Часть 1
«10:34»
ИСТОРИЯ МИХАЭЛЯ
День первый
Дорогая Рита! Выслушай мою исповедь. Быть может, тогда ты поймешь, почему все произошло именно так. Да, я раскрыл твой секрет. И хочу, чтобы ты узнала, как это случилось. А началось все в ту ночь...
Время уже перевалило за полночь. Пламя гигантского костра алыми языками лизало звездное небо. По округе разносился треск сложенных шалашом пылающих трехметровых стволов, и в этот рокот огня вплеталась протяжная песня. Хор девичьих голосов тянулся над поляной, стелился вместе с дымом над гладью тихо журчащей речки Гербы, возносился к шепчущимся на ветру кронам деревьев обступающего со всех сторон поляну леса. Девушки в длинных белых расшитых узорами платьях, взявшись за руки, кружились вокруг костра в медленном хороводе. А на их танец хмуро взирал вкопанный в землю деревянный истукан, на искусно вырезанном лице которого плясали оранжевые блики костра.
– Братья! Давайте поднимем эту братину за веру наших предков! – провозгласил длинноволосый бородатый парень, поднимая к звездам гигантский рог. – Слава Яриле!
– Слава! – повторили стоявшие вместе с ним в кругу его приятели, так же одетые в светлые рубахи.
Бородатый хлебнул из рога и передал его другому, по часовой стрелке. Теперь каждый произносил пафосный тост, делал из рога глоток и отдавал соседу.
– Адское пекло, – шепнул мне Уриэль. Отражение пламени костра плясало в его зрачках двумя яркими кроваво-красными змейками.
Я снова глянул на костер. И вдруг мне представилось, как в нем, заживо сгорая, корчится человек: как факелом пылают его одежда и волосы, как пузырится и слазит кожа, обнажая черное мясо... Меня передернуло от отвращения, я постарался отогнать видение и отвернулся. И тут же перехватил нетерпеливый вопросительный взгляд Гавриэля. Но покачал головой: рано, ждем.
Вдруг со стороны поляны раздался громкий треск, а следом – веселый визг и восторженные крики. Я вновь слегка раздвинул ветви кустарника. Оказалось, огромный костер, прогорев, рухнул, взметнув в небо сноп искр. Теперь округу наполнили смех и задорный говор. Зазвенели сталкивающиеся рюмки. Кто-то ударил по струнам гуслей и затянул пьяную песню. Неподалеку пылал еще один костерок – поменьше, и некоторые парни с девушками, взявшись за руки, с удовольствием перепрыгивали через него. Совсем близко от нас на траве барахтались несколько полуголых тел: мужики боролись – дружески мерялись силами. Ночь все больше наполнялась хмельным весельем.
– Пора! – скомандовал я и, надвинув на лицо черную маску-балаклаву, рванул из зарослей.
Позади затрещали ветви: следом за мной из укрытия ринулись мои три одетых в черное брата.
– Вы еще кто такие?.. – изумился один из парней, вскочив с травы, а в следующий миг я ударом кастета свалил его обратно на землю.
Поляна наполнилась криками, теперь уже боли. В ночи мелькали белые рубахи, многих из них настигали черные фигуры. Малый костер тоже рухнул от удара ноги, изрыгнув в небо искры. Я заметил, как Уриэль опрокинул заваленный едой и выпивкой сколоченный из досок стол, снедь со звоном и грохотом посыпалась на землю. Я же поспешил к идолу.
– Сволочи! Скоты! Ненавижу вас! – завопила какая-то девица, преграждая мне путь.
Моя рука с кастетом вскинулась вверх. При этом я отметил, как эффектно смотрится новая татуировка: пламя костра осветило выбитые на моем кулаке цифры, по одной на фаланге – «1», «0», «3», «4». Однако смазливенькое личико девчонки не исказил страх.
– Ну что же ты, мразь? Бей! – крикнула она, с ненавистью глядя мне в глаза. – Разве слабо такому подонку девушку ударить?
– Проклятье!.. – прорычал я, сетуя на себя, что духу не хватает испортить ее ведьмовскую красоту.
Я опустил правую руку, в которой сжимал кастет, схватил язычницу левой за волосы и с силой швырнул ее на землю. Она покатилась по траве, ударилась головой о пень и, застонав, скорчилась, обхватив ладонями виски. Я же взялся за идола: выдернул его из земли и низверг истукана в костер:
– Гори в аду, бесовское отродье!
Поначалу ошеломленные нашей внезапной атакой, язычники наконец пришли в себя и похватали с земли поленья.
– Гавриэль, Рафаэль, уходим! – раздался рядом крик Уриэля.
Черные фигуры метнулись обратно в чащу. Меня же переполняла ярость. Я увидел несущихся на меня двоих в светлых рубахах с палками наперевес. Увернувшись от удара, я встретил одного из нападавших ногой в живот и, вырвав у него дубину, обрушил ее на второго. Тот повалился на землю, со стоном держась за рассеченный лоб. Я изготовился: ну, кто следующий?
– Уходим, Михаэль! Уходим! – дернул меня за плечо Уриэль. – Их слишком много...
К нам действительно с криками бежало человек десять. Шансы на победу и правда были не велики.
– Да поглотит вас вечное пламя! – яростно прокричал я, швырнув в них их же полено, и позволил Уриэлю себя увести.
Метрах в ста нас поджидал скрытый деревьями микроавтобус. Водитель отец Годфрид уже вовсю газовал и, едва мы заскочили в салон, машина помчалась, подпрыгивая на колдобинах лесной дороги. Нам вслед сыпались полные бессильной злобы проклятия.
