Громыхалыч

ЗАКОНЫ ФИЗИКИ

— Вы что тут сидите и пьёте? У вас человек с балкона выпал!
— Слышь, не шуми, сядь, выпей.
— Вы меня не слышите??? Вы меня не поняли??? У вас человек выпал с балкона!!!!!
— Не выпал, а выпрыгнул.
— Какая разница??? Это же пятый этаж!!! Какая разница, несчастный случай или самоубийство??? Пятый этаж!!! А вы сидите и пьёте, и вам до этого дела нет!!!!
— Успокойся. Сядь, выпей. Это не самоубийство. Он за водкой пошёл.
—???????????????????
— Он всегда так ходит за водкой, ему лениво по лестнице бегать. Щас придёт.

У Громыхалыча в молодости была такая странная привычка – прыгать с высоких предметов. Одно время он ухаживал за одной известной центровой московской красавицей. Не добившись взаимности, Громыхалыч прыгнул с козырька кинотеатра Зарядье. Не ради самоубивства, а ради демонстрации своей печали. Прыгнул и пошёл пить в компанию друзей. Пьёт-гуляет, но чувствует некоторое неудобство – пятка болит. Ну, выпил, погулял, пошёл в больницу. Врачей симптоматика заинтересовала. Врачи Громыхалыча посмотрели, пощупали, сделали снимки, и говорят —
— Голубчик, а у Вас позвоночник сломан.
Ну сломан так сломан, надо оперироваться. Перелом не тяжёлый, всё будет хорошо. Но и тут Громыхалыч отличился – он отказался от наркоза. Операцию на позвоночнике он перенёс наживую. Во время операции он сгрыз подушку. Целиком.
Мы потом спрашивали Громыхалыча – зачем? К чему этот нездоровый понт?
Он отвечал —
— Ну, во-первых, в общем наркозе нужды не было, а местный бы не подействовал – я был в говно пьяный. Во-вторых, мне ассистентка понравилась, я хотел перед ней выпендриться.
— Ну и что? Выпендрился?
— Ну да. Только подушка невкусная.

Некоторые законы физики на Громыхалыча не распространяются. Сидим большой компанией друзей у Дядьки на Сретенке, прибегает Ирка, жена Громыхалыча. Вся в слезах и в истерике —
— Игоря избили!
Народ в непонятках. Избить Громыхалыча? Это кем надо быть?
— Что случилось, Ира? Что с ним? Он в порядке?
— Да он-то в порядке! Это я не в порядке!

И бедная Ира рассказывает историю. Они ехали из гостей. Громыхалыч был сильно взямши. Не то чтобы в дрова, но изрядно. Добрались до дома, уже зашли в арку, и тут случились хулиганы. А надо отметить, что у Громыхалыча с хулиганами отдельные отношения. Хулиганы липнут к Громыхалычу как навозные мухи. Везёт Громыхалычу на хулиганов. Только хулиганам с Громыхалычем не везёт.
Есть хулиганы, которые обижают маленьких и слабых. Это конченые ничтожества, нам они не интересны. Нам интересны серьёзные хулиганы, которые обижают больших и сильных. Нам интересны сильные, азартные, уверенные в себе, уважающие себя хулиганы, которых интересуют крупные мишени.
Громыхалыч – крупная мишень. Я, например, парень был весьма нехилый, вполне гренадёрского росту, изрядно тренирован, служил в правильных войсках, был вполне спортивен. Но рядом с Громыхалычем я всегда испытывал некий дискомфорт, рядом с Громыхалычем я начинал понимать, что природа на мне некоторым образом отдохнула. А на Громыхалыче природа не отдыхала, она над ним трудилась как могла, она на нём оттянулась. Это я испытал на себе, когда как-то спьяну вздумал бороться с Громыхалычем на руках. Громыхалыч в две секунды ликвидировал у меня локтевую коллатеральную связку, я быстро всё понял, успокоился, и мы продолжили выпивать. Но рюмку я держал уже левой рукой.
Громыхалыч обманчив. Он очень большой, но выглядит несколько неспортивно, выглядит неуклюжим пельменем. Мало кому придёт в голову, что этот пельмень преподавал московским ментам боевое самбо, и мощь боевого носорога сочетается в нём со стремительностью горной гориллы. В эту ловушку и попадают хулиганы, наивно полагая, что этот пельмень – большая, престижная и нетрудная добыча.
Однажды толпа таганских хулиганов пробовала побить Громыхалыча. Громыхалыч быстренько всех положил, а самого крупного, вожака, припёр к стене и поднял за шкиряк. Хулиган натурально висел в воздухе, болтая ножками, как в кино. Интересна была реакция хулигана на такое своё положение – хулиган заплакал и обсикался.

