Глава 6. Рассвет пришел

Синвирин проснулся буквально через несколько часов после того, как лег – дальше спать уже не было никаких физический сил, да и сон не принес облегчения: даже в дреме Ему чудился новый мир, волнение и страх ошибки навевали кошмары, видения крушений и неудач, поэтому когда Юльванд проснулся, то был несказанно рад, что ужасы Ему всего лишь привиделись. Ничто еще не было совершено, ни действий, ни ошибок, и сердце тревожно сжалось, желая откатить все назад, остановиться, оставить все, как есть. На часах было всего три ночи – солнца скоро должны были начать свой привычный путь, и небо начало светлеть, пора было вставать.
«Сегодня,» - подумал Синвирин, и Его сердце радостно и взволнованно заколотилось – это была ответственность, полностью ложившаяся на Его плечи, но Он был готов ее понести.
От вчерашнего уныния не осталось и следа, ему на смену пришли радостное оживление и ожидание чего-то хорошего, что должно было случиться с минуты на минуты. Так бывает в день рождения, когда кажется, будто весь мир радуется вместе с тобой и даже солнца светят ярче обычного. Нетерпение не дало разлеживаться, и Юльванд против обыкновения живо выскочил из кровати, хоть обычно и любил поваляться подольше, перевернул самодельный календарь на первое число летнего месяца и слетел вниз, в гостиную, где Его уже давно ждали. Гэльфорды, казалось, тоже пребывали в предвкушении изменений: Южени светилась ярче обычного и едва ли не приплясывала на месте, и только тяжелая рука Джулиана не давала девочке наброситься на Создателя с воплем:
- Давай, идем скорее! Когда ты будешь мир строить, наконец?
Близнецы веси себя более сдержано, но лихорадочный блеск их глаз и участившийся нервный смех выдавали их приподнятое настроение, а косые взгляды на хозяина и постоянные перешептывания только подтверждали их нетерпение и желание начать поскорее. И даже у всегда строгого до холодности Джулиана в глазах что-то зажглось этим утром – все ждали появления настоящего мира, формирования земли, что послужило бы началом всей истории. Началом новой жизни.
Синвирин собрал бумаги, на которых был начертан план построения, и вышел из дома – Он был свеж и нетерпелив, как и Его творения, хоть спал совсем мало, а есть вообще не смог, боязливое сердце прыгало в груди, колотясь о ребра. Гэльфорды гуськом высыпали за ним, выстроились за Его спиной, ожидая только приказания начинать, дыхание сбилось от волнения, и Юльванд долго стоял, ожидая, пока в душу придет тишина и покой, из которых должно было родиться колдовство. Дождь перестал, и гроза кончилась – мир словно бы чувствовал, что грядут перемены, пустота ощутилась с необычайной силой, только земляной океан продолжал шуметь, но как-то глухо, сонно, и звуки плыли над миром, готовые исчезнуть навсегда. Привычному порядку приходил конец, надо было действовать, но Создатель все не мог решиться, а с Его лица не сходила счастливая улыбка – вместе с Зетта радовался и Он сам. И радости было больше, чем страха, хоть отголоски ночных кошмаров еще не совсем оставили Его.
«А если бросить все? – прошептала трусливая тьма в душе. – Оставить все, как есть, ведь худшее – враг хорошего…и так ведь неплохо…»
Но откатить назад было уже нельзя, надо было только шагнуть за пределы дома, надо было только начать, поборов в себе страх перемен.
«Мы с тобой,» - тихо подумал Ирвин и ласковыми бирюзовыми глазами посмотрел на Юльванда, коснулся осторожно Его руки. Синвирин скосился на духа, а потом выдохнул:
- Ну, что, - Его сердце подпрыгнуло до горла и заколотилось, как бешенное, - поехали?
 - Так точно: поехали! – крикнул в ответ Мерлин, и четыре световых пятна разлетелись по сторонам света, разорвались в нетерпении, готовые служить своему делу до самой смерти.
Рядом с Синвирином остался только Ирвин – тоже взволнованный, он с некоторым сожалением глядел в спины улетевшим духам, желая бросить в бой, как и они, быть полезным, но его долг был в помощи другого уровня, в помощи человеческой, в том, чтобы быть рядом с Создателем в нелегком деле творения. Он сам это понял неведомым образом, сам остался рядом, хоть это место изначально и предназначалось Джулиану.
- Идем, - позвал духа Создатель. – Нам надо отойти далеко от дома – я его спрячу в параллельном отвилке, но сначала займусь построением основной части мира, и только потом дополнениями. Идем в большой мир, наше время пришло.
