Вагон столыпинский и санитарный

Александр Евдокимов


ВАГОН   СТОЛЫПИНСКИЙ   И   САНИТАРНЫЙ

новелла


в стиле «Rock-in-Room»
in the style of «R-&-R»



Низкие тяжёлые облака тащились от горизонта к горизонту сплошной кучевой пеленой.
В пространстве царила предрассветная мгла, с туманом, с гарью и дымом.
Железнодорожный полустанок глазел на округу зияющими дырами вместо окон.
Несколько рядов разъездных путей из шпал и рельсов были поросшие травой.
Взорванные и перевёрнутые вагоны сиротливо чернели в свете нового дня, а в тупике мертвецки замер целый состав с паровозом…
На перроне у вокзала ветер раскачивал привязанный к столбу кусок рельсы, а рядом на тележной оглобле сидел запылённый начальник станции без форменной фуражки, – он держал её в руках, – в чёрной шинели с золотыми пуговицами, и смотрел перед собой – в никуда, через маленькие круглые очки…
Пустые оглобли, разбросавшись и расшиперевшись в пыли, тянулись от телеги, в которой лежали женщина и ребёнок без признаков жизни.
Над зданием вокзала возвышалась посечённая осколками и пулями надпись «ст. ВОЛНОВАХА».
Неожиданно, из вокзала выскочили воины советской армии, у одного был ППШ, у других винтовки и немецкие автоматы. Они осмотрелись, увидели железнодорожника и устремились к нему.
- Батя, поезд когда?
Начальник вокзала очнулся, посмотрел на военных.
- Когда поезд? – переспросил старший.
Он пожал плечами.
- Фрицы уже и здесь отметились… Откуда?! – продолжил один из солдат.
Железнодорожник поднял палец вверх.
Военные посмотрели на трупы в телеге.
- Семья…
Он горько кивнул утверждающе.
- Прости, батя… мы поможем тебе, но… сейчас нужно срочно отправить больного.
К военным из вокзала вышел человек партизанского вида.
- Ну, как командир?
- В вокзале на лавке пока…
Старший вновь обратился к начальнику станции.
- Отец, будет что-нибудь сейчас, или нет? Может есть паровоз, или дрезина…
- Побило всё, – выдохнул пожилой человек в форме и надел фуражку под козырёк, – должен быть санитарный, но пока связь была, предупредили, что подсаживать нельзя, вроде как спецрейс… да и цела ли дорога…
А когда обещали?
- Если дорога цела, то скоро.
- Надо остановить его!
- Спецрейс?! Не могу.
- Командира спасать надо!
- Что?! Раненый?
- Нет, жар и бредит.
- Знакомый диагноз… в гражданскую… Из Смольного обозревали всю страну, вся информация стекалась в штаб… всё, как на ладони… Всё было!... и всё с нуля… Спецрейсы, спецрейсы… знаю я их… Зачем-то изолируют эшелон. Какая в нём холера? Опасно, но попробуем… остановить…
Он встал.
Вы моих перенесите вон туда, к памятнику Ленину, а телегу выкатывайте на перрон, к первому пути и несите больного…
- Понял, отец, – отозвался с благодарностью старший, и обратился к подчинённым, – живо!
Приказ выполнили быстро: тела убитых унесли под яблоню, рядом с памятником, а командира на плащ-палатке уложили в телегу.
- Батя, ты Зимний брал? – спросил боец партизанского вида.
- Нет. Я руководил…
Начальник станции прошёл к своим родным, снял шинель и укрыл их. Постоял, затем злобно и искоса посмотрел на привокзальную статуэтку Ильича: Ленин не смотрел на убитых, он смотрел выше.
- Ну, что? Стоишь?! Руку вытянул, а не согнулся в поклоне?! – прошептал тихо служака-старик. – Ведь на Восток приглашаешь ручонкой своей! Кого?!... Изувер! Всё ещё отрабатываешь те деньги с которыми тебя заслали в Питер в семнадцатом… заслали…
- Отец, молишься что ли? – спросил, подходя к нему старший.
