Истории старого графа

Неавторское предуведомление

С Графом я знаком давным-давно. Когда ещё он не был никаким графом. Мы были молоды. Учились вместе. И были комсомольцами, да. Но, наша четвёрка друзей черпала вдохновение совсем из нереволюционных источников. Тогда на экраны вышел фильм «Три мушкетёра». Мы все прочитали книжку Александра Дюма. И распределили между собой роли. Самый «военизированный» из нас стал Д’Артаньяном (его родичи служили в войсках, и ему светила карьера военного). Самой загадочной личностью в нашей компании всегда был я, поэтому мне досталась роль Атоса. Кстати, пью я мало и предпочитаю дорогой коньяк. Самого упёртого и непримиримого из нас мы нарекли Арамисом, ибо ни в споре, ни в шахматах ему не было равных. А сегодняшнему графу осталась роль Партоса. Он и по телосложению был всех крупнее, и в любви ему никогда не везло: всё тянуло его к чужим женщинам. И с ними он был беспомощен и уступчив во всём, как большой ребёнок.

Промчались годы. Нас раскидало кого куда. Исчез Союз. Но приклеились к нашим мозгам романтические имена персонажей Дюма. И мы по привычке звали друг друга даже за глаза этими именами. Каково же было моё удивление, когда Партос, вынырнув из глубины моей юности, вдруг, заявил мне, что он никакой не Партос, а Граф Панин. И просит отныне именовать его графом. Что мне было с ним делать? Не спорить же с этим дураком! Так и появился Граф. Но между нами говоря, я в мыслях всегда звал и, видимо, до конца жизни буду звать этого осла Партосом. Ну, какой он к чертям собачьим Граф?! Смешно, ей богу.

Когда мы с ним выпиваем: он любит много пива, отрастил себе толстый живот и всегда становится в застолье словоохотливым. Так вот, когда мы устраиваем мушкетёрскую попойку, он частенько рассказывает романтические истории. Которые сам выдумывает на ходу. У него всё очень просто. Без деталей и лишних подробностей. Времена могут быть любые, только не наши, и место действия вечно за три-девять земель. Я ему столько раз говорил: напиши! Получится книжка. Издашь – будут финансы. Он только рукой машет. Ленивый чёрт. Говорит, что его графская натура требует совершенства. Он не может опуститься до уровня женской прозы. Если он что-то и напишет, то это обязательно будет шедевр на уровне Виктора Гюго или хотя бы того же Александра Дюма.

Жди вот теперь, когда он напишет свой шедевр. Да ничего он не напишет, враль беспросветный. Но выдумывает он захватывающе. Моя жена потом места себе не находит. Так её задевают эти романтические враки Партоса… Извините Князь, я забыл уже, что вы у нас теперь Граф. Пустое, Князь! Не обращайте внимания. – Врите дальше.

Я уже подумал, не записать ли мне самому какую-нибудь историю от старого Графа и продать её профессиональным сценаристам киношникам. Пусть снимут сериал. Будет не хуже бразильского.

Ну, например, хотя бы его вчерашнюю трепотню! Назовём её условно «Законный наследник». Итак, имейте снисхождение достопочтимая публика, поскольку я не только не владею темой, историей, эпохой. Но и все герои не мои. Сюжет Партоса-ибн-Графа. И писатель из меня никакой. Хотите – читайте, хотите – нет. Как говорится: за что купил, за то продал. Но если вздумаете снять сериал, то обращайтесь ко мне в любое время: нам с женой очень нужны деньги.

                Атос


Законный наследник

I.

Молодой синьор Партонелли влюбился в свою молоденькую соседку. Синьорину Розетти. Ему было всего 19 лет. Ей и того меньше. Ухаживал за ней. Дарил цветы. Приглашал на конные прогулки. Все всё видели. Родители были рады объединиться и стать роднёй. Ни кто не препятствовал. Но у синьорины Розетти были свои принципы. Она не могла выйти замуж просто так. Ей нужно было помучить своего жениха и довести его, как об этом мечтает любая невеста, до умопомрачения. Она была с ним то близка и доступна. То вдруг становилась чужой и холодной. Её дверь была закрыта. Стены бастиона неприступны. И нужно было начинать осаду с самого начала. Жених изнемогал от любви и ярости одновременно. Клялся, что ноги его здесь больше не будет! Но уже к вечеру он снова скакал к соседям, узнать, не переменился ли ветер его судьбы?

О, благословенные патриархальные времена! Где вы? Когда женщины не крутили хвостом то направо, то налево. И если Отец сказал – будешь женой этого господина, то дочь не смела перечить. И шла под венец, согласно уговору. Прекрасные были времена! Но, нравы испортились. И теперь молоденькие дурочки сами не знают, чего они хотят. И терзают сердца своих женихов. А им приходится страдать. Я бы ни за что не женился на такой! Сразу видно, что эта белка будет скакать по деревьям всю жизнь, и сведёт с ума любого охотника. Я предпочитаю смирных овечек.

Но речь не обо мне.

Я не знаю, сколько бы ещё молоденькая синьора продолжала разбивать сердце синьору Партонелли. Если бы однажды судьба-злодейка не отомстила ей. На очередной конной прогулке они скакали наперегонки к старому дубу. Он обогнал её! Она обиделась. И решила схитрить. Они уговорились скакать всё время по дороге. Дорога делала крюк. А она решила срезать полпути. И, когда он скрылся за поворотом, пустила свою лошадь перелеском. И когда уже почти была у цели, её лошадь запнулась копытом о камень. Сами понимаете… – Цирковой аттракцион совсем не входил в её программу охмурения жениха. Она и лошадь полетели в овраг. Но, слава богу, обе остались целы. Хотя и сильно перепугались и ободрались о колючие кусты на краю ямы. Но самое неприятное, что выбраться из оврага без чужой помощи они не смогли. Края были крутые. Жених доскакал до дуба. И стал ждать невесту. А её нет. Обиделась, понял он. Но ведь это игра! Здесь не может быть никакого снисхождения. Что она, не понимает? Теперь вот скачи за ней обратно, догоняй и утешай. А она весь вечер будет дуться… Фу ты ну ты, лапки гнуты! Достала… Он развернулся и поехал домой.

