Над судьбой. Том третий. Глава пятьдесят седьмая

Перевязывая раны,  Острый Нож быстро понял, что Нельсон уже не жилец. До Миссисипи оставалось не менее двух дней пути, а дальше?  Ден твердо решил, что не бросит  умирающего человека и станет защищать его и от хищных зверей, и от краснокожих.



На сооружение плота из сухих деревьев и прутьев ушло лишь несколько часов. Уайт осторожно погрузил раненого на ложе из прошлогодних листьев и отчалил.



Нельсон был несказанно рад избавлению от неминуемой смерти. Он не помнил Денни, таких встречалось много. Кроме искренней благодарности, сержант не имел других чувств к  неизвестно откуда взявшемуся волонтёру. После страшного побоища он ещё ни с кем не разговаривал и, предчувствуя близкий конец, решил излить распирающие его гнетущие мысли на первого встречного. Им оказался Уайт.



— Как повезло тебе, волонтер, что в первые же минуты ты попал в плен. И вот ты жив, а армии нет. Понимаешь? Армии уже нет! Подумай, кто будет защищать колонии, если толпы дикарей ворвутся в наши города?



Сержант был совсем плох,  зверобой понимал, что ему осталось недолго.  Ден поддержал разговор лишь для того, чтобы дать собеседнику высказаться.
— Успокойся, Нельсон, не горячись. До этого дело не дойдет.



— Ты говоришь это, дружище, потому что сам ничего не видел. Я скажу тебе так. Я и французов бил, и испанцев, да и в Индии повоевал немало. Но здесь, разрази меня гром! Это не люди, а сущие дьяволы!



Лицо Нельсона серело, постепенно приобретая землистый оттенок, голос, слабея, всё чаще дрожал. Но глаза блестели, в них ещё  теплилась жизнь. Он спешил, он должен был  высказать всё.



— В первую ночь,  волонтёр, они надули нас, как глупцов. Сколько людей погибло ни за понюшку табаку! Краснокожие сняли дозоры, часовых, и стали в челноках спускаться по Миссисипи.


 Они плыли, открыто, в полный рост и смеялись нам в лицо. Когда поднялась тревога и началась суета, индейцы сделали несколько выстрелов   и попадали на днища  лодок.  Течение просто  отнесло их вниз.


Солдаты выбегали из палаток и неслись к берегу, сдуру   паля, куда ни попадя. Знаешь, друг, ведь никто в ту ночь не увидел ни одного мертвого туземца. Ни одного!



Когда все сгрудились толпой, тут-то дикари и ударили. Они ждали в засаде.  Ты не хуже меня, приятель, понимаешь, что людей убивать проще всего, когда они стоят плотно один к другому. Хотя бы в руках у тебя было не новенькое ружьё, а всего лишь изогнутая палка с тетивой.



Осмелюсь доложить, волонтёр, бывалого солдата одной стрелой взять нелегко. Что интересно, и краснокожие это знают. Я сам видел немало парней, которых просто нашпиговали стрелами, не меньше дюжины на каждого.



Сделав свое дело, индейцы, как крысы, разбежались по лесам. Армия шла на запад,  а воевать было не с кем. Ну а потом то ли из-под земли вылез, то ли с неба свалился, посредине походных колонн стоит дикарь один-одинёшенек. Сам  весь размалёванный, достаёт, не спеша, стрелы, и начинает  людей протыкать. Вокруг тысячи солдат, а он, как клоун в цирке, улыбается. Ну, тут-то мы его, конечно...



— Один! — недоверчиво спросил  Ден. Конечно, это был воин-смертник, его гибель могла иметь и ритуальное значение. Но так дерзко!   Явно, этим индейцы просто хотели запугать армию. И, похоже, им удалось.



— Ну а потом пошло-поехало, — продолжал сержант, — как грибы после дождя, они вылезали из-под каждого куста. Выпустит он пару-тройку стрел и в лес. А ты найди его там! Ну, наши молодцы приноровились, и били их на звук, как куропаток.



Поймали одного раненого, повели к генералу. Стоит как истукан, а взгляд надменный, будто лорд какой знатный. Думаем мы, генерал-то с любого быстро спесь собьёт. А он ужом изогнётся, как подпрыгнет, да брюхом прямо на штык. Четверо солдат держали его.



У наших парней настроение, какое? Вот ведь индейцы воюют: ни ружей, ни пушек, а лупят нас как новобранцев.



Дениэл  с презрением смотрел на умирающего сержанта. Лицо становилось еще темнее, руки беспомощно лежали вдоль тела, язык едва шевелился. Пионер всю жизнь прожил в лесах, он прекрасно знал нравы и обычаи многих индейских племен. Но такой массовый, всеобъемлющий героизм шокировал даже его.



