Интеллект богов и людей

Сначала была природа. Потом на планете Земля появились «боги» - существа из более развитых цивилизаций, направленные на Землю  за их преступления для исправления. Для этого вовсе не надо было материализованных полётов – достаточно было технологий сборки (телепортации) на выбранном месте. Конечно, эти преступники не удержались от производства на этой планете необходимых биороботов-рабов, «одарив» обезьян типа шимпанзе зачатками интеллекта, необходимого для обслуживания и удовлетворения «богов».
В первой книге «Махабхараты» («Адипарва» или «Начало») говорится, что в стародавние времена на планете Земля обосновались две большие группы космических пришельцев, подчинивших себе нашу галактику, - адитьев и их «нечестивых» врагов дайтьев и данавов, которые ставили перед собой цель умножиться на Земле в численности и нанести сокрушительное поражение адитьям. В индийских преданиях адитьи относятся к белым человекоподобным богам или полубогам, а дайтьи и данавы – к белым и чёрным человекоподобным демонам (данавы – калакеи, чёрные). Такое  деление основано на разном отношении к Гармонии и Порядку, естественному Закону. Адитьи, а также высадившиеся на Землю вместе с ними гандхарвы, видьядхары, чараны и сиддхи считались жившими в гармонии с природой вегетарианцами, а дайтьи и данавы в большинстве своём – «попиравшими» мировую гармонию – мясоедами.
«Адипарва» подробно освещает эпизод появления на планете Земля дайтьев и данавов.
«В прежние времена божественные адитьи, управляющие галактикой, сражались со своими нечестивыми родичами - дайтьями и победили их. Лишившись высокого положения и власти, дайтьи начали рождаться на этой планете, тщательно рассчитав, что они легко станут богами Земли, подчинив её своей демонической власти. Вот так… и произошло, что среди различных существ и общин начали появляться асуры. [С поразительной точностью осуществляя своё тщательно рассчитанное нашествие на Землю, дайтьи скрывались под разными обличиями.]… Демоны рождались в таком количестве, что сама Земля Бхуми едва могла выносить столь тяжкое бремя. Утеряв своё прежнее положение на высоких планетах, сыновья Дити и Дану являлись в этот мир великосильными царями и в других обличиях. Они были смелы и надменны и буквально заполонили собой опоясанную океаном землю, готовые раздавить всех, кто посмеет им противиться….»
Согласно «Адипарве», адитьи появились на планете Земля после дайтьев:
«Умоляя о помощи, богиня Бхуми в присутствии правителей всех планет вселенной, поведала Господу Брахме о своем бедственном положении… Могучий Господь Брахма… обратился к Матери Земле с такими словами: О, изобильно-щедрая Мать-Земля, я знаю, почему ты явилась ко мне, но положение твоё так тяжело, что на помощь тебе мне придется призвать всех небожителей».
Поговорив с Верховной Личностью Бога Нараяной (Вишну), Господь Индра и другие полубоги решили спуститься на Землю, в частичном перевоплощении… Небожители непрерывной чередой начали спускаться на Землю, чтобы уничтожить своих злочестивых врагов и спасти все миры… обитатели небес рождались в родах благолюбивых мудрецов и царей и стали убивать нечестивых данавов, людоедов-ракшасов, жестоких духов, чародеев в змеином обличии и различных других созданий, которые заживо пожирали Вселенные и даже их общая Единая программа циклично то исчезают, то порождаются. Похоже, и здесь тайм-аут приходит к концу. На планете полно намёков на глобальное исчезновение животных и необходимость начала новой эволюции. Но самым главным признаком пресыщения и конца является катастрофически нарастающая бессмысленность всего, сначала бытия, а затем и небытия. Люди, оставшиеся без своих хозяев-богов, своё локальное исчезновение представляют как вселенскую катастрофу.
Циклы, какими бы они фантастически громадными ни были, всё равно когда-то завершаются. Всему конечному, само собой, приходит конец…
С мёртвыми общаться легче: они по любому вызову оказываются рядом, в тебе, в твоей памяти. С ними можно делать что угодно. Общаться, давать им задания, советы, задавать вопросы, отвечать им, а если надоели, просто отодвигать на задний план. Собственно, они-то как раз вечно живые, живее всех живых, динамичны, вездесущи. Это в материальном мире они были ограниченными, с первородным грехом, преступнички, несущие ярмо наказания и затем, подобно Сизифу, совершающие повторно, многократно бессмысленные действия, терпящие нудно рабство и зависящие от капитала, просто зомби, запрограммированные ответвлением, листочком трёхмиллиардолетней эволюционной планетарной программой, которая и сама по себе ничтожна, поскольку является очередным неудачным экспериментом, результаты которого подвергаются коррекциям, а затем и вовсе стиранию из памяти. Смерть в этом смысле – это как раз переход в тонкий сияющий мир, в мир знания, абстракций, голограмм, не взирая на носители, передатчики, приёмники, антенны. То, что называют тут жизнью, как раз и есть самая страшная мертвечина, молекулярные структуры, собирающиеся из-за замерзания, из-за низких температур, подобно морозным узорам на окнах, подобно нарисованным миражам. Почему-то их информационные функции называют душами, придавая последним субстанциональный статус. Разумеется, это признак безграмотной дикости. Теплород, ток, электроёмкость, дух, душа, призрак, сама так называемая «земная жизнь», обожествление предметов, вещей, явлений, иконы, храмы, материальная культура в целом, - всё это наделение субстанциональностью всего подряд, подмена функций молекулярных структур субстанцией, замена предиката предметом. Если при выключении телевизора гаснет экран и удаляется на экране светящаяся точка, это вовсе не значит, что иллюзорный мир, показанный телевидением, существовал и исчез. Были всего лишь функции, проявления запрограммированного электромагнетизма. То есть ничего субстанционального, по-настоящему предметного не было, были только проявления, отсвет, отражения, миражи, функции, игра электромагнитного поля, в конечном физическом представлении – квантов, не данных людям в непосредственном познании.  Молекулы и ещё более мелкие частицы не исчезают полностью, а взаимодействуют, превращаются, один структуры преобразуются в другие, проходя через разрушение и трансформацию. Но сама субстанция открывается только на квантовом уровне, люди её не видят напрямую. Совершенно прав Платон в своей знаменитой аллегории с пещерой и в том, что тени воспринимаются людьми ложно как самостоятельные существа и предметы. Ведь на самом деле и вся материализация – лишь игра единой вселенской программы. Древние источники, подобные древнеегипетской Книге Выходящего на Свет (неправильно называемой Книгой Мёртвых), учениям жрецов и Пифагора, тибетской книге Бардо, и новейшие источники, подобные квантовой теории, особенно труды П.А.М. Дирака, недвусмысленно нам это многократно демонстрируют.
Древнеиндийские и древнекитайские источники единодушны в вопросах истинной субстанциональности и её проявлений в качестве функций.
В индуистской традиции первоначалом чаще всего объявлялся Абсолют, Высший абстрактный принцип, безличный, заведомо метафизический, аксиоматический, не подлежащий большему описанию, определению и раскрытию. В Упанишадах он именуется как «ансара» («неуничтожимый»): «Он ни безбрежно велик, ни безмерно мал, ни короток, ни длинен, ни горяч, ни влажен… Он не обладает оттенком, темнотой, ветром, пространством, привязанностью, вкусом, запахом, глазами, ушами, речью, разумом, светом, волением, ртом, качеством, внутренностью или внешностью» (Брихадараньяка-Упанишада, IV, 5, 15; III, 8, 8). На первый взгляд, вызывают интеллектуальную настороженность явная эклектика, смешение разнородных понятий, а также определение через отрицания. Но именно только такой подход может разъяснить профанам идею посвящённых.
В древнекитайской традиции 64 гексаграммы Книги перемен (И Цзин) имеют имеют много толкований, но несомненным остаётся факт стремления к аксиоматически точному и полному основанию – принципу выведения и обоснования реальности. Источник «Чжуан Цзы» (IV- III в.в. до н.э.) подчёркивает отсутствие непосредственной данности субстанции человеческому познанию: «Все вещи живут, а корней не видно. Появляются, а откуда не видно…Я не могу породить вещи, вещи не могут породить меня… Высшее Дао рождает тьму вещей, но ими не владеет, творит многообразные изменения, но над ними не господствует» (Хуайнань Цзы). Древнекитайская онтология не является онтологией субстанции, она является онтологией функционирования, цикличности, событийности. Дао – трудноопределимый высший принцип, универсальная изначальная закономерность, тогда как, согласно  древним источникам и Ван Фу (77-157 г. н. э.), изначальной субстанцией являлось «ци», субстанция без формы и каких-либо признаков, единая, одна.
В исламской философии возник «мистический пантеизм» суфийского направления. Ибн-Араби (1165-1240) в «Геммах Мудрости» (Фусус Аль-Хикам) выдвинул принцип Единства Бытия (Вахдат Аль-Вуджуд), проявляющийся на трёх уровнях: Абсолюта (Бога-Аллаха, Истины, Хакика-Высшей реальности), Имён (не известных тварям) и Феноменов (теней Аллаха). На вопрос пророка Дауда (Давида), для чего Господь создал мир был дан ответ: «Я был скрытым Сокровищем, и я захотел быть явным. Вот почему я сотворил мир». Мир как божья тень возникает из «божьей печали одиночества» и желания познать собственную сущность через отражения и преломления. Имена же – это бесконечные грани, качества, категории, эпитеты, коды, программы, посредники между Абсолютом и Тенями (реальностью). Есть  и божественная игра, и творение, и скрытость, тайна, мистика, дары, чудеса и случаи. Нескучность проявленности. Конечно же, тут невозможно не заметить влияние неоплатонизма, особенно трудов Прокла, переведённых на арабский язык…
И вот вся эта человеческая «мудрость», оставаясь «слишком человеческой», тает и испаряется при первом же столкновении  с чудесами, которые творятся в нас, когда пребываем во сне, когда пребываем в далёких неведомых углах вселенской памяти, когда  наше воображение становится Творцом, Со-Творцом новых миров. И только возврат в земную реальность, обрезка крыльев, погружение в мерзкое грязное болото зла и мнимых ценностей, превращение в тварей трясущихся, в почти мёртвых зомби, в преступничков, в криминальных элементов обращает нас к задней стороне «медали», к тёмной проверочной стороне единой программы. И вот жалкие, и вот обманутые, и вот тщеславные, и вот природное, а не своё схватившие, разделившие, приватизировавшие и разрушающие общевселенское благо, не покаявшиеся и не исправившиеся подлые, злые преступники: воры, мошенники, ростовщики, убийцы. И приговор им – очищение планеты Земля от скверны уже известными путями… 
Мифы Древнего Египта так переписаны, что высланные из цивилизаций Ориона и Сириуса боги-преступники выглядят теперь положительными героями, спасителями, учителями, образцовыми правителями и праведными судьями. На самом деле всё было не так.
Между богами были склоки, соперничество войны.
Догоны, представители одного из африканских племен, утверждают, что бог Бык (на вавилонском — Му Сар Иуоаннес) прилетел из системы Сириуса, причём с уже сгоревшей звезды Сириус Б — ПО-ЛО-ТО, что в переводе с ряда африканских наречий означает «Горящая грязь — горящий жир — горящая твердь». Египтяне же писали, что их боги живут в созвездии Ориона. «Сириаки»-Быки воевали с «орионовцами»-Драконами. Сражения же происходили по всей галактике «Млечный путь».
Древние шумеры в своих текстах описывают примирение богов, которое состоялось возле планеты Юпитер (АНУ, шумерское). На Земле победил Бык — Баал (Бел, Ваал), изгнавший Дракона сначала с территории Евразии в Китай и Америку, а затем и вовсе с Земли.
Название Шумер писалось как KI.EN.GIR, что означало буквально «Страна властителей ракет», но это название имело и другое значение — «Страна надсмотрщиков». Этот последний термин практически идентичен слову neter (ntr), которым египтяне называли своих богов. Эти термины ясно указывают на роль богов как «надсмотрщиков», или «господ над людьми». Учёные изучают шумерскую и египетскую цивилизации отдельно как независимые объекты, но предыстория человечества не знает таких разделений. Согласно записям Манефона, египетского жреца, и одновременно — историка, жившего в III веке до РХ, бог Осирис и его жена, и она же сестра, Исида были правителями Северного Египта более чем за 6 тысяч лет до начала человеческой цивилизации.
Почему же поражение бога Сета от руки мстителя — бога Гора повлекло за собой всеобщую войну между египетскими богами и восточными богами Месопотамии? Ключом к пониманию этого конфликта является раздел земель и стратегических городов между двумя божественными братьями Энлилем и Энки. После Потопа—а шумеры признают его как подлинное историческое событие — согласно текстам повествований, земля была разделена на 3 области: нейтральную область богов на Синайском полуострове, переданную под управление Богини-матери Нинхурсаг; африканские земли под властью богов из клана Энки; и земли Азии, в особенности Месопотамии и Леванта, под управлением богов из клана Энлиля.
Такое разделение земель находится в полном соответствии с легендой, гласившей, что великий бог по имени Птах, прибыв в Египет из-за моря, начал проведение мелиорационных работ, с тем чтобы поднять землю над уровнем воды. Поэтому древние египтяне назвали свою страну «Поднятой землей». По всем признакам этим богом был Энки. Напомним, что потомки сына Ноя — Хама были поселены на африканских землях, где правили боги из клана Энки, в то время как территории Ближнего Востока и Северной Азии были отведены двум другим сыновьям Ноя — Симу и Иафету.
Внук Ноя — Ханаан (сын Хама) был, согласно главе 9 Книги Бытия проклят. Прежде учёные были заворожены этой библейской историей — она непонятна, но все же ясно, что речь в ней идет о чеё-то весьма значительном. Как пишет один комментатор, глава 9 Книги Бытия повествует о каком-то возмутительном действии, к которому, по-видимому, был причастен Ханаан. Цитируя не вошедшую в Библию Книгу Юбилеев, Ситчин показывает, что это возмутительное действие состояло в том, что Ханаан вышел за пределы земель, которые были ему отведены:
«Ханаан увидел землю ливанскую, и она ему очень понравилась… И он пошёл не в ту землю к западу от моря, которая ему была передана по наследству, а поселился на земле ливанской, к востоку и к западу от реки Иордан» (https://culture.wikireading.ru/8410).
Эта незаконная оккупация земель, принадлежавших Энлилю, привела к всеобщей войне, в результате которой сторонники Энлиля изгнали богов Энки из Ханаана. Эта война описывается во многих шумерских, аккадских и ассирийских источниках, которые все учёные единодушно относят к «Мифам Кура». Об этих войнах говорится также в египетских ритуальных книгах. В одной из них говорится о «мятеже, поднятом Сетом в тот самый день, когда над Двумя Странами разразилась буря». Однако всё это отнюдь не мифы — эти повествования представляют собой в действительности подлинный отчёт об одном из самых критических событий в истории. Вождём клана Энлиля был бог Нинурта, первенец Энлиля, который руководил сражением в «Буревестнике», оснащённом мощным оружием. При поддержке своего брата Ишкура и племянницы Инанны он атаковал силы неприятеля, возглавлявшиеся «Великим Змеем». В летописях описывается эта война, которая, вероятно, вышла далеко за пределы первоначальных целей и привела к истреблению целых популяций людей в глубине африканских территорий. Финалом этой войны была осада «Дома, подобного горе», куда бежали боги клана Энки во главе с ним самим, Ра и Нергалом (к которым в дальнейшем присоединился и Гор). Боги клана Энки были в безопасности, защищённые мощными оборонительными сооружениями Экура (пирамидами), но оказались в плотной осаде.
