Немецкий поцелуй. Глава 1

                Глава 1.      
                Новая школа.      
Прекрасный день будет сегодня. Так считает моя мама. Я сама в этом не особо уверена. Сегодня мой первый день в новой школе. Не хочу, но маму не переубедить. Она считала, что мне необходимо окончить старшую школу вместо того, чтобы сразу идти в колледж. Школу я не люблю, как и большинство школьников-подростков нашего времени. У меня с одноклассниками никогда не складывались отношения, не считаю это своей виной, хотя и не исключаю этого. Не то, чтобы у меня был мерзкий характер (бывает, конечно, иногда, но также, как и у всех) или я ботаничка какая-нибудь (учусь не плохо, но и не с красным дипломом), или уродина, я бы сказала даже красивая… местами. Но отношения всё равно не складывались, ни с кем, ни с девочками, ни с мальчиками. Не было у меня ни лучших друзей, ни лучших подруг, даже знакомых, только одноклассники. Вероятно, это из-за того, что я долго не задерживалась ни в одной из школ? За всю свою недолгую жизнь сменила немало школ, по полгода в одной, по полгода в другой, год в третьей и так далее. А теперь мама заявила, что в этой школе мне предстоит учиться оставшееся время до университета. С трудом в это вериться.
Хм, но кажется я не с того начала. Меня зовут Виона, редкое имя для России, для места, где я родилась и вообще везде, где мне приходилось жить. Оно имеет галльско-шотландские корни и в переводе означает «белая». Под стать моей внешности. Видимо у мамы была хорошая фантазия, ибо отца я не знала. Мама говорит он погиб в горячей точке на Ближнем Востоке. Мой отец был журналистом, погиб при исполнении своих журналистских обязанностей, иногда мы посещали его могилу в Москве. От него мне досталось отчество Викторовна и вторая часть фамилии Неволина, хотя чаще я использовала материнскую фамилию. Мама носила свою фамилию, так как они не успели пожениться. Папа должен был вернуться из горячей точки прямо к свадьбе, но был убит за две недели до неё, оставив маму на третьем месяце беременности. Говорят, он был красив, и это не только слова мамы, но и его друзей, с которыми мама иногда общается. Они же утверждают, что я больше похожа на отца, чем на маму. Не знаю, что во мне от отца, кроме высокого роста и цвета волос, не могу об этом судить лишь по старым фотографиям мамы.
Как вы поняли, я высокая. В свои 15 лет (на самом деле 14, но через пару месяцев будет 15) уже 180 сантиметров со светлыми белокурыми волосами, почти белоснежными, исключительная блондинистость. Челка чуть-чуть не скрывает глаза, а локоны симпатично обрамляли лицо, щекоча кончиками щеки. Волосы у меня длинные ниже ягодиц и прямые, как рельсы, а ещё пышные, мягкие и объёмные, как в рекламе «Тафт: Три погоды», из-за этого объёма создается ощущение, что моя голова чуть больше обычного. За тонкой оправой стильных очков «Эманципель», большие глаза, словно из аниме, с длинными, как у коровы, ресницами. Наверное, аниме-героинь рисовали с мне подобных. Глаза у меня отдельная тема. Они … фиолетовые. Самый редкий в мире цвет глаз. Из-за моего цвета глаз все думают, что я ношу цветные линзы, но это не так. У моего отца были серые глаза, у матери – голубые, обычный цвет. Но не у меня. Он вызван редкой мутацией и называется «происхождение Александрии». Если честно, я считаю, что мои глаза одна из причин, по которой у меня нет друзей, и не общаются сверстники. Фиолетовый цвет глаз придает мне безумный взгляд, и я кажусь инопланетянкой среди людей.
Губы. Верхняя губа тонкая, словно нить, а вот нижняя полная, отчего при улыбке я создаю слишком милое и невинное выражение лица. Выглядит впечатляюще. В сочетании с безумным фиолетовым взглядом и невинно-милым выражением лица это немного… шокирует. Впрочем, это на любителя, хотя все взрослые считают меня пай-девочкой, считают именно из-за моего взгляда и выражения лица, типа что я тихая, милая и скромная. Отчасти так и есть, тут я редко разочаровываю. Но чаще это по тому, что боюсь в первый же учебный день настроить учителей против себя. А лицо у меня располагает. Лицо у меня, кстати, правильной формы, если можно так выразиться, с ямочками на чуть впалых щеках. А ещё кожа, она у меня гладкая и нежная, как у младенца, цвета топленого молока, так мама говорит.
