Я буду ждать на темной стороне. Книга 2. Глава 20

Конец дня прошел в более-менее спокойной обстановке. Обсуждая учебу и сегодняшнее мероприятие, компания прогуливалась вдоль набережной, любуясь мостом и проходившими под ними судами, а также запечатлевая периодически на камеру пейзажи, окутанные тенями надвигающейся ночи.

В наполненном запахами речной воды и нотками грозы воздухе ясно ощущалась свежесть. На горизонте клубились темные облака, озаряемые вспышками молнии, но грома как такового слышно ещё не было. Где-то вдалеке шел дождь, но пока что он не особо спешил врываться на эту территорию, омрачая своим появлением окончание праздничного вечера.

Созерцая отражавшиеся в воде вечерние огни, прислушиваясь к до сих пор звучавшей на площади музыке, Евангелина невольно вздрогнула, кутаясь в легкую накидку, но эта реакция в её теле была вызвана отнюдь не холодом. Окружающая среда почему-то вызвала в её душе вполне отчетливые воспоминания, напомнив о когда-то пережитом ею похожем вечере, проведенном, правда, в обществе Сильвестра. Они также гуляли по набережной, только не городской, а пляжной, и он выиграл тогда для неё плюшевого зайца, проведя её позже до лестницы, где её ждал Лисов, а дальше… Дальше произошло то, что раз и навсегда изменило её отношение к этому парню, отчего неслабо пострадала впоследствии её дружба с Сильвестром.

Это наваждение вновь вынудило её вспомнить о полученном от него сообщении, над которым поглумился Лисов, сделав все возможное, чтобы фраза одногруппника так и осталась без ответа. Вернее после всего, что произошло потом, она больше не могла ответить Сильвестру. И что мог подумать о ней одногруппник, всегда ранее получавшей от неё встречные сообщения, её почему-то не сильно заботило. Вернее, заботило, но не до такой степени, чтобы она стала из-за этого так сильно переживать. И словно пытаясь найти малейшую зацепку для оправдания собственного равнодушия, Евангелина неожиданно вспомнила, как он с Зонтиновым посетили в конце августа его кузину, и что могло произойти там между ним и этой пылкой девицей, на людях прикидывающейся ханжой, оставалось лишь догадываться. Так что если в силу каких-то причин Сильвестр вдруг переметнется к кузине Зонтинова, она будет считать, что никогда ему не нравилась и все его ухаживания были обычной блажью. Жалкими потугами привлечь к себе её внимание, когда он и так понимал, что у него было шансов. 

От всех этих мыслей её вдруг отвлек недовольный возглас Мельчуцкой.
Проголодавшсь, Галочка поинтересовалась у окружающих наличием поблизости заведений, где можно было сытно поужинать; ей не хотелось возвращаться домой голодной и готовить себе что-то на ночь глядя, грохоча на кухне посудой.

Вняв её нытью, Рамахеева ответила ей, что совсем недавно в этих краях открылось кафе, где каждый вечер играла живая музыка и словно в подтверждении её слов из дверей ближайшего паба, расположенного совсем в противоположной стороне от места, где находилось заведение, о котором говорила Марцела, побывав там ранее с братом, на порог вывалились двое пьяниц. И распевая во все горло только им известные песни, зигзагообразной походкой потащились куда-то в сторону площади, пугая своим захмелевшим видом спешивших по домам прохожих.

Тотчас всполошившись, Лисов предложил Мельчуцкой подобрать одного из них и тут же бежать с ним в загс, пока пьяница ничего не понимает, а там, когда проспится, и протрезвеет, уже поздно будет «делать ноги», — он будет связан с ней перед брачным обетом и уже не сможет так просто бросить свою жену. А она, в свою очередь, не останется одна, боясь закончить свои дни в кругу кошек и попугайчиков, не понимая, что в её случае опасаться надо было совсем другого, а не наличия рядом ни в чем не виноватых животных. Во всяком случае это бы избавило её от безрезультатных знакомств с кем попало, привыкнув жаловаться всем подряд на перманентное невезении в личной жизни.

Впрочем стоило ей услышать такой совет, Мельчуцкая тотчас пришла в ярость, и ни капли не сомневаясь, что он специально предложил ей приударить за пьяницей, лишний раз намекая, в сколь плачевном состоянии находится её самооценка, с трудом удержалась, чтобы не прибить его на месте. Это была не первая их стычка на ровном месте, и наверное не последняя. Но это, по крайней мере, избавит её от привычки жаловаться на отсутствие личной жизни, однако не предпринимая никаких шагов для её налаживания.