Необходимо отметить глубокий антагонизм, существовавший между потомками Энлиля и Энки. Перворождённый сын Энки страшно завидовал своему брату Энлилю, который был законным наследником Ану. Следует вспомнить, что когда боги впервые поселились на Земле, Энки был смещен Энлилем, и, как известно из эпической поэмы «Атрахасис», его отправили в провинцию, называвшуюся Абзу. Именем Абзу назывались африканские территории, включая Египет. Таким образом, Энки был недоволен понижением своего положения и ссылкой в африканские земли.
Важной причиной возникновения войны было особое значение территорий, захваченных Сетом. Эти территории имели большое стратегическое значение для богов — там планировалось строительство новых сооружении для обслуживания воздушных кораблей, взамен тех, которые были разрушены во время Великого потопа. Строительство намечалось на том месте, где в дальнейшем возник город Иерусалим, а также на Синайском полуострове.
Война завершилась унизительной капитуляцией побеждённых и мирной конференцией, на которой условия мира диктовали победители. Это должно было повлечь за собой далеко идущие последствия. Что касается судьбы Ханаана и его колена, то в Ветхом Завете говорится, что они не были водворены обратно на отведённые им земли, им было позволено оставаться на Среднем Востоке, но их статус был понижен— они стали «слугами семитского племени», а колено Иафета расширило свои земли…
В фантастической эпопее XVI века «Фэн шень янь и» («Возвышение в ранг духов») подробно описывается, как во времена войн, которые предшествовали восхождению на трон династии Чжоу в 1122 году до н. э., множество богов-демиургов воевали между собой. Бессмертные сражались на той или другой стороне, одни на стороне прежней, а остальные на стороне новой династии. Все они были волшебными существами, наделёнными способностями делать чудеса. Они могли принимать любое обличье, у них вырастали головы, конечности, они легко становились невидимыми. Используя силу слова, они порождали ужасных чудовищ, которые кусали и уничтожали противника, выпуская из ноздрей ядовитые газы или пламя.
Во время битв боги и духи выпускали сверкающие молнии, по их воле грохотал гром, они натравливали на какую-либо из сторон огнедышащих драконов, из тёмных облаков извергали горящие потоки смертоносного оружия. С небес на голову сражающихся бросали сабли, пики и стрелы. Земля сотрясалась, небесные колонны дрожали…
В древнеиндийском эпосе величайший бог Шива родился из уха коровы. А его супруга Парвати - дитя Гималаев. Парвати всячески добивалась от Шивы супружеских отношений, а он проявлял бесчувствие к её призывам. Сам он практически постоянно находился в астрале, нирване, состоянии самадхи, медитировал и т. д., из чего индуисты  делают вывод о его высокой духовности, отстранённости от реальной жизни. Парвати, как и  любая женщина, была более приземлённой,   хотела детей и прочее.  Она перед Шивой танцевала, пела, всячески  демонстрируя свое женское начало. Она добилась своего: Шива вышел из нирваны. Он так перевозбудился, что его мужское начало – лингам – с одной стороны  пронзило землю, а с другой – устремилось к небесам. Другие боги Брахма и Вишну даже пытались его лингам измерить, один нырнув под Землю, другой взмыв вверх.
Придя в себя,  Шива   рассердился. Сидя на горе, он начал швыряться камнями огромной величины, и насилу его угомонили. В  результате некоторые очевидцы этого события  сильно пострадали.Это происходило  на горе в индийском  штате Карнатаки. Сейчас на этом  месте находятся   развалины  древнего города Хампи - одного из священных  мест индуизма, объекта паломничества и туризма. Представьте себе долину на десятки километров, среди которой остроконечными горками возвышаются  скопления камней  огромного размера, диаметром  5, 10, 15 метров. Они хоть и стремятся к округлости, но неправильной формы. Такую форму приобретают шарики, вылепленные из теста, если их сложить горкой на ровной поверхности – сила тяжести изначально правильную форму деформирует. Камни из гранита. Их десятки тысяч.
Сама гора залита гранитом с вершины и до основания. Так залить может только жидкая субстанция. Можно даже разглядеть направления,  волны, показывающие как этот гранит стекал.   Кто такой Шива? Н.Б.Зиновьева (https://digitall-angell.livejournal.com/926252.html) предположила, что «это не живое существо, а  устройство, машина, механизм. Многорукий, многофункциональный. И родился он из уха коровы – его вытащили  из отверстия некого транспортного средства. А возили его позже на чём-то, с виду напоминающем ракету. Ведь по легенде его ездовое животное – крыса.   Парвати же – это оператор этого устройства и она прибыла с Гималаев.  Она должна была запустить  в действие это устройство, скорее всего экспериментальное и неопробованное. С его запуском было много хлопот. Продолжалось это довольно долго и какое-то время безуспешно. А местные жители, сидя в отдалении от этой компании непонятных богов,  с изумлением наблюдали за происходящим действом. Что они должны были подумать, видя, как некая женщина поёт, ритмично двигается (а запустить Шиву можно было, по-видимому, звуком определённой частоты,  путём нагнетания духовной энергии) перед неким существом?  Ведь люди мыслят в тех категориях и образах, которые им знакомы, понятны, имеют аналогии в их жизненном опыте. Но, наконец Шива проснулся. И дальше события стали развиваться по катастрофическому сценарию. Скорее всего, экспериментаторы такого эффекта не ожидали, поэтому  не предусмотрели все последствия.  Он выпустил огненный столб и  пронзил кору Земли так глубоко, что достал до гранитного слоя.  Но чтобы всё объяснить, нужно ещё допустить, что в этот момент была отключена гравитация, поэтому вылетающие гранитные сгустки обретали округлую форму. Их выстрелы из недр земли  были очень интенсивны. Группа экспериментаторов успевала  лишь   направлять их полёт в относительно безопасных направлениях. Вот почему образовались горки из валунов. Отлетая на некоторое расстояние, они обретали массу,  а оседая друг  на друге,  теряли правильную округлую форму. Для последующих поколений простых жителей  этот «каменный рай»  предоставил  великолепный строительный материал, в результате на этом месте значительно позже, уже в другую эпоху, был выстроен  город Хампи – центр уникальной  архитектуры и  камнерезного искусства. Самой большой проблемой была, по-видимому, попытка заткнуть эту образовавшуюся дыру в земле, чтобы остановить поток гранита. Это удалось не сразу, и ещё какое-то время гранит сочился, но уже не с такой интенсивностью. В результате и образовалась гора с гранитными потёками.
Катастрофичность этого события запечатлена и в памяти народной. По легенде, мало того, что Шива кидался камнями, он ещё и покалечил некого молодого человека, сына Парвати, не признав в нём собственного сына. Якобы, обратившись в Вишну за советом, как его оживить,  Парвати  пришила ему вместо его отрезанной головы голову слона, что и стало истоком легенды о божестве со слоновьей головой – Ганеши.  Если мы посмотрим на эту историю с другой стороны, то совершенно естественным будет предположение, что пострадавший в реальности был, и ему одели на голову шлем с трубкой, которая  отдалённо напоминала хобот. Местное население, созерцавшее все эти события, безусловно, было поражено происходящим. Они закрепили эту историю в песнях, которые стали распространять сначала на  территории проживания, а затем и в веках. И только благодаря памяти народной эти легенды с большими подробностями запечатлели эти важные исторические события».
Только непонятно, почему Н.Б.Зиновьева отказала Шиве в оживлённости – ведь, скорее всего, это был биокосмический робот, вполне живое существо. Кстати, богиня Изида тоже обладала технологией пересадки голов: головой птицы или крокодила могла заменить голову охмелевшему богу даже ради шутки…
По  египетскому  преданию,   за  тысячи  лет  до  фараонов  Египтом  правили  боги,  а
 фараоны  являлись  прямыми  потомками  этих  богов  и  наследниками  их  могущества.
Подземные  бункеры,  храмы  и  пирамиды  созданы  вовсе  не  фараонами,  а  очень  древней  и  очень  высокоразвитой  цивилизацией  богов  задолго  до  первых  фараонов.  Сами  поздние фараоны-люди   искали  знания  могущественной  цивилизации  фараонов-богов:  об  этом  свидетельствует  свиток  фараона  Хеопса,  из  которого  можно  узнать,   что  он  искал  некие  секретные  комнаты  пирамиды,  в  которой  хранились  священные  формулы бога Тота.    Сохранился  древний  текст,  в  котором  описывается,  как  фараон  Рамзес  II,  сын Сети I,  в  одиночку  победил  тысячи  врагов,  с  помощью  оружия,  которое  он  получил  то  ли  непосредственно  от  богов,   то  ли  от  жрецов.  Описание  этого  оружия  и  характера  его  действия  вызывает  ассоциации  с  каким-то  мощным  оружием  лучевого действия  типа  лазера.
Великим посвящённым верховным жрецам Та-Мери Кеми (Древнего Египта) после исхода богов стало ясно, что любая династия будет вырождаться и после трёхсот земных  лет станет недееспособной из-за накопления генетических программных мутаций, ошибок. Поэтому кровной селекции вовсе недостаточно – необходимо скрещивание с целью лучшей адаптации к изменяющимся условиям, причём прививая устойчивые «дикие» гены, выживающие подобно сорнякам. И жрецы, и фараоны, и вслед за ними римские императоры, и даже чингизиды стали отбирать в качестве наследников не прямых наследников по крови, а наиболее способных к управлению учеников. Династия Птолемеев тому примером. Она выродилась за три столетия, и только побочные ветви, роднясь с другими династиями, давали вдруг новые основания в виде властных и мудрых правителей – основателей новых династий. Проследить все междинастийные связи, разумеется, нереально, да и нет необходимости. Но появление великих завоевателей – основателей новых огромных мировых империй всегда имеет свои основания, корни и обнаруживает удивительную преемственность и парадигматическую повторяемость. Есть ли у земной программы целеполагание, ведущее непременно к единой планетарной системе управления? Древние источники отвечают на этот вопрос положительно. К такому выводу приходили и боги Древнего Египта, и их последователи, среди которых наиболее яркими были Александр Македонский и его диадох Птолемей Сотер, основавший и династию, и самый выдающийся научно-учебный центр – Александрийский Мусейон.

АЛЕКСАНДРИЯ. МУСЕЙОН
В статье об Античном Мусейоне использовано изложение немецкого антиковеда Вальтера-Хатто Гросса в его небольшой, но очень содержательной статье 1975 г. (Gross, Walter Hatto. Museion [Mousei'on, Museum] // Der Kleine Pauly, Bd.3, Munchen, (1975) 1979, Sp.1482-1485). Для более обстоятельных справок полезно обращение к более ранней работе тоже немецкого специалиста Мюллер-Граупы (Mueller-Graupa. Mouseion 1 // RE, Bd.XVI, Hbbd.31, 1933, Sp.797-821).
I. Общее понятие Мусейона
В классической древности каждое место, на котором почитали Муз, называлось "Мусейон" (to; Mousei'on [sc. iJJerovn]). Вершины гор, рощи, гроты, всегда оборудованные алтарем, реже - храмом, были столь типичными Мусейонами, что Плиний (Nat. hist., XXXVI, 154)обозначает этим словом даже искусственные гроты. Поскольку Музы представляли идею божественного происхождения всякого пения и сказания, мусическое искусство (hJ mousikh; [sc. tevcnh]) было существенной частью общего образования. Вследствие этого Мусейонами назывались как вообще жертвоприношения при культе Муз и празднества в их честь (Paus., IX, 31, 3), так и специальные школьные праздники (Aeschin., I, 10), а в позднем греческом языке так обозначались даже сами школы (Liban. Or.LVIII, 14; LXIV, 112). Платон (Phaedr., p.267 b)называет Мусейоном даже учебную книгу.
II. Мусейон как частное сообщество ученых почитателей Муз
Из связи Мусейона как святилища Муз и как учения (или места для учения) объясняется Мусейон платоновской Академии, который был в одно и то же время местом культа и научно-исследовательским институтом. Святилище Муз было также центром школы перипатетиков - Ликея. Как в Академии, так и в Ликее совместная жизнь и научные занятия (to; sumfilosofei'n) учителей и учеников составляли существо сложившихся там ученых сообществ. Самое же возникновение и дальнейшее существование этих сообществ всецело было обязано инициативе, авторитету и личным средствам мэтров - учредителей и их преемников.
Эти два Мусейона - платоновская Академия и аристотелевский Ликей - являют собой сравнительно ранние, но уже хорошо представленные в традиции ученые сообщества частно-правового типа, бывшие одновременно и первыми институционализированными научными учреждениями. Для более подробного ознакомления с их основанием и организацией мы, ради экономии места, отошлём к не так давно опубликованной, специальной работе (Фролов Э.Д. Философские содружества в Античной Греции как вид альтернативных социальных сообществ // AKADHMEIA. Материалы и исследования по истории платонизма. Межвузовский сборник, вып.2, СПб., 2000, с.111-149).
В заключение этой краткой характеристики Мусейона классической поры, выступавшего в роли учебно-научного центра, подчеркнем особенное качество главы институционализированной таким образом философской школы. Этот глава выступал в двух ипостасях: с одной стороны, в качестве собственника обустроенного и содержавшегося им на свои средства заповедного научного комплекса, а с другой стороны, в качестве ученого руководителя, кровно заинтересованного в продолжении начатого им научного дела. Это заставляет нас вспомнить о своеобразии классической древности, где высокий уровень культуры был достигнут без прямого участия государства, усилиями самого гражданского общества (которое, впрочем, в принципе, и совпадало с тем же государством), и где, при отсутствии государственной поддержки высшего образования и фундаментальной науки, успехи в этих областях были обусловлены всецело усилиями и средствами частных лиц.
Однако в чистом виде такая ситуация характерна была именно для классической эпохи, для времени расцвета городов-государств, полисов. В более позднюю эллинистическо-римскую эпоху, когда на авансцену политической жизни вышла территориальная монархия, положение изменилось, и государственная власть взяла на содержание и поставила под свой контроль и высокую науку и образование. Примером может служить Александрийский Мусейон, к характеристике которого мы теперь и обратимся.
III. Царский Мусейон в Александрии
1. Учреждение Мусейона в Александрии. Образцом нового типа государственного научно-учебного центра стал Мусейон в Александрии Египетской. Традиция связывает его основание с именем  Деметрия Фалерского, который в бытность свою правителем в Афинах сыграл заметную роль в развитии школы перипатетиков. Известно, что после свержения его власти в Афинах (307 г.) Деметрий некоторое время проживал в Беотии, в Фивах. Но когда, после смерти его покровителя Кассандра (297 г.), ситуация и там стала для него небезопасной, он перебрался в Египет, где нашёл приют при дворе Птолемея I. Основатель династии Лагидов высоко оценивал знания и опыт знаменитого афинянина, и тот занял при египетском правителе положение привилегированного советника (Diog.L., V, 5, 78-79; Plut. Reg. et imp. apophthegmata, p.189 d). Есть основания думать, что именно Деметрием, по поручению Птолемея I, была составлена конституция для пользовавшейся статусом греческого полиса Александрии (ср.: Aelian. V.h., III, 17). И им же - Деметрием Фалерским - была подана египетскому царю мысль об учреждении в его столичном городе нового Мусейона и библиотеки. Свидетельствуют об этом два учёных византийца: хронист Георгий Синкелл (рубеж VIII-IХ вв.) и филолог Иоанн Цец (ХII в.). Приведём их свидетельства.
