Особенности формирования Руского языка. Глава 4

реклама
"Руский язык в топонимах Руского контекста" - читаем и разглядываем картинки на ЛитРесе

черновик
окончательный вариант уже на ЛитРесе в конце сентября


Особенности формирования Руского языка

Глава 4

Кам(ь)ы и ханты


Ещё раз, - формирование знания “извлечение огня” в коллективе животных формы Жизни “человек” приводит к тому, что теперь знание “огонь” удерживается в нём уже постоянно. А это значит, что теперь в их коллективном сознании постоянно появляются знания, являющиеся результатами взаимодействий знания “огонь” и знаний Среды. Именно на результатах этих взаимодействий, тоже так являвшимися знаниями, и происходит формирование Древнего языка, наличие которого отличало уже человеческие коллективы от животных коллективов. А это значит, что их члены в случае человеческих коллективов были уже человеками, а в случае животных коллективов по прежнему оставались ещё животными, - никак не наоборот!

В смысле тот или иной носитель формы Жизни “человек” потому был тогда уже человеком, что сам происходил так из человеческого коллектива. А сам же его коллектив стал так однажды уже человеческим вовсе даже не потому, что в него тогда объединились человеки, нет, - таких тогда просто ещё и не было. А в результате накопления знаний его членами, которые сами тогда человеками отнюдь не являлись. Это уже потом, будучи уже человеками, т.е. носителями соответствующих количеств необходимых знаний, носители формы Жизни “человек” создавали новые человеческие коллективы за счёт простого объединения их, и соответственно и их знаний,- запрягайте, пожалуйста, лошадь в телегу правильно.

Знание “огонь” было общим для всех человеческих коллективов, но сами эти коллективы находились абсолютно уже в разных условиях (контекстах) Среды. Которые потому уже были разными, что представляли собой разные совокупности в них знаний. А это значит, что со временем в результате взаимодействия знания “огонь” с разными знаниями разных контекстов Среды, в коллективах, что находились в этих контекстах Среды, возникали уже и разные знания. Т.е. таким образом в этих контекстах происходил процесс детализации коллективных сознаний и их языков.

Сам этот процесс детализации, как мы уже отметили, был связан с общей потребностью существующей у человеков, а именно с их потребностью в соли. Таким образом сами эти контексты Среды в аспекте именно этой детализации можно разделить на два типа контекстов, - на те, что имели соль в её свободном виде (в виде растворов соли в воде или залежей каменной соли), и на те, что таковой не имели. А два типа контекстов здесь потому, что внутри каждого из них отношение к знанию “соль”, а соответственно и знанию “огонь”, так было абсолютно уже одинаковым.

И вот здесь начинается интересное, - оказалось, что и внутри этих типов контекстов детализация как таковая продолжается. Только в основе её было уже не отношение человеков к соли, а их отношение к процессам их жизнедеятельности вообще. Проще говоря, в одних и тех же контекстах Среды (с точки зрения наличия или отсутствия, - это ведь как посмотреть, - в них соли) появляются так разные уже возможности для удовлетворения жизненных потребностей человеков. И, если поначалу использование этих возможностей никаких таких проблем у человеков не вызывало, то по мере накопления ими знаний в их коллективных сознаниях, у них становится уже невозможным одновременное использование всех этих возможностей. Так возникает для человеков необходимость выбора из этих возможностей, а реализация же самой этой необходимости выбора и была ни чем иным, как детализацией их коллектива, их коллективного сознания и их языка в данном контексте Среды.

Лучше всего сам этот процесс детализации можно проследить на примере коллективов ханты и кам(ь)ы, - они жили тогда в одном и том же контексте Среды, но сами их жизнеобеспечивающие занятия отличались уже радикально. Это сделать тем более следует, что коллективы рус(ь)ы (руси), профессиональных добытчиков и продавцов соли, возникают чуть позднее именно в этом их контексте.

Безусловно, первым процессом жизнедеятельности вообще у всех коллективов человеков был процесс собирательства. Или, как называли тогда на Древнем языке в контексте Урала и сам этот процесс и тех, кто им занимался, - “кам(ь)ы”. Заключался он в том, что человеки собирали тогда всё, что могли уже собрать, и/или поймать всё то, что могли уже так поймать, и что годилось им в пищу. Много знаний сам этот процесс поначалу не требовал, а потому мало чем отличался от похожего процесса, что был тогда у животных формы Жизни “человек”.

Ещё раз, процесс собирательства кам(ь)ы вовсе даже не предполагал наличия большого количества знаний в коллективном сознании, тем более вещественных знаний искусственных признаков действительности. Из невещественных знаний у человеков это были тогда знания навыков коллективной охоты и пригодности в пищу тех или иных форм Жизни. А из вещественных знаний искусственных признаков действительности это были различного рода буры (”палки-копалки”), зыры (костяные лопаты), каменные топоры, скребки и т.д. (Обращаю внимание, в знаниях звучаний Древнего языка этих признаков действительности присутствует “р”, что говорит о том, что использовали их именно мужики.)