Наверное, я затянула с описанием своей внешностью, но раз уж начала, то нужно сказать всё до конца. У меня длинные ноги, я из тех девушек, про которых говорят «ноги от ушей», мои ноги, как у героинь японских мультфильмов, например, Сейлор Мун из одноименного известного аниме. Там у всех девочек ноги от ушей, словно циркули. Вот и я такая, мне даже говорили, что я идеальна для модели, и по весу, и по росту, но я никогда не мечтала о карьере модели. Честно! Слишком хорошо я знаю, через что приходиться пройти моделям к славе. Я не готова на такие жертвы. Грудь... она у меня уверенный третий, даже ближе к четвёртому. Для 15-летней девушки это, наверное, даже слишком большая грудь. Да, к плоскогрудым девушкам я не отношусь. А ещё у меня очень тонкие и длинные пальцы, словно соломинки, мне кажется, их сломать плёвое дело, но я не ломала их ни разу, Слава Богу.
- Виона, ты готова? – голос мамы, донесшийся с первого этажа, заставил меня вздрогнуть и прервать рассуждения о своей внешности. – Машина уже готова.
- Иду мам! – голос у меня мягкий и немного писклявый из-за подростковой ломки голоса из детского во взрослый.
- Поторапливайся! – крикнула мама.
Маму зовут Маргарет Севельсон. Она уроженка Швеции. Жила она раньше в Гётеборге - крупном портовом городе Швеции на берегу пролива Каттегат, что отделяет Швецию от Дании. Там же она и познакомилась с моим отцом – Виктором Неволиным – журналистом из Москвы. После чего мама покинула Швецию и переехала в Россию, где прожила два года и даже хотела оформить российское гражданство, а потом отец погиб от рук талибов и маме вручили похоронку из редакции отца. Я родилась в России с российским гражданством и прожила там год, естественно я даже не помню этого, слишком мелкая была. Потом мы уехали из России, мама не смогла больше оставаться в стране, где всё ей напоминало об отце. Не вернулась она и в Швецию, по той же причине. Мы уехали в Англию, где мы прожили почти 10 лет, и я окончила начальную английскую школу Нюрсери и среднюю школу Примари-Скул. За 10 лет в Англии я сменила более 12 школ и 6 городов из-за маминой работы, выучила английский, французский и латинский языки, а вместе с мамой русский и шведский.
Потом мы уехали в Америку и два года жили в Нью-Йорке, где я побывала ещё в шести школах, потом полгода в Чикаго и столько же в Сент-Луисе. А после Франция и славный город Марсель и наконец, Германия, район Северный Рейн-Вестфалия, город Кёльн. Пожалуй, годы в США были самыми худшими в моей жизни, я возненавидела американцев всей душой, почти, так же, как и испанцев, которых там было не то, что бы много, но достаточно. В этот список же список можно смело включить латиносов, которые мало чем отличались от испанцев, по крайней мере от тех испанцев, что живут в США.
Беру школьный рюкзак черного цвета с красными крапинами и выхожу из комнаты. Слышу мамин голос внизу, ей отвечает Мартин – наш дворецкий, пожалуй, один из немногих нормальных американцев, которых я знаю. Спускаю по широкой мраморной лестнице вниз в огромный и просторный холл, украшенный скульптурами разной ценности и значимости для культуры, а также множеством растений в человеческий рост, отчего казалось, что находишься в саду. Да, я не из бедняков, я бы даже сказала, живу роскошно. Мама и Мартин замолчали при виде меня и уставились с улыбками на меня, так и не поняла, о чём они говорили. Мартин показал мне большой палец. Ага, намекает, что я выгляжу супер. Спасибо конечно, но на мне просто белая блуза, обычная без изысков, черная юбка-клёш до середины бедра с зеленой полосой по краю юбки, черно-зеленый классический пиджак, черные чулки до середины бедра и зеленые туфли на невысоком каблуке. Короче, выглядела, как выпускница Слизерина. Только галстука не хватало. Вообще, идти в новую школу, в новый класс не хотелось. Совсем. В Марселе мне понравилось, в отличие от Америки. Нет, Нью-Йорк и Чикаго, и даже Сент-Луис замечательные города, каждый по-своему красив, но вот сами люди… В Марселе я даже стала привыкать к классу и со мной стала общаться Гвеневер Бланш – чистокровная француженка, но… мама всё испортила. Я не виню её и её работу, но так у меня никогда не будет ни личной жизни, ни друзей.
- Отлично выглядишь, Виона! – произнес Мартин, не переставая улыбаться. Он был стар, ему же лет за 70 и Мартин работает на семью мамы большую часть своей жизни, ещё саму маму водил в школу. Выглядел Мартин по-прежнему неплохо и работал за семерых. – Уверен, ты будешь самой красивой в классе!
- Ты всегда так говоришь, Мартин, – и это правда, неизменная фраза Мартина, в какую бы школу я не пошла, но именно она всегда заставляет меня скромно опускать глаза в пол.
