Гл. 6 За всё надо платить

Боль мучила Гери при каждом движении тела. Осколок стали, засевший глубоко в его бедре, ёрзал из стороны в сторону, и острым краем казалось, царапал саму кость при каждой попытке сделать шаг.
Поэтому Гери прыгал на одной здоровой ноге. Поэтому он придерживал торчащий из собственного мяса острый край осколка правой ладонью. И неважно что лезвие исполосовало его руку, боли в руке он не чувствовал вовсе, лишь бы твёрдая сталь не царапала кость.
- Плешивый курёнок. Ничтожество, вор, проклятый подонок!
Гери не мог замолчать ни от злости. Она давно перестала волнами накатывать на его разгорячённый разум и поселилась там, как ему казалось теперь навсегда. Сдержать крик от злости ему было не сложно.
Он привык вести допросы всяких ублюдков, убийц и прочего отребья. Злость, которая у него возникала при первом же взгляде в их мутные, не выражающие ума, но ясно выдающие их наглость и призрение к закону и всему человеческому глаза, таилась в нём, пока в ней не было надобности. И чтобы выудить у недоумков их скудные знания, в основном касающиеся того, где они спрятали или продали украденное добро, и где сейчас пьют или в какой канаве просыхают их подельники, он научился контролировать злость, он научился выдавать её порциями в нужный момент.
Боль тоже не была причиной его криков. Он много раз получал оплеухи в детстве. Ему ломали руку, а рёбра – он сбился со счета, сколько из них потеряли ту идеальную целостность, что была дарована им при рождении. Быть стражем, значит сражаться, быть дворянином, значит отстаивать свою честь и право им оставаться, в том числе в бою.
И весьма вероятно, что боль он научился терпеть ещё тогда, когда первый раз его руку пронзил кинжал на дуэли. Ведь те, кто не стерпел боли от раны уже пущены вниз по реке, лёжа на дне погребальной лодки.
Он был всё ещё здесь, а значит, он терпел боль лучше, если не всех, то многих. И сейчас он мог бы лишь зло приговаривать и яростно отдавать команды, иногда, плотно сжав зубы, сдерживая крик. Но он кричал!
Кричал заглушая чувство вины, кричал чтобы утаить от себя самого осознание провала, что холодными и шершавыми чешуйками ползущего змея пробиралось сквозь его тело. Кричал от острого, холодного и ядовитого укола в груди, что он почувствовал, когда не увидел камня на полагаемом ему одному месте, словно та змея жадно обхватила клыками его сердце. Кричал от стыда перед самим собой, который мерзко ёрзал в жарком и сухом змеином гнезде, что теперь представляла его голова. И крича, он не давал змеям шипеть, он заглушал их тихое, но с каждой минутой всё нарастающее призрение к самому себе.
– «Ты бесполезен! Ты упустил самое ценное, что тебе было вверено охранять! Ты сам слабак и ничтожество! Ты ничтожество, Гери»! – шипели змеи в голове капитана.
- Я разорву в клочья этого подлеца. Тиши, прошу, не дай ему умереть, пока я не доберусь до его вонючего тела. И тогда-то я заставлю его почувствовать, как бывает, когда умереть хочешь больше чем жить. Он будет умолять меня о смерти!
Гери, наконец, допрыгал до восьми каменных ступеней. Они вели вниз, чуть углубляясь относительно пола башни, и заканчивались небольшой, но надёжной дубовой дверью, обитой тремя железными прутьями, плотно стягивающими брусья, из коих она была сколочена.
И следующее что должно было произойти, представлялось не сложным делом. Дверь открывалась внутрь узкого коридора. Проложенная по коридору винтовая лестница выводила в сторожку, пристроенную к башне, а выход из неё шёл сразу во двор, на аллею, шедшую вокруг башни и далее к арке, что отделяла внутренний двор от внешнего сиреневого сада. Преодолеть шестьсот ступеней на одной ноге задача не из простых, но Гери не сомневался, что сделает это.
- Нужно только расставить по шире руки и упереться в стены тоннеля, и я мигом окажусь внизу. – Он уже предвкушал встречу с вором, и не сомневался, что она будет ему приятна, вне зависимости от того, жив тот или мёртв.
- Если ты здох, трусливый курёнок, то я плюну на твой труп и прикажу выбросить его в реку, - пообещал себе Гери. – И никаких погребальных лодок. Никаких ритуалов, никакого сожаления. Просто труп, падающий вниз с водопадов. Никчёмный, всеми проклинаемый в след, и сразу всеми забытый труп.
- Но только попробуй быть ещё жив курёнок, - яркий огонь надежды блеснул в глазах стража, и улыбка украсила его суровое, морщинистое лицо. – И тогда я заставлю тебя страдать. Я заставлю пожалеть тебя не просто о том решении, что ты принял по собственной тупости, когда забрался на мою башню. Я заставлю тебя пожалеть о том, что ты родился. Я заставлю тебя пожалеть о том, что ты живой.
