Фадеевские. Семейная сага в 4 частях

                Фадеевские
                (Семейная сага в 4 частях


                Лишь тот, кто согрешил, тот и умрёт.               
                Сын не будет причастен к вине отца, и
                отец не будет отвечать за грехи сына.
                Праведные дела зачтутся праведнику
                и злодеяния — злодею

                Иезекииль 18  стих 20 



                В качестве предисловия.

Много в России было деревень, а, ныне поредели деревни, да и в оставшихся деревнях людей на пальцах можно пересчитать.  Я где-то слышал от нынешней власти, что если жителей менее двухсот, то деревня считается неперспективной, а, значит будет финансироваться по остаточному принципу, и она первый «кандидат» на исчезновение — так и происходит.  Люди, особенно молодёжь покидает родные места, которые когда-то с большим трудом осваивали наши предки.  Теряется деревенский уклад, забываются, исчезают родовые корни которыми были богаты Российские деревни. 
В предлагаемом произведении я хочу проследить, исследовать историю исчезновения такого рода в одной из деревень Забайкалья, исследовать, начиная с момента коллективизации — это тридцатые годы прошлого века  и до начала нынешнего, 21 века.
Удалось-ли это сделать, решать читателю.
          
               
                Часть-1

                Иваныч
               
Снова пришла сенокосная пора.  Зазвенели по утру в деревне отбойные молотки на бабках (наковальня), зазвенели, чтобы собой отбить лезвия ножа литовки, чтобы коса (литовка) как живая была в руках косаря и ровно и желательно ближе к земле валила траву на радость косаря.  Стучат молоточки настраивают косарей на сенокосную работу, душу травят заботой  о скотинке, зима придёт, успевай подбрасывать сенцо скотине, корми её вдоволь, чтобы молочко не выводилось со стола, чтобы детвора да и взрослые пили его и наслаждались запахами ушедшего лета. 
-Нынче травы будет море: июнь тёплый и влаги с зимы невпроворот,- говорят в деревне опытные, повидавшие не один сенокос мужики.
-Да и на островах в пойме Селенги, считай тоже заросли - коси не хочу,- поддержит иной словоохотливый собеседник опытных мужиков, при разговоре.
Иваныч - так в деревне называют Ивана Ивановича - он ещё выглядит моложаво, хотя лет ему под шестьдесят.  У Иваныча мускулистые руки, крепкое тело и он горяч в работе.  Он не обижается когда услышит это: зато кратко и понятно — Иваныч.  Фадеевские они все, все - это пять братьев и сестра.  В деревня где живёт Иваныч называется Красный Яр.  Пять улиц вместе с Новой Деревней — это рядом деревня, небольшая и почти слившееся с деревней — Красный Яр.  Так вот, в деревне для краткости и понятливости почти все семьи имеют свои прозвища по имени своих предков, а род Иваныча — Фадеевские, по имени деда Иваныча — Фадея.  Не перепутать при таком подходе людей, а, в особенности молодых -  не дай бог, сплетутся молодые из одного рода, детей нарожают, а кровушка  родная — могут пойти дети умом тронутые или слабые здоровьем, и по этой причине неприспособленные к трудной жизни в деревне или  ещё где, на стороне.  Получается мудрое решение обозначать людей именами предков, присваивая им прозвища.   
У Иваныча литовка (коса), да не одна, давно отбиты, проверены на крепость и находятся они под крышей сарая, повыше, чтобы ненароком, случайно не напороться на лезвие косы.  У Иваныча в хозяйстве всё в порядке, всё на своём месте и в ограде, в огороде, в зимовье, в амбаре, в  мастерской и даже в бане порядок.  Иваныч любит порядок к нему приучил его отец, да и война добавила ясности и сметливости в голове.  Отец его - Иван Фадеевич молодым, служа в казаках в Даурских степях (на границе с Китаем) не раз бывал по долгу службы в семейских деревнях, нагляделся там: как браво и чисто живут они — ничего лишнего, ограда, да, и та под метёлку, а когда он завёл своё хозяйство также старался — чтобы чистота и порядок, а потом и детей своих приучал к этому, уча, говаривал:  - Чистота во дворе, порядок в голове. 
Но видно не судьба выпала  Ивану Фадеевичу: до коллективизации (примерно 1929-1932 годы) порядок и чистота  были главными в хозяйстве, а потом как топором обрубило - посыпалось хозяйство Фадеевских, а в след наступил окончательный хаос и в головах.  Каждая пустяковина в хозяйстве имело своё место до этого, а тут оставили с одной лошадёнкой, коровёнкой, да с парой поросят, да так кое-что по мелочи.  Порезали землицу пахотную, оставили что рядом с домом — крохи.  Занимался своим хозяйством Иван Фадеевич с большим усердием, можно сказать с остервенением и детей своих настраивал, мол, разрастётся хозяйство - поделю, никого не обижу, только работайте, не волыньте.  А тут разорвалась цепочка повседневных дел, потеряла свою логичность налаженная жизнь вот от этого и хаос в головах у Фадеевских, разруха со временем перешедшая в выяснения отношений между собой, к излишней горячности каждого, нетерпимости и раздражительности.  Горько на душе у Ивана Фадеевича, муторно, да, и молитвы не успокаивали, молитвы перед образами в горнице, на которые была большая надежда у него, не случилось: ругань и хлёсткие слова  всё чаще и чаще звучали в доме Ивана Фадеевича.
