Дядя Жора

1.
«Дядя Жора», как почтительно называли его все жильцы во дворе старого, трёхэтажного послевоенной постройки дома, был мужик колоритный. Мощный, кряжистый в свои 80 лет, походкой вразвалочку напоминавший медведя, немногословный. Он любил в тёплую солнечную погоду посидеть на лавочке возле цветника напротив под’езда, где жил в квартире на первом этаже с женой и семьёй младшего сына. При этом лицо у дяди Жоры выражало такое умиротворение, что, казалось, весь Мир вокруг него испытывал точно такое же состояние релакса и комфорта.
Рощин познакомился с ним, когда вдвоём с супругой, в силу обстоятельств, снимал комнату в коммуналке по соседству.
Так уж получилось, что вышел покурить и зацепился языком…
-Куришь? Зря… Поганое это дело, паря, скажу тебе… Сам себя губишь… Да, отойди подальше… Не хочу этой отравой дышать…
Дядя Жора нахмурился, и Рощин счёл необходимым отойти от него на несколько шагов…
-А вы, отец, часом, не старовер?
Спросил он старика, присев в сторонке  на край детской песочницы…
-Не старовер… А только мерзость эту с детства не переношу…
-Ну, извините, уважаемый, буду теперь за километр вас обходить…
-За километр? Ты вот что… не обижайся… А меня послушай, курить бросай… Это пока молод со здоровьем проблем нет… А постарше чуток станешь и поймёшь, что я прав. А ты, паря, не местный, как я погляжу… Что-то я тебя здесь раньше не видел?
-Не местный, отец… Но дед мой когда-то жил неподалёку. Квартиру с женой в вашем доме снимаем…
-А… тогда ясно… Как зовут?
-Вадим…
-А меня Георгий Алексеевич… Можно просто «дядя Жора»… Вот и познакомились… Сам-то чем занимаешься? Учишься, работаешь?
-Работаю, дядя Жора… Доктор-уролог в поликлинике…
-Хорошее дело, молодец… Тем более, надо с куревом завязать… Какой пример другим подаёшь, доктор?
-Брошу, дядя Жора… когда-нибудь непременно брошу…
-Ладно, не серчай… Который час, не подскажешь?
-13.00…
-Добро… Пойду я, пора… Сейчас Нина - жена моя на обед позовёт… Свидимся, даст Бог…
-До свиданья, дядя Жора… И я пойду… Мне к 14.00 на смену в поликлинику выходить. А до работы ещё полчаса езды…

2.
С тех пор виделись они часто… Благо, лето в тот год баловало тёплыми денёчками без дождей. По обыкновению дядя Жора садился на любимую лавочку, весь растворяясь в солнечных лучах. Рощин же выходил покурить и, заодно, пообщаться со стариком, оказавшимся на редкость интересным собеседником.
Из бесед с дядей Жорой Вадим Владимирович узнал, что тот - родом с Орловщины, младший сын в многодетной и крепкой крестьянской семье, подвергшейся раскулачиванию в двадцатые годы. Что у него 3 сына и 2 дочери.
Особый интерес вызывали рассказы дяди Жоры о войне, которую он - рядовой солдат, санинструктор роты прошёл с осени 1941-го и закончил в Берлине в мае 1945-го. Хотя и после Победы оставался там в составе войск ограниченного советского контингента по сентябрь 1946 г.
Всю свою трудовую жизнь после демобилизации дядя Жора проработал простым рабочим на тарном комбинате в одном из районов Москвы. Жил просто, скромно, по средствам… Не лез на работе за распределением материальных благ, полагающихся ветеранам-фронтовикам. Хотя о его немалых заслугах на войне сам за себя говорил парадный костюм, который дядя Жора одевал лишь в святой для него Праздник Победы. И, честно говоря, дяде Жоре было чем гордиться… Пиджак от костюма украшали: 2 ордена Ленина, 2 ордена Отечественной войны I и II степеней, орден Боевого Красного знамени, боевые медали «За Отвагу», «За взятие Берлина», «За Победу над Фашистской Германией», а также несколько послевоенных юбилейных медалей.
-Иконостас…
С придыханием говорили в такие минуты все, кто видел дядю Жору в парадном костюме.
Но жизнь есть жизнь… Дети выросли и вылетели из семейного гнезда. Один только младший сын - врач-стоматолог районной поликлиники жил со своей семьей в квартире с родителями. Дядя Жора уж много лет, как ушёл на пенсию, но по всему чувствовалось, что человеческого общения ему не хватает. И в лице Рощина он нашёл благодарного слушателя…
Вадим Владимирович и сам был чрезвычайно рад такому общению. Рассказы бывшего фронтовика трогали за Душу не то слово как…
Итогом этих бесед о войне стали записи в блокноте, который Вадим Владимирович конспективно вёл в течение всего времени знакомства с дядей Жорой.
Рощин, с юности увлекавшийся Поэзией, записал некоторые из его рассказов в виде небольших стихотворных набросков, обозначив их для себя эпиграфом «Шагая тропами Войны»…

