Винницкий мединститут. XVI-й выпуск врачей, I

1 - Ю. Е. Резников в начале врачебного пути, 2 - в годы расцвета (обе фотографии из книги), 3 — книга, 4 — фото Ю. Е. Резникова из интернета: Юрий Резников 2 / Стихи.ру (stihi.ru) , 5 - С. Г. Айзенберг (1947) в армейском кителе отца, 5 - он же уже врач.

6 - Первая страница выпускного альбома: в верхнем ряду слева направо: секретарь парткома ин-та С. И. Карпанюк, председатель госкомиссии проф. С. С. Дяченко, директор ин-та канд. мед. наук С. И. Корхов, зам. директора по научной части проф. Ф. Н. Серков, декан ин-та проф. В. П. Ципковский, зам. директора по АХЧ Е. Е. Попенко.

Преподаватели института: В. Я. Куликов (ЛОР-болезни), Ярославская, М. П. Дергилёва (детские болезни), Лавров, И. З. Нарицин, Р. И. Микунис (внутренние болезни), С. К. Адимбек, В. Н. Азбукин.


Я бы не решился писать эту статью, если бы перед ней не опубликовал несколько небольших очерков о других выпусках врачей этого же вуза. Как показал мой опыт, трудностей у сотрудников Наукової бібліотеки Вінницького національного медичного університету ім. М. І. Пирогова возникнет немало, когда наступит время издания томов истории высшего учебного заведения, приближающегося к своему столетию.
Об объективных и субъективных причинах сего я писал не раз. И посему стараюсь использовать представившиеся мне последние возможности введения, что называется, в научный оборот сведений, которые мне были или стали известны, свои собственные или подсказанные находящимися ныне в почтенном возрасте выпускниками их и моей Alma Mater.

Сегодня моё внимание обращено на выпуск врачей, ставших студентами в 1947-м году. Основой статьи являются воспоминания одного из выпускников 1952-го года — Юрия Резникова, автора книги «В колесе жизни», выпущенной в Санкт-Петербурге в 2008-м году издательско-полиграфической фирмой «Алес» (www.ales.spb.ru). В книге — полтысячи страниц текста и иллюстраций, но здесь будут использованы практически лишь страницы 120 - 211 Второй части книги, повествующие о студенческих годах жизни автора.

Юрий Резников родился в 1930-м году в местечке Аннополь, Славутского района Каменец-Подольской области Украины (ныне — село Ганнопіль Шепетівського району Хмільницької області України). В настоящее время Ю. Резников проживает в Лос-Анджелесе (США).
Я уже много лет встречал его стихи на странице Юрий Резников 2 / Стихи.ру (stihi.ru) , а вот об означенной книге - от его сокурсника - узнал совсем недавно. Последний и переслал мне эту книгу из Израиля.

Поступление в институт
ПЕРВЫЙ КУРС

После войны Ю. Р. проживал с родителями в Житомире и в  Винницкий медицинский институт поступал оттуда. На первый курс намечалось зачислить 200 абитуриентов, потом это числе увеличили до 220.
Что для меня оказалось совсем новым — это указание Ю. Р. на то, что был конкурс, да ещё какой: семь человек на одно место! Я, кто помнит, писал, причём не раз и не два, что весной в первые послевоенные годы в школу приезжали представители из разных концов СССР и агитировали учеников выпускных классов поступать в их вузы. Обещали различные льготы: от гарантированного места в общежитии до распределения по завершению образования в большие города, на известные в стране предприятия, в научные учреждения, пр. А вот, оказывается, в Виннице был столь высокий конкурс уже в 1947-м году, а не 7- 8 лет позднее, как произошло в большинстве вузов страны. Возможно, как раз зная о положении с поступлением в вузы Винницы, сюда и направлялись вербовщики из других городов. Ю. Р., кстати, сообщает о двух его друзьях из Житомира, которые, срезавшись на первом экзамене (сочинении), безо всяких усилий тут же поступили в Житомирский сельскохозяйственный и Киевский политехнический институты, где был недобор заявлений от выпускников школ.

