ДОРО 2 глава 42 Продолжение пыток

      Отрывки из романа-утопии "Незаконные похождения Мах,а и Дамы в Розовых Очках", книга 2, повествующего о смутном времени распада государство образующих, общечеловеческих, моральных норм, когда на грешную землю нашу поднялась из самой Преисподней одна из богинь Ада, некая сверх могущественная демоница Велга, дабы, воплотившись в тело избранной Ею женщины, разжечь среди людей ещё большую смуту, ускоряя падение человечества во тьму.


   Минули мгновения, и Макс почувствовал то же ужасное ощущение, которое испытывал, путешествуя вместе с Велгой в Огайо, когда ему выпала тяжкая участь пережить страдания и смерть осуждённого на пытку негра. Восприятие звуков столь значительно усилилось, что вновь, как в теле негра, но ныне – в своём собственном, – даже тихие шорохи вызвали пыточное страдание, невыносимое не только от того, что в автобусе было весьма шумно, но особенно от того, что негодяй-полковник, прекрасно зная о том, что сейчас испытывает Макс, специально приказал водителю усилить громкость музыки, а сам принялся за изуверские издевательства над насилуемой тремя верзилами девкой, которой, в отличие от садиста, отрезавшего ей ухо, напротив – дал команду кричать от всей души. И она орала, выкрикивая из себя не только текущие переживания, но и все прочие свои муки, испытанные ею в этом адском автобусе-богадельне.
   И никаких наблюдателей из ООН, как в лечебнице Огайо, или ещё каких-нибудь ратников за права человеческие здесь не было и в помине, а был единый распорядитель и контролёр за происходящим – лысый полковник Службы Собственной Безопасности государства, выступающий ещё и от лица церкви и её религиозной морали. И поэтому, садист государственник давал абсолютную волю своим изуверским прихотям, имея для того все средства и абсолютные полномочия.
 
