Гралия Часть 4 глава 10

Глава 10. Я это уже видел

Я уже видел это, я это все пережил,
В бурную реку жизни раньше уже заходил.
Вновь я в пучину ныряю, бью я рукой по воде,
Снова я смысл упускаю, жизнь посвятив суете.

Утро после неудачной попытки побега заключенных мятежников для Таска выдалось на редкость скверным. Его ждал разговор с великим гарлом. Саваат снова предстал перед троном правителя, правда, этот трон стоял в походном шатре, да и вокруг было больше знакомых лиц, нежели в прошлый раз.
До того как войти сюда, незадачливый страж уже знал, что о произошедшем перед Алеаном Леораном держали слово все участники ночного безобразия, в том числе Терил Негром и даже плененные мятежники. При этом пока никого из призванных держать ответ никак не покарали. Они просто уходили понурые прочь, минуя ожидавших своего времени провинившихся, кто шел опять в клетку, как Лита, а кто в свой шатер.
Все этот очень настораживало Таска. Он предчувствовал беду. Если виноватых не определили, а он остался тут практически в одиночестве, значит, велика вероятность быть битым. И ладно бы битым…
Великий гарл при виде Таска сморщил свое лицо. После такого начала Саваату можно было ничего не говорить, все ясно, уже признан виновным. Гарл же возьми да подлей масла в огонь:
– Саваат, ответь мне, почему, когда что-то плохое случается, то ты оказываешься в гуще этого кнезова дерьма?!
Один из советников гарла склонился к уху правителя и что-то прошептал, вызвав тем самым хищную улыбку на лице Леорана.
– А что, неплохая мысль, – соглашаясь с неким предложением шептуна, сообщил во всеуслышание Алеан. – Может, и вправду назначить этого убогого шутом при моем дворе.
Услышав слова правителя, Таск сжал кулаки. К его голове подступила кровь, он стал красным как помидор, сердце колотилось как пойманная в силок вольная птица, перед глазами поплыли разноцветные круги, потом опустился туман, сверкающий множеством ярких звездочек, вспыхивающих и тут же гаснувших. Саваат, которому еще не давали слово, поднял руку, тем самым прося о возможности говорить.
Таск, томясь в тягостных минутах ожидания, уже решил, что не будет выкручиваться, рассказывая о ночном происшествии перед гарлом, и расскажет все как было. Когда же придет черед его последних слов, то он попросит позволить искупить ему позор кровью – служа на заставе Кембри столько, сколько ему будет определено Леораном, даже если этот срок будет длиной во всю его жизнь. Таск мысленно распрощался с мечтами быть с Калией, вернуться домой в родной Кенег, до которого сейчас было рукой подать. Внутренне он даже успел убедить себя, что готов принять смерть от меча. Что угодно, но не шутом! Это стало бы позорным клеймом для его рода, в котором были разные люди, в том числе не самые хорошие, но шутов пока не имелось.
Алеан жестом разрешил Таску говорить и услышал почти полностью достоверный рассказ о случившемся. На всякий случай Таск не упоминал только о действиях Литы, чтобы ему не начали задавать опасные вопросы.
Леоран не особо-то и слушал Таска, предпочитая о чем-то в полголоса говорить со своим окружением. Единственными его «благодарными зрителями» выступили лишь двое – Т’Арк и Калия. Да, девушка тоже оказалась в зале. Саваат был благодарен своим слушателям.
– … а потом подоспело подкрепление. Господин, я осознаю свой промах и готов искупить его службой на самых опасных рубежах нашего государства, – закончил свое повествование Таск.
Алеан Леоран словно и не заметил этого, продолжая о чем-то переговариваться с советниками, всем своим видом показывал свое пренебрежение к услышанному и рассказчику. В глазах Калии и Т’Арка читался укор. Наконец великий гарл снизошел до провинившегося:
– Так ты закончил? Ничего нового я от тебя не услышал. А насчет твоего желания служить где-то на опасных рубежах, я прямо-таки не знаю, что и сказать. Ты уже тут лихо послужил. Боюсь и думать, что ты натворишь, попав, к примеру, на заставу Кембри! Тебе осталось только ворота перед скаргартами распахнуть.
Пространство шатра наполнилось смехом. Гоготали почти все, кто громче, кто тише, так поддерживая своего господина.
– Убирайся с глаз моих долой! – приказал великий гарл голосом, не терпящим неповиновения.
Таск поспешил покинуть шатер.
После этого разговора потянулись дни ожидания неминуемой расплаты. Неизвестность тяготила. Калия и Т’Арк отправились с отрядом, состоящим из воинов постоянной армии, в столицу, сопровождая пленных во избежание повторения попытки произведения расправы над мятежниками. У Саваата не осталось никого, к кому бы он мог обратиться, чтобы разузнать, чего ему стоит ожидать. Дни потянулись ужасно. Таск чувствовал себя мухой, тонувшей в густом варенье. Вот и основные силы армии гральцев стали выстраиваться в походные колонны и пустились в путь, следуя на юг.
