Немецкий поцелуй. Глава 2

                Глава 2.
                Новые знакомства.
Когда я вошла в класс, голоса моментально стихли и почти три десятка пар глаз уставились на меня, в то числе и взгляд преподавателя. Похоже, секретарь Агнет тоже не любила стучать, прежде чем войти или в Германии это норма. Преподаватель была типичной училкой в тонких строгих очках со взглядом киллера и темно-бардовом брючном костюме. На вид ей было под пятьдесят. Агнет довольно решительно прошла к преподавателю и что-то шепнула ей на ухо, затем передала ей какие-то бумаги. Фрау Вайнбендер с совсем другими глазами посмотрела на меня. Агнет между тем на весь класс объявила:
- Фрау Вайнбендер, меня послала ректор Эббельсон, – Хм, а у этой серой мышки из секретарской ректора поставленный голос. – Это новая ученица.
- Подойдите, фройляйн, – поманила меня рукой учитель.
Делаю нерешительный шаг, стараюсь не смотреть на будущих одноклассников. Вообще, чувствую себя племенной кобылой на смотре на рынке. Агнет между тем бочком отступала к двери.
- Представьтесь, пожалуйста, фройляйн, – попросила преподаватель.
Пришлось повернуться к классу лицом. Двадцать пять человек откровенно изучали меня, большинство из них девочки, что естественно, девочки более усидчивы в учёбе и отличников среди них больше. Вот готка со скучающим, но внимательным видом изучает меня, словно говоря своим видом «мне не интересно». Два парня на предпоследней парте, похожих на двух голубков, шептались о чём-то с нескрываемым презрением в мою сторону. Прыщавый ботаник, у которого я отражаюсь в очках, смотрит на меня, открыв рот, что у меня закралось подозрения, что у меня что-то не так во внешности. Две типичные блондинки с внешностью Памелы Андерсон, этакие силиконовые долины, мерзкое зрелище, если честно. Прибегать к силикону в таком возрасте перебор. Я бы ещё подумала, что с интеллектом у них не очень, но тогда они бы здесь не учились. Парни были здесь не красавцы и откровенно пялились на меня с улыбками маньяков. Что-то мне перехотелось тут учиться, глядя на них. Хотя и раньше не особо рвалась сюда. Единственная не европейка, девушка восточной внешности в хиджабе, сидела прямо напротив меня и особо бросалась в глаза. Она единственная смотрела на меня без любопытства и даже с сочувствием.
- Меня зовут Виона Севельсон, – мой немецкий дрогнул.
- Расскажи нам, фройляйн Виона, где ты раньше училась и откуда приехала, – попросила учитель. Что за дебильная привычка расспрашивать учеников перед всем классом, как на допросе? По моему мнению, это никак не способствует вливанию ученика в коллектив, а наоборот.
- Я училась в Ньютон Препайроти Скул в Лондоне в районе Бэттерзеа, потом в SKOLA Рэджентс Парк, там же в Лондоне, была школа Майкла Фарадея, школа для девочек Святого Пауля, – по мере перечисления школ, у учеников вытягивались лица, как и у самой фрау Вайнбендер. – Были школа в Чикаго и Сент-Луисе в США, а также Высшая школа Ксавьера в Нью-Йорке.
- Так ты из мутантов? – прыснул кто-то из класса, не заметила кто.
Вообще, это так. Мой цвет глаз это ведь редкая мутация. Но смех из класса это всё равно неприятно.
- Не стоит смеяться, герр Абелард. Такая школа действительно существует, – учитель резко постучала по столу. –  Может фройляйн Виона назовет нам адрес этой школы.
- Тридцатая Уэй 16-ая стрит, – отвечаю я. – Ещё я училась в Марселе в лицее Лакордер.
- К сведению, это лучшая средняя школа Марселя для девочек, – фрау Вайнбендер повернулась к классу. – Хорошо, фройляйн Виона. Садитесь рядом с Кэйтарайн Хелльберг, в течении урока я подойду к Вам, чтобы уточнить уровень знания иностранных языков.
