Цыгане шумною толпою...

"Цыганы шумною толпою/По Бессарабии кочуют..." (это А.С.Пушкин).
А у меня, вспоминающего былое, просятся другие слова:
"Цыганы шумною толпою/Опять в Черёмхину пришли..." (это о д.Черемховой).
С цыганами "плотно пересеклась" не только наша Черемхова (лет 90 назад), но и моя житуха зимой 1972-1973. Обо всём этом данная заметка.

Мой двоюродный дед Попов Дмитрий Григорьевич в 30-х был Черемховским крутейшим кулаком, имел выездных и рабочих лошадей, его инвентарём обрабатывался урожай всей деревни (в очередь). Сестра его Прасковья стала матерью моего отца, друга сестра Павла была замужем за Камышевским Оносовым (громкая фамилия). Помню, мальцом гостил в Камышево в их кирпичном пятистеннике, перелезал через бабушку Павлу спать к стенке...

Дмитрия жестоко раскулачили, отобрали всё, да в придачу новый дом сына с семьёй, и весь род (с незамужними дочерями) отправили в Ирбит. По дороге, ночуя в ноябре под телегой, Дмитрий простыл и умер, оставив в памяти людей щедрое отношение к любым работникам-подёнщикам и столь же щедрое празднование традиционных престольных дат: в каждое лето у Дмитрия гостил целый месяц цыганский табор...

Если дома застолье - цыгане тут же, веселятся и веселят. Если Дмитрий едет в гости куда-нибудь на Исеть к мужикам-золотодобытчикам, то за его тройкой катит пара троек с цыганами, с гитарами, с цыганским задором, украсить песнями и танцами застолье мужиков-богатев... На чердаке моей избы (где жила Прасковья) осталась полузарытая в опил и землю богатая конская шлея с медными блёстками - это всё, что успел спрятать Дмитрий в ночь перед отправкой в ссылку; это всё, что осталось от вольной жизни богатых мужиков, таких, как Дмитрий, от тех "цыганских концертов" в Черемховой (и её окрестностях)...

Где-то в 1963-м (через 30 лет после гибели Дмитрия) я бегу к бабке Прасковье и деду Тихону (шурину Дмитрия. Я-то ведь тогда ещё не знал ничего):
- Цыгане идут! Цыгане!.. Дедушка, я ворота закрыл на вертушку!..
Дед слегка засуетился у стола в красном углу:
- Почто ты закрылся? Иди отопри, пусть проходят. Они худого не сделают...

Я пошёл "отпирать" ворота. Перед ними стояли четыре цыганки "в годах", большой табор сидел на полянке через дорогу. Цыганки прошли к деду, я - следом. Они стояли вокруг стола, за которым сидел дед Тихон. Разговор я не слышал, но понял, что они знакомы с дедом давно... Потом он дал им варёной картошки, ещё что-то и две буханки хлеба. Выходя, старая цыганка остановилась против меня на крыльце, запустила руку в мои вихры, поерошила, что-то сказала другим, и они ушли. Табор проследовал к месту, где когда-то был дом Дмитрия, его завозни и конюшни... Там они снова сели на поляну и отдыхали часа два, а мы, деревенские мальчишки, вертелись рядом, любопытничали. Цыгане и цыганки не обращали на нас внимания, больше смеялись и говорили по-своему...

1972 год, ноябрь. Я уже женат (хотя мне всего 22), дочери полгода, работаю на стройке в Свердловске экскаваторщиком, жилья, разумеется, нет. Снимали полдома в пос. Шарташ, но к Новому Году просили нас съехать. А мы строим ул. Бардина, и вот я иду по Волгоградской, стучусь в каждые ворота (я ещё не знал, что это так называемый Цыганский посёлок), спрашиваю, можно ли "на постой". И нашёл.

У деда-цыгана умерла супруга, он остался один в большом деревянном доме, родственники - в соседних домах; деду нужны постояльцы, чтобы топить печь и мыть пол по пятницам.

- Крестьянка? - спросил дед-цыган мою жену, когда мы "нарисовались" у порога, сопровождаемые каким-то родственником.
Я понял, что дед беспокоится, а сможет ли эта девчонка осилить то, что он задумал возложить на квартирантов. Я толкаю жену локтем, мол, отвечай, что да, крестьянка.

В общем, нам предстояло, окромя "квартплаты 30 рублей", отапливать дом цыгана своими руками - и своими дровами! И делать по пятницам генеральную уборку с вытряхиванием ковров. А вы уже догадываетесь, сколько слоёв этих ковров по всему полу в этом цыганском доме? - Три. И мы согласились, тем более что моя работа была рукой подать (от Волгоградской - до Бардина). Я уходил на работу, а жена с дочуркой хлопотали друг о дружке в закутке за печкой, без двери, за шторкой. По пятницам я выносил горы ковров в огород "хлопать", жена мыла тщательно все полы. И старик просил нас ужинать сесть за стол в большой гостиной, перед телевизором. А у меня в голове одна забота: где взять дрова на завтра. Носил ночами со стройки - поддоны, разломанные заборы. Дед заметил мои "надрывы", кому-то сказал, и к дому подтащили трактором два больших садовых "домика" (возле сносились сады, под застройку). Мне осталось всё разломать, перепилить, расколоть, что я и сделал, и хватило до весны...

