖ – прежний преподаватель ушёл на пенсию. Дебин хотя и заслужил военную пенсию, но был относительно молод (всего-то пятьдесят лет или даже чуть меньше!), полон сил и энергии, и решил проработать на гражданской службе до шестидесятилетия, а там видно будет. Поскольку он имел высшее образование, к тому же окончил военную академию, а также закончил краткосрочные курсы в институте повышения квалификации Департамента образования, то препятствий занять учительскую должность по данной дисциплине у него не было. Но спаянный интеллигентный учительский коллектив, со своими устоявшимися взглядами и традициями, был довольно консервативен и воспринял нового преподавателя как нечто инородное, не свойственное давно сформировавшемуся педагогическому организму школы, проще говоря, воспринял как инфекцию для этого организма, и как любой здоровый организм стал вырабатывать антитела против инородного вторжения. Вот и сейчас все молча, не перебивая, индифферентно выслушали выступление Марса Платоновича и…никак не отреагировали. Это походило на игнорирование и бойкот, но внешне всё было благопристойно. Кто-то пробурчал в дальнем углу учительской «Ну, точно, полковник Скалозуб!». И хотя сказано это было еле слышно, но все, кому надо, услышали. Всё было благопристойно. После небольшой паузы слово взяла молодая учительница Клара Олсуфьевна Лычакова, преподававшая химию.
- Я, конечно, работаю в школе совсем недавно – три года – и не знакома лично с этим учеником, но чисто внешне и беспристрастно, основываясь на фотографиях, если моё мнение что-то значит, скажу, что лица на фотографиях похожи. Похожи как по отдельным признакам, если можно так сказать, по узловым точкам лиц, так и по общему впечатлению от внешнего образа. Так что я склоняюсь к мнению, что это – одно лицо, то есть Косогонов и есть Рогволд Ивахно. Только тревожит одно сомнение, противоречащее этому выводу: мне не понятно, а зачем вообще нужно было менять ему фамилию и придумывать новую биографию – легенду? Ведь легенда – это выдумка, ложь и всегда можно на лжи попасться, а фактическая биография – правда и любую проверку выдержит. – Клара Олсуфьевна замолчала и почему-то покраснела. Ей ответил опытный Марс Платонович:
- Милая Клара Олсуфьевна, вы правы, что легенда ложь, но в случае с разведчиками без неё не обойтись: в фактической биографии любого человека много людей, общавшихся с ним, и просто знакомых с ним и которые могут сообщить кому-то о разведчике такие факты, которые приведут к провалу. А вот выдуманную легенду аналитики разведки выстраивают таким образом, чтобы при возможной проверке не было, так сказать, торчащих концов. К примеру, родственников не было: рос и воспитывался в детдоме, который впоследствии сгорел со всем архивом и следов не осталось, и, следовательно, проверить факты из легенды не представляется возможным. Детский дом находился в посёлке, который со временем исчез с карты в силу каких-либо причин, к примеру, был затоплен при строительстве плотины гидроэлектростанции, и так далее… Школа исчезла вместе с посёлком, с кем учился – невозможно установить. Соседей не осталось – все переехали неизвестно куда… Понятно?
- Понятно, – сказала Лычакова. – Спасибо за разъяснение, Марс Платонович.                Слово вновь взял Лев Ильич Кострыкин:
- Ну, вот, определились…
- А вы сами, Лев Ильич, какого мнения придерживаетесь? – спросил физик Брунс.
- Я внимательно выслушал аргументы «за» и «против», и хотя вначале считал, что Рогволд и есть Косогонов, но теперь изменил мнение и как мои коллеги-мужчины считаю, что это всё-таки разные люди, хотя некоторая похожесть есть. И уши действительно торчат. Царя Мидаса ослиные уши выдавали, а нашего разведчика выдадут свои оттопыренные уши. Поэтому у разведчика не могут быть уши торчком! Если бы это был Рогволд, то, уверен, уши ему бы ещё как обкорнали, то есть прижали к голове.
- Что-то у нас сегодня мнения чётко разделились по гендерному признаку: все женщины за то, что Косогонов – это Ивахно, все мужчины – против! Тенденция, однако, – констатировала Аргентина Антоновна Фукс.
- Да, как в жизни, счёт три-три, – сказал Кострыкин, – ничья. Надо нам дождаться ещё учителей и спросить их мнение: Дарью Львовну, Ирину Абрамовну, Петра Авдеевича, Луку Алексеевича…кто там у нас ещё сегодня присутствует…
- А директора-то мы забыли! – воскликнула Лычакова и хотела что-то добавить, но тут распахнулась дверь и в учительскую стремительно вошёл только что упомянутый директор школы №31 Матвей Робертович Штейнис.