Продолжая гулять по набережной, они остановились напротив моста, любуясь освещенной вечерни огнями яхтой. Переполненные радостью, ребята испытывали потребность выплеснуть наружу переполнявшие их эмоции, не в состоянии больше сдержаться.

Внезапно сильно посвежело, и пожалев, что не захватила с собой в путь ветровку, Евангелина вскоре поймала себя на мысли, что была бы тоже не против зайти в одно из тех самых, так рьяно расхваленных накануне Марцелой, заведений и выпить чего-нибудь погорячее, чтобы согреться.

Не выдержав, Гольдштейн вдруг заявила, что была бы не прочь, если бы кто-нибудь из окружавших её парней поделился с ней хоть атрибутом верхней одежды, позволив ей тем самым ненадолго укрыться от вечернего холода. Евангелина разделяла её мнение, но у самой не хватило духу озвучить вслух свои опасения. Увы, большинство просто проигнорировали её просьбу, а Новаковский и вовсе развел руками в ответ.

Егор был бы и рад поделиться с ней своим пиджаком, но тот, к сожалению, был где-то им утерян, так что теперь он не имел ни малейшего представления о его нынешнем месте пребывания. Проще было купить новый, чем возобновлять его поиски, которые все равно окажутся безрезультатными. Поискав взглядом Лисова, однако так нигде его не обнаружив, Евангелина отвернулась от ребят, и заставив себя силой успокоиться, подавила на корню начавшее её охватывать странное волнение. Приложенные ею усилия частично увенчались успехом, и, поздравив себя мысленно с тем, как быстро получилось у неё справиться с нахлынувшими эмоциями, посмотрела куда-то вдаль, где перед её взором расстилалось несметное количество огней ночного города, мерцавших на фоне темной поверхности водной глади.

Осторожное прикосновений чьей-то руки к её локтю вынудило Евангелину прийти в себя, и моментально догадавшись, кому принадлежала подобная инициатива, не особо удивилась, увидев перед собой довольного Артема.

Захватив с собой накидку, он протянул ей свою находку, молча намекая на то, что легкое платье, которое было сейчас на ней, не спасет её от ночных холодов. И если бы в другое время она бы отказалась от его жеста, скорчив высокомерное выражение лица, то теперь, озябнув так, что казалось, ещё немного и у неё начнут стучать от холода зубы, недолго колеблясь, Евангелина приняла у него из рук эту накидку, тотчас набрасывая её себе на плечи.

Теперь ей стало понятно, куда он соизволил исчезнуть, вернувшись обратно с этой находкой. Припарковал наверное где-то поблизости свой автомобиль, где хранилось барахло на случай таких вот прохладных вечеров. Другого объяснения тому, откуда взялась у него эта накидка, она не находила. А ей уже начало казаться, будто он решил по-тихому спетлять домой, не став утруждать себя многословным прощанием с собственными одногруппниками.

Впрочем, все зашло уже настолько далеко, что даже если бы она соизволила снять с себя этот атрибут его верхней одежды, отказываясь от его услуги, подобный поступок все равно бы ничего не изменил, и наутро она бы проснулась со всеми признаками простуды, тяжело перенося сквозняки. Но удивляло её совершенно другое.

Эту накидку он наверняка брал для себя, но учитывая сложившиеся обстоятельства, в последний момент все-таки решил пожертвовать ею на посторонние нужды. Евангелина не была уверена, что Лисов совсем не испытывал холода. То одеяние, что было сейчас на нем, совсем не защищало его от прохлады, но сам он старался этого не показывать. Либо ему и в самом деле не было холодно, как могло показаться на первый взгляд.

Во всяком случае если он и испытывал какие-то неудобства по этому поводу, то вряд ли бы соизволил кому-то в этом признаться. Тем более перед ней. Так, погруженная в свои раздумья насчет хорошей сопротивляемости его организма холодам, она не сразу заметила, что он отвел её подальше от сборища, и, остановившись в той части набережной, откуда перед ними открывался прекрасный вид на залив, указал ей на огни несколько штук парусников и яхт. Вот только сама Евангелина, рассеяно глядя на все это зрелище, предпочитала наслаждаться окутывающим накидку ароматом парфюма, отчаянно напоминавшей ей о парне, который находился сейчас подле неё. И само понимание того, что на ней сейчас была его одежда, пронизанная аурой его тела, вызывала непередаваемые ощущения. 