Было бы ясно и понятно, если бы кампанию проиграли бездарные начальники и трусливые солдаты. Но это вовсе не так. И, проглотив застрявший в горле комок, Острый Нож, отведя взгляд, сухо спросил.
— Что было дальше?



Сержант, не замечая смены настроения разведчика, и  торопясь излить недосказанное, продолжил.



—  Волонтёр, а ведь у них полно и ружей и пушек. Я не знаю, откуда они взялись, и генерал Венс тоже не знает. Тысячи краснокожих солдат стояли между двух рощ, а артиллерия уничтожала их. Например, ты, доброволец, согласился бы вот так стоять, заведомо зная, чем всё кончится. Не спеши отвечать.   Если у человека мозги не набекрень, он, черт возьми, в состоянии отличить, где жизнь, а где смерть.



Они затянули нас в ловушку. Прямо на пушки. Положить тысячи своих, может быть большую часть, ради возможности победить? Они дикари,  Денни, настоящие дикари. Разве возможно их понять?!



Я быстро сообразил, что наша песенка спета. Почти все ринулись к фургонам, ну а я через реку на другой берег. Рядом оказалось ещё несколько пехотинцев. Нелегко отыскать человека, спрятавшегося в тростнике, заросли-то, не продраться.


Но краснокожие не торопились, а куда им было спешить? От безоружных, да босых, какой вред? Сапоги,  дружище, я в реке оставил, тяжело было в них плыть.



Тех, кто успел сдаться, они согнали как баранов в стадо, и повели на запад. А зачем? Пленных-то кормить надо, иначе они перемрут.



Потом вышел один на высокий берег и стал размахивать белой волчьей шкурой. Сам в перьях и бахроме, а лицо светлое. Он говорил по-английски. Такое произношение, Ден, это я точно знаю, только в Ирландии.



Так вот этот бледнолицый «индеец» из Ирландии объяснил, что величайший из величайших вождей дарит нам жизнь, если мы сдадимся.  Охотников не нашлось, а, впрочем, они и недолго предлагали.



Ты не хуже меня знаешь, друг, как горит сухой тростник. Не спорю, в аду положение, конечно же, серьёзнее! Но Господь милостив.



 Уайт вспомнил клубы чёрного, расползающегося по небу дыма, обуглившиеся трупы солдат. Тело пробил озноб.



— Многие, — пытаясь туманным взглядом разглядеть берег реки, и с трудом выдавливая из себя слово за словом, продолжал Нельсон, — обезумели от страха и сломя голову ринулись кто куда. Я уже побывал в таких передрягах и сразу смекнул. Бежать было некуда. Они окружили заросли и подожгли с четырех сторон. Всех перебили как лесных куликов.



Ветер уносил дым на север, опасен был лишь огонь. Когда пламя подступило вплотную, я зарылся в илистую лужу и накрыл голову камзолом. Они не стали копаться в заживо сгоревших, да и выжил ли кто? Остальное,  Ден, ты уже знаешь.

* * *


Уайт осторожно причалил плот. На лугу паслась стайка ланей. Дул северный ветер, густые заросли ивняка полностью скрывали людей. Как пожалел  Острый Нож, что оставил лук и стрелы, уходя от индейцев! Но он должен был насытиться, восстановить силы.


Хитрый и осторожный как голодная пума,  зверобой подкрался к своей добыче на двадцать шагов. Ближе было нельзя, ветер мог перемениться в любой миг. Он выбрал крупную самку. Лани уже начали набирать жир.  Их наполненное силой   обновленной  жизни мясо, точно знал старый охотник,  придаст ему бодрость и выносливость.



 Острый Нож замер в ожидании. Но он слишком устал, и, выпущенный ослабленной рукой, топор скользнул, лишь слегка задев добычу.


Самка метнулась вперёд  и, толкнув годовалого телёнка, сбила его с ног. Стадо мгновенно ринулось в сторону. Вскочив на ноги, детёныш бросился вдогонку прямо через кусты. Но, не рассчитав силу прыжка, он застрял в развилке, образованной двумя молодыми ветвями орешника.



Едва выпустив томагавк,  зверобой, будто камень из пращи, тут же ринулся следом. Несколькими прыжками, преодолев отделяющее его от  цели расстояние,  Ден на ходу выдернул  из ножен  тесак и в падении левой рукой схватил животное за ногу. Резанув по сухожилиям, он, не выпуская свою добычу, вонзил нож в бок и, навалившись на хребет, перерезал горло.



