Три жизни Гения. Жизнь третья. Глава 6

Глава 6. Финал.


Утром /вопреки своим обещаниям/ я улетела на рассвете, оставив всем дирижёрам подробнейшие указания.
Сразу же, не раздумывая, я направилась в загородный дом.
Почему-то в дом заходить не хотелось. Я обошла его, направляясь к беседке за садом водопадов и камней. Возле беседки няня играла с Федей, а самого Моррези я нашла на берегу пруда  - он стоял, облокотившись спиной о дерево.
Минут через пять такого созерцания я поняла, что он "в астрале", и решила вернуть его на землю.
*- Ты похож на эльфа, - я нежно положила свои руки на его плечи.
Он улыбнулся мягкой улыбкой и тихо обнял меня. Помолчав ещё какое-то время, он заговорил:
*- В детстве я очень любил сказки про эльфов. А потом они забылись, стёрлись из памяти. Много хорошего мы забываем в детстве.
Снова помолчав, он продолжил:
*- У тебя чудесная природа! Я и не догадывался. Пока тебя не было, я успел её оценить. Слушая лишь звуки природы, я многое понял и узнал. Словно некое откровение снизошло на меня. Ты меня понимаешь? - он посмотрел на меня со страхом быть осмеянным. Но я вздохнула и ответила так же серьёзно:
*- Как никто другой. Я часто стояла на грани этого открытия, но всегда сбегала, пряталась из страха осознать никчёмность собственной жизни. Саша помог мне принять это откровение. Безусловно, все жизненные ориентиры изменились.
*- Я не замечал, - мы начали возвращаться в мир материи. Волшебство растаяло.
*- Естественно! Ведь я столько усилий приложила, чтобы внешне сохранить прежний облик.
*- Но зачем?! Это же самообман!
*- Нет, - я мягко улыбнулась. - Себе я верна. А это - всего лишь очередная роль. Пойми, мы обязаны подстраиваться под интересы публики. Им наплевать, что творится в наших душах, им нужны внешние эффекты.
*- Может ты и права, - через какое-то время отозвался он.
Я закрыла глаза. Спустя пару минут я сказала:
*- Ты себе не представляешь, как мне хочется порой проводить дни вот так, в тишине, без людей, постигать секреты природы и самой себя, очистить свою душу от хлама. Но время нещадно ко мне. Я должна работать, - я открыла глаза и отошла в сторону. - Это мой крест. Прости, что помешала тебе. Пойду поговорю с Фером, - я тихо отошла, оставив Моррези одного.

Фер сидел в рабочем зале за роялем. Не играл. По крайней мере, когда я зашла. Так и не дождавшись, когда он начнёт, я прошла вовнутрь.
#- Интересно ты работаешь, - заметила я. - Над чем задумался?
#- Ты уже вернулась? - он встал и поцеловал меня. - Всё уладила?
#- Вообще-то я задала тебе вопрос.
#- Конечно, прости, - его энергия вернула меня к земным проблемам. - Я играл Чайковского. И половины не понимаю!
#- Умом Россию не понять, - вздохнула я. - Ладно, после завтрака покажу и расскажу, что смогу. Ты уже ел?
#- Да, но могу составить тебе компанию. Заодно расскажешь, как дела и что нового.
#- Слушай! - вдруг в моих глазах блеснул огонёк. - Не зарывайся! Я никогда и ни перед кем не отчитывалась, не отчитываюсь и не буду этого делать. И никто не будет мне указывать, что делать и что говорить. Я сама решаю, с кем и когда делиться своими делами! Надеюсь, я доходчиво объяснила?
#- Прости, я не заметил, что у тебя плохое настроение, - он косо улыбнулся.
Я молча подошла к нему и, резко схватив за горло, притянула его голову к себе поближе. Я смотрела в его глаза, не моргая, минут пять, не меньше. Мои, ставшие ледяными, пальцы сильно сдавливали его горло. Фера словно парализовало, он не мог даже пошевелиться. Да и сама я словно в бездну провалилась, потеряв ощущение реальности.
- Дорогая, так ты его точно задушишь, - подсознательно я услышала мягкий голос, до боли родной, Сашин. - А он даже не успеет понять, за что.
И вдруг я почувствовала его рядом. Не то, чтобы с какой-то стороны от себя или за спиной, нет. Он словно вошёл в моё тело, наполнив его каким-то неземным теплом, выходящим за пределы моего тела.
Абсолютно не осознавая происходящее и не отдавая отчёта движениям своего тела, я наблюдала за ним, словно со стороны.
Мои пальцы медленно разжались, и рука опустилась. Я видела перед собой мертвенно бледное, смертельно напуганное лицо Фера. Проведя по его лицу рукой, я закрыла его глаза и поцеловала в лоб. Только после этого он выпрямился.
Ещё через мгновение я почувствовала, как из меня словно начали что-то высасывать. Когда тепло вышло из моего тела, я вернулась в реальность. Через секунду Фер открыл глаза. В них не было удивления и, тем более, прежнего ужаса. Я поняла, что он всё забыл.
#- Прости, я должен извиниться за свои слова. Я был не прав и действительно забыл о субординации. Это больше не повторится, - он наклонился к моей руке, поцеловал её и улыбнулся.
#- Ладно, прощаю. Но наказание ты получишь. Ты не составишь мне компанию за завтраком. Ты будешь заниматься, - я улыбнулась и вышла из зала.

В столовой меня уже ждал завтрак. И только сев за стол, я заметила в другом его конце Моррези, сидящего за чашкой чая. Я сделала вид, что мне это безразлично.
*- Почему ты это делаешь? - вдруг спросил он через пару минут гробовой тишины.
*- Ну, наверное, потому, что всем /практически/ людям необходимо есть для поддержания жизненной силы, - ответила я, "не поняв" его вопроса.
*- Ты ведь могла его задушить! - продолжал он, не реагируя на мой сарказм.
*- Кого? О чём ты? - я продолжала играть в неведение. - Какой-то ты странный сегодня.
*- Basta! - он резко встал. Мне он показался чересчур могучим. Я невольно поёжилась, почуяв свою слабость рядом с ним. - Это не шутки! - он подошёл и сел рядом со мной. - Ты, конечно, можешь делать вид, что ничего не произошло. И Ференц, я уверен, ничего никогда не вспомнит - это у тебя хорошо получается. Я не сомневаюсь, руку ты убрала не по своей воле. Я не знаю, что это был за свет, но именно он остановил тебя. Но однажды может произойти непоправимое. И что самое ужасное - ты этого не будешь чувствовать, - на какое-то время он замолчал. - Когда ты последний раз принимала лекарство?
*- Ты хочешь снова посадить меня на таблетки? - взъерошилась я.
*- Это единственный способ обезопасить тебя от себя самой. И ты это знаешь.
*- Я слишком много знаю. Поэтому и плохо сплю, - я встала, не закончив есть. - Ты умеешь портить аппетит.
*- Прости, - он подошёл. - Но я просто хочу помочь тебе.
Андри обнял меня, но мне оказалось неуютно в его объятиях, и я отстранилась. Окатив его ледяным взглядом, я вышла из столовой.
С Фером я занималась до обеда, а вечером поехала к детям.