Вечерело. Стало темнеть. А героиня нашего романа сидела в яме. И даже не решалась звать на помощь. Потому что понимала, что это бесполезно и небезопасно. Надеяться на близость друга в глухом лесу она не могла. А врагов кругом было предостаточно. Начнёшь кричать ночью, и они все будут твои.

Что было бы дальше, я не знаю. Если бы молодой синьор вечером вдруг не вскочил в седло и пустился непременно увидеть свою невесту. Ему уже было не важно, будет она на него дуться или нет. Захочет ли она его видеть. Ему бы только удостовериться, что она тоже благополучно добралась до своего дома. И всё. Он скакал. А сердце сжималось от плохого предчувствия. И точно. Настала ночь. Родные сбились с ног. А молоденькая синьора так и не вернулась.

Ох, он и проклял всё на свете! Ох, он и ругал себя последними словами. Почему я оставил её одну на дороге?! Куда она делась? Вдруг её похитили разбойники! Вдруг её съели волки! Вдруг она угодила в лапы людоеда-вурдалака! Или леший обратил её в плакучую иву! Все искали невесту. Бегали по дороге с факелами взад и вперёд. Цепочкой прочёсывали лес. Спустились к реке и начали поиски там. Только жених знал, что всё это бесполезно. Если бы она утонула, то труп его возлюбленной надо было бы искать не вниз по течению, а вверх по реке! Она же всё делает наоборот! И когда все мыслимые места нахождения молоденькой синьоры были исчерпаны, а результата не было. И её родные решили, было, отправить нарочного в город за помощью властей и гренадёров. В этот момент какая-то незримая сила повлекла жениха совершенно в противоположном направлении вбок. Он словно разгадал её хитрый замысел. И он чуть сам не свалился в тот же овраг, где уже не первый час томилась наша «прЫнцесса смертельного трюка».

Представляете! Каково было это ночное свидание? Сколько было упрёков. Радости. И слёз. И обид. И везде виноват выходил он. Он её обогнал! А мог бы и уступить… Он её бросил. А мог бы и подождать. Он её … Я нашёл тебя! – Кричал он ей. – Какое счастье! Ты цела? А она лила слёзы на разорванное платье и прижималась к тёплому боку своей лошади. И ни за что не соглашалась вылазить из ямы без своей Звёздочки. Просто она не хотела, чтобы жених видел её в ободранном виде. Перепачканную в грязи. С распухшим носом от слёз. И испорченной причёской.

Ох, уж эти женщины! В самые критические моменты они думают чёрти о чём: о причёске, о напудренном носике, только не о том, как всё исправить, наладить и вернуть к прежнему благополучию. И при этом сами не желают даже пальчиком пошевелить! У жениха всё закипело внутри. Он привязал верёвку к седлу своего коня. Сбросил вниз. И спрыгнул в овраг. Она сопротивлялась. Она царапалась. Она не хотела. Но он силком обвязал её верёвкой и скомандовал коню: «Но-о! Пошёл!». И подталкиваемая снизу женихом, и вытягиваемая верёвкой, она оказалась наверху. Как вы думаете? Что она сделала? Она отвязала верёвку от седла. И сбросила её в овраг. А сама увела его коня. И направилась… Нет! Не к родному очагу! Она поехала к речке. Чтобы отмыть, уже успевшую засохнуть на ней грязь. И наладить причёску!!!

А жених? А жених сидел в яме на её месте. С её лошадью. И проклинал всё на свете.   

Ох, уж эти женщины!

.     .     .     .

Она появилась у ворот отчего дома на его коне. В мокром платье. И с мокрыми волосами. И сразу направилась к себе в комнаты. На все вопросы: где она была, и что с ней приключилось? Она отвечала односложно: «В лесу. Заблудилась». Где её лошадь? «В лесу. Потерялась». А откуда у неё конь молодого синьора Партонелли? «Из лесу. Нашёлся». Ничего понять было невозможно! Послали людей к соседям. Старики молодого синьора тоже все испереживались. Парень, на ночь глядя, ускакал в лес. И пропал! Теперь все кинулись искать молодого синьора! Ну и ночка была, я вам скажу!

Конечно, он вылез из ямы сам. У него же на плечах голова, а не только причёска. Он нашёл на дне оврага камень. Привязал к верёвке и забросил наверх. Добился, чтобы он крепко зацепился за край оврага. И встав на бедную Звёздочку, выбрался. И пообещав бедной лошади вернуться с помощью, а не бросить её подобно хозяйке, он пустился в обратный путь.

Звёздочку извлекали из оврага всем миром уже утром.

.     .     .     .

Вот после этого случая, первоначальная обида странным образом переросла в примирение и умиротворение. Невеста вдруг сделалась тихой и покорной. И дело между семейством Розетти и Партонелли сладилось. И завершилось в церкви венчанием молодых.

Воистину нужно съесть не один пуд соли с нашими дамами, и всё равно их души останутся для мужского ума кромешными потёмками! Кто их разберёт? Что им нужно?!



II.

Спустя полгода старики Партонелли уехали жить в город. А молодые остались в родовом поместье. Их с головой накрыла любовная горячка. С утра слугам было велено приводить дом в порядок, готовить еду и убираться к чёрту! Партонелли запирал дом на ключ. И никого не принимал. И начиналась безумная любовная игра. Она то пряталась от него. То закрывалась в комнатах. То приходила в его объятия сама. Он рычал как тигр. А она стонала и кричала на весь дом от испытываемого блаженства. Она ходила по дому голая. А он на неё охотился. А потом они валялись обессиленные в постели. И ели с огромного подноса всё подряд. Потом засыпали. А когда он просыпался, то обнаруживал, что её снова нет рядом. И охота начиналась по-новой! А иногда наоборот. Он уходил. Она проснётся. Его нет. И начинает его искать. И находит где-нибудь в библиотеке за сочинением сонета, посвящённого ей. И ждёт целых полчаса, пока зарифмуются последние строчки. А потом он ставит её на стол. И преклонив колена, читает ей свою молитву! А потом она снова падает в его объятья.