Георгий Синкелл: "Этот Птолемей Филадельф, собрав отовсюду, так сказать, все книги мира старанием Деметрия Фалерского, третьего законодателя афинян, человека весьма уважаемого у эллинов, а в числе этих книг и писания евреев…, учредил в Александрии в 132 Олимпиаду (252/1-249/8 гг.) библиотеку, при составлении которой и умер (246 г.). В ней было, по утверждению некоторых, 100 000 книг" (Georgius Syncellus. Ecloga chronographica, p.518 Dind.).
Иоанн Цец: "Тот самый царь Птолемей (т.е. Птолемей Филадельф, о котором упоминалось в предыдущем пассаже), поистине философская и божественная душа, крайний любитель всего прекрасного, и вида, и дела, и слова, когда через посредство Деметрия Фалерского и других почтенных мужей за счёт царской казны собрал отовсюду в Александрию множество книг, то поместил их в две библиотеки, из которых во внешней (т.е. в Серапейоне) их насчитывалось 42 800, а в той, что была расположена внутри царских чертогов (т.е. в Мусейоне), - книг сложного состава насчитывалось 400 000, а простых и несложных - 90 000" (Ioannes Tzetzes. Prolegomena de comoedia Graeca, prooemium II).
Правда, упоминая об инициативах Деметрия Фалерского, оба византийца приписывают основание Александрийской библиотеки - а тем самым и Мусейона - Птолемею II Филадельфу, однако более ранний и авторитетный источник - Ириней Лионский, цитируемый Евсевием Кесарийским, - определенно свидетельствует, что основателем библиотеки был Птолемей I: "Еще до римского владычества, когда Азия была во власти македонян, Птолемей, сын Лага, горя желанием украсить основанную им в Александрии библиотеку самыми совершенными произведениями всех народов, попросил у жителей Иерусалима их книг, переведённых на язык эллинов" (Irenaeus [Adversus haereses] ap. Euseb. Hist.eccl., V, 8, 11).
2. Расположение Мусейона. Где именно в Александрии был расположен Мусейон, в точности неизвестно; по наиболее вероятному предположению, он находился к юго-западу от Восточной гавани. В любом случае, согласно Страбону, он был составной частью дворцового района. Приведем полностью соответствующее место из труда древнего географа, поскольку оно важно для понимания не только местоположения, но и устройства Мусейона в Александрии. "Мусейон, - пишет Страбон, - также является частью помещений царских дворцов; он имеет место для прогулок, экседру и большой дом, где находится общая столовая для учёных, состоящих при Мусейоне. Эта коллегия учёных имеет не только общее имущество, но и жреца-правителя Мусейона, который прежде назначался царями, а теперь - Цезарем" (Strab., XVII, 1, 8, p.793-794). Итак, главными строениями Мусейона были, согласно Страбону, перипатос, экседра и большой дом, в котором находилась трапезная соучаствующих в Мусейоне мужей-филологов. Таким образом, главным помещением был общий столовый зал для членов Мусейона. Экседра с одной стороны открывалась на двор с колоннадой; она служила местом для преподавания и диспутов (Vitr., V, 11, 2 - exhedrae spatiosae, habentes sedes, in quibus philosophi, rhetores reliquique, qui studiis delectantur, sedentes disputare possint). Перипатос - обсаженная деревьями аллея под открытым небом - служил прежде всего местом для бесед. Конечно, там был и алтарь для Муз, хотя о нём нигде не упоминается, равно как и помещения для библиотеки и инвентаря, а также жилые помещения для членов Мусейона, так чтобы для них была возможна совместная жизнь и труд. Неясным остаётся, была ли упомянутая у Каллимаха (Epigr., 2) лесха (levsch) идентична с экседрой или она была самостоятельным строением, а также были ли расположены жилые помещения членов Мусейона непосредственно в нём самом или же в другом месте дворцового района.
3. Организация Александрийского Мусейона. В плане организационном Мусейон был видом синода (suvnodo", Strab., l.c.), своего рода фиасом Муз (qivaso" tw'n Mousw'n) под руководством назначавшегося царём жреца. Члены Мусейона также назначались царём, который предоставлял в их распоряжение общие средства (koina; crhvmata). Эта особенная роль царей подчеркивает, в противоположность платоновской Академии и школе перипатетиков, ярко выраженный монархический характер интересующего нас института, в чём отчетливо отразились перемены в окружающем мире. Члены Мусейона получали полное содержание (кормление - sivthsi", Strab., l.c.; Dio Cass., LXXVII, 7; Athen., I, 41, p.22 d) и твёрдое жалование (sunvtaxi" basilikhv, Athen., XI, 85, p.493 f - 494 a), о величине которого едва ли дают правильное представление те 12 талантов в год, которые получал Панарет, ученик Аркесилая (Athen., XII, 77, p.552 c: sunegevneto Ptolemaivw/ tw'/ Eujergevth/ tavlanta dwvdeka to;n ejniauto;n lambavnqn). Члены Мусейона пользовались освобождением от налогов (OGIS, 714, 4 sq.)и, наверное, также освобождением от общественных повинностей. Что касается числа сотрудников Мусейона, то определить его теперь невозможно.
Из аппарата управления Мусейона мы знаем лишь о казначеях (tamivai) и их счётных книгах (ta; bibliva, ejn oi|" aiJ ajnagrafaiv eijsi tw'n ta;" suntavxei" lambanovntwn) (Athen., XI, 85, p.493 f - 494 a); другие необходимые должностные лица, как, например, секретарь (grammateuv") и пр., не упоминаются.
4. Ученые занятия в Александрийском Мусейоне. В отличие от Афин, в Александрии на первый план сильнее выступали чисто филологические науки, так что Страбон прямо мог назвать членов Мусейона мужами-филологами (filovlogoi a[ndre"). Однако слава великих библиотекарей, поэтов и филологов, таких, как Зенодот из Эфеса, Каллимах из Кирены, Аристофан из Византия, Аристарх с Самофракии, не может умалить значения Мусейона и как математико-естественнонаучного исследовательского центра непревзойденного в древности уровня. Наряду с универсальными учёными вроде Эратосфена из Кирены, чьё измерение окружности Земли составило эпоху в истории науки, славе Мусейона способствовали и поддерживали её на надлежащей высоте математики и астрономы Конон с Самоса, Аполлоний из Перги, Гиппарх из Никеи, позднее также Созиген, а также медики Герофил из Халкедона и Эрасистрат с Кеоса.
Учёные Мусейона могли посвящать себя совершенно свободно своим научным занятиям. Однако, хотя в источниках об этом выразительно не сообщается, весьма вероятно, что они все, помимо чисто научных занятий, выступали также и с лекциями.
Важной частью научного обихода были также проводившиеся с известной регулярностью диспуты между членами Мусейона. Об их организации свидетельствует неоплатоник Порфирий: "В Александрийском Мусейоне был закон выдвигать темы для исследования и записывать предложенные решения" (ejn tw'/ Mouseivw/ tw'/ kata; Ajlexavndreian novmo" h\n probavllesqai zhthvmata kai; ta;" ginovmena" luvsei" ajnagravfesqai) (Porphyr. Ad Iliad., I, 682 [p.141 Schr.]). В учёных диспутах временами принимали участие и сами египетские цари, подобно тому, как позднее это делал Адриан. О "научных подвигах" последнего читаем в его древней биографии: "В Александрии, в Музее он (Адриан) поставил специалистам много вопросов, и на эти поставленные им вопросы сам же ответил" (apud Alexandriam in musio multas qaestiones professoribus proposuit et propositas ipse dissolvit) (SHA. Ael. Spart. Hadrian., 20, 2).
Все же свобода учёных сотрудников александрийского Мусейона не была абсолютной. Конечно, они зависели от тех, кто их содержал, - от египетских царей, а позднее от римских императоров. Сходство их зависимого положения с жизнью содержащихся в клетках дорогих певчих птиц бросалась в глаза уже в древности. "Силлограф Тимон Флиунтский, - свидетельствует Афиней, - где-то называет Мусейон корзинкой, насмехаясь над содержавшимися в нём философами, потому что они питаются там, словно в какой-нибудь клетке, подобно дорогим птицам:
Народу много кормится в Египте многолюдном,
Книгомарателей, ведущих вечно споры
В корзинке Муз"
(Athen., I, 41, p.22 d).
5. Судьба Александрийского Мусейона. Высший расцвет Мусейона падает на раннюю пору при Птолемеях II и III (годы правления соответственно 282-246 и 246-222). При Птолемее VIII Эвергете II (145-116) обозначается глубокий спад: преследование царём друзей его племянника Евпатора побудило всех именитых учёных к бегству в Пергам, на Родос, в Афины и другие места. Царь даже назначил тогда главой библиотеки одного из своих офицеров - Кидаса (POxy, X, 1241). Но даже и после приглашения новых членов Мусейон не достигал более прежнего значения.
Со времени Августа заботу о Мусейоне приняли на себя римские императоры, правда, подчас несколько своеобразным способом (так, например, Клавдий основал собственный, второй Мусейон, Suet. Claud., 42, 2). В раннее императорское время особенно процветали филологические занятия, представленные, к примеру, такими учёными, как Феон, Трифон, Апион. Адриан, по всей видимости, предоставлял членство в Мусейоне как расхожую милость. Но даже и во II в. в Мусейоне ещё были именитые учёные, как, например, филологи Аполлоний Дискол, Гарпократион и Гефестион, математик Менелай, врач Соран, астроном и географ Клавдий Птолемей.
Мусейон сильно пострадал при Каракалле, который в 216 г. отдал Александию на разграбление своим солдатам (Dio Cass., LXXVII, 22), однако ещё в середине III в. там преподавал такой крупный математик, как Диофант. Во время смут при Аврелиане, в 269/270 или 273 г., главные здания Мусейона (в Брухейоне) были разрушены (Amm., XXII, 16, 15 sqq.), однако преподавание (по-видимому, в Серапейоне) продолжалось. Главное значение Мусейона для будущего состояло тогда в его косвенном воздействии на учителей христианской церкви в Александрии. Остававшаяся во все времена языческой, эта учёная школа погибла окончательно при Феодосии I, вследствие его распоряжений о запрещении языческих культов и разрушении языческих святилищ. Тогда александрийские христиане разгромили Серапейон, на руинах которого они воздвигли свою церковь (391 г.). Последним известным по имени членом Мусейона был Феон, отец Гипатии, погибшей в 415 г. С гибелью Александрийского Мусейона практически пресеклась античная традиция научно-учебных центров с таким наименованием. Наследники имени, музеи нового времени служат иному назначению - сохранению художественных, литературных или научных коллекций, не исключающему, впрочем, естественно сопряжённых с этим известных научных занятий.
6. КОСМОПОЛИС: ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ СОЦИОКУЛЬТУРОНАУКОГРАД
Идея КОСМОПОЛИСА своеобразна: уже основатель стоической школы Зенон (346-264 гг. до н. э.) выдвинул концепцию мироздания как единого полиса, включающего как людей, так и богов, и управляемого единым Провидением.
Этот полис, равный космосу, стоики назвали космополисом, позаимствовав термин у киников. На "земном" уровне идея космополиса вела к отрицанию всяческих разделений между гражданами мира: "...граждане каждого отдельного полиса одновременно являются гражданами и всех остальных, все люди равны, все люди являются братьями, исчезает, в частности, противопоставление греков и варваров.
Сила, которая их объединяет, - это не законы, а <...> взаимная любовь, т. е. та сила, которая соединяет вместе и различные части мира природы. Согласно приводимому Плутархом фрагменту "Политики" Зенона, главное для стоиков состоит в том, что они рассматривают людей как "своих сограждан", что "жизнь одна, подобно тому, как мироздание (космос) одно".
В идее космополиса и человека как гражданина мира чувствуется влияние новых исторических реалий - из гражданина небольшого полиса эллин превратился в подданного громадной империи. Но реальность переосмыслена утопически - стоики, подобно Платону, пытались выстроить картину идеального государства. Помимо идеи всеобщего мирового гражданства, акцент делался и на гармонии человеческого общежития с космическими ритмами, на единстве человека и природы.
Стоическая концепция в совокупности с идеей всемирной монархии повлияла на создание эллинистических утопий, - например, Ямбула и Евгемера. Рассказы Ямбула о Солнечном острове и Евгемера об острове Панхайа приводятся Диодором Сицилийским в его "Исторической библиотеке" (I в. до н. э.). Ямбул рассказывает о том, как он путешествовал по разным странам и попал на Солнечный остров, обитатели которого сильно отличаются своим обликом и поведением от жителей "нашей земли".
Жизнь на острове протекает сообразно единому ритму природы; интересы человека полностью подчинены общим интересам; существование островитян размеренно и упорядоченно и не нарушается борьбой и страстями: "...поскольку у них нет соперничества, они не раздираемы междоусобиями и живут, всего более заботясь о согласии.
Солнечный остров в описании Ямбула выглядит воплощённой гармонией частного и общего, человека и природы; кроме того, религиозные воззрения островитян напоминают стоические представления о богах как проявлениях разумных космических сил: "Поклоняются же они, как богам, тому, что всё объемлет, и солнцу, и в целом всему небесному". Нарисованная Ямбулом картина кажется образным выражением стоической концепции мироздания и места человека в космосе и обществе.
Наряду с этим, как полагают некоторые исследователи, в рассказе чувствуется влияние религиозных представлений, связанных с темой странствий в загробный мир, - и одновременно ямбуловская утопия полна таких элементов, которые сближают её с широко распространившимися в эпоху эллинизма фантастическими описаниями дальних стран.
Таким образом, утопия Ямбула значительно отличается от утопии, например, Платона: здесь переплетается мировосприятие стоиков с их идеей разумного и гармоничного космоса, мистическая настроенность и откровенная географическая фантастика, обусловленная небывалым расширением прежней ойкумены; философия выступает здесь в виде рассказа о "чудесном". Схожие черты присутствуют в утопии Евгемера (ок. 340-260 гг. до н. э.), где повествуется о посвящённом богам острове Панхайа.
У Евгемера остров выглядит миниатюрной моделью всей ойкумены, - в его населении представлено этническое разнообразие мира. Это близко стоическим идеям космополиса; однако общественное устройство островитян ближе к идеальному государству Платона: жители разделены на три основные группы - жрецы, воины, земледельцы.
Центральное место в рассказе об острове Панхайа уделяется теме религиозных культов и жречества и в связи с этим высказывается знаменитая мысль Евгемера о богах: одни из них вечны и бессмертны, другие смертны. По его мнению, Уран, Кронос, Зевс были "земными богами"; они родились людьми, но были названы бессмертными благодаря своей деятельности на благо человечества.
В утопии Евгемера переплетаются образы платоновской социальной иерархии, связанной со степенью близости к сакральному, мечта стоиков о гармоничном мировом космополисе и идея "божественного властителя", сверхчеловеческой силой устраивающего "правильное" существование социума. Мысль о "божественном человеке", ставшем благодетелем рода людей, - самое главное у Евгемера: "На первом плане не всеобщее родство людей как условие единства в ойкумене, а потенция того, кто "среди людей",  кто осознаёт в себе божество, своими действиями утверждает это, вынуждая окружающих чтить себя". Евгемер был родоначальником особого подхода к мифологии, получившего по его имени название "евгемеризм".
