Над судьбой. Том третий. Глава пятьдесят восьмая

Глава  58.

 
Ночь была тихой, безлунной. Где-то далеко за холмами завыл волк, из-за ручья ему протяжно ответил другой. В реке что-то подозрительно плеснулось, и часовой быстро оглянулся. Успокоившись, он вновь устремил взгляд на запад, внимательно вслушиваясь в каждый шорох.



Сломанный Дуб контролировал своё дыхание. Все правильно: спящий человек должен дышать именно так! Рядом с ним тихо похрапывал возглавлявший отряд сержант Форд,  по другую сторону, свернувшись калачиком, лежал воин из племени чикасавов. Часовой был из ирокезов.



«Генерал Венс хитрая лиса, — с уважением подумал делавар, — в отряде все воины из разных племен. Так им труднее договориться между собой. А таких отрядов, конечно же, несколько».



Группа из четырех человек, куда входил и Сломанный Дуб, должна была проникнуть вглубь вражеской территории для сбора сведений, совершения диверсий, уничтожения лидеров  алгонкинов.




Делавар бесшумно приподнялся. Часовой стоял к нему спиной, остальные спали. Медленно вытащив левой рукой нож, он взял в правую томагавк и замер. Выждав ещё пару мгновений, воин метнул топорик в затылок часового и тут же вонзил нож в сердце сержанта.


Выдернув лезвие из груди бледнолицего, он мгновенно вогнал его в горло чикасава. Добив часового, Сломанный Дуб снял скальпы, тут же разместив их на вампуме, спрятал трупы, собрал оружие. Не задерживаясь ни на миг, он, не прячась, быстро пошел на запад.



Необычайная легкость и покой разлились по телу, радость и восторг захлестнули сознание. Он смог перехитрить коварную бледнолицую змею — генерала Венса. Делавар шел к своим, краснокожим братьям алгонкинам.  И для него эти неведомые герои были ближе и понятнее, чем многие делаварские собаки, готовые лизать пятки своим бледнолицым хозяевам. Такие, как вождь Американский Конь!


Сломанный Дуб всегда был воином. И в те дни, когда с    братом Большим Бобром убивал бледнолицых койотов, охотясь на них, как на хищных зверей.  И в тот миг, когда сразил Сэма Брука, готового лишить делаваров последней надежды — красивых, здоровых женщин. И в тот час, когда стойко ждал смерти в городской тюрьме.


Но могуч и велик Гичи-Маниту! Он дал силы Проворному Оленю, и воин спас Сломанного Дуба. Теперь, до тех пор, пока Солнце Победы не озарит весь континент, делавар не сойдет с Тропы Войны!


***      


Да, они вернулись в резервацию победителями и имели право почти на все. Многие молодые делавары, презрев жизнь в нищете и страхе, пошли за новым вождем. Силой воины уводили с собой лучших женщин, Сломанный Дуб взял в жены Майскую Радугу. Кто бы посмел перечить ему?! Он увел свой народ далеко в горы, в ущелье, доступное лишь птицам. Из этого тайного логова делавары, словно молния, обрушивались на поселения колонистов. Война стала  смыслом жизни краснокожих!



Вскоре их выследили и к ущелью были направлены регулярные войска.  Сломанный Дуб собрал Совет Племени.
«Братья! Мы обречены, этот бой будет последним,    — стараясь выглядеть спокойным и уверенным, начал свою речь вождь, — тот, для кого жизнь в неволе дороже свободы, может сдаться. Впрочем, вряд ли они хоть кого-то оставят в живых, после того, что мы сделали.  Нас ждёт  смерть и   я должен сказать вам, почему выбираю  гибель в бою, а не на виселице».

Он медленно обвёл взглядом каждого, отметив насколько немногочислен его народ, и продолжил, надеясь вселить уверенность в обречённых на погибель людей.
«От края и до края всюду властвуют бледнолицые. Но кто они? Много лет назад, когда англичане впервые пришли на нашу землю, их и было-то всего лишь горстка. Они казались безобидными  и просили только одного: рассказать нам о своем Боге, да обменять свои вещи на наши. Что же плохого в этом?!



