Грабеж как единственный принцип государств

     Арабат Жоперидзе еще в школе знал, что рано или поздно, но прославится в веках, оставив после себя целую кучу тщательно стилизованных произведений словесности. Это знание пришло к нему после скрупулезного обдумывания показавшихся бы любому не столь вдумчивому читателю незначительных слов, приведенных Войновичем в поэме о капитане Миляге.  " Чекист, коммунист, комиссар ", - обкатывал и обкатывал тогда еще юный Арабат вещие строки, не обращая внимания на что - то там лепечущего учителя, горбатого географа, прозванного школьниками Полтораоблома, так как его наилюбимейшим занятием было обломать увлекшегося ученика заковыристым вопросиком. К примеру, тыча указкой в карту, учитель напоминал, что столица Джибути - Джибути тоже, но когда на экзамене какой лодырь и прогульщик козырял этим знанием, Полтораоблома валил счастливца уточнением о столице Бабуди. Ученик спотыкался, бросаясь к карте, стараясь доказать, что нет такого государства, но коварный учитель, задержавшись накануне в кабинете, пририсовывал несуществующую страну чехословацким фломастером, помещая ее аккурат между Бандар - Сери - Багаваном и Бонгиндой Уоллеса, невесть как перелетевшей из кабинета зарубежной литературы. Полученная двойка наполняла срезанного холодной яростью, по прошествии лет обломанный ученик становился, разумеется, патриотом и уже сам пририсовывал различные образования в натуре, а не на карте, хоть так совершенно фрейдистски отомстив учителю. " Стилист, фьючерист, несогласных вожак ", - получалось у Арабата, и возникали перед совестью яркие картины будущей славы, гремели передвижные радиоустановки, ничтожные, но лукавые, как обычно, царедворцы, сменив присущую Рюриковичам национальность на нечто кошмарное и противоположное, лезли и лезли из черты оседлости, внедряя в быт трудовых народов своеобразное понимание текущей ситуации, но Арабат, стоя на пластиковом постаменте, за три секунды разруливал, казалось бы, тупиковую флуктуацию действительности, придумывая на ходу не только точку схлопывания, но и бифуркацию, например. Люди, злобно топотящие там, внизу, буйно топырили бороды и гулко хлопали в ладоши, бифуркация же, получив жизнь разумом Арабата, назревала гнойным прыщом, разбухая аэростатом между Спасской и Коромысловой башнями Кремля. Именно Кремля, на меньшее Арабат был не согласен.
    - Неплохо, - остро взглянул из - под опущенных по моде на кончик носа очков пан Мошка, издатель, на скромно сидевшего напротив начинающего политика, писателя, журналиста, стилиста Арабата Кукушкина, взявшего себе творческий псевдоним, как говорится, от обратного. Был такой случай, в армии, где пришлось отдать долг родине возмужавшему Жоперидзе, становящемуся тем самым мужиком, как советовали ему провожавшие новобранца соседи.
    - Почему Обратный ? - удивился юнец, стоя на раскаленном плацу Уренгоя, услышав наименование комполка, красной рожей показавшегося в окне штаба.
    - На, сука ! - вскричали тогда дембеля, топча кирзовыми сапогами усомнившегося. И понял Арабат, что станет в писательской жизни Кукушкиным, хотя, топтавшиеся рядом попавшие под горячие ноги сослуживцы Жоперидзе от того не стали тоже Кукушкиными, отнюдь, один умер, упав в котлован, второй устроился дальнобойщиком - азербайджанцем, хотя и был природным воронежцем из Салехарда, а третий, самый злокозненный, предъявил в ОВИРе загранпаспорт на имя Ёсифа Линдера, значившегося по спискам экс - сотрудником СВР Кобелидзе, что не помешало ему войти в конфиденты самой Альбац, а уж Кац присоединился как - то сам. Велико же было удивление Арабата, когда он встретил через двадцать бражелонских лет своих бывших сослуживцев на улочках столицы, стройно шагающих во главе грозно шумящей колонны. Они шли на Останкино, думая, что Херсон и Одесса уже малоактуальны, и должно было пройти еще двадцать лет, чтобы именно Херсон и Одесса заняли место привычных мэрии Масквы и Останкино, а патриотизм призвал всех неравнодушных не навести порядок в своем доме, но пойти и умереть за непонятные интересы газового и оружейного бизнеса, что по - американски значит : просто делюга.
    - Еще лучше, - оценил литературные метания встающего в один рост с Жойсом Арабата пан Мошка, издатель, незаметно нажимая подошвой правого ботинка на скрытую под ковролином кнопочку.
    - Проводите его в Останкино, - порекомендовал влетевшим в кабинет сотрудникам охраны пан Мошка, издатель, выбрасывая рукопись писателя в мусорную корзину, - или в Херсон.
    Через день Арабата видели не на склонах Памира, как привыкли читатели коалы, поганые скудоумки, назойливо пытающиеся читать не предназначенные для свиных мозгов сказочки. Арабат стоял рядом с бронзовым Дюком, задумчиво приложив сжатый кулак к бровям, упорно разглядывая Шестой флот США, что ужо, ужо, суки рваные, принесет свободу и демократию, правда, как всегда, благоразумно не уточняя, что несет он их единственно в интересах именно США, что, ежели задуматься, нисколько не странно, ведь построившие и снарядившие Непобедимую Армаду латиносы менее всего думали об интересах островитян, скучковавшихся на бортах пиратских шхун, что и станут окончательными победителями, как пресловутый синдикат Лакки Лучиано стал владельцем планеты, целомудренно прикрывшись фиговым листиком Декларации прав человека.