Черновые отрывки

 Девочки, хоть и были современными, уважали старые традиции – у забора возле дома Алины они соорудили натуральный шалаш. Я искренне восторгался, увидев это чудо из досок и одеял. Казалось бы, что тут такого, ну шалаш, ну прикольно. Но от него веяло чем-то таким родным и тёплым. Где-то на дне моей памяти в фотоальбоме ярких моментов нашлись воспоминания из детства, когда мы строили такие же жилища возле деревьев. Я терпеть не мог своё поколение, но стоило мне увидеть, что и они способны на что-то такое, в бочку неприязни попала капелька уважения. Как говорят в соцсетях, мне две таблетки ностальгина, пожалуйста.



 Слушать подобные Сплины-Земфиры я отчасти начал из-за Нины. Из всех моих знакомых она была мне самым близким человеком. Талантливая художница-самоучка, как часто бывает с творческими личностями – тихая и замкнутая, но при этом с таким взрывным характером, что Хиросима показалась бы фейерверком. А взбесить эту девушку было очень легко. К счастью, мне удавалось избегать этих вспышек, и не в последнюю очередь благодаря Силе Дружбы.

 Мы учились в одном классе, и за семь лет мне удалось увидеть лишь малую часть её внутреннего мира, верхушку айсберга. Сначала мы не сошлись характерами, периодически обменивались колкостями и пинками, а порой вовсе были готовы загрызть друг друга. После короткого периода нейтралитета у нас неожиданно сошлись интересы – а именно книги, фантастика и фэнтези. С того времени мы довольно много общались, обменивались чем-нибудь интересным, даже стали соседями по парте, из-за чего я часто называл нас «сопартийцами».
 
Но всё же до идеальной дружбы было ещё далеко. Иногда я сам пытался сократить эту дистанцию, и переход на русский рок был одним из таких шагов. Да и мне просто хотелось слушать то, что слушает она. Неожиданно, но это сработало. Мы обменивались музыкальными находками, подпевали знакомым песням, нередко делили одни наушники, и в эти моменты я отчётливо ощущал, что стал ближе к ней, чем когда-либо.

 Но была и вторая причина, менее значимая и более очевидная – эмоциональное состояние. А всё дело в том, что однажды, как обычно уйдя с головой в мир соцсетей, я нашёл в бесконечной ленте пост особой степени интересности. «Народная примета. Слушаешь Земфиру – влюбился. Сплин – неудачно влюбился». Ну, вот так вот в моих наушниках и загремели песни Земфиры. Рассветы, закаты, куда я, куда ты…



 Дом Снежи встречает нас холодом и темнотой, поселившимися здесь на время ремонта. Недолго думая, я включил фонарь на телефоне, и мы, как и были – в обуви, прошли в зал. Повсюду царил беспорядок, способный посоперничать с хаосом в моей комнате, но во всём этом чувствовался какой-то особенный уют. Холод, мрак и бардак, приправленные табачным дымом и сладковатым вкусом пива – всё это составляло атмосферу юношеской свободы, которую я почувствовал в первый и последний раз. Будто подсознательно чувствуя, что этот вечер – единственный в своём роде, я выжимал из него все соки: весело болтал с девочками, шутил, смеялся над их шутками и вместе с ними погружался в школьные воспоминания, будто мы не восьмиклассники, а уже выпускники.

 Но больше всех о своей жизни рассказывала Ната, причём так легко и непринуждённо, что печальная история обретала яркие краски и позитивный настрой. Я вслушивался, и моя симпатия к ней росла всё сильнее. Нет, не как к девушке – этот интерес давно прошёл – а как к человеку, личности.

 Она росла без отца, уже в сознательном возрасте лишилась матери, и единственной опорой был брат, но нещадное течение жизни унесло и его. Ещё ребёнком она попала в детдом, откуда вышла взбалмошной и своенравной – так уж повлиял на неё типичный для подобных мест контингент, но, справедливости ради, когда-то она меня заинтересовала именно этими чертами. К тому же, оказавшись в приёмной семье, она смогла показать себя сильной личностью с твёрдым характером и быстро начала стремиться к самостоятельной жизни. Узнавая её историю, я понимал, почему она такая, какая есть, и отдавал себе отчёт в том, что она опытнее меня и сильнее духом, а потому к её наставлениям стоило бы прислушаться.

 Закончив рассказ, Ната какое-то время молчала, с грустной улыбкой рассматривая грязный дощатый пол, а потом с сестринской теплотой посмотрела на меня.

