За победой должна была следовать свобода...

Начало: «Б. Г. Кузнецов - путешественник через эпохи» http://proza.ru/2022/09/20/1399.


Послевоенный период своей работы охарактеризован Б.Г. Кузнецовым в его «Автобиографии», написанной осенью 1968 г.: «В 1944 г. при организации Института истории естествознания Академии Наук СССР был назначен заместителем директора, а позже старшим научным сотрудником. После войны начал работать в области философии и истории физики, а в 50-е годы также в области философского анализа развития современной теоретической физики и в особенности по философии и истории теории относительности. Участвовал в работе многих союзных и международных конгрессов, конференций и симпозиумов по философии и истории науки. Действительный член Международной Академии истории науки и председатель Международного Эйнштейновского комитета» [1].
Анализируя список публикаций Кузнецова в первое послевоенное пятилетие, сразу обращаешь внимание на два обстоятельства. Во-первых, он активно, увлеченно работал и много публиковал; во-вторых, его публикации касались преимущественно истории естествознания в дореволюционной России и СССР.


В 1945-1949 годах были опубликованы следующие книги Б.Г. Кузнецова: «Климент Аркадьевич Тимирязев» (1945 г., совместно с В.Л. Комаровым и Н.А. Максимовым); «Климент Аркадьевич Тимирязев. Жизнь и деятельность» (1945 г., совместно с В.Л. Комаровым); «Ломоносов, Лобачевский, Менделеев: Очерки жизни и мировоззрения» / Предисл. Президента Академии Наук СССР акад. В. Л. Комарова (1945 г.); «Патриотизм русских естествоиспытателей и их вклад в науку» (1949 г., в 1951 г. вышло 2-е издание книги с предисловием акад. Н.Д. Зелинского); «Великий русский учёный Ломоносов» (1949 г.)
Если рассматривать эти работы Б.Г. в качестве платформы его будущих исследований, то особый интерес вызывает книга очерков «Патриотизм русских естествоиспытателей и их вклад в науку» [2]. Несмотря на безусловно ярко идеологизированное название, характерное для послевоенного времени, в книге обсуждаются темы, которые уже в скором будущем станут центральными, стержневыми для Кузнецова – историка и методолога науки: атомистика, теория электричества и теория света, неэвклидова геометрия и развитие экспериментального естествознания в первой половине XIX в., а также экспериментальной физики и электротехники и многое другое. Конечно, в этой работе отдана и «дань времени» - рассказывается о достижениях Мичурина и Лысенко в биологии, но тогда это было обязательным.


Однако и отмеченные здесь биографические книги весьма значимы для понимания творчества Кузнецова в целом. Ведь пройдет десятилетие с небольшим и появятся его самые известные историко-биографические труды об Эйнштейне и Галилее.
В имеющейся у меня копии машинописного варианта текста профессора А.Т. Григорьянца «О трудах проф. Б.Г. Кузнецова в области философии и истории естествознания», по-видимому написанного в конце 1960-х годов, есть интересное замечание о книге Б.Г. «Творческий путь Ломоносова», первое издание которой вышло в 1956 г. По мнению Григорьянца: «В литературе о Ломоносове мы не найдем книги, которая так отчетливо запечатлела бы время своего появления. В биографии Ломоносова, написанной Б.Г. Кузнецовым, нет ни одного упоминания о науке середины ХХ столетия. Но, несмотря на это, читатель все время чувствует, что только в середине ХХ столетия, во времена весьма радикальной ломки классических понятий, могла быть написана лежащая перед ним монография об ученом XVIII в.» [3]. Позже, эта пронизанность, пропитанность современностью еще в большей степени проявилась в книгах и статьях Кузнецова не только об Эйнштейне, но о Галилее, Спинозе, Декарте, Ньютоне, даже о Лукреции и Эпикуре. Здесь мы имеем дело с одной из характеристик исследовательского стиля Б.Г., о чем сказано выше. Уже в заголовке его «странной» книге «Путешествие через эпохи» время «снято», все помещено в «толстом настоящем».
Поскольку оказалась затронутой тема М.В. Ломоносова, сделаю одно замечание, касающееся и Б.Г., и отношения лежавшей в руинах послевоенной страны к истории. В каталоге Российской национальной библиотеки в Петербурге я обнаружил вряд-ли называвшуюся когда-либо небольшую брошюру Кузнецова (19 стр. с портретом Ломоносова), изданную в Москве издательством «Молодая гвардия» в 1945 г. Ее название – «Великий русский ученый Ломоносов». Но есть у нее несколько необычное для подобных книг уточнение - «Читано для ремесл. ж.-д. училищ и школ ФЗО [БД: ФЗО - фабрично-заводского обучения] 23 мая 1945 г. Тираж книжки по нынешним временам совсем немалый – 15000 экз. Интересный историко-социологический момент: через две недели после завершения войны в стране проводятся Ломоносовские чтениям для в общем-то мало грамотных ребят, и для них специально выпущена книга по истории науки.


