Учитель сказал...

Учитель сказал...

Часть первая

1
    
     В разгар мучительно знойного лета молодая мошенница-одиночка пришла удушливым вечером в старый дом на окраине захолустного городка. Учёные, но спившиеся родители юной особы за её зелёные выразительные глаза умилённо называли дочку восхитительной Кларой, но она манерно именовала себя на французский лад и с соответствующим акцентом: Клэр. Она была породистой, стройной и гибкой девушкой с правильными чертами строгого славянского лица и с густыми русыми прядями, покрывавшими её прямую спину. Косметика на лице была утончённо-неброской. Гостья для важного визита надела короткое алое платье с белым кружевным воротником и сиреневые туфли на высоких каблуках... и её привычные к работе, но изящные руки цепко держали пару объёмистых чёрных сумок, обклеенных яркими спортивными эмблемами...
     Владелец дома и опытный психиатр с боярской фамилией Лыков был уже староват, но жилист и строен. Седые и короткие волосы почтенного старца были аккуратно причёсаны, и был хозяин обут в домашние тапочки из коричневой замши и облачён в золотистый шёлковый халат, который слегка волочился по ворсистым коврам. Умиротворённый старец расположился в гостиной на удобном диване из чёрной натуральной кожи, а девушка смущённо переминалась поодаль.
     - Я понимаю, Сергей Васильевич, – говорила она, – что моя просьба немыслимо дерзновенна. Но я издавна мечтаю постичь вашу сокровенную науку. И я готова ради неё отречься от самой себя. А родители меня именуют Клэр... Пожалуйста, назовите расценки...   
     И она, повернувшись, заглянула в его большие чёрные глаза. «А грозные зеницы его похожи на болотный омут…» – суматошно подумала она и слегка потупилась. И вдруг она решила, что напрасно появилась она у сурового и своенравного отшельника. Однако владелец дома отозвался довольно миролюбиво, хотя и со сварливыми интонациями:
     - Цена моих уроков немалая: ваша полная искренность. Негоже пытаться меня облапошить в первые минуты нашего знакомства… А выдало вас оброненное словечко «издавна». Но ведь моя теоретическая книга отпечатана и отправлена по магазинам только четыре месяца назад. Её нелегко достать… Однако намедни меня показали по телевизору. И вы, наверное, увидели мою передачу! И самонадеянно ринулись ко мне. Вероятно, вам нужно затаиться на пару дней. А мышление у вас – весьма нестандартное… И вы точно рассчитали возможные варианты: искать женщину у меня не будут… И, в придачу, есть у меня драгоценные вещицы, которыми можно поживиться…
     - Можно мне сесть? – удручённо осведомилась весьма ошеломлённая гостья.
     - Опускайтесь в антикварное кресло, – насмешливо разрешил расслабленный хозяин дома.
     И она быстро прикорнула на краешке дубового кресла, а потом неожиданно для самой себя высказалась с полной откровенностью:
     - Я не хочу зря лукавить: вы оказались правы. Я хитро обобрала заезжего воротилу, а он из жадности обратился в полицию. И мне теперь на вокзалы и к местным таксистам опасно соваться. Мне, действительно, необходимо отсидеться, пока всё не утихнет. Вскоре мой клиент обязательно покинет ваше лесное захолустье, и я смогу спокойно убраться восвояси… Только не выдавайте меня… умоляю вас!.. Ради вашей деликатности я готова на всё. Право, моя жертва – совершенно бессовестный человек…
     И она, будто ненароком, обнажила изысканно красивые колени и призывно улыбнулась…
     Но старик промолвил с лукавой издёвкой:
     - Моё покровительство нельзя купить за внешнюю прелесть, обаяние и деньги.
     - Неужели вы хотите мою бессмертную душу? – иронично поинтересовалась Клэр.
     - Да, – негромко, но внятно произнёс насупленный старец, – именно её… Но разве нужна вам душа, особенно бессмертная?.. Ведь вы – банальная мошенница, картёжница и воровка…
     Но Клэр пыталась острить:
     - И как вы унесёте мою окаянную душу?.. В какой запылённой торбе?..
     И он вежливо и серьёзно сказал:
     Не всякую человеческую душу можно продать с барышом. Но я попробую наделить вас душой, на которую можно польститься… А сейчас я устрою вам занятный психологический тест... Пройдитесь неспешно по комнате... 
     Клэр непроизвольно вскочила и суетливо засновала по гостиной, шевеля с большим усердием и плечами, и бёдрами. Гостье вдруг безмерно захотелось во всём угождать бодрому и прозорливому старцу, и она поразилась собственной покорности. Вскоре от него последовал очередной приказ:
     - Разденьтесь донага.      
     И она, изумляясь несказанно самой себе, сбросила на персидские ковры и одежду, и кружевное шёлковое бельё с мастерством бывалой плясуньи из клубного стриптиза.
     Затем старец спокойно распорядился: 
     - А теперь усаживайтесь на стуле супротив меня.
     И она, перетащив к дивану мягкий узорчатый стул из светлой карельской берёзы, исполнила повеленье...
     Хозяин дома усмехнулся и назидательно изрёк:
     - Сейчас вы очень многое сделали совершенно напрасно. Я ведь не приказывал вам бесстыдно вихлять соблазнительными бёдрами при ходьбе по моей гостиной. И я не просил вас раздеваться, как порочная танцовщица возле блестящего металлического шеста на прокуренной эстраде... Запомните навеки: вам нельзя допускать ничего излишнего. В толпе и на людях вы обязаны вести себя так, будто вы остались одна... Актёрская мимика недопустима... И тогда вы станете естественной... и все взоры непременно будут прикованы к вам... А теперь на время позабудьте о моём существовании на бренной Земле и прекратите думать...
     И Клэр послушно и напрочь вдруг забыла о Лыкове, хотя он вальяжно и с достоинством сидел перед нею на диване и внимательно её созерцал. Затем у неё исчезли все без исключения мысли, а взамен возникло у неё полное и непоколебимое доверие к загадочному старику. Сначала это доверие было бессознательным, но после услышанных ею властных слов: «А теперь немедленно возвращайтесь в нормальное состояние», она подумала:
     «Если я здесь останусь, то я смогу постигнуть чрезвычайно важные вещи...»
     А вскоре он умиротворённо и вкрадчиво спросил:
     - Имеются ли у вас просьбы ко мне?
     И она учтиво, но твёрдо заявила:
     - Я готова сколь угодно долго служить у вас на любых условиях. Я не буду строптиво вам перечить, и охотно примусь за любую тяжёлую работу...
     Он лукаво полюбопытствовал:
     - И чего же вы хотите взамен?
     - Быть рядом с вами. И стать такой же, как вы... Я совершенно не понимаю, почему вдруг до безумия мне захотелось именно этого... В начале моего визита я, действительно, хитрила с вами. Но теперь я безгранично искренна. И, пожалуйста, учитель, говорите мне «ты». 
     И он согласно и медленно покивал головой... А потом он размеренно и веско высказал свои условия:
     - Поселишься ты в отдельной комнате для моей экономки. Ты обязана и вкусно стряпать, и образцово убирать дом. Деньги на ведение хозяйства возьмёшь у меня. За эти услуги я буду давать тебе уроки, если сочту нужным. Ты можешь улизнуть отсюда в любую минуту, но возврата ко мне уже не будет.
     Она стремительно встала  и слегка поклонилась. Затем она быстро оделась, и он отвёл её в комнату, издавна предназначенную для слуг...

2

     Уроки он давал перед ужином и не каждый день. Однажды ясным вечером учитель, расположившись на мягком диване в уютной гостиной, негромко произнёс:
     - Врождённые способности каждого человека изначально безграничны. Но их обязательно уменьшают надежды и мечты. Перестань, – и как можно скорее, – надеяться и мечтать. Несомненно, это более важно, чем умение в нужный миг отключить собственное сознание и прервать потоки своих раздумий.
     Он был облачён в сероватые просторные брюки и в сиреневую шёлковую рубашку. Обулся он в чёрные домашние тапочки.
     Она в голубом коротком платье уселась перед наставником на берёзовый стул и нескромно похвасталась:
     - Своё сознание я, – благодаря вам, – уже научилась отключать…
     - Я знаю, – размеренно и спокойно промолвил он, – однако этого мало. Ведь в своих мечтах и надеждах живёшь вовсе не ты, а те, кто беспрерывно возбуждает их…  и зачастую во вред тебе… Вспомни свои мечты и надежды… Они ведь были только о твоих блистательных успехах в сонме людей… о похвалах, богатстве и славе… О безмерной власти и плотском блаженстве… 
     - Да, – порывисто отозвалась Клэр, – но без услад неимоверно трудно. А вы неумолимо и жестоко отказываете в утехах вашей покорной ученице. Почему вы доселе не спите со мной?.. Ведь вы не настолько дряхлый, чтобы не желать меня. Опытную женщину в таких делах не обманешь. И я не скрою, что иногда я сержусь на вас...   
     - Я знаю о твоём порочном и пошлом гневе. Но я желаю, чтобы ты обязательно постигла очень важную сущность. Она такая... Непрерывная и сильная злоба обязательно разрушает в каждом человеке основные свойства его изначальной личности. И тогда многогранная и сложная личность необратимо подменяется своекорыстным и дикарским инстинктом. Выбирай: кем ты хочешь быть?.. Разве ты готова быстро обратиться в примитивного и жадного зверя?.. Но если намерена ты сохранить в себе остатки человечности, то немедленно усмири свой бестолковый гнев...
     Она недоверчиво усмехнулась и ответила лукавым вопросом:
     - Неужели ради отвлечённых рассуждений вы способны отказаться от реального, острого и совершенного доступного удовольствия?..
     Он с явным интересом поглядел на её возбуждённое лицо и из научного любопытства решил многозначительно промолчать. И она без помехи искушала своего проницательного и умного наставника:
     - Вы только прикажите, и я проворно разденусь. И моя бурная страсть будет  неподдельной и искренней... Не сомневайтесь в этом. Без моей загадочной любви к вам, исчезла бы я отсюда… Возьмите меня… воспользуйтесь…
     Он серьёзно и вежливо спросил:
     - И какая же странность возникла в твоей любви?
     И Клэр возбуждённо и доверчиво высказалась: 
     - Я в этом доме – словно в бреду. Но бред во мне сладострастный и нежный! Мне часто мерещится, что незримые и нервные токи наркотически будоражат меня… И я молюсь им… Поклоняюсь той безмерной бездне, которая их излучает!.. Я различаю тайные очертания вещей. И я воспринимаю вас непререкаемой и всевластной судьбой, ниспосланной мне свыше... И я желаю, чтобы и мою скромную особу воспринимали точно так же... И разве не будет мне бесконечно приятно ублажать ласками собственную судьбу?..
     Он глумливо предостерёг её:
     - Но взяток судьбе не дают. Отвратительна ей банальная мзда, пусть даже несказанно сладостная...
     - Но я уже далека от пошлой банальности!.. А вульгарность мне претила всегда... Разве обычная красотка осталась бы у старца на положении батрачки? Неужели у вас были женщины, подобные мне?!.. Согласитесь, что я – не вполне обычна…
     Он серьёзно и мягко прервал её:
     - Я не спорю: ты – забавная редкость. Но похожа ты на мою давнишнюю подружку, которая ещё в незабвенной юности канула в небытие. Она искала знаний, которые прельщают и тебя. Но разве тебя не устрашает её погибельный рок?
     - Э!.. – и она беспечно махнула рукой, – трудно меня запугать. Пожалуй, я не боюсь даже смерти. Однажды меня едва не убили за мои финансовые проказы. Я молча стояла перед бесшумным пистолетом заправского негодяя и с кривой ухмылкой размышляла в истерике: страшно мне или нет?.. И я решила, что нет, я не боюсь… Меня охватило любопытство… Он явно колебался, его бесила моя нервическая усмешка… Именно она позволила мне удрать… А вскоре его застрелили бандиты, у них – свои расклады и счёты…
     Он долго смотрел на неё, а затем с уважением признался:
     - Я сейчас невольно поверил тебе… и в правдивость этой истории…
     Она благодарно и порывисто молвила:
     - Учитель! У меня теперь нет нужды обманывать вас. До извращённости откровенная исповедь неимоверно приятна…
     Но быстрым жестом он прекратил её излиянья:
     - А сейчас внимательно слушай, – размеренно произнёс он. – Чрезмерные страсти обязательно коверкают разум обычных людей. Но без желаний невыносимо скучно... а порой даже тошно... Я обучу тебя древним приёмам, которые избавят рассудок от влияния страстей, вожделений и чувств... И твои возможности несказанно возрастут… Однако личность утратит цельность… У тебя появятся ипостаси, как у Святой Троицы…
     - А я не боюсь, – хрипловато проговорила она, – ведь Святая Троица – всесильна…
     - Вскоре мы разовьём столь интересную тему, – тихо пообещал Лыков и медленно встал с дивана. Она вскочила со стула и слегка поклонилась. Из гостиной они вышли вместе...

3

     Ночью он в тёмной и длинной хламиде медленно вошёл в уютную и чистую каморку заметно возбуждённой ученицы и уселся возле белой постели на жёсткий и крепкий стул. Обнажённая Клэр неторопливо укуталась тончайшей вологодской простынёй с причудливой кружевной каёмкой и выжидательно-томно оперлась на левый локоть. И постельное бельё, и Клэр слегка мерцали в лунных лучах...
     Он тихо, но внятно внушал:
     - Ты вскоре с истомой уснёшь. И в нынешнем сне непременно появится у тебя мистическая ипостась: лукавая и отважная рысь. Твой древний тотем!.. И отныне мистический зверь в твоём нутре заботливо будет впитывать в себя излишние эмоции, страсти и чувства. А твой разум в любых обстоятельствах будет оставаться невозмутимо-трезвым... И в придачу твоей ипостасью станет мудрая советница-смерть. И ты каждый поступок будешь теперь совершать так, будто он – последний в твоей жизни. Столь пристрастное отношение к собственным действиям неимоверно обостряет и ширит восприятие…
     - Но какая мне польза в таком восприятии? – нежно и вкрадчиво спросила она.
     - А разве ты не ищешь безграничной власти? – промолвил он, потирая руки. – Но любая власть всегда начинается с изменённого восприятия претендента на неё.
     Затем он хрипло и отрывисто повелел:
     - Спать!
     И Клэр непроизвольно уронила голову на широкую пуховую подушку, а затем, удобно распластавшись на мягкой постели, покорно заснула… С довольной, но угрюмой ухмылкой он вышел из каморки, притворив за собою дверь…
     Лунной и прохладной ночью Клэр увидела бесновато-яркие сны…
     Порочные и томные юноши сладострастно и извращённо ласкали Клэр, и она в их объятиях взбудоражено и нежно хихикала. Но вскоре появилась юная и бледная красавица в драгоценных чёрных кружевах и мановением холёных пальцев лишила охальников жизни. Их мёртвые тела вдруг сильно уменьшились в размерах, а затем превратились в кровавое и мясное крошево, которое быстро исчезло в пасти осторожной, но величавой рыси, возникшей из лунного света… А бледная красавица в ажурных кружевах кротко и тихо произнесла: «Теперь у тебя имеются три ипостаси: твоя человеческая личность, мистическая рысь… ну, и я – советница-смерть…»
     Остальные сны этой удивительной ночи не запечатлелись в разуме Клэр…
     Внезапно яркое сновидение исчезло, и в её сознании воцарилась бесшумная темнота… 

4

     Утром за завтраком, – а кушали они, одетые в синие шёлковые брюки и чёрные рубашки, овощной салат, бараньи котлеты, и жареную осетрину, а потом с удовольствием пили крепкий душистый чай с облепиховым вареньем, – Клэр подробно поведала учителю о своем недавнем сне и почтительно осведомилась:
     - Какой сокровенный смысл вы прорицаете в моём сновидении минувшей ночи?       
     И наставник, смакуя горячий и приторно-кисловатый чай, неторопливо ей пояснил:
     - Интересный и вещий сон, о котором ты ярко рассказала мне, означает одно: твоя изначальная личность перестала быть цельной. У тебя появились ипостаси.   Но самые важные сны забыты твоим рассудком. Однако подсознание прекрасно их помнит... Все тайны мира заключены в твоём подсознании... Но секреты вселенной можно извлечь... с помощью особой, мистической нравственности... А подобной нравственностью ты ещё не обладаешь...          
     И Клэр завистливо спросила:
     - Неужели этой мистической нравственностью полной мере располагаете вы?
     Сытый и расслабленный Лыков иронично усмехнулся правым краешком рта и предельно откровенно высказался: 
     - Мистической нравственностью только извечный Всевышний обладает в полной мере. Но именно мистическая нравственность позволяет Господу и ведать, и постигать всё… И лишь нравственностью ограничен разум любого существа!.. Чем выше человеческая нравственность, тем совершеннее наша способность к познанию сокровенных истин… Давай изучим пример с тобою. От Бога или Природы ты получила несравненный ум. Но пороки заметно ослабили твой рассудок. Разве ты не поглупела от пошлой корысти и чувственно-непристойного блаженства?.. Правильный ответ очевиден. Изувеченный твоей безнравственностью разум довольно быстро увлёк тебя к преддверию уголовного процесса и тюрьмы… Исковерканное сознание жестоко отомстило за своё уродство…
     Она сокрушённо, но внятно прошептала:
     - Но я оказалась у вас…
     - Да, такое неожиданное чудо и впрямь случилось… И я не знаю: плохо это или хорошо?.. Для меня всё сложилась прекрасно... Я даром приобрёл ретивую и самоотверженную служанку. Но что именно здесь досталось тебе? Неужели только мои выспренние и назидательные речи?          
     На миг она отрешённо задумалась, а потом негромко, но порывисто произнесла:
     - Слова означают очень многое. Пожалуй, ради слов люди и живут... А выражаетесь вы изысканно и красиво. Ваша манера говорить меня неудержимо влечёт к вам. И порой мне чудится, что я стремительно умнею. Правда, от быстрого роста возможностей моего интеллекта нет ещё большого проку...   
     Неожиданно для самого себя принялся он размышлять вслух:
     - От разума и таланта не надо ожидать барышей... Каждый человек пребывает в рабстве у своих природных дарований... хотя порой бунтует против них... И норовит поскорее воспользоваться ими ради своей корысти... Наша жизнь принадлежит не нам... Наоборот, мы принадлежим своей жизни!.. Встретились мы случайно. Однако отныне наша нечаянная встреча господствует над нами, поскольку сурово обязывает нас достичь неизвестных нам результатов... Мы не ведаем, какими именно у нас получатся итоги... И каждый поступок, совершённый нами, налагает на нас увесистое и тесное ярмо, а зачастую и жестокое иго... А мы глупо воображаем самих себя властителями над нашими поступками и жизнью...
     Внезапно он поперхнулся, но вскоре вдохновенно, хотя и хрипловато продолжил:
     - Нужно повиноваться своим природным дарованьям... И упорно постигать причины своих поступков, совершённых в прошлом... Всё можно изменить, за исключением прошлого... и нашей врождённой сущности... И если вдруг нам почудилось, что мы смогли-таки переделать свою изначальную сущность, то необходимо нам безжалостно одёргивать самих себя, вспоминая об опасной и наркотической прелести иллюзий... А твоё шкодливое прошлое измучило твою изначальную сущность...      
     Клэр нахмурилась и кротко спросила:
     - Но какой же я родилась?.. С какими врождёнными качествами?.. И кто может знать об этом?
     Он улыбнулся и молвил:
     - Именно ты и знаешь... Ты постарайся сделать так, чтобы истина, скрытая в подсознании, проникла в рассудок.
     Она вкрадчиво и нежно проворковала:
     - Помогите же мне...
     И он учтиво обещал:
     - Сегодня ночью...
     Затем он медленно поднялся со стула и бесшумно удалился. Она же принялась быстро убирать посуду...

5

     Рутинное продолжение суток после сытного завтрака воспринималось внешне невозмутимым наставником и заметно взбудораженной ученицей нервозно-тягучим, но сладостным... Невольно воображали они, что случится с ними приближающейся ночью... В этот пасмурный день не удосужились они поменять домашнюю одежду, которая на них была с мрачновато-облачного рассвета...
     Проворная Клэр почти беспрерывно грезила, что её обнажённая и пылкая плоть замирает перед учителем в прохладной и лунной гостиной. А мудрый наставник, восседая в кресле, созерцает юную и млечную наготу... затем обнимает воспалённое тело... Но порой она, отрешаясь от наркотически-ярких иллюзий, спрашивала самоё себя: для чего она настойчиво добивается чувственной близости с ним?.. Разве можно назвать его силачом и красавцем?..
     «Конечно, всегда найдутся люди, которые внешне гораздо красивее моего пленительного колдуна, – возбуждённо размышляла Клэр возле высокого окна в просторной и на редкость богатой библиотеке. – Но в опрятной заскорузлости моего волхва я чувствую особое очарованье... И чудится мне, что если, наконец, благословенная сперма моего учителя вольётся вдруг в моё иссушенное лоно, то намного быстрее будет он раскрывать мне наследственные тайны, в которые я упорно стремлюсь проникнуть... Каждый мужчина подвластен изощрённому сексу... И я надеюсь, что я достаточно скоро начну-таки управлять моим восхитительным пестуном... Несомненно, что мои назойливые попытки соблазнить его означают мою корысть... Но разве важное дело можно удачно завершить без явной или потаённой корысти?..»
     «А Бог?.. – подумала она, – неужели и Он корыстен?..»
     И она с благоговением посмотрела на закатное небо, в котором уже не было низких и серых туч...
     Неожиданно её суматошное сознание переполнил назойливый поток вопросов и суждений:
     «Верны ли вдохновенные фразы моего наставника о мистической нравственности? Наверное, он всё-таки прав... Своекорыстие заметно ослабляет мой разум и, вероятно, делает мою чувственную и броскую внешность недостаточно привлекательной для того, чтобы соблазнить моего проницательного старца... Но способна ли я без всякой корысти искренне полюбить моего престарелого учителя?.. И разве не хочется мне поскорее превратиться в его законную вдову, а затем унаследовать его имущество и деньги?..»
     И вдруг она нервно и изумлённо поняла, что она отнюдь не желает от него материального и финансового наследства... А потом загадочным наитием она вдруг постигла, что без мудрого и необычного наставника будет ей безмерно скучно в земной и пошлой юдоли...
     Внезапно Клэр сокрушённо сообразила:
     «Мой разум сейчас бессилен разобраться в таинственных перипетиях моей сладострастной психики. Я должна всецело положиться на моего благородного волхва. По неизвестной причине я безгранично доверяю ему... Необходимо терпеливо и без докучных раздумий дождаться ночи...»
     А Лыков на тенистой веранде тихо и безмятежной дремал в старинной, но прочной качалке. Хозяин после вкусного обеда полностью обуздал своё от природы пылкое воображение и теперь не сомневался в безупречности своих грядущих действий, хотя и не планировал он заранее будущие свои поступки, полагаясь всецело на неизбежные порывы вдохновенного и мистического наития...

6

     Лунной ночью он хрипловато позвал её на просторную и душистую веранду, а затем неторопливо уселся в свою удобную и привычную качалку лицом к росистому саду. Клэр почти беззвучно, хотя и проворно расположилась рядом на высоком и жёстком стуле. Свою домашнюю одежду не меняли они с раннего утра, и поэтому дорогая и натуральная ткань на них была немного потной, а холёная кожа их слегка чесалась. Внезапно Клэр очень захотела поскорее раздеться донага, но не посмела она обнажиться без хозяйского соизволения. Вскоре наставник её задумчиво молвил:
     - Ты страстно желаешь, чтобы тайные истины из твоего подсознания я научил тебя перемещать в рассудок. Ты не прочь узнать, какой ты была изначально. Но известно ли тебе, почему новорождённые дети неистово вопят и плачут, покинув материнскую утробу? Да потому что они поначалу видят нашу окаянную вселенную настолько ужасной, какая она есть на самом деле... Реальный окружающий мир невыносимо страшен, однако нам описали его совершенно иным, и мы теперь свято верим в приемлемую иллюзию... И до кошмара мы боимся того, что привычное наваждение вдруг исчезнет...            
     - Вероятно, вы правы, – строптиво и хмуро отозвалась она, – но неужели вы сейчас допускаете, что я оробею? Поверьте: я не испугаюсь, если вместо козявок, бабочек и гусениц я внезапно увижу на деревьях и на садовых лужайках скопища легендарных драконов... А ведь накануне вы твёрдо и милостиво обещали мне советы и помощь.         
     - Хорошо, – негромко и насмешливо произнёс он. – Однако в таком деле нельзя обойтись без точных формулировок. Отвечай: какую именно информацию желаешь ты получить из собственного подсознания?
     И она без колебаний заявила:
     - Я сейчас намерена без промедления узнать, какой я была изначально.               
     - А зачем тебе это?
     - Я просто хочу и всё...
     Он искоса посмотрел направо и вдруг невольно залюбовался её классически-чётким профилем... А вскоре у Лыкова появились мысли, удивительные и неожиданные для него:
     «А ведь редчайшая красота её способна заворожить любого... Именно такой воображалась мне древнеславянская жрица... И столь прелестное существо служит мне совершенно бесплатно... Но чего именно она домогается от меня?.. Неужели она поверила в то, что вековые заповедные знания, о коих она мечтает, ей можно обрести лишь на моих уроках?.. Но зачем ей нужны мои наследственные тайны?.. Разумеется, ради непререкаемой власти... В мире ради безграничной власти совершается буквально всё... Но разве способен я одарить мою самоотверженную ученицу тем, чего она упорно добивается?.. Да, я, безусловно, могу... Иначе пришлось бы мне воспринимать самого себя, как отъявленного, но постыдно-мелкого жулика или пошловатого прохиндея. Но позорная роль мошенника претила мне уже в начальной школе. Плутовство мне от рождения не по нутру...»
     Она внимательно, хотя и мельком глянула на его неподвижное лицо и сразу заметила, что глаза учителя горделиво блистают... И вдруг она почтительно и нежно заговорила, и в её негромком голосе были исповедальные интонации...
     - Да, я невольно мечтаю поскорее перенять у вас и потаённые знания, и действенные приёмы. И, несомненно, вы уже прозорливо догадались, к чему я упрямо стремлюсь... Я хочу радостно почувствовать мою сильную, но сокровенную власть... А вот явная, карьерная власть в официальной государственной иерархии почему-то изначально не прельщает меня... Но ведь старательно и добросовестно осуществить мои давние и заветные чаяния можете только вы...
     - А почему ты решила, что в мире только я способен тебе помочь?
     - Потому что вы непоколебимо и искренне верите в эту свою способность... Любые сомнения в человеке я чувствую почти мгновенно... Я интуитивно различаю обман... Пожалуйста, вы не забывайте, кем я была до нашей роковой и благословенной встречи...
     - Поверь мне: о прошлых твоих приключениях и бедах я помню достаточно хорошо и даже со многими пикантными подробностями, поскольку в моём присутствии ты почему-то не таилась... и была предельно откровенной... Ты не стеснялась...
     Внезапно учитель загадочно усмехнулся и в истоме умолк, но затем он привычно и быстро сосредоточился. Она с удовольствием расслабилась на прочном и тяжёлом стуле. Вскоре Лыков монотонно и размеренно повелел:
     - Плотно закрой глаза и мысленно прикажи своему подсознанию: «Посылай и гони в рассудок сведения о моей изначальной сути». А потом немедленно отключи свой бдительный разум. После короткой комы вернись в обычное состояние.
     - Но разве это всё?.. – недоумённо поинтересовалась она. – Неужели так просто?
     Он сочувственно улыбнулся и внятно прошептал ей на ушко:
     - А ты попробуй... Ведь я поблизости... рядом с тобой...
     И она неторопливо смежила веки с длинными и густыми ресницами, и сразу вообразилась ей окружающая реальность в мерцании лунных лучей... А вскоре воображаемая картина стала неподвижной… Заученным приёмом Клэр отключила своё сознание и лихорадочно вздрогнула… Ощущение самой себя постепенно, но быстро исчезло; наступила искусственная кома…

7

     От своей искусственной комы Клэр очнулась только через четверть часа. Лыков с явным любопытством созерцал возбуждённое лицо ретивой и храброй ученицы, а та нетерпеливо и страстно пыталась найти перемены в собственном восприятии яви. Но заметных изменений своего восприятия Клэр не нашла, и вскоре она разочарованно, хотя и вежливо спросила:
     - И что же теперь вы прикажете мне делать?
     Он поощрительно ответил:
     - А ты сейчас задумайся о своей врождённой, изначальной сущности, как о банальном составлении меню по отечественным кулинарным рецептам. И ты начни немедленно размышлять вслух.
     И она с возрастающим вдохновением высказалась:
     - Меня изначально влекли познания и тишь. С детства я любила чарующий запах библиотек... Но глубокие познания и спокойную архивную тишину любят и дерзкие шпионы... Оказывается, что моя сокровенная сущность была от рождения чудовищно двойственной... Во мне ажурно и причудливо сочетаются потаённые пороки и строгое монашеское целомудрие... Наитием я отлично постигаю людей, но разум боязливо отвергает моё интуитивное понимание... Такова вкратце моя изначальная суть!.. И, значит, для меня не существует благоприятного исхода... Открылась мне, наконец, вожделенная истина...
     - Да!.. – торжественно и негромко согласился он, – всё абсолютно точно...
     - Неужели у меня появилась шизофрения? – с тревожной досадой, но внешне бодро и шутливо уточнила Клэр у своего напряжённого учителя...
     - Успокойся! Ты вполне здорова... Избавь мои натруженные уши от вздорных восклицаний!.. И тебе не надо сетовать на свою жизненную стезю, поскольку вечное Провидение капризно наделило тебя редчайшей возможностью выбирать и канву бытия, и карьерное ристалище. У тебя с младенчества имеется уникальное, эксклюзивное право выбора между добром и злом... Именно по этой причине тебя и томит врождённая двойственность. Обычных людей не обременяет это мистическое свойство... 
     Лыков умолк и расслабленно замер в своей качалке. Он был насуплен, озадачен и хмур... Клэр внимательно, хотя и быстро посмотрела на его неподвижное лицо и взволнованно молвила: 
     - Вы сейчас прозрачно намекнули на таинственное право выбора, данное мне от природы. Терзающий выбор между добром и злом! Воистину: жутковатая привилегия!.. Однако я давно подозревала в себе столь редкое качество... Я с детства верила в свою избранность. Но вера, даже истовая, отнюдь не означает подтверждённое опытом знание... А я отныне знаю... и твёрдо... Но проблем и вопросов меньше не стало... Я хочу знать: зачем?.. Я понимаю, что меня нельзя назвать форменной дурой, но ради чего Господь наделил меня излишне ясным рассудком? Разве не смогла бы я благополучно наслаждаться с менее сильным разумом?.. И главное: зачем я здесь?.. Почему могущественная судьба забросила меня в таинственный и старый дом?..   
     И в нервозном ожидании ответа она прервала свою почти истерическую речь...
     Вскоре учитель сказал пониженным голосом:
     - В этом уютном доме тебе необходимо постигнуть подлинную сущность добра и зла... Человек совершает злодеяние, если он перекладывает собственные мучения на других людей, продолжая вереницу зла. Но если до конца он вытерпел свои страдания, и, прервав на себе окаянную цепочку зла, не скинул, не возложил их на других людей, то он сотворил добро... Человек от природы добр, и он совершает преступные и непростительные деяния только из постыдного малодушия и под влиянием других людей. Но существует зло, которое человек способен простить самому себе... Возможность выбора между добром и злом означает свободу... Если ты обречена творить одно лишь добро, то, значит, у тебя отсутствует свобода. Однако и злодейство, если ты бессильна отказаться от него, означает рабство... Именно по этой причине даже святых угодников порой увлекают и зло, и жестокосердие, а отъявленные негодяи внезапно даруют милость... Ведь каждому человеку из врождённой тяги к самоуважению требуется постоянно доказывать самому себе, что он свободен... Имеется у людей такое изначальное свойство...
     И Лыков скорбно закрыл свои утомлённые глаза, а пытливая Клэр немедленно подметила, что он стремительно погрустнел. Через миг она доверительно и учтиво произнесла:
     - Во многом я согласна с вами. И теперь я хорошо понимаю, почему совершенно непроизвольно, хотя сурово и часто я наказываю самоё себя... Ведь ради приятного ощущения свободы необходимо творить зло. Но плохие и злобные поступки неизбежно ослабляют разум. Однако справедливая кара, смиренно возложенная на себя, возвращает рассудку силу... И вы сейчас помогли мне это осознать... Но сколь парадоксален и сложен мир!
     Искренние, но слегка заторможенные фразы усталого учителя сладостно поощрили её:
     - Формулировки твои воистину замечательны. И я, право, очень рад за тебя.
     И с быстрой улыбкой он печально вздохнул... Клэр, наконец, заметила телесную слабость его и благодарно проговорила:
     - Вы разбудили во мне целительный рой раздумий. Но вам сейчас необходим здоровый отдых. И я охотно и радостно провожу вас в опочивальню...
     И они неспешно покинули прохладную и лунную веранду...

8

     На свежей утренней заре у Лыкова в его измятой, но ещё белоснежной постели внезапно началась нервическая лихорадка, и он сипло и натужно позвал Клэр. Благодарная ученица в зеленоватом и лёгком платье заботливо потрогала правой ладонью высокий и бледный лоб своего изнурённого наставника и немедленно выключила бесшумные кондиционеры и всю систему охлаждения в доме… Медицинский градусник показал очень высокую температуру, и тревожная Клэр по мобильному телефону пригласила участкового врача.
     Осанистый, дородный и седовласый терапевт в белом костюме прикатил на импортной машине удивительно споро, поскольку издавна уважал своего маститого коллегу. Разговорчивый, но опытный и чуткий участковый врач аккуратно и внимательно осмотрел своего расслабленного больного и быстро поставил диагноз: старческая простуда… Пациент не спорил… Визитёр без раздумий выписал три рецепта, и сильно взвинченная Клэр учтиво заплатила ему крупными купюрами щедрый гонорар. Солидный врач почтительно и серьёзно посмотрел на её нахмуренное лицо, а затем, озорно подмигнув, уехал… Расторопная Клэр без промедления помчалась за лекарством в ближайшую аптеку и проворно доставила домой четыре упаковки зарубежных таблеток…
     В сумрачных и душистых сенях она неожиданно для себя прослезилась и слегка всплакнула... Сначала она опрометчиво решила, что в жаркой тишине роняет она скупые слёзы от благородной жалости к своему внезапно захворавшему учителю. Но вскоре Клэр изумлённо сообразила, что она скорбит о недавних и весьма основательных переменах в своей духовной сути...
     У Клэр появились неожиданные и, как ей почудилось, бесполезные мысли:
     «Беда украинцев заключается в том, что они из уважаемого русского народа с его поистине величайшей историей вздумали из жадности и глупости превратиться в иллюзорное племя, которое от сотворения мира не существовало на планете Земля. Для рассудка и человеческой психики эта диковатая метаморфоза заведомо невыносима... Но ведь и я чрезвычайно быстро превращаюсь в личность, не известную самой себе...»
     А потом после её вежливой, но весьма настойчивой просьбы Лыков, лёжа под тонкой и белой простынёй на правом боку в чистой и мягкой постели, натужно, хотя и быстро принял дорогое импортное лекарство и с явным удовольствием запил кисловатые таблетки цветочным ароматным чаем из серебристо-розовой фарфоровой чашки. Затем недужный и телесно слабый наставник смиренно и тихо попросил:
     - Пожалуйста, посиди со мною… возле кровати… И внимательно послушай хилого, но честного человека...
     И она охотно и проворно расположилась рядом с ним на высоком и резном стуле…
     Лыков неторопливо высказался:   
     - Я отнюдь не простужен. Мою нервную лихорадку вызвала ты, но я чрезвычайно этому рад. Я теперь совершенно уверен в том, что ты с самого рождения способна подпитывать самоё себя энергетикой обыкновенных людей. Такое свойство воистину драгоценно, хотя вампиризм считается злом. Но природу изменить нельзя. В человеческой среде извечно обитают хищники и жертвы... Но только хищные особи иногда имеют врождённые способности творить… И если художник или мыслитель, поддаваясь несуразному мнению толпы, начинает вдруг воспринимать самого себя милосердным гуманистом и даже блаженным добряком, то он малодушно обманывает собственный разум и со временем обязательно теряет свой врождённый творческий дар…             
     Она возбуждённо, хотя и с явной грустью спросила:
     - Неужели не бывает иначе?
     И он хрипловато и безжалостно заверил её:
     - Уповать на другую ситуацию недопустимо глупо.
     Она незаметно вздохнула и рассудительно молвила:
     - Качества хищника у меня, безусловно, есть. И дурманное влечение к творчеству я смутно в себе ощущаю. Но я доселе не ведаю, что именно я должна сотворить в мирской юдоли... И неужели я повинна в болезни вашей?.. Но я безоглядно и истово верю вам... Теперь мне хочется поскорее искупить вину...
     И Лыков негромко произнёс:
     - Пожалуй, твоя прямая вина отсутствует в моей нечаянной хворости. Ты всегда поступала со мною предельно честно. Но в процессе твоего обучения наблюдается любопытный эффект...
     И она озабоченно поинтересовалась:
     - Какой?
     И он с готовностью пояснил:
     - Во время передачи тебе заветных и потаённых знаний я быстро и необратимо теряю жизненные силы. Ты неожиданно оказалась более могучим хищником, нежели я. И ничуть я не сомневаюсь, что ты, драгоценная умница, любишь меня преданно, искренне и страстно. Но, пылко любя своего престарелого учителя, ты неосознанно воспринимаешь меня беззащитной и вкусной жертвой, которая уже готова к насыщению твоего извечно голодного нутра...
     Внезапно эти правдивые, но безмерно горькие для её наставника фразы чрезвычайно ей польстили, и она не сумела скрыть постыдное чувство своего пошловатого самодовольства. Горделивый, хотя и нервозный оскал непроизвольно появилась на её напряжённом лице, и Лыков лихорадочно содрогнулся...
     А Клэр вдохновенно размышляла:
     «Значит, я от природы более могущественный хищник, нежели он... Бесполезно себя обманывать: это приятно... Но что же теперь мне, окаянной, делать?.. Неужели я должна отказаться от его заповедной... и даже эксклюзивной науки?.. Проще выражаясь: допустимо ли получить безграничное, хотя и тайное влияние на людские чувства и помыслы ценой изуверского лишения жизни близкого... и уже почти родного человека?..»
     Лыков неожиданно для себя успокоился, а потом ему вдруг подумалось:
     «Она, несомненно, колеблется. У неё теперь появилась ужасная дилемма... терзающий выбор... Достойно ли для редкой умницы извести своего благодетеля до смерти ради обретения от него сокровенных методик?.. Однако есть и более общая проблема: допустимо ли исследователям во имя процесса познания соглашаться на человеческие жертвы?.. И ещё... Разве дозволено Богом утащить бесценные плоды научных озарений в сырую могилу, не передав накопленные истины верным ученикам?.. И хочу ли я утаить от элитарного сообщества собственные открытия... даже если передача полных сведений о них стремительно приблизит мою кончину?..»
     И они печально и пристально посмотрели друг на друга...
     Вскоре он попросил её:
     - Пожалуйста, дай мне заснуть. И к вечеру приготовь густой куриный бульон с кореньями и грибами.
     И она задумчиво и бесшумно удалилась из его душноватой опочивальни... 

9

     Клэр на просторной и чистой кухне неторопливо резала длинным ножом охлаждённое куриное филе и свежие овощные ингредиенты к наваристому вечернему супу. Во время своей аккуратной стряпни нервозная Клэр, довольно сильно взбудораженная недавней беседой с хворым Лыковым, благородно решила, – ради сбережения здоровья и жизни своего наставника, – отказаться от дальнейшего обучения волховским приёмам. А затем умилённая собою Клэр донельзя возгордилась высоконравственным своим порывом.
     Но Клэр отнюдь не понимала того, что вдруг удалось ей обмануть не только свой рассудок, но и собственное подсознание… У неё появилось неосознанное чувство, что её самоотверженный учитель даже от лютого страха перед смертью не прервёт череду своих уникальных и весьма полезных уроков… И внезапно Клэр начала совершенно искренне воспринимать саму себя, – даже в подсознании, – несоизмеримо более благочестивой, чем была она в действительности...
     Ведь Клэр хорошо запомнила изречения своего учителя: «Лишь нравственностью ограничен разум любого существа... Чем выше человеческая нравственность, тем совершеннее наша способность к познанию сокровенных истин...»   

10

     Неожиданно в уютную городскую усадьбу вернулся участковый терапевт, и слегка удивлённая этим Клэр пригласила его на кухню, где уже закипал ароматный вечерний суп. Одутловатый гость в белом костюме, отдуваясь и пыхтя, уселся на тяжёлый и резной стул; затем учтивый и солидный врач негромко, но веско сообщил:
     - Во время утреннего визита я позабыл вам представиться. Меня именуют Владимиром Лукичом Липским... Пожалуй, я поставил ошибочный диагноз. И сюда я примчался, чтобы поскорее отменить опрометчивый курс лечения. Ведь номер вашего сотового телефона не был у меня записан...  Пациент не простужен... и я не сразу это понял... Его лихорадка имеет нервический характер. Значит, можно немедленно включить систему охлаждения в замечательном вашем доме... И прекратите давать ему лекарства, назначенные мною второпях... А, кстати, я доселе не ведаю, как величают вас?
     - Зовите меня Клэр, – быстро проговорила она и, выйдя на минуту в сумрачные сени, включила там систему охлаждения всех помещений в доме. Доктор моментально почувствовал струйки умеренной прохлады и облегчённо вздохнул... Клэр возвратилась на просторную кухню и деликатно поинтересовалась у визитёра:
     - Приятно ли вам теперь? 
     - Да, вполне, – ответил он, кивая благодарно и барственно... И вдруг он исподлобья посмотрел в её лучистые тёмные глаза...
     Она не отвела взора и вкрадчиво пожурила докучливого гостя:
     - Ваша нерадивость в лечении могла оказаться опасной...
     Но толстый медик отнюдь не смутился и внятно, хотя и тихо произнёс:
     - Я не сомневаюсь, что вы ласково и заботливо навязали нашему больному все предписанные мною лекарства. Было среди них и заморское снотворное, запатентованное совсем недавно. Это средство хорошо избавляет от депрессии. Я применил его на всякий случай... Глубокий и благодатный сон уважаемого пациента продлится ещё около часа. Мы можем откровенничать совершенно спокойно...
     И она, хлопоча возле чёрной газовой плиты, полюбопытствовала с нарочитой гримасой полного безразличия:
     - А что же именно намерены вы сейчас обсудить?
     И она притихла поблизости от высокого окна, а Липский, неожиданно даже для самого себя, заговорил без околичностей и утайки:
     - Вы сегодня всучили мне слишком большой гонорар. Обычно мои легальные услуги оцениваются на порядок дешевле. Несомненно, вы тонко дали мне понять, что искусная лекарская помощь потребуется в этом доме и впредь... Послушайте!.. – воскликнул проницательный доктор и вдруг поощрительно улыбнулся левым краешком рта, – разве моё предположение о том, что вы всерьёз вознамерились до последней нитки обобрать своего одинокого и квелого нанимателя нельзя считать вполне обоснованным? Неужели оно абсурдно и несуразно? Отнюдь!.. Но вам, наверное, претит чрезмерно долгое ожидание барышей?.. Хотя нельзя исключить, что вы ещё не до конца сформулировали в своём лукавом рассудке эту весьма предосудительную цель, охмуряя себя страстным желанием получить от капризного чистоплюя легендарные познания о воздействии на человеческую личность...
     Неожиданно Клэр учтиво его прервала:
     - Но я не сомневаясь, что сокровенные знания – не блеф... И они – вовсе не миф...
     Липский согласно кивнул головой, а потом иронично и беззастенчиво сказал:
     - Действительно, методика гипноза вашего покровителя обладает завидной эффективностью... Я давно и близко с ним знаком. Он часто был со мною вполне откровенен, однако своим загадочным приёмам Лыков не учил меня, хотя неоднократно я рассусоливал ему о горячей своей мечте стать его подмастерьем. Но мои потуги были тщетны... А вот вас заботливо и ласково он приголубил, как доверенную и любимую ученицу... Но в бескорыстие ваше люди не верят... А бдительных соседей трудно угомонить... И я не верю в ваше интеллигентское благородство, вопреки бесспорному вашему обаянию... Вы, несомненно, намерены официально женить старика на себе и стать его единственной наследницей по закону... А после брачной бюрократической процедуры... ну, зачем вам нужна его долгая жизнь?.. Неужели вы не понимаете мои прозрачные намёки?..
     Она прикорнула на тяжёлом табурете и сдержанно ответила:
     - Естественно, вздорные сплетни обо мне почти неизбежны. А болтливых кумушек не унять. Но клевета и облыжные наветы не будут определять мои характерные свойства... Подлинную правду о сущности моей натуры постигла только я. И в этой правде нет ничего скабрезного. Мне не зазорно жить... И я вовеки не обращусь к вам, приватно и келейно, за ядовитой пилюлей... Или за отравленным порошком... И не пытайтесь меня шантажировать... Зряшное, бестолковое занятие...
     Он задумчиво улыбнулся и молвил:
     - Я, пожалуй, поведаю вам о последствиях нашей беседы. Уже сегодня вы усомнитесь в самой себе. И незыблемая ваша вера в благородство собственных намерений будет основательно поколеблена. Подумайте сами: если все люди воспринимают вас плохой, то зачем вам оставаться хорошей?.. Особенно при очевидной выгоде от подлых и нечестивых поступков... Я чрезвычайно доволен, поскольку я нынче посеял в вас до крайности привязчивые сомнения, которые вскоре начнут вас рушить... Вы постоянно будете размышлять: «Неужели я постепенно превратилась в гадкую и бесстыдную тварь, а мерзость моих истинных желаний и целей ещё не осознана мною?..» Жутковатая тема...
     И он скрытно развеселился, заметив, что она непроизвольно вздрогнула. А затем почти беззвучно он пробурчал:
     - Клюёт, зараза...
     Она медленно встала и заторможенно выключила газовую плиту. Он с явным вожделением вдохнул запах аппетитного супа...
     Она тревожно предложила:
     - А сейчас давайте поскорее простимся...
     При своём уходе врач вальяжно известил её:
     - В нашем очередном свидании я отныне не сомневаюсь...
     Она рассеянно, хотя и вежливо проводила гостя на высокое крыльцо, а потом бесшумно и плавно направилась в опочивальню хворого хозяина дома...

11

     Больной хозяин усадьбы уже проснулся, но глаза его были закрыты... Лыков не услышал, но почувствовал осторожное приближение своей ученицы. И появилась у наставника весьма приятная мысль: «Моя рачительная питомица усердно радеет, печётся и бдит...»
     Наконец он широко раскрыл мутноватые глаза, и заботливое выражение её лица доставило Лыкову несказанную и заметную радость. Он торопливо возвестил:
     - Я уже совершенно здоров. Лекарства мне хорошо помогли. А приятные сновидения меня освежили...
     Она деликатно расположилась на краешке его кровати и размеренно произнесла:
     - Участковый врачеватель соизволил нанести вторичный визит. Скрупулёзный доктор, мол, честно признался в ошибочном диагнозе вашей болезни... Вы отнюдь не простудились... Докучливый и хитрый терапевт на меня произвёл до крайности плохое впечатление... Теперь мне досадно, что впопыхах не удосужился он выписать вам новые рецепты... Извольте меня извинить, но я не успела его принудить... Он торопливо улизнул... почти удрал...
     Лыков иронично усмехнулся и прерывисто сказал:
     - У моего оригинального приятеля всегда были загадочные и странные мысли... И я не понимаю, как в нищей районной поликлинике сумел он основательно разбогатеть... Его микстурами я пользоваться больше не буду... А ты, пожалуйста, прими искреннюю благодарность за  бескорыстную заботу...
     И она растроганно и церемонно проворковала: 
     - Огромное вам спасибо за милостивую признательность вашу... Я, право, очень испугалась за вас...
     Внезапно ей подумалось:
     «Неужели он поглупел?..»
     Но мысленно Клэр почти мгновенно одёрнула себя:
     «Рассудок его остался безупречным... А мне опасные и вредные иллюзии не нужны...»
     Потом она заинтересованно проговорила:
     - Вы ненароком признались мне, что сегодня радостные и, наверно, пророческие сновидения вдруг освежили вас. И что же именно вам приснилось?
     И он с удовольствием поведал ей:
     - Приснился мне старинный и запущенный сад, где вместе бродили мы по его извилистым аллеям. А в прозрачной дымке тускло золотились росистые листья и вечернее небо. И в беседке над голубой и узкой рекой мы пили из хрустальных сосудов холодное шипучее вино... и даже теперь я помню его дивный букет... Внезапно из лучистого тумана возник поблизости привлекательный юноша в серебристом хитоне и учтиво возвестил нам, что удостоились мы вечного блаженства в раю... И со сладостным потрясением я проснулся... и вскоре я увидел твоё замечательное земное лицо...
     И вдруг она почувствовала, что непроизвольно она слегка прикусила свою нижнюю губу. Он сразу заметил это и с ласковой тревогой спросил:
     - Ну, и что с тобою творится? Неужели ты не рада?
     Она задумчиво отозвалась:
     - Я невольно завидую вам. С детства не посещали меня приятные сны... А наяву жирный и потный участковый врач бесстыдно намекал на шальные материальные выгоды после вашей скорой кончины... Упорно убеждал меня, что никто не поверит в моё искреннее бескорыстие...
     И Лыков в измятой постели вдруг раздражённо приподнялся и, тяжело опираясь на правый локоть, сказал:
     - Значит, он бессовестно искушал тебя. Решил он, чёртов хапуга, на имущество давнего приятеля посягнуть... Однако ты не поддалась нагловатым посулам... Но почему он осмелился рядом с тобою нахально разглагольствовать на столь крамольную тему?
     И он пытливо посмотрел на Клэр...
     Но его наперсница, не тушуясь, выдержала его настороженные взгляды, а затем убедительно объяснилась:
     - Он болезненно завидует вам. Несомненно, ему в минувшее время безжалостно изменяли, и теперь он мучительно желает, чтобы предали и вас. В придачу ему страстно захотелось меня уподобить себе... А это было бы для него несказанной усладой!.. Однако внушать он умеет мастерски, и я почти не сомневаюсь, что его богатые пациенты частенько упоминали в своих завещаниях его окаянное имя. И втайне морфием он торгует... к гадалке не ходи... Ваш лекарь мечтает, чтобы я превратилась в патологическую дрянь, подобно ему... Ведь уподобить другого человека себе – это несравненное удовольствие...
     Он загадочно улыбнулся и слегка смущённо попросил её:
     - Пожалуйста, позволь мне одеться.
     Она послушно вскочила с краешка его кровати и предупредительно сообщила:
     - А я сервирую ужин.
     Потом она порывисто, но беззвучно покинула спальню... Он стремительно поднялся с постели и пружинисто подошёл к узорному платяному шкафу...   

12

     Обрядился Лыков в шёлковую одежду: черную рубашку и белые брюки; домашняя обувь была у него сероватой и мягкой... А вскоре Лыкову очень понравилось его собственное отражение в трюмо; он даже почтительно улыбнулся самому себе и, погладив жёсткую щетину на правой щеке, уселся в глубокое кресло супротив неприбранной постели.
     А потом изрядно проголодавшийся Лыков неожиданно для себя серьёзно и глубоко задумался о странных происшествиях в наследственной усадьбе, и его прерывистые мысли оказались тревожны...
     «У меня сегодня нечаянно появилось чувство, которое возникало в раннем детстве перед началом дворовых и уличных драк... Ещё мальчуганом я понял, что главное в драке – это умение не жалеть самого себя... Воистину, великое свойство... Подлинная беспощадность к самому себе порождает безупречные решения и дарует неустрашимому телу внезапное знание жесточайших и секретных приёмов рукопашной схватки... И рыхлое тело без череды упорных тренировок вдруг начинает бессознательно действовать, как чемпионские мускулы и суставы... Все удары, способы и броски озверелой борьбы изначально сокрыты в нашем подсознании... А разум при необходимости обретает поразительную ясность...»
     В косых закатных лучах Лыков непроизвольно и судорожно напрягся, и его раздумья стали лихорадочны... 
     «Чего же именно домогается моя ретивая ученица? Несомненно, она мечтает поскорее постигнуть наследственные тайны внушений наяву и гипнотического транса. Резвости и воли у неё хватает... Но зачем ей требуются старинные секреты волхвов?.. Она старательно и часто уверяет меня, что в уютном жилище моём вдруг захотелось ей обрести предельную нравственность. Но разве для высокой морали и святости необходима методика криминального гипноза?.. Клэр упорно и вкрадчиво предлагает мне упасть в её искусительную постель. Прозорливая и лукавая женщина наитием понимает, что интимные забавы с нею превратят меня в жалкого и безотказного раба... Но теперь и я догадался об этом... И пора, наконец, моему интеллекту решительно раскусить прелестное, но странное существо...»
     Он расслабился в кресле и мысленно приказал своему подсознанию: «Пусть у меня появится полная беспощадность к себе». Затем он привычно отключил свой разум...
     А через четыре минуты Лыков непроизвольно вернулся в своё нормальное состояние. Он стремительно поднялся и, по-звериному встряхиваясь, пошёл на ужин в столовую... 

13

     А в это время известный в городе врач Владимир Лукич Липский, заперев машину в собственном капитальном гараже, смаковал за синим пластмассовым столиком красное холодное вино... и тревожно щурился на тенистой площадке возле уютного летнего кафе. Объёмный бокал и запотевший винный графинчик были из северного искусственного хрусталя... Кафе удобно располагалось поблизости от нового двухэтажного дома, где Липский недавно купил просторную и светлую квартиру. Теперь Владимир Лукич аккуратно выплачивал долг по ипотечному кредиту.
     Липский за бокалом дорогого крымского вина размышлял о Клэр... Упорно и нудно он уверял себя в том, что втайне она не терпит престарелого Сергея Васильевича Лыкова и бесстыдно намерена ради корысти использовать якобы изрядно поглупевшего, но ещё весьма богатого владельца аристократической усадьбы...
     Опытный доктор Владимир Липский был бесспорным потомком древнего «столбового» дворянства и теперь из тщеславия гордился своим княжеским происхождением и документально подтверждённым титулом. Грамоту на дворянский титул нарисовала и выдала за немалые деньги в иностранной, конвертируемой валюте столичная генеалогическая палата... Но и Лыков по отцовской линии был не менее знатен... а мудрая и красивая мать Сергея Васильевича происходила из старинного языческого сословия. Именно дед с материнской стороны и был фактическим воспитателем юного Лыкова.
     В смутные годы после Октябрьской революции представители обоих знаменитых родов уцелели буквально чудом...
     Доктор Липский в белом костюме беспокойно и угрюмо размышлял:
     «Обманывать самого себя опасно и негоже... Я жгуче и нервно осознаю свой мучительный срам... но Лыкову я завидую с первой же минуты нашего знакомства... А теперь у моего заслуженного коллеги появилась изысканная Клэр... Его загадочные предки создали и сберегли для желанного отпрыска семейную усадьбу, а мне из наследия собственного рода не досталось даже полушки... А успешный Лыков обладает ценнейшей библиотекой... и галереей портретных раритетов... И однажды за рюмкой он вдруг проболтался, что у него сохранились подлинные рисунки, две картины и обширные рукописи Леонардо да Винчи... Колоссальная ценность... Исполинская сумма... И величайший, всемирный престиж... А мой даровитый сын и моя болезненно хрупкая вдова непременно будут обречены на позорную бедность... если я не порадею о них...»
     Озабоченный врач вальяжно хлебнул холодного десертного вина и начал обдумывать план своих конкретных действий:
     «Подружиться с Клэр необходимо... Мои неотразимые козыри в том, что насильственную кончину старика я могу искусно представить естественной... Я буду вдохновенно уверять прагматичную Клэр, что обеспечу ей абсолютную безнаказанность... А потом в награду я потребую справедливого раздела барышей...»
     И принялся доктор мысленно составлять её психологический образ...
     «Туберкулёзный... да ещё и венерический полицейский конфиденциально поведал мне, что отъявленной мошенницей она была совсем недавно. Мне дружески по электронной почте послали её полное компьютерное досье... Ведь смазливая служанка богатого Лыкова почти немедленно стала мне интересна... В бесстыдных аферах она проявляла редкое мастерство... и тонкую прозорливость... Интеллигентные, но слабые родители Клэр постепенно спились в разгаре экономических реформ... И теперь она принципиально чурается алкоголя... Но бывшей мошенницей оказаться нельзя. Прошлое всегда одолевает нынешнюю явь. Исключений я не знаю... Ханжество при уповании на солидные дивиденды, выгоды и бонусы слетает, как пыльная шелуха... Азартная Клэр бессознательно притворяется благостной монахиней и истово верует в собственную искренность. Однако я избавлю будущую сообщницу от вредных иллюзий... И сегодня я ввязался в этот захватывающий процесс...»
     Затем взбудораженный рассудок Липского услужливо подсказал:
     «Она вызывала врача по мобильному телефону. Значит, номер её непременно сохранился в электронном архиве нашей больницы. И я завтра узнаю из базы данных нужные мне цифры... Прогресс иногда полезен...»
     И Липский снова наполнил натуральным, хотя и приторным вином допитый до дна бокал... 