В очередной день, когда на горизонте появился гарлион Гралия, Саваат не на шутку перепугался, случайно услышав, что каких-то высокородных в лагере схватили как изменников. Ожидание грядущей расплаты было тягостным, но к Таску так никто и не пришел ни этим днем, ни вечером, ни на утро следующего дня. Про него все словно забыли.
То, что ожидало Саваата при въезде в столицу, поразило воображение и навило ужас. За десятки махов до Северных ворот гарлиона, от самого Весларского леса, вдоль Лысых холмов, на всем протяжении земельного тракта стояли колья с насаженными на них людьми, у которых на груди весели таблички с именем их рода и надписью – предатель и клятвопреступник. Тут были сотни мужчин и женщин. Как стало ясно немного позже, их казнили незадолго до появления армии во главе с великим гарлом. Не все из казненных еще умерли, поэтому военные колонны провожали взгляды отчаявшихся, мучающихся в предсмертных муках людей.
Таск впоследствии узнал, что на кол насадили представителей тех высоких родов, кто вступили в сговор с мятежниками, став их пособниками, и готовились к мятежу внутри гарлиона, но кто-то из них струсил, кто-то передумал в последний момент, видя несущуюся лавину конницы Керия. Но кара постигла всех членов семей предателей, даже тех, кто служил в регулярной армии и, собственно, пришел среди других на выручку столице. Пощадили только детей, которым не исполнилось еще двенадцати лет, их клеймили как рабов и куда-то отправили подальше с глаз долой.
Таск с замиранием сердца смотрел на расправу. И этот урок послушания, как ему думалось, дошел абсолютно до всех. Саваат был несказанно счастлив, что его рода эта участь не коснулась, а ведь могла, и не только по его вине. Но глядя на страдальцев впервые, Таск еще не знал об этом и готовился к худшему. Теперь стать шутом казалось ему не такой уж и плохой мыслью.
В гарлионе все было приготовлено к продолжению показательных казней. На той же площади, где была убита Фенедроппа Фернетет, а потом проходила траурная процессия по ее кончине, а также прощались с закрытым гробом, где якобы лежало тело Теберона Керия, ожидали своих избранников позорные столбы, дыбы, плахи. Народу поглазеть на кровавое представление собралась тьма. Таску выпала «честь» прийти на проклятую площадь в числе сил, призванных охранять место казней.
Фелил О’Луг снова возглавил представление, в котором ему помогали стражники из Яилитсаба. Головы изменников секли без счета. Многих четвертовали или забивали кнутами до смерти. Толпа смотрящих на все это безмолвствовала.
Потом Таск снова пережил ужасные минуты, когда из рядов, стоящих с ним высокородных, распорядились вывести десятка два чем-то провинившихся его сослуживцев и насадили их на колья прямо тут, на площади, которая к этому временя была полностью залита кровью. Те из зрителей, что стояли в первых рядах, были с ног до головы забрызганы красными каплями, среди них был и Саваат. Он не понимал, почему не казнят его, ведь он-то точно заслужил смерти.
Таск смотрел на мучившихся в агонии людей на кольях. Последние из казненных только что стояли с ним плечом к плечу, а вот уже корчатся в предсмертной агонии. Каждое движение загоняло кол все глубже и глубже в плоть, приближая неминуемую кончину. Саваат встретился взглядом с глазами какого-то совсем юного голубоглазого паренька, тот впился глазами в него, словно Таск был спасением от неизбежного. Но вес заставлял кол вгрызаться в его тело. Саваат не мог больше смотреть и отвел взгляд в сторону. Тут же раздался протяжный вой. Таск мог поклясться, что он исходил от того паренька, который потерял последнюю опору, помогающую ему бороться за жизнь, взгляд другого человека.
Таких расправ Таск еще не видел. Да, ему приходилось слышать разные рассказы, но на его памяти великий гарл лишь единожды до сегодняшнего дня массово казнил провинившихся, да и то с плохими для себя и для страны последствиями. И тут такая кровавая баня.
После расправы над высокородными пришел черед жрецов.
«А их то за что?» – недоумевал Таск, как впрочем и многие из толпы.
Фелил О’Луг дал ответ на этот вопрос. Оказалось, они тоже пошли на измену. С одной стороны, все стало ясно, но с другой… Ведь жрецы не присягали великому гарлу, в отличие от высокородных, да и находились они во власти совета старейшин из Башни Драхмаала. Но никто из присутствующих на площади об этом даже не пикнул. Все неотрывно следили за бойней. Многие замерли в ожидании того, что вот-вот придут и по их души.
Потом казнили жалкие остатки из оставшихся мятежников. Это, скорее всего, прошло бы незамеченным, если бы не тот факт, что Лита Леоват, ведьма Ли, единственная дочь Калия Леовата, наместника Блува, была милована. Более того, имя ее рода восстанавливалось, как и владения.
Толпа настолько была ошарашена казнями, что безропотно приняла новость о миловании ведьмы. Таск обратил внимание на то, что во время казни по правую руку от Алеана сидит незнакомый высокий мужчина с густыми черными с проседью волосами, окладистой бородой и усами, его лицо, носило печать благородства. Этим человеком оказался посланник великого гарла Островной Гралии Денрия Теория, тоже какой-то Теорий. И вроде как его сестра была матерью Литы. Но обо всем этом Саваат узнал снова несколько позже.
