Суд

СУД

Внезапный звонок помощника архиерея отвлёк меня от работы: я просматривал дайджест новостей МАГАТЭ за истёкший месяц. Работая старшим экспертом в частной компании, я параллельно руководил в Александро-Невской Лавре клубом авторской песни, а в воскресенье пел на клиросе и читал в больничном храме г. Всеволожска. Как известно, двум господам служить невозможно, но мне в течение 10 лет это каким-то образом удавалось. Порой было очень трудно: два раза в месяц после 8 часов на работе я шёл в Лавру, вёл там клубные концерты, выступал сам. Окончание концертов часто отодвигалось за 22 часа и с руководством Святодуховского Центра, а также с работниками Лавры возникали трения. Очень часто моя помощница Наталья жаловалась, что клубные афиши, размещённые ей во дворе монастыря срывают. О том что афиши она вешала зачастую в неположенных местах, Наталья скромно умалчивала. И в довершение всего - в зале, как правило был отвратительный звук. Объяснялось это тем, что место звукооператора находилось в «акустической яме» - под балконом, и чтобы выставить звук звукорежиссёру необходимо было постоянно бегать от пульта в центр зала и обратно, чего он, естественно, не делал на благотворительных концертах при его скромной зарплате, хотя с каждого кофрового клубного сбора ему аккуратно выдавалось 200 рублей. Из-за звука все и заварилось. Поссорившись с новым директором зала иеромонахом Серафимом, звукооператор Влад Штирбу был отстранён от работы. На его место была определена пожилая женщина, по-видимому очень слабо разбиравшаяся в звукотехнике. Зачастую ее место за пультом занимал аранжировщик Сергей Слободчиков или всё та же Наташа Юдина. Новая звукооператор охотно уступала им своё место с сохранением своего скромного оклада. Участники же клуба и я трудились на концертах бесплатно - весь кофровый сбор, доходивший порой аж до 1000 рублей в деньгах 2010-15 гг. сдавался мной тому же помощнику архиерея, дьякону Сергию Учанейшвили. Чай и пряники для посиделок я покупал на свои деньги к каждому концерту, но ребята, вероятно, зная то, что я - не Рокфеллер, а наемный работник, как правило отказывались от чая. Поскольку чаепития все-же были благословлены директором зала, я продолжал покупать продукты для чайных церемоний, которые оседали в том же самом кабинете помощника епископа по молодёжной работе и являлись гастрономической составляющей его миссионерско-катехизаторскх бесед с молодежью,. С Учанейшвили у меня раз дошло до драки: на фестивале, обвинённый мной в получении взятки, на которую намекнула волонтёр Татьяна, продвигавшая коллектив «Цвет звука» и передавшая члену жюри Т. Егоровой 3,5 тысячи рублей для Учанейшвили, дьякон напал на меня. Захват бывшего чемпиона Севастополя по вольной борьбе был столь крепок, что мне пришлось применить приём из специального раздела учебника Анатолия Харлампиева, который в художественной литературе называется «Датский поцелуй». Поскольку все это произошло при дамах, гордый грузин затаил на меня обиду, но рассчитаться сразу со мной не мог, потому что, уже став помощником архиерея, обучался в семинарии, а я иногда писал за него работы. Но учеба была окончена - и телефонный звонок, о котором я сказал в начале , был звонком судьбы.
«Мне сказали, что ты тряс Слободчикова за грудки!» -услышал я в трубке. Сергея Слободчикова, с которым мы уже лет 5 совместно работали в Лавре и на выезде, я, естественно, за грудь не хватал. На одном из предыдущих концертов в ДПЦ вырубился звук в операторском компе - предполагали, что сгорела звуковая карта. Концерт был ответственный - в гостях у нас была матушка Людмила Кононова, а само мероприятие было посвящено памяти безвременно ушедшего Виталия Верушкина. Поскольку, как я уже упоминал, за пультом сидел не штатный звуковик, а член клуба Слободчиков, имевший и опыт , и желание работать, то вся материальная ответственность за выход из строя устаревшего оборудования и срыв мероприятия ложилась на ответственного руководителя - то есть на меня. После концерта я довольно резко сказал Сергею, чтобы за пульт он больше не садился.
