Ф. Дарси, Джентльмен. Часть 3, Глава 5

Памела Эйдан. ФИЦУИЛЬЯМ ДАРСИ, ДЖЕНТЛЬМЕН

Часть 3. ВЕРА, НАДЕЖДА, ЛЮБОВЬ

Pamela Aidan. Fitzwilliam Darcy, Gentleman: These Three Remains

Перевод: Горяинова Елена



Глава 5

И ЧЕСТЬ ТВОЮ НЕ ОПОРОЧУ ТЕНЬЮ

When thou shalt be disposed to set me light,
And place my merit in the eye of scorn,
Upon thy side against myself I'll fight,
And prove thee virtuous, though thou art forsworn.
...Such is my love, to thee I so belong,
That for they right myself will bear all wrong.


Когда захочешь, охладев ко мне,
Предать меня насмешке и презренью,
Я на твоей останусь стороне
И честь твою не опорочу тенью.
…Готов я жертвой быть неправоты,
Чтоб только правой оказалась ты.

У. Шекспир, сонет 88.




С того самого момента, как они покинули «Лису и Селезня», Дарси поневоле должен был положиться на Дая в том, что в один прекрасный миг он окажется дома и в руках, если не на руках, заботливого Флетчера. И нет сомнений, что с наступлением утра все муки совести и сожалений неизбежно примутся терзать его душу.

На верхней площадке Брум прислонил его к дверям, подпирая друга плечом для вящей устойчивости и дёрнул ручку входной двери.

– Закрыто! – прошептал он, – чего и следовало ожидать! У тебя есть ключ?

Дарси отрицательно помотал головой. Вздохнув, Брум порылся в карманах. Торжествующее «Ага!» возвестило, что искомое найдено, и Дай занялся замком. Через минуту двери Эреуил-Хауса приоткрылись. Дарси озадачено взирал на это чудо.

– Как тебе это удалось?

– Практика, – отвечал Дай. – Позже поговорим, когда ты будешь трезвее. А теперь надо проникнуть внутрь и подняться в твою спальню, не переполошив всю прислугу.

Дарси неуверенно перенёс своё тело через порог. Ещё одно усилие - и они внутри, замерев в тишине пустого холла, словно нашкодившие школьники.

– Всё чисто! Какая удача! Ну, давай, старина, мы почти на месте. – К счастью, Дай прекрасно знал дом, иначе... Да, они на месте, он бесшумно повернул ручку... И увидел свет.

– Там свеча, Фиц! – предупредил он, но Дарси уже отпрянул от света, прикрывая глаза.

– Что такое, Дай?

– Пожалуй, у нас небольшое осложнение. Доброе утро, мисс Дарси.

– Джорджиана! – Дарси сразу же в ужасе распахнул глаза.

– Фицуильям! – Воскликнула она, едва не уронив тяжёлый канделябр. – Милорд, он ранен? – она бросилась к брату. – Сюда посадим, в кресло! Или ему лучше лечь, милорд?

– Да, пожалуйста, – со вздохом сказал Дарси. Боже, в каком виде он явился перед сестрой!

– В кресло, я думаю, мисс Дарси, – решил Брум. – Слуга уложит его в постель.

Дай развернул Дарси в направлении кресла, рядом с которым Джорджиана с тревогой следила за их перемещениями, и, наконец, стараясь не уронить тело и достоинство бедняги окончательно, не без труда переместил её любимого брата в кресло.

– Так он ранен, милорд? Не позвать ли хирурга? – она помедлила... – Так он ведь…! Не может быть…! – Она потрясённо взглянула на Брума, надеясь, что он поправит её.

– Боюсь, вы правы, мисс Дарси, – мягко сказал Брум. – Умоляю вас о снисхождении, на какое вы только способны. Вашему брату здорово досталось в последнее время, но не думаю, что нечто подобное ему захочется когда-нибудь повторить.

Джорджиана сжала руки брата, уже улыбаясь ему сочувственно.

– Я понимаю, милорд, возможно даже лучше, чем вам это представляется.

– Что же, – вздохнул Брум, отступая прочь, – тогда я разбужу Флетчера, он прекрасно знает, что надо делать. Позволите навестить вас сегодня вечером? – повернулся он к Дарси.

– Конечно можешь, когда тебе угодно, Дай…

– Я должен тебе рассказать то, для чего пока не нашлось подходящего момента. До вечера. Мисс Дарси, Фиц, – поклонился он, удаляясь.

– Что значит настоящий друг, – пробормотал в закрывшуюся дверь Дарси.

– Да, именно. Конечно, он заслуживает лишь благодарности, я знаю, но… – она растерянно запнулась. – Ты ничего не хочешь мне сказать?

– А-э-кх-м! – раздалось из-за дверей гардеробной, и спустя в аккурат десять секунд Флетчер осторожно заглянул в комнату.

– Позже, пока я ни на что не годен, как всякий, кто искал утешение на дне бутылки. Отправляйся спать, дорогая, мне поможет Флетчер.

