Концерт Бырышникова в Тбилиси
В зале ни одного свободного места. Три дня аншлагов. И безукоризненная тишина - про такую говорят "гробовая", когда зрители избегают даже сглатывания слюны.
Спектакль (в постановке худрука Нового Рижского театра Херманиса) начался без слов. На сцене рядом с чемоданом на скамейке молча сидел Барышников и о чем-то думал. Это потом он начал раздеваться, танцевать "покадрово", обмазываться пеной, уходить, приходить, одеваться... Звучали моменты то рычащей патетической безруковщины, то северянинского футуристического восторга, но спустя минут 15 все изменилось. Зазвучал Бродский. А вместе с ним и легендарный "невозвращенец", перевернувший американский балет, да и русский тоже. Последнему прощается негениальное чтение стихов Гения: его выразительный язык - тело. Он им владеет божественно. Первому, по-моему, простить можно все!
"Как хорошо, что некого винить,
как хорошо, что ты никем не связан,
как хорошо, что до смерти любить
тебя никто на свете не обязан".
"А так ли это хорошо?!........" - размышляла я, глядя стеклянными (мой взгляд туманится, когда слух напрягается) глазами на героя моноспектакля.
"От всего человека остается часть речи". Я, скорее, прилагательное, а стоит глаголом пожить!
Бродского и стихи его, выворачивающие душу на изнанку и демонстрирующие апофеоз словесной филигранности, не переиграешь, не покоришь, не осилишь: можно лишь тихонечко прикоснуться, что и сделал деликатный опытный балетмейстер.
"В качку, увы, не устоять на палубе.
Бурю, увы, не срисовать с натуры.
В городах только дрозды и голуби
верят в идею архитектуры.
Несомненно, все это скоро кончится --
быстро и, видимо, некрасиво.
Мозг -- точно айсберг с потекшим контуром,
сильно увлекшийся Куросиво".
Иосиф Александрович, что же Вы наТВОРИЛИ?!
Елена Якович, автор книги "Прогулки с Бродским", считает, что спектакль "Бродский/Барышников" о смерти. Я бы сказала, он о жизни, неизбежно заканчивающейся смертью.
Теломонолог плесневеющей корчащейся в болезненных муках старости в исполнении Маэстро прекрасен! "Старость, свисающая неопрятно с потолка" накрывает - и никуда от нее не деться. Каждому. Мне тоже. Обречённость показана выразительнее некуда, понятнее не бывает - и от этого осознания наступает бессилие.
В плотный узел завязана тоска по молодости, утраченным надеждам, родине, которой не все нужны - а жаль...
Прощальный звонок знаменует финал полуторачасового откровения, поставившего под сомнение патетику мнимой трагедии и смысловую наполненность быстротечной жизни, то ли как перерыв на переменку, то ли антракт. Если бы замкнула обезумевшая от безысходности проводка - то точно конец: решительный, беспощадный. А звонок - это вроде бы шанс, хотя и еле уловимый.
Перевод на грузинский оказался блестящим - я не сомневалась.
И пусть не хватило спецэффектов - когда на сцене эти двое (причём от одного остался только голос, но зато какой!), декорации уходят на 38-й план.
"Плохо умирать ночью,
Плохо умирать наощупь".
Умирать вообще плохо - я кричать об этом готова, боюсь только, что осипну или Бог накажет.
"Бобо мертва. И хочется, уста
слегка разжав, произнести: "Не надо".
Наверно, после смерти - пустота.
И вероятнее, и хуже Ада".
А пустота до смерти ещё страшнее. Б.Б., Вы слышите? Ещё страшнее - и вам ли это не знать.
P.S. Эка Мазмишвили, я всегда представляла директорами международных фестивалей таких, как Вы. Невысокого роста, приятно-опрятных, с глубоким умным взглядом и Богом благословенным желанием сделать так, чтобы люди вдохновлялись искусством. Вы третий герой этого бесценного вечера для меня и многих. Первые два: Бродский и Барышников. Втроём вы подарили счастье озарения. Благодарю!
18.09.2017
Свидетельство о публикации №222091700292