От истоков своих часть 2 глава 5 Расправа

             На призовые деньги, что Лида получила, переплыв Обь, сёстры купили себе кое-что из одежды и обуви. Тёплые ботиночки, чтобы можно было носить и осенью и зимой. Одни нарядные туфли, чёрные, кожаные на каблучке.

          – По очереди надевать будем, – сказала Лида, – деньги, как вода, сквозь пальцы утекают. А нам ещё столько купить надо.

Оля не возражала, она радовалась, что у них с Лидой один размер ноги, да и одежда одного размера – меняться можно. Девушки купили себе тёплые полупальто из драпа на осень и шляпки - колокол. Пришлось ещё приобрести тёплую ткань для юбок. Оля сшила их вручную, кропотливо вручную обработав все швы юбок, чтобы носились долго. Для первого опыта по шитью получилось очень прилично, сестрёнки были довольны: красиво и недорого. 
Между тем Николай всё настойчивее звал Лиду замуж.

          – Лидочка, стань моей женой. Вы с Олей ко мне переедете. Комната у меня больше, чем ваша. Все вместе жить станем, всё у нас хорошо будет. Правда! Переезжайте, а? – предлагал он ей, – Я уже площадь под дом присмотрел.  Дом хочу поставить, тогда места для всех будет достаточно.

 Лида не отказывала Коле, но и не давала согласия, как будто её что-то удерживало. Уже несколько недель её терзали сомнения. В который раз, сбегая по лестнице со второго этажа на первый, она замечала какой-то особый звук одной из ступеней. Та не скрипела, как все остальные и шаг на ней был звонче.

"Там что-то есть, – думала Лида, – а вдруг там тайник? Кто его сделал, зачем? Это мог быть только кто-то из моих родителей: папа или мама. Конечно, без помощи слуги Осипа не обошлось. Но что спрятал кто-то из них в этой ступеньке?" – эта мысль вертелась в голове у Лиды постоянно.

Она рассказала о своих подозрениях Оле.

          – Как бы посмотреть, что там? Фомичу не могу сказать об этом.  Никто же не знает, что это наш дом.  Если откроют тайник посторонние, то нам могут даже не показать, что там лежало, понимаешь Оля? Ведь мы для всех Григорьевы, и к дому дворян Стояновских никакого отношения не имеем, а уж к содержимому тайника тем более. Коле рассказать? – размышляла вслух она, –   Тогда уж обо всём рассказывать придётся. И как он к этому отнесётся, когда узнает, кто мы такие?  Ой, не могу уже, голова болит от дум этих! А вдруг это мамочка наша, что-то спрятала, может память о семье нашей хотела оставить? – сумбурно рассуждала Лида.

          – Надо всё же открыть тайничок. А то потом переедем к Коле, уже точно ничего не сможем узнать, что здесь спрятано, – заговорщицки поддерживала её Оля, – И Коле надо открыться. Человек он хороший, я думаю, он нас не выдаст.

Вечером Лида, наконец, решилась поговорить с Николаем. Она никак не могла начать этот трудный разговор, пока Коля сам не спросил её:

          – Лидочка, что с тобой сегодня, ты какая-то странная, взволнована чем - то? Случилось чего?

Лида набрала полные лёгкие воздуха, выдохнула и горячо заговорила.

          – Коля, я тебя обманывала. Я не та за кого себя выдаю. То есть мы с Олькой не те.

Она перевела дух и, не замечая, что Николай ошарашенно смотрит на неё, не поднимая глаз от земли, продолжила:

          – Мы с Олей дети дворян, которые раньше жили в этом доме. Это наш дом, Коля, – по щеке Лиды побежала слеза.

Она торопливо смахнула её. Коля недоверчиво смотрел на девушку. Лида заговорила снова, боясь, что Николай может не дослушать её.

          – Мой папа, потомственный дворянин, Стояновский Павел Матвеевич, был расстрелян в застенках царской тюрьмы за связь с революционерами. Это случилось незадолго до февральской революции. А маму и нас, детей, лишили всех титулов и дворянских привилегий. Выгнали из дома. Всю недвижимость и имущество описали, а дом продали с торгов. Мы поехали в Самару к матушкиной тётке и жили с ней до конца её дней. Правда, пришлось фамилию сменить. И по свету поскитались, спасаясь от расправы. Ну, ты же знаешь, Коля, отношение нынешних властей к дворянам. Хорошо, что бабушка документы как-то сумела добыть на имя Григорьевых. Одним словом, рассказывать долго, только я должна была открыться тебе, если уж хочу женой твоей стать. Ты веришь мне, Коля? Это очень важно для меня, – только сейчас она подняла взгляд на Николая.

