Осень, почти что болдинская

               
      ОСЕНЬ, ПОЧТИ ЧТО БОЛДИНСКАЯ, НО НЕ В СТИХАХ, А В ПРОЗЕ...

             Осень в том году началась несколько необычно. Хотя бывало и необычнее… Вопли кликуш от зеленой энергетики, науськивающих Европу на скорое получение бесплатных костей оттаявших мамонтов из вечной мерзлоты Сибири, никак не предвещали её раннего прихода. Да сама прохладная осень как-то не укладывалась в новую стратегию развития мира и европейских ценностей…Но! УПС!  «Карраул» – завопили предприимчивые товарищи из объединенной Европы, глядя на поникшие столбики ртути, – «замерзаем!». И тут же, в соответствии с законами всемирного притяжения денег, взвинтили цены на сибирский газ, пролив елей на уши некоторых россиян, кои в счастливой растерянности застыли у экранов ТВ, не донеся ложку с черепаховым супом до своего рта…  Действительно,  чего переживать, если тогдашнее лето в Эвропах шло на удивление благостно, тепло и радостно. Там не раздавали бесплатную воду страдающим от жары туристам, коренные народы с пришлыми эмигрантами лениво бастовали за свои свободы, а пандемия «короны» призывала на улицы городов не только новых диссидентов, но и закоренелых наркоманов с необычными лозунгами: «не  уколемся!». Взрослеющая Грета Тунберг искренне радовалась, что в России снижалось количество авиарейсов в Турцию...

           Крым, отрезанный незалежной от днепровской воды, тем летом вдруг оказался переполнен небесной влагой,  избыток которой рванулся в море через улицы Ялты и переулки Керчи. Немного подумав, небесная канцелярия поискала в своем расписании  солнечное окно и страждущий недорогого отдыха народ, сбросив медицинские маски и верхнюю одежду, тут же кинулся заполнять его курорты.
Олимпиада, на фоне пандемии о которой позабыл было народ, вдруг и несмотря на колебания принимающей страны восходящего солнца, все же открылась при пустом стадионе. Спортсмены отечественного разлива, с иностранным акцентом и без, лишенные триколора и гимна, вполне успешно и без помощи борца за чистоту утренней мочи Родченкова, выступили на ней.  Стремясь хоть как-то понизить градус успешности наших спортсменов, отдельные судейские били по протоколу. Оскалив зубы в заученной улыбке,  они занижали заслуженные баллы юным гимнасткам на фоне их спотыкающихся иностранных коллег, так и не получивших в ВАДА статуса больных, измученных нарзаном…

            Сибирь и Дальний Восток, лишенные привычной влаги, усиленно задымили кострами горевшей тайги и далеких поселков; открывшаяся для туров «все включено» Туретчина подхватила пламенную эстафету от пожаров и ковида. Привычный ко всему отдыхающий люд из России скучающе фотографировался на фоне горящих прибережных лесов Антальи и Мармариса. «Там был Вася»…

            С яблоками в средней полосе уже летом было плохо, так же, как и с вакциной «ковивак», почему-то считающейся у знатоков самой крутой. Цена на молодую картошку поспешила вслед за ценой банановой, разогналась, да и вдруг перевалила её. Руководитель одной из самых картофельных областей стал прятаться от вопросов местных независимых блогеров и недокормленных журналистов; картофельные же поля этой картофельной житницы давно были распаханы монополистом мирового торга и засеяны  неовощными культурами: кукурузой, подсолнухами и прочими рапсами. Подобные пейзажи стали привычны взору пейзанина средней полосы. Одноименные магазины монополиста, прописавшиеся лишь в крупных городах, кормили деклассированный элемент мясом черных бычков, свининой и консервами, не брезгуяи ширпотребом от других производителей съедобных продуктов.

