Война и становление историка науки

«Начало: Конец 1930-х. Вернадский о Кузнецове» http://proza.ru/2022/09/19/175



Война не только приостановила исследования Б.Г. Кузнецова в области истории науки, на несколько лет она вообще оторвала его от исследовательской деятельности.
Уже 23 июня 1941 г. Президиум АН СССР обязал академические учреждения перестроить свою деятельность в соответствии с требованиями фронта и тыла. В июле 1941 г. образуется Научно-технический совет Государственного комитета обороны. В его состав вошли академики И.П. Бардин, А.Ф. Иоффе, П.Л. Капица, в работе Совета участвовали академики С.И. Вавилов и Н.Н. Семенов и ряд других ведущих ученых страны. Основным ядром Комиссии стал научный коллектив Академии наук, который возглавил ее президент В.Л. Комаров, а его заместителями были назначены академики И.П. Бардин, Э.В. Брицке и С.Г. Струмилин. Было выделено несколько групп по наиболее важным направлениям во главе с ведущими специалистов Академии наук. Группу транспорта и энергетики возглавили член-корреспондент АН СССР В.И. Вейц, профессора Б.Г. Кузнецов и Н.Н. Колосовский.


Через четыре десятилетия после описываемых событий Б.Г. так вспоминал то время: «Буквально каждый день на Урал прибывали сотни демонтированных заводов и должны были возникнуть без малейшего промедления десятки новых отраслей промышленности. Для них нужно было в течение нескольких недель, а чаще дней и даже часов, определить, каковы должны быть новые источники энергии, новые транспортные условию, новые источники водоснабжения, новые сырьевые базы и новые технологические процессы, иногда принципиально новые, казалось требовавшие многолетних исследований. А потом нужно было все это реализовать.... Через несколько месяцев, во всяком случае не позже, чем через год, эвакуированная промышленность уже работала» [1, с. 32-33].
10 апреля 1942 г. за успешную работу «О развитии народного хозяйства Урала в условиях войны» группе ученых была присуждена Сталинская премия первой степени. Среди награжденных был и Б.Г. Кузнецов. Но уже в июле 1942 г. он – в действующей армии, возглавляет политотдел 61 инженерной (14 штурмовой) бригады. Записи из «Личного листка по учету кадров» показывают, что за 20 лет до этого Кузнецов приобрел первый опыт политработы в армии. Напомню, что в 1921-1922 гг. он одновременно с учебой в Политехническом университете в Днепропетровске работал помощником начальника учебной части 44 пехотных курсов.


В рядах инженерной бригады, Кузнецов участвовал в боевых действиях под Сталинградом и на Южном фронте. Приведу фрагмент его воспоминаний, в котором он описывает «прогулку» по мосту с командиром бригады инженерных войск М.П. Каменчуком, под началом которого он служил:
«Один из батальонов нашей бригады строил мост через реку Миус, которую нужно было форсировать, чтобы прорвать фронт. Немцы, окопавшиеся на противоположном берегу, сильным огнем мешали наведению моста. М.П. Каменчук предложил мне подъехать к реке и посмотреть, что там можно сделать. По приезде он создал сильную огневую завесу. Мне казалось, что Каменчук решает шахматную задачу, а может быть и собственно математическую. <…> А между тем немцы практически прекратили огонь, и М.П. Каменчук предложил мне пройтись по недостроенному мосту, чтобы показать относительную безопасность продолжения строительства моста. Я согласился, но заметил, что такая прогулка должна иметь еще какую-либо цель. “Хорошо”, ответил М.П. Каменчук. – “Вы при этом еще раз объясните мне, что такое теория относительности.” Потом, после прорыва Миусского фронта, Каменчук сказал: “Ведь и Вы кое-чему научились на том мосту, например максимально краткому изложению теории относительности!”» [1, с. 41].


С мая 1943 г. Кузнецов – заместитель начальника отдела Штаба инженерных войск в Москве. Тогда маршал М.П. Воробьев, командовавший инженерными войсками в годы войны, создал в Штабе отдел по анализу инженерного обеспечения операций. Б.Г. должен был ездить на фронты и инструктировать инженерные части, чтобы уменьшить потери штурмовых бригад. Теперь процитирую воспоминания Кузнецова: «... я по его [БД: маршала Воробьева] заданию написал небольшую книжку о тактике инженерного штурма от Вобана [БД: речь идет о фортификационной системе, разработанной еще в XVII веке выдающимся французским военным инженером Себастьеном ле Претра де Вобаном] до деблокирования Ленинграда, которая была разослана инженерным штурмовым бригадам. Отчетом о поездке на Ленинградский фронт и обзором инженерного обеспечения деблокирования Ленинграда и закончилась моя военная карьера» [1, с. 43]. В боях под Нарвой он был серьезно ранен и после госпиталя в ноябре того года демобилизован.