-Фадеевские ругаются, - разносится по деревне слушок.
А детвора деревенская, кто рядом живёт, под окошками присядут, уши навострят, рты приоткроют -  слушают не наслушаются.
Иваныч был третьим ребёнком в семье.  К моменту коллективизации стукнуло ему двадцать годков — совсем уже парень, ругань в доме старался обходить, но получалось не всегда, но если вмешивался, то становился горячим, даже порой и руки распустит в драку лезет со старшим братом Фадеем:
-Но и падла же ты, - кричит он брату, а у самого изо рта чуть ли не пена.
-Сколько же лет прошло с тех пор, - задумывается Иваныч,- сорок, а может чуть поболее, - а чего ругались,- чешет голову Иваныч и не вспомнит от чего ругань.
У матери как-то спросил, уже после войны это было, когда он стал задумываться о смысле жизни, а та ему:
-Ругались, так несмышлёныши были, спесь в вас играла, - а потом с осуждением к нему, - а сейчас-то лучше что-ли, так же грызётесь...
Нет уже его матери в живых давно, а слова в душе Иваныча застряли, а как разобраться в прошлом, где найти концы, мучает вопросами он себя теперь.
Правда , мать добавила тогда:
-Может от мака спесь (семя конопли — признаётся наркотическим средствов)?- задумалась Анна Епифановна (мать), - по ночам кричали младенцами были, спать не давали, вот и подсыпали мак в хлебную мякушку c молочком коровьим, да, и в ротик вместо соски, так и все почти делали в деревне, так ни чего-же?.
Иванович сено косит на островах, при нынешней, большой воде лучше косить на Семёновском, там же и сметать стожки.  Он уже план наметил, в голове прокручивает каждую отметину предстоящей работы, начиная с
подготовки на месте - дома.  Жена его Матрёна, почуяв сборы Иваныча, не спеша стала собирать одежду потеплее, посудину разную - они пока в стороне в сенях лежат, осталось только скрутить их в брезентик, а при необходимости дополнить, сославшись на забывчивость, а потом увязать верёвкой и ноша готова.  Ношу увяжет сам Иваныч - здесь силёнка нужна и сноровка, увяжет перед отъездом, на дорогу.  Накануне, за неделю подписал ему заявление на отпуск управляющий Красноярского отделения совхоза Шергинский, Николай Ефимович Орлов, отдал в руки: мол, сам снеси в бухгалтерию, а там всё вовремя сделают, не беспокойся.  А потом заговорил по - свойски: «Опять на острова? На Семёновский  -  нынче, травы море, на разведку ходил, сама в руки просится — коси не хочу, -  отвечает Иваныч. 
- Какая даль, да и на лодке - тебе выделили бы здесь, рядом сенокос, выделили бы, поделились бы совхозным, выдели ли бы как фронтовику и инвалиду и как хорошему работнику, а ты...на остров,- озадаченно напутствовал Иваныча управляющий.
Молчит Иваныч в ответ, не хочет ломать свой настрой, да как объяснить ему - не найдутся слова, чтобы объяснить, да и он сам не сможет себе объяснить: тянет одному побыть, подальше от людей, от суеты мирской, тянет успокоится на приятной работе.  Сенокос на острове для Иваныча вроде как поездка на курорт, на котором он ни разу не был, но наслышался от других: раз съездишь, а потом тянет и тянет...  Правда, один раз в жизни ему пришлось расслабится.  Было это в госпитале в 1943 году, когда после контузии лежал восемь месяцев в военном госпитале в городе Алма-Ата, насмотрелся разного и вспоминать не охота.  В госпитале в палате для контуженных, где первое время лежал он сам, нагляделся как вновь прибывшие или недавно лежавшие выделывали чёрт-что: то матами брызгали невпопад, то в атаку ходили, то хохотали не по делу, то женщин обнимали которых рядом не было — одним словом контуженные.  Когда Иванович более-менее оклемался спросил у медсестры: «А я такое тоже выделывал? Нет, ты всё что-то делил, то-ли землю, то-ли имущество, а с кем делил так непонятно было, с кем делил...».
А потом медсестра продолжила: «Тут такого наслышишься и наглядишься, поначалу у самой уши краснели, но простительно им - они контуженные, а ты ничего, хоть тоже контуженный, только матерился, когда делёжкой занимался...».
-Слава богу лишнего не болтал, а делил, так это возвращал наше, Советской властью изъятое не по-человеческому закону, а делил-то, точно с братьями родными, - успокоился Иванович.
В такие минуты, как эти, вспоминались все родные и отец, молящийся в горнице, в углу которой был богатый иконостас и свечки.  Отец молился, а горящие свечки освещали иконостас и часть лица отца.  Оно со стороны выглядело умиротворённым и спокойным как будто встретился он в это время с желанным и приятным гостем.  Иваныч это видел неоднократно, а  не придавал значения, а тут как наяву — вновь и вновь перед глазами, даже бога стал вспоминать, как сейчас.  И не стыдно вспоминать, хотя  во время срочной службы в армии, ещё до войны, на политзанятиях крепко промывали мозги насчёт бога, но не смогли промыть окончательно, чему Иванович рад — успокаивает, придаёт умиротворённость душе,- скорее бы выздороветь, - думает он в эти минуты и просит об этом и бога.


