La famiglia dannata. Книга 1. Часть 2. Глава 15

ГЛАВА 15.
Всё шло весьма благополучно. Насторожило лишь то, что Ама стала предметом обожания сразу двух солистов Мариинки. Но она оказалась умнее и хитрее. Она выбрала… одного олигарха, который подарил ей огромную корзину шикарнейших пионов (её любимые цветы) в день её дебютного спектакля в Мариинке.
Таким образом, она сама же нарушила свою традицию заводить романы со всеми своими партнёрами. Возможно, оно и к лучшему.
Безусловно, Мариинка давала большие возможности своим солистам, нежели Большой – так было во все времена. В Мариинке всегда стремились к новому, а в Большом никогда не умели расставаться со старым и отжившим.
Трений с руководством не возникало. Саныч давно уже понял, что заставить Косицыных молчать так же нереально, как и заставить их присутствовать на совещаниях.
Первые полгода дали Аме значительный скачок в её творческом становлении. Питер всегда был культурно более просвещённым и открытым всему новому городом, в сравнении с Москвой.
Уже после первого спектакля к Аме стали поступать предложения от западных театров, буквально пачками. /в Москве их почему-то было меньше, и они были менее выгодными/
А сейчас, когда учиться оставалось полтора года, можно было подумать и о будущем.
Однако спешить сестра не хотела. Она, как и мама, была уверена, что ей в любое время и в любом месте будут рады.

Прошли новогодние праздники, закончилась очередная сессия. В начале февраля, после месячного “отпуска” /по учёбе/ Ама вернулась в Питер с новыми силами.
Буквально через две недели после очередного спектакля в её гримёрку настойчиво постучали.
- Открыто, - отозвалась она, не отрываясь от зеркала, снимая грим.
- Наверное, уже никто и никогда не поймёт, почему Косицыны в Мариинке поют лучше, чем в Большом, - в гримёрку зашёл худрук Большого.
- Как говорила мама: коллектив не тот, - Ама повернулась.
- Добрый вечер. Поздравляю с очередным триумфом. Ты, да и весь коллектив, были на высоте, - он подошёл к ней и поцеловал руку.
- Добрый. Спасибо, я знаю, - она мило улыбнулась и снова повернулась к зеркалу. – Именно в этом моя беда – я знаю, что в мире никто не может сравниться со мной.
- Россия – ешё не весь мир, - аккуратно заметил худрук, присев на край гримировочного стола.
- Россия – больше, чем мир. И я удовлетворена.
- Так значит, ты не уезжаешь на запад?
- А что, уже судачат? – не особо удивившись, спросила она.
- Театр без слухов – что пустыня без песка. Так как?
- Это Вы правы. Может, и поеду, но не в этом сезоне. У меня ещё один год в консерватории. Я же на дневном – не могу надолго уехать. Вот доучусь… а там видно будет.
- Это хорошо. У Большого к тебе есть интересное предложение.
- У Большого или у Вас? – она уставилась на худрука с вопросом.
- Если хочешь начистоту, то ни у Большого, ни у меня нет желания лишний раз с тобой сталкиваться.
- А в чём тогда дело?
- Объясняю. Новый сезон мы хотим открыть “Измайловой”. И нам удалось пригласить на эту постановку самого Габриелло Бергонци.
- И во сколько он вам обошёлся? – перебила она.
- Я никогда не пойму: почему, чем богаче люди становятся, тем больше у них жадности?!
- Оскорблять не надо. Не получится. Я просто спросила, какой гонорар Вы ему пообещали?
- Сумма ещё оговаривается. И без согласия вашей семьи никто контракт не подпишет, ты ведь знаешь! – сорвался он. – Или тебе нравится ощущать своё превосходство и нашу зависимость?
- Если честно – нравится. А вообще, я хорошо знаю своего брата. Всё, что касается Большого, он, практически не читая, подписывает. К сожалению (или к счастью), он не в курсе того, что у Вас на самом деле творится. И вообще, я не понимаю, почему Вы пришли ко мне с этим вопросом. Финансами ведает мой брат!
- Ты бы поняла, если бы умела слушать, не перебивая.
Ама демонстративно ничего не ответила, откинувшись на спинку кресла и скрестив на груди руки.
- Нам стоило огромного труда пригласить этого режиссёра, - продолжал он. – И дело даже не в деньгах. У него слишком много условий. И одно из них – чтобы Измайлову пела ты.