Она нежно поцеловала его в щеку и ушла к себе.

– Сэр! Держитесь, сэр! – слуга всунул ему в руки стакан с какой-то гадостью. – Выпейте это, мистер Дарси! Скоро желудок успокоится, голова прояснится, и вы сможете заснуть, сэр.

– Или разом покончим с моими мучениями навсегда. Какая гадость! Где ты это взял?

– Этот отвар одобряет сам принц. Но конечно, я не сравниваю! – опомнился Флетчер

– Надеюсь, что нет.

Дарси понюхал стакан и отпрянул в ужасе. «И поделом тебе, выпей эту гадость».

– Молодцом, сэр, – забрав стакан, Флетчер стащил с него одежду, и уложил на подушки. Потом укрыл его нетрезвое тело одеялами.

– Спасибо тебе, Флетчер, – выдохнул Дарси, не открывая глаз. – И Флетчер!

– Да, сэр?

– Отправь полкроны к «Лисе и Селезню».

– Будет сделано, сэр. Спокойной ночи, сэр.

Дарси ещё слышал, как закрылась дверь, затем провалился в спасительный сон без сновидений - пожалуй, впервые за последние недели.






Головная боль наутро оказалась вполне сносной. Но всё же он решил выпить оставленные Флетчером порошки. Высыпал их в стакан с водой, залпом опрокинув в себя содержимое, откинулся на подушки.

Он всегда старался следовать законами общества. Сменив отца, пытался стать таким, как он - безупречным джентльменом во всех отношениях: как землевладелец, хозяин, друг и брат. Был честен в бизнесе, внимателен и заботлив с близкими. Но оказалось, он был всего лишь заложником обычаев и моральных норм общества. Его мир ограничивался рамками семьи; именно для этого мирка он был воспитан. Подобно шахматисту, которому нет дела до кипения жизни за пределами шахматной доски, он всецело подчинил свою жизнь своду правил и предписаний своего класса… пока не встретил Элизабет.

Как мог он предугадать, что в том Хартфордширском городке ему суждено будет встретить свою Еву, и что разложение уютного его мирка уже началось? А закончилось оно в логове политических интриг, залитых бутылкой бренди в неказистом кабаке. Он покраснел от стыда, вспомнив прошлый вечер. Хвала Создателю, что существует Брум! Да, всё могло бы кончиться гораздо хуже, что нисколько не умаляло стыда и отвращения к самому себе.

Пора вставать, встречать последствия вчерашнего позора. Что, интересно, осталось от уважения сестры при виде пьяного в стельку брата? С каким лицом лишившийся ореола безупречности брат должен исполнять обязанности опекуна младшей сестры? И как он может доверять даже самому себе? Что же, как минимум, он наконец-то выспался.

Уже три часа, и дело к вечеру, то есть исторический разговор с Даём не за горами. Дарси не терпелось узнать, как Дай объяснит все его странности и превращения после Университета. Но ещё были его вчерашние полупьяные признания... А в чем именно он признался? Он попытался вспомнить события в «Лисе и Селезне».

– Думаю, лучше выкладывай всё, – сказал Дай, излучая море сострадания

И постепенно он разговорился, выложив начистоту несчастливую свою историю: первый интерес, осторожные опасения, нарастающее очарование, желание и, наконец, любовь.

– Господи Боже, Фиц, зная тебя, друг мой, можно поручиться, что твоя Элизабет необыкновенная девушка, если смогла так очаровать твою душу!

– Она вовсе не моя Элизабет, но ты прав, – вздохнул он, – она действительно необыкновенная девушка.

– Конечно. Прости ради Бога, но мне показалось, ты всё же сделал ей предложение.

– Да, – подтвердил он. – После того, как я велел себе её забыть, мы столкнулись в Кенте. Её подруга недавно вышла замуж за пастора моей тётки, и Элизабет приехала погостить к ней, не зная о моем скором визите. Теперь представь, в каком шоке я был, обнаружив её почти рядом, к тому времени уже почти постоянной гостьей Розингса.

– В шоке! В панике, я бы сказал! Влюбиться вопреки всем своим принципам, героическими усилиями выбросить её из головы - и вот на тебе: она здесь! – Брум покачал головой

– Избегать почти ежедневных встреч с ней было невозможно, – продолжал Дарси, – ведь тётя жить не может без восхищённых слушателей. Да попросту, это было свыше моих сил.

Некоторое время они молчали. Вовсе не от неловкости. Дай погрузился в какие-то свои размышления. Потом велел служанке принести крепкого кофе и две чашки, снова сел.

– А потом?

– Потом, – глубоко вздохнул Дарси, – после череды бессонных ночей в бесплодных спорах с самим собой о последствиями такого шага для меня, для Джорджианы, я просто сдался. Я не мог представить себе свою жизнь и будущее без неё. Без «частички души моей», коли уж мы цитируем Милтона [ Джон Милтон, «Потерянный рай» (John Milton /Paradise Lost), Книга 7, ст. 487-488]. Я стал ухаживать за ней. По крайней мере, мне так казалось. В то время я воспринимал её сдержанность по отношению ко мне как скромность и некоторый респект к разнице в наших ситуациях; но оказалось, я совершенно ошибался, – горько усмехнулся он. – Как ты понял, я решил просить её руки; но пока не представлял, как. Но однажды, узнав, что она осталась одна в доме пастора; я пошёл к ней.