И они двинулись над земляным океаном, нога в ногу преодолевая огромное пространство. Защитные фигуры так и не погасли со вчерашнего, но как-то потускнели, поблекли, будто выцвели – им пока что неоткуда было взять энергию, энергию темных тварей.
«Вот так творится история. Потом этот момент будут вспоминать и описывать в легендах, я уж позабочусь, чтобы он не пропал, - подумал дух, и странное волнение охватило все его существо. – А ведь кажется, что ничего не происходит, что все, как всегда, просто вышли на миссию и все…»
Он скосился на Синвирина: Тот улыбался, но как-то отчужденно, и Его лицо было полно решимости – Он знал, что делать, и не боялся больше. Весь Его облик – и белые одежды, развевающиеся на ходу, и чуть улыбающееся лицо, и стопка бумаг подмышкой – все, казалось, говорило:
«Мир будет построен, в этом нет сомнения, ведь я – Создатель.»
И гордость поднялась в груди, Ирвин улыбнулся, готовый следовать за своим Владыкой куда угодно.
«На севере все чисто,» - раздался отчет Южени.
«И на юге порядок!» - не отстал Мерлин.
- Восток тоже чист, - громыхнул Артур, и звук полетел над миром.
«На западе теперь тоже все в порядке, - завершил отчет Джулиан. – Что теперь?»
«Продолжайте патрулирование каждый своей территории, - велел Синвирин, - я начинаю. Время пришло.»
- Удачи, - проговорил Кубик. – Если что пойдет не так, я рядом.
- Спасибо, дружок, буду знать, - улыбнулся Синвирин.
У Джулиана не было такой теплоты, что веяла от Ирвина, не было отзывчивости и чуткости, а этому не невозможно было научиться, поэтому Старший и был отправлен в патрулирование, ведь он считал, что слова – это лишнее, а Юльванду так нужна была поддержка.
Синвирин остановился и разложил бумаги на воздухе вокруг себя, как будто выстроив окружность, защитную фигуру из белых листов, взял первые, что были посвящены земле.
- Ирвин, мне нужна горстка почвы, достанешь? – попросил Он.
Без духа-помощника с этим пришлось бы туго, но Кубик на то и был рядом. Через мгновение все требуемое было достано, и Юльванд приступил к творению: рассыпал землю по кругу перед собой, и макет мира, созданный из горстки земли, пошел волнами, только настолько маленькими, что они походили на рябь. Собранный, сосредоточенный, Он, казалось, ничего вокруг не видел, все Его внимание было направлено на макет.
- Теперь стой, - сказал Синвирин, обращаясь к земле, и раскрытой ладонью коснулся макета, длинными пальцами покрыв Зетта.
И все замерло по Его слову. Невероятная сила полилась вокруг, зазвучала в простых словах, и по спине духа побежали мурашки: это было страшно – стоять рядом с Тем, Кто одной волей мог остановить землю. Даже гэльфорду, состоящему из энергии, было не под силу осознать могущество, которым обладал Владыка. Оно было… безгранично, и это пугало до подлого желания сбежать подальше. Гробовая тишина, настолько непривычная и жуткая, что в ушах зазвенело, повисла резко, и стало страшно, как перед ударом грома, камни, выброшенные в воздух, так и не обрушились: все застыло по слову Создателя.
От волнения у Синвирина страшно закружилась голова, ноги подкосились было, Он даже подумал, что упадет в обморок сейчас, но дурнота отхлынула столь же быстро, как и подошла, и Он обратился к Ирвину снова:
- Теперь мне нужен твой свет, - властный, суровый голос еще сильнее напугал духа, заставил съежиться, но и повиноваться без промедления.
Таким Кубик редко видел брата: строгим, решительным и невероятно сильным. Обычно Он не показывал истинного себя, себя-Владыку, обычно Он был простым человеком по поведению. Юльванд положил листки бумаги на макет, и те тут же вспыхнули белым светом, буквы почернели на мгновение, будто высветились своей чернотой на фоне исчезающей бумаги, и листы рассыпались в пепел. Серые клочки легли на рябь маленького мира и впитались в землю.
- А теперь меняйся так, как я сказал тебе, - голос Создателя громыхнул по всему Зетта, разлетелся до последнего уголка, отразился эхом от целой оболочки мира, восстановленной гэльфордами, и вернулся обратно, покорно рассеявшись у ног Синвирина.