Так, я оказалась на уроке иностранного языка. Хоть гадать не надо. Наглости спросить у меня не хватило бы. И где эта Кэйтарайн? Наверное, это то же самое, что Катрин на английском. Ага, руку поднимает и манит к себе та самая готка, которую я приметила самой первой. Рядом с ней пусто, чаще всего у немцев парты не парные, а как у американцев – на одного человека, но в этой гимназии оказались именно парные. Нерешительно иду к ней, между рядов парт с учениками под их перешептывания и взгляды. Сажусь рядом с готкой.
- Привет, – она протягивает мне ладонь.
- Привет, – нервно пожимаю ей руку девушке с пирсингом по всему лицу: так у неё был бридж на переносице, колечко в левой ноздре, кольцо на нижней губе и целая россыпь серег в обоих ушах, в левом я насчитала шесть, в правом семь. Целая коллекция!
- Из магазина игрушек выпустили? - спросила с прищуром Кэйтарайн.
- Что? – я вопрос застал меня  врасплох.
- Из магазина, говорю, сбежала, – хмыкнула готка. – На куклу ты похожа, ты неестественно красивая, такой красоты не бывает. Я буду звать тебя Куколка.
Она что, со мной заигрывает? Лесбиянка что ли? Назвала меня она, кстати, на английский манер Babydoll. В переводе означает кукла-ребенок.
- Ты не против? – всё же решила уточнить она, видя мое, мягко говоря, офигевшее лицо.
- Нет, вовсе нет, – пришла я в себя.
- Ты можешь звать меня Вульфа или просто Кэйт, – готка усмехнулась, а затем присмотрелась ко мне. – Ты носишь линзы? А зачем тебе тогда очки?
- Это мой натуральный цвет глаз, – я поправляю локоны на висках, привычный для меня разговор. – Просто он очень редкий…
- Серьёзно? – в глазах Кэйтарайн появилось сомнение.
- Существует ещё один редкий цвет – красный… – осторожно говорю я, заученным языком. – Это врожденный дефект. По сути, это альбинизм. У таких альбиносов встречается красный цвет глаз. Он связан с отсутствием в мезодермальном и эктодермальном слое радужной оболочки меланина, поэтому определяется цвет крови в прозрачных сосудах радужной оболочки. Красный цвет, смешиваясь с голубым, даёт фиолетовый.
- Умная, да?! - спросила серьёзно так готка, а потом резко усмехнулась. – Расслабься, не нервничай ты так.
- Просто, меня часто об этом спрашивают, – криво улыбаюсь, странная эта девица.
А вообще, ещё никто не знакомился со мной так быстро. Ко мне приглядывались, поглядывали издалека, но не знакомились и не подходили. На наши с Кэйтарайн перешептывания никто даже не обратил внимания, если не считать косого взгляда ботаника.
- Его зовут Руперт Нойманн, наш главный гений в классе, – соседка по парте уловила мой взгляд в сторону ботаника, она языком потрогала кольцо в губе. – Наверное, втюрился в тебя.
- Да, прям, – но я покраснела, по крайней мере, жар на щеках ощутила.
В это время фрау Вайнбендер раздала всем ученикам задания и подошла ко мне.
- Какие языки изучали, фройляйн Виона, кроме английского? – спросила преподаватель. – Я ведь правильно поняла, что английский ты знаешь хорошо?
- Я ведь десять лет жила в Англии, – пискнула я на это. – А ещё я знаю французский, шведский, латинский и … русский.
Последнее слово я произнесла полушепотом, в Европе не очень любят русских и Германия не исключение, связанно это обычно с крайней тягой русских к криминалу в любой части мира, особенно в не трезвом состоянии. Но Кэйтарайн всё равно услыхала меня и с удивлением посмотрела на меня.
- Русский? – учитель тоже очень удивилась. – Предположим, что шведский ты учила в Швеции, исходя из твоей фамилии, английский и латинский в Англии, французский в Марселе, но русский…
- Мой… отец русский, – осторожно поясняю я, ожидая типичной американской реакции: «О, русская!! Водка, балалайка, матрешка, пошёл на фиг!!!» и дебильный смех в конце. Одна из причин, по которой я ненавижу американцев. - Латинский я учила во Франции, там же и итальянский, но на нём я плохо говорю. 