А потом полилась огненная вода, и загремели выстрелы. Никто и не понял, как  же так вышло: они не имели ничего, а мы всё, теперь же наоборот — вся земля принадлежит им. Нам же досталась лишь резервация. Мы голодаем, а они жиреют, заставляя работать на себя чернокожих».


Тут один из воинов надсадно закашлял, что-то, будто оборвалось внутри у него. Стыдясь собственной слабости, он виновато взглянул в глаза вождя.



Ущелье, ставшее последним пристанищем делаваров, являлось настоящей природной крепостью. Сплошь поросшее непроходимым кустарником, оно было зажато между скал и утёсов, совершенно недоступных для людей. Со всех  сторон вздымались ввысь увешанные зарослями винограда скалы.  Узкий выход из этого, превратившегося в ловушку,   убежища обрывался  в бездонную пропасть.



Причудливая игра слепых стихий природы – воды и ветра – перебросила  через  бездну узкую каменную ленту. Шириною  не более шага, длиною в полсотни шагов, эта стена поднималась из глубин пропасти выше самых высоких деревьев.  Делавары неспешно и крайне осторожно преодолевали столь коварное  — достаточно было только оступиться – препятствие, во время сокрушительных набегов на поселенцев.  Но королевским солдатам предстояло пройти этой дорогой под  непрерывным обстрелом  отчаянно  сражающегося  противника!
 

Сломанный Дуб понимал:  победа   обойдется британцам недёшево. Но он слишком хорошо знал белых людей, чтобы поверить в собственный успех. Их упорство не имело предела. Они добивались своего, несмотря ни на что, подчиняя себе, всё и вся, как бы дорого это не стоило. Даже если цена — собственная жизнь!



Англичане никогда не признавали себя проигравшими: в этом была их мощь. Сколько ни убивай британцев, они вновь поднимались как трава на пепелище, и множились, и набирались сил. «Делавары    совсем другие, - ясно осознавал вождь, - и эту войну они проиграли. Но не я, Сломанный Дуб!  И если духи допустят, чтобы я погиб, я умру непобежденным!»


Вождь с жалостью посмотрел на больного воина, вновь закатившегося в приступе удушающего кашля, и продолжил: «Братья, вы только вдумайтесь. Наша земля теперь принадлежит бледнолицым. А что взамен досталось нам? Голод и  болезни! А ведь до прихода англичан этих болезней не было. Почти все мы родились в резервации и что видели, кроме страданий? Стоит ли такая жизнь того, чтобы цепляться за нее?! Скоро загремят выстрелы, солдаты уже идут сюда. Так давайте перед гибелью будем счастливы хоть на миг!»


По приказу вождя принесли сосуды с настоем дурманящих трав и кореньев, и тут же пустили их по кругу. Когда жидкое пламя разлилось по телам делаваров, страх и отчаяние затаились. Под незамысловатое сопровождение барабанов, бубнов и дудок вначале несмело, а потом всё звонче и стройнее полилась  древняя, как сама жизнь,  песня делаваров, посвященная Танцу Цветов.



Громче всех звучал голос Майской Радуги. Вождь понимал мысли этой женщины, которую он взял силой. «Что мог я, или Проворный Олень, или этот харкающий кровью воин противопоставить таким, как Сэм Брук?! – спрашивал себя делавар.   - Майская Радуга имела право предпочтения, и она выбрала. Но разве её свобода стоит выше воли рода и племени? Что говорит Закон? Прав тот, кто сильнее! А стала ли Майская Радуга ближе ко мне после смерти Брука? Но она женщина и её тело принадлежит мне!»



Воздух дрожал от манящего, зовущего голоса Майской Радуги. Сломанный Дуб страстно возжелал эту красивую женщину. Смерть витала над ущельем и ощущение ограниченности, конечности жизни ещё больше распаляло его. Он схватил Майскую Радугу за руку и увлёк за собой. Она улыбалась и с жаром смотрела ему в глаза. Неужели она тоже желала его?!



А в это время делавары, беспечно смеясь и ликуя, словно бы и не было никаких солдат, упорно крадущихся к ущелью, вступили в Пляску Цветов, гоня, прочь уныние и тоску.