...Ирка плакала и рассказывала страшную трагедию, как в арке на них вышел целый табун шпаны. Они сначала зацепились языками, потом собрались бить Громыхалыча. Их было достаточно, чтобы двое были свободны от драки, они держали Ирку. Не били, а просто держали. Остальные всем табуном налетели на Громыхалыча, сбили его с ног и стали азартно пинать. Ирка вырывалась, пыталась кричать караул-убивают, но ясен пень, тишина была ей ответом. Встревать в такой кипеш дураков не было, а наши менты, как известно, обладают метафизической способностью пастись там, где они нахрен не нужны, а где они нужны – там их никогда нет. И вот Ирка рассказывает —
— Они его ногами бьют, не дают встать. Он пытается встать, но не получается – пьяный очень. Он уже задыхается, что-то хрипит, они от этого входят в азарт, бьют его ещё сильнее. Он постепенно перестаёт сопротивляться, начинает хрипеть. Я кричу – вы же убили человека, скоты! Скоты ухмыляются, Игорь начинает хрипеть ещё громче. Я пытаюсь понять, что это за звуки он издаёт, и никак не могу понять.
Ирка начинает кипятиться, опять плачет, кричит и жестикулирует —
— И вы представляете??? Вы представляете??? В конце концов я начинаю понимать, что происходит! Он храпит!!! Он храпит!!!
Вы представляете??? Они его бьют ногами, а он спит! Я с ума схожу, дёргаюсь-дрыгаюсь, кричу, зову на помощь, а он спит!!!

Занавес. Нету, наверное, больше позору для хулигана, когда хулиган бьёт ногами терпилу, сопит от устатку и усердия, а терпила спит и видит сны.


Простите, ребята, если не интересно, но пишу не столько для вас, сколько для себя. Громыхалыча надо увековечивать вне зависимости от того, выживет он или не выживет. Это человек-спецзаказ, таких больше не делают.




БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК

Коктебель, конец бархатного сезона, уже довольно прохладно, пляжи полупусты. На пустом пляже валяются Громыхалыч и загипсованный Зегаль. Зегаль сломал ногу, и Громыхалыч вывез друга погреть пузо под конец сезона.
Вторая половина 80-х, империя агонизирует, в стране неспокойно, люди стали нервны и агрессивны, по пляжам Коктебеля ходят шумные демонстрации жовто-блакитных хлопцев с жовто-блакитными флагами, навстречу им ходят не менее шумные демонстрации крымских татар. Даже на курортах неспокойно, чувствуется некий напряг.
По пляжу в направлении двух одиноких отдыхающих движется большая компания здоровенных быков жовто-блакитного вида. Друзья на всякий случай приглядывают вспомогательные предметы – Громыхалыч присмотрел камень побольше, Зегаль поудобнее прихватывает костыль. Зегаль – это известный московский художник и архитектор, это нэцке Громыхалыча – он тоже здоровенный квадратный атлет, только в три раза меньше.
Компания здоровенных рогулей подходит к нашим героям, на лицах ни грамма агрессии, а совсем наоборот – добрые улыбки на грани обожания и подобострастные позы. И происходит такая сцена —
— Здравствуйте, Ихорю Мыхайловыч. Наши друззя у том року привезли в наш клуб серебряный рубль, сплющенный пополам. Воны казалы, щё це Вы так можете. У нас к Вам большая просьба – согните такой же рубль для нашего музея