14

     Хлопотливая Клэр в вечерней столовой церемонно потчевала своего учителя душистым горячим супом с кореньями и грибами. Каравай пшеничного хлеба был ещё тёплым, а в хрустальном стакане Лыкова ярко краснело тягучее и в меру подогретое вино. Сама Клэр почти не ела...
     Лыков, наконец, насытился и, степенно пригубив искристое вино, ворчливо предложил:
     - Давай поговорим без околичностей, но чинно... в этом приятном сумраке...
     И она бесшумно и чопорно прикорнула супротив его на краешке антикварного стула. Лыков медленно и тщательно вытер ярко-зелёной бумажной салфеткой жирные и красноватые от марочного вина губы, а затем серьёзно и вкрадчиво сказал:
     - Моя земная жизнь завершится довольно скоро, и нынешний припадок подтвердил это. На бессмертие человеческих душ я не слишком полагаюсь, а единокровного наследника у меня нет. Однако священные, сакральные традиции моего старинного рода требуют передачи имущества, ритуальных предметов и заповедных знаний только одному и чрезвычайно близкому по духу существу... Разделить моё родовое наследство нельзя... ведь оно издавна считается феодально-жреческим и фамильным майоратом... Своей преемницей я выбрал тебя...
     И Лыков пытливо и пристально посмотрел на неё...
     Удивлённая Клэр привычным способом отключила своё сознание и далее беседу продолжала по наитию. В ответ Лыков услышал:
     - Я безмерно рада, но я колеблюсь. Я не хочу испортить отношения с вами. Согласитесь, что предвкушение богатого наследства может сильно исковеркать любую душу...
     - Неужели даже твою?
     - Не забывайте, кем я сюда пришла... почти уголовным элементом...
     И Лыков поглядел в окно... Действительно, появилась она из крайне порочной и зловещей среды...  И вообразился ему огромный воровской притон в колонном и факельном зале, где хмельная от шипучего вина и обкуренная гашишем Клэр весело и разнузданно щеголяла в узком и до неприличия коротком платье ярко-красного цвета. Её чёрные лакированные туфли на высоких каблуках оставляли кровавые и чёткие следы на грязном паркетном полу... А потом Лыкову внезапно пригрезилась её нагота. Золотистая кожа сладострастно лучилась и имела дурманящий запах... И Лыкову вдруг почудилось, что начинает он превращаться в лохматое мистическое существо с небольшими, но острыми рогами... И мысленно повторял он кощунственные фразы:
     «Если я теперь не жалею самого себя, то и прочим людям не обязан я даровать пощаду... Я нечестиво уподобился могучему и грозному Сатане, и станет Клэр моей любовницей и жертвенной ведьмой...»
     Но вскоре настороженный Лыков привычно обуздал своё диковато-буйное воображение и с лукавой сердечностью молвил:
     - Мы не будем сейчас долдонить о чести. И о благородстве талдычить мы прекратим... Ведь я давно не сомневаюсь, что люди способны буквально на всё. Настырно их подстрекает к череде ошибок самонадеянная глупость... Но отвага и сила твоего ума бесспорны... Ты очень многое получишь от меня: деньги, библиотеку, усадьбу, рукописи и картины. Я составлю формальное завещание, где не окажется другого имени, кроме твоего... В нотариальной конторе я зарегистрирую этот важный документ. И ты со временем станешь респектабельной и богатой дамой.
     Под влиянием наития она своевременно и льстиво пробормотала:
     - Ваши уроки драгоценнее всего...
     - Ты обязательно их получишь... по полному и древнему курсу... И будешь ты донельзя изумлена простотой методик, предназначенных для внушений наяву и эффективных манипуляций... Но именно в дивной простоте и сокрыты неимоверные сложности... и чрезвычайная опасность, поскольку искусительная власть желаний у каждого человека сильно зависит от его потенциальных возможностей. Но скоро твои возможности безмерно возрастут. И, значит, неизбежно и быстро увеличится вероятность того, что ты зарвёшься от своих необузданных влечений...
     И она, не смахивая длинными и тонкими пальцами слезинок искренней благодарности, умилённо и нежно отозвалась:
     - Благодарю за уместное остережение... Но хочется мне поскорее узнать причину столь невероятной щедрости. Почему же именно я?.. Будь я вашей любовницей, то меня не терзал бы этот заковыристый вопрос. И было бы всё совершенно ясно... Но от чувственной и полной близости со мною вы учтиво, но решительно отказались. А ведь взамен я могу вам предложить лишь самоё себя... Ответьте наконец без околичностей!.. И долой речевые увёртки... Я уже изнемогаю от поисков ещё недоступных ответов...
     И он охотно, хотя и напряжённо объяснился:
     - Поверь: я мучительно тебя хочу. И я вовеки не одарил бы тебя завидным наследством без моей невольной любви... Ну, зачем возиться мне с ненужным существом?.. Но после нашей телесной близости я уже не смогу противиться твоей непреклонной воле... Я чувствую это... Прости...
     И она удивлённо, хотя и сдержанно всплеснула руками. Он исподлобья глянул на неё, а потом басовито и строго продолжил: 
     - В юности у меня не появилось бы столь унизительной боязни... Но с течением времени наши вожделения и пыл заметно угасают... и в глубокой старости разум довлеет над совокупностью чувств... 
     И после короткой паузы он вдохновенно и внушительно сказал:
     - Меня сейчас посетило озарение свыше, и я вдруг понял, что человеческая жизнь основана на постоянном страхе... Однако далеко не всякий страх допустимо называть презренным... Зачастую страх парализует у многих обычных людей конечности, мускулы и волю, но без него не постигаются заповедные истины и божественные тайны... И разве не страху я обязан самыми дивными усладами в моей жизни?.. До начала моей врачебной карьеры довелось мне сражаться в составе специальных войск... И ты поверь: в дуновениях близкой смерти всегда проявляется Божественная нежность. Преображённый мир блаженно излучает несравненные краски, которые в банальном быте воспринимать нельзя. И пусть эти мистические краски не обладают особой яркостью, но они завлекательно и тускло мерцают; в них я почувствовал чарующий бархат... И теперь вздорная и пошловатая цветистость моего нынешнего прозябания беспрерывно кажется мне аляповатыми и жирными пятнами на плотной занавеске, которая скрывает от меня черты и линии подлинной жизни...
     Лыков плотоядно осклабился, а затем со скрытым раздражением он присовокупил:
     - Много раз в засаде я испытывал страх перед собственной гибелью. И наконец я постиг томительную сладость этого страха... Счастье великой любви заключается именно в страхе, который мы неосознанной испытываем от вероятности потери этого изумительного чувства. И мне бесконечно приятен собственный страх, порождённый твоей способностью прикончить и меня, и любого близкого человека после искренних твоих сожалений и нытья... Ведь готовностью умерщвлять порой наделяет и подлинная любовь...
     Клэр досадливо содрогнулась и напористо спросила:
     - Но почему вы вдруг решили, что я готова вас извести? И зачем составлять завещание в пользу будущего убийцы? Неужели вы намерены спровоцировать собственную ликвидацию?.. И разве мне свойственна патологическая жестокость?
     Он хищно усмехнулся и хрипловато произнёс:
     - А ты загляни безжалостно в самоё себя. Прислушайся к себе. Откажись от мысленных индульгенций... В нынешних обстоятельствах я не сгину только в том единственном случае, если ты постигнешь, что нравственно ты уже готова на моё убийство... Лишь тогда я умру естественной смертью...
     - Чудовищные бездны… – растерянно проговорила она.
     - За внешней оболочкой любого человека всегда существует бесконечная бездна... Однако люди даже не подозревают об этом...
     - Но я люблю вас...
     И он откровенно и сурово молвил:
     - Твоя любовь сильна и бесспорна. Но её красой и необычностью желаешь ты гордиться. Значит, необходимо моё величие. Ведь тебя болезненно уязвит неброская любовь к простому человеку... А истинное величие проявляется только в смерти. И ты непременно попытаешься помпезно декорировать мою преждевременную кончину...
     - Кошмарные утверждения!.. – обиженно и сердито воскликнула Клэр и вдруг невольно потупилась. 
     Его очередные фразы изумили и потрясли её:
     - Не возражай на правду!.. Я больше не сомневаюсь, что внутренне ты уже согласна со мною. И если бы сейчас я отказался от моей беспощадной откровенности, то обязательно случились бы с нами приблизительно такие события… – И Лыков иронично и нервозно вздохнул. – Ты неосознанно пожелала бы моей великолепной смерти... и громогласного, истерического ажиотажа по скорбному этому поводу: газетных интервью, телевизионных дебатов и экспертных дискуссий... Но странно: твоя восторженная любовь к моей ещё живой персоне возросла бы неимоверно. И ты бы искренне верила, что ты рачительно оберегаешь меня. И мы обалдели бы от нашей ночной взаимной страсти... Но твоё холёное тело, – независимо от разума, – постоянно внушало бы моей разнеженной плоти: «Умри, исчезни... и пафосной гибелью создай чрезвычайно лестный для меня общественный резонанс...» И я, – вопреки рассудку, – покорился бы тебе...
     - Бредни, – недовольно пробурчала она, но затем раздражённо подумала: «Отнюдь не бредни... не ошибается он...»
     И под влиянием своего непостижимого наития она виновато и прерывисто согласилась:
     - С безмерным стыдом я вынуждена признаться, что вы, несомненно, правы... Я, действительно, такова, какой вы сейчас меня обрисовали, и зачастую я не понимаю самоё себя... И если вдруг вы не простите меня, то будете правы... Я достойна вечного презрения... Поскорее наложите на меня беспощадную епитимью. Хотя и она не поможет... Я ведь желаю от вас неумолимо-жестокого возмездия!.. справедливой кары... и я, пожалуй, заслужила даже казнь... Вы не жалейте меня...
     Однако его негромкий и вкрадчивый ответ показался ей вполне дружелюбным:
     - Но доселе я не обрёл квалификацию и наклонностей палача. Угомонись и успокойся... Ты не отвергла мою оскорбительную правду. Обычные мещанки на подвиг такой не способны... И отныне я непоколебимо верую, что святое твоё раскаяние обеспечит мою полную безопасность... А сейчас в доказательство этой незыблемой веры я открою тебе фамильный секрет: я унаследовал от моих достойных предков подлинные картины, рисунки и обширную рукопись Леонардо да Винчи.
     И радостная Клэр широко раскрыла глаза, а тонкие ноздри её непроизвольно вздрогнули... Она внятно прошептала:
     - Вы обладаете бесценными и престижными вещами. Многие покусились бы на них...
     - Отлично понимаю это... Но доверяю тебе...
     - Благодарность моя невыразима... Однако надёжен ли тайник... или сейф?..
     - Обеспечена безупречная сохранность...
     Клэр ещё не осознала, какие искусительные слова она сейчас произнесёт ему, но наитием она вдруг постигла, что будущие фразы её окажутся ей чрезвычайно полезны. И она трогательно сказала:
     - А ведь нельзя назвать меня девственной... я с детства порочна... Меня извращённо совратили... Но постоянно гнездится в моём искусном разврате особая, пикантная сладость... Поверьте, что можно её уподобить редчайшим заморским специям... утончённым деликатесам... Я угощаю вас!.. Забудьте о моей душе и страстно осязайте тело... Многие настырно домогались его... рыдали, ползали и тряслись... А я, пресмыкаясь, умоляю нежно о милости: берите!.. И если не возьмёте, то я буду плакать... 
     И внезапно он ошеломлённо сообразил, что он боится своего доверия к ней... Но страх его оказался неимоверна приятен... Лыкова загадочно услаждала полная неопределённость: убьют его ради наследства или нет?.. И вскоре он понял, что Клэр удалось его соблазнить, поскольку его влечение к ней возросло наконец до полной неодолимости...
     И Лыков, бледнея, сообщил:
     - Я полагаю, что нынешней ночью решится для нас буквально всё.
     В густой и слегка золотистый сумрак проникала душистая свежесть... Лыков неторопливо поднялся и, хрустнув холёными пальцами, ушёл из столовой.  Клэр, вставая со стула, весело усмехнулась и привычно собрала посуду. А затем довольная Клэр степенно вынесла для мытья и полоскания старинную сервировку на просторную кухню...

   15               
               
     Порознь они включили яркие электрические люстры почти одновременно: на кухне и в гостиной. Затем он быстро обесточил систему охлаждения в доме и удобно уселся в гостиной на мягкий кожаный диван. Задумчивая Клэр на прохладной кухне тщательно мыла посуду... Своё сознание оба уже вернули в обычный режим работы...
     С удовольствием они размышляли о своей недавней беседе...
     Клэр не сомневалась, что победу в их словесном поединке одержала именно она. Ведь преображённый Лыков неожиданно обещал без проволочек оформить нотариальное завещание в пользу своей благодарной ученицы и доверчиво открыл фамильную тайну о творениях Леонардо да Винчи. Сведения о спрятанных шедеврах будущая наследница считала своим важнейшим достижением в беседе. А вдобавок радостная Клэр наитием постигла, что она сумеет, наконец, соблазнить своего покровителя этой ночью.
     Однако победителем в словесной дуэли считал себя и Лыков, который имел достаточные основания полагать, что удалось ему нравственно сломать свою смазливую и прельстительную наперсницу. Разве она не каялась – и очень истово и ретиво – в своих потаённых пороках и не просила за них свирепого наказания для неё?.. А в придачу у Лыкова вдруг появилась долгожданная уверенность в том, что его интимные отношения со своей ученицей не превратят его в безропотного и подлого холопа этой восхитительно юной особы...
     Потом внезапно ему подумалось, что именно его абсолютная беспощадность к самому себе, отважно и искусно вызванная им накануне, и послужила главной причиной нынешнего его успеха... 

16       

     Ночью Клэр проворно поменяла Лыкову постельное бельё. Затем она приняла контрастный душ. Под тугими и очень приятными струями она горделиво размышляла о своей способности быть фанатически верной собственному избраннику и благородному нравственному идеалу.
     В белоснежном и тонком халате она неторопливо, но уверенно вошла в серебристо-лунную спальню своего престарелого благодетеля. Нетерпеливый и обнажённый Лыков уже валялся в постели под светлой шёлковой простынёй.  Победно возбуждённая Клэр заученным движением сбросила с себя халат и томно замерла в нервическом ожидании перед очередным сексуальным партнёром. В сознании Клэр неожиданно замелькали странные для неё слова: «триумф», «трофей» и «анафема».
     Потом она ощутила себя молодой и удачливой хищницей, которая защищает немощного зверя из собственной стаи... Клэр с откровенным любопытством распласталась возле явно напряжённого Лыкова, и он жадно её схватил... Затем они изумились несравненному удовольствию, которым они одарили друг друга... Их движения были нежны и изощрённы, а оргазмы – всегда обоюдны...
     Наконец Лыков и Клэр в блаженном изнеможении улеглись на спину и разом закрыли глаза... Однако вскоре сладострастные любовники почувствовали сильную, хотя и смутную тревогу, и не удалось им понять её причину...
     А причина загадочной тревоги была в безмерности наслаждений, которые радостная чета вкусила этой ночью. Расслабленные Лыков и Клэр вдруг одновременно и неосознанно решили, что в их нынешнем положении столь бесподобная сладость объятий, соитий и чувственных ласк возможна только накануне смерти.
     Но сновидения со сценами пороков и извращений внезапно успокоили изнурённую эротическими утехами чету... 

Конец первой части

  Часть вторая

1

     Заслуженный доктор Липский оформил в администрации муниципальной поликлиники месячный отпуск для отдыха, моционов и поправления здоровья. И теперь каждое утро Владимир Лукич бродил натощак, до своего аппетитного завтрака по тихим улицам древнего, хотя и захолустного города. Солидный врач внешне казался беспечным, покладистым, довольным – почти до сытой умилённости – своим буржуазным прозябанием и невозмутимо спокойным.
     Однако муторные раздумья своекорыстного доктора Липского о спрятанных в затхлом и сыром подвале произведениях Леонардо да Винчи были поистине неотступны и подобны сущему наваждению.
     Липский не сомневался, что его загадочный коллега – удачливый психиатр Лыков – теперь отчаянно сожалеет о хмельном и бестолковом порыве откровенности, когда за рюмкой холодной водки в ночном весеннем ресторане посторонний врач вдруг неожиданно услышал о родовых и тайных реликвиях, сотворённых гениальным художником Леонардо да Винчи... Разве сам Липский теперь не досадует, – и довольно часто, – о событиях зимнего утра, когда он случайно проболтался о спрятанных поблизости шедеврах эпохи итальянского Ренессанса своей поднаторевшей в классическом искусстве жене, которая доныне компетентно и ревностно служит директором городского музея?.. Почтённую, милую и домовитую супругу известного в городе доктора Липского звали Марией Андреевной Стрелецкой. При оформлении законного брака она капризно сохранила свою старинную девичью фамилию... 
     Мария Андреевна была профессиональным искусствоведом со столичным дипломом и с детства обожала творчество Леонардо да Винчи. Она безупречно знала итальянский язык; она свободно говорила и читала по-французски... И она невольно, но фанатически страстно мечтала с недавних пор о хитроумном и дерзком захвате творений гениального живописца в её безраздельное владение...
     Поначалу ей патриотично мечталось об отъёме перлов искусства у наследного их владельца для торжественного привоза их на вечное хранение в местный музей. Но постепенно, хотя и довольно быстро она убедила самоё себя в неоспоримом нравственном праве на получение именно ею в личную собственность созданий фантастически дорогого мастера... И действительно: зачем натужно стараться ради общества, если можно достать лично для себя?.. Благородные разбойники дерутся и вертятся только в легендах и байках...
     И разве своими долгими трудами не заслужила она моральное право на изъятие – ради собственной пользы – художественных сокровищ?.. И неужели для обладания рукописью своего кумира нельзя на короткое время пренебречь достоинством, официальными актами и законом?
     Рост Марии Андреевны был немного выше среднего. Она имела истинно славянские черты породистого лица и русые волосы до плеч. Седина в её густых и слегка волнистых прядях была почти незаметна... Мария Андреевна сохранила молодую стать своей упругой фигуры и яркость голубых глаз; искусно пользовалась модной косметикой от прославленных зарубежных фирм, одевалось с отменным вкусом и стильно, а – вдобавок – великолепно стряпала по старинным кулинарным рецептам...
     Сослуживцы и гости доктора Липского после его домашних обильных застолий искренне твердили ему, что он заполучил себе не жену, а бесценный клад...
     Молодого Липского-сына родители нарекли Петром, и был он долгожданным ребёнком в их семье. Избалованный красавец весело проживал в столице и пытался стать дизайнером, художником и модельером. Значительных успехов и больших денег ещё не успел он добиться, но в элитарной тусовке и в художественно-артистической богеме он уже снискал завидную – для менее пронырливых его приятелей – известность...

2         
    
     Целую неделю после блаженного начала интимной близости Лыкова и Клэр бескорыстное и нежное сладострастие дурманило обоих... А в тёплую и тихую пятницу они с утра покатили на такси в нотариальную контору для оформления обещанного престарелым, но пылким любовником официального завещания в пользу своей молодой и прельстительной пассии... Лыков по окончании вкусного и обильного завтрака сам вызывал наёмную машину по своему домашнему стационарному телефону... В этот приятный и погожий день слегка возбуждённый Лыков оделся в солидный, хотя и белый костюм с сероватыми мелкими полосками, в голубую шёлковую рубашку, а затем обул светлые и мягкие туфли из телячьей кожи. Плетёный и серебристый ремень на брюках у Лыкова был искусно украшен чёрной и узорчатой пряжкой. Клэр тщательно нарядилась в зелёное короткое платье с кружевными оборками и с тёмным пояском для тонкой талии; обулась элегантная наследница в багряные туфли-лодочки на высоких и острых каблуках. Простая и по-монашески гладкая причёска у весьма довольной собою Клэр была теперь нарочито скромной, а макияж – неброским... В дорогих духах присутствовал пряный и терпкий запах ядовитой магнолии... 
     Рельсы и шпалы железной дороги издавна разделяли торговый южный город на две неравные части. Старый город, где были расположены древние особняки армянской купеческой знати, православные храмы, вокзал и просторный рынок, примыкал к неширокой, но бурной реке и занимал меньшую часть. Основную же часть занимали новые жилые районы, промышленная зона, личные садовые дачи, обширные территории кооперативных гаражей и ремонтно-транспортные пункты...
     Лыков негромким голосом остановил голубое такси и щедро расплатился с юрким шофёром сразу после скоростного спуска с капитального моста над железной дорогой. Лыков и Клэр сановито вылезли из удобной машины, и он предложил немного пройтись пешком. С невесёлой и ностальгической улыбкой он пообещал:
     - Я устрою для тебя короткую, но интересную экскурсию.
     Клэр учтиво наклонила голову и тихо произнесла:
     - А мне будет приятна совместная прогулка с тобой.
     И снова Лыков порадовался её обращению с ним на «ты». Доселе он сладострастно и трепетно привыкал к её интимной, но вежливой фривольности... Во время их степенного променада спутник увлечённо, хотя и грустно говорил:
     - А на пыльном этом перекрёстке стояла при социализме замызганная и дощатая пивная. Павильон поначалу не умел названия. Однако он всё-таки получил географическую кличку: «Колхида», поскольку однажды врезался в него испорченный грузовик с грузинским историческим наименованием... Была шумная и хмельная кутерьма... А потом суматошно и опрометью возвели тут кирпичное здание... для продажи импортного пива на разлив по кружкам... Легендарному заведению сохранили славное имя: «Колхида»... Я случайно очутился в алкогольном приюте у дороги; было в нём почти стерильно, но пиво оказалось дрянным... А наискосок размещался миниатюрный, но уютный парк, снесённый при реформаторском зуде... Здесь под тенистыми купами я спокойно готовился к весенней экзаменационной сессии. Здесь из фанерного синего киоска торговали бочковым кисловатым пивом. Здесь были сосновые крепкие скамейки, танцевальная площадка, читальня, тесноватый бильярдный зал и обшарпанный летний кинотеатр... А теперь на их месте высятся роскошные чертоги и стильные коттеджи... Былое и чинное благолепие стремительно заменили базары, балаганы, карусели и ярмарки...
     И слегка румяная Клэр, замерев поблизости от колючей, корявой и древней, но ещё удивительно пышной акации, взглянула на своего учителя и печально и нежно. Он перехватил её участливый взор и с неожиданной – даже для самого себя – циничной откровенностью сказал:
     - Да, мечтать о возврате борзой юности тщетно. А безвольное ворчание – непродуктивно. И я великолепно понимаю, что нахальный и старческий задор многие обыватели непременно сочтут потрясающе постыдным... Я уже вообразил кривые и гнусные ухмылки моих критиканов... Но я теперь намерен дать безграничную волю моей потаённой гордыне. И я постигну, наконец, мою подлинную сущность!.. Нынче я – храбр... я осмелюсь... и вскоре я славно позабавлюсь!.. Хотя, разумеется, я по давней привычке останусь и вежлив, и даже ханжески благопристоен... Всё свершится... увы... в рамках приличий...
     И она изумлённо пробормотала:
     - Я очень рада.
     Затем она тревожно взяла его под руку, и молча они направились к нотариальной конторе... Вскоре они свернули на старую и тенистую улицу, где было необычайно тихо. Узкая мостовая поначалу была ухабистой и булыжной, но потом они ступили на гладкий асфальтовый тротуар, по которому и дошли до нужного им кирпичного здания с цокольным этажом.
     Просторный офис модного и холостого юриста располагался поблизости от заботливо ухоженного сада главной городской больницы, окружённой весьма высоким забором из толстых металлических прутьев и увесистых опорных труб... От сноровистых санитарок и дипломированных врачей вела к успешному и матёрому нотариусу железная скрипучая калитка... Лыков и Клэр неторопливо вошли в контору...
     И сразу Клэр поразилась полному своему пониманию внутренней сути людей, которые в прохладном помещении либо нетерпеливо дожидались в короткой очереди приёма, либо суетливо лебезили среди клиентов и шастали по красным ворсистым паласам в извилистом коридоре. А деловито серьёзных посетителей и юркого служебного персонала, собранного здесь – едва ли не сплошь – из юных и смазливых девушек, было немало...
     На средине тесноватого приёмного зала озадаченная Клэр непроизвольно и порочно усмехнулась, а затем всецело предалась беспокойным раздумьям:
     «Я не сомневаюсь, что владелец здешнего заведения юстиции – отъявленный бабник с очень большими деньгами. И не просто развратник, но, вероятно, – пресыщенный извращенец и хлыщ. Но, впрочем, обаянием природа не обделила его... Расторопный плут и на редкость пронырливый щеголь... Но пошлому чванству и вздорной кичливости он всё-таки подвержен... И, наверное, склонен к феодальной надменности... И жизненные перспективы у него, пожалуй, мутные... Скромных деловых юбок и секретарши, и референты, и помощницы-вертихвостки здесь практически не носят... И Лыков обязательно учёл неординарные эти обстоятельства... Однако мы притащились именно сюда...  И отнюдь не случайно... Значит, у моего покровителя вдруг появилась таинственная цель, которую необходимо угадать... Нужна серьёзная аналитика...»
     Худосочная барышня почтительно и томно пригласила Лыкова с его прозорливой спутницей в персональный кабинет начальника юридической фирмы...
     Франтоватый, смуглый и слегка располневший юрист оказался совершенно таким, каким его вообразила Клэр... И вдруг её восхитила обретённая ею проницательность... Нотариус в официальном тёмном костюме и при сиреневом галстуке взирал на задумчивую гостью с явной и чувственной симпатией. Клэр заученно улыбнулась ему, и хозяин сумрачного кабинета задорно и нежно облобызал её холодные тонкие пальцы. Мужчины по-дружески, но весьма солидно обменялись долгим рукопожатием...
     Респектабельного юриста звали Казимиром Александровичем Потоцким. Он, согласно моде, относил себя к польской вельможной знати, гонимой великорусскими царями за бунты, мятежи и крамолу. Но его подозревали в тайном еврействе...
     Лыков церемонно и горделиво представил серьёзную и внимательную Клэр своему давнишнему знакомцу...
     И вскоре Потоцкий учтиво им предложил:
     - Пожалуйста, присядьте...
     А потом холёный и приторно душистый от дорогой парфюмерии нотариус первым расположился в собственном кресле. Гости неторопливо и с достоинством расселись возле массивного письменного стола из морёного дуба...
     Затем Потоцкий негромко и деловито обратился к будущим своим клиентам:
     - Чем я могу, друзья, услужить вам? Излишне вам докладывать о нашей строгой и безупречной конфиденциальности...
     И Лыков барственно, хотя и вежливо объявил:
     - Я отнюдь не собираюсь мои намерения и финансовые цели окутывать словесным туманом. Настало время без лицемерного витийства распорядиться родовыми ценностями, имуществом, сакральной реликвией и деньгами. Но есть и авторские права... И я не сыскал лучшей кандидатуры на получение наследства от моего старинного рода, чем достойная моя ученица по имени Клэр...
     И она со смущённым лицом почтительно наклонила голову...
     Потоцкий предупредительно уточнил:
     - Если я правильно понял, то вы завели деловую речь о вашем завещании...
     Лыков утвердительно и нервозно кивнул, но потом с неопределённой улыбкой он бессловесно замер на мягком и удобном стуле.
     Потоцкий с интересом посмотрел на красивую и слегка поникшую Клэр. И странно: этому лукавому и ушлому правоведу, который долго и успешно трудился ещё и адвокатом, стыдливое смущение будущей богатой наследницы показалось вдруг совершенно искренним. Потоцкий настолько изумился, что на мгновение даже оторопел...
     Но Клэр внезапно и пристально взглянула на поражённого юриста, и тот непроизвольно, но плавно потёр волосатыми и цепкими пальцами оба седеющих виска...
     Потоцкому чудилось, что его сокровенные мысли она читает благодаря загадочному наитию, и они не возмущают её. И вдруг юристу ненадолго стало удивительно приятно... А ведь ещё в раннем детстве научился он тщательно и беспрерывно оберегать собственные тайны от случайного или злонамеренного проникновения в них врагов, родственников и друзей.
     И хотя Потоцкому верилось, что она сейчас интуитивно постигает его раздумья, но унять свои лихорадочные мысли он уже не мог:
     «Она вполне меня понимает, но не гнушается мною... Именно Христос милосердно прощал окаянных грешников, если они раскаялись. Но неужели я готов к суровой епитимье?.. Ведь я почти не верю в Бога... А душа моя исцарапана... и гноятся на ней, – и давно, – фурункулы, язвы и раны... Скребёт и свербит в моём истомлённом сердце... Но почему я до рокового и судьбоносного знакомства с нею не чувствовал этого?..»
     И Потоцкий с болезненным любопытством принялся её созерцать... И вдруг она решила, что он деловое общение с нею считает Божественным знамением и знаком судьбы. А затем Клэр с непонятным для неё удовольствием подумала о том, что отныне юрист будет отчаянно, хотя и потаённо ненавидеть самого себя... И поразительно быстро крепла у неё мистическая и необъяснимая вера в собственную прозорливость...
     А Лыков неожиданно для самого себя обрывочно, но упорно размышлял о смерти, и воображалась ему церемония собственных похорон... Внезапно ему почудилось, что его вечный и бестелесный дух критически наблюдает за унылым слякотным кладбищем с небесных высей... Осеннее погребение было оскорбительно скромным. Накрапывал мелкий и косой дождь. Толстый верзила-священник в чёрной драповой рясе заметно озяб. Малочисленная траурная свита медленно передвигалась гуськом и беззвучно шевелила губами. Костлявый, сутулый и хмельной оратор сильно осип и беспрерывно кашлял... Лыков не помнил этого вздорного ритуального болтуна... Однако в искренности неизбывного горя пленительной Клэр бесплотный дух окоченевшего покойника не усомнился ни разу...
     И вдруг наяву задумчивое лицо неподвижного Лыкова выразило нежное умиление и тихую радость...
     Но через мгновение из рассудка Лыкова, Потоцкого и Клэр совершенно исчезла любая – даже отрывочная – память о мыслях, воображаемых сценах, прозрениях и чувствах, которые вдруг возникли после прихода странной четы почётных клиентов в персональный кабинет владельца юридической конторы... Но подсознание помнило всё...
     Сосредоточенный Лыков достал из бокового кармана и вальяжно отдал нотариусу  рукописный набросок своего завещания. Потоцкий быстро и зорко прочитал разборчивый текст на синеватой плотной бумаге и самолично отнёс  черновик для составления официального документа.
     Затем хозяин и гости выпили по чашке ароматного кофе... Шутили о местных нелепостях и забавных пустяках... Вскоре завещание было готово, и Лыков, оплатив немятыми и крупными купюрами высококачественную услугу, вызвал по сотовому телефону такси...
     Расставание было весёлым, но слегка напряжённым... Довольными казались буквально все... Коричневый конверт с экземпляром собственного завещания Лыков бережно засунул во внутренний карман своего пиджака...

3

     Рабочий день Казимира Александровича Потоцкого продолжался по образцово отлаженной процедуре, а усердные подчинённые строго соблюдали порядок и ведомственный этикет. Однако они заметили в скрупулёзном начальнике странную для него рассеянность... Было немудрено, поскольку сознание Потоцкого окутала тревожная и дурманная чувственность... А нынче он – в придачу к возрастающей влюблённости – интуитивно и на короткое время понял, что ему совершенно необходимо именно сейчас принять важнейшее для него решение, но словесно и чётко сформулировать сущность личной своей проблемы он, периодически раздражаясь, не смог.
     Изощрённая любвеобильность Потоцкого была хорошо известна многим его знакомым... ведь он почти не таил её... И даже гордился ею... И теперь он сладострастно полагал, что он отчаянно влюбился в Клэр... Изысканная красота её холёной и безупречной плоти, дескать, прельстила его...
     Но истинная – и вовеки непонятая им – причина внезапной его любви оказалась иной. Нервозную и страстную  любовь Потоцкого породила быстро и напрочь им забытая уверенность его в том, что загадочная Клэр мистически проникла в его сокровенную и постыдную сущность, но всё-таки милосердно и по-христиански не гнушалась им, – распутником, прохвостом и святотатцем.
     Его подсознание отныне воспринимало Клэр безукоризненно благодатной и полностью искупившей былые свои прегрешения угодницей Божьей, но разум запечатлел её неисправимой и дьявольски искусной блудницей...
     Эту раздвоенность нужно было срочно преодолеть... Неопределённость мучительно томила, смущала и морочила его, а чувства и перепутанные мысли в нём лихорадочно возникали и обрывались... И, наконец, в Потоцком после недолгой, но свирепой борьбы одержал сомнительную победу заражённый цинизмом разум... Ведь юрист уже привык беззастенчиво эксплуатировать женскую порочность...
     А потом у него появилась неизбывная и жгучая ревность... Ну, разве достоин замшелый, потасканный и дряблый психиатр обладать очаровательной Клэр?.. Ведь в личную собственность даже драндулет, пусть безнадёжно попорченный и ржавый не удосужился Лыков приобрести для своего усадебного гаража и теперь позорно катается, непутёвый, на чужих колёсах!.. И неужели Лыкова не срамят беспощадные издевательства над честными и добрыми диссидентами из эпохи Советской Империи?.. Ведь международный трибунал однозначно запретил эксперименты над людьми в сумасшедших домах... и психиатрических клиниках...
     И вдруг в зеркальном отражении своего беспокойного лица Потоцкий с большим изумлением заметил, что он плотоядно чмокает красными и пухлыми губами. А вскоре он обнаружил – с приятной эротической дрожью – своё несомненное сходство со знаменитым вампиром из иностранного кинофильма...
     И Потоцкий возбуждённо подумал:
     «Необходимо признаться, хотя бы самому себе, что в изуверстве над нахальными и вздорными диссидентами была своеобразная прелесть. Однако и суровую политическую целесообразность отрицать нельзя... Но Лыков, несомненно, упивался своей безграничной властью над больным обездоленным людом. Жестокий врач шутливо и весело созерцал искажённые пытками лица. А его пациенты трепетали и часто вздрагивали от бурных рыданий... Но, если быть честным, то хотелось бы мне оказаться в положении безжалостного психиатра... Юридическая карьера наскучила и постыла мне. А теперь мне постоянно мечтается о безудержной и преступной извращённости...»
     Но Потоцкий усилием воли вернул себе здравомыслие... Свои интриганские планы он разрабатывал в начальственном кресле...
     Толковые идеи до вечерних сумерек не появились у него... Но в полутёмной приёмной комнате Потоцкий по неизвестной ему причине внезапно решил, что для него будут чрезвычайно полезны искусно распущенные слухи о явном сумасшествии бывшего врача-психиатра и о хитрой мошеннице Клэр, которая сексом и насилием принудила очевидного безумца сочинить и подписать юридически ничтожное завещание...
     А мысленное резюме Потоцкого было на заднем крыльце таким:
     «Обольстительной Клэр непременно и скоро потребуется высококлассная адвокатская помощь, а наготове окажусь только я... И получу я нежную и самоотверженную  страсть в обмен на благородное моё бескорыстие...»
     И возбуждённый Потоцкий за рулём серебристого спортивного автомобиля азартно помчался в клубный ресторан со стриптизом и баром. Ночное фешенебельное заведение называлось «Речной трактир».

4

     В эту росистую, но тёплую ночь густые и низкие облака закрывали ущербную луну и звёздную бездну; было безветренно и немного душно... Высокие окна в уютной и тёмной спальне барственного владельца усадьбы были слегка и расчётливо приоткрыты, а стрекотание цикад не доносилось... Взаимные похвалы и комплименты сладострастной четы, лежавшей в удобной и чистой, но уже измятой постели, удивляли обоих искренностью и добротой...
     Но смутная и нервная тревога, почти незамеченная ими, появлялась у них постоянно, хотя и на короткое время. А причиной этой загадочной тревоги послужили непроизвольные и мгновенные мысли, которые напрочь забывались рассудком сразу после их возникновения... А мимолётные и беспокойные мысли, которые моментально и начисто исчезали из разума, были порождены неожиданным завещанием хозяина дома.
     Странное завещание ветерана психиатрии прочно связывало увядающего старца с юной и прельстительной любовницей. Но великодушное завещание могло и спровоцировать Клэр и на предательство, и на криминальный риск.. Ведь её упоительно щедрый, хотя и хилый наставник передаст ей – и довольно скоро – все свои заповедные познания и станет, как учитель, не нужен ей... А благодарность её за потаённую науку древнеславянских чародеев и  волхвов не будет, вероятно, бесконечно сильной... И разве любое завещание нельзя – при необходимости или по вздорной прихоти – отменить без всяких резонных объяснений?..
     Но возможные – и весьма опасные – варианты будущего поведения нежной и чувственной пары пикантно обостряли взаимную страсть...
     Разнеженный Лыков был на редкость доволен самим собой, но теперь ему – в придачу – суетно и страстно захотелось, чтобы его искушённая любовница ценила его предельно дорого. И он горделивым шёпотом вдруг похвастался ей:
     - В уникальных музеях мира не сыскать подобной картины. Она написана маслом на большой загрунтованной доске волшебной кистью знаменитого, но необычайно скрытного Леонардо да Винчи. Издавна неповторимый и загадочный шедевр был надёжно спрятан, поскольку католическая церковь обязательно провозгласила бы оригинальный сюжет и великолепное изображение – кощунством... И такая чудесная картина досталась по наследству именно мне...
     И сильно заинтригованная Клэр искусно поощрила его к дальнейшим излияниям вкрадчивой и кроткой просьбой:
     - Опиши мне, пожалуйста, это легендарное творение.
     И он, опираясь на левый локоть, вещал вдохновенно, хотя и негромко:
     - На дивной, но крамольной картине мастерски нарисованы задумчивый Иисус Христос и страстная Мария Магдалина... Тонкие обручальные кольца изумительно красиво унизали у них затенённые художником пальцы... А тревожные лица жениха и невесты настолько выразительны, что иногда в моём взбудораженном сознании возникают по очереди сокровенные раздумья обоих... Все мои предки испытывали подобное ощущение... А божественные мысли святой новобрачной четы практически неизменны, однако их появление в человеческом рассудке дарует плоти, – но только при молитвенном созерцании картины, – безмерное счастье... Или пароксизм невыразимого блаженства...
     И она завистливо и вожделенно вздохнула, а затем они безмолвно притихли...
     И вдруг она с закрытыми глазами вообразила своё неистовое соитие с лучезарным Иисусом Христом, и задрожала она от собственного святотатства... Но ещё никогда её бесноватое воображение не доставляло ей подобной – и поразительно сладостной – экзальтации... Мерцающие и тёплые ладони Христа заботливо и властно прикасались к упругой и нагой груди... Кончики крепких пальцев бережно и ласково потрогали оба чувствительных соска... А тусклые взоры Иисуса были нежны и непреклонны... И сладострастной Клэр наркотически померещилось, что она ощущает на себе благодатную тяжесть Его серебристой плоти...
     И вдруг в неясное сознание Клэр возбуждающим потоком хлынули странные молитвы, мысли и вопросы:
     «Ниспошли мне, Иисусе, драгоценное и святое семя... Мучительно хочу я вкусить божественную эрекцию и сперму... Ну, почему Твоей волшебной близости удостоилась Мария Магдалина, а не я?.. Наверное, она своевременно Тебе подвернулась... Дьяконы и попы умильно утверждают, что она непоколебимо поверила в Тебя. Но ведь и я способна истово верить... Я полагаю, что Ты несправедливо и жестоко обделяешь нынешних земных красавиц своей чудотворной плотью...»
     И через мгновение Клэр полностью и обморочно забылась от мистического ужаса перед праведным Господним возмездием за богохульно-еретический укор...
     Однако она очнулась вследствие неповторимо приятных содроганий... А рядом Лыков, опираясь по-прежнему на левый локоть, вдруг продолжил ей говорить – благоговейно и тихо – о своей великолепной картине:
     - Иисус Христос, изображённый Леонардо да Винчи, смущён и взволнован своей телесной и трепетной связью со смертной – да ещё и порочной – женщиной. Его колебания – и трогательны и человечны...  Но ведь он – Мессия!.. А кто она?.. Да!.. она своими длинными и золотистыми кудрями публично и самозабвенно умащивала Его божественные, но босые и пыльные стопы благовонными маслами, миром и священным елеем. Вероятно, Мария пылко целовала Его сандалии, хитон и язвы... Но теперь Иисус невольно размышляет: «Почему я выбрал именно её?.. Наверное, ненароком я осквернил самого себя... ведь милую невесту мою начётчики и фарисеи глумливо называют блудницей... Мстительно клевещут на неё... Но разве должны меня задевать человеческие пересуды, сплетни и толки?..» 
     И вдруг она неожиданно даже для самой себя спросила:
     - Неужели Всевышний насущно нуждается в искренней любви, в сакрально-почтительных ритуалах и в религиозной вере нечестиво-грешных людей, которых Он по странной прихоти сотворил в бесконечной и тёмной бездне?.. А что ещё подумал Христос, нарисованный в давнюю эру?
     И Лыков неторопливо и привольно улёгся на спину, а затем расслабленно высказался:
     - Иисус не завершил своих предсвадебных размышлений, и, право, я сильно угнетён этим... Но, согласно православным догматам, всемогущий Господь – безупречен, совершенен и непогрешим... И я теперь не опасаюсь очередного нервного стресса...
     Но приятный тонус нежной и радостной четы вдруг моментально исчез, и они – вопреки собственному удовольствию – внезапно впали в необъяснимую их разумом прострацию. А потом они обморочно заснули в состоянии полного изнурения...

5
         
     Казимир Александрович Потоцкий в официальном тёмном костюме и при сиреневом галстуке одиноко, но сановито и вальяжно уселся в клубном ночном ресторане за круглый столик возле небольшого овального окна, завешенного золотистой шторой из плотной натуральной парчи. Палисандровый столик был аккуратно и бережно покрыт накрахмаленной белой скатертью с мелкими северными кружевами. На столе неярко мерцал ажурный и стилизованный под боярскую старину канделябр с четырьмя ещё не зажжёнными свечами из настоящего церковного воска... Претензия бойкого директора респектабельного ресторана на изысканную роскошь была совершенно явной...
     Интимно-сумрачный зал с высокими настенными зеркалами наполнялся быстро и почти бесшумно... Мужской контингент гостей и завсегдатаев элитного южного притона был – по меркам торговой провинции – весьма солидным. Однако только редкие посетители отличались природным лоском... Женщины были разнообразны, но презентабельны и красивы...
     Потоцкий порывисто отдёрнул короткую шторку и слегка приоткрыл прочное окно. Из прохладной и росистой тьмы вдруг послышалось приятное журчание речных и быстрых струй... Но тревожно запахло болотной тиной, недальними скирдами прелого сена и лесной чащобой... И Потоцкому невольно вспомнились коммерческие убийства, которые после лютых и долгих пыток над богатыми жертвами изуверски, но деловито совершались в окрестных горах, пещерах и дебрях...
     Но нынешние условия жизни были уже уютны... Смазливые официантки весело и бесстыдно намекали на свою ретивую готовность ринуться в постель состоятельного гостя по малейшему зову... А горячий кофе с коньяком – душист и сладок... А светлое шипучее вино наполнено смешными пузырьками и холодом арктического льда... А насильственная смерть?.. Но сгинувших – и уже навечно!.. – товарищей, друзей и выгодных партнёров даже искренним покаянием нельзя воскресить... И разве их корыстное умерщвление не породило – в конечном результате – сладострастный досуг среди холёных и вежливых куртизанок?.. А за барственный отдых принимается оплата по кредитным картам... А ливрейная охрана в мозаичном вестибюле с лепниной и миниатюрным белокаменным фонтаном – бдительна, но учтива...   
     Юная и субтильная официантка на высоких каблуках и в чёрном коротком платье с глубоким, но стильным декольте привычно чиркнула каминной спичкой о серный коробок и проворно зажгла на столике Потоцкого длинные и тонкие свечи. Уважаемый и щедрый клиент рассеянно потребовал студёного игристого вина в чеканном и серебряном ведёрке со льдом. И крымское вино, и старобогемский хрустальный бокал были доставлены почётному гостю на подносе с орнаментом почти незамедлительно... Статный лакей в розовом костюме и с золотистой цепью на сильной борцовской шее умело откупорил тяжёлую и запотевшую бутылку с марочным вином и уважительно плеснул шипучую светлую жидкость в узорный сосуд на филигранной ножке... Затем придирчиво вышколенная челядь тактично оставила посетителя в одиночестве и покое.
     Потоцкий тягуче и нервно смаковал ароматное вино и озабоченно озирался по сторонам; он упорно искал глазами нужного сейчас человека. Однако гость не вполне понимал: ну, кто именно окажется вдруг полезным влиятельному юристу нынешней ночью?.. Но внезапно в полумрак ресторанного зала непринуждённо вошёл осанистый доктор Липский, одетый в серый, но достаточно модный и чинный костюм без галстука и в ярко-алую шёлковую рубашку с расстёгнутым на одну перламутровую пуговицу воротником...
     И Потоцкий вельможно, но радостно окликнул своего давнишнего знакомца:
     - Драгоценный Владимир Лукич! Пожалуйте ко мне соседом... 
     И участковый врач улыбчиво и охотно уселся за столик владельца нотариальной конторы. Зоркая официантка, повинуясь плавному жесту Потоцкого, принесла постоянным гостям ночного заведения ещё один хрустальный бокал и услужливо, хотя и машинально налила серьёзной паре денежных персон коллекционного вина, прославленного журнальной и газетной рекламой...
     Они безмолвно чокнулись дорогими и звонкими бокалами и залпом, – по-мужицки, – выпили престижное вино до дна... А потом расчётливый и дельный Потоцкий, не теряя понапрасну времени, принялся хитровато витийствовать:
     - Мы давно знакомы, и мы, как ни крути, – аристократы... Но исконно дворянских традиций сохранилось ничтожно мало... Плебейскими стали даже праздничные тосты... А утончённых развлечений нет...
     И Липский горестно покивал головой, а Потоцкий доверительным тоном продолжил:
     - Вульгарными стали забавы даже титульной знати... Например, родовитый, надменный, но хорошо воспитанный доктор Лыков... – И встревоженный Липский непроизвольной изобразил на своём лице предельное внимание. – Намедни знаменитый, но старый психиатр опрометчиво спутался с пронырливой и странной особой... Но, возможно, вы уже наслышаны об их таинственной связи... о мезальянсе...
     Но участковый врач предусмотрительно солгал:
     - Интересные сплетни об этом инциденте до меня почти не долетали. Враньё и пересуды дряблых кумушек мне безразличны А достоверных известий я пока не получил.
     Потоцкий высокомерно усмехнулся и внушительно молвил:
     - Положение вашего собрата весьма серьёзно. Лыков доселе не женился на своей приблудной, хотя и милой  интриганке, но завещание уже составил... Пусть нотариальная информация – всегда и сугубо конфиденциальна, но я без колебаний уповаю на вашу древнюю дворянскую честь... Ведь огласка бывает опасной и вредной...
     И понятливый Липский солидно, но растроганно прикоснулся правой ладонью к своему учащённому сердцу. А после короткого молчания лукавый Потоцкий заговорил опять, – но уже тревожно и двусмысленно, – на чрезвычайно волнующую обоих собеседников тему:
     - Авантюристку зовут по-иностранному: Клэр!.. И она – необычайно редкая и высококлассная женщина... И умеет она – и довольно искусно – внушать... А внешняя прелесть её – бесспорна и пленительна...
     И внезапно – даже для самого Потоцкого – речь его обрела на диво подлинную, а, значит, и опрометчивую искренность:
     - Моё неподдельное восхищение красотой и личностью Клэр готов я выражать беспрерывно и страстно!.. Вы издавна знаете, дружище, что приятным женским вниманием я отнюдь не обделён. Однако я потрясённо вдруг увидел в ней мистическую нежность! Мне даже благоговейно чудилось, что она постигла наитием все мои безобразные тайны, но всё-таки не гнушается мною... И я теперь не сомневаюсь, что её милосердные хлопоты перед троном Всевышнего о вечном спасении моей окаянной души не будут напрасны...
     Изумлённый безмерной – и почти надрывной – правдивостью Липский уже ожидал появления в самом себе издевательски-злорадного и хитрого ехидства, но вместо этого привычного для матёрого терапевта чувства вдруг зародилось и быстро возросло необъяснимо-странное сострадание.
     И Липский, удивлённый своей задушевностью, размеренно, хотя и нервно произнёс:   
     - У Лыкова – предельно мутная биография. Я полностью уверен, что его анкеты, досье, докладные записки и протоколы хранятся в специальных органах под грифом: «Совершенно секретно». А предки Лыкова – из древнеязыческих колдунов... Ему известны сокровенные методики и приёмы... Иногда я пытался тесно и по-дружески сблизится с ним, поскольку мне отчаянно хотелось – по меркантильным соображениям – перенять его  бесценный опыт... Однако Лыков сурово и недоступно замкнулся в себе... Но однажды я всё-таки искусил его импортным алкоголем – эксклюзивной и модной текилой. И за рюмкой он пьяно, но, пожалуй, без всякого вранья похвастался вдруг: «Негоже Зигмунда Фрейда равнять со мною. Ведь любого человека могу я зомбировать так, что он, имея в собственном разуме абсолютную уверенность в безмерной ненависти к моей неброской персоне, будет все свои поступки – под влиянием подсознания – совершать на пользу исключительно мне...»
     И Липский после короткого вздоха умолк, но вскоре завистливо признался:
     - Бахвальство нетрезвого Лыкова запомнилось мне – по загадочной причине – почти дословно. А ведь я безукоризненной памятью отнюдь не отличаюсь. Но его спесивые фразы – будто врезались в мой рассудок!.. И порой мне кажется, что речи и действия многих известных политиков подтверждают нечаянную правдивость чересчур хмельного и заметно обмякшего психиатра...
     И явно ошеломлённый Потоцкий с нервическими запинками проговорил:
     - Большое вам спасибо!.. Наверное, чудовищно одинокий Лыков – на свою стариковскую радость – уже отыскал достойную и признательную ученицу... И – свою законную преемницу... Я полагаю, что он сделал безошибочный выбор... 
     И подобострастная официантка наполнила шипучим вином их пустые бокалы, а затем заботливо поинтересовалась о выборе блюд на ужин. Рачительный Липский взвинчено обещал ей, что он обязательно – и довольно скоро – подумает о напитках, яствах и прочей закусочной снеди. И опытная служанка, принеся для пары угрюмых собеседников красные и кожаные папки с меню, исчезла ненадолго из полумглы ресторанного зала.
     И вдруг они – почти одновременно – посмотрели в ночное и приоткрытое резким порывом ветра ближайшее к ним окно. Они глубоко и хищно вдохнули терпкий запах сырого леса, и ноздри у них по-звериному шевельнулись. А потом Потоцкий судорожно ухмыльнулся и без малейшего притворства сказал:
     - Вероятно, вы сейчас догадались о многом. И немудрено!.. Мы вместе осушили в кабаках и злачных казино немало бутылок, фужеров и стопок. И миндальничать мы не привыкли... Психологические подробности – излишни, но Клэр мне нужна... Однако не смогу я получить её безраздельно, если быстро она разбогатеет. Иллюзии на этот счёт у меня отсутствуют напрочь. – И нотариус на мягком стуле удручённо сгорбился. – Но если вдруг она окажется разорённой нищенкой, да ещё и под местным судом по уголовному делу, то она обязательно ухватится за меня... как за последнюю соломинку из басни... – И успешный юрист порывисто и горделиво выпрямил спину. – А вам доподлинно известно, что я обладаю надёжными связями в полицейской верхушке. А вы – в провинциальной медицинской среде... И буду я правдив: мне теперь необходимы в администрации города упорные слухи и обоснованные подозрения по поводу сумасшествия пенсионера Лыкова... Безумное завещание дряхлого палача-психиатра я выставлю, как очевидный и веский довод... А с таким грозным аргументом обвинить очаровательную Клэр в мошенничестве и подлом воровстве не составит особого труда. И тогда я выступлю – немедленно и решительно – бескорыстным её спасителем... и благочестиво я уподоблюсь Иисусу Христу... И не угодит она в промозглую тюремную камеру и на исправительную зону...
     Бесстыдное сравнение с божеством неожиданно и сильно покоробило бледного доктора Липского, но скрывать или полностью контролировать собственные чувства научился он достаточно хорошо. И участковый врач разборчивой, хотя и пылкой скороговоркой ласково заверил своего не в меру возбуждённого визави:
     - Можете без сомнений положиться на мою профессиональную помощь. Клеветнической болтовни и убедительных инсинуаций о душевном недуге нашего скандального психиатра будет во множестве... и повсеместно, и навалом...
     И растроганный Потоцкий благодарно, – и сидя за столом, – склонился, а Липский участливо полюбопытствовал:
     - И какую именно изюминку вы различили в ней?
     Ответ последовал незамедлительно:
     - Я вдруг обнаружил в ней качество, которое способно любую красавицу сделать по-настоящему шикарной.
     И Липский с затаённой иронией попросил:
     - Пожалуйста, назовите это редчайшее свойство. Хотелось бы термин услышать...
     Однако Потоцкий вдруг попытался – неожиданно для себя – обмануть:
     - Расчётливый авантюризм.
     Но Липский поверил своему собеседнику и согласно кивнул головой.  Потоцкий – после своего облегчённого и тихого вздоха – быстро успокоился и, чувствуя здоровый аппетит, предложил:
     - Давайте, наконец, займёмся меню.
     Сначала они специальными вилочками из серебра кушали из перламутровых раковин хлюпающих устриц, запивая экзотических, но полезных и свежих моллюсков прохладным анжуйским вином. А потом к изысканной трапезе обоих гурманов подоспели жареные перепела в густом и пряном соусе, морская жирная рыба и боровая дичь... За ужином важные сотрапезники осанисто смаковали слегка подогретый кларет бордоского типа.
     В начале концертной программы им подали чёрный кофе с шартрезом и студёный апельсиновый сок. И надрывно, и грустно запела пресыщенная эстрадная дива в красном платье со стразами...
     А степенный Липский, созерцая кофейную гущу в белой фарфоровой чашке, хладнокровно подумал:
     «Надлежит моего эффектного сына срочно вызвать сюда. Я надеюсь, что даже избалованная Клэр соблазнится горделивой столичной штучкой. Выгодное дело нельзя пускать на самотёк. У Потоцкого появится удачливый и стильный соперник... с прекрасными манерами и с утончённым хамством... А мне надо благодарить всемогущего Бога, что куртуазный юрист не извещён о картине и документах Леонардо да Винчи. Мой сыночек, – холёный и статный отпрыск подлинного боярства, – выманит для родной семьи драгоценные раритеты...»
     Потоцкий барственным жестом подозвал к себе смазливую официантку и наличными купюрами щедро заплатил за ужин, – вопреки нерешительным возражениям врача, пробурчавшего о равной доле для каждого, – сразу за обоих сотрапезников. Затем Потоцкий игриво, – и не вставая со стула, – шушукался с нею. Угодливо-порочная девушка согласно и весело кивнула головой и, лаконично предупредив у стойки ресторанного бара пузатого, но шустрого метрдотеля, проворно ушла с  Потоцким в интимные покои.
     А доктор Липский по мобильному телефону вызвал дежурное такси и вскоре, – озабоченный, но весьма довольный собою, – уехал восвояси к жене...