– Ну ты крут! – восторженно воскликнул Уриэль, глянув на меня с уважением. – Как ты тех двоих опрокинул!
Его голос еще дрожал и сбивался от волнения.
– Ага. Так им, собакам! – подхватил Гавриэль, разминая разбитую в кровь руку. – Этот шабаш они на всю жизнь запомнят!
Я сорвал с головы маску-балаклаву, ею же смахнул со лба пот.
– Все успели? – Окинул взглядом своих разгоряченных боем братьев. – Рафаэль, ты здесь?..
Сидящий в глубине салона Рафаэль молча поднял руку.
– Ты чего такой печальный? – ткнул его в бок Уриэль. – Гладко ведь все прошло.
– Среди них была Санька, – после паузы нехотя отозвался тот. И прибавил: – Моя двоюродная сестра.
Он быстро глянул на меня и отвел глаза.
– Тебя не должно это беспокоить, брат, – Я похлопал его по плечу. – Наоборот, твой сегодняшний поступок принесет ей лишь пользу.
– Ты думаешь, то, что мы сейчас сделали – польза? – Он глянул мне в глаза.
– Конечно. Все мы – люди, и имеем свойство оступаться. Но если сидеть сложа руки, грешник может никогда не вернуться на путь истинный. Нужно помочь ему вновь обратиться к Свету. Именно этим мы и занимаемся. Если же на путь греха стал твой близкий, ты тем более обязан вернуть его на тропу Господню. Пусть даже силой.
– Она – моя сестра!
– Поверь, это лучше, чем позволить ей продать душу Сатане и обречь на вечные страдания Ада. Твой сегодняшний поступок доказал, что тебе не безразлична ее судьба.
Рафаэль отвернулся. Он молча угрюмо уставился в окно. По его лицу заскользили яркие вспышки проносящихся мимо автомобилей и фонарей. За окном мелькнула табличка «Погорск». Мы въехали в город.
– Злишься? – не выдержал я. – Ну злись, злись...
Я выдернул из внутреннего кармана своей армейской куртки фотографию. Твою фотографию, Рита!
– Вот! Объясни ей, что значит повстречать того, кто стал на путь Зла! – вскричал я, сунув снимок Рафаэлю в лицо. – Рассказать, к чему это приводит?
Рафаэль быстро глянул на твое фото и отвел взгляд.
– Но сейчас ведь было другое, – промямлил он. – Никто никого не убивал. Это – всего лишь танцы у костра!
– Да, конечно. Сегодня – танцы у костра, а завтра – человеческие жертвоприношения.
– Ты, кстати, не рассказывал, как именно она умерла, – заметил Уриэль, рассматривая твой портрет. – Убийцу так и не нашли?
– Когда-нибудь я сам его найду, – пообещал я. – И сам поджарю его на медленном огне!
Я поцеловал твой снимок и убрал обратно во внутренний карман.
Микроавтобус притормозил у небольшого одноэтажного здания, на фасаде которого над козырьком еще можно было прочесть выложенную мозаикой сохранившуюся с советских времен надпись «Кинотеатр «Октябрь»». Последние несколько лет это место служило нам храмом. Поначалу помимо наших служб тут проводили дискотеки, концерты, собрания каких-то пенсионеров, но больше года назад нам удалось избавиться от этой мерзости. Теперь здание стало полностью нашим.
На крыльце у колонны нас поджидал магистр нашего ордена Братство Света. Его, кстати, ты хорошо знаешь – это Саша. С той поры, как вы виделись последний раз, он мало изменился: такой же худощавый, все те же русые длинные волосы и бородка. Разве что, постарел слегка – как ни как, девять лет минуло. Даже манеру одеваться он не изменил: все тот же длинный черный плащ, широкополая шляпа и большой серебряный крест на груди. Правда, теперь он для всех не Саша, а отец Пейн.
– Успешно? – спросил магистр.
– Возмездие свершилось, – отрапортовал я.
– Слава Богу! – Отец Пейн поцеловал свой огромный серебряный крест. – Без проблем?
«Почти», – Я глянул на Рафаэля. Тот опустил голову.
– Да. Язычники кровью заплатили за ересь, – ответил я магистру, не сводя с Рафаэля глаз. – Мы же еще больше укрепились в вере и жаждем новых заданий.
– Я слышал, мусульмане решили в Погорске мечеть построить, – с жаром воскликнул Гавриэль. – Нужно пресечь это богомерзкое дело.
– В парке какие-то еретики собираются, – добавил Уриэль. – Пока что их человек десять. Если не вмешаемся, станет больше...
Отец Пейн поднял руку:
– Вы сегодня славно потрудились, братья. О делах – завтра. Пока же вы заслужили отдых. Ступайте в обитель.
Гавриэль и Уриэль пошли в храм, по пути весело обсуждая успешно прошедший рейд. Следом поплелся угрюмый Рафаэль. Я было отправился за братьями, однако отец Пейн удержал меня за локоть.
– Для тебя, Михаэль, у меня все же есть кое-какое задание. Пойдем.
Мы спустились в подвал бывшего кинотеатра, вошли в кабинет магистра. Тот вынул из ящика стола пачку газет и протянул мне:
– Что-нибудь слышал об этом?
Бросив взгляд на верхнюю обложку, я удивленно поднял глаза:
– Это ведь желтая пресса!
– Я вот об этом, – Отец Пейн ткнул пальцем в заголовок «Маньяки-поджигатели снова терроризируют Погорск!»