Вдохновлённый идеей мести и близостью вожделенной награды, Гери долго не ждал. Да и неугомонные змеи в его голове не давали медлить, шипя, покусывая и поругивая его. Раненная нога не оставляла шансов спуститься по лестнице привычным способом. И Гери, не раздумывая, и без раскачки, оттолкнувшись, что было сил здоровой ногой, сиганул вниз, одним махом перепрыгнув сразу все восемь ступеней. И, о чудо, ему даже удалось приземлиться на ту самую ногу, которой он оттолкнулся для прыжка. Но дальше всё пошло иначе, чем представлял себе капитан стражи.
Со всего маха он врезался могучим, покрытым латным доспехом плечом в толстые брусья. И он был полностью готов к тому, что дверь распахнется, а он продолжит движение вперёд, широко расставив руки, удержит равновесие, упрётся ладонями в стены и поскачет дальше, вниз по ступеням. Но Гери оказался совсем не готов к тому, что вся та мощная энергия, которую он принёс с собой, летя через восемь ступеней, отразившись от плотно запертой двери, ударит его в ответ.
Нет, его не отбросило назад, для этого он был слишком тяжёл и силён. Его всего лишь пошатнуло вправо, но этого оказалось достаточно чтобы, потеряв контроль на жалкий и ничтожный миг, он, стараясь удержать равновесие, перевалил весь собственный вес на правую ногу.
Нога подкосилась так, будто кузнечным молотом её треснули под колено. Осколок сабли шевельнулся на ничтожно малую величину, но этой величины хватило, чтобы где-то там, внутри стража что-то щёлкнуло, и острая нестерпимая  режущая боль прокатилась от бедра к пятке, и от пятки, через поясницу к самой шее стража.
Заваливаясь набок, Гери мельком лишь успел подумать, что нужно выставить руку. Но выставить не успел.
И когда осколок стали, соприкоснувшись с камнем, увлекаемый давлением от собственного веса Гери, продолжил свой раздирающий тело путь внутрь бедра стража, боль притушила свет в глазах могучего воина.

***

Парс стоял на полусогнутых ногах. Руки его сжимались в кулаки, а губы предательски дрожали от страха.
Маи лежала на полу собственной спальни, а в шаге от неё источая белесое облако пара, притаился ледяной осколок. И Парс гнал от себя эту ужасную мысль, но она, острыми когтями больно цепляясь за сознание собственного творца, с каждым мигом всё чётче проявляла своё присутствие у него в голове. Маи мертва!
На онемевшей шее голова плавно вращалась, направляя взор Парса от куска льда лежавшего на полу, к лежавшей бездыханно Маи. Насквозь мокрое платье, туго обтягивало грудь, живот и талию девы. Отвлекая вожделением взор. Такие нежные и такие мягкие, но в тоже время стянутые в плотные комочки, они в который раз пробуждали желание в нём. Столько лет, столько одиноких ночей, столько раз он мысленно возвращался к ним. С того самого дня, со дня их первой встречи, и до этого мгновения страха и отчаяния, его самые сильные чувства и желания пробуждала в нём лишь она.
- Маи! – отойдя от оцепенения, со страхом в голосе выкрикнул Парс, и бросился к бездыханному телу.
Судорожно дрожащими руками он загрёб вожделенное тело в охапку и притянул Маи к себе. Ладони заскользили по влажной поверхности платья, а тело почувствовало холод. Парс с ужасом осознал, что его ладони скользят не по ткани, а это ткань скользит по холодному телу, покрытому тонкой коркой льда. Парс прильнул щекой к губам Маи и слёзы брызнули из его глаз.
- Нет, не может быть! Маи не умирай, прошу тебя. – Горечь и скорбь вырвались наружу и овладели Парсом целиком. Он учащённо дышал и всхлипывал, прижимая к себе любимую всё крепче.
Промёрзлые губы обжигали его щёку, а слёзы, скатившись вниз и падая на лицо Маи, тут же начинали твердеть, превращаясь в густые и вязкие капли, которые словно ледяные жемчужины покрывали гладкую девичью кожу.
И в тот момент, когда боль утраты и злость на собственную глупость, результатом которой стали столь ужасные последствия, готовы были вырваться наружу отчаянным криком из груди Парса, лёгкое облачко пара выскользнуло изо рта Маи, и холодные губы сомкнулись и вновь разомкнулись на его щеке.
Парс резко отстранился, и, не веря своим глазам, посмотрел на белесое лицо любимой.
Её веки чуть дёрнулись, но остались, сомкнуты вместе. Губы Маи слегка зашевелились, так, будто она хотела что-то сказать, но у неё не хватало сил, чтобы сделать это вслух.
- Маи очнись, - взмолился Парс, и легонько пошатнул холодное тело, плотно держа его за плечи.
- Маи ты слышишь меня? Это я, Парс, – он снова тряхнул её и, не сомневаясь больше ни секунды, поцеловал в губы.