Фелил О’Луг, продолжая озвучивать волю Алеана Леорана, меж тем все больше удивлял, объявив о том, что между Островной Гралией и Гралией подписывается союзный договор. Отныне войска островитян-ченезарцев брали на себя обязательства оказывать военную поддержку гральцам во всех ее войнах. В честь этого объявляется отриус, который должен был пройти через три дня. Представителям от каждого из высоких родов гарлиона Гралия предписывалось явиться на него, те, кто не явятся, признавались изменниками, которых следовало изловить и наказать.
На этом площадные казни прекратились. Саваат, не веря своему счастью, отправился в Гартонир, но оказалось, что его там не ждут, ведь тут расположились высокородные из Т’Бола и Клиола. Пришлось идти в дом Саваатов в гарлионе Гралия. Бродя по опустевшим ночным улочкам столицы, которая остолбеневшая от ужасов дня, замерла в безмолвии, со страхом тараща глаза-окна на безлюдные улицы, он наткнулся на пьяных в стельку ремесленников, которые обсуждали произошедшее днем на площади Правосудия. Они не могли поверить в произошедшее и, вместе с тем, радовались, да-да, именно радовались, казни высокородных. Одна из фраз этих свободных людей врезалась в память Саваату:
– Вот и закончилось время неприкасаемых высокородных, закончилось кровавой баней, пусть умоются хорошенько и запомнят, что на каждого кол найдется.
Компания свернула в проулок и растворилась в ночной мгле, а он пошел дальше, еле передвигая уставшими, заплетающимися ногами. Со стороны его сейчас вполне можно было принять за нетрезвого, но это было не так. Не помня как, Таск добрел до своего родового дома, когда уже наступила глубокая ночь. Слуги переполошились, увидев хозяина, всего запачканного кровью. Он не удосужился давать какие-либо объяснения, а, скинув верхнюю одежду и не умывшись, завалился спать прямо в холле на кушетке.
Утром началась его новая жизнь. Он словно повзрослел разом на пару десятков лет. Проснувшись поутру и отправившись умываться, Саваат обнаружил, что из зеркала на него смотрит совершенно незнакомый человек – осунувшееся лицо, местами побеленные сединой волосы, взгляд безумца.
Произошедшее с ним в последние дни просто не укладывалось в голове. Увиденные жестокости к высокородным пошатнули его представления об особом положении знатных людей. Чтобы обдумать все, требовалось время.
Три дня пролетели как кошмарный сон. К тому же снегопады и холодные ветра предрасполагали к унынию. Никто не желал видеть Таска, как и он сам кого-либо. Он даже перестал думать о Калии. Саваат решился написал письмо своему отцу Теолону, сухо и кратко изложив о произошедшем в столице и грядущем празднике. Сын заверил отца, что достойно представит род Саваатов, если только у него не будет каких-либо других распоряжений на этот счет.
В утро праздника приехали Ксандр и Антоний, старшие братья со своими семьями. Как оказалось, они гостили в Кенеге, прибыв к отцу, как-только Таск покинул его. Братья были направлены в столицу. Нехорошо, будучи в опале, сторониться возможности показать свою лояльность власти. Братья вместе со своими семьями приехали очень вовремя и кстати. В доме стало разом шумно и весело. Радость встречи родственников ничто не омрачало. Веселье лилось через край.
«Да, им-то просто веселиться. Они не стояли на площади Правосудия».
Хотя братья и их женщины и дети не были на площади, но и они знали о случившемся. Вместе с тем все, не сговариваясь, предусмотрительно решили обходить эту тему в разговорах.
День пролетел незаметно, в приятных беседах и приготовлениях к отриусу. Но буквально за полчаса до отъезда Таска охватил страх.
«А что, если это еще какая-то изощренная ловушка? Может, я приду в зал, а там, на отполированном паркете, будут стоять дыбы, плахи, виселицы. И начнется вновь казнь предателей. Ведь я же тоже…»
Саваат не смог даже в мыслях сказать, что он предатель. Ему казалось, что теперь, после расправы на площади Правосудия, мысль о своих грехах не менее опасна, чем сам грех. Одна мысль может привлечь ненужное внимание и повлечь за собой тяжкую расплату.
«Соберись, Таск, все будет хорошо, – убеждал он себя и снова начинал с подозрением размышлять о отриусе. – А с другой стороны, ведь предатели из числа высокородных, наверняка, были не только в столице, но и за ее пределами. И их следует казнить. Так что может быть лучшим поводом собрать всех, как вызвать на праздник? И ведь как гарл всех позвал... под страхом смерти! На праздник под страхом смерти не едут».
Как бы не боялся Таск, но особого выбора у него не было. С белым как мел лицом он сел в один из раторков, слегка дрожа, как если бы у него был озноб. Заметив это, жена Ксандра настороженно посмотрела на него и, прижимая своих девчонок к себе поближе, спросила:
– Таск, не приболел ли ты?