Я пожал плечами:
– Конечно же, я знаю, что по городу ползут слухи, якобы в Погорье орудует какая-то таинственная банда убийц. Думаю, все это выдумка – журналисты народ баламутят.
– А если нет?
Магистр взял верхнюю газету именуемую «Погорские кошмары», пролистал и показал мне. «Новая жертва поджигателей!» – прочел я заголовок. В статье с кровавыми подробностями рассказывалось о том, как шайка убийц принесла в жертву парня и девушку. Их приковали наручниками к батарее, облили бензином и подожгли... У меня бешено забилось сердце.
– Ничего не напоминает? – спросил отец Пейн.
Я резко распахнул следующую газету. Там рассказывалось о том, как все та же банда устроила за городом массовый ритуал сожжения – в жертву принесли десятки человек.
– Подобное ты найдешь во всех этих газетах, – сказал магистр. – А если предположить, что все написанное правда, и в Погорье действительно орудует банда маньяков-поджигателей... Тогда все эти еретики-язычники с тараканами в головах, которых мы сейчас учим кулаками, ничто по сравнению с такой ересью. Что, если кто-то из еретиков перешел от слов к делу и приносит кровавые жертвы?
– Тогда задача нашего Братства Света разыскать тех, кто совершает эти богомерзкие ритуалы, и искоренить зло, – с жаром ответил я. – Это – наш долг перед Господом!
Отец Пейн кивнул, задумчиво поглядывая на меня, словно оценивая, справлюсь или нет. Я же с нетерпением ждал, не сводя с него глаз.
– Скажите честно, вы ведь не просто так все это мне говорите? – тихо спросил я, так и не дождавшись ответа. – Вы думаете, это имеет отношение к ней? Поэтому вы позвали именно меня?
Вместо ответа магистр вынул из пачки газету, на обложке которой сексуально умирала в пламени костра привязанная к столбу молодая ведьмочка. «Современная инквизиция: погорские фанатики заживо сжигают людей!» – стояла внизу броская подпись. Я быстро долистал до нужной страницы, начал читать, и мои пальцы задрожали, а потом в ярости смяли бумагу.
– Но это же!..
– Именно. Ведь так умерла твоя сестра?
Я опустился на стул. Да, Рита, сомнений быть не могло: в той газете в точности была описана твоя смерть!
– Если ты внимательно прочтешь эту статью, – продолжал отец Пейн, – найдешь там множество подробностей, которые до этого не сообщали ни в одних СМИ. Ощущение складывается такое, будто писал... очевидец.
Я резко вскинул голову:
– Вы хотите сказать...
– Поэтому я и решил поручить это дело тебе, – Магистр положил мне руку на плечо. – Ты жаждал возмездия и справедливости? Похоже, Господь послал тебе знак!..
Когда я вышел из кабинета отца Пейна, все еще весело трепавшиеся о разгоне язычников Гавриэль и Уриэль мигом умолкли, увидев мое полное решимости лицо. Поднял голову и тихонько сидящий в углу Рафаэль.
– Спасибо, что не рассказал обо мне магистру, Михаэль, – пролепетал он.
Я подошел к стене, сорвал с нее висящую на гвозде плеть, каждый из хвостов которой оканчивался металлическим шипом.
– Полсотни ударов, – повелел я, сунув ее в руки Рафаэлю. – И больше не позволяй сомнениям сбить тебя с пути истинной веры.
И, спрятав в карман мятую газету, я покинул обитель ордена Братство Света, чтобы исполнить данный мною много лет назад обет.
В ту ночь я отвратительно спал. Несколько раз вскакивал среди ночи, а едва закрывал глаза, передо мной возникал огромный костер и ты, Рита, умирающая в пламени. А перед тобой – человек с мерзкой кровожадной ухмылкой на лице. Человек, даже от имени которого закипает ярость в моей груди – Артур Велин!
Промаявшись до утра, я наконец выбрался из постели. Стоявший на тумбочке будильник показывал шесть утра. Взгляд мой упал на фотографию рядом с часами. Старое фото, десятилетней давности. На нем: я, тогда еще одиннадцатилетний пацан, ты, Рита – рыжая красавица, и отец Пейн, в то время еще просто Саша. Все счастливы, улыбаются. Какое было время!..
Я распахнул тумбочку, вынул папку, набитую копиями материалов из милицейского расследования, фотографиями, вырезками из старых газет. Нашел среди них одну. Это была статья из «Погорских ведомостей». Заголовок – «Убийство на раскопках».
«В минувшую субботу в пяти километрах от поселка Тахтыныр грибники случайно набрели на человеческие останки...» – рассказывалось в статье. Я заскользил взглядом по строчкам, которые знал едва ли не наизусть. «...По словам сотрудников археологической группы, накануне вечером Маргарита покинула лагерь в компании руководителя раскопок Артура Велина. Он и является главным подозреваемым в совершенном преступлении. Как считают эксперты, судя по останкам, убийца привязал жертву к дереву, облил горючим веществом и поджег. Мотивы преступления пока не ясны...» «...Где сейчас находится Артур Велин неизвестно – он объявлен в федеральный розыск...» Здесь же напечатан и портрет убийцы. Я долго вглядывался в это ненавистное лицо: на вид обычный такой щупленький интеллигентишка. Это ж каким нужно быть чудовищем, чтобы сотворить такое!
– Ничего, – Я убрал папку обратно в тумбочку, – скоро тебя настигнет справедливая кара!