- Виона, Ингельд тебя заждался уже, – с улыбкой говорит мама. – Не думаю, что тебе стоит начинать учебу в новом классе с опозданий в одной из лучших гимназий Кёльна.
- Гимназии? – эта фраза удивила меня и ошарашила. – Мам, ты говорила о школе, а не о гимназии!
- Разве это принципиально? Какая разница, где учиться? – искренне удивилась мама, как будто в Швеции, где она училась это одно и то же. Хотя кто знает…
- Большая, мам! – моему возмущению не было предела.
Обучение в Германии в гимназии и в школе разительно отличаются друг от друга, причем у них и несколько разновидностей школ и гимназия одна из них, можно сказать элитная разновидность, куда попадают процентов 10-15 всех немцев. Помимо гимназий, есть ещё четыре вида школ, исключая спецшколы для слабослышащих, плохо видящих, умственно отсталых и прочих. Гимназия первая в списке и в неё идут не те, кто имеет много денег, как было раньше, а те, кто в начальной немецкой школе окончил её на «отлично», то есть учился на одни единицы – высший балл в немецком образовании. В гимназии учатся не 6 лет, как в прочих немецких школах, а 9 лет до 12 и 13 классов. Окончание 12го класса позволяет поступить без экзаменов в технический институт, а окончание 13го класса – в университет и тоже без экзаменов. По сути, последние два года в гимназии подготовка к высшему учебному заведению, и ты уже абитуриент. Далее идёт реальная школа с довольно высоким статусом. Из реальной школы можно попасть в старшие классы гимназии, в эти самые абитуриентские, за отличные отметки. В реальной школе обучаются будущие госслужащие, работники сферы торговли и обслуживания.
Следующая это основная школа, где учится большая часть жителей Германии, в частности и Кёльна. Основную школу выбирают те, кто не планирует далее получать и учиться в высшем учебном заведении, и, конечно же, ученики, которые окончили начальную школу с невысокими или откровенно плохими отметками. В профессиональной школе обучаются, те, кто хочет получить рабочую профессию, но не планирует идти в высшие учебные заведения. И последняя школа – объединённая. В ней всего понемногу и отовсюду. В ней учиться лишь четверть населения Германии. Но мама выбрала для меня гимназию по понятным причинам. Престиж. Возможность поступить в университет. Я даже догадываюсь в какой. Кёльнский Университет – лучший университет этого города, входящий в первую десятку высших заведений Германии. Только это означает, что я буду учиться тут не год-два, а три-четыре года, чтобы получить Абитур, для университета. Зашибись!!!
- Не кипятись, родная! Не вижу тут трагедии. Пойдём, нас уже Ингельд заждался, – мама взяла меня за руки и улыбнулась.
Вздыхаю и киваю. Я всё равно уже ничего не могу изменить, так что мои стенания уже заранее обречены на провал. Иду за мамой через холл, к главному входу. У крыльца нашего особняка стоит черно-матовый лимузин Роллс-Ройс Фантом. Очень дорогой автомобиль ручной работы и цена конкретно этого экземпляра около одного миллиона евро. Вообще, я считаю эту машину выпендрежом перед прочими, излишнюю демонстрацию роскоши и превосходства над другими, но мама любила такие машины и не могла не заказать себе такой автомобиль, к тому же, статус располагает. Ингельд Свенсен – наш водитель и бывший военный – все уши мне прожужжал о технических характеристиках Фантома, поэтому об этом автомобиле я знаю почти всё. Представительский 4х дверный седан F-сегмента класса «лимузин», 490 лошадиных сил, задний привод, масса 2485 килограмм, максимальная скорость до 270 км/ч, разгон до 100 за 5 секунд, двигатель 6.75 L V12, трансмиссия 8-скоростей АКПП. И это только самое простое. Знаю длину, ширину, колесную базу, высоту. Зачем мне эти зная, без понятия, но Ингельд вбил мне их в голову. Тем не менее, наш Роллс-Ройс Фантом Мансори Конкистадор 2007 года выпуска вышел из-под дизайнерского пера самого Яна Кэмерона. Видела его один раз, когда ещё в Англии жили, хоть и была маленькой. Мне этот мужчина не понравился, хотя мама считала его обаятельным. Наверное, я просто испугалась незнакомого дядьку, к которому мама пришла по поводу будущего дизайна автомобиля.
Ингельд стоял возле машины в черном костюме тройка. Ингельду примерно за пятьдесят, но выглядит на 35-40 лет и внешность у него, как у типичного шведа, что-то среднее между Тилем Швайгером и Дольфом Лунгредом. Симпатичный довольно дядька и широкоплечий, под два метра, сразу видна армейская школа за его плечами и не просто школа, а военная академия Карлберг в Стокгольме, потом служба в чине лейтенанта в полке лейб-гвардии и уход из неё же после окончания Холодной войны между СССР и США. Уж не знаю, где Ингельд с мамой познакомился, но работал он у нас ещё до того, как я родилась. Мама говорит, Ингельд и папа дружили, даже вместе ездили на охоту.