Владыка медленно-медленно повел рукой над макетом, и под Его ладонью Зетта стал формироваться: земля пришла в движение, но теперь оно было не хаотичным, а контролировалось волей Создателя, глыбы ползли вверх, собираясь в горы, и сплющивались, образуя равнины, появлялись сухие впадины озер и рек, мелкие барашки холмов, скалистые утесы каньонов и расселин, сыпучие и переменчивые барханы пустынь, ближе к краю мира, на северо-востоке, часть земли поднялась в воздух, образовав летучие острова. И вслед за макетом со скрежетом и стоном менялся сам мир. Синвирин то и дело останавливался, подправлял что-то, на Его лбу выступили капли пота, Его длинные, хрупкие пальцы задрожали от напряжения, но Он все же дошел до конца и устало выдохнул, когда с последним вскриком земля успокоилась и улеглась в задуманные формы. Улеглась так, как Он и хотел.
Ирвин стоял рядом, боясь шелохнуться, и в его душе все больше расцветала гордость – гордость за этого нелепого Синвирина, который то и дело не мог справиться с бытовыми делами, но которому не было равных в творении. Глядя на это существо в белом, дух плохо представлял, что живет с Ним в одном доме, помогает Ему в бытовых делах, защищает Его от монстров…  тот Синвирин и этот – были двумя разными созданиями, и такого Синвирина гэльфорд побаивался. От Него веяло силой, бесконтрольной и бесстрастной, не способной на жалость и сострадание.
Снова стало тихо-тихо, и даже ветер пропал, как будто дух и Звезда попали в немое кино, тишина звенела в ушах серебряными бубенцами. Создатель тяжело дышал, не глядя на свое творение и ссутулившись всем телом, и Кубик боялся нарушить это молчание, боялся лишним словом изуродовать тайну, которая совершалась у него на глазах, ведь он даже не понимал ее сущности, не чувствовал, где она и в чем проявляется, только знал, что она есть. Наконец, через долгое время, растянувшееся едва ли не в вечность по ощущениям гэльфорда, Юльванд выпрямился с трудом, взял макет за края и пару раз хорошенько встряхнул его – гигантское землетрясение прошло по всему миру, часть гор обрушилась, равнины кое-где измялись, но Синвирин остался доволен: так и было надо, чтобы мир стал более естественным. Он кивнул, сформировал из воздуха несколько шаров, прикрепив один к месту рядом с пустыней на севере, и в то же мгновение домик в шотландском стиле, стоящий на вертикальном останце, исчез из виду, скрывшись в пространстве параллельного отвилка. Остальные воздушные шары были поставлены каждый на свое место.
- Утверждаю, - тихо-тихо прошелестел Создатель и рухнул вниз, к остановившейся земле.
Ирвин поморгал в испуге, рванул следом, подхватив хозяина на руки у самой земли, затем поставил Его на воздух, плоховато понимая причину падения – вроде, всегда ходил по воздуху, сейчас-то что поменялось? Но что-то определенно стало иным, потому стоило лишь гэльфорду отпустить руки, как Синвирин продолжил падение и на этот раз уже долетел до низу, ударился спиной, да так и остался лежать, выдохнув только:
- Мать вашу…
Его бумаги тоже попадали вокруг, смешавшись и потеряв порядок, а макет бесполезной кучей пыли осел поверх всего. Кубик охнул и мигом очутился внизу, прекрасно понимая, что для физических существ, коим являлся Юльванд, падение может окончиться фатально. Но высота была совсем небольшой, не мог же Он…
- Синвирин…? Синвирин, ты в порядке? – дух осторожно приблизился, заглянул в лицо Владыки.
Тот в ответ издал странный, булькающий звук, а потом разразился безудержным хохотом, но звук больше не разносился по всему пространству, а был слабым-слабы и по-человечески тихим. Ирвин опешил, удивленный столь странной реакцией, а Юльванд все продолжал лежать на спине и смеяться, содрогаясь всем телом, и постепенно дух понял, что все было в порядке – нервы сдали, а счастье первого успеха прорвалось наружу.
- Это называется «фейсом об тейбл», так моя жена говорила, - отсмеявшись, пояснил Синвирин. – Она русская была, а они – народ странный. Я сформировал Пространство – оно практически не подчиняется мне, вот гравитация и сработала. Я этого не учел как-то: дурак я! – и снова засмеялся, глядя в мутное, серое небо.