Как и везде в те годы, для обычных абитуриентов выделялась только одна треть мест, треть оставляли для получивших выпускные медали (золотую и серебряную) и ещё треть — для демобилизовавшихся солдат и офицеров. Проходной бал был 18 (минимум две «пятёрки» и две «четвёрки»).

Сразу же после зачисления двадцать пять парней отправили на лесозаготовки в Ровенскую область, обещая всем им за это места' в общежитии. И о таком я никогда не слышал. На сбор урожая — да, но на лесозаготовки - опасное для непосвящённых и не имеющих специальной защитной рабочей одежды? Или под лесозаготовками понималось собирание хвороста?
В институте быстро забыли не только об обещании, но и о необходимости отозвать студентов к началу занятий. Они явились сами, когда занятия уже шли, и обнаружилось, что все места в общежитии были заняты. В результате, как указывает Ю. Р., вмешательства директора (раньше, до марта 1961-го года, руководителей вуза называли так, потом — ректорами) Ивана Яковлевича Дейнека и его заместителя по АХЧ Ефима Ефимовича Попенко выход был всё же найден.
Быстро кое-как привели в порядок пустующий второй этаж небольшого дома, находящегося во дворе здания администрации института. Админздание — одно из первых красивых кирпичных строений города, в котором на первом этаже располагалась аптека №1 (угол улиц Ленина и Козицкого). [Автор не указывает, в каком доме располагалась администрация института, но мне кажется, что я в своём уточнении не ошибся.]

И двадцать четыре «лесозаготовителя» поселились на железных койках в помещении, освещавшемся одной-единственной  электрической лампочкой. К их услугам были четыре водопроводных крана с умывальниками — и этим ограничивались все так называемые удобства.
[Напомню, что институтское общежитие было построено ещё до войны, во время директорства А. Ф. Смолянской (репрессированной во время Большого террора). Оно располагалось недалеко от областной больницы им. Н. И. Пирогова. Там, понятно, условия проживания были значительно лучше. А снять комнатку или, как говорили, «угол» было сложно (с жильём в разрушенной войной Виннице было «туго») и стоило это значительно больше, чем место в общежитии. Автор, после ликвидации незаконного общежития, снимал с двумя сокурсниками комнатку размерами 2х4 м, что обходилось каждому по 200 руб/месяц. Комнатка эта находилась в полуподвальной квартире Дома врачей по ул. Козицкого (угол Володарского).]

Стипендия (200 рублей/месяц), разумеется, была подмогой, но решить все жизненно необходимые вопросы (общежитейское жильё, пропитание, одежда, пр.) не могла. Вспоминаю, что минимальной месячной зарплатой тогда были 300 руб. (уборщицы помещений и т. п.), но все с таким заработком имели минимум полторы ставки либо подрабатывали каким-то иным способом. Иначе было бы им не прожить.
Денежная реформа 1947-го года, от которой,  по воспоминаниям автора, «пострадали практически все, хотя и в разной степени», материальное положение населения, особенно поначалу, усугубила ещё более. Только реформа не была простой девальвацией денег и заменой их новыми по курсу 1:100, как это утверждается в книге Ю. Р. Всё было значительно сложнее — см. Денежная реформа в СССР 1947 года — Википедия (wikipedia.org) .

***

Автор описывает свои впечатления о лекциях ряда преподавателей и, главное, — о новом друге, не только учившимся с ним на одном и том же курсе, но и проживавшем в соседнем подъезде (отсюда я и «вычислил» Дом врача — известный мне адрес родителей друга, о чём Ю. Р. в книге не упоминает — см. выше).
Ю. Р. до сих пор восхищают выдающиеся способности и безукоризненные человеческие черты этого его друга — Семёна Григорьевича Айзенберга (о нём я писал многократно). Цитирую:
«Ни до, ни после него я не встретил никого с подобными человеческими качествами, собранными воедино. Прежде всего в нём поражали неиссякаемая доброта и альтруизм. Он был чуток и отзывчив ко всем и каждому. И в интеллектуальном плане ему всегда было чем поделиться, ибо обладал практически совершенной памятью. Он щедро делился всем, что знал.
… Между прочим, параллельно с нашим медицинским, он занимался заочно на английском отделении иняза.
… Он обладал почти фотографической памятью. Будучи на старших курсах, он мог подробно рассказать о каком-нибудь предмете, пройденном, например в первом семестре. При этом — абсолютная скромность, ни тени зазнайства.
… за прошедшие пару месяцев летних каникул он успел существенно укрепить свою теоретическую базу игры в шахматы, особенно дебютную часть, участвовать в областных соревнованиях и получить первый спортивный разряд. Такой успех был на пределе нашего желания. Ибо следующая ступень — кандидат в мастера спорта по шахматам — в то время была доступна лишь избранным. В общем, тягаться с  Сёмочкой в шахматы с тех пор стало для меня непосильной задачей.
… Ни одной "четвёрки" за весь институтский курс!»