К концу вечера все разбрелись кто куда, любуясь окружающими их ночными пейзажами так, словно они видели их в последний раз. И став совсем недалеко от места, где открывался прекрасный вид на мост, Евангелина поплотнее закуталась в накидку, почувствовав, как слегка обняв её за талию, Лисов вдруг прижал её к себе, продолжая исподтишка за ней наблюдать, словно ожидая от неё предательского удара. Однако не заметив с её стороны ни единого признака, означавшего агрессию, обнял её смелее, не боясь больше схлопотать от этой девушки по лицу. Взволнованная его неожиданным жестом, Евангелина так и застыла на месте, стараясь лишний раз не шевелиться. И впервые оказавшись в столь щекотливой ситуации, не знала, как теперь ей стоило себя с ним вести: то ли оттолкнуть его прочь, то ли позволить ему зайти намного дальше, чем она могла себе это представить, принимая от него подобные знаки внимания. И только в одном Евангелина была уверена на все сто.

Как только Лисов её обнял, словно пытаясь согреть её своим теплом, ей действительно стало легче, чем если бы она стояла подле него, укутавшись в его же накидку. Но и виду не подав, что его жест произвел на неё довольно сильное впечатление, слегка стушевавшись, Евангелина предпочла перевести свое внимание на ночные пейзажи, инстинктивно чувствуя, что сейчас должно было произойти что-то такое, о чем позже она пожалеет, так и не научившись за это время контролировать свои порывы. 

На мгновение у неё мелькнула в голове мысль высвободиться из его объятий и уйти прочь, но прекрасно понимая, что сейчас в этом не было никакого смысла, предпочла оставить все как есть, не став заморачиваться относительно происходящего. Кажется, она начала к нему привыкать, не испытывая больше желания остаться с вечерним холодом наедине.

Ничего, рано или поздно она найдет на него управу, размышляла Евангелина, впадая в некое подобие ментальной спячки. Она сумеет приструнить этого человека, чтобы лишить его соблазна фамильярничать с ней.

Даже сейчас у неё была превосходная возможность убрать со своей талии его ладонь, но пребывая во власти новых ощущений, возрождавших её новое эго, почему-то не стала так делать, закрывая глаза на очевидные факты. Словно Лисов совсем её не обнимал и она стояла на мосту одна.

Хорошо, что вокруг было относительно темно и никто не мог видеть её смущенное выражение лица. Этого хватало с головой для скрытия её замешательства, охватывавшего её по мере того, как объятия парня становились более смелыми, выходя за все границы. Одногруппники как будто не видели того, что происходило за их спинами на заднем плане, болтая о том, что их интересовало больше этих двух.

Время шло и спустя пару минут где-то поблизости сверкнула молния, осветив на миг ночной небосвод, а следом раздались отдаленные раскаты грома.
Эта картина выглядела тревожной и удручающей, однако никто даже не думал покидать здешние места, словно надеясь, что все обойдется. А уж Евангелине и вовсе не было никакого дела до этой грозы. Для неё реальность как будто разделилась на две части, причем сама она существовала в одной из них, а остальные были помещены в другую, оставив её наедине с Лисовым. 

В тот момент с ней происходило что-то невероятное. И в то же время никогда еще ей не приходилось испытывать такой приступ счастья как в эти минуты. И её чувства были не такими уж поддельными как могло показаться на первый взгляд. Оставалось только выяснить причину её сильных эмоций, о природе которых гадать особо не приходилось.

Неужели простые объятия были способны довести её до такого состояния? Или она испытывала такую широкую гамму чувств по той причине, что её обнимал именно Лисов? Маловероятно. Тогда что же с ней происходило?! Увы, ответы на все эти вопросы скрывались где-то в её подсознании. Потому что в тот момент, как только Лисов соизволил её обнять, у неё возникло ощущение такого счастья и спокойствия, которых она никогда не испытывала от прикосновений других парней.

Это было удивительное ощущение единства и гармонии! Того, чего ей не хватало на протяжении всего этого времени и в чем она нуждалась! И её чаяния наконец свершились, заставив испытать подлинное ощущение, возникающее в случаях, когда человек находил ту самую родственную душу, на чьи поиски тратил почти всю свою жизни, тщетно пытаясь угадать её чуть ли не в каждом первом встречном, врывающемся в его судьбу, и снова уходящем прочь, оставляя о себе память в виде вороха очередных разочарований, либо вовсе не запомнившись, и промелькнув в чужой жизни молниеносным эпизодом, о котором, впрочем, потом тоже нельзя было сказать ничего хорошего...