- Доброе утро, красавица, – улыбнулся швед, открывая передо мной дверь Роллс-Ройса.
- Доброе, – улыбаюсь в ответ, хотя не считаю его таковым.
Задние двери Роллс-Ройса Фантом открываются против хода, что обеспечивает более удобный и эффективный выход их автомобиля. Кажется, в старых автомобилях прошлого века были именно такие двери, но не уверена, в автомобилях я не разбираюсь, считаю это прерогативой мальчишек. С этими мыслями сажусь внутрь Фантома. Салон обит белой кожей, как и подобает автомобилю подобного класса. Вот уж где поработал гений Яна Кэмерона. Уж не знаю, как остальные, но я даже представить не могу, сколько животных было убито ради таких вот салонов. Красиво и очень удобно, вызывает восхищение, но такая работа не стоит того, чтобы ради неё убивали. Конечно, Ян Кэмерон лично никого не убивал, по крайней мере, я на это надеюсь, но это не оправдывает убийство животных ради кожи для салона, ведь заказы на эту кожу делает именно он. Маму не особо волнует судьба тех, из кожи кого обит салон её автомобиля, от меня она всегда отмахивалась, не желая обсуждать судьбу погибших животных. Её всё устраивало, ещё бы, она же сама заказывала салон из натуральной кожи и цвет кузова. Я люблю маму, но знаю, в ней есть некая жестокость и черствость ко всему, что не касается её лично. Всё остальное для неё гори синим пламенем. Интересно, как это помогает в работе в консульстве? У неё ведь по долгу службы положено помогать. Или богатая жизнь и госслужба портят?
Мама села рядом со мной и улыбнулась. Она у меня красивая и, хотя ей уже за тридцать, выглядит она лет на 25 максимум. На шведку мама тоже мало похожа, из-за черных, словно смоль волос. Вообще, маму чаще принимают за мою старшую сестру. У нас есть внешние сходства, но немного. Видимо во мне гораздо больше от отца или, в крайнем случае, от родителей мамы. Дедушка и бабушка до сих пор живут в Швеции в Гетеборге, и я видела их всего пару раз. Мама неохотно общается со своими родителями, уже много лет они в ссоре. Не знаю в чём причина, мама всегда уклонялась от моих вопросов на эту тему. Прародителей я видела, когда мне было 5-6 лет и оба раза в аэропорте. Даже не помню, как они выглядят, наши встречи были короткими и не очень дружественными.
Мы выехали с придомовой территории нашего особняка и выехали на живленные улицы Кёльна. Мама говорила, мы живем в районе Линденталь – самом западном районе Кёльна. В свою очередь Линденталь делиться ещё на 9 районов, и мы обитаем в самом престижном – Юнкерсдорф. Юнкерсдорф - это почти центр Линденталя, сельская местность с огромным количеством особняков, вилл и усадеб. Где находиться моя гимназия, я не знаю, возможно, она даже в другом районе не то что Юнкерсдорфа, но и Линденталя. Я вообще в Кёльне пару дней и даже из дома ещё не выходила. Разгребала вещи, обустраивалась в комнате размером с дом средних размеров. Немецкий язык я изучала ещё во Франции, пока мама готовила документы к переезду. Не знаю, как сильно мне поможет знание немецкого языка в Кёльне, где говорят на диалекте кёльш, который отличается от традиционного немецкого. Вроде бы они заменяют звук G на J, у них почти отсутствует звук R, они «проглатывают» конечные звуки и слоги, а также многочисленные местные слова и выражения. Впрочем, местные слова и выражения есть в любом языке и диалекте.
- Мы забросим тебя в гимназию, и Ингельд отвезёт меня в Берлин, – мама положила свою ладонь поверх моей, отвлекая меня от мыслей.
- Не понимаю, почему ты не могла найти работу в Кёльне? – давно хотела спросить об этом, и вот настал подходящий момент. – Теперь мы будем видеться очень редко.
 - Не преувеличивай, родная, – мама махнула другой рукой. – Берлин не так уж и далеко от Кёльна. К тому же, ты прекрасно знаешь, что в Кёльне нет консульства Швеции, иначе мне не пришлось бы ездить в Берлин. К несчастью в Кёльне только Ирландское и Бельгийское консульства.
- Тогда может тебе получить гражданство Бельгии или Ирландии? – я покусала нижнюю губу.
- Не говори глупостей! Это вряд ли возможно, – хмыкнула мама.
- Тогда почему мы поселились в Кёльне, а не в Берлине? – хмуро сдвигаю брови.
- Не хмурься, морщинки появятся. Что до Берлина, то там много турков, – ответила мама.