            В общем и целом, помахивая снятой медицинской маской,  мимо расслоившихся жителей России, проходила очередная «маленькая жизнь». Но, следуя календарю, без задержек, из дверного проема межсезонья, на страну первого сентября непривычно выпала дрожащая и сопливая осень…

             Смешав прогнозы на бархатный сезон, Южный берег посетили скандинавские циклоны, принесшие  не только холода, но очередные тонны воды в нечищенные русла прибережных речек, похоронившие  в очередной раз чьи-то надежды, дома и автомобили…

            Если в прошлые годы теплынь  долго играла с сентябрем в пятнашки, то ранние холода  и промозглая лондонская сырость прошлого года резко ударили по европейским ареалам и неокрепшему российскому иммунитету средней полосы, чем и повысили число заболевших простудными заболеваниями. Палаты красных зон инфекционных отделений  стремительно пополнялись бывшими ковид-диссидентами, посыпа;вшими с экранов ТВ-каналов свои головы  пеплом вирусов и бактерий.
Менявшие друг друга на экране на фоне моросящих пейзажей предсказатели погоды туманно намекали на «бабье лето», которое вот-вот, все же должно будет посетить среднюю полосу и добавить в её статистику солнечных дней. Нагретая за лето земля с неохотой отдавала тепло перезревшим ягодам брусники, черники и  проклюнувшимся разным грибам…

             И вот, в конце сентября, идя навстречу пожеланиям Гидрометцентра, долгожданное солнце по-матерински придавило своей мягкой грудью  сёла, города и поля аж до самого Урала. Синее небо поманило в небо самолеты; скворцы, стаями носящиеся от куста к кусту за поздней ягодой,  воспрянули было духом и приготовились нежиться в осеннем тепле. Но первой же ночью, когда солнце спряталось в Ближнем лесу новой Москвы, температура за стенами старого города упала ниже нуля… Регулярные ночные заморозки и холодные ветра  подстегнули не нагулявших жирка птиц, и последние, толком не попрощавшись, рванули к низким широтам.

             По утрам под ногами жестким ежиком топорщилась поседевшая трава; как только «дне;вное светило» на три пальца поднималось над горизонтом, с южной стороны крыш начинал подниматься парок и звенела капе;ль… И солнце,  смешав буйство первых осенних красок, быстро, в течение пары дней, покрыло подмосковные леса и парки столицы осенним золотом. Болдинская осень посетила столицу...

            
 … Далёкая сентябрьская пятница…Я вывожу из гаража машину, закрываю ворота.Легкое дуновение западного ветерка вызывает не трепет деревьев, а натуральный листопад: не оттаявший под лучами солнца листок яблони отрывается от верхней ветки и начинает с жестяным грохотом падать вниз, увлекая за собой еще пару десятков собратьев. Розовый куст, породивший несколько бутонов, всячески сопротивляется натиску холода, не сдается, но и не двигается в развитии своем: бутон уже как неделю, застыл в полуобморочном состоянии.

            Согреваемый теплом мотора,  я двигаюсь навстречу встающему солнцу. Совпало по закону подлости, что осенний отпуск прошел в слякоти и холоде.  Дни становятся короче, две недели назад светило еще брызгало навстречу первыми лучами, сегодня же, в это же время,  я вижу лишь золотую полоску утренней зари. Дорога, в окружении позолоченных тополей, проходит мимо заселяемого колонистами  спального гетто по имени «Спортивный квартал», имеющего отношение к спорту, как и я к апельсинам. Многонациональные колонисты-пилигримы, поеживаясь от утреннего морозца, бредут к автобусной остановке; а вот, кстати, и сам «голубой вагон», с почти итальянским скакуном на решетке, новый и теплый внутри, тормозит у стеклянного павильона…

             Я еду дальше, до новой дороги и перекрестка, созданного изощренным разумом практикующего теоретика, недоучившегося студента-железнодорожника, решившего из обычной круговой развязки сделать что-то более изысканное и футуристическое, в виде множества скрещений крупного железнодорожного разъезда. Результат этого, сюрреалистическую картину из ложбин и множества бессмысленных светофоров и знаков, вносящих  сумятицу в умы подъезжающих водителей, я наблюдаю теперь дважды в день: утром и вечером, когда возвращаюсь домой. Это осенний подарок властей окраинам Москвы.
 