– Не беспокойся, – отмахнулся Саваат, – это просто усталость. Тяжелые дни были, я же совсем недавно вернулся из военного похода, а потом эта история с мятежом…
Отговорка не очень-то убедила женщину, и она, оберегая своих детей, поменялась местами со своей младшей дочкой, что была ровесницей Алеаланны, сидевшей ближе всех к «заразному». Саваат не стал ничего говорить, но его покоробило отношение к нему, как к больному проказой.
«Хорошо, хоть не сказала, что отказывается ехать со мной в одном раторке».
Доехать до дворца великого гарла вышло уж больно быстро. Он показался в окнах, и сердце Таска сжалось. Во рту появилось ощущение горечи.
«Так продолжаться не может, – одернул себя Таск. – Остановись, убогий! Ты же высокородный. Так и веди себя подобающе».
Парадный вход во дворец был освещен множеством огней, было светло как днем, хотя уже начинало темнеть. Все дороги были устланы красными коврами с золотым рисунком-орнаментом. На стенах и при входах висели парадные стяги Гралии с изображением герба – красный силуэт столицы на желтом фоне. Периодически звучали трубные призывы, где-то внутри дворца играла мелодичная ненавязчивая музыка. Ничто не предвещало неприятностей.
С опаской Таск вышел наружу. К нему тут же подошел слуга и предложил бокал белого солнечного вина из Гралии гербов. Саваат не отказался, тут же осушил его до дна. Это не особо добавило храбрости, но вино немного успокоило нервы.
«Да, – подумал он, шагая вместе с братьями и их семьями по красному ковру, который напоминал ему сейчас реку из крови. – Пожалуй, в Гралии гербов, владениях Гралии за хребтами Твалирона, сейчас спокойнее всего. Ни восстания там не было, ни скаргарты их не беспокоят, живут и радуются люди. Если отец даст мне денег на покупку своего имения, так же как он дал моим братьям, куплю себе дом и землю там, в Гралии гербов. Так, чтобы оно было поближе к Черному морю».
Пройдя через несколько залов, поднявшись по широченной лестнице на второй этаж, Савааты оказались в колоссального размера приемном зале. Вдоль его стен и по центру возвышалась колоннада, удерживающая высоченный купольный свод. Окна тут вырастали вверх на двадцать локтей, а ширина их составляла не меньше десяти. Стены снизу до верху и купол над головой украшали фрески и мозаики из драгоценных камней, изображавшие сцены сражений или эпизоды из легенд о жизни богов. Свет наполнял все вокруг. Из зала имелось три выхода – на лестницу, по которой сюда все попадали, в большой тронный зал, что сейчас был скрыт от глаз за закрытыми царскими воротами, и на балкон, на который вели десятка два дверей. С него открывался прекрасный вид на сад, разбитый во внутреннем дворе дворца, в котором росли вечнозеленые хвойные красавицы и красавцы разных пород, от совсем маленьких кустов можжевельника до исполинских сосен и елок.
Таск извинился перед родственниками и покинул их, отправившись прямиком на балкон. Тут ему казалось безопаснее, а еще здесь стояли несколько горок из бокалов с белым солнечным вином из Гралии гербов и красным замнитурским. Поприветствовав попавшихся на глаза знакомых высокородных и одного зерта Гартонира, недолго думая, чтобы хоть как-то забыться и успокоиться, Таск принялся в одиночку напиваться. Разделавшись с пятым бокалом, делая шестой подход к винной горке, он натолкнулся на Каиля Хоила, такого же зерта регулярной армии, как сам Саваат. Тот, сверкая своей лысиной, подошел к нему и, поприветствовав, сказал:
– Что, брат, решил расслабиться в одиночку?
Маленькие поросячьи глазки Хоила хитро посматривали на Таска.
– Что ты, что ты… Как можно, – слегка пошатнувшись, затараторил Таск, подхватывая еще бокал и предлагая товарищу.
Они отошли к краю балкона, где никого не было, и, облокотившись на перила, немного поговорили. Хоил поинтересовался, где его родственники, разузнал о походе на Кенег, в котором ему не пришлось участвовать, подробно расспросил Таска о сражении в варте, о том, кого пленили. Саваат же узнал, что Каиль Хоил только вчера вернулся из поездки в Грилот и Саури – гарлионов, подвластных Гралии, где он был в качестве зерта охранного отряда, отвечающего за безопасность канутов, что везли письмо от Алеана с повелением всем высокородным прибыть вооруженными к стенам столицы, пополнив армию. Часть ее должна была отправиться для войны с Замнитуром, чтобы освободить осажденный гарлион О’Леосс, а другая часть войск требовалась для преследования остатков мятежников и наведения безопасности на земельном тракте.
– И что сказали Грилот и Саури? – икнув, поинтересовался Таск.
Голова Каиля закрутилась на короткой толстой шее, он с опаской озирался. Меж тем поблизости все также никого не было.
– Я не знаю, можно ли об этом говорить, но тебе все расскажу, только прошу не особо об этом распространяться. По крайней мере, пока. Ответ был грубым и нелицеприятным. Проще говоря, послали гарлы этих гарлионов нашего великого гарла. Сказали, что он им не указ и подчиняться они станут только Башне Драхмаала. Мы тут же отослали послание в столицу с феллершильдом, и нас отозвали обратно.