Конец второй части

Часть третья

1

     Необычайно яркие воспоминания Клэр о её кощунственных грёзах с изумительно нежными и утончённо-бесстыдными касаниями Иисуса Христа отныне появлялись у неё чрезвычайно часто и были на редкость приятны... И она тёплыми вечерами в чувственном и желанном одиночестве расслабленно садилась в удобное кресло и, впадая в состояние сладострастно-мистического экстаза, молилась Христу о новом пришествии к ней. А потом обязательно возникала у неё ночная и томительная страсть, от которой блаженствовал несказанно радостный Лыков.
     И вдруг повторилось у Клэр чарующее наваждение с Иисусом... Рядом с нею в мерцании лунных лучей беззвучно и крепко почивал на левом боку утомлённый пылкими ласками и гордый собою Лыков... И снова ей почудилось, что она ощутила на себе Божественную тяжесть, а вскоре и своё наркотическое соитие с Христом... А после дурманящих и бурных содроганий восхищённая Клэр внезапно и обморочно забылась... 
     Но погожим утром после обильного и деликатесного завтрака из куриного бульона, засыпанного свежей зеленью, жареных на вертеле речных окуней в ароматном кляре, бараньих котлет из чугунной сковородки и чёрного кофе с гвоздикой пикантная и нежная Клэр, наряженная в голубое летнее платье, изъявила желание, – и ласково и скромно, – поскорее взглянуть на запретную картину Леонардо да Винчи. И румяный Лыков, насыщенный редкими яствами, охотно и мило согласился. Он теперь безоговорочно доверял услужливой Клэр и был по сезону одет в сиреневый шёлковый костюм спортивного тренера из престижного клуба.
     Они спустились в потаённый, но вследствие хорошей вентиляции не затхлый и сухой подвал, который любопытная и хозяйственная Клэр доселе не посещала. Высокие каблуки заинтригованной древними секретами Клэр мелодично, хотя и негромко цокали по гранитным ступеням узкой и старинной лестницы... Лыков парой причудливых ключей бесшумно отпер железную кованую дверь, а затем, войдя на ощупь в низкое помещение без окон, зажёг – и сноровисто и быстро – электрическим рубильником небольшую хрустальную люстру... Температура и влажность в заповедном купеческом подземелье были оптимальны для продолжительного хранения, – без порчи и плесени, – коллекционных предметов и раритетных книг.
     Вдоль серых каменных стен чередой стояли грузные, дубовые и разнообразные шкафы с прозрачными стеклянными дверцами, а в правом ближнем углу громоздился и чернел увесистый металлический ящик с амбарным замком. На средине подвала был расположен письменный ореховый стол с электрической лампой и двумя квадратными зеркалами на бронзовых ручках. Поодаль темнели от зарубежного лака, нанесённого при недавней реставрации, три жёстких и прочных стула.
     Клэр одобрительно произнесла:
     - Родовое и надёжное хранилище – весьма удобно... и даже достаточно комфортно... А мебельные древности великолепно отполированы и уместны... Плотник замечательно отремонтировал крупные вещи и гарнитуры... А стёкла здесь обворожительно искрятся и таинственно завлекают...
     И она с очевидным любопытством беззвучно и на цыпочках приблизилась к резным антикварным шкафам. На полках неровно и тесно стояли драгоценные, но ветхие книги, и она благоговейно созерцала рваные переплёты фолиантов, рукописей, инкунабул и пандектов... И, наконец, она восторженно замерла, но, хвастаясь по-детски своей эрудицией, уважительно сказала:
     - Здесь придирчиво собраны воистину уникальные экземпляры. Рядом с ними исчезает любая инфантильность. Я, например, чувствую мурашки на коже... И я не сомневаюсь, что наследное собрание твоих бескорыстных предков достойно и Ватиканского архива, и самых прославленных библиотек при академиях, университетах и парламентах.
     Лыков замедленно подошёл к ней и серьёзно молвил:
     - Многие учреждения, о которых ты сейчас упомянула всуе, оказались бы болотным погостом для моих несравненных книг. Европейские гуманитарии – сущее гнильё... и хромые на формальную логику. Их амбициозная и спесивая тупость – бесподобна... и неподражаема... Именно от них и спрятаны славянские источники исторической правды... Западные расисты истребили отнюдь не всё... однако сохранились только крупицы и руины...
     И речь хранителя коллекции стала прерывистой и нервозной:
     - Даже элементарное образование исстари и жестоко испохаблено кумирами глупой и мусорной цивилизации... Не удивляйся моей уничижительной оценке западноевропейских тварей... В наших таёжных монастырях с православными скитами найдётся больше духовности, нежели у гениального Петрарки. А ведь он – достойный и совестливый поэт... однако и он беззастенчиво паразитировал на славянах... Католики и протестанты люто ненавидят нас. А я без проволочки назову тебе доподлинную, – хотя и тайную, – причину неизбывной их вражды... Истинно культурные ценности дикарская Западная Европа незаслуженно получила именно от северных ариев-славян... и вопреки её собственной воле... А бескорыстных благодетелей не терпят вечно!.. А ты, пожалуйста, извини меня за излишне длинную лекцию... Ведь я, возможно, зря – и совершенно нелепо – разглагольствую... в пыльном и скучном каземате... и без соответствующей кафедры...
     И задумчивая Клэр неспешно уселась на массивном стуле; а вскоре она внимательно и чутко взглянула на своего не в меру возбуждённого учителя. А он кругами сновал по хранилищу и встревоженно молчал...
     Она тактично и ободряюще объяснилась:
     - Ты настолько мне интересен, что изречения твои не могут быть напрасны. Неожиданно мне открылось, что твои самоотверженные родичи добровольно и храбро обременяли самих себя рискованной, но священной миссией... И буду я теперь благодарна за любые фразы, которые ты произнесёшь... Ведь я отныне понимаю, что от мудрых своих родителей унаследовал ты защитную благодать Божью. Иначе уничтожение под корень твоей боярской и титульной фамилии оказалось бы в кровавых мятежах и яростных бунтах неизбежным. Холопские революции всегда завистливо-беспощадны к побеждённому барству.
     Лыков порывисто расположился на стуле рядом с нею и супротив её; упрямые взоры их немигающе встретились... И вдруг он почувствовал, что она разительно изменилась... и чудом возникла в ней непостижимость бездны... И он почтительно и восхищённо ощутил мистическую безмерность в послушной своей ученице. И захотелось ему истово помолиться своей преображённой зазнобе... И было ему невыразимо приятно...
     А она внезапным наитием постигла устремления, порывы и чувства своего донельзя изумлённого благодетеля... Неожиданное – и восторженное – потрясение наставника явно понравилось ей... Но потом она непроизвольным усилием воли вдруг принудила себя обрести милосердие и чуткость.
     А вскоре Клэр уже воспринимала самоё себя невенчанной супругой Иисуса Христа, хотя поначалу рассудок её – и бешено и честно – противился столь дерзновенному кощунству... Но неожиданное блаженство от чудесных перемен в её восприятии усмирило строптивый разум...
     Она попросила:
     - Покажи мне картину.
     Он суетливо вскочил со стула и, семеня, устремился к большому железному ящику с кустарным замком и с тонким налётом пыли. После недолгой и бесшумной возни тяжёлый ящик был открыт... Гениальное творение было тщательно упаковано в четыре слоя дорогой и пушистой ткани. Рама для старой доски с произведением Леонардо да Винчи напоминала портативный сейф с закалённым броневым стеклом... Предельно аккуратно Лыков, задыхаясь от натуги, повесил бесценный живописный шедевр на прочный стенной крючок, а затем благоговейно попятился прочь от картины.
     Клэр нетерпеливо поднялась и порывисто метнулась к нему... Искусное изображение Спасителя созерцала она взыскательно и страстно... И вдруг безрассудно захотелось ей ринуться в несравненную и мистическую картину. Ревнивица пожелала мстительно вцепиться красными ногтями в золотистые и длинные кудри Марии Магдалины... Однако через мгновение бледная Клэр безжалостно расценила свой завистливый и злобный порыв, как постыдную несуразность.
     Но Христос, мастерски изображённый кудесником Леонардо да Винчи, имел, по мнению зачарованной Клэр, очевидное сходство с божественно-нежным призраком, посетившим её... Святая чета задумчиво сидела на крупном камне под раскидистой и тенистой кроной невысокого осеннего дерева. Нечастые вкрапления жёлтых листьев в густую и ветвистую зелень были тревожны. Небесная лазурь уже померкла. Закатный шлях пустынно извивался поодаль. А вечерняя речка слегка золотилась... И длинные пальцы Христа и Магдалины нежно соприкасались...
     А холёная Клэр неотрывно взирала на их запылённые руки. Она вообразила трудовые мозоли на крепких ладонях Иисуса Христа и от умиления вздрогнула... А Лыков размеренно вещал про христианскую и житейскую мораль, но внутренне взбудораженная Клэр отнюдь не сразу удостоила вниманием назидательные фразы своего учителя...
     И вдруг она услышала:
     - Наша добровольная и священная миссия постоянно оберегала мой аристократический род от неправедных и скоропалительных казней... Смерть весьма избирательна... У моего квалифицированного коллеги, а именно: терапевта Липского, – опытного участкового врача с неоднозначной репутацией, – имеется в столице красивый и рослый сынок. Утончённого отпрыска боярского роду-племени считают в приличном обществе пронырой, повесой и шалопаем. Работает княжеский потомок сценическим дизайнером и студийным живописцем. А зовут ремесленника Петром. Славы и денег он доселе не стяжал. Но был доверительно близок со мною. И он признался мне, что порой сочиняет лирические стихи... Однако продажей галантных виршей нельзя теперь существовать в относительном достатке, и Пётр не афиширует своё бескорыстное увлечение... Не отлынивал смелый дворянский парень от воинской лямки, симуляцию он отверг и достойно сражался по контракту в горном фронтовом десанте...
     Повествователь вдруг поперхнулся и на мгновение умолк, и она удивилась – и довольно сильно – своему интересу к нежданному рассказу. А Лыков, заметно польщённый её несомненным вниманием, тихо, но разборчиво и без малейшей помехи продолжил устную байку:
     - Только Петру в осеннем ночном бою удалось – по неисповедимой милости Бога – уцелеть... Ведь храброму солдату иногда выпадает и завидный жребий... Свою удачу в шальной атаке счастливчик объяснил тем, что он суеверно и нарочно не записывал в маленьком нагрудном блокноте сочинённые на войне стихи... По таинственной причине не было у Петра сомнений, что если он запечатлеет на бумаге армейские строчки, то его обязательно убьют... И он оказался прав. Он выживал в безнадёжных условиях... Смерть выбирала других!.. И он в разрушенных бомбами православных церквях – и даже в мечетях – благодарил Провидение... Впрочем, он убеждён, что в окопах и траншеях атеисты не водятся.
     И Лыков искоса и молча поглядел на её профиль. Она поощрительно, хотя и нервозно кивнула, и собеседник с готовностью пустился в завершающие рассуждения:
     - Полезно подытожить историю Петра и его геройски погибшего батальона... Необычность в человеке замечается чужим подсознанием сразу... Революционные судьи, палачи и бюрократы невольно, но безошибочно чувствовали, что мои отважные и безупречные предки возложили на себя особую миссию. И с непроизвольным уважением начальники советской империи относились и ко мне... Вопреки подзаконным актам чиновники разрешили нашему знатному семейству заиметь обширную городскую усадьбу, а клиники щедро платили за мои консультации... Авторские гонорары за научные статьи и монографии я всегда получал по высшим тарифным ставкам... Обыски нас миновали... А выводы я сделал такие: божество, природа, судьба и смерть заботливо хранят любого индивидуума, который нравственно необходим своему биологическому виду... И я недавно тебе поведал: «Только нравственностью ограничены силы и возможности разума каждого одухотворённого существа... И чем выше человеческая нравственность, тем совершеннее будет наша способность к познанию сокровенных истин...»
     Он осанисто отвернулся от картины и, сладостно обмякнув, уселся на стул. И Клэр изумлённо подумала:
     «Лыков сейчас витийствовал с такой физиономией, какая у него случается только в миги оргазма...»
     И после трепетных колебаний она призналась:
     - Однажды ночью мне незабываемо пригрезился Иисус. И был Христос неотличимо таким, как на твоей чудесной и святой картине... хотя довелось мне увидеть её лишь сегодня.
     Лыков завистливо и почтительно предположил:
     - Наверное, тебя обуял такой же мистический дух, какой озарил мозги непостижимого Леонардо.
     И радостно она прикорнула за письменным столом поблизости от своего заметно утомлённого учителя...
     А вскоре Лыков устало проговорил: 
     - Я прячу здесь рисунки на отдельных листах и рукописи в древних тетрадях. Но если ты пожелаешь, то я для тебя достану оригиналы и других произведений художника да Винчи.
     И вдруг она благодарно отказалась:
     - А давай позднее их поглядим. Ведь на сегодня хватит мне поразительных впечатлений.
     И охотно он согласился:
     - Я не возражаю.
     Он тяжеловато поднялся из-за стола и бережно убрал сакральную картину под замок в специальный железный ящик... Потом изнурённый Лыков, гордый своими нынешними – и пространными – речами быстро погасил электрическую люстру, и они безмолвно покинули тайное хранилище в старом подвале...

2

     Остаток туманного дня и весь прохладно-сумрачный вечер Лыков и Клэр общались между собой хотя и очень немногословно, но предупредительно и нежно. Новые и значительные мысли у них в сознании не появились, но оба временами чувствовали в себе вдохновенную внутреннюю работу... Ночью Лыков чуточку озяб, и Клэр услужливо принесла ему в безупречно чистую постель высокий хрустальный стакан горячего глинтвейна, составленного из красного густого вина, индийских пряностей, сахара-рафинада и двух столовых ложек душистого французского коньяка... И расслабленный Лыков с явным удовольствием выпил пахучую алкогольную смесь, а потом безмятежно и крепко заснул под белой простынёй из мягкой ткани...
     А вскоре Клэр направилась через гостиную и кухню в собственную опочивальню, где в желанной и тихой темноте порывисто, но бесшумно разделась донага... Ворсистый ковёр приятно щекотал её босые ступни, и она аккуратно, но проворно сложила на низком старинном комоде снятые со своего холёного тела платье и бельё, а затем она рассеянно прикорнула на краешке широкой кровати с плотным покрывалом из серебристой парчи.
     А через мгновение Клэр мечтательно закрыла глаза и вдруг пригрезился ей, – и даже рядом с нею, – вдумчивый Иисус Христос, запечатлённый на дивной картине Леонардо да Винчи. И внезапно почудилось Клэр, что в её воспалённый от чувственной мистики разум проникают заветные мысли Спасителя, сидевшего – в сладострастном женском воображении – на средине постели...
     «За мою священную любовь к человечеству меня свирепо бичевали и люто распяли на кресте. А любовь моя – поистине безмерна, ибо я – божественно всесилен... Однако именно моё несравненное всемогущество и поработило меня... Нельзя отказаться от моей безмерной власти, но чужое смирение счастливым не делает. А любовь не бывает источником счастья... И я печально ропщу на того, кто сотворил меня божеством... А ты навечно обречена предвкушать моё благодатное тело...»
     И она нерадостно очнулась, и разум её был болезненно ясным... Тщеславные вожделения стремительно исчезли, но мысленно она повторила странные изречения Творца, обращённые к ней... И она старательно заучила их наизусть...  И вдруг ей подумалось:
     «Минувший бред подарил мне блаженство... Но глупо сомневаться в том, что волшебное появление Иисуса Христа в современном доме было иллюзорным. Но разве не могут мои загадочные грёзы оказаться божественным знамением?.. А пронзительно-горестные фразы, которые я запомнила нынче, слишком занимательны, сложны и многозначны для плода воображения порочной девчонки...»
     И она с удовольствием улеглась под шерстяным, но тонким одеялом и утомлённо опочила...
     А Лыкову вдруг она приснилась в окружении раболепных, но встревоженных ангелов... и поблизости от паучьих сетей... Сновидение воспринималось вещим, и оно не позабылось...

3

     Поздним утром Лыков и Клэр впервые почувствовали приближение упоительной южной осени... Изнурительная жара во дворах, в захолустных проулках и на семейных огородах постепенно спадала. Зной на улицах и на окрестном шляху теперь не ожидался. Тёмная пыль на обочинах дорог почти не клубилась. Перелётные птицы горласто суетились в небесной лазури... И было удобно и радостно в проветренных комнатах заниматься колдовскими приёмами древних волхвов...
     Четыре дня она упорно обретала непоколебимую уверенность в себе... Усердная Клэр уже научилась мысленно приказывать своему подсознанию, но её последние сомнения в успешности старинного способа внушений исчезли только нынче...
     Разнеженные Лыков и Клэр неожиданно для самих себя вдруг полюбили совместные прогулки, и престарелые зеваки-пенсионеры праздно и докучливо созерцали безупречно одетую чету... А жреческие методики внушений ретивая, но вежливая Клэр терпеливо совершенствовала в престижных магазинах и модных кафе. И наблюдал за тайными тренировками своей старательной наперсницы умилённый, но деловитый Лыков...
     Однажды в причудливых тенях от колючих и старых акаций он уселся рядом с нею на бульварную скамейку и с тихой искренностью произнёс:
     - В очаровательную погоду хочется мне поболтать... На тебя назойливо пялятся, а мне завидуют. И сплетен родится в избытке... Тебя обзовут бесстыдной иждивенкой... А меня непременно обвинят в дешёвых понтах. И намекнут, что я выпендриваюсь... Дескать, не надо позёру-инвалиду рыпаться... А воздух бодрит и нежит... Почти пустынно в парке и скверах... ведь будни... И наши белые одежды вполне соответствуют сезону. И твоё короткое с платье с оборками, и мой классический костюм без галстука. Поистине: ангельские расцветки! Даже твоя заграничная дамская сумочка – бела... Но ослепительно белоснежным бывает и саван... погребальный... могильный...
     И она ласково, но тревожно его прервала:
     - Незачем рассуждать о грустном. Всё у нас хорошо и достаточно мило...
     - Но втемяшилось мне философски покалякать... – И он брюзгливо изогнул красивые и барственные губы... – Смерть меня не страшит... Я давеча спросил себя: а пожелал бы я с плодами долгих раздумий, навыками боя, умением внушать и изощрённым сексуальным опытом явиться в хулиганский седьмой класс обшарпанной средней школы, находясь в гибком и свежем теле моих юношеских времён?.. Я безжалостно и искусно поколотил бы моих задиристых обидчиков, я лихо соблазнил бы неискушённых и смазливых одноклассниц, которые пренебрегали мною, и я потряс бы познаниями опытных педагогов! А после окончания школы я оказался бы звездой на своём факультете! Я мог бы прославиться на весь подлунный мир, как божественный оракул, безошибочно предсказывая итоги политических баталий...
     И Лыков иронично усмехнулся, и она любознательно попросила его:
     - Пожалуйста, продолжай...
     А потом она непроизвольно и чувственно провела ногтями холёных пальцев по левому колену своего учителя...
     А он размышлял вслух:
     - Однако я не вырос бы таким, какой я ныне есть... Я позволил бы другому человеку жить и действовать вместо меня... Но главная причина в том, что было бы мне постоянно и нестерпимо скучно... Неужели банальность победоносна?.. Но редко в земной юдоли случается что-либо более жестокое и необоримое, нежели банальность!.. Непрерывная скука означает достижение каждым человеком доступного только для него предела познаний. И тогда нельзя избегнуть чёткого повеления от нашего подсознания к бренному телу: дряхлеть и умирать!.. Неизбывная скука отвращает от занятий бесполезными делами, и, значит, она является чрезвычайно важной сущностью в нашей жизни... Но если не хочу я начать свою вторую жизнь, сохраняя в новой юности нынешний уровень собственного ума, то незачем бояться смерти.
     И он застенчиво улыбнулся и замолк, а Клер, поглядев на перистую тучку, вдруг сильно призадумалась о грядущей своей реакции на его размеренные и тихие суждения... Напряжённый разум Клэр старательно искал ответные фразы, но её подсознание решительно отвергало возможные их варианты. И, наконец, она привычным способом отключила собственный рассудок, уверенная вполне, что под влиянием только интуиции не будет она сейчас говорить и действовать во вред самой себе... И через мгновение Клэр услышала свои исповедально-искренние слова:
     - Твоя неожиданная правдивость воистину ошеломила меня! И предельной моей откровенностью я намерена тебе отплатить... Моё природное воображение стало теперь болезненно интенсивным. А непроизвольная, – но возрастающая, – мнительность уже надоела мне... Пожалуйста, вникни, пойми и помоги!.. До созерцания картины, спрятанной в подвале, я не просто видела Христа, но пылко и нежно ласкала божественную плоть!.. А если бы я оказалась беременной, то я бы непременно верила, что именно от священного семени милосердного Иисуса зачат мой чудесный ребёнок. И был Спаситель точно таким же, как на дивном шедевре знаменитого Леонардо, хотя живописное изображение Божьего Сына я пристрастно, но очень внимательно рассмотрела только после моей несравненной близости с Небесным Женихом...
     И она замолчала с ироничной, но гордой улыбкой. А Лыков ошарашенно удивился тому, что свою любовницу не считает он сумасшедшей. И вскоре он почувствовал своё непроизвольное благоговение к ней...
     «Неужели правда?.. – подумалось ему, – а ведь неистово хочется мне поверить в мистическую и странную галиматью. Наверное, моя физическая кончина – уже близка... И от постыдного страха перед моей телесной смертью готов я признать священным Кораном и мутную эзотерику, и схоластическую ахинею, и высокопарную дребедень... Но Клэр – не рехнулась...»
     И она слегка изменила позу и тихо произнесла:
     - Иногда я здравый смысл мучительно ненавижу... а сейчас я проклинаю его... Любые случайности можно резонно объяснить совокупностью и чередой материальных причин, однако по-настоящему сладостны только иллюзии... А разве грёзы не имеют религиозную и скрытую от нашего сознания цель?.. Вполне допустимо их воспринимать и Божеским знамением...
     И вслух она спросила себя:
     - Зачем прозябать мне в ранге обычной женщины, если  я способна искренне верить, что меня наяву посетил Христос?.. И неужели еретический тезис о чёрной яме небытия и могильной гнили с гробовыми червяками более притягателен, чем ожидание благоуханных райских кущ? Во имя какого счастья должна я лишиться моей сладострастной веры? И почему блаженные грёзы вместе с приятными иллюзиями не могут для меня оказаться подлинной реальностью? И какая авторитетная философия доказала, что реален только материальный мир?
     И бледная Клэр печально и молча опустила веки с длинными ресницами, и Лыков заметил, что она нервически вздрогнула... И его сладострастные, но отныне и сакрально-почтительные чувства к ней побудили его говорить безмерно ей желанные и даже почти молитвенные фразы:
     - А я доселе не смекнул, почему временами хочется мне покаяться, ползая на коленях перед тобою... Вероятно, Иисусу было угодно милостиво возложить на тебя особую миссию... А я, дурак, не догадался... Однако поразительная и святая метаморфоза случилась именно в моём сиротском доме... И, значит, нищенская лачуга отмечена Господней благодатью... Ведь твоё преображение свершилось у меня!..
     И Лыкову вдруг почудилось, что по воле Божьей открылись ему пугающие картины истинной яви на земле... И кошмарно мерещилось ему, что живой и прелестный мир состоит из хищных энергетических коконов серебристо-серого цвета, а чарующая красота человеческого тела и животворной природы только воображается, – хотя подробно и ярко, – трусливыми людьми от неизбывного страха перед омерзительно-жестокой, но подлинной реальностью... И извечно по наследству человеческим потомкам передаётся – с помощью культуры – неверное, но наркотически сладостное описание воображаемого мира...
     Лыкову внезапно захотелось исступлённо и яростно вскрикнуть, но, криво усмехаясь, он сдержал себя. А вкрадчивая и нежная Клэр, повинуясь безошибочной интуиции, улещала его:
     - А ты веди себя так, словно я – святая. И вскоре ты фанатически поверишь в мою спасительную святость... А я люблю тебя! И я в сексуальной близости вовеки тебе не откажу... И разве тебе не будет безмерно приятно делить меня с Иисусом?.. Только боготвори и обожай меня!.. И я радостно утолю самые извращённые инстинкты... и любые блаженно порочные рефлексы... Ведь не существует покаяния без греха...
     И вдруг трепетный Лыков увидел на её породистом лице мимолётную и непроизвольно-циничную ухмылку... А Клэр неожиданно вспорхнула со старой скамейки и, прихватив белую итальянскую сумочку из натуральной кожи, протянула – с выражением ласковой заботы на лице – холёную левую ладонь своему послушному любовнику... И Лыков с умилением встал... Она слегка оперлась на его морщинистую правую руку, и они, болтая о тёплой осени и ясной погоде, пошли восвояси...
     Но их прогулочная беседа быстро иссякла... Лыков бездумно, но весело щурился, а Клэр спокойно и расчётливо размышляла:
     «А ведь мне безоговорочно верят... Лыков хорошо обучил меня... и сам на удочку попался... Я порой актёрствую, но образы мои отныне сомнений не вызывают... Меня готовы величать святой... И перечить мне теперь не будут... Мои действия с отключённым разумом и под влиянием только подсознания – безупречны и выгодны... Но в кого я превращусь, обладая непререкаемой властью?.. И неужели этой безбрежной властью наделил меня Христос?.. Вероятно, всемилостивый Господь посылает мне посильное бремя... А ещё я вдруг проникла в фамильную и заветную тайну, которая сохранила, – по заверению драгоценного моего учителя, – земные жизни, а значит, и суть благородной миссии князей из древнего рода Лыковых... Но как в грядущем надлежит мне поступать?.. А сейчас я довольна...»
     И она с поощрительной улыбкой стиснула правую ладонь своего престарелого спутника, а возле их усадебной калитки пылко его поцеловала в расслабленные и чувственные губы...

4      

     Городской историко-художественный музей располагался в одноэтажном, но весьма просторном особняке на тихой и тенистой улице. К музею примыкал неширокий булыжный дворик, где под хлипким навесом из шифера лежали каменные скифские вожди с мечами-акинаками на пышных поясах и в узорчатых ножнах, украшенных бутеролями...
     Директор музея Мария Андреевна Стрелецкая очень любила в золотистом вечернем сумраке одиноко бродить по пустынным залам. Домой она не спешила... Её причёска была нарочито скромной, а одежда – в романтическом и походном стиле, а именно: синие джинсы, пёстрая клетчатая рубашка и белые кроссовки... А на мягком стуле удобного начальственного кабинета валялась фетровая туристическая шляпа... Подобные вольности в нарядах случались у Марии Андреевны чрезвычайно редко. Но нынче туманным утром она в служебной машине с небритым, но опрятным шофёром поехала к своей университетской подруге на археологические раскопки сарматских курганов... И в командирской брезентовой палатке давние приятельницы разгульно выпили за долгожданную встречу по рюмке густого грузинского коньяка...
     Мария Андреевна замерла в проветренной комнате с богатой экспозицией о Кавказской войне. На высоких стенах висели карачаевские ковры, кремнёвые ружья, кольчуги, папахи, кинжалы и сабли. А на антикварных витринах и приземистых лаковых тумбочках тускло мерцали под чистыми и прочными стёклами черкесские серьги, бусы, монисто, ожерелье, янтарные чётки и серебряные монеты... И она ощутила себя приятно-бездумной, благодушной и совершенно спокойной.
     Однако её вечерние мысли и чувства просто не проникали в её рассудок и даже отрывочно в нём не запечатлелись... Но внутренне она бессознательно бурлила... Жизнь её почудилась пустой... Диссертация не задалась... Единственный сын бестолково мыкался по дорогому наёмному жилью и залихватски проматывал деньги в столице... Распутная и бездарная подруга лихо получила профессорскую должность. А шедевры бессмертного Леонардо да Винчи оставались по-прежнему недоступными для местного музея и мировой цивилизации.
     Но вечер был настолько красив и ясен, что сильный разум Стрелецкой милосердно, хотя и временно отверг неприятную правду...
     И вдруг перед женой появился импозантный и явно настороженный Владимир Лукич Липский... И был он одет в коричневые широкие брюки и в бирюзовую рубашку из северного льна. А дополняли нарочито небрежный наряд бежевые армянские туфли и тонкий серебристый поясок... Седые волосы были аккуратно подстрижены искусным парикмахером из модного салона... А в правой руке известного и солидного доктора сверкали автомобильные ключи и вычурные брелоки.
     Мария Андреевна серьёзно и вопросительно посмотрела на мужа, и он, подойдя к закрытому окну с наружной железной решёткой, вкрадчиво сообщил:
     - У нас намедни появилась неотложная нужда откровенно покалякать... Однако о Верочке Запрудной, которую ты навещала в её археологической и степной канаве, можно уже не трындеть. И больше не требуется раздражённо долдонить о новых академических успехах блудливой, но юркой стервы... Наша беседа без лукавых обиняков давно назрела... И придётся тебе потерпеть... около часа...
     - Ладно, – заинтригованно согласилась она, – наяривай... и рысисто гарцуй, как в манеже...
     И она опустилась на исцарапанный стул, предназначенный для музейных смотрителей...
     Её супруг вальяжно продефилировал по залу и заявил:
     - Я не буду сейчас околичить... Мне нужна незамедлительная помощь нашего шибко очаровательного сына... Но повлиять на Петра способна только ты... Возникла насущная необходимость вытащить его из столицы... В перспективе – и богатство, и нешуточная слава... И – научные скрижали... вкупе с анналами...
     Она с иронией попросила:
     - Ты подробнее изъясняйся... более детально...
     И он откровенно и цинично сказал:
     - Ты, вероятно, помнишь жестокого психиатра Лыкова. Нечестивый, хотя и достаточно знатный скряга издавна прячет у себя творения Леонардо да Винчи. Но мой коллега свихнулся... Он законно оформил нелепое завещание в пользу своей случайной одалиски. А точнее, – прелестной манекенщицы и шлюхи... У меня – множество восхитительных планов... И я рассчитываю на сына... Устрой в захолустной нашей местности выставку его картин. Я уповаю, что дюжина пейзажей у него наберётся. И мы учтиво пригласим на вернисажную встречу поглупевшего Лыкова вместе с его прозорливой и пикантной пассией... И познакомим её с Петром, который будет всюду её сопровождать... И пусть он поскорее соблазнит её... и выманит бесценные рисунки, рукописи и картины... Надо прозрачно намекнуть Петру на вероятные – и баснословные – барыши... и посулить ему мировой ажиотаж...
     Она брезгливо отозвалась:
     - Меня достаточно трудно назвать лицемерной ханжой, однако роль, отведённая нашему сыну, донельзя мне претит.
     - А... помилуй меня Господь, какая невидаль!.. – бесшабашно и ухарски произнёс её взбудораженный муж, – Ну, разве можно, – хотя бы на миг, – предположить, что в столичной богеме вдруг отыщутся нравственные и непорочные барышни? А к смазливым распутницам Пётр, наверное, уже привык... Ну, побывает у него в кровати одной куртизанкой больше... Если, конечно, он преуспеет...
     И вдруг она встревоженно осведомилась:
     - Неужели ты допускаешь неудачу?
     Он прикорнул на краешке низкой персидской тахты и задумчиво молвил:
     - Очень сложная особа нам подвернулась... Невыразимое обаяние!.. Но ушлого Лыкова вовеки не прельстила бы обыкновенная простушка... Он искал наследницу старинного боярского рода!.. И кудесницу себе сотворил... Вообще, история похожа на чудесную сказку... В нашей казачьей и затхлой дыре потаённо хранятся произведения Леонардо!.. А ведь Лыков не врёт!.. Он, действительно, оберегает их... Печёнкой ощущаю... И важные пациенты из секретных органов многозначительно бормотали о странной коллизии... об уникальной коллекции мутного психиатра... Об его библиотеке и древнем каталоге... И будто злокозненный, но величавый сатана с лохматым хвостом, брыкливыми копытами и красиво изогнутыми рогами над золотой ажурной короной неугомонно и рядом ворожит. И мне порой воображается смуглая его башка: с шевелюрой, бакенбардами, бородой и усами.
     И вдруг она сдержанно призналась:
     - И меня совращают подобные поползновения... Я чувствую неимоверный соблазн... Однако меня смущает судьба ранимого сына... Я безмерно опасаюсь, что не совладает он с растленной и хищной воровкой, и возможная конфузия травмирует душу и психику его...
     А Липский размышлял вслух:
     - Утончённая Клэр, как наша невестка, не вызывает у меня возражений... Она – тактична и умна... А нравственность бывает различных сортов... И дикие пожиратели смрадной и тухлой падали не ценят изысканный вкус настоящих деликатесов... Да, необычная зазноба князя Лыкова – наркотически ядовита и опасна... Но она – мистически притягательна... А на жадную и вздорную бабёнку рассчитывать нельзя... Приключение ожидает нас... И я, вспоминая греховную и страстную Клэр, мечтаю о вере в Бога... Мария Магдалина была проституткой, но её причислили к райскому сонму святых...
     Жена усмехнулась и язвительно его прервала:
     - А давно ли ты, затевая очередное мошенничество, начал суматошно и благостно судачить о  Всевышнем?.. Кощунствовать, пожалуй, не надо... Твои корыстные проделки, безусловно, выгодны для бюджета нашей семьи... И я доселе терпела твоё бесстыдное и хитрое плутовство... Но ты не впутывай Петра... И ты соблюдай общепринятые нормы и грани... хотя бы приличий... Не серди меня... постоянным нарушением принципов и основ... И не пеняй на родного сына!.. Иначе я пожурю тебя... от души...               
     И бледный Липский с обиженным, но тихим пыхтением вдруг натужно поднялся со скрипучей и пыльной тахты, а затем, подойдя к высокому окну, пустился в прерывистые и нервные рассуждения:
     - Напрасно ты сетуешь на мои безнравственные планы... В жизни нашей семьи отвратительно царствует застой... И мне скучно... И я мысленно спрашиваю себя: неужели наше замечательное семейство существует в захолустной юдоли только ради порочного и сытого прозябания?.. Да, я, к сожалению, – прохиндей!.. За бешеные деньги я всучиваю квелым профанам весьма экзотические, но совершенно никчёмные, – хотя и безвредные, – лекарства. И с важностью сую недужным дилетантам латинские рецепты... И мастерски убеждаю больных скупердяев оформить завещание на меня... хотя бы на часть их имущества и денег... Но мне пациенты верят... И под моей заботливой опекой даже смертельно хворые персоны, – вопреки их безнадёжному диагнозу, – вдруг чудесным образом выздоравливают, благодаря незыблемой вере в моё врачебное искусство... А если бы я, подобно каннибалу, наплодил своей упорной работой смердящие груды трупов, то я не достиг бы профессионального признания коллег...
     И вдруг она негромко полюбопытствовала:
     - А ты к чему витиевато клонишь?
     И он почувствовал необоримое желание говорить исповедальную правду. А любая собственная ложь внезапно показалась Липскому проявлением самой постыдной трусости. И вдруг в сознании растерянного доктора сложилось чёткое изречение:
     «Человеческая жизнь – совершенно бесполезна, если не хватает смелости быть предельно честным».
     Его жена тактично и выжидательно молчала, и вскоре он, гордясь неожиданным своим афоризмом, сказал:
     - Я желаю быстрого и решительного пересмотра всех твоих моральных устоев и правил. Несомненно, ты – гораздо нравственней, чище и разборчивей, нежели я. И втайне гордишься этим. Но ты не запрещаешь мне оставаться таким, каков я есть!.. А вот сейчас ты подумала: «Другие мужики непрерывно благодарили бы и милостивую судьбу, и великодушную свою супругу». – И она порывисто пожала плечами и с неопределённой улыбкой согласно кивнула головой. И нахраписто он продолжил: – Однако уже осточертело такое отношение ко мне! И жутко надоела наша перманентная двойственность... Выбирай сейчас и окончательно. Твоё сиятельное благородие либо немедленно и кардинально перекраивает собственную совесть, либо я щепетильно отказываюсь от борьбы за бесценные шедевры Леонардо да Винчи...
     Доктор замолк и хмуро посмотрел на неё исподлобья. И она безмолвно удивилась как настырной его откровенности, так и самой себе... И захотелось ей неистово крикнуть ему:
     «Готова буквально на всё... Но только прекрати бесконечную и гадкую обыденность... Мне давно обрыдло здешнее маниакальное мещанство... И я исступлённо желаю для себя совершенно иных карьерных тенденций. Я мечтаю о творениях Леонардо да Винчи... Таких вещей не сыщется даже в коллекциях столичных олигархов... И если нужно быстро соблазнить удачливую сучку, то пусть её хахалем станет мой избалованный Пётр... Да хоть её сутенёром... Пусть мой духовно ранимый, но уже извращённый сынок получит волшебный шанс... И разве нельзя утончённую и стильную распущенность употреблять для успеха перспективных проектов?.. А ежели Пётр не достигнет вожделенной победы, то пускай навеки он остаётся ничтожным... Значит, доля у него такая... Судьба и карма... Попробовать надо... Постыдно ему доселе оставаться иждивенцем и трутнем... Родители могут скоропостижно кануть в чёрное небытие...»
     Но в её сознании – ради её уважения к самой себе – не сохранились эти запальчивые фразы... И она, – непроизвольно сдерживая стенания и всхлипы, – вдруг кротко спросила:
     - А если я солгу... о переменах в моей неусыпной совести?..
     И после короткой заминки Липский под влиянием странного и недоброго наития ответил:
     - Я без колебаний тебе поверю... И истошно-звериных воплей, извергаемых мною, не будет... А твоё хитроумное враньё непременно тебя запутает и втянет в ядовитый омут даже более надёжно, чем преступное и кровавое посягательство... Обман подобен хронической и заразной болезни... Но распространять эпидемию психической чумы способны только инфицированные люди... Обдури... или попытайся... и ты сама нравственно захвораешь... И первой ты поверишь, хотя и бессознательно в собственную ложь!.. Ты обязательно убедишь самоё себя в невозвратимой утрате совести и моральных препон...
     Его глаза расширились, и после тягостной паузы он угрюмо проговорил:
     - Я надеюсь, что ты уже согласна с моим основным условием... с офертой... Не отторгай заманчивый гешефт...
     - Хорошо, – печально молвила она и вдруг потаённо вздрогнула, – я сочиню срочное послание сыну. Призову его сюда со всеми картинами, этюдами и пёстрыми холстами с абстрактной мазнёй... Я отправлю письмо по электронной почте... А предварительно депешу прочитаешь ты...
     И довольный Липский, шустро подойдя к ней, помог ей встать... Она включила сигнальные пульты для ночных сторожей... И вскоре на безлюдном и широком тротуаре она привычно заперла тяжёлую дверь... Услужливый и радостный доктор на модной серебристой машине повёз свою утомлённую жену в дорогой привокзальный ресторан, который горожане именовали кличкой «Чердак». В пышном бельэтаже, на открытой и сумрачной веранде с декоративной лозой они за изысканно-деликатесным ужином со льдистым шипучим вином говорили о смешных пустяках, но порой вспоминали – тихо и вместе – юность...

5

     В час туманного, но уже лучистого рассвета Мария Андреевна Стрелецкая, одетая в красный шёлковый халат, составила на чёрном домашнем компьютере деловое послание сыну. Русые волосы её небрежно падали на слегка опущенные плечи... Письмо в столицу сочинилось неожиданно быстро... И доктор Липский, оставаясь после умывания и тщательного пенного бритья в золотистой китайской пижаме, бегло прочитал на экране монитора желанные фразы, а затем одобрил – сановным жестом – призывные материнские строчки...
     «Мы ненароком устроили супружеский совет. И я сейчас изложу тебе родительское наше решение. И, пожалуй, добавлю от себя аргументы, суждения и выводы.
     Ты должен без проволочек и глупого озорного фатовства покинуть жеманную и разнузданную столицу. Ты необходим в губернии для важного семейного начинания. Успех гарантирует нам великолепные бонусы, оглушительную славу и международный престиж... И неужели ты не знаешь, что я не склонна весело шутить на серьёзные темы?..
     Я полагаю, что твои московские перспективы окончательно – и весьма обидно для нас – прояснились... Порочные куклы и бездарные собутыльники из гламурной тусовки отнюдь не способствуют карьере художника. А богема из сифилитиков засасывает, как вонючая трясина. Людишки там – запачканное и рваное барахло. А хулиганские кутежи и плебейское мотовство – занозы для совести.
     Однако я довольна, что я отпустила тебя на волю. Попробовать нужно всё. Но жизненно необходимо овладеть искусством выбора... Порядочные люди не жрут отбросы... 
     А сейчас прояви холодное беспристрастие... Добиться признания и денег можно не только в столице. Нужен стратегический манёвр. И мы создадим – для самих себя – культурный плацдарм в уютном захолустье. А в нашем старинном городе мы – для начала – организуем персональную выставку твоих работ... Вези свои картины, статуэтки, бронзовое литьё и гравюры. А на прочные упаковочные  ящики – не скупись... Но помни: твой вернисаж полезным будет и для иного – крайне важного – дела, которое мы подробно обсудим устно.
     Не смей артачиться. И не медли. Не надо меня томить.  Я – не враг тебе. И в ответном письме – не рассусоливай... И не мямли... А твои резоны в пользу продолжения столичной суматохи мне не нужны.
     Управься в неделю. Целую тебя...» 
     А потом она отправила своё электронное письмо и искусно приготовила завтрак. Они съели жирные котлеты из карачаевской баранины и капустный салат с морковью. Пшеничный каравай оказался немного чёрствым. Но горячий турецкий кофе с молотой корицей и с мелкими бутонами гвоздики был превосходен...
     После мытья посуды Мария Андреевна привычно заглянула в свою электронную почту и вдруг радостно обнаружила ответное послание от сына...
     «Твою эпистолу я бесстрастно обдумал... Я согласен с тобою и, значит, приеду в срок... Заминок с билетами и контейнером для багажа я не предвижу. А с моей артистической шайкой я расстанусь без малейших сожалений...
     Творческая карьера в столице у меня, действительно, не задалась... Несметных капиталов я не стяжал... Однако я без уныния воспринимаю досадные факты... Ведь разновидность карьеры, которую можно сделать в Москве, уже отвращает меня... Психологический климат здесь радикально реформировали в чадный дурман...
     Остальное – позже... До встречи, мама! Обнимаю тебя. И – привет отцу...»
     Глаза её вдруг набухли от слёз , и она умилённо подумала:
     «Взрослый мальчик утратил наивность, но ещё сохраняет оптимизм...»
     Сыновнее письмо она распечатала на струйном принтере и горделиво показала мужу. Благодарный Липский пылко, но вежливо облобызал её румяные щёки, и довольные супруги, балагуря о войне и политике, принялись торопливо собираться на службу... Расторопного доктора Липского намедни – по неотложной врачебной надобности – вдруг предельно учтиво отозвали из отпуска с поспешной выплатой максимально допустимой компенсации...   

6

     Тороватый юрист Казимир Александрович Потоцкий имел обширные связи с местными полицейскими чинами. И довольно быстро он узнал в архиве следственного комитета не только номер сотового телефона Клэр, но и пикантные подробности её биографии... Свой интерес Потоцкий убедительно обосновал внезапной любовью, а поскольку нотариус был известен как заядлый волокита, то неожиданное любопытство вызвало у матерого и седого капитана, отдавшего просителю копии документов, лишь грубоватую насмешку и лукавое пожелание удачи... А в пухлой подборке конфиденциальных сведений оказалась и цветная фотография Клэр...
     На своей помпезной, но уютной даче Казимир Александрович тщательно изучил подробное досье в коричневой кожаной папке... И теперь он снова теребил в своём просторном кабинете на втором этаже глянцевые и волнующие страницы... Потоцкий вразвалку сидел в подвижном кресле за удобным письменным столом и порой созерцал золотистый и ясный вечер в широкое и распахнутое окно с узорными белыми занавесками и москитной сеткой... Холёный хозяин дачи нынче был одет в домашний летний костюм из тёмного шёлка.
     Потоцкий уже не сомневался в своей невыразимо сильной любви и горделиво радовался ей. Ведь могучие чувства означали чрезвычайно лестную для состоятельного владельца предгорной дачи сложность его натуры. Да и плотское вожделение чудилось неукротимым... Однако вообразить раздетую Клэр в извращённых и бесстыдных позах он, – к изумлению своему, – не мог... А чувственная близость других – и даже безупречно красивых – женщин отныне ему претила.
     И вдруг у него изменилось его понимание любви... И ошалело поглядел Потоцкий прямо перед собой на солнечный закат в раскрытом окне... И были облака причудливы и мутны... А окрестный лесок жутковато мерещился бесконечной бездной, поглощающей неправедные души...
     И Потоцкий постиг, что подлинная любовь обязательно возлагает бремя. И отныне божественным бременем воспринимались личные качества, которыми он тщеславно гордился... И вдохновенный Потоцкий решил, что он хозяином собственной жизни отроду не был, но, наоборот, его человеческие свойства безраздельно принадлежали ей... ниспосланной жизни...
     И он истерически предположил, что резкие перемены в его понимании мира будут крайне мучительны... Однако духовные страдания пока не возникали... И даже появилось у него, – но только на миг, – весьма комфортное, хотя и неопределённое чувство...
     Вечерняя заря уже догорала, и сумрак в роскошном кабинете густел... Потоцкий включил настольную лампу и нежно повертел в руках возбуждающую фотографию Клэр...
     Славянское лицо светилось на чёрном фоне... И мгла манила Потоцкого не менее сильно, чем женская прелесть. А потом в сознании его зародилась идея, что именно бесконечная темнота и является Богом...
     И угрюмый Потоцкий упорно размышлял:
     «Почему до озноба я желаю Клэр?.. Да, она – мистически красива. Но в эротическом инциденте со мною чудесная внешность её – далеко не главное... Я не претендую на счастье. И поборником благочестия я вовеки не буду. Но покаяться я хочу. И я невольно мечтаю о милосердном прощении моего кощунственного беспутства... и о спокойной совести... Но кто из людей назначит мне суровую епитимью и подтвердит, что я – после санкций – прощён?.. Грехов накопилось у меня на множество реестров... Апостолы и черти без колебаний одобрят мою кандидатуру в кошмарный ад... в кипящую и зловонную смолу...»
     И он с пророческим страхом вообразил свою одинокую смерть... А случится кончина при полной бесчувственности близких ему людей к его невыразимым страданьям... Даже человеческая ненависть будет для него упоительным счастьем по сравнению с диким равнодушием окружающей среды к больному летальным раком юристу.
     Смысл, причину и значение своего духовного состояния Потоцкий понять не смог. Но ярко вообразилась печальная Клэр, и неожиданно стало ему – психически – гораздо лучше...
     И он отправил записку на её мобильный телефон:
     «Я, как нотариус, проштудировал завещание вашего покровителя. Возникла важная проблема. Я прошу о срочном свидании. Завтра, в придорожном сквере со знаменитым изваянием Пушкина, в шестнадцать часов».
     И вдруг появилась у него радостная уверенность, что желанная встреча обязательно состоится. Он постепенно успокоился и из хрустального бокала выпил судорожным залпом двойную порцию густого и благоуханного коньяка... В спальню, увешанную стильными зеркалами, Потоцкий отправился по узкому коридору уже изрядно хмельным...

7
   
     Электронное сообщение от нотариуса слегка удивлённая Клэр внимательно прочитала на экране своего мобильного телефона только ранним погожим утром. Ведь она в аристократическом, старинном доме собственный телефон всегда отключала на закате, поскольку вечерние звонки и вызовы заметно раздражали своенравного и прихотливого хозяина. 
     И теперь в коротком и измятом пеньюаре из белого муслина она расслабленно сидела на жёстком кухонном стуле. Улыбка у неё была озорной. И сомнений в том, что вальяжный Потоцкий в неё безудержно влюбился, у неё уже не осталось... Она хорошо запомнила изумлённые и тоскливые взоры порочного юриста...
     Она размышляла:
     «Богатый и матёрый владелец нотариальной конторы, как наивный и неопытный хлопчик, втюрился в меня. А теперь он восхищается мною... И, пожалуй, мне надлежит эффективно использовать этот благоприятный и лестный факт... Но неужели мне нужна адвокатская липкая любовь?.. А, впрочем, информации у меня ничтожно мало... На свидание я пойду. Но разве я не обязана сообщить моему наставнику о приватной встрече?.. Наверное, я всё-таки должна...»
     И Клэр, истомно улыбаясь, решила:
     «Сексуальные шашни с новым хахалем затевать я не буду... Мне до крайности противно воспринимать самоё себя проституткой низшего пошиба. Я желаю красивой мишуры и милого антуража... И, значит, я поведаю учителю всё...  без утайки... И он окончательно доверится мне...»
     И на горячем песке она сварила крепкий турецкий кофе... И Лыков, умилённый заботой, смаковал в своей удобной постели горьковатую и терпкую жидкость. А потом предупредительная Клэр торопливо ополоснула его лазурную фарфоровую чашку с пёстрым геральдическим гербом и, потягиваясь, отправилась в душ...
     Сладострастно мылась она ментоловым гелем под тёплыми струями, и полностью она отражалась в двух настенных овальных зеркалах. И собственная нагота блаженно возбуждала её... И чудилось ей восторженное наслаждение Иисуса Христа, который радостно, хотя и незримо обладал её безупречным телом...
     А вскоре ей померещилось, что она получила – в награду за чувственную нежность к Иисусу Христу – восприятие явлений, каким обладает Божество... Предвечный, дескать, именно так воспринимает человеческие уклады и земное бытие... Однако мистические ощущения не казались ей наваждением.
     Лохматым полотенцем она благоговейно вытирала своё упругое и холёное тело... И лихорадочны были раздумья:
     «Неужели свершается чудо?.. Ведь я не верю, что у меня случилась истерическая лихоманка ума... И я отнюдь не фантазирую... А теперь меня лелеет бездна... И чувствует моя взбудораженная плоть последствия дивного оргазма...»
     Возле своего резного гардероба из морёного дуба она придирчиво выбирала одежду. И снова она была нагой...  Заря мерцала и уже лучилась. А росинки на утренних листьях за окном, распахнутым настежь, вдохновенная и страстная Клэр с мимолётной улыбкой мысленно назвала «жемчужной и бриллиантовой эфемерностью».
     Клэр надела зелёное короткое платье с воланами и фасонными рюшами, а затем обулась в голубые и лёгкие туфли-лодочки на острых каблуках... Она в сиреневом фартуке приготовила завтрак и негромко позвала голодного Лыкова кушать... И в столовую немедленно пришёл аккуратный, тщательно выбритый и чистый сотрапезник в бирюзовой свежей рубашке и в серых просторных брюках, а его домашние тапочки были иссиня-чёрными и с красной бахромой.
     Проворная Клэр искусно сервировала антикварный стол с розоватой узорной скатертью и сняла на стерильной кухне передник...
     Сначала они полакомились мелкой боровой дичью с грибами и спаржей, а потом со здоровым аппетитом отведали жареную озёрную рыбу... Вместо хлеба съели пшеничные оладьи. А чёрный индийский чай умеренно был разбавлен кисловатым соком толчённых болотных ягод...
     За серебряным самоваром и сладким чаем она рассказала о призывном послании юриста, и Лыков бегло прочитал короткий электронный текст на её мобильном телефоне. Она ожидала от капризного покровителя потоков негодующей брани, однако без малейшего удивления он спокойно предложил:
     - А ты сходи на вечернее рандеву. И ты развейся. И шаловливо поищи забав и приключений.
     Она  медленно опустила веки и с нарочитой скромностью произнесла:
     - Но я не сомневаюсь, что он влюбился... И пылко мечтает он соблазнить именно меня... Разумные женщины не ошибаются в предметах и сути мужских вожделений... Мне отлично запомнились его ненасытные взгляды в местной нотариальной конторе, похожей на пошлое описание гарема... или борделя для извращенцев... 
     И Лыков назидательно молвил:
     - Твоё признание радует меня!.. И если бы не твоя внезапная правдивость, то я не поведал бы тебе о главной цели заветных знаний... Люди безмерно сложны. Но бездну своей потрясающей сложности они ещё не постигли... И даже ты доселе не подозреваешь, какие суждения и чувства породило в твоём подсознании хитрое приглашение юриста... В памяти твоего рассудка запечатлелся только конечный итог неосознанных эмоций и мыслей... А их была – мелодичная гамма... Или – настоящая космическая симфония!.. Однако разум твой проигнорировал внутренние дебаты...               
     И она выразительно попросила:
     - А ты поскорее посвяти меня, как ментор, в секреты подсознательных дискуссий... 
     - Ладно, – увлечённо сказал он, – послушай... Ты сначала – втайне от своего сознания – чувственно порадовалась дерзкому посланию юриста. И ты мгновенно поверила в неистовую любовь развратного Потоцкого исключительно к твоей великолепной персоне. И не ошиблась ты в определении степени его поистине исступлённой страсти. А очевидная порочность потенциального кавалера была особенно приятна... Ведь тебе надоело в сексуальных утехах скромно стесняться... И наитием ты ощутила близость его мучительной смерти... Даже он ещё не догадался о своей роковой хворости. И никто из врачей-онкологов не поставил Потоцкому раковый диагноз. Но опухоль уже пустила свои метастазы... И только ты – хищной своей натурой – смутно почувствовала канун превращения человека в околевшую падаль...               
     Клэр непроизвольно поникла, но вскоре она напористо осведомилась:
     - А ты, драгоценный, от кого узнал про кошмарный недуг распущенного и нахального адвоката?
     И дальнейшие фразы почти неподвижного Лыкова поразили её:
     - Внимал я музыке в твоём нутре!.. Однако о гадкой икоте и отвратительном бурчании в кишечнике и желудке речи нет... В мистическом трансе я чувствую чужие беззвучные мелодии суждений и свойств... И я в других людях постигаю совокупность желаний, душу и личность... Жуткими были мелодии в тебе... Но оказались они волшебны!.. Даже диссонансы потрясали своей упоительной прелестью. И вдруг услышал я трагическую кантилену. Именно в ней и появилась полифоническая тема о кануне православной панихиды и скорой кончине близкого тебе существа... И поверилось мне, что окутала меня оккультная энергетика небесных сфер... Именно из неё и возникли слова, произнесённые мною сейчас...
     И тихо Клэр усомнилась:
     - Но разве можно столь заковыристым образом выявить летальную болезнь у человека, на которого мы глядели только мельком?
     И Лыков пустился в негромкие и нервные рассуждения:
     - С помощью мещанской логики постигается в грешной юдоли далеко не всё. Существует в бесконечном пространстве ещё и мистическая вера, способная одарить святого подвижника исключительным восприятием, каким обладает Всевышний... – И после вдохновенной фразы о Божественном восприятии внимательная Клэр сладострастно содрогнулась... – Но подлинной верой всемогущий Предвечный наделяет смертных людей избирательно и крайне редко... И причину ниспослания Господней милости не дано обычному разуму понять... Но истинная вера в Создателя означает неизреченное блаженство... Однако я доселе бессилен сложные религиозные сущности выразить словесно... 
     И она не удержалась от задорного бахвальства:
     - А мне и не требуется мутное и напыщенное витийство! Я обойдусь без чахлой эрудиции алтарного начётчика и выспренних его речей... Сладчайший Иисусе с нежной любовью мне пособит...
     И явно раздражённый Лыков тягуче попрекнул её:
     - А ты – чересчур опрометчива! И напрасно предаёшься ты неуёмной гордыне. А твоя задиристая и надменная некомпетентность может оказаться крамольной...
     И вскоре – после обоюдного молчания – вдруг услышал он в её прерывистом голосе исповедальные интонации:   
     - А ведь меня задела, – и очень больно, – обронённая тобою фраза о хищности моей натуры... До нашей встречи я не сомневалась, что грациозной, гибкой и безупречно очаровательной хищницей быть почётно. А молочной коровой, козой-дерезой и кучерявой овечкой – нет... Но я уже – не столь определённа!.. И я теперь допускаю, что я могла бы интуитивно – и совершенно бессознательно – догадаться о летальной болезни юриста. Однако я доселе не уверена, что лишь губительная хворость Потоцкого сделает моё вечернее свидание с ним достаточно интересным... Судьбоносные перемены во мне – бесспорны!.. Я постепенно стала более нравственной и чуткой. И я порой ощущаю – и сквозь волшебную и серебристую дымку – даже вижу благодатную плоть Христа!.. А разве всемогущий и, значит, неотразимо обаятельный Иисусе удостоил бы своим божественным вниманием распутную и жестокую тварь?
     Ошеломлённый и хмурый Лыков непроизвольно её прервал:
     - Ну, зачем с бесстыдным вожделением долдонишь ты о Боге?
     И оказался ответ её предельно откровенным:
     - Райского Спасителя я безмерно люблю... И даже порочно мечтаю о сексуальных оргиях с ним... Но меня не считай сумасшедшей... И не смей консилиум собирать!.. Вероятно, мыслишка о моём психическом недуге уже мелькала у тебя в мозгу... Но я – милосердна... и я не ропщу... Однако я всерьёз остерегаю тебя, что я обязательно буду изощрённо и свирепо отомщена, если меня признают безумной... И мстителем будешь ты... – И вдруг она злорадно, хотя и нежно улыбнулась... – Ты очень многому научил меня... Благодарю!.. Но отныне смогу и я подробно и красочно поведать проницательному наставнику о скверных для него последствиях... 
     И он примирительно молвил:
     - Неужели трудно обойтись без череды бестолковых склок?.. Я полагаю, что наши скандалы – излишни... Однако каждому человеку может в башку втемяшиться буквально всё... Но верить без малейших колебаний – непростительно и глупо... И почему ты вдруг решила, что не обрадует меня реальное общение моей фаворитки с Христом?..
     Она неопределённо пожала плечами и выжидательно смолчала; а Лыков поёрзал на стуле и сказал:
     - Внутреннюю цензуру я временно отвергну... А сумбура в моём сознании нет. Но я пока боюсь безоглядно поверить в моё несказанное счастье... Чувственно ты близка с Иисусом Христом! И будешь моим ходатаем... если соизволишь... Грехов накопилось у меня немерено. Местный архиепископ заносчиво утверждал, что я полностью очистил душу от былого кощунства. Однако изворотливые пустозвоны-попы, вероятно, ошиблись. А я частенько спрашиваю самого себя: ну, разве я раскаялся, – хотя бы отчасти, – или нет?.. И ответа не нахожу...
     Она вкрадчиво и ласково спросила:
     - Неужели сложно понять?
     - Я необходим государству, и я ретиво исполнял офицерский долг. Но я получил завидные привилегии, награды, ордена и льготы... И я доселе не могу смекнуть: мучителем я оказался во имя русского народа или ради банальных премий и барышей?.. Мотивы греховных поступков – чрезвычайно важны... 
     И пыталась она утешить его:
     - Но закоренелые и матёрые негодяи не задают себе подобных вопросов. Своекорыстие не довлело над тобой... И больше не терзайся... А толика бесшабашности тебе не повредит... Я верю в это... 
     Он широко улыбнулся и задорно тряхнул головой. И смерть перестала его страшить. И вдруг почудилось ему, что избавили его от постоянного ужаса перед кончиной именно милосердные фразы Клэр...
     А после короткого обоюдного молчания она доверительно и тихо произнесла:
     - Я в прошлом, как личность, была примитивной. Но теперь моя духовная жизнь – безмерно сложна и донельзя интеллектуально насыщенна. И мне приятна внутренняя моя утончённость... Я теперь горжусь и наслаждаюсь... И я подозреваю, что обычные люди – от рождения и до смерти – не испытывают дивного психического блаженства, поскольку не ведают они о восхитительной и нескончаемой бездне своей натуры...
     И Лыков негромко рассуждал:
     - Порой мне кажется, что если бы дотошный литератор напечатал в книге наши беседы, то его обязательно подвергли бы жестокой критической травле... Дескать, обыкновенные люди не говорят на столь безупречном русском языке... и без мусорной лексики... И, мол, не затрагивают они роковые философские темы, которые вовеки нельзя исчерпать. И наша, де, мистически-прозорливая духовность – либо чрезвычайно сомнительна, либо совершенно невозможна... И очень многие лингвисты-хулители вдруг обрели бы в нашем случае – и вопреки своему обыкновению – неподражаемую искренность... Но неужели мы сомневаемся в собственной реальности?.. Разумеется, нет... И с нами всё свершается наяву... Но ведь работяги и мещане усомнятся...
     - Да, – досадливо согласилась она, – и в наши любовные перипетии, запечатлённые в романе, не смогли бы рецензенты поверить... – И вдруг она непроизвольно встрепенулась... – Я разительно изменилась... И я теперь скорблю о чёрствости многих людей... и тупости их повальной... Я не отрицаю, что в череде своих напастей бедолаги повинны сами... Но я порой желаю дружеского понимания... и сама готова прощать...
     И он радостно посочувствовал ей:
     - Полное одиночество, наконец, настигло тебя!.. Пожалуйста, не сердись, но я мучительно и трепетно этим счастлив. И твои духовные страдания вселяют в меня упоительную надежду... и даже блаженно окрыляют... Вот и рифма – хотя и глагольная – получилась!.. Однако я неподдельно и сильно тебя жалею... за грядущее – и вечное – твоё одиночество...
     И кротко она изумилась:
     - Разве боль моя приятна тебе?
     И высказался он без утайки:
     - Только нравственные муки преображают людей. И лишь теперь ты способна простить... А Божественный Спаситель, внемля с человеческим сладострастием твоему нежнейшему лепету... и молитвам твоим, помилует мою окаянную душу... – И Лыков ревниво и печально усмехнулся, а потом хрипловато присовокупил: – Я уже понимаю, почему я отчаянно нуждаюсь в тебе. Да, я – эгоистичен... и я отчасти – подлец... Однако и ты, кудесница, – отнюдь не в накладе... хотя навеки останешься одинокой... даже в своей семье... А я банально боюсь неминучей смерти... Но рядом с тобой исчезает у меня застарелый страх... Мозаика событий – уже окончательно – сложилась в моём рассудке... и пасьянс завершён... Я постигаю причины... 
     Лыков замолк и вскоре услышал требовательный голос её:
     - Отныне я чуждаюсь неприхотливых и пресных людей. Примитивная непритязательность мне уже претит... И я сейчас намерена узнать, как мне помочь духовно близкому человеку обрести полное понимание своей бесконечной – и пленительной – сложности... Пожалуйста, поясни...
     И сытый Лыков отозвался:
     - А в упоительной бездонности собственной личности сомневаться нельзя. Бессознательные устремления обязательно – и непрерывно – борются в каждом человеке с совокупностью его осознанных желаний... Безупречная гармония достигается редко... А теперь напряги интеллект и память!.. Подсознанию отдаётся мысленный приказ, а потом искусственно отключается рассудок... И с мира спадает его докучная личина!.. И разверзается в людях внутренняя бездна, манящая импульсивными искрами, болотными огнями и тусклыми бликами... А разум вскоре можно вернуть в нормальное состояние... Однако имеется важная сущность, а именно: нельзя постигнуть собственную внутреннюю бездну, если воспринимать других людей примитивными, дикими и тупыми. Наше восприятие самих себя непременно и полностью зависит от глубины и утончённости восприятия нами как сонма прочих людей, так и отдельного человека порознь...
     И Клэр невольно вскричала:
     - Ну, волшебная простота! А тебе за науку и мудрость простится буквально всё!
     И он расслабленно и сановито откинулся на спинку древнего помещичьего стула... Рачительная Клэр хлопотливо и бережно убрала посуду, а Лыков, наслаждаясь упованием на безусловное прощение своих грехов, неторопливо направился в рабочий кабинет с просторным диваном и удобным креслом...

