Литовская крепость. 42

В полдень, закончив дела в канцелярской избе, наместник, князь  Иван Юрьевич, с Яном Щитом и Олехно Савичем стояли на высоком крыльце, разглядывая внутреннюю часть крепости и беседуя.  Палило солнце. В небе плыли редкие облака.  В открытые ворота Литовской башни въезжали запряжённые лошадьми повозки с грузом. Стража на воротах весело перекликалась с возницами, отвлекая внимание изнывавших от жары дозорных на стенах.
-Что слышно в городе? – спросил наместник, наблюдая за суетой у ворот.
-Боярин Фёдоров ездил в имение к Волку, но зачем ездил и с чем вернулся – неизвестно. Ходит мрачнее тучи. Сидит один на своём осадном дворе, - сказал Савич.
-Ну, зачем ездил – догадаться нетрудно, - усмехнулся наместник, не отводя глаз от ворот и намереваясь окриком призвать возниц и охрану к порядку. -  Он же один, значит, ищет к кому прибиться. Почему мрачнее тучи – тоже сказать нетрудно: Волк ему отказал.

-Почему ты думаешь, князь, что Волк ему отказал? Зачем  Волку чего-то бояться? У него в  имении много людей, что не в ладах с законом, он не скрывает этого. Одинец ничего особенного не нарушил, так с чего ему отказывать?
-Верно, Олехно, но люди, что скрываются у Волка, совершили ясные всем проступки, и защищать их легко: им нужно  всего лишь стороной  объезжать крепость и не попадаться в руки к подвоеводе Рагозе.  А боярин Фёдоров – другое дело. На его имение был совершён наезд: любой понимает, что руководить им мог только тот, у кого есть вооружённые люди.  Стало быть, это человек, имеющий влияние. На боярина Фёдорова несколько раз покушались. Это значит, что если Волк возьмёт его под защиту, то привлечёт к себе внимание тех людей, которые пытаются его убить. Поскольку во главе их человек знатный,  то и столкновение с ним будет знатное.  Дела между боярами со смертоубийством разбирают в столице. Значит, в крепость приедут великокняжеские люди из столицы. Станут разбирать, кто да что, тут и всплывёт вопрос: а кто такой боярин Волк, и как он очутился в крепости так далеко от Литвы?

-Разве он не приехал наследовать дяде? – встрял Щит.
-Так любил дядю? А дядя у нас кто? Дядя, помнится мне, прибыл сюда в обиде на великого князя и отказывался вернуться, как его ни звали обратно. Нет, Волку не нужно столько шума, поэтому он ему и отказал. Наверняка велел возвращаться к Местьнику. Интересно, почему Одинец не остался у Местьника? – задумчиво произнёс наместник.
-Да этот упырь, наверняка, пытался просватать ему свою глыбу-дочку, чтобы пристроить её и обеспечить себя наследниками, вот он и сбежал. Я бы тоже сбежал, - пожал плечами Щит.
-Ты рассуждаешь глупо! Если бы боярину Фёдорову действительно сделали такое предложение, нужно было соглашаться. Он бы разом получил влиятельного тестя,  у которого есть вооружённые слуги, унаследовал со временем  всё его имущество, потому что кроме дочки других наследников нет. Тесть дал бы ему крестьян взамен тех, что разбежались из его имения, обеспечил защиту. Почему же боярин Фёдоров уехал от Местьника? Ведь Местьник был явно к нему расположен.
-Может, всё-таки дочка ему не понравилась? – снова предположил Щит.
- А что дочка? Она только ростом, как хороший мужик. Ну и что? Сыновья были бы высокие, если бы пошли в мать. Кроме того, она хозяйственная, дом в отсутствие отца держит. Он мог бы, если бы захотел, воспользоваться правом отъезда и спокойно отправиться хоть на службу в другое княжество: все владения были бы за ней, как за каменной стеной, ничего бы не пропало.  Почему же он уехал? Из гордости? Но если он ездил к Волку, значит, наступил своей гордости на шею. Почему же он не возвращается к Местьнику? Он же понимает, что быть одному опасно.