Осознание данного момента возникло в её душе  настолько стремительно, что ей понадобилось определенное время, чтобы убедиться в том, что её не обманывают. И что она не обманывается сама. Запомнить это ощущение, чтобы воскрешая его позже в закоулках собственной памяти, снова и снова возвращаться к нему в мыслях, если у неё возникнет соблазн вновь впасть в хандру.

Они с Лисовым были так непохожи. Такие разные. И в то же время настолько тонко чувствовавшие друг друга.

Это походило на какое-то наваждение. Ей казалось, будто она спит и видит сон, который скоро закончится, стоит ей очнуться и открыть глаза. Её мысли витали где-то далеко от этого места, когда губы Лисова слегка коснулись её шеи. Вздрогнув, Евангелина моментально пришла в себя, однако не спеша давать ему об этом знать.

Вскоре от ощущения холода не осталось и следа. Теперь ей было жарко так, как будто она стояла на набережной в самом зените дня, под лучам палящего солнца. Ей понадобилось время, чтобы встряхнувшись от навалившихся на неё противоречивых воспоминаний, принять эту новую реальность, и не совсем понимая, что она творит, не боясь оказаться разоблаченной, Евангелина вдруг повернулась к Лисову, позволив ему в этот раз поцеловать её в губы. Как будто добирая количество тех поцелуев, которых ей не хватило в ту горячую августовскую ночь, когда она все же рискнула остаться в его спальне, окунаясь в очередное эротическое безумие. По-другому тогдашние её действия оценить было нельзя. И сейчас все повторялось.

Они были в каких-то двух шагах от того, чтобы оказаться застигнутыми врасплох собственными одногруппниками, однако сейчас для неё это не имело никакого значения. Этот парень почему-то всегда оказывал на неё такое влияние, что порой ей трудно было ему не поддаться, перестав отрицать силу их взаимного притяжения. И то, что происходило между ними сейчас, являлось результатом того, в чем они себе постоянно отказывали, находя причины для избегания общества друг друга.
Теперь можно было не таиться. Возможно, их действия были продиктованы обычной импульсивностью, и очень скоро оба пожалеют о своем поступке, как только их увидят вместе, но сейчас им хотелось, чтобы эти минуты продлились как можно дольше.

Особенно корила себя за проявленную слабость Евангелина, первой потянувшись к его губам и действуя, скорее, по наитию.

Обхватив её за затылок и приподняв ей слегка подбородок рукой, Лисов притянул её к себе, скользнув языком по контуру её нижней губы, прежде чем толкнуться им вперед, приоткрывая её рот и припадая к нему словно к живительному  источнику. Трудно было не поддаться искушению зайти дальше, проявляя себя в новой ипостаси. Представая перед ним такой, какой она ещё ни разу не была. И как только перед её глазами затряслись звезды, на миг у Евангелины возникло ощущение, будто она проваливается в какую-то червоточину, из которой не выхода, однако падение это оказалось приятным. Как будто она неслась навстречу новым эмоциям, не спрашивая себя, что будет дальше и какие последствия принесет с собой её пикантная неосторожность. Как в прошлый раз. Когда их с Лисовым застукал на горячем Драгомарецкий. А ведь она даже не знала, сумел ли он сохранить увиденное втайне, либо не удержавшись, все-таки соизволил кому-то проболтаться. Но теперь для неё это не имело больше никакого значения. И напрочь забыв о своей ссоре с Лисовым, и том разговор, который состоялся тогда между ними после окончания занятий, когда она вновь отказалась садиться к нему в машину, предавшись страсти, теперь Евангелина обменивалась с ним горячими поцелуями, не в состоянии контролировать себя в такие минуты. Видать прав оказался Сильвестр, утверждая, что временами она и вправду становилась слабой на передок, если дело касалось Лисова. И снова превращаясь в холодную королеву под созвездием Козерога, как только речь заходила о других парнях. Теперь она убедилась в этом на собственном примере, отдавая должное проницательности Сильвестра и его вполне обоснованным подозрениям.