Когда я зашла, в доме было тихо, но не безлюдно. В нём чувствовалась жизнь, молодая энергия. Я тихо подошла к рабочей гостиной. Как я и предположила, здесь занимались Рома, Юля и Анна Мария. Не желая им мешать, я аккуратно прикрыла дверь и направилась в кабинет.
- Мамочка! Как же я рад, что ты вернулась! - Женя обнял меня, едва я переступила порог.
- Я тоже очень рада! - мы сели на диван. - Но, по-моему, я не так долго отсутствовала.
- Достаточно, чтобы я успел соскучиться.
Какое-то время мы проболтали на праздные темы, после чего я свернула на работу:
- Ну, а теперь расскажи, как обстоят дела с моим туром.
- Всё замечательно, - Женя явно был доволен своей работой. - Первый концерт в Косицынхолле одиннадцатого августа.
- Да, - вздохнула я. - Ты явно не страдаешь предрассудками.
- Ты про одиннадцатое число? И к тому же август? - уточнил он. - Но ведь ты родилась в одиннадцатом месяце да ещё и второго числа. Для тебя это самое лучшее число. Я специально всё подбирал.
- Спасибо, сынок. Честно говоря, не думала, что ты приплетёшь к работе оккультизм.
- А как же?! - удивился он. - Для максимального результата я должен учитывать все мелочи.
- Молодец. Удивительно чуткое и профессиональное отношение к работе. Мы можем тобой гордиться. В таком случае, - я улыбнулась. - Я больше не буду у тебя ничего спрашивать. Я полагаюсь на тебя целиком и полностью. Как только составишь график - дашь его мне.
- Он уже готов, на первые три месяца, - он протянул мне листы бумаги.
Приподняв правую бровь, я взяла их из его рук и окинула беглым взглядом.
- Я поражена! - призналась я. - Шикарно! Мне даже обидно, что я не могу повысить тебе зарплату.
- Мамочка! - он поцеловал мои руки. - Деньги для меня ничто в сравнении с твоей улыбкой! Для меня лучшая награда, когда ты мной довольна. И я рад, что могу решить хоть малую часть твоих проблем.
- А я рада, что хоть что-то в своей жизни я сделала правильно. А кстати, - я вдруг свернула в другую степь. - У тебя девушка-то есть? А то что я всё о своих проблемах да о работе. Вы же мне не безразличны.
- Нет. Я считаю, что в данный момент у меня другие, более важные проблемы. Я должен состояться как мужчина, встать на свои ноги и стать хозяином своей жизни. И только после этого я думаю заняться личной жизнью.
- Потрясающе! Как бы тебя не перехвалить. Но ты на верном пути. Главное - ты знаешь, чего хочешь, - я встала. - Что ж, теперь я совершенно спокойна за твою судьбу. А теперь я пойду поздороваюсь с остальными.
- Ты останешься на ночь? - участливо спросил он.
- Нет, и не предлагай. Я зайду к тебе перед уходом, - я вышла.
- Анна Мария? - на лестнице я столкнулась с Ники.
- Я уже привыкла, что ты, числясь где бы то ни было и получая зарплату, предпочитаешь сидеть дома и ничего не делать. Ты никогда не умел работать. И прав был Саша, царствие ему небесное, ты всю жизнь привык жить, как паразит, за чужой счёт. И любишь ты только себя! - бросила я и продолжила подниматься.
- Я тоже рад тебя видеть, - вздохнул он.
Посидев с Сашенькой, после чего поговорив с Ромой и попытавшись поговорить с Юлей, я зашла к Жене. Обговорив кое-какие детали, я уехала.
Но поехала я не домой. Я решила навестить "старого друга"...

Я давила на звонок раз в сотый. Никто не открывал. Но я знала, чувствовала, что он дома.
Наконец, дверь распахнулась. Передо мной стоял молодой высокий мужчина крепкого телосложения. Он был в домашних брюках, с обнажённым торсом, на его шее, словно шарф, лежало белое махровое полотенце, а волосы на голове были взъерошенными и мокрыми. Причина, по которой я так долго простояла, мучая звонок, стала ясна.
Когда я почувствовала, что первый шок у него уже прошёл, я заговорила:
- Ну, здравствуй, мой "самый любимый ученик". Как вижу, неплохо поживаешь. Позволишь войти? Благодарю, - не дождавшись /впрочем, и не ждав вовсе/ никакой реакции, я прошла в его квартиру.
- Неплохой интерьерчик, - продолжала я. - Я смотрю, ты не бедствуешь. Шикарно! - я подошла к включённому центру и долго его рассматривала, одновременно вслушиваясь в музыку. - Я рада за тебя. Хорошо живёшь. И мне приятно, что ты наконец смог оценить величие этой эпохи, любителем коей ты никогда не слыл. И, кроме того, у тебя великолепная запись, - я улыбнулась. Мы оба знали, что это была моя запись (сделанная ещё во Франции в качестве Камю).
- И чем я обязан такой чести? – наконец, заговорил и он.
- Да, - вздохнула я. - Это в твоём репертуаре: ни «здрасьте» вам, ни «пожалуйста»! Хотя, чего я ждала? Ну, да ладно. Есть у нас с тобой одно нерешённое дело.
- А именно?
- Ты же знаешь - я обид не прощаю, - я пристально посмотрела на него.
- Я не понимаю...
- Да всё ты понимаешь. Не прикидывайся дурачком. Мои люди всё раскопали. А в полицию я не пошла, так как привыкла сама разбираться со своими делами.
Он тяжело сглотнул и сел.
- Встать! - резко и грубо крикнула я. Он судорожно встал.
Я мягко улыбнулась:
- Я не люблю, когда мужчины сидят в моём присутствии.
Я села в кресло и выжидающе смотрела в его запуганное лицо.
- Можешь присесть, - наконец, я сжалилась над ним. Он медленно опустился на диван.
- Если ты думаешь, что я получаю от всего этого хоть какое-нибудь удовольствие, ты крупно ошибаешься. Я просто не люблю оставлять дела незавершёнными. Но хватит пустой болтовни. Скажи мне, это была твоя идея или Шнайдера?
Он молчал.
- Я надеюсь, ты понимаешь, что способов разговорить я знаю великое множество. Но не хочется прибегать к насилию, - я снова улыбнулась. - И не заставляй меня тратить на тебя бесценные минуты своего времени. Итак? Я жду. И не бойся, я человек честный - всё останется между нами. Если б я хотела тебя засадить - давно бы уже это сделала.
Славин сидел как воды в рот набравши, лишь хлопая глазами.
- Ну, не молчи же! Чья это была идея?
- Шнайдера, - наконец, тихо начал он. - Он сказал, что это лёгкое снотворное и в сильной дозе максимум вызовёт недомогание. А нам, то есть мне, только и надо было отсрочить выступление, получить реванш и переиграть. Я и не думал, что могут быть такие последствия.
- Судя по тому, что я тебе не верю - это правда, - я вздохнула. - Да, со Шнайдером мне доводилось иметь дело. Но почему ты пошёл у него на поводу?
- Я не видел другого выхода.
- А поговорить со мной? - предложила я. - Просто поговорить! Попросить прощения за свою глупую выходку и всё объяснить. Ты же знаешь, в таких случаях я не просто прощаю, я забываю обиду. Мы остались бы лучшими друзьями, я бы даже помогла тебе! Зачем надо было всаживать мне нож в спину?!
- Но я же не знал, что Бах - это Вы! - взмолился он. - Про неё, то есть Вас, чего только не говорили: и что она хладнокровна, жестока, непроницаема, бессердечна...
- Можешь не продолжать, - перебила я. - Однако должна заметить, что всё это выдумали вы сами. Я не создавала её образ таким. Он просто был обособлен. И всё равно, это не оправдания. Подлость - не выход. Кстати, коль заговорили о моих образах. Теперь ты, наверное, знаешь, что Камю - тоже моё "творение".
- Да, - вздохнул он. - Теперь я понимаю, почему и как Вы настроили оркестр против меня.
- А я не про это. Так поступил бы каждый дирижёр, здесь нет ничего особенного. Я про другое. Из-за этого "снотворного" у меня был выкидыш, и вдобавок я потеряла зрение. Это реально было, а вовсе не рекламный пиар. Я два месяца пролежала в коме. И ответь мне честно: такое можно забыть?
- Нет, - прошептал он спустя минуту и опустил голову. - И простить ... тоже.
- Ну, это ты перегибаешь. Простить можно всё - смотря как просят, - я хитро смотрела на него.
Вдруг, как-то съехав с дивана, он соскользнул на пол и встал на колени.
- Вы святая! - прошептал он. - Вы милосердны и справедливы! Изберите для меня подходящую кару, и я приму её с упоением. Я готов на всё, чтобы искупить это преступление.
- Хорошо говоришь, - я улыбнулась (в общем-то, за этим я и пришла).
Какое-то время мы молчали.
- Божественная музыка! - заметила я. - Мне не нужны твои муки. Я повторюсь - я не сторонник насилия. Мне вполне достаточно твоего раскаяния.
Я поднялась и подошла к нему:
- Встань.
Он поднялся, но глаза его были устремлены в пол.
- Ты прощён, - я поцеловала его в лоб. - И пусть это послужит тебе уроком. Успехов тебе. Прощай, - я тихо вышла.
Не знаю, что творилось в его душе, когда я ушла; как на него повлиял соль-минорный концерт Корелли, но... Утром я прочла в газете о том, что "известный пианист Николай Славин выпрыгнул из окна своей квартиры, оставив записку: "Прошу никого не винить в моей смерти. Мой грех оказался слишком тяжек - я не могу больше с ним жить!"".