 Смеркалось. Вождь расположился у входа в  жилище. Кроваво-красный диск луны нависал над ущельем. Сломанный Дуб внимательно осмотрел всю долину. Море зелени омывало ее от края и до края. Все вокруг было залито ярко-изумрудными волнами. Они ниспадали по скалистым уступам тугими струями виноградных лоз, растекались по всем расщелинам пеной запоздалых осенних цветов, разбегались причудливым переплетением ветвей  и   воздушных корней.


«С утра солдаты пойдут по тропе, - в который раз вождь прокручивал ситуацию в голове, - и я буду убивать их, пока не кончится порох. Затем в ход пойдут стрелы. Потом нож. Если  сломается клинок, я стану рвать их руками и грызть зубами!»



На рассвете его разбудил стоявший в дозоре Проворный Олень.
— Солдаты уже близко, их очень много, —  тщась скрыть волнение, произнес воин.
— Поднимай людей, —  взяв в руки оленебой, отдал приказ вождь, и, немного подумав, добавил, — бледнолицые еще пожалеют, что пришли сюда!



Сломанный Дуб выверил расстояние до змеящейся ленты, будто повисшей в воздухе тропы.  Затем внёс поправку на дующий сбоку ветер. И, наконец, учёл возможность перелёта по цели, расположенной  значительно ниже его боевой позиции. Всё было сделано верно и не находилось оснований укорить себя хоть в чём-то.  Он давно смирился с неизбежностью гибели и поэтому действовал в торжественном спокойствии.  Едва первый солдат взошел на тропу, вождь, прячась в зарослях, громко крикнул по-английски.
— Стойте! Еще шаг и мы стреляем!



Идущий впереди офицер дал солдатам знак остановиться и обратился к невидимому противнику.
— Сломанный Дуб, будь благоразумен! Ты и твои воины и так натворили много зла. У вас нет выхода, ты знаешь это не хуже меня. Если тебе безразлична собственная жизнь, пожалей своих людей.   Ведь большинство из них ни в чем не виновато.
Офицер прервал свою речь и устремил взгляд в сторону затаившихся индейцев.



— Ты много болтаешь бледнолицый койот, — с презрением ответил вождь, — иди и возьми то, что считаешь своим. Но сначала взгляни на землю, солнце и небо. Ты уже никогда не увидишь их! Я все сказал. Хау!



— Конечно, — с легкой дрожью в голосе ответил англичанин, —  застрелить меня не стоит большого труда. Но за что? Право же, вы по локоть обагрили руки в крови, вы государственные преступники и должны понести справедливое наказание. Опомнись, Сломанный Дуб, и ты поймешь, на чьей стороне  правда!



— Замолчи бледнолицая собака, — послышалось в ответ. — Твой язык — змеиное жало, что страшнее клыков диких зверей. Ты лжешь так же ловко, как ваши жрецы, пряча под маской добра хищный оскал. Уходите, если хотите жить!



Делавар прекрасно понимал, что ложь  пришельцев безгранична и всеобъемлюща.  Его, защищающего  свой народ от полного истребления, объявляли государственным преступником!  Но какого государства?! Вождь не был искушён в демагогии,  подобно его противникам.  Однако здравый смысл подсказывал, что в призыве «подставь  другую щёку» не всё так гладко.



Офицер немного заколебался, посмотрел вниз, где в сумраке едва виднелось дно пропасти, окинул взглядом предстоящую дорогу, немногим более широкую, чем трос акробата бродячего цирка, и твёрдо произнёс
— Вперед!


Медленно, шаг за шагом, солдаты стали продвигаться по  тропе. Кроме воздуха держаться было не за что, и они весьма напоминали неумело балансирующих руками начинающих канатоходцев. Камни выскальзывали из-под ног британцев, с грохотом уносясь в бездну.



— Пора? — Проворный Олень вскинул ружье.
— Не спеши! Я хочу разглядеть их лица, - вождь медленно направил ствол в сторону неумолимо приближающихся врагов, — ударим залпом. Это быстро убавит у них спеси.



— Огонь! — тихо прошептал Сломанный Дуб, когда до конца тропы  солдатам оставалось два десятка шагов. На растерянном лице убитого офицера застыло  недоумение. Он так и не поверил, что неминуемое всё же свершилось.