Увы, ничто прекрасное не могло длиться вечно. Безмятежная идиллия была нарушена звонком чужого телефона. В этом мире, где смартфон был неотъемлемым атрибутом каждого человека, попытка остаться вне зоне доступа выглядела сущим испытанием. В такие моменты любой индивидуум как будто переставал себе принадлежать, находясь под прицелом ежедневных звонков. Единственное, что четко осознала в тот момент Евангелина, неохотно отрываясь от губ своего любовника, что звонили не Лисову, а совсем другому человеку. Впрочем, этого ей хватило с головой, чтобы моментально спохватившись, она тотчас взяла себя в руки,

Отпрянув от Лисова, Евангелина со страхом уставилась ему в глаза, до сих пор чувствуя привкус его слюны на своих губах. Что все это означало? Неужели их сейчас разоблачат и им во всем придется сознаваться перед любопытствующей публикой. Однако стоило ей обернуться, как  исполненная тревогой, Евангелина заметила, что взгляды окружающих были устремлены отнюдь не на них, а на Новаковского. И перехватив обескураженный взгляд Зои, невольно вздохнула, прочитав в её глазах тревогу, адресованную их одногруппнику.

Как хорошо, что они с Лисовым не попались. Но все же это было очень рискованно. Целоваться у всех на виду, пусть и под покровом ночи. Похотливым комментариям в их адрес тогда бы не было конца.

Егор выглядел испуганно и все время порывался куда-то уйти, наплевав на всех  на все. Переглянувшись с Лисовым и тут же пожав плечами от непонимания, она устремилась навстречу одногруппнику, интересуясь причиной его волнения. Не выбирая особо выражений, Новаковский поведал ей в двух словах, что ему недавно  звонил Алекс. Кошка, которую он оставил у деда половить в сарае мышей, ошибочно отведала крысиный яд и жить ей, похоже, осталось совсем недолго. О том, что отвезти животное к ветеринару и промыть ей там желудок не могло быть и речи.

— Какой ужас! — воскликнул Евангелина, не веря услышанному. — Надо что-то предпринимать! Неужели ты оставишь все как есть?!

Парень лишь развел от безысходности руками в ответ.

— Что тут поделаешь?! — глухо отозвался он; происходящее выглядело каким-то дурным сном. Как будто он сейчас проснется и все снова станет как прежде. — Это крысиный яд, понимаешь? От него нет противоядия! Будет хорошо, если я вообще успею застать её в живых,  как только окажусь на месте, — ясно дал он понять им, в каком плачевном состоянии находится его кошка, спасти которую уже вряд ли удастся.

И он сам обвинял себя за допущенную халатность. Если бы эти яды лежали на месте закрытыми, а не валялись где попало, возможно, кошка не попробовала бы их и оставалась бы сейчас в живых.

— Тогда тебе надо спешить! — взволнованным голосом промолвила Евангелина, вызывая такси.

Всполошившись от этой новости, остальные также заспешили по своим домам, пожелав Новаковскому заранее смириться с потерей кошки и выйти из этой истории молодцом.

Дозвонившись до диспетчера и сообщив ему адрес, Евангелина сначала хотела поехать вместе с ним на поселок к его деду, однако вспомнив, как тяжело оттуда выбираться в ночной час, позже отказалась от этой затеи. И узнав, что им с Зонтиновым по пути, почти напросилась к нему в спутницы, когда в ситуацию вмешался Лисов.

Ему стоило немалого труда отговорить Евангелину ехать домой на такси, когда он сам мог её туда подбросить. И соизволив таки уступить в это раз его просьбе, после недолгих колебаний Евангелина села к нему в авто с учетом, что он заберет вместе с ней и других одногруппниц. Сама она оставаться с ним наедине в столь тесном пространстве, да ещё в такую пору суток не собиралась.

Прекрасно понимая, что эта девушка имеет в виду, Артем был вынужден пойти ей на уступки, надеясь, что помещение салона электрокара не сильно прогнется под весом сидевшей сзади них Мельчуцкой. И в тот же вечер простившись с остальными, он повел Евангелину к своей машине, не понимая, что этой девушке сейчас не было до него никакого дела. Она переживала за кошку Новаковского, до последнего надеясь, что с той будет все в порядке. Вот только на подобный расклад дел даже не стоило надеяться. И если бы Новаковский был чуть более осознанным, чем его дед, державший яды в поле зрения домашних животных, то все могло бы обойтись.

Это был именно тот момент, когда рассеянность обернулась против него самого, сыграв с ним злую шутку. Животное умерло полчаса назад, и в два счета оказавшись на пороге, как только Лисов припарковал свое авто напротив дома его деда, Егор держал в своих руках бездыханное тело кошки с безжизненно повисшей вниз головой, осознавая, что отчасти сам был виноват в её смерти, которую при определенных обстоятельствах можно было спокойно избежать.

Книга 2. Глава 21

http://proza.ru/2022/09/24/1078