Это могло длиться вечно. Но кончилось лето. Настала осень. Зарядили дожди. Выгонять слуг из дома в амбар, на сеновал и конюшню стало уже невозможно. Все слуги сидели на своей половине дома, на кухне. И всё слышали. И погоню. И переворачиваемую мебель. И его рычание. И её крики.

Молодая служанка не смела поднять глаз. А старушка ключница и повариха испуганно округляли глаза:
– Господи! Что же он с ней бедной делает?! Кабы он её не придушил! Свят, свят, свят…
И молились, и крестились. А молодая служанка делалась пунцовой, как налитой помидор. И только ниже опускала голову, сама не замечая, что распускает своё вязание и сматывает нитку в клубок.
– Скорей бы она понесла! Мы бы тогда зажили мирно.
Все соглашались с разумными словами дворецкого.
– Конечно, ребёночка им надо! А иначе что за жизнь? – Вечный медовый месяц. Так ведь и осточертеть друг другу можно…
– Что-то я не заметил, чтобы они охладевали друг к другу. Шальные оба. Как ненормальные. Может им доктора надо пригласить?
– Чем им доктор поможет? Им только к священнику! Виданное ли дело, так жить?
– Вот-вот! И я говорю. Другие синьоры в карсете, в платьях до полу по дому ходят. А наша… голая… Прости господи… Грех это.
– Да ладно вам! Старые! Они муж и жена! Какой это грех?
– А я говорю: грех. Поэтому им Господь и ребёночка не даёт… Сколько времени уже прошло? Почти год. А она даже не пополнела… Как была тростиночка-стебелёк тонкый, так и осталась маленькая девочка.
– Вот поэтому он и любит её! А наши бабы деревенские после свадьбы быстро рожают. Их разносит, как коров. И никакой мужик на них уже смотреть не может!
– Что ты несёшь, конская твоя голова! Попробовал бы сам родить, сколько надо сил!
– Тише вы!... Слышите? Вроде они затихли?
– Ну, теперь часа два будут спать. Это точно.
– Нет. Ты гляди. Опять босыми ножками по полу зашлёпала. Убегает.
– А вот и он. Всё на своём пути сметая… За ней! Кабы мебель не переломал…
– Свят, свят, свят… Ненормальная у них любовь. Грешно это… Такая страсть! Так не должно…

.     .     .     .

Вот так судачили на кухне слуги, наблюдая через стенку жизнь своих господ. Кто осуждал. Говорил «грех». А кто завидовал. А кто только краснел и тайно вздыхал, распуская вязанье…



III.

А время шло. А ребёночка всё не было.

Уже приезжал доктор из города. Осматривал и хозяина и молодую супругу его. Выписывал какие-то порошки, микстуры, пилюли. Но говорил при этом, что медицина не всесильна. И все мы в руках Всевышнего.

И слуги по дому об этом шептались.

И старая нянька ключница нет, нет, да и укорит молодую госпожу: грех, мол, творите. Остепенились бы… 

.     .     .     .



IV.

Случилось так, что молодая поверила в слова старой няньки и ударилась в религию. Стала усердно молиться. Оделась во всё чёрное, строгое, как вдова в трауре по покойнику. Спать стала от мужа отдельно в своей комнате. Дверь на ночь запирала. И на все стуки его в дверь и уговоры не поддавалась. А днём появлялась непреклонная, сухая с молитвенником в руках. И когда он тянулся к ней с привычным поцелуем, она отшатывалась от него, как от прокажённого. Он требовал объяснений. «Ты мне жена? Или кто?» Она отвечала: «Вы вовлекли меня в грех. И погубили мою бессмертную душу. Молитесь. А я буду молиться за вас. Потому что моя любовь чиста. И я сумею пережить отсутствие близости. И может быть, Господь простит нас. И подарит нам наследника».
– Как же он подарит? Если ты не подпускаешь меня к себе! – кричал ей супруг.
– Стыдитесь! Бог Всемогущ! – И она уходила.
А муж негодовал. «Где логика в этой голове? А? О, женщина! Что ты со мной делаешь? Может быть она думает, что младенца ей в клювике принесёт журавлик? Боже! Вразуми её. Умоляю…».

Он снова пригласил доктора. Она отказалась к нему выходить. Но тот и не настаивал. Выслушал мужа, повздыхал и выписал успокоительное. А на прощанье сказал, что некоторый процент женщин бесплодны. Так устроено от Природы. И, видимо, ваша жена попала в этот злосчастный процент… Но жизнь не кончается на этом. В ней есть и другие смыслы, кроме продолжения рода. Можно творить. Можно заниматься наукой. Постарайтесь быть терпеливым. Постарайтесь найти себя в чём-то другом. И помогите своей супруге. Ей сейчас очень трудно. Будьте снисходительны. Она изменится к вам. Но не сразу. Терпение, мой молодой синьор. Терпенье.

Когда доктор уехал, муж ходил кругами по всему дому. «Терпенье!» – Повторял он, натыкаясь на мебель. А потом ударил кулаком по столу: «Где мне его взять? Это терпенье! Хорошо тебе старику давать такие советы. А мне нет ещё и 25! Я жить хочу! Я с ней хочу жить! Я хочу ЕЁ! Плевал я на твоё успокоительное! Терпение… А я дотерплю до твоего возраста и что? Это терпение само найдет меня. Мне уже ничего не будет нужно. Кроме кресла качалки у горящего камина и теплый плед, которым меня будет укрывать сиделка». Потом он сел за стол и обхватил голову руками. Он не видел, как безмолвной тенью, тихо ступая вышла из комнаты молоденькая служанка. И конечно не видел, что она утирает платком слёзы.

.     .     .     .



V.