И протягивают Громыхалычу советский серебряный юбилейный рубль.
Оказалось, это компания культуристов откуда-то с Западной Украины. В прошлом году Громыхалыч здесь же, на пляже Коктебеля, любимом месте отдыха московской богемы, показывал их знакомым, как можно согнуть серебряный рубль двумя пальцами, и хлопцы очень воодушевились, увидев на пляже Коктебеля легенду западнохохляцкого культуризма.
Громыхалыч согнул рубль пополам, культуристы шумно благодарили, сфотографировались с кумиром и удалились.

Громыхалыч – это наш Гаргантюа. Он может выпить одним глотком поллитровую кружку ледяного пива, сожрать в один присест тазик салата оливье или жареного гуся целиком. В нашей компании у каждого есть какая-то своя кулинарная фишка, фишка Громыхалыча – запечённый в духовке сом. Иногда, бывалоча, летаешь по своим делам или сидишь себе дома, и вдруг раздаётся звонок —
— Приезжай, миленький. Я запёк сома.
И ты всё бросаешь и вваливаешь к Громыхалычу на Таганку – такое событие нельзя пропустить. Сом от Громыхалыча – это всегда фантасмагория кишкоблудства, этот сом всегда ростом с Громыхалыча и вкусен, сволочь, до немогу.
Иногда Громыхалыча вштыривает бороться с лишним весом и голодать. Он не ест ничего сорок дней, а питается только минеральной водой. Почему именно сорок дней – я не знаю, боюсь спрашивать. Громыхалыч нерелигиозен. Может быть, это работает въевшаяся в нашу культуру сакральная цифра, может быть, это какие-то чисто медицинские соображения.
Однажды едем себе со Степенным с работы. Я жил тогда на Рязанке, почти все пути из центра на Рязанку лежат через Таганку. И аккурат проезжаем таганский круг, когда звонит Громыхалыч —
— Миленький, я выхожу из голодания, заезжай, пообедаем.
Я заскучал. Я знаю эти закидоны Громыхалыча – не жрать по сорок дней. Ну, как люди выходят из такого лютого голодания? Сок морковки, долечка апельсина, ботва какая-нибудь... Но почему-то захотелось заехать, давненько не бывали у Громыхалыча.
Заехали. Громыхалыч хлопочет на кухне, глаз играет, пахнет вкусно.
— Молодцы, что заехали. У меня в духовке гусь с яблоками, в морозилке литр водки.

Понимаете, да? Человек НИЧЕГО не ел сорок дней, похудел килограмм на двадцать-тридцать (обычная норма сброса этого слонопотама), а разговляет он свою слипшуюся кишку гусиком с яблочками и водочкой из морозилки. И заметьте, это не какой-нибудь конь педальный, это великолепный врач и отменный физиолог, у которого физиология, собственно – основное ремесло. Просто так установлено природой – с законами природы у Громыхалыча свои отношения. Отдельные отношения. Как говорят в таких случаях – не пытайтесь повторить.