-А нам очень нужно, чтобы он уехал к Местьнику, стал его зятем и сделался влиятельным человеком? – спросил Савич.
-Нам не нужно, но мне интересно. Ведь он так и не приехал сюда, в крепость, не попросил защиты, - задумчиво произнёс наместник, наблюдая за тем, как возницы, наконец, прибыли в центр площади, где под руководством отдававшего пронзительные команды подвоеводы Рагозы начали разгружать товары, необходимые для гарнизона. – Он ведь забрал с собой сапожки, что вы вытащили из печи?
-Забрал, - подтвердил Щит, - но никому их не предъявил.
-А что и кому он предъявит? – возразил Савич. – Мы же выяснили, что в известные нам дни совершения преступлений «белыми всадниками» Микита Якимов был в крепости. Сейчас балахоны и часть добычи этих не-людей заперты в пещере, которая под охраной, и куда никто не сунется. Митько может сказать, что его хозяин купил краденые сапожки по незнанию.

-Этот Одинец стал ещё более странным, чем был, - заметил Щит.
-Да, у него сейчас такое настроение, что его можно и амбар поджечь подбить, и в монастырь уйти. Чего только эта одна выходка с похоронами конюха стоит!
-Как ты только, Олехно, решился с ним пойти! – воскликнул Щит. – И я туда же! До сих пор не могу поверить, что я это сделал!
-Я пошёл, потому что в нём  было отчаяние. Если бы мы встретили проповедника, и он предложил боярину Фёдорову раздать имение и пойти в монастырь  - тот бы сразу это сделал. Впрочем, если бы мы встретили злодея, и он убедил боярина Фёдорова нырнуть головой в прорубь – он бы и это сделал. Нужно за ним приглядывать.
-Нужно, - согласился наместник. – Меня настораживает  тишина вокруг этого дела.
-Скорее всего, - задумчиво произнёс  Савич, - местные бояре попытаются решить его сами, чтобы великий князь не прислал сюда для разбирательства  кого-нибудь из столицы.
-Вот это и настораживает, - жёстко сказал наместник. -  Как бы они со своими разбирательствами не устроили тут полный погром. Мы обязаны пресечь его в корне. Они должны начать уважать власть. Помяни нечисть, а она уже тут как тут. Это же боярин Волк и боярин Жинев выходят из церкви?
-Да, это они, - подтвердил Савич.
-Ну что, местные перестали втыкать кол в могилу его дочери? – с усмешкой спросил наместник.
-С тех пор, как казнили слуг, ничего подобного не происходило.
Иван Юрьевич с раздражением подумал о людях, которые своими действиями могли поджечь всю округу и погубить его в глазах великого князя, лишить не только надежды вернуть отцовскую часть города Трубецка, но, при неблагоприятном раскладе, и жизни.

Пока наместник и его люди рассматривали бояр с крыльца канцелярской избы, Волк и Жинев  поглядывали в их сторону из тени, отбрасываемой приделом церкви.
-Наместник в городе – как хорь в коробе: один вред и неудобства, - процедил сквозь зубы Жинев.  – Жили при прежнем наместнике – и не ценили своего счастья. Что за человек был: сам жил и другим не мешал! А этот всюду суёт свой нос, выслуживается. Слышал ли ты, Волк, что умер пан Волович, которому волей великого князя отошло наследство нашего наместника? Теперь он будет рыть копытом землю, чтобы отличиться и вернуть себе свою часть города Трубецка.

-Я даже знаю, что он послал гонца в столицу, чтобы разузнать побольше о тех, кто здесь живёт.
-И ты так спокойно об этом говоришь? – спросил боярин Жинев, и его лицо пошло красными пятнами.
-А о чем мне волноваться, Василий Михалкович? – пожал плечами Волк, не отрывая пристального взгляда от Ивана Юрьевича.
-Тут всем есть, о чём волноваться. Мы с соседом на прошлой неделе повздорили из-за земельной границы. Теперь вот думаю: если пришлют княжеских людей из столицы, заложит он меня по поводу двух новых деревень или нет?
-А в чём здесь подвох?  - усмехнулся Волк в пшеничные усы. – Ты – хороший хозяин, вот твои крестьяне плодятся и размножаются.
-Ну да, размножаются, как головорезы в твоём имении. Народились две деревни взрослых мужиков с жёнами и ребятишками.
-Наши беглые или из соседних княжеств?
-Да всякие, - махнул рукой Жинев. – Впрочем, если он только посмеет заикнуться, я сам заявлю, что он ведёт запретную торговлю вином с соседними княжествами.
-Тут за запретную торговлю можно полповета взять в оборот, - обронил Волк, щурясь на солнце.