И, глянув на потолок, словно мог увидеть сквозь него Небеса, прошептал:
– Спасибо, Господи, что даешь мне этот шанс!
Правда, с карой пришлось повременить. Ведь наступил понедельник, а значит нужно идти на работу.
Я вошел в офис в восемь утра – гладко выбритый, причесанный и стриженный по моде, в белой рубашке и выглаженных черных брюках. Лишь маленький серебряный крестик на цепочке. Никто и не подумает, глядя на меня, что перед ним – беспощадный истребитель ереси. Днем я – простой служащий. Днем я – как все. Это чем-то сродни оборотничеству. С восходом солнца я – примерная овца, послушно бредущая в общем стаде, после заката – свирепый пес, уничтожающий волков. Да только стадо понятия не имеет, благодаря кому к рассвету хищников стало меньше.
– Опять подрался вчера? – Катя, моя соседка по рабочему месту, кивает на мои руки.
– Сами напросились! – Я медленно сжимаю и разжимаю правый кулак с татуировкой «1034», демонстрируя разбитые костяшки.
Катя восторженно улыбается, смотрит на меня масляным взглядом, стреляет глазками. Для нее, когда один человек избивает другого – проявление мужественности. Она принимает мою ответную улыбку за взаимную симпатию, не понимая, что ее стрельба – в «молоко». Если б она только знала, что мой флирт – часть дневного маскарада. Ведь я пожертвовал тем, что большинство называет нормальной жизнью, ради веры. Став воином Света, я принял обет безбрачия.
Привычным до автоматизма движением включаю компьютер, пальцы машинально выбивают дробь на клавиатуре – логин, пароль, ладонь ложится на мышку и стрелка скользит по рабочему столу к файлу с клиентской базой. В ухо впивается телефонная трубка. Офисный автомат готов к работе...
Правда, в тот день я с трудом поддерживал дневной маскарад. Занимаясь этой глупой работой, мысленно я возвращался к своей главной задаче. Почему я здесь? Я должен быть там! Как же мне хотелось вскочить с места, ударом ноги выключить ненавистный компьютер, сказать в лицо этой дуре Кате все, что я думаю о ее развратном поведении и уйти, хлопнув дверью, послав в адское пекло офис вместе с его начальством. Но нельзя. Нужно быть терпеливым, смиренным, целеустремленным. Я должен и дальше вести эту игру в примерного гражданина, чтобы днем не вызывать подозрений у овечьего стада, чтобы ночью вновь стать волкодавом.
С трудом дождавшись конца рабочего дня, я выбежал из офиса. Заскочив домой и сменив униформу менеджера на более удобную и привычную – бойца: черные джинсы, куртка-бомбер и армейские высокие ботинки, я поспешил к газетному комплексу, в котором располагались почти все областные СМИ. И примерно через час распахнул дверь с табличкой «Погорские кошмары».
Признаться, я несколько иначе представлял себе редакцию газеты. Воображение рисовало мне гигантский кабинет, по которому, под непрерывный стрекот печатных машинок и рокот голосов, носятся люди, потрясая исписанными листками, а в дальнем углу в маленьком прокуренном кабинете за дубовым столом восседает седовласый дядечка в костюме – главный редактор, и, покуривая сигару, что-то кричит в телефонную трубку. И за одной из приоткрытых дверей обязательно должны виднеться огромные грохочущие машины, по которым ползут бесконечные ленты пахнущих типографской краской печатающихся газет...
Редакция газеты «Погорские кошмары» занимала всего один кабинет размером пять на пять. Вдоль стен стояли три заваленные бумагами офисных стола с компьютерами. За одним восседал парень на вид лет двадцати пяти и пялился в экран, на котором я разглядел столбцы текста и фото человека с перекошенной рожей и огромным кухонным ножом в руке. За компьютером по соседству, потрясая головой, сидела татуированная и пирсингованная девица. С ее черной футболки скалился жуткий монстр. На голове с малиновыми волосами громоздились огромные наушники. У окна стоял журнальный столик с электрическим чайником, сахарницей и вскрытой коробкой печенья. В кресле слева от него сидела еще одна девушка. В одной руке она держала чашечку кофе, другой прижимала к уху мобильник, по которому без умолку тараторила. В кресле по другую сторону стола расположился седовласый господин с усталыми глазами в черном заметно поношенном костюме. Моему появлению никто не придал значения.
– Могу я поговорить с главным редактором? – сдержанно-почтенно осведомился я у седовласого господина, решив, что он единственный в этом кабинете внешне соответствует этой должности.
– Да я тут это... – Гражданин робко заерзал в кресле.
– Вам чего? – Сидящая на другом конце столика девушка оторвалась от мобильника и подняла на меня вопросительный взгляд.
Я повторил вопрос. Она окинула меня оценивающим взглядом, причем таким, словно прикидывала, гожусь ли я ей в бойфренды, и, видимо, осталась довольна.
– Погоди, – бросила в трубку и позвала: – Вика!
Она ткнула в спину пирсингованную девицу. Та стащила с головы наушники, из которых тут же хлынули раскаты тяжелого рока. Мне даже удалось разобрать кое-какие слова: «Дьявол здесь, дьявол там! Жизнь, как сон – сплошной обман...» Я с трудом подавил в себе желание схватить ее за малиновые патлы и хорошенько треснуть утыканной железками башкой о стол. К своему счастью пирсингованная барышня выключила свою бесовскую музыку и вопросительно оглянулась. Девушка у столика кивнула на меня и тут же снова затараторила в телефон.