Конец третьей части

Часть четвёртая

1

     Богатый нотариус Казимир Александрович Потоцкий вдруг тревожно сослался пикантно-красивой, но дельной и доверенной помощнице на лёгкое своё недомогание и за чёрным рулём серебристого спортивного автомобиля покинул собственную юридическую контору раньше, чем обычно... Потоцкий заметно похудел, но чувствовал себя хорошо. А потерю веса польский аристократ из российской провинции объяснил самому себе неожиданной и болезненной любовью к нежной зазнобе матёрого и беспощадного психиатра... Нынче на утренней заре Потоцкий выбирал себе одежду необыкновенно придирчиво. Классический синий костюм без жилета был намедни заказан в элитарном портновском ателье, а туфли из лучшей натуральной кожи были элегантны и в тон. Эксклюзивная белая сорочка из тонкого китайского шёлка и фиолетовый стильный галстук покупались в самом респектабельном салоне южного предгорного курорта с минеральными водами... Нижняя пуговица на пиджаке не была застёгнута...
     Потоцкий лихо, но расчётливо припарковал свою престижную машину возле армянского кафе и, перейдя асфальтовую дорогу, уселся на серую железную скамейку возле памятника Александру Сергеевичу Пушкину в небольшом, но тенистом сквере... А потом солидный юрист нетерпеливо поглядел на золотые браслетные часы от швейцарской фирмы, однако время, назначенное им для конфиденциальной встречи, ещё не миновало... И нервозный Потоцкий завистливо созерцал старинное изваяние в честь гениального русского творца и угрюмо думал: 
     «Много крамольных грехов простились на буйной планете Земля мастеровитому и бойкому литератору Пушкину за его фривольные и гладкие вирши... Но я сочинять мелодичные и выспренние стихи не умею... Иначе я вдохновенно написал бы восторженную поэтическую балладу о тонкой и безупречной талии Клэр... о зелёных очах благочестивой колдуньи... и о холёных пальцах с алыми и длинными ногтями... Однако прегрешения мои нельзя искупить столбцами рифмованных строчек...»
     И вдруг ему непроизвольно вспомнились волосатые гибкие пальцы, худое щетинистое лицо, крючковатый нос, тонкие красные губы, сутулая спина, пижонские усики и большие чёрные глаза под пепельными дугами бровей и матово-смуглым челом с глубокими морщинами и пигментным пятном, похожим на вычурную кляксу... Пронырливый и бодрый старец был лысоват, улыбчив, хил и низок ростом... Однако по своему желанию быстро вызывал симпатию... А при нужде умел затейливо и юрко лебезить...
     Опрятного старика именовали Кареном Львовичем Летовым.
     Внезапно Потоцкий испуганно содрогнулся, но вскоре судорожно стиснул достаточно крепкие для хулиганской драки кулаки. Он почтительно ненавидел престарелого владельца контрольного пакета акций самой обширной сети погребальных контор в северокавказском регионе. Хлипкий хозяин ритуальных заведений издавна устрашал юриста. И теперь Потоцкий лихорадочно, но трезво размышлял:
     «Мне частенько хотелось напрочь позабыть ядовитую тварь. Но от себя не сбежишь... И каторжную душу не изменишь... Я сейчас непоколебимо уверен, что даже в нынешнюю – полицейскую – эпоху лицемерно-елейный и предупредительный мастак-гробовщик перманентно готов любого клиента обаятельно и искусно укокошить согласно выгодному заказу... Палаческий характер свербит... А мы своевременно соскочили с разбойного, атаманского кукана. И удачно мы завязали... А затем легально остепенились... Но разве мы стали лучше?.. Ведь кощунственное воровство – извращённо влечёт... А вражеская кровь – сладострастно хмелит и дурманит...»
     Клэр прикатила – с минутным опозданием – на бордовом фешенебельном такси с золотистым силуэтом горной лани на заднем стекле голубого салона. С юным шофёром тонированной машины вежливая пассажирка непринуждённо и щедро расплатилась крупной купюрой... А затем аристократично и грациозно вышла... Мощный автомобиль бесшумно уехал... Клэр в густой тени от раскидистого дуба задумчиво глядела на высокостатусного юриста...
     Клэр на свидание с Потоцким неторопливо выбрала в спальне платиновые серьги с крупными, но дефектными изумрудами, изощрённый, хотя и неброский макияж, льняные бежевые брюки, коричневую тунику с бахромой на подоле, чёрные босоножки на каблуках, солнцезащитные очки и желтоватую кожаную сумку с документами, наличными деньгами и кредитными картами... Душистые волосы Клэр с нарочитой небрежностью падали на плечи и спину...
     И мысленно Клэр оценила, – и весьма спокойно, – образ и позу Потоцкого:
     «Поповская выпуклость пуза вдруг исчезла. Лицо – меланхолично и с гримасой романтики... Оделся без вульгарного шика. И – не уродлив... Но сидит на лавке – неестественно... И он – взбудоражен...»
     Потоцкий, наконец, заметил неподвижную Клэр и молодцевато встал. Потом, тревожно семеня, приблизился к ней. И вдруг она приветливо протянула руку. И он, – по нестрогому этикету для местной знати, – слегка прикоснулся пальцами правой руки к ухоженной и белой кисти.
     И Клэр пытливо поинтересовалась:
     - И где намерены вы провести беседу?
     Он галантно предложил:
     - Ну, давайте мы сейчас посетим приозёрный... лесной – и почти безлюдный в это время суток – ресторан «Симон».
     И она согласно кивнула головой, и они степенно направились к машине. Клэр в автомобильном бирюзовом салоне расположилась рядом с водителем и изящно пристегнулась – ради своей безопасности – широким ремнём. Затем повелительно, но тихо предупредила:
     - Я не терплю шальные гонки и глупые аварии... с протоколами полицейских патрулей... и неизбежными издержками на штрафы...
     И он, угождая своей прихотливой спутнице, был за рулём чрезвычайно аккуратен, однако до окрестной рощи они домчались шустро...
     Потоцкий важно, но педантично – и под квитанцию – разместил свою машину на охраняемой платной стоянке. По узкой дорожке из тёмной брусчатки они пошли в ресторан. Впереди барственно вышагивал состоятельный юрист... И вдруг благоуханная Клэр – неожиданно для себя – применила психологическую методику своего сладострастного и извращённо порочного учителя...
     И Клэр ощутила в самой себе беззвучную музыку чужой человеческой плоти. Аккорды, ритмы и мелодии были надрывны, но по-детски трогательны и невыразимо прелестны. Однако красоту и гармонию порождал предсмертный ужас... И вскоре изумлённая Клэр постигла загадочным наитием, что успешный, развратный и пресыщенный Потоцкий неизлечимо болен. И невольно она гордилась своим пророческим даром.   
     А бодрящийся нотариус вдруг порывисто обернулся и увидел большие зелёные глаза. Ему захотелось поощрительно и весело улыбнуться, но губы его исказила нервическая дрожь... Потоцкий с холодным потом на высоком лбу неуклюже и смущённо зашатался, а затем, ухватившись за ближнюю ветку, захолонул...
     Восприятие Клэр менялось разительно и быстро. Слабый, но резкий запах мужского пота приятно возбудил её... А через минуту бледный Потоцкий, обуздав-таки усилием воли самого себя, уселся на славянскую узорчатую лавку за струганный дощатый столик под тенистой древесной кроной. Церемонная Клэр бессловесно прикорнула напротив...
     И без промедления невзрачный, но расторопный и дельный служитель в якобы древнерусском облачении притащил гостям объёмистый чёрный фолиант с миниатюрными картинками и меню... Компетентный в кушаньях лакей почтительно рекомендовал пикантные плоские устрицы с черноморской фермы. Живые и вкусные моллюски подаются, дескать, на колотом льду в аппетитном обрамлении крупных и сочных лимонов.
     Белесый парень подобострастно, но с потаённой иронией уточнил:
     - Я сейчас предлагаю вам экзотическое для кавказской периферии блюдо. В сезонной кулинарной моде превалирует именно это яство. С энтузиазмом гурманы смакуют... Великолепную снедь продаём...
     И Клэр спокойно проговорила:
     - А я бы съела, пожалуй, восемь штук. Серебристой вилочкой...
     Потоцкий одобрительно ухмыльнулся и плотоядно велел:
     - Студёную и жирную дюжину мне поскорей подайте. И холодного шипучего вина популярной марки «Брют». Но всучивать мне алкогольную фальсификацию не смейте. И тухлыми харчами мою утробу не потчуйте...
     Опытный лакей искренне оскорбился:
     - Помилуйте, сударь!.. Обидно даже... Ведь случается здесь непростой контингент... и опасно щепетильный... А ведь с негодования начинаются беды...
     И Клэр поощрительно произнесла:
     - Вы, любезный, готовьте заказ... пожалуйста... Двадцать уже открытых раковин принесите... Но моллюски должны быть живыми... А сервировка – из хрусталя...
     И сметливый официант привычно поклонился в пояс привередливым своим клиентам, а потом сутуло и прытко ретировался на кухню... Потоцкий приосанился и словоохотливо молвил:
     - В давнюю эру моей безденежной юности гомонил поблизости шикарный ресторан «Легенда». И базарные егозливые спекулянты беспутно кутили в помпезном и широком зале, где стояли чередой потешные гипсовые скульптуры на черкесские танцевальные сюжеты... А нищий студент мечтательно бродил в осеннем рассветном тумане по окрестным тропинкам... Безлюдье, озеро и неясная, мутная заря... Но пылкое воображение дарило мне счастье!.. Рыночные реформы разорили злачный притон. И там отгремели песни и пляски... Огромные окна и напольные длинные зеркала современные варвары разгульно разбили вдребезги... А нынешние ордынцы споро разломали каменные стены... И лишь ступени сохранились... как реликвии дикарского капища...
     И Клэр учтиво отозвалась:
     - Поэтичная и грустная быль...
     Потоцкий вдруг признался:
     - А ведь я не верю, что человеческим счастьем наделяет внешняя реальность. Явь разочарует всегда...
     Но Клэр неопределённо улыбнулась и тихо прервала вдохновенного витию:
     - А давайте сначала мы обсудим проблемы с завещанием щедрого покровителя моего.
     И матёрый юрист послушно сменил застольную тему: 
     - Кратким я быть не обещаю... Ваше нотариальное дело имеет особую специфику. Нечистую подоплёку... Вам теперь необходимы твёрдые гарантии. Нужна надёжная подстраховка... Ведь престарелого и ущербного Лыкова можно – при общей и жестокой зависти к вам – провозгласить сумасшедшим... А лучше – коварно умертвить... И – после фабрикации достоверных улик – направить подозрения экспертов на вас... А криминальный мотив – очевидный... явный... Такая получается коллизия...               
     И понятливая Клэр сказала:
     - Значит, предлагаете вы помощь свою... Я не сомневаюсь, что с моей биографией вы хорошо знакомы. Ведь полиция занималась мной. И, вероятно, вы достали в следственном комитете полную копию моего конфиденциального досье... Житейский опыт имеется у меня. И мужчины мне небезызвестны... Нелепо вам отрицать, что вы отчаянно в меня влюбились... Однако столь оригинальным способом добиться от меня взаимности и сексуальной связи кавалеры мои ещё не пытались...               
     И раздражённый Потоцкий честно объяснился:
     - Доселе я не ведал, как подступиться к вам... Но ваши камерно-кандальные, – хотя, к моему сожалению, всего лишь духовные, – цепи должны иметь нерушимые звенья. И ваши нравственные оковы будут чрезвычайно прочными... если проклятый Лыков скоро и насильственно сгинет...
     - Неужели вы ещё не постигли, что у вас постепенно помрачается разум? – вдруг тревожно спросила она.
     - В безумцах и юродивых я не числю себя... А вы поскорее вникните в мои резоны... – И он ласково и страстно осклабился... – Мысленным экспериментом сейчас мы займёмся... Увлекательная и полезная процедура!.. – И в голосе его  появились хвастливые интонации... – А ведь я теперь – влиятельная в городе персона! И я пережил уголовный ад. Неужели вы полагаете, что бандитов, изуверов и воров искоренили на Северном Кавказе вчистую?.. Вовсе  нет!.. Наёмные палачи, – и довольно умелые, – сохранились. И каждый из них – за щедрую мзду – безукоризненно обтяпает любое паршивое дельце... Шайки и своры измельчали, но отнюдь не исчезли... От хищной стаи сберегли каркас...         
     Угодливый официант доставил на серебристом подносе большую зелёную бутылку студёного игристого вина, хрустальные сосуды, прочую сервировку для раннего ужина и пару соблазнительных порций уже открытых, но свежих устриц с лимонами и льдом.
     Прозрачные устрицы были живыми и вздрагивали от лимонного сока. И шустро их глотали, запивая деликатесную мякоть холодным шипучим вином... А вышколенный в коммерческом колледже лакей беззвучно доливал высокие и светлые бокалы... Моллюсков доели быстро... Потоцкий небрежно вытер белой салфеткой влажные губы и приказал внимательному слуге:
     - Дождитесь... поодаль... продолжения моего заказа. А кубки и вино оставьте...
     И лишнюю посуду стремительно убрали со стола смазливые и плутоватые смуглянки в горской одежде... И вдруг от близкой речки повеяло прохладой... И Клэр аккуратно, но чуть порывисто прикоснулась к алым устам нервически скомканной салфеткой... И вскоре Потоцкий услышал:
     - Я бы хотела относительно вас... ошибиться...
     - Но почему, милостивая государыня?.. – удивился он, – законы и сословные традиции не нарушал я... довольно долго...
     И Клэр не таила собственные мысли:
     - Изощрённую вашу логику я вполне понимаю... В насильственной гибели Лыкова обязательно обвинят меня. Ведь я теперь имею корыстный мотив... и я – законная наследница... по завещанию старого лекаря... И моя репутация – небезупречна... А вы заранее смухлюете себе козырного туза... Однако можно его и спрятать, а не бросить эффектно губительную для меня улику... или моё бесспорное алиби на судебный кон... в коллегию присяжных... Если, разумеется, буду я благоразумной, а вы – речистым адвокатом в интересном процессе... и хахалем своей подзащитной...
     И невольно он пробурчал:
     - Вы проницательны – чрезмерно...
     - Я, вероятно, уродилась такой... – и она с недоумением повела плечами. – А ведь у вас – заковырка... Или грубые шероховатости мышления... Ну, зачем богатому аристократу такие сложности?.. Вы нелепо шантажируете меня... и шершавым стилем угрожаете убийством почтённого психиатра... Ну, почему не пытались вы банально купить меня... подарками, лестью, комплиментами... да и просто деньгами?..
     И он затруднился ответом, и было обоюдное молчание довольно долгим... Она пригубила свой бокал, и собеседник её непроизвольно, бессознательно и точно повторил череду её размеренных движений... И почудилось Потоцкому, что он сейчас не только может мистическим наитием постигнуть потаённые мысли Клэр, но даже способен созерцать подробности событий, воображённых в её сознании.
     Юристу грезилась собственная кончина в роскошной госпитальной палате. Пульсировала нестерпимая боль... А рядом с его железным одром сидела на жёстком стуле насупленная и строгая Клэр. И вдруг она, порывисто вскочив, поцеловала тощего пациента в холодные и сухие губы, а потом он радостно услышал: «Я прощаю тебя. И Христос извинит...»
     И Потоцкий вкрадчиво спросил:
     - Неужели вы способны чувствовать чужие недуги?
     И была она правдивой:
     - Я понимаю больше, чем хочу... Наставник многому научил благодарную свою наперсницу... А вы, действительно, больны... И, наверное, – летально... И вы неосознанно уповаете, что извращённые влечения, как наркотические инъекции, милостиво избавят вас от горести предсмертных раздумий... А метастазы уже непобедимы... 
     И надрывно он проворчал:
     - Я оторопел... мне душно...
     И вдруг она – неожиданно для самой себя – пожалела его:
     - Но я намерена молиться за вас, как за близкого мне человека. И, возможно, Иисусе, – ради меня, – не погнушается вами...   
     А Потоцкий сипло и безнадёжно бормотал:
     - Но я – не ребёнок... Слабое утешение одинокой ночью... в конвульсиях и корчах...       
     - Не надо, сударь, высокомерно пренебрегать моим ходатайством. Вы недостаточно сведущи в юдоли, в которой живёте. Вашему восприятию доступна лишь нечистая оболочка... Но если вдруг исчезнет пелена... – И принялся он угрюмо и пытливо смотреть на сдержанную Клэр... – то меняется явь... А лунной и призрачной ночью возникает Спаситель... божественный и нежный... И я восхищённо осязаю сладостную тяжесть Его... И серебристые пальцы на моих интимных местах...   
     И Потоцкий невольно, но истово ей поверил, однако всё-таки искушал её:
     - Бессилен я вообразить, что вы, блаженствуя наяву с чародейной плотью Иисуса Христа, дорожите сексуальными шашнями с капризным хрычом... пусть даже неисчерпаемо мудрым... Ведь бесконечной преданности не существует!.. А вы от наставника уже получили буквально всё... Бесспорно, ваш несравненный разум благоговеет перед занятным колдуном. Но разве в подсознании вы не мечтаете о беспредельной свободе?.. Ведь излишне долго может он протянуть... на витаминах плодородной южной земли. А вы весеннюю свежесть непрерывно ему даёте... лакомой плотью своей... как бесправный донор...
     Она растерянно промолчала, и он заявил:
     - Я непременно пойду к врачам. Они усердно обследуют моё холёное, но, увы, истрёпанное тело. И если моя онкология подтвердится, то и Лыков – не жилец.
     И она тревожно спросила:
     - Но разве он виноват?
     И бледному Потоцкому собственные тихие фразы раскрывали подлинную сущность его: 
     - Невозможно мне обжулить самого себя. И даже если враньём заморочен разум, то нельзя подсознание избавить от нежелательных истин... И раковую опухоль не отменит моя респектабельность... Я – хуже, чем преступник... я – лицемер... Всевышний готов – из божественного милосердия – прощать палачество, растление и воровство, но любая попытка мысленно облагородить свои преступления – неискупимое кощунство... И я теперь бессилен оправдать самого себя... Наказание – неминуемо... и хуже уже не будет... Но я могу – накануне смерти – заполучить в обладание вас... И я с невыразимой усладой вас уподоблю себе...
     - Окститесь, шалый нотариус... – внятно и гневно прошептала она.
     - Возненавидел я кичливость вашу, – бубнил он самозабвенно, – и все грядущие молитвы из ваших уст... Ну, кто из обитателей райских кущей одарил вас привилегией на святость? И почему самоё себя возомнили вы бесподобно благочестивой?.. Лапидарный вопрос: ну, кто вы такая?.. Если полицейские чины не обмишурилась, то не чураетесь вы корыстных авантюр...
     И она негромко произнесла:
     - Неужели вы ещё не заметили, что привычное бытие уже исчезло для вас?.. Оглянитесь вокруг. И взоры свои устремите в лазурные выси... Разве извечная природа такова, какой вы привыкли её созерцать?.. А ваши словесные обороты вдруг обрели утончённую точность. Вы говорили – до нашей встречи – совсем иначе... гораздо хуже... И вам теперь необходима именно я, а не одалиски и гурии вашей нотариальной конторы... И ради моей сексуальной и духовной близости вы готовы без колебаний умертвить поразительно мудрого соперника, который избавил меня, – а вскоре и вас, – от прозябания в банальности и скуке...
     И пытался Потоцкий шутить:
     - Вы, несомненно, правы: умирать не скучно...  хотя и жутковато... Ангелы Господни не сыграют для меня на свирелях, дудочках и трубах... Мне предназначены адские печи... 
     Она медленно покачала головой и, глядя на его переносицу, сказала:
     - Я готова вам оказывать постоянную духовную поддержку... А вы сейчас почувствуете сильную боль, которая быстро пройдёт... И буду я утешением вашим, если согласитесь вы на полное послушание... Иначе вы завопите от муки, а мутные потоки нецензурной брани вы извергните с грубой хулою на свою окаянную судьбу... Но ругань вам не поможет...               
     И он ощутил нестерпимую боль, которая через мгновение исчезла. И он запальчиво подумал:
     «Я избавлюсь от близких предсмертных страданий только в её присутствии. А Лыков – мой конкурент. И, значит, я поручу его убить... А далее – по плану... И стану я доверенным адвокатом в её уголовном процессе... И пылким любовником её... И тогда размышления о могиле и гробе назойливы не будут... И Клэр убедительно попросит за меня у милосердного Христа...»
     И вдруг она прерывисто молвила:
     - Прежний мир уже не вернётся к вам... Однако и новое бытие – неизъяснимо прекрасно!.. С дивным Иисусом... и с вашей безмерной верой в меня... И с грамотной... изысканной речью...               
     И Клэр неторопливым жестом позвала официанта к себе...
     И она заказала жареных перепёлок на чугунных сковородках и густое красное вино в армянском кувшине из глины... Оба любили стихи Анненского, Тютчева и Блока... Тихо судачили о символизме и стиле декадентских поэтов и разборчивым шёпотом декламировали их лирические строчки наизусть... А звёздной и прохладной ночью после оплаты наличными деньгами обильного ужина и вручения тороватому лакею щедрых чаевых Потоцкий брюзгливо пригласил дежурного по заведению худосочного шофёра, который за отдельную плату сноровисто развёз на машине, принадлежавшей хмельному юристу, печальных посетителей престижного ресторана восвояси...

2

     Ранним погожим утром Казимир Александрович Потоцкий решил немедленно посетить дорогих и модных врачей в акционерной клинике с безупречной рекламой... А в уютных и высоких комнатах городской квартиры состоятельного юриста была приятная свежесть... Он сварил на горячем песке и с удовольствием выпил обычную порцию бразильского чёрного кофе. А потом по мобильной громкой связи Потоцкий уважительно, хотя и кратко сообщил доверенной и старательной помощнице, что он сегодня, увы, – из нелепой и досадной хворости, – присутствовать в конторе не сможет... И неподдельное сожаление прозвучало в ответ...
     Потоцкий проворно надел голубую стильную рубашку с длинными рукавами и светло-серые штаны из натурального российского льна. Коричневые туфли имели внутреннюю, закрытую шнуровку. А в заднем кармане модных штанов торчали измятые купюры, пухлое портмоне из кожи африканского крокодила и вычурная черепаховая расчёска.
     Он привычно, но тщательно запер железную дверь в свою квартиру на нержавеющий накладной замок и быстро спустился на лифте вниз... Презентабельная машина Потоцкого стояла между клумбами, кустами и деревьями в широком тенистом дворе. И тревожный юрист с неожиданной для самого себя натугой уселся за руль. Автомобильную дверцу владелец не захлопнул. Он суетливо озирался и беззвучно вздыхал...
     Симптомы летального и скоротечного рака ещё не появились, однако Потоцкий уже не сомневался в неизлечимости своего недуга. Но удивляло отсутствие страха. И хмурый больной подумал:
     «Я не сомневаюсь, что скоро окочурюсь, но я не боюсь... Неужели мир изменился для меня?.. Вероятно, да... И Клэр говорила об этом... Она турнула меня из привычной и банальной рутины... И я отныне чувствую себя принадлежностью непостижимой бездны, которая мудро, но беспощадно управляет мной. И я теперь мучительно и рьяно желаю быть безропотным рабом природных моих дарований... А создан я Всевышним для судебных прений... и для ораторского искусства... Но любые таланты непременно и страстно требуют полной своей реализации...»
     Потоцкий взвинчено покрутил головой и сильно озадачился:
     «Но почему я безгранично доверяю Клэр? Вчера за ужином она сообщила о метастазах и раке, и я не усомнился в её правоте... И разве телесная близость с Иисусом Христом не кажется мне реальной?.. И по какой причине мои соображения о внешне бесцельном убийстве психиатра докучают мне непрерывно?..»
     И он благоговейно пробормотал:
     - Религией стала Клэр... и, значит, новый символ веры непременно нужен...   
     И в изощрённом разуме юриста чередой возникали точные формулировки, которые без изъянов запечатлела безупречная память:
     «В чувственной связи Клэр с божественным нашим Спасителем сомневаться нельзя... Озарения и мысли в нашем сознании возникают из космической бездны... Каждый человек обязан рабски повиноваться своему природному дару... Только несравненная Клэр – из благодарности за важную услугу – способна мне гарантировать вечное спасение души и райские кущи...»
     И вдруг непроизвольно ему подумалось о бессознательном желании Клэр:
     «Целесообразность управляет даже аскетической святостью... Бесспорно, Клэр сердечно признательна своему искушённому и циничному наставнику, но неужели он доселе ей необходим?.. И разве не будут ей отвратительны его подгузники, пелёнки и ночные горшки?.. Но её рассудок ещё не постиг, что она теперь желает смерти своему пестуну... Однако умная и неотразимая чаровница чрезвычайно щедро, хотя и тайно расплатится за успешное решение насущных её проблем...»
     Но вскоре расчётливый Потоцкий всё-таки усомнился: 
     «Поползновения и планы мои, возможно, – несуразны... И похожи на бред... И в распутную нашу эпоху не умерщвляют влиятельного человека ради женской любви. И в народе нет упований на спасение душ... Чересчур импозантные митрополиты и епископы нашей канонической церкви не верят в новое пришествие Христа... А я теперь не отрицаю плотскую близость дивного Иисуса и Клэр... И я – вопреки своему сознанию – отныне надеюсь, что истовые молитвы обо мне сладострастной и нежной пассии Христа избавят меня от праведного наказания в аду... Но возможна ли её мистическая протекция?.. Мои суждения – сумбурны...»
     А затем Потоцкий мысленно убеждал самого себя:
     «Но чем я рискую?.. Разве преддверие моей кончины не делает ничтожным любой безрассудный риск?.. Экстремальность меня не испугает. И я, – при доведении меня до крайности, – совершу эффектный суицид... на стадии следственных экспериментов... – И матёрый юрист ехидно усмехнулся... – Но завершение моего земного бытия, – до самоубийства, – феерическим будет...»
     И он бесшумно притворил автомобильную дверцу и сноровисто запустил мотор...
     И вскоре в частной клинике предупредительные пайщики-врачи искусно изображали ради него заботу и доброту... И они горделиво верили в собственную сердечность... А Потоцкий для комплексного анализа внутренних органов сдавал свои телесные материалы. Смазливые медицинские сёстры прытко сновали рядом... И вдруг умильные, но серьёзные физиономии врачей обрели торжественную скорбь. Потоцкий сразу догадался: «Диагноз – кошмарен...»
     И до вечера опытные доктора искренне восхищались бесстрашием своего желанного – и очень богатого – пациента. И Потоцкий сдержанно условился с ними о новом своём визите в их удобную клинику на паях... Церемонно вручили рецепты. А щедрый аванс за грядущее лечение был получен с банковской карты... И учтивый клиент покинул комфортабельный корпус больницы.
     Туманный закат слегка золотился, и обильная роса появилась на траве и листьях...
     А Потоцкому вспомнилась процедура заказов, обрекающих людей на смерть...
     В электронной сети была опубликована короткая статья о русском художнике-модернисте с указанием средней аукционной цены на его картины. Примерная цена полотна с аляповатой и вздорной абстракцией умножалась на сто, и полученный результат означал стоимость заказного умерщвления... Потенциальный заказчик приносил полную сумму денег в городской особняк владельца погребальных контор Карена Львовича Летова. Беседа с хозяином дома велась о здоровье и рыбалке... Однако на полоске тонкой – и обязательно синей – бумаги были написаны имя, точный адрес и прочие координаты жертвы. И если гробовщик, обладавший редкостной памятью, соглашался на платную ликвидацию, то он сжигал в хрустальной пепельнице маленький лазурный листок. И заказчик, оставив за плотной серебристой портьерой пачки российских денег в чёрном эластичном кульке, почтительно удалялся... Срок выполнения заказа не превышал сорока пяти календарных дней... Возврат заказчику синего клочка бумаги означал безоговорочный отказ... Рекомендации были обязательны, а халтура не допускалась...
     И Потоцкий лихо покатил на дачу. По дороге в старой привокзальной аптеке он купил назначенные врачами лекарства... И после холодной ванны он беспокойно и натощак заснул в просторной и свежей постели...

3
               
     Ночь была росистой, прохладной и беззвёздной...  Нагая Клэр шевельнулась рядом со своим покровителем и вдруг проснулась. А потом раздражённо она соскочила на ворсистый ковёр и босой отпрянула от кровати... Лыков дышал бесшумно и был недвижим. И Клэр порывисто, но тихо уселась в большое и старинное кресло возле распахнутого настежь окна. И вспомнился ей Потоцкий. И сильно удивилась она отсутствию у неё неприязни к больному юристу...
     И Клэр в темноте размышляла:
     «Я случайно обрела феноменального педагога. И сумела я перенять его методики и приёмы. И вдруг появился божественный Иисус. И возникла дилемма... А я теперь – в печали, тоске и смятении... Циничный, желчный и прозорливый пан Потоцкий оказался прав: бесконечной преданности не существует... Евангелие от Сатаны... И вечной верности нет. А назидательный и чувственный Лыков уже иссяк. И я получила от него буквально всё... Однако я не поведала ему, что намерен его изощрённо умертвить отчаянно ревнивый и донельзя влюблённый в меня Потоцкий... Но если я допущу изуверскую казнь моего несравненного благодетеля, то вернётся ли ко мне Христос?..»
     И взбудораженная Клэр непроизвольно зажмурилась. И вдруг почудилось ей, что в её ухоженной плоти беззвучно заговорил Спаситель...
     «Нельзя беспрерывно обманывать самоё себя. Несомненно, ты признательна своему дорогому наставнику. Но разве ты полюбила его?.. И натужна теперь твоя эротика с ним, а мускулистого юноши поблизости нет... И ради богатого старца искусно ты притворяешься страстной... и даже сама телесно блаженствуешь от своего сексуального актёрства... Но развратное и частое лицедейство неминуемо – и очень скоро – тебе надоест до тошноты... А ханжество – неимоверно наскучит... Самый честный поступок для тебя – навечно уйти от психиатра... Но куда тебе деваться?..» – И вдруг она самоуверенно хмыкнула... – «Но прежняя жизнь уже недосягаема для тебя... Превратилась ты в элитарное существо из арийской касты. И попала ты в наивысшую категорию людей... И фальшивые оргазмы, и ловкие плутни, и пёстрая мишура уже постыли – в подсознании – тебе... Неужели мистическая и потаённая власть, дарованная для божественных целей, использована будет ради банальной кражи серёжек и бус из ювелирной лавки или захолустного ломбарда?.. А ведь ты обожаешь утончённый комфорт. И тебе необходим завидный социальный статус. И, значит, монастырские тесные кельи и таёжные стылые скиты – не для тебя...»
     И она, не раскрывая глаз, шипуче прошептала:
     - Но довольный собой боярин Лыков проживёт излишне долго. И доколе... Хотя необычайно щедро он обеспечивает меня... а капитал на моих депозитах – сохранён... Однако я не выдюжу блудную маету и не стерплю вероятный старческий маразм... 
     И она разомкнула веки, и мрак показался ей невыразимо красивым. А вскоре она решила:
     «Я подожду неделю... И дёргаться в метаниях не буду...  Но если Потоцкий – ради меня – осмелится на убийство, то от нашей интимной связи он получит буквально всё, чего пожелает... Иисус намекнул на сокровенные божественные цели... А во имя священных предначертаний Всевышнего можно и жизни лишить... как на справедливой войне... И умерщвлять попечителя буду не я... Но бесспорное алиби нужно иметь постоянно...» 
     И Клэр, нашарив нежными ступнями свои пушистые тапочки, направилась из спальни Лыкова к собственной постели... И быстро опочила на чистой простыне...

4   

     А на рассвете туманная и млечная дымка постепенно растаяла, и утро выдалось прохладным, но ясным... После тёплого душа Лыков с тщательно выбритым лицом, а затем и хлопотливая Клэр, искупавшаяся в белой ванне со льдом, облачились в зелёные домашние одежды. Весенние цвета хозяйского тонкого костюма и женского короткого платья совпали совершенно случайно... Импортная обувь была весьма удобной, а гладкая причёска у Клэр – классически простой... На завтрак они с удовольствием съели в хорошо проветренной столовой и жареные грибы, и паровые бараньи котлеты, и ломтики разварной рыбы, и салат из летних овощей... Миниатюрную буханку хлеба и круглый каравай добросовестно испекли из кубанской пшеницы на старом кондитерском комбинате... Аппетитную снедь запивали крепким бразильским кофе со свежими деревенскими сливками и с добавлением кусочков сахара-рафинада... А потом аккуратная Клэр старательно вымыла на кухне посуду...
     И снова встретились они в гостиной, и Клэр почтительно попросила его:
     - Пожалуйста, покажи мне рисунки и рукописные тетради Леонардо...      
     И Лыков умилённо улыбнулся и охотно поспешил в подвальное помещение, где хранились драгоценные раритеты... Ожидание Клэр не затянулось... И за антикварным столом на средине большой и светлой комнаты начался ритуал торжественного созерцания художественных реликвий. И отлакированные после реставрации старинные стулья под телами обоих слегка скрипели. Оконные занавески порой шевелились от приятного сквозняка. А Лыков благоговейно вещал:
     - Философские идеи Леонардо да Винчи изложены только в этих заветных манускриптах. И ещё до начала пролетарской революции крамольные суждения флорентийского гения Ренессанса тайно расшифровали и перевели на русский язык. Уникальные тексты ошеломили мою родню... Перевод каллиграфически начертали на пергаменте тушью... 
     И любознательная Клэр нетерпеливо отозвалась:
     - Я хочу поскорее постигнуть основные концепции неповторимого творца.
     И она услышала:
     - Христос не царствуют в небесных чертогах. И райских теремов у Него нет... Обитель Его – планета Земля... И Он скитается среди людей... неброский, сдержанный и скромный... И порой принимает Спаситель облик обычного человека. И тогда некрасивыми устами скучного и чахлого соседа-аллергика может заговорить Иисус... И только прозорливое милосердие Бога не лишает нас болезней и смерти... И я непоколебимо верю в догматы Леонардо да Винчи...
     И Клэр непроизвольно напряглась на стуле... 
     А возбуждённый хранитель сакральных вещей сказал:
     - Без пугающей и таинственной смерти нужды в человеческой жизни нет... И мы живём только потому, что смертны... Даже самоотверженный и заботливый Христос не чурается грозных умерщвлений. Он безжалостно позволил мерзкому предателю Искариоту удавиться в верёвочной петле на колючей ветке...
     И Клэр, не понимая свои внезапные, но очень сильные чувства, содрогнулась...
     А словесные излияния Лыкова вдруг обрели воркующие интонации:
     - Религиозная гипотеза кудесника Леонардо – нешаблонна и великолепна! И она – исключительно привлекательна... как студёная и чистая криница в вёдро... И я заворожён... Вообрази! Христос появляется всюду... А я трепещу... Но если Он обрекает людей на телесную гибель, то неужели Его Божественная милость не печётся о вечных душах, покидающих – по Его священному повелению – свою бренную плоть?.. Но я, к сожалению, не сведущ в семинарской гносеологии, клерикальной апологетике и теизме. Однако я постоянно чувствую еретическую правоту Леонардо да Винчи... И я порой различаю в человеке ипостась Демиурга... Однако многие пассионарии – шкодливы...
     И Лыков поперхнулся и притих... И вдруг заранее он устрашился мыслей, которые неминуемо и очень скоро появятся у Клэр. И он поёрзал на стуле. А ей истомно подумалось: 
     «Учитель изрекал провокаторские фразы. И он подстрекал меня... А ведь кощунственная парадигма Леонардо да Винчи оправдывает буквально всё... И неужели нынешнее витийство Лыкова – отнюдь не случайно?.. А если наставник уже мечтает о скорой своей кончине, предназначив меня в палачи?.. О, буду я очаровательной, хотя и погибельной тварью-паучихой... И ядовито начну я расточать волшебные дурманы... Только Всевышний может ныне подарить счастливую смерть... Но вскоре при моём сладострастном участии Лыков умрёт, ощущая безмерную и нечеловеческую радость... А лучистые ангелы вознесут его в эдем...»
     И она восхищённо посмотрела на большие и дивные рисунки Леонардо... Их было четыре... И они изображали трудовые будни Иисуса в земной юдоли... А рядом стоял живописец... И Клэр немедленно смекнула, что видит она искусные автопортреты чудесного и кропотливого мастера...
     Лыков прерывисто сообщил:
     - Карандаш... применялся... итальянский... на этих листах...
     И Клэр молитвенно прошептала:
     - Похоже на сажу...
     А потом наставник бережно листал тетради... Их было три... Орнаменты, наброски карикатур, эскизы строений, диковинные пейзажи и убористые тексты темнели на плотных, но ветхих страницах...
     И Лыков, любуясь неповторимым почерком, размышлял:
     «Пожалуй, я не боюсь, и мне теперь интересно... А Клэр оценивает варианты. Она расчётливо и мало поведала мне о встрече с больным юристом Потоцким. Беседу с ним назвала канителью... А ведь раньше была гораздо говорливей... А ежели не врать самому себе, то нужно отбросить любые сомнения в том, что моё угасание – выгодно ей... Зачем ей стариковская сперма?..»
     И он приветливо улыбнулся...
     И вдруг она ошеломлённо пролепетала:
     - Бесспорно, ты любишь меня...
     И он бесшумно поднялся с узорного стула и около открытого окна сказал:
     - Справедливый Господь по-разному карает людей. А подлинная любовь готовит к жертве... Изумительные творения, которые я сейчас положил на белоснежную скатерть, – бесценны. Но вдобавок я владею ещё и первоклассной картиной Леонардо да Винчи. И я могу на художественном аукционе получить без проволочек астрономическую сумму. Однако я – в придачу к произведениям Леонардо – потаённо храню ещё и документы, реестры, грамоты и заповедные хроники по истинной истории славянства. Эра для их публикации солидным тиражом ещё не наступила. И если в нынешнее растленное время обнаружат их в моём фамильном каземате, то беспощадно их истребят... Наша правдивая история – чрезвычайно опасна для враждебных империй... 
     И он рассеянно поглядел в окно на росистые ветви и молвил:
     - Сбережение научных сокровищ о древней отчизне – это моя родовая миссия... Многие коллеги считали меня чересчур жестоким. Нарекли меня партийным холуём, хотя официально я в коммунистах не числился. И ханжески третировали меня... Да!.. со скопищем еврейских диссидентов я, – доподлинный аристократ, – боролся без особых угрызений совести. Ведь мусором и лишним балластом были они... А я ревностно исполнял святое своё предназначение, которое вскоре унаследуешь ты... И я теперь убеждён, что не ошибся я в сокровенной сути твоей... И взыграла мистическая любовь...
     И долго они молчали... Лыков ожидал от своей наперсницы унылых и честных покаяний... Он давно и полностью постиг безудержно-изуверскую и разбойничью натуру Потоцкого... Не обмишурился матёрый психиатр внешним лоском нахрапистого юриста... Лыков не сомневался, что развратный Потоцкий, очарованный Клэр почти до экстаза, предложил утончённой красавице – ради содружества и извращённого секса с нею – уничтожить уже постылого ей, а вдобавок ещё и дряхлого хахаля-брюзгу, который оставит ей завидное наследство...
     И возле подоконника неподвижный Лыков принялся хрипловато и прерывисто рассуждать:
     - Неужели запоздалой моей любовью к талантливой ученице карает меня Господь?.. Но я – не тюфяк... из ваты... И слюнтяем и нытиком я не считаю себя... И ежели Богом я наказан, то я стенать не буду... И рыданий моих не услышат... Но Провидение оказалось добрым ко мне... Расстрельная ночь отличается от сладострастной мглы... А нежные и бесстыдные губы – не секира... И свежая постель – не эшафот... и не плаха... с полупьяным катом... палачом... И разве я не сумею достойно помереть?..      
     И он горделиво и чётко потребовал от неё:
     - Разверзни поскорей уста.
     И за массивным столом она, не шевелясь, произнесла вкрадчивым голосом:
     - Незыблемая правда отсутствует в мире. И чувства меняются быстро. И за печальную душу свою не смогу я теперь поручиться. Но я искренне благодарна тебе. И я люблю самоотверженно и стойко... И поэтому твоя родовая миссия закончится вполне успешно... и, вероятно, – даже триумфально... Клянусь, что я не допущу фиаско!.. Ведь редчайшими и нужными качествами ты уже наделил меня...
     И он поощрительно и нервно кивнул...
     Она слегка изменила позу и призналась:
     - Но счастья я тебе не сулю. И долгой жизни тебе не обещаю. И будешь ты неимоверно огорчён. Однако любое чувство – драгоценно... Своей кручиной я порой наслаждаюсь...
     И он уселся супротив настороженной Клэр и негромко поведал ей:
     - На излёте юности случилась у меня неизбывная любовь. И я мучительно и постоянно бредил. Но желанная женщина не подарила радость. А истерические ласки усугубляли моё страданье... И даже мечты мои озарялись ожиданием несказанного горя... Замуж за капризного атлета вышла она беременной, и на свадьбу меня не пригласила. Суженный оказался подонком и быстро угодил в тюрьму, где и сгинул – позорно и безвозвратно... А я получил медицинский диплом с отличием и всегда считался искусным специалистом... И я предвосхитил новомодные методы лечения перманентной депрессии, возникающей после шока или периодических стрессов...
     И после короткой паузы он тихо, но внятно присовокупил:
     - Однако позже я постиг, что именно страстные терзания и были подлинным счастьем... Чувственное пламя опаляет с бесконечной духовной болью только отмеченных Богом людей... А нравственные муки нужно заслужить... способностью пленяться ими... – И Лыков невесело усмехнулся... – А собственную личность каждый человек созидает сам... хотя почти не думает о том, каким он желает быть. И поэтому получается неопределённый и блеклый образ... 
     И она кокетливо проговорила:
     - Я понимаю тебя. Но разве я – невыразительный очерк?.. мутный и зыбкий?.. И неужели я вызываю хандру?
     И Лыков объяснился без увёрток: 
     - Ты восхитительно и чутко провоцировала короткие адюльтеры. И ради тебя бюрократы расхищали бюджетные фонды... И я не сомневаюсь, что потёртые службой и напыщенные чиновники скулили от греховных вожделений. Ты была эротической галлюцинацией для распутных вельмож... Но врождённые пороки не могут напрочь улетучиться из нашей плоти... Застревают в ней навечно... Сколько ни старайся... А покаяния и молитвы – не пособят!.. И прошлое тебя не покинет... А ты, наверное, уже с младенчества была честолюбивой и болезненно тщеславной. И с ранней юности склонна ты совращать мужчин... И твои амбициозные притязания обуздать нельзя. Однако направить их на пользу отчизны – можно... Прости мою нечаянную выспренность!.. Вероятно, ты уже сообразила, что победное завершение – именно тобой – наследственной и священной миссии древнейшего боярского рода украсит предосудительную биографию ловкой авантюристки героическим ореолом... нимбом... и даже научным шармом... Твоя анкета получится прелестной... И ты – заслуженно собой возгордишься...
     Лыков умолк, и она задумалась о себе... Появились у неё реальные шансы на достойный социальный статус... Доселе она была хотя и удачливой, но только – аферисткой. И не получила она систематического образования и подлинного диплома... Но прозорливый доктор Лыков щедро подарил своей усердной и необычайно красивой наперснице радужные перспективы... Уроки его – поистине бесценны. И его экзамены – отечески суровы. А его назидания значительно превосходят по качеству и пользе многие академические консультации, семинары и лекции.
     Раздражённая Клэр стыдливо потупилась и нервозно вздохнула; её непроизвольные мысли стали обрывочны и докучны. Но сейчас она не лгала самой себе:
     «Старика готовы убить. А я безмерно благодарна ему. Но его насильственная кончина выгодна мне... Должна ли я постараться его спасти?.. Однако мудрый учитель и дряхлеющий любовник – это разные сущности... Напрасно он залез в мою белоснежную постель... А я частенько его ласкала с искренней страстью. Ведь оставались у него секреты, которые слишком долго он скрывал от меня... Но я теперь постигла, наверное, всё... И, значит, я – без наивных иллюзий – готова его предать... И мысленных индульгенций я не желаю... У Лыкова – обширные и прочные связи с авторитетными людьми. И если он заранее узнает про смертоносную затею нотариуса, то обязательно уцелеет...»
     И она благодарила с излишне приторным умилением: 
     - Спасибо тебе за выучку... И за подробности о славянских волхвах... И за почётную миссию, которая передаётся мне по наследству... Ведь занятия мои отныне обретают почти сакральный смысл... Вдобавок ты бескорыстно сберёг загадочные творения Леонардо да Винчи... И с твоей самоотверженной помощью я увидела милосердного Христа... И я почувствовала Его Божественную и мускулистую плоть... А твоя поразительная щедрость – восхищает до дрожи... Я навеки полюбила твой альтруизм! И в добротном твоём жилище я порой озарялась мистическим счастьем...
     И он иронично и печально прервал её:
     - Похоже на эпитафию... или на газетный некролог...
     Но бледная Клэр не смутилась... И она внимательно и грустно созерцала чёткие очертания его неподвижного лица. А Лыков интуитивно проник в её сокровенные чувства...  И он отнюдь не удивился... Однако истово он поверил, что она непременно – ради своей вселенской славы – победно завершит его родовую миссию... Он заметно расслабился и мысленно простил напряжённой Клэр – за её грядущие успехи в тиражировании древнеславянских текстов – неотвратимую измену её... Зашевелились от лёгкого ветра занавески на окнах... И Лыков непроизвольно припомнил горделивые гримасы юриста Потоцкого и решил его всемерно остерегаться. Но смертельная опасность приятно возбудила психиатра...
     Вскоре Лыков снова спрятал фамильные сокровища в подвальном сейфе...  А потом утомлённый хранитель родовой коллекции прилёг у себя в кабинете отдохнуть на просторном диване... Притихшая Клер в своей опочивальне быстро переоделась возле напольного зеркала в серый брючный костюм и в престижном розовом такси покатила на казачий базар и по магазинам за свежими продуктами... И часто думалось ей, что нынче устами и голосом Лыкова разговаривал с нею бессмертный Иисус Христос... И она мысленно поклялась, что её престарелый и хилый покровитель напоследок изведает с нею неизреченные сексуальные услады... И вдруг захотелось ей венчального обряда с нею и с князем Лыковым в пышном кафедральном соборе... и – в придачу – официальной регистрации своего фактического супружества с потомком знатных русских бояр...

5

     Казимир Александрович Потоцкий не сомневался, что пересуды о его тяжёлой болезни уже начались. И заранее возненавидел он сочувственные речи. И внезапно он решил, что отныне будет он одеваться неярко и по-монашески скромно... И он в ближайшей парикмахерской коротко подстригся, и на лице его появилась опрятная и модная щетина.
     А утром на даче по электронной почте он скрупулёзно оформил в своей юридической конторе собственный отпуск и быстро договорился по телефону о вечерней встрече в муниципальной поликлинике с доктором Липским...
     В сумраке тесного, но удобного и чистого кабинета Владимир Лукич с удовольствием вдыхал прохладный и влажный воздух. Колыхались за спиной зелёные оконные шторы... Голубой костюм врача-терапевта за рабочий день слегка помялся, но тонкая шёлковая рубашка и лекарский импортный халат оставались безупречно белыми. А немецкая обувь была немаркой и мягкой.
     Тревожный Владимир Лукич вразвалку сидел в широком и прочном кресле. Он уже с мельчайшими подробностями знал от своей смазливой и шустрой ассистентки о летальном недуге юриста. Нарушение врачебной тайны хотя и раздражало участкового терапевта, но только самую малость. Грядущая судьба отставного, но богатого психиатра Лыкова с его уникальной и драгоценной коллекцией вдруг обеспокоила вальяжного доктора Липского гораздо сильнее, чем принципы медицинской этики... Расчётливый Липский издавна презирал чрезмерную гуманность...
     А изрядно похудевший Потоцкий аккуратно припарковал на сером каменном тротуаре возле старой поликлиники свою серебристую машину и брезгливо вошёл в неказистое фойе для обычных пациентов. Пахло микстурами, хлоркой и нашатырным спиртом, а полы и светлые панели были тщательно вымыты... И глянул Потоцкий на опрятную и пожилую женщину, которая в тёмном платье спокойно сидела на крепком стуле в ожидании приёма у врача-окулиста. Роговые очки она вертела в руках. И вдруг Потоцкий замер поблизости от неё и лихорадочно подумал: 
     «Скромная интеллигентная бабушка притащила к городскому офтальмологу заветные свои причиндалы, а именно: дорогие очки... А лестницу и вестибюль ретивые санитарки надраили впопыхах до полной стерильности. И отличное качество уборки радует культурную каргу. И хотя отсутствует у неё навороченная тачка, сиречь пижонский автомобиль, однако цвет добродушного лица у седой ветеранки – здоровый... Наверное, не посягала чистоплюйка на чужое барахло... А я покушаюсь на человеческую жизнь... Я доселе не имею единокровных наследников... Детьми и юркими внуками я в суете не обзавёлся. Но я намерен из корысти убить... И впервые я завидую честным нищим...»
     И Потоцкий неприкаянно и понуро двинулся мимо... И сновали деловитые женщины в халатах из белой добротной ткани, а хлипкий и хромой инвалид в коричневом потёртом костюме, надсадно кряхтя, ковылял с деревянным костылём по длинному коридору. И вдруг электрические лампы с потолка неярко осветили интерьер.
     И решил Потоцкий далее не мешкать с умерщвлением психиатра... Вскоре возле кабинета доктора Липского солидный и нетерпеливо ожидаемый пациент панически и сильно пошатнулся, а затем с одышкой прислонился левым плечом к бирюзовой стене... И для визитёра исчезло время... И Потоцкому вдруг почудилось, что мысли и чувства сейчас отсутствуют у него...
     Однако неосознанные противоположности уже забурлили в его метастазной,  но ещё осанистой плоти, повреждённой очагами скоротечного рака. Понимание ненужности извращённого бытия отчаянно боролось со звериным желанием жить... И бессознательно верилось, что нормальные и честные люди молчаливо желают немедленной кончины жестокого и порочного юриста. И только Клэр ещё нуждается в нём... А опухоль в холёном и душистом теле неумолимо росла... Но нервозное сладострастие стало кошмаром... И подсознание вдруг постигло, почему накануне лютых и неизбежных страданий беспрерывно мечтается о прельстительной Клэр... и о чувственном блаженстве с нею... Ведь она готова жалостливо простить больного окаянника... в награду за ликвидацию своего надоевшего, хотя и щедрого учителя... И вдруг пригрезилась распутная изощрённость Клэр... А рядом с кипенно-белой, но уже измятой постелью милостиво улыбался Христос... И напрочь пропали сомнения в существовании небесного рая. А божественные кущи твёрдо гарантирует Клэр, как нежная фаворитка Иисуса... если она за важную и рискованную услугу простит умирающему разбойнику жестокость, грехи и кощунство... 
     Но разум внутреннюю борьбу отнюдь не запечатлел... Однако через миг Потоцкий уже нахально уповал на милосердие Бога и на молитвенное – перед всемогущим Провидением – ходатайство Клэр... Дыхание пациента стало ритмически ровным, а хворое тело – упругим... А скромная панихида по Лыкову воображалась подробно и ярко...  Золотистая тихая осень... И белая церковь, окружённая парком. Высокий, рыжебородый и худощавый отче в траурной рясе... И печальная Клэр... переминается около бордового гроба, покрытого лаком... И пикантная бледность под чёрной вуалью...
     Потоцкий без предварительного стука быстро вошёл во врачебный кабинет и плотно притворил за собой коричневую полированную дверь. Учтивый доктор Липский неторопливо поднялся с кресла и привычно оправил на себе отутюженный больничными прачками халат... Рукопожатие было крепким. Они суетливо расселись, и стул Потоцкого вдруг заскрипел... Влажный вечерний ветер повеял в открытое окно... А Липский барственно устроился в кресле и чуть протяжно спросил: 
     - Какую вы имеете нужду?          
     И Потоцкий откровенно молвил: 
     - Я не сомневаюсь, что вам уже известно о моей болезни. Слухи распространяются споро. А притворяться я устал. Да и времени нет на актёрство... Я намерен добыть ампулу с цианидом... И хорошие наркотики для избавления от боли... И согласен я помереть на четыре месяца раньше, чем при нудном соблюдении лечебного курса... Вы знаете, что я не беден. И квалифицированные услуги будут щедро оплачены... Я желаю сохранить ясный рассудок и бодрость до последнего дня...
     И опытный медик не лукавил:
     - Ваша храбрость – несомненна. И вашу просьбу я исполню. Утешения – бесполезны... Вы были правдивы... Но искренность позволительна и мне...  Внимательно послушайте... Скоро вы умрёте. И штатные эскулапы не спасут заразную вашу плоть... Но недавнюю – и весьма откровенную – беседу нашу в ночном ресторане эротического клуба запомнил я отлично... и почти дословно... Вам насущно необходима Клэр, поскольку вы упрямо и страстно уповаете, что её слезливые молитвы избавят вас от последствий праведного Божьего гнева... Химерическая защита... но дело ваше... – И вдруг вдохновенный Липский нечаянно уязвил своего нервозного собеседника... – Вероятно, на разнузданной, хотя и утончённой сексуальной оргии расставаться с греховной жизнью гораздо приятнее и проще, нежели в кошмарном раковом корпусе... Но ведь существует ещё и Лыков...
     И явно раздражённый Потоцкий решительно прервал негромкие фразы врача:
     - Ну, зачем печётесь вы о свирепом психиатре? Неужели собираетесь вы поразить меня альтруизмом?.. Каждый самолично созидает себя... и не вправе отказаться от полученного результата... Я же теперь не ропщу!.. Но я отчаянно люблю Клэр... А раньше я не допускал, что я изведаю столь изумительное чувство... И я, растленный дурачина, гадал: какой же именно будет для меня Божественная кара?.. А Всевышний наказал меня неодолимой и безмерной  любовью... в преддверии могилы... И я не желаю вам, любезный доктор, подобной муки... А скверный Лыков пусть покорячится... и сбрендит...  И вы не трындите о нём... Не тратьте энергию зря... И не спорьте... с задирой, обречённым на скорую смерть...
     Однако Липский упорно перечил:
     - Необходим предсказуемый и достаточно адекватный Лыков... хотя уже и распущены слухи о его очевидной шизофрении. В местных департаментах рассусоливают сплетни, которые мастерски сочинил я... по вашей убедительной просьбе... Но в клубном ночном ресторане со шлюхами и стриптизом я не смог предположить, что очень срочно вельможному и богатому юристу потребуются погребальные обряды и гробовой саван... Вы искусно имитируете мужество, но трудно меня обмануть... И, наверное, будет вам оказана моя незаконная помощь... Но появились у меня очередные интересы... Давайте мы условимся честно... Лимита времени отныне нет...
     И Потоцкий угрюмо и неохотно согласился:
     - Я готов на временный союз... на приемлемый альянс...
     - Вот и ладно, – отозвался Липский, – оппортунизм иногда полезен... Прежняя ваша радикальность порой устрашала... А теперь усердно внимайте: наша очаровательная Клэр не должна лишиться наследства. 
     И Потоцкий не утаил удивления:
     - А какая ваша печаль? Не удаётся мне смекнуть... хотя и всячески я пытаюсь...
     Липский сочувственно ему улыбнулся и, не тушуясь, изложил правдоподобную версию: 
     - Титулованный и матёрый психиатр имеет небольшую, но интересную коллекцию. И вознамерился я купить забавные боярские побрякушки. Но капризный Лыков их не продаёт... А прагматичная Клэр, вероятно, согласится на пустяковую, но выгодную сделку... если не утратит своё наследственное право... Выморочное имущество по закону достанется алчному государству, которое растранжирит всё... А вороватые чиновники заграбастают в личную собственность древние дворянские вещицы... Постыдные прецеденты уже случались... А бешеный от любовной измены Лыков способен взаправду рехнуться и безжалостно лишить свою несравненную пассию завидных перспектив.
     И Потоцкий пробурчал:
     - Пожалуй, резонно... Ведь совращение Клэр вовеки ей не простит... ревнивый покровитель её...
     А довольный доктор помыслил:
     «Моя словесная импровизация была эффективной. Внушение сработало. Впрочем, я уже не сомневаюсь в грядущих успехах моего умения лгать. Пациенты-смертники безоглядно верят мне и охотно потакают моей корысти... Близкая смерть помогает любому обману... Жестокая привычка властвовать над больными уже образовалась у меня, и она непрерывно крепит и распространяет лекарскую власть, чрезвычайно полезную меркантильному моему семейству... Я получаю значительные барыши, но мне противно... хотя и прожорлив я...»
     И Липский вдруг приказал:
     - Свои проекты не скрывайте от меня. И поскорей покайтесь.
     Потоцкий говорил с непроизвольным подобострастием и чересчур искренне:
     - Моя неизлечимая хворость подарила мне поистине безграничную свободу. А мне мечтается издавна о блаженной возможности полностью игнорировать человеческие предрассудки. И вот я достиг... абсолютной вольности... хотя заплаченная мною цена непомерна... И я теперь не отступлюсь. И в моих комбинациях я не планирую участие психиатра... Помеху я устраню неумолимо и быстро... Без сантиментов и компромиссов... Криминальные связи я предусмотрительно сохранил... Неужели вы полагаете, что мистически притягательную Клэр намерен я разделить с её надоедливым хахалем?      
     И практичный врач полюбопытствовал:
     - Но сколько времени потребует устранение... досадной препоны?..
     Потоцкий задорно усмехнулся и хрипло произнёс:
     - И сроки, и такса почти не изменились... Осенью случится загадочный инцидент. И я надеюсь, что мои телесные силы ещё не иссякнут... И появится у Клэр интригующий выбор... 
     Липский неторопливо покинул своё объёмное кресло и серьёзно заверил грустного гостя:
     - Вы можете без колебаний на меня положиться. Я доставлю вам наркотики и яд. За небольшую, дружескую мзду. И дам шприцы и подробную консультацию.
     Потоцкий суматошно поднялся со стула и благодарно кивнул. Рукопожатие было долгим, но слабым... Они простились плавными жестами и, скрывая возбуждение, помчались на своих машинах восвояси...