- Итальянский?! – тут фрау Вайнбендер ещё больше ошалела.
- Я много где училась, – тут же добавляю я. – Я сменила больше десяти школ только в одной Англии.
- Круто!!! – вставила Кэйтарайн.
- Фройляйн Хелльберг, занимайтесь своим заданием, – учитель сурово глянула на неё и снова обратилась ко мне. – Фройляйн Виона, и как у Вас со знанием… этих языков?
- Разговорный, в смысле, свободно говорю на всех перечисленных языках, кроме итальянского, – от волнения у меня усилился акцент.
- Отлично, фройляйн, – кивнула учитель. – Вот Вам задание, фройляйн Виона, до конца урока составьте по десять предложений на каждом из языков, кроме итальянского.
- Хорошо, – несколько поспешно киваю я, и преподаватель удовлетворенно отходит от меня.
Так начался мой первый учебный день. Первый блок уроков пролетел довольно быстро, и настало время обеда, на который отводилось 20 минут, кажется, в некоторых странах такой перерыв называется большая перемена. Я быстро перекусила и теперь шла на второй блок уроков, среди которых были математика и экономика. В первом блоке помимо иностранного языка был немецкий язык, где мы изучали Германа Гессе, выдающегося прозаика XIX-XX века. Неформалка все уроки болтала со мной, отчего она получала немало нареканий от преподавателей. Я в основном молчала, изредка бросая короткие фразы. Мне не хотелось в первый же день нарываться на грубость и портить впечатление о себе. Тем более что одноклассники не перестали на меня таращиться и после второго урока. Особенно старался Руперт. Парень в очках не сводил с меня глаз, что крайне нервировало и раздражало. Честно, я начала подозревать в нём маньяка. Два парня, которых я ранее приметила и которые явно меня невзлюбили, оказались лицами нетрадиционной ориентации Бруно и Кристоф, они каждый раз бросали на меня осуждающие взгляды, славно я мешала им жить. Конкурентку почувствовали? Так я не претендую на их поле деятельности. Мне вообще были неинтересны представители ЛГБТ-сообщества. Две местные Памелы Андерсон игнорировали меня, как вид, они единственные не подошли ко мне поздороваться и представиться во время пятиминутных перерывов. Даже геи соизволили подойти ко мне, словно сделали одолжение.
- Куда спешишь, Куколка? – Кэйтарайн вывалилась откуда-то из-за угла, едва не сбив меня с ног
- На урок математики? – отвечаю я, во время большого перерыва нас как-то развели пути, и обедала я в одиночестве
- Оооо, тогда тебе не в ту сторону, – готка уверено подхватила меня под руку
Мелькнувшая мысль о нетрадиционной ориентации Кэйтарайн укоренялась у меня в голове. Кёльн кишит подобными личностями, говорят, тут даже есть ассоциация полицейских с нетрадиционными взглядами и большой квартал геев к северу от площади Рудольфплац. Вообще, я не сторонница нетрадиционников: ни геев, не лесбиянок, ни тем более трансов. Но в Кёльне без них никуда, тут регулярно происходят мероприятия для лиц нетрадиционной ориентации, в то числе в упомянутом уже гей-квартале. По началу, я подумала, что Кэйтарайн одинока и у неё нет друзей, поэтому она и кинулась на новенькую, то есть на меня. Готов или других неформалов в классе не было. Правда позже оказалось, что я ошибалась, друзья у неё были: Первая – это была Лисбет Хилльброн. Лисбет была неброской блондинкой с вечно скучающим видом, ростом с гнома и мутными голубыми глазами, как у наркомана. Следующая подруга готки была та самая единственная не-европейка – Хайфа Аль-Набери – девушка с очень низким почти мужским голосом и толстой косой с мою руку, которая висела из-под хиджаба. И Дирк Брауншвайг – высокий парень с чисто арийской внешностью и взглядом фюрера, у него были длинные светлые волосы в хвост, зачесанные назад и стянутые на затылке с такой силой, что казалось, он должен ходить с вечно открытым ртом. Глаза у него тоже были голубые, впалые щеки, резкие скулы и военная выправка, выглядит он лет на 20-ть. Симпатичный такой, но глядя на него, вспоминаешь фашистов и их зверства.