Хозяин принёс им кофе и бросил на Дая вопросительный взгляд. Дай устало усмехнулся.

– Я закрою за тебя, – он жестом велел ему убираться прочь, налил обоим по чашке кофе.

– Ты пошёл к ней, – напомнил Дай.

– Она мне отказала, – просто ответил он.

– Не может быть, чтобы это было всё! – воскликнул Дай.

– Конечно, не всё, – горько продолжил он, – Я признался ей в любви; но ещё в том, каких усилий стоило мне преодоление всех сомнений и препятствий, чтобы предстать перед ней.

– Немалых усилий, – медленно повторил Дай. – Извини, то есть, ты объяснил ей, почему тебе не следовало бы делать ей предложение? Воистину, это и есть истинно дарсевский подход к делу, не так ли? Зачем церемониться с какой-то там женской чувствительностью? – Он не скрывал своего сарказма. – Да, сам Дарси у её ног, и потому совершенно необходимо указать ей, какая редкая удача привалила ей; хотя и совершенно незаслуженно! Только ты у нас способен предложение руки и сердца превратить трактат об убожестве невесты! Но, умоляю, просвети, что именно вынуждало тебя так отбиваться?

– Наверное… честь… гордость - называй это как хочешь! – сердито огрызнулся он.

– Охотно верю, что нечто в этом роде, но тебе виднее. Но что же она ответила?

Он поколебался немного, придавленный язвительностью Дая, однако отказаться от соблазна облегчить душу уже не мог. И он продолжал.

– Она сидела тихо, с краской на её щеках, не поднимая глаз, и не отвечая ни слова. Я никак не ожидал молчания. Может, она не поверила мне? Я разъяснил ей, что это результат серьёзного анализа наших крайне различных жизненных ситуаций.

Присвистнув задумчиво, Брум сокрушённо покачал головой.

– Да, вряд ли есть в Англии другая женщина, которая откажется от чести стать хозяйкой Пемберли, с какой бы надменностью ей не сделали предложение! Ей только руку протянуть, однако, она молчит! Невероятно! – Дай помолчал. – Значит, она была крайне оскорблена?

– Более чем. Оскорблена и оскорбительна в ответ. Оказалось, что Уикэм постарался очернить меня ещё много месяцев назад, и потом…

– Уикэм? Сын управляющего твоего отца? – удивился Дай. – Спустя столько лет, и в Хартфордшире! В красном мундире… конечно же. В ополчении, не так ли? – Дарси кивнул.

– Потом она обвинила меня в истории с Бингли и её сестрой.

– А, так вот где оно аукнулось! Неподобающая мисс, против чар которой потребовалось моё содействие у леди Мельбурн - и есть сестра твоей Элизабет? – Брум уже не смеялся. – То есть ты разрушил счастье её сестры.

– Так и есть, при непосредственной помощи сестёр самого Бингли. Они не желают подобных родственников, и я не мог не согласиться с этим… тогда.

– Плохо, что она узнала о твоём участии в этом деле. Это и похоронило твои надежды?

– Это? Вряд ли! – воскликнул он, – Она выложила мне всё, что думала обо мне с первой же встречи - я само воплощение высокомерия и надменности. И затем, вполне естественно, бессердечный монстр, губитель достойнейших мужей и надежд безупречных дев.

– Какая антипатия! И ты ничего не подозревал? – спросил Дай.

– Нет; ну разве я не дурак! – он усмехнулся. – Первейший болван на всем белом свете!

– Да, да… – вздохнул Брум. – Думаю, на сегодня хватит. Тебе пора домой, и мне пора домой. – Трудно было с ним не согласиться.

Дарси едва дождался, пока Дай закрывал заведение.

– Куды эт вас? – крикнул возница. – А накинуть надо, коль очищать за дружком придётся!

– Давай на Гровнор-Сквер, – крикнул Дай, пилотируя друга от ступенек до сиденья кэба. – И поаккуратней у меня на поворотах - тогда получишь двойную плату!






Костюм идеален, обувь сияет, подбородок выбрит - всё на высшем уровне, и всё это обман. Наложенное на скверное физическое состояние и заторможенность мысли, погружало происходящее вокруг него в некую нереальную атмосферу. Радоваться нечему.

– Мистер Дарси? Не желаете ли ещё чего-нибудь?

– Всего лишь вернуться на двадцать четыре часа назад и последовать твоему совету.

Вспыхнув от такой лестной фразы, слуга скромно потупился.

– Могу ли я в таком виде показаться мисс Дарси?

– Несомненно, сэр, – Флетчер поклонился.

