Фитиль

                1.

    Жизнь общевойсковой части Читинского гарнизона шла как обычно. В шесть часов утра во всех ротах звучала одна и та же команда дневальных:
Рота, подъём!
     Даже на самых сонных эта фраза действовала, как нашатырь для бесчувственного. Однако, в некоторых подразделениях тут же звучало:
Взвод, отбой! Подняться, поправить обмундирование! - и снова — Взвод, подъём! На утреннюю поверку в одну шеренгу  выходи строиться!
   Бывало, что эти команды чередовались в течение нескольких минут, пока весь взвод (касалось это в основном прослуживших менее одного года) не уложится в положенные сорок пять - пятьдесят секунд. Наконец, все взвода под командой сержантов выстраивались на улице и начиналась получасовая зарядка, зависящая от их желания и настроения. Чей-то взвод маршировал на плацу, кого-то ждала спортплощадка, а первый взвод комендантской роты номер два  бежал своим обычным маршрутом. Три километра приходились на ровную асфальтовую дорогу к танковому полку, а обратные три — на пересечённую местность, поросшую кустарником. Тяжко было курильщикам: выдыхались практически сразу, но ежедневные пробежки заставляли их бросать сигареты. Ими баловались только старослужащие. Первый взвод служил образцом другим подразделениям. Солдаты его несли караульную службу. Особое усердие в подготовке личного состава проявлял прапорщик Шкаверо Игорь Степанович, он же заместитель командира роты. 
   Его круглое лицо с пухлыми губами и смеющимися глазами с белесыми ресницами выдавали в нём человека доброжелательного. Улыбка почти не сходила с его лица, а ямочки на полных щёчках заставляли улыбаться любого, общающегося с ним человека. Массивные бёдра, живот, а также слегка обвисшая грудь прапорщика никак не сочетались с военной формой. И голос его, скорее, походил на женский, чем на мужской.
    Игорь Шкаверо часто ловил на себе ухмылки и насмешливые взгляды. Всё это, а может ещё что-то личное повлияло на его решение: остаться на сверхсрочную службу в этой же роте. Пользуясь своими полномочиями, Игорь Степанович частенько, как говорится, перегибал палку: морально и физически изводил  солдата,  замеченного им в насмешках над собой.

                2.

    С осенним призывом в комендантский взвод попало несколько ребят, которые по разным причинам не должны были призываться на военную службу. Наверное был недобор, поэтому взяли тех, кто подходил по возрасту из оставшихся. Один с детства хромал, у другого зрение подсело до (-)7, третий (как выяснилось позже) страдал эпилепсией и его через полгода комиссовали. Четвёртого солдата  звали Ильясов Филипп Кадымович. Он не мог не привлечь к себе внимание: с ростом 198 сантиметров он весил 56 килограммов. Рыжеволосый, с узкими плечами, длинной шеей, оттопыренными ушами, выпяченным острым кадыком и веснушками на лице, он совсем не походил на солдата. Казалось, дунет ветер и Филиппа унесёт. 
   Несмотря на славянскую внешность, в жилах его текла кровь родственников самых разных национальностей. Через неделю, после прибытия ребят в роту, ему дали кличку Фитиль Кадыкович. Случалось, что кличка к человеку в армии приклеивалась от начала и до конца службы. Избавить от неё мог только поступок, который бы оценили все.
    У Филиппа был редкий дар: он рисовал. В его родне этого никто не умел и Филипп считал, что это ему судьбой дан подарок чьей-то кровью далёкого предка. Он моментально рисовал то, на что смотрел. В роте не было человека, на которого он не нарисовал бы дружеский шарж. Добрый и покладистый — он никому не отказывал в просьбе нарисовать цветы в письме, либо пейзаж, или просто красивый рисунок.
    Однажды, старший сержант Сергей Гафаров попросил Филиппа нарисовать шарж на прапорщика Шкаверо. Филипп хотел было отказаться, но не смог отказать старшему по званию. Время было личное и каждый распоряжался им по-своему. Солдаты, находившиеся в ленинской комнате, обступили Филиппа и с интересом наблюдали за быстрыми движениями карандаша. Через несколько минут раздался дружный смех, что означало качественное завершение работы.
    Неожиданно смех сменился на шёпот солдат, расступившихся перед столом, за которым сидел Филипп. Прапорщик Шкаверо, не торопясь, взял листок с рисунком из рук обескураженного художника. Вытянув руку, Игорь Степанович вгляделся в рисунок: он  в звании генерала принимает парад. С рисунка на него смотрел он сам, но в таком образе, что не смеялся бы только слепой.
Да, впечатляет! - улыбнулся ямочками щёк — Солдатиков бы побольше, а так — очень даже хорошо!
     - Вам нравится, правда? - не сразу нашёлся Филипп — Я, мне …, ну понимаете? А давайте, я порву — рука Филиппа потянулась за рисунком.
Вот уж нет, всё нормально. Я возьму себе на память — пряча листок в карман брюк, прапорщик, крутнувшись, вышел из комнаты.
Может обойдётся? - с натянутой улыбкой Филипп обернулся к товарищам.
Да не дрейфь ты, пойдёмте лучше готовиться к обеду — произнёс кто-то и все направились к выходу.