3.
ШАГАЯ ТРОПАМИ ВОЙНЫ…

-За Родину... комбат кричал,
За Сталина...и Смерть фашисту,
Но вдруг споткнулся и упал
На снег искристо-серебристый...
Лишь алой розой на снегу
Виднелась кровь его-комбата,
И столько лет я не могу
Забыть в тот миг его, ребята...
И хоть пришлось потом пройти
Войны почти четыре года
И встретить на своём пути
И Смерть и боль и страх и голод...
Но почему-то этот миг,
Когда комбат за жизнь цеплялся,
Мне в Память врезался как штык
И навсегда в ней и остался...
Как и зима там... под Москвой
В уже далёком сорок первом
И крик комбата боевой
Мне до сих пор ножом - по нервам...
И до сих пор во сне бомбят
Я слышу взрывы бомб фугасных
И мне по-прежнему не ясно,
Жив или умер мой комбат...

***
-Я лежу и вдыхаю пряный запах травы,
В этот год заневестилась что-то весна…
Тишина… Но нельзя мне поднять головы,
Потому, что война… Потому, что Война…
Солнце жжёт, хоть и Май… Пот бежит по щеке,
Я прижался к земле, как младенец к груди,
Тихо божья коровка ползёт по руке,
Захлебнулась атака, но бой – впереди…
Кто-то справа лежит… метрах так в десяти…
С нашей роты, конечно, убит… или как?
Мне бы только в воронку, что слева сползти,
Там надёжней укрыться, хотя и не факт…
Вот опять тишину разрывает, как град
Пулемётная очередь, словно давясь,
Мне бы пару гранат… мне бы пару гранат,
И поднимется рота с земли, не боясь…
Что-то ротный молчит… Он бежал впереди,
Но споткнулся, как будто мешала скала,
Улетай же, Коровка на небо, гляди…
Я ползу к тебе, ротный, была – не была…
Жив? Ну слава тебе…Ты не ранен? Куда?
Есть пакет? Так давай перетянем бинтом,
Не стони лейтенант…  Это всё не беда,
Мы на свадьбе твоей ещё спляшем потом…
Как закончим Войну… Возвратимся Домой,
Мне бы жинку свою, да ребяток обнять,
А тебе – в самый раз… ты ещё молодой,
И жениться тебе… и детишек строгать…
Всё лежи здесь пока… Ты теперь не боец,
Коли так – принимаю Команду на раз…
Рота, к бою… Ну, гад, ты теперь не жилец,
Лейтенант передал мне гранату сейчас…
Подпускаешь поближе? Чтоб наверняка?
Нет, немчура… Живуч я…Везучий к тому ж…
И мгновенно взмахнула гранатой рука…
И летит прямо в Дзот… Не скажи, что не дюж…
Грохот взрыва с «Урааа!!!» слились в рокот один,
Я бегу, под собою не чувствуя ног,
Пусть сегодня Смоленск… Завтра будет Берлин,
Только хлюпает кровью кирзовый сапог…
Вот и всё… Высоту мы отбили назад…
Сколько их ещё будет на нашем пути?
Что ж, сестричка, давай, проводи в медсанбат…
Всё ещё впереди… Всё ещё впереди!!!