– Вы что-то хотели? – спросила пирсингованная тоном, выдавшем, что ей чаще приходится общаться с сумасшедшими, нежели с адекватными читателями.
– Хочу переговорить с главным редактором.
– Ну я редактор. Чего вам?
Я несколько опешил. Признаться, не так себе представлял редактора газеты.
– Вы автор? – спросила она.
– Чего? – Я растерялся еще больше.
– Если вы принесли статью, так давайте. Надеюсь, в электронном виде? Знаете, что мы принимаем тексты объемом не более...
– Я не автор, – перебил я. – Мне нужно... В общем, вот.
Вынув из кармана мятую газету, я бросил ее на стол:
– Кто такой Женя Р.? Кто это написал?
– Редакция за содержание материалов ответственности не несет, – тут же выпалила редактор, приняв воинственную позу, даже не взглянув на статью. – Внимательнее читайте выходные данные, там все написано.
Похоже, ей не раз приходилось сталкиваться с юристами и разъяренными читателями.
– Я ни в чем вас не обвиняю. По крайней мере, пока... – жестко сказал я. – Мне нужен автор этих статей. Срочно!
– Ну, вообще-то мы не даем координаты наших авторов... – заюлила редактор, откинувшись на спинку стула.
– Значит так, – Я грохнул кулаком по столу. – Либо вы мне сейчас же даете координаты этого автора, либо...
– Либо что? – Пирсингованная дама вскочила и, уперев кулаки в стол, уставилась на меня взглядом волчицы. Я сразу понял, почему именно она рулит газетой. Редактор прошипела, глядя мне в глаза: – Теперь слушайте вы меня. Если сейчас же не покинете кабинет, я вызову охрану, а вместе с ней милицию и нашего юриста. И впредь, если вздумаете являться в подобные учреждения, подбирайте тон и выражения. А теперь, всего хорошего!
Она снова включила музыку и, прежде чем наушники очутились у нее на голове, до меня донеслась гремящая из них песня: «Дьявол здесь, дьявол там...» Как же мне хотелось разнести все в этом кабинете к чертям собачьим. Однако я прикинул, чем это может обернуться. Если бы дело касалось только меня... Но ведь такими действиями я подставлю весь наш Орден! Магистр не одобрит таких мер, будь они хоть конторой по вербовке в Преисподнюю. В наш век безверия священные войны ведутся лишь со скрытыми лицами и под покровом тьмы. «Ничего, придет и наше время!» – подумал я и, выйдя в коридор, яростно захлопнул за собой дверь.
Я вышел на крыльцо издательского комплекса. Прохладный ветер слегка охладил кипящую внутри ярость. Невыносимо захотелось пить. Увидев неподалеку ларек, я нервно выдернул из внутреннего кармана бумажник. И вдруг что-то выпало мне под ноги. Наклонившись, я встретился взглядом... с тобой, Рита! Подняв фотографию, я долго вглядывался в твои родные черты. И как всегда в такие моменты вдруг представил пламя. Как огонь рвется вверх, пожирает твою одежду, поджаривает тело, по лесу разносится твой дикий крик, а перед тобой – ухмыляющаяся физиономия Артура Велина... Я сжал фотографию и какое-то время стоял, прижав кулак к груди. Потом убрал бумажник и снова вошел в издательский комплекс.
Пирсингованная редактор встретила меня все тем же волчьим взглядом.
– Извините, что я так ворвался, – как можно спокойнее сказал я. – Просто мне действительно очень нужно поговорить с автором. Помогите мне. Пожалуйста!
– Еще раз повторяю, – теперь уже без агрессии ответила редактор. – Мы не даем...
Я подошел к редакторскому столу и положил перед ней твою фотографию.
– Это – моя сестра, – сказал я. – Она погибла. Причем, погибла именно так, как... как описано в этой статье.
Я расправил на столе смятую газету, на обложке которой была изображена заживо сгорающая на костре ведьма.
– Да ну! – Редактор подалась вперед и потянулась за ручкой и блокнотом. – А ну-ка отсюда поподробнее...
– Вы что, собираетесь записывать? – удивился я.
– Отличный отклик на материал...
– Издеваетесь? – У меня внутри снова начало вскипать. – Вообще-то мы говорим о судьбе родного мне человека. Если б речь шла, скажем, о вашем брате или сестре, вы бы тоже с восторгом сочиняли статью?
Редактор пожала плечами. Я понял, что именно так она бы и поступила.
– Извините, – Она все же отложила блокнот. – Профессиональный инстинкт. Да вы присядьте. Может, кофе?
Я сел в кресло. Девушка у столика снова оторвалась от телефона, налила кофе и протянула мне горячую кружку.
– Итак, что произошло с вашей сестрой? – спросила редактор.
– Ее убили, жестоко. Привязали к дереву, облили бензином и сожгли, живьем, – Мне с трудом удавалось говорить спокойно. – А монстр, который это сделал, до сих пор разгуливает на свободе! Если бы это произошло с вашим близким, разве вам не хотелось бы справедливости?
– И вы надеетесь, что автор этой статьи поможет вам восстановить эту самую справедливость. А потому хотите знать, откуда у него такие сведения. Так? – Редактор бросила ручку на стол и, откинувшись на спинку кресла, задумалась. – Скажите, вы читали нашу газету?
– Так, кое-что... – пожал я плечами.
– Наши авторы постоянно пишут жуткие истории про маньяков, людоедов, привидения и зеленых человечков. Как, по-вашему, насколько правдивы все эти истории?
– Вы хотите сказать...
