Почему в России нет государственной идеологии

Если, включив телевизор, вы не слышите стенаний по поводу отсутствия в нашем благословенном отечестве национальной идеи, значит, причитают те, кому до зарезу нужна общегосударственная идеология.

А её-то у нас и нет! Ну, вот нету. «Горе-то какое!» — вздохнёт иной меланхолик, тоскующий по духовным скрепам в казённой упаковке.
Но так ли уж мы несчастны на этой идеологической диете?

Начнём с азов, или Прогулки с великими.

Что такое идеология? Если отбросить наукообразие, это — светская религия. Система мифов, скрепляющих нацию, как некогда её объединяли сказки подлинно сакральные. Карл Маркс, этот злой гений XIX века, клеймил государственную идеологию как «ложное сознание», которое правящий класс навязывает всем остальным, дабы те принимали свои цепи за изящные ювелирные украшения.

Без государственной идеологии мы живем благодаря авторам российской Конституции. Заглянем в святая святых — Статью 13. Читаем: «Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Мудро?
Это была попытка отказаться от великого соблазна, которому предавались все тирании XX века — от фашистской Италии до маоистского Китая. Государство скромно устраняется от роли верховного жреца, предоставляя гражданам право на собственные заблуждения.

Но ведь раньше-то было!

Ах, как же хорошо было с идеологией! Об этом могут поведать лишь те, кто с ней не жил. Я, например, жил. И готов засвидетельствовать.

Если вы полагаете, что советская идеология была сводом добрых пожеланий, вы глубоко заблуждаетесь. Да, был у нас свой аналог Синайских скрижалей — «Моральный кодекс строителя коммунизма». Заповедей в нём было даже на две больше, чем принёс Моисей.

Вот некоторые перлы, звучащие ныне как цитаты из антиутопии:

Преданность делу коммунизма. (Спросите у Джорджа Оруэлла, что значит «любить Старшего Брата»).

Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: один за всех, все за одного. (Звучит возвышенно, пока Айн Рэнд не явится со своим вопросом: «А кто защитит меня от этого "всего"?»).

Человек человеку друг, товарищ и брат. (На что Томас Гоббс мрачно парировал бы, что в естественном состоянии человек человеку — волк).

Но изящнее всего — развязка. Спустя 23 года с момента обнародования этот моральный кодекс тихо, без лишнего шума, списали в утиль. Оказалось, что и скрижали бренны.

Таким образом прямых указаний, как жить, вроде бы и не было. Их с успехом заменяли намёки. А самые внятные из них были тщательно каталогизированы в Уголовном кодексе. Вот он-то и был настоящей, рабочей государственной идеологией. К примеру, нельзя было «жить на нетрудовые доходы». Тому, кто не постиг диалектической связи труда и потребления, государство предоставляло до семи лет для уединённого философского осмысления на лесоповале. Это - такой суровый, сибирский вариант платоновской Академии.

Можно ли сделать иначе?

Ну, представим. Создадим мы новый идеологический катехизис и начертаем в нём златом: «Не укради».
И что? Чиновник прочтёт — и не будет?
Прочтёт.
И будет.
Ибо, как говаривал Вольтер, «всякая идеология похожа на мыльный пузырь: она лопается, столкнувшись с человеческой природой».

Так в чём же суть? А суть любой действенной идеологии, если отбросить высокопарную шелуху, сводится к старой как мир формуле: «Чти Уголовный кодекс».

Слишком приземлённо? Хотите по-гегелевски, возвышенно? Пожалуйста: Всеобщее законопослушание как Абсолютная Идея, реализующая себя через институты права. С лечебно-трудовыми профилакториями для тех, кто отстаёт в диалектическом понимании сути идеи.

Есть ли другие варианты? Теоретически — да. Но это уже будет другая страна. Россия, похоже, сделала свой выбор — и живёт, по большому счёту, без священной лжи. И в этом, как ни парадоксально, возможно, и заключается наша главная идейная сила.