- Да? Фройляйн Рэнэйт сказала, что кабинет фрау Нантенберг именно там, – честно говоря, я с трудом вспомнила, о чём мы говорили с Кэйтарайн. У меня такое бывает, когда я ухожу в раздумья и забываю о сути разговора. Мама говорит, я слишком мечтательная.
- Рэнэйт? Нашла, кого слушать, она наипервейшая стерва в классе, – готка сморщилась: как она там себя назвала? Вульфа? Сейчас она была очень похожа на волка, обнажая клыки – До твоего появления она была самой красивой девушкой всех средних классов, а тут ты «Бах!» и обломала ей весь кайф. Не каждая такое стерпит.
- Не такая и я красивая, – заметила я. По моему мнению, Рэнэйт посимпатичнее меня будет, такая жгучая брюнетка. – Получается, она специально меня отправила меня неправильно?
- Ага! Я же говорю стерва, - хмыкнула неформалка, наверное, проще Вульфа её звать, в крайнем случае, Кэт или Кэйт. -  Ты явно не пришлась ей по вкусу. Или просто решила тебя проверить?
- Постой, но ведь она даже подходила знакомиться, – я даже замерла на месте.
- А она не гордая, – ответила на это Кэйтарайн.
- Тебе, значит, я пришлась по вкусу, фройляйн Кэйтарайн? – спрашиваю я.
- Давай без «фройляйн», - сморщилась Кэйтарайн, вообще, у немцев не принято обращение на «ты» даже среди сверстников, но я уже поняла, что готка не типичная немка. Кэйтарайн широко улыбнулась и добавила. – Ты милая!
- Спасибо, – мне было приятно, я даже немного смутилась, кроме мамы, мне пока никто такое не говорил…
Вместе  мы пошли к кабинету математики, когда нам на встречу вырулило трио парней, и перегородили мне путь. Одного роста, как на подбор, но ниже меня. Тот, что справа, был чернокожим, слева – араб, предполагаю, что турок, и третий на немца не особо похож, но европеец, скорее всего француз.
- Кэйт, не познакомишь нас со своей прелестной подругой? – легкий французский акцент европейца показал, что я не ошиблась. По всей видимости, он главарь этой троицы.
- Нет, – беззаботно отозвалась готка. – Перебьётесь…
Но француз уже протянул мне руку.
- Франсуа ла Ганье, – широко улыбаясь, представился он, обнажая желтые зубы.
Но я не спешила протягивать ему руку, вспомнив о маме, которая никогда не пожимала рук. Мне крайне не понравился этот тип, особенно его мутный и похотливый взгляд. Пауза затягивалась. Брови француза нервно дернулись, но он не теряя лица, продолжал улыбаться.
- У меня гаптофобия. – всё же сообщаю я, вспомнив, как называется боязнь поживать руки и вообще боязнь прикосновений.
- Гаптофобия?! – поднял бровь Франсуа, он явно не знал, что это такое, но сдержанно улыбнулся и опустил руку. – Ааа, понятно…
Ага, конечно, вижу по твоей мерзкой физиономии, что ни черта тебе не понятно.
- Клод Ройтенберг, – представляется между тем чернокожий и кивая на араба. – А это наш друг Джошкун Кёселерин.
Надо заметить Клод представил своего друга турка не по правила самих турков, которые сначала назвали фамилию, а потом имя. Заметно было, что арабу это не понравилось, он слегка сморщился. Ещё в его фамилии не было привилегированного компонента – заде, что означает «рожденный сын», значит он из простой семьи. Меня саму поразило такое знание турецких обычаев, вроде не изучала нигде специально.
- Виона Севельсон, – коротко киваю, нет никакого желания общаться с ними, итак голова пухнет от множества имен одноклассников.
- Значит, ты новенькая? – Франсуа убрал протянутую ладонь под едкий смешок Кэйтарайн. И он это зачем спрашивает? Это же очевидная вещь! – Приехала из Швеции?
- Из Америки, – плотно сжимаю губы.
- Круто! – хмыкает француз, переглядываясь с негром.