Мгновение ему казалось, что он прикоснулся к ледяному покрову зимней реки, и губы его вот-вот прилипнут к холодной тверди и та уже никогда не отпустит их вновь. Мороз стал распространяться по его коже, тонкими, колкими ледяными иголками пронизывая кожу у него во рту, на щеках и тыча острыми кончиками дальше, пробираясь вглубь казалось к самому центру его головы. Но он лишь крепче прижал к себе ледяное тело и плотнее прильнул к холодным губам. И в тот момент ничего на свете не могло оттолкнуть его от столь долгожданного и вожделенного поцелуя.
Парс прижимался и прижимался к телу Маи, всё сильнее и сильнее ощущая единение себя с ней и страсть подталкиваемая чувством, стала пробуждать в нём желание. Тепло, тонкой струйкой зародившееся где-то в глубине его тела, стало шириться и наполнять его изнутри, заполняя каждую толику его плоти. Его рука скользнула вниз и Парс ещё с большей страстью приобнял Маи за талию. И тогда, когда ледяные иглы, пронзая плоть, уже казалось, колют его разум, всё поменялось в одночасье.
С лёгким, звенящим треском, слышимым только Парсом, иглы раскололись на тысячи мелких осколков вмиг, растаяв, растворились во всё поглотившей теплоте, исходившей от пылающего внутри Парса пожара любви.
Он не знал, что чувствовала в этот момент Маи, но её рука прикоснулась к его шее, а тело само, не понуждаемое его силой, прильнуло к нему, отвечая на тот порыв страсти, что растопил мертвенный лёд.
Парс не хотел, чтобы этот миг кончался и не желал иного, но Маи ослабила объятья, и тогда он вспомнил, что ещё совсем недавно он был уверен, что больше никогда не увидит её живой. Сделав усилие и подавив в себе отчаянную страсть, Парс немного отстранился, прервав столь сладкий поцелуй и с нежностью и тревогой заглянул в глаза любимой.
- Исправь всё, - еле слышно, едва шевеля губами, прошептала она. – Исправь всё, прошу тебя, – ещё раз повторила Маи и губы её замерли, а последний выдох рассеялся холодной дымкой перед глазами Парса не оставив и следа от сказанных слов.
- Маи нет! – вырвалось отчаяние из раздираемой злобой на самого себя груди Парса, безумным криком. И всё тело его содрогнулось от осознания потери.
Он ревел и кусал себе губы, вновь плотнее прижимая замёрзшее тело к себе, стараясь отдать всё тепло, что имел сам, только бы хоть чуть-чуть согреть её кожу. Но она становилась только холодней, а её ресницы покрылись инеем, и короткие волосы застыли, словно плотно сбитая шапка на её голове. Он дышал ей в лицо и целовал её губы и щёки, но только всё чётче осознавал, что её уже не вернуть и он потерял любовь навсегда.
Наконец, уже не тая надежды и погрузившись в пустое безмолвие собственной скорби, он просто плотно прижался всем телом к ней и положил её голову на своё плечо, а свою на её плечо. Он хотел только одного в этот миг, уснуть вот так, вместе с ней в обнимку и уже больше никогда не просыпаться. Ведь здесь, в мире жизни его уже ничто не держало и, он мог только молить богов, чтобы по ту сторону бытия их лодки встретились вновь и борт о борт поплыли по реке безмолвия в вечное царство Морги.
Спустя, казалось вечность, он открыл глаза. И когда слёзы перестали литься по его щекам, а мутная пелена перед застывшим взором рассеялась, он осознал, что ему нужно делать.
Посреди комнаты, зажатый в ледяной кулак сквозь хладные пальцы на него смотрел чёрный камень. И в тот момент Парс ни капли не сомневался, что это не он смотрит на него, а именно Чёрный Принц с неотвратимой бесчувственностью и бесконечной силой собственной магии смотрит на него с того края бездны.

***

Парс мчался к башне. Ночь сменяли сумерки. Звёзды уже еле проглядывали на небосводе. На полупустых улицах от него шарахались только бродячие псы да пьяные рыбаки не успевшие добраться до дома или ищущие приключений на питейной улице. И если первые, то с интересом протягивали нос в сторону бегущего человека, то прихрамывая, делали пару шагов в сторону, дабы обезопасить себя от столкновения. То вторые, все как один, ошарашено таращились на выныривающую как будто из самой ночи бегущую тень, и лишь, кто в ужасе, а кто в панике щемились от него по подворотням.
- Демон. – Послышался возглас у Парса за спиной.
- Чтоб я ещё хоть раз столько выпил, - вжавшись в стену ближайшего дома, с такой силой будто хотел стать с ней единым целым, пообещал себе кто-то.
Но Парсу было не до них. Перед глазами стояла только одна картина. Покрытая тонкой коркой льда Маи, словно мраморная статуя, лежащая без движения на кровати, руки её сложены на животе, и только одна из них цела и невредима. Именно так он оставил её, прежде чем выхватил камень из осколка, сунул его в чёрный кисет, а кисть положил рядом со спящим, как он уверял себя телом.
Тогда он сразу понял, что ему нужно делать. Ждать и раздумывать он не стал. Образ таинственного вора сразу послужил ему примером. Как ещё слиться со стенами чёрной башни, и остаться незамеченным, если не самим стать чёрным?! Он спустился в кухню, что располагалась на первом этаже таверны, где вот уже двадцать лет заправлял отец Маи, слава богам никто не встретился ему на пути.