                На острове Семёновском

Иваныч на острове второй день.  Он выбрал место для шалаша повыше и чуть в стороне от реки, и чтобы ветерок (обычно в это время к вечеру дует лёгкий Баргузин) отгонял комаров от шалаша.  Сейчас время мирное, война закончилась уже как сорок лет и кроме комаров, мошкары и пауков нет злее врага: так неназойливо и по-тихому входил в прошлое Иваныч.  Хорошо на острове спокойно и мысли о прошлом становятся притуплёнными и вспоминается ему только хорошее в жизни.  А вспомнить есть что.  Вчера ближе к обеду спустил он лодку на воду , загрузил в него баклажу - продукты на две недели, сети, велосипед и само собой - инвентарь для сенокосных дел, а самое главное, две литовки (косы) с разными по длине ножи косы, вилы простые и специальные с длинной рукояткой для метания сена на высоту и через часа два был на месте.  Благо по течению плыть - подгребай веслами, не мешай реке, она и подвезёт куда надо и вовремя.  Река Селенга не Волга, где ему приходилось не раз пересекать её, правда, на катере — вывозил раненных из пылающего Сталинграда, зазубриной в душе остались воспоминания о том времени, ни забыть его, не вычеркнуть из памяти, разве что отвлечение на сенокос в глуши притупляет эту зазубрину, да и то на время.  Обратно ему придётся тянуть лодку на течение бечевой (верёвка), но он знает как это делать — Иваныч мужик смекалистый и упрямый, как почти все в деревне его ровесники.  Да и дорога домой будет в радость, ему отдохнувшему душой в одиночестве, в тяжёлой работе забудутся горечи прошлой жизни - вот пожалуй, одна из причин, почему он косит сено вдалеке от деревни, да делить около деревни каждый клочок сенокосных угодий не в его характере, а здесь на островах простор и широта, и трава, трава кругом.  А что бы добираться в любую точку острова Семёновский у него есть велосипед — самое лучшее средство передвижения для его возраста.  Хорошо на душе у Иваныча — впереди работа в радость, вечером уха из свежей рыбы, которую он поймает сетью и  стопки две или три водочки на ночь, много-ли надо человеку каким был Иваныч.  Заканчивалась вторая неделя как Иваныч занимается заготовкой сена на острове.  Погода не подводит, да и время для сенокоса Иваныч выбирает по старинке - народившийся месяц покажет когда начинать сенокос - у отца научился как выбирать.  Нынче он без помощника - один, его единственный сын завёл семью и предупредил накануне отца:
-Нынче не смогу подъехать,- даже предложил отцу,-пора завязывать со скотиной, возраст, а из меня помощник ненадёжный.
- А как же без своего молока, с баночкой по деревне, не по мне,- но на сына не обиделся.
У Иваныча была дочь от первого брака, которую он вместе с женой оставил в городе.  Он в то время работал на Авиазаводе, работал по плотницкому делу, но строгий порядок на заводе надоел ему и он однажды собрал свои вещички и подался в Красный Яр.  То что у него была дочка  никто не знал, даже Матрёна — его вторая жена, да, и зачем переживать, что дочка растёт где-то - так он думал раньше, а теперь же с годами всё чаще и чаще задумывался о ней.  А главный помощник его — это единственный сын, которого он держал в ежовых рукавицах.  Однако, стал замечать Иваныч, что, как-то с неохотой работает его сын с ним — работают вместе, а кажется ему, что врозь, вроде как, по одиночке.  И вспоминается ему как он отталкивал от себя сына, тот, бывало, пацаном спрашивал:
- А как тятя лодку смастерить, такую же как ты делаешь сейчас — ловко у тебя получается,- Иванычу бы отложить на минуту неотложное дело, да не торопясь объяснить секреты плотницкого мастерства, а он буркнет в ответ, - а глаза на что, смотри и запоминай.
Иваныч плотницкому мастерству научился у отца, а тот не отталкивал сыновей — готовил их толковыми, рукастыми наследниками по хозяйству.
- А нужно — ли моему сыну плотницкое мастерство при нынешней жизни,-  возможно так думал Иваныч, кто знает?, но своё мастерство так и не передал никому.   
Стожки Иваныч ставил по середине кошанины, полянки выбирал подходящие, благо где есть — остров Семёновский в таких полянках.  Осталось только огородить стожки — их два, огородить есть чем — тальник рядом.  А потом зимой по свежему насту, по льду, на лошадях отвести их домой, но это уже окончательная работа и потому самая приятная, хотя и не менее трудная чем сам сенокос.
Иваныч уже предвкушал как доберётся домой, как будет парится в бане свежим берёзовым веником, а, потом разляжется на полке в предбаннике и окончательно размякнет душой, а дома, после бани ждёт его жена Матрёна, кипящий самовар, солёный омулёк и прохладная водочка.  Хорошо! 
После сенокоса вновь с воодушевлением брался за совхозные дела Иваныч — у него золотые руки, считай все телеги и сани в Красноярском отделении совхоза дело его рук, а их немереное количество, нужный человек Иваныч в отделении и поэтому ему прощался тяжёлый, порой невыносимый характер, прощался как со стороны начальства, так и простыми людьми в деревне.  Да и водочкой Иваныч не баловался; никто его не видел пьяным, выпившим видели, но после того как он сделает дело, например как сенокос на острове.  Так жил и работал Иваныч до начала восьмидесятых годов, а потом пришла механизация в совхоз и лошадиная сила отошла на второй план окончательно, но, однако начальство совсем не отказалось от лошадей и Иваныч оставался при деле до начала выхода на пенсию.  К этому времени он досконально изучил совхозное производство и порой удивлялся:
- Нам бы такую технику тогда, в тридцатые года, когда по единоличному вели хозяйство, развернулись бы с братьями, разбогатели, глядишь и делить бы нечего было и ругани в семье места бы не нашлось.
И снова в его душе поднимается невидимая горечь, становился он нетерпеливым и возбуждённым и хочется ему подальше уйти от людей, запереться у себя в бондарке, заняться любимым делом.
Поначалу совместной жизни его жена Матрёна, увидев его возбуждённым и суетливым, пыталась ставить его на место - успокаивала, а он в ответ:
- Ты ничего не понимаешь и не поймёшь, что мне пришлось хлебнуть по жизни, да и мне самому не разобраться, тут «профессор» нужен, чтобы разобраться.
С годами Матрёна привыкла к такому состоянию мужа и отстранялась от него на время - она знала теперь, что он успокоится и станет прежним и доступным, как при первых встречах в молодости.       