- Ясное дело! Кто же ещё?! В вашем-то захолустье, - усмехнулась Ама.
- Значит, ты согласна?
- Из чего, интересно, Вы сделали такие выводы? Я просто согласилась с тем, что сейчас в Большом некому петь Измайлову. И я это сделать тоже не смогу. Во-первых, я уже пообещала Сан Санычу петь на открытии сезона Мариинки; а во-вторых, я просто не хочу петь у вас.
- Анна Мария! – воскликнул худрук. – Ты не можешь!
- Ещё как могу! Я вольна поступать так, как считаю нужным и не связана с Вами никакими обязательствами. Если у Вас ко мне всё, я бы попросила Вас выйти – мне нужно переодеться, - резко закончила она.
Худрук в молчаливом негодовании вышел из её гримёрки. Через пару минут туда вошёл Олигарх, что означало невозможность продолжения переговоров.
Однако попытки продолжались. В ход шли все известные способы. Даже Женя попытался с ней поговорить. Но… Всё было тщетно. Ама оставалась непоколебима. В какой-то момент стало казаться, что она просто получает от всего этого удовольствие, чувствуя свою незаменимость. Ещё одну проблему представляло то, что работала она в Питере и не подходила к телефону /предпочитала звонить сама или общаться лично/.
В июне Ама поехала на очередную сессию в Москву. Но и там её поймать было непросто. Посчитав, что в доме слишком шумно и суетно, она поселилась в квартире матери, о которой кроме членов семьи не знал никто. Таким образом, она отрезала себя от мира (что и всегда делала, приезжая на сессию). Для активации сил в учёбе, она отстранялась от всего остального.
По этой причине нападки Большого предстояло отбивать Жене. Он же постарался объяснить им, что во время сессии трогать сестру не просто бессмысленно, но и опасно. В периоды нервного напряжения она становилась агрессивной, совсем как мать. И только взяв с них обещание не беспокоить Аму до окончания экзаменов, брат немного успокоился.

… За спиной Амы закрылась дверь деканата, в которой осталась её зачётка, ожидающая надписи “переведена на пятый курс” и штампа с подписью декана. Последний экзамен был сдан.
На улице ярко светило солнце, оно больно ударило по глазам, привыкшим к полумракам консерваторских коридоров.
Подождав несколько секунд, пока привыкнут глаза, Ама направилась к своей машине (на время сессии она сама садилась за руль).
- Анна Мария, подожди, - услышала она и обернулась. К ней подошёл худрук Большого. – Поздравляю с окончанием четвёртого курса!
- Выловили-таки, - она поморщилась от солнца, светящего прямо в глаза. – Спасибо за поздравление. Но не верю, что Вы здесь за этим.
- Нам надо поговорить.
- Нам – нет, а Вам – может быть. Говорите за себя.
- Хорошо. Мне нужно с тобой поговорить. И давай уйдём с улицы!
- Уйти я могу только домой. Что и сделаю. Я сейчас слишком устала, чтобы говорить. Давайте завтра. Я приеду к Вам, и обо всём договоримся.
- Хорошо. Во сколько? – тут же спросил он, зная, что если не назначить определённое время, то Аму лучше не ждать.
- Как проснусь – так сразу.
- Ну уж нет! Знаю я, как ты спишь! В общем так, в четыре часа дня я жду тебя в своём кабинете.
- Ладно, буду, - сдалась она. – Только прошу сразу: продумайте всё, что хотите сказать и спросить – у меня не так много времени, чтобы обсуждать погоду. А теперь позвольте откланяться, - она протянула руку.
- Всего доброго, - худрук поцеловал её.

…- Итак? – на следующий день ровно в четыре часа Ама зашла в кабинет худрука и без лишних церемоний уселась в кресло.
- Замечательно выглядишь! Выпьешь чего-нибудь?
- Я всегда выгляжу замечательно. И пить не собираюсь. Перейдём к делу.
- Ну, что ж, - вздохнул худрук. – Нам удалось договориться с Бергонци по всем его требованиям, кроме одного. Догадываешься?
- Если Вы пытаетесь намекнуть на меня, то я Вам дала уже понять, что участвовать в данной постановке не имею никакой возможности. Я уже пообещала Мариинке. И да будет Вам известно, я всегда держу своё слово. И если это всё, о чём Вы хотели поговорить, - она встала.