Не трогая головы и ног ниже колен, Уайт снял шкуру с туловища и вырезал сухожилия, тянувшиеся от бедренных костей у таза до плеч.  Предстоял долгий путь,  хорошие нитки могли пригодиться в любой миг. Он забрал мякоть с внутренней и наружной стороны хребта, четыре окорока, сердце и почки, завернув их в шкуру. Остальное осталось хищникам.



Сержант Нельсон был мертв. Орудуя ножом и топором, следопыт вырыл неглубокую могилу, бережно опустив  в неё тело. Он соорудил надмогильный холмик и, как настойчиво просил покойный, собрался прочитать молитву. Но из глубин  памяти не удалось извлечь ничего.  Уайт напрочь позабыл все слова.



Делать было нечего.   Нельсон, не сомневался Ден, вёл вполне праведную жизнь. И Господь по справедливости распорядится его душой. «Жаль, сержанту не удалось хорошо поесть перед кончиной, - с сожалением подумал старый охотник, - но, опять же, не столь велика утрата».               



 Следопыт, как положено, постоял, скорбя, вспомнил что-то насчёт земли, становящейся пухом, нахлобучил глубже свою неизменную шапку и наотмашь рубанул рукой по воздуху. Суета и скоротечность — был прожит еще один день.

* * *

Закат приобрел странный редкостный тон, так похожий на цвет красной глины, из которой краснокожие делают Священные Трубки. Закат ещё долго маячил в пасмурном небе, а потом пошёл дождь:   моросящий, холодный.



Острый Нож не искал ночного убежища, он спешил. Травы и деревья никли под дождем, звери попрятались в свои логовища. Из глубины чащи и дрожащих кустарников поднимались стоны тех, кто был слишком голоден, чтобы переждать непогоду. Следопыт не боялся зверей, он убегал от людей.


 Денни гнал и гнал свой плот вниз, не страшась ни порогов,  ни водоворотов. Влажный аромат растений заглушал все запахи, шум дождя рассеивал слух. Уайт не сомневался, что  это поможет ему, и он сумеет оторваться от своих возможных преследователей.



Солнце взошло. Еще ночью ветер разогнал тучи и над землёй нависал недвижимый, благоухающий воздух. Утренняя заря расплескала свою пену, поглощая небо.



Волонтёр намеревался пристать к берегу, чтобы пожарить мяса.  Но в этот миг округу огласили переполненные смертельным ужасом человеческие крики. Услышав родную английскую речь, он, не задумываясь, ринулся вперед.


 Вопли почти заглушал хриплый рёв медведя. На небольшой лужайке, прижавшись спиной к стволу огромного клёна, трое ободранных, смертельно испуганных мужчин из последних сил защищались палками от когтей разъяренного зверя. Рядом,  странно изогнувшись, лежало ещё одно человеческое тело.



Времени на размышления не оставалось; ещё шаг и медведь разорвет свои жертвы. В руках  Дена был лишь шест. Что же делать?  На поиски единственно верного решения у следопыта   не оставалось уже  ни мгновения.


 Быстро приладить к шесту нож? Метнуть в спину томагавк? Но разве этим одолеть косматое чудовище?



На бегу, он  мгновенно окинул взглядом округу. Нападение хищника оказалось столь неожиданным, что люди не смогли использовать даже то нехитрое оружие, которое у них имелось.


 В тридцати шагах от зверя лежал лук со стрелами.  Следопыт в  несколько  прыжков  преодолел это расстояние и  тут же выпустил стрелу в спину животного. Этот выстрел не очень обеспокоил разъяренного, одурманенного запахом крови медведя.



Хищник повернулся лишь для того, чтобы разглядеть нового врага. Вторая стрела вошла точно в глаз. Заревев от боли, зверь попытался вырвать стрелу, и опустился на передние лапы. Затем он неожиданно ринулся в сторону и одним ударом когтистой лапы вспорол живот прислонившемуся к дереву человеку.



Изловчившись,  волонтёр поравнялся с  медведем и  послал стрелу прямо в ухо. Один из прижатых к дереву мужчин в этот момент сумел отпрыгнуть и вонзить раненому зверю    свою палку в широко открытую пасть. Зверобой  направил ещё несколько стрел в глаза и уши.



Медведь упал, завалился на бок. Затем вскочил и стал метаться, обагряя поляну. Из пасти хлестала кровь. Окончательно обессилив, он вновь рухнул на землю и, судорожно дергаясь, не имея сил подняться, ещё долго страшно ревел.


Когда рёв постепенно перешёл в хрипы и тихие постанывания, Уайт  осторожно подкрался сзади и ударом   томагавка проломил зверю череп. Вскоре  медведь смолк навсегда.


 В схватке с могучим лесным  хищником выжило двое:  рядовой  Литлхорн  и  королевский ¬¬¬ эмиссар Гудмен.  Внимание  волонтёра привлек, конечно же, последний: человек, столько лет, пробывший в плену у краснокожих, и сумевший бежать.