                3.

    Не обошлось. На следующий день Шкаверо дал наряд вне очереди рядовому Ильясову, якобы за нарушение формы одежды и тот целый день натирал мастикой, и без того блестевшие полы.
   В воскресенье всю отдыхающую смену отпустили в увольнение в Читу, а рядовой Ильясов остался дневальным по роте. Начались трудные дни в его службе. Всем была понятна причина такого отношения прапорщика к Филиппу, на которого через месяц такой напряжёнки, нельзя было смотреть без грусти. Прапорщику Шкавере не нравилось, как поставлен строевой шаг у Ильясова, поэтому в свободное время он лично занимался строевой подготовкой Филиппа:
Делай раз, делай два! Ногу держать, держать я сказал! - улыбка не сходила с лица Шкаверы.
    Даже старослужащим уже стало неприятно поведение прапорщика, но на их замечания следовала незамедлительная реакция:
Я могу вас поменять — и сослуживцы сразу отходили в сторону. Однако, неприязнь к прапорщику достигла такого накала, что ситуация требовала разрешения.
    Такой случай вскоре представился. Ожидалась московская проверка гарнизона. Во всех подразделениях проводилась тщательная подготовка. Проверки проводились неожиданно, чтобы картина подготовленности личного состава подразделения, была более правдива.
    Было известно, что проверяющие прибудут от двух до четырёх часов ночи. Дежурный по части должен был находиться в штабе и по требованию проверяющих провести их в то расположение, которое предложат они.
    Каким-то образом Шкаверо узнал, что сегодня, когда его поставят дежурным по части, именно в его роту нагрянут проверяющие. Он сразу предупредил командиров взводов, чтобы все подготовились. Особые обязанности возлагались на дневальных, которые должны были меняться через каждый час.
    После отбоя в 23-00, когда уставшие за день солдаты угомонились и приступили к просмотру своих снов, рядового Ильясова разбудил голос старшего сержанта  Гафарова:
Рядовой Фитиль, подъём! Одеться, строиться!
    Филипп, не сразу понявший, что от не хотят, чего-то пробурчал, а затем вскочил с кровати и быстро оделся.
Рядовой Фитиль Кадыкович, тебе доверяется особое задание — сержант попытался приобнять парня по дружески за плечи, но из-за высокого роста Филиппа получилось приобнять только за талию — Встретить проверяющих москвичей. Ты — человек ответственный, не раз проверенный  и лучшей кандидатуры, чем твоя — нет. Так что принимай пост — подведя его к тумбочке возле канцелярии, являющейся кабинетом командира роты, продолжил — Да смотри, не облажайся! 
    До Филиппа, весь месяц спавшего как зря, слова сержанта долетали какими-то обрывками.
С большим трудом он оставлял глаза открытыми, хотя мозг отказывался думать о чём-либо. Филипп и не догадывался, что его ночное дежурство есть не что иное, как возможность отмщения прапощику Шкавере за все его выходки, порядком надоевшие всей роте.
    Смена дневального на почётном посту роты прошла строго по Уставу:
Рядовой Ильясов пост номер один принял! - с уже осмысленным взглядом чётко произнёс Филипп и вытянулся по струнке.
    На тумбочке красовался переходящий вымпел за отличные показатели роты, а над ней, почти под потолком, висели большие квадратные кварцевые часы. Время они показывали точное и по ним дневальный давал команды на подъём, отбой, или построение на обед. Через час Филиппа сменил рядовой Василий Дрягилев, весельчак и юморист. Филиппу, как бодрствующей смене, пришлось наводить порядок: поправлять шинели на вешалке, мыть полы в умывальнике, вытирать пыль с плафонов, которой и не было в общем-то, и многое другое. Потом был час отдыха, в который входила сдача смены и - снова дежурство.
    Филипп как робот произнёс, что пост принял и, простояв ещё минут десять со стеклянным взглядом, всё же уснул. Правой ногой он прижался к тумбочке, которая была ему чуть выше колена, а спиной — к стенной перегородке. Этого и ждали сержант Гафаров и рядовой Дрягилев. Время поджимало, поэтому ребята работали быстро, перешёптываясь короткими фразами, чтобы никого не разбудить.
   К Филиппу подставили стремянку, на которую и облокотили его, безмятежно спящего, привязав для устойчивости и надёжности к стремянке и тумбочке скрученными простынями.       
    Дрягилев, встав на тумбочку, аккуратно перевернул часы так, что цифра шесть оказалась вверху. На тумбочку парни поставили поднос, на котором уместились: гранённый стакан с укреплённой в нём парафиновой свечой, купленной заблаговременно в местном военторге, буханка свежего хлеба с солонкой из столовой, открытка с белоснежным ромашковым букетом и тетрадный листок. На листе красным фломастером была выведена надпись: «Дорогим проверяющим от всех нас!»