Он стал проводить время в своей библиотеке. Он читал Омара Хайяма. И соглашался с ним, что Истина – в вине! И требовал вина. Он читал Сократа. И соглашался и с ним. Когда тот утверждал: «Женишься ты, или не женишься. – Всё равно раскаешься». Кончалась одна книжка, он брал в руки другую. Опустошалась одна бутылка. Он распечатывал следующую. Мудрость веков наполняла его. Но не приносила ему покоя. Он занялся переводами. Старый перевод Гомера показался ему слишком тяжёловесным и неуклюжим. Он хотел осовременить его. Чтобы и Гектор, и Одиссей заговорили обычным человеческим языком. Но у него ничего не получалось! Всё что выходило из-под его пера летело в корзину. И он засыпал за письменным столом в окружении пустых бутылок.

Неслышно появлялась молодая служанка. Она собирала пустые бутылки. Скомканные листки. Отодвигала чернильницу. Она подсовывала ему под голову подушку. И укрывала одеялом. А он бормотал во сне имя своей Музы, он звал ЕЁ. Но она в это время молилась в своей комнате. Вместе со старой нянькой. И она не слышала его зова.



VI.

Нетрудно догадаться, что молодому синьору не улыбалось жить монахом при живой-то жене. И он повадился уезжать в город, якобы по делам. А сам кутил с друзьями по кабакам. Или напивался в одиночку. А там, сами знаете, кругом женщины согласные за звонкую монету утешить и развеять любое горе.

Однажды кучер, которого молодая синьора послала за покупками, нашёл синьора Партонелли в странном окружении. Тот был в изрядном подпитии, и велел кучеру держать язык за зубами. Кучер клялся-божился, но шила в мешке не утаишь. И молодая синьора вытянула из него всё и помчалась в город, чтобы устроить мужу грандиозный скандал. Нашла она его в том самом питейном заведении, которое назвал ей кучер. Но, честно говоря, из всего скандала вышел пшик. Синьор так нарезался, что видимо, ему стало не до женщин. Он уснул прямо за столом. И трактирщик уже собирался выволочь его наружу, предварительно очистив карманы пропойцы. Но тут появилась синьора Розетти со старой нянькой. И они вместе с трактирщиком погрузили бедолагу в карету и увезли домой.

Вот тогда и молодая синьора поняла, что жить так больше нельзя. Муж сопьётся. А она увянет и состарится. И от их любви останутся одни воспоминания и его сонеты, которые она бережно хранила в шкатулке.

В ту самую ночь, когда синьор Партонелли спал беспробудным сном в своей одинокой постели, чтобы проснуться наутро с грандиозной головной болью, и весь день страдать от похмелья и упрёков своей благоверной супруги. В ту самую ночь в спальне синьоры Розетти родился ЗАГОВОР. Старая нянька и синьора Розетти решились на подлог. Они решили обмануть синьора Партонелли, и при помощи накладного живота объявить синьору Розетти беременной.

– Господи! А что мы будем делать дальше? Я же не могу быть вечно беременной. Мне же надо будет рожать!!! А как я рожу? И кого!!! Нянька, ты об этом подумала?

– Синьора, не бойтесь. – Успокаивала её нянька. – Роды тоже будут ненастоящие. Никакому мужику не полагается стоять у постели жены и наблюдать за родами. Да он и сам этого не захочет. Я вас уверяю.

– Но ведь я должна родить ребёнка! Я же не могу подсунуть ему котёнка или куклу.

– Мало ли хороших здоровеньких детишек рожают молодые женщины? Поедем в деревню, найдём подходящего младенца. Заплатим хорошие деньги. Любая будет рада. Крестьяне народ бедный. А детей у них без счёту. Одним голодным ртом меньше – это для них будет благо. Да и вы не будете одиноки с молодым синьором на старости лет. Все младенцы одинаковы. А роды я у вас сама приму в лучшем виде. Так всё организую, никто ничего не заподозрит! Мало ли я их на своём веку приняла…

– Но он же, он же… Он же вырастет… Ребёнок! Он же станет ни на кого не похож! Что я буду говорить мужу?

– Когда он вырастет, пройдёт много лет! Он будет любить его, как собственного сына. А любовь слепа. Мало ли каких кровей намешано в вашем и его роду! Помнится у старика Партонелли, он сам говорил, один из предков был вообще пиратом! Чуть ли не арапом, прости Господи. Так что ничего не бойтесь. Главное быть уверенной в успехе. И тогда всё получится.

– Ой, мамочка моя родненькая, дева Мария! Помоги нам…

И они обе стали снова горячо молиться.



VII.

Может быть дева Мария услышала молитвы синьоры Розетти, которая готова была на всё, только чтобы сохранить семейное благополучие и любовь супруга. Только пути Господни неисповедимы. Всё вышло гораздо сложнее и проще одновременно, чем предполагали обе заговорщицы.

После того случая, как жена выволокла его бесчувственного из кабака, синьор Партонелли зарёкся гулять в городе. Мир оказался слишком тесен. А слуги пронырливы и болтливы. Никому нельзя доверять! Впрочем, были приятные исключения. В своём пьяном угаре и порочном одиночестве, в своём отчаянии и любовной тоске – он нашёл тихую смиренную душу, которая была всегда рядом и ухаживала за ним, как за маленьким ребёнком. Это была молоденькая служанка, их кухарка и горничная. Она выслушивала все его пьяные исповеди. Ей он читал свои безобразные опусы перевода Гомера и прочих великих. С ней он рассуждал о высоких материях. И в ней он находил того неустанного слушателя, который, безусловно, одобрял все его мысли, суждения, сколь бы радикальными они не были, или сколь бы неосуществимыми они не являлись!

Жизнь не стоит на месте.

Со своей супругой они жили, как брат и сестра. Спали в разных постелях. А молоденькая служанка становилась для него всё ближе. И случилось то, что должно было случиться. Они стали тайными любовниками. И синьор Партонелли сразу же повеселел и возродился к жизни. Он, конечно, понимал что, изменяя супруге, он совершает преступление перед своей клятвой Господу, которую он произнёс в церкви во время венчания. Но, глядя в умоляющие глаза молоденькой горничной, он был не в силах сдержаться.