Новость, что я тряс своего друга за грудки, так поразила меня, что я согласился подъехать в лавру выяснить, что происходит.
В кабинете дьякона - помощника епископа меня ждали 8 человек: Учанейшвили, Галицкий, Юдина, Егорова, Ангелина и Сергей Слободчиковы, Ольга Братчина и Наталья Куприянова -Апалькова из Орла. Как мне успела сообщить Наташа Юдина, собрание было созвано пр инициативе Сергея Дятлова, которого я в комнате почему-то не обнаружил.
Учанейшвили подал всем пустой чай. Поскольку у меня была с собой шоколадка, я выложил ее на стол.
Председательствовал Учанейшвили. Слово взяла Наташа Юдина: «В клубе оскудение любви!» - встав, сказала она.
Для непосвященных скажу, что если в православной церкви подобное обвинение выдвигается, например, настоятелю храма, то он может смело разводиться с женой и постригаться в монахи. Если нет Любви - нет Бога, а за отсутствие в православном сообществе Бога отвечает, естественно, его руководитель. Честно говоря, я растерялся - предыдущий концерт я пытался отменить из-за вечного бардака в ДПЦ - опять на месте не было ответственных лиц - ни директора, ни звукооператора, на Тальковских вечерах всегда шла полупиратская торговля дисками Талькова и майками с его портретом. Развернувшись в сердцах, я отказался вести концерт и ушел.
Этого мне не простили, обозвав мои действия «превышением должностных полномочий».
Среди других обвинений, выдвинутых мне на этом товарищеском суде были: «Ты называл клуб своим» (А. Галицкий) - в письме Юдиной я как-то написал, что курение в моём клубе недопустимо. Оно и понятно - клуб был в монастыре. «Ты сотрудничал с католиками» (А. Галицкий) - я участвовал в музыкально-поэтических передачах Католического Радио-Мария, часто приглашая товарищей, в том числе Галицкого. «Ты лжёшь, Коля» (А. Слободчикова) - это , вероятно, по поводу моих песен, где повествование ведётся от лица лирического героя или по поводу каких-то моих попыток оправдаться перед товарищами. «Ты распускаешь клевету» (Т. Егорова) - это, по-видимому, о тех переданных на фестивале деньгах, о чем я рассказал только домашним, своему духовнику и одному близкому другу, вскоре после этого скончавшемуся.
В итоге, вопрос о продолжении моего руководства клубом был поставлен на голосование. За оставление с испытательным сроком проголосовали 3 человека: Учанейшвили, Братчина и Сергей Слободчиков. За отстранение на 2 месяца проголосовали 4 человека: Галицкий, Юдина, Егорова и Ангелина Слободчикова. Куприянова не голосовала - она была на собрании наблюдателем. Дьякон, вероятно, пригласил ее посмотреть на расправу, поскольку она оказалась ранее свидетелем его фиаско в поединке со мной на фестивале. Сам я тоже воздержался от голосования, хотя, оставаясь ещё членом клуба. также имел право голоса. Что было бы, если счёт был бы 4:4? Думаю, что то же самое - я все равно ушёл бы из карманного клуба , служившего, вероятно, не только творческим и миссионерским, но и неким другим целям, если пожертвования в виде чая и кофе, совершаемые мной доя клубных нужд, шли не по назначению - и изменить что-то в той ситуации я был бессилен, не имея возможности даже как-то компенсировать если не труд артистов, то хотя бы дорожные расходы.
Судьи допили чай, съели принесенную мной шоколадку и избрали вместо меня Учанейшвили. Помню, я тогда подумал, что приглашать в гости, где организована засада - это как-то вопреки Кавказскому гостеприимству. Но мы находились не на Кавказе, а в Санкт-Петербурге, шёл 2015 год - с момента присоединения Крыма к России прошло чуть больше года. Вероятно, я выполнил возложенную на меня задачу, около 10 лет занимаясь подготовкой авторов-исполнителей, выступавших на площадках России, Крыма, Украины, Беларуси, и моя самоотверженная работа была "по заслугам" оценена благословившим суд надо мной, как и все, происходящее в Александро-Невской Лавре, епископом Назарием Лавриненко.
За что же русские так не любят хохлов?

НИКОЛАЙ ЕРЁМИН

23.09.2022