                4.

   В начале третьего ночи дверь казармы открылась и впустила пятерых человек: двоих проверяющих в звании полковников, дежурного по части прапорщика Шкаверу, начальника караула и рядового из состава караула. Вошедших, вместо обычной команды «Рота, подъём!»  встретила полная тишина.
    Взору проверяющих предстала картина, от которой у Шкаверы случился спазм: высокий силуэт, закрепленный невесть каким способом, освещала свеча, в отблесках которой силуэт казался еще выше. Над головой человека что-то блестело в форме квадратного нимба, на  деле оказавшегося часами. От всего этого веяло какой-то таинственностью и святостью.
   Один из полковников, носивший очки в тонкой оправе, снял их, протёр запотевшие от ночной прохлады стёкла и, снова, водрузив очки на нос, удивлённо посмотрел на прапорщика. Тот что-то промычал на вопросительный взгляд полковника, но тут же смолк, увидев указательный палец на его губах. Проверяющий, подойдя к мирно спящему Филиппу, взял с подноса листок и, повернув к свече, прочитал. Затем, отломив от буханки небольшой кусок, посыпал его солью и сунул в рот. Прикрыв глаза, полковник с наслаждением смаковал  корочку чёрного хлеба. Через несколько секунд, повернувшись к прапорщику, шёпотом произнёс:
Как встречают, а? Как отца родного! Вы так не считаете? Вкусно, вам отломить тоже?
    Шкаверо, не слыша обращения к себе, пребывал в тяжёлом ступоре. В его голове лихорадочно крутились мысли, сбиваясь в кучу и снова разлетаясь, обгоняя друг друга:
Как вообще такое могло произойти? С какой стати этот Фитиль оказался дневальным, да ещё в такой момент и на посту? Вот я этим гадам устрою после проверки, они меня плохо знают. Явно специально подстроили!
Я вас спрашиваю, милейший — тихий голос полковника продолжал держать Шкаверу в состоянии транса -  Это кто таков? - не уставной вопрос совсем сбил с толку Шкаверо, стоявшего с мученической гримасой на лице.
Рядовой Фитиль Кадыкович — так же шёпотом произнёс прапорщик, не веря своим словам.
Точно, похож на фитиль — почему-то пронеслось в голове полковника.
    В этот момент грянул хохот! Смеялись все: и проверяющие, и солдаты в спальных расположениях. Они давно проснулись и ждали кульминации!
    Но только Фитиль Кадыкович не знал, что происходит в эти минуты в стенах казармы, и продолжал мирно спать, облокотившись на стремянку.
Прекратить смех! Всем отбой! - полковник, подняв руку, посмотрел на дежурного по части так, что у того ноги едва не подкосились от одной только мысли, что его может ожидать. Очки проверяющего блеснули и Шкаверо увидел в них, недобро взглянувшие  на него глаза, в которых читался приговор ему, прапорщику Шкавере!
    Полковник, достаточно повидавший всего за свою многолетнюю службу, конечно же понял смысл этого маскарада. Он по-отечески похлопал Филиппа по плечу:
Сынок, проснись. 
   Филипп, открыв глаза, непонимающим взглядом окинул всех и всё. Несуразно дёрнувшись, вскинул руку к виску:
Товарищ полковник, рядовой Ильясов пост номер один!
Тише, тише — полковник, не торопясь, начал развязывать простыни.
А не скажете ли вы мне, уважаемый заместитель командира роты — приглушённый голос проверяющего ввёл Шкаверо в состояние гипноза — За что вам вручён переходящий вымпел? Уж не за то ли, что солдаты ваши доведены до полуобморочного состояния? Чтобы завтра, а вернее уже сегодня, этот солдат находился медсанчасти — интонация повысилась -  Доложить мне лично! Вам ясно? И немедленно привести всё в надлежащий вид! 
  Через несколько минут проверяющие, ни на что более не смотревшие, ушли и в роте воцарилась тишина. У тумбочки на посту с довольной улыбкой стоял рядовой Дрягилев. Утром Филиппа определили в медсанчасть для полного выздоровления: слишком силён оказался у парня эмоциональный стресс.
    На следующий день прапорщик Шкаверо Игорь Степанович был снят с должности заместителя командира роты и переведён в другую часть хозяйственником.
    В комендантском взводе роты номер два восстановился порядок и служба пошла своим чередом, а Филиппа никто уже больше не называл Фитиль Кадыкович.



                Александр Лях, июнь 2022 года.