*- Что это значит?! - ко мне подлетел Моррези с газетой в руках. - Что ты с ним сделала?
*- Не кричи, - попросила я, поморщившись. - Не надо во всех бедах винить меня. Да, я была вчера у него. Мы мирно поговорили, он попросил у меня прощения. Я, естественно, его простила, и мы расстались лучшими друзьями. А что было потом - я знать не могу, уж прости, не телепат! И вообще, почему ты заставляешь меня оправдываться? Кто ты такой?!
*- Ты права, - тихо ответил он, спокойно держа мой взгляд. - Я никто. Я лишь жалкий раб при своей хозяйке. Я собачонка, которой позволено давать голос только по команде. И я не должен иметь своего мнения. Пусть я жалок, но я Человек. А вот ты этим похвастать не можешь, - он направился к выходу.
*- А ну стоять! - приказала я, но он не остановился, даже не обернулся.
Я аж онемела.
- Не ожидала, правда? - на другом конце стола я увидела Сашу.
- А в чём он меня упрекает? В том, что кто-то покончил с собой?!
- Не обманывай себя. Ты всегда очень хорошо умела вызывать в человеке чувство вины. Славин не выдержал, он сломался. Ты ведь этого и хотела, сознайся.
- Не совсем, - сдалась я. - Я не хотела его смерти, я хотела его мучений.
- Это ещё хуже.
- Пусть так! Но он виноват передо мной!
- Был, - заметил Саша. - Но скажи честно, что ты сейчас чувствуешь?
- Ничего!
- Ты не хочешь об этом говорить. Ты можешь не отвечать - я и так знаю. Я просто хочу, чтобы ты задумалась над этим. Ну, что ж, приятного аппетита!
- Саша! - я не успела его остановить, он исчез.
#- Не помешаю? - в столовую вошёл Фер. - Ты с кем-то разговаривала?
#- Со своим третьим "Я". Заходи. Ты завтракал?
#- Да, спасибо. Ты уже читала сегодняшнюю прессу?
Я окатила его взглядом-сканером и поняла, что он не знает о том, что накануне я была у Славина.
#- Читала. И не нашла там ничего интересного.
#- Понимаю, - он заметил на моём лице предупреждение не продолжать.
#- Ничего ты не понимаешь. И понимать тебе это не нужно. Тебе радоваться надо - ты лишился главного конкурента. В мире он был лучшим пианистом.
#- А ты?
#- Ну, если умру и я, то кто будет тебя учить? - усмехнулась я.
#- Для меня лучше тебя и быть никого не может. Но ты - не конкурент, ты гуру.
#- Пошла лесть, - заметила я. - Но всё равно спасибо. Ну, ладно, - я отложила салфетку, - пошли заниматься.

К ужину Моррези не спустился.
#- Ты не видел его? - поинтересовалась я у Фера.
#- Так он же уехал. Ещё утром.
#- Куда? - удивилась я.
#- В Италию. А разве вы не об этом говорили утром?
- Так, - тяжело вздохнула я. - Вечер перестаёт быть томным.
Я взяла мобильник и набрала номер Андрелло.
*- Pronto, - по голосу ничего нельзя было сказать.
*- Я жду от тебя объяснений, дорогой. Раньше ты никогда не позволял себе уезжать не то, что не попрощавшись, но даже хотя бы не поставив меня в известность.
*- Я не думал, что должен отчитываться перед тобой за каждый шаг. Может, тебе ещё докладывать, когда я принимаю душ или ложусь спать?
*- Слушай, перестань! Италия - это не душ! - взорвалась я.
*- А причём здесь Италия? - не понял он. - Я тебя не понимаю. Мне просто захотелось прошвырнуться по городу, сходить в театр. А тебе не всё равно, где я?
Эмоции так захлестнули меня, что я не могла выговорить ни слова.
- Убью! - процедила я, переведя взгляд на Фера, который всеми силами сдерживал улыбку.
Я сжала телефон в руке так, что в нём что-то хрустнуло, и он отключился. Швырнув его на пол, я встала. Фер тоже поднялся, пытаясь изображать на лице неведение.
Я ничего не сделала, только подойдя к нему, шепнула:
#- Ты идёшь по стопам Славина и кончишь тем же, - после чего вышла из столовой, взяла кое-что из вещей и уехала на своём стареньком джипе.