Игорь Михалыч Красковец – очень известный на Москве врач, один из лучших наркологов. Он умеет чинить всё, любую рухлядь – и алкашей, и торчков, и токсикоманов, и любых других охотников чем-нибудь себя отравить. Специализируется, правда, в основном на алкашах – алкаши душевнее, алкаши более вменяемы и более благодарны. Среди его пациентов такие фамилии, которые никак нельзя произносить публично – затаскают по судам и снимут последние штаны.
Параллельно, как и все уважающие себя наркологи, он хорошо рубит в психиатрии – все возможные токсические энцефалопатии, психозы, неврозы и прочие пограничные состояния – это часть его работы. И даже сейчас, на восьмом десятке, с катетером в ключице и кучей ядохимикатов в организме, он постоянно копается в справочниках, изучает новые достижения наркологической фармацевтики и вечно торчит на всяких видеоконференциях коллег. Профессионал.
Пациенты обожают Громыхалыча. Своими габаритами, свирепой наружностью и гласом иерихонской трубы он внушает пациентам страх и трепет, столь необходимый им для начальной самодисциплины во время выхода из штопора, а по жизни нет нежнее человека. Его обращение «миленький», которое переехало у него с пациентов ко всем окружающим людям, как нельзя лучше характеризует этого боевого носорога с характером лесного эльфа. И подходы к лечению у Громыхалыча подобающие – пациент должен испытывать минимум неудобств. Всем его пациентам известна его знаменитая формула – «неприятности надо переспать». Он заряжает пациента своей алхимией из десятков ингредиентов и полирует всю эту музыку каким-то своим компотом из только ему известных седативов и сонников. Спишь двое суток, просыпаешься как новенький. Знаю по себе – однажды я зашёл в энергичный запой. Зашёл специальным усилием воли – я персонаж не запойный, такая просто была лютая жизненная ситуация, надо было выключить себя из жизни. Дело это мне быстро надоело, чувствовать себя овощем я не очень люблю, и я позвал Громыхалыча. Приехал боевой носорог, сказал мне пару ласковых инвективов, долго что-то толок в ступке, смешивал ядохимикаты, потом уложил меня под капельницу, велел родным и близким следить за положением головы, чтобы я не подавился языком, и уехал. Я проснулся часов примерно через тридцать и понял, что только что родился и мне надо немедленно познавать мир.
Не исключаю, что погремуху Громыхалыч дал ему кто-нибудь из пациентов московской богемы – уж больно метко, точно и созвучно звучит Громыхалыч к Игорь Михалыч, и уж больно ласково это звучит применительно к его человеколюбивому ремеслу.
Есть у Громыхалыча ещё одна особенность, которую нельзя не отметить. Как и любому крупному зверю, ему нужна большая берлога. И живёт он в огромном генеральском доме, в огромной генеральской квартире. Эта огромная генеральская квартира состоит из книжных стеллажей процентов на девяносто.
У Громыхалыча есть примерно вся литература, написанная человечеством. И он всё это читал. Иногда спросишь его – Михалыч, а у тебя есть... (и называешь какую-нибудь книгу или автора, о которых никто ничего не слышал)... он смотрит на тебя как на умственно отсталое дитя и отвечает – ну конечно есть, возьми лесенку, на стеллаже в прихожей пятнадцатый ряд снизу, немного слева.
Громыхалыч знает всё на свете, читал все книги, смотрел все фильмы, его иногда приглашают дублировать редкое кино без перевода. Не то чтобы Громыхалыч хороший переводчик, он никакой переводчик, он просто знает все диалоги всех персонажей всех фильмов. Он может в лицах рассказать все диалоги из любого кино.
Наш общий знакомый, обрусевший японский художник Мацумара может говорить только с Громыхалычем. Не то чтобы Мацумара-сан не говорил по-русски, он отлично говорит по-русски, просто больше ему не с кем поговорить об искусстве изменчивого мира Укиё-э эпохи Эдо. У меня есть подозрение, что Громыхалыч близок Мацумаре не только интеллектуально, но и эстетически – уж больно добрейший лик Громыхалыча напоминает маску самурая Мэнгу.
Мацумара находит себе оттяг только в компании Громыхалыча, когда они беседуют об искусстве изменчивого мира эпохи Эдо, употребляя в пищу русскую водку эпохи династии императора Пу.



РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК-СЛОН

Как известно в некоторых узких кругах широкой общественности, с некоторых пор старый чукча записался в великие русские писатели. Многие друзья чукчи почитывают чукчу, некоторые даже похваливают чукчу. Некоторые свои литературные упражнения я не без трепета показал Громыхалычу, понимая, что вердикт от его лица мне будет выносить мировая литература. Дело даже не в том, что вся мировая литература живёт в большой генеральской квартире на Таганке, дело в том, что она глубоко осмыслена Громыхалычем в паузах между выпиванием освежительных напитков, приготовлением судачков а-ля-натюрель и борьбой с распадом личности алкоголиков.
Вердикта мировой литературы пришлось ждать недолго —
— Миленький, но это же полное говно.
Последовал глубокий структурно-стилистический анализ упражнений старого чукчи. В воздухе встали тени Шукшина, Джека Лондона и Макса Фриша, грудью защищая мировую литературу от дешёвых подделок стилистически беспомощных профанов, годных только на написание предисловий к телефонной книге. Разговор закончился как обычно —
— Приезжай, миленький. Я покажу тебе такой подводный фонарик – ты с ума сойдёшь.
На старости лет Громыхалыч увлёкся дайвингом. Мировая литература напряглась и опечалилась, предчувствуя недоброе. И недаром. С этих пор у мировой литературы начались неприятности.
Громыхалыч стал пропадать в Таиланде, осваивая бескрайние просторы мирового океана. Мировой океан поначалу был не против, он несколько раз брал Громыхалыча на излом, но быстро понял свою беспомощность и успокоился. Мировой океан заставлял Громыхалыча выгребать на вёслах несколько километров против ветра во время шторма. Громыхалыч выгреб под аплодисменты всего Таиланда. Мировой океан подсылал к нему акул, скатов и барракуд, но все они были либо посрамлены и обращены в позорное бегство, либо сожраны опять под аплодисменты всего Таиланда.
Мировой океан поменял тактику. Он пошёл на подлость, подослав диверсанта. Громыхалыч наступил на морского ежа и стал умирать.
Дело было на каком-то из островков Таиланда. Я в них ничего не понимаю, по мне все эти Пипи, Пупу, Пепе, Пхипхи и Кхекхе – только лингвистические шутки, но не приведи тебя Господь перепутать эти плевочки маленькой суши в разговоре с Громыхалычем – ты немедленно будешь объявлен личным врагом парадиза и сослан во адъ на вечные муки.
Сижу ночью дома, никого не трогаю, починяю примус. Звонит Громыхалыч и начинает нести какую-то несусветную пургу. Что-то орёт, сам с собой спорит, сам себя перебивает, потом бросает трубку. Тишина. Удивляюсь. Ну, думаю, допился Громыхалыч до чертей, что ему несвойственно... Сильно позже я узнал, что у Громыхалыча тогда начиналась газовая гангрена, температура уехала за сорок два и начался горячечный бред. Сильно позже я узнал, что оказывается, я увековечен в истории – чтобы мне позвонить, Громыхалыч вырубил ножом мой телефон в стене гостиницы. В общественном парижском туалете есть надписи на русском языке, а мой телефон вырублен в камне какой-то гостинички на острове Пипи, Пупу или Кхекхе.
Какая-то добрая душа поняла, что Громыхалычу светится кирдык, что его надо спасать. Но разыгрался нешуточный шторм, сообщение прервано, и непонятно, как вывезти эту большую белую человеку на материк.
Спасла Громыхалыча мафия. Во время своих бесчисленных поездок в Таиланд Громыхалыч скорефанился с местными хулиганами, которые устраивают нелегальные бои по таиландскому боксу муай-тай, занимаются контрабандой и какими-то ещё невинными шалостями. Большой белый человек-гора стал их кумиром и лучшим другом.
Был лютый шторм, на воду было выходить нереально, но промедление было смерти подобно, и только маленькие разрисованные драконами таиландские мафиози решились снарядить баркас на материк, чтобы спасти своего друга, большую белую человеку.
Довезли. Правда, мировой океан не удержался от последней подляны. По дороге из воды прямо в баркас выпрыгнул осьминог, обосрал Громыхалыча с ног до головы своими чернилами, и упал к нему на колени. Громыхалычу было пофигу, он был уже почти без сознания, а маленькие моряки-муайтайцы обрадовались и положили осьминога в рундук – будет хороший ужин.
Не буду мучить вас подробностями, что может вытворять русский Гаргантюа в горячечном бреду во время газовой гангрены, но полагаю, что ни королевство Таиланд, ни компания Аэрофлот, ни посольство России этого не забудут никогда, и ещё долго будут плакать, подсчитывая убытки и разрушения.
Громыхалыча тогда спасли. Спасли даже ногу. Несколько десятков операций – это ещё куда ни шло, это можно понять. Невозможно понять, как мозг Громыхалыча вынес несколько десятков общих наркозов, не повредившись и не растеряв миллиарды своих нейронно-синаптических связей, сохранив в его рассудке всю мировую литературу, всю мировую фармацевтику, и даже искусство изменчивого мира эпохи Эдо.
Есть истины на свете, друг Горацио, что недоступны нашим мудрецам.