- Кто тут меня забыл? – спросил он с интересом. – Нехорошо забывать своего директора, нехорошо, особенно когда торт делите, – пошутил он. У Штейниса была невинная слабость: он очень любил сладкое: конфеты и особенно сладкую выпечку: торты, пирожные, печенья, пряники. А конфеты он ел постоянно – утверждал, что сахар, глюкоза помогают ему думать производительно и высокоэффективно. Это, конечно, отражалось на внешности: директор был грузноватой комплекции, но это не мешало ему быть резким в движениях, оставаться быстрым и подвижным. Ему многие говорили, что страсть к сладкому и мучном опасна и чревата тяжёлыми заболеваниями эндокринного характера, такими, как сахарный диабет, или болезнь поджелудочной железы, он соглашался, но говорил, что ему это не страшно: у него такая конституция организма, такой метаболизм жизнедеятельности, которые позволяют потреблять большое количество сахара без вреда здоровью. А мозг работает хорошо и высокоэффективно только при наличии глюкозы – он любил слово «высокоэффективно» и при каждом удобном случае повторял его.                Учителя принялись объяснять суть вопроса, директор внимательно слушал, попеременно разглядывая то фотографию выпуска 11 «Б» давностью девятнадцати лет, то изображение в ноутбуке. Наконец, он сказал:
- Да, странная история. Я не могу вот так сходу определиться по данному вопросу, надо подумать…я пришёл к вам совершенно по другому поводу.                Директор школы №31 Матвей Робертович Штейнис был заслуженным учителем России. Иных учеников помнил хорошо, ярко, других похуже, смутно, но помнил, как он сам утверждал, всех. Однажды даже учителя, обсуждая этот вопрос не так давно, сильно заспорили и решили провести тест.
- Это просто невозможно: помнить всех! – удивлялись скептики, обсуждая в учительской эту особенность директора.
- Совершенно верно, как можно запомнить несколько сотен, а может даже и тысячу учеников? Это невозможно в принципе!
- Совершенно верно!
- А я этому не верю!
- Так это можно проверить!
- Как?
- Очень просто. У всех есть выпускные фотографии классов за прошлые годы. Давайте сделаем так: заклеим фамилии под фотками и предложим директору назвать кто на этих фотографиях.
- А он согласится? Не обидится?
- Не обидится: он демократ. Да и поручим это дело Кларе Лычаковой. Все знали, что учительница химии Клара Лычакова пользовалась…если не покровительством, то явным благорасположением директора. Клара Олсуфьевна Лычакова работала в школе №31 всего три года после окончания престижного педагогического университета. Она отличалась редкой красотой: настоящая русская красавица, какой её представляют в русских народных сказках – ну, там кровь с молоком, толстая коса, высокий рост, стройность, органичная стать, и прочие признаки и характеристики русской девичьей красоты. Кроме того, она отличалась хорошим характером, была общительной и отзывчивой на просьбы и потому её все любили. Почти все, а вот некоторые, однако, завидовали и намекали на особые отношения директора с учительницей, утверждая, что от молодой «химички» исходит некая внутренняя «химия», убийственно действующая на мужчин, которые попросту влюблялись в неё почти все… Но это была неправда, или скорее – преувеличение: какая-то непонятная «химия» всё же, кажется, была. У пожилого директора с молодой учительницей были сугубо деловые, профессиональные отношения. Клара выполнила поручение коллектива: попросила директора пройти испытание. И Штейнис согласился. Он в тот день зашёл в учительскую после окончания занятий первой смены (школа была перегружена и занятия шли в две смены), когда там находились почти все учителя, работавшие в этот день, и сказал:
- Ну что же, давайте ваш тест.