Теперь попытаемся понять природу тематики исследований Б.Г.  Кузнецова в первые после военные: чем она была обусловлена и могла ли она быть иной? Очевидно, большого выбора у историков науки не было, направленность их поисков определялась решениями высших идеологических инстанций. Так, в выступлении Президента АН СССР, академика В.Л. Комарова «О задачах института истории естествознания АН СССР», сделанном в 1945 г., отмечалось: «Товарищ Сталин лично подчеркнул важность истории естествознания и необходимость создания Института истории естествознания в системе Академии Наук СССР» [4]. И качестве важнейших объектов исторических исследований Комаровым назывались: принцип сохранения энергии и атомизма, разрабатывавшийся Ломоносовым, вольтова дуга, открытая Петровым, неевклидова геометрия Лобачевского, теория химического строения Бутлерова, периодический закон Менделеева, Мечниковская теория фагоцитов, Сеченовские центры, эмбриологические открытия и палеонтологические работы братьев Ковалевских, исследования Тимирязева в области физиологии растений, теория условных рефлексов Павлова, новые виды растений, созданные Мичуриным, конструкции Циолковского и др. Все это мы видим в названной выше книге Кузнецова «Патриотизм русских естествоиспытателей и их вклад в науку». И иного в ней не могло быть.


Прошло четыре года, и в начале января 1949 г. в Ленинграде состоялось Общее собрание Академии Наук СССР, которому предшествовала сессия отделений АН, посвященная вопросам истории дореволюционной и советской науки. Интересно, что Б.Г. Кузнецов участвовал не в работе Отделений физико-математических или технических наук или истории и философии, но в сессии Отделения биологических наук; тема его доклада, а их на сессии всего-то и было два: «Теория стадийного развития и общая история естествознания». Таким образом, можно сказать, что за прошедшие после войны нескольких лет Б.Г. стал признанным историком в области естественных наук. По завершении работы Отделений состоялось общее собрание Академии наук, принявшее Постановление о развитии научно-исследовательских работ в области истории отечественного естествознания и техники. Этот документ начинается словами: «Общее собрание Академии Наук СССР, руководствуясь постановлениями ЦК ВКП (б) по идеологическим вопросам и указаниями товарища И. В. Сталина о значении марксистско-ленинской разработки истории науки, отмечает настоятельную необходимость решительного улучшения и расширения работ по истории науки и техники. Социализм впервые в истории сделал доступными народу все духовные богатства, накопленные человечеством, все достижения культуры, науки и искусства. Своими гениальными трудами великие вожди коммунизма Ленин и Сталин открыли новую эпоху в развитии науки об обществе и природе. Передовые деятели русской науки создали такие ценности, которые вошли в фонд самых крупных достижений мировой науки и техники» [1].


С моей точки зрения, содержание подобных документов не требует комментариев, они однозначно показывают, что пространство исследований историков науки в послевоенный период было весьма узким, более того, была задана и точка зрения на предмет их анализа.
Вместе с тем, прошлое русской науки было лишь малой частью научных интересов Кузнецова уже в то время. Из выше приведенного воспоминания о фронтовых годах видно, что даже в те драматические периоды жизни (возможно, с еще большей сосредоточенностью, чем в довоенное время) Кузнецов размышлял о теории относительности Эйнштейна и учении Спинозы, а зная ход мыслей Б.Г., можно утверждать, что и тогда в фокусе его внимания были Ньютон и Галилей, Декарт и Бруно, многие античные философы. Конечно, и в первые после военные годы, Б.Г. продолжал размышлять о генезисе их учений и об особенностях их картины мира, но все же, рассматривая достижения Западно-Европейской философской и научной мысли, он не мог удалиться от российской тематике. Так, еще накануне войны, в «Правде», по случаю 300-летие работы Декарта «О методе» была опубликована его заметка «Декарт и русская наука» («Правда», 1937, 2 августа), а в 1946 г. на конференции, посвященной 300-летию со дня рождения Г.В. Лейбница Кузнецов выступал с докладом «Лейбниц и русская наука XVIII в.», который двумя годами позже составил содержание его статья «Эйлера и учение Лейбница о монадах». В те же годы выходят и другие его работы о классиках естествознания: «Абсолютное пространство в механике Эйлера» (1946 г.) и «Относительное и абсолютное движение у Ньютона» (1948 г.). А в начале 1950-х статьи о Галилеи и Максвелле.