 ***
-Река из спирта потекла куда-то…
Чего не повидаешь на Войне?
И кружками, и касками солдаты,
Её черпая, пили, хоть вполне…
Пора бы уж напиться той водицы,
Что Огненной Водой в миру зовут…
Взорвали спиртзавод сегодня фрицы,
А мы и рады… На халяву тут…
И кто-то спал, прижавшись к автомату,
А кто «Ура» до коликов кричал…
Палили в воздух, радуясь ребята,
Напившись спирта вдоволь, сгоряча…
И кто бы знал, что погуляв «на славу»
Всё будет так, как будто бы в Аду,
Что немцы уничтожат переправу
И снова в наступление перейдут…
Об этом говорить нам не пристало,
И в сводках Совинформбюро их нет…
Вестей о том, как глупо погибала
Дивизия… по пьяни… в том «котле»…
О многом Вы не знаете покуда,
И до сих пор везде у нас молчат,
Что тех, кто заворачивал «оттуда»
Встречал свой Заградительный Отряд...
Ту часть, конечно, расформировали,
Из тех, кто выжил сколотили полк…
И долго-долго «кровью искупали»
Мы, исполняя свой солдатский Долг…
Вот, видишь, парень, сколько лет минуло,
А я всё помню, словно бы вчера,
Разрывов грохот, пулемёта дуло,
Тревожный вой сирены, Мессера…
Сейчас народ поёт иные песни,
А мы «Катюшу» пели на броне,
Желая Миру по Весне воскреснуть
От той Чумы коричневой в Войне…
А ты, сынок, живи, как Бог наставит,
Хоть Вы – другие… Знаю наперёд…
Когда придёт Ваш Час… А Он настанет,
И Вы не посрамите свой Народ…
Ты чьих-то будешь? А… ну, знаю-знаю…
Привет Дедуле… передай пока…
Скрипит Старик? Ну, ладно… Убываю…
Нет, дядя Жора, ты не убываешь,
Отныне и навек теперь ты станешь
Историей «Бессмертного Полка»…

***
-Не мельчи, режь картошку-то, парень,
Режь крупнее, тебе говорят,
Да сальца, да лучка бы добавил,
Так учил меня старый Солдат…
Да ещё вот добавь зеленушки,
Что стоит с тобой рядом на полочке…
Вот укропчик, а вон и петрушечка,
Что растил я на даче в Подсолнечной*
Поначалу обжарить бы сало,
Чтоб чуть-чуть подгорели бочка,
А затем уж для вкуса пристало
В крупных кольцах добавить лучка…
В медсанбате на фронте готовил
Так, бывало, я целый котёл…
И, хоть поваром быть мне Господь не сподобил.,
Всё ж мне эту науку зачёл…
Помню, раз под Смоленском стояли
Пару дней без войны… Отдыхай…
А солдату – какие печали?
Жив да сыт… Вот и, кажется, Рай…
Я тогда научился там жарить
Это блюдо – картошку с сальцой,
Чтоб за уши «тянуть» - от котла не отвадить,
Чтобы запах поплыл над землёй…
Даже фрицы в окопах притихли немножко,
До того был хорош аромат…
И от запаха той с салом с луком картошки
Забывался на фронте солдат…
А потом – через день наступленье,
Сколько наших в бою полегло…
Санинструктор я был… Вот тяну за ремень я…
А солдат, что был ранен в бедро,
Говорит: вот, дай Бог, коль живым довоюю,
Дай-то Бог, пережить нам Войну…
Как вернусь я домой, в деревеньку родную,
Да как встречу с порога жену…
Расцелую Катюшу, обнимемся трошки,
Будет в хате аврал, так аврал…
А потом «по рецепту» нажарю картошки,
Той, что ты нам намедни давал…
Вот уж сколько годков миновало с той встречи,
Вдруг припомнился этот солдат…
Покрупнее режь, Парень.… Ан нет, ты всё мельче…
Режь крупнее…тебе говорят…

*ж\д станция «Подсолнечная» Октябрьской ЖД в Московской области.

