Гралия Часть 4 глава 6
Наука нам дарит плоды всепознанья,
Строга и терниста ученья тропа.
И стоит постигнуть начальное знанье,
Становится истина вновь далека.
Мелем пребывал в плохом настроении. Произошедшее с ним в лесу пугало и озадачивало его одновременно. Продолжая следовать за Итель, теперь он чувствовал себя скорее ее пленником, чем спутником, и это крайне злило его, учитывая тот факт, что девушка продолжала вести себя с ним, словно ничего и не произошло. Радовало в происходящем только одно, она перестала донимать его с невыносимыми, однообразными расспросами. Правда, от этого не становилось легче. Внешнее радушие коварной женщины больше не обманывало бывшего раба, в каждом ее добром слове он чувствовал фальшь. Тем временем второе я Мелема подливало масло в огонь как заклинание твердя:
– Нельзя верить никому, все люди лживы по своей натуре, все предатели, а особенно эта Итель. Ты, никто, и имя твое Никто, а раз так, то тебя нет. Тот, кого нет, не человек, не вещь, ведь его нет. Тот, кого нет, не может предать. Значит, верь только себе, ведь ты Никто!
Рабское бремя, которое сменила тягостная свобода, как-то в раз заменилось снова на рабское ярмо, от которого теперь было куда хуже, чем прежде. На сердце у Мелема было тяжело. Он трясся, сидя на спине лошади, посматривая в спину его новой госпоже.
Они въезжали во владения Башни Драхмаала. На левом берегу мост через Анарикор охранял крупный отряд канутов из столицы, а на правом берегу стояли немиторы и наемники из горцев, представлявшие жрецов. Хотя внешне защитники переправы были частью военных сил Гралии, но здесь и сейчас они походили на представителей двух противоборствующих сил, стоящих на своих рубежах. Теперь становилось ясно, почему Мелема и Итель никто не встретил у лесной дороги, что была на стороне Гралии, как приказали девушке жуткие голоса. Им пришлось прождать на холоде несколько часов, после чего ведьма соизволила продолжить движение вперед, без ожидаемых сопровождающих. Это бросалось в глаза, даже такому неопытному в тонкостях отношений власть имущих, каким был Мелем.
Подойдя к группе, стоявшей на левом берегу, Итель для того, чтобы пройти по мосту, использовала свои таланты, это позволило ей и ее спутнику благополучно миновать канутов. На стороне Башни их ждали с распростертыми объятиями. Шестеро из немиторов и столько же наемников стали сопровождать их в пути.
Когда бывший раб забывал о своем странном положении, то он начинал с любопытством таращиться по сторонам, ведь он был в местах, где ему никогда не доводилось бывать.
Зима шла своим чередом, выпавший снег таял, и снова снежные мухи кружили над головой. Ченезара заслоняла облачная хмарь, но иногда ему удавалось пробиться сквозь тягучую преграду. В этот миг он окрашивался в яркие праздничные тона, которые согревали уставшую от слякоти и холодов душу бывшего раба.
Ветер дул в спину, это помогало идти быстрее. Он подталкивал людей, торопя их. Но Мелем несильно желал оказаться в доме жрецов. Здесь, среди полей и холмов, он, хотя и был подневолен, но не так остро ощущал зависимость. Можно было посмотреть вдаль и увидеть на холме сиротливую рощицу, попрощавшуюся с листвой, над головой пролетали свободолюбивые птицы. Не было стен и ощущения обреченности.
Стоило пересечь Анарикор, и местность стала заметно более холмистой, иногда у дороги встречались высокие валуны, с завистью поглядывающие на людей, которых ждало тепло домов, а камням тепла ждать было еще ого-го сколько, лето еще нескоро придет на поля Гралии.
На тракте, мощеном камнем, копыта коней издавали причудливое поцокивание, сливающееся в причудливый перестук-песню. Поймав ее мотив, бывший раб принялся напевать ее себе под нос. Музыка несла с собой покой, но неосторожные взгляды в сторону немиторов или Итель, внимательно следящих за каждым его жестом, выводили Никто из мимолетно пойманного душевного равновесия.