«Сюда они больше не пойдут, — уверенно произнёс вождь, —  скорее всего,   попытаются подняться по противоположному склону».



 Спустя полчаса трое волонтеров, держа  в руках длинные веревки, стали карабкаться  по отвесной скале. С фанатичным упорством они стремились  навстречу неминуемой смерти. «Они обязательно сорвутся, — изумлялся вождь, рассматривая крошечные человеческие фигурки, — неужели это люди! Мы сражаемся здесь в  ущелье, потому что у нас нет выхода. А они?! Что движет этими одержимыми? Дух алчности, жажда обладать?!»


Волонтеры всё же оступились. Под нависшим  над  скалой природным карнизом  их поджидала бездонная пропасть. Увлекая за собой камни, поднимая пыль, вырывая скудную растительность, они до последнего мгновения боролись за жизнь, пытаясь оттянуть неумолимое приближение  кончины.



«У них осталось лишь одно — пушки, — с тоской подумал Сломанный Дуб, — и здесь мы бессильны!»                Никто из индейцев не видел этого ужасающего оружия бледнолицых, но все  испытывали перед ним благоговейный трепет.


 Воздух словно растерзало на куски. Рёв и свист летящего ядра вселял страх,  парализовал волю.                Чудилось, будто это злые духи, верные слуги Бога Белых схватили небосвод и рвут его на полосы. Так женщины разрывают ткань, которую чероки всегда готовы обменять на соль. Страшный рёв быстро приближался. Перелетев шагов на триста, ядро упало за спинами краснокожих, подняв столб пыли и дыма.



Сломанный Дуб стёр пот со лба. Ничего подобного  он просто не мог представить!  Второе орудие англичане зарядили гранатой. Она не долетела до позиций делаваров, упав в густых зарослях у самого основания каменной стены. Там в засаде лежал совсем юный ещё брат Проворного Оленя,  и вождь ринулся  на место взрыва. Граната попала прямо в молодого воина и разорвала его в клочья. Кругом стоял стойкий запах из смеси порохового дыма, крови и обгоревшей человеческой плоти. На несколько шагов в стороны ветви были переломаны и перекручены.



Следующая граната с воем и стоном угодила в самый центр лагеря делаваров. Многие оказались ранены. Одна женщина, жена харкающего кровью воина, волоча раздробленные осколками ноги, ничего не соображая, на руках поползла по кругу. Она скулила, как брошенный щенок, изо всех ран хлестала кровь.



«Проворный Олень, — прокричал Сломанный Дуб сквозь грохот непрерывно стреляющих одно за другим орудий, — уводи женщин вверх по ущелью. Там, среди обрывов и скал, ядра не достигнут их».



Вождь спустился к кустам возле самого основания каменной стены. Под прикрытием непрерывного  обстрела солдаты снова двинулись к подъему, полагая, что вряд ли кто из индейцев смог уцелеть. Граната разорвалась в нескольких шагах от Сломанного Дуба.  Брызги осколков разлетелись в стороны. Он не  боялся ни стрел, ни пуль, но каждый пушечный выстрел пригибал его к земле. Неимоверным усилием воли вождь вновь и вновь заставлял себя поднимать голову и зорко следить за тропой.



Стрельба все же прекратилась, видно канониры боялись попасть в своих. Бледнолицые шли гуськом, не меньше полусотни солдат. Под рукой у делавара было шесть заряженных ружей, они остались от погибших воинов, лук и пять колчанов стрел.


Вождь взглянул на останки разорванного в клочья юноши, им овладели дикая ярость и безудержная жажда мщения. Одно за другим он разрядил все шесть ружей, и столько же подлых бледнолицых койотов распрощались с жизнью. Солдаты сразу залегли, пытаясь укрыться в неглубоких выемках. Они стали передвигаться ползком,  ведя стрельбу по невидимой цели.



Пули, со звоном ударяясь о камни, рикошетом отскакивали в разные стороны. Одна из них царапнула плечо, другая, даже не задев, обожгла  колено.  Духи спасали воина!



Солдаты уже спускались с тропы в долину. Вождь лихорадочно заряжал ружья. Вдруг со страхом он осознал: кроме него никто из делаваров не стреляет во врагов. Неужели все были мертвы?! Убив еще шестерых англичан, он, пряча ружья, завалил их камнями и стал, почти не целясь, одну за другой  выпускать во врагов стрелы.