Он участливо смотрел на Лиду, осмысливая всё сказанное ей. В его глазах она не увидела ни осуждения, ни презрения. Лида решилась досказать всё, что скрывала от всех за семью печатями.

          – Мама и старший брат пропали без следа.  Вероятно, погибли. А мы с Ольгой по воле судьбы опять в своём городе и даже в своём доме оказались.

Она замолчала. Эти признания дались ей нелегко. Так и стояла, понурившись, смахивая горькие слезинки. Николай не сразу понял, что Лида сказала ему всё, что хотела. Он был немного растерян, испытывая к этой хрупкой девушке сочувствие и нежность. "Так вот откуда эта фигурка «фарфоровой статуэточки». Вот откуда эти манеры и жесты, эта правильная речь, осанка и грациозная походка", – думал Николай.

          – Лидочка, любимая моя, так я всё же не понял: ты выйдешь за меня замуж? – спросил он.

          – Какой ты, Коля, упрямый, – улыбнулась Лида, – я перед тобой душу выворачиваю, а ты всё про своё.
 
Влюблённые обнялись.

          – Дурочка ты моя, – ласково говорил Николай, – будь ты дочерью самого царя, я не откажусь от тебя никогда. Знай это.

Лида успокоилась, и остаток вечера они говорили так, как будто никакого объяснения между ними не было.
На следующий день Лида рассказала Коле о её подозрениях насчёт тайника и попросила его помощи в этом деле.

          – Хорошо, Лидочка, я помогу вам. Только Фомича надо на это время отвлечь, если вдруг не управимся до его прихода, – согласился Николай.

Заговорщики заранее приготовили инструменты и в назначенный день приступили к вскрытию ступени на лестнице. Оторвав одну доску, они тут же увидели тайник.

          – Мамин ларец! – вскрикнула Лида, – Смотри, Олька, и альбом наш здесь!

          – Ой! И, правда, альбом! Лида у нас же с тобой ни одной карточки не было, а сейчас целый альбом! – радовалась Оля, – А в ларце что?

Девушки, смахнув пыль с найденных предметов, осторожно открыли ларец.

          – Смотри, Оля, это наше столовое серебро. Помнишь ты эти приборы?

          – Конечно, помню, не такая я и маленькая была, когда нас из дома выгнали. А это одна из наших салфеток, какими мы пользовались во время еды, – Оля поднесла салфетку к лицу, надеясь ощутить запах прежней, такой счастливой жизни.

Но салфетка пахла только пылью и затхлостью. Оля разочарованно бросила салфетку обратно в ларец.

          – Мамочка наша! Она, наверное, чувствовала, что мы можем когда-то здесь вновь оказаться, позаботилась о нас.  Серебро это теперь таких денег стоит! Полгода жить можно в сытости. Спасибо, тебе, родная наша! – подняла глаза к небесам Лида.

          – Ой, Лида! Надо всё хорошенечко просмотреть, может, ещё где-то тайнички есть?  – азартно предложила Ольга.

 Николай тем временем починил ступеньку и с интересом разглядывал вензеля на серебряных приборах.

          – Да, судьба иногда делает неожиданные сюрпризы, – промолвил он, – ну, вы времени зря не теряйте. Ищите пока другие тайники, может, и правда, ещё что-нибудь обнаружите.

          – А как искать? – поинтересовалась Оля.

          – Возьмите молоточек или кусок палки потяжелее, и простучите стены и всё, что сможете: мебель старую или перила, например.  Где звук будет звонче, там и искать надо, – ответил Коля.

Целую неделю девушки по вечерам, пока не приступал к своему дежурству Василий Фомич, стучали по стенам в доме. Сначала им чудилась пустота почти везде, и они помечали эти места своими знаками: крестиками или кружочками. Но Коля беспощадно браковал их «тайники». Девушки облазили всё в доме. Но все места, что они предлагали для вскрытия после тщательного простукивания не понравились Коле.  Пристальное внимание всех троих привлекло только одно место. Звук здесь тоже был странным, издавал его верхний столбик перил всё той же лестницы. И здесь на помощь девушкам пришёл Коля.  В обнаруженном малюсеньком тайничке они нашли серебряную табакерку и несколько изящных рюмочек тонкого серебра с витиеватой росписью.