Ближе к вечеру странная процессия встала на отдых возле огромного дуба, тянувшего свои витиеватые руки к небу, словно в мольбе, стоящего немного в стороне от тракта, на склоне покатого холма. У подножья великана наемники в достатке смогли найти хвороста, немного отсыревшего, но все же вполне подходящего для костра, который уже скоро согревал уставших путников, готовящих на огне нехитрую походную еду. В котелке кипятили воду, на ножах в пламени коптили куски хлеба, полоски вяленого мяса, запекали в углях картофелины. У костра люди вели житейские разговоры – о доме, урожае, детях и женах, погоде, превратностях судьбы. Итель же сидела в стороне от всех, сосредоточенно смотря куда-то на запад, не обращая на Мелема никакого внимания.
«Вот посмотришь на них, – размышлял Мелем, – и не скажешь, что они могут причинить мне зло. Люди как люди, только служба у них нехорошая, пакостная. Вот даст им какой-нибудь зерт приказ убивать да измываться над другими, так вмиг не узнаешь этих семьянинов и хлебопашцев. Не успеешь глазом моргнуть, как из тебя дух вышибут. Страшное дело. Но ведь посмотришь – хорошие на вид, ведь точно детям своим колыбельные на ночь поют».
И Мелем представил, как каждый из его спутников поет на ночь своему ребенку.
Эту песенку напевали во всех Гралиях, в Замнитуре, у горцев, в домах высокородных, свободных и рабов. Все дети слышали на ночь эти слова, и под напевы родителей или кормилиц погружались в сладкие объятия сна.
Как только окружающие Мелема люди предстали перед ним поющими колыбельную, то разом чужие для него стали не чужими вовсе, своими, знакомыми. Осознание этого невольно заставило бывшего раба улыбнуться.
Всех мужчин, что были рядом, Мелем представил поющими, а вот единственную женщину, что ехала среди них, он не смог представить в роли матери. Мелем смотрел на нее и ему все больше и больше казалось, что что-то в этой красавице не так. Он не понимал, что, но явственно чувствовал нечто неестественное, присутствующее в ее образе.
Ченезар напоследок, перед тем как покинуть мир людей, разорвал облака, и его ярко-красный лик засиял над широким гральским полем. Именно в этот момент на фоне заходящего светила стал хорошо виден какой-то путник, что шел с востока по тракту в сторону Анарикора.
Вначале незнакомец не заинтересовал бывшего раба, но, когда тот свернул с тракта и направился прямиком в сторону отдыхающих у дуба людей, Никто насторожился.
«Не к добру гости с запада. На западе храмовая долина и Башня Драхмаала. Ох, не к добру».
Незнакомец был одет в добротный, идеально чистый плащ с дорогой меховой подшивкой. На его ногах красовались темно-красные сапоги. Штаны были расшиты золотым шитьем, как и утепленный кавт.
«Не бедный. Это точно».
Мужчина был не молод, не высок, но и не низок, не толст, но и не худ. В глаза бросалась его легкая сутулость и сверкающая в свете костра лысина, которая обнаружилась, когда путник снял с головы шапку из лисьего меха. Все присутствующие как-то театрально сделали вид, что не обратили на пришедшего никакого внимания, но как-то разом оставили свои разговоры и поспешили заняться другими делами. Кто-то принялся кормить лошадей, проверять упряжь, другие занялись оружием, припасами, прочими делами, при этом как один, набрав в рот воды. Итель подсела к огню.
Никто из присутствующих не поздоровался с гостем и не протянул ему руки, между тем Мелем привык к вежливости и учтивости, это часто выручало его по жизни, скажешь человеку доброе слово раз, другой, и вроде не чужой ты ему, хотя ничего по сути и не сделал. Бывший раб поклонился и произнес:
– Здравствуйте.
Никто показалось, что незнакомец немного удивился его словам, но легкая улыбка на лице гостя по большому счету могла означать что угодно.