– Именно. Все это – выдумки! Понимаю, что, как редактор этого издания, я не должна говорить читателям такие вещи. Но, учитывая ваш случай... – Она вздохнула. – Судите сами. Какова главная задача средств массовой информации? Я сейчас, конечно же, говорю о нормальных СМИ... Они существуют, чтобы передавать информацию. Так? А в любой новости должны быть ответы на три основных вопроса: что, где и когда произошло событие. Теперь еще раз взгляните на эту статью. Вы найдете там эти ответы? Только на вопрос «что». Да, событие есть – убийство. Но где оно произошло? Когда? Кто убийца? Кто жертва? Неизвестно! Где-то когда-то кто-то кого-то убил... Событие вроде описано, а информации – ноль! К такому материалу ни один юрист не подкопается, если начнутся разборки, всегда можно сослаться на больную фантазию нашего автора. Так что, все наши статьи – пустышки. У нас по сути ни средство массовой информации, а скорее массовой дезинформации.
Ее прервал телефонный звонок.
– Извините... – Редактор сняла трубку с трезвонящего на столе аппарата. – Да? Вы автор? О чем ваша статья? Нет, такое нас не интересует. Попробуйте обратиться в «Загадочное и невероятное». Нет, телефон не подскажу. Всего хорошего!
Она повесила трубку.
– Чего хотел? – поинтересовалась у редактора ее коллега, оторвавшись от мобильника.
– Говорит, мол, хорощий статья написаль. Свои измышленья по поводу грядущего, как он выразился, Акопалипсиса.
– Ну да. О чем еще можно написать, сидя в трениках на кухне? Только о том, как устроена Вселенная, раскрыть Всемирный Заговор, да причины неминуемого Конца Света, – усмехнулась коллега и вернулась к своему мобильнику со словами: – Да, очередной псих звонил. Надоели эти пророки доморощенные...
– Итак, на чем мы остановились? – Взгляд редакторши вернулся ко мне. – Ах да, о материалах. Если говорить начистоту, наша газета по сути своей – сборник баек, написанных так, словно это произошло на самом деле. Да только все это – выдумки. Вы же не станете, к примеру, выяснять правдивые источники у писателя-фантаста. Но читателям правдивость и не нужна. Им просто нравится читать про чужие страхи, страдания и кровь. А было это на самом деле или нет, никто не задумывается. Недавно одна тетка рассказала нам, будто бы в Погорье обитает целая тусовка вампиров. Так что ж, этому верить? Но для газеты годится! Вы когда-нибудь детьми рассказывали друг другу перед сном страшные истории? Так вот мы – страшилки для взрослых. Читатели рады, нам же нравится, что тиражи растут, а вместе с ними и прибыли. «Погорские кошмары» даже выходить стали два раза в неделю! Спрос, как говориться, рождает предложение.
– Но ведь автор статьи в точности описал похожую ситуацию!
– Скажите, об убийстве вашей сестры сообщали в СМИ? – спросила редактор.
– Да, много было шума девять лет назад...
– Тогда все просто. Автор поднял старые материалы, начитался, а потом состряпал похожую историю.
Какое-то время я молчал. А ведь она права! Надежда все больше угасала. И тут я вспомнил:
– Да, но ваш автор приводит в статье такие подробности, которых раньше не было ни по телевидению, ни в газетах, ни в милицейских документах при расследовании. Даже если он ничего и не знает об убийце, наверняка пользовался при написании стати какими-то неизвестными ранее материалами.
Редактор задумчиво потерла бровь, на которой сверкало штук пять серебряных колечек.
– Поймите, я всего лишь хочу поговорить, и все, – заверил я. – Ему ничего не угрожает.
«По крайней мере, если не выложит все на чистоту», – подумал я, сжав под столом кулаки, при этом не переставая располагающе улыбаться.
– А вдруг вы маньяк, который хочет убить одного из наших лучших авторов, а? – осведомилась редактор, правда, теперь уже с улыбкой.
– Тогда у вас появится еще одна отличная новость, достойная обложки, – так же с улыбкой ответил я. – Причем, на этот раз абсолютно правдивая.
Редактор хлопнула ладонью по столу и повернулась к девушке с мобильником:
– Катюш, есть какие-нибудь контакты Жени? Телефон или электронка?
– Не-а. Всегда материалы лично приносит, – ответила названная Катюшей, на секунду оторвавшись от телефона.
Редактор снова потерла бровь.
– Давайте поступим так, – наконец сказала она. – Вы оставите свой контакт. Мы передадим его автору. И, если он посчитает нужным, поговорит с вами. Идет?
– А если не посчитает?
Редактор развела руками.
Я достал блокнот, написал номер телефона и протянул вырванную страничку.
– Когда ждать звонка?
– Женя к нам обычно по понедельникам и четвергам забегает.
– Сегодня – понедельник!
– Значит, быть может, сегодня и заглянет. Как придет, передадим ваш номер. А там уж как у вас сложится.
Я встал.
– Вик, ты освободилась? – спросил редактора сидящий у другого компьютера парень. – Тогда глянь новую обложку.
Он повернул к ней монитор, на котором красовалась прикованная к трубе наручниками обнаженная барышня. Под ней стилизованными под кровь буквами было написано: «Маньяк изнасиловал убийцу». Редактор какое-то время изучала сей шедевр скептическим взглядом, а потом сказала:
– Давай лучше наемного. Маньяк изнасиловал наемного убийцу!
– Ага, и съел, – пошутил я.