- «Это воля богов, что способствуют справедливому делу». – Ни капли не сомневаясь, что провидение на его стороне, подумал Парс.
Затем Парс сбросил с себя всю одежду возле остывающей печи, выгреб весь ещё тёплый уголь из домны и, воспользовавшись рубахой как тряпкой, вымазал себя с ног до головы угольной сажей. Сама рубаха, как и его кожа, приобрела чёрный цвет, а чёрные поварские штаны и тапки довершили преображение Парса. И именно таким он бежал по сумеречным уголкам города, мелькая, словно ожившая тень средь домов.
Древние стены, испещрённые трещинами и сколами, местами имевшие выбоины размером с кулак и глубиной в ладонь, блестели от влаги. За ночь стены башни оттаяли, и, лишившись корки льда стали ещё чернее, чем были прежде. До рассвета было ещё долго, и Парс не сомневался, что преображение маяка произошло по его вине. Лишившись камня, он лишился и волшебных сил. И теперь был просто башней выложенной из чёрных речных валунов. Волею случая и благодаря Тиши он спасся от верной гибели здесь. Совсем недавно он падал, надеясь на чудо, и благодарил судьбу за его свершение.
Мышцы заныли от свершённых усилий, рёбра болели от ударов, опухшая челюсть пропускала воздух со свистом, а голова ныла, даже не начав толком восстанавливаться после головокружения. Но всё это не имело значения. Не имела значения верёвка, которой у него не было. Не имела значения боль и усталость, не имело значения его жизнь или смерть. Единственное что имело значение это Маи, лежавшая на кровати и неспособная больше чувствовать ни боль, ни усталость, ни слышать звуки, ни говорить слова. И только вернув чёрный камень на место, Парс мог исправить это. Он не знал наверняка магической силы артефакта, что висел у него на шее, но он чувствовал, это, то единственное что он может сделать, чтобы попробовать спасти её. И он сделает это!
Взгляд скользнул по подножию башни, и боги вновь были благосклонны к нему. Почти у самых его ног лежал плотно скрученный так знакомый ему моток верёвки, а буквально в пяти шагах на земле покоился и второй, с разрубленной пополам петлёй на одном конце.
- Ты упал с неба, когда башня отпустила тебя, ослабив ледяную хватку, - с улыбкой на лице возрадовался Парс очередному счастливому случаю, глядя на первый моток. – А ты всё-таки поддался сабле Гери, чтобы оказаться здесь, когда так нужен мне, - поблагодарил второй моток удачливый вор.
Он поднял тросы с земли, крепко связал их плотным узлом в одно целое и, привычно забросив верёвку на шею, приготовился к подъёму.
Парс вытянул руки, чуть подпрыгнул, чтобы ухватиться за первую видимую трещинку и начал карабкаться наверх.
Холодный ветер облизывал стены, но наученный опытом, в этот раз Парс взбирался гораздо быстрей. Звёзды блёкло светили ему в спину, а где-то далеко внизу ему подмигивали загорающиеся огни отходящего ото сна города.
В тот момент он не думал, как будет спускаться вниз, но он был твёрдо уверен, что он должен подняться наверх. Подняться как можно быстрей, чтобы исправить то, что он сотворил.
- «Если потребуется, я умру, но верну Чёрного принца на место». – Такое он дал обещание, когда онемевшие от боли пальцы вгрызались в камень. И он повторял это обещание вновь и вновь, словно читал заклинание, перед алтарём совершая магический ритуал. И ритуал этот придавал ему сил.
В какой-то момент он перестал чувствовать холод, что приносил с собой ветер. Затем он перестал чувствовать боль в пальцах, на кончиках которых лопнули мозоли, и по ладоням липкой тягучей коркой размазалась кровь. Потом он перестал чувствовать усталость в мышцах. И, наконец, он перестал чувствовать боль в рёбрах, и даже его лицо, онемев от неудержимой решительности, перестало подавать признаки перенесённых травм.
Ясность поставленной цели, прояснила разум, а решительность закалила тело, и казалось, что теперь нет преград на пути.
Испачканная сажей с внешней стороны и покрытая кровью изнутри кисть, одним резким движением выскочила из-за камня и надёжно ухватилась за верхний край стены. Чуть погодя, но столь же быстро и уверенно, вторая кисть ухватилась за каменный угол. Парс подтянулся, и вот уже голова и плечи преодолели последний рубеж, отделявший его от восхождения.
Он посмотрел перед собой, повертел головой по сторонам, и поочерёдно перехватился руками, оперевшись ладонями о камень. Спустя ещё миг, Парс сиганул меж зубцов башни и оказался на её вершине. На площадке никого не было.
- «Ну вот, я здесь», - с неким привкусом бахвальства, подумал он.
- «Гораздо быстрее, чем в первый раз».
Парс, ловким движением обмотал трос вокруг ближайшего зубца, и только проверив, хорошо ли держится узел, снова осмотрелся по сторонам.