***
-Что, сынок, загрустил? Эка невидаль – стресс,
Развелось тут словей иностранных,
Понимаешь… А мне впору снова в ЛикБез,
Чтобы Вас понимать, окаянных…
Да не ты… Не тебя я имею в виду,
Ты как раз не такой будешь, паря…
Я о тех, кто в подъездах плюёт на ходу…
Так и двинул бы в наглые хари…
Курят в лифтах, похабщину пишут везде
На заборах, что, вообщем, не ново…
Через слово про «мать», через два – о «гнезде»…
Ну, ты понял, другое там слово…
Не видали они настоящей беды,
Но и им я, отнюдь, не желаю
Повидать-похлебать той проклятой Войны,
Той, что досыта мы похлебали…
Сколько ж боли там было… И слов не найти,
Чтоб поведать о всём этом сразу…
Есть минутка? Так слушай про наши Пути…
Да дороги… Согласно Приказу…
В 43-м случилось… такое, сынок,
Через Днепр переправилась рота,
Кто на чём – кто на лодках, кто вплавь, кто как мог,
В темноте отрывали окопы…
И себя нам нельзя было выдать… Беда…
Ни костров, ни курить… Всё втихую,
А под утро – мороз… И шинельки тогда
Превращались в «броню» ледяную…
Я потом до утра всё минутки считал,
Ночь как вечность - всё длилась и длилась,
А когда наконец-то день новый настал
Половина солдат застрелилась…
Вам, конечно, сейчас их легко осудить,
Что, мол, это не в Вашей натуре,
Не бахвальтесь, сынок, не дай Бог вам побыть
Хоть когда-нибудь в этой же «шкуре»…
Я в тот день был в бою на таком кураже,
Немчуру мы отбросили сходу,
А та ночь… Воспалением лёгких уже
Обернулась мне через два года…
Как палили мы в воздух из сотен стволов…
«За Победу!!!» - и слёзы со стоном,
Даже спирт не пьянил наших буйных голов,
Лишь майор что-то пел баритоном…
Год потом я ещё по Берлину ходил,
Всё грустил за Родную сторонку,
И, хошь смейся, но выжил я, так как хранил
На груди с Божьим Ликом иконку…
И в тот раз, что сказал тебе, там на Днепре,
В ту осеннюю, мёрзлую стужу,
Где мечталось о жарком до неба костре,
Та иконка согрела мне Душу…
И ещё я скажу тебе, паря, сейчас…
Я заметил, ни много ни мало…
Кто, увы, не насытился кровью, подчас,
Долго не жил…всегда так бывало…
Вот, иной раз, ползёшь за своими в ночи,
А они, то есть, немцы – навстречу…
Тоже раненых «тянут» - заждались врачи…
Не стреляли друг в друга при встрече…
Потому, хоть и враг, а такой же народ,
Ведь не все ж сволочами-то были…
И общались, бывало, порой… В Новый Год…
На «нейтралке» спиртягу глушили…
Есть закон «Не убий»… Кстати, верно сказал,
Тот, чей Лик я носил на груди…
Ты, сынок, удивишься… Я не убивал…
Никого за Войну… погляди…
Вот медаль за Смоленск…  Эта вот – за Берлин,
Их потрогай, однако, рукой…
И не сон ли, что был в одночасье один?
Да и было ли это со мной?
Ладно, паря, иди куда шёл по Судьбе,
Задержал я тебя нынче тут…
Но мне было, наверное, нужно тебе
Рассказать всё за тридцать минут…