- Нет, не всё, - он тоже резко встал и обошёл стол. – Такой случай выпадает один раз на сто лет. Ты не имеешь никакого морального права распоряжаться судьбами всего коллектива!
- Наша семья последние двадцать лет только и делает, что распоряжается вашими судьбами. А вот подлостью я считаю то, что Вы, заведомо зная, что я Вам откажу, продолжали обнадёживать и синьора Бергонци, и коллектив. Это бесчестно и непрофессионально! За это время Вы могли бы рассмотреть десятки других вариантов. Но Вы этого не сделали и подставили всех. И не пытайтесь теперь перевалить всю вину на меня – я Вам не мальчик для битья. И не взывайте к моей совести – ситуация не та. Я не намерена решать Ваши проблемы! – закричала она и вышла, “хлопнув дверью”.
На следующий день Ама улетела отдыхать на острова…

Прошло две недели насыщенного и яркого отдыха в обществе не знающего устали от зарабатывания денег Олигарха /зачем тратить собственные деньги, когда их можно из кого-то выкачивать/.
- Синьорина Косицына? – мягкий тембристый баритон назвал её фамилию.
Ама лежала на пляже в тени шезлонга, возле самого моря. Олигарха не было – опять решал проблемы.
Приоткрыв один глаз и окинув взглядом мужчину, стоявшего рядом, с головы до ног, она протянула в его сторону руку.
#- Меня зовут Габриелло Бергонци, - он поцеловал её. – Вы позволите мне присесть?
Ама привстала на локтях, внимательно рассматривая прославленного режиссёра.
*- Конечно, прошу, - она указала на соседний лежак. – Если честно, я полагала, что Вы знаете, что все члены нашей семьи говорят на итальянском, как на родном языке.
*- Вы правы.  Но, как говорится, доверяй, но проверяй.
Повисла пауза.
*- Не думала, что в самый разгар подготовок к премьере, Вы можете отдыхать на столь отдалённых от какого-либо континента островах, - заметила Ама, сменив тему, и снова легла.
*- А я здесь на работе, - он улыбнулся. – А Вы действительно прекрасны и абсолютная копия своей матери. Мне довелось с ней работать.
*- Я в курсе. И над чем же, если не секрет, Вы здесь работаете? – удивлённо спросила Ама.
*- А я полагаю, что Вы догадались.
*- Нет, ну то, что все режиссёры хотят именно меня – это я знаю. Но неужели наш драгоценный худрук не объяснил Вам ситуацию?
*- Объяснил. Но видите ли, - он пристально посмотрел ей в глаза, - я хочу работать в Большом; я хочу поставить “Измайлову”; и я хочу, чтобы главную партию исполняли Вы.
*- Это хорошо. Я тоже многого хочу. Но не всё нам подвластно.
*- Это зависит от силы желания, - он поднялся. – Я всегда добиваюсь своего, - и, попрощавшись кивком головы, ушёл прочь.
Было, о чём подумать…
Он заинтриговал Аму всем: внешностью, манерами, самомнением. Её всегда привлекали сильные личности. Она решила принять условия игры.
Ужинала она в обществе Олигарха на террасе под открытым небом с видом на море.
#- Мисс Косицына? – к ним подошёл официант. – Мужчина за седьмым столиком просил передать это Вам, - он положил букет хризантем и показал бутылку вина.
Ама кивнула, принимая и прося продегустировать вино.
Посмотрев на игру света в бокале и попробовав вкус, она улыбнулась и, повернувшись к седьмому столику, кивком головы поблагодарила.
Когда официант разлил вино по бокалам и отошёл, Олигарх, внимательно, но молча следивший за всем, наконец заговорил:
- Что за тип?
- Габриелло Бергонци, выдающийся режиссёр нашего времени. Пытается добиться моего расположения…
- Это я заметил, - перебил он. – И понял, что ты с ним флиртуешь.
- Ничего ты не понял, - она улыбнулась. – Он хочет уговорить меня спеть в его спектакле.
- Какой гонорар? – живо спросил Олигарх.
- Никакого. Ведь это и так наш театр.
- И какой тебе резон?
- В том-то и дело, что никакого, кроме звёздного состава. Поэтому я и отказалась, - она ещё раз посмотрела на седьмой столик с улыбкой.
- Ну, так и пошли его!
