Исповедь криминал

Бежать! Сейчас и немедленно! Кто видел? Не должен был кто видеть. Темно. Рядом точно никого быть не могло, только если далеко. А далеко – что можно увидеть? Тени. Мелькали тени. Одна упала, другой тут же не стало. Что можно сказать о тени? Разве тень возможно опознать? Никто такого сделать не в состоянии.
А дело громкое получилось. По телевизору показывали. Понатыкали везде камеры и снимают теперь, что ни попало. Сейчас за него возьмутся. Лучшие следователи, самые опытные криминалисты. А меня нет! Даже тени моей не найти. Ловко? Тем более, что у меня есть все возможности сейчас из города свалить – каникулы. А как пройдет ажиотаж, затихнет, я вернусь. Шито-крыто все. Как ни в чем не бывало жить буду.
Валера повеселел. Словно огромный камень с плеч свалился. А как он вчера переживал, как боялся! Почти всю ночь не спал, все ждал, что за ним придут. Испарина до утра его мучила, что не только он сам, простыня, одеяло, подушка - хоть выжимай. Пришлось срочно в стирку все закинуть, чтобы мама не заметила и не заподозрила чего.
А вот руки дрожат до сих пор. Не так сильно, конечно, как вчера, но все равно заметно. И дальше, похоже, тоже дрожать будут. А для полиции это улика. Вдруг увидит кто, сразу с расспросами полезет: «А по какому это случаю у вас, молодой человек, руки дрожат? Вы, случайно, к вчерашнему преступлению отношения не имеете? А давайте проверим? А то похожи вы очень. Тень ваша с собой?» Еще институт. Как он там такой появится?  Набегут с расспросами. И страшно не это, что набегут, а что разболтают. Через день весь город уже будет знать. А знать такое всем не следует. По телику многие меня видели. Лица, конечно, не разобрать, но куда денешь характерные движения, жесты, одеяние – кто меня как облупленного знает, тот сразу определит.  Засомневаются сперва, а через шаг уже подозревать начнут и сообщать, куда следует. Как пить дать сообщат!
Проклятые руки! Продолжают дрожать. Вроде, уже почти не заметно, но если вглядеться – то очень даже видно. И никак мне их не унять. Перед глазами вчерашний репортаж по телевизору стоит, раздел криминальной хроники. Повадились люди эту гадость смотреть. Делать им, что ли, нечего? Такое ощущение - вся страна разом в полицейские записалась. Так и норовят кого-нибудь опознать и засадить. Даже лучший друг и тот на такое способен, - вот как телевизор нынче зомбирует.
Это - мандраж. Не думал я, что он меня так долго преследовать будет. Когда дело творил, ничего такого со мной не происходило, а вот как закончил – началось. С чего это? Слабак? Не своим занялся? Все может быть. Но сейчас мне о другом думать надо, как больших неприятностей избежать. Тюрьма это. И надолго.
Господи, как тяжко! Не ожидал, что совершить преступление – такая мука! Господи … чего это я его вспомнил. Не просто так вспомнил. И не сегодня это произошло. Вчера заметил. Сразу, как это случилось. Иду по улице, а там – храм, и я глаз оторвать от него не могу, словно он тоже на меня смотрит. Зайти? Конечно, не зашел, хотя тянуло невероятно. Но глядение это свое запомнил хорошо. Оно первый раз во мне проявилось. Еще не хватало бы, чтобы ты, Валерка, верующим человеком стал! Хотя, что тут плохого? Над верующими давно уже не смеются, только жалеют их, мол, столько времени на ерунду тратят. Бога нет, а они все чего-то ждут…
Дома хоть шаром покати. В смысле еды. Родители ничего не успели купить, оставили деньги и записку. Не понимают, что ему сейчас по магазинам шляться полное безрассудство. Но есть хочется страшно. До возвращения родителей явно будет не дотерпеть, да и как объяснишь им после, почему в магазин не сходил? Есть причина? Причины не было. А та, что была, о ней не расскажешь.
Валера одел на себя все то, что вчера на нем одето не было. Вышел. Огляделся. Страх сидел где-то в районе коленок. В большой магазин, где все было и стоило недорого, не пошел, а направился в маленький, где мало что есть и все дороже. Думал о безопасности. И хотя, казалось, все рассчитал, все продумал, случайностей нельзя было не предполагать. На них-то и горят прежде всего люди.