Обиделась я серьёзно. Я не взяла ни одного мобильника. Куда я ехала? Сложный вопрос. Прямо!
И как всегда в подобных случаях, на моём пути возник Шацк. Сколько уже раз в жизни, пытаясь сбежать от кого-то или чего-то, я попадала сюда, и именно здесь я находила облегчение и решение своих проблем.
Я свернула на давно знакомом повороте, ожидая чуда, но...
Охранники были новые, молодые. На них не действовали никакие слова и даже суммы. Тогда я подошла к той части ограды, куда выходили окна спален, и запела ... Аve Maria (Шуберта).
Почти сразу я заметила движение в окне, через минуту оно распахнулось, и я увидела Триса. Его сосредоточенное лицо осветила улыбка, но она была грустна. Его губы прошептали "мама", и он скрылся в глубине комнаты, чтобы через несколько мгновений бежать к воротам с криком: "Мама! Мамочка приехала!".
Охранники даже не успели сообразить, как он уже вылетел из ворот и бросился ко мне.
- Мамочка, как я тебя ждал! - он повил на моей шее и разрыдался. Я озадачилась.
- Что произошло? Где отец?
Трис посмотрел на меня выразительно:
- Пойдём в дом.
Мы прошли мимо ошарашенной охраны и зашли в дом. Перед гостиной Трис остановился. Я заглянула в комнату и обомлела: посередине её стоял стол, на котором лежал гроб, а в нём - Кристалл...
Но я не позволила своим чувствам вырваться наружу. Я взяла Триса за руку и прошла с ним в кухню.
- Ты составишь мне компанию? - осторожно спросила я, догадываясь, что он уже давно ничего не ел.
- Я не голоден.
- Пожалуйста, - я взяла его руку в свои и пронзительно посмотрела в его глаза.
- Конечно, мама.
Я подсыпала ему в чай снотворное и успокоительное (которые всегда лежали в моей сумочке). Поговорив немного на отвлечённые темы, я проводила его наверх и подождала, пока он уснёт. После чего я спустилась и прошла в кабинет, куда и попросила позвать ко мне начальника охраны.
Через пять минут в кабинет вошёл парень, которого я когда-то видела, но не могла бы сказать "знала".
- А где Рихард? – в общем-то я удивилась.
- Так он же...
Ему не пришлось договаривать - я поняла.
- Ясно. Присаживайтесь и, пожалуйста, расскажите мне всё и со всеми подробностями.
- На каком основании? - он всё же сел.
- Ах, да! Вы ведь не в курсе. Но я Вас сразу прошу - не распространяться.
- О чём?
- Я мать Тристана.
- Вы? - он вытаращился на меня как на новые ворота. - Я Вас ни с кем не спутал?
- Нет. Я Анна Мария Косицына. И в этом нет ничего удивительного. Я укрывалась здесь после своей сымитированной смерти. Вы, должно быть, помните.
- Так Вы и есть… Графиня?
- Да, именно. А теперь я повторю свою просьбу - расскажите мне всё! - взмолилась я.
- Ладно. Всё произошло буквально пару дней назад...
Как оказалось, Кристалл, Рихард и ещё несколько преданных ему людей пали жертвой довольно банальных разборок местных авторитетов. Конкуренты прознали, что Кристалл начал отходить от дел и решили поделить его территорию. Он прознал. Следствием стали крупные разборки. Правда, впоследствии не осталось ни одного их участника. После убийства Кристалла его люди отомстили за него, убив всех его конкурентов.
- Кстати замечу, наследник был только у Графа. Таким образом, Тристан стал хозяином пяти старых территорий. Он ещё этого не понимает, но он уже авторитет, самый крупный. У него, так сказать, монополия на наш район. На похороны Графа завтра должны съехаться наши давние коллеги и партнёры. Они уже признали Тристана. У него шикарное будущее, - парень улыбнулся.
- Да, у него есть все шансы умереть от шальной пули, не дожив до совершеннолетия. Кристалл растил его не для этого. Он не хотел, чтобы Трис шёл по его стопам и принял его дело, поэтому он его и отгородил от всего. Трис, наверное, до сих пор не знает, чем занимался его отец.
- Ничего, завтра узнает.
- Только через мой труп! - я резко встала. Парень лениво поднялся. - Я не позволю вам трогать ребёнка и втягивать его во всю эту грязь. До восемнадцати лет, по крайней мере. Дальше - дело его. Он уже всё будет понимать и сможет сам сориентироваться.
- Вы хотите забрать его в Москву? - не поверил он.
- Нет. Столица развращает. К тому же он не уживётся с моими детьми. Я ещё не решила, как поступлю. Если хотите, можете пока самостоятельно заниматься делами Кристалла. Я не хочу ничего знать об этом.
- Вы отдаёте все полномочия мне?
- Надеюсь, Вам можно доверять. Иначе Вы вряд ли бы работали на покойного. Я его хорошо знала. Так что делайте, что посчитаете нужным. Но! Не навлекайте на Триса никакого зла - месть моя будет страшнее смерти, - предупредила я.
- Я учту, - сухо бросил он. - Могу идти?
- Да, конечно.
Когда он вышел, я повернулась к окну. Мне было нужно уединение и тишина - чтобы подумать, как действовать в сложившейся ситуации.

На следующий день состоялись похороны Кристалла. Я оделась, как вдова /правда больше смахивало на Бах/: чёрное платье, перчатки и шляпка с вуалью.
Я стала предметом всеобщего обсуждения (может быть, впервые в жизни сама того не желая). Я обратила внимание на то, с каким уважением и почётом все обращались к Трису. У меня укрепилось желание забрать его отсюда.
Признаться, дожив почти до сорока четырёх лет, я ни разу не была на похоронах. Случай и любящие люди ограждали меня от этого зрелища. Погребение Кристалла произвело на меня неизгладимое впечатление. И хоть я его никогда и не любила, мне было очень трудно на это смотреть. Может, виной всему была моя расшатанная психика, может, и нет, как знать. Тем не менее, состояние у меня было ужасно отвратительное.
Не смотря на то, я уже давно не пила, бутылка водки, выпитая мною на поминках, никак не давала о себе знать - это ярчайшее свидетельство того, в каком состоянии была моя нервная система и психика.
Едва "гости" успели разойтись /уже под утро/, я только и успела, что прилечь в гостиной на диване, как сразу отрубилась.
Проснулась я в одной из спален, заботливо укрытая овчинным пледом. Как выяснилось, спала я двое суток. Все, кто был на похоронах, прислали мне цветы и письма со словами благодарности и соболезнования (кое кто из них даже узнал во мне Графиню).
Главной моей проблемой было то, что я не знала, что мне делать с Трисом. Здесь его оставлять было нельзя, а брать в Москву - вообще безумие. Я решила оставаться здесь, пока что-нибудь не придумаю.

Там, среди русской природы, вдали от городов и их проблем, я потеряла ощущение времени. Я целые дни проводила с Трисом, словно пытаясь восполнить упущенные годы. Мы гуляли, разговаривали, занимались. Я ему рассказывала, играла и показывала очень много интересного и познавательного. Нам обоим надо было отвлечься от похорон.
Постепенно тяжесть ушла и осталась только грусть. И та со временем стала ясной.
Я абстрагировалась от реальности и предпочла обо всём забыть.

Время потеряло для меня счет, пока однажды охрана не передала, что кто-то ко мне приехал. И когда я спустилась в гостиную - увидела там Фера с заломанными назад руками.
- Всё хорошо, вы можете идти, - сказала я охранникам, после чего они вышли, отпустив парня.
Фер молча наблюдал за этой сценой.
#- Ты не должен был приезжать, - тихо заметила я.
#- Здравствуй, - в отличие от меня, он поздоровался и прошёл на середину комнаты. - Я думал, ты будешь рада меня видеть.
#- Мне очень жаль, но я не могу сейчас радоваться. Садись.
Он присел на край дивана и внимательно смотрел на меня.
#- Что случилось? - наконец спросил он.
#- Не важно. Это касается только двух человек в этом мире, и ты не в их числе, - отрезала я.
#- Понял. Но я должен был приехать. Ты предупреждала меня, что это за место, и я всё помню. Я осознаю, что рисковал и до сих пор рискую жизнью, но это дело не терпело отлагательств.
#- Кто-нибудь знает, что ты здесь? - перебила я.
#- Нет, я никому ничего не говорил и не скажу. Я уехал тайно. Не переживай, я всё понимаю.
#- Что-то с детьми? - внешне сухо и безразлично спросила я, в то время как в душе у меня творилось светопреставление, а сердце замерло в груди.
#- Нет, не волнуйся, - он поспешил меня успокоить. - С ними со всеми всё в порядке. Наверное, это дело не так важно, как мне казалось.
Он замолчал, пытаясь прочитать на моём лице хоть что-нибудь. Но это было невозможно сделать - на мне была непроницаемая маска. Я тоже молчала, ожидая, когда он, наконец, выложит то, зачем поехал прямиком в ад.
#- Через две недели у тебя начинается гастрольное турне, - быстро и сухо выговорил он, снова замолчав.
В то время как в моём мозгу началась сумасшедшая работа, а в душе - бешеная смена настроений и состояний. И всё это - при той же маске безразличия и непроницаемости.
"Гастроли через две недели? Это значит, что сейчас уже конец июля. А когда я сюда приехала? Кажется, уже прошло несколько лет. Я же абсолютно не ощущаю времени. И я не имею права отменить гастроли. Я обязана ехать в Косицынград и поработать там, хотя бы недельку. Но я же ничего не делала! А Трис?! Что будет с ним?..".
Ещё очень долго мы с Фером сидели друг напротив друга в полном молчании, пока я со стремительной скоростью решала, как мне быть, не сводя всё это время с Фера стеклянных неморгающих глаз, в которых не отражалось ничего.
#- Да что с тобой происходит?! - воскликнул он, встав и подойдя ко мне. - Очнись же! - он с силой затряс меня за плечи.
Он не успел ничего сообразить, как двое охранников уже оттаскивали его за руки от меня.
- Оставьте его, всё в порядке, - приказала я всё тем же "мёртвым" голосом. Нехотя они его отпустили.
#- Не делай так больше, если хочешь жить, - посоветовала я Феру, когда мы снова остались наедине.
#- Если мне нужно умереть для того, чтобы ты ожила, я готов, - заметил он, он не садясь. - Что с тобой?
#- Спасибо, что приехал, - я не ответила. - А теперь ты должен уехать. Через два дня я буду в Косицынграде, предупреди, пожалуйста, всех. Стас тебя проводит.
И как по мановению палочки на пороге вырос парень. Фер оглянулся, посмотрел ещё раз на меня и вышел, коротко попрощавшись.