– Точно! – обрадовалась редактор. – Да! Маньяк-канибал изнасиловал наемного убийцу! Витек, влезет еще строчка?
– Сейчас посмотрим, – ответил парень, отвернувшись к монитору, и застучал пальцами по клавиатуре.
– И еще, глянь в интернете барышню с бюстом побольше, – бросила редактор ему в спину. – Какая-то уж она у тебя совсем тощая.
– Зато в кровище! – не оборачиваясь, ответил парень.
– Простите, но ведь у меня в статье маньяк не ел убийцу, – робко отозвался седовласый господин в костюме, все это время так тихо просидевший у журнального столика, что я успел позабыть о его существовании.
– Федор Михалыч, ну перепишите чуток. Допишите, что съел, – улыбнулась ему редактор. – Знаю, у вас получится. Вы же у нас талантище! Просто гений!
– Ну, что вы... – Господин смущенно махнул рукой, надувшись от гордости. – Ладно. Если завтра принесу новый текст, пойдет?
– Вы просто умница! Что б мы без вас делали!
Я направился к двери. Но едва коснулся ручки, как вдруг дверь передо мной распахнулась, и я едва не столкнулся с невысокой белокурой девушкой.
– О! А вот тот самый автор, которого вы ищите! – воскликнула редактор. – Здравствуй, Женя!
Я опешил. Почему-то был уверен, что автор – мужик. Девушка смотрела на меня сквозь стекла очков в золотистой тонкой оправе широко распахнутыми темными глазами. Довольно красивыми, как я сразу отметил, хотя тут же упрекнул себя за подобные мысли.
– Добрый вечер, – сказал я с улыбкой.
Девушка пару секунд пялилась на меня таким взглядом, словно перед ней возник упомянутый маньяк-канибал, а потом вдруг резко развернулась и, не говоря ни слова, быстро зашагала прочь по коридору.
– Подождите! – Я выбежал следом. – Я лишь хочу поговорить!
– Зато я не хочу с вами разговаривать, – холодно ответила она, не оборачиваясь.
– Почему? – опешил я.
– Не люблю святош! – Она остановилась и окатила меня волной презрения.
Я не ожидал подобной реакции, даже растерялся.
– С чего вы взяли, что я...
Но, перехватив ее взгляд, а смотрела она на большой серебряный крест у меня на груди, возражать не стал. «Значит, она одна из этих – мракобесов», – подумал я, обратив внимание на ее внешний вид. На ней был вполне приличный длинный белый плащ, но под ним – черная футболка с логотипом какой-то рок-группы, светлые потертые джинсы и проклепанный, как у металлистов, пояс. Вечно этих неформалов несет во всякую ересь... Так и захотелось схватить ее патлы, да попортить красоту, треснув парочку раз о дверной косяк. Глядишь, дурь выбьется... Однако я тут же одернул себя, вспомнив, для чего пришел. Мне нужна информация, а ради этого придется потерпеть.
Пока я размышлял, журналистка воскликнула:
– Теперь, если позволите, я займусь работой, ради которой сюда пришла.
И скрылась за дверью редакции.
«И как теперь быть? – Я продолжал мяться в коридоре. – Что делать-то?»
Дверь снова распахнулась, блеснули стекла очков, а за ними все тот же полный презрения взгляд:
– И если вы продолжите меня преследовать, я вызову с вахты охрану!
Снова дверной хлопок.
Я решил не рисковать и направился к лифту. Конечно, я мог уработать охранника одной левой. Не зря ведь целыми днями грушу пинаю! Да только подобная разборка скомпрометирует Орден. Отец Пейн вряд ли одобрит. Что касается журналистки... Был бы мужик, просто подкараулил бы его где-нибудь в переулке: сдавишь цыплячью шею, мигом все выложит, что знает и даже то, чего не знает. А тут девочка! Хочешь не хочешь, но придется призвать на помощь всю дипломатию, на какую способен.
Я вышел на крыльцо издательского комплекса и принялся ждать. Спустя примерно час-полтора дверь распахнулась и на пороге наконец появилась белокурая журналистка. Появилась, да так и осталась у раскрытой дери, глядя на меня со смесью страха и удивления. Словно я и правда маньяк какой-то. Я вдохнул, выдохнул и шагнул ей навстречу.
– Простите, что преследую вас. Не подумайте ничего плохого...
Я ожидал, что она снова нагрубит и скроется за дверью, с криком: «Охрана!», однако на этот раз девушка повела себя дружелюбнее.
– Признаться, это я должна извиниться, что так грубо вас послала, – с робкой улыбкой ответила она. – Редактор рассказала мне о вашей сестре. Я ведь не знала.
Оказалось, она просто приняла меня за одного из психов, которые, бывает, пишут (а некоторые даже приходят) к ним в газету. Логично, ведь: какой человек с нормальной психикой будет читать такое?
– Значит, вы понимаете, насколько для меня важно выяснить, откуда у вас эта информация, – Сказав это, я машинально взял девушку за руку. И тут же отдернул ладонь. Во-первых, мне стало не по себе: я уже много лет не прикасался к женщинам из-за данного в Братстве обета. Во-вторых, реакцию девушки тоже адекватной не назовешь – она отпрянула от меня, как от прокаженного.
– Извините. У меня некоторые предубеждения к верующим, – тут же смущенно объяснила она. – Ничего личного.
– Атеистка?
– Скорее, скептик.
– Все одно – заблуждения.
– Это с чьей позиции посмотреть. Если с моей, заблуждаетесь вы, – парировала она и нахмурилась: – Да и вообще, вы пришли мне проповеди читать?