Мы с С. Г. знакомы более 60 лет — и я нередко получаю от него сведения о прошлых винницких событиях, уточняю даты, имена, и т. д., посылаю ему на просмотр (до публикации) многие из моих очерков. Это именно он «навёл» меня на книгу Ю. Р. и прислал её мне для ознакомления.
С. Г. Айзенберг, будучи весьма деликатным человеком и не имея «блата», не мог пробиться в Виннице. После аспирантуры в Ленинграде проживал 24 года в Красноярске, где перед отъездом из СССР работал доцентом - оториноларингологом в тамошнем медицинском институте, возглавляя курс последипломного образования  на соответствующей кафедре. В Израиле, изучив к тем нескольким европейским языкам, которыми он владел, ещё иврит и основы арабского, продолжал работать по специальности (с пациентами, говорящими на этих языках). А ведь он эмигрировал уже в пенсионном возрасте!

Я хорошо знал родителей-врачей С. Г. Айзенберга. Его - с их малолетства - сыновей (оба — врачи). Бывал я у него и на земле обетованной.
Познакомился там с его невестками - сибирячками, которые сменили мягкий континентальный климат побережья полноводного Енисея с огро-омным водохранилищем на субтропический климат пустыни Негев с её пересыхающими реками, но — рядом расположенным Мёртвым морем, воды' в котором в два раза больше, чем в упомянутом водохранилище. Внуков знаю хуже, да и то не всех, а правнуков, вообще — только по фотографиям.
Посему не могло быть сей статьи без фотографий С. Г. Айзенберга (см. коллаж).

Автор пишет о многих сокурсниках, но я тут упомяну лишь тех, кого (или о ком) знал сам. Тэдика Шраера — сына профессора, заведующего кафедрой госпитальной хирургии я, честно говоря, не знал, но отца — хорошо (младшего сына — совсем мало). Старший сын стал известным российским хирургом (в Кемерово): Теодор Израилевич Шраер — Циклопедия (cyclowiki.org) .
- «Петя Андренко — племянник директора нашего института и староста курса» (Ю. Р.) описан мною тут: Один вполне заурядный процесс - суд над М. Штерном (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru) .
- «Лёня Шафранский — профорг курса» (Ю. Р.) - Леонид Львович - известный профессор-онколог (Алма-Ата) — см. главу «Винницкие больницы» в «Моей Виннице».
- «Коля Рыбников, прошедший всю институтскую программу на "отлично"» (Ю. Р.); о нём — там же, в главе «Винницкие врачи». Во время оккупации города вермахтом он оставался в Виннице (проживал на Старом городе). Кстати, Николай владел немецким языком.
- «Заметным на курсе был Саша Штернгерц. Он обладал неплохим даром слова, даже напечатал в областной газете "Вінницька Правда" пару статей. Занимался в институте средне. Из-за породистого и фигурного носа носил кличку "pars nazalis" (Ю. Р.) [правильно: "pars nasalis" – носовая часть — Н. К.]. Мой старший брат жил ранее по соседству с Сашей (на ул. Пушкина), они были хорошо знакомы, встречались у нас дома во время Сашиных приездов в Винницу в отпуска. Саша был очень тощим, увлекался фотографией (в газете, вероятно, были опубликованы его снимки с подписями к таковым). По распределению попал (как и Ю. Р.) на Донбасс, был там весьма почитаемым врачом - окулистом. Ездил уже тогда (!) туристом в капиталистические страны; после поездки в недосягаемую, казалось, Швецию, рассказывал о чудесах (для нас) той жизни.