В спальне его встретил скучающий Трафальгар. Хотя открыть дверь в гардеробную этому умельцу не составило бы труда, пёс проникся к слуге хозяина похвально разумным уважением. Поэтому он терпеливо за дверью ожидал появления хозяина.

– Нет, не сегодня, Чудище! – Пришлось его разочаровать. – Меня ждёт мисс Дарси…

Сердито рявкнув, он открыл носом дверь. Он умудрился разочаровать даже своего пса!

Дарси вышел следом, казалось, весь Эреуил-Хаус погрузился в странное оцепенение. На звук его шагов поспешил Уитчер, готовый отчитать нарушителя тишины.

– О! Вы, сэр! Я прошу прощения, сэр! Мистер Дарси, сэр, лорд Брум был с визитом и оставил свою карточку с запиской для вас. Она на вашем письменном столе, сэр.

– Когда он приходил? – удивлённо спросил он. Неужто пришёл и тотчас же ушёл?

– В два часа, сэр. Он минут десять поговорил с мисс Дарси, сэр.

– Благодарю, Уитчер. Принесите в мой кабинет кофе, будьте так любезны.

– Очень хорошо, сэр.

В кабинете он забрал с подноса элегантную карточку, опустился в кресло и прочёл:

«Фиц,
Буду у вас сегодня позднее, потому что имею честь быть приглашённым мисс Дарси на ужин! Очень советую тебе провести этот день дома. И поверь мне, твоя сестра способна понять и принять правду. Она тоже исключительная молодая женщина!
Дай»

«Исключительная молодая женщина»! Вчера в пабе он явно выложил всё, как на духу. Нечего и сомневаться, Дай вытянул из него всё, что хотел. Тогда это было огромным облегчением; но теперь он начинал вспоминать явное несоответствие его представлений о тех событиях – и реакции друга на его рассказ.

...Истинно дарсевский подход к делу...Трактат об убожестве невесты из предложения руки и сердца... Неужели так могло быть? Было. И не только.

Только теперь очевидно, что вызвало её вспышку гнева, собственно когда предложение уже было отвергнуто. Он пренебрежительно высказался о положении её семьи. Он рассуждал только о себе и своей семье, об их значимости и её «несоответствии», да ещё пытаясь оправдать свою наглость отвращением к притворству вообще! Он глубоко оскорбил женщину, объясняя ей, что это совершенно естественно и искренне! И сейчас, сквозь плотно сжатые веки он видел, каким гневом сверкали её глаза..

Он считался лишь своими желаниями, словно их склонности обязаны совпадать; не задумываясь над тем, желанен ли он ей, он полагался на своё положение и богатство. Он обращался с ней с непростительным высокомерием и чёрствостью. Почему же? Почему так получилось? ...Умоляю, просвети меня... издевался над ним Дай, ...что именно вынуждало тебя так отбиваться?... Откуда в нём привычка смотреть свысока на остальной мир? Элизабет сразу раскусила его, как впрочем, и умница Дай. Называя вещи своими именами - это гордость и высокомерие, классовое самодовольство и презрение к чувствам других.

Жестокая истина молотком стучала в висках. Гордость руководила им от начала и до конца! Что вообще в его жизни нельзя приписать повелениям его гордости? Его взгляд упал на портрет Джорджианы. Фальшивое правдоподобие - но не правда. ...Я надеялся, что когда-нибудь я буду достоин этого изображения... ответил он сестре, но убийственная оценка, выставленная ему Элизабет, обнулила его успехи на пути к этой цели.

...Если бы вы вели себя, как подобает джентльмену… Погрузившись в себя, он с ужасом признавал, что его путь к прекрасной цели был порочен с самого начала. ...Гордость не порок... надменно поучал он Элизабет, ....если хватает ума держать её под контролем... Но она же объясняет и всё остальное: его отчуждённость и репутацию в обществе, всепоглощающую ненависть к Уикэму, тягу к Силвэни, вмешательство в дела сердечные Бингли, и его борьбу с любовью к одной юной леди, увы, не столь высокого положения.






Когда Дарси наконец появился в малой гостиной, он обнаружил сестру свернувшейся калачиком на диване с книгой в руке, рядом с остывшим чаем.

– Фицуильям! – воскликнула она, – Извини, чай уже остыл. Желаешь ли свежего?

– Нет, благодарю, Уитчер принесёт кофе. Но сначала я хочу кое-что сказать тебе.

– Да, брат? – Джорджиана с серьёзным видом уселась прямее.

– Моя дорогая девочка, обо всем, что имеет отношение к тебе, ты должна знать. И я могу только просить у тебя прощения, потому что мне нечем оправдаться перед тобой.

– Дорогой братец, – прошептала она, – охотно, и от всего сердца!

– Так легко! – он закусил губу, – и никакого мне наказания?

– Нет, милосердие не требует кары. Я просто расскажу тебе одну историю. Ты не против?

– Я весь внимание, дорогая, но пока не обещаю большего.

Принесли кофе. Наполнив чашки, они устроились поудобнее на диване.