Пол, вымощенный такими же булыжниками, что и стены башни, был вовсе не ровный, а скорее бугристый и покатый. Первое что бросилось в глаза Парсу, был провал, черневший точно посередине крыши, и короткая лестница, утопавшая в пол башни точно посреди этого провала. Казалось, что под чьей-то тяжестью пол был буквально продавлен. Каменная кладка устремлялась вниз от расположенных прилично выше центра краёв башни под приличным углом.
Парс крадучись, стараясь не произвести ни звука, сделал несколько шагов вниз. Подойдя ближе к лестнице, он осторожно, так как если бы следил за кем-то из-за угла, заглянул в чёрный провал.
Крепко сбитая на вид дверь, верхняя кромка которой находилась буквально вровень с полом башни, преграждала путь вниз. Она казалась плотно закрытой, и ни лучика света не пробивалось сквозь стыки досок с той стороны. Парс вдохнул поглубже, набрался смелости и на цыпочках сбежал по ступенькам.
- Восемь. Всего, восемь, – успел сосчитать он, прежде чем плотно прильнул к дубовой конструкции всем телом.
Со стороны можно было подумать, что он всячески пытается обнять необъятное, но он всего-навсего старался вслушаться в происходящее за дверью.
Тишина вот то, что стало ему ответом. На мгновение он даже закрыл глаза, стараясь лучше сосредоточиться на звуках, но тишина только явственней проступила с той стороны.
- «Хорошо. Меня никто не побеспокоит». – С облегчением подумал Парс и, отпрянув от двери, взбежал обратно вверх по ступеням. При этом нога его ступила во что-то липкое, но Парс не придал этому значения. Тем более разглядеть, что это было, при отсутствии света не представлялось возможным.
- «Как стража оказалась так быстро наверху»? – Успел удивиться вор, но эта мысль оставила его как только его взгляд наткнулся на то, что удивило его гораздо больше.
Статуя, что притаилась под основанием зубца башни, который торчал строго над дверью, от которой только что отскочил Парс.
Маленький, скрюченный и покосившийся монумент, явно отбракованный собственным создателем, не заслуживавший даже звания скульптуры, производил жалкое впечатление.
- «И не жалко было мрамора на такое чудо»? – Не без усмешки, мысленно спросил себя Парс, прежде чем подойти к изваянию поближе.
Даже не белая, а скорее белесая, а если присмотреться, сероватая, чуть светлее мыши статуя, в высоту она едва доставала Парсу до живота.
Пожилой мужчина был изображён в полный рост, но он сидел на корточках, вжавшись в каменную стену у себя за спиной. Тело его съёжилось, так, будто он испытывал одновременно и страх и холод. Обнаженная фигура одной рукой обнимала себя за плечо, пересекая собственное тело в районе груди, а вторую руку протянула вперёд и вверх, как бы стараясь держать её от себя подальше. Согнутые ноги, плотно поджатые под себя, были скрещены в районе лодыжек, а острые, костлявые колени были плотно прижаты друг к другу.
Парс сразу понял, кем является этот монумент, но ни восторга ни благоговения ни трепета он не вызвал в его сердце. Раскрытая ладонь протянутой серой руки была пуста, и не было сомнений, чего жаждет этот испуганный старик.
- Хорошо хранитель, я верну тебе твоё сокровище. Но только ты должен пообещать мне кое-что. Ладно? – Парса слегка трясло, но вовсе не от холода или страха. Он просто нервничал от осознания предстоящего действия, и ответственности что лежала на его плечах.
Парс дрожащими руками снял кисет с шеи и бережно раскрыл его, потянув за края шнуровки. Он не собирался смотреть внутрь, его пугала одна только мысль снова встретиться взглядом с чёрной, бесконечной бездной. Поэтому он, аккуратно придерживая кисет сверху, положил его себе на окровавленную ладонь, надеясь просто перевернуть мешочек над ладонью старика и высыпать камень наружу.
Но сквозь ткань к коже прикоснулся ледяной холод, и Парс застыл в нерешительности, чувствуя сердцем, как надежда покидает его. В груди что-то кольнуло и как зажатый меж двух ладоней спелый фрукт под давлением теряет свой сок, так и сердце Парса, сжимаясь, теряло тепло под действием силы магического артефакта. Его глаза наполняли слёзы, а губы задрожали мелкой рябью. Волна отчаяния обрушилась на него как лавина, холод вырвался от его сердца наружу и прокатился снежным комом по спине, опустившись до самых ног. И в этот момент его тело не выдержало давления столь сильных эмоций. И лишь на толику времени он перестал себя контролировать, но этого оказалось достаточно. Ноги его подкосились в коленях, мочевой пузырь спрыснул всё, что хранил в себе, из глаз хлынули слёзы, а по краям рта скользкими струйками потекли слюни.
Руки Парса задрожали ещё сильней. Он испугался, что выронит камень, и тогда, совершенно не осознавая, что делает, видимо звериный инстинкт самосохранения пробился сквозь толщу человеческих чувств, Парс одним резким движением отшвырнул кисет от себя.