 - Мам, в Германии турков в любом месте полно и Кёльн не исключение! – воскликнула я. – В Германии турков больше, чем в самой Турции. Если ты искала страну без турков, то сильно просчиталась.
- Виона, родная, я не выбирала страну. Меня назначили консулом Швецкого консульства в Берлине и на выбор дали три города для проживания. Я выбрала Кёльн, – вздохнула мама, убирая руку с моей ладони. – И всё-таки, в Берлине турков гораздо больше, чем тут. Дрезден мне не понравился, и поэтому я выбрала Кёльн. Если бы я отказалась возглавить консульство в Берлине, то так и была бы нештатным консулом без определенного статуса и будущего. Поверь, я тоже не горю желанием таскаться из Кёльна в Берлин.
- Но зачем мне немецкое гражданство? – тяжело вздыхаю. – И разве наличие двух гражданств не является противозаконным в Германии?
- Ты у меня слишком умная, – мама потерла кончик носа. – Двойное гражданство хоть и редкость в Германии, но есть исключения.
- Насколько я знаю, между Россией и Германией нет договоренностей о гражданстве, – замечаю я.
Это означает, что я должна была отказаться от российского гражданства ради получения немецкого, чтобы стать гражданином Германии. Чего не будет никогда, я не собираюсь разрывать последнюю нить с отцом. К тому же, никто не спрашивал меня по поводу гражданства, хотя в некоторых случаях, выбор гражданства происходит во время совершеннолетия. В Германии совершеннолетие наступает в последний день 18-летия, то есть на границе дня рождения, когда тебе должно исполниться 19 лет.
- Да, это так, но у тебя есть английское гражданство, а гражданин Евросоюза может получить немецкое гражданство. С российским гражданством им пришлось смириться, преимущества работы в консульстве.
- Пришлось? – недоуменно моргаю.
- Я настояла, – пояснила нехотя мама. – Двухсторонние уступки.
- И зачем мне тройное гражданство? Ведь теперь я отвечаю по закону трех государств и могу случайно нарушить один из них, неосознанно, по незнанию или недоразумению, – восклицаю я с излишним апломбом. – А налоги?
- Ты преувеличиваешь, родная! – вздохнула мама, заметно, что разговор ей не особо приятен. – Да, свои сложности есть, но и плюсов много. Я не могу получить гражданство иного государства, будучи консулом Швеции, но ты другое дело. Именно благодаря российскому гражданству мне удалось оформить на тебя недвижимость папы, как и этот дом в Кёльне. А ещё у тебя есть Шенген.
- Ооо, охрененные плюсы! – надула я губы.
- Не вредничай, Виона. От любого из гражданств можно отказаться, – мама умиротворяюще положила руку мне на колено.
Вот что с ней делать!? Конечно, скорее всего, маме виднее, но я редко понимаю её действия. После этого до гимназии мы ехали в молчании. Ингельд включил местное радио, и немецкий диалект резанул по ушам. Вроде и немецкий, и всё понимаешь, но всё равно, словно совершенно другой язык. Разница примерно такая же, как между исконно английским и американским говором. Американская манера говорить начисто портит всю красоту английского языка, словно они набрали полный рот горячей еды и пытаются говорить. Даже с исключительным знанием английского языка, я с трудом их понимала. Вот и немецкий язык с кёльшом примерно в том же положении. Немецкий язык звучит так, как будто тебя проклинают или призывают Дьявола, идеальный язык для заклинаний и проклятий. Кёльш звучит немного мягче и, наверное, именно поэтому другие немцы называют его швуль-кёльш, что переводится как «голубой». Кёльш считается гламурным языком или, если грубо, пидорским, он находится на втором месте у немцев среди диалектов, после саксонского, как самых ненавистных. Тем не менее, даже кёльш показался мне слишком резким, словно меня проклинают прямо через эфирное радио.
Ингельд не понимал по-немецки, поэтому он быстро переключил на музыкальную волну. Ингельд вообще знал лишь два языка: шведский и английский. Но и английский у него просто кошмарный. Мы с мамой всегда говорим между собой на русском, когда не хотим, чтобы нас подслушивали. На шведском мы говорим, чуть реже. В основном с Ингельдом и другой прислугой, которая у нас преимущественно состоит из выходцев из Швеции. Кроме Мартина конечно. Английский я использую на людях в обществе, при общении с одноклассниками и учителями. Во Франции, правда, приходилось общаться исключительно на французском. Французы очень часто игнорируют английскую речь, хотя прекрасно понимают тебя, но для них ты становишься пустым местом. Наверное, сказывается извечная историческая вражда двух государств.
- Подъезжаем, – заявил Ингельд на шведском.
- Что это за гимназия?  - спрашиваю я и тут же вижу название улицы Николаусштрасе. – Гимназия Шиллера?
