Призыв

Призыв.
Через год после окончания школы ранней весной нас с Ильей стали беспокоить повестками из военкомата. Мол: «Придите, мы на вас посмотрим и решим, готовы вы отдать долг родине или нет». Мы исправно ходили, но настроения отдавать долг не было. При каждом нашем появлении в военкомате в деле появлялась очередная справка, почему нам сейчас нельзя в армию. У Ильи было повышенное давление, а у меня медицинская карточка представляла собой толстую книгу, собранную с детства: с переломами, гастритами, холециститами и так далее.
Чтобы окончательно решить и поставить точку о нашей годности, нас отправили на обследование на неделю полежать в больницу. Там у меня, как назло, пропадали все симптомы моих хронических заболеваний, наверное, от правильного питания и режима приема пищи. Илье было проще: сжался, напряг мышцы, и вот оно — высокое давление.
Еще в детстве, ночуя весной или осенью на даче, мы вечно спорили из-за окружающей температуры. Поскольку у Ильи было высокое давление, ему всегда было жарко, и он вставал, чтобы открыть форточку или окно. Я же, напротив, всегда мёрз. Когда он засыпал, я вставал и всё плотно закрывал.
Прошло четыре дня нашего обследования, на седьмой или восьмой должны выписывать, будь что будет. Вечером к нам заглянула группа друзей с вином. Его было много, потому что на следующий день наши анализы были, с точки зрения врачей, просто ужасными.
На выписке мне дали документ, предусматривающий отсрочку. Илью признали годным, так что как не напрягайся, пойдешь служить.
Я беззаботный и веселый пришел домой, кинул документы на стол и, чтобы смыть больничные запахи, отправился в ванную. Когда через час я вышел из ванной, то увидел, как отец на кухне сосредоточенно разглядывает что-то на столе. Я подошел и увидел карту Москвы и Московской области, спросил: «Куда собираешься?» Он мне ответил, что это я через две недели собираюсь и иду в армию в стройбатальон. Пока я купался, он сходил в военкомат и там договорился, так что 21 мая 1986 года я отравился служить в Москву, так считали мои родственники.
На самом деле наша часть находилась в лесу, рядом с болотами, и каждую пятницу ровно в 18:00 силуэт огромного боинга пролетал над нами из Шереметьево 2.
На призывном пункте царило какое-то пьяное веселье и ожидание необычного будущего. Формировались разные команды по родам войск и отправлялись в разные места тогда еще могучего и огромного Советского Союза.
Да, я не успел написать, почему не хотел идти в армию. Да потому что предложения, которые оттуда поступали были совсем уж неинтересными.
Первое предложение: «Не желаете ли вы послужить там, где много лет назад в горах у костров сидели воины Александра Македонского, а позднее располагались палатки англичан, то есть в Афганистане? Вы сразу думаете о плохом, что вас там убьют… Вовсе нет! Служба как служба, убивают не всех».
Второе предложение тоже оригинальное. На три года матросом на атомный крейсер Жданов. Кстати, этот вариант был еще даже ничего по сравнению с третьим.
На десерт – послужить, разбирая четвертый энергоблок на Чернобыльской АЭС. Я представил свое возвращение, как в популярном в то время анекдоте: лысый, светящийся в темноте импотент с киевским тортом в руках.
Благодаря отцу я оказался в строительных войсках.
В путешествии в часть не было ничего особенного, только пили и строили из себя героев. По прибытии всех погрузили в машины и повезли к месту назначения. Открыли ворота, и мы разношерстной толпой двинулись внутрь. По разным сторонам дороги стояли солдаты, которые с каким-то торжеством кричали: «Духи, вешайтесь!». Я ничего из этого лозунга не понял, но внутреннее ощущение было каким-то неприятным.
Моя мама была детским врачом, каждое лето работала в пионерских лагерях, естественно, там проводил время и я. Армия мне представлялась смесью пионерского лагеря и фильмов о гусарах: «Господин поручик, не желаете ли испить вина?» Поэтому я и спросил у ведущего нас в баню сержанта, почему эти солдаты что-то непонятное кричат вместо того, чтобы спать. В армии же, как и в пионерском лагере, должен быть тихий час.
Сержант приказал всем остановиться: «Стой, раз, два». И громким голосом объявил окружающим солдатам, большим пальцем через плечо указывая на меня: «Товарищи военные, этот бесплотный дух сказал, чтобы вы расходились спать, так как он думает, что в армии есть тихий час». Все обратили на меня внимание, и сначала послышались отдельные смешки, потом до всех дошло, и смеялись уже вся часть. Еще три месяца меня узнавали, как солдата, который предложил ввести тихий час.
Сейчас, когда мне сказали, что современные российские солдаты спят после обеда, я понял, что это не армия, а просто пионерский лагерь.