ВТОРОЙ КУРС

Автор сообщает, что ему посчастливилось, сдав зимнюю сессию на все «пятёрки» получить повышенную стипендию: на 20 руб (10%) больше, чем ранее. [Стипендии студентам в СССР начали выплачивать с 1930-го года. В 1939-м году (к 60-летию «вождя всех народов») появились особые Сталинские стипендии, в 1960-м (к 90-летию со дня рождения «вечно живого») — Ленинские стипендии. Они были в два и более раза выше, чем обычные стипендии, выдавались на один год. Величина их (как и обычных стипендий: 35 - 50 руб.) варьировала в разных институтах, достигая в особо престижных вузах (типа Московского физико-технического института) уровня максимального размера обычной пенсии  (в последние десятилетия СССР - 120 рублей) — Н. К.]

В январе 1948-го года началась кампания по борьбе с «безродными космополитами», с «менделизмом-морганизмом» и с «преклонением перед иностранщиной». Всё это было проникнуто оголтелым антисемитизмом. Ю. Р. описывает отражение этих очередных вывертов политики партии на преподавательском процессе и преподавателях.
Мне известны многие еврейские врачи, преподававшие в то время в институте, которых спешно перевели на рядовые должности в здравоохранении, кое-кого просто выдворили из областного центра. Не привожу фамилий, так как составленный мною список - в связи с отсутствием точных сведений - будет отражать только небольшую долю специалистов, которых лишился мединститут. На их место в срочном порядке вынуждены были зачислить иных, но те оказывались очень не того уровня.
Ю. Р., вне всякой связи с этой антисемитской вакханалией (но я уверен, что это было одним из последствий разгула партийного своеволия), приводит случай на кафедре общей хирургии. О нём несколько ниже, так как это произошло при обучении Ю. Р. на 3-м курсе.

ТРЕТИЙ КУРС

Так вот, ассистентка решила продемонстрировать студентам вскрытие абсцесса (гнойника) в области таза. И сколько не тужилась, ей это не удавалось. Попросила позвать профессора. Михаил Александрович (фамилию, Ю. Р., вероятно, позабыл: это был профессор Благовещенский, заведовавшей кафедрой в 1945-1951 годах), основательно и быстро - lege artis (по правилам врачебного искусства) - провёл эту манипуляцию.

[Проф. М. А.  Благовещенского (1890 г. рождения) я не застал: учился на этой кафедре в 1957-1958 годах, когда она располагалась уже не на территории сорокалетней Пироговской больницы, а в недавно выстроенной Узловой железнодорожной больнице). Но на малообразованных ассистентов этой кафедры успел насмотреться. Да и сам новый заведующий кафедрой (с 1954 г.) ничем не блистал. Анатолий Павлович Юрихин (1900 г. рождения, возглавлял кафедру до 1970 г.) любил лесть, без особых любезностей обращался со своими сотрудниками, отчитывал их - в присутствии студентов - по любому поводу и без такового. Кафедра, как это мне представлялось, была случайным собранием столь разнящихся друг от друг лиц, что язык не поворачивался назвать её коллективом, исповедующим какие-то совместные идеи и цели. По совместительству в штате кафедры были и хирурги базовой больницы кафедры, в первую очередь, умеющий постоять за себя заведующий отделением С. П. Белкания. И это не прибавляло единства кафедре общей хирургии, манера общения сотрудников которой друг с другом вызывала у студентов ряд вопросов.
У А. П. Юрихина было увлечение — живопись. Я, приезжая в отпуска из Казани, видел его - весьма подвижного в свои 70 лет с плюсом - быстро снующего с той или иной обрамленной картиной в руке. Он, как мне рассказывал его коллега по любительскому изобразительному искусству, с которым я когда-то играл в теннис, выставлял свои произведения не только в Виннице, но и в других городах.]