Мешочек пролетел те два шага, что отделяли его от статуи, ударился о голову несчастного, что был запечатлён в ней, и с негромким стуком приземлился ему на колени.
Сразу всё вернулось на свои места. Руки Парса перестали дрожать, ноги выпрямились, а все жидкости, что ещё оставались у него в тела прекратили вытекать наружу. Холодный ветер, что частыми порывами трепал волосы у него на голове стал казаться тёплым и согревающим. Волнение отлегло от сердца, и в голову вернулось чёткое понимание, зачем он стоит здесь и что нужно делать дальше.
- Проклятый камень. Тот, кто давал тебе имя, ошибся. Тебя нужно было прозвать чёрный демон, - с нескрываемой злобой в голосе, выругался Парс, одновременно вытирая ладонями слезы и слюни с лица.
Всё ещё опасаясь пагубного влияния на уверенность в собственных силах, Парс тихо и не спеша, на цыпочках подкрался к изваянию поближе.
При ближайшем рассмотрении поверхность старика искрилась в сумрачном свете звёзд. Маленькие, разноцветные точки играли в догонялки. Ярко вспыхнув, они, то появлялись на одном месте, то, погаснув, исчезали, появляясь уже совсем в другой стороне, а на их месте уже мерцали точки другого цвета.
- Искрится как снег, - вдруг узнал знакомое видение Парс.
Он ступил ещё ближе, став вплотную к статуе, и протянул руку. Указательный палец коснулся указательного пальца, и прохлада лёгким покалыванием пробежала по коже. Парс одернул руку и подышал на ладонь, согревая её.
- Так ты не мрамор. Ты просто покрыт снегом.
Парсу потребовалось буквально мгновение, чтобы он осознал, что собой представляет изваяние хранителя Чёрного Принца. А после, ужаснулся, представляя Маи, лежащую на кровати и медленно, но неотвратимо покрывающуюся искрящимся, снежным покрывалом.
- «Исправь всё, прошу тебя»! – громко и настойчиво прозвучали слова Маи в голове Парса. Совсем не так чуть слышно, как произнесла она их на самом деле. И это воспоминание послужило толчком к действию.
Парс не хотел больше думать, сомневаться или бояться. Одной рукой он схватил кисет за красный шнурок, поднял с колен замёрзшего принца, отдавшего когда-то жизнь на откуп камню, второй рукой взялся за дно мешочка и, одним махом перевернув кисет вверх тормашками, вытряхнул содержимое в раскрытую ладонь изваяния.
Чёрный камень упал в самый центр воздетой к небу ладони. Он не прыгал и не катился на её поверхности, как только он соприкоснулся с твёрдой ладонью статуи, он намертво застыл в ёё центре. И вместо того чтобы покрыться инеем, напротив, казалось ещё больше почернел.
Парс не смел ни движением, ни дыханием, ни словом, ни делом помешать воссоединению хозяина с просящим. Он лишь смотрел на артефакт и надеялся, что тот смилостивится над ним, простым смертным и, вернувшись на место, где покоился сотни лет, отпустит свои чары, что рассыпались так далеко от башни по вине одного неудачливого вора.
И в тот миг, когда он просто стоял и смотрел в бесконечную тьму, не зная, что ему сказать или сделать, просить ли ему и умолять камень о том чтобы он вернул, всё как было, или положить собственную ладонь на ладонь изваяния, что-то случилось помимо его воли. Парс не почувствовал это телом, и не осознал разумом, и тем более он бы не взялся попробовать объяснить что почувствовал в тот момент, но где-то глубоко внутри него, и в тоже самое время совсем далеко снаружи, всё поменялось, и невероятное спокойствие поглотило Парса всего без остатка.
Он смотрел в камень, а статуя тем временем покрывалась тонкими чёрными нитями. Словно разряд молнии, рисующий витиеватые и непредсказуемые узоры на небе, ломанные чёрные струйки распространялись от Чёрного Принца по белесому телу просящего мага. И с каждым ударом сердца Парса, количество нитей становилось вдвое больше. И вот уже всё изваяние было иссечено чёрными молниями, а снег превратился в капли воды, мириадами поблескивающих в свете звёзд бусинок покрывших каменный образ человека. Вокруг статуи воздух наполнился густым паром, а под плотно прижатыми ступнями стала скапливаться кристально прозрачная лужа.
Парс узрел чудо, и понял, что всё, что должно произойти, происходило прямо сейчас. Он мысленно благодарил камень за то, что тот сжалился над смертным, и знал, что ему пора уходить. Но у него не хватало сил оторвать взор от происходившего волшебства, и он стоял и стоял, пока камень полностью не вернул себе всё, что его по праву.
Спустя казавшиеся бесконечно долгими, но определённо пролетевшими очень быстро мгновения, вода испарилась со статуи, а вся она приобрела глубокий чёрный цвет, под стать магическому камню. И теперь Чёрный Принц был почти не различим на теле околевшего навсегда человека, что принёс себя в жертву когда-то.