   Меж тем, в арсенале лысого проповедующего полковника было весьма немало тех самых средств – пыточных средств, коими вершил он то правосудие от лица государства и церкви.
   Следом нашему Максу был сделан ещё один укол, ещё одним, неизведанным им препаратом, коварным препаратом, коий, по словам лысика, являлся новой, не опробованной ещё как следует на живых людях, фармацевтической разработкой из лаборатории КСБ , продуктом совместного творчества Службы Собственной Безопасности и Федерального Института Карательной Медицины.
   Этот укол изменил уже и сам взгляд на вещи испытуемого, и перед Максом начала вырисовываться иная картина окружающего пространства, при которой сами элементы декора салона автобуса как будто бы зашевелились и даже изменили свою форму, тогда как нарисованные на стеклянных стенах мультипликационные монстры их натуралистично изображённые жертвы-подростки, и вовсе – сделались совершенно живыми, объёмными, подвижными, полными эмоций; отчего созерцаемая Максом панорама наполнилась дополнительным драматизмом, исходящим от сцен этих страданий и безысходности.
   Вместе с тем, стоящие среди пластиковых столиков автобуса кружки, пивные бутылки, валяющиеся окурки, зажигалки, телефоны и все прочие, привычные в обиходе предметы, словно персонажи какой-нибудь из сказок Андерсена, принялись танцевать собственные танцы, кривляясь, играя отражениями света, и рассказывая каждый свою собственную историю жизни – жизни предмета, но неизменно страшную или вызывающую жалость историю. Да и картины, сделавшись жутко живыми, как будто приобрели дополнительный смысловой оттенок, какую-то трагическую глубину, – вероятно от того, что монстры стали выглядеть ещё кровожадней и пошлей, а их жертвы, напротив – расцвели в красках собственной юности и трогательной беззащитности перед злом.
   Сатанинская трапеза, поедающих живьём своих юных пленников монстров, воспринималась ещё колоритнее от той гармонии, кою составляли ей бродящие вдоль автобуса окровавленные уголовники, приобретшие в глазах уколотого препаратом Макса, ещё большую вульгарную гнусность и, пугающую его особо сильно, непобедимость.
   Сконцентрировавшись на облике слоняющихся по автобусу садистов, Макс, повинуясь параллельному действию первого, изведанного им препарата, начал слышать и сами те звуки, что сопровождали их гнусное действо – нарочито афишируемый пердёжь, чавканье, рыгание и неимоверно скверную ругань, – звуки, доходящие до его сверх обострённого слуха с такой въедливой отчётливостью, что вызывали даже в теле, воспринимающего всё это юноши паскуднейший резонанс.
   От увиденного и услышанного уродства, Макса начало тошнить со всё нарастающей силой морского прибоя. Поддавшись отторгавшему внешнее через внутреннее спазму, Макс перегнулся к самому полу, но, вместо своих щегольских туфель, вдруг увидал, разъезжающиеся в разные стороны, длинные и скользкие зелёные ласты – наподобие тех, что имеют для водоплавания некоторые прибрежные живые твари. Шевельнув ими, он понял, что это и есть его ноги – его собственные ноги, приобретшие в новом фокусе восприятия иной вид.
   От отвратительных своих ног Макс перевёл взгляд на руки, и вместо тыльной стороны своих ладоней, увидел, лопающиеся от обилия бородавок и волдырей, пузырящиеся и гноящиеся, источая какую-то едкую флуоресцентную фиолетовую жидкость, корявые лапы некоего неведомого существа – то ли животного, то ли рыбы, то ли птицы, – существа, безобразию коего не позавидовал бы даже самый отвратительный упырь с холста великого Босха.
    “Всё, что я вижу вокруг, и во что превратился сам, – есть следствие сместившейся в определённое положение, под воздействием препарата, точки сборки!” – яростно зашептал вслух Макс, повторяя это выражение, как заклинание или мантру, неожиданно вспомнив о том, как словами этими напутствовала его Велга, руководя ходом путешествий в иных мирах и при вселении души его в чужое тело.
    “Это всего лишь положение точки сборки!” – всё настойчивей и громче бормотал себе команду к осознанию Макс, пытаясь силой собственной воли изменить восприятие навязываемых пыткой ужасов.
   “Я могу сам – силой своего намерения, вернуть точку сборки в исходное положение!” – приказывал он себе уже во весь голос; но воспринимаемое не спешило менять своих уродливых очертаний, отражая лишь образы мира ужасов.
  – Что ты там бормочешь, ублюдок?! – обратился к Максу полковник, отвлекшийся наконец от соучастия в истязании девки; но, не услышав от балансирующего на грани психического помешательства и смерти юноши какого-либо связного ответа, исключая нечленораздельные мычания – единственное, что был способен преподнести как ответ Макс, полковник возбуждённо продолжил: “Хочешь изменить положение точки сборки?... Не так ли?... Это как у Карлоса Кастанеды? Магические манипуляции осознанием?... Хочешь собственной волей сделать своё восприятие вновь нормальным?... Какой вздор! Кто научил тебя этим глупостям – Велга?! Ведь это она – женщина Нагваль вбила в твою голову всю эту чародейскую метафизическую чушь?” – принялся сыпать вопросами на охающего от недомогания Макса лысик, но, видя сам, что пациент его изуверского исцеления совершенно неадекватен, чтобы что-то отвечать или даже разумно воспринимать, полковник разъярился пуще прежнего и, метнувшись к холодильнику, извлёк на свет божий ещё пару шприцев, наполненных жидкостями других цветов, нежели те, что уже плавали в венах Макса.
  – Вот тебе точка сборки! Вот тебе контроль за восприятием! Вот тебе магия! – истошно завопил лысик, и с этим кличем, вонзил один из своих шприцев прямо в лицо юноше. Мало того, что укол в лицо, нанесённый лысиком был болезнен сам по себе, да ещё и способ, которым полковник совершил экзекуцию, оказался для Макса очередной, нарастающей в степени боли пыткой, потому что, втыкая иглу, садист КСБшник принялся крутить шприцем из стороны в сторону, раскурочивая, рвущиеся в его ладонях, лицевые мышцы жертвы.
   Но и этой боли видать было мало, поскольку, через минуту Макс почувствовал, как всё его тело оживает, превращаясь в единый и сплошной тактильный рецептор.