– Вот оно что, – протянул Саваат. – Тогда все становится немного яснее. Теперь я понимаю, почему на площади Правосудия казнили жрецов. Это был знак Грилоту, Саури и самой Башне – мол, одумайтесь! Я и не думал, что Алеан может быть настолько резким. Как видно, все же заговорила в нем кровь его отца Териола, который мог быть очень резок и жесток в отношении тех, кто провинился и при этом не был равен ему по высокородству.
Дальше разговор зашел о казни. Не видя гостей приемного зала, которых загораживало квадратное тело Хоила, Таску было как-то проще повествовать о бойне на площади Правосудия. Закончив свой рассказ, Саваату стало грустно, отголоски страха, как раскаты далекого грома, загремели в его разуме.
И тут, где-то совсем рядом, протрубили трубы, объявляя о начале отриуса. Каиль встрепенулся и поспешил вернуться в приемный зал, увлекая за собой пошатывающегося Таска.
Оказаться в тепле было не самой лучшей идеей, но высокородным следовало сейчас быть именно в зале, а не на балконе. Зал еле вмещал всю ту массу людей, что прибыли по призыву великого гарла.
– Когда откроются царские ворота и нас впустят в большой тронный зал, станет намного свободнее, – сообщил Хоил то, что и так прекрасно знал Саваат.
Таск стоял, немного облокотившись на плечо Хоила, благо тот не возражал, понимая состояние боевого друга. Саваат оказался на противоположной стороне от своих родных. Ксандр призывно махнул ему рукой, но Таск не решился пересечь зал, отриус вот-вот должен был начаться.
В который раз протяжно загудели трубы, теперь дольше, чем это было раньше, застучали в барабаны, а потом раздались раскаты торжественной музыки, издаваемой различными инструментами, предваряющей появление великого гарла. Царские ворота распахнулись, и в приемный зал, высоко подняв подбородок, вошел великий гарл Гралии Алеан Леоран.
– Красавец! – ни с того ни с сего ляпнул Таск, шмыгнув носом.
Но его из-за наполнившей зал громкой музыки никто не услышал.
Дальше последовала торжественная часть, тосты во славу Гралии и правящего рода Леоранов, пара песен и баллад, исполненных придворными певцами о былых временах, свежая ода о славной победе в Кенеге. И тут Таск подметил, что рядом с гарлом стоит все тот же посланник из Островной Гралии, кто-то из рода Теориев, что был на площади Правосудия. Саваату стало противно сейчас видеть какого-то островитянина тут, на отриусе в Гралии. Вместе с тем появление этого человека сулило перемены, и, как показала кровь на площади Правосудия, не всегда добрые. Оду, следует сказать, тоже читал бард из гарлиона Ченезар, столицы Островной Гралии.
«Неплохо так читал этот стихоплет!»
Ода окончилась, грянули овации, которые были заглушены красивой мелодией. Она была такой откровенной и пронзительной, что многие растроганные ею женщины достали платки и стали вытирать слезы. Таск вдруг вспомнил, что на эту музыку есть и песенные слова. Песня повествовала о красивой любви молодого бога Огня Кроила к богине водной стихии и морей Океании, о их горькой судьбе и невозможности быть вместе.
Музыка стихла, и было объявлено то, что заставило присутствующих в зале замереть, кого в приятном удивлении, а кого в тревожном напряжении.
К высокородным обращался Фелил О’Луг. Его речь заинтриговала всех. Фелил говорил о том, что великий гарл собирал здесь всех не только, чтобы отпраздновать победу над мятежниками, но и объявить о своем обещании, обещании, которое он даст своей избраннице. Таск сразу же понял, что речь идет о женитьбе великого гарла, и теперь дело было за малым, сказать имя обещанной.
Зал, в особенности женская его часть, замерла в томительном ожидании. Гарл мог просто объявить имя своей избранницы или выбрать ее из числа лучших красавиц, которые он отберет здесь и сейчас. Пикантность всей ситуации придавало то, что гарл вправе был остановить свой выбор и на той, что была уже замужем, расторгнув тем самым действующий брак.
Фелил О’Луг объявил, что великий гарл призывает всех танцевать и веселиться, свое обещание он дарует по окончании отриуса.
И вот тогда-то и началось. Перед красавицами стояла труднейшая задача, их должен был увидеть гарл, но при этом нельзя было показаться ему излишне навязчивой или назойливой.
В зале для поддержания порядка присутствовали в полном составе все золотые псы во главе с их зертом. И хотя они вели себя непринужденно, как гости, но были готовы в любой момент встать в боевой порядок и защитить великого гарла.
Сразу же после слов О’Луга объявили первый общий танец, в котором принимали участие все присутствующие, кроме тех, кто из-за слишком молодого возраста был не вправе участвовать или из-за преклонных лет, ран и других уважительных причин не мог сделать этого.
Таск волей-неволей влился в ряды танцующих традиционный широкий гральский танец, имевший название «Лебединый». Саваата уже неплохо развезло и не все движения у него получались так, как нужно. Но были и танцоры похуже, так что он на фоне остальных смотрелся не так-то и плохо.