              По утрам, покрытое побуревшей травой поле у очередного гетто по имени «Цветочная поляна» курится паром, а ближний московский аэропорт выплевывает в небо стаи самолетов, которые как и птицы, держат курс на теплый пока, но зарубежный юг…

           Дорога моя отчасти проходит лесом. С каждым «золотым» днем я замечаю, как желтизна куполов лесных великанов постепенно смещается к их подножию, окрашивая невысокий подлесок; пару дней спустя я вижу, как траву под ними укутывает лоскутное листвяное одеяло.

            Что лучше пятницы, когда заканчивается рабочая неделя, а за окном бушуют краски осени!

            С лучами первого солнца я вхожу во двор Института. Производственный корпус, с чувством исполненного уже долга, с утра пыхает в небо струями отработанного пара. Клён, что стоит под окном у моего рабочего кабинета,  подрумянившийся от первых холодов еще две недели назад, спешно избавляется от «одежды», устроив под собой чудный мозаичный ковер из разноцветных листьев. Вступаю на него, как на красную ковровую дорожку, и иду дальше, загребая листья ногами. Они мягко, по-осеннему шуршат, как будто барабанщик вместо палочек взял в руки щеточки. Весной или летом лист шуршит по-другому, у него будет другая музыка.

             Дубы, растущие над дорогой, в августе  месяце расстрелявшие по моим коллегам свои недозрелые семена, теперь сбрасывают отборные, зрелые плоды, похожие на крупные сливы. Улучив момент, местная белка, махнув серым пушистым хвостом, хватает крупный желудь и, как кенгуру, скачет с ним до близкого забора, где суетливо осмотревшись, прячет его в мох. Лиственница, по-отечески прикрытая дубом, приготовилась менять свой наряд, её иголки тоже тронуты желтизной. Неподалеку, рабочие хозяйственной службы, покачивая бензиновыми ветродуйками, собирают листья в огромные кучи и набивают ими мешки… С каждым днем, непроницаемый вокруг Института лес понемногу становится прозрачным; как в волшебном процессе проявления фотоснимка, над забором проявляются белые многоэтажные дома посёлка.

            Утром, в выходной, когда солнце испарило иней на полях, мы с женой едем на свидание с Ближним лесом. Он неподалеку, в пяти минутах езды от дома и я вижу его из южного окна. Это не наш, не Брянский лес, с его светлыми и просторными березовыми опушками, сосновыми борами, ягодниками и прохладными осинниками. Это типичный, темный подмосковный лес, с редкими березами и мрачноватыми ельниками, давно не чищеный. С лужами в ямах, выбитых любителями грязевого экстрима и с нередкой и многообразной тарой из-под напитков, заботливо посаженной горожанами под деревьями и кустами. Редкие полянки золотыми оазисами проглядывают среди хвойников и привлекают к себе мелких птах – погреться на ветках и пообщаться меж собой. Весной и летом Ближний лес другой. Он крикливый многоголосьем разных птах, своеобразный и я сделал в нем немало для себя открытий*.

           Но другого леса здесь нет, и даже в таком, непривычном для меня лесу, светлой осенью можно найти много чудесного…

            Утренние заморозки загнали в щели паучков-путешественников: нет привычных осенних серебристых нитей в поле, не цепляются они за кусты, стоящие на опушках. Ближний лес, открыв тропинки, прятавшиеся летом в траве, уже впускал к себе запоздалых грибников. Натоптанные дорожки, просматриваемые в траве,  спотыкались о валежник, петляли по ельникам, путались по мелким овражкам и выбегали на полянки, освещенные ярким солнцем. Мухоморы, накинув свои, насиженные мухами красные шляпы, семафорами высились среди травы, словно говоря: «Ищи, да обрящешь!». На ощупь,  раздвигая низкие ветки, мы уходим с тропинки вглубь леса. Редкие птахи перекликаются на ветках. Пара пестрых дятлов прицепилась к старой сухой березе. Спиралью прострочив ствол (крепок наверное еще), парочка улетела дальше. Бледные поганки (как же без них в подмосковном лесу!) выстроились между двух невысоких елок; чья-то заботливая нога припечатала несколько ядоносов к земле, наверное мстя им за их бесполезность. Петляя, как две разноцветные бабочки,  мы перемещаемся от дерева к дереву – они здесь основные местные жители и у корней своих могут прятать лесные сокровища.