- Молюсь, не молюсь, а в попы не гожусь.
- Да, не грех сейчас и помолиться и вождь наш подсказывает верный путь, указывает дорогу у солнцу – на Восток! К новому дню!... Значит есть у нас будущее, значит, будет победа! Ведь дело-то правое?! А?...
- Правое, конечно… оно всегда такое,… – хмуро поддержал железнодорожник и отвернулся от изгаженного голубями памятника.
- Мы твоих родных похороним, вот отправим командира и…
- Хорошо бы по полудню, не позже…   
- Всё сделаем, батя, – убедительно сказал военный и увлёк начальника станции за собой на перрон. – Мои воины будто бы слышали вдалеке гудок, постой, послушай, подскажи… Может показалось? А может…
Вышли на перрон, ветер швырнул им в лицо и дым, и туман, и чёрную гарь.
Все замерли.
Хмурое утро рождалось без солнца.
Вновь, уже рядом, прозвучал гудок паровоза.
- Прошёл всё-таки, – облегчённо произнёс железнодорожник, и устремился к столбу с висящим куском рельсы, где находился чехол с жёлтым и красным флажками.
- Приготовьтесь, ребята, – скомандовал старший.
Первой, туман и дым, пронзила звезда локомотива, а затем появился тёмный силуэт паровоза.
Начальник станции вскинул красный флажок.
Паровоз загудел – включил тормоза!
Пар закрутился в колёсах.
Старший военный жестом указал, чтобы на плащ-палатке подняли больного.
Поезд вытянулся вдоль перрона и замер.
Боец партизанского вида подбежал к вагону и начал стучать прикладом в дверь. Щёлкнул замок, дверь открылась, – в тамбуре стояли солдаты с карабинами.
- Что случилось?!
- Братва, больной у нас! Принимайте быстрей!
- Не положено! Спецрейс.
- Да ты пойми, это командир наш, ему срочно в госпиталь нужно!
- Ты что, не видишь, что вагоны не общего пользования?
- Понимаю – санитарный, а у нас больной.
- Да разуй глаза! Столыпинские вагоны!      
В тамбур вышла женщина в белом халате.
- В чём дело, товарищи?
- Вы врач?
- Слушаю.
- Товарищ военврач, у нас командир в тяжёлом состоянии.
- Ранен?
- Нет, жар…
- Ладно, быстро на свободное, – приказала она солдатам, – ищите где поспокойней. Лишь бы не было буйных.
Старший военный на перроне приказал своим:
- Давай, ребята, аккуратно и быстро! Вот так! Сберегите его, братья санитары, он герой!
Больного унесли в вагон, солдат, открывший дверь, начал её закрывать.
- Мы не санитары, мы конвой, служивый.
- Как, конвой?!
- Столыпинский вагон – тюрьма на колёсах! Понял? У тебя как с головой, служивый?! Смотри, места есть: к нашим пациентам один шаг. Было бы желание…
Дверь захлопнулась!
- Как тюрьма?! Он же герой!
Старший кинулся к вагону и принялся стучать, а солдат-конвоир начал отыгрывать удары в окне тамбура и корчить рожи, скосив к переносице глаза…
- Как тюрьма! Он герой! Вы сумасошли!...
- Успокойтесь, командир, – произнёс начальник станции, подняв жёлтый флажок, – больных психиатрической больницы эвакуируют.
Паровоз уже двигался, сбрасывая пар и оставляя перрон за окнами вагонов.
- Всё нормально: у командира жар, он бредит почти, как они… А конвой?! Конвой охраной будет, – дополнил убедительно человек партизанского вида, – личной охраной!
Больного уложили на нижнюю полку, врач склонился над ним, трогая лоб ладонью.
- Приготовьте жаропонижающее.
          Больной очнулся, увидел женщину в белом халате и разорвал спёкшиеся губы.
- Сестра… пить…
- Сейчас, сейчас… сейчас…
Он успел разглядеть улыбку на лице женщины и вновь потерял сознание…


14 декабря 2004 год,
                город Москва