Двигаясь в танце, Таск оказался в большом тронном зале. Тут было куда свободнее, чем в приемном, и, как ни странно, отсутствовали колоны. Создавалось впечатления, что потолок парит над головой. Хотя такой взгляд мог быть простым последствием выпитого вина, которое легло на голодный желудок.
«Хорошо, – решил Саваат, – что это не малый тронный зал, где мне пришлось держать речь перед гарлом после неудачного преследования мятежников. С тем залом меня связывают нехорошие воспоминания. Пусть хоть этот зал запомнится мне чем-то хорошим».
В какой-то момент довольно долгого первого танца неожиданно для себя Таск оказался прямо лицом к лицу перед Алеаном Леораном. Саваат разом протрезвел и, вытянувшись по струнке, принялся старательно двигаться в такт музыке. Гарл не обратил на него никакого внимания, он неотрывно смотрел на прелестницу, что сейчас оказалась правее Саваата. Таск пока не мог видеть эту девушку, так как она была немного позади. Но вот танец потребовал повернуться его направо, и он нос к носу столкнулся с Литой Леоват.
Саваат даже поперхнулся. Лита была одета в бордовое платье с ненавязчивыми кружевами, обнажавшее ее плечи, выставляя напоказ безупречную белоснежную кожу, вдоль ее спины струился водопад темно-русых волос. Леоват, встретившись взглядом своих волчьих глаз с Таском, сверкнула ими, показывая свое превосходство, и тут же упорхнула, ведомая правилами танца куда-то в сторону.
«Как же так, – недоумевал он. – Ведь она же из мятежников! Она враг!»
Но никто не смог бы ему ответить на вопрос, который даже если бы прозвучал вслух, то потонул бы в мелодии, льющейся по залам дворца великого гарла.
Не успел Таск опомниться от уведенного, как следующая его напарница по танцу заставила забыть его обо всем на свете. В белоснежном платье к нему подпорхнула Калия. Спереди платье в пол полностью закрывало ее по кисти рук и доходило до верха шеи, но вот сзади… Практически вся спина светло-русой богини была оголена. Если раньше голова Таска кружилась от вина, то теперь от неземной пьянящей ослепительной красоты стройной молодой девушки.
– О боги, боги, что это, передо мной женщина или богиня! – нараспев произнес Саваат, когда в танце сблизился с Калией.
Девушка смущенно отвела взгляд. Танцевала она под стать своему божественному образу. Ее движения были плавными, они увлекали за собой. Именно то, что подразумевал этот танец.
Тогда-то первый танец и окончился. Правда, сразу начался переход, во время которого мужчина и женщина, что были в этот момент друг перед другом, некоторое время кружились в медленном танце.
Таск осторожно положил одну руку на бедро Калии, а другой взял ее ладонь. Он делал это нерешительно, ему вдруг стало ужасно страшно, страшно быть отвергнутым в танце. Именно это могла сделать девушка при переходе, показывая, что не заинтересована в общении с этим человеком. Что, кстати, и сделали дамы справа и слева от Саваата и Калии.
«Она наверняка считает меня трусом или винит за что-то, благо есть за что винить».
Но Калия не ушла, что означало согласие на танец во время перехода. Потом, в нужный момент, ее руки вспорхнули на плечи Саваата, улегшись на них, как две голубки.
– Вот ты какая!
– Какая? – спросила девушка, принимая его игру.
– Неповторимая!
Калия, опять смутившись, немного наклонила голову.
– Я рад, что ты здесь и мы рядом.
– Мне тоже приятно, что переход остановился на тебе, а не вон на том красноносом старике, что мнет бока вон той молоденькой девчушке, – сказала она, кивнув куда-то за спину Таска.
– Я тоже, – непроизвольно заметил Таск.
Калия удивленно уставилась на него и негромко рассмеялась. Саваат ее поддержал. Некоторые из ближайших пар, в которых были совсем уж неловкие партнеры-мужчины, покосились на Калию и Таска, пытаясь распознать, не над ними ли сейчас потешаются.
Когда смех стих, Саваат поинтересовался:
– Где ты остановилась в столице?
– Есть небольшой домик тут недалеко, его мне Т’Арк отказал за мои, так сказать, заслуги.
– Так ты обзавелась своим жильем в столице?
– Представляешь!.. И не только. Мне и рабов подарили, чтобы поддерживать дом в хорошем состоянии.
Осмелевший Таск ввернул:
– Может, пригласишь к себе как-нибудь, похвалишься?
Калия странно посмотрела на него и ничего не ответила. Но так как в ее взгляде не читалось ни угрозы, ни предостережения, Саваат предложил:
– Моя госпожа, как вы смотрите на такое предложение – а не отдохнуть ли нам после перехода, не выпить ли по бокальчику красного замнитурского?
Калия сморщилась, давая понять, что не настроена выпивать.
– Ну не отказывайте своему боевому другу.
– Хорошо, – все же сдалась девушка, и это звучало так сладко, так хорошо, что на мгновение сделало Саваата самым счастливым человеком в этом мире, как будто она согласилась на что-то куда большее.