- Она самая, – кивает мама.
Из окна Роллс-Ройса была видна парковка для автомобилей и велосипедов. Велосипедов было гораздо больше и почти все заняты, на автомобильной парковке стояло лишь три автомобиля. Ещё бы, вряд ли ученики могут себе позволить приезжать в гимназию на машине, это тебе не Америка. Справа и слева от торца гимназии, который попал в поле моего зрения, были множественные зеленые насаждения от кустов до высоких деревьев, а также изумрудная травка. Гимназия была огорожена забором-сеткой. И много учеников от 11 до 18 лет, как и в Англии, начальная школа учиться отдельно от средней. Правда в отличие от Англии и некоторых школ США, в немецких школах отсутствовала школьная форма. Мне нравилась английская форма. Впрочем, несмотря на отсутствие у немцев формы, правила в одежде у них были: никаких декольте, висящих на бедрах брюк и штанов, много косметики на лице и украшений не допустимо, «нет» обнаженным спинам и животам, поэтому выглядели школьники примерно одинаково, хоть и в разной цветовой гамме.
Наше появление на Роллс-Ройсе вызвало оживление, и все смотрели на нас. Некоторые даже показывали пальцами, забыв о приличиях, словно этикет не для них придуман был. Конечно, не каждый день к школам подъезжает автомобиль подобного класса, пусть и в таком крупном городе, как Кёльн. Ингельд делает разворот и останавливается, после чего выскакивает из автомобиля и открывает маме дверь. Я вылезаю на белый свет следом за ней и просто физически ощущаю взгляды учеников, устремленных на мою персону. Вижу и пару взрослых, они тоже смотрят на нас.
- На нас все пялятся, – говорю я маме, которая встала рядом со мной, взяв под руку. Ростом она была ниже меня на 6-7 сантиметров, даже на каблуках. – Надо было на автобусе приехать.
- Расслабься, Виона! – мама демонстративно широко улыбается. – Ты моя дочь, дочь консула, пусть знают, что твой статус выше.
- Это выпендреж и мажорство, мам! – заявляю я по-русски.
- Глупости! – уверенно отвечает мама, она повела меня к зданию гимназии. – Пусть привыкают. Ингельд, ты пока развернись, а я отведу Виону к директору Марии Эббельсон.
- В немецких школах не директор, а ректор, как в высших учебных заведениях, – не могла не вставить я свои пять копеек.
- Правда?! А я её все время директором называла, и она ни разу меня не поправила, вот она немецкая сдержанность, – мама захихикала, как девчонка. – Вообще, она страшная, как Стрыга, так что не пугайся особо.
- Мам, ты перечитала Сапковского, – сморщилась я.
- Не морщись, – тут же заявляет мама.
Мы заходим внутрь гимназии под взгляды школьников в спину, впереди нас группа из трех девочек из старших классов. Почему из старших? Они выглядят старше моей мамы и это единственная причина моего мнения. Мама уверено вела меня по коридорам гимназии в логово Стрыги, по всей видимости, мама часто была здесь. На нас продолжали пялиться даже внутри, но уже не так как снаружи. В основном на нас смотрели мои ровесницы и ровесники. Признали новенькую, и теперь их разъедает любопытство? Кабинет ректора оказался на втором этаже гимназии, и возле него стояла группа парней из шести человек. При нашем появлении, они смолкли и уставились на нас. 
- Вон кабинет ректора, – махнула мама рукой куда-то за спину парней, игнорируя их взгляды.
Я так не умею и мой взгляд тут же встретился со взглядом самого высокого парня из группы с черными глазами. Он был даже выше меня, почти под метр девяносто, а ведь я ещё и на каблуке. Парень был хорош, даже больше… он был сногсшибателен. Черные, зачесанные назад в хвост волосы, черные глаза, тонкие губы, правильные черты лица, холеное, если можно так выразиться, небольшой шрам на скуле, а ещё эта насмешливая полуулыбка. Вспомнился Гидеон де Виллер, красавчик из книги Таймлес немецкой писательницы Кирстин Гир. Уж, не с него ли она писала своего героя? Не знаю, долго ли мы смотрели друг на друга, скорее всего пару секунд, но мне показалось, что пару минут или целую вечность. Этот поединок взглядом я проиграла, и первая отвела его, хорошо хоть не покраснела. Черт! Как неудобно, меня словно раздели взглядом! Спешу за мамой, стараясь не смотреть в сторону парней.
- Похоже, ты им понравилась, – от маминого голоса я вздрагиваю и удивленно смотрю на неё. В её глазах плясали бесята.