Ирвин опустился рядом на землю и сел, оглядываясь вокруг: это было странное чувство – смотреть на мир не сверху, а изнутри него. Они находились на широком плато, с одной стороны которого вздымались горы, настолько огромные, что казалось, будто они подпирают небо, с другой же стороны зияла пропасть, дно которой терялось в темноте, а в ней уже притаились духи злобы, попрятались в расселинах и теперь смотрели внимательно и настороженно, что же будет дальше. Гэльфорд никогда не чувствовал себя настолько маленьким, как букашка, как песчинка или даже как атом. Привыкнув смотреть сверху, он стал воспринимать Пространство по-другому, и теперь появилось совсем новое чувство: он был крошечной точечкой в мире, ставшем настоящим. 
У отвесной стены горел голубой треугольник, бледный, мертвенный свет падал на застывшие громады спящего массива, по плато шла выбоина для реки, пока что пустая - мир был сформирован, но мертв, и тишина лишь подтверждала это. Темнота клубящихся туч серостью накрыла сухое создание, в даль было видно, казалось, до конца земли, и повсюду были сумерки, неясные и печальные.
- Такое странное чувство, - внезапно заговорил Синвирин, словно отвечая на размышления Ирвина. – Я уже и забыл, что такое Пространство, и как это, лежать на земле. Она такая… жесткая… сухая, как мертвая, как кости рассыпавшиеся… - откуда Он взял такое сравнение оставалось только гадать: для Кубика Он порой представал в совсем непонятном свете.
Создатель сел, оглядывая мрачный пейзаж вокруг – Он больше не смеялся, и в то же время величие Владыки пропало, на земле, засыпанный черной пылью, сидел Синвирин, которого дух привык видеть по утрам. И взгляд у Него был примерно таким же: бестолковым, удивленным и несколько растерянным, Он словно не понимал, куда попал. Черные, густые тени пришли вместе с рельефом и притаились во впадинах и под камнями, сумрак, казалось, стал более темным и неприятным, и слабый свет защитной фигуры не мог его разогнать.
- Мои бумажки разлетелись… - пробормотал Юльванд уже совсем по бытовому, перевернулся на четвереньки и пополз, собирая листы. – Что там следующее? А, снег и вода, должно быть…
Ирвин поднялся и стал помогать, понимая, что дело только началось – был сформирован каркас, который предстояло оживить. Только теперь стало по-настоящему комфортно: дух понял, что боялся того Владыку, что творил недавно, но Тот ушел, сгинул вместе с земляным океаном.
- Так, сейчас будет холодно и мокро, но это ненадолго, - предупредил Синвирин, а потом усмехнулся беззлобно: - Хорошо, что я страницы пронумеровал, а то бы сейчас точно запутались.
Он вручил стопку Ирвину, а сам поднял руки к небу, беззвучно зашептал что-то, двигая одними губами, разговаривая с тучами, и в ответ на Его просьбу полился дождь. Первые капли упали на сухую землю и тут же замерзли, льдистыми узорами расползшись по камням, взвизгнул ветер, и метель закружилась над горами. Хлопья, крупные, липкие, взмывали в танце и облепливали вершины, покрывая их снежным одеялом, Синвирин посинел от холода, но колдовства не остановил, продолжая говорить с природой – вряд ли Он что-то чувствовал в таком состоянии, распахнутые глаза слепо смотрели, ничего не видя, никого не узнавая. Он весь ушел в колдовство, но странное чувство: Ирвин больше не видел Владыку. Тот появился на некоторое время, а потом ушел, и теперь за все взялся шаман, маг, колдун, кто угодно, но не Владыка. Синвирин пользовался силой Создателя, но Его колдовство не было чем-то запредельным для понимания.
«Когда-нибудь и младшие народы так смогут, - внезапно понял дух. – С меньшим объемом и разрушением, но смогут, а вот влиять на Пространство – никто и никогда, вот почему тогда вышел Владыка. Другая сила не справилась бы с этим.»
А снег падал и падал, где-то спрессовывался, образуя ледники, где-то оставался лежать мягким облаком, буря продолжалась, пока все горы не побелели, и только когда покров лег на весь массив, Создатель остановил метель. Он открыл глаза и с удивлением обнаружил световой купол вокруг себя.
- Ты бы замерз до смерти, - пояснил Кубик. – Я тоже не солнце и согреть не могу, но сохранить температуру в коконе – вполне мне по силам.
- Спасибо, - Создатель подул на окоченевшие пальцы, покачал головой, еще раз убеждаясь, что был бы едва ли не беспомощен без разумных помощников. – Идем, холод останется здесь, наверху, внизу будет теплее – там лето в конце концов.