***
-Ах, какою короткой та ночка была,
Наша часть под Смоленском стояла,
А солдатка-вдова как могла...Так смогла...
Жарким телом меня согревала...
Завтра с марша – и в бой... И, видать, паренек,
Пожалела меня, не гнобила,
Полюбила, как будто, последний денек,
Как в последний разок полюбила...
Кто осудит её за желанье Любви,
Мне доставшейся за занавеской,
И изба была Храмом, как Спас на Крови,
Лишь комбат кашлял сипло и резко...
И никто не нарушил ночной наш покой
На излёте минувшего лета,
Лишь под утро, туман разрывая собой,
Ввысь взлетела к атаке ракета...
И залаял, зачавкал чужой пулемет,
За околицей ухнули мины,
И осколком вспороло комбату живот,
И кричал он от боли, родимый...
И среди суматохи, стрельбы и огня
Потерял я солдатку из виду,
Ту, что целую ночь обнимала меня,
Как жена... Не жене то в обиду...
Разметало нас... Трижды прошлись Мессера,
Нас утюжа ни много, ни мало...
Не забуду... Как будто бы было вчера...
Ну и мне, так уж вышло, попало...
До сих пор я по жизни с осколком бреду,
Как печаль по вдове, по солдатке,
Ведь она отыскала меня в том аду
И тащила в санбат в плащ-палатке...
Что с ней стало? Жива ли? Потом-то желал
Повидаться, да, видишь, не вышло,
Как уж после Победы о ней вспоминал,
Поклонился бы в ноги ей, бывшей...
Бывшей мне в ту далёкую, хмурую ночь
Самым близким, родным человеком,
Да куда там... Пришлось мне себя превозмочь,
Так как четверо было уж деток...
Вспоминал... Только знай, я тогда не блудил,
Напросившись в избу к той солдатке,
Не суди, парень, тех, кто войну пережил,
Это здесь всего нынче в достатке...
А тогда, брат-ты-мой, жили днём мы одним,
И кто знал, чей черёд наступает,
Кто сегодня вернётся из боя живым?
Кто ж его наперёд-то узнает?
Вот такие дела, друг ты мой, дорогой,
Что ж, пойду, да чуток покимарю,
Ну, бывай, заходи, поболтаем с тобой,
Чем-то ты приглянулся мне, Паря...

***
И безногий сказал:
-Лучше б мне умереть,
Чем валяться на этой вот койке,
Быть обрезанным вдвое, а может на треть -
Я пока не увидел насколько...
Ноги чешутся в пятках и там же болят,
И не верится в страшную правду,
Что вчерашний колхозник, а ныне - солдат
Стал сегодня ушлёпком бездарным...
Ничего не смогу я...теперь...на «ура»…
Сам-то знаешь крестьянскую долю?
Потому и просил я соседа вчера
Отписать письмецо моей Поле...
Так и так, мол, был рядом я с ним в том бою
И от Вас страшной правды не скрою,
Что погиб Николай, ничего не таю,
Вообщем, больше не ждите героя...
Дескать, Коля для Вас попросил передать,
Чтобы верность ему не хранили
И, отплакав, чтоб не забывали про мать,
Да и замуж чтоб вновь выходили...
Чтобы деткам отец был, хоть и не родной,
Всё полегче, чем вдовья-то участь...
Коля молвил... Тогда уж уйдёт в мир иной
Он совсем перед смертью не мучась...
Говорил, что когда-нибудь вам иногда...
Он, быть может, ещё и приснится,
Уж, простите его, то беда - не беда
Вновь увидеть любимые лица...
С этой болью в ночи задыхался солдат,
Говоря то соседу в палате,
Где слезами насквозь пропитался халат
Медсестры нашей - любушки Кати...
Где сам воздух пропитан страданьем людским,
Кубометрами крови и стонов...
Рвущих душу с тоски на куски... на куски
Разноликих таких баритонов...
Эх, мужик, да мы каждый здесь с горем своим,
Посмотри хоть на койку, что справа,
Там ослепший, в огне обгоревший танкист,
Как зовут, бишь? Да, вроде бы, Славой...
У окна вон лежит... тоже, знаешь какой?
Амбразуру накрыл своим телом,
Про Матросова слышал? И тот, молодой
Повторил его Подвиг всецело...
-Искромсало всего, а, поди ж ты, живой...
Говорил военврач наша - Глоба...
Худо им, но, однако, всё спорят с судьбой
И за жизнь свою борются оба...
Ну а ты? Сразу скис... Ты ж солдат, твою мать,
Голова на плечах, руки целы,
Ты ж в тылу ещё деток сумеешь строгать...
И по сердцу отыщется дело...
И ещё, я скажу, за неё не решай,
За супругу свою, за Полину,
Ей, поверь, тоже горя досталось «за край»
В эту смутную, злую годину...
Чай, не сахар в колхозе-то нынче житьё,
Пашут, в плуг за конягу впрягаясь,
Вытри слёзы, да что ты раскис, ё-моё,
Извини, что по матери лаюсь...
Поправляйся - и в путь, строить новую Жизнь,
Как пристало...  До дому, до хаты,
Не грусти, паря, ну-ка, бодрее держись,
Мы же были и будем Солдаты...