                Часть 2

                Основатель рода  Фадеевских

Иван Фадеевич родился в 1877 году, где родился и кто его родители он не знал.  Он сураз — так говорили в деревне про ребёнка не имеющего родителей.  Его приютила  семья Изюрьевых, а, точнее Фадей Сидорович Изюрьев.  Получается он рос и воспитывался в роде Изюрьевских.  Род Изюрьевых пожалуй самый многочисленный в Красном Яре.  Род интересный и загадочный.  Основатель рода  - Василий Изюрьев появился в Красном Яре из города Юрьева, что в европейской части России, в начале 19 века.  А когда толмач (писарь) спросил как твоя фамилия братец, тот, не расслышав, или умышленно, чтобы скрыть свою фамилию сказал:
-Из Юрьева я, так и запишем,- отреагировал толмач,- будешь Изюрьев Василий. 
Так было на самом деле или не так, за давностью лет никто не подтвердит.  Да и зачем — фамилия красивая, а главное редкая.
Сидор Васильевич — был одним из сыновей Василия Изюрьева, а всего сыновей было трое и все рождены в Красном Яре — отсюда множество ветвей Изюрьевых в Красном Яре и в Новой Деревне, а род один — Изюрьевский.  У Сидора Васильевича было два сына Никифор и Фадей.
Иван Фадеевич приходился приёмным сыном Фадея Сидоровича и ему повезло — приписали ему отчество - Фадеевич, а фамилию дали — Оскорбин.  История умалчивает кто истинный родитель Ивана Фадеевича, да и неважно это сейчас - сложное время было: может каторжанин или проходимец был его отец, кто знает, только проходил воинскую службу Иван Фадеевич в царской охране в Петербурге, а туда непроверенных не допускали.  А заканчивал он её уже в Даурских степях, что в Забайкалье, о чём я писал выше, мне приходилось быть там во время срочной службы в 70 годах прошлого века, но и местечко доложу вам — степи, небольшие пригорки и ветра...  Похоже, многое пришлось испытать в молодости Ивану Фадеевичу, но ума и терпения накопил к моменту образования своей семьи и не был источником раздора в семье после коллективизации.  Более того, он даже не хотел вступать в колхоз, предчувствуя что добром не кончится для семьи его вступление, а его отлаженное и зажиточное хозяйство развалится на глазах.  Так и случилось — раздор пошёл между домочадцами, поиск виноватого, искали крайнего в образовавшейся нищете, не нашлось рядом толкового и рассудительного человека, чтобы истинную картину нарисовал происходящего, просветил бы. 
Дружок Ивана Фадеевича - Суворов Евдоким (был членом правления колхоза) уговорил:
-Вступай в колхоз, бумага пришла из района - зажиточных не жалеть, а, если что, на выселки, и прошлое припомнят тебе — службу в царской охране.
Со слезами на глазах отвели скот, лошадей в колхоз - попало хозяйство в середняки, а там добровольная каторга и подневольная работа в колхозе.  С каждым годом раздор в семье Ивана Фадеевича только усиливался и семейное напряжение не исчезло со временем.  Иван Фадеевич плотник, столяр от бога — руки растут откуда надо, и он, выкраивая свободную минуту, занимался подработкой на дому, занимался по-тихому, вроде как для себя.  Работал в бондарке (мастерская) он и раньше, ещё до коллективизации, работал почти постоянно, а в свободную минутку пропадал в ней и после вступления в колхоз.  Но сейчас это был не основной заработок на жизнь - главный заработок в колхозе Иван Фадеевич увидит в конце года в виде натуральных продуктов после отоваривания трудодней.  Трудодень — вот единица измерения его труда, необычная единица и заработать её легко, главное - каждый день вкалывай в колхозе, делай то что от тебя требует правление колхоза, делай и порой неважно как ты это делаешь — прошёл день и ладно.
- А где живые деньги? - мучает себя вопросом Иван Фадеевич и не находит ответа.
 С жаром и с усердием работал в своей бондарке Иван Фадеевич по вечерам, бывало уже за полночь, а он не может оторвать себя от дела, работает и песенку напевает про себя, забайкальскую-казацкую, которых знал неимоверное количество.
Вот и сейчас напевает любимую:
Купался бобёр
Купался сязой
Ай ли ай ля лё
Купался сязой
Он ня купался
Весь вымарался...
Простоватая песенка, а как задушу берёт Ивана Фдеевича - размягчается он душой, забывает текущие проблемы и горечи, которые были накануне, и после песни и своей любимой работы в бондарке, оттаивает окончательно, и становится вновь рассудительным и спокойным.
Бывало, если рядом крутятся младшие сыновья - подростки Мишка и Пашка, то вопросы задают: «Как это или то сделать», иногда помогут инструмент подточить на камне-вертушке, всё помощь.  А когда Иван Фадеевич сколачивал очередной лагушок (конусообразные ёмкости для засолки омуля), то от вопросов нет отбоя:
-Как ловко получается у тебя тятя — были досочки, а вот смотри-ка, лагушок, да какой ловкий, я так же хочу, научи тятя,- просит Мишка, -  научу, научу ты постарше Пашки тебе пора учится бондарному мастерству, а сейчас катите его в сарай к остальным.
-А нужно-ли учить задумывается Иван Фадеевич, времена-то какие настают, голова кругом, себя бы не потеряли в этой кутерьме, - а, потом успокаивается, - научатся, жизнь научит, головастые они растут, но не в меру вспыльчивые, а иногда и сленцом работают, но это простительно — подростки.
Иван Фадеевич продолжает рассуждать: «Да что их ждёт впереди - в эти времена грамотные нужны, ах, - сокрушается он, - кабы своё хозяйство, какое было до колхоза, тогда интерес бы появился прямой у них, а тут...
- Тятя, тятя, - удивлённые голоса прерывают его рассуждения, - а как много лагушков и все разные по размеру, зачем? - это не простые лагушки, а «денежные», - осаждает пыл сыновей Иван Фадеевич, - по весне на лодке вверх по Селенге в деревни повезём на продажу, кто со мной, - я, я, - кричат они разом, а потом смеются и сквозь смех, - ура, ура, у нас будет много, много денежек.
Больше всего у Ивана Фадеевича голова болит за троих старших — первенца Фадея, ему уж за тридцать, сорванец каких поискать, за Прокопия - он тихоня и добродушный на вид, за Ивана - третьего сына, этот не может себя найти, вот собрался на Камчатку деньжат заработать, на месте не посидит, суетливый.
-Младших то можно ещё подправить, подготовить к будущим испытаниям,
а, эти-то, старшие, уже вырвались из под рук, словами и наставлениями не исправишь, не направишь в нужный путь, - так рассуждал Иван Фадеевич о судьбах сыновей, рассуждал с горечью и порой с досадой.  Однажды, после удачной продажи своего товара купил Иван Фадеевич подарок для семьи, купил патефон и пластинок к нему.  «Вот музыка, слушайте, - сказал он всем спокойно, а только Мишке назидательно и с нажимом в голосе, - нечего под окошками пропадать у Лукиновских, музыку слушать, теперь своя есть (Лука Орлов-основатель рода Лукиновских-одного из зажиточных родов в Красном Яре в последствии выселен)».  Временами Ивану Фадеевичу вспоминалась служба в царской охране, вспоминалось как бы само собой, но не за работой в бондарке, а так случайно: бросит взгляд на казацкую форму, на саблю, что в углу, справа от входной двери дома висят — бросит взгляд, так в памяти сразу всплывают моменты службы при царе, всплывают вопросами:
-А со мной-ли это было, или приснилось мне эта престижная для обыкновенного казака служба, столь неприятная теперь для Советской власти.  Горечью оборачиваются для него воспоминания и он старается избавится от них окончательно заглушить их, но как это сделать он не знает.
-Время рассудит, время всё на место поставит, но не дожить мне до этого времени, скоро-ли это будет, а будет-ли вообще, - так рассуждал Иван Фадеевич о своей службе в царской охране, - крепко же взялась Советская власть за старое, выкорчевывает с корнем прошлое, неугодное ей, - так обычно заканчивались подобные рассуждения Ивана Фадеевича.  Иван Фадеевич не дожил до начала ломки Советской власти, до девяностых годов прошлого века, не дожил лет двадцать, ему к этому моменту было бы далеко за сто лет, и стал бы он свидетелем крушения авторитарной власти, наверное он был бы рад этому, а может быть не очень рад, он то точно знал теперь, к чему приводят резкие повороты в жизни людей, увидел и прочувствовал это на своих детях, на своей семье и на себе тоже.      
               