Израсходовав весь запас, Сломанный Дуб забрал ружьё, лук, поправил нож и томагавк. Скользнув по зарослям, он тут же оказался у отвесной скалы, сплошь покрытой виноградом. Уже совсем стемнело и делавар, прячась в лозе,  устремился вверх по обрыву. Цепляясь за острые камни, он распорол запястье; кровь густой, горячей струей потекла по руке и одежде. Но было не до этого!



Поднявшись шагов на тридцать, вождь обнаружил уступ, сплошь покрытый зеленью. Туго перевязав руку, он смог остановить кровотечение. Усталость вскоре свалила Сломанного Дуба с ног и, полагаясь на надежность своего укрытия, он тут  же, на уступе, заснул.



Разбудили его надрывные женские стоны и плач. Подталкивая штыками, солдаты гнали делаварок вниз по ущелью. Высокий рыжий капрал схватил Майскую Радугу своими огромными лапищами за талию и, смрадно дыша в лицо, притиснул к себе. Оттолкнув бледнолицего, она бросилась в сторону.



«Собака, грязная бледнолицая собака», — в бешенстве прокричал вождь  и наповал уложил британца.



В этот же миг, стоящий рядом  с сержантом волонтёр вскинул оленебой. Время потекло как еловая смола, едва ползущая по древесной коре. Вождь навечно запомнил человека, выстрелившего в него. Такие легко врезаются в память: сухопарый, долговязый, с обветренным лицом, голубыми, почти прозрачными глазами, в зимней бобровой шапке.



Из ствола вырвался огонь, и Сломанный Дуб тут же почувствовал, будто его ударили палицей по голове. Пуля скользнула по нижней челюсти; в глазах потемнело, вождь потерял сознание.


***   
Очнулся он в плену. Однако  делавара не  расстреляли и даже    не  отправили  в лагерь для мятежных аборигенов. В один из дней его, закованного в железо, повели на допрос. По пути конвоиров остановил долговязый охотник. Вождь сразу узнал этого человека: и пустые, бесцветные глаза, и бобровую шапку, и  раскатистый  смех.



Перекинувшись парой-тройкой слов с солдатами, сухопарый внимательно осмотрел рану на челюсти делавара и сказал: «Сломанный Дуб, в этих местах ты сейчас популярнее самого Черного Орла! Тут такое болтают!  Мол, тебя невозможно убить пулей. Дескать, одна попала тебе в руку, а другая в ногу. Ещё по одной в грудь и спину. А та пуля, что вошла в голову, до сих пор еще не вышла!»



И он залился приступом безудержного хохота. Конвоирам шутка тоже очень понравилась.   Вдоволь насмеявшись, долговязый сурово посмотрел на вождя и назидательно добавил.
- Запомни, индеец! Может быть, где-то в лесах и найдется краснокожий, стрела которого ляжет в цель точнее моей. Может быть! Но от моря и до моря стрелять из оленебоя так, как это делаю я, не способен никто. Уважай, дикарь, британское оружие и таких парней, как  Дениэл   Уайт, которые знают, что с этим оружием делать!



— Судьба переменчива, бледнолицый. Сидящий в седле пусть не окажется под копытами. Моли Бога, чтобы мы больше никогда не встретились, — по-делаварски ответил вождь и с презрением  отвернулся.



А затем со Сломанным Дубом долго говорил генерал Венс, разливая змеиный яд лжи. «Ты, воин, получишь свободу, деньги и право жить со своей женщиной среди белых людей», — утверждал генерал.



 Алгонкины! Бесстрашные воины-духи лесов и прерий, от одного имени которых дрожат трусливые бледнолицые койоты!  Как много рассказывал о них Черная Молния.




 «Нет, ядовитая змея Венс ещё сильно пожалеет, что предложил мне стать предателем!» — ликуя, что смог завлечь врага в волчью яму, Сломанный Дуб изобразил на лице маску отчаянной безысходности и тупой жадности…


***               
Не прячась, шёл  вождь по земле краснокожих братьев, подняв открытые руки. Делавар знал: за ним следят и его окликнут. Тепло и покой разливались по телу.