Я решила взять Триса с собой.
Косицынград встретил нас очень задорно. Это был молодой город, где жизнь била ключом, он захватил меня в свою власть. Я вышла из того полукоматозного состояния, в котором пребывала в Шацке. Я словно очнулась и вернулась в прежнее рабочее русло.
Перемены коснулись не только меня, но и Триса, что не могло меня не радовать. Ему здесь всё было интересно, он пришёлся всем по душе. Он носился по гостинице и улочкам, как заводной. И я была за него спокойна. В моём городе он был в безопасности. Оркестранты в нём души не чаяли. Кроме того, он не был далёк от музыки: он достаточно хорошо владел тремя музыкальными инструментами и неплохо пел.
Я представила всем Триса как сына одного погибшего моего знакомого. Хотя то, что Трис звал меня мамой, несколько озадачивало всех.

*- День добрый, - я зашла в дирижёрскую тихо и попала как раз на перерыв.
Антонио и Джакомо обедали прямо на рабочем месте.
Антонио, не успев дожевать, вскочил мне навстречу, пытаясь поздороваться с забитым ртом.
Джакомо кивнул головой, не посчитав нужным встать. Антонио это заметил и поднял его, потянув за локоть, сказав что-то, чего я не расслышала, после чего Джакомо опустил виновато глаза.
Вся эта сценка прошла за несколько секунд в стремительном темпе.
*- Приятного аппетита, - я улыбнулась.
Проглотив, наконец, остатки пищи, Антонио заговорил:
*- Здравствуй, дорогая, - он наклонился к моей руке и поцеловал её, предварительно прикрыв салфеткой. - Ты прекрасно выглядишь.
*- Спасибо, вы тоже не похожи на замученных рабочих чёрного цеха.
*- Я давно не слышал твоих шуток, - признался Антонио, усаживая меня на диване.
*- Джакомо, как дела? - я обратилась к парню, так как мне показалось, что он чувствует себя лишним.
*- Спасибо, хорошо, - он улыбнулся, не поднимая глаз. - Можно я выйду?
*- Конечно. И поешь в ресторане. Вам нужно хорошо питаться, а от этого фастфуда будет язва. Так что поешь основательно и не спеша. Приятного аппетита.
*- Спасибо, - он стремительно вышел.
Я проводила его взглядом и повернулась к Антонио. Он открыто пожирал меня глазами и, встретившись взглядом со мной, страстно впился в мои губы.
*- Madonna! - тихо воскликнула я, когда он нехотя закончил поцелуй. - Как ты изголодался! Похоже, мои девочки плохо работают.
*- Дело не в них, - серьёзно ответил он. - Я ждал тебя. Мне нужна только ты, я не замечаю никого. Как же я соскучился! - он крепко обнял меня, скользя губами по моей шее.
*- Антонио, не забывай, где мы, - заметила я, не предпринимая, однако, попыток вырваться.
*- Это твой город, ты вольна здесь делать всё, что захочешь!
*- Вот именно - захочу, - холодно заметила я.
Мы встретились глазами.
*- Какой же я дурак! - Антонио встал и отошёл. - Я же всегда знал, что мы нужны тебе только для забавы. Даже не для денег, лишь для утехи. Я сам виноват во всём! Ты никогда не давала повода, а я влюбился! Как мальчишка! Втрескался по уши! И ждал чуда! А вдруг ты меня заметишь...
*- Антонио, - я остановила его. - Перестань. Это не нужно ни тебе, ни мне. Это не любовь, но поймёшь ты это многим позже, когда меня не будет рядом. Это зависимость, но она пройдёт. Будет больно, потом ты обвинишь во всём меня, а потом... может быть поймёшь, что это значило. Ты не первый и, боюсь, не последний на кого я так действую.
*- Зависимость? - переспросил он. - А разве это не одно и то же?
*- Ни в коем случае. Любовь - это доверие, уважение, единство душ. Это когда ты знаешь, как поступит человек в следующую секунду, знаешь, что он скажет, что значат его жесты и выражение глаз. Это когда тебе не нужны слова, чтобы понять его. Когда ты знаешь, что ему нужно, даже тогда, когда он сам этого не осознаёт. Любовь - это постоянная поддержка друг друга, даже на расстоянии. Это особое состояние, когда две родственные души обретают то целое, из которого они были разбиты. Согласно одной теории, душа от сотворения состоит из двух начал /как в фен-шуе ин-янь /, она двуполярна. Перед попаданием на землю в земной оболочке она делится, разбивается на две половинки и в таком виде существует в нашей реальности. И самая главная духовная задача - обрести своё целое путём слияния со второй своей составной. И это удаётся единицам. Ведь вероятность встретить именно свою половинку очень мала. Она не всегда сосуществует рядом с нами, иногда она даже всплывает в другом временном пространстве. Вот это и есть Любовь. Настоящая, духовная. Некоторые люди компенсируют её чем-либо: верой (религией) во что-либо или физическими наслаждениями (как в большинстве случаев).
*- Но у меня к тебе не просто влечение! - возразил Антонио.
*- Знаю, это из другого разряда. Это энергетический вампиризм. Я нужна вам как источник энергии, силы, власти, уверенности, знаний. Рядом со мной вы чувствуете себя уверенней, а когда я исчезаю, реальность снова наступает и не за кого спрятаться. Я сама в этом виновата. Мы всегда в ответственности за того, кого приручили.
*- Я тебя не понимаю, - честно признался он через несколько минут молчания.
*- Знаю. Может, поймёшь позже, может, не поймёшь никогда, - вздохнула я.
Какое-то время он пристально смотрел мне в глаза, пытаясь что-то там прочесть. Поняв это, я словно испугалась, что он увидит что-то такое, чего никто не должен знать, я встала и отвернулась.
*- Иди к Джакомо, тебе тоже нужно поесть. Я сама поработаю.
Я едва услышала как он вышел - настолько тихо он закрыл дверь.
- Он никогда тебя не поймёт, - я повернулась - возле дирижёрского стола стоял Саша.
- Знаю. Сама не понимаю, зачем наговорила ему это.
- Ты говорила это не ему, а себе. Ведь ты всегда считала, что любишь Альтова, а когда поняла, что не его, тогда озадачилась: так кого же тогда? Кого-то ведь надо любить!
- А теперь всё больше убеждаюсь - тебя я любила с первой секунды и навсегда. Ведь ты и есть моя вторая половинка. Иначе тебя бы здесь не было.
- И до нашего воссоединения осталось чуть больше года. А до той поры мы оба будем чувствовать одиночество и неполноценность.
- Зато мы нашли друг друга! - заметила я.
- Ты права. А год - это ничто в сравнении с вечностью.
- Теперь я понимаю, почему ты всегда рядом - мы просто не можем существовать на расстоянии. Спасибо!
- Не мне - нам. Обе наши половины закончили цикл одновременно. Это заслуга обоих. А теперь - отрабатывай свою карму, - он улыбнулся.
- С радостью! До встречи.
- До скорой встречи, - уточнил он и растворился.
Я вздохнула, надела наушники, включила камеру и аппаратуру.
#- Добрый день. Я рада вас всех приветствовать снова, - я улыбнулась, выслушивая приветствие оркестра. - Мы стоим с вами на пороге исторического события. И этот тур станет лакмусовой бумагой для нас, он выявит все ваши достоинства и недостатки, подчеркнёт слабые места и подведёт итог всей нашей работе. Итак, приложим последние усилия. За работу, друзья! - я повязала повязку.
Работали на износ. Все. От меня до работников сцены и уборщиков.
Когда оркестром занимались мои замы, я продолжала заниматься и вокалом, и фортепиано. Фера я тоже перетащила в град. Он сидел на всех моих репетициях и следил за работой с оркестром. В свободное время – занимался сам или со мной. Мы начали готовить с ним программу для камерного вокального концерта.