Они принялись спускаться с плато, но дело как-то не пошло. Вернее, пошло очень медленно: Синвирин долго искал путь спуска, оскальзывался, падал, проваливался в снег по самое горло… Пространство больше не подчинялось Ему, и, вынужденный довольствоваться возможностями физического тела, Создатель испытывал крупные неудобства в своем же мире. Промучавшись еще около часа и в кровь разодрав ладони, Он, наконец, сдался и рухнул на ближайший камень, привалившись спиной к стене.
- Мы так далеко не уйдем, - в сердцах рявкнул Синвирин и раздраженно пнул камень, оказавшийся поблизости: Он устал, и борьба со своим же творением Его окончательно взбесила.
Хотел легко и изящно – там щелкнул пальцами, там слово сказал… не тут-то было! Беспощадная гравитация не учитывала, что Он – Создатель - и прижимала к земле. До равнины было буквально рукой подать, вот она, под ногами лежала, но спрыгнуть с отвесной стены теперь уже было самоубийством чистой воды. А Смерть ведь предупреждал, что чем больше будет формироваться мир, тем меньше привилегий и возможностей будет у его хозяина! Только вот от этого было ничуть не легче.
- Хочешь, я спущу тебя? – осторожно предложил Ирвин. – Или лестницу построю?
Синвирин уставился на него, не очень понимая, а затем со злобой бросил:
- А ты раньше не мог предложить? Видел же, что мне трудно!
Не успел Он договорить, как оказался внизу.
- Сразу бы так, – беззлобно фыркнул Юльванд, стремясь загладить свое раздражение – Ему было неловко за собственный срыв.
- Ну, - смутился Ирвин, мягко улыбнувшись, - я как-то постеснялся навязываться… подумал, ты еще обидишься…
- Нет, что ты! – казалось, Юльванд был готов рассмеяться, Его злоба утихла. – Я ж не Джулиан. Это просто ужас! Я до дому теперь сам не дойду! Я теперь таким медленным стал…- Он горько покачал головой, чувствуя себя беспомощным и жалким, и ссутулился, поникнув.
- Так… мы поможем, - дух улыбнулся, и его добрые, бирюзовые глаза засветились изнутри – он не умел обижаться, и от сердца отлегло.
- Спасибо, дружок, - Синвирин хотел было коснуться духа, но опустил руку. – Что бы я без вас делал?
И снова погрузился в свои чертежи, что-то бормоча под нос и просматривая записи, в которых, наверное, только Он и мог разобраться, настолько кривым и небрежным был почерк.
Внизу, на равнине, действительно было тепло, но не жарко, лето стояло мягкое и приятное, только вид голой, пустой поверхности, ровной, настолько широкой, что ее край терялся на горизонте, навевал тоску. Над головой где-то впереди завис зеленый прямоугольник, бросавший тусклый свет на мертвые камни.
- Здесь будет лес, - пояснил Синвирин, оторвавшись от бумаг. – Тут будут жить люди-тени, а в горах по соседству с ними – гномы. Но это все потом, сейчас мне нужно разобраться с водой. Боже, как я устал! – Он мотнул головой и сжал зубы: дело было еще не окончено, не время было расслабляться, но усталость мешком навалилась на плечи.
Он и не думал, что творение – настолько физически сложная штука, никто ведь не объяснил, что этот процесс выпивает жизненную энергию из тела, только на опыте это стало понятно. За любое колдовство, в особенности, такое могущественное, приходилось платить своим ресурсом, но на то Он и был Создателем, чтобы иметь силу довести все до конца и не погибнуть.
Ирвин прошел по пустоши, глядя в глубокие выбоины, в черноте которых не было видно дна: видимо, ямы для будущих озер. Сухие дорожки рек разбегались от них во все стороны, извилистой паутинкой соединяя впадины. Дух опустился на колени и, опершись о край, перегнулся, заглядывая вниз, но так и не увидел, где конец этих ям, только чернотой и сухой землей пахнуло из отверстия.
Вдруг в тишине мира раздалось клокотание, бульканье, шипение, оно шло откуда-то из-под земли и все нарастало, гэльфорд сунулся в выбоину так, что непременно бы свалился, имей он физическое тело - снизу звук слышался явственнее, будто бы на дне что-то происходило. Синвирин новое начал колдовство, и в душе поднялось волнительное ожидание. Поначалу дух ничего не мог разглядеть, но шорох все нарастал, пока не превратился в рев, и снизу, из темной глубины, стала подниматься вода. Пенные струи вырвались фонтанами сразу во многих местах, брызги разлетелись в стороны, окропив и землю, и своего же Создателя, который оказался слишком близко к выбросу.