На кафедре пропедевтической терапии в те годы работал некий доцент Владимир Александрович Софьин, который нередко поучал своего заведующего кафедрой (1936-1941 и 1945-1950) — проф. Б. С. Шкляра. «Боря, ты этого ещё не знаешь» (со слов Ю. Р.), «Боря, учиться надо!» (примерно так рассказывали и мне, но не очевидцы, а - с чужих слов).
Ю. Р. описывает В. А. Софьина следующим образом: «… маленького роста и намного старше Шкляра. Его все любили, звали «пупочкой» и при встрече норовили поцеловать в плоскую шишечку на правой стороне его лба. … На первом занятии он нам сказал "Дети мои, вы начинаете дело, которое я уже заканчиваю, и мне хочется вам передать кое-что из того, что я знаю." А знал он действительно много.»
С. Г. Айзенберг в письме мне так отозвался о почти легендарном доценте-терапевте: «О доценте Софьине... Его считали очень сильным клиницистом, а Шкляра - больше теоретиком. Из-за весьма маленького роста называли "пупочкой", но очень уважали. Говорили, что на вскрытиях его диагнозы совпадали на сто процентов. Мы с Юрой были в его группе. Он задал написать развернутую историю болезни с литературным обоснованием. Мы с Юрой вели одну больную. Я в истории болезни привел целенаправленную литературу, а Юра - вообще о болезни. Софьин поставил Юре "4", а мне "5", но когда отдавал истории, то мне послышалось, будто он пробормотал о Юре: "А этот способнее", хотя сам Юра утверждал, что этого не слышал. Я думаю, что, что Пупочка имел ввиду мануальные способности.»

Удивительно, но автор вспоминает и о кафедре физического воспитания. Повод для этого: авантюра тогдашнего 1-го секретаря Винницкого обкома партии М. М. Стахурского, именуемая «За 100 тысяч физкультурников в Винницкой области». У Ю. Р. количество выпестованных генерал-лейтенантом интендантской службы в отставке физкультурников почему-то выросло до 500 000. Обе цифры были фикцией неописуемого размера и неоспоримым свидетельством неограниченных (на бумаге) возможностей партийного руководство. Я об этом писал и в «Моей Виннице», и тут: А знали ль вы? Квадратура круга (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru) .
Ю. Р. и его сокурсники невольно оказались частицей этой сотни (или же - пяти сотен) тысяч спортсменов выдуманной армии, подготовленной генерал-интендантом на удивление всей страны. Их гоняли на стадионе, репетируя «торжественное шествие» перед объективом оператора кинохроники новостей.

ЧЕТВЁРТЫЙ КУРС

В этой главе автор (иногда почти в телеграфном стиле) перечисляет многих заведующих кафедрами, которые преподавали ему науки в течение сего учебного года.
Среди них: ректор института проф. И. Я. Дейнека (факультетская хирургия), его супруга — проф. Е. Д. Двужильная (оперативная хирургия), проф. Б. С. Шкляр (получивший кафедру факультетской терапии), проф. П. М. Альперович (неврология), доцент Е. Ф. Гробман (инфекционные болезни), проф. Е. М. Левин (кожные болезни), проф. Л. Г. Лекарев (организация здравоохранения), проф. Т. А. Лобова (микробиология), проф. Р. Д. Габович (гигиена). Описаны также некоторые колоритные ассистенты кафедр, изменения в жизни и семейном статусе многих студентов.

Рассказывая о переполнении областной больницы пациентами, Ю. Р. не забыл об известном всему городу и округе больном, находившемся в сооружённой для него палатке между больничными корпусами. Многие посетители больницы посещали этого «костяного человека».
О нём я писал дважды; имя его стало ясно после издания мемуаров врача В. Я. Куликова об оккупированной вермахтом Виннице. Захватчики его, еврея, оставили в живых (будто бы, для научных исследований). Я видел этого страдальца с прогрессирующим окостенением мягких тканей в начале 50-х. А когда вернулся в 1956-м в Винницу и продолжил занятия на втором курсе, на кафедре анатомии нам сообщили, что тело его находится в хранилище кафедры, в особой ванне с фиксирующим раствором.