Чуть позднее их появляются более сложные в устройстве чепы (цепы), копья, луки, остроги, крючки для рыбной ловли, иглы, и т.д. Вообщем всё это были такие искусственные знания, которые возможно было носить с собой. В отличии от появившихся вместе с ними искусственных знаний как “полом” (ловушка для рыбы), “поле” (специально засеянный, а для того предварительно расчищенный участок суши), “капкан” (ловчая яма или приспособление), и т. д., которые с собой взять было уже ну никак невозможно.

Процесс же ханты это был гораздо более уже сложный процесс, а потому и возник он с накоплением в коллективном сознании достаточного количества соответствующих знаний. Проще говоря, он возник гораздо позже процесса кам(ь)ы (собирательства). Заключался он в том, что древние человеки преследовали крупные стада животных, которые совершали так сезонные свои миграции. Ханты таким образом “прилипали” к самим этим стадам и так вместе с ними и жили, в смысле совершали с ними все эти их миграции. (В переводе с хантыйского “ханты” значит [прилипать], [прилипание].)

Кстати, одним из следствий обретения тогда человеками этого знания - “ханты” - было последующее потом вымирание мамонтов. Которые жили большими стадам и эти сезонные миграции тоже так уже совершали. Мамонты, как известно, вымерли 60-40 тысяч лет назад, а это значит, что знание “ханты” древние человеки обрели примерно в это же самое время. Мамонтов не стало, а знание осталось, потому древние человеки с этим знанием в контексте Урала переключились потом уже на северных оленей.

Возможность одновременного существования обоих этих процессов жизнедеятельности в одном и том же контексте заключалась в том, что они не были взаимоисключающими. Проще говоря, участники одного из процессов своей деятельностью абсолютно никак не мешали участникам другого уже процесса для осуществления их деятельности. Чтобы понять это, достаточно оба эти процесса сравнить.

Так кам(ь)ы занимались собирательством исключительно тогда на мелководных пространствах рек. А всё потому, что заболоченные леса, которые росли по берегам рек, были тогда непроходимыми. Реки же они использовали в качестве дорог зимой, когда те покрывались уже прочным льдом. Впрочем сами эти “дороги” использовались ими не для кочёвок, - зиму они переживали на одном каком-то месте, - а для получения большего количества знаний о тех местах, в которых летом им предстояло потом кочевать.

Таким образом одно и то же племя кам(ь)ы совершало небольшие (несколько десятков километров) сезонные миграции в пределах одной и той же небольшой площади. Количество членов каждого племени кам(ь)ы было таким образом ограничено этой площадью, точнее теми жизненно важными ресурсами, что на ней уже были, и которые члены племени могли уже на ней так использовать. При достижении же племенем некого критического числа его членов, больше которого данная площадь не могла обеспечивать их ресурсами необходимыми для их жизнедеятельности, происходило разделение племени. Часть членов племени образовывала новое уже племя, и уходила на новые площади, а часть оставалась на том же самом месте. Так с увеличением количества кам(ь)ы происходило и их постепенное расселение.

Образ жизни ханты разительно отличался от образа жизни кам(ь)ы уже тем, что были они привязаны (ограничены) не к конкретной площади (месту), а к конкретному стаду северных оленей. Можно сказать, что ограничения в виде площади у них тогда не было. Потому, если они и появлялись в местах ком(ь)ы, то исключительно, скажем так, проездом. Длина маршрутов их сезонных кочёвок составляла сотни (а у некоторых и более тысячи!) километров. По этой причине всях их жизнь была так дорога, - по сравнению с ними кам(ь)ы так вовсе всю жизнь сидели на одном только месте.

Безусловно, столь разные образы жизни (жизнеобеспечивающие занятия) с одной стороны давали их представителям уживаться вместе в одном и том же месте, а, с другой стороны, в одном и том же месте извлекать так уже разные знания. Что со временем не могло не привести (и в результате так и привело!) к взаимовыгодному у них обмену знаниями. Но это вовсе не значит, что так они обменивались уже всеми теми знаниями, что у них тогда уже были нет. В их коллективные сознания всегда заимствовались только те знания, которые имели для их коллективов какую-то практическую ценность.

Так постепенно область значений одного и того же изначально общего знания в разных коллективах формировалась за счёт накопления в ней совсем уже разных знаний. Особенно хорошо это видно на примере детализации знания звучания “(д/т)” со значением [коллектив и всё то, что так или иниче с ним связано (действие в том числе)]. В коллективах кам(ь)ы и ханты по разному изменяется и само это знание звучания, и его значение.