Араб все это время молчал, изучая меня своими черными глазами-бусинками. Типичный вид араба, только без бороды, потому что молодой слишком, но уже с небольшой щетиной. Смотрит он на меня так, словно я попрала основы его веры в Аллаха или ем свинину прямо у него на глазах. Или его зацепил православный крестик у меня на груди? Короче, на вид типичный террорист из Аль-Кайды. Чернокожий Клод тоже был типичным представителем африканской диаспоры, чем то походил на Усейна Болта – мирового рекордсмена по бегу на какую-то там дистанцию, и повзрослевшего Джейдена Смита -  юного актера. А вот француз был с кривым носом, словно сломанного в драке, маслянистыми мутными глазами, и неприятной пористой кожей с эффектом апельсиновой корки. Неприятный тип короче, и не только внешне. Чувствовалась в нём некая гнильца.
- Я… - начал было Франсуа, продолжение разговора, но его прервал звонок моего телефона.
- Sorry, – говорю я по-английски и с облегчением отхожу в сторону. – Да, мам.
Как я рада была, что она позвонила, это спасло меня от продолжения разговора с французом и его неприятной компанией, хотя Клод не вызвал у меня отторжения.
- Как учеба, родная? - слишком беспечно спросила мама, из чего я сделала вывод, что она спрашивает чисто формально и ей совсем это не интересно. Такая у меня мама. Тут же не давая мне ответить, она продолжила. – Ингельд заедет за тобой в два часа, если задержишься, предупреди его. Окей?
- С чего это я должна задержаться? – закатываю глаза, меня всегда бесила фраза «Окей», не знаю почему, но бесила и мама это знала.
- Может ты в какой-нибудь клуб записалась, – предположила мама. – На вокал или танцы, например.
- Мам, ты же знаешь, что я отвратительно пою, – я сморщила лоб.
- Не морщись, – тут же одернула меня мама. И как она это делает? Следит за мной что ли? – Твои одноклассники не знают этого факта.
- Пусть подольше не знают, не собираюсь об этом кричать на каждом углу, – криво усмехаюсь. – Спасибо, кстати, что не отрицаешь этого факта, очень мило с твоей стороны.
- Ты сама это сказала, – парировала мама. – А танцы?
- У них нет клуба хип-хопа, – заявляю я.
- Всё шутишь? – из трубки доносится смешок. – Ну-ну, ты же неплохо танцуешь.
- Мам, я никуда не записывалась и не собираюсь, пока… - несколько грубо отвечаю я.
- Ну, хорошо. Значит, Ингельду не придется ждать тебя, -  ответила мама. – И ещё, я сегодня не вернусь домой.
- Началось, – вздыхаю я.
- Не нуди. Всё пока, у меня совещание начинается, – мама отрубилась.
- Что началось? – спросила Кэйтарайн, заставив меня подскочить от испуга, я едва не выронила телефон.
- Вы в курсе, фройляйн, что подслушивать не хорошо, – делаю осуждающий вид.
- Ой, прости, я тебя напугала, – неформалка похлопала меня по плечу. На мое осуждение, она положила с прибором. – Мы опаздываем, кстати.
Пришлось бежать за ней, оставив, недовольного француза и компания позади.
- И много ты услышала? – спросила я на бегу.
- С фразы «Мам, я отвратительно пою», - ответила, не оборачиваясь, она.
- То есть весь разговор! – возмутилась я.
- Ага, – Кэйтарайн даже не отрицала этого.
По пути к нам присоединилась Хайфа, поэтому оборвала разговор с готкой. С турчанкой я не особо пока сошлась, хотя сложно этого ожидать в первый же день. В прочих школах этого не было и за несколько месяцев учебы. Кэйтарайн исключение. В основном Хайфа вела разговор с Кэйтарайн о каких-то своих делах. В класс фрау Нантенберг мы вошли уже вчетвером, в дверях к нам присоединился Абелард, тот, что смеялся над Высшей школой Ксавьера. Он демонстративно, с едкой усмешкой пропустил меня в класс, после чего вошел сам. Затем он огорошил меня вопросом, если не сказать ошарашил.
- Будешь со мной встречаться, фройляйн Виона? – спросил он.
