По эту сторону молчания. 96. Конец

Был конец февраля. Пятница. В половине одиннадцатого на железнодорожном вокзале Фридрих встретил молодую женщину в белом пальто, которая приехала к нему поездом «Кишинев-Москва».

Он без головного убора. На нем джинсы и короткая куртка.

Оттуда на Тойоте они отправились на съемную квартиру на бульваре, в центре города, которую стояла преимущественно пустой. Там ночевали партнеры из Киева. Нередко Оконников заставал их в кабинете Фридриха, всех трех. Они, склонившись над бумагами, скучали. Все, что они делали там, видимость: вот, дескать, проверяем. Они больше полагались на порядочность Фридриха, который, это его положительная черта, в делах был честен, хотя, что ему стоило их обмануть - "они врачи", ничего в бухгалтерии не смыслят. И так, уставившись в бухгалтерские документы, они ждали, когда Фридрих перейдет к неофициальной части, к ресторану и женщинам за деньги. Когда речь заходила о девицах, тут очень кстати была эта квартира.

В большой квадратной комнате раскладной диван, стол, три стула, с карниза над окном свисали шелковые бордовые портьеры, через редкую тюль, падая на толстый шерстяной ковер на полу, лился неяркий солнечный свет. Он подхватывал мелкую пыль, которая поднималась кверху, и игрался нею как раз напротив двери в спальню. Он лежал на кровати, укрывшись одеялом. Она сидела на ней, полураздетая, и болтала голыми ногами.

-Я хочу в ресторан, - сказала она, повернув к нему лицо.

-Как  ты себе представляешь нас вдвоем в ресторане? Я женатый мужчина. Меня тут все знают. О тебе тут же донесут Татьяне Григорьевне, - нервно ответил ей Фридрих.

Она отвернулась.

-Ты обиделась?

-Нет, не обращай внимания.

-Обиделась.

-А если и обиделась, то что? Мне здесь не нравится. Отвези меня в гостиницу.

-Раньше нравилось.

-Сколько женщин здесь… - она ударила ладошкой по подушке.

-Что женщин?

-Лежало на этой кровати.

-Ну, ладно. Мне надо на работу. Встретимся в «Коктейле».

Из дома они вышли в начале седьмого вечера: он поехал в офис, она пешком отправилась в салон, где пробыла сорок пять минут.

Около девяти вечера они встретились в ресторане с красными стенами и желтыми, как золотые, тяжелыми занавесями, подхваченными шнурами с кистями на концах, на окнах, в которых стояла черная ночь, где кормили так себе, но цены были космическими. Их обслуживал тот же официант-почти мальчик в очках. И как назло пела Изабель Жефруа, мол, что будет дальше? что будет дальше? я напишу свой путь, не думая, не думая, когда это закончится.

Он заказал себе брискету с ростбифом, печеными баклажанами и кисло сладким соусом, борщ с говядиной и сметаной, ржаными гренками, салом, зеленым луком, картофель с жаренными вешенками, салат из  хрустящих огурчиков и болгарского перца, с листьями романно, гигантскими оливками, сыром фета под оливковым маслом и красное аргентинское вино. Она – домашние блинчики с слабосоленым лососем и сливочным мисо, баклажаны по тайски  и крем-брюле с хрустящей корочкой из тростникового сахара.

-Ты знаешь, такое впечатление, что все уже было: и этот вечер, тот же официант, пела эта хриплая француженка.

-Но меня точно не было.

-Тебя не было, - сказав это, он посмотрел на нее не то чтобы внимательно, а серьезно и с грустью, хотя было видно, что она не хочет, чтоб было серьезно, и предпочла бы душещипательным  разговорам шутку, чтоб было по настоящему, а хотела фокуса, выдумки. – Интересно, испытаю я такое чувство еще когда-нибудь. У меня такое предчувствие, что никогда больше. Как будто все в последний раз. Как перед смертью. И ты приехала, чтоб проститься со мной. Ты со мной прощаешься?

-Пока еще нет. Налей мне вина, - и дальше. - За что выпьем?

-За это чувство.

-Нет, за любовь.

-О, любовь. Любовь, как ее понимать? Чем дальше, тем больше я утверждаюсь в мысли, что это, когда с девочкой ходишь за ручку.

Теперь уже она внимательно посмотрела на него: и что это на него напало, как трихомониез, философическое настроение. У него случались уже такие уходы в сферу лирики ли, философии ли, но не надо обольщаться: это не от слабости, он был все так же тверд, все так же привержен цифре, копейке. И здесь, в этом случае он ее не обманул. Она уже давно раскусила его. К тому же, она не девочка, чтоб ее можно было так легко обмануть.

Когда они вышли из ресторана, было примерно десять минут одиннадцатого. Моросил дождь. Машина осталась стоять напротив аптеки.

Они были почти у дома, когда их догнал троллейбус. «Вот видишь, троллейбус», - произнес он. И  тут неизвестно откуда взявшийся мужчина выстрелил ему в спину. Она продолжала идти, хотя и слышала выстрелы. Он упал.

Мужчина сел в белую машину не то Форд Фокус, не то Форд Мондео, которая свернула на сигнал светофора с бульвара направо, на улицу, которая вела  к речке.

Водитель троллейбуса увидел в зеркале, что упал человек, проехал немного вперед,
остановился и вышел.

К Фридриху подбежала она. Она даже не вскрикнула. Она внимательно смотрела на него. Он лежал на спине. Куртка расстегнута. Свитер задрался, из него выкатился живот, как металлическая гривна. Жизнь из него ушла мгновенно.

-Что случилось? Плохо с мужчиной? – спросил водитель.

-Нет. В него стреляли. Что делать? Куда звонить?

-Есть телефон?

Она ему дала телефон. Он набрал 102.

Подошел прохожий, который все видел.

Приехала скорая.

Троллейбус поехал дальше.

Через десять минут приехала полиция.

По предварительным данным, в Фридриха попали четыре пули, на месте найдено шесть гильз.

Утром следующего дня, когда еще не было известно о событии прошлой ночи, санитарка, убирая в кабинете Фридриха, вымела из-под стола синий конверт. Это был тот злополучный конверт, из-за которого все и случилось. Она повертела его в руках и бросила в мусорную корзину.