6

     Казимир Александрович Потоцкий профессионально разбирался в банковских операциях, трансфертах и депозитных счетах. Однако мнительный и бывалый юрист кредитным картам всегда предпочитал наличную валюту и чистое золото в монетах, пластинах и слитках. Рублёвые купюры хранились в потаённом сейфе на холостяцкой, но опрятной даче, и сумма денежной заначки была вполне достаточной для оплаты срочной услуги по избавлению от нынешнего врага.
     Росистым утром Потоцкий хмуро приготовил деньги и мысленно похвалил себя:
     «Нехватку воли я презираю. Но я хорошо сейчас держусь...»
     И тёплым, хотя и ветреным вечером заказ на устранение маститого психиатра Лыкова был немногословно, но учтиво принят...

Конец четвёртой части

Часть пятая

1
               
     Столичный художник Пётр Владимирович Липский арендовал в акционерном транспортном агентстве крупный негабаритный контейнер и новый отечественный грузовик для перевозки своих произведений и ценных букинистических книг на южную периферию России... Невесёлый Пётр поехал на машине вместе со своим достоянием... и усатый, лысый и коренастый шофёр не отвергнул грустного спутника... Сменную одежду наниматель повёз в туристическом рюкзаке с карманом из сетки...
     Синеглазый водитель, облачённый в бурый аккуратный комбинезон, степенно назвался Вадимом и ловко уселся за руль. Худощавый владелец груза, одетый в тёмно-серые штаны и пёструю клетчатую рубашку, расположился в кабине рядом с кряжистым шофёром. Перед отъездом оба чисто побрились. Дорожная обувь была у них коричневой и мягкой. Они тронулись на туманном рассвете из московского предместья по узкой трассе с частыми виражами...
     Водитель небрежно спросил:
     - Как тебя величать, попутчик?
     Ответ оказался кратким:
     - Я именуюсь Петром.
     А жёлтый грузовик наращивал скорость...
     Утро выдалось ясное... И вдруг на крутом повороте около хвойного леса Пётр непроизвольно улыбнулся и залихватски тряхнул головой; густая и чёрная шевелюра у праздного пассажира слегка разметалась... И в тёмно-карих глазах богемного живописца расширились зрачки... Немолодой, но мускулистый Вадим сказал:
     - Вероятно, на Северном Кавказе погода сейчас излучает мирную благодать. А ты, приятель, не тушуйся. И ты словоохотливей будь... профессионального шофёра порой раздражает бука на маршруте... А рейс у нас – далёкий...
     И Пётр не перечил:
     - Ты, пожалуй, прав. Нельзя выпендриваться в рейде по вражеским горным тылам...
     Вадим полюбопытствовал:
     - Неужели ты воевал?
     Художник неохотно признался:
     - Мне доводилось иногда и сражаться... Зигзаги поприща задорного энтузиаста... Но воспоминания о боях и потерях бередят мозги... хотя и не трусил я...
     Водитель усмехнулся и пробурчал:
     - Ну, дело твоё... А ведь заметно по глазам, что ты – не клоун... Стесняться здесь не надо... Многое пойму...
     А Пётр напряжённо размышлял... Но не чувствовал он сожалений о покинутой им столице. Ему воображалась его персональная выставка... Сувениры из бронзы и миниатюрный томик его стихов получит каждый почётный посетитель. Небольшой тираж с иллюстрациями уже отпечатан за авторский счёт и теперь отдельной упаковкой лежит в багаже. Рисунки в лирическом сборнике принадлежат самому поэту. А в придачу Пётр накопил в богатой Москве значительный – для провинции – капитал... 
     Влиятельным персонам из элитарной тусовки Пётр всегда казался весьма даровитым, но безалаберным красавцем. Однако расточительность была ему совершенно чужда... И он уже уверился, что им управляет внешняя мистическая сила. И он воспринимал себя безропотным рабом своего несомненного таланта.
     Власти над собственным творчеством Пётр уже не имел. По заказам он трудиться не мог. Но взамен художнику чудилось, что его вдохновляет божественная бездна... и дарит она несравненный экстаз и блаженные муки... И в духовных страданиях воскресало счастье!.. А мысли о смерти принуждали разум творить...
     И загадочная экзальтация раскрепощала плоть. А сознание озарялось извне... И возникали на картинах воображаемые пейзажи и мистические лица фигур в таинственных интерьерах... И мерещилось Петру, что он превращается в телесную оболочку нематериального и сверхъестественного существа...
     Водитель молвил:
     - Странные у тебя ладони... Они – рабочие...  А сам – холёный... кичливый... И в армии ты, наверное, убивал... Но офицерского чина ты не достиг...
     И Пётр серьёзно отозвался:
     - Начальников я не люблю. Штабных карьеристов я презираю... брезгливо.... А ты – командир... Я по взору чую... И ты – не штатский шалопай из канцелярии... Но говор у тебя – истинно московский... Удивительно даже... Ведь столичные охальники – не воюют... И норовят поскорее улизнуть из фронтовой части... из полка... поближе к искусительным закромам казны...      
     Шофёр улыбнулся и поведал:
     - Мои служивые пращуры веками состояли в государевой свите... Стремянные, челядь, егеря, садовники и псари... Боярскую шапку царь не пожаловал нашему роду... Но предки мои не тужили... и при царевне Софье стали мятежными стрельцами. А после подавления бунта они угодили в цепкие палаческие лапы... и на кровавую плаху... Однако не все... Остался прыткий и дельный кучер... 
     И пассажир учтиво пошутил:
     - Я уже смекнул, что род не извели под корень...
     И оба негромко рассмеялись...
     А после короткого молчания Пётр поинтересовался:
     - И в каком же звании тебя на пенсию упекли?
     - Я покинул батальон майором. И своим увольнением в цивилизацию я осчастливил детей и жену. И теперь на судьбу не пеняю... Свой лимит военной удачи я уже исчерпал... Но вовремя я почувствовал это... Понимаешь ли ты?.. 
     И Пётр неожиданно для себя пооткровенничал:
     - Да! И я в боевом отряде ощутил приближение смерти. И вдруг пропала моя бесшабашность. Я уже не хорохорился. Моё фанфаронство исчезло. И контракт я не продлил... Но дезертиром я не считаю себя... И за отвагу меня наградили медалью... А в дивизионном госпитале я увидел смерть... удивительный облик её... Страшился я возможной гангрены. Четверо нас лежало в душной палате. И лунной ночью появилась печальная и нежная смерть... в правом углу помещения... напротив больничных дверей... Она – высокая, чуткая и странно красивая! Глаза у неё огромные и мудрые… Она смотрела и выбирала. И взгляды наши повстречались... – И искренний повествователь импульсивно вздрогнул... – Пленного снайпера всегда убивают зверски. Ведь я имею право выбирать свою несчастную жертву. Появляется, например, двенадцать врагов, но только троих успею я застрелить... и вот приходится мне выбирать. И это сладко затягивает, и я полюбил жестокий выбор, как наркотическое зелье.. А грустная смерть выбирала среди израненных солдат и убогих калек. Она отвела лучистые, но чёрные глаза от моего отчаянного взора, а потом порывистым жестом пригласила увечного друга в безмерную бездну... И я постиг, что ей по-человечески жаль свою беспомощную добычу!.. А смерть была чрезвычайно похожа на южную и зрелую чаровницу, но обрекли её на плохую работу… И смерть бережёт и любит преданных слуг своих… Но после моего исцеления я немедленно покинул войска...
     И Вадим затормозил на широкой обочине возле дымной, но по-азиатски ароматной харчевни, и Пётр от него услышал:
     - Я поверил тебе, дружище. Смерть – весьма избирательна... А я частенько мог различить соратников, которые обязательно погибнут в очередном бою... У них – особый взгляд... и, возможно, ангельский... И вот однажды морозным утром моё зеркальное отражение ангельски посмотрело на меня... Однако – мельком... А я наитием предупреждение понял... Я теперь содержу немалую семью в достатке...
     И насупленный Пётр тягуче пробормотал:
     - Гротеска и мистики всегда хватало на войне. Но панихидные чувства необходимо без проволочки унять... А здесь аппетитно пахнет... И я проголодался...
     Вадим размеренно предложил:
     - Давай, приятель, перекусим бараньим сочным шашлыком... в лачуге моего однополчанина... храброго грузина Вахтанга... искусного кулинара...   
     И Пётр, повеселев, согласился: 
     - Ты убедил меня... и я готов... ягнёнком насытиться...
     И мощная машина въехала с тихим урчанием на тенистую булыжную стоянку. Поодаль струился мутный ручей... Они проворно вылезли из кабины и размяли чечёткой ноги... И вышел из бордовых створчатых дверей высокий, стройный и седой хозяин в иссиня-чёрной одежде. И были у грузина тёмные глаза, короткая причёска, смуглое бритое лицо, полноватые губы и нос с горбинкой...

2

     Оба соратника приветливо улыбнулись, и были зубы у них здоровыми, белыми и крепкими. Приятели пылко обнимались и весело галдели... А Пётр слегка оскалился и был церемонно рекомендован владельцу горского трактира.
     Ветераны в густой древесной тени наперебой судачили и скабрезно шутили; Пётр украдкой наблюдал за ними. Кавказец говорил без акцента... И если усомниться в искреннем дружелюбии Вадима было нельзя, то грузин искусно таил свои враждебные чувства.
     Русский офицер воспринимал кавказского воина бесхитростным человеком, который остался верен их боевому братству. Однако умный кахетинец Вахтанг беспрерывно лукавил... 
     Вскоре Пётр изумился своему внезапному постижению чужих желаний и мыслей... Сущность Вахтанга оказалась муторной и сложной...
     Грузин дослужился в имперской армии до звания старшего сержанта и после увольнения восвояси и триумфального окончания университета получил диплом профессионального лингвиста. Быстро и без серьёзных конфликтов защитил кандидатскую диссертацию. Но научная работа на филологическом факультете дохода не давала. И открылся придорожный духан... Вахтанг со славянской женой и породистой дочерью поселился поблизости от своего заведения в уютном и высоком доме. В большой библиотеке на втором этаже хранились редкие грузинские книги...   
     Но внешнее благополучие было не в радость. Портила комфортную жизнь уязвлённая национальная гордость. Русская земля не стала родной. А нынешний промысел претил утончённому хозяину корчмы, хотя немалые и стабильные барыши позволяли сытно содержать и собственную семью, и манерных грузинских слуг, которые привыкли о местном коренном населении отзываться весьма презрительно... Челядь обитала в съёмных квартирах...
     Вахтанг обожал эрудицию и родную культуру. Национальных классиков он перечитывал почтительно и часто. Но российская империя вызывала у него неизбывную и лютую зависть...
     Разве русские варвары достойны своей обширной и несметно богатой страны? И почему отважные грузины сами не основали мощную военную державу? Неужели дремучие северные славяне оказались лучше других племён?..
     Территориальная экспансия у преемников легендарных царей Колхиды отнюдь не задалась. Однако латиняне, арабы и русские в агрессии преуспели... И Вахтанга раздражало непонимание причин для победного могущества и дипломатических успехов у нынешней России... Хотелось аннексий, трофеев и контрибуций в пользу своего государства.
     Но сочный грузинский шашлык для нежданных русских гостей зажарен был безупречно. И кушали они в отдалённом и тихом павильоне, предназначенном только для почётных персон... Густое красное вино в зелёных бутылках, опутанных паутиной, было в меру прохладным... Однако опытный водитель грузовика наотрез отказался даже от символической порции алкоголя...
     Пили из хрустальных фужеров. Смаковали вино и минеральную воду «Боржоми». И порой шелестела листва в прозрачной и тёплой лазури...
     Отставной офицер был симпатичен Вахтангу за честность, простоту и обманчиво заурядный ум. Но был Вадим совсем не глуп, хотя и скромен. Усердный и смелый командир берёг своих солдат и не терпел подвохов, склочности и козней, а на пенсии он в гражданских делах оказался достаточно успешен...   
     Вадим за обильной обеденной трапезой обмолвился – ненароком – о боевой награде и мирном поприще своего пассажира. И тайное раздражение у грузина теперь вызывал российский художник, способный храбро сражаться на войне. И вознамерился Вахтанг понять натуру крепкого и красивого живописца.
     И после витиеватого тоста хлебосольный хозяин залебезил:
     - Неожиданный визит, дорогой майор, и твой загадочный попутчик – в большую радость мне... И я охотно выпью с милым Петром на брудершафт... – И все порывисто поднялись, и старинный обряд состоялся без промедления; а потом опять уселись они на берёзовые стулья, и вдруг пустился Вахтанг в рассуждения о нациях и людях: – Перипетии в жизни народов зачастую непостижимы... Пропадали обширные и грозные империи, а мелкие племена и доныне прозябают с библейской эры... А русские люди – сильны! И кучи кощунственных трактатов сочинят о вашей истории. Будут ретиво на вас клеветать. И, наконец, враги нахально присвоят славные достижения ваши... А процессы уже начались... Активны и беззастенчивы противники России... Но разве смирение хуже, чем погибель?..      
     Вадим иронично усмехнулся и молвил:
     - Неужели тебе, Вахтанг, доселе не осточертели философские дебаты? Я отлично помню, что устраивал ты дискуссии даже в палатках, блиндажах и окопах...
     Однополчанин дружески ответил:
     - Война хорошо запечатлелась в моих мозгах... Но глупо скрывать от верного товарища свои безобидные привычки... Я по-прежнему люблю теоретические споры...
     Пётр отхлебнул душистого вина и задумчиво произнёс:
     - Трусливая покорность не имеет разумных пределов. Изъяны в достоинстве компенсировать нельзя. Любые потери – невозвратимы. А надежда на другой исход – иллюзия... или мираж... Столичные передряги и муторный гвалт бывают иногда полезны... Я изведал многое... И даже в таборном шатре у кочевой цыганки доводилось мне бывать... А кибиток нынче нет... Экзотику я люблю... И я придумал себе девиз: «Любая новизна даруется только утратой».
     И Вахтанг ехидно вмешался:
     - Ага!.. Но выиграть военную кампанию пессимизм не поможет. Ведь капитулировать гораздо проще, чем драться под грохот ночной канонады... без ретирады и паники... 
     А Пётр угрюмо осведомился:
     - Могу ли я сейчас предположить, что возникли сомнения в моей расторопной лихости?
     И тон грузина примирительным не был:
     - Вероятно, ты – замечательный художник. Однако и я – не новичок. И я распрекрасно информирован, что тыловая шушера в штабах всегда обожала плакатную каллиграфию... Дескать, нужна агитация и пропаганда... А за рекламную акцию могли и медальку на китель повесить... или даже орденок...
     Вадим поморщился и сообразил:
     «Удачливый и бравый гренадер по неизвестной причине нарывается на ссору... и, значит, сохранился у моего гвардейца полемический задор... И теперь случился досадный рецидив...»
     И вдруг Петра обуяла загадочная ярость, хотя его холёное лицо не изменилось, а поза осталась прежней. Но гневное раздражение не было обращено на саркастичного грузина...
     Мысленные фразы Петра оказались настолько быстротечными, что его изощрённый разум запомнить их не успел:
     «Меня нарочно обидели ложным обвинением в подхалимаже, но причина оскорбления гнездится во мне... Изнеженность моя – очевидна... А столичная богема осквернила меня... Но дерзкого инородца я справедливо накажу. И вскоре он услышит от меня неприкрытую правду о своей мелкотравчатой сути... И буду я теперь объективен и прям... И немедленно перестану я беситься... Но кажется мне порой, что именно жестокость порождает наивысшее благо... если избранник Провидения добровольно направит её на самого себя... Обычные люди на такое не способны... А любые мысленные индульгенции – уже недопустимы для меня... Но даже всемогущему Творцу не свойственно полное беспристрастие... Я – подлец, прохиндей и распутник. Но я сейчас молитвенно и смиренно ожидаю божественного вдохновения и полного понимания людей для ответа моему оппоненту... И пусть мою беспощадную отповедь грустный, но язвительный горец воспримет, как спасительное лекарство...»
     И Пётр без околичностей сказал:
     - Твои намёки, Вахтанг, – беспочвенны. А твою глумливую ненависть к русскому народу я постиг почти мгновенно. Однако это напрасное чувство порождено отнюдь не Россией, а нынешним унижением твоей родной страны. Но человек в своём ничтожестве повинен только сам... Горделивая Грузия, отделяясь от России, не учла важнейшие факторы. Но к чужой опрометчивости Россия не имеет отношения. Хулить полезно только себя... А кощунственно трогать святыни – опасно... Но полюби, дружище, непостижимую Россию, и нравственный дурман пропадёт. И вдруг стремительно прояснится разум... И исчезнут позорные страдания от необходимости притворяться другом... Нельзя при помощи спесивой лжи сварганить подлинные перлы...
     И хмурый Вахтанг поразился своей непроизвольной и печальной улыбке, и он зажмурился при общем безмолвии... Но потом вообразилась кичливому  грузину надменная ухмылка на собственном его лице. И пренебрежительная гримаса внезапно возникла наяву... А вскоре он, открыв большие и чёрные глаза, почудился самому себе мистической ипостасью Сатаны и вкрадчиво отозвался:
     - Любовь к России не сулит удачи, выгоды и весомой маржи. Чужаки, презирающие вас, гораздо успешнее русских... А я содержу не только придорожную таверну... Я построил здесь обширный гостиничный комплекс, в котором извращенцы получают особые сексуальные услуги... в укромном отеле с чистым лазурным бассейном и в специальных избушках около финской бани... А попали в грошовые блудницы исключительно славянские бабы... и юные местные девки... Но пламенный российский патриотизм помешал бы мне беспощадно эксплуатировать их... Ну, допустим, я полюблю Россию!.. Но какая компенсация достанется мне за денежные потери от душевности моей?.. И не  надо церковного балагурства... и ханжеских баек... 
     И вспомнилась Вахтангу евангельская притча о дьявольском искушении Христа... И радушный хозяин развязно улещал гостей: 
     - А вы, друзья, оставайтесь до утра в чудесном уголке России... Суррогатами я не потчую... И несравненный дурман окутает разум. И пикантные, нежные экземпляры благоуханной женской плоти освежат и юностью, и бесстыдством... Белоснежная кожа и алые губы... И длинные русые волосы... И султанами будете вы!.. Хмельное вино и чеканные золотистые кубки... И янтарный кальян со смесью табака и лучшего гашиша... И отборный опиум в курительных трубках, если возьмёте... И блаженные содрогания в полумраке разнузданной оргии... Россию нужно употреблять, а не прислуживать ей...
     Искуситель умолк и мысленно помолился Богу... И каверзный кавказец неслышно попросил в русскоязычной молитве, чтобы его славянские гости уподобились ему декадентским развратом и поддались искушению оргиастической негой... А их пакостное и буйное разгулье иноземец блаженно воспринимал бы, как бесчестную измену вражеских воинов их родной стране и очередной, хотя и косвенный признак готовности России к необратимому распаду.   
     Наваждение Петра поначалу было приятным, а чувственная плоть живописца разомлела от сытости и терпкого вина... И вдруг пригрезилась вереницы обнажённых и молодых распутниц, но затем появилось неуважение к себе. И художник наитием постиг сокровенную сущность элегантного грузина и, глянув на угрюмого шофёра, пробурчал:
     - Пора прощаться... А ты не гневайся, Вахтанг... И позволь с тобой расплатиться. Сколько я должен тебе?
     И Вадим порывисто поднялся со стула и слегка оттопырил нижнюю губу...
     Разочарованный хозяин потупился и упрекнул:
     - Приятель, ты напрасно упомянул сейчас о деньгах, и я обижен... 
     Пётр извинился:
     - Прости.
     И живописец и бывший филолог встали...
     Однополчане расстались прилично и с балагурством, но уже без дружеских объятий. И были крепкими оба рукопожатия с Вахтангом... Гости залезли в машину и покатили на юг...

3

     Вахтанг в рабочем кабинете уселся на бордовый кожаный диван и посмотрел в большое и приоткрытое окно. Кружевные занавески из тюля были аккуратно раздвинуты, и с окрестной магистрали надоедливо доносился приглушённый автомобильный гул... И захотелось хмельному Вахтангу разобраться в собственных чувствах, но поначалу путались его обрывочные мысли...
     И вдруг его рассудок обрёл необыкновенную ясность, а думал – на безупречном русском языке – настороженный грузин о себе и России:
     «На чужой территории я не заметил колоссальных изменений. Исполинская страна горделиво вернулась к державно-имперским амбициям, которые извечно были свойственны ей... И, вероятно, федеральные власти теперь не намерены толерантно цацкаться с жуликоватыми и жадными скитальцами из республик сгинувшего союза. И с такими заядлыми сутенёрами, как я... И наркотической синтетикой я иногда пробавляюсь... И даже продажей оружия нелегально кормлюсь... И многие другие товары в моём прейскуранте чрезмерно токсичны...»
     И вспомнились лощёному и настырному дельцу-кавказцу его недавние русские гости... Бывшего своего командира Вахтанг понимал вполне. Вадим почти не изменился. Но по веской манере говорить и уверенным повадкам было заметно, что на мирном поприще отставной офицер добился денежного успеха и теперь не бедствует... Однако личность Петра оставалась загадочной для прозорливого грузина...
     Вахтанг размышлял в напряжённой позе:
     «Нынче случилась у меня символическая встреча. И вдруг поверилось мне, что красивый русский художник постиг мою потаённую сущность в полной мере... И его понимание моей извращённой натуры было для меня – по неизвестной причине – странным блаженством. И я теперь убеждён, что не хотелось печальному живописцу навлечь на меня беду... Однако его божественное милосердие свидетельствует неоспоримо о редчайшей внутренней силе... Но почему уникальная нравственная мощь появилась именно у русского мастера?.. Неужели справедливый Всевышний ею нарочно обделил достойных выходцев из культурной и древней Грузии?..»
     Он содрогнулся и удручённо закрыл глаза... И тщетно пытался он унять потоки своих беззвучных и болезненных суждений, однако в его сознании рождались очередные чеканные фразы:
     «Глупо мне оставаться ретроградом... Ведь упёртые доктринёры и реакционные консерваторы частенько проигрывают в политических и финансовых распрях... С динамичной эволюцией полезно считаться... А фаза косной и заскорузлой стабильности миновала невозвратимо... И надо без сантиментов и вздорной меланхолии разорвать криминальные и племенные узы, которые скомпрометируют меня... И я радикально изменю привычки и норов... Негоже шляться по новой стезе интеллектуальным пигмеем... И невозможно опровергнуть реальность... Моё материальное благополучие обеспечила необъятная Россия... Постараюсь её любить... А мой грузинский этап завершён... И ностальгия – уже неуместна... А я приспособлюсь... Дьявол – это гений адаптации... Но кому принадлежит мистический живописец Пётр: божественной Троице или Сатане?..»
     И внезапно делец заснул... Но обморочный сон оказался весьма коротким... А недавние мысли и чувства были разумом напрочь забыты...
     Но затеял-таки Вахтанг – и без лишней проволочки – полную ликвидацию незаконных своих запасов... А прелесть Россия уже не раздражала его...

4

     А хозяин грузовой машины и бодрый пассажир во время стремительной езды по широкому шоссе дружелюбно болтали о пустяках. И старинные анекдоты веселили обоих... Погожий, но слегка ветреный день миновал без происшествий. Вечерняя заря была розоватой и тёплой... А в сумерках Пётр нахмурился и озабоченно признался:
     - Своей поклажей я дорожу. И надо быть начеку... Автомобиль у тебя – шикарный... И я теперь опасаюсь... Местная ватага может опрометчиво решить, что в контейнере хранятся дорогие электронные товары... И с надеждами на богатый удой багаж оголтело раскурочат... и осквернят... Ведь корыстных ренегатов в кемпингах для шофёрского ночлега хватает. Осторожность я не считаю излишней... Дополнительные расходы я оплачу... Но требую полной гарантии...  сбережения моих вещей...
     И Вадим, снижая на повороте скорость, заверил:
     - Я по опыту знаю надёжное местечко, поскольку не впервые путешествую здесь... Дороговато, но комфортабельно, вкусно и без риска...
     И вскоре они остановились у придорожной рощи из молодых и тонких берёз... И в небольшой конторе на территории парковочной зоны оформили специальный договор об охране транспортного средства и ценного музейного груза... Поселились в чистом сосновом домике с миниатюрной верандой и с хорошим обзором окрестного пространства... И по местному телефону они заказали в ближнем ресторане обильный, хотя и незатейливый ужин со срочной доставкой в снятое жильё и горячей еды, и натуральных напитков.
     И без промедления юный и жилистый официант доставил ночным гостям наваристый борщ со свежей говядиной и длинные макароны с котлетами из свиного фарша. Хлеб оказался тёплым, а пикантный гарнир и овощные салаты посолили на кухне в меру... Смаковали минеральную воду с мелкими пузырьками газа и крепкий цейлонский чай... А потом расторопный и забавный хлопчик в красной униформе забрал столовые приборы из нержавеющей стали и пёструю фаянсовую посуду...
     Дубовая лавка на веранде была надёжно прибита к полу... И вышли они из комнаты и в сумраке уселись. И они цедили из фирменных бутылок грузинскую воду «Боржоми».
     Вадим прерывисто рассуждал:
     - Сегодня иноземный сослуживец меня удивил. Дебаты и споры он обожал всегда, но был солдатом исправным.... Его в роте не считали чужаком и  мародёром. И не трунили над кавказцем... Но постепенно скурвился он... Жалею, что его не убили на войне... И я понимаю, что я испытываю очень плохое чувство, но мне не удаётся себя унять... Божественная несправедливость!.. Вместо порочного и хитрого грузина собственную жизнь могли бы спасти другие мужчины... более достойные, нежели он... Извечная дилемма насилия и резни...
     И Пётр не лукавил:
     - Я в боевом отряде выделялся необычностью своей... И меня частенько посылали на смерть. Увечных товарищей доводилось мне уносить в полевой лазарет. И я убивал врагов... и с тяжёлым рюкзаком таскался я по исламским скалам... Однако на погибель я не отправлял салаг... Фронтовые командиры на убой снаряжали именно меня... Но судьба доселе не турнула меня из жизни... И невольно возникают мысли о моей сакральной миссии в земной юдоли... 
     Собеседник порывисто шевельнулся и спросил:
     - Неужели только о собственном предназначении ты сейчас толковал со мною?
     Пётр усмехнулся и ответил:
     - Да... разумеется, о своём...
     И Вадим негромко произнёс:
     - А почему избранником судьбы оказался именно ты? Ведь на войне и Вахтанг рисковал своей башкой достаточно часто... И только чудом он уцелел в атаке... И разве я не могу теперь допустить, что и для него предначертана архиважная миссия?.. Но ведь он – подлец и охальник... Ну, за какие грядущие заслуги выпало нынешнему сутенёру жить?.. А кстати, я готов и о своей персональной миссии покалякать. По загадочной причине и мне баснословно повезло в боях... Послушай, приятель: всё гораздо проще... Случайный жребий, а заумная мистика – напрасна... Хотя эзотерики ретиво и тараторят, и пишут... Однако попусту... Подлинной веры балаканьем не достигнуть...
     И разом они хлебнули холодной минеральной воды... 
     А вскоре Пётр сказал:
     - Периодически я размышляю о Предвечном... Разве во вселенной собирался конгресс, на котором некое существо назначили – после голосования бюллетенями – на должность Провидения?.. Ну, откуда взялся Всевышний?.. Да!.. мысли мои – кощунственны, но почему они докучают именно мне?.. И сделал я парадоксальный вывод... Существование Бога напрочь опровергает всякие теории о прельстительном благе демократии... Я в столице нередко наблюдал распущенных и корыстных либералов, и я постыдно причастен к пороку... А ведь человек способен постичь любые секреты природы и стать воистину всемогущим, если нравственность его безупречна... Но решительно необходимо зло... И дьявола терпит рачительный Господь... А людские души зачахнут без искушений...
     И вдруг Вадим прервал непонятную и путаную речь:
     - Примеры более вразумительны, нежели слова.... А соблазны приближаются к нам. Красивые куклы-путаны... и негоциантки... Эротический спектакль начнётся без репетиций... Принимай решение... Вмешиваться я не буду... Но я – не кастрат в певческой капелле римского понтифика... и вовсе не евнух... Однако я охотно помолчу... хотя и готов я поступить по воле твоей... и пополам разделить издержки...
     И две смазливые, длинноволосые и грациозно гибкие девушки, – блондинка и брюнетка, – подошли на высоких каблуках к веранде... Незваные и прыткие гостьи проворно поднялись по скрипучим деревянным ступенькам, а потом деловито расселись на прочной лавке вокруг осанистого Петра... И молча наблюдал, – с исключительным интересом, – за неожиданным представлением внимательный Вадим, который с достоинством, хотя и торопливо отодвинулся к перилам.
     На девушках были надеты чёрные и короткие платья, похожие на туники. И распространялся от локонов пряный аромат восточно-азиатских духов. И непринуждённо состоялось знакомство... Блондинка назвалась Алиной, а брюнетка – Светланой... Споро условились о цене...
     Однако распалённый Пётр, – внезапно даже для самого себя, – и вопреки своему вожделению, разборчиво и чётко, хотя и очень тихо признался, не вставая с дощатой лавки:
     - Мне сейчас почудилась музыка Антонио Вивальди... Концерт ля минор... для оркестра и пары скрипок...
     И нервозная Алина внятно прошептала:
     - А вдруг тебе пригрезится ещё и струнное адажио гениального и рыжего монаха...
     И Пётр ощутил, что Светлана, прижимаясь к нему, дрожит...
     А Вадиму вспомнились престарелые родители и шумливая семья, и мысленно он помолился Богу о здравии своей родни...
     Светлана мужчинам сообщила с запинкой:
     - Мы дуэтом играли эти вещи... на конкурсе в итальянском палаццо...
     И безмолвие было долгим... Страдание сочеталось в них с таинственной нежностью, а месяц заслонила тучка... А мысли живописца были столь многочисленны и быстротечны, что не запечатлелись в его сознании:
     «По воле вечного Творца не случилось мне уподобиться этим безалаберным девчонкам... А взбудораженное тело требует сексуальных содроганий с ними. Однако моё загадочное и новое свойство отныне препятствует окаянному, но блаженному разврату... И жутковатая музыка зазвучала во мне... И сейчас, наверное, проникают в меня трагические мелодии совести и разума этих юных скрипачек... Плотское наслаждение или душевная доброта?.. – и нужно теперь выбирать... Но разве мало низменных удовольствий довелось мне изведать?.. Пожалуй, я уже пресытился ими... и я постоянно недоволен собой... А развитие всегда предполагает невозвратимые потери... И надо отвергнуть, чтобы получить... А я стремительно преобразился... внутренне... Неужели мистической благодатью я незаслуженно осенён?.. А прелестные, но хворые распутницы собираются нас заразить смертельной болезнью... Ведь они безжалостно мстят мужикам... Вероятно, именно по этой причине стройные блудницы облачаются в траур...»
     И хмурый, но трепетный Пётр изумился своим неожиданным фразам:
     - Я чувствую скверные биотоки, и я заплачу оговоренную сумму. Но я прошу обеих объясниться...
     И художник вручил удивлённой Алине крупные купюры, и та растерянно спрятала их в боковой кармашек, а потом отозвалась:
     - Феноменально сообразительные клиенты нынче нам подвернулись... И я несказанно рада... Хорошая выдалась ночь!.. На исповедь тянет меня... И мечты о любви не исчезли... Они порой воскресают у нас для терзаний... Расскажи им, подружка, подробности... Ты лучше, нежели я, владеешь устной речью... 
     И Светлана была предельно откровенной:
     - Нам захотелось и теле-рекламы, и престижной победы на музыкальном состязании в рыцарском замке... Феерической карьеры, аплодисментов, оваций, концертов и несметных гонораров!.. И гарантировал нам финансовые успехи и скандально-ажиотажное интервью тощий и потасканный сноб... Шикарная постель на троих... Но обязательное условие: без контрацепции... Коленкоровые дипломы лауреаток мы торжественно получили в помпезном зале... Но после ночного банкета хилый наш любовник сладострастно уведомил нас, что мы уже обречены скоропостижно и в мучениях околеть... Анонимные анализы подтвердили кошмарный диагноз... И после консерватории маемся мы теперь... в чужих кроватях... и для короткого забвения, и ради денег на лекарство... А солистками мы уже не будем...
     И Пётр понятливо молвил:
     - Мне чрезвычайно радостно, что не смогли вы развеяться этой ночью. Но вам хорошо заплатили, и на студёное шампанское вы имеете гроши... Поплачьте во хмелю... и даже по-звериному взвойте о лютой судьбе своей... А на рассвете дайте отсюда стрекача, иначе вас искалечат заражённые вами шофёры... И нецензурно вас проклянут... А кокетство, и флирт не спасут от суровой и стихийной экзекуции... от самосуда и расправы...   
     И сметливые красавицы мельком переглянулись, а Пётр ожесточённо присовокупил:
     - Поскорей отторгайте вздорный, – но летальный, – демонизм... И прекратите сексуальные гастроли... Я сражался на войне... и знаю точно, что убийство не доставляет радостей нормальному человеку... А достойная смерть способна всякое кощунство искупить... И примите совет...
     И вдруг Алина истерически, но тихо спросила:
     - И какой же именно?..
     Интонации художника были серьёзны:
     - Если вы располагаете фасонистой и стильной машиной, то постарайтесь эффектно и публично разбиться на федеральной трассе... И наша бульварная пресса охотно возвестит о кровавой дорожной катастрофе... Повадились хроникёры и журналисты в России о смертельных авариях талдычить...
     И Алина грустно заверила:
     - Мы обдумаем погибельный вариант. Суждения твои игнорировать нельзя. И мы сохраним твои помятые ассигнации, как подлинные наши святыни!.. Я, созерцая твоё лицо, не сомневаюсь в мудрости Божественного Провидения...          
     Светлана нежно проговорила:
     - Ребята, вы извините нас... И не надо кукситься...       
     И подруги порывисто встали и без оглядки ушли восвояси. И появилась около веранды чёрная кошка, но вскоре удрала...
     Недоуменный Вадим ворчал:
     - Трагедия с элементами романтики и фарса... нынче с нами стряслась... Но давай по скрипучим койкам ложиться... И тронемся на ранней заре... А здесь рассчитались мы за всё...
     И спали они без сновидений...

5

     Утренний туман постепенно рассеялся... Сохранность машины и драгоценного груза была безупречной. И бодрые путники в мощном автомобиле помчались натощак по извилистому шоссе... Областная радиостанция «Эхо...» передавала лирические песни... Приятели болтали о пустяках...
     А в степи асфальтовая дорога стала прямой. И Вадим завёл беседу о минувшем ночлеге:
     - Нет привычки у меня к шальным психическим передрягам... Я превосходно выспался, однако сейчас не могу успокоиться... Неужели распутные и мстительные девчонки могли фатально инфицировать нас?..
     И Пётр печально и серьёзно отозвался:
     - Барышням бессовестно и ради извращённой забавы внушили, что скоро они умрут... А в частных клиниках иногда фальсифицируют медицинские анализы для перманентного вымогания денег у обеспеченных пациентов. Но искусный и честный врач, вероятно, сумел бы исцелить бесталанных скрипачек... С иммунодефицитом живут довольно долго... если применяют эффективные стимуляторы...
     Вадим насупился и спросил:
     - Но почему набором таких суждений ты не утешил горемычных соплячек?
     И Пётр не солгал шофёру:
     - Трудно мне найти ответ... Появились у меня загадочные свойства... И вовсе не я владею ими, но они управляют мной... А я порой совершаю неожиданные поступки, которые я бессилен понять. Но череда непостижимых разумом действий даёт наилучший результат... И я уверился в редком таланте своём... И сразу я превратился в безропотного раба своих природных дарований... Собственная вера подчинила меня... Но я не мучусь. И даже приятно мне... Визуализацией не объяснить причину моего состояния... А чудо теперь воспринимается мной, как обыденная коллизия... Однако чудеса порождаются не только Божественной милостью, но и гневом Всевышнего... а тривиальные люди зачастую не способны распознать Господние предзнаменования...
     И последовала короткая пауза, а потом в удобной кабине мчавшего грузовика прозвучали из жёстких и румяных уст несытого пассажира прерывистые фразы:
     - Если нет плохого, то и хорошего не будет... Юные, но горестные музыкантки не зря драматически появились рядом с нами... минувшей ночью... Они полагали, что они предрешили нашу судьбу... Однако жалкий и плутоватый конформист... похотливый приспособленец... уже окочурился во мне... И они поплатились за дерзость... Они погибнут... якобы случайно... и достаточно скоро...   
     И Вадим остановил машину возле придорожного ресторана с пёстрым фасадом и тонкими колоннами и, жестикулируя, пустился вслух рассуждать:
     - Туманные речи твои тревожат меня. А непонятности и сомнения осточертели мне на военной службе... И я теперь убеждён, что владеешь ты искусством внушать. Изощрённая техника гипноза наяву частенько тобой применяется... эффективно и скрытно... И вдруг у людей возникает необъяснимое желание исповедаться и подчиниться тебе. И, вероятно, способен ты обрести потаённую, но безмерную власть. Но неужели ты имеешь нравственное право на неё?.. А ты беспощадно послал молодых бабёнок подыхать!.. И я сейчас жалею их... 
     И Пётр, не смущаясь, молвил:
     - За суровую отповедь я благодарен тебе... Но кому-то в греховной юдоли необходимо терпеть жестокое и вечное иго созидания и власти... А подлунный мир гораздо сложнее, чем принято его считать. И милосердие не всегда бывает полезным. Человеческая этика лишена целесообразности и беспристрастия. А в принципах морали отсутствует истинная справедливость...
     Шофёр язвительно и колко поддел живописца:
     - Но крамольный мир существует. И меня порой умиляет его несовершенство... И ещё не доводилось мне вкушать идеальный супчик. Однако я доселе не сгинул... Если ожидаешь безупречной снеди, то готовься к неизбежному истощению... 
     И голодные спорщики резво покинули машину...
     А в полупустом и чистом ресторане накормили их незатейливым крестьянским обедом из наваристого борща и тушёной баранины с картофелем и капустой. Домашняя коврига оказалась тёплой и мягкой... А в дальнем углу прохладного и сумрачного зала светился и звучал на высокой дубовой тумбе плазменный телевизор с большим экраном... Они сидели за круглым столиком с зелёной скатертью и боком к телевизору... Оппозиционная телекомпания передавала в эфир подробную сводку криминальных новостей...
     И за ароматным чаем вдруг узнали и шофёр, и художник о случайной гибели двух молодых скрипачек. Престижный фиолетовый автомобиль на огромной скорости сорвался с бетонного моста, и хмельные красавицы захлебнулись в речной воде, поскольку от сильного удара были заклинены передние дверцы золотистого салона... И долго показывали на экране цветную фотографию очаровательных, но мёртвых лауреаток зарубежного конкурса. А дикторы печально повторяли их имена. И на жертвах дорожной катастрофы были надеты чёрные платья, похожие на туники...
     Дородный, рыжий и чубатый ресторатор с пышными усами и в белом старомодном костюме басовито произнёс короткую траурную речь:
     - Несчастные дурёхи!.. А ведь гоняют богатые и расфуфыренные девчата по федеральной трассе, как бесноватые ведьмы на дьявольской метле... И очень жаль родителей их... И в утиль превратился железный импортный жеребец...
     И началась телевизионная программа о спорте...
     Хмурые путники поспешно допили горячий чай и в складчину щедро расплатились. Они понуро вышли из круглосуточного ресторана при шоссе, а потом уселись поодаль на каменной скамейке под раскидистым клёном... И Вадим растерянно сообщил:
     - Махорочки захотелось мне покурить... из грушевой трубочки-люльки... Однако заминка... Ведь ради здоровья я намедни отказался от потребления табака... И я не понимаю, почему соблазнительные и отнюдь не бедные шлюхи выполнили твой убийственный для них приказ...
     И Пётр отчётливо, но тихо произнёс:
     - А разве вправе я повелевать судьбой?.. И указаний я не давал... Девчонки добровольно, – хотя и бессознательно, – толкнули самих себя в смертельную бездну... Но даже в агонии они не поверили, что умирают... И вдруг они восхитились истиной, которая озаряет человеческий разум только в миг окончания телесной жизни... Они получили от природы потрясающий музыкальный дар... Но гений рождается вместе с инстинктом суицида. Сиречь – самоубийства... если поруганный талант пропал безвозвратно...
     А Вадим, волнуясь, полюбопытствовал:
     - Нельзя ли предсмертную истину узнать ещё при жизни? И почему у меня исчезли сомнения в правоте твоей?   
     И Пётр напряжённо и с запинками сказал:
     - Приятной веры тебе захотелось... Но верить гораздо легче, нежели понимать... А постижению заповедных истин препятствует именно слепая вера. Но и без веры постигнуть потаённые сущности не удастся... И я, наконец, поверил, что святое Провидение постоянно ожидает духовной моей готовности принять от Него мистическую милость... Но Божественное благо не всегда воспринимается нами, как доброта и забота... И бывает спасительным наше страданье!.. Я запутанно сейчас витийствую...
     А Вадим хрипловато и тактично напомнил:
     - Я спросил об истине... предсмертной... и я надеюсь на комментарии твои...
     И вздумалось Петру объясниться:
     - Люди живут в земном и плотском кощунстве, ибо не ведают они предсмертную истину... И они телесно умирают, поскольку неосознанно стремятся к ней... Но постижение этой сокровенной истины обязательно влечёт мгновенную гибель бренной человеческой оболочки... Ты поинтересовался причиной загадочного доверия ко мне... И отвечу я без экивоков... И ты, и мрачные скрипачки ощутили, что моими устами вещает бездна... Я поневоле обрёл мучительное свойство!.. И не считай меня кандидатом в психиатрическую клинику. И давай сейчас оборвём беседу на чересчур неординарную тему...
     Вадим поднялся с неудобной скамейки и деликатно выразил согласие:
     - У меня возражений нет.       
     А Пётр благодарно улыбнулся и встал...
     Приятели молча погуляли по короткой липовой аллее, а потом забрались они в кабину грузовика... И на предельной скорости они продолжали путь, балагуря о забавной чепухе... И лазурное небо было тёплым... А вечером появились перистые облака... И пахла ковыльная степь... Курганы древних кочевников озарились закатным солнцем... И мощная машина въехала в старый город...

6
         
     На безлюдной улице грузовик с большим нестандартным контейнером плавно затормозил погожим вечером возле городского музея, и художник вылез из кабины на тщательно подметённый тротуар. Музей уже не работал, но у Петра имелись – на серебристом карабине с тросиком и брелоком – нужные ключи... И Пётр сноровисто открыл массивные рельефные двери и, поспешно зайдя вовнутрь, отключил на ощупь в тёплых сумерках охранную сигнализацию. Электрическое люстры в помещениях с историческими экспонатами он решил не зажигать, но быстро растворил металлические ворота на музейный двор... И Вадим подъехал к низкому боковому крыльцу. И в просторном запаснике загорелся от нажима Петра на резиновую кнопку жёлтый и тусклый свет...
     Стремительно, но очень бережно приятели опустошили контейнер... Свои деревянные ящики живописец самолично уложил на коричневом паркетном полу и на ржавом железном стеллаже... А потом предупредительный шофёр неторопливо принёс из машины туристический рюкзак своего пассажира... И художник, погасив потолочную лампу, признался:
     - А я позабыл ненароком о своей котомке...
     И друзья, не сговариваясь, прошлись по сумрачным залам... А возле стены с турецким ковром, на котором серебристо и выпукло мерцали в ножнах кинжалы и сабли, утомлённый хлопотной поездкой Пётр непритворно молвил:
     - Я благодарен Всевышнему за символическое знакомство с тобой... и за тернистое странствие наше... Я сейчас разговариваю искренне и без напрасных обиняков... И ты не обессудь... А я, наверное, согласился бы отважно и лихо служить неподкупным адъютантом твоим... Но впредь не встретимся мы... И в гости я вовеки не позову тебя... У каждого – собственная карма... И скоропостижно умирали те, кого доводилось мне любить. И уже схоронили моих товарищей по исламской войне... Поневоле станешь суеверным... Ведь способна судьба на ироничный террор, и трудно людям состязаться с ней... Прощай навсегда, дружище... И не считай меня бессердечным грубияном...
     И печальный шофёр задумчиво сказал:
     - Я таинственным наитием понимаю тебя... Но в апостолы я не гожусь... Прожорливую семью обеспечивать надо... Я переночую в гостинице, а завтра заберу обратную поклажу...      
     И Пётр, не скупясь, расплатился возле высокого и узкого  окна, освещённого наружным розоватым фонарём на бетонном столбе...
     А потом они сурово обнялись, и Вадим, сутулясь, удалился... И вскоре мощная машина, урча, покинула двор... И Пётр, повесив на левое плечо походную суму, закрыл на прочный засов музейные ворота и после включения сигнального пульта запер снаружи тяжёлые двери... А на пустынной и полутёмной улице художник по мобильному телефону вызвал такси...

Конец пятой части

Часть шестая

     1
      
     В провинциальном южном городе вернисажем столичного живописца с интригующей репутацией ловеласа и заядлого повесы занимались деловито и тщательно. И не было пренебрежения к мелочам... Уютное, но престижное здание для своей персональной выставки художник выбрал самолично. И влиятельные родители Петра умильно похвалили удачный сыновний выбор.
     Кирпичный двухэтажный особняк, арендованный художником для своей экспозиции, располагался во внутреннем дворике детской муниципальной библиотеки. Оба добротных сооружения родному городу подарил знаменитый – в эпоху деградации социализма – писатель с успешной дипломатической карьерой... Порой доносились железнодорожные гудки. И был поблизости дореволюционный вокзал с водонапорной башней...
     Ретивые, но скрупулёзные устроители презентационной выставки картин, рисунков и изваяний искусно оформили интерьеры за четыре дня. Энтузиазм квалифицированных специалистов тороватый и щедрый мастер оплачивал по устному договору крупными хрустящими купюрами из своих финансовых накоплений... Но арендную плату расторопный наниматель перечислил в местное казначейство с универсальной банковской карты... и даже получил в бюджетном комитете нужную квитанцию...
     Список почётных гостей составила Мария Андреевна Стрелецкая. И толковые советы ей подавал проницательный и хитрый супруг Владимир Лукич... Экономить на творческом празднике Петра не собирались... И она, и респектабельный доктор Липский трепетно гордились мужественной статностью и бесспорным талантом сына.
     И поразили Марию Андреевну стихи Петра из миниатюрного и стильного томика с оригинальным шрифтом... Поэтический сборник с чувственными и пейзажными иллюстрациями, сотворёнными лириком-эстетом, был предназначен для сувенирных подарков избранным посетителям вернисажа... Однако рассудительная мать решила, что нельзя исповедальную книгу раздарить случайным профанам...
     И в городской квартире за семейным ужином с жареной уткой и красным густым вином Мария Андреевна, одетая в бежевое классическое платье и обутая в синие туфли, негромко произнесла в закатном сумраке ампирной столовой: 
     - У нас заладилось всё... И приемлемы наши расходы. Но я не намерена интимную лирику моего утончённого сына совать невеждам из среды кичливых бюрократов... А захолустные чиновники не импонируют мне... И зачастую они почти неотличимы от муляжей...
     И одутловатый отец, и стройный отпрыск, облачённые в серые домашние брюки и в пёстрые шёлковые рубашки с длинными рукавами, нервозно шевельнули ногами в розовых тапках, а потом недоуменно и тихо хмыкнули...
     И вдруг Владимир Лукич – неожиданно даже для самого себя – затеял за яблочным десертом и душистым чаем гуманитарную дискуссию, похожую эпизодически на перебранку:
     - Тебе, жена, негоже сварливо встревать. И словесные твои занозы неуместны... Сыночек всё обмозговал... практично, рационально и безупречно... И появилась в нашей замшелой провинции атмосфера подлинного искусства!.. А подношения чрезмерными не бывают... И проныры-администраторы, вероятно, узнали в конторах, что обалденная и дорогая книжица существует. А разве допустимо обделить роскошными раритетами чванных чинодралов и канцелярских прихвостней?.. Ведь оскорблённые менеджеры обязательно начнут вульгарную склоку... И невзначай обидят Петра, которому потребуются и государственные заказы, и кредиты, и крупные субсидии... для грядущих перлов... Эйфория не длится вечно... 
     И доктор за овальным столом театрально и шумно вздохнул... Мария Андреевна слегка поморщилась и вдруг пытливо глянула на импозантного и сытого сына... А дуновения ветра двигали зелень кружевных занавесок на распахнутых окнах... И Пётр, пожимая непроизвольно плечами, зажмурился... А через мгновение опечаленный семейным раздором художник привычно оцепенел в ожидании неизбежной и тягостной скуки... Однако вскоре Петру почудилось, что космическая бездна властно, хотя и заботливо источает в его напряжённую плоть незримые, но благодатные для его сознания лучи и пульсирующие струйки... И вдруг необъяснимым наитием он постиг, что барственные родители уже разработали каверзные планы, в которых предполагается обязательное участие элегантного и соблазнительного сына.
     И Пётр неохотно открыл глаза и честно высказался:
     - У меня холопского характера нет, и я не намерен теперь юлить... И, следовательно, я покалякаю с вами о деньгах... И вы не ждите от меня изящных и галантных выражений. И сами не виляйте, как мотыльки над вешними клумбами с утренним нектаром... Я располагаю солидным состоянием, и я отнюдь не бедствую. А свои капиталы я разместил весьма надёжно и под выгодные ссудные проценты... И меня в теневой, потаённой элите рекомендуют, как достойного финансиста, хотя и дилетанта. И я вполне соответствую лестной своей репутации... Но моральные принципы не приносят барышей. А детские миражи имеют обыкновение пропадать навечно... Поведайте, не тушуясь, о новом начинании вашем. И нравственных страданий у меня не возникнет... Но и дифирамбы я распевать не буду...   
     И мать уважительно проговорила:
     - А ты на редкость разумен, мальчуган. Щепетильные подробности – и кропотливо, и цинично – изложит смекалистый инициатор нашего перспективного проекта.
     И серьёзный отец напористо молвил:
     - Ты ещё ребёнком представлен был родовитому князю Сергею Васильевичу Лыкову и даже подружился с ним... А завораживать опытный психиатр способен мастерски, если он пожелает чужой любви и свежей крови. И ты безграничной откровенностью почтил его... Но знатный аристократ не доверил тебе фамильную тайну свою. Однако матёрый доктор, изрядно и шало захмелев, проболтался мне... случайно... И я за рюмкой внезапно услышал, что в боярской династии Лыковых секретно передаются по наследству подлинные рисунки карандашом, рукописи в ренессансных тетрадях и первоклассная картина Леонардо да Винчи... Ну, и как оцениваешь ты ситуацию, милый сынок?..
     И задумчивый Пётр, не стесняясь, отозвался:
     - Лыкова трудно обжулить... или обокрасть... А несметными сокровищами старец, наверное, обладает... И мистический флёр окутал ушлого волхва... Но ломать дверные запоры и грабить компетентного и чертовски осторожного коллекционера я категорически запрещаю... Иначе мы обязательно – и со срамом – угодим в уголовную тюрьму... Воровской специальностью не овладеешь за месяц...
     Владимир Лукич прерывисто и длинно намекнул:
     - Примитивные фортели мы отвергнем... Ведь юную и прельстительную кралю – по имени Клэр – поселил франтоватый князь в городской своей усадьбе... И он зарегистрировал завещание исключительно в пользу своей лощёной питомицы. Сколь удачно для самой себя искусительница затесалась в завидный дом!.. И вскоре она законно унаследует шедевры... Я ненароком получил абсолютно достоверную информацию... И Лыкову уже не спастись... Вельможного лекаря и его зазнобу мы особым письмом позвали на вернисаж. Пригласительную грамоту отнесёт брюзгливому адресату ливрейный курьер...
     И явно заинтригованный художник вдруг спросил без обиняков:
     - Но разве Лыков неизлечимо болен?.. А если он здоров, то неужели заказали его умерщвление?
     И доктор, не смущаясь, объяснился:
     - Я познакомил тебя с маститым юристом Потоцким, а ты порой общался с ним... Титулованный развратник заболел неисцелимым раком и вдруг бесновато втюрился в чуткую и светловолосую Клэр... Славянская фея цепко негодника поймала... И хворый ревнивец, не торгуясь, оплатит насильственную гибель колдуна... А потом стремительно окочурится от плотского блаженства... Но адвокат благоговейно уповает, что удивительная Клэр своими пылкими и защитными молитвами избавит его греховную душу от праведной Господней кары...
     Сын озадаченно пробормотал:
     - Но Потоцкого идиотом не назовёшь... И разбирается азартный нотариус в бабах. Заурядная, хотя и смазливая плутовка не сможет дошлого изверга охмурить... И самозваный польский граф вовеки не пленится ангельской кротостью религиозной девы. Ведь насущно ему необходимы извращённые страсти... и сексуальные катавасии в банях...
     И врач протяжно и сдавленно попросил:
     - Поскорее, сынок, соврати, а после без колебаний обирай несравненную, но алчную Клэр. И не жалей усилий, обаяния и денег... А самого себя не экономь... И обещай свою ретивость в заманчивом деле... 
     И общее молчание было в вечерних сумерках долгим... Старинный сервиз мерцал на столе, и белела кружевная скатерть... Электрическую люстру на серебристом потолке с узорной лепниной ещё не зажгли...
     А Владимир Лукич созерцал своего сокрушённого сына... И в суровой печали ладного отпрыска вдруг почудилось корыстному отцу проявление демонической силы. И над головой понурого художника мерещился терапевту тёмный ореол... И жадный медик размышлял:
     «Торжественную оду или панегирик очаровательному Дьяволу захотелось мне сочинить на досуге...  А нынче я в душе ликую по поводу того, что разумный психиатр ехидно превращён лукавыми бесами в сладострастного недотёпу... И я не сомневаюсь, что Дьявол, изощрённый в кознях, благосклонен к сыну моему. И будет страшно мне теперь, однако рыхлую и вялую плоть мою одурманила радость... А в ранней юности я наивно отвергал посулы симпатичного и смуглого владыки... И я не поддался настырной, хотя и вкрадчивой вербовке... Но разве Дьявол не любит людей?.. Загадочная и своеобразная любовь к человечеству бурлит неустанно даже в чертях... И мой изумительный сын одержим недоброй и зловещей гениальностью. Но истинная любовь порождается именно злом...»
     И старший Липский горделиво приосанился на стуле. И восхитился доктор кощунственной сутью собственных мыслей...
     И подумалось Петру о матери... И сына снедала обида... Неужели его брезгливая и тактичная мать согласилась на его осквернение?.. И разве она доселе не сообразила, что неуёмные вожделения их семьи – постыдны?.. Ведь паршивым шельмецом и наглым нечестивцем будет он воспринимать самого себя, соблазнив пригожую и мистически-обворожительную девушку ради пошлой меркантильности.
     Ханжества художник чуждался... и за распутные связи себя не корил... но даже тщеславился ими... Однако по краткой информации отца и по нервному тону его искажённого голоса Пётр интуитивно угадал притягательную необычность Клэр... И вдруг пригрезились молодому и рьяному живописцу вечерние контуры пленительно-юной жрицы. И он вообразил, что в кипенно-белом пеньюаре экстатическая красавица, ёрзая на коленях по тростниковой циновке, молится перед старинной раскольничьей иконой... И чудилось угрюмому и страстному Петру, что в его сознании появляются отрывочные фразы из молитв и заклинаний воображаемой блондинки:
     «Я желаю близости с божественной бездной... или с её посланцем... А ты, нематериальная и вечная бесконечность, управляй шебутным рассудком... И сурово, но справедливо царствуй над моими чувствами, надеждами и душой.... И заботливо пособи моему сознанию постичь изначальную сущность мою... И нежно окутай меня незримой вуалью звёздных излучений... Я порой кручинюсь, и я нередко, хотя и смутно ощущаю, что в понимании своей врождённой сути и заключается смысл телесного бытия... Однако я не ведаю, для чего человеку необходимо её познать?..»
     И Пётр внимательно посмотрел на свою неподвижную и грустную мать... И она за столом сидела в напряжённой позе... И вдруг у сына всколыхнулась необъяснимая и жгуче-болезненная жалость не только к горестной матери, но и к самому себе... А вечерняя темнота в просторной комнате ещё не была совершенно полной...   
     И Владимир Лукич неожиданно и гулко изрёк:
     - Гораздо легче и проще исправить свои ошибки, нежели пытаться их не допустить совсем.            
     А Мария Андреевна вдруг уверилась, что она теряет сына... Но кому она отдаёт его?.. И какая таинственная сила будет им обладать?..
     Художник досадливо сказал:
     - Господь не позволит – даже закоренелому преступнику – уничтожить собственную совесть... Ведь Всевышний наказывает разумных тварей именно этим запретом... А совестью я считаю ответные реакции любви, которую в себе подавляют люди ради барышей и выгод... Отклики замордованной любви – различны... И порой рождается неодолимое презрение к себе. И тогда биологическая особь превращается в безропотного раба того кошмарного существа, чьи слова и поступки были причиной отвратительной метаморфозы... Но иногда под влиянием исковерканной любви совершается роковая и вопиюще-непоправимая глупость...
     У Марии Андреевны чуть задрожали плечи, а Пётр беспокойно и тихо возвестил:
     - Но я приму участие в интересном гешефте... и даже инвестором буду... Эксклюзивный сборник рифмованных стихов получит каждый посетитель дебютной выставки моей... И якобы случайное моё знакомство с пассией психиатра я инсценирую сам... Скандальная кудесница меня влечёт и манит... 
     И восторженный врач прошептал:
     - Согласие усладило плоть... а я предвкушаю бизнес-триумфы...
     А Мария Андреевна медленно встала и судорожным нажимом жёлтой настенной кнопки включила неяркую электрическую люстру. И за москитными сетками открытых окон мелькнули ночные бабочки и крупные комары... И бодро поднялся со стула довольный собой Владимир Лукич...
     И вдруг мелькнула у матери мысль:
     «Посылаю сыночка на заклание, как Пресвятая Дева... и тёзка моя...»
     Но вскоре все они почти истерически развеселились... Они шутливо и по-семейному убрали и помыли посуду, а потом в уютной и полутёмной гостиной смотрели они комедийные сериалы и программы криминальных новостей по дорогому плазменному телевизору с плоским экраном... А ночью семья почивала тревожно, хотя и беспробудно...