Я запретила всем навещать меня и отрывать более чем на пятнадцать минут по любому делу, не касающемуся турне. Даже с Женей я общалась по десять минут, не каждый день и только по работе. Я понимала, что для меня это последнее, что я могу сделать в жизни значимого.
Я снова вернулась к медитации как альтернативе сна /по три часа в день, час - на еду и дорогу, двадцать - на работу: из них десять - оркестр, пять - рояль, пять - вокал/.
Даже Моррези и Ники приезжали ко мне и пытались вписаться в эти часы /они же тоже участвовали в моих сольных программах/. График работы был железным и не нарушался ни разу.
С первого дня приезда в Косицынград я снова начала принимать своё лекарство и уже не прекращала ни на день.
Я знала, что мне нужен сильный организм. Мне предстоял не один концерт и даже не недельная серия. Поэтому я очень серьёзно отнеслась к своему здоровью. И я знала: меня хватит, я выдержу, меня это не сломит.
От всех людей /не принимающих участие в концертах/ я отстранилась. Все контакты - только по работе. Ничего личного. На ближайший год…

Одиннадцатого августа Косицынхолл растворил свои дубовые двери для миллиона зрителей, приехавших со всей России и ближнего зарубежья, чтобы услышать премьерный "прогон" /как я назвала его "за сценой"/ программы.
Я старалась фиксировать все недочёты и успеть исправить их к следующему концерту. Уже одиннадцатого августа оркестр играл "на чемоданах", их упаковали накануне. Возле чёрного входа уже ждало двадцать автобусов, на взлётных площадках - четыре самолёта.
И так было везде, куда бы мы не прилетали. Отдельным грузовым самолётом путешествовали вещи, инструменты и аппаратура. Сбоев не было - всё было организовано по высшему разряду, у меня не было ни одного замечания к Жене, который летал везде с нами и улаживал все возникающие вопросы в мгновение ока.
Это была самая блестящая организация турне. Претензий не было ни по размещению, ни даже по питанию.
Наше турне в прессе окрестили "кругосветка за год". Страны шли в таком порядке: Европа - Африка /осенью/ - Антарктида - Южная Америка - Северная Америка - Япония - Азия - Австралия - Косицынград.
Проблемы начались в Африке - из-за погодных условий. И хоть в Сахаре мы и не играли, жара Египта и Алжира заставила всех попотеть в прямом смысле. Моррези отказался там петь, мне пришлось удвоить свои сольные выступления.
В Южной Америке еле-еле наполнили залы.
Северная Америка била по всем показателям.
Япония - благополучно.
Азия - народ такой же дикий, как и в Африке.
Одиннадцатого августа следующего года мы снова играли в Косицынхолле.

Не вижу необходимости описывать это турне в подробностях. Скажу только, что лично я проехала все страны мира. И могу сказать с уверенностью - меня знает весь мир!
В крупных цивилизованных странах я давала по два и даже три концерта.
Оркестр выступал только в крупных странах, где была возможность принять пять наших самолётов, выделить двадцать автобусов и разместить более двух тысяч человек в гостиницах.
Во всех остальных странах я либо играла сама, либо пела (иногда с Моррези или Ники) под аккомпанемент рояля (к тому времени мне уже худо-бедно удалось натаскать Фера) или струнного квартета/квинтета.
За те дни, пока я выступала одна, оркестр успевал разместиться и передохнуть.
График был составлен замечательно!
Из каждой страны я привезла по одному-двум сувенирчикам в память об этом турне.
В принципе, казусов хватало, но это довольно стереотипные казусы, которые происходят со всеми артистами, поэтому я не вижу смысла писать о них.
Из рук вон выходящего ничего не было. Гастроли были удачными и более прибыльными, чем я рассчитывала. Да и слава моя освежилась и окрепла.