- Тихо ты! – прикрикнул на воду Синвирин, и она тут же вернулась в русла и впадины, для нее предназначенные, и побежала, журча и переливаясь в тусклом зеленоватом свете защитного знака.
Ирвин обернулся на горы – со стены, откуда едва не свалился Юльванд, теперь серыми волнами падал бурный водопад, весь мир наполнился хрустальным звоном рек и ручьев, глаза озер отражали свинцовое небо, отчего вода казалась мутной и темной, а где-то на юге начали свое движение волны настоящего моря. Не земляного океана, а водного моря, и соленые брызги с клочьями пены стали взвиваться навстречу начавшемуся дождю, как раньше поднимались камни. Синвирин отбросил бумаги в сторону и крикнул, поднимая руки к небу и улыбаясь дождю:
- Солнце, приходи! Я жду тебя!
Крикнул совсем по-простому, как человек, а не как Владыка. И в то же мгновение неподвижные, свинцовые тучи задвигались, а потом стали разрываться и съеживаться, как грязная, серая вата, и золотой луч упал на фигуру Юльванда, выхватив Его из царства вечных сумерек.
Ирвин задохнулся от немого восторга, замер, распахнутыми глазами уставившись на мир, оживавший прямо на глазах, солнечный свет стал пробиваться сквозь облака и падать на землю, тучи стремительно исчезали, пока не пропали вовсе, и открылось небо: ослепительно голубое, высокое, прекрасное небо, по которому неспешно двигались легкие, перьевые облака снежно-белого цвета – все, что осталось от серой ваты. И два крохотных, золотых шарика солнц зависли над самым центром мира: рассвет пришелся ближе к полудню, но это было не важно. Сейчас все было не важно, кроме одного: день настал. Водные поверхности вспыхнули, как бриллианты, теперь, в свете дня, стало видно, что вода в них кристально-чистая: темно-голубая в глазах-озерах и прозрачная в стремительных реках.
Синвирин, насквозь промокший, уставший, с разодранными ладонями и коленями, весь потрепанный и жалкий, но такой счастливый, стоял, задрав голову к небу и закрыв глаза – Он так долго прожил в сумерках, что Его организм попросту не мог воспринять тот свет. Только сейчас Кубик заметил, насколько побледнел Синвирин за годы без солнца: белый, как мертвец, Он на глазах оживал вместе со своим миром. И волосы у Него были скорее серебряными, чем серыми, в солнечном свете они зажглись и засверкали, как вода. Он уже не смеялся – слишком устал для смеха – но Его безграничное счастье волнами разливалось вокруг, заполняя каждую выбоинку в земле, каждую трещинку, и Зетта впитывал это счастье, наполняясь им до краев. Юльванд тушил своим счастьем пламя боли и гнева, из которых Он создал землю изначально.
Все получилось так, как и задумывал Создатель, мир для Его детей был построен и готов принять их души. Синвирин пошатнулся, неуклюже сделал шаг вперед, и из-под Его стопы во все стороны брызнули зеленые ростки. Они завились и стали стремительно расти, мощные стволы потянулись к небу и буквально через несколько мгновений закрыли его пышными кронами, лесные травы поднялись и запестрели цветами, а Юльванд все шел и шел, шатаясь, едва не падая при каждом новом шаге, и под Его ногами все оживало, каменистая, сухая земля покрывалась мхами, по берегам озер склонялись плакучие ивы, глядящиеся в спокойные зеркала воды, ручьи скрылись под густой травой, мягкая, прохладная тень опустилась на землю. И только тогда Синвирин смог открыть глаза: мутные и невменяемые, они полностью выдали, в каком Он находился состоянии, сколько Он отдал сил, чтобы простыми на вид движениями построить живой Зетта.
Создатель пошатнулся и, не говоря ни слова, рухнул вперед, но Ирвин подхватил Его и уложил в траву так, чтобы Он мог видеть небо. А по всему миру, во все концы от первого разросшегося леса, катилась зеленая волна, цветы и деревья, травы и мхи всех видов и оттенков, выдуманные самим Юльвандом и взятые Им с Земли, разрастались каждый в том месте, куда им было положено по листам бумаги, разбросанным на поляне первого леса. Горы и холмы, поля и степи – все позеленело, и ветер, радостный и свободный, понесся, вороша гибкие стебли и вздымая облака золотой пыльцы, аромат цветов, поплыл, дурманя голову палитрой запахов, и лесные кроны приветливо зашумели в вышине.