                Часть 3
                Михаил Иванович
                (Мишка)
Михаил Иванович четвёртый сын Ивана Фадеевича.  Михаил Иванович  - так называли его уже повзрослевшего, прилюдно в деревне.  Рос он балагуром и смешливо - неуёмным ребёнком, был у родителей любимцем и от того чуток избалованным вниманием и ему порой прощалось, то что другим детям в семье Ивана Фадеевича попало бы по заднице ремнём.  Однажды ему  двенадцатилетнему ребёнку поручила мать перебрать лук из корзины, а он взял и вывалил весь лук в помойную яму, так ему ничего не попало — так, пожурили, да за ухо потрепали родители.  Будучи подростком, Мишка в силу своего возраста мало ощутил всю трагедию коллективизации для своей семьи, но весь трагизм положения стал понимать чуть позднее, когда в семье начались разборки и ругань, природу которых по смутной догадке он относил к организации колхоза, и к насильственному принуждению его семьи к вступлению в колхоз.  В 1939 году его призвали в армию и он с привеликим удовольствием отправился служить, наивно полагая, что наконец-то никогда не услышит душераздирающих споров в семье.  Наверное, ему пришлось несладко вначале в армии с его смешливо-неуёмным характером, который он не растерял даже в тяжёлой семейной обстановке, кто знает, но в письмах он не намекал об этом.  Отец его Иван Фадеевич, получая письма от Мишки, радовался и гордился им:
-В меня пошёл Мишка, - делился он с соседом  Егором Мироновичем (продолжателем рода Мироновских), - я на службе был успешен, при царской охране служил, шутка-ли, и Мишка далеко пойдёт, пишет что окончил семь классов и звание у него - старший лейтенант, - потом Иван Фадеевич на минуту замолкает и сконфуженно-доверительно Егору Мироновичу, - Мишка пишет, что в партию вступил, а может зря вступил, Миронович, ты вспомни что сделали коммунисты с нами несогласными, вынуждая добровольно вступить в колхоз, - молчит Миронович, не хочет обидеть соседа своим мнением, прикусил язык, и Иван Фадеевич умолкает так до конца не поделившись успехами сына в армии.  Мишку комиссовали из армии в сорок четвёртом, когда он явился домой, родные с трудом узнали его.  Сильный и длительный кашель бил его, худоба в теле, лицо прежде весёлое и бесшабашное приобрело незнакомую серьёзность и желтизну, на вопросы отца ответил:
- Лёгкое порвал, комиссовали, в госпитале пролежал два месяца, а теперь подчистую на гражданку, на инвалидность отправляют врачи, вот и справка, - сам знаешь тятя, - оправдывался он перед отцом, - какой климат на Востоке, да, и готовили по усиленной программе, кормёжка слабая, паёк обещали усилить перед отправкой на фронт, на Запад, не успел, не дотянул...
На этом вопросы к Мишке закончились:
-Всё ясно - хоть один будет рядом, Иван и Павел на фронте.  А Прокопий с августа сорок третьего в землице чужой в Смоленской области лежит -  убила его вражеская пуля, ушёл из Фадеевского рода навсегда, ушёл не оставив после себя ни детей ни жены, а Фадей на Колыме золотишко добывает для страны, для победы — осудили его в сорок третьем, - так горько задумался о сыновьях Иван Фадеевич, задумался и молчит, лишь стёр шершавыми, разработанными руками накатившуюся слезу, так не проронив ни слова.
Мишка для своих, а для других в деревне Михаил Иванович, так постепенно стали называть его односельчане прилюдно, а как за глаза — одному богу известно, но это не важно как, главное признали в нём лидера в строительном деле и в других делах, где требовалось чёткое и ясное руководство.  Но это будет потом, позднее, после того как на крепкие ноги поставит его жена - Анастасия, да так поставит, что удивляться будут врачи, но из-за шрама в лёгких и надрывного кашля, возникающего иногда неожиданно, бронь на службу в армии не сняли, сославшись на заключение специалистов из госпиталя.  Анастасия - Надя, так для краткости называли её, и ей - Анастасии понравился молодой и хваткий парень, а, то что кашель и хвороба, так это дело поправимое и она знала как избавится от хвори, благо, что её отец - Павел Никитич страдал схожим кашлем (надышался газом - Иприт, во время Первой мировой войны), и Анна Ефимовна (жена) отпаивала Павла Никитича свиным внутренним жиром, помогало, и Мишке поможет обязательно.  Но когда отец Анастасии узнал, что она собралась замуж за Мишку Фадеевского и просит благословения родительского, вспылил и отговаривал её от безумного шага:
- Куда ты девка голову толкаешь, пропадёшь с ними, у них все дела через ругань решаются, а чего ругаются в толк не возьму, и тебе достанется...- но не послушалась она отца, поступила так как и задумала; убедила родителей, сославшись на судьбу, и понадеявшись на свой покладистый характер.  По началу было тихо, но потом, позднее взъелась на неё Ефимия (Фима), а от чего взъелась, Анастасия поначалу не разобрала, но стала повнимательнее присматриваться к Фиме, но у Анастасии и в мыслях не было угождать Фиме и приспосабливатся к её характеру.  Фима была единственной дочерью Ивана Фдеевича, родилась она перед Павлом — последним сыном Ивана Фадеевича.  Фима - желанный ребёнок в семействе Ивана Фадеевича, как ни как дочка — надежда на благополучную старость.  Она также как и Мишка росла баловницей, но смышлёной  и любопытной, порой слишком любопытной — привяжется к кому-нибудь в семье с вопросом, не оторвёшь, а, если оторвёшь её от себя - обидится, может и злобу затаить, на время, а потом поворчит, поворчит да перестанет дуться.  Анастасии было тяжело в семье Ивана Фадеевича, она чувствовала себя не в своей «тарелке», но знала что временно, Михаил уже рядом  с отцовским домом  присмотрел землю, начал в свободное время от работы готовить лес под небольшой домик.
-Всё наладится скоро, надо потерпеть, - успокаивала себя Анастасия.
Семья Конева Павла Никитича в которой Анастасия прожила до замужества, в противоположность семье Ивана Фадеевича была дружной, если брались за дело, то делали его с удовольствием и без внутренних конфликтов.  Семья большая.  Глава семейства Павел Никитич к пятидесяти годам стал частенько болеть, чахнуть и хозяйство его окончательно легло на старших сыновей, жену и дочь Анастасию — она была старшей из детей в семье и единственная дочь.  Кокой звали её братья — погодки они, и было их пятеро, так, что Анастасии пришлось приобщится к их уходу и воспитанию, когда они были малыми, они привыкли к её заботливости и по причине особой привязанности называли Кокой.  Подростком, окончив один класс школы, и когда чуть повзрослев, определил её дядя - Степан Никитич - кровный брат отца (был членом правления колхоза) на работу:
- Пусть Надя убирает в конторе, договорился я с председателем Трофимом Сычёвым, договорился на пол трудодня, всё доход семье, а так не вытянуть тебе, брат, семью, не прокормить.
Жалко дочку Павлу Никитичу, а деваться некуда, согласился.
Анастасия проработала уборщицей года три, убирала чисто, насмотрелось разного в конторе - шум, гам, споры, наслушалась матов во время разрешения споров, а порой приходилось ей задерживаться допоздна в конторе — ждала, когда закончится очередное собрание, а потом бралась за уборку: соберёт гору окурков, промоет пол до блеска от плевков и соплей, проветрит помещение от вони и табачного дыма, вздохнёт тоскливо и айда домой.  Она настолько привыкла к порядку и чистоте, что не могла подумать даже, что встретит похожее запустение в доме Ивана Фадеевича.  Недели через две, не выдержав, Анастасия взялась за уборку в доме Ивана Фадеевича.  Родители мужа, увидев как ловко наводит порядок невестка, обрадовались:
- Наконец-то будет чистота и свежесть в доме,- обрадовались они.
А Ефимия на невестку затаила на злобу:
- Смотри ка, - делилась она с соседями, - хозяйкой себя почувствовала, скоро командовать будет нами, не дождётся, - и тонко, поджав губы, замолкала.
Вскоре она успокаивалась и отношение к невестке становилось прежним -  напряжённо — выжидательное, какое было вначале прихода Анастасии в их дом.  Анастасия увидела золовку другой, более понятливой и доступной.  Было это четырнадцатого августа сорок четвёртого - в день гибели Прокопия (погиб в 43г.), Фадеевские собрали поминальный обед, израсходовав месячное пособие по потере сына (75 рублей), пригласили соседей, выставили на стол фотографию Прокопия, а, когда выпили по одной стопке, Ефимия горько расплакалась, прилюдно расплакалась — любила она брата искренне, любила за доброту и заботу о ней, и в этот момент стала она понятней для Анастасии, ей даже захотелось пожалеть её, поддержать и успокоить.     Мало-помалу, зажило семейство во время войны спокойно, уют и спокойствие создавалось и не без участия Анастасии, да и у Михаила Ивановича дела пошли в гору — приметило его начальство; в партийный комитет коммунистов Красного Яра и Новой Деревни выдвинули, командовал он летом звеном по заготовке сена, а после сенокоса возглавил строительную бригаду, где окончательно проявился его талант строителя и организатора.  Война на время притупила чувство обиды у Ивана Фадеевича на вынужденное вступление в колхоз, он человек служивый и прекрасно понимал, что не время сейчас выставлять счёт власти, но в душе надеялся -  подойдёт время одумается власть и попросит прощения у таких как он -  обиженных, правдивых крестьян.  Сын его Михаил Иванович был в восторге от Советской власти: он с воодушевлением делился в минуты откровения с родными, мол, какая ждёт всех жизнь после войны, сытная и свободная, а про бога отзывался нелестно, что коробило домочадцев, в особенности Ивана Фадеевича - он по прежнему молился перед иконами, в горнице, а в последнее время вымаливал бога о скором возвращении сыновей с войны и из ссылки.  Бывало, заговорит Михаил Иванович о боге нелестно, а Иван Фадеевич ему:
- Чего ты Мишка раздухарился, сам то крещённый и через крещение своё может и выжил, - дурак ты батя, что, твои деревяшки с образами правят нами, а правит людьми сила и власть, - отзывается Михаил Иванович, - возмущённый ответом, Иван Фадеевич, приглушённо и зло ставит сына на место, - переделали тебя в армии, сын, крепко переделали, перековали не думал, что «они» так тебя изуродуют...
На этом перепалка заканчивается и больше ни у кого не возникает желание касаться разговорами о боге, трогать щепетильную тему.  Но, иногда, в минуты внезапного внутреннего озарения, возникающего спонтанно, у Михаила Ивановича рождались  сомнения:
- А может прав отец, упрекая, что переделали его в армии, перековали, - и вспоминается ему как тяжко пришлось ему по-началу в армии, ему оторванному от земли, от сохи, ему с его смешливо-неуёмным характером, отправившись от семейных разборок и ругани в армию, как было тяжело и он один знает как он себя давал переделывать в разумного умудрённого опытом и знаниями мужчину, которого сейчас почитают в колхозе, и предлагают высокие должности, о которых он раннее, до армии даже не мечтал.
- Переделывали с помощью дисциплины, используя силу власти...- так оправдывался про себя Михаил Иванович, теперь уж и перед отцом Иваном Фадеевичем, и его, после внутреннего откровения, покидали сомнения и становился он самим собой — сильным и решительным.
Михаил и Анастасия перебрались в своё скромное жильё в сорок пятом году, перебрались вовремя, к этому времени вернулся с фронта сын Ивана Фадеевича — Иван Иванович (Иваныч) и освободившееся место в доме занял он.  При первой же встрече братья повздорили, не сразу, конечно -  вначале обнялись, потом выпили со всеми за приезд, за Победу, за окончания войны, за родителей, которые наконец дождались сына, а после этого Иваныч спросил брата, спросил с упрёком:
- Отсиделся, значит, пока мы там на Западе кровушку лили, так получилось, -ответил Михаил Иванович, - да ты наверное от родителей всё знаешь, знаю, - ответил Иваныч, - но от тебя хочу услышать, - и полились маты от Иваныча...
Встал со стола Михаил Иванович, схватил за руку жену и покинул отчий дом, теперь надолго... 
- Ни ногой, пока брат здесь, опять ругань и скоро до делёжки дело дойдёт, а что делить, всё в прошлом, - возмущается Михаил Иванович, - успокойся, перебесится он, - настраивает мужа Анастасия, - не перебесится, - обрывает её Михаил Иванович, - войну прошёл, а ума не нажил, не перебесится...