– Ну-с, теперь давай твою историю, только потом уж будь добра выслушать мою исповедь во всех моих бедах и грехопадениях, в том числе и этой ночью. Ты согласна?

– Да, с радостью, – она кивнула и ласково взяла его под руку, а он опустил её головку себе на плечо. Она глубоко вздохнула, прежде чем начать свою историю.

– Жила-была однажды глупая девчонка, которая, если бы не Господь милостивый, могла бы погубить и свою семью, и обожаемого старшего брата, полностью доверившись однажды одному бесстыдному подлецу…






Трудно сказать, как выдержал Дарси её повествование. Безнравственное совращение Уикэмом невинной девочки, дочери своего благодетеля, при поощрении её компаньонки миссис Янг, жгло нестерпимым огнём его душу и совесть. Рассказ о том, как она уступила ему и согласилась на побег, дослушать он был не в состоянии.

– Нет, Джорджиана, моя девочка! Это я во всем виноват! Как ты одна могла противостоять ему, если я покинул тебя в самую нужную минуту! Я должен был быть с тобой, всегда и всюду. Я пренебрегал своими обязанностями, общением с тобой - ради ерунды! Мне остаётся лишь молить о прощении тебя и Всевышнего.

– Нет, Фицуильям, мне следовало знать, что хорошо и что плохо, и блюсти свой долг перед семьёй! Мне не хватило силы духа, чтобы отвергнуть его притязания. Он сыграл на моих романтических мечтаниях, это так; но более всего он льстил моему тщеславию. Я привыкла думать о себе только хорошо. И мне не представлялось случая испытать, чего же я стою на самом деле. Оказалось, что в критической ситуации я беспомощна и бесполезна. Это самый серьёзный урок в моей жизни. Так что ты не должен винить только себя.

Дарси обеспокоено посмотрел на неё. Он получил прощение непростительно легко.

– Я недопустимо эгоистичен, Джорджиана!

– Фицуильям! Я прекрасно знаю, что ты эгоист! – воскликнула она, рассмеявшись его изумлению, – Конечно, ты наилучший из братьев, но с остальными ты сначала думаешь о себе. Ой, прости, но я могу подумать, что это гордость велит тебе исповедоваться!

– Что же, э-м-м, спасибо и на этом. Очень милосердно с твоей стороны.

– Нет, не очень, потому что теперь твоя очередь. Ведь ты обещал мне.

Его очередь. С чего же начать? Он вскочил, заходив по комнате.

– Знаешь, тогда я опять прошу у тебя прощения. Ведь я настолько погрузился в свои переживания, что остальных просто не замечал. Лишнее свидетельство моего себялюбия.

– Ты прощён, Фицуильям. Расскажи мне, что случилось.

– Ты помнишь моё письмо об одной молодой леди? Мы говорили о ней на Рождество.

– Да, мисс Элизабет Беннет.

– Верно... Когда в Розингсе мы встретились, я убедился, что меня влекло к ней всё неудержимее, и наконец я понял, что не могу жить без неё. Я стал ухаживать за ней, но из-за неопределённости моего поведения она даже не подозревала о чести быть моей избранницей. Когда же я наконец явился к ней с предложением руки и сердца, она отвергла меня со всей холодной категоричностью.

– Она отвергла тебя! Это невозможно представить! Это ошибка, какое-то непонимание.

– Ошибкой было моё вмешательство в отношения между Чарльзом и её сестрой. Именно тем утром Элизабет узнала о моей роли в разрыве отношений Бингли с её сестрой. А непонимание… – Рассказывать ли ей об Уикэме? – Непонимание было следствием злобных слухов, распускаемым обо мне, которым ей не было причин не верить, после моего пренебрежительного обращения с ней при наших первых встречах.

– Но разве ты не объяснился с ней? – вмешалась Джорджиана.

– Мне жаль, но - нет. Я был так оскорблён её отказом, что, боюсь, лишь всё усугубил. О том, что мы высказали тогда друг другу в лицо, я буду сожалеть всю жизнь. Позже, в письме, я постарался объяснить ей своё вмешательство в жизнь её сестры, но такими словами, что вряд ли она сможет простить меня. Правда, надеюсь, я сумел оправдаться в другом недопонимании между нами, но вряд ли этого достаточно. Она ясно дала понять, что обо мне думает. Она не любит меня, и не думаю, что когда-нибудь сможет полюбить

– Дорогой брат! – проговорила она с такой жалостью, какой они не ожидал.

– Меня вывело из себя крушение моих надежд. Я винил всех и вся, но только не себя. Как ты говоришь, мы привыкли к высокому мнению о себе, пожалуй, даже слишком. А дома я целиком погрузился в мысленные самоистязания, забыв о тех, кого был рядом. Прошлой ночью и вовсе, вопреки здравым советам, я оказался в сомнительной компании только потому, что некто ловко польстил моему самомнению. Лишь благодаря вмешательству лорда Брума мне удалось выпутаться благополучно, а отблагодарил я его тем, что свински напился в кабаке. Самомнение и гордыня - причина моего глупейшего поведения. Остаётся лишь стыдиться того, что я так и не стал тем, кем хотел стать ради памяти об отце.