Ещё не пришло время поговорить обо всем этом, промедление могло стоить жизни. Трое, оставшихся в живых пионеров Америки,  вновь вступили в единоборство  со всем окружающим миром.


* * *


Западный берег небольшой речушки, несущей воды в Извилистую реку, был весьма обрывист — в высоту локтей пять-шесть. Но спуск к воде тут же переходил в отмель. Крупный речной песок быстро прогрелся и, после холодного ночного дождя, вряд ли нашлось бы более подходящее место понежиться на солнышке.


Ничто не мешало гремучей змее блаженствовать,  но ком, выкатившийся из-под ног людей,  нарушил её покой.



Едва преодолев спуск, путники натолкнулись на ядовитого гада, приготовившегося к прыжку. От неожиданности и страха они замерли. Отступать было некуда — сзади нависала отвесная стена берега.



Верхняя часть тела змеи ритмично раскачивалась вперед-назад, а   гипнотизирующие глазки со злобой смотрели на людей, неожиданно вторгшихся в её владения.



«Замрите и не шевелитесь», — сквозь сжатые зубы процедил  Ден. Он застыл на месте в огромном напряжении, немного наклонившись вперёд и согнув ноги в коленях. Мгновенно покрывшись холодным потом, медленно, почти неуловимым движением  зверобой вытащил  нож.    



Рядовой Литлхорн был к змее ближе всех. Он пристально, словно завороженный, всматривался в раскачивающегося гада; треугольная голова, полураскрытая пасть, раздвоенный язык.


 Перед глазами пошли чёрные и красные пятна, ноги дрожали и подкашивались. Солдат не выдержал немыслимого напряжения и качнулся назад. Гремучая змея метнулась следом.



Уайт молниеносно выбросил вперед левую руку и схватил змею немного ниже головы. Сверкнул нож, и уродливая голова отлетела в сторону. Он опоздал совсем немного, ядовитый клык всё же успел вонзиться в руку Литлхорна.



Старый охотник прекрасно понимал, что это значит. Если срочно не помешать распространению яда в крови, тело вначале распухнет, солдат потеряет сознание, а затем умрёт. Почерневший труп не тронут даже стервятники.
Зверобой снял с себя пояс и туго затянул руку рядового выше локтя. На ладони была маленькая припухшая ранка. В это место, в деревенеющее тело, Ден вонзил кончик ножа и двумя надрезами удалил мясо вокруг укуса. Брызнула кровь. 


Ден приник к надрезу губами и стал отсасывать и сплевывать отравленную кровь. Он хорошо понимал: единственная маленькая ранка во рту, и у них с Литлхорном  на двоих одна судьба!



Кровь остановилась. Солдат бессмысленно смотрел на окружающих холодеющими глазами, затем медленно погрузился в тревожный сон. Весь мокрый от пота, Литлхорн бормотал что-то в бреду, он блестел,  будто промок под проливным дождём.



Жизнь постепенно покидала тело. Сначала рука почернела по локоть, затем опухоль захватила плечо, дошла до лица, искажённого гримасой боли. С трудом, едва приоткрыв рот, солдат тихо, но внятно прошептал:  «Пить!»



Острый Нож бросился к реке, зачерпнул в свою кожаную шапку воды, поднёс к губам умирающего живительную влагу. Солдат не двигался, вода  ему уже была не нужна.

* * *


На горизонте, поражая воображение необузданной первобытной мощью, несла свои воды к океану Миссисипи, Великий Отец Рек. Напоенная весенними дождями, вобрав в себя тысячи рек, речушек и ручейков, могучая водная артерия Америки непреодолимым валом стояла на границе двух миров — красного и белого.



Уинстон Гудмен с огромным трудом сдерживал свой страх. До Нашвилла предстоял еще очень долгий путь. Он с ужасом осознавал, что, скорее всего, из многочисленной армии вторжения назад вернется   один-единственный человек, безграмотный волонтёр.


Но не это пугало королевского эмиссара. За долгие годы плена он изведал, как может  неудержимая красная опухоль разрастаться, поглощая, в качестве пищи, белый цвет. Во всём мире один Гудмен знал, как бороться с этим. В случае его гибели лишь  одичавший охотник сумеет донести людям правду о развернувшихся в глубине континента страшных событиях. 


Повелительно взглянув  в лицо волонтёра, Уинстон  властным голосом произнес: «Уайт, за последние дни вы похоронили уже четверых. Я тоже могу не дожить. Вам  необходимо внимательно выслушать меня и всё дословно донести лично генерал-губернатору. Об этом должны знать все. Прежде всего, король!