Он шел и не мог избавиться от мысли, что на него все глядят. Проклятый телевизор! Его смотрят миллионы! И достаточно одному и этих миллионов телезрителей сейчас пройти мимо и опознать его, и вся жизнь Валеркина покатится под откос. Ощущать такое – невероятное мучение. И никакой разум тут помочь не в состоянии. Страх разоблачения всегда оказывается сильнее.
Днем ходить по улице – верх безумия. Не надо больше будет ему этого делать. Чувствуешь себя, как под микроскопом – будто насквозь просвечивают.
Валерка зашел в ближайший магазинчик и закупился сильно впрок, чтобы лишний раз из дома не выходить. Родители это вряд ли одобрят, но дело было сделано, и сдачи не осталось. Что делать, как-нибудь обойдутся сегодня без сдачи.
Валера собрал товар, затолкал его по-быстрому в сумку и пошел тоже быстро, подумав при этом – «Как же подозрительно я себя виду! Спокойнее надо. Спокойный человек меньше притягивает к себе внимания».
Вот он и дома. Как же тяжело дался ему этот самый обычный поход в магазин! Будто он второй раз вчерашнее совершил, и этот второй раз дался ему куда как мучительный, чем когда он это все совершал в действительности.
Кусок в горло не лез, несмотря на сильный голод. Выпить? Очень тянет, но нельзя. Начнешь – не остановиться уже будет. А пьяные прогорают моментально – они буквально созданы для фатальных ошибок.
Находиться дома было невозможно. Да и в городе тоже. Слишком все близко от того места. От воспоминаний не уйти. Бежать! На дачу можно уехать, тем более что он собирался туда перебираться. В лес! Знает одно место. А там эти деревянные ребятам ничего тебе не сделают, нет им до тебя никакого дела. Теликов они не смотрят, как звонит в полиции не знают, ябедничать не умеют.
Валерка позвонил приятелю.
- Борис, привет! Твой конь на ходу?
- Конь на ходу, да кучер занят.
- Под шофе?
- Чист, как стеклышко.
- Тогда седлай коня и ко мне срочно. Надо. Есть такое слово.
- Тогда уточни про коня. У меня же их двое.
- Ах, совсем забыл, ты же новую тачку недавно приобрел. Поздравляю. Но мне нужен старый вариант. Занавесочки, надеюсь, в стирку не сдавал?
- Снял.
- Повесить обратно сложно?
- Можно. А тебе зачем?
- Есть у меня одна затея. Хочу свалить на дачу, но так, чтобы ни одна живая душа об этом не проведала.
- Я в том числе?
- Тебе можно. Тебе всегда все можно. Ты же - друг.
- Через часик подрулю.
«Подозрительно быстро он согласился», - Валерка даже растерялся. – «Может, зря я его привлек?» Но дело сделано, останавливаться нельзя.
Валерка к отъезду совсем не собран. Что час очень много, это ему казалось.  На самом деле час – пшик. Он собирался как на пожар – хватал, бросал, запихивал. Разбираться будет уже потом. Главное, чего важного не забыть, ведь вернуться ему уже не получится.
Звонок в дверь заставил Валерку сильно вздрогнуть. Он знал, что это, скорее всего, Борька подъехал, но испугался жутко. Не дай бог, если это не он!
На цыпочках подкрался к двери и заглянул в глазок – Борька. Стоял один и с ноги на ногу переминался. Рядом – пустота парадной. Но и она могла быть обманчивой.
- Один?
- Один, не считая лошади.
- Уверен?
- Слушай, открывай, мне сильно некогда. Или я пошел.
Дверь открылась. Борька был один. В квартиру ему Валерка войти не дал.
- Поехали! – он был уже с вещами.
Они тронулись. Сел Валерка не рядом с другом на переднее сиденья, а в глубину салона и тут же притворился спящим, объяснив это, что не выспался. Борьки было все равно. Он действительно спешил, ему предстояло поехать на очень важную встречу, будет это часов через шест, вполне пока успевает, но всегда лучше имеет в запасе резерв, чем ехать в обрез.
В последний момент Валерка передумал заезжать прямо в деревню, чтобы, в случае чего, сбить полицию со следа, если до него доберутся через Бориса. Остановились в десяти километров от того места, которое Валере было нужно. Борис помог ему выгрузить вещи и вдруг спросил.
- А у тебя все в порядке? Больно ты странный.
Валерка крепко обнял его.
- Друг, не беспокойся, божественное состояние. Два месяца каникул впереди.
Она расстались.