- Нет, – машинально отвечаю я.
- Почему? – поднимает он брови.
- Мне столько не выпить, – нервная усмешка.
Кэйтарайн заржала в голос, по-другому это нельзя было назвать. Абелард скис.
- Что? Такой страшный? – спросил он.
- Для того чтобы узнать этот ответ, не обязательно было ждать прихода Куколки, – Кэйтарайн щелкнула парня по носу. – Подошел бы к любой девчонке в классе и услышал бы адекватный ответ.
- Пошла ты! – беззлобно огрызнулся Абелард, с надеждой глядя на меня, но я лишь виновато ему улыбнулась. – Хотя бы честно…
Абелард фон Хейнгорльф не особо обиделся на меня за правду. Кэйтарайн говорит, он из знатного рода, его предки были аристократами, но профукали все свое богатство. Он очень низенький, примерно, как Лисбет. Они два гнома этого класса. Абелард чуть ли не в пупок мне дышит. У него были длинные сальные волосы, глазки-бусинки, как у крысы серого цвета, прыщавое лицо с веснушками размером с 10 евроцентовую монету. При этом у него очень приятный баритон. Ещё я отметила, что у него немало друзей, он душа компании. Это при том, что немцы весьма неохотно сходятся с людьми и заводят новые знакомства. Для этого им может понадобиться не один год, но если ты заметил, что немец стал называть тебя по имени без добавления «герр», «фрау» или «фройляйн», значит, он считает тебя своим другом. Как я уже говорила, Кэйтарайн не типичная немка. Хотя подростки проще к этому относятся.
Рэнэйт фон Рихтенгден. Ловлю на себе её взгляд. Она тоже была здесь. Сидела в окружении своих подруг: Зельда Кённинг – местная чемпионка по плаванью, рыжая девушка с убийственно-пронзительным взглядом зеленых глаз, словно прожигает тебя насквозь, и Эмма и Джисела – две сестры-двойняшки, те самые, что похожи на силиконовых кукол или Памелу Андерсон. Рэнэйт смотрела на меня с легкой улыбкой и прищуром глаз. Надеялась, что я опоздаю? Опять же, если верить готке, Рэнэйт считается  самой красивой девочкой в классе. Ростом она мне уступает, выше меня в классе  только Дирк. Она брюнетка, с пронзительным взглядом голубых глаз, почти как у её подруги Зельды, кроваво-красные пухлые губы, не Анджелина Джоли конечно, но очень эффектные. Считаю, что пухлые губы идут не многим, и Анджелина Джоли подтверждает исключение. Все прочие смотрятся с такими губами, как после аллергии или что их покусали пчёлы. Рэнэйт шли такие губы. И вообще она была ладная такая: в меру длинные ноги, осиная талия, томный взгляд из-под густых ресниц, компактная грудь не маленькая, но и не большая, самое то для 15ти лет. Определённо она симпатичнее меня. А то, что она стерва, так брюнеткам положено быть стервами по статусу.
Рэнэйт снова бросила на меня насмешливый взгляд и затем повернула голову к подругам.
- Ребята, рассаживайтесь по местам и начинаем урок, – заявила с порога фрау Нантенберг, проходя к своему столу. Фрау Эльма Нантенберг была женщиной под сорок и ни чем особо не выделалась, на Стрыгу не похожа, но не красавица. Типичная немка.
Пришлось садиться за парты. В этом классе были одинарные парты. Кэйтарайн села впереди меня, слева находилась Хайфа, через проход. Справа сел Абелард, который весь урок мне подмигивал, чем изрядно бесил меня. За спиной оказался ботаник Руперт, я постоянно слышала его сопение за спиной, словно он на унитазе сидит. Обернуться я не решалась. На 5-минутном перерыве между математикой и экономикой, я все же обернулась, но ничего не обнаружила. Оказалось Руперт сопит, когда пишет слишком старательно. Я облегченно выдохнула, я то у меня уже фантазия разыгралась не на шутку.