Все учителя принесли из своих личных архивов фотографии выпускных классов за прошедшие годы; некоторым фотографиям было по двадцать с лишним лет. Но рекордсменом по возрасту стало фото, которое принесла учительница биологии Аргентина Антоновна Фукс, самая старшая в учительском коллективе – она проработала в школе тридцать пять лет. И Штейнис работал здесь тоже тридцать пять лет, но всё же пришёл в школу на месяц позже, чем Фукс. Фотографии Фукс было тридцать два года. Все другие фотографии были намного моложе: двадцать три, восемнадцать, пятнадцать, двенадцать, а фото моложе десяти лет решили исключить из теста – посчитали, что за этот срок выпускники ещё не смогут выветриться из памяти. На каждой фотографии, участвовавшей в испытании, коррекционной лентой тут же в учительской аккуратно заклеили подпись под одной-двумя фотографиями учеников (чтобы не было потом разговоров, что заклеили заранее, и что директор знал, кого заклеили), и стали показывать директору. Испытание начали с самой молодой фотографии и с каждым шагом двигались к самой старой. Вначале директор отвечал быстро, не задумываясь, но чем старше становилась фотография, он увеличивал время узнавания. И над фото класса учительницы биологии он просидел даже несколько минут, вспоминая, кто изображён на фото с заклеенной фамилией. Казалось, что директор перебирает в голове всех выпускников того года, чтобы найти правильный ответ. Когда же Матвей Робертович безошибочно назвал последнюю фамилию, то учителя захлопали в ладоши, выражая свой восторг и говоря директору наперегонки:
- Это бесподобно!
- Матвей Робертович, как вам это удаётся?
- Это необъяснимо, это нереально!
- Как можно всех запомнить?
А Клара Лычакова сказала:
- Я тоже так хочу!
Когда прозвучал звонок, извещавший о начале занятий второй смены директор сказал:
- Я полагаю, что ваш тест прошёл высокоэффективно, поэтому прошу всех, у кого занятия со второй сменой, идти в свои классы: учебный процесс срывать нельзя. Кто-то из учителей ушёл, но большинство остались, те, кто вёл занятия с первой сменой – они обменивались мнениями о результатах теста. За время этого испытания директор съел небольшой кулёчек конфет, который принёс с собой. Кто-то из учителей потом подсчитал оставленные фантики от конфет – их оказалось ровно двенадцать.
- Надо же, – сказал кто-то тихо, – за полчаса съесть двенадцать таких калорийных и сладких конфет – «Мишка на севере», как только у него там не слипнется…                Все сделали вид, что не слышали ехидных слов.                И вот теперь новый тест на память, но не только на память, но и на сравнение, почти детективное расследование. Но директор не стал делать каких-либо выводов насчёт Ивахно-Косогонова. Ученика Ивахно он помнил, но твёрдо и однозначно идентифицировать его с возможным разведчиком Косогоновым не стал. Как стремительно он зашёл в учительскую, так же стремительно вышел, забыв даже сообщить, зачем заходил. Директор сейчас вдруг вспомнил, что не так давно – несколько месяцев назад – у него был посетитель, вернее – посетительница, которая интересовалась одним учеником, закончившим школу девятнадцать лет назад. И звали этого ученика – Рогволд Ивахно. Точно: именно Рогволд Ивахно интересовал эту посетительницу! Вот так совпадение!   В своём кабинете Матвей Робертович быстро отыскал визитную карточку посетительницы и положил её на стол перед собой – он всегда хранил карточки всех посетителей, обращавшихся к нему с различными вопросами, независимо от того, были эти вопросы общественного порядка, или частными: вдруг пригодится. Карточка гласила: «Старший юрисконсульт ООО «ЗАРУБЕЖЮРКОЛЛЕГИЯ» Савватеева Инга Юрьевна. г. Москва». На карточке был указан номер телефона, но вместо адреса было указано почтовое отделение в Москве с номером абонентского ящика. Штейнис тогда обратил на это внимание, почему такая секретность – нет точного адреса, а Инга Юрьевна объяснила это тем, что таким образом организация отсеивает ненужных посетителей, а работает только с теми клиентами, кто заранее прислал свой вопрос по почте, или согласовал свой визит по телефону. Организация специализируется на решении юридических вопросов с гражданами зарубежных стран, в том числе по вопросам наследства. Очень много, знаете ли, таких людей, кто хочет получить наследство из-за границы, не имея хоть каких-либо оснований для этого, а просто зря отнимают дорогое время у сотрудников, пытаясь безуспешно доказать своё родство с «богатенькими иностранными Буратинами». Юрисконсульт Савватеева объяснила свой интерес к Рогволду Антуановичу Ивахно тем, что в далёком канадском городе Монреале умер некто Артур Ивахно, который оставил приличное наследство, а вот законных наследников в Канаде у него почему-то не оказалось, и теперь «Зарубежюрколлегия» ищет наследников в России, так как стало известно, что Артур Ивахно родился в СССР, а в Канаду эмигрировал давно. «Зарубежюрколлегии» известно было только, что в России остался брат Артура – Антуан Ивахно, который имел сына Рогволда. И вот теперь «Зарубежюрколлегия» разыскивала Рогволда Антуановича Ивахно, приходившегося племянником Артуру Ивахно. Получалось, что Рогволд был самым близким и единственным родственником Артура Ивахно, поскольку его отец Антуан умер несколько лет назад, и всё наследство должно достаться ему. Штейнис вспомнил, что тогда он поинтересовался у Инги Юрьевны о величине дядиного наследства и та ответила, что речь идёт о нескольких сотнях тысяч канадских долларов (почти о миллионе) на счетах в банке. А с учётом солидной недвижимости, дорогих авто, инвестиций, ценных бумаг, других активов, принадлежавших дяде, общая сумма наследства может достигать и пяти-шести миллионов канадских долларов, а может и более.
