Над судьбой. Том 4. Глава шестьдесят восьмая

 Глава 68
 
Шихтмейстер Кольцов плакал от радости, обнимая Мишу. Всё признавали его заново рождённым, хваля Господа за чудесное спасение. Миша лишь  скромно улыбался. Он никому ничего не сказал ни о бедах, выпавших на его долю, ни о своих минутных слабостях.



 Едва Миша успел отлежаться, его вызвали к самому полковнику горной службы Порошину. Бергауптман  шестого класса был необычайно строг и серьёзен. Пригласив  Мишу к карте мира, занявшей почти половину стены, он, не спеша, обвёл указкой контуры Российской империи. Окинув своего собеседника проницательным взглядом, Порошин с тревогой  произнёс.



- Велика Россия, а вот порядку нигде нет. Полки наши славные пруссаков под орех разделали:  и Кенигсберг взяли, и Берлин. Да государь, царство ему небесное, Петр – то Третий Фёдорович, тут же с Фридрихом дружбу и завёл. Ну, это его царское дело. А кровь русскую, выходит, зазря проливали?!



Едва закончив фразу, полковник пытливо посмотрел в глаза  собеседника, стараясь уловить его истинную реакцию на сказанное, и сразу подобрел. Этот сметливый юноша всё прекрасно понимал. 
Переведя дыхание, Порошин продолжил.
- А вот Великобритания, штейгер Головин, врагов своих не щадит.



Миша от неожиданности вздрогнул. Бергауптман  шестого класса, начальник всей сети Колывано–Воскресенских заводов, назвал его штейгером. А ведь это унтер-офицерское звание горного техника просто так, за красивые глаза, никому не дадут.



- Полно скромничать, Михаил Иванович, давно уж достоин, - по-отечески похлопал полковник Мишу по плечу,  - пора и расти. Уж если не тебе честь и славу русскую блюсти, то кому? Дураков, их вон, везде полно. А среди именитых, так, может быть, и того  более.



- На чём я  прервался? – будто вдруг вспомнив забытое, неожиданно спросил Мишу Порошин, - ну да на счёт англичан. Как ловко они французов  носом – то да прямо в грязь. Вот Канаду к рукам  прибрали, острова, и в Индии всё подчистили. Крепнет, штейгер Головин, Великая Британия. Набирается сил,  да ширится. А наша Отчизна?



- На Барнаульском заводе,- настойчиво продолжал Порошин,- задумали мы серьёзное дело.  Для Отечества большую пользу и прибыток даст оно. Шихтмейстер Ползунов машину построил, что на пару работает. Да мала пока машина эта и уж больно часто ломается. Одним словом, всё там до ума доводить нужно. Вот и, думаю я, надо бы смышленых людей вокруг Ползунова собрать.  А он, Иван-то Иванович, дело своё не бросит.



На минуту полковник задумался, а потом быстро и с жаром закончил.
- Машина Ньюкомена и в подмётки  не годится изобретению Ползунова, только уголь переводит. А вот на шахтах английских воду качает так, что хозяева не нарадуются. А в России кто такую поставит? Мужики – то для казны ничего не стоят. А в Англии, штейгер, рабочим за  их труд   жалование платить надо.



А вот если машина  Ползунова во всём будет лучше заграничной, то и у нас ей место отыщется. Приписные хоть и задаром работают, а хлопот с ними тоже не оберешься: то мрут, то разбегаются. Чую я, у машины этой большое будущее. И здесь мы с тобой, Михаил Иванович, маху дать не должны. Чтобы потомкам не пришлось локти кусать, да за нерасторопность нашу расплачиваться.



- Так что поезжай с Богом штейгер Головин к Ползунову, да служи России с честью, - крепко пожал на прощанье руку Порошин, - а она тебя не забудет.


* * *



Тиски крепостничества еще не успели парализовать российскую металлургию. Как и вся сеть заводов и рудников на Алтае, Барнаульский металлургический завод даже по мировым масштабам являлся предприятием не только огромным, но и технически передовым.



 
Все заводские работники делились на две далеко      неравные категории. Примерно пятую часть составляла рабочая элита: в основном лично свободные потомственные мастеровые. Они возглавляли основные рудничные и заводские работы,  и за свой труд получали весьма немалое жалование.
 

Но о безопасности производства и здоровье  людей    особо задумываться    не было принято. От невыносимого жара печей разгорячённые работники выбегали из цехов и в дождь, и в холод, тут же простужаясь. Лёгочные заболевания и ревматизм уносили куда больше жизней, чем травмы и обвалы породы.


