La famiglia dannata. Книга 1. Часть 1. Гл 12

ГЛАВА 12.

Трис, оставив семью, и в самом деле поехал в некогда свой дом. Тот, в котором рос.
Нашёл он его с трудом – ведь он не часто отсюда уезжал (всего-то один раз, первый и последний).
Ворота были, как положено, закрыты. Трис потянулся к кнопке звонка, но дверь в воротах резко открылась, из неё вышло два крепких парня, о чём-то споря. Один из них стразу заметил Триса.
- А ты что здесь забыл? Мы не подаём никаким сектам и ничего не покупаем. Пошёл вон, пока можешь сам.
Трис круглыми глазами смотрел на него, не зная, что ответить.
- Может он это, того? – спросил друга второй парень. – Видать, глухо-немой.
Тогда первый парень развернул Триса за плечи и хотел было уже дать пинка под зад, но Трис резко вывернулся:
- Нет! Я отсюда не уйду! Это мой дом!
Парни переглянулись.
- Чё он сказал? – спросил один другого.
- Пацан, ты чё сказал? – тот пошёл на Триса. – За базар отвечать надо!
- Никуда я отсюда не уйду. Это мой дом. Он принадлежал моему отцу. Я здесь вырос. И я вернулся, чтобы забрать то, что мне причитается.
Парни отошли в сторону и о чём-то зашептались. После этого один из них быстро переговорил с кем-то по телефону.
Через две минуты из ворот вышел ещё один бугай, молча схватил Триса за шиворот и затащил во двор. Отбиваться и выворачиваться было бессмысленно.
- Как звать? – спросил тот, когда дверь закрылась.
- По какому праву… - начал было Трис.
- Ответ неверный, - парень врезал ему под дых. – Имя?
- Тристан, - откашливаясь, ответил Трис.
- Моё?
Трис всмотрелся в его черты лица и, тяжело сглотнув, ответил:
- Кентурион.
После этого парень затащил Триса в дом.
- Иди в свою комнату и жди, пока не позовут, - бросил он, швырнув Триса на пол.
Трис поднялся и молча пошёл к лестнице, не имея ни малейшего желания проверять, что будет, если он ослушается.
Он поднялся в некогда свою комнату. Здесь ничего не изменилось, словно никто сюда даже не заходил.
Трис подошёл к роялю: на нём всё ещё стояла фотография молодой мамы. Трис медленно опустился на банкетку и открыл клавиатуру. Сдунув пыль с клавиш, Трис начал играть. Не задумываясь, что играют его пальцы, он погружался в мир звуков и словно воскрешал своё прошлое. Большую часть времени в детстве он проводил в этой комнате, за этим инструментом.
Ручка двери его комнаты повернулась. Трис оборвал музыку, не закончив фразы, и обернулся к двери. Как тогда, когда к нему приехала мама под видом подруги – первый и единственный гость в его жизни.
- Не хотел тебе мешать, - но вместо неё на пороге стоял мужчина почти пожилой, невысокого роста с хитрым взглядом и искусственным выражением лица.
Трис быстро встал.
- Ты так возмужал! И всё больше походишь на отца, земля ему пухом, - мужчина подошёл ближе. – Ты меня помнишь?
- Да, - Трис был напряжён, как натянутая струна. В его голове всплывали обрывки фраз, слышанных мимоходом, кусочки сцен, виденных случайно.
Этого человека, которого все звали Шакалом, отец не любил. Не боялся, но считал особой весьма подлой и коварной. Одним словом, мразь, о которую лучше не пачкаться.
- Я рад, что ты вернулся, - Шакал улыбнулся, обнажив ряд золотых зубов. – Ты можешь мне не верить, но это так. И как бы твой отец не прятал тебя от этой жизни, рано или поздно ты должен был её принять. Твоя мать, - он заметил фото на рояле и, подойдя, взял его в руки. - Она была мудрой женщиной. Сильной и уверенной в себе. Другой у Графа и быть не могло. Поэтому ты и родился таким: сын сильных духом, свободных и гордых людей. Тебя сюда привела не тоска по прошлому, не меланхолия и даже не любопытство, но жажда свободы, бунт против всех устоев общества. Тебя сюда привела твоя кровь. Я очень рад, - он обнял его.
Трис поддался, ещё не зная, как он должен реагировать.
- Я постараюсь заменить тебе отца и друга, - Шакал отошёл к двери. – Сегодня отдохни и подумай, чего ты хочешь. А завтра мы обсудим с тобой все дела.
На пороге он замер и, повернувшись, добавил:
- Добро пожаловать домой!
По спине Триса пробежали мурашки ужаса. В голову стали закрадываться мысли неприятного содержания.
«Что я здесь делаю? Зачем я вернулся?»
Появилось смутное ощущение, что совершается ошибка, исправить которую может ему уже и не представится возможности.
Ночь он провёл без сна, мучаясь предчувствиями и воспоминаниями.