- А сколько это будет в американской валюте?
- Ну, где-то порядка шести с половиной миллионов. Может, и семи.
- Солидная сумма, – сказал тогда Штейнис.
- Да, солидная, – согласилась Савватеева и попросила директора не сообщать никому об этом для того, чтобы не было огласки, это может повредить поискам наследника, из опыта работы хорошо известно: всякие аферисты в таких случаях активизируются и лезут, как мухи на...сами знаете, на что, – сказала Инга и засмеялась. – И потом: деньги любят тишину. Особенно большие деньги.
- Хорошо, – согласился тогда Штейнис. Он действительно не рассказал об этом визите никому из учителей и вообще никому другому. И теперь, сидя за столом у себя в кабинете, он стал размышлять, как ему поступить. Он с удовольствием вспомнил посетительницу. Это была миловидная и обаятельная молодая женщина лет тридцати – тридцати пяти, высокого роста и красивого, можно сказать – изящного, но в то же время гармонично-спортивного телосложения. Весьма ухоженной внешности: хорошая причёска наверняка от дорогого столичного стилиста, красивое лицо с неброским, умело наложенным макияжем, ухоженные руки с тонкими пальцами, унизанными золотыми кольцами с драгоценными камнями (Штейнису тогда показалось, что с кольцами у посетительницы перебор – слишком много золота на изящной ручке и выглядело тяжеловато: казалось, что такую руку тяжело поднять и даже пальцем шевельнуть) и прекрасным маникюром. Одета она была неброско, но в дорогие качественные вещи. У Штейниса сложилось впечатление, что Инга Савватеева стремится не показать свою красоту и богатство, как другие молодые женщины, а напротив, старается её как бы приглушить, заретушировать, если не считать перебора с кольцами. «Дорогая женщина» – подумал он тогда о своей посетительнице. Инга проявила максимум благожелательности к Штейнису – часто и охотно улыбалась, делала комплименты, хвалила состояние школы, видя в этом заслугу исключительно директора – и тот, можно сказать, «растаял» и с охотой рассказал ей всё что знал про Рогволда. Правда, знал он мало. Савватеева умело тогда направила разговор именно в это русло: что это за человек, как учился, с кем дружил или, напротив, враждовал в школе, была ли у него девушка, чем себя зарекомендовал, есть ли у него родственники, живут ли они сейчас в городе, где жила семья Ивахно тогда и живёт ли кто там сейчас… А были ли у него друзья, может кто остался и как с ними встретиться. Тогда за чашкой прекрасного индийского чая и печеньем с орехами «Белочка» и хорошими шоколадными конфетами, Матвей Робертович с удовольствием рассказывал красивой посетительнице всё, что знал, купаясь в лучах её заинтересованности и неподдельного внимания… Что тут говорить: он был рад пообщаться с ней. Правда, знал он мало из того, что её интересовало и в конце разговора посоветовал «уважаемой Инге Юрьевне» обратиться в городской архив – может там она найдёт что-то из интересующих её вопросов. Полтора часа лёгкого приятного общения с красивой посетительницей пролетели незаметно, и она ушла, оставив в кабинете запах дорогих парижских (или миланских?) духов и лёгкий флёр столичной изысканности. А также сожаление директора, что так быстро всё закончилось – очень уж тогда понравилась Инга Юрьевна Матвею Робертовичу.                …Вот так совпадение, такое неожиданное продолжение той истории с наследством! Но совпадение ли? Теперь, вспоминая об этом, Матвей Робертович задумался: а зачем юристу «Зарубежюрколлегии» нужна была такая подробная информация о Рогволде Ивахно, ведь для оформления наследственного дела большинство сведений, которыми интересовалась Инга, не нужны – они явно выходили за рамки наследственной сферы. Но тогда он не задумывался об этом – ему было интересно и как-то радостно общаться с красивой, умной, обаятельной молодой женщиной, явно расположенной к нему – он это почувствовал по её взгляду, радостной улыбке, волнующему голосу...                Матвей Робертович взял в руки городской телефонный справочник, лежавший на столе, отыскал номер телефона городского архива и набрал нужный номер. Девушка из приёмной архива, узнав Штейниса по голосу, сразу переключила его на директорский кабинет.