Суть его обычно сводят к тому, что Евгемер рационализирует мифы, рассматривая их как искажённые отражения реальной человеческой истории; в таком ракурсе все боги оказываются почитаемыми в прошлом смертными. Но "рационализация" Евгемера - типично эллинистическая: задачей является скорее не низведение богов, а возвышение человека.
Феномен Александра Македонского, ставшего при жизни в глазах людей "богом", способствовал размышлению на темы "сотворения истории", - человек, подобный божеству, оказывался полноправным творцом исторической реальности. "Ещё свежа память о головокружительных победах Александра, перекроившего мир, этого "сына Амона-Зевса", о его апофеозе. Тема обожествления властителя не могла миновать среды греческих писателей. Сочинение Евгемера так или иначе вписывалось в её обсуждение.
Картина Панхайи была задумана не как образное воплощение идеального строя, но как живой фон для развития мысли о богах, рождённых людьми, и людях, ставших богами. Упоминаемое в рассказе о Панхайе прижизненное обожествление Зевса, обязанное его собственной активности, наводит на параллель не только с апофеозом Александра.
По наблюдениям многих специалистов в области религиозных верований, переломные эпохи (а время Александра было, несомненно, таким) заставляли людей не только менять взгляд на своё место в реальной жизни, но мыслить о себе в рамках мифа.
Эллинистическая утопия синкретична: у Евгемера сливаются воедино разные планы "ментальной иерархии" - философия и рассказ о чудесном; и всё это объединяется животрепещущей для эпохи мыслью о "мифическом" властителе, человеке, ставшем богом и преобразившем человеческую реальность в подобие божественной. 
7. Религиозный синкретизм, мистика и магия. 
Синкретизм, сплавляющий философское и мифологическое, можно назвать "вертикальным": здесь смешивались разнопорядковые феномены культуры. Не менее распространён был и синкретизм "горизонтальный" - объединение разных явлений одного уровня.
В эту эпоху, когда, по выражению О.М. Фрейденберг, "открылись двери всех народов", социальное и культурное сближение порождало некий общий мир идей, в котором ставился знак равенства между божествами эллинов и египтян, мистериями Эллады и мистическими культами Востока, философией Платона и откровениями Моисея. Одна из важнейших характеристик эллинистической эпохи - религиозный синкретизм, слияние культов различных богов и отождествление эллинских божеств с восточными.
Эллинистическую эпоху можно назвать триумфом восточных богов. Он объясняется и новыми реалиями - эллины теперь находились в центрах их культов, в Египте, Сирии и т. д., - и, что существеннее, неуклонно возрастающим интересом к экзотическому и эзотерическому, таинственному, мистическому.
В эллинизме всё большее распространение получают мистерии, способствующие опыту переживания личного слияния с божеством, - в ситуации "укрупнения" внутреннего, духовного мира отдельной личности интерес к мистериям гораздо больше, чем к официальному отправлению общественных культов.
Многочисленные свидетельства эпохи указывают на вполне определённые   изменения духовной атмосферы: философские поиски близки религиозным, человек концентрирует внимание на своей внутренней жизни, огромную важность приобретает проблема "спасения" в полном зла и несправедливостей мире, превратившемся из маленького обжитого полиса в отчуждённую от человека громаду империи.
В практике мистерий люди эллинистической эпохи пытались найти ответ на вопрос о бессмертии души и тем самым о смысле жизни, - экзистенциальные проблемы очень остро заявили о себе в ситуации коренной трансформации прежнего социального уклада, падения полисных ценностей и обессмысливания "классических" представлений о назначении человека. Древние греческие мистерии - элевсинские и дионисийские - сближаются в понимании адептов с эзотерическими восточными культами.
Всё больше поклонников приобретает фригийская Кибела, которую называют также Великой Матерью или Матерью богов и связывают с критской Реей; огромной популярностью пользуется культ египетской Исиды, отождествляемой с Деметрой, - при этом Дионис приравнивается Осирису. Прекрасной иллюстрацией синкретичности религиозного мышления служит намеренное "создание" нового смешанного божества - Сераписа.
Египетский правитель Птолемей I Сотер желал дать своим подданным, грекам и египтянам, бога, которого могли бы почитать все; решение этой задачи было возложено на комиссию теологов, -видное место в ней занимал знаменитый египетский жрец Манефон, автор египетской истории на греческом языке. Определённую роль в разработке и упрочении культа Сераписа сыграл перипатетик (ученик школы Аристотеля) грек Деметрий Фалерский.
С 297 г. до н. э., будучи на службе у Птолемея, он в течение 10 лет занимался созданием  александрийского Мусейона - общеэллинистического интеллектуального центра (о нём речь шла речь выше и пойдёт ниже); под руководством Деметрия, великолепного оратора и стилиста, в Мусейоне начинают собирать знаменитейшую в будущем александрийскую библиотеку. Впоследствии святилище Сераписа непосредственно примыкает к Мусейону.
Диоген Лаэртский рассказывает, что Деметрий, будучи в Александрии, ослеп, а затем снова прозрел - по воле Сераписа; в честь этого философ сочинил пеаны, исполняемые в святилище вплоть до 3 в. н. э. В таких сочетаниях: аристотелизм и участие в создании нового религиозного культа; греческая философия и египетское жречество, - выразительно явлено отмеченное сближение "рационального" и "мифологического".
Самого Аристотеля, считавшего, что бог - это интеллектуальный "перводвигатель", трудно представить в роли подобного Деметрию или Манефону "теологического родителя" и основателя конкретного культа. Серапис, синкретическое божество, ставшее плодом объединения египетской мифотеологии и греческой философии, вобрал в себя черты и египетских богов - Осириса, Аписа, и греческих - Зевса, Диониса, Асклепия. Культ Сераписа постепенно распространился по всему Средиземноморью.
Искусственное порождение царской воли и сплавленной греко-египетской теологической мысли можно считать своего рода эмблемой эллинистической религиозной ментальности. Помимо практики мистерий, широко востребованы в эпоху эллинизма различные мистические учения. Одно из самых известных и значительных явлений этого рода -  герметизм.
Место яркого проявления герметизма - эллинистическая Александрия, где отмеченные культуры соседствовали, встречались и "узнавали" в чужом своё. Название учения, или скорее мистического течения, происходит от имени греческого бога Гермеса, египетского Тота. Одной из функций Гермеса была его роль проводника душ в загробный мир, Тот тоже охранял каждого умершего и провожал души в царство мертвых. Сближаются эти боги и в их отношении к Слову:
Гермес был вестником богов, передающим людям их веления, и одновременно истолкователем божественных слов (отсюда "герменевтика" - истолкование). Тот считается изобретателем иероглифической письменности и божеством, познакомившим людей с божественной мудростью и священными науками; он писец подземного царства.
Кроме того, в соответствии с теологией египетских жрецов из Гермополя, Тот благодаря своему дыханию, голосу и слову является  создателем мира; в этом аспекте он отождествляется с языком бога Птаха и является "правителем всех языков". По мнению П. Левека, эти египетские "умозрительные рассуждения о слове близки рассуждениям греков о Логосе и александрийских евреев о Софии (Мудрости)". Гермес-Тот получил в герметической традиции имя Трисмегист ("Трижды Величайший"), что означало, в частности, его владение тайным священным знанием "трёх миров" - божественного, природного, человеческого.
Образ Гермеса Трисмегиста, появившийся в эпоху эллинизма как воплощение идеи тайного знания для посвящённых, прочно вошёл в европейскую культуру, оставшись в разнообразных мистических учениях символом эзотерической мудрости, основанной на откровении. Часть герметических текстов непосредственно связана с греческой философией (платонизм, стоицизм, вся натурфилософия), но при этом везде адепт получает знание непосредственно от божества, в акте сверхъестественного откровения.
В момент озарения ум адепта как бы сливается с неким всеобщим Умом и человек на некоторое время, как в мистериях, ощущает себя божеством, и "превращается" он уже не в традиционного Диониса, а в конкретное воплощение абстрактного Ума, который и "открывает" человеку некое высшее знание. В распространении идеи откровения не последнюю роль сыграло знакомство эллинской культуры с иудаизмом.
В годы правления  Птолемея II Филадельфа (285-246 гг. до н. э.) появляется так называемая Септуагинта - перевод на греческий язык Пятикнижия иудеев; по преданию, для перевода в Александрию были приглашены семьдесят толковников. Работая изолированно друг от друга, они, как гласит предание, создали совпадающие слово в слово тексты.
Такой чудесный перевод Торы на греческий язык воспринимался как подтверждение божественности книги, "сверхчеловечности" её Слова: перевод оказался абсолютно точным, поскольку высшее знание не подвержено изменениям. Теперь священное слово иудеев становилось достоянием греческой культуры; появлялась возможность для сравнения иудейских патриархов, воспринимающих откровения непосредственно от Бога, и греческих мудрецов, получающих знание о "началах" в результате умозрительного созерцания.
В герметических текстах тема откровения явно связана и с идеей мистериального посвящения в таинства: Гермес, "поворачивая" и просветляя ум адепта, как бы выступает в роли жреца-иерофанта, одной из основных фигур греческих и египетских мистерий.
Таким образом, философское созерцание и "восхождение души", мистический путь посвящения и завершающая его священная "эпоптея", непосредственное получение откровения у Бога, начинают выстраиваться в единый архетип "пути мудрости", преображающей душу и приобщающей её к вечной истине.
Помимо названных возможностей получения "сокровенного знания" - философии, мистерии, религиозного откровения - в эллинистическую эпоху огромную популярность приобретает ещё один способ приобщения к божественному: магия. В соответствии с герметической доктриной "высшее знание" объемлет три рода "существ": это "Бог-Отец-Благо, затем мир и, наконец, человек. Бог содержит в себе мир, мир содержит в себе человека. Мир есть сын Бога, человек есть отпрыск мира и, так сказать, внук Бога.
Все миры взаимосвязаны и являются своего рода взаимоотражениями. Это положение является основополагающим и в магии: именно благодаря изоморфизму и взаимопроникновению миров можно, совершая операции в одном мире, воздействовать на другой. "Изобретатели магии" Гермес и Тот - постоянные персонажи многочисленных эллинистических магических папирусов - оказываются и главными мистическими "теоретиками" и покровителями магической практики.
Как показывают тексты магических папирусов, существовало несколько основных типов общения мага с божественными силами: "вознесение" души визионера на небо, где он созерцает божество; "вызывание" бога на землю в его собственном виде с помощью магических имен и определённых символов; видение божества во сне; получение знаков от бога через гадания. В одних случаях божество как бы воплощается в материальных предметах (огонь факела, вода бассейна) или "оживляет" пребывающего в трансе медиума, в других -"оживляет" предмет, не воплощаясь в нём, но лишь придавая ему определённое движение или изменяя качество. Чтение и истолкование посылаемых божеством знаков, дающее возможность узнать будущее, - одно из основных умений мага. Но оно же оказывается весьма желательным и для стоика: идея всеобщего Провидения, жестко "программирующего" любое, даже незначительнейшее событие, с необходимостью приводит к признанию пользы разного рода гаданий.
Уже ранние стоики относятся к проблеме дивинации с большим интересом. Хрисипп, например, пишет по данному вопросу специальные трактаты и, кроме того, собирает сведения о сбывшихся предсказаниях оракулов и сновидениях. Помимо этого стоики считают истинной наукой широко распространившуюся в эпоху эллинизма астрологию: влияние звёзд и планет на судьбу человека - одно из проявлений вселенской "симпатии", объединяющей в соответствии с физикой стоиков части живого космоса.
Так в эллинизме гадания и астрология оказываются общим достоянием и магии, и умозрительной философии. У греческих мыслителей идея соответствия макро- и микрокосма и взаимосвязь "божества - природы - человека" и раньше занимала важное место. У Платона, например, архаические по сути своей представления об изоморфизме "космосов" переосмысливаются с точки зрения существования вечных эйдосов - общих архетипов, лежащих в основе всех "трёх миров".
Истинный философ, по Платону, должен в разнокачественных явлениях обнаруживать общее и умозрительным путём восходить к единым божественным основаниям мироздания. Главное в платоновском изоморфизме миров - возможность теоретического постижения мира "чистых идей". Что касается магии, для которой подобный изоморфизм являлся основой практических операций,  Платон относился к ней крайне отрицательно.
В "Законах" он говорит, что «нужно заключать в тюрьму тех, кто, уверяя, будто могут вызвать души умерших, или, обещая склонить богов посредством жертвоприношений, молитв, заклинаний и колдовства, пытаются ради денег в корне развратить как отдельных лиц, так и целые семьи и государства...".
Платон считает, что чистое  философское  познание  несовместимо с "колдовством". В эллинистическом же сознании утверждается идея слитности эзотерической философии и магических действий, возникает образ мудреца-мага, который обладает теоретическими знаниями, одновременно может воздействовать на божественные силы с помощью практических процедур.
То, что во времена Платона философы относили к развращающим душу суевериям, в эллинизме получает теоретическое обоснование и становится полноправной и, более того, необходимой частью "мудрости". 
8. Наука: "специализация" и "профессионализация". 
Эллинизм был, действительно, средоточием всяческих противоречий.
Одновременно с развитием мистических представлений и наряду с увлечением магией, приверженцами которой становились даже философы, происходит становление того, что можно назвать профессиональной наукой. Во многом это заслуга эллинистических правителей, которые по примеру Александра Македонского, подчеркивавшего, что он был учеником самого Аристотеля, приглашают к себе наиболее выдающихся учёных, писателей, художников.
Эллинистический монарх словно пытался объединить в своей персоне восточного обожествленного "деспота" и греческого "образованного правителя". Именно благодаря престижности образа просвещённого царя египетский монарх Птолемей I Сотер задумал создать в Александрии Мусейон по образцу того комплекса, который существовал в Афинах вокруг святилища Муз при школе Аристотеля.
Благодаря такому образцу александрийский Мусейон "не стал царской библиотекой, где пылились драгоценные, но никому не нужные свитки, а превратился в реальный интеллектуальный центр, запрограммировавший развитие мировой культуры по меньшей мере на целое тысячелетие".
В Мусейоне работали выдающиеся учёные, приезжавшие в Александрию со всего эллинистического мира; в созданный культурный центр входили лекционные залы, лаборатории, хранилища коллекций, обсерватории; особое место занимала библиотека, крупнейшая в античности: уже в III в. до н. э. в ней насчитывалось 500 000 томов. Вообще создание библиотек (вслед за александрийской возникают библиотеки в Пергаме, Антиохии и др.) - показательное явление новой культурной ситуации. Классическая эпоха греческой культуры - устная, в центре её не книга, а устная речь, диалог с реальным собеседником. В эллинистический период, наоборот, необычайно возрастает роль книги.
Непосредственная устная циркуляция идей в условиях небольшого полиса уступает место общению посредством книжного слова: разделённые порой тысячью километров "соученики века" получают возможность узнать друг друга и понять, что они не одиноки в своих поисках. Кроме того, книга служит теперь "просвещению масс".
В классическую эпоху немногочисленные книги хранились в основном в храмах, государственных архивах, философских школах - теперь книжная продукция размножается и распространяется среди широких слоев населения. С материальной стороны, обилие книг обеспечено производством папируса, ввозимого из птолемеевского Египта в другие эллинистические государства.
Отмеченное разъединение устного и письменного слова стоит в одном ряду с другими культурными "разрывами" этого времени: как философия отделяется от политики, так, в свою очередь, наука отделяется от философии и от непосредственной общественной деятельности.
