Крот
Крот.
Он лежал на мусорной куче и смотрелся каким-то инородным пятном. По тельцу ещё пробегал слабый разряд уходящей жизни, но финал её уже был определён. Маленькое существо с когтистыми лапками не было похоже ни на одно из тех животных, которых Настя видела в своей жизни. Крот очень напоминал инопланетного чудика из старого комикса. И она подумала, что этот, наверное, был таким же разумным, как и его нарисованный двойник. Девочка посмотрела на своих друзей.
Несколько человек из второго отряда собрались после завтрака за столовой, где садовник Семён вместе с увядшими пионами выбросил на мусор маленького вредителя. Так он называл все виды землероек. Казалось, что кроты были самыми главными врагами Семёна. Садовник любил красивые цветы, а всё, что мешало красоте, по его мнению, подлежало уничтожению. Ненавистные же кроты целую неделю упорно рыли главную клумбу лагеря. Поэтому три последних дня Семён активно охотился. Наконец, сегодня утром один вредитель был ликвидирован.
Дети молча рассматривали умирающего «пришельца».
– Моя бабка говорит, что кроты – это ошибка природы, – нарушил молчание стоявший рядом Герасим. – Их быть не должно.
– Наверное, она права, – согласилась Настя. – Пользы от кротов никакой, а цветы убивают.
– И не только цветы... крот портит всё! Грядки тоже. У бабки на даче все её посадки испортил. Она садит-садит морковку, а крот роет и ничего не растёт потом. А это ведь урожай!
Ребята снова замолчали. Через минуту зверёк вытянулся и замер. «Всё» – подумала Настя. Можно было расходиться, но никто не спешил. Самый бойкий из всех, Кирилл осторожно потрогал ногой меховой комочек, затем, сплюнув в сторону, процедил:
– Собаке собачья смерть!
Из толпы поддержали. Настя тоже похлопала.
Вдруг сзади послышался чей-то всхлип, и ребята обернулись.
– Кроты ведь... как и мы... живые, – тихо сказал мальчик, который приехал в лагерь только вчера. Звали его Лёшей.
Новенький носил очки с толстыми линзами, что делало его похожим на «умника». Это обстоятельство, а также опоздание на смену сразу определило мальчика отдельно от остальных. Отряд к его приезду уже успел разделиться на группки, и теперь для каждой компании «опозданец» являлся лишь раздражающим довеском. Не оставляя попыток найти своих, Лёша добродушно пристраивался ко всем подряд, однако по-прежнему оставался сам по себе. Сейчас он стоял позади толпы и, кажется, плакал.
Когда Настя заметила слезу, блеснувшую из-под оправы, ей стало неловко. К тому же произнесённая фраза почему-то воспринималась как укор. Новенький будто обличал присутствующих в сопричастности к чему-то злому и неправильному. А это было неприятно, и плохое захотелось оправдать.
– Так он же вредитель! – сказала она. – Он же уничтожает посевы! Он...
– Погоди-ка, – перебил Настю Кирилл. Пристально всмотревшись в очкарика, он спросил:
– А мы что... плачем? Такие большие и слёзки льём?
Лёша снял очки(без них он выглядел совершенно беззащитным), протёр стёкла, снова надел очки и, непонятно к кому обращаясь, тихо проговорил:
– Крот просто жил там... Это была и его земля тоже...
Потом он, засунув руки в карманы брюк, направился к аллее, ведущей в лагерь.
– Там же их тыщи! – крикнул вдогонку Герасим. – Под землёй их тысячи! Они могут и дом подрыть! Ты что этого хочешь? Да!?
Но Лёша уже шёл по дорожке и не оборачивался.
– Во дураак! – снова сплюнул Кирилл. – Землюшника пожалел!
– А вы заметили, какие у него «слепые» глаза без очков? – спросила Настя.
– Точно! Он сам крот! – рассмеялся Кирилл.
Шутка сгладила у всех чувство вины, и прозвище «Крот» прочно приклеилось ко вчерашнему новенькому.
***
Настя никогда не чувствовала себя чужой среди детей. С самого начала смены она легко вписалась в коллектив и приобрела несколько подруг, из которых лучшей была Лиза, потому что их кровати стояли в палате рядом. А вот очкарик Крот в отряде никак не приживался. С того дня, когда, пожалев «вредителя», он проявил слабость, дети относились к нему как к чудаку. Поэтому в столовой за столик с ним никто не садился. Партнёров для игр он не находил. И на дискотеке, где могли бы исчезнуть барьеры, Крот никогда не бывал. И всё-таки Настя почему-то каждый вечер хотела увидеть очкарика на танцполе. Не сказать, что это была симпатия, но всё же чем-то этот подросток её притягивал.