Переход закончился, и танцующие, отступив друг от друга, поклонились и разошлись в стороны. Калия, тут же вернувшись, взяла его за руку и повела к столам, что располагались вдоль стен, они ломились от вина и угощения для гостей.
Тем временем настала пора «Скользкому танцу». Это был подвижный веселый танец под разноголосые инструменты, в нем могли принять участие все от мала до велика. Движения в нем были не замысловатые, если не сказать больше – очень простые. Калия же и Таск, пока все «скользили», немного перекусили, распив по бокалу красного вина. Саваат старался шутить, и это, судя по смеху и улыбке, что не сходила с лица Калии, у него неплохо выходило.
Зазвучал короткий переход, и Калия, спохватившись, лукаво улыбнулась ему и потянула на второй общий танец, носивший название «Парящий».
– Скорее, пойдем, – призывала она, а потом поглядывая через плечо, поторопила. – Надо спешить. Меня еще не видел Алеан. Я не успела ему запомниться.
Они встали друг напротив друга, и, пока не грянула музыка, она, явно издеваясь, спросила:
– Как думаешь, а я могу понравиться Леорану?
В Таске проснулась ревность. Он сжал кулаки, сдерживая гнев, но ответить не успел, звонко запел певец, полилась музыка, и его богиня улетела, кружась в «Парящем танце». Таск почувствовал отчаяние. Он был готов бежать за ней, но это означало нарушить порядок танца, что не сулило ничего хорошего, такая выходка могла испортить праздник. Подобного Саваат уж точно не хотел делать.
Танец сменял танец. Таск старался участвовать во всех, чтобы вновь приблизиться к ней. Во время очередных переходов кто только не оказывался напротив него. Он успел положить руки на бедра жене своего брата Ксандра, которая разгоряченная танцами и вином была не против пофлиртовать. В другой раз не отказала ему видно очень любящая покушать не юная пышка, которая просто млела, танцуя с молодым человеком. Этой полнотелой женщине удалось позже еще дважды попасть в пару во время перехода к Таску. Как она это делает, Саваат не понимал, но был готов дорого заплатить за ее секрет, чтобы добраться до своей богини.
В последний переход, обнимая зефирную талию пышки, Таск столкнулся взглядом с Калией, которая оказалась недалеко от него. Она возьми да покажи ему язык. Таска это сначала задело, но тут же от сердца отлегло. Он понял, что его богиня просто дразнится. Да и к тому же молодой паренек, что кружился с Калией, увидев ее жест, видно принял его на свой счет, чем очень повеселил свою партнершу. Это порадовало Таска. Ему тоже захотелось смеяться, но, переведя взгляд на свою пару, решил сдержаться, чтобы не навести на себя гнев той, что преследовала его в танцах этим вечером.
Прошли еще несколько общих танцев, чреда веселых, шуточных плясок. Но Калия пропала, ее не было видно. Были моменты, когда исполнялись песни, читались стихи и оды, но богиня как сквозь землю провалилась.
Наступила пора «Нежного танца». Танца, когда девушка танцует для мужчины. В этот момент нервы жаждущих претенденток на роль быть избранницей великого гарла сдали, сразу несколько десятков девушек и явно бывших замужем женщин поспешили оказаться перед Алеаном. Но окружившие Леорана плотным кольцом золотые псы не позволили сбыться мечте ни одной из красавиц. Возникла небольшая заминка, вызванная организацией обороны гарла.
В этот момент в пределах видимости Таска возникла пышная зефиринка.
– Твою ж душу, – ругнулся Таск, поспешив отвернуться и немного присесть, чтобы затеряться среди толпы, и тут же нос к носу столкнулся с Калией, которая стояла прямо за его спиной.
Зазвучала роковая музыка, и девушки, приковывая внимание своих избранников, принялись обольщать их. Калия танцевала для Таска, во что он просто отказывался верить. Танец сочетал в себе три части: страсть, обман и собственно нежность. Сначала Калия двигалась, смотря на Саваата так, что он боялся даже дышать. Потом она танцевала, словно зовя за собой. Сердце в этот миг готово было вырваться из груди вожделеющего мужчины. И наконец пришла пора нежности. Она сразила его наповал, коснувшись в конце танца пальцами руки его губ.
Начался переход, и Калия снова не отвергла его.
– Спасибо за танец, – поблагодарил ее Саваат, глядя восхищенным взглядом.
Она повела плечами и ответила:
– Да не за что. Кто же, как не друг, должен был спасти тебя от твоей навязчивой поклонницы.
Калия уже раз кивнула в сторону, которая выпадала из круга видимости Саваата.
– Она что сзади меня? – простонал с болью в голосе Таск.
– А как же, – дала бескомпромиссный ответ богиня.
– Не бросай меня, молю, – шутливым тоном попросил Саваат.
– Будь по-твоему, – серьезно произнесла Калия и пристально посмотрела ему в глаза.
Пришел черед смутиться Таску. Он совсем неожиданно для себя отвел глаза в сторону. Тут же Калия хихикнула. Переход неумолимо подходил к концу, а Таску так хотелось, чтобы эта часть отриуса длилась бесконечно.