Потом пришла лейкемия. Лейкемию поймали на стадии «три плюс». Это ещё не приговор, но уже очень серьёзно. Громыхалыч напрягся и победил.

Теперь пришёл рак пищевода. Рак пищевода поймали уже на «четвёрке». Это уже приговор. Мне позвонил насупленный Громыхалыч и раздражённо сопел в трубку —
— Ну, всё сука. Заколебло. Нажрусь таблеток нахрен и усну. Сил больше нет.

И вот давеча позвонил Зегаль мне в деревню и сказал, что четвёрку отменили, ставят три плюс. Есть шансы. Больше того – Зегаль сказал, что врачи довольны результатами химиотерапии, что организм Громыхалыча отменно реагирует на химиотерапию.

Живи, Громыхалыч. Пожалуйста, живи, миленький. Ты в большом долгу перед наукой антропологией. Наука антропология спит и видит, чтобы понять, откуда берутся в роду человеческом такие перцы. А в Таиланде тебя ждут развалины больницы, маленькие бесстрашные добрые мафиози и большие тайские слоны, которые так любят покатать тебя, русского человека-слона.




24 ЯНВАРЯ 2022

Громыхалыч помер. Москва жужжит - ушла эпоха.


Анастасия Игоревна, наша умница, привозила папу к нам в деревню по осени якобы по грибы. Получилось так, что привозила попрощаться. Громыхалыч был уже очень плох, но приехал как настоящий Гаргантюа - с мешком горгондзоллы и небольшим бассейном анжуйского, и читал нам лекцию, где надо покупать настоящий сыр, а так же почему все римейки на «Семь самураев» невозможно воспринимать всерьёз.
Это была наша последняя встреча. Теперь впереди только Хованское. А я не хочу на Хованское, я хочу поставить Громыхалычу свой маленький памятник. Здесь поставить. Люди прочитают про нежного боевого носорога, улыбнутся, да и помянут Громыхалыча добрым словом. Вот и пригодятся в вечности столь нелюбимые архаической публикой социяльные мрежи.
Мир твоему праху, покой твоему духу, Игорь Михалыч.