Единственное событие, действительно важное, не имело прямого отношения к турне, но соприкоснулось с ним вплотную.
В апреле мы играли в Нью-Йорке. В это же время в Метрополитен шли гастроли балета Большого театра. Каково же было моё удивление, когда после концерта ко мне зашли Рома с Юлей. Как оказалось, Женя знал об этом и хотел сделать сюрприз. И он удался! Я была очень рада.
Но не настолько, чтобы не заметить плохого самочувствия дочери. Отослав мальчиков в коридор, я решила "посекретничать" с дочерью. Надо заметить, наши отношения медленно, но уверенно налаживались.
Вопрос слетел с моих губ раньше, чем я его сформулировала в своей голове.
- Ты беременна? - голос был спокойный и мягкий, чему я сама поразилась /Джульетте на тот момент не было ещё и шестнадцати/.
- C чего ты взяла? - не прочитать испуг в её ещё детских глазах было сложно.
- Дочка, я рожала более десяти раз. Беременность я могу определить лучше любого врача, - соврала я. На самом деле я ничего не видела, и догадаться было невозможно. Я просто почувствовала. Это как во сне: ты знаешь что-то и не можешь объяснить, откуда, просто знаешь. Так и я, просто знала.
- Да, - ответила она, не поднимая глаз.
Теперь я припомнила историю, которую решила на автопилоте, не сильно вдаваясь в детали. Было это около месяца назад, когда мы заканчивали "отыгрывать" Южную Америку.
Мои люди /приставленные ко всем детям/ доложили, что во время гастролей Большого в лондонском Ковент-Гардене Юля сошлась с неким лордом. Я попросила накопать всю возможную информацию. И каково же было моё изумление, когда я увидела его фото и прочитала досье - это был Артур Эстергази! У меня было шоковое состояние. Но я не имела возможности решать эту проблему самостоятельно, и поэтому поручила своим людям доступно ему всё объяснить. В случае необходимости я разрешила даже припугнуть его.
В итоге Большой уехал, Артур больше не появлялся, и я забыла об этом - итак забот хватало. Тем более я была уверена, что он просто хотел покрутить интрижку. После смерти жены он стал вообще невыносим в этом смысле.
И вот теперь, узнав о беременности дочери, я вспомнила ту историю. Я и не думала, что всё зашло так далеко.
/по крайней мере, о других увлечениях дочери мне не докладывали - следовательно, их не было/
- И кто он? - осторожно спросила я.
- А тебе не всё равно? - вспылила Джульетта. - Ты ведь никогда нами не интересовалась! Что это тебя вдруг, любопытство пробрало?
- Не надо так, Юля, - я старалась быть мягкой. - Мне всё про вас известно, даже больше, чем ты думаешь. И именно потому, что вы мне не безразличны. Я просто не думала, что у вас с Артуром всё так далеко успело зайти. Вы же были знакомы всего ничего.
- Откуда ты знаешь про мистера Эстергази? - она притихла.
- Вот видишь, ты его даже по имени не называешь. Я же тебе сказала: я всё про вас знаю.
- Ты следишь за нами?
- Можно и так сказать. И только потому, что вы мне не безразличны. И если я на вас воздействую, то только через кого-то или что-то, так как прямой контакт, увы, не получается.
- Так вот почему он ни разу не позвонил! Ты запугала его!
- Вынуждена тебя разочаровать. Он не позвонил по другой причине: потому что подлец и мерзавец. Можешь мне поверить, я знаю его более десяти лет, и он ничуть не изменился. Он всегда любил молоденьких девочек и всегда менял их, как перчатки. Ты не подумай, что я хочу тебя уколоть. Нет, я просто пытаюсь раскрыть тебе глаза на человека, которому ты приписываешь несуществующие качества.
- Я тебе не верю! - её глаза наполнились слезами.
- Твоё дело. Я и не жду от тебя любви и веры. Но это мой долг - говорить тебе то, чего ты не знаешь. Я не могу об этом молчать. Но скажи мне честно, сколько раз вы встречались?
- Четыре.
- И на какой он уложил тебя в постель?
- Всё было не так! - она задыхалась от сдавливавших её грудь рыданий. - Он меня ни к чему не принуждал. Я сама захотела!
- Я тебя очень хорошо понимаю - сама была в твоём возрасте. А он этим воспользовался. Уже поэтому он подонок. Он хоть сказал, сколько ему лет?
- Тридцать четыре, - буркнула Юля.
- Тридцать четыре?! - я хохотнула. - Да когда мы с ним познакомились, ему уже было тридцать пять! Кабель паршивый!
Юля молчала.
- Постой, а он знает, что ты моя дочь?
- Конечно! Ведь в театре я выступаю под твоей фамилией.
"Ах, ты сволочь! - пронеслось у меня в голове. Я поняла весь смысл его действий. - Так ты решил отомстить мне через дочь! Как же ты низок!".
- Ты была у врача или тест покупала? - решила сменить тему я.
- Тест. Но это точно, я несколько раз проверяла.
- Ясно. Главное - срок небольшой, ещё можно сделать аборт без последствий.
- Я не буду делать аборт, - вдруг твёрдо заявила дочь.
- Почему?
- Тебе этого не понять. Я люблю Артура!
- А он тебя?
- Это не важно! Главное - я люблю его. И я буду счастлива родить его ребёнка.
- Даже с угрозой для своей жизни и здоровья?
- Да, - её решимости можно было позавидовать. - Я уже всё обдумала и моё решение окончательно. Я буду рожать.
- Что ж. Это твоё решение. Можешь рассчитывать на меня - я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Я не буду строить препятствий. Обещаю.
- Это ... правда? - не поверила она.
- Конечно, правда. Я хочу, чтобы вы были счастливы. А мои упрёки не будут этому способствовать. Ребёнок - это большая ответственность, тем более в твоём возрасте. Но мы справимся, - я обняла её.
После этого Юля стала доверять мне гораздо больше.

А я всё время думала об этой ошарашившей меня новости. И во время одной из моих медитаций меня словно громом поразило: Артур же бесплоден! Он же не может иметь детей!
Вывода напрашивалось два: либо он вылечил своё бесплодие /что мало вероятно, так как он к этому никогда не стремился, а после смерти Беатрис, эта проблема вообще перестала его беспокоить/, либо отец - не Артур.
Я склонялась ко второму выводу. Но, тем не менее, отдала приказ своим людям узнать всё про Артура: делал ли он себе операцию и прочее.
А по поводу второго предположения - я решила намёками поговорить с Юлей, при случае...
Но случай не подворачивался, а время шло.

В мае, в Японии, здоровье испортилось уже у меня. Правда, объяснений было предостаточно: постоянная смена климата и часовых поясов. Поэтому я даже не стала обращать на это внимания.
В Азии же всё само встало на свои места. Отвертеться было уже невозможно. Я была беременна...
И это тогда, когда я как с писаной торбой носилась со своим здоровьем, пила все лекарства, следила за давлением и даже температурой /чего вообще никогда в жизни не делала/. Я сделала всё, чтобы избежать очередного, грозящего стать фатальным, сердечного приступа. И вдруг на тебе! Не в дверь, так в окно!
Я была в отчаянии. В какую-то минуту очень хотелось убить Фридельмана, который божился, что у меня не будет больше детей. Потом вспомнились слова Саши: "Фридельман не Бог". И всё встало на свои места. Он знал, он предупредил меня. А я, идиотка, была слишком легкомысленна.
Зато теперь я понимала только одно - умереть я могу в любую секунду. И не могу сказать, что меня это очень радовало.
Я не могла больше ни о чём, думать, работала на автопилоте.
Я понимала, что не смогу выносить этого ребёнка, а если чудом и смогу, то не рожу. Ну, а если он ещё и случайно выживет, то это будет уродец во всех смыслах, так как у меня он возьмёт всё, что осталось - все болезни и передозировки лекарств. Ясно было, что от ребёнка надо избавиться. Но как?!
Как-то случайно мелькнула мысль о том, что мы с дочкой умудрились забеременеть одновременно. В другой ситуации это могло бы даже показаться смешным. Но не сейчас.
И словно провидение, я увидела решение проблемы.