- Алло, слушаю, Матвей Робертович, – раздался в трубке немного резкий голос директрисы архива Степаниды Эдуардовны Ройзенко, – какие нужды привели тебя к нам?
Штейнис был очень хорошо знаком с Ройзенко – они часто пересекались на общегородских мероприятиях, участвовали в различных городских комиссиях, комитетах и советах, и одно время даже заседали в городском совете депутатов и были в депутатской комиссии по народному образованию – тогда они очень хорошо подружились. Ройзенко занимала должность директора городского архива уже лет двадцать. У неё была слава прямолинейного и даже резкого руководителя. Излишне резкого. 
- Приветствую тебя, Степанида Эдуардовна! Как поживаешь, дорогая?
- Твоими молитвами, Матвеюшка, – немного фамильярно, но вполне по-дружески сказала Ройзенко, – как у тебя дела, дорогой? Школа процветает?
- Всё нормально, процветает, но недостаточно процветает, хотелось бы лучше процветать, больше и пышнее…
- Ну, не скромничай, я-то знаю, что твоя школа – лучшая в городе, – сказала директор архива. – Все родители хотят к тебе попасть…детишек своих устроить, я имею в виду.
- Так из-за этого школа переполнена, в две смены занимаемся.
- Издержки популярности. Так что ты хочешь, Матвеюшка?
- Степанида, ты не помнишь, где-то полгода назад, или месяцев семь-восемь, не приходила к тебе такая девушка – Савватеева Инга Юрьевна – юрист из Москвы? По каким-то наследственным делам… Организация её называлась ООО «Зарубежюрколлегия».
В трубке наступило молчание. Такое длительное, что Штейнис спросил:
- Алло, Степанида, ты где, здесь, или ушла?                - Здесь, здесь, вспоминаю просто.
- Ну, и как – вспомнила?
- Вспомнила, вспомнила. Действительно, приходила такая…штучка расфуфыренная, фифочка московская, вешала мне тут лапшу на уши по поводу наследства какого-то… Я её быстро раскусила…
- А что такое, – удивился Штейнис, – очень приличная девушка, как мне показалось.
- Ага, она к тебе тоже приходила! – с торжеством сказала Ройзенко. – Это она может закрутить голову вам, мужикам, своим смазливо-блудливым видом, вроде как ко всему готовая и со всяким, а я таких штучек за версту чую. Я их насквозь вижу. Сквозь их макияжно-визажистскую маскировку, похожую на привлекательную броню. Меня этим не проведёшь!
- А что такое, Степанидушка, – повторил вопрос Штейнис, – что тебе не понравилось в ней?
- Да уж больно она пронырливая какая-то, так и хочет в душу без смазки влезть – видно большой интерес имела, не поленилась ведь из Москвы в Сибирь прилететь, путь-то неблизкий. Лебезила, лебезила, всю меня облебезила, только что не облизала…со слюнями своими. Подарила было мне косметику дорогущую, эксклюзивную, мол, специально из Москвы для меня привезла. Так я и поверила, держи карман шире – я её подарок не приняла и сразу же вернула коробочку эту – Гуччи, Версаче, или даже Дольче вместе с ейным дружком Габбаной, – меня на такой мякине не проведёшь.
- Вот как, – удивлённо сказал Матвей Робертович. – И что, ты ей дала материалы, какие она просила? Информацию то бишь…
- Ещё чего! – торжествующе сказала своим скрипучим голосом Ройзенко. – как бы не так! Я её послала подальше.
- Что ты говоришь! – удивился Штейнис. – Куда послала?
- Да назад в Москву. Я ей сказала, чтобы её вонючая «Зарубежюрколлегия» прислала мне по почте официальный запрос на официальном бланке и с подробным изложением причины запроса. Я рассмотрю их бумагу и приму решение.
- Ну, и как, прислали они запрос? – с неожиданным волнением в голосе спросил Штейнис.