2

     После сытного обеда из красного кубанского борща, фермерский сметаны, тушёного кролика, жареных кусочков форели, овощного салата и чёрного индийского чая Сергей Васильевич Лыков, одетый тщательно, но удобно и по-домашнему, а именно: в коричневую рубашку и голубые брюки, и обутый в фиолетовые жёсткие тапки, уселся в кабинетное, тёмное и кожаное кресло на шарнирах и колёсиках за письменный стол из морёного дуба... И белел на массивном столе ещё не включённый компьютер... И желтели на пёстрых персидских коврах антикварные мягкие стулья... И выдался день туманный, но тёплый, а на распахнутых окнах вдруг шевельнулись занавески из серебристой парчи... Фасонная причёска у бритого врача-психиатра была короткой, а душистое тело – чистым.
     Настороженный доктор снова вчитался в синие строчки изящного билета:
     «Вас и даму Вашу почтительно приглашает на вернисаж дизайнер, литератор и художник Пётр Владимирович Липский...»
     В нижнем левом углу витиевато и бисерно были напечатаны адрес, дата и время праздничной церемонии... Званную грамоту поутру доставил пузатый, смуглый и щетинистый курьер в голубом кафтане с золотистыми мишурными галунами. Серый и плотный конверт получила Клэр на средине двора, не пустив забавного, шустрого и любопытного посланца в господский дом. И в старательно прибранной гостиной барственный владелец усадьбы, как обычно, ознакомился с корреспонденцией первым. А Клэр хлопотливо и сноровисто стряпала деликатесный завтрак... почту она не вскрывала...
     И теперь в уютном кабинете Сергей Васильевич, переваривая в здоровом желудке вкусную обеденную пищу, куксился и размышлял:
     «Я идиллически прозябаю... Хотя не хватает гусляров с крестьянскими напевами и приятных мелодий пастушеских свирелей... И я хочу баллад романтичного и бородатого барда под заунывное треньканье облезлой его гитары... возле таёжного костра и линялой походной палатки... Но разве мирное блаженство не может оказаться изощрённой Господней карой? И неужели при моей телесной жизни не буду я сурово, но справедливо наказан? Простит ли меня Иисус Христос?.. Но я вовеки не амнистировал бы самого себя, окажись я Всевышним... Ведь частенько я лишал воров, диссидентов и крамольников их изначальной сути... И втайне я изуверски наслаждался, коверкая человеческие души... Но бесплотными душами наделяет Предвечный... И, значит, я дерзновенно соперничал с Богом. И не существует более мерзкого кощунства...»
     И Лыков криво усмехнулся и судорожно закрыл глаза... И вдруг ему вообразилась Клэр, зарыдавшая над палисандровым гробом. И был элегантным траур её... И грезились могильные кресты, панихида в каменной часовне и жёлтые листья кладбищенских деревьев...
     И Лыков трепетно и немо предположил:
     «Поэтической и лазурной осенью я исчезну с поверхности земного шара... Моя тренированная интуиция, пожалуй, права. И я не смогу успешно противиться скорой смерти моей...»
     И вдруг услышал он приглушённые звуки, а веки его непроизвольно разомкнулись. И он увидел Клэр... А к нынешнему обеду она, любуясь в напольное зеркало собой, оделась в чёрное короткое платье с кружевными узкими рукавами и в белый передник с ажурными лентами, связанными сзади на безупречной талии в причудливый, но скромный бант... И обулась она в зелёные туфли на высоких и тонких каблуках... И она распустила – после мытья посуды – светлые волосы свои...
     И Лыков тягуче и умильно произнёс:
     - Похожа ты сейчас на летучую валькирию... из северных саг... Но легендарные воительницы чурались любви... 
     А Клэр неспешно уселась на диван из кожи аспидного цвета и слащаво спросила: 
     - Ну, какая приватная эпистола была заклеена в странном конверте, который вдруг притащил сюда нелепо наряженный клоун?
     И Лыков с удивительной – даже для самого себя – откровенностью молвил:
     - Нас позвали на выставку интересных творений молодого и храброго красавца... Талант его – бесспорен... И будет провинциальный сердцеед и юрист Казимир Потоцкий восприниматься местными блудницами диковатым варваром по сравнению с неподдельно аристократичным живописцем... А Пётр – ещё и поэт, хотя и считался в элитной школе изрядным лоботрясом... А его отец, к моему безмерному сожалению, осведомлён о шедеврах Леонардо да Винчи в тайном подвале... Я фамильный секрет опрометчиво выболтал во хмелю...
     И внятно она пробормотала:
     - Досадно... и весьма...
     А он угрюмо отозвался:
     - И кручина, и сомнения одолевают мой рассудок. И я непрерывно смиряю свою стариковскую ревность... Однако мне бесполезно переть наперекор твоей восхитительно молодой и сладострастной плоти...
     И Клэр заботливо предложила:
     - А ты не бери меня на эффектный и, наверное, излишне патетический праздник... И пафосно ссылайся на хриплый аллергический кашель у своей сексуальной экономки...
     Но Лыков рассудительно ей возразил: 
     - Со мной на вернисаж непременно ты поедешь... Иначе сразу я начну моим землякам казаться незадачливым кощеем, который алчно чахнет над золотистой и божественно юной принцессой...
     И польщённая Клэр кокетливо затеяла перепалку:
     - Но Богу не свойственна юность. А Предвечный лишился детства... И нельзя бессмертного Создателя мысленно представить слабым дитятей под опекой рачительной няньки... От познаний и мудрости стареют все...
     А Лыков перечил ей:
     - Но был ребёнком Христос... И Пресвятая Дева пеленала божественное чадо, и Она среди пастухов баюкала Его в замухрышистой колыбели... Иисус постепенно взрослел. Укреплялись мышцы Его... И, возможно, мечтал священный отрок о чувственной твоей любви... вопреки пространству и времени...
     И были радостными интонации Клэр:
     - А я почти не сомневаюсь, что мечталось Иисусу о плотской близости именно со мной. И на сакральное безумие я согласна!.. Но я чувствую себя виновной перед невенчанным... земным... супругом... Однако я зарок тебе не даю... А дельные советы не отвергну... И я теперь и сокрушённо, и стыдливо умоляю тебя о безоговорочном прощении моих грядущих поступков... И благодарность мою прими...   
     И Лыков – неожиданно для обоих – признался:
     - А я полагаю, что в нерушимой верности твоей не будет смысла, если ты исчезнешь. И я заранее всё тебе простил... Но я отчаянно хочу твоих неистовых молений бессмертному Христу о райском и вечном спасении моей окаянной души... Избранницей Божьей я считаю тебя...
     И подумалось ей:
     «Не рехнулся ли мой обескураженный учитель? Ведь несуразно витийствует он... Любовник пыхтит и копошится... Но разве я психически нормальна?.. Неужели я взаправду очаровала Иисуса Христа?.. А наставник предчувствует скоропостижную кончину... И анафемская боязнь смертельной бездны заставляет грешного лекаря фанатически верить в действенность моего молитвенного заступничества перед святым Провидением за нечестивую душу старого прозорливца... И вдруг получила я разрешение на измену... А мистические грёзы о нежном слиянии с дивной плотью несравненного Иисуса могли оказаться явью...»
     А потом чета сосредоточенно, долго и тихо обсуждала свою одежду для посещения вернисажа...

3

     А в городе распространялись о выставке интригующие и забавные слухи... Юная газетная журналистка расторопно напечатала о грядущем вернисаже проблемный репортаж с юмористическим описанием буфетного меню для почётных гостей. А в статье-фельетоне специального номера сенсационно опубликовали сатирический анализ оригинальных бутылок марочного вина для шикарного банкета в приозёрном ресторане... И бойкие редакторы включили в ночную программу местного телевидения ажиотажный сюжет о молодом и пикантном живописце... И очень выгодная вакансия главного декоратора вдруг появилась в популярном драматическом театре.
     Внешнюю прелесть художника не оспорили даже провинциальные франты и базарная молва... И весело взбудоражились милые актрисы, и привычно терпели их мужья... А столичного гастролёра здешние чиновники вдруг обозвали гениальным хлыщом...
     И было интересно, но отнюдь не ново... Жизнь простых людей почти не менялась, однако появились приятные нюансы... А внезапная выставка бессознательно воспринималась, как радостный сакральный символ и счастливое предзнаменование спорых успехов южного края в экономике и финансах...

4

     Персональная и предосенняя выставка картин, рисунков и скульптур торжественно открылась в погожий субботний вечер. И закатный сумрак в готических и заботливо проветренных залах с витражными окнами был приятен и свеж... Устроители вернисажа не допустили сумятицы, гомона и толчеи; городская элита общалась улыбчиво и мирно... А около незажжённого камина из природного камня играл музыкальные пьесы Моцарта и Вивальди классический струнный квартет из кудрявых и юных смуглянок в ярко-алых туниках и в розовых сапожках на высоких шпильках... А манерные и статные официанты в серых черкесках с бутафорскими кинжалами и крупными газырями подавали на серебристых подносах дорогое крымское шампанское в хрустальных немецких бокалах.
     Лыков и Клэр не опоздали, приехав на престижную церемонию в багряном такси... Оделись они богато, но чинно... и они обулись в чёрные и лакированные туфли... Степенный Лыков прилежно облачился в консервативный тёмно-синий костюм с бирюзовым галстуком и в белую рубашку с двойными манжетами и запонками из пурпурного океанского перламутра и эталонного золота... А Клэр искусно и чопорно собрала на затылке в пучок свои густые и русые волосы... И она неброско нарядилась в бежевое стильное платье с кружевом на подоле и во французские чулки телесного колера... Ожерелье, серьги и перстень были у ней из платины и северных скатных жемчужин... 
     И потом в пикантной тусклости выставочных залов проворные лакеи и важные гости почти не скрывали жадный свой интерес к вальяжному Лыкову и сдержанной Клэр... А каждый экспонат изощрённо был подсвечен...
     Удобные одеяния и мягкая кожаная обувь у столичного художника были недёшевы, респектабельны и черны. Аристократичный и стройный мастер театрально появился под минорную и ритмичную мелодию. И все внимательно созерцали его. И признали загадочным, но безупречным... А приглушённые и печальные мотивы инструментальной серенады своевременно оборвались...
     И речь его была отчётливой и монотонной:
     - Я презираю небрежность в исканиях и работе... И я ненавижу пошлые ансамбли... И люблю безукоризненную гамму... И я халтурную абстракцию вовеки не назову модернизмом. И с детства чуждаюсь я дилетантского авангарда в культуре... Но европейская цивилизация – в замешательстве... и быстро превращается в муть. А я в душе и разуме трепетно лелею строгие принципы и славные традиции ренессанса... Милостивые дамы и господа! Прогулка по залам не наскучит вам... Пойдёмте...
     И экскурсия началась, и художник говорил занимательно и кратко. И за каждой его картиной чудилась бездна. И хотелось гостям обязательно очутиться в таинственной местности, изображённой им... А человеческие лица на его магических полотнах были пленительны, хотя и непривычны своей отрешённостью от постылой рутины... А его небольшие скульптуры из каррарского мрамора и коррозионно-стойкой бронзы были симпатичны правдивостью и добрым юмором... Карандашные рисунки на чуть помятых листах из рулонного ватмана запечатлели военные будни без романтической бравады и прикрас...
     Мария Андреевна Стрелецкая нынче выбрала гладкую причёску, лиловое штучное платье, нейтральные аксессуары и модные туфли в тон; ювелирный гарнитур с армянскими агатами был нарочито скромным...
     А очень довольный сыновним успехом доктор Липский и хмурый от летальной болезни юрист Потоцкий в модных официальных нарядах шептались поодаль от сановитой гурьбы. И оба хвалили Петра... Но вскоре Потоцкий замолк и подумал:
     «В череде моих вельможных предков были магнаты, гетманы и стратеги. А разборчивая шляхта обожала подлинные шедевры. И многие здешние творения понравились мне... И я почувствовал готовность купить. А я теперь сквалыжничать не намерен... И я наитием постиг, какие вещи заворожили горделивую и привередливую Клэр... И я завладею именно ими, взвинчивая расценки и тарифы. И не решится практичный живописец пренебречь солидным барышом и эффективной рекламой... И по всему Кавказу разлетится лестная для меня молва... А я получу дополнительную приманку, на которую краля обязательно клюнет... И я накануне кончины смогу беспощадно истребить уникальные предметы, если вдруг пожелаю мщения человечеству и России за свои обиды и досадные промахи... И разве нельзя дерзновенно шантажировать развитую цивилизацию варварским уничтожением поразительного красочного слоя?..»
     Но в рассудке Потоцкого не сохранились эти мгновенные мысли... А зрители уже разделились на мелкие группы, и послышались умильные пересуды. И бодрый мастер подошёл к отцу... И порывистое рукопожатие художника и юриста было крепким.
     Потоцкий уважительно признался:
     - Моё впечатление от вашей экспозиции – невыразимо. И я приношу свою неподдельную благодарность... Однако мне интересна рыночная стоимость холстов. И я не прочь заиметь каталог... подробный... 
     И художнику вдруг вообразилась метельная ночь за овальными окнами сумрачного чертога с дымной золой в догорающем камине... А на пунцовом ковре надрывно корчился морщинистый и чахлый хрыч в полосатом банном халате. И отвратительный старец напомнил тощего Кощея с ярких иллюстраций на сюжеты из русских сказок. И кухонным тупым ножом издыхающий хмырь выковыривал мистические картины из дубовых рам с узорной резьбой... И живописные работы Петра истерически швырялись квелым балбесом в огонь, а чадное пламя неуклонно росло...
     И Пётр ехидно полюбопытствовал:
     - Неужели вам, Казимир Александрович, нужны произведения мои? А в какой палате вы развесите их?
     Потоцкий печально скривился и негромко произнёс:
     - О моей неизлечимой хворости офисные кумушки талдычат весьма ретиво... Роковая тема моего умирания вдруг обрела популярность. Провинциальные букмекеры, вероятно, принимают нелегальные ставки... на точную дату моих похорон... А я, пожалуй, не против... Пусть обормоты трындят... и по-простецки злорадствуют... Ведь коммуникабельные зеваки охочи до бестолковых забав. Но я прощаю раззяв и шалопаев. Меня потешают их ужимки... А творчество ваше укрепляет веру в бессмертие души... 
     И художник, глядя в зеницы юриста, размышлял:
     «Нахальный распутник отчаянно поверил в Бога... Но в преддверии бездны уповают на милосердие мессии буквально все... А Потоцкий внезапно мне польстил. Очевидной причины для его притворства нет... Продать ли развратнику мои картины?.. Но разве напрасно мне пригрезилось, что одичалый нечестивец сжигает их?.. А на свою интуицию я привык полагаться... Но миниатюры я готов уступить. И я чрезвычайно дорого за них возьму... А их товарная стоимость прыгнет с выгодой для меня...»
     И Пётр деловито молвил:
     - Серьёзную оферту не обсуждают в суматохе и праздничном гаме. И кто гарантирует мне сохранность купленных вами вещей?.. А ведь мечтается мне обеспечить их нетленность...
     Потоцкий угнетённо отозвался:
     - Губительный недуг превратил меня в ортодоксального адепта христианской церкви. И склонен я отныне к бескорыстию и молитве... Ведь непрерывно скачет в артериях давление крови моей. И хочется мне оставить долгую память о своём излишне темпераментном характере... А поднесение в дар городскому музею несравненной коллекции достойно увенчает мою чересчур безалаберную карьеру. И я моментально избавлюсь от напрасного ярлыка эгоистичного скряги... Заключается договор, и я оплачиваю покупку, а нынешняя экспозиция не меняется даже в мелких деталях... И долой меркантильные расчёты...
     И весёлый доктор Липский нечаянно и экспансивно воскликнул:
     - Поистине восхитительная идея!
     И на врача посмотрела Клэр... И вскоре услышал барственный Лыков от своей неотразимо-завидной спутницы вкрадчивую просьбу:
     - Пожалуйста, давай скорей подойдём к твоему авторитетному коллеге...
     И Лыков бережно дотронулся до её запястий, а потом к речистой троице непринуждённо и плавно приблизилась вежливая чета... А Стрелецкая в зальном закутке опиралась левым плечом о белую колонну и горделиво, хотя и в густоватой тени наблюдала за породистым сыном.
     Потоцкий приветливо улыбнулся и непроизвольно кивнул головой, а Клэр смущённо и суетливо потупилась... И внезапно доктор Липский интуитивно понял, что надменного психиатра Лыкова без проволочек ликвидируют по заказу умирающего юриста...
     А художник залюбовался Клэр, и было мастеру тревожно... И вдруг почудилось Петру, что она – по Божественному соизволению – обладает священным правом бессознательно обрекать людей на преждевременную телесную смерть, спасая для райской вечности грешные души их...
     А Потоцкий втайне радовался тому, что его зароют в могилу чуточку позже, чем насильственно умерщвлённого Лыкова... И юристу с раковой плотью невольно воображались извращённые и бурные ласки безропотно покорной Клэр, которая после разнузданных и нудных для неё соитий будет благостно молиться перед его домашней и старообрядческой иконой о милостивом прощении небесной Троицей окаянной его души.
     И вдруг художник ревниво заметил похотливые взоры, направленные угрюмым Потоцким на корректную Клэр... И лукавый доктор Липский тактично познакомил холёную и свежую Клэр со своим аристократичным сыном. И серьёзный Пётр сноровисто поцеловал томительной даме руку...
     Стрелецкая в дальнем уголке смятенно прошептала:
     - Фарисейская артель образовалась...
     А Лыков неожиданно заявил:
     - Одно из полотен собираюсь я получить за любые деньги. Но пусть решает моя ученица, какой подарок желателен ей.
     И она признательно кивнула, и компания нетерпеливо ждала ответа...
     И Клэр, наконец, сказала:
     - Только лучшие творения привлекают меня... И я шикарным банальностям частенько предпочитаю сиротскую, но своеобразную нищету... И мне теперь нужна осенняя картина, где постаревшего Иисуса ласково и страстно благословляет неестественно молодая мать Его... И пламенеет женский хитон. И до серебристого пояса распущены славянские кудри... А на фоне закатного листопада усатое и морщинистое лицо с бородкой не озаряют солнечные лучи. И в латаном рубище мглистого колорита устало сидит поседелый Спаситель на лесном и замшелом камне... А за субтильными берёзками виднеется лазурный изгиб реки... И мне доступен Христос... и нежные чувства Его...
     А Лыков заранее убедил себя в том, что она непременно и слёзно замолит все его кощунства и согрешения, если она попросит именно эту картину. И он растроганно ухмыльнулся...
     И вдруг Стрелецкая сообразила, что ей пора вмешаться, и она, подступив к нервозной группе, напомнила сыну:
     - Ожидается банкет. И надо экземпляры лирического сборника разнести...
     И после тихого приказа Петра усердные лакеи почтительно вручили гостям сувенирные книги... А потом на роскошных, но съёмных машинах отвезли посетителей в озёрный ресторан с деликатесной кухней, предназначенной для разгульных гурманов...   

5

     Иноземного ресторатора и продюсера Ираклия величали в городе виртуозным тамадой. Худощавый, бритый и плешивый кавказец уже безошибочно ориентировался в периферийном сонме влиятельных особ... И накануне торжественного приёма доктор Липский получил слащавое, но веское обещание от расторопного и рослого Ираклия:
     - Не допущу ералаша, кутерьмы и скандалов. Но веселье и деликатесные продукты я рационально обеспечу...
     Опытный импресарио Ираклий и расчётливый доктор Липский психологически верно рассадили гостей за серебристые и безукоризненно чистые скатерти дубовых, но изящных столов, сервированных зарубежной посудой с редкими яствами и дорогим питьём. Обязательные для банкета речи закончились очень быстро. И зазвучала приятная оркестровая музыка. И театральными сюрпризами в сумрачном зале были очарованы все.
     А на эксклюзивные гонорары хорошим артистам не поскупились... Концертная программа была искусно стилизована оперным режиссёром под эротизм декадентских поэтов и трагическую романтику белогвардейского офицерства... И вдобавок организаторы ночного карнавала ангажировали разудалый цыганский хор и вздорную эстрадную диву с блеклыми прядями длинных волос. И хлипкий клоун, чумазый от каминной сажи, забавно и юрко изображал туповатого негритёнка.
     Осанистый художник, мать его – Мария Андреевна Стрелецкая, а также Липский, Потоцкий, Лыков и Клэр сидели чередой за круглым столом вблизи высокого и чуть приоткрытого окна. И были раздвинуты зелёные шторы... Мизансцену за ужином нарочно скомпоновала ироничная и прозорливая мать Петра...
     Обжаренных на вертеле перепелов и радужную форель, запечённую в фольге, сановитые персоны поглощали с аппетитом, но церемонно, а золотистое и студёное вино пузырилось и не иссякало в хрустальных бокалах. Ведь сексапильных и юных официанток вышколил сам рачительный хозяин, и были они сейчас одеты в пёстрые русские сарафаны.
     Стрелецкая безустанно и придирчиво созерцала тревожную Клэр, а та порой глядела на юриста, и нервозный Потоцкий радостно замечал поощрительные взоры непостижимой для него красавицы, которую он угрюмо и извращённо полюбил накануне своей мучительной смерти... И в судорожной гримасе Потоцкого теперь сочетались и безбрежное горе, и невыразимое, но рабское счастье...
     А Лыков был расслаблен и тих... Матёрому психиатру внезапно и бездоказательно поверилось, что его несусветные согрешения милосердный Господь, внимая мысленной и слёзной молитве Клэр, уже совершенно простил. Неизъяснимая благодарность прельстительной спутнице напрочь лишила Лыкова даже уместной ревности...
     И наблюдательный доктор Липский решил:
     «Восхитительная девчонка мастерски прикинулась безразличной... Однако бальные танцы в обнимку с моим обаятельным сыном быстро избавят загадочную плутовку от её демонстративного сплина...»
     А пытливая Клэр, унимая муторные и смутные чувства, лихорадочно размышляла:      
     «Смертельно больной адвокат и обречённый на гибель наставник норовисто воспринимают меня любимицей Божьей и мистической фавориткой Христа. Они трусливо уповают, что буду я – накануне их кончины – лучшей посредницей между Провидением и нечестивыми душами их... Умора... Охальники хотят незыблемой гарантии райского их блаженства... Но кретинами их не назовёшь... И почему они надеются именно на мою защиту?.. Неужели ощутили они, что искренне и без укора я жалею их?.. И мы духовно очень похожи. А каждому существу необходима нежная жалость к нему... И разве втихомолку я доселе не алчу дружеских и сострадательных рыданий о бесприютной участи моей?.. Однако выручать достойного покровителя я не готова, хотя заранее скорблю о неминуемой и скорой утрате... А ментору выгодно сгинуть без никчёмной затяжки... И я нуждаюсь в жертве, принесённой мне...»
     И дальнейшие раздумья Клэр устрашили её:
     «Пожалуй, всякая власть – ничтожна, если она не способна посылать людей на смертельную расправу... И нельзя к синонимам причислить «любовь» и «доброту». А в борьбе и раздорах целесообразность превыше всего... И именно жертвоприношения созидают Бога... И не надо мне в уединении лицемерить ради спокойствия собственной совести. И уподоблюсь я трепливой шелупони, ежели чужими жизнями не посмею я распорядиться... Святыни, капища и поповские молитвы не дискредитируют благую жестокость...»
     Но вскоре Клэр, забывая начисто эти суматошные мысли, улыбнулась ласково, хотя и чуть виновато. И вдруг она постигла, что её приветливую улыбку заметили ближние сотрапезники... И потаённо обрадовалась Клэр своему умению прятать в себе лукавую хищницу под личиной безупречного политеса...   
     А в сознании Стрелецкой мелькали обрывочные суждения:
     «Пикантную наследницу психиатра негоже называть вульгарной. Мечтать ли мне о такой своеобразной, хотя и тактичной невестке?.. А я не откажусь от периодического общения с нею... Ведь её воспитали в интеллигентной семье... Однако в эпоху финансового кризиса нравственно опустились неординарные родители Клэр... И всё-таки сберегла гламурная строптивица привитый в детстве аристократический лоск... Она, будоража, отталкивает, но и магнетически манит... И милость её – беспощадна... И без её взаимности мужчина быстро зачахнет... А душа его иссохнет, словно на пустынном солнцепёке... И суровая монахиня, и искусительная стерва, и прелестная знахарка из глухого урочища...»
     И мнилось Потоцкому, что колючая боль в его нутре ослабла; он слегка и блаженно захмелел, поверив – за бокалом шипучего вина и около пленительной Клэр – в чудесную возможность полного исцеления собственной плоти... Юрист задорно, хотя и вполголоса подшучивал над безнадёжным недугом, а трезвый художник обстоятельно и вдохновенно кумекал:
     «Нотариус и престарелый психолог воспринимают Клэр потрясающе неадекватно. Но дошлые профессионалы счастливы помешательством своим... Нарисовать бы на пространной картине обнажённую и чувственную Клэр в объятиях Иисуса... после Его воскресения... И скандальный фурор обеспечен крамольному полотну... А моя соседка по обильному столу оказалась бы неповторимой моделью... И вещему подсознанию понятны её сокровенные пристрастия...»
     И в меру педантичный Пётр безмолвно сформулировал в разуме императивные фразы:
     «Пусть моё подсознание интенсивно посылает и в рассудок, и в тело все доступные сведения о приватной сущности Клэр. И временно пусть пресекутся внутренние монологи мои».
     И сразу сознание замершего живописца ненадолго, но полностью отключилось... и уже в нормальном самочувствии он воззрился на Клэр, которая интригующе молчала в застенчивой, но томной позе.   
     И вдруг художнику истово поверилось, что в нём очутилась истинная духовность Клэр... И дерзко он уравнял самого себя с Леонардо да Винчи... И для Петра неожиданно и разительно изменились творческие цели. И захотелось ему влиять своими трудами и созданиями на спасительного Мессию... И земным воплощением божественной Марии Магдалины почудилась мастеру безгласная в эти мгновения Клэр...
     А ладный, смуглый и кучерявый тенор в коричневом кителе и светло-синих брюках-галифе, заправленных в красные хромовые сапоги, надрывно затянул эмигрантскую песню о тоске по раздолью русских полей и по запаху листопада в дремучей дубраве... И важные гости в тусклом зале сентиментально затихли. А потом застольные их аплодисменты постепенно превратились в негромкую овацию... И седой, но импозантный и поджарый конферансье в лиловом фраке и с белой хризантемой в петлице зычно объявил непродолжительный антракт... И раздался смех, и зазвенела посуда... И путано витийствовал чуть опьяневший от ликёра доктор Липский:
     - Огненная ностальгия обожгла побеждённых белогвардейцев. И они навсегда лишились классовых привилегий. Ведь беззаветно доблестных, но запоздавших с мудрыми уступками бедолаг обидно укротила гражданская война... Любой элитарной касте смиряться вовремя надо... пока плебейская сила не обуздала озорную патрицианскую спесь... А лучше в яслях отрешиться от горделивых повадок... И мы учтивостью манер маскируем нашу внутреннюю надменность... Но безалаберно рыпаться нельзя... А идиотски выпендриваться не надо...
     И Потоцкий ехидно перебил говоруна:
     - А мне уже претит социальная мимикрия... Однако порой и вам, достопочтенный врач, притворство удаётся плохо. И пиршество получилось чересчур шикарным. А финансовый статус вашей семьи ошарашил немалое количество амбициозных и завистливых воротил... Но паршиво, если превратят в мишень!.. А врождённая, хотя и скрытая – ради тщеславия и выгод – сущность человека беспременно вылезет наружу... И почти нереальны крупные успехи от применения хронического блефа... И окончательно уничтожить совесть Предвечный не даст... А подавляемая совесть вполне способна праведно отомстить за своё поругание, туманя врасплох интеллект. И с помрачённым разумом совершаются ошибки, за которые репрессируют... и даже казнят... по заказу... А протесты и гнев – бесполезны...
     И юрист непроизвольно и нервно уставился диковатыми глазами на бдительного психиатра, и тот обомлел от нарастающей тревоги. Но Лыков привычно и споро обуздал своё неприятное и смутное беспокойство и с внешней степенностью изъяснился:
     - Убийство непутёвого пацана – бесплодно... Однако властительные негодяи без фарисейских и ерундовых колебаний грозно истребляют своих соперников, способных вызывать одновременно и пламенно-ревнивую, и деловито-расчётливую ненависть... Но дурные предчувствия не шокируют меня, поскольку я постоянно с ними живу. И я могу превозмочь мандраж... Причину вероятного покушения на меня угадать несложно... – И внезапно Лыков заметил, что его сосредоточенные слушатели недобро, хотя и виновато переглянулись... но сметливый оратор мужественно не умолк: – У меня в библиотеке спрятан допотопный архив. И на него веками посягали иерархи католической конфессии... Ведь в бесценных манускриптах, спасённых моими славными предками, подробно описана истинная история древних славян. Имеются пергаментные кодексы с рунами наших пращуров и с архаичными текстами на хорватской глаголице. И хранятся в специальном подвале жалованные грамоты русских царей.
     И Лыков неторопливо осушил холодный бокал с багряным вином... И владельцу раритетов вдруг поверилось, что он достиг подлинной свободы; веки у него сомкнулись, он воодушевился, и ему блаженно пригрезились весенние райские кущи. И он потрясённо и радостно понял, что отныне его почему-то не пугает смерть... А воображаемая обитель ангелов и счастливых угодников Божьих чрезвычайно напоминала местную действительность, но без суеты и страстей... И через мгновение глаза у Лыкова открылись, и он мечтательно огляделся окрест...
     Но Стрелецкая спонтанно и участливо вдруг отверзла уста, повлажневшие от клубничного сока:
     - Журналисты-пролазы охотно известят о столь фантастическом инциденте. А знаменитые и хваткие адвокаты яростно и с форсом ввяжутся в феерический казус... И не миновать ажиотажа в прессе и бурного всплеска фанаберии у мещан... Секретная – и предельно опасная – информация напитает базарные сплетни и досужие пересуды... А мне сейчас невдомёк: по какой причине прагматичный Сергей Васильевич Лыков отважился на столь рискованную прямоту?   
     Размеренная тирада Лыкова была саркастической, но резонной:
     - А я постыдной трусостью изначально обделён. И я не сомневаюсь в шибкой огласке, но я уповаю на разумную корысть нынешних моих сотрапезников. Мою усадьбу можно успешно обокрасть, но фартовые воры обречены на тягомотные и противные хлопоты. Разве не выгодней очутиться в малочисленной группе героев-меценатов, которые самоотверженно сберегли национальное достояние? А в этом заманчивом деле – при коммерческой ловкости – законно образуются и солидные капиталы, и жирная рента. Своей формальной наследницей я назначаю Клэр. И бойтесь аморальных искушений. А досрочное оповещение о моём сокровище не сулит дивидендов и маржи.
     Стрелецкая неопределённо улыбнулась и уважительно произнесла:
     - Сергей Васильевич, а вы негаданной офертой меня до экзальтации ошеломили! Но неужели вас подстерегает скорая смерть, а душеприказчиками избраны именно мы?..
     И Лыков, озадаченный собственным апломбом, позволил себе не солгать:
     - Эпоха для старта сенсационно-сакральных публикаций уже приспела. Но я не обольщаюсь относительно вашей фракции... Каждый из компании втайне, но пылко вожделеет своего присутствия на скромном погребении моём. И, значит, заклание стремглав приближается... Контингент не терпит задержек!.. А я не ропщу... Но я выдвигаю условия... Хотя давненько я осведомлён, что обеты и клятвы можно бессовестно нарушить...
     И в зале – после басовитого и раскатистого тоста ханжи-администратора за тесную и долгую дружбу – прекратился на мгновение гомон... Стрелецкая пренебрежительно усмехнулась, и в её сознании мелькнула череда томительных озарений:
     «Прочухал мозговитый коллекционер о шкурных наших планах, однако не робеет он... Запоздалой, но безмерной любовью изысканно его покарал Господь... А ведь могла бы и я любить не менее сильно... Но чересчур запутаны земные пути, поскольку Богом сокрыты от людей конечные цели... И я готова на экстатический адюльтер, и возникает у меня греховное влечение к психиатру... А на осеннем погребении Лыкова гуманный Всевышний, возможно, посвятит меня в заповедные и главные правила жизни...»
     И Стрелецкая вкрадчиво попросила:
     - Вы, Сергей Васильевич, проинформируйте, пожалуйста, наш коллектив о требованиях ваших.
     Довольная и сытая публика в сумрачном зале вновь приглушённо загалдела, а психиатр деловито откликнулся:
     - О заслугах княжеской фамилии Лыковых надо и Россию, и мир обязательно оповестить. И нельзя покушаться на мою питомицу.
     И доктор Липский растерянно пробурчал:
     - Ремесла разбойника я чураюсь.
     Чинная Клэр не сдержалась, но её словесные обороты были осторожны: 
     - Я не постигла, учитель, причину твоего обращения к теме духовного Апокалипсиса. Но я не перечу тебе... и помню твои сентенции... А для исполнения твоих заветов я в пособниках не нуждаюсь. Но если тебе угодно навязывать мне активных соратников, то я покоряюсь воле твоей. И быть по сему!.. Но почему ты ожидаешь своего безвременного успения?
     И Лыков поразился собственной честности:
     - Обилие мотивов для убийства делает ликвидацию почти неизбежной. А моё искусное умерщвление сулит мазурику не только богатство, но и вселенскую славу... И я положение оценил реально... Потенциальные палачи блуждают в пассивной толпе!.. И каждый из вас достаточно осведомлён о перипетиях...
     И Потоцкий раздражённо прервал чужой монолог:
     - Не буду я беспощадную правду отрицать! Но разве вы, Сергей Васильевич, утратили шансы?.. Динамичнее судьбе сопротивляйтесь!.. А ежели вам надоела материальная юдоль, то откажитесь от лицемерных намёков. И не играйте роль беспомощного и жертвенного агнца... Несравненное счастье вы случайно получили... И сломлены вы потерей старческого счастья... А всякая слабость провоцирует сильных... И оставайтесь вы начеку...
     А Стрелецкая сообразила:
     «Мы одичали... вопреки комфорту и развитию европейской цивилизации... Рафинированная культура не мешает зверству... и зачастую усугубляет его...»
     И сердито молвила Клэр:
     - А вы, господин юрист, не долдоньте попусту о счастье!.. Похитить счастье нельзя.... Но ещё в пещерной древности наставники диких племён обрисовали счастье неверно... И досадная ошибка лохматых варваров не исправлена доселе... А истинное счастье заключается в осознании ненадобности бороться за него!
     Потоцкий льстиво и чувственно канючил:
     - Продолжайте, милая сударыня, об удаче распространяться... Я нижайше умоляю вас...
     И Клэр отзывчиво потешила неизлечимо больного юриста:
     - Я случайно в детстве подслушала, что если бы начальники не отменили престижную командировку моих родителей в Париж, то мама – ради карьеры – прекратила бы абортом свою беременность... Самодуры-чиновники ненароком подарили жизнь энергичной и порочной девчонке... И я, подобно холопке, принадлежу моей неприкаянной жизни!.. А реального счастья достичь невозможно... Счастье даруется космической бездной, из которой я невзначай появилась... Но счастье порабощает, как наслаждение и власть!.. А дрянь постоянно мерещится скарбом... 
     Интонации художника были спокойны:
     - Перед вами, Клэр, заворожённо преклоняться надо... А схоластические препирательства и философские споры мы отложим... Но ваша правота несомненна: ведь любые наши способности всегда порабощают нас. И вы – не исключение...
     И доктор Липский молча констатировал:
     «Мстительный Лыков изощрённо посеял в здешней чёртовой ватаге семена безобразной ссоры. Ситуация угрожает нам похабной распрей...»
     Стрелецкая поощрительно улыбнулась непринуждённой Клэр...
     А Потоцкий невольно фиксировал в цепкой памяти скупую мимику напряжённого психиатра...
     Порывисто Клэр обратилась к Петру:
     - А вы, маэстро, поделитесь, пожалуйста, опытом вашего служения своему таланту. И разве не совратила вас оказия употребить корыстно свои природные дарования?
     И художник не обманул:
     - Но ведь тщеславие присуще всем... А досягаемые деньги кокетливо, но предательски соблазняют... И жадность долго одолевала меня... Однако я убедился, что разносчики пороков, как бациллы и вирусы, коварно паразитируют в работящем, но дурашливом человечестве... И ныне я подчиняюсь только творческим силам своим... Позволил я таланту своему командовать мною... и приказы его отрадны мне...
     И Лыков, чуть обмякнув, сказал:
     - Мятежи неизменно завершаются плохо... и даже курьёзно... И особенно рискованными бывают психические бунты супротив себя... и, значит, врождённых своих достоинств... И я безоговорочно согласен с гостеприимным создателем картин и лирических строчек...
     Искушённая интуиция психиатра назойливо вынуждала его поскорее уйти, и он, вскочив со стула, простился:
     - Я покидаю вас. И я прогуляюсь в одиночестве до усадьбы... Салют...
     И Лыков, бодрясь, удалился из ресторана под меланхолические ритмы вокально-инструментального ансамбля...

6

     А в лунном небе сияли россыпи звёзд... И по узкой булыжной дорожке среди акаций Лыков бесшумной походкой миновал кирпичную стену старинного консервного завода... Но танцевальные и чувственные мелодии ещё доносились из приозёрного ресторана, который снаружи и розовато, и тускло освещался прочными мини-прожекторами, предназначенными для бульваров и парков... И чуть усталый Лыков, опираясь левым плечом на шершавый ствол пирамидального тополя, посмотрел на серебристую гладь овального водоёма... И взбудоражились воспоминания и рассудок...
     А древние купеческие кварталы почти не изменился за долгое время. И Лыков здесь родился. И на секунду померещилось ему волшебное возвращение в детство... И он умилённо вздрогнул... Но вдруг захотелось потомственному князю окончательно увериться в том, что не пущена им насмарку его земная жизнь.
     А вскоре звёздные блики почудились Лыкову более яркими, нежели обычно. И ночное мерцание лунного неба он ликующе и трепетно воспринял несомненным знамением Бога...
     И тревожный, но праздничный Лыков мысленно обратился к Иисусу Христу:
     «Неисповедимы, Господи, цели Твои. И стремительно приближается моя телесная смерть. А в собственной греховности я убеждён с младенчества... Но неужели даже малая толика праведности отсутствует в моих поступках?.. Я безжалостно угнетал диссидентов, но жестокими медицинскими процедурами я защищал государство, которое и доселе считаю наивысшей ценностью для российского народа... И мною создана и подробно описана эффективная методика внушений наяву... и без симптомов транса... И я патриотично и самоотверженно сберёг национальное достояние отчизны... и я бескорыстно выручил Клэр...»
     И внутренний монолог всполошила неуместная гордыня:
     «Если нет отчаянной готовности к жертве, то не существует и любви. А жертвенностью я не обделён... И я не ведаю людей, подобных мне... А романтическая история моих отношений с Клэр доказала мою неоспоримую исключительность... Разве я не демонстрировал – ради моей наперсницы – поистине уникальный альтруизм?.. И мстительная ревность обуздана мною...»
     Но в его сознании, – словно возмездие за гонор, – появилась беспощадная правда:   
     «Я постыдно и до озноба боюсь мистической и неизмеримой бездны... Меня трясёт и коробит от погребально-панихидных напевов. И я страдаю жуткой аллергией на аромат церковного ладана... И предсмертным кошмаром исковеркан мой интеллект... И от затаённого страха перед умиранием я теперь надеюсь только на Клэр. Наивное упование на неё почему-то помогает мне... и дарует загадочную отвагу... Но квелого Потоцкого вдруг обуяли сходные чувства... и, вероятно, моя торопливая ликвидация уже оплачена крупными купюрами... Он соперников не терпит... а звериных повадок не меняет... Но тремор пальцев у меня сейчас отсутствует... А с лукавой, но милейшей наследницей надо искренне и без обиняков объясниться...»
     И Лыкову неожиданно втемяшилось, что именно Клэр сумеет его избавить от постылого ига психических напастей... И он проворно и нервно зашагал к своей городской усадьбе, расположенной недалече...

7 
   
     А в ночном и сумрачном зале респектабельного ресторана профессиональные музыканты ритмично и слаженно играли чувственные мелодии. Но порой звучали с эстрады фольклорные песенки и кабацкие романсы... И на средине чертога, предназначенного для богатых и расточительных гурманов, длились манерные танцы чуточку хмельных, но ещё степенных гостей эстетского форума.
     Нервозные сотрапезники обходительной, хотя и малословной Клэр негромко и завистливо судачили о чванном, но состоятельном психиатре, улизнувшем с банкета, и она не сомневалась, что её тороватого и надёжного покровителя скоро уничтожат... И она потаённо удивлялась тому, что её не терзает совесть...
     А Потоцкий с частыми запинками, но обаятельно балагурил:
     - Своеобразной и ласковой прелестью обладает любая беда... А патетики я отныне чуждаюсь... Однако болезни и горести достойны искренней и пафосной хвалы... И даже в смерти я нахожу целительные свойства... Но подлинного равенства не существует в мире. И даже в небесном раю Христос остаётся Богом... А почему Провидением вдруг оказался не я?.. Наверное, я с младенчества обделён и смекалкой, и расторопностью. Иначе мой религиозный культ квалифицированно распространяли бы семинаристы и клерикальные волонтёры... А охмурённые разини тащили бы свои семейные деньги в мою сакральную кассу...
     И внезапно Клэр сказала:
     - Неужели вы, почтенный нотариус, вдруг возмечтали о своём духовном паритете со Спасителем Иисусом?.. Вообразите свою эдемскую беседу с Христом... Сварливо вы излагаете свои тщеславные претензии. А радужный и божественный трон влечёт неудержимо... И вам чрезвычайно хочется лучезарного нимба... и покорности ангельской челяди... Но какие моральные ценности вы предлагаете взамен?..
     И серьёзный Потоцкий путано и вслух рассуждал:
     - Безнравственность полезна не только в утехах, но и в житейских делах... и Всевышний допускает её... А в крамоле, грехах и кощунстве покаяться перед иконами можно в любую минуту. И пресвитер-ксёндз обязательно простит охальника... после искупительной жертвы на ремонт костёла... и на обновление мишурной позолоты священного распятия... А летальная хворость дарует мне особые права... И сроду я не считал себя размазнёй... и поэтому буду сейчас правдив... Моё окаянное существование я посвятил достижению подспудной, но беспредельной власти... И этим я приблизил свою мучительную кончину... Ведь неусыпный Господь решительно воспрепятствовал моему вероятному успеху, ниспослав моей холёной плоти кошмарные метастазы...
     И художник неожиданно проговорил:
     - Селекцией занимается смерть... Но каждый человек ретиво пособляет в умерщвлении самого себя... И потусторонний мир повинуется жизни... А совестью я называю справедливую месть, которую совершает любовь, поруганная ради корысти...
     И вдруг примирительно молвила Клэр:
     - Давайте, инфернальный юрист, плясать. Философия мешает веселью... И невредно нам развлечься, подобно беспечным бражникам.
     А Потоцкий с юности обожал печальное, но темпераментное танго... И Клэр неспешно вышла на пустую площадку возле мерцающего бара. Сладострастный нотариус метнулся к осанистому дирижёру, одетому в белый фрачный костюм, и, щедро уплатив уже усталым оркестрантам, пробормотал своё отрывистое повеление о корректировке концертного репертуара.
     Струнное и грустное танго исполняли четыре пары... Однако пирующие персоны наблюдали только за эластично-грациозной Клэр и за больным, но порывистым адвокатом...
     И после быстрого пируэта гибкая Клэр неопределённо улыбнулась, а потом она соблазнительно извивалась и умильно трепетала, и бледный Потоцкий пылко наслаждался своей щемящей резью в боках и почках. Ведь танцующему юристу вдруг поверилось, что его телесные страдания сродни изощрённой, но искупительной казни раздетого и поротого Мессии, которого палачи-легионеры пригвоздили на Голгофе к занозистому языческому кресту...
     И раздались одобрительные аплодисменты, и Клэр поцеловала своего артистичного партнёра в сухие и податливые губы. И его мускулистые руки непроизвольно сомкнулись на её сексапильной талии. Но истинная подоплёка прилюдного и беззастенчивого лобзания была непостижима для обоих.
     И радостный Потоцкий сопроводил румяную Клэр к столу с прихотливым десертом и, люто боясь возможных разочарований, а значит, и порчи своего блаженного впечатления от нынешнего торжества, учтиво, но кратко распрощался и в чёрном такси умчал восвояси на комфортабельную дачу...

8

     Художник постепенно разговорился, а его родители молчаливо кушали парниковую клубнику и мелкими глотками смаковали студёное и золотистое вино, которое пузырилось и тихо шипело в розоватых бокалах из немецкого хрусталя. И были тактичными реплики сдержанной Клэр...
     Оркестранты на эстраде вдруг угомонились для короткой передышки, и Пётр негромко произнёс:
     - Нельзя людские чувства разделять на отрадные и скорбные... Ведь любое чувство – драгоценно... однако зачастую оно побуждает к необратимым поступкам... и не всегда деяния – безгрешные и добрые... Существует ли право на пороки и злобу?.. Да, наверное... но только при обязательном условии, что талантливый нечестивец полностью сохраняет собственные способности творить. Утрата гениальности – недопустима!.. Каждому человеку нужно сберечь свою изначальную сущность... Иначе земная жизнь теряет смысл... Недавно у меня появилось такое кредо. И теперь соответствуют ему критерии моей морали...
     И лукаво-предупредительная Клэр отозвалась:
     - Я не пишу картины и фрески... И не сочиняю книги... Но формы творчества – различны... А шедевры бывают беззвучны и непостижимы для рассудка. И порой не оставляют они материальных и словесных следов... И не воспринимаются нашим сознанием... Но бесконечно долго хранятся в космической бездне... А я вдохновенно воображаю дивные иконные лики, хотя не могу классической яичной темперой мастеровито их запечатлеть на кедровых или кипарисовых досках... А вы научились в легендарной академии восхитительно рисовать, но реальный Иисус вовеки не прикоснётся к вам... в искушениях ароматного мрака...
     И заворожённый Пётр дипломатично ответил:
     - Я, пленительная сударыня, согласен с вами... Обыкновенные мещане напрочь забывают многие вехи в развитии своих особенностей и качеств... Я чураюсь банальных комплиментов... и поэтому смятенно и благоговейно смолчу... А вы, пожалуйста, не подтрунивайте над моим волнением... И не турните меня с петлистой вашей стези...
     И польщённая Клэр с нарочитой скромностью замерла... А художник тревожно наслаждался воскресением в самом себе почти не поминаемых примет своей романтичной и жертвенной любви. И мелькали в рассудке неподвижного Петра отрывочные мысли:
     «Любовь порождается гнетущим недовольством собой... болезненным отвращением к рутине... и желанием стремительных перемен... Любовь плодит победы... Предмет обожания не может случайно подвернуться. Но разве в мире существует случайность?.. А каждый индивидуум склонен к эгоистичному самообману и обитает в пелене иллюзий... А суждено ли достичь восприятия подлинной яви?.. Ниспошлёт ли Предвечный откровение?.. И вдруг поверилось мне, что воспринимать неискажённую явь позволит человеку только любовь, лишённая всяких иллюзий... Ладно... Надо велеть подсознанию наделить меня такой любовью, а разум я привычно отключу...»
     Проницательная Клэр игриво молвила:
     - Пора уходить...
     И Пётр задорно сообщил:
     - Надёжным буду я эскортом...
     И бравурно в сумраке грянул цыганский хор, и вскоре чувственная пара покинула ресторанный зал...

9

     И родители Петра доели сочные ягоды и осушили хрустальные сосуды с прохладным вином. И снова усердный сомелье-дегустатор наполнил до краёв мерцающие бокалы сытой семейной четы и студёной, и пенистой влагой. А супруги были довольны... И Липский проговорил:
     - Судьба улыбается нам.
     Но Стрелецкая резонно, хотя и приветливо остерегла уже хмельного мужа:
     - Случается грозная ирония в чарующих ухмылках судеб. И не нужно ухарски ублажаться победной эйфорией. Ведь замаячит множество трудностей, а прозорливую Клэр неимоверно сложно облапошить...
     И доктор бесшабашно молвил:
     - Препирательства сейчас излишни. И мы терпеливо подождём развития занятной интриги. А несравненная Клэр обязательно втюрится в нашего обаятельного сына... И козырный туз попадёт из краплёной колоды к нам...
     Стрелецкая озабоченно и чуть рассеянно попрекнула:
     - Лексика засорилась у тебя. И вырываются шулерские словечки... Ты непременно и быстро поглупеешь от примитивного жаргона...
     И радостный супруг не перечил:
     - Я воровские фразы не буду отныне употреблять.
     И вдруг жена нервозно сказала:
     - Нельзя любовь использовать корыстно... Иначе неминуема деградация...
     А Липский предложил:
     - Давай поскорее восвояси уедем... на такси... И... баиньки...
     И жена согласно кивнула, и вскоре они укатили домой... А потом ресторан опустел...

10
   
     Художник был почтительно-откровенен с участливой Клэр... И они в лунной свежести рядком и неспешно ступали по булыжной дороге около замшелой стенки утлого консервного завода. И отсутствовали фонари среди колючих акаций... А Пётр, слегка смущённый собственной искренностью, говорил прерывисто и чувственно:
     - Знакомство с вами будоражит меня... и драматически интригует... И я давно уважаю вашего сановного покровителя. И исстари он привечает меня. И, вероятно, барин-коллекционер надеется на мою поддержку. Аристократичному психиатру доселе мечтается о счастье!.. А ведь пресытиться вами нельзя... И, значит, вожделенного счастья уже достиг удачливый шельмец-вельможа... И я отчаянно завидую князю, хотя и догадываюсь о скорой его кончине...
     И Клэр внезапно предложила:
     - А давай общаться на «ты».
     И сразу он согласился:
     - Я не возражаю.
     И вдруг она осведомилась:
     - А почему городская элита настырно муссирует сплетни о кануне смерти моего достойного протектора и патрона?
     И Пётр не лукавил:
     - Врача-боярина здешние люди сторонятся, поскольку его считают матёрым колдуном. И наши косные мещане опасаются легендарной способности Лыкова проникать в чужие мысли. А после суматошной болтовни о твоей альковной близости с загадочным старцем вдруг завистливо и угрюмо возмечтали – даже его друзья – о немедленной смерти этого успешного, но чахлого волхва... И негативная масса критически увеличилась... И суетливая публика жаждет воплощения грёз и миражей...
     И он пытливо, хотя и мельком глянул на Клэр, и она поощрительно шепнула: 
     - Я интуитивно понимаю тебя.
     И он, замерев, промолвил без уловок:
     - Если ты исповедуешься мне в мистической связи с Иисусом, то я в правдивости твоей не усомнюсь... И Лыков, и Потоцкий готовы истово молиться тебе, а в наивности трудно их упрекнуть... И они вперяют взоры в искусительные твои очертания, как в чудотворную икону... И я поверил в твои феноменальные качества. И даже кощунственную зависть я ощутил в себе... И я смиренно прошу тебя описать настоящего Христа... А дерзость мою извини... И отказ не покоробит меня, но безмерно огорчит...
     И неподвижная спутница приязненно отозвалась:
     - Но лик Спасителя невыразим... И словесные шаблоны мешают постижению сущности Бога... И затасканно-банальными фразами невозможно всецело охарактеризовать, например, меня...
     А художник вполголоса произнёс:
     - Окрестности и небеса настолько сейчас пленительны, что мерещится блаженство в раю. И даже мучения нынче даруют счастье... А ты заставляешь меня страдать... однако не твоей принадлежностью к обиходу толстосума-извращенца...
     И трое коренастых парней-охранников в армейских камуфляжах и тёмных беретах свернули с боковой тропинки. Вахтёры безотрадно сторожили ветхие, но действующие цехи и от скуки искали развлечений.
     Кряжистый начальник патруля надсадно и задиристо просипел:
     - Развратные буржуи напрасно шастают здесь...
     И вдруг она услышала Петра:
     - Упроси святое Провидение сберечь непутёвые жизни встреченных нами остолопов. И молитвенно пожалей суставы и кости нагловатых и вздорных дядек... Ведь тебе симпатизирует сам Христос... И распятый палачами, но воскресший Спаситель приязненно тебе внимает...
     И она негромко и нежно обратилась к Божеству:
     - Помилуй, Иисусе, нахрапистых и шалых сорванцов...
     А бывший воин, который превратил себя в искусного творца, решился на использование собственной – и смертоносной – системы рукопашной схватки... И молча он сформулировал чёткое и краткое повеление своему тренированному подсознанию: «Надели меня исключительной беспощадностью к плоти моей». А потом заученно он прервал работу разума...
     Шутливый командир караульщиков издевательски и напрямик возвестил:
     - Холёного хлюпика мы сейчас отмутузим для молодецкой потехи. А после наших оплеух, тумаков и глумлений не будет у него гематом и царапин. Ведь конфликтов с местной полицией мы избегаем... Однако внутренние органы мы кулаками повредим. И у порочного угнетателя отечественных пролетариев начнутся разорительные мытарства среди испорченных и понтовых медиков-шарлатанов.
     И задорные хулиганы в мятой униформе – ради весёлой и привычной забавы – сноровисто напали...
     Но мастер уже преобразился в дикого и ловкого хищника, готового быстро калечить и умерщвлять... А его рассудок был намеренно им парализован... И только тихая молитва Клэр о милосердии к заносчивым драчунам обуздала беспощадную плоть художника-зверя.
     И без промашек стремительно-резкие движения Петра сшибали хамоватых стражей. И напористые соперники не сумели его сразить... А его тело вдохновенно импровизировало точные удары и эффективные броски...
     И вскоре победитель прохрипел:
     - Ребята! Шустро вставайте с земли. И не надо теперь симулировать. Я колотил аккуратно. И эксперты-травматологи не обнаружат у вас переломов и ссадин. Хватит вам паясничать! И прытко убирайтесь прочь.
     И поверженная компания бессловесно и понуро исчезла...
     И пара проворно покинула место случайной потасовки... Полицейские из дежурной части не примчались... И Клэр неожиданно остановилась во мглистом переулке, а потом доверительно и с запинками проронила:
     - Я уклончивой не буду с тобой... Понравился ты неизъяснимо. И меня заворожили твои картины... и приманчивы манеры, богатство и молодость... А корчить недотрогу – нелепо... Но жгучую любовь наставника я отвергну с уважением к самой себе... Инцидент исчерпаю достойно... и покаюсь...
     Художник на мгновение прикоснулся нервными пальцами к её запястьям, а после рассудительно и дружески сказал:
     - Нахальных охламонов защитила именно ты... просительной репликой к Богу... Ведь в предумышленном бешенстве я умею только убивать. И состояние искусственного аффекта частенько выручает на войне... А ты заступилась за хулиганов, и я подчинился, контролируя свою агрессивность... Господняя сущность проникла в мои инстинкты посредством тебя... И даже прельстительная и легендарная царевна не смогла бы умильным ходатайством обуздать мои смертельно-охотничьи рефлексы...
     И вдруг она напомнила ему:
     - Накануне кровавой бучи ты посетовал, что твои терзания вызываются мною... Но, к сожалению, ты не успел начистоту объясниться...
     И его приглушённые фразы были путаны и откровенны:
     - Беседы с тобой разительно меняют восприятие. И твоя непостижимость удручает меня... А отсутствие моей сексуальной ревности – мистично!.. Но разве осмелишься ты ревновать Иисуса Христа?.. И я полагаю, что недопустимо со святыней обходиться, как с обыденной явью... А твоя сакральная доброта – карает... И можешь ты оказаться орудием священного возмездия. А каждый человек бессознательно стремится к справедливому наказанию для себя за крамольную хулу и нечестивость... Ведь совершенно безгрешные люди, увы, не выживают в общественных распрях...
     И она возбуждённо прервала его:
     - Излишне экспансивно ты витийствуешь... Но твои взволнованные похвалы не похожи на тривиальные комплименты... И только ад – справедлив... Посмотри вокруг... Мерцающие окрестности подобны райским кущам!.. Но неужели мы заслужили эйфорию от красоты природы и дурманной близости наших тел?.. По-настоящему праведный суд моментально законопатил бы нас в прокоптелую и смоляную геенну с чадным пламенем и рогатыми чертями-тиранами... За нашу чудовищную гордыню... А я полюбила фантастические узы с Иисусом Христом... и я надменно верую, что Мессия избрал в фаворитки именно меня... и своей гордыней я иногда ужасаюсь... И в наших радостях справедливости нет.
     И вдруг они поцеловались... И мечтала она воспринимать его, как Иисуса Христа. А живописцу пылко подумалось, что не сыскать вовеки лучшей натурщицы для изображения Марии Магдалины, нежели Клэр...
     Поблизости от её жилища он достал из пиджачного кармана миниатюрный томик своих лирических стихов...
     Она взяла сувенирную книгу и попросила:
     - И визитку дай.
     И он сообщил:
     - Карточку я засунул в сборник... о моей любви...
     И они растроганно, хотя и малословно простились и с неопределёнными эмоциями направились восвояси...