А заговор Няньки и молодой госпожи между тем зрел.

Однажды, синьора Розетти объявила своему мужу, что настал благословенный час. И он будет допущен в покои жены на одну ночь. Но всё будет происходить только под её диктовку. Мы не будем бегать в неглиже, и заниматься любовью на крышке письменного стола, как прежде. – Вы будете ведомы мною, и сделаете всё так, как я этого пожелаю. Ибо мной руководит высшая сила. Дева Мария пришла ко мне во сне и сказала, что следующей ночью вы сделаете меня Матерью, а сами станете Отцом.

– Боже правый! Ты услышал мои молитвы! – Только и воскликнул синьор Партонелли. Он заранее был согласен на все условия…

А за раскрытой дверью гостиной притаилась несчастная служанка. Она понимала, что её тайный возлюбленный, которого она уже считала СВОИМ, будет отнят у неё! И вернётся к своей законной жене, к этой взбалмошной и притворно религиозной особе. Которая думает только о себе. И которую совершенно не интересует её собственный муж, как человек, как личность, несомненно, одарённая и неординарная. Не она ходит за ним, как за малым дитя, когда тот напьётся. Не она выслушивает его сочинительские потуги и литературные опусы. Не она убедила его начать здоровый образ жизни: курить поменьше, бросить напиваться, как сапожник. Всё это сделала для своего господина не она, а скромная служанка. И то, что он одарил её малой долей своей близости, лишь говорит, что в его сердце есть место благодарности. И он понимает в людях больше, чем несчастная синьора Розетти.

И служанка убежала в сад вся в слезах…



VIII.

Настала великая ночь.

В спальне синьоры горели свечи. Были поставлены иконы Божьей Матери и Николая чудотворца. Синьора заставила полчаса молиться своего супруга вместе с ней. И даже не сняла ни ночную сорочку, ни чепец. Благовония курительных палочек заполнили комнату церковным запахом и превратили спальню в молитвенный дом, в культовое жертвоприношение. Причём, синьор Партонелли никак не мог отделаться от ощущения, что жертвенным животным в этом религиозном обряде является он сам.

Как это всё было непохоже на прежние игры влюблённых! Где их медовые месяцы? Которые грозили перерасти в годы неутолимой страсти! И наполнить их жизнь до краёв неисчерпаемым источником радости… Увы!

– Ну, что же вы, синьор? Или вы разучились первородному мужскому ремеслу? – Сказала ему супруга. Когда сеньор Партонелли оказался в замешательстве при самой важной части исполнения замысла сеньоры Розетти. Он и впрямь оказался не готов к роли жертвенного быка. И понадобились новые молитвы и усилия, едва ли достойные благонравной женщины, чтобы поднять настроение заморенному церковным молебном мужу. Но святость святостью, а дело делом. И синьора разбудила маленького слоника в своём напарнике. И худо-бедно он исполнил, как мог свой супружеский долг. Хотя и не получил от этого ожидаемого наслаждения и великой радости.

А потом она его прогнала. И он ушёл, к своему и её удивлению, с поспешностью преступника, который вскрыл, наконец, стальной банковский сейф, но не обнаружил в нём ничего ценного.

А потом он нашёл свою служанку. Она плакала и говорила, что синьора Розетти не понимает и не стоит своего счастья. Он утешал её. И так хорошо утешал, что они не заметили, как настало утро.



IX.

А потом случилось великое чудо. Синьора Розетти объявила о своей беременности. И синьор Партонелли, чуть умом не рехнулся от счастья. И поверил во все вещие сны и молитвы своей супруги. И в чудодейственность икон. И стал послушным и кротким, как ягнёночек. Но если синьора Розетти выставляла свой фальшивый накладной живот, дабы ни у кого не было сомнения. И в суеверном ужасе не подпускала к себе никого, даже врача. В том числе и мужа. То была в доме и другая женщина, которая прятала свой живот и свою настоящую беременность, чтобы никто ничего не заподозрил. И при этом сохраняла доступность для своего господина.

Вот так!

Однако пришло время, когда скрывать всё стало невозможно. И служанка в момент интимной близости поведала свою тайну синьору Партонелли. И он решил, что станет отцом дважды. И клятвенно обещал Сюзи, что никогда не бросит её с ребёнком на произвол судьбы. Но… ей будет удобнее поселиться на время в деревне. А он будет навещать её! С деньгами проблем не будет! Ты не должна об этом переживать. Там и спокойнее, и здоровее воздух. И подальше от ревнивой жены. Которая всё же не настолько утратила женское чутьё, чтобы не понять, что между горничной и её мужем возникла связь гораздо более крепкая, чем она бы того желала.

Но поскольку собственный обман синьоры Розетти отнимал у неё массу времени, то на чужой она уже смотрела не так пристально и негодующе, как сделала бы это раньше. И хотя ревность терзала её душу. Тем не менее, она готова была признать, что служанка благотворно влияет на её супруга. Он стал совсем другим человеком. Нет той хандры и запоев. Почти бросил курить. Много работает у себя в кабинете. И слава Богу! (Так у него остаётся меньше времени, чтобы донимать свою супругу и норовить потрогать за фальшивый живот). И скоро повезёт рукопись к издателю в какой-то литературный журнал… кажется, или газету… Не знаю. Но что-то явно стронулось с мёртвой точки. И, кажется, синьор Партонелли станет отцом ещё и книжки. И эта НАСТОЯЩАЯ, а не выдуманная плодовитость, хоть и была совсем другого рода, но делала синьора Пьера Партонелли много выше в глазах своей интригующей его супруги. Она уже сто раз пожалела о своём обмане. – Но отступать было не в её правилах. Да. У Розалины был упрямый нрав. Впрочем, женщины тем и сильны, что действуют безо всяких правил. На интуиции. Когда им это нужно… И поразительно, но в 99% случаев угадывают! Как они это делают? – Этого никто не знает. Это находится за гранью обычного мужского миропонимания…



X.