          – Папина! Папина табакерочка! Я её помню, – гладила Оля крышечку табакерки.

          – И я помню, – прошептала Лида дрожащим голосом.
 
Девушки обнялись на несколько минут. Благодарность судьбе за возможность на какое-то мгновение прикоснуться к своему прошлому переполняла их сердца и мысли.

          – Прячьте скорее! – поторопил их Коля, – Вот-вот Фомич на дежурство заявится.
 
      Спустя неделю Лида и Коля расписались и стали мужем и женой. Сестрёнки переехали жить к Коле. Свадьбы как таковой не было. Скромно посидели у себя в комнатке, пригласив отметить это событие Евгению Петровну и одного из Колиных друзей. Так Лида стала Ивановой.
Спустя год, в октябре 1924 года у них родился сын, которого, как и отца, назвали Колей. Отношения в семье были полными любви и взаимоуважения. Николай после работы пропадал на строительстве своего дома. Фамильное серебро Стояновских было честно поделено между сёстрами. Лида оставила себе приборы на две персоны, а остальное отдала мужу на строительные материалы для дома и оплату рабочих. Оля потратила часть своего наследства на покупку красивой одежды и подарков для маленького племянника Коленьки.

      …Шло время. Взрослела Ольга, ей исполнилось восемнадцать лет. Однажды Оля возвращалась с работы домой. Была весна. Природа расцветала и радовала глаз приятными видами. Оля шла по парку, задрав голову вверх, слушая весёлый щебет птиц, наблюдая, как распускаются на деревьях молодые, клейкие листочки. Она не заметила ямку. Ногу пронзила жгучая боль. Наступить на неё было невозможно. Кое-как на одной ноге Оля допрыгала до ближайшей скамейки. Сумерки наплывали на город, окутывая его серой мглой. От отчаяния Оля заплакала. "Ну, вот что теперь делать? Почему же я – растяпа на дорогу не смотрела?! Вывих, скорее всего, или растяжение. Как же домой добраться?" – горько рыдала она, не видя никакого выхода из этой ситуации.

 А разыгравшееся воображение уже рисовало картинки одна страшнее другой. Вот она замерзает в ночном парке почти до потери сознания, а потом – крупозное воспаление лёгких и неминуемая смерть. Или грабители раздевают её, чуть не догола и опять – крупозное воспаление лёгких и всё тот же страшный конец под названием смерть. А что переживут её родные в случае её кончины, это было трудно представить: горе, слёзы…
      Оля потихоньку скулила и от жалости к себе и от боли в ноге, которая стала постепенно опухать.
В конце парковой аллеи показался мужчина. Ольга насторожилась и с растущим страхом, наблюдала за его приближением. Сейчас, в сгущающихся сумерках, легко можно было нарваться на грабителя.
Молодой человек, увидев плачущую девушку, остановился.

          – Что с вами случилось? – спросил он, – Могу я помочь вам?

Оля отрицательно замотала головой, и слёзы часто покатились из её глаз.

          – Я не могу оставить вас здесь одну. С ногой что-то? – словно догадавшись, спросил мужчина.

Оля согласно кивнула, и подняла глаза. Она увидела перед собой симпатичного, стройного, молодого человека, темноволосого с лучистым взглядом.

          – Разрешите, я посмотрю. Я понимаю в этом. Нас, военных, этому обучали. Какая нога болит? – спрашивал он и уже расстегивал ботинок на её ноге, прощупывая лодыжку, – Вытянуть ногу можете? А теперь закройте глаза, и держитесь за скамейку, – приказным тоном попросил он.

          – О! Ой-ёй-ёй! – закричала Ольга от острого болевого ощущения, когда мужчина сильно дёрнул её за ногу, – Вы с ума сошли? Я чуть не умерла! – возмущённо выговаривала она незнакомцу.

          – Сейчас боль ослабнет, – ответил он спокойно, – простите, что пришлось применить этот приём. Я вправил вам вывих. Но я не могу оставить вас здесь. Позвольте проводить вас до дому.  Надеюсь, вы скажете мне, где живёте?