Синвирин лежал на спине и дышал так глубоко, как только мог. Ему казалось, что воздуха вокруг стало больше, и от переизбытка кислорода голова пошла кругом, но падать, к счастью, было некуда, поэтому Он и не беспокоился сильно, а просто лежал, чувствуя, как травы щекочут лицо, а тело медленно-медленно отходит от пережитого напряжения. Он устал настолько, что вряд ли бы смог подняться сейчас, но Ему и не нужно было – дело было сделано и сделано хорошо. На сегодня нужно было остановиться, тем более что сил на дальнейшее не оставалось.
- Я, честно говоря, и не думал, что из всего этого выйдет что-то путное, - прошелестел Юльванд одними губами, но Ирвин все равно услышал и подсел поближе, заглянув в лицо брата.
- Почему это?
Синвирин засмеялся тихо-тихо, насколько хватило сил, долго не мог ответить и весь светился от счастья, Его переполнявшего. Мрак отступил в сторону, и духи злобы пропали, все заполнилось светом, все заполнилось добром и радостью.
- Не знаю. Я тот еще трус на самом деле, просто хорошо скрываюсь. К тому же – дело важное, сложное, как за него браться – не поймешь, а учебников-то никто не пишет на подобную тему, - снова засмеялся Синвирин, видимо, представив себе такую книгу.
- Но ведь ты справился, значит, не будешь больше бояться? – мягко спросил Кубик, лучась изнутри теплотой. Он, казалось, заразился ею от Юльванда.
- Буду, еще как буду, но не важно, что ты боишься. Важно, умеешь ли ты противостоять своему страху и работать сквозь него или же опускаешь руки и сдаешься, - Синвирин задумался, Его глаза прищурились и подернулись паволокой, и Он долго молчал, прежде чем сказать: - Я не сдался. И теперь уже ни за что не сдамся.
Тут, безжалостно разрушив пафосность момента, раздался пронзительный визг Южени:
- Посмотри! Посмотри сюда!
Ирвин, нахмурившись, рванул световым пятном на крик, в уме прогнав множество сценариев. Что могло случиться? Монстры пришли? Брешь? Мир рушится?
Нескладная, длинная девочка сидела на корточках в темной низинке, заросшей папоротником. Тут было прохладно и сыро, сумрачно, хоть и не мрачно, кроны деревьев сошлись практически вплотную над головой, уютный уголок утонул в тишине, звуки сюда долетали приглушенно, как будто место было оторвано от основного мира. Внимательный Кубик моментально прошарил пространство, но темных сил не обнаружил, выдохнул, успокоился и, воплотившись, опустился к Южени в лощинку и присел на корточки рядом с ней:
- Куда мне смотреть?
- Сюда, - она приподняла крупный лист папоротника и указала на светящийся шар из тонких кривоватых линий.
В темноте бледно-салатовый защитный символ горел невероятным пламенем, и зеленые листья приобретали в отсветах какой-то совершенно фантастический вид. Теперь было понятно, почему Южени завопила, как резанная.
- Фантастика! – светло улыбнулся Ирвин. – Синвирин и здесь защитных систем наставил. Вот же параноик, - и засмеялся приглушенно и мягко. - Идем, Южени, - обратился он к девочке, - раз уж ты сбежала с поста, поможешь мне дотащить Синвирина до дому.
Но дух не слушала: она умчалась куда-то вглубь леса, и то и дело восторженные вопли долетали то справа, то слева - она радовалась всему, что видела, потому что радость была единственным чувством, которое хоть как-то смутно ощущала по-настоящему, не играя.
- Что там Южени вопила? – спросил Синвирин, почувствовав приближение брата.
- Защитные фигуры среди травы увидела, - ответил Ирвин, а затем, усмехнувшись, добавил: - Не знал, что ты настолько боишься, что даже между былинок заклинания повесишь.
- Ты что, умеешь смеяться? – Юльванд даже на локте приподнялся, чтобы посмотреть на улыбающегося Ирвина, что заставило того расхохотаться в голос:
- А почему бы нет?
- Ну, не знаю даже… ты всегда такой… спокойный, если не сказать, собранный, - казалось, Создатель смутился слегка: Он лег обратно и закрыл лицо руками: - При мне ты ни разу не смелся.