Прошло ещё некоторое время. Однажды Пьер Партонелли собирался в очередной раз навестить Сюзанну в деревне, как к нему в кабинет вплыла жена. И у них случился довольно неприятный и двусмысленный разговор. Она сначала поинтересовалась, куда он собрался. А он не счёл возможным врать. Тогда она запретила мужу ездить в деревню. И сказала, что поедет сама.

– Зачем?!

– Я хочу посмотреть нашей служанке в глаза! – И в этот момент она так испытывающее посмотрела в глаза супругу, что он весь оцепенел: «Боже мой, какие мы дураки! Она всё знает!»

– Дорогая, но не вредна ли тебе эта поездка? В карете укачивает. Дорога сама знаешь, какая… Это тебе не в городе. Как бы чего не случилось… в твоём положении…

– Ничего. Свежий воздух и мне полезен.

– Дорогая. Сможешь ли ты быть ангельски терпеливой? Дабы не уронить себя…

– Не волнуйся, дорогой. Я не уроню своей чести… 

И муж покраснел, как варёный рак. Смешался. И только протянул ей собранный им скарб для Сюзи. Плетёную корзинку. В ней теплые вещи. Сушёные фрукты с орехами. Немного красного вина из родовых подвалов. Невинное письмо. А в конверте деньги. Изрядная сумма…

Жена взяла корзинку. Отдала её тут же старой Няньке. И с победным видом отправилась в путь. На прощание сказав Пьеру: «Работай, дорогой. Не буду тебе мешать».

– Я надеюсь, Рози, на твоё благоразумие…

– Не сомневайся… – И она чмокнула его в щёку, как прежде… Когда они были так близки…



XI.

Я не буду описывать встречу двух соперниц. Одной с настоящим животом. Другой с фальшивым. Я сразу скажу, что не в силах описать ту сложнейшую гамму чувств, которая тёплой волной накрыла обеих женщин. Синьора отослала Няньку и говорила с Сюзанной без свидетелей. Они общими усилиями открыли бутылку вина. Достали гостинцы из корзинки. И странное дело, они очень скоро нашли общий язык. И разговор вертелся всё время вокруг их будущих детей. И как-то так ловко получилось, что Розалина из соперницы сумела сделать себе союзницу. И обещала служанке, что рожать она будет в господском доме в присутствии домашнего врача и ей не о чем беспокоиться. А потом сделала ей такое признание. И такое предложение. Которое повергло её в ступор. И та не сразу нашлась, что ответить.

– Я знаю, что это ЕГО ребёнок… Но он мне нужен. Потому что моя беременность – это ложь! Я бесплодна… Готова ли ты разделить со мной не только мужа, но и его ребёнка? И даже жизнь… Если да, то я сейчас же забираю тебя с собой. И мы возвращаемся в дом. И ты будешь жить, и спать, и есть со мной рядом. И мы «родим» с тобой в один день. Но твой ребёнок, Увы! – умрёт. А мой ребёнок родится. И ты будешь кормить его своей грудью. Потому что у меня будут «сложные роды», и от их тяжести я впаду в депрессию, и молока у меня не будет. Ты станешь для всех Кормилицей моего ребёнка. И только я, и ты будем знать правду. И ты никогда, слышишь? НИКОГДА не проболтаешься! Сколько бы не прошло времени. Обещаешь?! Ну!... Подари мне сына! Сюзанна! – Это его сын. И я тоже имею на него право… Хотя и меньше, чем ты…

Последовало долгое молчание. Прежде чем прозвучало:
– Я согласна.



XII.

Промчались годы. Сын вырос вылитая копия Отца. Больше всех на свете он любил свою Маму и… Кормилицу. Она стала компаньонкой госпожи. И осталась жить в господском доме. И восемнадцать лет спустя никто бы не посмел сомневаться в «Законном Наследнике» Риккардо Партонелли…

Если бы однажды ночью к старшему Пьеру Партонелли не заявился странный посетитель. Он был одет во всё чёрное. И сразу был проведён хозяином в свой кабинет. Видимо хозяин дома ждал его.

О чём они говорили, никто не знает. Только потом они сели в экипаж и отбыли на кладбище. Снарядившись лопатами. А карманы плаща Пьера были наполнены: в правом лежал заряженный Браунинг, а в левом золотые монеты и фамильные драгоценности в кожаном мешочке, доставшиеся роду Партонелли от предка пирата.

Небо заволокло тучами. Собиралась гроза. Когда они подъехали к кладбищу, молнии уже всполохами чертили по небу. А двое мужчин раскапывали детскую могилу восемнадцатилетней давности. Которую давно уже никто не посещал. А потом они извлекли маленький гробик. И вскрыли его! А он оказался ПУСТ!!!

– Ну, что, синьор Партонелли? Теперь вы убедились, что я не вру? – Спросил чёрный незнакомец.

– Кто ещё знает об этом?

– Никто. Старая Нянька давно умерла. Старый врач, принимавший роды, тоже. Даже священник, который исповедовал их перед смертью, и тот отдал Богу душу. Остался только я. Это я мастерил этот маленький гробик. Это я отвёз его на кладбище. Это я капал эту могилу. Это я восемнадцать лет назад хоронил его в такой же темноте, как сегодня. При свете этого же светильника. Это я покрывал этот обман в течение стольких лет. Вы выгнали меня из дома, как вшивую собаку. А я сохранил тайну. И принёс вам её, как на блюдечке. Разве я не достоин награды?

– Ты получишь её! Но поклянись, что не одна живая душа не узнает эту Тайну. И если ты нарушишь свою клятву, то я найду и убью тебя. Сверкнула молния.

Пьер Партонелли вынул браунинг и выстелил вверх. И выстрел слился с оглушительным раскатом грома.