В классический период занятия "науками" были частью философского обучения: к примеру, математические студии у пифагорейцев или в платоновской академии не являлись самоцелью, будучи лишь способом приближения к "умозрительным началам"; философия же в целом осознавалась в названных школах как неотъемлемая часть гражданского служения.
Теперь формируется профессиональная научная прослойка: занятия "науками" становятся особым видом деятельности. Эллинистические математики уже не столько "граждане" и "философы", сколько конкретные специалисты. Софисты столетие назад тоже считали себя профессионалами, они брали деньги за обучение и тем самым создавали прецедент оплачиваемого обществом интеллектуального труда. Однако софистическая педагогика и риторика оказывали непосредственное воздействие на жизнь полиса: как и философы, софисты ориентировались на реальное включение своего типа "мудрости" в жизнь демократического города. В эллинистическую эпоху научные занятия могут влиять на социальную ситуацию только опосредованно,  в определённом плане они становятся самодостаточными.
Этому соответствует тенденция к специализации внутри самой науки: различные отрасли знания, в IV в. до н. э. охваченные и систематизированные гением Аристотеля, теперь начинают выделяться в самостоятельные научные дисциплины, намечается явное разделение тех областей знания, которые мы называем естественнонаучной и гуманитарной. Быстрое развитие в эллинистическую эпоху получают математика и естествознание.
Математика представлена в первую очередь Евклидом, по приглашению Птолемея I Сотера работавшим в Александрии и около 300 г. до н. э. составившим там свои "Начала", в которых систематизированы все проведённые ранее математические исследования. Помимо этого, Евклид занимался оптикой и теорией музыки.
Аполлоний Пергский (260-170 гг. до н. э.), получивший имя "великого геометра", определил значение числа "пи" и изложил теорию конических сечений, которым впервые дал рациональное определение; кроме того, он построил так называемую теорию эпициклов, призванную объяснить видимое движение планет. Знаменитый Архимед (Сиракузский) (ок. 287-212 гг. до н. э.) тоже занимался математикой, причём использовал методы, частично соответствующие современному интегральному исчислению; важнейшими результатами его теоретической деятельности в области механики и гидростатики было то, что он обосновал закон рычага и открыл основной закон гидростатики (закон Архимеда). Прославился Архимед и практическими изобретениями:  он придумал механические игрушки, создал осадные машины, изобрел винт для искусственного орошения, сумел концентрацией солнечной энергии сжечь флот противника Сиракуз.
Математические методы использовались и в других науках. Александрийский библиотекарь Эратосфен (ок. 276-194 гг. до н. э.), известный своим энциклопедизмом (сферы его интересов - филология, математика, история, география, астрономия) и получивший поэтому прозвище "пятиборца", стал основателем математической географии; он вычислил длину земного меридиана и составил карты земной поверхности с долготами и широтами.
Эратосфен также явился создателем научной хронологии, установив даты со времени взятия Трои до смерти Александра Македонского. Большое значение имели труды Аристарха Самосского (ок. 350-250 гг. до н. э.), который рассчитал расстояние от Солнца и Луны до Земли; он прославился тем, что выдвинул гипотезу гелиоцентрической системы мира, которая вызвала настоящий скандал и лишь через восемнадцать столетий получила развитие в трудах Коперника.
В период эллинизма расцветают науки о живых организмах, быстро развивается практическая медицина. Наиболее известны в этой области Герофил из Халкидона (конец IV - начало III в. до н. э.) и Эрасистрат из Кеоса (ок. 300 - ок. 240 гг. до н. э.). Герофил впервые в античности стал проводить анатомические исследования на телах умерших; обнаружил существование нервной системы и объяснил общие принципы её работы; основал учение о пульсе человека.
Эрасистрата можно назвать пионером в области физиологии: он изучал деятельность сердца и систему кровообращения, открыл роль капиллярных сосудов. Важнейшим достижением эллинистических занятий наукой стала филология как отдельная дисциплина: в это время вырабатываются принципы "критики текста" и атрибуции сомнительных произведений, составляются каталоги классической литературы, комментарии к текстам древних авторов - как языковые, так и реальные.
Первым в ряду прославленных филологов следует назвать александрийского грамматика и критика Зенодота (первая половина III в. до н. э.): на основании тщательного сопоставления рукописей гомеровских поэм он осуществил первое критическое издание творений великого поэта. Деятельность Зенодота продолжили поэт и филолог Каллимах (ок. 310 -ок. 240 гг. до н. э.), а затем александрийские библиотекари Аристофан Византийский (ок. 257-180 гг. до н. э.) и Аристарх Самофракийский (ок. 217-145 гг. до н. э.). Аристофану Византийскому принадлежат истолкования и комментарии к произведениям Гомера, Гесиода, лириков, трагиков; Аристофан является основателем научной лексикографии. Деятельность Аристарха Самофракийского - апогей античной филологии. Он занимался комментированием и изданием текстов Гомера, Гесиода, Эсхила, Софокла, Аристофана и других авторов; он исследовал особенности языка античных авторов и получил важные результаты в изучении грамматики.
Позднее стремление к "учёности" охватит и римскую культуру, но там так и не возникнет собственной науки. В I в. до н. э. в Риме появляется множество сочинений по самым разным вопросам: географические описания, история, труды по естествознанию и сельскому хозяйству и др. Пишут о травах, птицах и пчелах; о дельфинах, сливках, мраморе, чёрном дереве, вине; о влиянии Луны на растения, глубине моря, лесных деревьях; есть работы по земледелию и астрономии, грамматике, мифологии, литературе - римская культура в ускоренном темпе навёрстывала энциклопедический тип усвоения знаний, свойственный эллинизму. Показательна в этом плане фигура Марка Теренция Варрона (116-27 гг. до н. э,), интересы которого охватывали широчайший круг предметов. Он писал об архитектуре и медицине, астрономии, геометрии, музыке; о римской истории, о знаменитых людях Греции и Рима, о разных философских воззрениях.
Однако в отношении римлян к "учёности" и в их научных кружках есть существенное отличие от греческой науки. До того, как эллинистическая наука стала специализированной, она была тесно связана с общими философскими проблемами: так, естественнонаучные взгляды Аристотеля непосредственно базировались на его "метафизических" представлениях: чтобы понять, например, природу растительного мира или выяснить принципы движения небесных тел, нужно было разрешить вопросы материи и формы, потенциальности и актуальности, необходимости и случайности. Как и естествознание, этика и политика у греческих философов "всегда связывались с их теориями мироздания, включавшими и теологию, соотношение души и тела, мира интеллигибельного и мира конкретно существующих материальных объектов, с анализом структуры мировой души и индивидуальных душ и т. п., что служило основой и учений о добродетели как о познании неизменного, необходимого, вечного, первого принципа, и, теорий наилучшего устройства полиса. Что касается римских авторов, пишущих по "научным вопросам", они как бы проходят мимо самих оснований науки, и если даже ссылаются на мнения философов по поводу того или иного решения какой-нибудь связанной с наукой общей проблемы, не рассматривают эти мнения подробно. Так, Сенека (ок. 4 г. до н. э. - 65 г. н. э.) в "Естественных вопросах" пишет о разных природных явлениях: землетрясениях, реках, ветрах, кометах, целебных водах, разливах Нила и о многом другом. Он ссылается на пифагорейцев, Эмпедокла, Демокрита, Аристотеля, стоиков и т. д., но лишь мельком упоминает, как эти философы обсуждают, например, проблемы одушевлённости или неодушевлённости космоса, предопределённости совершающихся в нём событий, принципы небесных движений. В сочинении Сенеки говорится лишь о конкретных фактах, но не об относящихся к ним общих проблемах.
Одна из причин такого пренебрежения к философскому обоснованию науки коренится в особенностях восприятия римлянами греческой культуры: они стали близко знакомиться с ней в эпоху эллинизма, когда греческая наука и философия уже разошлись по разным "ведомствам", наука стала специализированной. Римская "учёность" воспроизводит лишь второй слой научных знаний, не углубляясь до их фундамента.
Как пишет П. Левек, «римляне в этой области так никогда и не смогли сравняться с греками, и человечество вплоть до открытий эпохи Возрождения будет жить за счет научного капитала, накопленного в Александрии, на Родосе, в Пергаме». 
Александрийская библиотека
Координаты: 31°12;32; с. ш. 29°54;33; в. д. / 31.208889° с. ш. 29.909167° в. д. (G)
 
 
Александрийская библиотека, стилизованная гравюра 19-го века
Александри;йская библиоте;ка — одна из крупнейших библиотек древности, существовавшая при Александрийском Музее.
Была основана в начале III века до нашей эры во время правления царя Египта Птолемея II Филадельфа. В основании библиотеки приняли участие перипатетики Деметрий Фалерский и, возможно, Стратон из Лампсака. Являлась крупнейшей библиотекой в античном мире, в которой хранилось, предположительно, от 400 тыс. до 700 тыс. папирусных свитков. Первым хранителем библиотеки был Зенодот Эфесский (до 234 г. до н. э.), после него Эратосфен Киренский (с 236 по 195 г. до н. э.), Аристофан Византийский (по ~185—180 г. до н. э.), Аристарх Самофракийский (по 146 г. до н. э.). В библиотеке работали и другие выдающиеся учёные эпохи эллинизма, в том числе Евклид.
«Дочерняя библиотека» (филиал) была создана ок. 235 до н. э. Птолемеем III в храме Сераписа Серапеуме; главная библиотека размещалась в иной части города, в окрестностях дворца, в квартале Брухейон (Brucheium).
В 48—47 годах до н. э. Юлий Цезарь воевал в Египте, вмешавшись в династическую войну между Клеопатрой и её братом Птолемеем XIII Дионисом. В результате военных действий (обстрела города) в городе и библиотеке случился большой пожар и часть книг сгорела. Впоследствии здание библиотеки было восстановлено, и (по одной из версий) Марк Антоний пополнил её фонд за счёт другой крупнейшей библиотеки эллинистического мира — Пергамской библиотеки.
В 216 г. Каракалла отдал Александрию на разграбление солдатам, что так же могло повредить сохранности книг.
В 273 г. римский император Аврелиан разрушил и сжёг библиотеку при взятии Александрии, подавляя бунт царицы Зенобии.
В IV в. часть уцелевших книг была вывезена в Константинополь.
В 391 г. в городе произошли волнения и конфликт между язычниками и христианами. Существуют различные версии возникновения и течения конфликта. В конце концов патриарх Феофил Александрийский получил от императора Феодосия I разрешение на уничтожение языческих храмов, что повлекло разрушение Серапеума. Вероятно, при этом погибли книги, находившиеся в храме. О событиях 391 года существуют упоминания у церковного историка Сократа Схоластика (Socrates Scholasticus) и у языческого автора Евнапия Сардийского (Eunapius of Sardis). Оба говорят о разрушении языческих храмов, однако упоминаний об уничтожении книг нет. Более того, неизвестно, сколько книг к тому моменту находилось в Серапеуме, и находились ли они там вообще.
Таким образом, трудно приписать утрату библиотеки какому-то одному событию.  Единого мнения на этот счёт нет. Например, Плутарх винил Цезаря, Эдуард Гиббон (Edward Gibbon) винил христиан, сирийский епископ Григорий Бар-Эбрей (Gregory Bar Hebraeus Abu al-Faraj) винил мусульман, а авторы Британской Энциклопедии возлагают основную вину на Аврелиана.
В 2003 н. э. в Александрии на месте старой библиотеки была построена современная «Библиотека Александрина», призванная восстановить былое величие и обеспечить свободный доступ к знаниям для всех желающих.
Около 387 г. до н.э. Платоном была создана знаменитая Академия, объеди¬нившая в своих стенах разнообразные искусства и науки в лице замечательных мыслителей своего времени и ставшая выдающейся школой, воспитавшей многих слушателей.
По сути, Мусейон платоновской Академии был в одно и то же время и местом культа, и местом учения, и научным центром. Его успехи, слава и выдающееся место в афинском обществе быстро укреплялись. Они были обусловлены не только прочностью идейной концепции, теоретических оснований и организационного строения, но и актуальностью практической направленности образовательной и воспитательной деятельности, что, несомненно, связано с утверждением в Афинах в середине V в. до н.э. демократической системы правления.
Созданные в этот период новые выборные учреждения – народное собрание и суд – не могли успешно функционировать без умения афинян искусно и убедительно говорить, ориентироваться в вопросах политической жизни, свободно вести дискуссию. Само появление, развитие и возрастающая роль этих общественных институтов были обусловлены изначально высоким общественным статусом знания, в том числе сакральных знаний и мусических искусств. Именно поэтому профессиональная подготовка к политической деятельности и обучение ораторскому искусству стали необходимостью. Разумеется, эти задачи не могли быть решены с помощью традиционной системы каналов передачи знаний, ограниченной сословными рамками, освящённой религиозным авторитетом и опирающейся на обычаи, когда свободный гражданин, регулярно посещая культовые празднества, приобщался к традиционной поэтической культуре, лежащей в основе нравственного воспитания. Нужны были иные пути и формы передачи знаний и новые учителя-профессионалы.
Принципиально новая образовательная программа была предложена софистами, главной целью которых было провозглашено воспитание людей, обучение их доблести. Доблесть, по убеждению софистов, доступна любому человеку, и для её достижения достаточно одного условия, а именно: человеческая природа должна подвергнуться обучению и тренировке. Вместо божественного происхождения и родовой элитарности софисты предложили элитарность образования и знания, они стремились сделать научные и философские достижения своего времени всеобщим достоянием, что приводило к ускорению процесса институциализации образования. Большую роль в этом сыграла деятельность Сократа, который в отличие от путешествующих по всей Греции софистов сумел в Афинах сплотить круг учеников-единомышленников. И хотя круг приверженцев Сократа не был школой, после казни учителя во многих местах Греции возникли самостоятельные школы, получившие название «сократических».
В Мегаре основали свои школы близкий друг Сократа Евклид, где впоследствии укрылись после гибели Сократа Платон и другие философы, и один из учеников Евклида - Стильпон. Собственную школу создал и другой ученик Сократа - Федон из Элиды; один из деятелей этой школы, Менедем, положил впоследствии начало эретрийской школе. Школа ученика Сократа софиста Аристиппа из Кирены, первым начавшего брать плату за обучение, и школа киника Антисфена, по словам Диогена Лаэртского, существовали ещё при Сократе.
Возникшие в этот период школы условно можно разделить на два типа. К первому типу относятся философские, т.е. сократические школы, преимущественно развивавшие диалектику (искусство ведения бесед) и эристику (искусство ведения дискуссий и споров). Ко второму типу относятся школы риторические, разрабатывающие, прежде всего, искусство логографии, т.е. составления разного вида текстов и речей. Среди риторических школ особенно славилась школа ученика Горгия и Продика, Исократа (436–338 гг. до н.э.). Не выступавший публично, а зарабатывавший деньги трудом логографа Исократ всё своё внимание сосредотачивает на основанной им школе красноречия, вскоре ставшей крупнейшим риторическим центром Эллады. По убеждению Исократа, именно изучение и овладение искусством красноречия закладывает фундамент образования, формирует профессиональные навыки для любой деятельности. За сорокалетний период существования школы в ней прошли обучение около ста учеников, из которых впоследствии вышли прославленные ораторы, историки, политические деятели и полководцы. Главным предметом занятий в школе была систематизация правил риторики и упражнение в составлении речей. Весь учебный курс, рассчитанный на трёх-четырёхгодичное обучение, из-за высокой платы (около 1000 драхм) был доступен лишь весьма состоятельным людям. Исократова программа гуманитарного знания была нацелена на достижение учениками опытности в оценке событий частной и политической жизни, которая должна была привести их к истинному пониманию дел.
