Левочка

Из соседней комнаты донеслись странные шуршашие звуки.
-Что это?
-Ой не пугайтесь, это сын мой, Левочка. Шуршит.
Говорю:
-Как сын, вы же говорили одна живёте, одну комнату сдаёте.
-Так левочка тут и не живет. Всмысле, тут, вообще. Не живет.
Говорю:
-Вы о чем вообще?
-Ой, Левочка умер 5 лет назад.

Снова странно шуршит из комнаты за стеной, как будто Левочка, подтверждая слова матери показывает насколько он тут не живет.

Молчу. Чувствую пятки, и как они странно шуршат на самых их пяточных шуршаших частях.

-Вы понимаете, тут такое дело, мне очень нужно к брату съездить, я вам об этом писала, и у Вас такая история.

-Какая история?
Уточняю я, пытаясь отвлечься от этого шуршашего, странного, пятилевочного внутри уже не моих пяток, а где-то за ними, около пола и чуть ниже.
-Ну, Ваша! Ваша история, про мужа, про отчима, про то, что место нужно, а места нету. Вы знаете! Я Вас так понимаю, и Левочка, Левочка, он тоже понял очень вашу ситуацию! И мою понял! И мне кажется он меня отпустил, и дал согласие.
-Согласие на что?
-Да на то, что бы вы тут жили!
Хрутко зашуршало где-то в пояснице, и в стуле, и немножко в двери, которой никогда не было на кухне, в которой мы вели весь этот разговоров с Алинойпалной.
-Вы понимаете, Левочка, он ведь такой, такой необщительный всегда был, тихоня, затворник, и слова лишнего не скажет в разговоре, но если вы ему понравились, то всеми силами будет делать так, что бы вам было хорошо и покойно.
Шуршашие мурашки после слова "покойно" пошуршали на разведку моего хребта.
- И слова лишнего никому не сказал, и движение лишнего не делал, просто был всегда рядом, как молчаливый ангел всех своих любимых охранял, а кто не любимый, тех не было в его жизни, а тут Вы.
Чувствую как пятошный, мурашный, шуршаший плавно перешуршал в горло, в горло.
-А что я? 
-Ну что Вы, Вы это Вы, с вот этим вот всем.
Шуршу:
-Шуршашим?
Грохот в соседней комнате
-Каким шуршашим? Звенящим и вибрирующим, он мне так и написал,
-Куда написал?- Хрипло звеню я
-Да не куда, а кому. Мне написал. Говорит не то это все, что Вас тревожит, раз Вам комната нужна, давай, Мама, сдадим комнату. Тебе все равно к брату надо, уже сколько ждешь.
Глупо, как во сне переспрашиваю
-Так Вы к брату поедете?
-Поеду, мне правда очень надо. Но я Вас тут не бросаю, тут ведь как, и Ваш дом и мой. И я Вам не просто место оставляю, а ангела хранителя, который сам подписался и сам согласился быть Вашим другом. Вы только сейчас, пожалуйста послушайте меня внимательно, и постарайтесь запомнить.

Шуршу шеей, горлом, хребтом, кивая, соглашаюсь на что угодно, лишь бы не там остаться сегодня, сегодня лишь бы не с ними. А что тут Левочка еще живет(не живёт), так пусть, лишь бы не там. Там и Левочке жизнь была бы не сладко шуршащей, а какой то жертвачаще надрывной, как кровь из артерии-ручья, но нет русла и камней, куда мчать/мечтать.

- Я завтра уеду, девочка. Левочка тебя тревожить зря не станет, Вы только в комнату его не заходите, он этого с детства не любит, последняя комната по коридору Ваша, в мою по середине можете заходить и что хотите делать, если устанете от однообразия.
Однообразия...
Грохот, шум, шуршит!
-Это он так, ну знаете, поддерживает
Улыбается Алинапална

Утром проснулась на диване в дальней комнате, как то разом, глазами, телом, разумом, почувствовала тяжелые руки, свои, и что нечем дышать, встала, распахнула окно и не услышала ничего. Ничегошеньки. Так привыкла просыпаться в доме у шумного проспекта, что как будто оглохла. Прошуршала через коридор в кухню, включила газ под чайником, начала шуршать шкафчикими в поисках чай или кофе  и услышала звонкий топот.
Левочка поутру был Слоником, Слоник - Ом.
Алинапална уехала, остались мы вдвоем, я и мой пятилетний Левочка . Я тихо вжалась в стул около двери балкона.
Топот Слоника Левочки остановился около плиты, чайник плавно, как в лебедином чайном озере, взлетел над конфоркой до крана, шумно залился водой и приземлился обратно.