Парс зачарованно смотрел на статую, так давно стоявшую здесь и охранявшую город с тех самых древних времён, когда князь пожертвовал жизнью ради процветания града на краю света. Он совсем не обратил внимания на почерневшее небо и вновь ярко вспыхнувшие звёзды на гладком чёрном полотне. Он не заметил перемен, что произошли вокруг, ибо само его сознание не смогло бы воспринять столь разительные изменения, сотворённые могущественной магией камня. Он просто смотрел на магическую композицию из камня и воспринимал всё как идущее своим чередом.
Тонкими струйками вода продолжала стекать от подножия изваяния вниз к ногам Парса, и дальше к провалу в центре башенной крыши, туда, где скрипнул стальной засов на тяжёлой дубовой двери.
Этот звук привёл Парса в чувства, вернул его разум обратно в измазанное сажей, продрогшее на ветру, уставшее и побитое тело. И вместе с этим вернулись и страхи и переживания, а инстинкт самосохранения, присущий всем живым существам, заставил забыть о магическом преображении, творившемся у него перед глазами.
- «Камень на месте, дело сделано»! – Промелькнула мысль в голове Парса, пока он, не оглядываясь, ведомый лишь надеждой вновь увидеть Маи живой, схватил моток верёвки и прыгнул меж каменных зубьев за край башни.
Согнанный с вершины появлением нежданного гостя, Парс спускался, не обмотав верёвку вокруг талии. Он просто распустил её вниз и крепко вцепившись, перебирал руками, нащупывая трещины и выбоины в стене ногам, почти без помощи глаз. К собственному удивлению, то ли эта сторона башни была иссечена ветром и временем сильнее, то ли страх мотивировал его, а может просто ему везло, но спускался он гораздо быстрее, чем мог надеяться на это.
Просто бросая короткий взгляд вниз, он видел покосившуюся кладку или край трещины и ему сразу становилось понятно, в каком направлении двигаться дальше. Будто снова всемогущие боги направляли его мысли.
И так, почти не останавливаясь на раздумья и поиски, он спускался всё ниже и ниже, ни разу не взглянув наверх, не отвлекаясь ни на что, что не имело отношения к спуску.
Он не смотрел на ночное небо, усеянное звёздами, не смотрел на постепенно гаснущие последние огни в далёких окнах засыпающего города, он не смотрел по сторонам.
Никто не кричал ему вслед, и никто не ждал его у подножия башни. Кто бы ни открыл ту дубовую дверь, тревогу он ещё не поднял.
- «Камень на месте, и ему в голову не пришло осмотреть башню. Он не заметил верёвку и мне не о чем волноваться». – Парс удивлялся и благодарил богов за свою удачу. Он уже не сомневался, что доберётся до земли, невредим.
Искра надежды, что теплилась в нём, когда он начал спуск успела разгореться в пламя уверенности, когда глаза его уловили некую перемену в том, что происходило у него под ногами, а тело почувствовало холод. И Парс не сомневался в причине внезапного похолодания. Камень вернулся на место, и башня начинала своё ночное преображение.
Верёвка натянулась как струна на лютне бродячего барда, ноги казалось сами, понесли Парса вниз. Он чувствовал неимоверную силу, от усталости не осталось и следа. И даже когда его взгляд упал на мерно колышущиеся верхушки исполинских вязов, он не дрогнул, и только челюсть вновь напомнила о себе, будто стягивающей жгутом головной болью, и сердце сжалось в комок от воспоминаний.
- Второй раз я бы такое не сделал! – признал свой страх Парс, и ему сразу полегчало, а руки вдвое быстрей стали перебирать по верёвке.
Не успел он порадоваться собственной храбрости, как его левая нога, вместо того чтобы твёрдо встать на камень, чуть коснувшись его поверхности, предательски проскользнула, соскочив вниз и потянула весь вес Парса следом за собой.
- Нет! – успел выкрикнуть он, прежде чем его, покрытый испариной лоб, с гулким стуком не встретился с белой стеной.
Вторая нога сразу последовала примеру первой, и Парс, отчаянно вцепившись в трос, повис на нём, держась одними руками.
- Проклятье, - корил себя он, стараясь нащупать тонкую нить, что держала его в мире живых, лодыжками.
- Надо быть внимательней Парс! Башня замерзает, а значит, вновь покрывается льдом. Холодным, белым и, вот новость, чертовски скользким льдом!
Когда удар о камень, гулким эхом прокатился через всю голову к затылку и вернулся назад, голова заболела ещё сильней. Благо к этому моменту он уже вновь обрёл контроль над телом и его скрещенные ноги с не меньшим рвением, чем руки вцепились в верёвку, плотно зафиксировав его на месте.
Когда Парс понял, что уверенно держится на весу, он снова посмотрел вниз. Подножие башни уже полностью побелело, а то место посередине колосса, где он болтался как тряпка на ветру, только начинало покрываться тонкой коркой льда.
- Ничего. Не страшно, – успокаивал себя Парс. – Может так даже будет легче?
Он сделал небольшое усилие, чуть подтянулся не левой руке, подобрал ноги, не отпуская лодыжками трос, тем самым убрав натяжение между двумя обхваченными точками, и быстро прокрутил кистью руки вокруг ослабленной верёвки, создав петлю вокруг правой ладони.