-И зять у него был  на службе в Рязанском княжестве, когда у нас началась с ними война, - погрозил кулаком отсутствующему соседу боярин Жинев. - А он, между прочим,  не поторопился вернуться.
-Да с такими знаниями твой сосед должен тебя бояться, Василий Михалкович, а не ты его, - заметил Волк.
-Я удивляюсь, что ты спокоен, боярин Волк. Если наместник начнёт рыть, как думаешь, отобьёмся ли мы от него со своими людьми?
-Ну, это смотря, ради чего он начнёт рыть. Что ему нужнее: наши головы или город Трубецк?
-Опасаюсь, что нашими головами он хочет добыть себе возвращение города Трубецка!
-Если Трубецк для Ивана Юрьевича важнее наших голов, то нужно помочь ему вернуть город без того, чтобы ему пришлось влезать в наши дела.

-Как это? – спросил Жинев, удивлённо подняв брови.
-Нужно нам договориться с достойными людьми о встрече, чтобы хорошенько обдумать это дело.
-Ты полагаешь, наместник ничего не заподозрит, если мы соберёмся на чьём-нибудь осадном дворе  все вместе?
-Мы не будем собираться ни в крепости, ни в имении у кого-либо. Назначим встречу, к примеру, в лесу. Покинем город в разное время, да и съедемся в условленном месте.
-Хорошее дело, но Микиту Якимова звать не станем. Этот бешеный чёрт доведёт нас до беды.
-Я слышал, что мать его умерла, - обронил Волк.
-Так и есть.
-И как он себя вёл на похоронах?

-Так что и придраться было не к чему: бился головой и стенал, как самый любящий сын. Однако люди говорят, что он её даже после смерти в покое не оставляет: ходит на могилу и изливает свою желчь и ревность едва не каждый день.
-Боярин Микита – мстительный человек и буйный.
-Буйный - не то слово, - безнадёжно махнул рукой боярин Жинев. -  Я близко знал его отца. Бывало, приедешь к ним в имение, а Микита тогда был ещё не выше стола, и если ему померещится, что ты посмотрел на него косо, он бросался на тебя без предупреждения, словно бык. Отец его тогда всё посмеивался, забавлялся его яростью, думал, что с возрастом он научится держать себя в руках. Однако Микита рос, и его бешеное неистовство всё росло. Учить его надо было сызмала розгой, а то, как не знал никаких границ, так и не знает. Доведёт нас до беды. Хотя…некоторых учить всё равно бесполезно. Вот я держал дочь в ежовых рукавицах, и то не усмотрел. Змеиная порода… Осталась бы жива – сам бы убил.

-Характер у вас с дочерью был похожий, Василий Михалкович, - примирительно сказал Волк, - решительный…
-Это верно, - Лицо Жинева смягчилось. – Вся была в меня. Родилась бы с таким характером парнем – цены бы не было. Даже сила в руках была, как у меня в юности. Бывало, как разгневается на своих девок-прислужниц, схватит кого-нибудь да зашвырнёт в угол каморы – весь дом содрогнётся, и труха с крыши летит. И с лошадьми упрямыми справлялась,  и с злыми собаками…Анна, Анна… Разбила ты сердце старому отцу.
-А что, Василий Михалкович,  - вкрадчиво спросил Волк,  может ли боярин Микита быть хозяином тех псов, что в белых балахонах бесчинствуют на наших дорогах?
-Не знаю, но я бы не удивился… Пока этот нелюдь потрошил бессовестных торгашей да беглецов типа Сеньки Бунакова, мне до него дела не было. Но сжечь целую боярскую усадьбу – это уж совсем страх потерять. Нужно самим его искать и наводить порядок, пока великий князь не прознал и не прислал сюда своих людей.
-Тише, Василий Михалкович, смотри, кто идёт.
-Молчи, боярин Волк, как говорится, мужик лишь пиво заварил, а черт уж с ведром.
 