Боль действительно стала меньше. Оля, опираясь на руку молодого человека, могла потихоньку двигаться, и слёзы её тут же высохли. Они познакомились. Время в дороге до барака, где жила Оля с семьёй старшей сестры, пролетело незаметно, хотя добирались до её дома они довольно медленно.
       С этого дня Оля и Алексей стали встречаться почти ежедневно и проводили много времени вместе. Алексей, тоже дворянского происхождения, был единственным, долгожданным ребёнком в семье. Родился он, когда его родители уже и не надеялись на потомство. К сожалению, они отправились в мир иной друг за другом, как только Алексею исполнилось 20 лет. Однако они успели, тем не менее, дать сыну неплохое образование.
      Алексей окончил военное училище в Москве. Начав службу в царской армии, он в годы революции перешёл на сторону красных и вместе с большевиками защищал власть рабочих и крестьян. Таких офицеров в рядах РККА* было большинство. Они добросовестно делали свою работу по обучению молодых бойцов основам военного искусства. И сейчас Алексей обучал вновь набранных бойцов военной науке. Молодой Советской республике армия была ещё нужна, хотя ряды её значительно сократились по окончанию гражданской войны.
 Он почти всегда ходил в военной форме, которая очень шла ему. Как то незаметно отношения Алёши и Оли стали близкими и дружеские чувства переросли в любовь.
Через несколько месяцев после знакомства Алексей и Оля поженились. После замужества Оля взяла фамилию мужа – Беляева. Жить стали в том же бараке, в комнате, где Оля жила с семьёй старшей сестры. Ивановы к тому времени переехали в свой дом.  Семья Лиды и Коли увеличилась, в январе 1926 года у них родилась дочка Машенька, и в маленькой комнатке стало совсем тесно. В доме ещё многое предстояло обустроить, но молодая семья Ивановых горела желанием жить отдельно. Тем более что и Оля уже была замужем, а молодые всё ещё жили порознь.
       Случилось и ещё одно событие: в 1926 году Ново-Николаевск переименовали в Новосибирск.
Казалось, жизнь сестёр, наконец-то, стала спокойной и счастливой. Любимые мужья, дети. Работай честно и впереди тебя ждёт только светлое будущее. Но судьба непредсказуема и жестока, она приготовила сестричкам немало испытаний на жизненном пути.

      ...Шёл 1928 год. Оля, ожидая мужа с работы, успела навести дома порядок: она чисто вымыла полы и перестирала на доске-тёрке сорочки мужа, развесив их во дворе на свежем весеннем ветерке. Приготовив ужин, она присела у окна, подобрав под себя ноги, поглаживая округлившийся живот. Беляевы ждали ребёнка.
 Весной, когда Обь разливалась от таяния снегов, оживали и грунтовые воды. В некоторых комнатах в бараке были вырыты погреба для хранения в них овощей в холодное время. Ранней весной они были полны воды почти под самую крышку.
 Алексей пришёл домой без настроения, уставший и голодный, но от ужина отказался. Поцеловал жену и сразу же прилёг на кровать.

          – Опять? – спросила Ольга, – Опять твой Хомутов?

Алексей промолчал, только как-то обречённо кивнул головой. Но, тут же, сел на кровати, обнял подошедшую жену, осторожно прижался к её животу. Он вспомнил о разговоре произошедшем сегодня в кабинете начальника гарнизона Хомутова. Вспомнил оскорбительные высказывания и тон начальника:

          – Ты, Беляев, что о себе думаешь?  Наверное, считаешь, что если ты – дворянский выползень, в царском военном заведении учился, то можешь мне указывать? Может ты, недобиток буржуйский, на моё место метишь? – с ненавистью смотрел Хомутов, покрасневшими от гнева глазами, на Алексея.

          – Да, как вы смеете так ко мне обращаться? – пытался обороняться Алексей, – Вы не имеете никакого права…

          – Это я-то права не имею?! Это я – представитель пролетариата, который натерпелся от вашего класса во как! – Хомутов красноречиво черканул ребром ладони по своему горлу, – Может, ты и в армию нашу со своей гадской целью пробрался, чтобы мятеж организовать? Власть нашу решил опрокинуть, а?  Молчишь, гнида?! Всех вас надо было к стенке ещё в семнадцатом году поставить, а тебя – первого! Пошёл отсюда, контра! – крикнул он на Алексея.