Стараясь не шуршать, я переместилась поближе к шкафчику с чаем и кофе, что бы помочь Левочке все это достать, ну как достать, достать память об этом шкафчике, об этом чае, об этом кофе. Но Левочка молодец, сам все прекрасно помнил, смог открыть дверцу, чай послушно вылетел из шкафчика, шуршаще высыпался в фрэнч пресс, ласково провисвистел чайник, журчаще мурчаще полилась вода на волшебные чаинки. Молча наблюдала это чудо и шуршаще не хотелось кричать от ужаса, хотелось только от восторга, вот она победа сознания над материей и ее смертью. Вот он чай от Левочки, пятилетней выдержки! Не выдержала, вибрируеще вскочила, понеслась нести чашки, ложки, блюдца... И не вынесла. Полетели блюдца, ложки, чашки, с грохотом звенящим разлетелись об шуршаший Слоником Левочкой пол.

Замерло, застыло. Левочка как будто исчез, и остался только звук включенного газа, шуршаший. Я осела на свой околобалконный стул, осознавая маштабы разрушения, наверняка очень памятный сервиз, очень трепетно семейной истории Левочки и Алиныпалны.

А потом внезапно, стало звеняще хрутко весело, Левочка сметал блюда и чашки и ложки невидимым веником на невидимый совок и как-то очень одобрительно звенел битой посудой в мусорку, как будто так и должно быть быть, как будто так и было. Стало шуршаше тихо. А потом.

Тонко призывно засвистел чайник, надрывно подскочила, выключила, виновато заливала френч пресс, размышляя о чашках, ложка, блюдцах и их таинственной связи. Внезапно вспомнила, что. ЧТО Левочка уже заливал воду в чайник, и весь этот утренний разбитый сервиз, ведь было. Только что было! Но чашки-блюдца-ложки стояли нетронутые на полке около холодильника около балкона около околобалконного стула. Приснилось мне это что ли? Может я все еще сплю?! Открыла крышку френч-пресса, резко макнула палец в кипяток, закричала-зарычала от боли. Дежа вю? Галлюцинации?! Но Алинапална была вчера так спокойна и собрана, когда говорила о Левочке, что я как-то неосознанно сразу, через ужас, ей поверила. Но каково это жить с призраком? Как часто вы пересекаетесь во времене и пространстве, какое у них у призраков, вообще время и пространство? И как понять, что реально, а что нет, если рядом шуршит такой Слоник Левочка?!

Глянула внутрь френч пресса, который стал такой освежающей обжигающей пощечиной, поняла, что внутри только кипяток, и никакого чая, поняла, что это Левочка его добавил, а я нет. Пошуршала в поисках чая, шкафчик оказался безутешно пустым, подумала о свойствах памяти, это что же получается у мертвых всегда есть чай, а живым его нужно покупать?

Ладно, что же, тогда нужно сходить за чаем. Ведь и Левочкин когда то должен закончиться, и если Алинапална до этого закончиться, не вернеться от брата, лучше бы иметь запас. Собираясь в магазин, думала, как странно оказаться тут, в такой ситуации, ведь я даже не могу вспомнить как и когда познакомилась с Алинойпалной, помню, желание найти где жить, помню, как сидели с ней вчера на кухне, помню разговоры о чем то важно неважном до этого, там же, но совершенно не помню откуда же я ее знаю... Грохот, шум, шуршит. Левочка снова заперся в своей комнате. Стараясь не шуметь прошла через две двери соседних комнат в прихожую, тихо открыла входную дверь... И почувствовала, что падаю, падаю. Падаю.

Проснулась на пороге от голоса, вначале не разбирала слов, слышала только шум, шелесть, стрекот. шшшшштоже ты, шшшшлааа, не дошшшшла, ссстрашшшно, шшшштоли. Стало действительно страшно. Штоли. Сжалась, впилась в реальность, ногтями, в паркет процарапывала путь назад, по кускам собирая настоящее себя, Лицо. Лицо прямо надо мной. Левочка, размазанный, паркетно кусковый, настоящий и какой-то щемяще болезненно живой, склонился над моей бьющейся и брыжущей пеной головой.
-Страшно? - внезапно трезво, чётко, звонко прозвучал голос. Левочка?

-Д.ддд... Страшно (внезапно вспоминаю, как выстрел в висок, в голову, в руку, как мама говрила не отвечать да или нет на вопрос, а отвечать заданным словом, и крепко, кредитом пожимала мою шестилетнюю живую, мягкую и холодную руку на переходе между пушистыми деревьями и бетонным продуктовым).
- А нечего бояться уже, нечего! - улыбается Левочка - Все прошло, Она осталась!