В это время мимо церкви, направляясь к воротам, прошёл боярин Микита Якимов с молочным братом Митько. Бояре чинно поклонились друг другу, но не обмолвились ни одним словом.
-Пялятся так, что раздражает, -  проворчал Микита, когда они прошли мимо. – Дать бы обоим кистенем по лбу!
-К слову, Микита,  - тихо сказал Митько, оглядываясь, - Одинец ездил в боярину Волку, но вернулся не солоно хлебавши.
-Он больше не пытался съездить в своё имение?
-Нет, не пытался.
- Не смей его пока трогать, Митько, нам сейчас лишний шум не ну-жен. О чем ещё слышал?
-Засада все ещё возле пещеры. Кого они смешат? Вся крепость знает, что они там сидят: кто же туда сунется? – фыркнул Митько.
-Камень у входа не сдвигали? – спросил Микита.
-Вроде не сдвигали. Да если и сдвинут, что найдут, кроме чужих ве-щей? Ну, может, родня и опознает некоторые вещи.
-А больше там ничьих вещей нет?
-Нет, таких, чтобы указывали напрямую, вроде нет.
-Вроде или нет?
-Думаю, нет.
-Так думаешь или нет?
-Да что ты пристал, Микита? Сам вспомни, есть или нет.
-Я и сам не помню. Вроде нет. Вот ведь, собаки, засели там у самого входа…
-У нас деньги-то, если что, есть?
-Есть, но основную часть я дома не держал, ты сам знаешь. А куда ты с ними  собрался?
-Никуда, просто подумал, вдруг что…
-Вдруг что?
-Ну, мало ли что всплывёт….
-Что всплывёт? Ты сжёг эти поганые сапоги, как я тебе велел? – резко остановился Микита и пронзительно взглянул в лицо молочному брату.
-Сжёг, - отведя глаза, ответил Митько тихо.
-И проверил, что они сгорели? – угрожающе прошептал Микита, но ничто в его лице не вздрогнуло.
-Проверил, - ещё тише пробормотал Митько.
-Ладно, не дуйся. Я признаю, что в тот день обошёлся с тобой не по-братски. Но ты сам виноват: довёл меня до крайности.

-Микита, но Ольга же наша сестра, а ты так обошёлся с нею…
-Я и сам знаю, что сестра. Думаешь, мне её не жаль? Но ты сам понимаешь, что у Ольги после смерти матери ум за разум  заходит: она только и бормочет, что про грехи да про адское пламя. Сестра одним лишним словом может нас погубить.
-Микита, не трогай её. Может, она ещё поправится, когда поживёт в деревне.               
-Да разве кто возражает? Завтра же отвезёшь  сестру в имение. Головой ответишь, если она что-нибудь выкинет по дороге. Как приедешь, приставишь  смотреть за Ольгой молчаливую девку построже, чтобы никто не слышал её речи.  Если сестра придёт в себя – хорошо, а нет – нужно будет что-то с ней делать. 
-Микита, ты что?
-Митько,  я и сам против этого, но ты же не хочешь из-за неё оказаться на плахе где-нибудь в столице? – вкрадчиво заговорил Микита. -  Да и сестре, каково жить с такой путаницей в голове? Одно мучение! Если увидишь, что дело плохо, прикажи натопить баню посильнее и запри её там.
-Микита, я так с ней не смогу…
-Если не сможешь, и она нас под плаху подведёт – я сам тебя убью. Она, да ещё эта змея Федора – единственные, кто могут подвести нас под монастырь. Об этой, второй, так ничего и не слышно?
-Ничего, - сокрушённо покачал головой Митько. -  У священника она не объявлялась, и ни в одном осадном дворе, куда он ходил, её нет.

-Митько, не вздумай предать меня: по лезвию ходим, - выразительно сказал Микита, взяв молочного брата за воротник кафтана и наслаждаясь его ужасом. -  Надумаешь, я тебя под землёй найду и за собой в преисподнюю утащу. Послушай, а может не ждать нам, пока на наш след выйдут, а самим напасть первыми?
-На кого же мы нападём, Микита? – просипел полузадохнувшийся  Митько.
-Перейдём через границу, да и перебьем пограничный дозор соседнего княжества. Выбирай, какого?
-Да какого бы ни было, Микита, ты думаешь, что это сойдёт нам с рук? – в ужасе опешил Митько. -  Тут же всё заполыхает! А если дознаются, что мы тому виной, то прежняя наша вина покажется детским лепетом!
-Так это нам и нужно! – зашептал ему боярин Якимов, вглядываясь в лицо брата блестящими от возбуждения глазами. -  Заполыхает – здесь никому и дела не будет до наших прежних поступков! Да и  кто узнает, что мы перебили дозор? Может, мы ещё и как защитники родины отличимся.
- Микита, ты обезумел, - трепеща, пробормотал Митько.
-Не трясись, - вдруг совершенно спокойным и насмешливым голосом произнёс боярин Якимов, выпустив воротник кафтана брата. – Шучу я.