 – Эй, Костян, ты сам на себя не похож. Обычно весь такой тихий ботаник, а сейчас сидит пиво хлещет и сигаретой дымит.

 Я растерянно взглянул на пальцы и действительно обнаружил зажатую в них сигарету, причём непонятно, какую по счёту. Видимо, моё лицо прекрасно всё выражало, потому что Ната засмеялась.

 – Да ладно тебе, это нормально. Всякую хрень надо творить именно в таком возрасте – пока молодой, ни о чём не думаешь и не жалеешь.

 И она опять попала в точку – я действительно дал себе расслабиться, временно послав к чёрту все свои устои и зароки, касающиеся вредных привычек. Но сейчас я чувствовал счастье, пусть и недолговечное, и плевать, туда я свернул, или не туда.

 Когда настало время расходиться по домам, я проводил Нату до ближайшего магазина, где её уже ждал муж. На прощание она обняла меня с такой дружеской теплотой, что ранний снег на минуту лишился своей морозной силы. Пока я шёл домой, события этого вечера прокручивались в голове, словно мозг пытался как можно тщательнее записать их. Купаясь в ворохе снежинок, я почему-то подумал – как жаль, что сегодня со мной не было Ксюши, ведь она сделала бы эти воспоминания ещё ярче. И эта мысль преследовала меня каждый раз, когда вечерняя посиделка всплывала в памяти.



 Откосные берега напоминали разлом после землетрясения или какой-нибудь Гранд Каньон.



 – Ну, ты же не обижаешься?

 «Обижаюсь? Да нет, я просто хочу посмотреть, как тебя КамАЗ в асфальт впечатывает, сучара!»



 К моему удивлению, в кабинете сидели ещё несколько человек – видимо, морозы выявляли самых преданных и ответственных (и дурачков вроде меня). «Ну, ладно» – просто подумал я и занял привычное место на последней парте первого ряда. Разумеется, чтобы смотреть в окно. Вид-то и в самом деле неплохой – на востоке по посиневшему снежному покрову уже заползли розоватые отблески близящегося восхода.

 Юлия Александровна окинула нас добродушным взглядом и изрекла фразу, которую в минус сорок хотят услышать все школьники:

 – Сегодня уроков не будет, – К моему удивлению, все как-то холодно отреагировали на эту новость. – Но раз сегодня праздник, то так уж и быть, достаём торт.

 А вот эта весть вызвала реакцию поживее. Собственно говоря, мы с Димасом в разделке торта не участвовали и даже в магазин не сбегали (газировка тоже была припасена заранее), ножом орудовали девочки. Всё, что от меня требовалось – принять свою тарелку с кружкой, после чего я снова сел к окну. Пока остальные о чём-то беседовали с учительницей, я просто поедал свою порцию и молча созерцал пожар на востоке, такой далёкий и манящий. Казалось, в нём сокрыт мой жизненный путь и всё доступное счастье. Это Восточное Пламя стало моим личным символом той невероятной зимы – каждое утро оно зажигало мне душу, отгоняло мороз и придавало сил двигаться вперёд. Все бытовые печали обращались в пепел, а на исходе вечера я засыпал с мыслью о том, что завтрашнее утро снова встретит меня этой чудесной картиной.



 В свою последнюю ночь дома я опять засиделся допоздна. Выйдя на улицу выкурить ритуальную сигарету, я засмотрелся на западный край неба, всё ещё светившийся жёлто-голубым. Вместе с солнцем уходил август, унося с собой остатки весенне-летних переживаний, и на их место приходили новые. Старые не исчезли полностью: последние полгода я настолько тесно общался с ребятами, что успел прикипеть к ним, и разъезжаться даже как-то не хотелось. Школа, которую я покинул, хранила солидную часть моей истории, именно в ней я начал вставать на ноги и искать свой дальнейший маршрут. Новые наполняла тревога: по курсу шло белое пятно, рассвет скоро положит начало следующему периоду моей жизни, а знакомую уютную школу сменит малознакомое место. Но смутные опасения – это ещё не страх, а ведь даже он не будет для меня поводом всю жизнь торчать на насиженном месте.

 Что ждало меня там, куда вели ночные огни фонарей и первые лучи солнца? Не знаю, но сейчас не стоит забивать голову догадками – всё равно они не подготовят меня к грядущим переменам. Как сказала Скарлетт О’Хара, я подумаю об этом завтра. А сейчас – спать.