НАРКОЛОГ ДЛЯ ДОВЛАТОВА

Еще одна история с Громыхалычем. Связана она со многими любимым писателем Сергеем Довлатовым.
Довлатов, как известно, был весьма не дурак выпить. Но пил тогда уже тяжело, был склонен к тяжёлым запоям. Жил Довлатов уже в Нью-Йорке, и чужбину переживал нелегко, и годы были уже не те, чтобы гусарить, и груз старых грехов винопития давал о себе знать... В общем, иногда Довлатов сильно страдал.
И однажды, впав в очередной мрачный запой, Сергей Донатыч почувствовал себя весьма неважно и позвонил какой-то своей старой подружке в Питер, и начал прощаться. Прощай, мол, подруга светлых дней моих, наверное, не увидимся больше, не помни зла, прости, если что было не так...
Барышня в обмороке. Выслушав трудный абстинентный монолог писателя, барышня впала в большое беспокойство и стала обзванивать всех общих знакомых — с Сергеем что-то не так, у него совершенно мёртвый голос, вот он звонил мне только что и прощался, будто готовится к смерти.
Тревогу барышни общественность охотно разделила. Тут же пошли круги по воде. Не все отнеслись к этому звонку из Нью-Йорка только как поводу для светских сплетен, многие отнеслись к ситуации конструктивно и деятельно.
Ясное дело, весть моментально долетела и до московской богемы. Как известно, русский народный телеграф работает со скоростью звука. И какая-то умная маруся вовремя вспомнила, что сейчас в Нью-Йорке находится светило московской наркологии, наш Громыхалыч.
А Громыхалыч на тот момент действительно был в Нью-Йорке, он гостил у своего старого друга Лёни Терлицкого. Друзья отдыхали, гуляли по городу, выпивали, вспоминали былые бои, как вдруг кто-то из знакомых ворвался звонком в эту идиллию и забил в колокола — Игорь Михалыч, с Довлатовым беда, срочно спасайте Довлатова. Вот вам телефон и адрес, вся литературная Россия надеется только на Вас.
Делать нечего. Отдых разрушен. Литературное наследие Родины под угрозой, надо спасать пьяное наследие. Обшмонали хату Лёни Терлицкого, кое-что из необходимых ингредиентов нашли у него, ибо и сам Лёня был не чужд медицине, пробежались по аптекам, наскоро собрали необходимые ядохимикаты, и вскоре Громыхалыч вырос у дома Довлатова с тревожной аптечкой. По телефону звонить не стал, зная по опыту тревожный нрав пациентов, позвонил в домофон. Через много-много звонков услышал глухой мрачный голос —

— Who's there?

И услышал требовательное —

— Открывай.
— Чивооо? — спросил изумлённый Довлатов.
— Открывай, говорю. К тебе нарколог из Москвы.

В голосе визитёра появились раздражённые нотки. Голос звучал уже как предупредительный сигнал иерихонской трубы. Все мы, друзья и пациенты Громыхалыча, знаем, как этот чемпион Москвы по культуризму становится социально опасен, когда его выдёргивают из-за стола на работу, заставляя променять общество любимых друзей на компанию весьма подозрительных распадающихся личностей с признаками тяжёлой интоксикации, истеричных, капризных и маловменяемых. А тут достали даже в Нью-Йорке.
Повисла долгая тревожная пауза. Трубку домофона не бросали, но и дверь не открывали. В домофон было слышно, как хрипит и скрипит у Довлатова остаток пьяного мозга. Отвыкший от привычек отчизны писатель никак не мог связать в голове свой звонок подружке в Питер и появление у своего подъезда незнакомого доктора с замашками гангстера. Между этими событиями прошло полтора часа. Даже свежий блестящий вменяемый мозг не сможет связать в логическую цепь звонок в Питер и появление доктора у своей квартиры в Нью-Йорке через полтора часа, тем более, что помощи Довлатов не просил, лишь хотел услышать дорогой ему голос, да и состояние его нервно-синаптических связей оставляло желать много лучшего.

— Открывай, говорю. Иначе вынесу дверь.

Хриплый бас иерихонской трубы уже не предвещал Довлатову ничего хорошего. Он открыл. Через несколько минут Громыхалыч уже сидел на кухне и толок в фарфоровой ступке свои ядохимикаты, по своему обыкновению сопя и потея. Перед ним стоял беспомощный виноватый полумёртвый пьяный Довлатов, слушал инструкции и покорно кивал головой.
Громыхалыч вывел тогда Довлатова из запоя, параллельно напоминая бедолаге-писателю привычки любимой Родины и объясняя причинно-следственные связи — какая маруся позвонила какому петрусю, какой петрусь какому феде, какой федя какому пете, и почему через полтора часа после прощального звонка в Питер у тебя под дверью в Нью-Йорке вырастает скорая наркологическая помощь, если твоя фамилия Довлатов. Довлатов растрогался, чуть не плакал, через малое время он уже сладко спал под капельницами. Надо полагать, на какое-то время Громыхалыч продлил ему жизнь. Надо полагать, какими-то из последних произведений Довлатова мы обязаны нашему Громыхалычу. Надо полагать, на том свете они встретились, улыбнулись друг другу. Им есть что вспомнить.