«Зря я про два месяца сказал», - обеспокоился Валерка – «Теперь все будут знать, когда я вернусь обратно».
Телефон можно было уже отключить – здесь все равно не ловит. А для большей безопасности – его разобрать. Эти современные технологии – никогда не знаешь, где тебя запеленгуют.
Началась дорога. Красоты необыкновенной. Только Валерке было совсем не до красот природы. Он понял, что переоценил свои силы. Две огромные сумки, которые он взял с собой, не сильно тяжелые, когда их до машины тащишь, но на долгом пути которые превратились в стопудовые гири. Вымотали так, что хоть бросай их. И почему ему было не взять туристический рюкзак, который уже какой год в шкафу пылится? Поэтому десять километров превратились во все двадцать, если не больше.
Конечно, спешить Валерке было некуда, но с каждым шагом он все больше натирал себе ноги, руки, спину – и к концу пути рисковал превратиться в полного инвалида.
Свечерело. Показалась деревня Терехина, где проживала его тетя, и к кому он направлялся вместо своей дачи, что находилась совсем в другом месте. Хитрый этот маневр разбил его окончательно.
Не без труда нашел он дом тети. Бывал он в нем не очень часто, в основном в детстве, когда тебя привезут и отвезут, и ты ничего не решаешь. Первый раз он оказался у тети по своей воле.
Постучал по изгороди. Свистнул. Крикнул. Кинул камушек в окно. Тетя выглянула на улицу.
- Кого леший принес?
- Божьего человека Валеру, вашего племянника.
Тетя кинулась ему навстречу. Расцеловала всего, как в это в детстве делала, но только не в щечку и лобик, а в основном в губы и очень жарко.
- Надолго?
- На все лето.
- Валерик, умница, какой же ты молодец!
Терехино – село небольшое. Дачники в основном. Друг друга мало кто знает, потому что народ постоянно меняется. Живущих оседло – десятка полтора. Валерка мог чувствовать себя здесь в полной безопасности. И он успокоился. Сразу и навсегда. Внутренняя дрожь наконец-то затихла. Или сделала вид, что затихла, по крайне мере, Валерка перестал ее ощущать.
«Все обойдется!» - решил он.
Можно было рискнуть пройти прогуляться. Двое суток взаперти давали о себе знать. Валера вышел и сразу, даже головы не поднимая, увидел вдалеке то, что меньше всего хотел сейчас увидеть – храм, очевидно недавно здесь построенный. От места, где он находился, можно было разглядеть только его купол с восьмиконечным крестом наверху, но этого было достаточно, чтобы все внутри у Валеры перевернулось.
«Он все знает», - мелькнуло у него в голове – «От Него ничего не скрыть. И храм не зря мне на пути попался. Не зря тут построился. Это же какой-то знак мне. И смотрит как-то грозно и обвиняюще. Он преследует меня. Он что-то хочет. Он меня осуждает. Но я сам себя осуждаю. Тогда в чем дело? Господь, что Ты хочешь от меня?»
Ни о какой прогулке не могло дальше идти и речи. Валера вернулся в дом.
- У вас, смотрю, храм стоит, раньше я его не помню, - сказал он тете.
- Так раньше его и не было. Неделю назад освятили. Батюшка на свои деньги его возвел. Бывший уголовник, кстати. Полжизни отсидел, а здесь к Богу подался. Замечательный человек. Отец Александр. У нас все его в селе очень любят. А чего ты вдруг спросил? В храм ходить начал что ли?
- Что вы, тетя. Просто так спросил. Увидел и спросил.
- Мне-то только не ври. Я-то - вижу. Есть у тебя какое-то дело к нему. Чую.
Валере не по себе стало от этих слов. Хотя ему, вроде, бояться было нечего. Он поспешил сменить тему. Тетя догадаться ни о чем не могла. А он побудет у нее немного и уедет. Хотя, от тети определенную пользу можно было получить. И он признался.
- Давно тянет зайти, а решиться все не могу.
- Так зайди. Завтра и зайди. Батюшке могу о тебе рассказать, - обрадовалась тетя и совсем другими глазами посмотрела на племянника.
- Лучше не надо. Я сам.
- Сам, так сам.