- И лишить себя такой игры? Никогда!
- Только не забывай, что ты здесь со мной, и выставлять себя идиотом я не позволю! – почти взорвался он.
- Знаешь, что в таких случаях говорила моя мама? «Я и не пытаюсь делать из людей то, чем они и так являются», - спокойно отпарировала Ама, в душе благодарная матери за её бесконечные перлы.
- Пошла вон! – почти крикнул Олигарх.
На это Ама раскатисто захохотала. Через минуту она грациозно встала и, склонившись к его лицу, прошептала:
- Доброй ночи, любимый! – и, снова засмеявшись, медленно вышла из ресторана, провожаемая восхищёнными взглядами всех мужчин.
Пройдя по набережной до безлюдного берега, Ама разулась и пошла по кромке моря. Через какое-то время она остановилась, села на песок и … закурила. У неё были особые сигареты: в их состав входили лечебные травы. Эти сигареты лично составлял её врач (один из братьев Фридельманов, сын того самого, уже ставшего легендарным Иосифа Абрамовича) и прописал ей как успокоительное, зная её нелюбовь к спиртовым настойкам.
*- Не думал, что сегодня можно увидеть оперную приму с сигаретой! – спустя минут двадцать услышала она позади себя.
Ама не ответила, даже не обернулась. И лишь выпустила очередную цепь колец.
*- Позвольте спросить, а что Вы курите? Насколько я понимаю, это не табак, - Бергонци сел рядом с ней и всматривался в её профиль.
*- А по-моему, Вы уже достаточно долго здесь стояли, чтобы определить состав моих сигарет, - она так и не поворачивалась.
*- Я и не подозревал, что Вы меня заметили.
*- Похоже, Вы всё время забываете, с кем имеете дело! - наконец она повернулась. Её глаза блестели как два уголька. Лицо выражало негодование. Но лишь несколько секунд. Затем она снова отвернулась, и лицо её стало безмятежным. – Зачем Вы устроили этот цирк в ресторане? Вам скучно жить?
*- Я хотел выказать Вам своё почтение.
*- Бросьте! – усмехнулась она. – Вы не могли не заметить, что я не одна. И на Вашем месте я бы поинтересовалась, кто мой спутник.
*- Насколько мне известно, он Олигарх…
*- Ну, а если Вы, даже зная, кто он, поступили именно так, значит, Вы просто не знаете, что такое русский Олигарх. Вряд ли Вы догадываетесь, что это хуже Вашей мафии. У нас страна больше, и нравы более жестокие. Могу поспорить, Вы и не подумали, что уже завтра Вас могут найти где-нибудь на Колыме в виде нескольких пальцев, уха и ступни. И это в лучшем случае. А в худшем – уже никто и никогда не узнает, где же Ваш прах был переработан в удобрение. А самое печальное, - она снова повернулась, - что благодаря Вашей глупости, почить в Лете могу и я. Как поступить с собственной жизнью – Ваше дело, но у Вас нет права распоряжаться чужой!
Несколько минут стояло молчание.
*- А почему тогда Вы с ним? – всё-таки решился спросить Бергонци.
*- Умом Россию не понять, - заметила Ама. – Во-первых, потому что я знаю, как вести себя с такими людьми; во-вторых, потому, что я люблю риск – мне нравится ходить по лезвию ножа. Но заметьте, я не рискую ничьей жизнью, кроме собственной. И это я делаю вполне осознанно.
*- Я должен принести Вам свои извинения, - после очередной паузы сказал он.
*- Должны – так приносите, - усмехнулась она и посмотрела на него.
*- Ещё никогда в жизни мне не было так тяжело просить прощения, - он встал, не имея сил держать её вызывающий взгляд.
Глубоко вздохнув, он повернулся к ней лицом и сказал:
*- Примите мои извинения. Впредь подобное никогда не повторится. Я искренне раскаиваюсь в содеянном.
*- Я не люблю, когда люди говорят заученными фразами. Но для первого раза я Вас прощаю. Хотите несколько фирменных советов от моей матушки? Никогда не говорите «никогда». А ещё, приезжая в другую страну или общаясь с её представителями, всегда учите их культуру, нравы и обычаи, религию и по возможности язык.
*- Спасибо. Учту. Доброй ночи, - поклонившись, он пошёл прочь.
*- Доброй, - тихо, словно сама себе, ответила Ама и легла не песок, глядя на звёзды.