Создание таких постоянных школ стало важным этапом духовного развития Афин и обозначило бурный духовный рост Афин в эту эпоху. Из стихийного и спорадического, каким обучение было  у софистов и Сократа, оно начинает превращаться в регулярное школьное обучение, положив основу всему последующему университетскому образованию в Европе. При этом важно отметить, что каждая из школ, принимая на себя задачу выработать и предложить обществу духовные ценности, которых уже не могла дать ему поэзия, предлагала свою особую, отличную от других, образовательную программу, в рамках которой по-своему решала поставленные самой жизнью вопросы о высшем благе, целях и способах практической деятельности, о возможностях познания и о методах воспитания и обучения, постоянно полемизируя по этим и иным вопросам с другими школами.
После своего возвращения с Сицилии Платон пришёл к выводу о невозможности при существующем государственном устройстве заниматься человеку общественными делами без ущерба для собственной добродетели и духовности. Он сознательно и убеждённо делает выбор в пользу занятий философией, образованием и воспитанием, подчёркивая, что лишь философия даёт обоснование государственной законности, а также всему, что касается частной жизни человека. Именно этим был продиктован выбор места будущей школы. Вскоре после своего прибытия из Сиракуз в Афины Платон покупает дом с садом в пригороде к северо-западу от Афин, за Дипилонскими воротами, где находилась оливковая роща, cвятилище Афин и храм, посвященный герою Академу – покровителю всей местности. К тому времени эта местность из запущенной и безводной была превращена в хорошо орошаемую рощу с тенистыми аллеями, жертвенниками Прометею, Эроту и гимнасием, который длительное время посещали молодые люди со своими учителями. Дорога в Академию была обрамлена стелами в честь погибших героев и гробницами знаменитых афинян, среди которых были могилы Перикла и Фрасибула. Сад героя Академа стал одним из любимых мест для прогулок.
Некоторые исследователи полагают, что «Платону для образования общества, имеющего собственную землю и помещения, требовалось зарегистрировать его как фиас, т.е. религиозно-культовое общество, организованное для совместных жертвоприношений божеству, которое и являлось бы номинальным собственником имущества». Однако, если учесть, например, имевшую место между Платоном и Исократом дискуссию об истине (episthmh) и мнении (doxa), следует предположить, что были и иные, более веские причины, в силу которых Платон выбрал Аполлонический культ Муз и основал на территории Академии святилище Муз – мусейон, а Академия получила cтатус религиозного союза, cозданного с целью почитания Муз. На каждый день месяца из числа слушателей для совершения священных обрядов были назначаемы «служитель муз» и «приносящий священные жертвы».
В пользу глубокой осмысленности такого выбора говорит и пребывание Платона в Южной Италии, имевшее одной из своих целей знакомство с наследием пифагорейства, и то значение, которое придавал служению Музам – и в продолжение всей жизни, и перед самой своей смертью – Сократ, и та философская концепция мусического, которая впоследствии была развита Платоном. Она отличалась от общераспространённого представления о Музах, в различных культовых аспектах почитавшихся то как местные горные или водяные божества, то как вдохновительницы творчества (преимущественно поэтического). Вслед за Пифагором и Сократом Платон причислил к обширной области мусических искусств философию, так что со времени Платона утверждается представление об особом покровительстве Муз философии и философам. Практическим же свидетельством этого покровительственного внимания Муз к философам, по воззрению Платона, является вызываемое Музами страстное стремление к мудрости, называемое им мусическим неистовством или исступлением (mwsqai) и родственное пророческому исступлению пифий. Мусическое неистовство рассматривалось им как важный признак установления связи со сферой божественной мудрости и миром идей-эйдосов, а его переживание как необходимое условие нравственного совершенствования. Из всех видов исступлённости Платон считает её наилучшей «по самому своему происхождению», а смыслом её он называет усиленную обращённость памяти «на то, чем божествен бог». При этом познавательную, собирательную и упорядочивающую функции рассудка, сводящего воедино впечатления от чувственных восприятий, он связывает с припоминанием души, когда она сопутствовала богу в своих высших подъёмах до подлинного бытия и «свысока глядела на то, что мы теперь называем бытием».
Таким образом, вопрос о воспитании души был для Платона вопросом о средствах, с помощью которых легче и успешнее можно обратить человека к созерцанию умопостигаемых вещей. Эта задача и определила содержание образовательной программы, которую Платон сформулировал в соответствии с концепцией единства образования, воспитания и знания (paideia). По мнению Платона, только на фундаменте этого единства могло развиваться общество и действовать его государственное устройство. В этой связи созданные Платоном Академию и Мусейон можно рассматривать как сообщество друзей и единомышленников, объединённых поиском истины и нацеленных на осуществление этой программы. Отметим при этом, что Платон, в отличие от Исократа в его риторической школе, Севсиппа и других современных ему учителей, не брал платы за обучение, так же как в своё время не брали этой платы ни Сократ, ни Пифагор.
Платон определяет три основные формы претворения paideia в жизнь – это государственная практика, научное знание и интуиция – и соответственно им формулирует три направления образовательной программы, теоретическая разработка которой представлена им в «Государстве» и «Законах», а практическая реализация – в организации обучения в Академии. Этико-политическое направление включает в себя обучение ораторскому искусству, поэтике и другим дисциплинам, связанным с политической риторикой. Ученики, получившие «высшее образование», должны были получить государственные должности, как военные, так и другие, подобающие их знаниям. Некоторые из бывших учеников Платона привлекались к преподавательской работе и подготовке учебных курсов. Среди них Аристотель, Севсипп, Ксенократ, Гераклид Понтийский и другие. Вся такая литература была рассчитана на широкую аудиторию и в отличие от сочинений, предназначенных для узкой группы профессионалов-посвящённых, обладающих специальными познаниями, могла быть доступной за стенами Академии. Публикация такого рода учебных сочинений в середине IV века означала, как правило, чтение перед аудиторией и изготовление затем 2-3 копий, которые даже могли продаваться в книжной лавке и считались коллективным трудом Академии.
Другим направлением программы, предложенным Платоном в Академии по пифагорейскому образцу, было обучение математическим наукам: арифметике, геометрии, астрономии и гармонике. Уже упоминавшееся близкое знакомство Платона с пифагорейской традицией и учением связано с именами трёх известных ученых-пифагорейцев: Феодора из Кирены, у которого Платон учился математике, Архита из Тарента, о дружбе с которым Платон пишет в Седьмом письме, и Филолая, с сочинениями, а также учениками которого он был знаком и говорил об этом в «Федоне». Интерес к пифагорейцам усиливается у учеников Платона. Результатом напряжённой работы в этом направлении стали труды Севсиппа, Ксенократа и Гераклида Понтийского, а также Аристотеля. Изучение пифагорейской традиции в Академии подтверждало необходимость обучения математическим дисциплинам, укрепляло уверенность Платона в том, что только при помощи этих наук «очищается и вновь оживает некое орудие души каждого человека, которое другие занятия губят и делают слепым, а между тем сохранить его в целости более ценно, чем иметь тысячу глаз, - ведь только при его помощи можно увидеть истину».
В Афинах в первой четверти IV века до н.э. Платон был единственным схолархом, считавшим математические науки необходимыми для воспитания, ибо «позорно, если большинство людей не имеют сведений в этой области и пребывают в невежестве». При этом Платон рассматривает усвоение математического квадривиума (ta maqhmata) как непосредственную подготовку к мудрости, подчеркивая, что «трудиться над доскональным изучением всего этого большинству людей не надо, но только лишь некоторым», имея в виду философов-академиков, для которых занятия математикой необходимы, потому что только они облегчают «cамой душе её обращение от становления к истинному бытию». Евдокс Книдский, Амикл Гераклейский, Амфином, Менехм, Динострат – вот неполный перечень славных имён математиков, связанных с Академией.
Намеченная Платоном программа освоения математики была реализована в Академии в значительном объёме. Её целью должно было стать осознание единства и взаимосвязи  наук, которое только и «ведёт прекраснейшее начало нашей души ввысь, к созерцанию идеи блага и красоты», к умению идти от многого к единому и от единого ко многому, иначе говоря, к овладению диалектикой, которая становится третьим, и основным, направлением в образовательной программе Платона. В «Государстве» он называет диалектику венцом знания, единственной наукой, позволяющей приобщиться к миру подлинного бытия. По словам Платона, «... один лишь диалектический метод... отбрасывая предположения, подходит к первоначалу с целью его обосновать, он потихоньку высвобождает, cловно из какой-то варварской грязи, зарывшийся туда взор нашей души и направляет его ввысь...». Сложившаяся в Академии практика обучения диалектике, отражена в некоторых диалогах Платона, например, «Парменид», «Софист», «Политик», а также в «Топике» Аристотеля.
В полном соответствии с платоновской образовательной программой в деятельности старших академиков, т.е. тех, кто получил в Академии первоначальное образование и остался в ней для продолжения занятий философией, выделяются три основных направления. Во-первых, это – преподавательская деятельность, в том числе, организация и проведение занятий по математическим наукам, обучение диалектике и создание учебной литературы, распространяемой в Академии. Помимо «Топики» Аристотеля, примером такой литературы являются пособия по диалектике Ксенократа и различные математические разработки. Во-вторых, это – публичные лекции академиков для всех желающих, тексты которых получали распространение (такие, например, как «Риторика» Аристотеля), и продолжение платоновских традиций написания диалогов. Эти «популярные сочинения» были хорошо известны за стенами Академии, в частности, Аристотель вплоть до середины I века был известен как автор именно таких сочинений. В этом отражалась заинтересованность Академии в популяризации и расширении своего влияния на духовную жизнь Афин. И, в-третьих, это – исследовательская, научная работа академиков, связанная, прежде всего, с решением проблем математики и метафизики, включающая и философские дискуссии, а также естественнонаучные исследования, в том числе работы по физике, оптике и метеорологии (Аристотель, Гестий, Филипп Опунтский), ботанической и зоологической классификации, медицине.
Подводя итог, можно сказать, что к середине IV века до н.э. Академия или в широком смысле Мусейон Платона становится крупнейшим в Древней Греции религиозно-философским и научно-образовательным центром, ядро которого составляли Аполлинический культ Муз, заимствованный Платоном у Пифагора, и развитая Платоном концепция мусических наук и искусств.
Традиция служения Музам сохранилась и в философской школе перипатетиков – Ликее, основанном учеником Платона Аристотелем, где так же, как в Академии, находился Мусейон с жертвенником и священной территорией Муз. Правда, он окончательно возник уже после смерти Аристотеля по инициативе его ученика Теофраста. Преобразование Мусейона явилось одним из наиболее важных дел Теофраста в роли схоларха перипатетической школы. И в Академии, и в Ликее совместная жизнь, культ Муз и научные занятия учителей и учеников составляли существо сложившихся там учёных сообществ.
Самое же возникновение и дальнейшее существование этих сообществ во многом было обязано авторитету, инициативе и личным средствам мэтров-учредителей и их преемников. Центральная, определяющая роль культа Муз и мусейона в Академии и Ликее позволяет современным исследователям обоснованно называть оба эти сообщества словом Мусейон, придавая последнему расширительное значение. Так что Мусейон классической поры – это не просто учёное сообщество частноправового типа, но одновременно фиас, т.е. религиозное братство, и институциализированное научное учреждение, учебно-научный центр. Его глава был одновременно и собственником-содержателем центра, и его отцом-руководителем. Такое положение связано было с тем, что высокий уровень культуры античных полисов был достигнут без прямого участия государства, за счёт средств и усилий самих граждан и городских сообществ. С другой стороны, такой тип взаимоотношений в школах-мусейонах как бы давал некоторое основание современникам, гражданам демократически управляемых полисов обвинять членов этих братств в аристократизме и патернализме, а то и в тиранических устремлениях.
Так или иначе, важнейшим результатом этого исторического культурного сдвига, выразившегося в создании и распространении мусейонов, стало рождение и укрепление науки в понимании, близком к современному, распространение образования и утверждение рационалистического мировоззрения как основ античной культуры, её устойчивого развития на многие столетия, её неистребимости и способности к перевоплощению.
Александрийский Мусейон. Дальнейшее развитие феномена Мусейона связано с появлением мусейонов как научно-религиозных объединений и учреждений в крупнейших политических центрах эллинистического мира, прежде всего, Александрии, Антиохии и Пергаме. Вышедшая на авансцену территориальная монархия взяла на содержание и под собственный контроль высокую культуру, науку, искусство и образование.
Наиболее выдающимся среди таких учреждений стал Мусейон в Александрии Египетской. В основу его концепции была положена всё та же идеи творческого братства и мусического служения, понимание того, что только лишь совместные усилия исследователей помогают раскрыться научному гению и развивают научное знание. Эти основные идеи, заложенные в основу Платоновской Академии и Ликея перипатетиков, и уже претворявшиеся там в жизнь, ещё полнее и последовательнее стали осуществляться в Александрийском Мусейоне. Одной из важнейших причин тому стали внимание и просвещённая забота египетских правителей. Произошёл своего рода возврат в Египет плодов древней традиции герметизма, которая прошла на эллинской почве развитие через орфизм и пифагорейство и дала Греции и миру феномен Мусейона и мусического служения, развив и сделав доступным многое из того, что хранилось среди тайн герметизма и ждало своего часа.
Выдающуюся роль в создании Мусейона сыграл ученик Аристотеля и Теофраста, Деметрий Фалерский (ок. 360 – ок. 280 гг. до н.э.). Древнегреческий афинский государственный деятель и философ-перипатетик, он в 317 – 307 гг. до н.э. являлся абсолютным правителем (эпимелетом) Афин. И в этом качестве он сыграл заметную роль в развитии Ликея. После свержения его власти в Афинах в 307 г. Деметрий проживал в Фивах. Однако после смерти своего покровителя Кассандра в 297 г. Деметрий перебирается в Египет и находит приют при дворе Птолемея I Сотера (305 – 283 гг. до н.э.), занимая положение привилегированного советника. Именно он по поручению Птолемея I составляет конституцию Александрии, имевшей статус греческого полиса, и примерно в это же время подаёт царю мысль об учреждении в его столице нового Мусейона с библиотекой и другими коллекциями, с комплексом построек и садов вокруг святилища муз подобно тому, как это когда-то было сделано в Афинах.
Согласно позднейшему описанию Александрии знаменитым географом Страбоном, «город имеет [...] царские дворцы, которые составляют 1/4 или даже 1/3 всей территории города. [...] Все дворцы тем не менее соединены друг с другом и с гаванью, даже те, которые расположены вне гавани. Мусейон также является частью помещений царских дворцов; он имеет место для прогулок, экседру и большой дом, где находится общая столовая для учёных, состоящих при Мусейоне. Эта коллегия учёных имеет не только общее имущество, но и жреца-правителя Мусейона, который прежде назначался царями, а теперь – Цезарем».