– Братец! – еле выговорила она. – Я догадывалась, что твоя раздражительность и нелюдимость должна иметь какую-то причину, но такое! Мы привыкли считать себя баловнями судьбы, а оказались не способны принять её уроки.

– Ты только крепче стала от ударов судьбы, мне же остаётся лишь смириться с ней.

– Я знаю. Но нельзя страдать в одиночестве. Прошу, не уходи в себя, Фицуильям!






Остаток дня Дарси провёл в кабинете, разбираясь с делами. Трафальгар, кажется, тоже простил хозяина, устроившись на обычном месте у стола. Слуги занимались привычными хлопотами, доносился шорох торопливых шагов, стук дверей, позвякивание посуды и негромкие приказы; нормальная привычная суета перед ужином.

Не раз в кабинете его взгляд падал на портрет сестры; рассмотрев её изображение новыми глазами, он понял, что она была абсолютно права. Лоренс не смог понять её. Это прекрасная работа, но истина заключалась в том, что душу его сестры художник передать не смог. Нет, он не станет настаивать на официальном мероприятии. Пусть желающие приходят посмотреть на портрет, а потом он отправится в Пемберли.

На стук в дверь он обернулся. В дверях появился улыбающийся Уитчер.

– Извините, мистер Дарси, к вам пришёл лорд Брум, сэр.

– Лорд Брум... И чему обязан? Мы ожидали тебя не ранее, чем через час.

– Я желал убедиться, что с тобой в порядке, старина! Давненько ты так не напивался.

– Тогда можешь судить сам! Вот он я!

– И как ты себя чувствуешь, позволь полюбопытствовать?

– Не так уж плохо. Только вот намерен воздержаться от алкоголя на время,

– Ты всё объяснил мисс Дарси, надеюсь? – и он подошёл к книгам.

– Да, да, конечно.

– В подробностях? – бросил он через плечо, изучая названия.

– Нет, лишь то, что я связался с сомнительной компанией, а ты помог мне из этого выкрутиться. И о Хартфордшире, а потом… потом о Кенте.

– А, значит, она знает о твоей даме, и остальное тоже. Что же она сказала?

– Я прощён, – ответил он просто.

– Что же, она поступила так, как и следовало, не так ли? Будучи настолько религиозной.

– Я уверен, прощение было совершенно искренне, и от всего сердца.

– Понятно, очень удобная философия. Делает жизнь намного проще, правда?

– Спасибо за лекцию об искренности. Да, а твои загадки? Знаешь, твою маску безмозглого придурка поверх лучших мозгов университета я уже не в состоянии выносить! Это твоя правдивость, мой верный друг? А у Монмаута прошлой ночью? Корчит из себя лакея, закрывает кабак за хозяина... А моя дверь? – Вспомнил он, – Я был пьян, но я помню!

– А я надеялся, что ты забудешь! Но я обещал тебе объяснение; так что нечто в этом роде ты получишь. У меня есть причины для объяснения, и потому ради нашей дружбы я расскажу то, что смогу. Хотя и это не так просто.

– Удивил, есть причины. Это уже тянется семь лет, приятель! Давай, ради всего святого!

– Это началось где-то на последнем году учёбы, – Дай отошёл к окну, уставившись вниз на улицу. – Мы участвовали в математическом конкурсе, ты помнишь?

– Да, – ответит тот, – ты не появлялся по нескольку дней, пока работал над статьями.

– Да, но в сущности, я этим мало занимался. Я даже не в Кембридже был, а в Лондоне. Однажды ко мне пришли некие люди и увели меня некую встречу, отказаться от которой было нельзя. Оказалось, что мой метод применения математики в лингвистике был замечен, и от меня требовалось использовать его на шифровках, перехваченных в Англии. Конечно, кровь взыграла, и я сразу согласился! Но это не вся правда. Я усмотрел в этом своего рода средство расквитаться с личными демонами. Я тебе никогда не рассказывал об отце, Дарси. Тебя никогда не интересовало, почему?

– Конечно, – он удивился, но был заинтригован, – более чем странно, что ты предпочёл стать Брумом вместо Уэстмарча, но ты же не допускал вопросов о твоей семье.

– Ладно, называй это семьёй! Мой отец, граф Уэстмарч, считался замечательным человеком; и я не исключаю, что когда-то так и было. Я же могу говорить о его талантах в издевательствах над моей матерью и мной. Прибавь к этому бешеный нрав, привычку пускать в дело плётку по любому случаю, плюс страсть к азартным играм. Состояние моей матери испарилось очень быстро, так что, когда я родился, он уже предпочёл пастись на более плодородных пастбищах.

– Господи Боже, Дай! – Тот лишь пожал плечами.

– Но это обычное дело в наших кругах, Фиц. Понимаешь, почему я фактически жил летом в Пемберли? Хотя граф умер уже, я мечтал узнать, что это такое - настоящая семья. Твой отец стал просто откровением для меня, Фиц! Я счастлив тем, что узнал твоего отца, и признаюсь, для меня он всегда будет идеалом отца и мужа.