- Серьезно? Синвирин, не смеши! – а потом дух резко перестал смеяться и уже своим обычным тоном сказал: - Да, не смеялся, потому что я не умею и не вижу в этом смысла. Я гэльфорд, а не человек, вечно ты забываешь. Это Джулиан человекоподобен, я же – всего лишь тень эмоций.
- Прости, - пробормотал Юльванд и весь поник, будто сдулся.
- Да ладно тебе, - Кубик присел рядом и поймал взгляд зеленых глаз, - смеяться-то я не умею, но счастлив бываю часто. Идем, я покажу тебе мир, который ты создал.
Он посадил Создателя на спину, увеличившись до размера высоченного человека, и пошел сквозь перворожденный лес, постепенно отрываясь от земли. Когда кроны деревьев остались далеко внизу, к ним присоединилась Южени, довольная новой прогулкой, как слон. Сверху мир казался неразличимо зеленым, разбитым на многие части паутинкой рек, и только заснеженные вершины гор вспыхивали самоцветами, да ближе к северу расстилалась Алая пустошь.
- Смотри, - кивнул дух вниз, - это твоих рук дело, бояка. Можешь начинать гордиться.
- Да мне все как-то… не верится… - смущенно пробормотал Синвирин, руками обхватив духа за шею так, словно боялся свалиться. – Высоко-то как, с ума сойти…
Ирвин засмеялся снова, его бирюзовые глаза превратились в щелочки.
- Ладно тебе, будет скромничать! – заметил он хитро. - Вот смотри: мир устоялся, со Звездами заключен договор о взаимодействии, скоро появятся твои детишки, и все будет хорошо, все будет, как ты хотел. Разве это не счастье? Разве теперь не пора радоваться и праздновать? – гэльфорд что-то говорил, его голос смешивался с песней ветра и исчезал, становясь неразличимым.
Южени помалкивала, зная, что ничего разумного все равно сказать не сможет, и, убаюканный мерным движением и тихим голосом, Синвирин провалился в радостную, тихую полудрему.
***
Он услышал свой собственный крик откуда-то со стороны, но в то же время понял, что кричал не Он сам, а какой-то ребенок. Он распахнул глаза, испуганный своим же раздвоением, и увидел мать с перекошенным от гнева лицом. Она была уродлива: осунувшаяся, с синяками под глазами, изможденная и злая.
- Так он… он от этого урода Юльванда! Он не мой сын! – взвизгнула Звезда и разрыдалась, а ребенок все продолжал кричать. – И что мне делать теперь? Что мне делать? – женщина прижала руки ко рту, ее глаза судорожно бегали, словно пытаясь найти решение, написанное на белых простынях и гладких стенах родильной палаты. Затем госпожа Йорсунд замерла и тихо заговорила:
- Это проклятый ребенок. Он рожден вне закона, значит, проклят одним своим появлением на свет. И его проклятье – это война. Где будет он – там не будет мира… и начнет он с того, что разрушит нашу семью. Это не ребенок, это монстр, он не должен существовать!
Ее лицо из изможденного стало властным и мертвенно-бледным, как статуя, глаза и морщины проступили явственнее, она как будто вмиг постарела.
- Избавьтесь от него, он мне не нужен. Эрратрильяму скажу, что он умер при родах или родился мертвым.
- Но госпожа, это же ваше ди…
- Избавьтесь, это приказ! – крикнула мать, и снова отчаянно закричал новорожденный ребенок.
Синвирин вздрогнул и проснулся. Вокруг все было как прежде, и мир Зетта продолжал жить, как и жил раньше. Ирвин все еще шагал по воздуху, но уже над Алыми пустошами, направляясь к порталу в отвилок, где стоял дом, колючие песчинки долетали даже на высоту, знойное дыхание ветра сдавливало горло. Юльванд прищурился и сквозь ресницы посмотрел на диски солнц, завешенные дымкой: один из них был неродным отчимом, а второй – родной матерью, отдавшей приказ об убийстве.
«И его проклятье – это война. Где будет он – там не будет мира,» - так она сказала, и по спине Синвирина поползли мурашки: что, если она была права? Ни одного факта, подтверждающего проклятье, не было, но материнские слова…
- Счастье ведь не может длиться вечно, - прошептал Создатель. – Беда придет, но когда?
А она уже была здесь, рядом, и с юга пришел отчаянный вопль:
«Вышлите мне подкрепление, я не спра…» - и сигнал оборвался.
Южени, не говоря ни слова, сорвалась на помощь к Мерлину, и недоброе предчувствие сжало сердце Создателя: история мира только начиналась, и этот путь обещал быть сложным, потому что материнское проклятье сбывается всегда.