– Клянусь. Никто и никогда… – В темноте не было видно, как побледнел чёрный незнакомец. И только по дрогнувшему и внезапно осипшему голосу можно было догадаться, что бывший конюх синьора Партонелли перепугался не на шутку.

– Вот твоя награда.

И Пьер Партонелли протянул своему бывшему слуге кожаный мешочек с драгоценностями. Тот взял его. И тут же растаял в темноте.

– Я буду за вас молиться, синьор. Вы честный человек. – Донеслось издалека.

И сеньор Партонелли остался один.

Он закопал могилу, постарался привести всё в порядок, и вернулся к экипажу. А потом всю дорогу назад к дому сидел задумчивый, курил трубку и был очень хмур.

 

XIII.

А потом Король захотел воевать. И призвал всех молодых парней в действующую армию. Риккардо получил официальное предписание явиться в полк расположенный там-то, там-то. А отец тоже собрался на войну. Но не на передний край, а в штаб. На передовую его не взяли. Сказали: стар уже.

Розалина приняла известие об отбытии мужчин спокойно. Только выпрямилась и затянулась в корсет, как натянутая струна. А Сюзанна вскрикнула и зажала рот ладонями обеих рук. И потом все три дня ходила бледная, как покойница. А когда синьора сделала ей замечание, что не дело провожать мужчин с похоронной миной на лице. Она сжала руки на груди в кулаки и едва смогла сказать: «Риккардо… Мой мальчик… Я больше никогда его не увижу!»

– Глупости. Возьми себя в руки. Что за упаднические мысли?

– Сердце вещует…

– Глупости! Сердце ей вещует. Трусиха ты. Мне ничего не вещует, а ей, видите ли, вещует.

– … – Та только промолчала в ответ.

При расставании муж обнял жену и обещал написать сразу же по приезду. А Кормилица повисла на шее у Риккардо, целовала его в щёки, в лоб, в глаза и шепнула ему: «Знай, сынок. Ты мой… единственный…» 

Потом Мать обняла сына, но так и не выдавила из себя даже слезинки. А Отец расцеловал кормилицу и велел женщинам беречь друг друга. И не ссориться…

Мужчины сели в экипаж и тронулись в путь. Розалина махала рукой. А Сюзанна обливалась слезами.

А потом они стали ждать писем с фронта.



XIV.

Пьер был при штабе. Поэтому письма от него приходили часто. В них он сообщал, что жив-здоров. Что дела на фронте идут ни шатко, ни валко. Что война затягивается. Что он соскучился по дому и родным женщинам. А также сообщал, что полк, в котором находится Риккардо, расположен в наименее опасном участке фронта. Поэтому переживать за парня не стоит. Он, чуть ли не в глубоком тылу. Наслаждается, поди, армейской жизнью гусара. И в ближайшем времени перемен не ожидается.

А потом начались кровопролитные бои. Письма Пьера стали сухими, а тон и слова усталыми. Видно было, что и ему не сладко приходится, и он переживает за судьбу сына. Но не показывает вида.

От Риккардо письма приходили редко. Он писал жизнерадостно и обо всём, только не о войне. Такое впечатление, что Мальчишка отправился на бой-скаутовский пикник. И это враньё действовало на женщин угнетающе ещё больше, чем скупые штабные подробности Отца.

А потом грянуло генеральное сражение, и письма перестали приходить вовсе.

Ни от Риккардо, ни от Пьера ничего не было. И о новостях женщины узнавали из газет. А ещё специально ходили на рынок, чтобы потолкаться в толпе, и послушать «что говорят в народе».

Цены на всё взлетели. От былых щедрот полей и изобилия господского стола ничего не осталось. За мешок муки отдали Звёздочку. Внучку той лошади, на которой синьора Розетти летала в овраг.

А потом война закончилась. Жизнь постепенно стала налаживаться. А писем всё не было. Женщины все глаза проглядели. А мужчины всё не возвращались.



XV.

А потом приехал слуга из города, и сказал, что видели двух военных, очень похожих на Риккардо и Пьера.

– Кто тебе сказал?

– Знакомый кучер.

– И где их видели?

– В кабаке.

– И что они делали?

– Ясно что. Пили…

– Они! – Воскликнула Сюзанна.

– С чего ты взяла? – Спросила Розалина.

– Сердце вещует…

– Сюзанна, вели закладывать карету! Мы едем в город.

– Хорошо, синьора. 

А потом всю дорогу они подгоняли возницу, и переругивались между собой. Розалина говорила Сюзанне:

– Сердце ей вещует… Ты меня своим сердцем в гроб загонишь!



XVI.

Риккардо действительно не сразу попал в огонь войны. Сначала их готовили к особому случаю. А когда запахло жаренным, то их в качестве резерва бросили в самое пекло. Многих военных товарищей Риккардо потерял в той битве. Но сам за всю войну не получил ни одной царапинки. Зато был награждён крестом «за решающий вклад в Победу в рядах Королевской Армии». Много лет спустя он не любил вспоминать об этой мясорубке. А иногда ночами она снилась ему. Он кричал и просыпался в холодном поту.

А перед заключением мирного договора с побеждённой стороной, Риккардо узнал от штабного офицера, что его Отец тяжело ранен. И выпросил у командира отпуск. И помчался в госпиталь. Он нашёл его на больничной койке. У него была забинтована грудь. И он был страшно недоволен. Вместо того чтобы участвовать в подготовке подписания исторического документа о мире, он вынужден валяться на койке в полковом лазарете. И конечно, все, всё уже разболтали. Ни на кого нельзя положиться! Того и гляди, вся родовая усадьба выстроится в ряд у госпиталя.

– Ты написал домой про меня?

– Нет. Я же ничего не знаю! Что писать-то?

– И то хорошо. Соображаешь…

– Пап, ты выкарабкаешься?..

– Не знаю, сын.

– Что с тобой?

– Шрапнель.

– Как это случилось? Ведь ты был при штабе!

– Главнокомандующему понадобилось осмотреть передовую самолично. Вот и попали под обстрел…

– А главнокомандующий?