Так у ханты такого коллектива, каким он был у ком(ь)ы, тогда не было. А потому по сравнению с ними можно считать, что у ханты коллектива как такового не было тогда вообще. По этой причине знания “коллектив” в структуре (области) значений у знания звучания “(д/т)” у хантов тоже не могло быть. Но, по сравнению с теми же ком(ь)ы, у ханты тогда было гораздо уже больше  различных совместных (коллективных) действий, чем это было у тех. Потому знание признака сознание “действие” в структуре (области) значений знания звучания “(д/т)” у них несомненно присутствовало.

Ещё раз, - у кам(ь)ы и ханты в их коллективных сознаниях происходило накопление абсолютно разных знаний в том числе в структуре значений знания звучания Древнего языка “(д/т)”. Происходило это из-за разных у них образов жизни (процессов их жизнедеятельности). А потому со временем значением знания звучания “(д/т)” в языке ханты становится [действие], а значением знания звучания “(д/т)” в языке ком(ь)ы становится уже [коллектив]. Само же знание звучания “(д/т)” у них тоже становится разным, - “т” у ханты и “д” у ком(ь)ы.

Понятно, что не только разные знания звучаний и разные знаний признаков (значений) появлялись тогда в языках человеков, которые жили уже в одном контексте Среды, но при этом вели в нём разные процессы своей жизнедеятельности. Это были в том числе и разные у них знания связей. Проще говоря, так происходила у них в коллективах полная детализация единого их когда-то Древнего языка на уже только их языки, в нашем случае это языки ханты и коми.

Таким образом процессы жизнедеятельности того или иного коллектива при одинаковом у них контексте Среды определяли так в них коллективные их сознания и их языки, но не только. Оказалось, что если в процессах жизнедеятельности какого-нибудь коллектива необходимым было участие не только мужчин, но и женщин тоже, то очень скоро в таких коллективах возникал национальный признак совместности. Это когда генетическая информация передавалась, а значит так сохранялась, уже внутри именно этого коллектива.

Для тех же, кто почему-то ещё плохо знаком с особенностями процесса передачи генетической информации, утверждаю, что роль в нём женщин всегда безусловна. А потому те коллективы, где женщины в самом жизнеобеспечивающем процессе коллектива никак тогда не участвовали, в итоге так и не смогли создать у себя национального признака совместности. Так те же морды, которые в качестве жизнеобеспечивающего их процесса выбрали по сути дела грабёж, очень скоро (через каких-то буквально пятьсот лет) исчезли вообще из Истории. Правда наделав перед этим немало шума и пролив немало чужой крови.

Или вары, - сегодня нам более известны представители другой их разновидности, а именно варяги, - “лесные вары”. Они отличались от варов тем, что предпочитали путешествовать по рекам (тогда это были дороги) летом и на ладьях, а не на оленях и зимой, как это делали настоящие вары. Так вот, жизнедеятельность и варов, и варягов (в основном торговля+разбой) не предполагала у них в коллективах женщин и детей как таковых. По этой причине национального признака они у себя в коллективах так и не создали, и исчезли вообще без следа, когда сама такая их жизнедеятельность стала им самим совершенно уже невыгодной.

И тем не менее потребность человеков в передаче генетической информации здесь правильно рассматривать лишь как возможность создания национального признака общности в том или ином коллективе. Настоящей же необходимостью создания национального признака общности в том или ином коллективе были те вещественные в них знания, которые невозможно было оттуда никак уже унести. Это были поломы (ловушки для рыбы), поля, арыки, реки, места залежей полезных тогда ископаемых, охотничьи угодья, и т.д. Всё это были уже в той или иной степени искусственные вещественные знания, а это значит, что в них был вложен как минимум чей-то труд. Потому те, кто этот труд и вложил, были уже заинтересованы в том, чтобы эти искусственные вещественные знания продолжали “работать” на них и тогда, когда они будут уже не в состоянии сами у себя их так удержать. И в этом случае формирование в таких коллективах (с такими искусственными вещественными знаниями) национального признака совместности было конечно же наилучшим решением. Впрочем более подробно о национальном признаке совместности уже в следующей главе, а сейчас лишь подведём так итог.

Ещё раз, - дальнейшая детализация коллективов, их коллективных сознаний, а значит и их языков происходит уже на основании их процессов жизнедеятельности. А это значит, что многие сегодня известные нам национальные языки начинают формироваться тогда, когда самих таких народов ещё и близко не было. Потому как не было у их носителей ещё того самого национального признака совместности. А было у них совместно нажитое имущество,  которое и заставлял их держаться уже вместе. Так руский язык вполне себе уже существовал как профессиональный язык добытчиков и продавцов соли, вот только национального признака совместности среди них тогда и близко ещё не было, чтобы стать так ему уже Руским языком. Им он становится таковым с появлением уже народа Русь, у которого уже не обязательно мог быть какой-то общий процесс жизнедеятельности, но обязательно был свой национальный признак совместности.