Что касается профессоров, то о Б. С. Шкляре, Е. М. Левине и Р. Д. Габовиче в «Моей Виннице» написано мною не менее подробно, особенно о Рафаиле Давидовиче, с которым я был близко знаком и общался ещё немало лет после окончания института: Габович, Рафаил Давидович — Википедия (wikipedia.org) .

В о е н н ы й   л а г е р ь
Л е т н я я  м е д п р а к т и к а

Военная подготовка проходила в небольшом городе Сторожинце Черновицкой области. А фельдшерско - врачебную практику Ю. Р. прошёл у себя на родине, в Житомирской областной больнице.
Хотя всё было новым и необычным, но всё же ничего особого в обоих местах пребывания автора тем летом не происходило. Поэтому я избегаю описание деталей и перехожу к очередному институтскому курсу.

ПЯТЫЙ КУРС

На этом курсе Ю. Р. познакомился с кафедрами госпитальной хирургии (проф. И. А. Шраер, доц. С. Н. Праведников), ЛОР-болезней (проф. В. П. Ярославский), глазных болезней (проф. Г. А. Литинский, которого я уже не застал: он заведовал кафедрой в 1946-1953 г. г.), психиатрии (доц. Зайцев — я его не застал), акушерства и гинекологии (проф. Р. А. Вартапетов — я его не застал, он умер в 1955 г.), судебной медицины (проф. В. П. Ципковский).

В этой главе нет каких-то, на мой взгляд, важных сведений. Может быть, лишь одно: в институте сменился директор. И. Я. Дейнека стал директором в Одессе, а его место занял доц. С. И. Корхов. За год обучения, как подчёркивает Ю. Р., «Мы так с ним и не встретились и видел его я лишь на расстоянии.»
Я учился в этом же вузе при С. И. Корхове пять лет (1956-1961) — и, представьте себе, могу слово в слово повторить замечание Ю. Р.
С. И. Корхов окончил Киевский медицинский институт в 1941-м году вместе с моим будущим научным руководителем проф. О. С. Радбилем. По словам О. С., С. И. Корхов мечтал стать ректором Киевского мединститута. Но после войны был ассистентом, потом доцентом и всего-то заместителем декана лечебного факультета в Одесском мединституте. И вдруг в 1951-м был назначен руководителем медвуза в Виннице. Докторскую диссертацию ему готовили всем миром, но защитил он её лишь в 1961-м году, причём по весьма скользкой теме (оказавшейся впоследствии пустым делом) — по электрогастрографии. Утверждаю это, потому что сам сим занимался. По совету моего учителя (см. выше) — как темой кандидатской диссертации. Видимо, он узнал об этой методике от своего друга студенческих лет. Месяца через два я понял бесперспективность сей темы и забыл о ней навсегда Хотя сам метод ещё полужив: Электрогастроэнтерография — Википедия (wikipedia.org) .
Сергея Ивановича мне так и не пришлось услышать на трибуне, поучиться у него на кафедральных занятиях, но на футбольных матчах винницкого «Локомотива» я его встречал всегда: обком, видимо, обязал присутствовать (например, чтобы завлечь туда студентов медицинского института, которые желали хотя бы взглянуть на своего ректора). И первый секретарь винницкого обкома П. П. Козырь, направленный на такую же должность в Одессу, на стадионе «Черноморец» встречался снова в 1970-1977 г. г. (годы службы «Первым») с болельщиком С. И. Корховым, возглавлявшим мединститут уже там в 1967-1981 годы - Корхов Сергій Іванович — Вікіпедія (wikipedia.org).

Ещё одно воспоминание, присланное С. Г. Айзенбергом: «Профессора Вартапетова звали матады'ночка (так он, будучи грузином, произносил мать-одиночка), процесс родов он изображал на себе, пользуясь полами халата.»
Я учился на одном курсе с его дочкой, её мать преподавала тогда на кафедре химии.