Тетя приготовила праздничный ужин, в честь их встречи. И хотя было уже поздно, поела и сама. Смотрели телевизор. Дурная привычка современных людей. И надо же, показывали криминальную хронику. Тетя, оказывается, очень любит ее смотреть. Этим она от других особо не отличалась. Валера смотреть эту передачу категорически не хотел, но следил за экраном в полглаза, мало ли что. Один сюжет заставил его обострить внимание. Он впился в телевизор и уже не мог от него оторваться. Речь шла о его деле. Оказалось, что человек, совершивший это преступление, был задержан. Его показали. И это был не Валера. Это был совсем другой парень. Он появился на экране крупным планом. Выскочила группа захвата, повалила на асфальт, застегнула на запястьях рук наручники.  Эффектно и страшно. Показали большие, непонимающие глаза этого парнишки, вставшие дыбом рыжие кудрявые волосы, испарины страха на лбу. Парень испытывал дикий ужас. Его обвинили в том, чего он не совершал, но при этом по телевизору сказали, что этот человек во всем полностью признался.
Валера был опустошен. Он не знал, как относится к увиденному. С одной стороны, это означало, что ему больше бояться нечего – преступник схвачен, и никто его больше искать не будет. С другой – непонятное. Радоваться? Дело громкое, его приказано раскрыть в кратчайшие сроки, и оно было раскрыто. Чего еще он мог лучшего для себя желать? Но ни радости, ни облегчения он при этом почему-то не испытывал. Из его головы не выходил вид этого рыжего, кудрявого парнишки с глазами, полными страха и недоумения. Его ждала тюрьма. Долгая тюрьма, а виноват он не был. Вина была не на нем, а на Валерке.  И теперь у этого парнишке ломалось вся его жизнь. Можно было представить, как сходят сейчас с ума его родители. Друзья все в шоке, конечно, не верят. Знакомые, соседи, учителя. Полный позор! И никто помочь ему не состоянии. Обречен.
Валера ушел в свою комнату. Чувствовал он себя гадко. Попытался забыть  этот сюжет, но тот прочно засел в голову, и его невозможно было оттуда вынуть.
Еще одну ночь Валера провел без сна. Лежал и тупо смотрел в потолок. А с потолка на него смотрели глаза рыжего, и никак было их оттуда не убрать.
Утром Валере стало только хуже. Он поднялся и вышел из дома, ничего не сказав тете. Был ранней час, во всех домах люди еще спали.
Куда он шел? Если честно, сам не знал. Определенного плана у него не было. Ноги сами несли его куда-то. Но все же кто-то всем этим процессом руководил. Валера вышел к храму.
Храм был закрыт. Рано. По двору только куры гуляли. Валера поискал калитку, но не нашел ее, хотя она была совсем рядом. Перелез через забор. Подошел вплотную к храму, обошел его дважды.  Ему показалось, что храм закрыт изнутри, значит, там кто-то есть. Стал стучаться. Сначала осторожно, а затем уже вовсю колотя по двери кулаками. Почему-то ему казалось, что он имеет право так поступать.
А дверь открылась совсем в другом месте. Из вагончика напротив, где батюшка и жил, так как его дом был еще не достроен, вышел отец Александр. Он, очевидно, только встал, лишь накинул рясу, а крест не успел надеть.
- Тебе чего, отрок?
Он назвал его отроком, хотя Валера давно уже им не был. Либо как следует не разглядел, либо вид у Валеры был такой, что его за отрока приняли.
- Исповедоваться хочу, - сказал Валера смиренно, хотя даже не знал, что это такое.
- На службу в воскресенье приходи, с утра. Там буду исповедовать.
- Мне сейчас надо.
- Сейчас закрыто все. Не видишь?  Нет никого в храме.
- Вижу. Но мне надо. Завтра я могу уже не решиться, и тогда великое зло может произойти.
Священник задумался на секунду.
- Ладно, открою. А ты сходи, умойся пока. Вон колодец. А то лица на тебе нет.
- Это не мое лицо, а рыжего.
- Твое не твое, а прибери. В святое место идешь.
Батюшка ушел облачаться и готовиться к исповеданию, а Валерий с послушанием ребенка пошел умываться. Делал он это долго и тщательно, будто специально время тянул, настраивался.
- Сын мой, - батюшка уже стоял за его спиной.
Валерий только кивнул. Слово сказать ему было сейчас невероятно трудно.
Вошли в храм.
- Крещенный?
- Наверное.
- Не крещенного не могу.
- В детстве наверняка крестили, разве я помню.
- Это не аргумент.
- Крестик в детском садике носил, это точно. В школе уже снял.
- Молитв, конечно, никаких не знаешь?
- Никаких.