Пытаюсь вглядеться в лицо за рукой Левочки, которая шуршаще приподнимает меня над паркетом, и вижу только пятна, пятна света и тени, пятилетних выдержанных, как на картинах 1890 года, где вообще вроде и масло, а воообще кракелюр сплошной и непотребство оголенных душ. И уже очень хочется упасть в это кракелюрное непотребство, но шершавые, шуршащие, пятилетние Левочкины руки не дают.

Встаю потихоньку, присняюсь к стенке, рассматривая новый, свежевыжатый дверью мир.

Ну как дверью, ее порогом, на разве кто-то разделяет порог и дверь по смыслу? Понимают ли люди, что дверь всегда включает в себя порог, но порог не всегда включен в дверь? И что бывает порог без двери, и кто прошел, тот молодец, их даже спрашивать не станут как. Но двери без порога нет. И сейчас я так чётко ощущаю себя дверью, что даже будто чувствую свой порог, через который должен переступить тот самый Левочка, пятелетней выдержки, что бы время вновь ужалось до уровня наручных часов и моя голова перестала видеть мир долматинскими пятнами между до и после.

-Пошли, чая выпьем. Тебе сейчас очень выпить надо, чая - Чая и уже не чая, как будто нечаенно, запинаясь и спотыкаясь переступаю ногами за Левочкой, лохматым, кудрявым, и каким-то обоженно кувшинно гладко, четким в этом пятнисто волокнисто волнистом вокруг меня. Мягкие, шершавые ладони усаживают меня на околобалконный, уже почти родной, четкий, вибрирующий и немного шуршаший от моего присутсвия стул. Сажусь и будто чувствую эту всю его околобалклнную жизнь, чужие чуткие и четкие ноги, легкую дрожь присутсвия других людей, где-то в прошлом, где-то в будущем, но именно на нем, таком шатко постоянным под вечными ветрами сигаретного дыма из щели балконной двери.

Звон чашки об стол, очнулась от ощущений, как будто колокольчик прозвенел
-Чай, пей! - почти приказак призрак левочки поставив передо мной большую пузатую глиняную кружку, и где только отыскал в этом алинопалном фарфоровом царстве?
Пью, чай.

С обжигающей чайной ясностью смотрю на Левочку, который садиться напротив, с мягкой улыбкой кивая, и пододвигая мне пачку сигарет. Закуриваю, не ощущая дыма вдыхаю вечер, и спрашиваю, наконец спрашиваю "что происходит?"
-Происходит? Про исходит. Исходит из. Нашего, вашего. Все и сразу. Ты давно тут?
-Я не помню
- А я помню. Запах, запах газа сильный, и неприятный, неизлечимо больной запах. Помнишь?
Не помню запах, но помню звук, плита вибрирует, танцует ничем, и выдаёт ошибку, ошибку, когда нет огня, но есть запах, котрый учуял Левочка из квартиры выше.
Уже почуяв это запах не хочу вспоминать. Отодвигаюсь мысленно от этого, больного, ненужного, такого неправильного и не могу сдвинуться с места. Меня прибивает моей головой сунутой в духовую(духовную) печь, тяжесть природного, сжатого газа которая давит сверху, снизу, вокруг. Я вспоминаю мои глаза, которые слезяться и все норовят закрыться, зарыться и вывалиться из глазниц, и чувствую жжение по всему телу, это моя нервная система, уже не нервничая отказывается перерабатывать этот опыт. Я это сделала сознательно-почти-созидательно уничтожая свой мир, что бы не было, не было, пожалуйста, это всего вокруг, этого убого, однобоково, безмерно тяжелого, выдавливливающего мои глаза из глазниц бытия с ними, с этими, невидимыми никому вне этой квартиры существами, что были условно моими родными(больными), которых не могли вылечить, после того, как не вылечили маму. Хотя она была самым тихим подследственным этих всех посредственных, последственных и доследственных больных.

Все это невыносимо унизительно тщетное ударяет в голову стеной небытия, и последущих событий. Как училась проникать в газовые трубы между стен(это было ближайшее, куда можно было переместить самое себя, обрывочное, форматированное и тускло беспамятное), в комнаты этими стенами ограниченными, в квартиры которые состоят из этих самых комнат, и наконец в чье-то сознание в этих комнатах .

Алинапална смогла понять и услышать меня только по той простой причине, что сама уже 5 лет была мертва.

А Левочка, мой светлый Левочка, был пронзительно жив, но так любил маму, что не стал вынуждать ее уходить из его жизни. Пока не появилась я. И Алинапална сама не сказала, что пора...