ГОСЭКЗАМЕНЫ
РАСПРЕДЕЛЕНИЕ НА РАБОТУ

Начало этого раздела лично для меня оказалось весьма забавным. Цитирую Юрия Резникова:
«Госэкзамены — это апофеоз всей учёбы в институте. Председателем экзаменационной комиссии нам прислали из Днепропетровска профессора Дьяченко. Внешне он выглядел как-то не очень солидно: небольшого роста с почти лысой, но обрамлённой мелкими седыми кудряшками головой, в серовато-белой вышитой украинской рубахе «на выпуск», подпоясанной кушаком. Он производил впечатление скорее циркового артиста, чем учёного. Говорил он исключительно по-украински. Причём, иногда он высказывал свои эмоции по поводу некоторых ответов на экзаменационные вопросы такими репликами: "Шо цэ вы такэ говоритэ?! Мэни, ось, соромно за вас. Я, ось, аж почэрвонив, а вы — ни."»

Без сомнения, это был тот же Сергей Степанович Дяченко (1898-1992), который возглавлял госкомиссию в том же институте девятью годами позже.  Видимо, в этой роли он устраивал и Минздрав УССР, и руководство медицинских институтов. А для него — и какая ни на есть подработка, и как бы дополнительный отпуск. Так что у нас в 1961-м он свои вступительную (перед экзаменами) и заключительную (при вручении дипломов) речи мог уже не готовить: они хранились у него давно, как говорится, в спинном мозге.
Сужу по тому, каковы были эти его речи во время моего выпуска. Во вступительной он пытался понравиться аудитории своими банальными «рекомендациями»: как НЕ следует одеваться на экзамены, какие «нашарування на обличчі були б зайві» (цитата) и — прочими плосковатыми шуточками. Перед вручением дипломов он вывалил на аудиторию вагон и маленькую тележку общих слов, которые мы уже с первого курса неоднократно слышали от преподавателей кафедры марксизма - ленинизма (о самой совершенной в мире системе здравоохранения, о гражданском долге, пр.)
В науке Сергей Степанович оказался более удачливым. Кстати, Ю. Р. ошибся: С. С. Дяченко прибыл из Киева, где заведовал кафедрой микробиологии: Дяченко Сергій Степанович — Вікіпедія (wikipedia.org) и Дяченко, Сергей Степанович — Википедия (wikipedia.org).

[В «Перестройку», в конце 80-х меня - беспартийного еврея, заведующего кафедрой в Тернополе - направили председателем госкомиссии в Донецк. Ректор, прочитав письмо из Киева, не поверил своим глазам и тут же перезвонил в министерство. Но там подтвердили, что это — не ошибка. (Постаралась в этой истории, как мне потом передали, одна из сотрудниц Минздрава — моя однокурсница по Виннице).
Принимали отлично, повозили по до того совсем незнакомому мне Донбассу. И я на рожон не лез, но в нескольких случаях проявил твёрдость. Ректором в Донецке был тоже мой однокурсник и мы, кроме того, учились в параллельных школьных классах и посещали одну и ту же легкоатлетическую секцию в спортивной школе, о чём я «обслуживающему меня персоналу» не преминул сообщить - Казаков, Валерий Николаевич (физиолог) — Википедия (wikipedia.org).  Всё обошлось миром.]

***

Комиссия по распределению выпускников имела, понятно, план: сколько куда врачей-выпускников надо направить. Но её осаждали со всех сторон: у многих нашлись влиятельные заступники, мешающие осуществлению намерений комиссии.
Наверное, больше всего врачей направляли в те годы в Сталинскую (ныне — Донецкую) и Ворошиловоградскую (ныне — Луганскую) области. На Луганщине - в разных местах - и начинали свою врачебную деятельность автор книги Юрий Резников и его лучший друг Семён Айзенберг.  Область имеет размеры 170 х 270 км. Не часто, но там они встречались. Теперь — через семьдесят лет — их разделяют (по воздуху) 12. 222 км (Беэр-Шева — Лос-Анджелес).
Но, как и в песне Аркадия Островского на слова Сергея Острового: «через годы, через расстояния»,  д р у ж б а  «не прощается с тобой»…

***

Дополнение к коллажу:

Если далее, дополняя материалы Ю. Резникова, я указываю, что об этом преподавателе или студенте уже кое-что сообщал, то интересующимся подробностями рекомендую проводить поиск по именным указателям (ПЕРСОНАЛИИ), приведенным мною в этих статьях:
- В помощь читателю - I (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru)
- В помощь читателю - II (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru) .
В большинстве же случаев одну-две ссылки я привожу тут же, в конце моего дополнения.