Через много лет после окончания войны в посмертно изданном тексте Б.Г. о Спинозе я обнаружил следующее его автобиографическое замечание:
«Зимой 1943 г., в Сталинграде, очередную атаку немцев на траншеи, в которых находились батальоны нашей инженерной бригады, сопровождал и поддерживал немецкий самолет, который осыпал траншею бомбами и пулеметными очередями. Я думал об очень близкой и, по-видимому, неизбежной смерти, но был уже достаточно опытным офицером, чтобы знать, как можно ликвидировать это ощущение и вернуть себе то “ощущение бессмертия,” потеря которого на передовой является таким же ЧП, как дезертирство; моя роль как начальника политотдела бригады как раз и состояла в ликвидации ЧП. В напряженной обстановке я вспоминал о встречах с людьми и о прочитанных книгах. Когда наступление немцев выдохлось, ко мне подошел командир соседней бригады, полковник Корявко – самый, по общему признанию, храбрый офицер инженерных войск. Он командовал бригадой десантников, забрасывавшихся в ближайшие тылы противника с грузом толуола и подрывавших немецкие доты. И Корявко, и его бойцы в промежутках между вылетами начинали скучать, нетерпеливо ожидая следующего задания. Корявко спросил меня, о чем я думал во время атаки немцев, и, узнав, что о книге Спинозы, заметил: “Что ж, это правильно, вы помните «Есть упоение в бою...» и следующую фразу «Пира во время чумы»: «Все, все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья – бессмертья, может быть, залог...” Я думаю, что не только то, что грозит нам гибелью, но и всякое отвлечение от личного бытия и от прагматических задач приближает человека к невыразимому наслажденью и к “бессмертья, может быть, залогу”» [2].
Я читал много воспоминаний о войне, но не припомню чего-либо схожего. Правда, естественно задаться вопросом: «Участвовал ли в боевых операциях в годы Великой отечественной войны еще кто-либо из лауреатов Сталинской премии I степени в области науки?».


Появление этой истории в размышлениях о сложнейших аспектах философии Спинозы как-то не укладывается ни в наши представления о военных мемуарах, ни в рамки академического анализа философских учений. Более того, подобное смешение текстов столь разного жанра скорее можно было бы ожидать в работах молодых приверженцев постмодернизма, нежели в книге советского 80-летнего историка науки.
Однако, если поместить этот фрагмент военных воспоминаний Кузнецова в контекст его историко-философских рассуждений о Спинозе, то появление его имени при описании Сталинградских будней, не кажется странным. Три десятилетия спустя, Кузнецов, пытаясь ответить на вопрос «Играл ли Бог Спинозы в кости?», рассматривал в очерке «Спиноза и Эйнштейн» сложную тему индивидуальной свободы человека и любого тела природы. В частности он отмечал: «Человек смертен, и его впечатления и воспоминания исчезают вместе с ним. Но его идеи и чувства, обращенные к субстанции, приобщают человека к свободной необходимости целого и к ее вечности. Именно в этой связи Спиноза высказывает уже упоминавшуюся формулу: “Свободный человек меньше всего думает о смерти, он думает о жизни, и в этом его мудрость”» [3, с. 158]. И не столь принципиально, эти ли именно слова повторял про себя Кузнецов (и знал ли он их тогда), важно то, что он мог соединять наблюдавшееся им, переживавшееся им и философские воззрения Спинозы.


В следующем параграфе будет немного рассказано о «странной» для академического ученого книге, в которой Кузнецов, преобразившийся в графа Калиостро, путешествует через эпохи. Это свободное перемещение автора во времени и в пространстве позволило ему акцентировать внимание читателя на логическом сходстве проблем, разрабатывавшихся Спинозой и ощущаемых людьми в момент их вероятной встречи со смертью. На мой взгляд, в этом стилистическом приеме отражен многолетний и глубокий интерес Кузнецова к науке, и его внутренние диалоги с Бахтиным, Булгаковым, Достоевским, а так же знание им русской классической литературы с характерным для нее прерывистым во времени и пространстве повествованием.


Один из итогов военного времени кратко отмечен Кузнецовым в графе о правительственных наградах «Личного листка по учету кадров»: Государственная премия I степени (1942 г.); Орден Трудового Красного Знамени (1945 г.), Орден Отечественной войны I степени (1945 г.), медали. Страна высоко отметила его трудовые и ратные достижения, однако в наших родственных беседах он никогда не возвращался к тем событиям. А в одной из бесед с Филоновичем он вспомнил, что после подвига Александра Матросова в армии прошла волна его повторений. Военное руководство было этим озабочено: солдаты должны воевать, а не умирать. В обязанности Б.Г. как политработника входило разъяснение этого обстоятельства.
В моем представлении, война, ощущения всего виденного и прожитого, размышления о смысле науки и цене жизни кардинально изменили отношение Кузнецова к своему делу. Если раньше, он был «котом, который ходит сам по себе», то теперь он стремился к свободе в физическом и метафизическом – не религиозном, но рационалистическом – смыслах. Чтобы быть свободным в физическом отношении, он вскоре полностью и навсегда отошел от научно-организационных дел в Институте, одним из создателей которого был. Но стать свободным в метафизическом смысле он мог позволить себе лишь после смерти Сталина. То лидирующее положение в историко-научном цехе, которое признает за ним С.С. Илизаров, обусловлено прежде всего тем, что Кузнецов более других его коллег ждал «политическую оттепель» и более других готовился к ней.

Продолжение: «Б. Г. Кузнецов - путешественник через эпохи» http://proza.ru/2022/09/20/1399

Литература

1. 6 Кузнецов Б.Г. Встречи. – М: Изд-во «Наука». 1984.
2. Кузнецов Б.Г. Спиноза [фрагменты рукописи] // Природа, 11, 1985 http://caute.ru/spinoza/rus/kuzspi.html.
3. Кузнецов Б.Г. Разум и бытие. – М.: Наука, 1972.