Конец шестой части

Часть седьмая

1
   
     Маститый врач-психиатр Сергей Васильевич Лыков поспешно и за собственные деньги напечатал в академическом журнале большую статью о мировых цивилизациях и праславянском языке на Евразийском континенте... И автора изумила быстрота, с которой был написан его дискуссионный текст...
     Дилетантскую публикацию профессиональные историки сочли еретической чушью и огульно отвергли оригинальную концепцию...
     Человеческий язык на планете Земля изначально был единым, а именно: русско-славянским... Но непрерывно появлялись тщеславные вожди-сепаратисты, которые упорно и свирепо создавали лично для себя изолированные монархические уделы, где население провозглашалось, – для пропаганды ложных причин кровавого возникновения нового государства, – отдельным народом, имеющим собственный язык. Потом лукавые жрецы – по приказу местных властителей – безобразно творили новое наречие искусственно, как теперь на Украине... Но любой человек обязательно меняет собственную сущность, если он переменил язык своего общения. И жители нынешней Украины, сменив классический русский язык на примитивный селянский диалект, превратились в людей, которые не способны достойно распорядиться наследием Советской Империи... Культуры разных народов – иерархичны. Равноценности культур не существует вовсе. Равенство языков отсутствует напрочь. А народы – с языками низкого уровня – вовеки не создадут великих своих держав... Сначала рождается совершенство языка и только после – могучая Империя... Обеднение и намеренные порчи языка непременно ослабляют государство и разрушают цивилизацию...
     Полемист оставил на своих страницах множество ссылок на уникальные документы и древнейшие книги. И была упомянута потайная библиотека, которую доселе сберегает княжеская династия Лыковых...

2

     Вельможный психиатр Лыков заранее оплатил доставку срочной курьерской почтой трёх экземпляров исторического журнала со своей философской статьёй... И заказанная бандероль была получена... И после вкусного и витаминного ужина владелец городской усадьбы уселся на чёрный и мягкий диван из натуральной кожи в уютной гостиной, освещённой антикварной люстрой. Комнаты были тщательно проверены сразу после обеда, а теперь за оконными стёклами периодически накрапывал мелкий дождь... Тревожный Лыков нынче был практично облачён в домашний костюм из синего трикотажа и обут в пятнистые шлёпанцы с рыжей меховой оторочкой.
     А Клэр, аккуратно помыв посуду, распустила русые волосы и переоделась в чёрную шёлковую пижаму из жакета, топа и брюк... а пояс украсили декоративные кисти... и были выбраны бежевые тапочки с низкими каблучками...
     И хозяину дома мечталось о доверительном разговоре с проницательной Клэр, которую нередко раздражали яркие лампы. И Лыков заранее знал, что она, придя к нему, погасит отчётливым, но тихим щелчком золотистого и миниатюрного выключателя хрустальный светильник на потолке... И доктор часто и нетерпеливо елозил, но вскоре она появилась вблизи... и потух электрический свет...
     Она в закатном сумраке расположилась рядом со своим учителем и певуче спросила:
     - Неужели ты недоволен моим поведением? И разве я компрометирую тебя? И найдёшь ли причину для упрёков?
     И он учтиво молвил:
     - Я не буду тебя журить. Безупречны твои поступки. Но попразднуй вместе со мной!.. Добился я публикации важнейшего научного материала. Я вдохновенно и споро занимался гуманитарной писаниной... и даже не ознакомился с виршами из сувенирной книги, вручённой мне на вернисаже... И ушлый мой посредник необычайно дорого заплатил меркантильному доценту-редактору, ибо взяточники плодятся везде... а наше общество только уныло сетует на их засилье... Каждая сущность порождает своих паразитов... И грядут неизбежные скандалы в академических сферах и сенсации среди профессоров... И нет претензий к тебе... Хотя на прощание ты, вероятно, лобзала уникального живописца... из феерической плеяды мастеров... Поведай о вашей ночной прогулке... И не стесняйся... И не таи эмоции в себе...
     И наперсница была откровенной:
     - Тембр диалога меня взволновал, но мы о любви почти не толковали. И поцеловались только раз... непроизвольно... А я стихи Петра ещё не прочитала, поскольку разочароваться в их достоинствах очень боюсь... Однако художнику я сообщила, что не может он рассчитывать на мою сексуальную податливость, если я не получу твоего согласия на измену.
     И они долго и беспокойно молчали...
     И вдруг обоим почудилось незримое присутствие Христа...
     И поверилось Лыкову, что его ожидает рай. И разве не угодно сладостному Иисусу духовно проникнуть в искусительное тело Клэр?.. И мысленный ответ психиатра был утвердительно-радостным... Сумерки слегка засеребрились... А неподвижный доктор беззвучно и смиренно молился своей любовнице, которая воспринималась им фавориткой Бога:
     «Нежная избранница Спасителя... милостиво меня защити... И не позволь корыстным невеждам разграбить наследие предков моих... иначе моё земное существование окажется бесполезным... А я старался сберечь родную державу от похоти продажных диссидентов... и я поэтому был суров... Но я отнюдь не раскаиваюсь в жестокости моих лечебных приёмов. А ты заботливо заступись... И перед старинными и раскольничьими иконами хлопочи, зажигая лампады и восковые свечи, о признании моей правоты Всевышним...»
     А Клэр напряжённо и честно размышляла: 
     «Я невыразимо уважаю моего прозорливого и щедрого покровителя... и я безмерно благодарна ему... Но я почему-то не препятствую его насильственной смерти... хотя в стенаниях пожалею о нём... И я питаю к рачительному наставнику истинную, но специфичную любовь... Однако художник чрезвычайно понравился мне. И намерена я добиваться непритворного согласия врача на адюльтер... Извращённой паршивкой я не желаю себя считать... И пусть обожатель-ментор по собственной воле отречётся от меня, возвращая мне и безмятежность придирчивой совести, и максимальную свободу...»
     И он услышал мелодично-вкрадчивые фразы:
     - Я, безусловно, готова помочь тебе прилежно исполнить фамильную миссию древних князей. И буду самоотверженно-рьяной пособницей... даже после твоей кончины... И обязательно свершится предназначение твоего боярского рода!.. Но какие методы и средства отныне допустимы для меня?.. И от чего необходимо мне решительно отказаться?.. И оправдает ли авансом твоя словесная индульгенция любые мои проступки?
     А Лыков неопределённо улыбался и нервно безмолвствовал... Внезапно ему померещилась, что ироничная Смерть воплотилась в холёную и чувственную плоть пикантно-соблазнительной Клэр. И он почуял притягательный аромат восточных духов из эфирного масла магнолий... А потом возникла у доктора шалая мысль о создании вещественной яви воображением разумных существ...
     И ласковая питомица изящно обнимала своего растроганного воспитателя. И наитием он постиг её устремления и страсти. И он потрафил ей прерывистым, но внятным шёпотом:
     - Тебе позволительно всё... Изменяй... И не бойся человеческих взысканий... А сквозь твои истомно-выразительные глаза меня созерцает из твоей пленительной оболочки сам сострадательный Христос... И в полумраке моего особняка невидимая Смерть почтительно уступила на срок твоё здоровое и молодое нутро Божественному Иисусу... и сразу она затеяла выжидательно витать, не отдаляясь... И она утешает и заманивает меня... 
     И с ними случились бурные и блаженные соития во мглистой его опочивальне...

3

     А ненастной ночью нагая Клэр внезапно проснулась на левом боку в измятой, но ещё душистой постели и услышала во мраке хозяйской спальни стучание дождевых капель по металлическим карнизам... Оконные шторы были плотно и аккуратно задёрнуты... И обнажённый Лыков рядом с юной любовницей беззвучно лежал на спине...
     И неспокойная Клэр озадаченно призадумалась:
     «А нынче я по неизвестной причине испытала редкое удовольствие от сексуальной близости с престарелым, но пылким врачом. Неужели преддверие запланированной кончины мудрого и матёрого доктора обостряет... с приятной пикантностью... мои ощущения и страсти?.. Но основная миссия психиатра уже завершена. И наставник-лекарь, понимая ситуацию, не противится собственной гибели. А услужливая и признательная ученица лишь покоряется воле его. И, наверное, только поэтому угрызения бдительной совести не слишком докучают мне...» 
     И Клэр, умилённая своими помыслами, вскоре безмятежно опочила...

4

     Неприметный и скромный мужчина с короткой причёской  звался Иваном. И он профессионально не привлекал внимание к себе. И всегда облачался он в поношенную, хотя и опрятную одежду с блеклой расцветкой. И обувь у него была невзрачной, но удобной и прочной...
     А в юности он сформулировал кредо: «Запоминаются только излишества, красота и недостатки». И он убедился: «Эффектов требует лишь необходимость в алиби».
     И солнечным утром на скамейке возле церкви он терпеливо дождался, – через крохотный микрофон, закреплённый на шершавом стволе ветвистой акации, – негромкого скрежета усадебного запора и характерного лязга металлической калитки. А после в миниатюрном наушнике послышалось резвое цоканье дамских каблуков... И направился Иван к тенистому бульвару...
     И роса, и лужицы уже испарились, а свежий воздух бодрил... Неторопливый Иван, искусно изображая из себя плюгавого простака-филистера, подошёл в прозрачных резиновых перчатках к ограде старинного дома. А намедни хмельным уборщиком районных дворов и окрестной территории была оплошно оставлена чуть приоткрытой левая створка крепких ворот с узорной чеканкой... И владелец особняка чуждался сторожевых собак...
     Гигиенические бахилы из коричневой плёнки Иван вблизи от веранды сноровисто напялил на свои сероватые туфли. И нащупал он стандартную ампулу в правом кармане слегка полинялых брюк... А птицы чирикали... И вдруг подул ветерок... И оказались добротные двери не заперты, и посетитель проник в гостиную. И через мгновение он бесшумно и с заботливой улыбкой устремился в рабочий кабинет на приглушённые звуки грудного кашля.
     А за письменным столом сидел невесёлый, но ухоженный барин в чёрном шёлковом халате с золотистой вышивкой и в красных тапочках-носках... И хозяин шевельнулся; и вдруг ему пригрезились дымно-полыхающие костры.. а плоть его постигла, что она сейчас умрёт, но его блаженно заворожила ласковая гримаса худощавого ликвидатора. И доктор поднялся из удобного кресла и с явным любопытством шагнул навстречу убийце... И внезапно жертве поверилось, что в палача вселился непорочный ангел Господень...
     Движения Ивана были красивы, и его тренированные и мускулистые руки насильственно раскрыли расслабленный рот врача-психиатра и, положив на коренные зубы ампулу с заграничным ядом, принудили её раздавить заученным нажимом ладоней на нижнюю челюсть...
     А вскоре Иван почти без натуги перенёс аристократа в застольное кресло, не оставив примет волочения на ворсистом ковре. И рядом с вельможным трупом появилась на письменном столе багряная коробочка с парой идентичных ампул. И шустро обеспечил умелый и хваткий исполнитель отчётливые отпечатки пальцев мёртвого князя на картонной коробочке и на ампулах...
     И не осталось в особняке и усадьбе следов Ивана... И был накладной замок на воротах во двор захлопнут снаружи, а микрофон с колючей акации проворно удалён... И побрёл по пустынной улице внешне понурый, но довольный случайным фартом опытный лиходей, который со сложным заказом на уничтожение богатого медика управился очень быстро, не использовав запасные варианты... А бахилы и перчатки лежали в карманах ушлого наёмника...
     И он уехал на украинском драндулете по извилистой грунтовой дороге... и украдкой выбросил ненужные ключи с обрывистого берега в южную речку... А в каменной печурке сельской лачуги, арендованной до поздней осени, сгорели дотла и бахилы, и перчатки, и одежонка для недавнего умерщвления человека...

Конец седьмой части

Часть восьмая

1

     Сметливый и наблюдательный водитель красного элитарного такси, которое осанистая и бодрая Клэр по мобильному телефону вызвала для своей поездки, не только заметил ещё живого доктора Лыкова через открытую на миг калитку, но даже хорошо запомнил утреннюю одежду чопорного хозяина дома... И в этой удобной и респектабельной машине Клэр каталась по магазинам довольно долго... а потом, заплатив поблизости от усадебных ворот молодому шофёру новой купюрой, увидела в кабинете труп своего покровителя...
     Мелкие осколки стеклянной ампулы с зарубежной отравой были во рту аристократичного мертвеца обнаружены издевательски-циничным, но скрупулёзным криминалистом-экспертом. И дотошные полицейские чины признали версию о самоубийстве известного в их регионе психиатра весьма вероятной. А вечерний консилиум трёх врачей-патологоанатомов не усомнился в суициде.
     Однако расторопная наследница имела очень веский мотив для умерщвления своего престарелого и богатого сожителя. И навязался ей помочь даровитый юрист Казимир Александрович Потоцкий...

2
 
     Услуги, советы и профессиональные консультации влиятельного владельца нотариальной конторы оказались полезны для опечаленной Клэр... Однако полицейское расследование загадочной смерти доктора Лыкова вдруг затянулось... Погребальная церемония была пристойно-пышной. И городских клириков, и епископа быстро проняли благочестивые доводы Потоцкого, и в местной церкви трогательно отпели надменно-барственного психиатра. А похоронные расходы оплатила скорбная наследница именитого князя... Поминальную трапезу в уютном и дорогом ресторане сервировал весьма авторитетный на Кавказе кулинар...
     И через сутки после окончания прощальных ритуалов Потоцкий в чёрной одежде навестил погожим вечером грустную Клэр... Машина юриста осталась на старинной улице возле усадебных ворот... Хозяйка давала аудиенцию в бледно-алых туфлях на высоких шпильках и в классически-траурном платье... свои густые и длинные волосы владелица особняка причесала монашески скромно... и обошлась без драгоценностей и макияжа...
     Потоцкий на веранде нервно расположился в дубовой качалке, а Клэр супротив него присела на узорчатый и жёсткий стул из канадского клёна.
     Беседу начал юрист:   
     - Не намерен я канючить... И я не жалею Лыкова...и близится наша загробная встреча... А вы, наверное, привязались к нему и нынче хандрите... Я невыразимо вас люблю!.. И вы теперь обеспечены деньгами до скончания вашей телесной жизни... И вскоре вы прославитесь...
     И он выжидающе умолк, а Клэр подумала:
     «Эмоции захлестнули нездорового, но очень хваткого витию... Неужели именно хворый нотариус организовал умерщвление моего покровителя, искушённого в борьбе с одиозными кознями?.. И разве я не обязана отомстить каналье-интригану?.. А ведь неизлечимо больной посетитель явно рассчитывает на мою горячую и щедрую благодарность... Любопытно: на какое вознаграждение он сейчас уповает?..»
     И она учтиво предложила:
     - А вы напрямик поведайте о своих заветных чаяниях...
     И он удивлялся своей правдивости:
     - Я не желаю от вас удаляться, поскольку в присутствии вашем исчезает острая боль в заразных потрохах и забывается канун моей кончины... И я томительно хочу интимной близости с вами!.. Вероятно, Господь покарал меня за разврат неодолимой любовью... И мою жестокую и неподкупную совесть не довелось доселе уничтожить. А я старался напрочь её сгубить!.. Но грудь моя занедужила... и во мраке я непрестанно маюсь воображением своим... А грезится мне справедливый и строгий Христос. И одесную от Спасителя прикорнули на серебристом пуфике вы... Белизна сияет повсюду... И только вы облачены в кроваво-красный хитон...
     И вдруг Потоцкий встрепенулся и спросил:
     - Необходимо ли продолжать?
     Она тревожно отозвалась:
     - У меня отныне будет прагматический девиз: не спеши поверить... Но исповедь прерывать нельзя...
     И он, волнуясь, молвил:
     - Меня намедни осенило, что человеческая личность вечно обитает в мистическом космосе... если Божеством сберегаются её воспоминания и покаянное сожаление о несбывшихся мечтах... Рассудок требует неуклонного роста богатства и власти, а подсознание-душа стремится к бескорыстному развитию творческих способностей, подаренных Всевышним при рождении... Но душой зачастую пренебрегают... А словесным сором оскверняется разум... 
     Гость ненадолго затих, а потом сокрушённо признался:
     - Я разбирал в субботу на росистой даче... после диетического завтрака... личный архив... И попались бумажные клочки с моими детскими стихами. И проблески таланта чудились мне в наивно-эротических виршах... И я, содрогаясь, прослезился... Но прошлое – непобедимо... А в юности меня прельстило порочно-эффектное поприще... Расчётливый интеллект постепенно возобладал над бесхитростно-созидательной душой... 
     И чинная Клэр внимательно слушала прерывистые фразы:
     - Я мечтаю, сударыня, вас уподобить себе... и пылко насладиться вашим осквернением... Но я резонно опасаюсь, что ваше кощунственное растление прогневает Христа... и тогда Господь с негодованием отвергнет ваши молитвы-ходатайства о милостивой отмене моего наказания в адской кочегарке... за крамолу и грехи... А я возжаждал небесной амнистии!.. Однако для прощения покаяться надо. И я не сокрою от вас интересного и рокового факта, известного Предвечному... Именно я, ревнуя вас, поручил наёмнику-бандиту ликвидировать вашего учителя.
     И обоюдное молчание затянулось...
     Сначала он полагал, что, признавшись в убийстве, он совершил непоправимую ошибку. Но через минуту несусветная гордыня обуяла его, и, зажмурясь, он решил, что Провидение заботливо управляет им, а людская порочность обусловлена Божественной мудростью. И он умильно радовался временному ослаблению своей телесной муки... И верилось, что Богу не обойтись без носителей зла, и, значит, Святая Троица жалеет их... 
     И вдруг Потоцкий, не открывая глаз, почувствовал короткое, но чрезвычайно сильное головокружение... И в этот миг безнадёжно-чахлый юрист неосознанно вообразил своё свидание с Иисусом, не запомнив разумом собственные грёзы...

3
   
     Осенний вечер был золотисто-лазурным, а на извилистую дорожку из булыжников и гальки слетали с приозёрных деревьев пёстрые листья. На безупречно-статном учителе и худом пришельце чернели куколи и рясы... Общение длилось при неспешной ходьбе...
     Пришелец роптал:
     - Мои телесные страдания – неимоверны... И меня извели сомнения в том, что загробная – и вечная – жизнь действительно существует... Разве человечество недостойно полной уверенности в наиважнейшем вопросе?
     И спокойный учитель негромко произнёс:
     - Забота о человечестве и собственные проблемы – это различные понятия... Религиозной вере не нужны страховые полисы от непорочных серафимов и гарантийные квитанции с архангельскими печатями. К истинной вере тебя не принуждают... Однако суждения, поступки и чувства не останутся без божественных оценок и справедливых последствий...
     Пришелец огорчённо шепнул:
     - Твои изречения пугают меня... А мечтается о милости...
     И учитель отозвался:
     - Мечтания – бесплодны... и только ленивые души утешаются ими... И бессильна любовь без толики жестокости... Своё невежество люди считают злом, которое напрасно им причинили. Но возможности познания ограничены только ущербно-малой нравственностью... Силу рассудка определяет совесть... А грешники доселе не постигли, что землянам на родной планете дарован эдем. Но ежели исправить своё восприятие, то вожделенный рай обретётся даже в постылом захолустье... И мирной судьбой мещане тогда насладятся... Ад выискивают по собственной прихоти...
     И удручённый пришелец путано молвил:
     - Я с тобой, наставник, не спорю. И отчаяние я заслужил... Кощунственная надежда превращается в лютое наказание!.. А я почему-то уповаю на Клэр... Но помогут ли окаянному крамольнику молитвы её?.. Неужели она прельстила тебя?
     Закатный сумрак быстро сгустился, и учитель, прислонившись левым плечом к высокому дереву, задумчиво сказал:
     - Она понравилась мне. И просьбы её непременно исполнятся, если она останется прежней... А ты способен её испортить... во вред себе... Но пособи... и удостоишься...
     И сумерки превратились в кромешную тьму, а разум пришельца вернулся в обыденность...

4

     Потоцкий пристально и грустно взирал на озадаченную Клэр и почти не чувствовал телесных страданий. И вдруг её удивила собственная искренность:               
     - Убийца не оставил улик. Умерщвление мудрого доктора безукоризненно организовали именно вы. Но от своего спонтанного признания вы откажетесь без малейших колебаний, если приспичит. И вы способны на шантажные угрозы... Я ещё не смекнула, как поступить... Напасти, которые вы готовы мне в отместку устроить, меня изрядно беспокоят... И возмездие по государственным законам вас теперь не устрашит, поскольку вы заболели раком. И завершается ваше бренное существование... Неужели вы решились меня оклеветать, объявив – с официальной записью в следственном протоколе – своей сообщницей?
     И гость угрюмо признался:
     - Я извращённо лелеял подловато-хитрые планы. И образцово фальсифицировать доказательства я давно научился... Однако встрепенулась душа... и прояснился разум... Но к моему разбою причастны и вы. И, пожалуйста, не отпирайтесь... Я чувствовал, что вы невольно мечтали о быстром исчезновении психиатра. И разве я не угадал? 
     Хозяйка тихо, но вспыльчиво проговорила:
     - Ну, допустим, что вы не ошиблись... Но вам не залучить меня в постель. Существуют морально-этические препоны...
     Он раздражённо и хмуро полюбопытствовал:
     - Неужели совестливо и безропотно смиритесь вы с лишением наследства?
     И она не лукавила:
     - Вы понравились мне. А слюнтяев и нытиков я не терплю... И я расчётливо и цинично вступила бы с вами в деловито-интимную связь, но приехал молодой художник Липский. Картины его поразили меня... неизъяснимо... И я поверила в его гениальность... хотя доселе я не прочитала его лирические стихи, опасаясь в них разочароваться... А вы, нотариус, знакомы с его поэзией?
     Юрист замешкался, но через минуту прерывисто молвил:
     - Я полистал его сувенирную книгу... на вечерней даче.... за письменным столом... в кабинете... И сразу пленили меня традиционные по форме, но инфернальные стихотворения столичного живописца... о любви и русской природе... И вы непременно восхититесь... Особенно маленькими пьесами о чувствах и смерти... Предпочтение, которое вы оказали искусному мастеру, – и обоснованно, и естественно...
     И вдруг она импульсивно пообещала понурому собеседнику:
     - Я буду пламенно за вас молиться...
     И он умилённо созерцал её экстатическое лицо... И не сомневалась она, что его отрывочные раздумья проникают в её сознание:
     «Получаешь только то, к чему стремишься... И бессознательными бывают желания... И каждый человек неосознанно карает себя...»
     И она беспокойно спросила в сумрачной тишине:
     - А покорились ли вы запрету моему на ликвидацию старого князя?
     Сначала Потоцкий мысленно ответил себе: «Не перечил бы я Христовой избраннице... и сберёг бы сопернику жизнь...» А потом пришелец сообразил, что владелица барской усадьбы боится сейчас его необманного ответа, поскольку богатая наследница – во внутренней распре с докучной и суровой совестью – пытается перед собой оправдаться собственным бессилием благочестиво предотвратить заказное убийство щедрого и достойного официальных почестей аристократа.
     И неизлечимо хворый визитёр попечительно и жалостливо утешил юную обладательницу хором и поместья:
     - Вы не пресекли бы уничтожение хранителя раритетов и сакральных сокровищ. Даже вы не смогли бы меня уломать... отчаянного и мстительного ревнивца... Мою преступную затею вы не пустили бы насмарку...
     И благодарная Клэр сказала:
     - Меня растрогали ваши гуманные фразы. Но, возможно, вы солгали... из милосердия... Однако вдаваться в подробности и суетно вздорить я не осмелюсь. А вдруг докопаюсь до истины!.. Но я не привыкла врать самой себе... И дисгармония личности терзает меня... И вспомнился диагноз: когнитивный диссонанс... И вашу нынешнюю доброту я не позабуду... Навещайте меня. Авось ненадолго избавитесь от мучений... Не взыщите, Казимир Александрович... Ласкают не только плоть, но и душу... А ваши назидания будут полезны и впредь...
     И он печально и смиренно улыбнулся... А ей пригрезилось, что на ступеньке веранды Иисус в монашеской рясе поощрительно и нежно кивнул...
     Прощание с Потоцким было бессловесным...

Конец восьмой части

Часть девятая

1

     Изощрённый художник Пётр Владимирович Липский выгодно купил у бесшабашного кутилы-биржевика старинный и просторный дом, в котором быстро оборудовал свою мастерскую. Интерьеры кухни, библиотеки и жилых апартаментов доселе оставались неизменны. А возле каменного особняка, окружённого кирпичной оградой, располагался в плодовом саду бетонный гараж... Рекламную выставку произведений Петра частенько посещали успешные дельцы, и его миниатюрные скульптуры и живописные полотна недёшево продавались. И вскоре обзавёлся он серебристой и модной машиной.
     А нынешняя жизнь воспринималась им блаженным адом. И на вечерних прогулках скорбному художнику нередко грезилась Клэр... И были ему непонятны собственные чувства... и казались они кощунством... Он порой воспринимал себя Иисусом Христом...
     И захолустные проулки в лунных лучах обретали мистическую красу. И ему непроизвольно воображались его грядущие картины с нежной и обнажённой Клэр... И кручинился с его лицом участливый и чувственный Христос...
     И однажды на закатной и тихой улице грустному художнику вдруг почудилось, что в его сознание проникли заветные суждения божественного Иисуса:
     «Каждый человек способен искусно и вдохновенно творить... И именно творчество дарует поразительные услады. Но банальные мещане предпочитают деньги, пороки и власть. Увы... иллюзии удач в карьерной суете бывают важнее природного таланта и вечного спасения души... Однако просвещённые фанатики безропотно служат своей гениальности, хотя иногда вознаграждаются они обворожительными женщинами, подобными Клэр... И может Провидение надолго поселиться в земном избраннике...»
     И мастер смятенно содрогнулся, а потом оцепенел на асфальтовом тротуаре. И опять художник ощутил себя Христом... И снова мечталось о любовных восторгах с Клэр...
     А она за неяркой лампой на сумрачной веранде учила наизусть его лирические стихи... 

2
         
     Кромешная темнота внезапно возбудила нагую Клэр, которую в постели донимали бесстыдно-трезвые и кощунственные мысли:
     «Ну, почему не ласкает меня молодой и темпераментный живописец? Неужели я стесняюсь?.. Он тоскливо и нервно дожидается конфиденциального визита в мою усадьбу, а я в напрасном и вздорном ханжестве погрязла... Траур, дескать, надо соблюсти... Но зачем томить пригожего парня с внешностью Иисуса Христа?.. И разве я не похожа на Марию Магдалину?..»
     И холёная Клэр порой извивалась под пуховым одеялом, и вдруг её обуяла гордыня... хотя тревожными были раздумья:
     «Скромность часто мешает, порождая недооценку собственных талантов. И крайне опасна спесь... А каковы последствия искажённого восприятия себя?.. Иногда внутри поселяется посторонняя сущность... от Спасителя или Демона... А я, бесспорно, преуспела в имущественных делах и в финансах. И всё-таки мне нужна эффективная защита. Сокровища Лыкова непременно спровоцируют воров и жуликов на криминальные посягательства... А клерикалы и политики всполошатся... Да... у проницательного князя имелись веские основания таить фамильные реликвии...»
     Она устрашилась вражеских козней, и ей пригрезился юный и рогатый Дьявол. И она, опираясь на левый локоть, размашисто перекрестилась, и наваждение сразу исчезло... А потом она решила, что ей необходима самоотверженная поддержка умного и храброго художника... И вскоре Клэр беспокойно уснула... 

3

     А туманным утром возле православного монастыря у небольшого озера бродили по тропкам в берёзовой роще два лысоватых и статных блондина в чёрных дорогих костюмах с белыми сорочками из восточного шёлка и в тёмной кожаной обуви. Нынче галстуки и шляпы не надели на себя энергичные, но вкрадчивые собеседники-иностранцы с острыми чертами бритых морщинистых лиц и с голубыми глазами... И толковали партнёры-католики на безупречном русском языке, употребляя орденские звания: «священник» да «рыцарь».
     Окоём озарился рассветными лучами, и священник, стоя у гранитного валуна,  пустился в негромкие и тревожные рассуждения:
     - Окаянная библиотека отыскалась. О боярском роде Лыковых позабыли мы напрасно. А строптивая фамилия случайно спаслась в кошмарной геенне мятежей и революционно-анархического раздрая... И отважные аристократы сберегли бесценные манускрипты... Последний князь трудился психиатром и уже догнивает в могиле. Но свою эпохальную статью о доподлинной истории Европы и Азии напечатал он в академическом журнале... и даже изложил программу действий для схизматиков России. А славянских еретиков необходимо гнуть, внушая им безропотное смирение. Их героическая история должна остаться неведомой подлунному миру. Иначе будут бесполезны вековые усилия римских понтификов по изъятию документов о доблести и достижениях наших заядлых врагов.
     Осанистый рыцарь басовито, но вкрадчиво произнёс:
     - И мой великий магистр, и ваш прозорливый генерал, и кардиналы из ватиканской курии непременно одобрят наши совместные усилия. Обеспечена консолидация наша. Но ожидаются сложности...
     И священник откровенно высказался:
     - Русские молятся собственному Богу. И папство доселе не сумело их завлечь в тенёта ортодоксального католичества. И если здешние мужики и бабы узнают свою не искажённую пропагандой историю, то они заважничают безмерно... и воля их укрепится... А западная конфессия давно изменила истинным канонам христианства, и, значит, предать обязаны буквально все!.. Бескомпромиссная и непоколебимая верность порождает гордыню, провозглашённую святыми апостолами смертным грехом... Однако архивы должны сохраняться, хотя и потаённо. Ведь клевета и ложь недостаточно эффективны без глубокого постижения обманщиками заповедной правды... Коллекцию Лыковых нельзя уничтожить, а нужно раритеты либо выкупить, либо украсть... И я готов к покушению на человеческую жизнь... 
     Предусмотрительный рыцарь молвил:
     - Умерщвление юной наследницы расторопного князя с последующим грабежом не кажется мне оптимальным вариантом. Я уповаю в грозной России на помощь наших одураченных вассалов-космополитов, которые опрометчиво и наивно воспринимают себя законными членами вселенской элиты. Ну и пусть незадачливые холопы вдоволь помечтают!.. А теперешнюю владелицу сакральных предметов скоро посетит смазливый и слащавый прохвост. Поторгуемся с хитрой проказницей. Авось не аукнется... плохо...
     И священник согласно кивнул головой, а потом запальчиво, но тихо философствовал:
     - Северную империю ненавижу генетически... Хотя не вполне понимаю: почему?.. Но я красотой её восхищён... И в женщинах хорошо разбираюсь... вопреки досадному целибату. Такие прелестницы, как в Московии, не обитают в наших тесных уделах. И я завидую местным аборигенам, ощущая с исконной Русью кровную связь... Мистическое чувство... Вероятно, наши пращуры были коренными славянами... но постыдно изменили племени своему. А предатели и отщепенцы не терпят своих безвинных жертв... И лютая злоба ренегатов-отступников передаётся их потомкам...
     Неподвижный рыцарь угрюмо отозвался:
     - Вы, бесспорно, правы. Но хищники кушают мясо. И пусть бычки не ведают, зачем откармливают их... И не надо провианту иметь духовные качества... 
     И сообщники, разговаривая о погоде, двинулись в туристическую гостиницу на калорийный завтрак... 

4

     Наследница богатого и рачительного князя-психиатра облачным днём по мобильному телефону вежливо, но кратко попросила живописца Липского пожаловать нынешним вечером в её городскую усадьбу. И после их диалога радостный Пётр в своей вместительной мастерской расслабленно опустился на скрипучую табуретку из таёжной сосны. И вдруг умельцу в тёмном и немарком комбинезоне подумалось:
     «В гениальных произведениях запечатлелось время, как форма энергии. А мои грядущие творения окажутся в их числе...»
     И он с закрытыми глазами воображал ночные радения нагой и чувственной Клэр в пустынном храме... И темнел на её груди железный и таинственный амулет. И горели восковые свечи возле древних икон, и мерцало сусальное золото алтарной преграды...
     А потом художник, не поднимая веки, грезил в тиши о новой картине... Солнечная и тихая осень сияла на высоком холсте. И жёлтые листья слетали с ветвистых берёз, и синела извилистая река... А босая Клэр в багряном и полинялом хитоне стояла с печальным лицом вблизи монастырских ворот...
     Но полную совокупность чувств изобразить нельзя. И мастер содрогнулся от безнадёжной грусти... Всевышний ограничил возможности земных творцов. А по какой причине?..
     И возникали вопросы:
     «Почему она оденется в пурпурное рубище и скинет башмаки? И зачем состоятельной красавице нужен православный скит? Неужели она раскается?..»
     И Пётр порывисто озирался вокруг... И вскоре он, вскочив, устремился к широкому и чистому окну...
     И он размышлял, касаясь пальцами левой руки орнамента стекольной рамы:
     «Нельзя надеяться на счастье... хотя и хочется любви... Но разве любовь не обрекает на смятение и муки?.. Наверное, любое чувство – драгоценно. Однако слишком часто его предназначение – непостижимо для рассудка... А зло бывает благим... Шедевры создаются страданием. И, значит, насущно необходима Клэр, которая умеет нравственно терзать... Но горести – спасительны для заблудшей души... и поэтому к ним бессознательно влекутся... И я дожидаюсь от своей зазнобы не блаженства, но вдохновляющей кручины...»
     И для подарка юной даме он старательно упаковал в декоративный мешочек из голубого шёлка свой миниатюрный пейзаж с весенним прудом у деревянной церкви...

5

     Званный гость проворно разулся в ароматных сенях и от радушной хозяйки, избравшей классически-траурный убор, получил пунцовые тапочки с аспидно-серой бахромой. Художник в чёрном наряде добрался до соседской усадьбы пешком... и пренебрёг вечерний посетитель галстуком и шляпой...
     Вскоре в душистой гостиной тускло засветилась люстра, и были на окнах опущены зелёные и плотные занавески... А Клэр, любуясь подарком, прошептала:
     - Меня растрогал утончённый презент... постараюсь его сберечь...
     И она, положив пейзажный этюд на серебристо-парчовую скатерть, сообщила:
     - Я намерена с тобой посудачить... Но ужин готов... и уже сервирован в столовой...
     И Клэр уселась в мягкое кресло, а потом она замедленным жестом указала на большой диван, и разместился Пётр супротив её... 
     И была она откровенна:
     - Покойный князь преобразил меня и даровал загадочные свойства. Однако намедни во мне поселился фатальный страх... Несметные ценности хранятся в доме. А я неподкупных и отважных сторожей-забияк не сыскала доселе... И мне претит галантная болтовня... поскольку нужна самоотверженная защита... И неизбежен чудовищный риск... Моя интуиция не врёт...
     Собеседник спросил:
     - Неужели угрозы столь серьёзны?
     Она взволнованно объяснилась:
     - Феноменальная коллекция искушает и нечестивых историков, и жадных воров. Хранятся здесь рисунки, рукописи и дивная картина Леонардо да Винчи... Огласка о сокровищах культуры уже случилась... И скоро меня уподобят мусорной щепке... Первая ликвидация стряслась недавно. И возникла очередь... в необъятную бездну...
     И он пытливо уточнил:
     - Убеждена ли ты в насильственной смерти... аристократичного психиатра?.. И разве криминалисты собрали неопровержимые улики?.. 
     И Клэр доверительно произнесла: 
     - Моего учителя расчётливо умертвили. Якобы из ревности. И странные ощущения у меня появились. Мне сладостно и лестно зарождать в очарованном поклоннике-кавалере мощные и преступные страсти!.. Хотя докучает совесть... Хворый организатор казни ненароком сознался в подлом окаянстве. И много чуши наплёл... Квалифицированную помощь сулил в юридическом оформлении наследства... и лепетал уныло... И я почему-то отказалась от доноса в уголовную полицию... А ты прикинь: какое отношение я заслужила?.. И назначай расправу... с тягостной епитимьёй... И я приму справедливую кару. Но мою телесную жизнь оборони...
     И он возгордился выспренностью и сутью своего ответа: 
     - Поистине царственной была твоя внезапная искренность; на неё обыкновенные люди не способны... Отринем лукавство... Избавимся от иллюзий и миражей... А паники я не допущу... И можешь мной располагать. Но избегнуть жертвоприношения не удастся...
     Она смущённо призналась:
     - Я готова поступиться... и рентой, и финансовым доходом... Но требую для себя уважения и славы... Мечтаю о собственном имени в анналах... и на нетленных скрижалях... поскольку мне противно кануть в безвестность... Прости, пожалуйста, амбиции мои... Но менять свою натуру не начну...
     И он прерывисто молвил:
     - Я не прочь испытывать судьбу. И занятными будут наши приключения. А ты, наверное, меня полюбишь... Я не очумел, пускаясь в опасную авантюру. И вовсе не считаю тебя идеальной принцессой. Но именно ты восхитишь меня несравненным блаженством!.. Ведь услады гнездятся в боли... А люди, боясь мучений, отвергают любовь. И довольствуются скудностью пошловато-мещанских фантазий, и в мороке прозябают до агонии бренной плоти... Но постигли Божьи избранники, что не надо себя жалеть!.. И ежели Господь не наделил меня настоящей гениальностью, то я погибну в грядущей передряге... Но всё-таки проведу эксперимент на себе...
     И она заботливо вмешалась:
     - Ты доказал шедеврами всё!.. И если вдруг откажешься, то пойму и прощу... без попрёков... А полоса моих успехов обязательно прервётся. Я исчерпаю лимит на перманентные удачи... и вскоре без мистических милостей фортуны превращусь в ничтожную и надоедливую бестию. И быстро ты сообразишь: «А ведь несуразна моя альтруистичная связь. Девичьи ласки нынче дёшево покупаются... в эскортных и модельных агентствах... И незачем сражаться за особу, пресыщенную собой...» Смекай!.. и, выбирая, не ошибись...
     И он без утайки, но путано высказался:
     - Одиночество мне привычно. И я терпеливо выдержу терзающую разлуку с тобой. Но причин для расставания нет... хотя и рано говорить о любви. Убеждён, что она существует... но трудно её различить... Людишки наслаждаются духовной слепотой, а мне отвратительна косность... Любовь не бывает счастливой. Иисусе счастья не обрёл!.. А любовь достижима только при готовности к жертве. Но страдания не пугают меня, и, значит, я достоин любви...   
     И он услышал:
     - Нужны конкретные мероприятия... и поддержка державной прессы... Времена келейности миновали... И я привлеку недужного адвоката. Пускай сутяга рьяно хлопочет накануне своей кончины... авось и забудется в деловых забавах... И облегчится участь полезного мне шельмеца... А безмятежность к нам не вернётся... 
     Заступник негромко рассуждал:
     - Поступки совершаются необратимо и навсегда. А замыслы имеют последствия... даже если планы воплотить невмочь... Но я попытаюсь... волю твою исполнить... Безвольная женщина не бывает красивой...  чую редкую породу в тебе... И отнюдь не поскуплюсь... Но я заражён меркантильной эпохой. И не могу отделаться от проклятого вопроса: «А что предлагается взамен?..»
     И она торопливо посулила:
     - Нас чрезвычайно порадуют премии, гонорары, академические титулы и колоссальная слава. Ты напишешь мемуары и сенсационные комментарии к уникальным текстам. А любовь моя изощрённо вознаградит... И артефактами я поделюсь...
     Он увлечённо согласился:
     - Твои условия приняты.
     И она мелодично искушала:
     - Рекомендую деликатесный ужин... Боярин-покровитель был гурманом и обожал мою стряпню...
     И они прошли в красновато-сумрачную столовую, где вдыхали ароматы луговой травы, тональной пудры и сандала. И были на окнах опущены шторы из голубого атласа. И алела чистая и плотная скатерть... а на её средине стояли чёрные розы в жёлтой керамической вазе... И тихо зазвучала камерная музыка в миноре. И золотилась ажурная и тонкая окантовка на белой посуде. И мерцали хрустальные грани дворянских сосудов и древнее серебро приборов для еды.
     Сотрапезники, балагуря о пустяках, модерне и экспрессии, насытились жареной говядиной со свежей спаржей и горским сыром. И они запивали сочное мясо багровым вином из графина-декантера. И лакомились импортными креветками и запечённой в духовке рыбой с лесными грибами. И смаковали боровую дичь, студёное шампанское, миндаль, яблочный рулет и горячий шоколад с пикантным сельдереем...
     И мастеру подумалось о последнем застолье апостолов и Христа... накануне искупительного распятия Мессии... Наверное, перед арестом, судилищем и поркой бичом утешала обречённого на истязания Спасителя нежная Мария Магдалина. И удостоилась она святого обряда евхаристии. А в сумеречной и душной горнице пылко поцеловала Бога в уста... и сняла облачения с обоих...
     И художник вообразил себя Христом, хотя устрашился своего кощунства. И чувственно вздрогнула Клэр... и вдруг она порывисто встала... А статный ухажёр-защитник поднялся и бесшумно приблизился к ней... И встретились их бесстыдные взоры... И она, обнимая, исповедалась:
     - Небесный Владыка грезился мне поразительно похожим на тебя. Но сейчас присутствие Божества осязается, а не мерещится. И меня понукает бурное вожделение: люби!.. беззаветно и ласково... А ты мистично преобразился в Христа... и непоколебимо верится в твою иррациональную и сверхъестественную сущность... А я безропотно приму любые тягости напастей и лишений... но только рядом с тобой...
     И она погасила светильники и отвела Петра в темноту своей проветренной спальни... А в княжескую опочивальню наследница приходила лишь для уборки соринок и пыли... Мгла очаровала обоих. И мечталось им о рае. И художник трепетно размышлял:
     «Господь не бросает меня... но тревожит Его опека... Спаситель не пожалел себя... И можно ли мне в беспощадной юдоли уповать на приятные утехи странной любви, которая уже нагрянула? А ведь любовь не выбирают. И свои назойливые чувства не удастся капризно отвергнуть... И вдруг превратилась Клэр в мою наречённую невесту... Комфорта не будет под её эгидой... Но верую в пришествие Марии Магдалины...»
     И он пробормотал:
     - Святая Троица наградила нас Божественной аурой...
     И они поразились неизъяснимому наслаждению, изведанному ими...

6

     А через сутки известный в старинном городе и южном крае живописец Пётр Владимирович Липский встревоженно и кратко условился по мобильному телефону о своём визите ночью на уютную и просторную дачу к опытному, но хворому юристу... Казимир Александрович Потоцкий ещё бодрился, однако солнечные лучи уже разонравились ему... Художник в траурной, но удобной одежде – без галстука и шляпы – приехал в собственной машине. И механическая калитка из воронёной стали сразу распахнулась перед ожидаемым гостем, который поспешил в приёмный кабинет... Хозяин облачился в чёрный халат, похожий на католическую сутану, и обулся в тёмные туфли из восточной замши...
     И в округлом чертоге для деловых свиданий тускло загорелась напольная лампа с бледно-серебристым абажуром. А возле широкого окна с раздвинутыми портьерами стояли два тяжёлых и асимметричных кресла с обивкой из коричневой кожи. И здесь обладатель пышных хором уселся молча первым, а посетитель, чуть помедлив, расположился супротив. И уклонились оба от пожатия рук.
     Горделивый Потоцкий не двигался... И Пётр неожиданно для себя проговорил:
     - Никто из людей не бывает настолько духовно сильным, каким воспринимается знакомцами и роднёй...
     Тирады больного нотариуса были вкрадчивы и отрывисты:
     - Вы угадали, что я хорохорюсь в публичных местах... И с фанаберией прикидываюсь доблестным героем... Шляхетский гонор сохраняю... даже теперь... Но меня донимают мечты о покаянии... А вникнуть в исповедь некому... От церковников мне претит!.. И вдруг иссякли новости о непостижимой Клэр... А я убеждён, что искусно умеет она внушать. И способна успокоить мою смятенную душу... и пожалеть неизлечимого страдальца...
     И Пётр деловито и сочувственно молвил:
     - Я не желаю нынче лукавить. И я намерен честно объясниться... Клэр оробела, и мне известна причина боязни. Князь оставил драгоценное, но жутковатое наследство. И ради захвата древнего архива наёмные воры башку оторвут... и огнём готовы они пытать... Неисцелимы раковые метастазы, и я печалюсь о вас. А всё-таки прошу совета и помощи... Доводилось мне воевать, но в такую передрягу вляпался я впервые...
     Потоцкий угрюмо осведомился:
     - А почему посредником избраны именно вы? И не зря ли сюда обратились? Неужели с вами совершенно искренней была удивительно проницательная Клэр? И разве допускаете вы, ходатай, что я умилённо подавлю в себе предсмертную и пламенную ревность?
     Художник вдруг решился на полную откровенность:
     - Преемница Лыкова не скрыла от меня, что вы сознались ей в организации удачного покушения. И за ликвидацию соперника вы недёшево заплатили. И я понимаю вас... Обожаемую женщину чрезвычайно трудно делить с другим воздыхателем! И нелегко обуздать зависть. А рачительный психиатр достиг взаимности в любви и научной славы. И вы досадливо обрекли своего приятеля на гибель... Но расчётливая Клэр не донесла в полицию о вашем коварстве... поскольку в замешательстве ищет спасения... А телохранителем я не служил... Пожалуйста, пособите ей... хотя бы назиданием... 
     И боль в груди у Потоцкого временно исчезла, и он сановито встал... но Пётр не шелохнулся... И в разуме молчавшего и неподвижного правоведа сложилась исповедальная речь к Иисусу Христу:
     «Доброта всегда порождается злостью И я сейчас не применяю казуистику... Словесными увёртками нельзя облапошить Божество. А Ты проникаешь в душу мою... И лицемерно моё раскаяние. Ханжески-изворотливы мои оправдательные аргументы... Уничтожить вельможного доктора заставила мистическая и неодолимая потребность, у которой была личина банальной ревности... Господи, я завидую Тебе... Почему не достались мне властительные возможности Бога? И кто назначает Всевышним? Не ведаю... Но только Предвечный безнаказанно лишает жизни. А я мечтаю сравниться с Тобой, неувядаемый Христос... И для прихотливого эксперимента я использовал матёрого, но аристократичного врача... и сгинул мой противник, воспрянувший на короткий срок от запоздалой любви...»
     И Потоцкий, петляя, бродил... Но услышал негромкий голос пришлого собеседника и через мгновение замер:
     - Вы не баюкайте совесть... вопреки реальности и душе... А фантазии о получении безмерной власти не воплотятся... Я грезился себе Иисусом... И ощущение бесконтрольного всемогущества испугало меня. Но Мессия обуздал свою неисчерпаемую силу... и Он отверг соблазны... Мужественное смирение – это неотъемлемое качество распятого Бога...
     Владелец имения глянул на своё отражение в стоячем зеркале и хмуро спросил:
     - Каковы посулы ваши?
     И быстро прозвучали обещания:
     - Ваше имя вечно будет легендарным. А над могилой я воздвигну изваяние. И сразу после соглашения начнутся регулярные встречи с Клэр. И развлекут занятия с ней...
     Потоцкий невесело улыбнулся и деловито сказал:
     - Спасибо, что не мямлите. Да и мне противно юлить. Совещания с Клэр обязательно утешат меня... и ради них охотно я вступлю в провинциальную коалицию. Мы организуем сенсационную дискуссию... и государство ретиво вмешается в скандальные прения, гарантируя нам безопасность... Официальные структуры нашей группе не обскакать... в заковыристой гонке... А препятствия и заминки раздраконят врагов... ожидающих промахов наших...
     И Пётр нечаянно посетовал:
     - Весьма опасаюсь ваших непредсказуемых виляний. И ваши криминальные связи волнуют меня. А вдруг втемяшится вам капризное хотение укокошить соратников-раззяв... Летальные, раковые недуги радикально меняют психический настрой. И нет безоговорочного доверия... 
     Дошлый адвокат, кручинясь, просеменил на середину и тезисно вещал:
     - Рискованных деяний и разорительных проблем легко избежать. Шустрей схоронитесь в укромном закутке... и, трусливо прячась, лакайте алкогольные суррогаты... И в постылом прозябании закостенеют мозги. А личность деградирует, и мерзкая дряхлость нагрянет... И, значит, выгодно лелеять в себе инстинкты дикого зверя. И только хищников озаряет гениальность!.. А жалкие и тоскливо-мнительные вегетарианцы развиваются вяло... хотя и нет запрета уподобиться им... Выбирайте самостоятельно и жизненные цели, и участь. Но безгрешный Спаситель кушал мясо!.. И меня, пожалуй, уже зарыли бы в могилу, не прикончи я фартового боярина Лыкова... Духовные силы для своего существования каждый человек отнимает у других людей... А вы удержитесь от нескладной перепалки... и опрометчивых зароков...
     И Пётр непроизвольно вообразил себя Иисусом и встал для словесных импровизаций... Проповедь, звучавшая из холодных уст лирического поэта, задевала бессознательные чувства обоих:
     - Греховоднику напрасно умолять Божество о прощении, ежели сам не оправдал себя... А неусыпная совесть суровее Бога! Можно изощрённо-провокаторской софистикой одурачить свой рассудок, но остальные ипостаси, составляющие личность, не обмануть... Доброта и любовь изначально управляют злом, которое требуется для эволюции... А в каждой напасти потаённо гнездится благо. И райское милосердие растворил Создатель в безбрежном эфире... И попытайтесь найти отрадное предзнаменование в своём кошмарном недуге... 
     И грустный Потоцкий, слоняясь по турецкому ковру, признался:
     - Непоколебимую веру в Провидение колоссально трудно обрести... пока здоров, состоятелен и везуч... Умирание приближает к Богу... И я надеюсь на духовное попечительство Клэр... хотя и допускаю возможность моего заблуждения относительно этой обворожительной особы... И на серовато-дождливом рассвете я сформулировал занятное изречение: «Если бы мужчины не ошибались в женщинах, то в мире царила бы сплошная скука».
     И разом они усмехнулись. И они ощутили взаимную симпатию... И вдруг Потоцкий горестно попросил:
     - Пожалуйста, изложите мне подробности вашей близости с милой Клэр.
     И сообщник, вдохновляясь, изъяснялся с частыми запинками, но без утайки:
     - Ароматная нагота восхитительно млела! А рафинированная плоть ласкала затейливо и нежно... И я невольно преобразился... в Иисуса... Пылкая любовница обожествила меня... А Богом делают люди!.. И есть неразрывная зависимость реального бытия Вседержителя от земного могущества религиозной веры... Божество исчезает при Его отрицании. А Бога нужно беречь. И нельзя Его терзать нигилистической крамолой... Он страдает... И мне передалась Его невыразимая скорбь... А Клэр блаженно содрогалась!.. Но Предвечный любит вселенную иначе, нежели биологическая особь... Господь отметает нашу косную мораль, поскольку ведает о благостном предназначении телесной смерти. Уничтожение вещества творит квинтэссенцию духа!.. И безупречной была упругая и вёрткая стройность мадонны... А изысканное бесстыдство юной дамы не казалось чрезмерным...
     Звонко пробили настенные часы, и богатый законник, радуясь ослаблению в себе ломоты и рези, бесшумно прикорнул за письменным столом из морёного дуба и вдруг возвестил:
     - Компании честных и закадычных друзей окажу эффективную поддержку. И позабавлюсь интригой... напоследок... А до утренней зари покумекаю о плане... Вы убедили меня... приятель... Не замешкаюсь... 
     И они церемонно и с рукопожатием расстались...

7

     А через минуту бодрый и слегка возбуждённый Пётр неторопливо пришёл к своей машине и, созерцая ночные окрестности, подумал:
     «Странным получилось нынешнее рандеву. Но у меня возникло интуитивное доверие к опасному юристу... Неужели моя наивность доселе не сдохла? Но, вероятно, погибель её навлечёт уничтожение моего таланта... А истинный гений творит исключительно для себя... и ради продления собственной жизни... А нотариус держался достойно... и я рассчитываю на изрядную пользу от его деловой сноровки... Но разве я корыстной жестокостью не испорчу Божественный дар?.. Частенько мои поступки были зазорны, однако способностей к созиданию я не утратил. Но терпение Всевышнего имеет предел...»
     И художник тревожно глянул на помпезную и тёмную дачу, где приземистые фонари и вычурные окна уже не горели... И ему невольно воображался очень похожий на сказочного Кощея владелец роскошного дома.
     И навязчиво грезилось, что во мраке обширного терема печально блуждает умирающий, но грозный Кощей... Прогибаются под ступнями половицы... И вздрагивает алчный колдун...
     И бесшумно скитался хозяин резиденции по мглистым покоям...

8

     А в темноте обнажённая и чувственная Клэр ворочалась на своей ароматной постели и размышляла о любви и наследстве:
     «Мешает ли гордыня любить?.. А меня порой обуревает приятный апофеоз потаённой спеси... и всё-таки люблю... и взаимности я добилась... Да и Пётр отнюдь не пришиблен смирением. Хотя несравненного мастера историки простят за гениальность... Подавленный скромник не разрисует дивными фресками ватиканскую капеллу... И я горжусь наследством патриотичного князя, но прорицаю напасти... Мир безмерно сложен... и пугает меня... Однако не отступлюсь... Авось влиятельные мужчины пособят...»
     И она тревожно почила, и вещие сновидения вдруг обуяли её... Трепетала душистая и холёная плоть; повеял в приоткрытые форточки ветер... И снова приснился ласковый Иисусе... и Он поощрительно улыбался... И она поверила в свою правоту... И бессмертный Спаситель преобразился в Петра...

Конец девятой части

Часть десятая 

1

     Для содействия богатой наследнице быстро образовался альянс из матёрого юриста Потоцкого и интеллигентного семейства терапевта Липского... И в погожую субботу серьёзная и нарочито скорбная компания в классически-траурных, но лёгких одеждах собралась поутру в усадебном доме Клэр... Ознакомились званные гости и с коллекцией раритетов, перечисленных при свержении российского царя в секретном реестре под чёрной кожаной обложкой, и с научным каталогом тайной библиотеки... Пергаментный список томов, манускриптов, документов и хроник был украшен коричневым переплётом из персидского сафьяна и закрытым лежал на серебристой скатерти антикварного стола в нежаркой гостиной. А рядом темнела на парче потрёпанная архивная тетрадь с нумерацией уникальных вещей...
     Тактичная и бледная Мария Андреевна Стрелецкая с фасонной и монашески-гладкой причёской ощущала блаженный шок, похожий на грёзы... Сбывались заветные мечтания, и приближалась мировая слава. И случилось нервное потрясение от картины Леонардо да Винчи... Управительница городского музея мысленно высказалась Иисусу Христу:
     «Обожаю Тебя, неувядаемый Боже. И чувствую нынче близкое присутствие Твоё... Посети моего замечательного сына. Пусть Божественная Душа проникнет в человеческую плоть, рождённую мной... И наше грядущее зло деликатно извини, Господь Всемогущий... Запасливой корыстью исковерканы даже священные почины. А я не могу в себе уничтожить собственное коварство. Я появилась в юдоли именно такой... И я люблю моего ребёнка гораздо больше, нежели Тебя, Предвечный... Утоли его страдания... и щедро с ним поделись мистической силой...» 
     А Потоцкий, который располагался супротив корректной Клэр, неторопливо поднялся с удобного стула и произнёс откровенную речь:
     - Сакральные сокровища, орнаментальная свастика на золотой медали с допотопными рунами и древние книги ошеломили меня... Однако организовать приватно-конфиденциальный аукцион диковин и редчайших монет почти невозможно. И надо выбрать: либо несметные, но криминальные суммы, либо заслуженный и посмертный почёт... Склоняюсь к честным поступкам, поскольку банальное воровство не считаю рентабельным занятием... Хлопот не оберёшься... и шкуру свою попортишь... Государственное попечительство необходимо для триумфального успеха нашей совместной затеи... Иначе не справимся...
     Горделивый доктор Липский, восседавший наискосок от жены и с краю, заспорил: 
     - Простому гражданину разорительно якшаться с бюрократической кастой. Исторические ценности администраторы могут шустро конфисковать по формальному предлогу. А надёжных гарантий от беззакония нет. И чиновничий произвол отнюдь не укрощён... А вы, почтенный адвокат, не взыщите, но буду я сейчас правдив и чистосердечен... – Юрист неспешно уселся и вдруг поощрительно кивнул вельможному врачу, а тот напористо вещал: – Уважаемый законник, вы неизлечимую хворость почему-то подхватили. И накануне кончины захотелось вам остаться в русской памяти безукоризненным образцом. И деньги утратили обаяние для вас!.. О журналистских похвалах и президентском ордене вы размечтались. А мы уповаем на долгую жизнь!.. Делиться не намерены. И, значит, незачем привлекать официальные структуры... И запутают, и облапошат... Мы и сами сладим... И выгодно распорядимся дорогим барахлом...
     А оцепенелый Потоцкий тревожно воспринимал в себе бурливое возникновение новой и загадочной ипостаси, но вскоре он, почти не ощущая привычной боли, обрёл душевный покой и вежливо, хотя и с запинками молвил:
     - Вероятно, вам не понравится прямодушие моё... и вызовет оно раздражение... Но обуздайте себя... и прикиньте в разуме о сегодняшней совокупности обстоятельств и условий... Меня изменила болезнь, а барышами я уже не прельщаюсь... И я намедни чудился себе Иисусом перед казнью. И я заранее поражён своими будущими фразами... – И последовала напряжённая пауза... – Любая разумная тварь обязательно карает самоё себя... невольным  постижением заветных истин... И не разрешит Создатель отвертеться от них. И череду откровений вдруг наслал губительный недуг... Приснилась давеча смерть... а грезилась она потрясающе ярко... И прозрачным вечером в пёстром саду ласкали меня незримые излучения, забирая для бесплотного счастья душу мою. А дачные растения превратились в небесные кущи... Рай существует на земле, но его не различают люди! И после телесного издыхания они очутятся в иных местах, заслуженных здесь трудами и совестью... Негоже быть уголовным оболтусом!.. И всегда справедливо свою замогильную участь определяет каждая личность... 
     Затишье в комнате было долгим; всех томила благоговейная жуть, а разум их одновременно отключился, и лишь подсознание управляло ими. И поверилось им, что сухими устами вдохновенного, но нездорового казуиста порой говорил Христос...
     Озабоченная Клэр изъяснилась:
     - Я согласна с Казимиром Александровичем Потоцким. Тяжбу с министерствами не допущу... дороговато она обойдётся... А щепетильность часто окупается сторицей... И нужно одолеть соблазны и страх... Максимальная публичность нам непременно пособит. И пусть значительно уменьшится куш... поскольку я готова безропотно стерпеть финансовую потерю... – И наследница князя, волнуясь, облизала губы... – Я созвала аристократов... Нам нищета не грозит. И простите мою наивную выспренность: но отечество не кину. И в роковые минуты обуздаю постыдную боязнь...
     Стрелецкая с нервным придыханием и еле слышно шепнула:
     - Занятная интрига развивается в захолустье...
     А Клэр бесшумно вскочила и, подойдя к окну, огляделась... Владелицу барского поместья озарили сзади солнечные лучи, и она рассуждала вслух:
     - А ежели попробую быть рациональной и отрину химеры?.. Трезвый рассудок остерегает... Мне уже надоели авантюры. А заповедные фонды в моём подвале будто источают ядовито-манящий нектар... и на реликвии жадно посягнут... вооружённые наёмники-специалисты... Династия Лыковых прятала архаичные носители информации не зря. И нам отлично известно, что славяне веками ненавистны католикам да еретикам-протестантам... Пуританское ханжество бесит... А нашему сопротивлению не обойтись без активной поддержки легитимных контор...
     И Пётр отчётливо, но приглушённо согласился:
     - Да!.. легальностью группа оборонится... а келейность будет фатальной...
     Художника прервала хозяйка:   
     - У меня внезапно появилась твёрдая, но странная убеждённость... Пренебрежение родиной не позволит мне уважать самоё себя... И начну собою гнушаться!.. И волю утрачу. А безвольная женщина лишается и красоты, и счастья!.. И сгинет способность к любви... Пускай меня не поймут. Но изломать себя не дам... Учтите, почтенные союзники... 
     И мать призналась:
     - Милая девушка, вы не услышите моих возражений, хотя резонными аргументами располагаю... Но рада повиноваться вам... беспрекословно... Вы иногда олицетворяли Иисуса... мнилось мне... 
     Удивлённый врач махнул руками и проворчал:
     - Увы... теперича не перечу...
     И довольный Потоцкий, чуточку ёрзая, изложил – без мучений от раковых метастазов – соображения и подробности плана: 
     - Функционирует на Кавказе патрульно-сторожевая фирма «Бастион». И мы оформим договор с её дирекцией. Бойцы навесят в имении сигнальные камеры и пошлют конвой... А компетентная Мария Андреевна Стрелецкая напишет дискуссионную статью о завистливой фальсификации языческой хронологии... с почтительным упоминанием теоретических достижений знатного дилетанта Лыкова... Моментально и ухарски оплатим скандально-ажиотажную полемику о проблемах эволюционного приоритета арийской Руси. И вынудим центральное правительство вмешаться... и нас усердно поберечь... Зачинщиком и спонсором назначаю себя... дворянина столбового... и с польскими корнями... 
     Поаплодировали негромко, но дружно... А потом Стрелецкая обнадёжила:
     - Проволочек не допущу... И есть у меня наброски и тезисы для капитального эссе...
     И сын одобрительно подытожил:
     - Мы отвергли алчность... а патриотическое бремя сдюжим...
     И Клэр за обильным обедом потчевала горячим караваем, наваристой ушицей, жирными перепелами, зажаренными на углях, и красным вином из курортного Крыма...