Ночь она провела на пляже... и вернулась в гостиницу лишь под утро.
/не имея возможности найти хоть какой-нибудь номер или другой ночлег, она вынуждена была вернуться в номер, который они снимали вместе с Олигархом. К бою она была готова. У неё была целая ночь для придумывания стратегии/
- Могла бы постесняться! – Олигарх сидел в гостиной, пил виски и смолил сигары.
- Ты прав, - она не стала проходить и ответила «с порога». – Я не просто стесняюсь, я стыжусь того, что вынуждена находиться в обществе грубого, неотёсанного мужлана. Слава Богу, это поправимо!
- Не строй из себя крутую, не таких обламывали. И запомни: от меня не уходят!
- И не думала. Ты сам сбежишь, - усмехнулась она и направилась в спальню.
- Ты слишком многое стала себе позволять, - он вскочил с места и пошёл за ней. – Ты знаешь, что я могу с тобой сделать?
- Я – знаю. А вот ты – даже не догадываешься о моих возможностях. Вы разнообразием не отличаетесь. Только я ни боли, ни смерти не боюсь. А чего боишься ты? – она достала из кармана флешку.
- Что это?
- Посмотри, - она бросила её и пошла в ванную. – Надеюсь, ты понимаешь, что это – не единственный экземпляр, копий – несколько десятков.
За то время, пока Олигарх просматривал материалы, Ама успела принять душ.
- Ну, что? Впечатляет? – она подошла к нему не слышно и положила руку на его плечо. Олигарх вздрогнул. – У-у-у, да у тебя нервишки совсем разболтались, - она усмехнулась и села в кресло напротив.
- Откуда у тебя это?
- Ты забываешь, какие у нашей семьи связи. И не думай, что это всё. Ещё как минимум в три раза больше.
- И что ты намерена с этим делать?
- А это зависит от тебя. Понимаешь, если бы со мной что-нибудь случилось, и хоть малейшие подозрения пали на тебя – материалы пошли бы в ход. Подобная информация мне нужна исключительно для самозащиты. Я не собираюсь тебя выдавать, пока ты не насолишь мне чем-нибудь. Родители научили нас стоять за себя и не давать себя в обиду.
- Да, про вашу семейку всегда много судачили, - заметил он. – Не думал, что придётся испытать на себе.
- Не придётся, если выполнишь мои условия.
- А именно?
- Немедленно собираешь свои вещи и улетаешь. Делаешь так, чтобы мы никогда больше не пересекались. Не пытаешься мне никак отомстить /ни тайно, ни явно/, не трогаешь этого итальянца. И… перечисляешь на мои счета одну десятую всего твоего состояния.
- А деньги тебе зачем? – искренне удивился он.
- Компенсация морального вреда. Кроме того, за всё надо платить. Нам же было хорошо вдвоём, - она улыбнулась. – Расслабься, я всегда держу слово. А флешку оставь у себя, как напоминание, - она встала. Проходя мимо него, она остановилась. – Прощай, дорогой, - и поцеловала холодным поцелуем.
Олигарх уехал быстрее, чем она ожидала.
Дня три она отдыхала в гордом одиночестве. Итальянец не появлялся, и она подумала, что он уехал.

*- Я полагаю, теперь у Вас свободно? – за очередным одиноким ужином вдруг объявился Бергонци.
*- А если нет? – она вызывающе смотрела на него.
*- То это всё равно ничего не меняет. С Вашего позволения, - он сел напротив без приглашения. – Главное, что наш ужасный и опасный друг покинул нас.
*- Не без Вашего участия. Из-за Вас я вынуждена коротать здесь свои дни в одиночестве.
*- Готов исправить это. Причём немедленно. С этой минуты Вы можете об этом не беспокоиться, - он взял меню у подошедшего официанта.
*- И Вас не интересует, приятно ли мне Ваше общество?
*- Оно приятно всем женщинам. Без исключения, - он выразился так, чтобы было невозможно что-либо возразить.
*- Один – ноль, - согласилась она. – И всё же, почему Вы здесь?
*- Без Вас я не уеду. По-моему, я Вам уже говорил, что всегда добиваюсь своего.
*- Я тоже, - заметила она.
*- В таком случае кому-то придётся поступиться своими принципами.
*- Вы не заметили одной вещи: я не говорила, что не хочу с Вами работать. Вы пытаетесь покорить равнину.