Крот был определённо умнее остальных. Был как будто старше их. И совсем не важно, что тогда, у мусорной кучи он оплакивал убитого зверька, словно ребёнок. Настя чувствовала, что Крот превосходил всех. Но только не физически, а как-то иначе. Говорил мальчишка чаще о вещах непонятных и сложных. Правда, тех немногих слушателей, которые иногда пытались вникнуть в смысл сказанного, рассуждения Крота держали не дольше минуты. А ещё Крот совсем не понимал коллективных развлечений, предпочитая книги. В местной библиотеке никогда не случалось ажиотажа. По этой причине читальня чаще была закрыта. И только Крот мог дожидаться загулявшего библиотекаря часами.
Словом, очень Крот отличался от общей массы. Но не это привлекало Настю. Было что-то ещё. И втайне ей хотелось бы лучше узнать Крота. Однако в кругу «своих» очкарика совсем не принимали, а отделиться от этого круга Насте мешал неясный страх остаться одной. Поэтому она вместе с другими подшучивала над Кротом, дразнила его и пренебрегала. Издёвки не виделись девочке чем-то плохим. К тому же такое поведение соединяло её с целым отрядом, делая неприятие одного человека своеобразным склеивающим обстоятельством.
Крот ни на кого не обижался. Казалось, он вовсе не замечал своего статуса. Лишь однажды, когда Герасим надел на свой нос вырезанные из бумаги очки с огромными глазами вместо стёкол и, спотыкаясь, зашёл в столовую, Крот как будто смутился. Зрелище было таким комичным, что все вокруг и даже вожатые рассмеялись. Только не Крот. Он, сняв свои очки, серьёзно предложил Герасиму:
– Может, попробуешь мои?
Герасим покраснел, смял бумажную оправу, потом, глупо улыбаясь, пробубнел:
– Не надо... я уже прозрел...
Настя снова про себя отметила, как легко Крот отражает нападения. К нему словно не приставали насмешки. Иногда он просто молчал, давая возможность другим устать от бесполезности подначек. Или мог сам искренне посмеяться над шуткой в свой адрес, что отнимало у обидчиков все шансы на «удачу». А ещё, бывало(как в этот раз), дразнить Крота становилось почему-то стыдно. И главное, он никогда не проявлял враждебность. С подковырками справлялся всегда без зла. Возможно, именно эта его невероятная мирность и толкала весельчаков к безнаказанному стёбу.
2
Родительский день.
Незаметно подошло второе воскресенье месяца – традиционный родительский день. Всё вокруг приводилось в образцовый порядок, и к обеду, по обычаю, детский лагерь должен был распахнуть свои двери для родственников. С самого утра воспитанники пребывали в приятном, но мучительном состоянии ожидания.
Наконец первые авто подкатили к воротам. Через полчаса родители уже кучно бродили по аллеям, сидели в столовой, в клубе, а наиболее любопытные встречались даже в прачечной. После обеда некоторых детей увозили за территорию лагеря. Счастливчики вместе с пропусками на «увольнение» получали до ужина свои мобильники. Настю тоже забрали на пикник.
За развлечениями выходной день прошёл быстро, оставив не только радость, но и печаль. Самым грустным оказалось возвращаться в лагерь. Насте очень хотелось домой, однако мир за границами семьи манил своими ощущениями гораздо сильнее. Она проглотила слёзный ком и направилась в столовую, где уже толкались на раздаче «свои».
– А мы были на озере!
– А мне купили велик!
– А у нас кошка родила!
И постепенно чужое опять становилось ближе.
***
Ужин подходил к концу, когда Настя обнаружила у себя первое пятно. Оно расположилось ближе к запястью, и рука там сильно зудела. «Ненавижу комаров» – подумала она, впиваясь ногтями в покрасневшую кожу. Потом чесаться стали щёки и шея.
– Ой! – округлив глаза, вдруг громко воскликнула сидящая рядом Лиза. – Что это с тобой?
Дети уставились на Настю, и ей сразу стало неуютно оттого, как сильно они были испуганы.
– А что со мной? – спросила она, уже догадываясь, что всё дело в этих «комариных укусах».
– Ты такая страшная! – сказала Лиза. Приложив ладони ко рту, она покачала головой и с выдохом произнесла:
– Какой кошмааар!
Толпа зашушукала.
Вытянув вперёд руки, Настя внимательно их осмотрела. Кисти были усыпаны странными пунцовыми пятнами. В центре каждого пятна белел вздувшийся бугорок. Такие же «горохи» рассыпались и на ногах. Очевидно, они были ещё на спине, и на животе, потому что теперь чесалось всё её тело. У Насти пересохло во рту.