***
-Ну так слушай, сынок, что тебе говорю…
Под Смоленском был ранен я тяжко,
И потом уж санпоездом я во Тверю
Этапирован был… по бумажке…
Ну а Нина-жена из Рязани тогда
На попутных в войну эшелонах
Добиралась в мой госпиталь… Вот тебе – да,
Не боясь мужиков незнакомых…
А приехала – доктор ей впрямь говорил
Быть со мною хоть днём ли, хоть ночью,
И Валерку-сынка я ей там сотворил,
Потому он и слабенький очень…
Да ты видел его… Он ко мне иногда
Приезжает порой из Сибири,
Где сейчас проживает… С внучками… всегда…
Как-никак – продолженье фамилии…
И ещё я скажу, что никто из солдат
Не обидел бы женщину точно,
Ту, которая деток забрав,
К мужу в госпиталь ехала срочно…
Вот такое, сынок, было братство солдат,
И ребята со мною в палате
Не шумели и делали вид лишь, что спят,
Чтобы их не скрипели кровати…
Потому, как солдат – он понятлив везде,
На себя каждый это примерил,
Кабы он на моём был бы месте в нужде,
И ему чтобы фарт был, поверь мне…
Повезло… Выжил я в той проклятой войне,
А детишек у нас с моей Ниной
Целых пять… Будет время – заходьте ко мне,
Мы Вас встретим с моей Половиной…
Чаю выпьем, а то и покрепче чего
Пару стопок… Ни мало, ни много…
И братушек вспомянем… Уж сколько годов
Ожидают они встречи с Богом…
Их, неприбранных, сколько ещё там лежит
Вдоль дорог, что прошли мы на Запад…
За Победу, сынок, вишь, как время бежит,
Только сердце и ныне в заплатах…

***
-Вы простите, друзья-товарищи,
Что в неравном этом бою
Лишь один из всего экипажа я,
Не сгорев, остался в строю...
Танк горит смоляным факелом,
И я клятву даю сейчас,
На Рейхстаге... что обязательно
Распишусь я за всех за Вас...
Для меня навсегда живые вы…
И, коль не дал Бог помереть,
Значит, мне ваши жизни, служивые,
Предстоит проживать впредь...
Быть за каждого Победителем,
Сыном, мужем, отцом за Вас,
А сегодня... сегодня простите Вы,
Что остался в живых сейчас...

***
Был трудный бой... Всё нынче как спросонку?
Вы спросите меня... Да. чёрт возьми,
Таких историй, классику вдогонку,
Я мог бы рассказать не две, не три...
Была и батарея, и мальчишка,
И был не разорвавшийся фугас,
Которому случилось выпасть «фишкой»,
Не будь его – другой бы был рассказ...
Один немецкий город брали с марша,
Да чуть увязли в уличных боях,
То мы по немцу бьём, то он по нашим,
Остатки зданий превращая в прах...
И рядом после взрыва часть карниза
Упала, обнажая весь фасад,
А там – фугас, застрявший в стенах снизу,
Не разорвался, видишь ли, снаряд...
Ну мы застыли... Ждём... Рванёт ли... Нет ли...
А тут мальчишка - Сашка - сын Полка
К фугасу подбежал, толкнул, помедлив,
И тот упал в подвал, гремя слегка...
Что только не подумалось в то время...
Войне конец, а Смерть – в пяти шагах,
И пацанёнок наравне со всеми
Готов её принять был как солдат...
Малец-мальцом, а мужество какое
Он проявил – вчерашний пионер,
И спас нас всех, но, не кичась геройством,
Утёр пилоткой лоб свой, что вспотел...
Да, многое мы повидали... Слишком...
В проклятой той Войне... Всё набекрень...
Я и сейчас бы мог узнать мальчишку,
Да вот погиб наш Сашка через день...