           ... И вот! О чудо! У подножия ели начинается дорожка из шляпок упругих синеватых грибов, похожих на сыроежки-свинушки, но фиолетово-синих снизу.  Дорожка тянется к другому дереву и описав полукруг, скрывается за его стволом...  Десятка четыре чистых, не тронутых мелкими обитателями леса, фиолетово-синих шляпок перебираются в мое ведро и мы идем дальше… Глаза привычно шарят по сторонам. Сегодня ровный свет  солнца, пробивающийся сквозь кроны высоких деревьев. Он не создает дергающихся теней, не напрягает зрение и я с удовольствием отдаюсь поиску. Сухие сыроежки, почерневшие свинушки… Лес – саморегулирующаяся система и здесь не так заметно влияние утренних заморозков, как на садовых участках: опавших листьев на земле пока немного и прячущихся грибов не заметно. То там, то здесь я натыкаюсь на знакомые фиолетовые дорожки: тут уже ступала нога незнакомого человека и чья-то жадная рука, опередив меня, сняла лесной урожай в свою корзину… Что ж, мне достаточно и малого…

            Сделав малый круг,  и наслушавшись чужих песенных «ау-ау-ау-у!» и «эге-гей», мы с женой  выбираемся из леса на асфальтовую дорогу. В спину нам светит солнце – по осенним меркам еще рано: нет и двенадцати. Перед нами, в сторону аэропорта, снижаясь ступенями, уходит под горку паутина серебристых проводов, между высоких столбов серою лентою струится асфальт шоссейки. Стайка соек, усиленно работая крыльями, летит в сторону ближнего коттеджного поселка – чем-либо поживиться.  Далеко впереди, на возвышенности «Цветочных полян»,  сквозь ажур строительных кранов пока еще светится золото  дальней березовой рощи. Сливаясь с ней, желтеют высокие раскидистые дубы, которые очень скоро, отдав салют золотой осени, скукожатся, а потом всю зиму будут стоять с кручёными, как кубинские сигары, листьями.

            Небо глубокой синевой рвется вверх; на его фоне высоко видны серебристые самолетики, бороздящие воздушный океан. Они стайками мимолетно чиркают по синеве белыми полосами инверсионных следов и растворяются на западе, рождая за собой легкое недоумение от книжного знания: не может быть, что еще всего двадцать километров ввысь - и там, выше, начинается чернота близкого космоса!
 
             Яркий, неестественно белый свет солнца на бесконечном пространстве цвета синий кобальт вносит в асфальт дороги сюрреализм галечного пляжа, добавляя в придорожную действительность неестественность белизны; глазам недостает желтого и зеленого, отворачиваешься и ищешь привычное…
Знакомые осины, что на опушке пару недель назад стояли сочно красными, перестав стыдиться, перекрасились в ярко-желтый цвет и теперь тихо роняют свою листву на невысокую траву.

             В лучах волшебного солнца на деревьях только осеннее золото и ничего другого. Начиная от цвета самой высшей пробы листьев молодых кленов, кончая турецким золотом дубовых крон. Нет, «бабьего лета» в этом году не случилось. Осень пушкинская, золотая…

              Пройдет ещё пару недель и лишь редкая береза, горделиво будет демонстрировать свой наряд с оставшейся прозеленью до ноябрьских праздников, да дальнее вспаханное поле взойдет изумрудной озимью…

* Примечание. «Летний вечер в подмосковном лесу».

16.09 – 26.10.21.