– Чтооээтоо? – сипло спросила она, развернув свои руки остальным.
После недолгой паузы заключение сделал Герасим:
– Это может быть заразным...
Дети молча отодвинулись от Насти.
– Ой, а моя кровать стоит рядом с её кроватью! – предательски заволновалась Лиза.
Новость о том, что в лагере появилась чесотка или, может быть, даже проказа, сразу же разлетелась по другим отрядам. Вскоре вокруг Насти собралась толпа любопытных. Зеваки требовали от неё дышать в свою панамку, на случай, если ЭТО передаётся по воздуху. От стыда и отчаяния Настя словно застыла. Испуганно уткнувшись в белую панамку, она сидела в центре толпы, как на суде. Не было рядом больше ни друзей, ни сочувствующих. Остались только прокуроры.
– С кем ты общалась? – допытывались одни. – Теперь все заразимся! – паниковали другие. – В лагере будут делать дезинфекцию! – сокрушались третьи.
Наконец вмешался вожатый. Пробравшись сквозь гудящую массовку, он строго спросил:
– Что здесь происходит? – но, увидев Настю, смог вымолвить лишь короткое:
– Ничё се!
Слёзы хлынули из Насти, словно прорвалась какая-то плотина. От соли сильно защипало лицо.
– Что же мне теперь делать?! – зарыдала она.
– В санчасть! – приказал вожатый. – Бегом! – потом, повернувшись к остальным, грозно скомандовал:
– Разошлись по палатам! Быстро! Никаких движений по территории!
На ватных ногах Настя направилась в сторону домика с красным крестом, где уже через пять минут молоденькая медсестра Юля с важным видом озвучивала диагноз:
– Это ветрянка. Мы сейчас девочку изолируем, а завтра, когда придёт врач, позвоним родителям. Пусть они поскорее забирают её отсюда.
3
Лазарет.
Стоя у раскрытого окна лазарета, вся измазанная зелёнкой, Настя грустно смотрела в сторону клуба, откуда по вечерам обычно звучала музыка. Сегодня клуб непривычно «молчал». Из-за карантина в лагере отменили дискотеку, и непосредственно Настя стала причиной всеобщего заточения. «Теперь меня все ненавидят!» – подумала она, ощутив вселенский вакуум. Одновременно Насте вспомнилось, как она сама со смехом замыкала подобную пустоту вокруг Крота. Стыд залил краской лицо. Оказывается, это ужасно тяжело, когда все тебя отталкивают. Жаль, что это понимание пришло слишком поздно. И если бы завтра не пришлось уезжать домой, то она больше никогда не вела бы себя здесь так бессердечно. И не только здесь. Настя решила: никогда в своей жизни ни с кем не быть жестокой.
Вдруг между деревьями мелькнул знакомый силуэт. Через секунду на дорожку рядом с лазаретом, задумчиво глядя себе по ноги, вышел Крот. Это было так неожиданно, что Настя не поверила глазам. Поддавшись радостному импульсу, она позвала мальчика, впервые обратившись по имени:
– Лёш...
На мгновенье Настя испугалась, что Крот не захочет дружбы. Не захочет общения, в котором сейчас так нуждалась она, вчерашняя его насмешница. Но всё же снова крикнула чуть громче:
– Лёшка!
Лёша поднял голову, и Настя, заглянув в толстенные линзы, поняла: он не помнит её зла. В больших глазах светилась необыкновенная, словно увеличенная диоптриями, доброта. Вот, что отличало его от остальных! Он был добрым. Добрым в самом своём начале. В самом корне. И только такой доброты не хватало сейчас Насте. И только Крот – смешной, чудаковатый подросток – мог предложить такую доброту в обмен на её жестокость.
Перепрыгнув через ограду, Лёша повернул к больничному окну.
– Стой! Не подходи близко. Я вроде как... «прокажённая»...
– А я такое переболел.
***
Через раскрытое окно, они проговорили до самой темноты, пока медсестра Юля не обнаружила их и не заставила разойтись. А потом в одинокой палате Настя долго не могла уснуть, вспоминая вечерний разговор.
Крот оказался вовсе не слепым, а даже напротив, был слишком зрячим. Просто он умел смотреть в такие области, где глаза не нужны. Бабушка-физик с детства увлекла его своей наукой, и в какой-то момент увлечение для Лёши превратилось в мечту, а физика стала настоящим смыслом.
– Видишь? – указал Лёша на комара, присосавшегося к его руке. Потом сдул его и сказал:
– Он, я и ты – это одинаковые атомы и молекулы. Только их «склеили» по-разному.