Я снова бросаю взгляд на парней. Они по-прежнему смотрят нам в след, но уже тихо переговариваются. Два рыжих близнеца, словно Фред и Джордж Уизли из Гарри Поттера, но с внешностью Тэйлора Лотнера, кивали в нашу сторону. Представляли они из себя две тумбочки из мускулов, как у бодибилдеров. Симпатичные, но какие-то пугающие. Ещё один парень с внешностью гоблина что-то шептал местному «Гидеону» на ухо, а тот неотрывно смотрел на меня и маму. Ростом гоблин немногим уступал «Гидеону», тоже, пожалуй, выше меня. Последние двое из этой группы переговаривались между собой с мерзкими усмешками на лицах. Они были чуть симпатичнее Гоблина, но недалеко ушли от обезьян, тем более один из них был ещё и толстым, как бочонок пива. Все шестеро, скорее всего, из старших классов.
- Чушь! – бурчу я себе под нос, мой второй взгляд, брошенный в их сторону, продлился не менее секунды, но я сумела рассмотреть всех из группы парней.
- Оу, совсем нет, – хмыкнула мама. – Я знаю эти взгляды, а ты у меня красивая, и не просто красивая, а прекрасная.
- Мам, все родители считают, что их дети самые красивые, – скептически заявляю я.
- Эй, никогда бы не подумала, что у моей дочери комплексы по поводу внешности, – мама шутливо ткнула меня в бок. – Я считаю себя красивой, очень красивой, но ты превосходишь меня в красоте, и у меня нет проблем с самооценкой.
- О, я знаю! – чего-чего, а самооценка у мамы высокая, я бы даже сказала завышенная.
С этими слова, мама открывает дверь, ведущую в кабинет ректора. Точнее, в секретарскую, потому что именно здесь мы оказались, когда вошли. Секретарша тут же подскочила от неожиданности, едва не расплескав чай по столу и уронив печенье. Да, у мамы была дурацкая привычка входить без стука, неважно к кому она пришла, будь то моя комната или кабинет министра. Секретарша типичная дама в очках с зашуганным видом чуть за тридцать. Больше здесь никого не было, но за спиной секретаря была ещё одна дверь.
- Ректор Эббельсон у себя? – без приветствия спросила мама, по-начальственному оглядев кабинет.
В такие моменты я хотела провалиться под землю и сказать, что не знаю эту женщину.
- Простите, фрау, а Вы кто? – заикаясь, спросила секретарь, не на кельше, между прочим
В этот момент дверь за спиной секретарши распахнулась, и мне предстало оно. Некое подобие женщины. В строгом костюме, как у мужчин, без галстука темно-синего цвета и белой рубашке. Туфли на ногах такого же синего цвета и пара перстней на морщинистых руках. Всё это было, как у простых людей, а вот дальше… Волосы похожи на мочалку, мутные глаза, как у зомби неопределённого цвета, кривые зубы и вообще лицо, как у монстра.
- Фрау консул? – существо застыло в дверях и сделало шаг к нам. – Я ждала Вас завтра, фрау консул.
- Ректор Эббельсон, – мама слегка кивнула, проигнорировав протянутую руку. – У меня в расписании стоит сегодняшнее число. Это проблема?
Мама оказалась права: ректор Эббельсон действительно выглядела ужасно, и чем-то напоминала монстра стрыгу из романа «Ведьмак» Анджея Сапковского. Секретарша застыла с открытым ртом, словно перед ней была сама канцлер Ангела Меркель.
- Никак нет, фрау консул, – Стрыга, в смысле, ректор натянуто улыбнулась и обратила свой взор на меня. – Это Ваша дочь, как я понимаю? Вы очень красивы, фройляйн.
Мама победоносно глянула на меня.
- Спасибо! – мило отвечаю я Стрыге.
- Её зовут Виона, – мамин немецкий был вполне на уровне, даже кёльш ей давался легче, чем мне.
- Она понимает по-немецки? – спросила ректор.
Ага, я автоматически ответила на английском языке.
- Да, понимаю, – хрипло произнесла я уже по-немецки. – Я изучала немецкий во Франции.
- У вас хорошее произношение, фройляйн Виона, – снова улыбнулась мне Стрыга, то есть ректор. – Меня зовут Мария Эббельсон, я ректор гимназии Шиллер.
Она протянула мне руку. Всё-таки я не ошиблась с гимназией, не помню только в каком районе находиться эта гимназия, но вроде не очень далеко от Линденталя. Я пожала руку ректора, на удивление она оказалась теплой, мягкой и приятной, вряд ли, у Стрыги такое рукопожатие, если учесть, что в книге у неё были огромные когти. Немцы, кстати, обожают рукопожатия и используют его при любом удобном случае. При встрече, при расставании, при приезде и отъезде, при согласии и не согласии. И удерживают рукопожатие как можно дольше. Ректор не стала трясти мою руку очень уж долго, наверное, списала на то, что я как иностранка могу её неправильно понять. Маме руку она не стала протягивать второй раз, либо знала о том, что мама не приемлет рукопожатия, либо не стала настаивать.