Он улыбнулся:
*- Один – один. Значит, едем в Москву? – тут же спросил Бергонци.
*- Дело не в Вас. Я надеюсь, Вы это поняли. Дело как раз в Москве. Я не хочу петь с нашим коллективом.
*- А Вам худрук не сказал, что одним из условий была полная смена состава? – удивился итальянец. – Я просто использую вашу сцену для своей идеи.
*- Что? – она была огорошена. – Вот мерзавец! У меня нет слов! – Ама бросила приборы и откинулась на спинку. – И кого Вы выбрали на остальные партии?
Пока он перечислял, ей становилось всё хуже. Как только он закончил, она тут же набрала номер своего брата.
- Женя, привет. Надеюсь, не спишь. Ты бумаги для Большого уже подписывал?
- Я тоже рад тебя слышать. Уточни, какие бумаги, а то я плохо соображаю в четыре часа утра.
- На “Измайлову”, - голос у сестры был очень взволнованным.
- На “Измайлову”? Кажется, да… Да, подписал. А что, что-то не так? – Женя не мог понять, в чём дело.
- Ты можешь сейчас найти копию договора?
- Давай завтра…
- Нет, сейчас, пожалуйста! – взмолилась она.
- Хорошо, подожди. Я пойду в кабинет. Не клади трубку.
Молчание, длившееся несколько минут, казалось ей бесконечным.
- Нашёл. И что тебя интересует? – уточнил Женя.
- Назови общую сумму?
Ответа не последовало.
- Женя, ты меня слышишь? Почему ты молчишь? Всё хорошо?
- Да, всё нормально, - брат, наконец, смог говорить.
- Что случилось?
- Теперь я начинаю тебя понимать. Общий бюджет … двадцать миллионов.
- Спасибо. Завтра буду в Москве, поговорим. Спокойной ночи и прости, что разбудила.
- Доброй ночи.
*- Что ты говорила про Москву? – поинтересовался Бергонци.
*- Завтра вылетаю. Надо разобраться с братом.
*- Что тебя так разозлило?
*- По-моему, мы ещё не переходили на “ты”.
*- Так давай перейдём, - усмехнулся он.
*- Тем хуже для тебя, – взволнованно продолжила она. – И сколько ты запросил гонорара?
*- Почему тебя это волнует? Не думал, что деньги имеют такое значение для тебя.
*- Ты уговариваешь меня всеми возможными способами петь “Измайлову”, потому что тебе важен гонорар, который пообещал Большой. Так сколько? Говори!
*- Шесть миллионов, - он отвёл глаза.
*- Скажи честно, тебе приятно грабить меня?
*- Ты о чём? – не понял он.
*- А кто, по-твоему, выплатит тебе эти шесть миллионов?
*- Министерсвто культуры. Руководство Большого, да откуда мне знать?! Я не ведаю финансами. Я выполняю свою работу.
*- Зато я ведаю. Эти шесть миллионов ты получишь из бюджета моей семьи!
*- Каким образом? Это невозможно! – воскликнул итальянец. – Ты хочешь сказать, что Большой театр принадлежит твоей семье? Это смешно!
*- А мне не смешно! Большой нам не принадлежит, слава Богу. Но мы финансируем пятьдесят процентов государственных и сто процентов частных постановок. А “Измайлова” – это частная постановка. Интересно, а сколько они выделили гонорара для меня?
*- И каков бюджет спектакля? – осторожно поинтересовался он.
*- Двадцать миллионов. Можешь представить, какой это удар по нашему бюджету. О, Господи!
*- Нехило, - согласился он. – Я готов отказаться от гонорара.
Она удивлённо посмотрела на него.
*- Я не возьму у тебя деньги, - пояснил он. – Мне гордость не позволяет.
*- Это не имеет смысла, - Ама ехидно улыбнулась. – Деньги уже перечислены. Все бумаги подписаны. Тебе придётся получить гонорар. А вот распоряжаться им можешь уже по собственному усмотрению.
*- А я вижу, тебе это нравится: чувствовать свою власть надо мной.
*- Ещё как! Теперь балом правлю я, - она улыбнулась и встала.
Итальянец положил деньги в чек и пошёл за ней.
Ночь прошла в сборах, самолёт вылетал рано утром.

продолжение: http://proza.ru/2022/09/23/1436