Когда мои люди сообщили о том, что Артур не лечил бесплодие и так и не может иметь детей, стало очевидным, что отец не он.
Дочери этого сказать я не могла (она бы всё равно мне не поверила). Она свято верила, что отец он, и божилась, что больше ни с кем даже не целовалась.
Я поняла, что это была случайная связь, и Юля в этом никогда не сознается. Следовательно, человек не из приличного круга и не достоин нашего внимания.
А для меня было принципом не позволять смешивать нашу кровь с непотребным сбродом. Я была настроена очень решительно: своего ребёнка Юля не должна была родить. Зато ... могла родить моего. Лучшей суррогатной матери и желать было нельзя!
Естественно, дочка никогда бы на это не согласилась. Пришлось пойти на самую страшную и жестокую ложь в жизни. И посвящённым в неё был только один человек - Фридельман, которому я под страхом смерти всё рассказала.
Скрепя сердце, он согласился со всеми моими доводами и признал свою частичную вину (ведь это он мне божился, что я не смогу больше забеременеть), но считал, что Юля должна знать. Это я оставила на своей совести.
Он также не мог гарантировать, что я и мой ребёнок не пострадаем. Подобные операции /да ещё и на таком сроке/ были даже в наше время редкостью. Но Фридельман поклялся сделать всё, что сможет и держать всё в секрете.
Решив не откладывать это дело в долгий ящик, я легла в клинику Фридельмана двенадцатого августа, на следующий день после заключительного концерта в Косицынхолле.
А тринадцатого августа в эту же клинику легла Юля, по нашему с Фридельманом настоянию. Во-первых, надо было определить точный срок /чего она решила без меня не делать/ и проследить ход беременности; а во-вторых, там уже лежала я - а вдвоём не так страшно.
Юля не одобрила моё решение делать аборт, но влиять на меня не могла /естественно/.
Перед сном ей подсыпали снотворное, и как только она уснула, Фридельман начал операцию, исход которой не мог предугадать никто.
Оказалось, у Юли вместо ожидаемого пятого месяца шёл уже седьмой, а ребёнок имел очень большую задержку в развитии. Более того, у него уже был целый букет всевозможных аномалий. Фридельман всё зафиксировал и выделил наследственные - что помогло бы определить отца, ну, и анализ крови, конечно, тоже был сделан.
По крайней мере, от сердца у Фридельмана отлегло - он понимал, что ребёнок не дожил бы до родов, и он просто сократил его страдания.
А вот мой, вопреки всем его опасениям, оказался абсолютно здоров, даже "слишком, что подозрительно", как заметил потом Фридельман.
Операция прошла успешно.
Так, что утром проснувшаяся Юля удивилась, что я уже успела "избавиться от ребёнка". Фридельман объяснил ей, что у меня открылось кровотечение, поэтому пришлось делать экстренную операцию, чтобы спасти жизнь хотя бы мне. После этого, чтобы успокоить ревущую Юлю, он рассказал ей, как был болен ребёнок /приписав ему все болезни её собственного/ и сказал, что так лучше для всех. На вопросы о здоровье её ребёнка он ответил убедительно, успокоив и избавив от всех страхов /объяснив появившийся шрам необходимыми анализами и небольшой «помощью» ребёнку/. Благо, Фридельману Юля верила свято.
Юля светилась от счастья. И я, надо сказать, тоже, хоть и осознавала весь ужас содеянного.
Отцу моего ребёнка так и не стало известно, что он должен был /и станет/ стать отцом...

Ещё лёжа в клинике /здоровье моё требовало оставаться там подольше/, я отдала приказ своим людям найти человека, которой должен был быть отцом ребёнка моей дочери /несколько в другой формулировке, конечно/.
Фридельман смог вычислить срок её беременности до дня зачатия /чуть ли не до часа!/. Так что моим людям предстояло узнать всё, что произошло в этот день с моей дочерью с той секунды, как она проснулась и до той, когда наступили следующие сутки.
Доклад был представлен раньше, чем я ожидала. И поверг меня в ужас.
А я-то думала, что повидала уже в этой жизни всё и удивить меня невозможно!
Как оказалось, в тот день Юля весь день была в театре /а остальное время - либо с охранниками, либо дома/. А там везде установлены камеры наблюдения. Моим людям просто надо было смонтировать небольшой "фильм" со всех камер, фиксировавших передвижения Юли. Они это и сделали.
Как обычно, она приехала утром вместе с братом /их привёз шофёр/ и зашла в театр. До обеда шла обычная репетиция с концертмейстером. Перед перерывом главный балетмейстер объявил, что проходит отбор солистов для гастролей по Европе и США и попросил нескольких человек /в том числе Рому с Юлей/ задержаться.
Он приглашал их в свой кабинет по одному для "собеседования". Однако камеры, установленные в его кабинете показали другое.
/я не знаю, каким лохом надо быть, чтобы так себя запалить! он же не мог не знать об этих камерах! или просто был уверен, что они не работают, как и большая часть установленной в театре аппаратуры.../
Первым зашёл парень на несколько лет старше моего Ромы...
Увидев форму "собеседования", я сразу поняла, и кто отец ребёнка, и почему Юля никогда об этом не скажет.
Я была в шоке. Естественно, я не стала досматривать диск до конца. Если бы я увидела, что этот подонок сделал с моими детьми, я бы стала самым страшным маньяком на свете.
А так я хотя бы не потеряла способность мыслить.
Сделав копии и смонтировав так, чтобы лиц подростков не было видно, я разослала эти записи во всем инстанции: начиная с дирекции театра и заканчивая администрацией президента с гневными письмами в придачу.
Моё влияние и деньги сделали своё дело. Суд прошёл быстро, срок был пожизненный, камера - с рецидивистами, а для прессы – общие фразы из приговора.
/педофилов в тюрьме не жалуют - к ним относятся очень жестоко и устраивают самую страшную жизнь, какая только возможна в этом мире/
Я знала, что убийство стало бы для него избавлением, подарком судьбы и слишком лёгкой расплатой. Поэтому я пошла законным путём и выбрала для него самое ужасное, что только знала. Мне пообещали, что ближайшие лет пять он точно не умрёт.

Разобравшись с этим делом к октябрю, я почувствовала дичайшую усталость, словно силы уже начали покидать меня.
Решив, что в Москве все мои дела закончены, я взяла Триса и Фера и уехала в подмосковный дом /кстати, после возвращения из турне до этих пор Трис жил в Косицынграде с Фером, который полюбил его как своего сына/.
Оркестру я дала долгосрочный отпуск, хотя в душе очень хотела, чтобы Фер занялся им, когда меня не станет. Возможно, он побоится такой ответственности, но я знаю - он справится. Этот год многому его научил, и он сжился с ребятами. Мы стали одной семьёй, и я даже не знаю, как он сможет с ними расстаться...
С Моррези я простилась очень тепло, попросив не присутствовать при моей кончине, желая остаться в его глазах полной жизни и энергии.
С Ники я простилась довольно холодно, простив его и попросив прощения.
С детьми - очень тепло и не трагично /ведь они не знали о моей скорой смерти/.
С Альфредом я помирилась и простилась по телефону /он, правда, очень озадачился и ничего не понял/.
С Эстергази я говорила долго. Я сказала Артуру всё, что о нём думаю и в самых резких выражениях; с детьми говорила мягко, попросив за всё прощения.
Веберов я найти не смогла...
Итак, в Подмосковье я оказалась, закончив все дела земные.


ЭПИЛОГ
Сегодня первое ноября сорок пятого года. Я рада, что могу дописать последнюю страницу своего жизнеописания. Мне всегда казалось, что я заслужила самую страшную смерть и непременно в одиночестве. Но видимо, я смогла хоть как-то замолить свои грехи. Я не страдаю от диких болей /с которыми уже свыклась и которые уже давно воспринимаю как неотъемлемую часть жизни/, скорее просто чувствую, как жизнь уходит из меня.
Из соседней комнаты слышен смех Триса. Фер играет с ним, словно сам стал ребёнком. Но он уже взрослый, и я могу доверить ему своего сына. Я знаю, он будет в надёжных руках. Надеюсь, о Юле Фер тоже сможет позаботиться, я его просила об этом.
Сашино присутствие я уже не просто ощущаю - последние несколько дней он даже не отходит от меня. И сейчас сидит рядом, обняв меня за плечи. Теперь его прикосновения стали материальны. Или я перестаю таковой быть...
Я спешу закончить, так как комната начала заполняться дорогими моему сердцу людьми. Здесь и мои родители, и дети, и наши любимые питомцы, которые всегда были членами нашей семьи. Их всё больше и больше, они ждут меня. И мне не терпится отложить всё в сторону и пойти с ними. Туда, где совсем другие заботы. Туда, где нет смерти, где вечная жизнь и вечная весна.
Если я не успела перед кем-то извиниться - Простите!
Если я не успела с кем-то проститься - Прощайте!

P.S. Анна Мария Косицына умерла во сне в ночь с первого на второе ноября, в свой сорок пятый день рождения.
Ференц