- Как бы не так! До сих пор шлют и пишут…пишут и шлют. 
- О, как ты с ней сурово обошлась, Степанидушка. Обидела девушку, наверное.
- Пусть они там у себя в Москве не думают, что мы здесь, в Сибири, в глуши как говорится, щи лаптем хлебаем. Нет, мы здесь щи лаптем не хлебаем и всегда на страже: а вдруг это шпионка какая!                Матвей Робертович поблагодарил Степаниду Эдуардовну и положил трубку в глубокой задумчивости, уж кто-кто, а Степанида точно щи лаптем не хлебает. Уж наверно доложила куда следует об этом визите. Сейчас Штейнис тревожно раздумывал и долго вертел в руках визитку Савватеевой. Интересная, однако, вырисовывается ситуация. Совпадение? Не верится в такие совпадения. «Что-то уж слишком много достоинств для одной женщины, Инги этой, – и красивая, и умная, и богатая, и хитрая, и язык подвешен так, что заслушаешься, и голос такой глубокий, такой чувственный – так и действует на уши, и не только на уши: так и воздействует на мозг» – подумал он сейчас, вспоминая ту встречу. Ещё один неприятный и непонятный штрих в той встрече вспомнился Штейнису. В конце разговора он предложил посетительнице сделать совместное любительское фото – селфи, как это модно сейчас, но она вдруг наотрез отказалась. «Почему?» – удивился он тогда. «Я не в форме, выгляжу очень…непритязательно и не хочу, чтобы осталась обо мне такая память. Может быть, при следующей встрече сфотографируемся…» – ответила она. «А что, будет следующая встреча?». «А почему нет? Пути господни неисповедимы». Вспоминая сейчас этот разговор, Матвей Робертович счёл отговорку неубедительной и довольно подозрительной: такой непритязательный вид, как у неё, многие женщины хотели бы иметь в качестве парадно-выходного. Савватеева явно не хотела, чтобы её внешность где-либо оставалась и фигурировала. Почему?                «Позвонить или не позвонить? – не мог решить он. – А что я ей скажу? Спрошу, для чего она так подробно меня о нём, о Рогволде, расспрашивала? Так это вызовет подозрения – чего это я вдруг спохватился. Или спросить, как дела, нашла ли она Рогволда? Получил он наследство от своего дяди? А если она спросит, для чего я интересуюсь? Мне-то ничего не перепадёт». Штейнис развернул очередную конфетку «Мишка на севере» и засунул её в рот. Обычно мишки-конфетки помогали ему найти выход в ситуации со сложной проблемой. Просто иногда на него снисходило просветление – таково было действие мишек. Он заметил, что именно от мишек ему думалось легко и эффективно. А вот конфеты «Красная шапочка» не оказывали на него такого эффекта, хотя две эти конфеты чем-то схожи по своему составу. Да и просто чистый шоколад не оказывал такого действия на когнитивные способности Штейниса. Раздумывая так, Матвей Робертович незаметно съел свою конфету и тут же пришло решение – эврика! Если Савватеева спросит, для чего ему нужна эта информация, он скажет, что общественные институты спонсорства и благотворительности никто не отменял, а в школе несмотря на приличный вид имеется много нерешённых проблем: надо ремонтировать санузлы, они уже сильно поизносились – школьники всё поза…ли, да и с крышей нелады: недавно была необычно сильная буря с проливным дождём, наверное, такая сильная буря – последствия глобального потепления – и случилась протечка на крыше, а у городского Департамента образования денег на незапланированный ремонт не допросишься, а если и запланируют, то только на следующий год, а за это время школу зальёт от крыши до подвала, если осенью будут дожди. А осенью они будут обязательно. Неплохо также купить в школу новые ноутбуки и современную оргтехнику – школа должна работать высокоэффективно… Надеюсь, что разбогатевший выпускник школы – миллионер! – откликнется на просьбу о спонсорской помощи своей, можно сказать, первой «Альма Матер». Да, именно так и скажу ей! Это не должно вызвать подозрений… А вот подозрения по поводу этого визита юриста «Зарубежюрколлегии» в свете сегодняшнего обсуждения в учительской, у Штейниса возникли. Вот тебе и оттопыренные уши! Вот тебе и лопоухий Рогволд!                С этой мыслью Матвей Робертович решился, взял в руки карточку юрисконсульта Инги Юрьевны Савватеевой, вздохнул глубоко и стал набирать московский номер.