- А исповедоваться, тем не менее, хочешь.
Валера упал на колени.
- Мне нужна ваша помощь.
Батюшка поднял его.
- Не так. По-другому. Встань. Я тебя исповедую. Не дрожи.
Валеру знобило. И это было не от ледяной воды после умывания.
- В чем грех твой, раб божий?
- Вчера, понимаете. По телевизору … рыжий такой. Он не убивал. Я убил. А взяли его.
- Твой приятель? Вы подельники?
- Нет. Первый раз видел. Как мне быть?
- И теперь его посадят. Так?
- Так.
- А совершал не он, а ты? И вы не знакомы?
- Случайный человек. Я не понимаю, зачем он сознался. Он же не убивал.
- Вопрос ясен. Знакомая картина. А если его посадят – ты греха этого не выдержишь?
-  Я не знаю.
- Зато я знаю – не выдержишь. Иначе ты бы не пришел и не стал мне такого рассказывать.
- И как быть?
- А ты сам уже все решил, зайдя ко мне.
- Сдаваться.
- Спасти невинного.  Ну и самому очистительные страдания принять.
- А по-другому если?
- Жить-то с этим сможешь? Честно?
- Не знаю.
- Не сможешь. Я не следователь. Я – священник. Исповедать тебя исповедую, а совет мой ты знаешь.
- Сдаваться?
- Это не так страшно. Сам весь этот путь прошел. Гораздо страшнее всю жизнь камень вины в сердце носить. Вот это мука, так мука. А страдания, бывает, и спасти могут, если они заслуженны. Но тебе решать.
- Не могу пока.
- Покайся. Это не я тебе говорю, сам Бог тебе говорит. Он тебя сюда и привел. А я слуга лишь его.
- Но это же тюрьма!
- Искупление.
- На много лет.
- Иди и возрадуйся.
- Чему радоваться?
- Спасению души своей.
- Батюшка!
Священник был суров и непреклонен.
- Взял крест – неси! Помни о рыжем. Он в чем виноват? А вот муку сейчас терпит. Зачтется тебя покаяние твое.
- Думаете?
- Знаю.
- Значит…, - у Валеры дрожали губы.
- А отсидишь срок, проходи ко мне, продолжим беседу.
Отец Александр благословил Валеру.
- Покаяние – есть подвиг. Подвиг души твоей. Я буду молиться за тебя. Все эти годы.
- Я …
Исповедь закончилась. Валера вернулся к тете. Перемена произошла в нем разительная. Валера еще не понимал какая, но чувствовал, что теперь он совсем другой человек. Тетя ничего не заметила, хлопотала с завтраком.
- Я уезжаю, тетя, - сказал ей Валера.
- Когда? - Растерянно всплеснула она руками.
- Немедленно и надолго.
- Случилось что?
- Да, я в тюрьму сажусь, лет на десять.
Тетя чуть не упала в обморок, пришлось ее в себя приводить. Больше Валера ей ничего не рассказывал – сама со временем все узнает.
Расставание было горьким. Без слез. Молчаливое. С застывшими глазами.
Валера поспешил на рейсовый автобус. Больше прятаться ему не было никакой необходимости – пусть смотрят, пусть узнают.
В городе Валера сразу, не заходя домой, пошел в отделение полиции.
- Это не рыжий, это я. Отпустите его!
Потом долго разъяснял, что да как. Ему не верили. Думали, псих. Но Валера на своем настоял. Позвали следователя. Ему Валерий изложил суть дела, да в таких подробностях, что можно было не сомневаться – он там был, все видел и, скорее всего, участвовал.
Валеру задержали.
Как только за его спиной захлопнулась дверь камеры, он испытал огромное облегчение. «Ну, вот и началось! Теперь мне не надо больше ничего бояться. Что боялся – то и свершилось».
 Он подумал о рыжем, как ему сейчас сообщат, что отпускают, что пойман настоящий убийца, и что он теперь может идти домой. Рыжий тут же запрыгает, может даже заплачет, и не будет знать, кто именно его спас и избавил от страшных злоключений. Но так и должно быть.
А затем Валерий стал бешено колотиться в дверь камеры. Охранник недовольно спросил его:
- Чего надо?
- Рыжего отпустили? Скажите только это. Мне важно.
- Отпустили. Сиди смирно.
Валера был счастлив. По крайне мере одну жизнь он уже спас, а за вторую будет нести длительное наказание и Бог, может быть, его все-таки простит.