Можно понять, что 40-летнему историку науки, который во второй половине 1930-х обсуждал принципиальные вопросы истории и философии науки с Вернадским, Кржижановским, Комаровым, было тесно в рамках заданного сверху послевоенного историко-науковедческого пространства. Он много глубже своих советских, думаю, и многих зарубежных, коллег по цеху понимал, что в первой половине ХХ столетия возникла новая наука, которая предлагала новое видение устройства мира и которая требовала своего направленного исторического и философского прочтения. Соответственно, он опередил многих в осознании того, что нельзя замыкаться на анализе творчества Ломоносова, Лобачевского, Бутлерова, Менделеева, Лебедева, но необходимо пытаться понять концептуальные схемы физиков новых поколений: Эйнштейна, Бора, Гейзенберга, де Бройля, Шредингера и других.
В моем представлении, война, ощущения всего виденного и прожитого, размышления о цене жизни и смысле науки кардинально изменили понимание Б.Г. предмета своих исследований и макро ситуации, в которой он – «времена не выбирают» - должен был разрабатывать открывшееся ему исследовательское поле. Если до войны он был, повторяя сказанное Кржижановским о молодом Кузнецове, «котом, который ходит сам по себе», то теперь он стремился к свободе в физическом и метафизическом – не религиозном, но рационалистическом – смыслах. Чтобы быть свободным в физическом отношении, он вскоре полностью и навсегда отошел от научно-организационных дел в Институте истории естествознания и техники АН СССР, одним из создателей которого был. Но стать свободным в метафизическом смысле ему не позволяла социально-политическая обстановка в стране. Легко предположить, что, будучи уже сложившимся ученым, автором многих книг, лауреатом высшей по тем временам награды в области науки, он понимал свою обреченность на «молчание». И в этом отношении, скорее всего, он испытывал те же чувства, что и некоторые писатели, которые родились в первые полтора десятилетия ХХ столетия, начинали писать до войны, участвовали в боевых действиях или наблюдали их непосредственно на передовой, но «заговорили» лишь в оттепельный период. Прежде всего, я имею ввиду Василия Гроссмана, Эммануила Казакевича, Виктора Некрасова, Анатолия Рыбакова; невозможно не заметить, что Гроссман и Некрасов, подобно Кузнецову, прошли через Сталинград.


Как мы знаем теперь, многие литераторы в конце 1930-х и после войны писали в стол, поступал ли так же Кузнецов или история науки далека от идеологии, от современности и проблем с публикациями текстов у него не могло возникнуть? Определенного ответа на этот вопрос у меня нет, но представляется мне, что искать его надо в следующей плоскости.
Конечно же, и наука, и анализ развития науки – производные от состояния общества, в котором они существуют и развиваются. Приведу название некоторых книг, опубликованных Кузнецовым в первые десять лет после смерти Сталина. Сначала укажу четыре из них: «Развитие научной картины мира в физике XVII-XVIII века» (1955 г.), «Основы теории относительности и квантовой механики в их историческом развитии» (1957 г.), «Принципы классической физики» (1958 г.), «Альберт Эйнштейн: К 80-летию со дня рождения» (1959 г.). Зная, многие особенности исследовательского и издательского процессов, сложно представить, даже принимая во внимание то, насколько «легко» писал Кузнецов, чтобы он за столь короткий срок подготовил «с нуля» и опубликовал в 1955-1959 гг. четыре книги по проблематике, крайне мало соотносившейся с той, которую он разрабатывал до войны и в первые послевоенные годы. Значит, важнейшее из всего этого обдумывалось раньше и записывалось «до лучших времен». Но это было лишь начало, в следующие несколько лет в свет вышли: «Эволюция картины мира» (1961 г.) «Эйнштейн» (1962 г.), «Развитие физических идей от Галилея до Эйнштейна» (1963 г.), «Беседы о теории относительности» (1963 г.). Никакие из этих книг не могли быть изданы до середины 1950-х: теория относительности, квантовая физика трактовались в послевоенные годы как идеалистические, не отвечавшие марксизму, лженаучные, как продукты буржуазной науки.


Кузнецов отчетливо понимал, что новая физика, новая наука в целом, а вместе с ними – и история науки, не могут развиваться в условиях жесткого идеологического давления со стороны ортодоксальных советских философов, наблюдавшегося во второй половине 1940-х. Как ученый, после долгого перерыва вернувшийся к своему любимому делу, как человек, уцелевший в конце 1930-х, как участник войны, понимавший, что наблюдавшаяся им в области науки ситуация грозит многими опасностями, он – в силу своих возможностей – пытался решать этот комплекс проблем.


Продолжение: «Письмо Сталину. Знак надежды и шаг отчаяния»
 http://proza.ru/2022/09/22/1593

Литература

1. Этот материал любезно предоставлен мне Архивом ИИЕТ РАН.
2. Кузнецов Б.Г. Патриотизм русских естествоиспытателей и их вклад в науку: Беседы по истории, отечественного естествознания. – М.: Издание Моск. Об-ва испыт. природы, 1951.
3. Этот материал любезно предоставлен мне Архивом ИИЕТ РАН.
4. Комаров В. Л. «О задачах института истории естествознания АН СССР» // Вестник Академии наук СССР. № 1–2