Дарси просто кивнул в ответ на это, оба глядели куда-то вдаль.

– Извини за это отступление, – продолжил Брум. – После смерти её доход от семейных капиталов отошёл ко мне, и мои дядюшки позаботились о том, чтобы он не смог запустить туда руку. И тогда ему осталось только интриговать.

– Интриговать? – нахмурился Дарси. – с кем же?

– Со всеми, кто мог платить: французами, ирландцами, пруссаками, даже с берберскими пиратами. И Уэстмарч-Кастл превратился в убежище для всех, кто прячется от властей.

– Измена!

– Да, именно, просто из-за денег. Когда же его припёрли к стенке, он успел пустить себе пулю в лоб, избавив МВД от скандала, поэтому дело охотно замяли. Случайный выстрел при чистке ружья, что-то в этом роде. Как можешь понять, для меня это предложение стало шансом реабилитировать наше честное имя. К тому же очень увлекательной задачкой! Просочиться в мозги противника, раскусить его хитрости - это невероятно возбуждает. Так что под конец учёбы я разрывался между диссертацией и работой на МВД.

– И ещё умудрился получить несколько призов!

– За что ты меня так и не смог простить, а? – Брум ехидно улыбнулся.

– Вовсе нет! – возразил он, – но теперь я об этом нисколько не жалею. Но всё это ещё не объясняет твою склонность к маскарадам за все прошлые семь лет.

– Ага, но сцена для шута уже проглядывается, верно? Из шифровок скоро стало ясным, что их источник надо искать в кругах британского высшего общества. Когда наполеоновские войска сосредоточились в Булони в 1804-м, в МИДе началась паника. Планы прибрежных фортификационных сооружений Пита были ясно изложены в адресованном в Голландию пакете. Я видел это своими глазами, когда расшифровывал записку.

– Прекрасно, Дай, но ведь кто-то занимался этим?

– Именно. И как их вычислить? Наверняка это очень умные и могущественные люди, может из самого правительства! Внедрение туда агента бесполезно, потому здесь нужен…

– Один из них! – прозревший Дарси с изумлением смотрел на друга. – Кто будет принят без вопросов, кто не уступит им по уму и хитрости. Дай, так ты был шпионом? Всё это время!

– Это так. Поразительно, как легко все поверили в это. За родину и корону, понимаешь!

– Но ты поймал их? – в нетерпении спросил Дарси. Невероятно! Его друг шпион!

– Конечно поймал, – процедил Брум. – Но я не имею права называть имён. Ими потихоньку занялись совсем другие люди. Клянусь, Фиц, лучше не знать, что болтает наша знать, не обращая внимания на шутов.

– Или на слуг.

– Да, если нет другого способа, как в том случае, с фанатиками леди Монмаут. Налей мне бокал, старина. От исповеди сохнет горло; пожалуй, стоило последовать твоему примеру.

– То есть надо было прежде напиться, хочешь сказать? – проворчал Дарси, – Не советую. Вдруг сболтнёшь что-нибудь лишнее. – Он подошёл к шкафу. – Вино, или бренди?

– Вино! Мы ужинаем с твоей сестрой сегодня. – Дарси налил ему бокал и убрал бутылку.

– А как насчёт твоей дружбы с трактирщиком и волшебных талантов открывать замки?

– Необходимые навыки в моем деле, Фиц. Тут нет предела совершенству. Случается проходить сквозь огонь, воду и медные трубы, а не только сквозь закрытые двери, подворотни и сточные канавы.Ты не поверишь, какие ужасы таятся в нашем изумительном городе. Впрочем, воняет это дело одинаково. И я даже стал волноваться за тебя.

– За меня? – Дарси поражённо уставился на него.

– О, не в смысле измены! Но меня беспокоили те, с кем ты связался. Сейр и Тренхолм всегда были мерзавцами, и они тебе не пара! Была опасность, что ты попадёшь в лапы леди Силвэни - тогда она стала ещё опаснее. А после Кента я просто не знал, что о тебе и думать. Поэтому, когда ты решил идти к Монмаутам, я попытался остановить тебя. Но ты проигнорировал даже такой мой настойчивый совет.

– Я решил, что это из-за Джорджианы. Об этом тоже мы должны поговорить.

– Должны? – Брум сжал губы. – Я так не считаю.

– А я считаю, что да, – не согласился Дарси. – Твои упрёки мне лично совершенно заслужены. Вижу, я слишком легкомысленно скинул на тебя свои обязанности, так что впредь ты свободен от этих забот... В чем дело, Дай?

– Ты хоть представляешь, какое сокровище твоя сестра, Фиц? Она уже сейчас наделена такими качествами, которые достойный её мужчина не может не оценить. Только представь, как она расцветёт к моменту своей зрелости.