***

- Ю. Р.: [С. И. Карпанюк] «Это был толстый хромой средних лет человек. Физиономия его представила бы благодатный материал для карикатуриста: густые торчащие чёрные волосы, низкий лоб, колючие глазки под ним, служащие пьедесталом для ушей жирные щёки, на пол-лица рот с толстыми губами, тройной подбородок, свисающий на воротник. Это был хороший чекистский кадр, умевший "держать линию партии".
... Надо сказать, что собрания на курсе не были редкостью. Тематика бывала довольно разнообразная. Случалось, на собрания приходил и  Карпанюк. Он выходил на трибуну, клал поперёк неё свою палку и говорил: "Вы на нас не чихайте, потому что, если мы на вас чихнем, то вы здоровыми не будете." Думаю, он имел достаточно оснований так говорить. Он не имел ничего общего с медициной, да и с наукой вообще. Но держал в страхе и администрацию института, и профессорско-преподавательский состав, и большинство студентов. Такую силу и власть давал ему обком партии и, видимо, МВД (ведомство Берии) … »

- О проф. С. С. Дяченко я написал выше, там же — о ректоре С. И. Корхове, о нём же и о проф. В. П. Ципковском — в «Моей Виннице» (глава - Винницкие больницы), о проф. Ф. Н. Серкове тут: Винницкий медицинский институт Забытый учебный год (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru) и Попытка люстрации свидетелей оккупации (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru) ,

 - Ю. Р.: «Появился у нас новый предмет — судебная медицина. Вёл эту дисциплину красивый, высокий, дородный профессор Цыпковский [правильно, как на фото: Ципковский — Н. К.]. Говорили, что он был переведен к нам из Львова. Лекции он читал, одетый всегда в белоснежный халат и в такой же высокий колпак на голове. Всё было величаво и вполне соотносилось с содержанием лекций и интересным и мастерским изложением материала. Рассказывая, он почти не стоял на кафедре, а ходил по сцене, периодически демонстрируя указкой необходимые висевшие на стене иллюстрации. Особо запомнилась лекция на очень смелую по тогдашним временам тему о половых извращениях. Мы тогда впервые услышали многие специфические термины и были поражены обилием подобных перверсий.»

- Думаю, что не ошибусь, указав, что Е. Е. Попенко я немного знал, хотя в моё время он уже вышел на пенсию. Выглядел он не так молодо, как на фотографии в альбоме 1952-го года (а она могла быть сделана и того раньше), плохо ходил (он страдал болезнью Бехтерева). Не могу вспомнить, по какому поводу я был в его квартире (в доме по улице Котовского, где проживали сотрудники медицинского института: проф. Б. С. Шкляр, проф. Я. М. Бритван, доц. С. Е. Буркат, и др.); вроде бы, он с женою сдавали одну из комнат другу моего старшего брата. Меня удивили подвешенные к потолку коридора гимнастические кольца, упражняясь с которыми Е. Е. пытался замедлить нарастающую деформацию позвоночника. По всем рассказам о нём, Е. Е. Попенко был весьма дельным и разумным хозяйственником.

- В. Я. Куликову я посвятил немало строк минимум в трёх десятках статей, в книге о штадт-комиссаре оккупированной Винницы Фрице Маргенфельде, в многочисленных замечаниях о книге самого В. Я. про город под немецким управлением (1941-1944), в расследовании о работе медицинского института в это время, и пр. (см. выше - «В помощь читателю - I»).

 - О проф. Р. И. Микунис я рассказывал в «Моей Виннице» (глава - Винницкие врачи).

ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://proza.ru/2022/09/19/1517 .