– Спасибо тебе, – вдруг сказала Калия.
– За что?
– За этот вечер. Было весело. Правда. Я давно так не отдыхала. Спасибо, Таск, ты настоящий друг.
«Друг, проклятье, друг, опять друг», – из ниоткуда поднялась волна гнева в душе Таска.
– Друг? – не сдержавшись, произнес он.
Видно, вся обида и гнев были написаны у него на лице, что без проблем прочла она.
Танец окончился. Пары стали расходиться, но Калия не отошла от него, как и он от нее. Она смотрела ему в глаза, потом склонилась и поцеловала в правую щеку, шепнув:
– Просто друг. Как и я была просто подругой для Керия, а он для меня был куда большим, чем друг.
Она резко отвернулась и поспешила уйти, склонив лицо, стараясь его не показывать. Таск было бросился за ней, но остановился.
«Не сейчас, – решил он. – Но мое время еще настанет».
В этот миг он захотел как никогда жить и быть рядом с этой девушкой.
«Теберон, ты был слепцом, как, впрочем, и я. Ты так и не прозрел, но не я, но не я!»
Потом какое-то время гостей еще развлекали, только Саваат покинул зал и, выйдя на балкон, задумчиво смотрел в гущу хвои, что наполняла внутренний двор дворца. Со стороны казалось, что он пытается что увидеть там, пристально всматриваясь. На самом же деле ничего он не хотел разглядеть. Просто его взгляд застыл, а в разуме трепетала лишь одна мысль, как лучик света в конце туннеля:
– Она все знает, она все понимает, что я чувствую к ней. Мне нужно время, просто мне нужно немного больше времени рядом с Калией, и она станет моей, только моей, навсегда.
Была глубокая ночь, когда отриус подошел к завершению и всех позвали, чтобы объявить волю великого гарла. Пока высокородные собирались в большом тронном зале, куда пришлось пойти и Таску, для ожидающих заиграла легкая спокойная музыка. Люди переговаривались. В толпе чувствовалось возбуждение. Алеан Леоран восседал на своем троне и посматривал время от времени на собравшихся, перебрасываясь какими-то фразами с Т’Арком и другими своими советниками. Рядом с ним появился и его ключник, которого никто не видел со времен смерти Фенедроппы, поговаривали даже, что он умер, но старик, хотя и выглядел плохо, но вполне уверенно, самостоятельно держался на ногах. Медальон с изображением герба рода Леоранов, одновременно являющийся гербом столицы, болтался на цепи, висевшей на его изрядно усохшей шее.
Вот музыка стихла, и было объявлено то, что заставило присутствующих в зале замереть, кого в растерянности, а кого в недоумении, были и те, у кого в душе воспылал праведный гнев, но роптать никто из них не решился, свежа была память о бойне на площади Правосудия.
Фелил О’Луг торжественным голосом сообщил о воле правителя, рассказав сначала о муках выбора последнего, который был ослеплен красотой наипрекраснейших и все же выбрал для себя единственную:
– … великий гарл Алеан Леоран дает свое обещание Лите Леоват. Да здравствует господин и госпожа, царь и царица Гралии!
Потом было объявлено еще много решений правителя, но они касались все больше отдельных высокородных, кому-то давали новые земли, кого-то назначали на новую должность, только эти новости казались ничтожными по сравнению с оглашением выбора своей избранницы Алеаном Леораном. Голос Фелила О’Луга просто тонул в гуле, исходившем от сборища людей, находящихся в залах дворца, и ничто не могло их успокоить. Ничто, что могло быть применено здесь и сейчас в отношении высокородных.
Несмотря на всплеснувшуюся в виде хора людских голосов бурю эмоций, разных по своему происхождению, но все более радостных, Таск чудом сумел расслышать об очень важном указе, который был уж точно не менее значим, чем обещание Лите Леоват. Это распоряжение об утверждении решения Теберона Керия об освобождении рабов, участвующих в походе в Западную пустыню, и принятии их на службу в регулярную армию Гралии и подписании с ними договора, как со свободными вольнонаемными людьми. Данная новость прозвучала для Таска как гром среди ясного неба, хотя полугласно об этом судачили многие и даже объявлялось, но не так во всеуслышание перед высокородными столицы. Гарл мог аннулировать приказ Керия, ведь тот умер. Алеан поступил иначе, что, как рассудил Саваат, в условиях обострения гражданского противостояния могло сыграть правителю на руку.
Таск не спешил с кем-то что-то обсуждать, а пробравшись поближе к оглашавшему распоряжения великого гарла Гралии, внимательно слушал. И он был прав, что так поступил. Последний из приказов давал немало пищи для размышления. В последнем официальном заявлении было провозглашено – т’больцы, что были отправлены преследовать остатки мятежников, призваны обратно в столицу.
«Что за бред! – про себя возмутился Саваат. – Если так пойдет и дальше, то, может, сразу отдать Гралию на разграбление? Сейчас мятежники перезимуют, разоряя владения гарлионов Грилот и Саури, ведь есть им что-то надо, а к лету опять соберутся с силами и вновь пойдут на столицу. Ничего не понимаю, что тут творится, ровным счетом ничего».