Из всех непонятных терминов, которыми Крот объяснял свои теории, Настя вынесла единственное для себя открытие. Оно состояло в том, что наука может изучать, но совсем не может объяснить, почему или каким образом одни и те же «кирпичи» собраны в такие разные формы. «Склеили» – повторяла она про себя Лёшины слова и, глядя в чёрный квадрат неба, думала, что где-то есть Нечто, которое зачем-то крепко держит её атомы вместе.
А если это так, то в любой момент всё на свете (а значит, и она тоже) может так же необъяснимо исчезнуть. Такое положение вещей наделяло любую жизнь – будь то человек, крот или комар – очевидным, хотя и непонятным для Насти смыслом.
«Всё на свете есть я. – подумала она. – А я есть всё на свете.»
Скорее всего, эта мысль никогда не пришла бы к ней в голову, не случись вечернего разговора с Лёшей. Да и сам разговор вряд ли мог произойти, если бы она не заболела ветрянкой. И только заболев, Настя ощутила потребность в подобном общении. Всё это складывалось в целую схему последовательных событий, где длинная цепочка незначительных, казалось бы, эпизодов нужна была лишь для того, чтобы она (Настя) задумалась о том, кто же она есть на самом деле. Сложность этого алгоритма поражала своей разумностью. Насте вдруг пришла мысль, что и говорила она сегодня вовсе не с Лёшей, а с той главной образующей силой, которая однажды создала всё. Такая нераздельная связь с окружающим миром накладывала особую ответственность. В итоге выходило, что жизнь во всех своих проявлениях зависела в том числе и от Насти. Стало понятно, что садовник Семён, убивающий кротов ради красивой клумбы, нарушал порядок Всеобщего Начала. И Лёша тогда был единственным из всех, кто это уже понимал. Насте сейчас показались такими глупыми её недавние насмешки. Таким уродливым увиделось собственное зло, что захотелось зажмуриться. «Прости меня, – неслышно обратилась она к молчаливому Космосу. – Прости, пожалуйста!» Холодный глаз Луны как будто моргнул в ответ. А может, это только облако проплыло где-то очень-очень высоко.
– Привет! – шепнула Настя и, оглядевшись, словно стыдясь, что кто-то это увидит, помахала Луне.
Понять такой странный поступок мог только один человек. Из-за него Насте теперь совсем расхотелось уезжать из лагеря.
4
Утро.
За ночь «горохи» значительно побледнели, а зуд почти прекратился. Врач, осмотрев Настю, сказал, обращаясь к медсестре:
– Милая Юленька, за бдительность, конечно, хвалю, но ваша вчерашняя ветрянка оказалась всего лишь пищевой аллергией. – Он повернулся на вращающемся кресле к столу и начал что-то записывать в журнал, сетуя на родительские дни:
– Каждый раз одно и то же! Как правило, начинаются несварения, отравления. Или вот, пожалуйте... сейчас у нас ещё и крапивница. – Затем доктор снова повернулся к Насте и устало спросил:
– Ну-с... Принцесса Фиона... И чем вас вчера накормили мама с папой?
День определённо начался с чуда. Насте не нужно было уезжать. Не нужна была изоляция. Не нужно было даже звонить родителям. «Принцесса» отделалась только диетой.
Позабыв про зелёнку, прямиком из лазарета Настя побежала в столовую, где лагерь сонно собирался на завтрак. За столиком, который раньше делили с подругами, уже кто-то другой успел занять её место. Ещё вчера Настя бы точно обиделась, но сейчас ей снова вспомнилось о том, что на свете ничего не происходит просто так. Она взяла свой чай и повернулась к Лёшиному столу.
В этот момент где-то над головами прогремел голос вожатого:
– Внимание! Ветрянки в лагере нет! Карантин отменяется!
Столовая взорвалась оглушительным «Ура».
– Свобода! – радостно закричали дети. – У нас опять будет дискотека!
В зале поднялся невообразимый галдёж. Все ликовали и хлопали, поздравляя друг друга с обретённой снова возможностью веселиться. Настя, осторожно лавируя с подносом между своими недавними приятелями, видела, как Лёша внимательно смотрит на неё сквозь толпу. В его огромных глазах не было никакого удивления, словно он давно знал, что всё будет именно так.
Уже потом в отряде из-за зелёнки Настю за спиной нарекут Жабой. И до самого конца смены они с Кротом так и останутся для всех парочкой отстранённых чудаков. Но всё это будет после. А сейчас она, улыбаясь, шла к своему новому другу. И чем ближе подходила, тем дальше от неё становилась бушующая вокруг кутерьма.
2022
Иллюстрация автора
корректура
Свидетельство о публикации №222092201338