Остальные уроки прошли в нормальном ключе и больше ничего из ряда вон не происходило. Кэйтарайн также пыталась болтать со мной во время уроков, Руперт сопел за спиной, Абелард подмигивал мне и пытался уговорить стать его девушкой. Достал основательно. Иногда на меня бросала многозначительные взгляды Рэнэйт. Последний урок третьего блока закончился в половину второго и, если честно, я устала зверски. Поэтому когда Кэйтарайн задержалась поговорить с Хайфой, я этого не заметила и оказалась в одиночестве. В потоке учеников меня вынесло на парковку перед гимназией. Тут я немного опомнилась и огляделась, никого из знакомых я не увидала, поэтому решила дождаться Ингельда на парковке. Не обратила внимания, сколько я простояла, но увидела, как Хайфа уходила на автобусную остановку, как Кэйтарайн в компании Лисбет и Дирка ушла вниз по улице. Меня они не видели, я стояла на другой стороне парковки, хотя я заметила, что Кэйтарайн мотала головой из стороны в сторону, кого-то выглядывая. Я сама-то увидела их в последний момент. Хотела их окликнуть, но меня отвлекла компания во главе с Рэнэйт. С ней были Зельда, Эмма, Джисела и ещё три девочки.
- Пока, – Рэнэйт слегка улыбнулась мне.
- Пока, – неуверенно отозвалась я.
Рэнэйт прошла мимо меня с компанией, в результате Кэйтарайн скрылась из виду со своими друзьями. Я таковой вряд ли пока являюсь. Я вновь осталась одна на парковке, даже учеников стал во много раз меньше.
- Кого-то ждёте? – приятный мужской голос заставил меня подскочить.
Оборачиваюсь. Передо мной стоит Гидеон, в смысле, Герольф. Не знаю, как со стороны, но мне показалось, что мое лицо поменяло три цвета. Открыла и закрыла рот, ощущаю себя рыбой на берегу без воздуха.
- Привет, – парень улыбнулся.
- Здрасте! – отвечаю я по-русски от испуга, но потом отвечаю так же по-немецки.
-  Ждёте кого-то? - повторил он вопрос и улыбнулся.
- Дядю, – не знаю, зачем я соврала, но я начала краснеть. – Опаздывает…
Наступает неловкое молчание.
- «Происхождение Александрии»? – говорит полу-утвердительно он, что стала краснеть ещё гуще. – Никогда не встречал людей с таким цветом глаз.
- У Элизабет Тейлор был такой цвет глаз, – отвечаю я, мы встречаемся глазами.
Мы были так близко, что я увидела свое отражение в черных глазах Герольфа.
- Никогда не встречал Элизабет Тейлор, – ответил он.
- И уже никогда не встретите, – мы по-прежнему смотрим в глаза друг другу. – А ещё у неё был двойной ряд ресниц.
- Звучит жутко, – Герольф засмеялся.
Смех у него был приятным, аж мурашки по коже.
- Герольф вон дер Вогельвайд, – он протянул мне руку.
- Виона Севельсон, – нерешительно подаю ему ладонь.
От рукопожатия по всему моему телу словно прошел электрический ток. Приятное и неприятное чувство одновременно. Двоякое ощущение. Вообще, со мной впервые знакомится парень. Не было с чем сравнить. Рукопожатие у него оказалось сильным, и мне было очевидно, что он специально не сжимает мою руку сильно, чтобы не сделать больно. Мне думается, сожми он мою руку в полную силу, то сломал бы мои тонкие пальчики. Блин, что за мысли лезут в голову? Отпускать мою ладонь Герольф не спешил.
- Очень приятно, фрёкен Виона, – Ой, посмотрите! Он знает, как обращаются к молодой девушке в Швеции! Умный что ли? Хотя другие в гимназии и не учатся, как сказала сегодня Кэйтарайн. Я, конечно, в Швеции не жила и не была даже, но со слов мамы, много знаю о Швеции. Кстати, к мужчине обращение такое же, как и в Германии.
- Мне тоже… приятно, – отмечаю, что он выделил слово «очень». Я осторожно освобождаю свою руку от его, чувствую себя крайне неловко. – Герр Герольф…
Герольф не противился и легко отпускает мою ладонь, при этом его пальцы как бы невзначай проводят по внешней стороне ладони. По всему телу пробегают мурашки от его прикосновения и снова это электрический разряд по мышцам, меня словно парализовало. Снова возникает этот неловкий момент, снова взгляд глаза в глаза. Пытаюсь отвлечься и цепляюсь взором за шрам на скуле. На ум сразу приходит нож, хотя вряд ли это шрам от ножа. Представила Герольфа без этого шрама. Нет, без него он теряет часть очарования.