Из-за некачественного питания часто свирепствовала цинга. Блеск расплавленного металла приводил к слепоте. Ядовитые сернистые и сурьмянистые испарения от печей быстро сводили в могилу даже самых сильных.
 

Вторая категория заводских рабочих – приписанные к производству крестьяне. Продавать крестьян отдельно от заводов, и тем самым подрывать интересы государства, строго воспрещалось.


Каждый крестьянский двор имел земельный надел, на котором кормился. Определённое количество дней в году крепостные обязаны были работать бесплатно. Это назывались «уроками» или «сделиями». Урочники использовались на рубке и возке дров, изготовлении и доставке к домнам древесного угля, выделке кирпича, транспортировке руды и флюсов.



На работу мужики являлись со своими лошадьми и телегами, что для казны  было просто благом.  Особенно страдали урочники на бурлацких работах. Впрягаясь в лямку как лошади, бурлаки тянули тяжёлые баржи по скалистому берегу Иртыша.
Но ко всему этому давно уже привыкли, и никто не считал положение дел ужасающим.

* * *
 

Под руководством Ползунова сложился уникальный коллектив инженеров и мастеровых. Порошин не жалел ничего, понимая огромное значение универсального двигателя для будущего всей экономики.



Чтобы наладить производство комплектующих деталей машины, понадобилось вначале создать оборудование, на котором эти детали изготавливались. Почти всё  приходилось начинать с нуля. Было выработано множество самых разнообразных металлорежущих станков; все они приводились в движение силой падающей воды.



На каждом шагу новаторов поджидали самые неожиданные трудности, предвидеть которые было просто невозможно. Детали машины изготавливались из меди, железа, свинца, стали. Требования к качеству металла предъявлялись самые высокие, ведь нагрузки во время работы несравнимы ни с чем. Часто приходилось возвращаться на исходные позиции и медленно продвигаться вперёд, стараясь опять не наступить на старые грабли. 



Машина образца шестьдесят третьего года имела мощность около двух лошадиных сил и для реального производства не годилась. К осени шестьдесят пятого Ползунов закончил доводку новой установки мощностью тридцать две лошадиных силы. В эти дни на завод прибыл Михаил Иванович Головин.



Люди, создающие машину, были одержимы идеей, и ничего, кроме своего детища просто не замечали. Миша быстро влился в коллектив и с радостью принялся за работу.
Здесь не было деления на господ и слуг, на начальников и подчиненных. Всех объединяло дело: грандиозное и захватывающее, поглощающее все духовные и физические силы.



Задумка сразу поразила воображение Миши. Высота здания, в котором непосредственно располагалась установка, составляла девятнадцать метров. Рядом соорудили низкую длинную пристройку, где находились воздуходувные меха. Именно непрерывная, совершенно независящая от времени года подача воздуха к домнам являлась важнейшим преимуществом паросиловой установки.


Большую часть года на Алтае стоят морозы и использование водяных колёс очень проблематично. Паровая машина полностью лишена этих недостатков.   



Детище барнаульцев включало в себя четыре составляющих: котёл, системы водо и парораспределения, передаточный механизм.
Котельная установка была изготовлена в виде усечённого внизу конуса, принимающего вверху полушаровую форму. Был создан прибор-автомат для  непрерывной подпитки котла водой.   



Над котлом располагались два цилиндра с водой и парораспределяющими устройствами.   Когда один поршень поднимался, другой опускался. Движение   поршней передавалось двум балансирам, которые качались вверх и вниз в противоположных направлениях. Вторые плечи балансиров посредством тяг соединялись с рукоятками двух воздуходувных мехов. Шла непрерывная подача воздуха в печи.



Никто из создателей паросиловой установки ни на миг не сомневался  в правильности принципов построения машины, воспринимая недостатки лишь как технические недоработки. А таковых оказалось немало.



В двух медных  цилиндрах, высотою по три метра и диаметром почти по  метру, располагались железные поршни, обтянутые кожей. Но никак не удавалось цилиндры и поршни подогнать плотно между собой. Задоры между ними доходили до толщины пальца, и поэтому пар часто вырывался наружу. Что, конечно же, сильно снижало мощность машины.



Вся система подачи воды была несовершенна. Цилиндры водяных насосов часто выходили из строя.  И это никак не позволяло окончательно запустить установку. Полковник Порошин уже к весне стал понимать, что самостоятельно заводчане эту проблему не решат. Возникла необходимость задействовать в работе Козьму Дмитриевича Фролова.