– Здравствуй, здравствуй, – прищуриваясь, как кот перед прыжком на мышь, протянул незнакомец, – вот и встретились мы с тобой, Мелем.
Никто удивился, что незнакомец его знает. Но почему-то в этот момент его куда больше удивляло поведение безмолвных немиторов и наемников.
«Почему же они все молчат, почему не поприветствовали чужака или не прогнали его?»
Ответ был где-то рядом, но истина ловко ускользала от бывшего раба, показывая только свой рыжий лисий хвост.
Незнакомец тем временем окинул Никто оценивающим взглядом и, сморщившись, заметил:
– Да, мог бы быть кто-то получше, но, с другой стороны… Ответь мне, Мелем, сколько тебе лет?
Никто не знал, поэтому чистосердечно сообщил об этом.
– А хорошо ли тебя кормил твой хозяин?
Бывший раб не жаловался на свое питание, он не голодал, но и особо разнообразным и питательным его нельзя было назвать. Каша, сухари или мягкий хлеб и кусок мяса по праздникам, летом фрукты да овощи с грядок – ешь сколько влезет. Грех было жаловаться. Но ближе к концу зимы бывали и дни, когда приходилось держаться только на воде, редко, но и такое случалось. Обо всем этом как на духу рассказал Никто.
Незнакомец встал и подошел к нему, нависнув над Никто горой. Чужак бесцеремонно взял его голову в свои руки и принялся ее вертеть, так как если бы Мелем был конем, а незнакомец – покупателем на рынке:
– Покажи зубы.
Никто казалось более чем странным все происходящее, но…
«Я все тот же раб, товар. Вот этот и рассматривает меня, как товар. Нечего удивляться».
Мелем раскрыл рот, обнажив свои оставляющие желать лучшего поломанные, не всегда ровные и не всегда наличествующие на положенных им местах зубы.
Незнакомец разочарованно вздохнул и сел рядом с Никто.
– Ладно, выбирать не приходится. Придется работать с тем, что есть.
Чужак с упреком посмотрел на Итель, словно она была нерадивой матерью, которая не смогла усмотреть за ребенком, а потом ровным голосом сообщил:
– Ты, Мелем, можешь называть меня Летлиоликаном. Имя длинное, но уверен, ты справишься, научишься его правильно произносить. Я жрец.
Летлиоликан, выставив руки к огню, принялся согревать их. Его пальцы были тонкими, жилистыми и казались чрезмерно длинными. Возможно, виной тому были странно подстриженные ногти, они по форме напоминали звериные когти или кинжалы воина, из-за чего в размерах конечностей жреца угадывалась некая неестественность.
– Нас ждет путь в Башню Драхмаала. Там ты проведешь некоторое время. Я буду учить тебя.
– Чему и зачем мне предстоит научиться? – неожиданно вырвалось у Никто.
– Понимаю твой интерес, но я не давал тебе слово, – с ноткой предостережения в голосе произнес жрец. – Молчи, пока не спрашивают. Время само ответит тебе на твои вопросы, что были заданы не к месту.
Мелем, хотя его никто и пальцем не тронул, явственно ощутил, как его щеки загорелись огнем, как если бы по ним хорошенько кто-то хлестнул.
– Не обижайся. Поверь, скучно тебе не будет. Я буду много, о чем рассказывать, когда мы окажемся в Башне, взамен от тебя потребуется только одно – послушание. Просто? В общем, думаю, ты справишься, – похлопав Никто по плечу, продолжил Летлиоликан.
«Почему с гостем никто из людей не поздоровался? – меж тем Мелема продолжал мучить этот вопрос. Казалось, жрец уже так много сказал, но именно этот простой вопрос более других волновал бывшего раба. – Может, у них, у немиторов и наемников, так принято?»
– У нас не много времени. Тебе нужно будет подготовиться к обряду каури, – продолжал откровенничать жрец.