- Проходи, садись, - Шакал встретил Триса в кабинете его отца и предложил сесть на диван.
Трис замер в некотором оцепенении: перед его глазами отчётливо всплыла картина из прошлого – на том самом месте, где сейчас был диван, стоял гроб с его отцом (позже его вынесут в гостиную).
Трис отошёл к столу и сел на стул.
- Что-то не так? – Шакал заметил его состояние. – Ты здоров?
- Он лежал здесь, - тихо ответил Трис.
- Кто? – не понял Шакал. Но Трис не ответил.
- Ладно, - Шакал не стал зацикливаться. – Что пьёшь?
- Я не пью.
- Молоток! А я с твоего позволения, - он плеснул себе в стакан немного виски.
- Так значит Вы теперь вместо отца? – осторожно спросил Трис.
- Да не «выкай» мне! Мы же одна семья. И ты теперь не в Москве, не в высшем свете столичной богемы, - он неприятно засмеялся. – Можешь называть меня дядей, если хочешь.
- Спасибо, что не тронули мои вещи, - такого желания у Триса не возникло.
- Мы ждали тебя. Это ведь твой дом. Здесь всё твоё. И не думай, что здесь кто-то покушается на твои права. Но сам понимаешь, бесхозным дом оставлять было нельзя. Кто-то должен был следить за делами.
- Я понимаю. Спасибо.
- Да расслабься ты уже! Будь проще, а то пацаны тебя не поймут, - он усмехнулся. – Перестань извиняться. Вспомни, кто твои родители! Это мы перед тобой лебезить должны! Давай, просыпайся!
- Хорошо, я попробую. Но что я должен делать? Я ведь ничего не знаю и не умею.
- Пока наблюдай. Будешь при мне. Следи за всем, учись, набирайся опыта.
- Я понял. Только не называйте меня по имени, - вдруг попросил Тристан. – Здесь ведь ни у кого нет имён. И я не хочу.
- Хорошо. Можешь сам решить, как тебя будут называть.
- Музыкант. Зовите меня Музыкантом.
- Как скажешь. А теперь твоё первое задание: приведи ко мне Кентуриона.

День за днём Трис начал погружаться в этот мир, который окружал его с первого дня жизни, но о существовании которого он даже не догадывался.
Те, кто помнил Графа и работал на него, смотрели на Триса с любовью, уважением и даже гордостью, угадывая в его взгляде характер старого хозяина.
А Трис делал всё, что от него требовали и всё время молчал.
Шакал втайне его побаивался – как говорится, в тихом омуте..., и осознавал реальную опасность для своего положения, исходящую от этого парня, которого любило абсолютное большинство их окружения.

Первый год в бандитском мире Трис исключительно наблюдал. Он был умным парнем с цепким умом и горячей кровью. Его взволновала эта «романтика», свобода и вседозволенность. Ему стало нравиться жить в этой среде, тем более что к нему относились с особым уважением.
Шакал и сам его побаивался. Вернее, не совсем его, а того, что Триса любили братки. И в случае чего, они поддержали бы скорее «молодого наследника», нежели самого Шакала (о котором ходили слухи, что он приложил свою руку к смерти Графа). Уже поэтому Шакал стремился втереться в доверие парня и добиться его расположения.
Ко второму году Трис осмелел. Шакал сделал его своей правой рукой, и парень очень хорошо справлялся. Беспокойная и шальная жизнь его не столько привлекала, сколько волновала.
Когда Шакал доверил Музыканту (Трису) следить за перевозками – главным бизнесом – тот был просто счастлив. Первое время он предпочёл ездить вместе с парнями (возможно, пытался узнать маму, её чувства, увидеть мир её глазами).
Вольная жизнь его увлекла. Дорога, опасность, девочки… Для молодого неискушённого парня такая жизнь была равносильна воплощению вестерна.
Музыканта любили. Он никогда не «закручивал гайки», умел найти подход к каждому. И давал шанс исправить почти любой косяк – с ним можно было договориться.
И ещё он сделал невозможное: он дал парням шанс уйти. Шакалу он говорил, что убрал кого-то, на самом же деле – просто отпускал. Не то, чтобы к этому стремились, но подобная свобода сделала парней смелее.
К четвёртому году среди братков стали появляться недовольства Шакалом. И самого Музыканта далеко не всё устраивало в его действиях, особенно то, как он вёл дела с конкурентами. Шакал был трусоват и продажен. Очень часто он либо прикрывался своими же парнями, либо вообще мог кого-то сдать, во «благо дела». Симпатий ему это не добавляло, скорее наоборот.
Братки начали подговаривать Музыканта «убрать» Шакала. Но он мокруху не одобрял, равно как и предательство. А других способов избавиться от «вожака» без проблем для всех не было.
Музыкант долго терзался сомнениями. Пока во время очередной стрелки Шакал не подставил его друзей. Подставил подло и кинул, словно на откуп.
После этого горячая молодая кровь вспыхнула в сердце Музыканта, и он вместе с дружками «порешили» Шакала по-тихому, «по-семейному».
Осознав, что его руки теперь в крови, Музыкант окончательно принял этот мир с его законами. Если до этого дня он всячески пытался уклоняться от этих тем и не участвовать в таких мероприятиях, то теперь это стало едва ли не главной его задачей.
Те, кто ещё помнил Графа, узнали его в Музыканте. Он ещё не стал жесток, но хладнокровия прибавилось.
Проблемы он решал виртуозно. А за его красоту и молодость его любили все женщины, которые только встречались на его пути.
К чисто бандитским разборкам стали добавляться разборки на почве ревности, ибо Музыкант не чурался чужих подруг и с большим удовольствием ставил рога своим конкурентам.
Он был везунчиком и любимчиком Судьбы!
Что творилось в его душе – одному Богу известно. Вспоминал ли он свою прежнюю жизнь и семью?..
Музыкант стал безоговорочным авторитетом. Свои его уважали и любили, конкуренты – ненавидели и побаивались.
Три года он упивался своей безграничной властью. Но в том мире, где он жил, нет ничего постоянного. Красавчик Музыкант начал сильно раздражать конкурентов и умудрился ополчить против себя даже партнёров – уж больно любвеобильным он оказался.
«Убрать» его решили традиционным способом. Заманив Музыканта на приманку, которой стала очередная подружка партнёра. Каждый из «обиженных» (а их набралось несколько десятков) посчитал своим долгом если уж и не всадить пулю в тело Музыканта, то по крайней мере пырнуть ножом.
Окровавленное тело погрузили на самолёт и сбросили в сибирской тайге, зимой – чтобы наверняка…