Таким образом, главными строениями Мусейона были перипатос, экседра и большой дом, в котором находилась трапезная соучаствующих в Мусейоне мужей-филологов. Таким образом, главным помещением был общий столовый зал для членов Мусейона. Экседра – крытая галерея с сиденьями – с одной стороны открывалась на двор с колоннадой; она служила местом для преподавания и диспутов. Перипатос – обсаженная деревьями аллея под открытым небом – служила местом для бесед и прогулок. Центром этого грандиозного комплекса стало святилище Муз с жертвенным алтарём (мусейон в узком смысле слова), помещения для библиотеки и инвентаря, а также жилые помещения для членов Мусейона, что обеспечивало им совместную жизнь и труд.
Библиотека Мусейона – знаменитая Александрийская библиотека – имела особое значение и сама по себе была исключительным явлением. Её уникальная книжная коллекция насчитывала, по данным разных авторов, до полумиллиона книг и рукописей и включала в себя рукописи Эсхила, Софокла, Еврипида и др. Отделение библиотеки (филиал), по некоторым данным, созданное ок. 235 до н. э. Птолемеем III, размещалось в храме Сераписа - Серапейоне; главная же библиотека размещалась в окрестностях дворца, в квартале Брухейон. Библиотека, в основном, была греческой, однако, по сообщениям античных авторов, включала также греческие переводы с других языков, в том числе с древнееврейского. В настоящее время известна лишь одна переводная книга, так называемая Септуагинта, греческий перевод Ветхого Завета. Долгое время хранителем библиотеки был знаменитый поэт и учёный Каллимах (3 в. до н.э.), глава александрийской школы, составивший обстоятельное описание находившихся в библиотеке рукописей. Ныне утраченная, эта работа сохраняла свою значимость справочника по греческой литературе и в византийскую эпоху. Известны также художественные коллекции Мусейона, в которые входили, в том числе, и бюсты великих поэтов, установленные в читальных залах и вызывавшие большой интерес у посетителей. По данным других источников, в Александрийском мусейоне со временем появились коллекции растений и животных в садах, залы для препарирования трупов и  обсерватория.
Издательская программа библиотеки предусматривала переписывание, подробное филологическое комментирование сочинений греческих авторов, разделение произведений на секции, которые мы сейчас называем «книгами» (возможно, для обеспечения стандартной длины свитков), и последовательное введение систем пунктуации и акцентуации.
После Каллимаха библиотеку Мусейона возглавил великий географ и математик Эратосфен (кон. 3 нач. 2 в. до н. э.), приглашённый в Александрию в качестве воспитателя наследника престола Птолемея IV (должности воспитателя наследника и хранителя библиотеки обычно были совмещены). Эратосфен на основании астрономических наблюдений смог изме¬рить земной радиус, астроном Гиппарх описал 850 неподвижных звёзд, врач Герофил открыл нервную систему и артериальную сеть. В Мусейоне занимались выдающиеся поэты, учёные и философы, среди них Аристарх Самосский, Аполлоний Родосский, Евклид, Архимед, Плотин, Клавдий Птолемей, Диофант и др.
В римскую эпоху научные изыскания в Мусейоне отошли на второй план, и он стал служить, главным образом, общеобразовательным целям. Но в условиях распространения христианства постепенно угасла и учебная деятельность, основанная на политеистическом мировоззрении. Александрийский Мусейон просуществовал вплоть до III в. н.э. и был ликвидирован при императоре Аврелиане в 270-273 гг., когда во время смут главные здания Мусейона в Брухейоне были разрушены. Однако в Серапейоне преподавание продолжалось. Главное значение Мусейона для будущего состояло тогда в его косвенном воздействии на учителей христианской церкви в Александрии. Остававшаяся во все времена языческой, эта ученая школа погибла окончательно при Феодосии I после выхода в 391 году императорского эдикта против языческих культов. Тогда александрийские христиане-фанатики разгромили Серапейон, на руинах которого они воздвигли свою церковь. Остатки же некогда богатейшего собрания книг были уничтожены мусульманами при халифе Омаре в 642 году. Вместе с тем существуют свидетельства о том, что часть свитков, переплетённых в дерево и огненепроницаемый  пергамент, были сохранены, так же как были сохранены книжные собрания Мусейона Аттала III в Пергаме.
И во времена своего высшего расцвета при Птолемеях II и III (282-222 гг. до н.э.), и даже во времена упадка Мусейон играл важнейшую культурообразующую роль в современном ему обществе. Он сыграл выдающуюся роль в формировании и поддержке интеллектуального климата своей эпохи, способствовал выявлению и развитию духовно-творческих начал современного ему общества с его удивительным духовно-интеллектуальным и культурным разнообразием.
Именно в этой ауре во взаимодействии и борьбе идей сформировалась и раннехристианская интеллектуальная традиция с такими её выдающимися представителями как отцы христианской церкви Климент Александрийский и Ориген. В начале II века в Александрии действовала христианская школа или училище. По сведениям Евсевия Кесарийского, до 202 г. её главой был Климент, а с 203 г. главой огласительного училища этой школы стал его ученик Ориген. По другим сведениям, Климент был предтечей этой школы, а появляется она лишь в 20-х гг. II века после успешной деятельности Оригена на поприще преподавания литературы во время преследований префекта Аквилы в 206-210/211 г., когда александрийский епископ Деметрий назначает Оригена главой огласительного училища.
Труды Климента, у которого важнейший раздел метафизики – метафизика Логоса – строится по образцу платонической и неопифагорейской доктрины , и Оригена , который и сам «не перестаёт по возможности заниматься эллинскими науками» (Eus. HE, VI,19), пятиступенная программа обучения в огласительном училище, включавшая в себя период морального очищения, диалектику как наиболее полезную часть логики, физику с геометрией и астрономией, этику и теологию, а также состав учителей, среди которых были такие известные философы, как Геракл Александрийский, – все эти факты не оставляют сомнений в непосредственном воздействии научной и культурной атмосферы, порождаемой и поддерживаемой Александрийским Мусейоном в современном ему обществе, на формирование учёной традиции в христианстве. Как и в Мусейоне, роль наставников и учителей в школе была исключительно важной; с одной стороны, все они были мирянами, а не клириками, с другой стороны, важнейшее значение имела харизматичность и духовная преемственность учителей. Климент говорил об апостольской преемственности учителей в противовес идее апостольского преемства, повсеместно распространявшейся для доказательства авторитета епископской власти. Более того, это утверждение преемственности было основой практической деятельности Климента и Оригена, подобно тому, как оно утверждалось в своё время Пифагором и Платоном в практике культа Муз.
Прямая взаимосвязь этих явлений, казалось бы, духовно различных традиций подтверждается и фактом совпадения периода упадка Мусейона и Александрийской христианской школы. Символическим прологом этих событий можно считать отъезд из Александрии в 234 году Оригена. Его последователи и преемники Геракл и Дионисий хотя и становятся епископами, но пока ещё занимают независимое положение, продолжая свои занятия теологией и эллинскими науками. Дионисий, Феогност и Дидим ещё поддерживают огонь учения, зажжённый Оригеном. Однако после кончины Дидима школа перестаёт существовать. Это происходит как раз в годы епископства Феофила (385 – 412 гг. н.э.), ярого противника древней языческой мудрости и греческой культуры, по всей видимости, одного из инициаторов эдикта Феодосия I о языческих культах. Феофил не только не терпел занятий теологией и эллинскими науками, он окончательно и полностью подчинил себе Александрийскую школу и добился разгрома Серапейона .

ДИНАСТИЯ ПТОЛЕМЕЕВ
Основателем династии Птолемеев был ближайший соратник Александра Македонского, знаменитый полководец, одержавший немало громких побед — Птолемей I Сотер (Спаситель, правил Египтом в 305–283 годах до н. э.). Сын македонского аристократа, один из друзей будущего великого царя ещё в юности, он был изгнан  Филиппом II из Македонии, после смерти вернулся и стал телохранителем Александра.
Историки упоминают, что во время сражения в «Персидских воротах» Птолемей руководил уже отрядом в три тысячи воинов, захватившим лагерь персов. После битвы при Гавгамелах Александр стал поручать ему и более важные задачи. В Бактрии он отправил сподвижника в погоню за Бессом — сатрапом Бактрии и дальним родственником царя Дария. Птолемей совершил невозможное: за четыре дня он с воинами проскакал расстояние, которое в то время преодолевали за десять дней, настиг Бесса в одном из селений и доставил к Александру.
Александр всё больше ценил Птолемея, ставя его во главе сначала одной пятой, затем, во время индийского похода, уже трети своего войска. Птолемею доверяли самые трудные и ответственные участки, и не было случая, чтобы Птолемей отступил в сражении или не исполнил поставленную перед ним задачу. Много раз он рисковал жизнью ради Александра, неоднократно был ранен. Его авторитет в армии был непоколебим. По возвращении в Сузы Александр выдал за Птолемея Артакаму, дочь Артабаза. С тех пор началось греко-иранское смешение кровей в роду Птолемеев.
На совещании диадохов Птолемей придерживался мнения, что отдавать государство в руки одного из наследников царя по крови — его брата Арридея или ещё не рождённого ребенка Роксаны — опасно и неразумно. Он предлагал выбрать царя из числа ближайшего окружения Александра, из тех полководцев, которые прошли с ним по завоёванным странам и пользовались авторитетом. При разделе империи Александра Птолемею достался Египет. Свое правление он начал мудро. Справедливость основателя новой династии быстро завоевала симпатии египтян, и в последующих войнах они ни разу не перешли на сторону врага. Обеспечив господство греческой прослойки, Птолемей I тем не менее не стремился к насаждению в чужой стране собственных порядков, а проводил политику сближения двух культур. В частности, он решил религиозные проблемы, установив синкретический культ бога Сераписа. Птолемей испытывал тяготение не столько к власти и обогащению, сколько к тому, чтобы вверенная ему держава стала новым культурным центром. Он основал знаменитый Александрийский Мусейон со ставшей потом знаменитой библиотекой. Птолемею удалось привезти в Египет тело Александра, которое было погребено в святилище Амона в оазисе Сива, что дополнительно позволило Египту занять особое место среди царств остальных диадохов.
      Усиление Египта вызывало недовольство среди других диадохов. Египтянам пришлось отражать вторжение их армий, в частности, Пердикки и Антигона Одноглазого. Первым попытался свергнуть соперника регент Македонии Пердикка (ок. 365–321 до н. э.). Когда он открыто начал претендовать на царский престол Египта, многие его бывшие соратники перешли под знамёна Птолемея, который и характером, и способностями напоминал им Александра. Пердикка несколько раз пытался открыто напасть на Птолемея, осаждая крепости и отправляя в Египет войска. Но после того как во время переправы через Нил начался паводок и более двух тысяч солдат погибло, военачальники открыто взбунтовались - Пердикка был убит заговорщиками. Войско же в полном составе перешло на сторону Птолемея.
Вскоре Птолемею вновь пришлось отстаивать своё право на управление страной. Его врагом стал Антигон (382–301 до н. э.), прежний союзник по борьбе с Пердиккой, выступивший в этот раз против  вместе со своим сыном Деметрием Полиоркетом (337–283 до н. э.) против Птолемея. Антигон стремился к воссозданию единой империи, во главе которой видел себя. Птолемей действовал осмотрительно: он заключил союз с Кассандром и Лисимахом, правителями Македонии и Фракии, а также с Селевком, бежавшим из Вавилона в Египет. К Антигону было направлено посольство с требованием уступить часть завоёванных земель. Тот заявил, что давно готов к войне с Птолемеем, и послы уехали ни с чем.
В 314 году до н. э. Антигон напал на подвластные Египту Финикию и Сирию. Египет мог потерять не только зарубежные владения, но и собственную независимость. В 312 году до н. э. на Кипре, до сих пор не проявлявшем недовольства, вспыхнуло восстание против господства Египта. Существует предположение, что местные царьки действовали по наущению Антигона. Птолемей во главе большого войска переправился на остров. Расправившись с мятежниками, он перебрался в Карию, дошел до Киликии, в этот момент отпавшей от Египта, разграбил эту страну и вновь вернулся на Кипр, а потом отправился в Египет, чтобы сразиться с противником.
Сражение между войсками Птолемея и Селевка, с одной стороны, и Деметрия — с другой, произошло в 312 г. до н.э. под Газой, где египетский и вавилонский правители одержали впечатляющую победу, захватив множество пленных, часть из которых была поселена в Египте. Сирия и Финикия вновь оказались под властью Птолемея. В 306 году до н. э. флот Птолемея возле Кипра вступил в сражение с кораблями Деметрия. Результатом стало  поражение египтян. Господство на море на долгие годы перешло к их противнику. Воодушевлённые победой Антигон и Деметрий провозгласили себя царями. Их примеру последовали и остальные диад охи. Птолемей сделал это  в 305 году до н. э., стремясь подчеркнуть своё независимое положение.
Антигон собрал огромную армию, готовясь переправиться через Нил и вторгнуться в Египет. Однако Птолемей сосредоточил на противоположном берегу многочисленные войска и катапульты. Врагу не удалось высадить даже десант. Вскоре из-за недостатка продовольствия армия противника вынуждена была уйти ни с чем.
В 301 году до н. э. Антигон пал в битве при Ипсе, сражаясь против объединённых войск диадохов. Птолемей в ней участия не принимал. Из Сирии он вернулся в Египет, а на упрёки союзников ответил, что до него дошли слухи об их поражении.
В последние годы своего правления Птолемей вёл довольно спокойную жизнь.  Занимался укреплением экономического положения государства.
Известно, что Птолемей несколько раз женился, преследуя чисто политические цели. О судьбе его первой жены, персиянки Артакамы, сведений не сохранилось. Гораздо больше историки знают о связи Птолемея с афинской гетерой Таис (есть даже роман Ивана Ефремова «Таис Афинская»). У Таис  от Птолемея родились сыновья Леонтиск и дочь Эйрена. Судьба сыновей неизвестна. Дочь  со временем была выдана замуж за Эвноста, царя города Солы на Кипре.
Браки Птолемея были продиктованы заботами о государстве, а не любовью. Ещё раньше  Птолемей хотел жениться на 47-летней сестре Александра Клеопатре, но та была убита по приказу Антигона, и свадьба не состоялась. Во второй раз царь заключил брачный союз с дочерью диадоха Антипатра, Эвридикой, что связало его родственными узами с другими «наследниками» Александра, многие из которых тоже приходились Антипатру зятьями. Эвридика родила множество дочерей и двоих сыновей — Мелеагра и Птолемея Керавна. Последний считался наследником трона египетских царей, но потерял рассудок из-за удара молнии. Расставшись с Эвридикой, Птолемей в 317 году до н. э., по обычаю фараонов, женился на своей сводной сестре Беренике. Своим наследником он сделал пасынка, сына Береники Птолемея Филадельфа (309–246 до н. э.).
Основатель династии Птолемеев умер в 283 году до н. э. За два года до смерти, чтобы предотвратить борьбу между претендентами на престол, он сделал своим соправителем Филадельфа, заявив при этом, что быть отцом царя лучше, чем быть царём самому.
Птолемей II Филадельф (правил в 288–246 годах до н. э.) продолжил внутреннюю и внешнюю политику, начатую его отчимом. Птолемей II повелел перевезти прах Александра Великого из оазиса Сива в Александрию, где он был перезахоронен в гробнице в отделении царского дворца Сема. Первые два Птолемея провели денежную реформу, введя монетную систему, которая отсутствовала в традиционной древнеегипетской культуре эпохи Нового царства. При Птолемее Филадельфе Мусейон и Александрийская библиотека достигли наивысшего расцвета. При нём был построен знаменитый Фаросский маяк — одно из семи чудес света.
