Прибытие

Прибытие


Тридцать дней до дембеля.
Я, Иван, уже дембель.

Командировка в Ташкент.  У меня.
Штаб  военного краснозаменного
туркестанского округа.  Живу у комендачей, в расположении, прижимистые ребята, скажу вам. Но скинулись по рублю. Гуляй , рванина!©
По Ташкенту пройтись. Весна в Ташкенте. Мы в хэбэ и в зимних ушанках. Вкусно кушали.
Перловка из банки и сгущенка при воспоминании, на боевых, вызывала рвотный рефлекс.

Спецтестирование  для поступления в самое престижное военное училище. Я не предполагал таких вопросов.
Я ответил. Все честно.
Все прошел. По-другому - никак. Я же слово дал. Себе и  Своим. Которых нет.

Попрощался с комендачами, насовали полный вещмешок гостинцев. Обнимались.
Добитый УАЗик, скрипя подвеской и внутреннестями, привез меня в аэропорт.  Надо мне в полчок. Родной мой. Там ждут.  Друзья.

В пересылке , старший прапорщик проверил документы и отношение.
- сержант , ты ж дембель?
- дембель.
- ты е*анулся, сержант, вполголоса выругался кусок. Я вижу, у тебя колодка БЗ. БЗ так просто не дают. Живой. Тебе не надо туда, обратно.
Двадцать. Дней.
Давай задержим тебя.  Анаша. Ты пьян. Сопротивление.
Досидишь на гарнизонной  губе или куда на территорию Союза отправим.


- У меня там полчок. Мой.
Триста сорок пятый.
Мне  надо. Обратно.

Ан-12, со старшим офицером, взлетел на Кабул.

В порту. В Кабуле.
Толпа военных. Никто не знает кто, куда, кто летит. Не летит.
Афганистан дело тонкое. Даже в аэропорту.
Кто куда летит. Кандагар. Баграм. Горы, горы на тысячи километров бесконечные горы.
Мы  сидим. Ждём.  Рядом со мной  Саша. Сержант. После ранения . Из госпиталя, из Ташкента.
Из моего полчка, из артдивизиона.
Жмем друг другу руки. Мы же там за взлеткой вместе. Хоть и не видим друг друга. Мимоходом проходят вертолётчики. Их отделяет от других воздушных "извозчиков" форма.
Обращаемся.
- Машина слева за взлетной.
Грузитесь. И  капитан махнул рукою.

Бежим. Забрасываем вещмешки.

Взлет - посадка .

Кабул-Баграм.
Почти  час. подъемов и падений. Замёрзли, как цуцики.

- Сержанты, удачи.

Выскакиваем  на взлетку.  Дома.

Через  секунды Ми-8  уходит в небо.
Мы с Сашей бежим в конец полосы. Горячий воздух поднимается от нагретого за день бетона.
Там наши.

Возле артдивизиона, Д30, смотрят в горы.
Со скал шум, кричат, Саша! Привет!
Нахера, ты, сюда вернулся, придурок?
-  ребята, я же с вами.  Я хочу вместе. Вместе на дембель! С вами.

Из-за заграждений вырастает лес рук.

Я тоже хочу.
Быстрее.
К своим.

Китайский, очень дальний ДШК, стал бронебойными  высекать искры на взлетке. И крошить камни. На скалах...

Вы, вдыхали этот запах, смеси горелого бетона и стали? И запах вскрытого , как консервная банка, броника?
И у тебя такое ощущение, что спины у тебя нет, она так тряслась и исчезла, как тогда, в твои  шестнадцать лет, когда ты был первый раз и понял, что подхватил. Обидно. Нехорошо подхвалил.
И сейчас тебя примет доктор Михолап,  на Прилуцкой.  И какое-то ощущение позора. Что пацаны на Гвардейке скажут?
Родина? Где-то там в Минске.
Так скажут.
Какая родина?
Пацаны что скажут. И ты такой умный.
Мамка могла бы отмазать от армии...

И Сашка, из Электростали, который успел сказать, Маму он любит. Рыбалку. И Битлов. И завод свой. Родной.

А тут , на взлетке. Пятьдесят метров. Открытое пространство. Как на блюдце. Сечет душман.
Из китайского аналога ДШКа. Своего, почти родного, ДШКа.
И тебя. И Сашку. Сечет.
И тащишь Сашку. Волочешь его. Ноги у него ... и слез у тебя нет. Совсем.
И сам обоссался.  Я же дембель. Меня тут не должно быть...

Старший прапорщик, с пересылки, Петров , утром, после смены, переоделся в спортивный костюм Адидас. Где-то там,  в Ташкенте.

Через час  он  переступил порог  Успенского собора.

И принялся. Неистово  молиться.

За душы.

Тех, кого не смог не отпустить за речку.


Блок выгорания замкнулся. Техническая поддержка сработала.

Я опять стою, в марте.  В Ташкенте. У штаба ТуркВО.
Весна.
Я самый счастливый человек. Школьники спешат мимо меня,  на занятия.