– Уцелел… Всё, что ему предназначалось, вот тут – во мне… Заслонил, козла такого… Лезет куда не просят!

– Мне штабной офицер сказал, что тебя наградили орденом Короля, за особые заслуги. Только ждут… Не знают, что писать: «Посмертно» или нет.

– Канцелярские крысы! У них всегда так. Не удивлюсь если они ещё «Некролог» поместят в газете. Не дай Бог! Матери твои с ума сойдут.

– Ты сказал «Матери»?

– А как я ещё должен сказать? Я может, на краю могилы стою. Неужели я тебе буду врать?

– Пап, я ничего не понимаю. Объясни толком. Я что не твой сын?

– Обрадовался! Мой ты сын. Мой! Только матери у тебя две.

– Так не бывает…

– Это у других так не бывает. А у Розалины бывает всё что угодно. И чаще всего то, что не бывает у других никогда!

– Она мне не мать?!

– Ты сдурел, что ли? Как это не мать? Восемнадцать лет тебя с самых пелёнок нянчила, воспитывала-воспитывала, рОстила-рОстила, учила-учила, а теперь – не мать? Ты это сын брось!

– А вторая…

– А вторая та, которая рожала. И грудью кормила… И тоже всю жизнь за тобой, как за малым дитём ходила.

– Кормилица?!

– Она.

– А ты?

– А что я? Тут без вопросов. Если одна женщина не может мне родить сына, то я его всё равно сделаю. Ты на себя посмотри в зеркало. Какие могут быть сомнения?

– Так вот почему Кормилица меня так провожала… И даже шепнула мне «Сынок, ты мой единственный…» Мне эти слова потом всю дорогу в ушах звучали.

– Да, сын. Ты у нас троих единственный и неповторимый.

– А как же могилка на кладбище? Мне же говорили, что её ребёнок помер.

– Муляж. Гробик пустой хоронили. Только для отвода глаз. Я проверял… Вот я тебе всё и рассказал. Если я помру, то с чистой совестью.

– Пап, ты не помирай. Ладно? Ты мне очень-очень нужен. И мне. И обеим матерям.

Тут появилась медсестра:
– Посетитель, я же вам говорила: не больше пяти минут. А вы уже полчаса сидите. Давайте-давайте. Иначе я вас выгоню. И больше не пущу.

– Пап, ты выздоравливай! Мы с тобой ещё Победу отметить должны! И награду твою обмыть.

– А твою?

– И мою тоже.

– Идите-идите. Раненому герою нужен покой.

– Пап! Я не смогу больше прийти. Мне назад в полк надо…

– Ничего, сынок. Мы уже поговорили. Теперь я спокоен. Иди. Береги их… И люби обеих… Понял меня?

– Понял, Отец.

– Выполняй.

– Так точно, господин майор. Разрешите отбыть в полк?

– Разрешаю.

И Риккардо ушёл.



XVII.

Женщины как проклятые мотались по злачным местам в тщетных поисках двух отставных военных: один молодой, а другой старый. И оба похожи друг на друга. С первого взгляда понимаешь, что это Отец и Сын. Отец в чине майора, а сын в звании лейтенанта.

Очередной хозяин трактира отвечал:
– Майора с лейтенантом не видел… А вот тут у нас полковник с капитаном третий день квасят… Награды обмывают. И дуэль у них, кто кого перепьёт! – Не подойдут? И что характерно, очень похожи друг на друга!

– Где?!

– Я покажу. Дамы, следуйте за мной.

И они пошли.

Перед укромным закутком в дверном проёме толпился народ. Слышались возгласы:
– Ставлю на капитана. Он моложе! Он победит.

– Толку с того! Эх, не умеет пить современная молодёжь… – А полковник, стреляный воробей, он кого хочешь перепьёт… Ставлю на полковника.

Тут и появились хозяин трактира и обе дамы. И, конечно, всё тут же разладилось.

Пьер сказал только:
– Розалина, это опять ты! У нас с Сыном дуэль. Не мешай! Я уже почти уложил его на обе лопатки.

Сюзанна кинулась к едва живому Риккардо. И стала целовать его при всех, приговаривая:
– Сыночек мой. Родненький. Живой. Целый. Невредимый.

Риккардо пытался сопротивляться:
– Мама, неудобно. Кругом же люди! А вы меня при всех целуете… Мне ещё этот горшочек выпить надо…

– Пойдём, дорогой отсюда, пока этот «бездонный колодец» не ухайдакал тебя. Его перепить невозможно! И не пытайся!

Розалина сказала категорично:
– Господин Полковник! Отставить дуэль. Вас ждёт Главнокомандующий. И вас, Капитан, между прочим, тоже!

Те, хоть и были на бровях, но сумели подняться на ноги. И сами пошли к выходу. Хотя и держались за стеночки… Правда, в карету их усаживали при помощи кучера. А когда экипаж тронулся, то Пьер решил выяснить: а где Главнокомандующий?

– Главнокомандующий тут я! – Сказала Розалина. – Ещё вопросы есть?

– Вопросов нет. – Ответил Пьер и привалился к стеночке. – Подоприте меня чем-нибудь, чтобы я не падал на поворотах… А то всё вокруг крутится, вертится…

И вдруг запел:

– Крутится-вертится шар голубой,
   Крутится-вертится над мостовой,
   Крутится-вертится хочет упасть,
   Кавалер барышню хочет украсть!

– Пока, это я тебя украла… – Ответила ему Розалина. – А подпорку я тебе дома обеспечу. Не волнуйся!

– Тише ты, синьор Партонелли, ребёночка разбудишь! – Сказала Сюзанна, укладывая Риккардо на противоположной стороне. Она положила его голову себе на колени, а под голову подсунула свёрнутое в несколько слоёв одеяло. – Спи, мой сыночек. Скоро мы домой приедем. Я тебя в постельку уложу. Колыбельную спою…

– Мур-мур-мур… – промурлыкал Риккардо. – Я мечтал об этом всю военную компанию…





21:27:34 17.09.2022          740FB4A35304