- Давно в Германии? – голос Герольфа пробился откуда-то издалека, словно сквозь толстую стену.
- Что?! – вынырнула я из своих мыслей о происхождении шрама юноши.
- Давно в Германии, говорю? – повторил с улыбкой парень, его, похоже, забавляла моя стеснительность и нерешительность.
- Три дня. Сегодня мой первый день в школе, – делаю шаг назад, чтобы разорвать некомфортно близкое расстояние между нами, но так, чтобы он не подумал, что я боюсь его или избегаю, или ещё чего лишнего. – В смысле, в гимназии.
- Не сомневаюсь. Я бы заметил  фройляйн за неделю в гимназии. Точно бы заметил, – ответил Герольф с легкой усмешкой, заставив меня в очередной раз залиться краской.
К сведению, в Германии нет единого дня начала учебного года, как в некоторых странах 1-ое сентября. В Северном Рейне-Вестфалия учебный год начинается 19 августа, в Берлине – 8-го августа, а в Баварии – 11 сентября. В разных землях по-разному, так же как и окончание учебного года. Но в гимназии Шиллера учёба началась ещё раньше, если судить, что сегодня 17 августа. Почему я подумала об этом сейчас? Снова пыталась отвлечься от  бесподобной внешности Герольфа, пыталась отвлечься от захлестнувших меня чувств, уйти из-под взгляда юноши. Поэтому когда раздался звонок телефона в сумочке, я готова была закричать от радости и даже станцевать. Неважно кто звонил, я бы расцеловала этого человека.
- Простите, герр Герольф, – я делаю пару шагов назад и достаю телефон из сумочки. – Виона.
Уже отвечаю как немка. У немцев не принято отвечать «Алло» или «Да?», а  называют свое имя, фамилию и статус, например, доктор Шмидт или Генрих Шмидт. Только Ингельд вряд ли знал такие нюансы.
- Что-то случилось, Виона? Всё в порядке? – раздался его голос в трубке.
- Да, – киваю я. – Да, всё в порядке.
- Хорошо, – вздохнул он с облегчением. – Я почти подъехал, буду через пару минут.
- Я буду ждать на перекрестке, – отвечаю я и нажимаю «отбой», потом поворачиваюсь к Герольфу с невинным видом. – Мне пора, дядя ждет на перекрестке.
- Тогда до завтра, фройляйн Виона, – улыбнулся Герольф и снова протянул мне руку для прощания.
- До завтра, – натянуто улыбаюсь, пожимая руку парня.
Отступаю назад, вытягивая ладонь из пальцев парня, и он опять проводит ими по моей ладони. Испытываю дикое чувство остаться, но пересиливаю себя и, разворачиваясь, иду вниз по улице. Слишком поспешно иду. Почти бегу, словно спасаюсь бегством. Плевать, что обо мне подумает Герольф, лишь бы вновь не попасть в какую-нибудь неловкую ситуацию. До перекрестка я практически добежала. Роллс-Ройс уже стоял на одном из парковочных мест у обочины дороги. Ингельд стоял возле автомобиля с бумажным стаканчиком кофе в руках с надписью «Galestro Bar&Pasticceria».
- Ты не заболела? – спросил швед, едва я подошла к нему поближе. – На тебе лица нет.
- Всё в порядке, – запыхавшись, отвечаю я. – Просто устала.
- Я взял на себя наглость купить тебе кофе и пару булочек, – Ингельд открыл передо мной дверь. – В пути попалась неплохая кофейня, поэтому я немного задержался.
- Ага, я даже вижу название кофейни на стаканчике, – киваю на руку шведа и сажусь внутрь. – Капучино?
- Как ты любишь, – отозвался Ингельд, садясь за руль. – Как прошел день в школе?
- Запоминающим! – многозначительно отвечаю я.
По истине запоминающим.