Когда-то дед-цыган был снабженцем в экспедиции, очень много зарабатывал. После двух месяцев "вахты" отдыхал неделю в Свердловске: всё заработанное спускал в ресторанах, созывая за общий стол шумные случайные компании, с песнями и плясками. И снова в тайгу... Он уже мало вставал с кровати (был неизлечимо болен), над ним на стенке висела гитара, и иногда мы слышали игру и его поющий голос. У цыган забота о деньгах - на женщинах. Однажды его дочь пришла с заметной "синевой" под глазом: она вместо 25-ти рублей - вечером принесла "с улицы" только 24. И получила от мужа "замечание". Перед выходом "на работу" (на улицу) цыганка переодевается: вместо вечернего платья или костюма (в чём, может быть, она только что вернулась из Оперного театра) наздёвывает кучу разноцветных платьев (понятно: "как цыганка"), идёт на рабочее место (на вокзальную площадь, или к почтамту, и так далее). Вот уж у кого точно: план - закон!

Уже на второй день после нашего заселения, когда я пошёл вверх по Волгоградской (на так называемую Горку) в магазин, со мной здоровались все встречные цыганские парни, и даже с другой стороны улицы: все они были  в чёрных блестящих полушубках, кое-кто с золотыми коронками, бодрые, спешащие. Вся улица знала, что такого-то деда "обслуживает" молодая русская семья, то есть мы были как бы "включены в табор". Я был черняв и кудряв, и гости деда-цыгана здоровались со мной по-цыгански и долго не верили, что я не цыган...

Важные вопросы цыгане решали большим собранием за застольем, но что интересно: водка оставалась не выпитой, разве что по сто грамм с бутылки.
Кастрюля с варёным мясным и пара литров водки оставались в чулане: мне наказывалось всё доесть и допить, но только ни грамма деду! Мужчины постоянно дома или друг у друга, хотя где-то числятся сантехником в ЖКО или ещё кем-то. И я бежал ошалело "домой" на обед, ибо там в окружении молодых цыган оставалась моя молодая жена. Но ничего предосудительного они не позволяли, разве что один раз я застал одного цыгана лет 30-ти на коленях перед моей женой:
- Я завтра улетаю в Душанбе, на месяц. Скажи, что тебе привезти... всё, что пожелаешь!..

Я вполне решительно, но без слюнобрызганья, сказал этому представителю "счастливого племени" (Пушкин):
- Приезжай без подарка ей. Подарок ты вручишь только мне! - А зачем тебе это нужно?..

Ко мне часто приезжал ещё холостой друг Вовка (Хромцов). Мы, конечно, пили, потом подсаживались к деду "поговорить". Вовка, как ни в чём не бывало, говорил старику:
- Дед, ну сбацай чё-нибудь на гитаре. Или давай я сбацаю, а ты споёшь...

Дед был прост в общении, мол, если бы лет 20 назад... Но он был верен себе-цыгану: постоянно предлагал что-нибудь у него купить (подушки, ковры). Заношенную (им) лётную куртку мне пришлось всё-таки купить за 50 рэ (новая она стоила 55). Не жалею, овчина была тогда в дефиците. Моя мать перелицевала куртку, и я выглядел в ней неплохо. Потом сын уехал в ней в Егоршино (призвали), и я велел не высылать курку домой, и осталась она где-то под Москвой...

Потом я нашёл другую квартиру на Волгоградской (благоустроенную, лучше для маленькой дочки). А нам с Вовкой приглянулась фуражка деда (пылилась на шифоньере) - так называемая "сталинка", то есть матерчатая с околышем и с картонно-матерчатым козырьком. Съезжая, попросил у деда фуражку. Тот согласился. Но потом включил цыганское сознание:
- Сашшша! У меня электроплитка сломалась, а твоя тебе не нужна будет...

В общем, я принёс деду электроплитку, забрал раритет-фуражку.
Начал строками Пушкина. Закончу другим его стихотворением "Цыганы":

"Вы уйдёте, но за вами
Не пойдёт уж ваш поэт.
Он бродячие ночлеги
И проказы старины
Позабыл для сельской неги
И домашней тишины"                (1830)

Цыгане в Свердловске жили разные по быту (на Контрольной, на Широкой Речке...). А тех, у кого я квартировал, не забуду никогда, я был принят как свой.
Странная нашему роду судьба ("уродчина"): плотно пересекаться с цыганами.