- Так будет чуть медленнее, но надёжней, - не сомневался Парс.
И хотя он понимал, что растёртая в кровь ладонь тут же даст о себе знать, а ему снова придётся терпеть боль, другого выхода он не видел.
Соскользнув, в следующий раз он мог не успеть зацепиться. А такой способ чётко фиксировал хотя бы одну его руку на тросе, и вероятность падения уменьшалась в разы.
Собравшись с силами, и набравшись уверенности, крепко держа верёвку руками, Парс попробовал упереться ступнями в стену. Он хотел спускаться быстрее, по чуть-чуть ослабляя хватку руками, придавая телу необходимую для спуска амплитуду отталкиваясь ногами о башню.
И если поначалу идея показалась ему трудно выполнимой, то, как только он коснулся ступнями промерзающей поверхности, она обрела реальность, и улыбка сама собой появилась на довольном лице Парса. Ноги не соскользнули и даже не проскользнули по камню, напротив, покрытый инеем лёд притягивал к себе, промораживая тонкие подошвы его обуви.
Парс чуть присел, слегка согнув ноги в коленях, и легонько оттолкнулся от стены. Послышался тихий треск отлипающих ото льда подошв, и он заскользил по верёвке, периодически ослабляя хват руками.
Спустя миг, импульс преданный телу толчком угас, и Парса вновь потянуло к стене. Он вновь соприкоснулся с камнем, чуть согнул ноги и оттолкнулся, повторив уже опробованный метод спуска.
Всё шло просто  великолепно, даже лучше чем он ожидал. Ноги будто смазанные тонким слоем не особо крепкого клея прилипали к подмороженному камню, и требовалось совсем немного усилий, чтобы отлипнуть обратно. В какой-то момент он даже подумал, что с таким хорошим сцеплением смог бы просто идти по отвесной стене, но он продолжил делать, то, что и делал раньше, тем паче что спуск, таким образом, явно ускорился.
Настроение Парса росло в позитивную сторону, с каждым новым скачком вниз. Рука, что должна была гореть огнём от постоянного трения о верёвку, совсем его не беспокоила. Каким-то образом, сразу после первого рывка, когда он чуть ослабил хватку, рукав его рубахи натянулся и угодил прямо промеж ладонью и тросом. Ткань смягчала давление, вовсе не мешая цепкости хвата, и в придачу к этим и без того приятным сюрпризам, ещё и предотвращала трение кожи о ворсистую ткань.
В этот момент Парс не просто улыбался, он хотел смеяться в голос. Всё у него получилось, и украсть столь драгоценный и вожделенный камень, и вернуть его на место.
- «Что там говаривал Фарс? Вор никогда не должен возвращаться на место преступления»! – Вспомнил наставления брата Парс, и заулыбался вдвое сильнее.
- Ха. Я вернулся! Я вернул! И я вернусь! – вслух подытожил мысли вор.
Последним «вернусь», подразумевая сегодняшний удачный спуск.
Желто-серая листва зашелестела где-то за спиной Парса. Он мельком оглянулся и признал своих спасителей.
- Ну и больно вы меня спасали, приятели! – Чуть с укором, но больше с благодарностью в голосе, выкрикнул Парс трясущим ветвями вязам.
- И не надо так шуметь. Теперь я вот, видите, обойдусь без вас, – Парс действительно засмеялся. Смех его был немного нервным, состоящим из череды коротких смешков, но всё-таки радостным и полным молодецкого задора. Естественного спутника любого удачно сложившегося дела.
Он совсем уже не сомневался, что дотянет до основания башни без приключений.
Никто не поднял тревоги, никто его не видел и не слышал. Натруженные мышцы жгло изнутри, усталость наваливалась всей тяжестью пройденного пути, но он был весел и счастлив, и казалось ничто не способно сейчас изменить это.
Ему было так хорошо, а на душе так легко, что в какой-то момент ему захотелось просто задрать голову кверху и взглянуть на сияние звезд на ночном небе.
В тот самый миг, на вершине побелевшей уже до самых зубцов башни, что-то блеснуло на фоне чёрного небесного полотна. Казавшаяся крошечной с такого расстояния фигура стоявшего на башне человека, взмахнула рукой и спустя мгновение туго натянутая верёвка в руках Парса ослабла и потеряла свою твёрдость.
Парс не успел ни о чём подумать. В один миг всё перевернулось с ног на голову. Веселье сменилось страхом, расслабленность напряжением, а спуск превратился в падение.
Ноги скользили по стене, и никакая липучесть на подошвах не могла задержать тело Парса наверху. Он ещё успел отпустить верёвку и, выставив руки перед собой, яростно и ошалело попытался вцепиться в холодную стену. Содранные ногти и рассаженные до мяса пальцы, стали единственным результатом его усилий. Правда, боли от этих ран он не почувствовал. Гулкий тупой удар, сотрясший всё тело, затмил все прочие ощущения, и немыслимая доселе им боль загребла его в свои объятья.