Вскоре Иваныч подался на заработки и в деревне появлялся редко, а если появлялся, то избегал встреч с Михаилом Ивановичем, да и с хлопотами и заботами стала забываться та, первая встреча с братом, Михаилу Ивановичу, но осадок остался, и он, иногда, считал себя почему-то виноватым в той стычке, а почему не понимал:
- Брат же всё же, кровный, - с досадой задумывался он, а потом успокаивает себя, - первый начал...
В конце пятидесятого года вернулся из армии брат Павел.  Они встретились в небольшом домике Михаила Ивановича.  Выпили за встречу, поговорили о том, о сём, поговорили спокойно, без споров, да и они раньше никогда не конфликтовали, а уходя Павел поделился:
- Уеду я скоро, брат, на стройку в Усть-Илимск (Иркутская область), что меня ждёт здесь, ругань и скандалы, а там ГЭС собираются строить -  работа как раз по мне...
Павел уехал через год - дождался вызова, собрал армейский чемоданчик и был таков.  Уехал и как будто в «воду канул»; пришлёт раз в год письмецо отцу, мол, жив здоров, а так приехать, проведать стариков ни ногой... 
Анна Епифановна, умерла в пятьдесят седьмом, так и не увидав сына, и на похороны отца он не приехал, хотя телеграммы отправляли во время.  Остаётся удивляться, как крепко  засела обида у него на родных, засела как заноза, выковырять, избавится от неё не помогло даже время.  Так постепенно, разрушался род Фадеевских в деревне, и ещё одна ветвь, ветвь Павла Ивановича отлетела от него, отлетела навсегда.
Фадей Иванович - старший сын Ивана Фадеевича - его надежда в молодые года, и надёжная опора по хозяйству в будущем, вернулся с Колымы ранней весной.  На Колыме он отбывал срок за воровство (в сороковые годы судили за перепродажу омулей), и не заходя в отцовский дом, остановился у брата Михаила.
- К отцу потом загляну, когда увижу, что брата Ивана (Иваныча) не будет в доме, (Иваныч по возвращению с заработка, временно жил у отца), а пока поживу у тебя, не против, - спросил он у брата, прежде поздоровавшись со всеми, - поживи, поживи, - ответила за двоих Анастасия, - да как ты исхудал, да и поизносился весь, как босяк какой, - с жалостью проговорила она.
После недели спокойной жизни, поправился, подобрел лицом Фадей Иванович, ожил.  Анастасия подобрала ему одежонку, хотя поношенною, но лучше его арестантской, пожив ещё неделю он заегозил:
- Пора мне Мишка «прибиваться к берегу» пойду в Колесово (деревня за рекой Селенгой), пока лёд крепок на реке, плотницким делом займусь, живые деньги зарабатывать, пристроюсь к вдовушке - их сейчас хоть «пруд пруди», - а потом, помолчав, с обидой произнёс, - ходил к отцу инструмента строительного попросить, я же гол, как сокол, да встретил брата Ивана (Иваныча), не угомонится никак, всё старым упрекает, а когда инструмент увидел в руках, взбесился, ворюга ты, ворюга...
Молчат братья, а потом Фадей Иванович, успокоившись продолжил:
- Не будет мне житья в деревне, печёнкой чую, не будет, лучше быть привязанным к дереву голым под мошкару ( его в лагере привязывали к дереву на ночь голым — провинился), чем жить в «аду».
На следующий день, забрав инструмент, немного еды, потрепав по голове племянника (сын Михаила), попрощался со всеми у ворот, и под песенку:
- Были сборы не долги..., - он неспешно направился к реке.
- Зачем живёт человек? Ни себе ни людям! - с сочувствием проговорила Анастасия, когда Фадей скрылся за поворотом дороги, ведущей к реке.
Так оборвалась очередная ветвь рода Фадеевских в Красном Яре, оборвалась, так и не начавшись совсем. 
Михаила Ивановича окончательно признали в деревне толковым строителем и организатором, после того как его строительная бригада построила новый клуб в Красном Яре (проектно-сметная документация и сам проект клуба были разработаны им).  Новый клуб был красив и долгое время, вплоть до начала двадцать первого века являлся укрощением села.  Старый же клуб превратился в кучу углей после трагического пожара.  Об этом пожаре (март 1956г) трубили даже в Америке, мол, коммунисты живьём сжигают людей, что конечно было ложью, но и причиной пожара стала человеческая беспечность, и несоответствие помещения клуба требованию пожарной безопасности.  Михаил Иванович сутками пропадал на стройке и вся обязанность по домашнему хозяйству и уходу детей легла на молодые плечи Анастасии - она жаловалась матери:
- Кому ночь, а мне всё день...
Всё бы хорошо, да после торжественного открытия клуба, поручил партком колхоза Михаилу Ивановичу, возглавить земельную комиссию по изъятию неучтённой земли у колхозников — изымалось то что для людей было главным — земля изымалось грубовато-нахально и нажил Михаил Иванович себе кровных врагов в деревне - недовольство и скрытую злобу затаили обиженные. 
Интересно устроены люди; они редко, а порой  вообще не замечают хорошие поступки других людей, даже по отношению к себе, а стоит кому-либо совершить нечто, по собственному мнению людей плохое, так сразу же причисляют их к негодяям и подлецам. 
В стране наступила эпоха Хрущёва, и партийное руководство совхоза Шергинский, куда отделением входили и деревни - Красный Яр и Новая Деревня, объявило борьбу с религией.  «Палку перегнули», призывая людей сдавать иконы добровольно, но во время одумались, и отменили невыполнимое.
- Совсем из ума выжил мой сын, - загоревал Иван Фадеевич, узнав что его Мишка - его сын, одним из первых отнёс иконы со своего дома, - запечалился он, - пропадёт род Фадеевских, исчезнет окончательно в деревне, шутка-ли на веру божью руки поднять, грешник он, иуда, а крещённый же, как же ломает власть людей, - сокрушается Иван Фадеевич, - на святое руки поднять, прости их Господи, - и умолкает он, успокоившись.
Мало-помалу, неприятные события в деревне позабылись - началось небывалое освоение сельского хозяйства в стране, появились живые деньги в совхозе, часть которых вкладывали в строительство жилых домов.  Возглавил строительство Михаил Иванович - он к тому времени инженер-строитель, по-простому - прораб, так вот, возглавил и развернул его по-настоящему; до сих пор стоят эти дома по деревням бывшего совхоза, нет теперь коммунистов и страны прошлой нет, а дома стоят и не пустуют, и редко кто вспомнит; как с каким трудом строились они, а вспомнят ли они простого прораба Михаила Ивановича — человека, из рода Фадеевских, а может и вспомнят, хорошо бы, если бы вспомнили...