- Очень приятно, – сдавленно улыбаюсь я, насколько может быть приятным знакомство со Стрыгой.
Похоже, в свой первый же день, я благодаря маме, придумала ректору кличку. Спасибо мама. Не лучшее начало учебного дня в новой школе.
- Пройдемте в мой кабинет, заполним некоторые бумаги, и фрау Агнет отведет фройляйн Виону на урок к фрау Вайнбендер, – лучше бы она не улыбалась: ей, что никто не говорил, как она выглядит со своей улыбкой?
Секретарь Агнет быстро закивала. Агнет – типичное немецкое имя, хотя во внешности есть что-то восточное. Наверное, в её родословной затесались турки или другие восточные народы. Ректор Эббельсон пошла в кабинет, дверь которого была за спиной Агнет. Мама взяла меня под локоток и повела за ректором. Вообще, я не хотела учиться в Германии, меня всё устраивало и в Марселе, но я редко перечила маме.
В кабинете ректора, устроившись в кресле гостя, я полчаса отвечала на вопросы Марии Эббельсон. Этакое тестирование, связанное с моим прошлым обучением в других школах и моих общих знаний, соответствуют ли они немецким стандартам обучения, уровню гимназии, знание языков, и не только немецкого, но и английского и даже русского. Ректор удивилась, что я знаю русский и что говорю на нем лишь с легким акцентом. Узнавала мой рост, вес и группу крови, мои физические параметры, противопоказания для занятий спортом и прочее. Вообще, чаще отвечала мама, я, например, без понятия, чем болела я в детстве и какие прививки мне делали.
- Думаю, фройляйн Виона, Вы можете идти на урок и знакомиться с классом, – опять эта жуткая улыбка ректора. – Далее мы можем закончить и с Вами, фрау консул.
- Думаю, Вы правы, ректор, – мамина улыбка просто божественная рядом с оскалом Стрыги
Ректор вызвала Агнет и секретарь появилась тут же с подобострастным видом, словно только и ждала под дверью, когда её позовут.
- Отведи фройляйн Виону на урок в класс фрау Вайнбендер, – произнесла ректор. – Урок уже идёт, но это не страшно.
- Прошу за мной, фройляйн, – пропищала Агнет.
Пришлось идти за этой невзрачной секретаршей, но уж лучше её общество, чем берлога Стрыги. Сама того не подозревая, моя мама поставила крест на ректоре. Теперь Мария Эббельсон для меня всегда будет ассоциироваться с монстром из «Ведьмака». Не повезло ректору. Парней у кабинета уже не было, в коридорах вообще никого не было, всё разбежались по урокам. В немецких школах не было звонка сигнализирующего о начале урока или его конце. Агнет вела меня длинными коридорами к классу фрау Вайнбендер. Стук моих каблучков казался слишком громким в пустых коридорах, и я чувствовала от этого себя крайне неуютно. Когда мы подходили к нужному классу (это я поняла по целенаправленному движению Агнет к двери в конце коридора), то проходили мимо класса с открытой дверью. Чисто машинально бросив взгляд в открытую дверь, я увидела у маркерной доски местного «Гидеона», где он что-то писал. Парень тоже увидел меня, и его рука с фломастером замерла, на его губах вновь появилась легкая улыбка. Наши глаза встретились, и он подмигнул мне. Честно, я не ожидала подобного, и мои щеки медленно налились румянцем. Они просто пылали от жара. Я покраснела, как рак. Я отвела взгляд. Снова.
- В чём дело, герр Герольф? – с сильным французским акцентом спросила преподаватель в синем тренче.
Герольф. Хорошо хоть не Гендальф. Чуть-чуть не угадала. Хотя глупо было ожидать, что его действительно зовут Гидеон, как персонажа книги Кирстин Гир.
- Фройляйн?! – голос Агнет ввел меня из ступора, оказывается, я по-прежнему смотрю на юношу, а он на меня. – Что-то случилось?
- Туфля слетела, – соврала я, опять краснея.
Что на меня нашло? Не понимаю. Я пялилась на него бессовестно и откровенно. Он, конечно, красив, но совсем не в моем вкусе. Сердце билось, как сумасшедшее, словно от переизбытка адреналина. Что со мной? Что это были за чувства? Ранее я не испытывала ничего подобного, но они заставляют меня краснеть, появляется дрожь во всем теле, а сердце стучит так, словно сейчас пробьет грудную клетку. Не хватало ещё влюбиться в него. Никогда. Черт! А ведь он мог подумать именно это, что я влюбилась в него!! Я так пялилась на него. Блин, блин, блин!!!
- Пришли, фройляйн Виона, – обернулась ко мне Агнет и выводя меня из задумчивости.
Она открыла передо мной дверь.