      С Хомутовым отношения у Беляева не сложились с самого начала службы под его руководством. Алексей осмелился сделать своему начальник пару замечаний, не предполагая, что тот окажется злопамятным и мстительным. Потом он сожалел об этом опрометчивом поступке, но изменить что-то, не поступившись честью, уже не смог. Хомутов взял Беляева под свой контроль и всегда находил причины к чему-нибудь придраться, отыгрываясь на офицере по полной.

      Тяжёлые думы не давали уснуть. Алексей осторожно ворочался с боку на бок в тёмной ночи, боясь потревожить жену. Недобрыми были его предчувствия.
Во дворе залился лаем пёс, заметался, гремя цепью. И в это время в коридоре барака послышался тяжёлый топот сапог. В дверь Беляевых забарабанили кулаком. Алексей быстро поднялся.

          – Лёша, погоди! – крикнула Оля, метнувшись к маленькой тумбочке, – погреб скорее открой!

Она бросила прямо в воду своё фамильное серебро и альбом с фотографиями.

          – Теперь открывай! – прошептала она мужу.

Алексей открыл нетерпеливым ночным гостям. В комнату по-хозяйски вошли несколько человек в кожаных тужурках, в портупеях с наганами на боку. При тусклом свете керосиновой лампы, которую зажгла Ольга, предъявили постановление об аресте и обыске.
Обыск длился недолго. Открыли и погреб. Несколько фотографий предательски плавали сверху.

          – Это что? – спросил старший из чекистов.

          – Не знаем. Это там, в погребе было, от первых хозяев комнаты осталось. Мы и забыли о них, потому и не выкинули, – стараясь говорить убедительно, произнесла Оля.
 
          – Собрать! – кивнул на фотографии старший.

Один из группы стал вылавливать фотографии из холодной воды. Оля с сожалением смотрела, как карточки безвозвратно отправлялись в большую чёрную папку.
Чекисты оформили протокол обыска и стали грубо выталкивать из комнаты Алексея, не давая ему одеться.

          – А его куда? – заволновалась Оля, – За что же его? – кинулась она к Алексею, протягивая к нему руки.

          – Стоять! Куда? – заорал один из группы, выхватив наган, – Стоять, сука! – неожиданно выстрелил он в пол.

Пуля, ударившись об кусочек металлического покрытия у печки, рикошетом угодила прямо в ладонь Ольги. Она пробила её навылет, повредив сухожилие.
   
          – А! – вскрикнула Ольга, зажав окровавленную ладонь руки, которую только что протягивала к мужу.

          – Оленька! – рванулся Алексей из цепких рук конвоиров, – Что с тобой? – крикнул он.

          – Стоять! Не дёргаться! – прорычал всё тот же чекист с наганом, – Пристрелю, как собаку, за попытку сопротивления, – угрожающе предупредил он.

Алексей и Оля смотрели друг на друга с огромной нежностью и любовью, осознавая, что, может быть, они не увидят друг друга больше никогда. 
Ольга, не обращая внимания на боль в руке, читала во взгляде мужа мольбу простить его. И сама, молча, отвечала ему взглядом, что не винит его ни в чём и очень любит и будет ждать его возвращения.
      Алексея увели, а Оля так и стояла некоторое время посреди комнаты, глядя на дверь, ещё не веря происшедшему. Очнувшись, она, медленно двигаясь, стала убирать разбросанные по комнате вещи. Затем открыла погреб и, пошарив в воде палкой, выловила несколько фотографий, забившихся под пол. Держась раненой рукой за живот, не обращая внимания на боль, опустилась на стул и затряслась, в душивших её, рыданиях.
      Больше месяца Ольга ходила по всем инстанциям пытаясь узнать что-либо о муже: за что он арестован, где содержится. Выстаивала длинные очереди в тюрьму, чтобы передать небольшую передачку. И везде слышала ответ: «Не положено», а позже – «Такой не значится». 
Совершенно случайно узнала она, что муж её обвинён в заговоре против Советской власти, и приговорён к смертной казни.
 
          – Повезут их завтра куда-то на барже по Оби. Беги с утра на берег, может, увидишь его, – сказала незнакомая ей женщина, принесшая эти вести.