                Часть 4
                Судебные разборки

Приближались девяностые года, смутные года.  Давно ушли из жизни Иван Фадеевич и его старший сын Фадей.  Фадей так и прожил бобылём, не завёл семью, и собой не продлил род Фадеевских.  Из Фадеевских в Красном Яре осталось три семьи - Иван Иванович (Иваныч) с женой Матрёной, Михаил Иванович с женой Анастасией с четвёртым сыном Владимиром, и Ефимия (Фима), проживающая одна, и её, время от времени, навещал единственный сын, приезжая с семьёй, а иногда один погостить и помочь по хозяйству.  Он к этому времени, помыкавшись в чужих краях, перебрался поближе к матери и устроился в коллегию адвокатов в Улан-Удэ. 
Фима лишь однажды выходила замуж, даже сменила фамилию, но в силу неизвестных обстоятельств разошлась с мужем, а почему разошлась - она не делилась с посторонними, возможно неуживчивый характер и девичья спесь стала главной причиной развода.  Её бывший муж, поженившись повторно на покладистой женщине, был счастлив в новой семье и был доволен, что во время разорвал брак с Фимой.
Три семьи из рода Фадеевскмх по-прежнему жили сложной жизнью -  прошлое не отпускало.  Они редко пересекались в деревне за общими разговорами, пожалуй Ефимия и семья Иваныча, жили более менее дружно, но всё же они избегали разговоров о прошлой жизни, о жизни с конфликтами и руганью, которые были в доме Ивана Фадеевич ещё при его жизни.  Да, и, пожалуй общая работа на свиноферме трёх женщин из разных семей, столкнула, в прошлом вместе, но эта была их работа — отработали и айда по домам и никаких разговоров о личном.  Сейчас же они на пенсии и живут замкнутой жизнью пенсионеров.  Однако судьба для всех трёх семей распорядилась по-своему и им пришлось встретиться в районом суде уже вместе -  лицом к лицу. 
Однако всё по порядку.
Нежданное событие произошло в семье Михаила Ивановича и Анастасии, потерялся, исчез из семьи их сын Владимир.  Ему к этому времени было за двадцать годков, никого не известив — «канул как в воду».  Правда, Анастасия в последнее время почувствовала, что изменился её сын, затуманился, «ушёл в себя», но особого значения не придала, а на вопрос:
- Всё ли ладно у тебя, сын, - слышала уклончивые ответы.
А тут исчез — «ни слуху ни духу».  Владимир был четвёртым ребёнком в семье рос он любознательным и впечатлительным ребёнком, отличался от своих сверстников многими способностями; ему легко давалась учёба, причём по разным дисциплинам, он подростком посетил Москву, как отличник учёбы, его стихотворения печатали в газете «Пионерская правда», он рос неконфликтным ребёнком, он остро чувствовал плохое настроение других людей, а, почувствовав, в себе утаивал, как бы переживал.  Странная и опасная черта характера — не правда ли, и отчего она у него? - ему бы, как-то среагировать, избавится от негатива, а он, лишь вздохнёт про себя, загонит внутрь и никакой видимой реакции.
В деревне пошёл слушок,- Вовка Фадеевский потерялся, ушёл из дома...
Со временем слушок обрастал подробностями - довели парня Фадеевские, довели руганью и выяснениями отношений, а, некоторые, затаившиеся злобу на Михаила Ивановича подначивали:
- Порча на парне, ладили на отца, а досталось сыну, затуманился он, запутался по жизни, а ладила то, бают, Матрёна, родня...
Запечалилась Анастасия — не может найти причину, сердце заболело от переживаний, поневоле поверишь слухам, а тут ещё шаман, взявшись помочь горю, сказал:
- Я помогу вам, я знаю как помочь, он вернётся домой, когда я проведу обряд «Камлания» (обращение к духам воды и огня) - на вашу семью послана порча, я избавлю семью от порчи...
Вскоре, после обряда сын вернулся домой, вернулся исхудавшим, но с просветлённым мышлением.  Как теперь не поверить слухам и шаману, и Анастасия поверила, да тут бы любой поверил...
Однако, о главном.
В районный суд Фадеевские приехали врозь - разным транспортом.  Это была вторая поездка на заседание суда.  Второе слушание было перенесено на этот день, помощник судьи, молодая, но опытный юрист в прошлый раз  сказала:
- Дело сложное, необычное и я ходатайствую у состава суда о повторном слушании, до предоставления в суд медицинского заключения из психоневрологического диспансера п. Троицк, где некоторое время проходил лечение Владимир - сын Михаила Ивановича и Анастасии Павловной, - а потом она объяснила, - это нам поможет отклонить или принять к рассмотрению в суде исковое заявление Матрёны Кузьминичной к ответчику.  Состав суда согласился с доводами помощницы судьи, и, теперь присутствующие на суде внимательно слушали помощника судьи:
- В настоящем медицинском заключение я отмечу главное, - начала она, поднявшись с кресла, - Владимир лечился в указанном медицинском заведении, прошёл полный курс лечения от нервного срыва, который, по словам родственников наблюдался у него и ранее, но проходил быстро.  Данный нервный срыв считается нестойким заболеванием - им может заболеть любой из нас, - отвлеклась она от заключения на время, добавив свой комментарий, - затем продолжила, - однако в силу молодого возраста и неблагоприятных внешних факторов; таких как напряжённые, скрытые отношения в семье и между другими родственниками вне семьи, изматывающая учёба, недосыпание и неудачная любовь могут провоцировать нервные срывы и далее, - продолжала помощник судьи, - пациент по натуре своей склонен драматизировать любое негативное событие, не касающего его самого лично, но влияющие негативно на его психику..., остальное несущественное и не относится по-существу к рассматривающему делу, - наконец закончила помощник судьи, потом она села на своё место и заседание продолжилось:
- Итак, - в ходе рассмотрения гражданского дела по исковому заявлению Матрёны Кузьминичной к ответчику — Анастасии Павловне, по поводу претензий Анастасией Павловной в ворожбе и нанесения порчи её сыну, со стороны Матрёны Кузьминичны, считать обоснованными и принимается во внимание, - заключила свой вердикт судья, уже не молодая, с слегка прокуренным лицом женщина, - а, сейчас суд удаляется на совещание...
- Интересный случай рассматриваем мы, - заговорила судья, прикуривая сигарету в совещательной комнате, - интересный и редкий, как будто судим ушедшую эпоху, прошлое время, а представители сторон каковы, похоже юристы, родственники что ли? - задумалась судья, стряхнув пепел на пол, - а, этот со стороны истца больно уж грамотный и нахальный, видела его раньше, в адвокатуре в городе, - потом она, гася сигарету об ножку стола, произнесла с сочувствием, - сын то ответчицы так и не поделился в прениях, хотя приглашали его, Владимир - кажется его имя, просидел уткнувшись в себя и тяжело ему придётся - времена то какие настают, голова кругом...
- Однако, пора в зал, - проговорила судья, пропустив вперёд коллег и на ходу в урну бросила окурок.
- Оглашается решение суда, - начала привычно судья, - исковое заявление Матрёны Кузьминичной считать обоснованным и решено применить меры воздействия к ответчице Анастасии Павловне в виде предупреждения и выплате денежного штрафа истцу...
Распался род Фадеевских в деревне, распался окончательно после суда, распалось то что с большим трудом создавал Иван Фадеевич — основатель рода.  Не как родственники оказались представители рода, а как чужие люди, не тянула их родная кровь, не сближали трудные события и обстоятельства жизни, а наоборот разъединялись и ломали свои судьбы они собственными руками, принеся этим беспокойство и нервозность своим  детям и внукам, а как иначе, только родовое братство способно укрепить заложенную природой силу в человеке, не об этом ли думал Иван Фадеевич, когда прикладывал свои усилия по укреплению рода Фадеевских.  Распался род Фадеевских в деревне, исчез, так же как исчезли, растворились по стране и другие родовые семейства в Красном Яре, вымирает деревня, обрубили ей корни, возродится ли она снова семейными родами - покажет время, оно главное теперь и ему -  времени, представлено слово...
               

Сентябрь 2022г