Мелем вздрогнул, перед глазами в считанные мгновения пронеслись разноцветные картинки то ли воспоминаний, то ли он вернулся в прошлое, переживая минувшее вновь. Вот перед ним земельный тракт близ дома его бывшего хозяина. Вокруг трупы овец, смертельно раненные или скрючившиеся в предсмертной агонии немиторы, пытающиеся выбраться из упряжки пара истыканных стрелами лошадей. И кругом кровь. Много, очень много крови. Так много, как если бы сейчас пошел кровавый дождь. Мелем почувствовал, что его голова, плечи, грудь и живот становятся мокрыми от нее. Это теплая липкая жидкость потекла ручьем по земельному тракту. Пастух затрясся от ужаса, бормоча что-то нечленораздельное, подвывая, подпевая таким нехитрым образом песне смерти... Потом бывший раб снова пережил издевательские и смертельный удары кинжала красавца, облаченного в террониевую сталь… И вот он видит себя со стороны, как лежит на земле лицом вверх. Вот Никто вернулся в свое тело и судорожно, полной грудью вдыхает воздух. Боль прошла. Никто закричал, радуясь чуду собственного исцеления, а умирающий жрец сказал, что это каури, и потребовал дать ему руку! Из глаз служителя культа лился свет, как если бы в глазницах были две уменьшенные и немногим менее яркие копии небесного светила… Сам не желая, пастух протянул руку жрецу. Служитель Башни крепко сжал ладонь раба в своей пятерне. Мелем ощутил странное чувство – холод среди жаркого дня прокрался в его тело. Он замерзал. Голова шла кругом, тошнило. Повторение такого каури Мелем не желал. Он понимал, что если бы не его пес, то тогда, на дороге, с ним бы случилось что-то очень и очень плохое, это нечто было куда ужаснее самой ужасной смерти.
Жрец, увидев перемены в лице Никто, который вытаращился на Летлиоликана, поспешил успокоить Мелема:
– Твоей жизни ничего не грозит. То, что тебя ожидает, есть благо для тебя. Ты, пусть по воле случая, но стал избранным для каури.
Голос Летлиоликана звучал убедительно и ему хотелось верить. Мелема как-то разом оставили плохие воспоминания, но никак не оставляла все та же назойливая мысль о том, почему при встрече с таким, вроде важным человеком, никто, кроме него, не поприветствовал его?
– Ешь и пей вдоволь, отдыхай, а потом мы двинемся в сторону храмовой долины.
Жрец и Итель переглянулись. Мелем не понял, что это значит.
– Ты умеешь считать? – сменив приказной тон, поинтересовался жрец.
– Да, я же раньше пас скот, отвечал за каждую овцу головой. Считать я умею, слагать и вычитать.
– Превосходно. А письмо, тебе подвластен навык письма? – с надеждой в голосе спросил Летлиоликан.
– Нет, читать я не умею, правда, знаю, как пишутся некоторые буквы и слова. Могу написать свое имя.
Служитель культа кивнул головой, а потом, посмотрев на бывшего раба и словно прочитав его мысли, снизойдя до заботы Мелема, разрешил задать вопрос, который сейчас более всего волновал Никто.
– Ответьте мне, – получив разрешение, спросил осмелевший Мелем, испытав несравнимое ни с чем облегчение. – Почему, когда вы пришли, с вами никто не поздоровался?
– Потому, что я так пожелал, решив не отвлекаться на их поклоны, подумал об этом, и они услышали мои мысли.
– Разве можно слышать мысли? – удивился Мелем и потом добавил.
– Можно, еще как можно слышать.
– Я бы тоже хотел уметь так разговаривать, – с завистью промямлил Мелем, а потом попросил: – А не могли бы вы мне что-нибудь сказать, как им.
Жрец, многозначительно приподняв брови, ответил:
– Услышать может тот, кто готов, открыт для этого. Но ты закрыт, словно вокруг тебя скорлупа.
Потом он посмотрел на Итель и обратился к ней:
– Мелему перешли силы избранного для каури, это бесспорно. Теперь же надо понять, осталось ли что от самого избранного?
Свидетельство о публикации №222091901537