***
Взял станцию взвод танков как-то наш,
Утюжа все, что там ещё стреляло,
Цистерна с надписью C2Н5ОН
Внимание танкистов привлекала...
По кружке выпив «огненной воды»,
Уснули захмелевшие мужчины,
А далеко ль на фронте до беды,
Когда из боя вышли три машины?
Приказ по части-пьяных расстрелять!
И расстреляли бы тогда... почти что сразу,
Когда б необходимость наступать
Не помешала этому приказу...
А новый день принёс такой расклад-
Из трёх виновных в пьянстве экипажей
В строю остался лишь один... Комбат
Снял шлемофон, с лица стирая сажу...
Весь экипаж, оставшихся в живых,
Представили к заслуженным медалям,
А вечером товарищей своих
Мы тем же самым спиртом поминали...

***
В Судьбу на фронте свято верит каждый,
Спроси хоть генерала, хоть солдата,
Кто по Её велению однажды,
Порой, стоял под дулом автомата...
Мой друг, присев на бруствере траншеи,
Хлебал из котелка остатки супа,
Когда осколок мины срезал шею,
А он ещё сидел, по сути, трупом...
Хлестала кровь, пульсируя фонтаном,
Лишь голова, в покрытой пылью каске,
Смотрела на себя... как истукана,
Не веря в то, что это все не в сказке...

***
Сидим у танка на броне,
На марше движется пехота,
А на Войне-как на Войне,
Война - она для нас работа…
О чем солдату говорить,
Когда затишья час настанет?
И есть минутка покурить
Пусть на ходу, а не в канаве…
Неправда, если говорят,
Что, дескать, в нашем разговоре
Сплошной и откровенный мат,
Что ставит точку в каждом споре…
Нам тем бесед не перечесть,
Конечно, больше все о быте,
О письмах, что смогли прочесть,
И почему комбат сердитый…
О том, что ротный старшине
Велел всем мыло дать с запасом...
А толку? Если банный день
Нам не грозит неделю, часом?
А это, значит, предстоит
Теперь большое наступление...
Кто будет жив, а кто убит
Определится лишь везением…
И, главное, скажу вам я,
В том, что мы живы, Слава Богу,
Нам умирать никак нельзя,
А вера-значит очень много...

***
Он упал от Победы за сотню шагов,
На последних у входа ступенях Рейхстага,
Обагрённых, как жертвенник, кровью его,
Заливающей грудь и медаль «За Отвагу»…
Рота рвётся вперёд, бой гремит вдалеке,
Жизнь уходит, по каплям стекая на камень,
Красный флаг над рейхстагом, как кровь на штыке,
Под порывами ветра парит над Германией...
А в Российской глубинке... в сибирском селе
Оборвётся с письмом светлый лучик надежды,
Но солдату лежать в чужедальней земле,
Защищая границы Отчизны, как прежде...

4.
Доктор Рощин вскоре уехал из старого дома на 1-м Войковском проезде… Ставшего ему за одно лишь лето родным и близким, благодаря дяде Жоре.
Но он помнил старого солдата и его, до боли прознающие Душу рассказы, всю жизнь.
Дядя Жора ушёл в Мир иной тихо и спокойно через несколько лет после их знакомства. Дома, в кругу родных и близких, со светлой улыбкой на лице, не дожив немного до своего 85-летия. Возможно, вспоминая супругу Нину, годом раньше покинувшую своего героя-мужа.
Схоронили его рядом с женой, почти у самого входа на Головинском кладбище в Москве.
Спи спокойно, дядя Жора… Старый солдат, защитник Родины. Земля тебе пухом…