– Ей всего шестнадцать, Дай! – воскликнул Дарси, – и ты же мне поклялся, что…

– Что я не представляю опасности для неё! – Дай повернулся к нему. – Клянусь честью, Фиц, в глазах мисс Дарси я не более, чем верный друг. Я прекрасно знаю, сколько ей лет.

– Но ещё несколько лет о браке и речи быть не может, и с такой разницей в годах, Дай!

– Разумеется, – невесело усмехнулся он, – я сам себе с трудом поверил. Та девочка, сестра моего друга! Абсурд! Но я взрослый мужчина, Фиц. Когда эта чёртова война кончится, я уже не стану корчить из себя шута горохового! Можешь быть уверен, мисс Дарси мне дороже собственной жизни, и если я тебя в чём-то разочарую - делайте со мной, что угодно!

Дарси молчал. Он понимал, что это правда, Дай говорит от чистого сердца, только мысль, что Дай любит Джорджиану, мечтает сделать её своей женой была для него непереносима.

– Но прошу, не будем больше об этом. Она слишком молода, как ты и говорил; а моя жизнь не стоит и ломаного гроша. Вдруг завтра тебе придётся увидеть некую заметочку в газете. Пока война не кончится, я больше не скажу ни слова. Всё потом. Ей нужно время стать взрослой, а тебе - решить, позволишь ли ты мне сделать ей предложение.

– Дай, поверь мне, есть ещё одно, что ты должен знать, в таком случае.

– Да? – Он удивлённо поднял брови, – Некий мрачный секрет семейства Дарси?

– Мрачный? – он закусил губу, – Нет, но ты должен знать, что…

Стук в дверь не дал Дарси закончить фразу, а Дая вынудил нацепить привычную маску.

– Войдите, – Дарси как зачарованный наблюдал за трансформациями на лице друга.

– Милорд Брум! – воскликнула Джорджиана. – Вы уже достаточно наговорились, или мне лучше отправить ужин обратно на кухню?

– О, уже всё сказано, мисс Дарси. Теперь мы сумеем вести себя прилично за столом.

Вольно откинувшись на спинку стула, Дай весь ужин образцово играл роль приятнейшего гостя, развлекая обоих разными байками, разбавленными деталями о сильных мира сего. Дарси готов был поклясться, что их предыдущий разговор ему просто приснился. И тем не менее, Дарси с нарастающей тревогой выискивал те ниточки, которые могли привязать сестру к его другу. Джорджиана определённо расцветала в его присутствии, чувствуя себя с ним даже более раскованно, чем с родными; и тем не менее, в их отношениях он не находил ничего более интимного, чем открытая дружба. Со стороны Дая, казалось, тоже. Он так же мило играл роль легкомысленного повесы, то забавного, то ироничного, хотя временами проступал его ум и проницательность.

Дарси верил, что Дай сдержит своё слово, и тем не менее, когда тот увлёк его к дверям и сообщил, что «долг» требует его отсутствия неизвестно как долго, он не был огорчён этим.

– Только жаль, что меня не будет на «Представлении портрета мисс Дарси», – сказал он.

– Ты ничего не потеряешь, – ответил он удивлённому Даю, – Я решил, что Джорджиана права. Пригласим только родных, а потом портрет отправим в Пемберли.

– Отлично! – просиял Дай, – Я понимаю недовольство мисс Дарси, но надеюсь однажды увидеть его на заслуженном месте в вашей галерее, – и друзья пожали друг другу руки.

– Будь осторожнее, старина, – слова прощания застряли в горле Дарси. – Ты ввязался в такие опасные игры, из которых я могу лишь пожелать тебе выйти целым и невредимым.

– Надо лишь верить, Фиц, – ответил Дай с чувством, – не могу передать, каким облегчением стала для меня исповедь в том деле… как и в другом. Господь ведает, где я буду эти несколько месяцев, но, если я тебе понадоблюсь, отнеси записку сторожу в церковь Сент-Данстан, и он позаботится о том, чтобы я получил её.

Сент-Данстан? Что-то такое шевельнулось у него в мозгу. Где же он это слышал?

Дай глубоко вздохнул.

– Что же, до свидания, друг мой. Не забывай о мисс Дарси и обо мне. Я потребую отчёта при следующей встрече. – И он рассмеялся. – Что ты так нахмурился?

– Сент-Данстан! Где я мог слышать об этом приходе? Я вряд ли бывал там когда-то.

– О, где ты это слышал? Может, это как-то связано с удивительной миссис Эннсли?

– Миссис Эннсли! – Дарси словно примёрз в полу, не зная, как это понимать.

– Это был приход Питера Эннсли, её покойного мужа, – пояснил Дай. – Но прошу тебя не сообщать ей, что я был знаком с Питером, как и о записках, буде ты отправишь туда оные. Она ничего не знает о наших с ним делах, и он не желал, чтобы она узнала.

– Господи Боже, Дай, и что же дальше?

– Конец чёртовой войны, разгром Наполеона, надеюсь! – отозвался он мрачно. – Но, пора! Ты тоже будь осторожней, Фиц. – Он сделал шаг за дверь, и через миг исчез в ночной мгле.