С утра на высоком берегу Оби собралась большая толпа женщин. Как выяснилось: осужденных по тяжёлым антиправительственным статьям оказалось много. День выдался хмурым, не похожим на весенний. Было довольно ветрено, и моросил нудный дождь, оставляя на воде мелкие круги, перекрывающие друг друга.
 Женщины основательно вымокли и дрожали на промозглом ветру. Наконец, со стороны тюрьмы выплыла на середину Оби небольшая старая баржа. Она была заполнена осужденными, плотно стоящими на её палубе. Кто-то был в верхней одежде, кто-то только в одних рубахах, выделяющихся в толпе светлыми пятнами.
Женщины закричали сначала робко, потом всё громче и громче. Срывая платки с голов, размахивая ими над головами, выкрикивали имена. Они бежали вдоль берега, навстречу плывущей барже.  Падали и вставали, и снова продолжали бежать. Ольга бежала вместе со всеми, придерживая одной рукой живот. Никто не понял, что произошло, когда вдруг баржа остановилась прямо посредине реки. От неё стали отделяться небольшие шлюпки с конвоем.
Толпа женщин, сгрудившись у берега, застыла на месте. Они увидели, как несколько фигур бросились с баржи в ледяную воду.  И тут прогремели выстрелы, поразившие смельчаков. Их просто пристрелили. Опять закричали, забились в истерике женщины, не понимая, что происходит.

          – Они их топят! – раздался вдруг душераздирающий крик, – Смотрите! Топят баржу вместе с людьми!

 Теперь уже все увидели, что баржа медленно погружается в воду с, объятыми ужасом, арестантами в состоянии жуткой паники.  Их топили, как щенков. Шанса выжить конвойные не давали никому, расстреливая со шлюпок немногих, пытавшихся спастись. Это была хладнокровная расправа над людьми, в большинстве своём невиновными ни в чём. Чем больше погружалась в воду баржа с мечущимися на ней людьми, тем громче кричали, обезумевшие от своей беспомощности и горя, женщины.
Над рекой стоял дикий крик и вой, с проклятиями конвоирам и небесам, допустившим такую жестокую расправу над людьми. Оля, не отрываясь, смотрела на Обь, где среди бела дня вместе с другими погибал её муж, её Алексей. Она была ошеломлена и раздавлена, не веря, что этот кошмар происходит в действительности.
 Через полчаса всё было кончено. Женщины не могли прийти в себя от потрясения. Какая-то сердобольная, пожилая женщина подняла Олю с земли.

          – Пойдём, касатка, – ласково и горько сказала она, – пусть земля им пухом будет. Кто у тебя там был? Муж, поди? – взглянула она на живот Ольги, и, не дожидаясь ответа, добавила не живым голосом, – А у меня сын…, – она помолчала, отряхивая на Ольге платье, поправляя на её голове платок, – бежать тебе, касатка, из города надо, чтобы сына своего сберечь, – тихо и строго сказала она.

Ольга безучастно взглянула на неё.

          – А почему вы думаете, что у нас будет сын?

          – Так разве ж я не вижу… – уже равнодушно ответила женщина, – беги милая, беги. Они и нас в покое не оставят.

Оля, не заходя домой, сразу направилась к Лиде. Скомкав свой рассказ до предела, сказала, что Алексея уже нет в живых. Рассказывать в подробностях о том, какую картину она наблюдала сегодня, у неё уже не было сил.
 
          – Сказали, уезжать мне надо. Близких родственников осужденных тоже в тюрьму или на принудительные работы отправляют, – обречённо вздохнула Оля.

          – Так ты же ждёшь ребёнка! Тебе рожать через месяц. Какая из тебя работница? – возмутилась Лида.

          – Для них это не помеха. Женщины говорят: надо бежать куда подальше, – промолвила Оля.

          – Бедная моя! – обняла её Лида, – Поешь хоть немного и поспи, родная моя.
 
          – Как устроюсь, напишу тебе, – совсем упавшим голосом проговорила Ольга.

Отдохнув, Оля заняла у сестры денег, и вечером этого дня уехала, взяв билет в южном направлении, «куда глаза глядят».

*РККА – рабоче-крестьянская красная армия.

Продолжение... - http://proza.ru/2022/09/21/154