2

     Редко русский наёмник вспоминал своё настоящее имя, и проявлялись у невзрачного, но смелого воина только такие человеческие качества, какие требовались для организации конкретной и заранее оплаченной акции политического или коммерческого террора. А в секретной картотеке числился изобретательный убийца давно кремированным трупом.
     Намедни без опоздания перевели из офшорного банка на экзотическом острове условленный аванс, и исполнитель криминального и необычного заказа назвался в новом паспорте Никитой Семёновичем Самариным...
     И ранним утром Никита на туристическом вертолёте покинул тропический остров... и быстро забылись рифы, кораллы и океанская лазурь...   
     А потом на скамейке возле солнечной кубанской церкви скромный парень в тёмно-серой одежде размышлял:
     «Фартовому киллеру не пригодятся для успеха заурядной операции сертификаты, визы и резолюции... но заковыристое задание не ограничивается банальным умерщвлением... Надо рисунки гения, драгоценную картину и уникальную библиотеку конфиденциально вывезти за границу, уничтожив номинальную хозяйку с присными... И без сопливых поблажек... Аксиомы всегда беспощадны... Однако сокровище можно и купить... за наличную валюту... Солидная сумма ассигнована... И пора познакомиться с владелицей вещей... Сама виновата... богатого хрыча охмурила плутовка зря... А мне теперь необходимо внутренне перемениться... и нарастить духовный потенциал... иначе меня профилактически утилизируют, как зловредного свидетеля, способного скомпрометировать влиятельных и знатных финансистов-клерикалов...»
     Статный, белесый и худощавый священник в серой рясе неспешно спустился по широкой лестнице с просторной и крытой паперти...
     И Никита неотчётливо и сипловато пошутил:
     - Попы и шпионы часто предпочитают одинаковые расцветки.
     Агент, блуждая, изучал проулки... И вдруг исчезла у него привычная, хотя и осторожная самоуверенность. Он вблизи от кривой акации почувствовал в себе непонятные колебания и пугающий урон решимости...

3

     Безоблачным утром возле городской усадьбы, где обитала Клэр, остановилась универсальная и чрезвычайно дорогая машина неброского серого цвета. И на левой передней дверце водитель опустил тонированное стекло. И хозяйка в белом халатике из тонкого шёлка, чуть передвигая оконные занавески, созерцала из рабочего кабинета престижный легковой автомобиль с неподвижным шофёром за рулём.
     Деревья уже роняли желтоватые листья, но погода выдалась тёплой. И Клэр засобиралась в продуктовый магазин под зелёной вывеской «Атаманский гастроном». И немного погодя богатая наследница в бежевом брючном костюме и с траурными кружевами на гладкой причёске включила в доме охранную сигнализацию и через калитку из металла бодро покинула свои владения. И цокали по обихоженному тротуару клиновидные каблучки фиолетовых туфель. А чёрная сумка была из телячьей кожи.
     Мощная, но манёвренная автомашина бесшумно тронулась, а потом, пыля, затормозила на обочине дороги. И ординарный парень с короткой стрижкой русых волос и в синеватой простой одежде покинул коричневый салон... И вдруг незнакомец мимолётно улыбнулся, и Клэр внимательно всмотрелась в его заурядное лицо с голубыми глазами...
     Ей тревожно подумалось:
     «Рискованная игра началась, и матёрый душегуб очутился рядом... и облик его не имеет особых примет... Пересеклись траектории наши... Однако сейчас наймит не укокошит меня, а прибыльное дельце и зарубежное убежище вкрадчиво посулит... А мне, пожалуй, выгодно притвориться порочной и токсичной баловницей...»
     И она кокетливо спросила: 
     - Вы какими подарками вознамерились меня развлечь?
     И услышала его невыразительный голос:
     - Я именуюсь Никитой... А вы зовётесь Клэр... Беседа наша взволнует вас, но без неё не обойтись. И важно достичь компромисса. Кризис навредит обоим. И удобен для разговора мой драндулет...
     Она расчётливо, хотя и беспокойно предложила:
     - А давайте на вашей дорогостоящей колымаге умчимся к базару. И в уютной кабине потолкуем... около зевак, торгашей и полицейских..
     И он понятливо одобрил:
     - Ваше врождённое ясновидение достойно дифирамба...
     Она, озираясь, прикорнула на заднем сиденье, и они поехали к центральному рынку... И на месте бесплатной стоянки возле питейного заведения Никита расположился рядом с нею и, заперевшись, молвил:
     - Я аттестовать себя не охоч. Но обсудим варианты... А вы сдерживайте негативные эмоции. Да постарайтесь зряшную досаду одолеть...
     И Клэр сноровисто прервала работу собственного разума и пустилась в подсознательное общение с лукавым недругом...
     Смекалистый наёмник монотонно вещал:
     - Моей католической клиентуре доподлинно известно о сокровищах старого князя. Экстренно продайте их, и губительные напасти минуют вас. Порядок оплаты и сумму определяйте сами... И окажут вам покровительство знатные банкиры-космополиты... и даже папский престол. И вы получите – после эмиграции – роскошное пристанище с лазурными струйками в гранитном бассейне, а вдобавок пожизненную бенефицию с денежной рентой... и череду протекций римского понтифика...
     А вскоре Клэр удивляла – чувствами, поведением и фразами – не только искусителя, но порой и себя...
     И он, цепенея, наблюдал за приближением ярко-зелёных глаз... и невольно верил её мелодичному внушению с риторическим шёпотом:
     - Воистину: чем обильнее получаешь, тем беднее человеческое счастье... А ведь мои летальные взгляды способны вас доконать. И мизерны шансы на ваше спасение... Волхвы-бояре издавна обучали специфично и ретиво. А заповедная премудрость не оскудела... И я скрупулёзно постигла вашу натуру. И беззвучная музыка ваших влечений быстро проникла в меня. Поменяйте настроение ваше... И отныне произносим «ты»... взаимно и участливо...
     И он утвердительно кивнул... косые лучи осветили его аккуратно выбритый подбородок... и она подчиняла:
     - Смирением порождается блаженство. И даже Иисусе не сможет капризно отказаться от прерогатив Божественного Вседержителя... Мужественно отвергни свободу... и отринь спесивую строптивость... А своё окаянное ремесло презирай... Тебя, небось, затравят артелью палачей. Однако имеется мистическая возможность уберечься от нещадного умерщвления, если безгранично покориться Христу, а значит, и лично мне... И дыхание Бога ощутишь... и я помолчу... А ты воспользуйся минутной немотой... и мысленно мне взмолись... 
     И она выжидательно умолкла, а в его смятенном рассудке путано сочинялись молитвы, жалобы и клятвы:   
     «Милосердно подай вожделенную надежду на бессмертие наших душ; пустота отныне устрашает меня... и к закланию я не готов... И отврати принесение в жертву... и от позорной доли избавь... Планируется ликвидация моей натренированной и гибкой плоти, поскольку наблюдательных свидетелей не жалуют вельможные шефы... И от сокрушительной безысходности я начну уповать на распятого, но всесильного Спасителя... И на тебя, загадочная Клэр. И на твою магическую святость... Помилуй и спрячь меня... И в храме хлопочи за мою изгаженную душу... Половину активов и накоплений презентую тебе... обворожительная дама... И наше Отечество альтруистично полюблю...»
     И она, улыбаясь, верила, что Христос восхищается ею. Разве не сподобилась она грядущих и интимно-ласковых прикосновений чувственного Мессии?.. Ведь она искусно укротила лютого и сообразительного зверя. И она продемонстрировала мастерский гипноз наяву... и не погружала хищника в транс... И агрессивного врага эффективно уняла. И завзятый негодник превратился в её отважного рыцаря... Она втихомолку гордилась успехом...
     И к ней вернулось обычное состояние ума...
     А Никита искренне сказал:
     - К тебе претензий не имею. И ты симпатична мне. Но тектонические сдвиги в пропаганде и гибридной политике, увы, не прекращу. Силёнок и влияния не хватит у меня... у крамольного и корыстного Иуды!.. Страстно желают Россию захомутать. А ты убережёшь историческую правду, которая обязательно вдохновит восточных славян... Меня, наверное, испепелят. И поделом... Но приказали и тебя не жалеть... А давай удерём в лесные дебри... или на карельские озёра... 
     Она пренебрежительно и досадливо отозвалась:
     - Ты подстрекать горазд... Но боязливо улепётывать в глухоманное болото стыжусь. И я привыкла к изысканному комфорту... Испортились витязи и богатыри...
     И вдруг она заносчиво и дерзко велела: 
     - Дурачка не валяй!.. И хорошо запомни: если вперюсь в тебя одичалыми глазами, как шальная ведьма, то издохнешь на карачках... от разрыва сердца... Будь оригинальным, воин. И ко мне переметнись... И подражанием не коверкай свою изначальную сущность... Последние шансы на счастье не растранжиривай зря...
     И он серьёзно пообещал:
     - Сегодня примусь о конкретной ситуации кумекать. И каналы связи с тобой налажу...
     А потом довольная пассажирка затерялась в толпе...

4

     Намедни обаятельная наследница умерщвлённого князя переселилась в его удобные покои... хотя доселе совестливо она стеснялась изменений усадебного обихода... И нынче во мраке она, истомно-чувственная и совершенно голая, лежала на образцово чистом, но уже измятом белье боярской кровати рядом с нагим живописцем. И темнота безлунной ночи была душисто-свежей. И струился из форточки пряный ветерок.
     Внезапно Клэр, бахвалясь, известила:
     - Со мной познакомился невзрачный палач-гастролёр. И, вероятно, его замаскированный импресарио-куратор базируется вблизи... А я поразила самоё себя! И ката-наёмника исхитрилась я бесплатно завербовать. И мне пособили психологические приёмы врача-аристократа. Оказалась я талантливой и терпеливой ученицей. И результат получился отрадным... Приятна жреческая власть!.. Оптимистично теперь воспринимаю житейские процессы и динамику действий... И восхищаюсь тобой... мистически-нежный мужчина...
     И он тревожно пробурчал:
     - Толковый и жестокий разбойник вряд ли поддастся гуманистическому ораторству. Держись начеку...
     Но была она весьма убедительной:
     - Я искусно внушала кровопийце нужные мне идеи. И моя словесная импровизация пленила киллера-стервеца. И я нарушила порядок в его интеллекте... Полагаюсь на интуицию и веру... Безупречная вера – всесильна!.. И я непоколебимо верую в свой духовный потенциал. Нытьё и опаски отброшены прочь... Покоряю капризную судьбу!.. И Божественные знамения приятны... как твоя экспрессивная и рачительная любовь!..
     И ему отчётливо грезилась пространная картина... с грустным Христом и безутешной Марией Магдалиной...
     И художнику верилось, что его раздумья сейчас вдохновляет Иисус:
     «О счастье мечталось напрасно... ибо муторная пресыщенность неминуемо нагрянет... И лишь привычка к душевной боли означает подлинное счастье... А вместе с Клэр не достигнуть мне земного спокойствия. Но пригожая колдунья чрезвычайно вдохновляет меня. И в форсированном темпе подчинился успешной и милой совратительнице даже наёмный стрелок... И участливо ей ниспослала Святая Троица сугубую благодать...»
     А потом жених спросил:
     - Неужели ощущаешь райского Спасителя?
     И она, опираясь на левый локоть, говорила без околичностей и лукавства:
     - Божьи прикосновения чуялись мной. Убеждена в Его неустанной заботе. И горжусь тактичным попечительством неусыпного Проведения. И по милости бессмертного Создателя утешена моим престижем... Истина – это вера!.. И незачем отвергать усладительную веру, если она увеличивает и крепит моё уважение к себе! И разве лучшим критерием истины не может оказаться именно блаженство?.. Бесполезная тварь не наслаждается... а перманентно, – хотя и напрасно, и мучительно, – ищет миражи удовольствий!.. И не принимай за кощунственную иллюзию своё периодическое преображение в Христа... а пользуйся космическим волшебством... и будь катализатором нашей удачи...   
     И Пётр непроизвольно зажмурился... и, лёжа на спине, вообразил себя мессией... И вдруг постиг, что скопища землян, зазорно чуждаясь бескорыстной доброты и наказов религии, купируют собственные души. А совесть попирают, оскопив рассудок... И нужен ли человечеству Бог?..
     Но блуждает Господь по стране... И сложно отличить Его от усталого и скромного работяги. А перекормленные особы часто глумятся над невинными бродягами и благородной нищетой... Но праведность питается злом. И без помощи злости нельзя обрести свободу... Именно принуждение другого существа к страданию – вместо себя – и означает зло...
     А Клэр, ласкаясь, шепнула: 
     - Ты уподобился Иисусу... и не смей сомневаться в сакральности нашей любви... И поведай о творческих планах... 
     И он прерывисто – и с закрытыми глазами – сказал: 
     - Крамольными речами дерзко балуешься...  Но внимай... По захолустью бродит Христос... в дешёвой, но опрятной одежде... И с печальным путником надменны сытые мещане. Но странника обожают собаки и кошки. А городские голуби, воркуя, садятся на плечи Его... И на тенистой улочке Ему повстречалась ты. Исчезли пешеходы и зеваки... И Он приближается к тебе... несуетливо и молча... А ты – выжидательно замерла... и в замешательстве потупилась... И Он сердечно притронулся к твоим ароматным ладоням... Тебя знобило... И ты поцеловала Его в холодные губы... И усов, и бородки не имелось у Него, а седовато-пепельные кудри щекотали твои румяные щёки... Запечатлею ваши фигуры на полотне...
     И посетовала она удручённо:
     - Мне обидно, что своё обличье не намерен ты рисовать.
     И оба присмирели...
     Их безмолвие чудилось молитвой... А вскоре они заснули... 

5

     Никита в тёмной и скромной одежде неспешно гулял по ночной окраине возле быстрой реки и череды береговых ракит. Приземистые и редкие фонари горели тускло... И он вдохновенно, хотя и рационально размышлял:
     «Жутковатые эпизоды и рискованные мытарства уже осточертели мне... Евангельский Иуда повесился на раскидистом дереве и, судорожно дёргаясь, издох в тугой петле. А меня отнюдь не прельщают кровавые штрихи на душе и позорная участь лиходея-апостола... И случаются события, страшнее смерти. И давеча кошмарный инцидент приключился именно со мной. И застиг врасплох... Экспромтов издавна чураюсь... но угнетённая совесть грозно взыграла... А совесть означает справедливое мщение со стороны исковерканной и помятой, но извечно живой любви, которую грешники тщетно давят в подсознании... Запретил безупречный Боже полную утрату совести и любви... для неизбежности кары, понесённой каждым преступником от самого себя...»
     И грустный отщепенец в сыроватой мгле уселся на скрипучую скамейку из сосны, и вдруг пригрезились ему семейные радости с Клэр... Умилительная идиллия у тёплого моря с лазурными лагунами и с рифами из кораллов. И каменная вилла с квадратным бассейном. И целительный климат...
     Однако матёрый наёмник привычно и сразу обуздал своё романтическое воображение и, беззвучно вздохнув, подумал:
     «Хранительница сокровищ имеет влиятельную свиту... Я заранее и досконально изучил маршруты и биографии. Пособники её неопытны в криминальных распрях. Кроме юриста, умирающего от болезни... И я немедленно организую товарищеский контакт с пациентом раковой клиники... и попытаюсь окончательно выяснить нынешнюю ситуацию в их содружестве... А ведь меня и нотариуса объединяет искупительное преддверие смерти...»
     И состоятельный, зажиточный наймит, наслаждаясь тишью и тьмой, пошёл к своему укромному пристанищу...

6

     Росисто-влажным, но солнечным утром Казимир Александрович Потоцкий в коричневом летнем костюме, зелёной шёлковой рубашке и замшевых туфлях молодцевато покинул каменный особняк дорогого частного диспансера и, побродив по кирпичным аллеям ближнего парка, разместился на дубовой скамье под тенистым платаном... Больного юриста изрядно взбодрили эйфорические инъекции, сноровисто сделанные ему сексапильной и хрупкой смуглянкой в специальной лаборатории на втором этаже...
     И начались раздумья:
     «Смазливая и бойкая гурия со шприцем уже не прельщает меня... хотя очевидна её сладчайшая порочность... А извращённых и соблазнительно-юных одалисок я всегда предпочитал застенчивым паненкам... Лощёная ассистентка врача-онколога втайне наслаждается муками и страхом всякого пациента. И за внушительное вознаграждение она охотно согласится на интимные отношения со мной. И к медовому оргазму доселе способна моя хиреющая плоть. Но теперь гнушаюсь распутством...»
     И рядом с хворым законником вдруг бесшумно прикорнул невзрачный, но опрятный мужчина в сероватой и ладной одежде... 
     И Потоцкий нервозно глянул на чёрную обувь с длинными шнурками. А пятнистая и кудлатая овчарка шныряла поодаль...
     Незнакомец вежливо произнёс:
     - Меня нарекли Никитой... Почтенный Казимир Александрович, необходимо срочно договориться. Враждебность пока отбросьте!.. Бескорыстная забота о друзьях и соратниках порой чертовски выгодна... Давайте вместе опекать непостижимую и пленительную Клэр. Иначе она погибнет... обязательно... и скоро... И вам нельзя соблюсти нейтралитет...
     И бывший адвокат ворчливо и строго спросил:
     - Неужели могу довериться вам?.. Образуется ли причина солидарности нашей?
     И Никита прерывисто молвил:
     - Ваши сомнения быстро исчезнут. Я хорошо информирован... Уникальную ситуацию с династическим архивом, спрятанным в купеческом подвале, не оценивайте предвзято... и лестно для себя... И гоните свои дилетантские иллюзии... Космополиты-финансисты вкупе с иерархами католической церкви бдительно надзирают за всемирной историей... Вовеки элитные шельмецы-банкиры добровольно не дадут очередного повода героической нации для её горделивой радости!.. Эксклюзивные документы велено сжечь... хотя желательно их нелегально транспортировать за пограничные кордоны в Западную Европу... А потом ликвидируют свидетелей... и сгинет исполнитель... в поганой яме... для наркоманов и нищих... Меня поймают и, споро допросив, зароют... ради профилактики скандальных сюрпризов...
     Прозорливый Потоцкий с неожиданной – даже для самого себя – откровенностью сказал: 
     - Кровавый и гадкий репертуар гастролёров-террористов известен. Их паршиво-инфернальная участь – неотвратима. Вы, наверное, окочуритесь раньше, нежели я... Но, – вопреки неизбежности и подлому этикету криминальной братии, – мечтаете о выручке. И, вероятно, вы отчаянно втюрились в Клэр!.. А я способен вас уберечь... Но какие ценности посулите взамен?.. И мы – соперники в мистической любви!.. Умираю, но беззаветно люблю! И нежность моя увеличивается от приближения финальной агонии. Но иногда телесные мучения пропадают... а нравственная боль растёт... и она – голубит... доказывая бессмертие души!.. Претендую на райскую отраду...
     Правовед беспокойно замолк и вскоре услышал:
     - Ещё совсем недавно над лирический исповедью я поглумился бы втихомолку и всласть. А теперича и сам не слукавлю... Мои родители утонули в штормовом океане, и я по генеральской протекции угодил в кремлёвские курсанты. И я сражался на партизанской войне. И обучили меня английскому языку с его диалектами... и политическому шпионажу... Опереточной красотой не выделяюсь, но заурядная внешность оказалась полезной... Выгоду могут принести буквально любые свойства... Я воспринимал себя неудачником-изгоем... и соблазнился крупным, но зазорным гонораром. И вот готов меня утилизировать убийственный конвейер... Попробую переметнуться к защитникам Святой Руси...
     И Потоцкий сардонически отозвался:
     - А ведь фанатичные патриоты побрезгуют вами... Но бояться нечего, ибо земная перспектива – не более чем физическая смерть...
     Наёмник путано и вкрадчиво намекнул:
     - Могущество глобальной структуры ослабили внутренние дефекты... И только время и Бог одерживают окончательную победу... Барыш всегда рациональней возмездия... Посудачьте о моей судьбе с куратором-офицером, сведущим в реликвиях и артефактах... 
     Выжидательная пауза тянулась долго... И клочковато-причудливая тучка заслонила солнце...
     Наконец Потоцкий страстно полюбопытствовал:   
     - Разве именно Клэр сподобилась вас преобразить...  искусно и радикально?!..
     И Никита честно и чуть фамильярно изъяснился:
     - Обалденная женщина подвернулась... И откуда она взялась?.. Её с ореолом или с нимбом надо рисовать на иконах и церковных фресках! И мастерски умеет она внушать. И я не перечил ей... обворожила она!.. И гармоничным голосом подтолкнула к излишнему риску... Я держу пари и ручаюсь, что Иисусе влечётся к ней... И ласково-податливый Царь Небесный галантно удовлетворит умилительное ходатайство своей пассионарной фаворитки. Иных упований не существует для нас... поскольку в праведном гневе откажется Христос внимать – напрямую, без обольстительной посредницы – мольбам циничных негодяев. Поздновато мы раскаялись. И я напрасно подвизался на русофобском поприще.
     Казимир Александрович негромко рассуждал: 
     - Население нашей планеты заморочили сплошные миражи. А реальность редко проникает в разум... Я кошмарно измаялся зряшным лечением... и не отвергаю даже крупицу надежды... и ретиво взялся России послужить. И в минуты радении об Отечестве не испытываю рези в моей утробе. И вы, ожидая своего летального фиаско, восхитились родимой страной!.. Доброта и неподдельная любовь, угнетённые корыстно в подсознании, всегда освобождаются накануне смертельных конвульсий... И нужно вам отважно прострелить свою башку...
     И наймит, сутулясь, осведомился:
     - А мне зачем из пистолета собственные мозги дырявить?
     И нотариус, злорадствуя, не мямлил: 
     - Вы ненароком дискредитировали себя и потеряли эффективность. Функционировать вам невмочь... И вы полюбили Отчизну... и, значит, храбро преодолеете ужас в момент суицида... И воображается мне ночной овраг в окрестном лесу. А вы, шатаясь, бредёте к сырому буераку. И лихорадочно крутите барабан кавалерийского револьвера... с одним патроном... Вы готовы умереть, но азартная натура требует предварительной игры в гусарскую рулетку... И станете вы искупительной жертвой моей! И пусть в итоге спасётся только моя душа, но уподобитесь вы евангельскому Иисусу!.. Грехи мои – неисчислимы... 
     И вдруг Потоцкий по наитию понял, что его нечаянное предопределение вскорости свершится...
     Хмурый Никита, не имея возражений, рассеянно поднялся и мешкотно извлёк из нагрудного кармана плотной и льняной рубашки цифровой диктофон в портативном корпусе из серебристого металла.
     Парень угрюмо сообщил:
     - Совещание я фиксировал... Устройство надёжное. Рапортуйте без опасений... И берите...
     И печальный засланец, отдав миниатюрную вещь, удалился беззвучно прочь.
     А юрист, ошеломлённый результатом беседы, долго не чувствовал в организме привычной боли...

7

     Томный и меланхолично-сердитый Никита неспешно бродил по тенистым проулкам возле древней армянской церкви... и наконец он заметил, что мещане, шедшие мимо него, интересуются им. Однако их мимолётные, но внимательные взоры были ему отчего-то удивительно приятны... хотя недавно его раздражала излишняя броскость... Он, гуляя по кирпичным тротуарам, размышлял:
     «Весьма досадно, что не умеют народы... и каждый потребитель порознь... относиться к своему земному местожительству, будто к обители райской... Отрадны только взаимные ласки... А насильственные действия – не услаждают психически нормального человека, но чудовищно балуют звериную ипостась разумного организма... И распущенный хищник сыто и по-хозяйски охамел в моих потрохах... и я свободу выбора утратил. В сирого холопа я превратился... Ненависть злопыхателя-мизантропа к людям обязательно распространяется и на самого поганца, подобного мне... А зевакам я теперь занятен, как нетривиальная и сложная личность... радуюсь любопытству их...»
     Наёмник бодрой, но плавной поступью чинно миновал приземистые палаты местного комиссариата и в пустоватой харчевне «Кавказская кухня» заказал себе у нарядного, шустрого и юного грузина с картавостью и тонкими усами скоромный и калорийный обед: пикантную бастурму, бутылку минеральной воды с обильными пузырьками углекислого газа, огненно горячий суп-харчо, густое лобио из стручков зелёной фасоли, душисто-дымные чанахи, турецкий кофе и тёплые лепёшки лаваша.
     А на десерт обходительному гостю подали в синей фаянсовой тарелке красные гроздья винограда-кишмиша с мускатным ароматом...
     И щедрой была оплата...
     И на укромной парковой скамейке под развесистым клёном подумалось о сути:
     «А мне почему-то уже не боязно умереть. Но абстрактно-философская белиберда отныне докучает мне... Конкретике и безжалостному расчёту я терпеливо и долго учился, коверкая свою естественную, изначальную натуру. И вдруг мои эффективные навыки спорого уничтожении неудачников-аутсайдеров трансформировались в мусорную труху... Неужели в моей трагической метаморфозе повинна мистическая любовь?.. Необходимо постигнуть характер Клэр... и причины оккультного влечения к ней... И пусть методика психоанализа пособит корыстному кондотьеру, угодившему впросак...»
     И вдруг секретный посланец вообразил себя измаянным белогвардейским офицером накануне вступления в городские пределы революционных полков. И вознамерился он застрелиться и рефлективно-сноровисто выхватил крепкой десницей из небольшого подспудного кармана изящный и компактный пистолет...
     И почудились беззвучные фразы незримого Иисуса:
     «И грехи, и соблазны предотвращают массовую глупость... ведь тотальное ханжество не отличается от повального идиотизма. А силы зависят от пригодности – личности или системы – к волевому и стойкому терпению... Колдовская притягательность Клэр объясняется её талантом к религиозной вере... А жестокость нередко бывает благотворной... и простительной... И даже райские сады разочаруют... Совершенного покоя не сыскать... Но свинцовая пуля в собственном сердце лучше, чем предательство Отчизны... А за наслаждение подлинной верой надо беспрерывно платить... отречением от вранья самому себе... Дави на курок, и закончится ложь... Своё неподвижное тело ты увидишь, летая среди воздушных струй. А в Божественных кущах исполняются бессознательные желанья, и навечно тебя назначат служителем дальнего маяка на отвесной скале... Порывисто нажми на спусковой крючок... и выстрелом утешь неотразимую Клэр...» 
     И экстатичный Никита непроизвольно пальнул в середину своего покатого лба, и стальная гильза тускло блеснула на гравийном щебне...

Конец десятой части

Часть одиннадцатая

1

     Казимир Александрович Потоцкий без промедления передал седому и поджарому контрразведчику миниатюрное устройство с диктофонной записью своего разговора с иностранным наёмником Никитой. А звуковую копию своей беседы возле онкологического диспансера запасливый нотариус хитровато спрятал среди шикарного убранства собственной дачи.
     Княжескую коллекцию теперь охраняли, – бдительно, хотя и неявно, – филиальные офицеры из секретного департамента правительства России...
     Заурядные люди часто увлекаются эффектными пустяками и почти не замечают сокровенных, но эпохальных перемен. Однако истые специалисты постигли, что извечно народами и странами управляют с помощью универсально-ключевых, но заповедных идей, превращённых в символы и знаки... Малочисленна подлинная элита... но властвует в мире только она... используя мистические средства связи... А мысли не исчезают без последствий, но таинственно материализуются и до появления у человечества соответствующих надобностей скапливаются в космосе или ноосфере... 
     И российский президент, понимая исключительно важное значение древнеславянского архива и священных книжных реликвий, расчётливо и терпеливо дожидался периода политической целесообразности череды историко-сенсационных публикаций...

2
   
     А в загородном доме респектабельного юриста Казимира Александровича Потоцкого состоятельные особы церемонно кушали обеденные яства, приготовленные из таёжной дичи, и смаковали красное таманское вино... и барственным гурманам бесшумно служили за субботней трапезой в парадной столовой две белесые официантки из ночного клуба. А жирные деликатесы стряпал франтоватый повар из престижного речного трактира... Летние одежды званных гостей и радушного владельца комфортабельной дачи были из тёмного шёлка, поскольку нарочитый траур по достославному князю-психиатру Лыкову ещё продолжался...
     За десертом из шоколада, миндальных пирожных, брусничного морса и свежих фермерских фруктов щеголеватый нотариус путано, запальчиво и выспренне обратился к успешному живописцу:
     - Виртуозный маэстро, будьте наградой самому себе... поелику не дождётесь её от людей... А предназначение света – быть личиной мглы. И потрясла меня глобальная парадоксальность!.. Я повстречался с иностранным душегубом... и быстро донёс о необычайном инциденте местному шефу-куратору, и тот приватно поведал мне о загадочном суициде террориста. Наёмник застрелился в парке... А я на тенистом бульваре заливисто смеялся. Мещане таращились на меня... и глумливо хихикали в запачканные ладошки... Однако я не сердился на филистеров-пошляков... Неизлечимо хворый, но талантливый джентльмен изощрённым витийством принудил к самоубийству атлета-здоровяка!.. И теперь желаю вам, художник, подобной эффективности... в искусстве... 
     И внимательная Клэр мелодично произнесла:
     - Господин правовед, не сомневаюсь в расторопности вашей. И спасибо за неё. Опасное препятствие вы устранили... Но спутника моего не задирайте. Ваша ревность уже опоздала... И разве неподдельное бескорыстие утрачено землянами навечно?.. А перед смертью меняйте привычки... 
     И скорбный Потоцкий, бодрясь, улыбнулся и прерывисто молвил:
     - Зависть моя уже пропала. И ныне обиды не терзают гордость... Воскресли мои изначальные свойства. И выяснилось, каким незаурядным экземпляром я просунулся из материнского чрева в бездну галактики!.. Но понимание иногда казнит... И я не намерен здесь утрировать и шутить... Моё влечение к творчеству подавлялось, как сумбурное и зряшное чувство. И раковая опухоль карает меня... Но именно в силе моих страданий, – плотских и душевных, – проявилась Божественная милость... Врождённые качества вернулись ко мне... и вдруг утешили способностью пророчить...
     Доктор Липский хрипло и деловито полюбопытствовал:
     - Угодно ли Мессии содружество наше?
     И хозяин чертога негромко рассуждал:
     - Провидение непрерывно дарует шансы, а мы греховно упускаем их... поскольку ошибочно решили, что влиятельные чужаки важнее Бога. И собственное мнение отвергаем... трусливо и плутовато... Ведь чрезвычайно трудно поверить себе... А Царь Небесный привечает каждого человека... но помех не создаёт. И нечестивцы сами устремляются в ад... Причины определяют суть... А добро зачастую превращается в маскарадные обличья зла... Теперича убеждён, что колоссальная удача в растленной юдоли не минует нас... Но каковы настоящие мотивы поступков наших?..
     И сдержанный Пётр откровенно ответил речистому, но сейчас отчасти заумному прорицателю:
     - Заповедные сущности постигаются разумом лишь накануне кончины. А рискованную затею нужно триумфально завершить... Авторитетные мерзавцы ополчились. А мы отбили первую атаку... Изложу соображения свои... Хочу известности и почёта. Не укоряйте меня за честолюбие. Не станешь без него созидателем... и не умрёшь достойно... И пусть амбициозные, но простоватые наглецы мечтают о несметном богатстве или огромной власти. Но выше честь!.. Простите мою нечаянную напыщенность. Но получена возможность обрести планетарную и хорошую славу. А вы, пожалуйста, выбирайте: либо геройство, либо ерундовая спекуляция...
     Мария Андреевна Стрелецкая храбро, но тревожно сказала:
     - Прежнего покоя нам уже не вернуть. И враги не перестанут нас донимать. Но слабость воли – недопустима. А грошовая скаредность – это постыдный и гадкий признак несмелости... Но зарядимся любовью к себе. А поклонением пассионарного народа, – в отличие от барышей, – пресытиться нельзя... Но легендарные сокровища унаследует Клэр... и, значит, мы зависимы от её имущественных распоряжений, хотя нелегальная и розничная продажа древних раритетов доставит много хлопот.
     Расчётливый врач признался:
     - Альтруизма и вельможного расточительства издавна чураюсь. И нынче полагаю, что непривычное и надменное бескорыстие сановники-легитимисты сочтут фантастически хитрой аферой... И в скудной юности я изведал, что излишняя честность – жестоко наказуема...
     А потом говорила Клэр:
     - Погибель заинтриговала меня... А в хулиганском отрочестве я избалована удачей. Но моё поразительное везение непременно – и скоро – прекратится... Редко бываю правдивой... но днесь исповедуюсь вам... Ощутила я незримую близость Христа, и Он услышит меня!.. И не смейтесь... Боярин Лыков научил меня волхвованию. Но перед ворожбой и заклятьями снимают нательные крестики... И внутри любого мужчины приютился агрессивный Кощей, и в каждой женщине обитает баба Яга. И к своей утробной нечисти можно – при напастях – воззвать, и она пособит. Но безусловно придётся с ней расплатиться, отринув трафаретную мораль... А Иисусе ниспослал роковое искушение! И нас окутал невещественный флёр... Извините меня за обрывочные и неясные выражения, но я контроль потеряла над ними... – Пауза оказалась долгой... – Буду более доходчивой...
     И застольным фразам от блюстительницы славянских реликвий напряжённо внимали даже смазливые и порочные служанки, оцепеневшие около дубовой двери с ажурной резьбой:
     - Невзлюбила я шельмецов-стяжателей и банальное торгашество... И шибко желаю достойного статуса в России... самой себе... и вам, утончённые соратники... Подвиги нельзя умыкнуть и растранжирить. А рекламная кампания в столичной прессе не повредит союзу нашему... И замечательным отказом от великолепной добычи порадуем Родину и Христа!.. И пусть восприятие личностей и действительности не коверкается рассудком...
     И сразу явь преобразилась для всех. И нежность неразличимого Иисуса вдруг блаженно померещилась им в золотистой и приятной яркости, воссиявшей из высоких окон с узорным тюлем занавесок. И вдруг отключилось у всех сознание, и лишь художник, созерцая лилейное лицо своей невесты, размышлял:
     «Спаситель навестил меня... И начинается во мне священное мельтешение беззвучных изречений Бога... Муляжи, бутафорию, фальшивки и копии всучил коварный Сатана, изобретя соблазнительные имитации благостных чувств и духовных исканий... А повсюду – сплошная мимикрия... Своё непроизвольное притворство почти всегда принимают за похвальную правдивость... А безграничная искренность – это наслаждение да роскошество... и она вдобавок одаряет магической властью. Прочное и стабильное могущество не зиждется на обмане... Интуитивно чернь донельзя боится разрушительных последствий своего импульсивного и мстительного владычества...»
     И холёная преемница именитого доктора искусительно созерцала своего элегантного жениха, и титулованный мастер, заметив её пытливые взоры, подумал: 
     «Суженая безотчётно восхищается моим слиянием с Христом... И будет она прихотливо ласкать Иисуса во мне... А осенью напишу картину о сакральной романтичности наших объятий... И привередливо изображу на широком холсте аксессуары, элементы и детали... И в лунной горнице засеребрится бесстыдная нагота. Витражные окна распахнуты настежь. А листья приозёрных деревьев слетают на паркет. И медная лампадка горит под раскольничьей иконой с грозным ликом Демиурга... И белеет смятая постель с кружевами. И на берёзовом столике осыпаются хризантемы в хрустальной вазе...»
     А после заслушались Клэр: 
     - Уповаю и страшусь!.. И пикантное сочетание надежды и робости тешит меня... А Господь поощряет даже кощунственные грёзы. Ведь распятому на холме Спасителю отвратительны ханжество и ложь себе!.. Изъяны моей натуры допекают совесть. Но фарисейского лицемерия чуждаюсь. И в надменности раскаиваюсь без лукавства... Но беспременно угадываю соседство Иисуса... и трепетно реагирую на Божественные касания... А Предвечный порой изъясняется устами смертного существа. И скрытно участвует Он в беседе... Всевышний обожает Россию! И давайте Ему угодим... И для зачина пусть аврально перетащат достояние нации в здешний музей... согласно контракту... и под сохранную расписку... А грамотный в бюрократическом буквоедстве хлебосол оформит и скрупулёзно зарегистрирует официальные документы... с учётом всех нюансов и данной конкретности...
     И безмолвие затянулось... и молча собой восторгались они... А позднее они, задорно побалагурив, согласовали участливо свои очередные действия и весело трунили над крохоборством... И погожим вечером тактично расстались...

3

     И за письменным столом закатно-сумрачного кабинета Казимир Александрович Потоцкий сноровисто и компетентно составил, – употребляя сборник стандартных и типовых образцов из своей компьютерной базы, – правовые тексты о временном хранении славянских святынь в палатах провинциального музея. И тотчас юридические проекты с лаконичными, но весьма содержательными комментариями отправились адресатам по электронной почте...
     И худощавое тело нотариуса непроизвольно расслабилось в модном офисном кресле, и он подумал: 
     «Канцелярская рутина завершена... и результат не осрамит меня... И плотская боль почти исчезла... Но даже в эксклюзивной качалке не отдохнуть от надоедливой казуистики и полемических увёрток. Внутренняя дискуссия, увы, не прервётся... Мою окаянную душу мечтаю спасти... и сатанинских лап с кривыми когтями иррационально боюсь... И усердно прикидываюсь добряком, коверкая свою настоящую натуру. И трусливо оскверняюсь лицедейством... А Всевышний презирает меня за бездарное и пошлое актёрство. И, несомненно, постиг прозорливый Иисусе лживость покаяний моих. Нельзя обмануть Предвечного... И нынче я умру... Но горделиво отвергну постыдное и жалкое притворство. И не унижусь перед Богом... И до последней агонии останусь непреклонным прохиндеем...»
     И польско-литовский пан бесшумно вскочил, воспринимая себя вельможным графом. И торжественно патриций поплёлся по извилистому коридору на просторную и ладную кухню.
     Две соблазнительно-юные официантки, – Олеся и Марина, – тщательно мыли дорогую посуду. И были они шаловливы, но практичны и лукавы, хотя толика девической романтичности ещё сохранилась у них. И ведали они о генетической хворости щедрого нанимателя и жалели его. И ненароком они подслушали обеденный разговор... И сановито к ним подступил расточительный, но придирчивый барин... и солидного клиента явно взбудоражили жеманные, но пластические реверансы вышколенных в модельном агентстве блондинок с изысканно-гладкими причёсками...
     И он галантно предложил:
     - В мою гостиную давайте вместе двинемся... к шоколадным конфетам, винограду, апельсинам, орешкам, французскому шампанскому и армянскому коньяку... И будьте развязно-эксцентричны...
     И старательные девушки согласно кивнули и проворно сбросили – на середину абстрактно-мозаичной керамики широкого пола – белые передники с ажурными кружевами...
     И вскоре под неяркой хрустальной люстрой декадентская троица на мягких антикварных стульях церемонно смаковала хмельные напитки и аппетитные закуски. И чуть серебрилась парчовая круглая скатерть с узорами и пышной бахромой... И русые подруги, кокетливо, но впопад каламбуря, щеголяли в чёрных коротких платьях с кисейными рукавами и без декольте...
     А хозяин бесхитростно витийствовал:
     - С Богом надо по-человечески обращаться, а не выпрашивать назойливо у Него пустячные вспоможения да мелкие ссуды... Внезапно у меня возникло понимание главной жизненной цели... Необходимо напрочь отказаться от кощунственных и зряшных попыток заморочить корыстным враньём Провидение и совесть!.. Наши души сотворил Всевышний исключительно для себя, однако мы, потешая собственное тщеславие, искалечили их в угоду суетной толпе и влиятельным негодяям... Я надеялся, что накануне смерти верну свою изначальную душу!.. Но мои усилия – напрасны... Свойства отродясь не улучшаются... И поэтому цинично предадимся оргиастическому и безудержному разгулу...
     И бойкие барышни мельком переглянулись и разом распустили длинные кудри...
     И вдруг Олеся спросила:
     - А вы не умрёте в объятиях наших?
     И он пугливо, но блаженно содрогнулся, а затем рассудил, что наслаждения неразрывно сочетаются с бессознательным страхом... Чрезмерные и частые услады непременно увеличивают безотчётную боязнь утратить их, а в нарастании ужаса можно найти череду диковинных удовольствий...
     И порочно-прельстительные служанки услышали сбивчивые, но занятные фразы: 
     - Окочурюсь ли в минуту эротической близости с вами?.. Даже сам теперь любопытствую!.. Но вашей карьере не повредит сенсационный курьёз... Полиция от вас отвяжется без докучных проволочек... согласно акту медицинской экспертизы о естественности фатального финала... И черкнёте подписи на протоколах... и задарма воспользуетесь ажиотажной рекламой... Глупышками вас не обзовёшь... А неприличная погибель всегда интригует косных мещан и нахальных репортёров... Заголовок на глянцевой обложке гламурного журнала: «Скандальное интервью развратному хроникёру давали вампирические и необузданно-сексуальные вакханки!». И сколь заманчивый сюжет для сериала или фильма!.. Экстренно продиктуете мемуарную книгу... с буйными фантазиями о распутном олигархе локального пошиба... и займётесь дележом гонорара...
     Марина учтиво намекнула:
     - Вы, небось, затеяли нас превратить в живые снасти для экзотического самоубийства... 
     И он проникновенно молвил:
     - Милые проказницы, возьмитесь!.. Мне порой доводилось за наихудшее браться, но я захирел невзначай... И мной потеряна воля к продлению земного житья. И похитила моё здоровье красивая, но кошмарная бездна... А лицемерие обрыдло мне, и снова рвусь крамолу отчебучить!.. И отчаянно кручинюсь... ибо уяснение подлинной сущности человека всегда означает грусть... – Богатый грешник замолк, а потом возбудился: – Незримое Божество экстатически ощущаю!.. И рабски млею... И мне печально внушает Иисусе, что смиренному покаянию требуется беззаветная неподдельность, а не фиглярство в соборе. Но лишь в извращениях и блуде искренен я... Обнажайтесь, изнеженные и ласковые озорницы...
     И начали служанки, не смущаясь, раздеваться, и замедленно-плавная грация их отражалась в настенных зеркалах... А нервозный Потоцкий, экзальтированно верил, что в его рассудке возникают беззвучные изречения Христа:
     «Себя не переменишь, а Бога не охмуришь... И непомерно сложно достичь безупречной простоты, поскольку мешают деньги, слава и власть. А врождённая любовь к себе растрачена беспутно... в притязаниях на зазорную мзду и льстивые хвалы... Глумливо-издевательская карикатура, а не обличье... Ориентируйся на собственное мнение... а чужие критерии отринь. И не домогайся приязни отребья... Если уповаешь только на себя, то полагаешься на Божественного Владыку... По силам облагородить повадки да манеры, но исправить личность не удастся... И показным юродством не облапошить Вседержителя... От усвоения оных истин зависит попадание в райские долы... И это смекнул убийца-счастливец...»
     И сиянием чувственных ангелов почудилась женская нагота... И он, ликуя, зажмурился, и его дыхание пресеклось насовсем... Аккуратные приятельницы оделись и по мобильному телефону вызвали медицинскую бригаду... и не позабыли они об эффектных фотографиях на память...

4

     Живописец и Клэр, одетые в летний траур из восточного шёлка, дружески разговаривали смурным вечером в её проветренной гостиной. И золотисто и тускло горела в дальнем углу напольная лампа с абажуром из витражных стёкол. Хозяйка удобно сидела на диване, а заботливый спутник расположился в ближнем кресле. И вполголоса оба похвалили деликатесное меню недавней и сытной трапезы на даче у хворого юриста... И вдруг собеседница, не смущаясь, призналась:
     - Я многое в людях поняла, и поэтому иногда боюсь. И уже не сомневаюсь, что бесполезный нотариус нынче умрёт... избавленный милостью Божьей от конвульсий и плотских страданий... Радуюсь за ревниво-фанатичного ухажёра... даже после его признания в прыткой оплате покушения на боярина-психиатра... Князь обучил меня... но зачем в хороших делах магические трюки?.. И нередко гадаю: а для чего применять ворожбу?.. И получила я в колдовской усадьбе и от суровых тренировок духовную силу, но любые таланты настырно принуждают свою телесную оболочку к употреблению их... поскольку реализовать потенциал необходимо. Иначе творческие способности зверски и врасплох отомстят за попрание Божественного дара... и дикая тоска измучит... А могущество алчет быстрей проявиться. И рискованные авантюры да экстремальные приключения манят меня... хотя успехи не длятся бесконечно... и существуют мистические лимиты побед...
     Посетитель ободрительно прервал её:
     - А личной гениальностью нельзя распорядиться... ведь холоп не командует господином... Но мастерства и, следственно, блаженства не достигнуть без добровольного рабства у собственной тяги к созиданию... Не сомневаюсь, что искони эфемерны кабала, свобода и власть! А своё положение в общественной иерархии каждый индивидуум определяет сам... Приметы не означают сущность... А рациональность зачинается абсурдом... Инфернальные тайны исподтишка управляют миром...
     И она мелодично произнесла:
     - Звучание твоих мудрёных изречений будоражит меня. И в них ощущается оккультная мощь старинных заклятий...
     Он участливо улыбнулся и тезисно сказал:
     - Стремление к абсолютной ясности преизрядно попортило разум... Лишь банальности не плодят возражений... А подспорье наития зря объявили мифом... Социум постепенно деградирует, ибо деспотичные профаны ретиво извращают в цинично-лженаучных декларациях логику да мораль, а банкиры-инвесторы финансируют неестественный разврат педерастов, которые нахраписто калечат детей... И тираны-охальники визгливо ржут в курортных резиденциях под неусыпной охраной караульщиков и наружных дозоров... А мой запальчивый гений раздражён...
     И она отзывчиво молвила:
     - Нарочитую скромность отбросим... ею гнушаюсь украдкой... А неточные и тарабарские термины вредят интеллекту... И тебе мешает – наедине со мной – амплуа непритязательного работяги... А выглядишь обольстительным титаном... и фаворитом Христа!.. Убеждена благочестиво, что тебя иногда посещает Иисус... в бесподобные минуты интимности нашей... И твоими устами порой изъясняется Бог...
     Она осеклась и смиренно потупилась, а художник молча воображал свои грядущие картины в залах мемориального музея на закатной заре с листопадом и шелестом приозёрного парка...
     Невеста вкрадчиво и нежно известила:
     - В тебе владыку рая чувствую медитативно...
     И мастер сладострастно содрогнулся... и восприятие его совершенно преобразилось... И он пытливо созерцал свои отражения в настенных зеркалах. И вдруг ему померещилась предалтарная икона с его серьёзным, но ласковым лицом...
     И Клэр умильно попросила:
     - Раздень меня.
     И потух неяркий торшер... и они упруго вскочили... а потом в тиши соприкоснулись...
     Их окутали тени и сумерки... Взаимное вожделение дурманило обоих... И бережно жених обнажал податливое и соблазнительно-лилейное тело...
     Но внезапно их обуяла невыразимая грусть... они постигли долю Всевышнего... и печальным оказался Его удел...
     Божеству пугливо и сокровенно завидуют... и, корыстно повинуясь религии, стремятся – бессознательно – Его унизить... И кощунством оскорбляют себя... Провидение таится в людях. Однако постоянно и назойливо доносятся молитвы, да нескончаемо раздаётся обиженно-подхалимский ропот... Но любой человек рождается с набором нужных качеств... и в зрелости прилежно и холуйски их угнетает, отвергая докучную свободу воли. А безусловное послушание господину или вождю надёжно защищает от прискорбных смятений. Но именно горести взращивают счастье...
     И стоя Пётр целовался и лихорадочно думал:
     «Почему избегаю ошибок?.. И каковы критерии дефектов? А если промашек вовсе не существует?.. Неужели космический Демиург допускает оплошности в деяниях своих?.. Исключено... И разве невозможно важные победы расценивать как фиаско, а сокрушительное поражение считать удачей и выгодой?.. Излишняя робость подобна веригам. А душа и рассудок не нуждаются в кандалах... Экзистенциальная диалектика и психоанализ – обманчивы... А фикции – повсюду...»
     И вскоре чета, изощрённо услаждаясь, вдруг поверила, что удостоилась она божественных свойств... И потихоньку откровенничали в тёмной опочивальне...

5

     А на румяной утренней заре они позабыли искренние фразы, сказанные ночью в постели:
     - Я мечтала... с ранней юности... о несметном богатстве, вселенской славе и беспредельной власти... И моей красой прельщались влиятельные мужчины, суля чертоги в экзотических оазисах... А фортуна-баловница пособила мне... И случилась наша мистическая любовь. И чувствую в тебе божественную сущность Христа... Понимаю, что мои надежды сродни кощунству. Но разве ты доселе не ощутил себя Спасителем душ?.. неужто Иисусом не казался себе... иногда?..
     - Пленился я совершенством, а значит, и Богом... И неограниченные возможности вечного Создателя вдруг захотелось мне обрести. И я, блуждая по захолустью, воображал себя искупителем людских согрешений. Воскресала таинственная печаль, даря чрезвычайную прозорливость... Я прилежно, хотя и украдкой всматривался в гримасы юдольных лиц и замечал бессознательную тоску по врождённой святости, которую вздорные земляне греховно утратили... Человечество транжирит Господнюю благость, а ехидные демоны-остряки, ликуя, балагурят и бесшабашно хохочут на корпоративных пиршествах в адском тереме. И не всегда респектабельна чёртова оргия...
     - Решилась я спросить... С какой наружностью мерещился тебе неугомонный и пронырливый Сатана? И пожелаешь ли зафиксировать на своей очередной картине обличье коварного кесаря беспардонной клеветы и ядовитого мрака?
     - Я готов тебе ответить... Да, планирую крупное изображение смазливого Дьявола. И уже оплачен холст... Нарисую заброшенную дорожку из увесистых булыжников и твою осеннюю прогулку в сопровождении мятежного ангела... У обоих – тёмные и скромные наряды. Эксклюзивная обувь. А густые волосы развеваются под вечерним ветром. И пёстрые листья слетают с приозёрных деревьев...
     - Восхищена донельзя темой... И грезится моя беседа с низвергнутым серафимом...  Умоляет о бесстыдных ласках. И завистливо хнычет о Христе... Хулит героическое распятие на Голгофе. И охаивает воскресение Божьего Сына... Но запальчиво возражаю на крамольные речи... И невольно жалею бунтаря... и прикасаюсь к его изящной деснице с багряными ногтями... 
     - Благодарен за интересную подробность о его маникюре...
     - Постигла я сейчас причину неизлечимой хворости барственного юриста... Потоцкий родился гениальным воротилой, но зиждительный адвокат преобразовался в маргинала-отщепенца. И от ревниво-завистливой готовности убить моего покровителя началась фатальная болезнь обаятельного, но теперь неадекватного шельмеца... Назидательная кончина...
     - Не заметил у тебя безутешной скорби...
     - Я кручинилась не шибко... Но приличия соблюдаю... неукоснительно... И похороню нотариуса по наивысшему разряду и с пышной панихидой... Я опасаюсь идеалов, поскольку они отвращают от реальности и манят к соблазнительным химерам. А явь преисполнена жестокости. И добро зачинается во зле...
     - Заинтригован твоими словами... Намеревалась ли отомстить матёрому правоведу за ликвидацию боярина-психиатра?..
     - Я размышляла о необходимости возмездия. Но философски отказалась от Божественных прерогатив... И я получила солидную выгоду от виртуозного умерщвления аристократа. И, значит, я осудить палача недостойна... Укоряешь ли меня, избранник, за расчётливую пассивность?
     - Лживым не буду с тобой. И не стремлюсь тебя разгадать. Бесплодными окажутся попытки... Останься неизъяснимой!.. Иррациональность Провидения зачастую морочит меня. А судьба обязательно истребует оброк... Но разве готовы мы уплачивать настоящую цену?
     - А я согласна смиренно загладить гордыню, однако строптиво сберегу её, покаявшись... Но и безропотная кротость нередко нравится мне... И рабски покоряюсь изощрённой прихоти твоей...
     И наслаждения длились в ароматной мгле...

6

     А потом богатому юристу Потоцкому законно унаследовал его пригожий, но хрупкий племянник, служивший ранее по договору найма в успешной адвокатской конторе на востоке Сибири...
     А погребали вельможного нотариуса в нежаркий, хотя и солнечный день... Артисты, коммерсанты, зеваки и местные сановники-администраторы шушукались и пристойно скорбели. И пахучей грудой возлежали около дубовой и тёмной домовины траурные венки с ритуальными лентами... А в церкви на отпевании холёного праха усердно крестились и шёпотом хвалили басистого дьякона и хор... И не фальшивил на старинном кладбище камерный оркестр, играя минорные мелодии реквиема и мессы... А на прощальной церемонии подле массивного гроба и раскидистых берёз Мария Андреевна Стрелецкая невольно задумалась о невестке и сыне:
     «Постараюсь тактичной и доброй свекровью быстро зарекомендовать себя. И впредь обойдусь без чепуховых протестов и семейных свар... Моему ненаглядному мальчику изрядно повезло с женой. И не сомневаюсь отныне, что сумеет она удачно реализовать последующие творения славного мужа... и за его шедевры огрести максимальные барыши... И напишет она феноменальный роман... И она родит здоровых детей...»
     И зазвучали горестные аккорды... И прервались негромкие сплетни. И началось исполнение томной и ритмичной кантилены... Дебелая и важная чиновница, мечтая о разговении, всхлипнула...
     А доктор Липский насупленно рассматривал мёртвое лицо... и сейчас Владимир Лукич кручинился непритворно. Практичному медику внезапно захотелось бескорыстной любви... и нервически... и молча он рассуждал:
     «Меня вовеки не покинет истинная любовь... а я покалечил её... И мстит она теперь... из моего подсознания... исподволь... И она, – изувеченная, – казнила плоть циничного каверзника. И мощная харизма не помогла импозантному разбойнику... А мою любовь, заражённую жадностью, необходимо срочно излечить... готовностью к жертве и гибели. И я не прочь истлеть в угоду России... А законник – даже накануне смерти – не исцелил свою способность к любви...»
     И врачу почудилась незримая близость Христа, и листва зашелестела от дуновения свежего ветра...
     И художник, чувствуя таинственное блаженство, созерцал неподвижные очертания отца... А Клэр, избавляясь от погостного уныния, прикоснулась к левому локтю своего избранника... И она размышляла:
     «Новым родичам не буду обузой... А после свадьбы займусь литературой... и собственные книги напечатаю... и щедрые гонорары получу... И в придачу создам картинную галерею... И бескомпромиссно вмешаюсь в подспудную, но роковую борьбу элиты русофилов за правдивую историю славян... Покровитель-князь идеально учил меня... И не посрамлю покойного наставника... И не устрашусь...» 
     И печальная музыка смолкла...

Конец

Николай Серый (с 30 декабря 2017 года по 20 сентября 2022 года)