Но Фролов в эти же дни на Змеигорском руднике все силы отдавал на реализацию альтернативного проекта. Что экономичней, эффективней, прогрессивней – силовые установки на основе энергии расширяющегося пара или мощи падающей воды? В  те дни вопрос этот был далеко не праздным,  и вовсе не однозначным.


Согласиться на привлечение  Фролова к реализации проекта, для барнаульцев было не так – то просто. Пришлось бы не только разделить приоритеты с главным конкурентом, но и расписаться в собственном бессилии. Поэтому Ползунов не спешил, полагая, что со временем все технические неполадки удастся исправить.

* * *


Юный штейгер с головой окунулся в работу, все силы, отдавая делу, и вскоре стал пользоваться заслуженным уважением не только Ползунова. И специалист по воздуходувным устройствам Емельянов, и мастера Иван Черницын с Дмитрием Левзиным, ценили глубокий ум и широту мышления Миши Головина.



Но в отличие от  вновь прибывшего на завод штейгера, все они являлись заложниками собственных научных и технических представлений. Если сравнивать барнаульскую машину с разработкой Ньюкомена, то здесь всё ясно. Установка Ползунова намного совершеннее той, что уже несколько десятилетий использовалась в Англии для откачки воды из шахт.



Миша Головин подключился к проекту, когда всё уже было практически готово. Он участвовал лишь в доработке, доведении механизмов до совершенства. Те, кто стоял у истоков ещё с шестьдесят второго года, уже не могли видеть всю ситуацию свежим взглядом. Новому человеку сделать это было значительно легче.



Михаил Иванович уловил несколько основополагающих недостатков паросиловой установки, которые невозможно устранить никаким  усовершенствованием деталей. Машине, не сомневался он, нужен всего один цилиндр, а не два. Пар поочерёдно должен поступать то на нижнюю, то на верхнюю плоскости поршня. Необходимо также использовать конденсатор, куда автоматически будет уходить пар с противоположных плоскостей.



Наличие конденсатора резко сэкономит расход воды и топлива. Но для этого требуется дополнительное уплотнение поршня, то есть значительное уменьшение зазора между поршнем и цилиндром.



Применение паровой рубашки для поддержания температуры в цилиндре, и центробежного автоматического регулятора, соединённого заслонкой на выпускном паропроводе, практически полностью изменило  бы машину, сделав её намного совершенней.                Были у Миши так же задумки и о полной замене передаточного механизма от поршня к воздуходувным мехам.



Но Миша вовсе не спешил рассказать о своих предположениях. Ведь машина Ползунова со всеми её недостатками уже существовала реально, а его проект находился лишь на стадии общих рассуждений.  Однако каждый день, проведённый на заводе, вселял в него всё большую уверенность в собственной правоте. И в конце зимы он всё – таки осмелился поделиться мыслями. Но не с Ползуновым, а с Дмитрием Левзиным.



Левзин, внимательно выслушав штейгера и тщательно рассмотрев чертежи и рисунки, искренне изумился.
- Ведь как ни крути, а оно всё правильно выходит. Но вот не пойму я никак Михаил Иванович, откуда же ты это взял? Надобно Ивану Ивановичу показать, пусть он рассудит. А уж я, ну просто растерян.



В эти дни Ползунов сильно простудился  и долго не поднимался с постели. Неимоверное духовное и физическое напряжение подорвало здоровье    великого изобретателя. И его самочувствие с каждым часом ухудшалось.



Но в середине марта Ползунов  нашел в себе силы встать на ноги и с удвоенной энергией взялся за окончательную подготовку установки к пуску. Внимательно рассмотрев бумаги Головина, он забрал чертежи с собой и всю ночь просидел в раздумье. На следующий день Ползунов выглядел окрыленным: глаза сияли, он, словно, парил.



- Всё верно штейгер, всё верно, - немного заикаясь от волнения, первым заговорил Иван Иванович, - это же очевидно. Диву даюсь, как раньше, - то не замечали. Так и надобно делать. Да вот беда, время поджимает. Уж  больно, плох, я стал. А как не доживу? Только старую машину запустим, сразу видно будет, не пустые это слова. А следом и за новую тут же браться надо.



- Это ж надо, - с изумлением посмотрел на Головина Ползунов, - сколько лет  бьёмся, а ведь не догадались. Вот как оно бывает!