Женившись на своей родной сестре Арсиное, Птолемей II установил её культ в построенных в её честь храмах. Культ Арсинои отправлялся в Мендесе, в Саисе, Мемфисе, Фаюме (Арсиное) и в Фивах. На мысе Зефирия был также возведён храм Афродиты Арсинои. Ошибочно считают наиболее прославленной из династии Птолемеев последнюю царицу Клеопатру, но на самом деле наиболее прославленной была Арсиноя.   
        Благодаря усилиям первых двух Птолемеев Александрия превратилась в крупнейший финансовый, научный, торговый и культурный центр Востока. Опорой новой династии стали греки и македоняне, являвшиеся держателями царской земли в клерухиях. В то же время египтяне воспринимали царствующую династию без явной вражды. Но вскоре положение изменилось.
При Птолемее III (заметим, что нумерация фараонов привнесена поздними историками –на самом деле её не было) Эвергете (275–222 до н. э.; правил в 246–222 годах до н. э.), о котором известно не много (в частности, именно он присоединил к Египту всю Сирию), государство Птолемеев пребывало в расцвете, однако при последующих правителях начался постепенный упадок царства, сопровождавшийся крупными народными волнениями. Во II–I веках до н. э. Египет, раздираемый политическими интригами при дворе, бюрократическим произволом на местах и социальными выступлениями египтян, вступил в экономический кризис. Династия Птолемеев стала вырождаться.
Птолемей IV Филопатор (ок. 244–204 до н. э.; правил в 221–204 годах до н. э.) печально известен тем, что сразу  после смерти отца убил свою мать и брата, после чего предался распутству. Он оставил занятия военным делом и торговлей ради постоянных оргий. Убив свою сестру-жену Эвридику, он дни и ночи проводил со знаменитой гетерой Агафоклеей, а позже с её братом Агафоклом в сексуальных экзерсисах. Мать фаворитов, Энанфа, довольно быстро поняла всю выгоду ситуации, и вскоре государством фактически управляла распутная семейка, разворовывавшая казну и продававшая направо и налево придворные должности. Их жадность была настолько велика, что они даже скрыли смерть Птолемея некоторое время, продолжая вести прежний образ жизни.  Когда весть о смерти царя распространилась по Александрии, Агафокла растерзала толпа, а женщины, виновные в смерти Эвридики, были распяты.
Птолемей V Эпифан (210–180 до н. э.; правил в 204–180 годах до н. э.), сын Птолемея IV Филопатра и Эвридики, вступил на престол в юном возрасте и почти ничем себя не прославил. Победами и поражениями в войнах он обязан своему полководцу Скопасу. О самом же царе известно лишь то, что он взял в жены Клеопатру, дочь сирийского царя Антиоха III, и получил за ней в приданое Келесирию, Финикию и Иудею.
Птолемей VI Филометор (ок. 191–145 до н. э., правил в 180–145 годах до н. э.) был настолько бездеятелен, что от чрезмерного ожирения  лишился рассудка, но многие видели в нём доброго и великодушного безвольного  человека.
Птолемей VIII Фискон,«пузо, живот», «богач, стремящийся к богатству»,(ок. 183–116 до н. э.)  был соправителем своего предшественника и старшего брата, пока соперничество Рима и сирийского царя Антиоха IV не обернулось в пользу Филометра. Братья поделили отцовское наследство, и Филометру достался Египет, а Фискону — Киренаика. Однако честолюбивый Фискон остался недоволен своей долей и приложил множество усилий, чтобы увеличить её. Сделать это удалось лишь в 145 году до н. э., после смерти брата. Египетские послы явились к Фискону и предложили ему царскую власть над своей страной, а вместе с ней — руку вдовы Филометра и его сестры Клеопатры II. Царица вовсе не хотела выходить замуж за человека, прославившегося к тому времени такой жестокостью, что даже его подданные приходили в ужас. Она стремилась посадить на трон своего сына, Птолемея VII Неоса (ум. в 142 году до н. э.), и даже при поддержке знатных египтян провозгласила его царём. Однако Фискон не собирался упускать власть из рук. Мальчика он убил прямо в объятиях матери во время свадьбы, после чего взошёл на брачное ложе. Эта смерть положила начало кровопролитному правлению. Клеопатру II он прогнал, изнасиловав и взяв в жены её дочь. Простые  египтяне в ужасе бросились прочь из Александрии, после того как Фискон отдал царство на откуп иноземным солдатам. Город почти обезлюдел. Царь призвал в Александрию иностранцев, но и они вскоре возненавидели правителя, чья жестокость граничила с безумием. Когда разгорелась междоусобная война с Клеопатрой, его бывшей женой, он в 130 году до н. э. убил собственного сына Птолемея Мемфита и отправил его тело матери в подарок на день рождения. После этого народ начал повсеместно уничтожать изображения Птолемея Фискона и разрушать его статуи.
Клеопатра II, нагрузив корабли сокровищами, бежала в Сирию и стала подговаривать сирийского царя Деметрия II, женатого на её дочери, начать войну против Птолемея. Узнав об этом, Фискон отправил в Сирию большое войско во главе с Александром Забиной. Тот успешно выполнил поручение: захватил страну, убил Деметрия и сделался царём. Однако вскоре он стал пренебрежительно относиться к Птолемею и был жестоко наказан: новое войско во главе с сыном Деметрия, Антиохом VIII, вторглось в Сирию, и сын занял отцовский трон. Самое удивительное в истории правления Фискона — это то, что в конце жизни он помирился со своей сестрой и бывшей женой, Клеопатрой II, одолел внешних и внутренних врагов и спокойно умер своей смертью в 116 году до н. э.
Птолемей XII Авлет («Флейтист», 117–51 до н. э.; правил в 80–58 годах до н. э. и с 55 года до н. э.) «прославился» далеко не блестящими умственными способностями, пристрастием к игре на флейте и непомерной жестокостью, за что был ненавидим всеми. Неумелым правлением он довел Египет до того, что ситуацию в стране полностью контролировали римские ростовщики. Он даже передал одному из них главный финансовый пост страны. Александрийцы подняли восстание, и в 58 году до н. э. Флейтист был изгнан из Египта, а престол заняла его старшая дочь Береника IV (79 или 75–55 до н. э.), царствовавшая одна, даже после того, как вышла замуж за Архелая.
Последней выдающейся представительницей династии Птолемеев была Клеопатра VII (69–30 до н. э.). Младшая дочь Птолемея XII Клеопатра, что в переводе означает «славная по отцу», родилась в Александрии. Девочка была весьма смышлёной и живой. В ней рано проявились хитрость и удивительное умение использовать людей, обольщая их, чтобы добиться желаемого. Она изучила множество языков (первой из Птолемеев овладела древнегреческим), была знакома с греческой литературой и философией. Врождённая любознательность подтолкнула девушку к познанию сильных и слабых сторон человека.
У Клеопатры были неправильные черты лица: крупный нос, острый подбородок, — придававшие ей особое очарование при умело нанесённой косметике. Плутарх писал: «Красота этой женщины была не той, что зовётся несравненной и поражает с первого взгляда, зато обращение её отличалось неотразимой прелестью, и потому её облик, сочетавшийся с редкой убедительностью речей, с огромным обаянием, сквозившим в каждом слове, в каждом движении, накрепко врезался в душу. Самые звуки её голоса ласкали и радовали слух, а язык был точно многострунный инструмент, легко настраивающийся на любой лад — на любое наречие, так что лишь с очень немногими варварами она говорила через переводчика, а чаще всего сама беседовала с чужеземцами…»
В 51 году до н. э. Птолемей Авлет умер. По завещанию царя и древнему египетскому обычаю трон наследовали старшие брат и сестра, став мужем и женой. Малолетний супруг Птолемей XIII Филопатор (62/61–47 до н. э.) ни по возрасту, ни по складу характера не был способен управлять страной. В отличие от него, Клеопатра мечтала создать сильную и мощную державу, границы которой превосходили бы границы государства первых Птолемеев. Для достижения этой цели она готова была применить любые средства.
Наставник юного царя, хитрый и ловкий евнух Потин не мог открыто сесть на трон, его устраивало управлять Египтом от имени своего подопечного. Потин начал собирать при дворе людей, которые были готовы поддержать его в борьбе с царицей. Клеопатра обратилась за поддержкой к Риму и даже направила верные ей войска навстречу ожидаемым римским легионам. Воспользовавшись ситуацией, Потин совершил государственный переворот. Клеопатра бежала в Сирию, где на границе с Египтом стояла её рать. Царице удалось убедить военачальников выступить в поход на Александрию. Птолемей XIII двинул армию ей навстречу, поддавшись на уговоры властолюбивого евнуха. В завещании Птолемея Авлета было сказано, что гарантом его воли о престолонаследии является Рим. Помня об этом, а также и о невыплаченном долге царствующего дома в десять тысяч талантов, Цезарь вызвался уладить спор между братом и сестрой в надежде вернуть деньги и потребовал, чтобы обе стороны распустили армии и явились в Александрию на его суд.
Легенда гласит, что Клеопатра предложила Цезарю ночь любви за то, что решение будет вынесено в её пользу. Цезарь объявил Птолемею, что тот должен помириться с сестрой и разделить с нею власть. Обманутый в своих ожиданиях царь сорвал с головы корону, бросил её на пол и с криками «Меня предали! К оружию!» выбежал из дворца. Недовольные присутствием римлян и подстрекаемые Потином александрийцы словно только и ждали этого призыва. Вспыхнул мятеж, очень быстро переросший в настоящую войну, названную впоследствии Александрийской.
Всю зиму 48/47 года до н. э. римский отряд во главе с Цезарем выдерживал осаду в резиденции египетских царей. Опасаясь, что его флот, блокированный в гавани, может достаться врагу, полководец приказал поджечь его. Огонь перекинулся на берег, уничтожив множество зданий, тогда же серьёзно пострадала знаменитая  библиотека. Когда прибыло подкрепление, Цезарь разбил восставших и египетскую армию: Птолемей XIII утонул во время бегства, Потин погиб, а Арсиноя, младшая сестра Клеопатры, выступавшая на стороне мятежников, была пленена, а затем выслана за пределы страны.
По праву победителя Юлий Цезарь мог объявить Египет римской провинцией, но вместо этого посадил на трон Клеопатру, обязав её в угоду местным обычаям взять в мужья и соправители другого брата - Птолемея XIV (ок. 59–44 до н. э.). Брак был фиктивным. Клеопатра стала возлюбленной римского полководца.
Летом 47 года до н. э. Клеопатра родила 53-летнему Цезарю, не имевшему законных наследников, первого ребёнка и назвала его Птолемеем (XV) Цезарем (47–30 до н. э.), добавив к этому имени ещё два титула: Филопатор и Филометор («Любящий отца» и «Любящий мать»). Александрийцы, а позднее и римляне называли его насмешливо: Цезарион (Цезаренок, Цезареныш). Ни в Египте, ни в Риме никто не радовался сближению Цезаря и Клеопатры. Она была чужой в Риме, он — в Египте. Тем не менее осталось много свидетельств о прекрасных моментах их любви: и плавание по Нилу, и посещение Сивы и храмов, и золотые статуи Клеопатры в обличье Изиды, поставленные в Риме…
         После смерти Птолемея XIV и убийства в 44 году до н. э. Юлия Цезаря Клеопатра стала править Египтом вместе с сыном. В разгоревшемся между Марком Антонием и внучатым племянником Цезаря Октавианом конфликте Клеопатра, мечтавшая о создании великой эллинистической восточной империи, приняла сторону Антония, заключив с ним союз. Антоний и Клеопатра объявили себя божественной парой — Осирисом (Дионисом) и Исидой. Главной целью Клеопатры была власть, ради которой она вступила в новый союз, став любовницей грубого, недальновидного и необразованного Антония. По словам Плутарха, она «ни на шаг не отпускала его ни днём, ни ночью, крепче и крепче приковывая к себе римлянина. Вместе с ним она играла в кости, вместе пила, вместе охотилась, бывала в числе зрителей, когда он упражнялся с оружием, а по ночам, когда в платье раба он бродил и слонялся по городу, останавливаясь у дверей и окон домов и осыпая обычными своими шутками хозяев — людей простого звания, Клеопатра и тут была рядом с Антонием, одетая ему под стать». Антоний вовсе не был очарован египетской царицей: ему не хватало средств на военные кампании, а Египет мог обеспечить его всем необходимым. В 37 году до н. э. Клеопатра, откликнувшись на просьбу полководца, направилась в Лаодикею (ныне Латакия, Сирия), чтобы доставить припасы для его армии, и встреча после долгой разлуки была бурной — по возвращении в конце лета в Александрию она родила сына, названного Птолемеем Филадельфом. В обмен на согласие материально поддержать парфянскую кампанию Антоний отдал царице часть территории Финикии и северной Иудеи, обещал жениться и узаконить детей (они вступили в брак позже в 36 году до н. э.).
Политика Антония, открыто вступившего в брак с Клеопатрой и подарившего ей Крит и Киликию, вызвала возмущение в Риме. Между Антонием и Октавианом, недавними союзниками, началась война. Объединённые силы Клеопатры и Антония в решающей морской битве у мыса Акций 2 сентября 31 года до н. э. были разгромлены. Антоний и Клеопатра скрылись в Александрии. Пока Антоний оплакивал своё поражение, Клеопатра занялась укреплением обороны Египта. Она вербовала союзников, раздала оружие народу и, чтобы поднять дух войск, записала Цезариона в солдаты. Одновременно она готовила побег: в самом узком месте, отделяющем Средиземное море от Красного, Клеопатра решила перетащить волоком свои корабли, погрузить на них воинов и казну и отплыть на поиски новых земель возле Индии. Но когда суда уже тащили по перешейку, набатейские арабы, подстрекаемые римлянами, сожгли флот Клеопатры. Она предприняла отчаянную попытку договориться с Октавианом, но плата за пощаду оказалась непомерно велика — убийство супруга. В августе 30 года до н. э. римские войска подошли к стенам Александрии. Остатки армии Антония изменили своему полководцу; сам он, обманутый слухами о смерти Клеопатры, предпринял попытку покончить с собой, бросившись на меч, и умер на руках любимой.
Клеопатра решилась на отчаянный шаг. Под вечер 12 августа 30 года до н. э. неизвестный крестьянин принёс Клеопатре корзину сладких фиг. Увидев подношение, царица громко воскликнула: «А, вот и она!» Затем легла на золотое ложе и, раздвинув в корзинке фрукты, увидела под ними крепко спящего, свернувшегося кольцом аспида. Золотой шпилькой она уколола змейку, которая, зашипев от боли, ужалила подставленную руку… Когда римские офицеры ворвались в царскую усыпальницу, они увидели лежащую на роскошном ложе мертвую Клеопатру в золотых одеяниях богини Изиды. Детей Антония и Клеопатры, а также Цезариона  Октавиан приказал убить. Вступление легионов Октавиана в Александрию в августе 30 года до н. э. положило конец независимости Египта, включённого в римские владения на правах особой провинции, управляемой императорским префектом.
Другие потомки Птолемеев рассеялись по разным странам, вступили в междинастийные браки с арабскими, иранскими, тюркскими, китайскими, индийскими, европейскими правящими кланами, создали тайные общества и жреческие общины, но уже никогда не создавали серьёзных династий. При подобным кровосмешении удивительными являлись лишь внезапные реставрации второй резус-отрицательной группы «фараоновской» крови в некоторых потомках.