– Нет-нет, что вы, – поспешно успокоил я. У самого же зачесались кулаки. Эх, попадись ты мне в другой ситуации... И я вспомнил искаженное болью лицо девки-язычницы, недавно ставшей у меня на пути. Я попытался перевести разговор на более благоприятную почву.
– Ну, то, что вы пишете в газету страшилки про маньяков, я уже знаю. А чем еще занимаетесь? – спросил я. Хотя тут же поймал себя на мысли: я что, с ней флиртую? В подобной манере я, наверное, не разговаривал с тех пор, как в начальных классах дергал девочек за косички. Но ведь нужно же как-то завязать разговор, чтобы постепенно перейти к сути.
– Я студентка. Учусь на журфаке, – несколько прохладно ответила она. – И, кстати, если проболтаю с вами еще дольше, рискую не успеть к закрытию общаги.
– Так давайте, провожу вас. По пути и поговорим.
Она кивнула:
– Тут не далеко.
Мы не спеша пошли вдоль дороги в сторону микрорайона.
– Итак, на чем мы остановились? – спросила она.
– На ужастиках, которые вы пишете.
– Нужна же какая-никакая практика. В серьезное издание начинающему писаке соваться бесполезно. Вот и приходится желтушничать. С другой стороны, в подобных СМИ есть, где развернуться. Если не писать откровенную туфту, вроде того, что ваяет тот дедушка, даже интересно работать. К тому же я ничего не сочиняю. Некоторые наши авторы считают, что в подобных газетах главное не правдиво, а правдоподобно. Я же придерживаюсь правила, что в материале могут быть домыслы, но я категорически против любого вымысла.
– Значит, вы пользуетесь только правдивыми источниками? – обрадовался я, что наконец смогу подойти к интересующей меня теме.
– Выведываете мою агентуру? – Она смерила меня насмешливым взглядом. – Вообще, журналистская этика не позволяет мне раскрывать имена моих информаторов. К тому же у меня пока нет причин вам доверять. Вдруг вы параноик, задумавший прикончить моего осведомителя по личным причинам?
– Я что, похож на маньяка?
Она остановилась и пристально посмотрела мне в глаза:
– Нет, вы похожи на религиозного фанатика. А до фанатиков порой в вопросах садизма некоторым маньякам как до луны пешком.
Я почувствовал, как во мне снова заклокотала злость. Да кто она такая, чтобы судить о вере и каре Господней? В другое время, если бы кто-то мне такое сказал, уже умылся кровью! Между нашими взглядами словно проскочила искра ненависти. И вдруг я понял: это не просто предубеждение против религии! Похоже, в ее жизни случилось нечто такое, связанное с верой, что оставило рану в ее душе. Очень глубокую рану!
– Чем вам священники-то не угодили? – смягчился я.
Она не ответила. Лишь повернулась и молча пошла дальше. Мы углубились в сквер и по дорожке направились в сторону многоэтажек. В некоторых окнах уже горел свет – начинало смеркаться. Женя шла молча, хмуро глядя себе под ноги. Уж не знаю почему, но мне захотелось переубедить это озлобленное юное создание.
– Вы как-то искаженно судите о вере и о тех, кто стал на духовный путь, – начал я. – Иисус Христос учит нас любви и всепрощению. Вера – это свет, призванный спасти человечество...
– Даже если это свет от костров инквизиции? – резко оборвала Женя.
Я вдруг снова вспомнил недавний языческий шабаш, на котором мы крали еретиков, и их гигантские костры. А также другой костер – на котором сгорела ты, Рита, и убийцу, придавшего тебя такой смерти. Кулаки мои невольно сжались, отозвавшись приятной болью разбитых в кровь костяшек.
– Человеческая душа – бессмертна, – ответил я. – Да только бессмертие это может привести как в Рай, так и в Ад. И порой нет иного пути, чтобы вернуть еретика на путь истинный, кроме как костром очистить его душу.
Ее глаза сверкнули огнем дьяволицы. Я с вызовом встретил этот взгляд. Пусть думает, что хочет, но когда дело касается ереси, я был и буду беспощаден!
– Давайте так, – наконец медленно произнесла журналистка. – Уж лучше пусть каждый из нас останется при своем мнении. Постараемся быть терпимыми к убеждениям других. Ведь именно этому учит вас ваша вера?
Она резко повернулась и пошла вперед. Я также молча побрел следом. «Да уж, после такого теперь сложно будет чего-либо от нее добиться, – упрекнул я себя, вспомнив о своей главной задаче. – Можно ж набраться терпения и промолчать. Вот что теперь делать?..»
Однако когда мы остановились у дверей пятиэтажного общежития, девушка вдруг меня удивила:
– Хорошо. Кое в чем я все-таки смогу вам помочь.
И она рассказала, что однажды утром перед университетскими парами ее на вахте в общежитии окликнул охранник, поинтересовался, не журналистка ли она. «Журналистка, и что дальше?» – ответила Женя. И тогда охранник вручил ей сверток бумаг. Объяснил, что посреди ночи, когда он был на дежурстве, его разбудил стук в дверь. Это оказался парень. На глаза его был надвинут капюшон, так что лица было не разглядеть. Тот попросил охранника передать сверток любому студенту журфака. Сказал, что у него есть уйма сенсационных материалов криминального плана, и он готов ими делиться. Мол, сам он красноречиво писать не умеет, вот ему и нужен тот, кто сможет грамотно обработать материал, подготовить к публикации, а также найти место, где эту самую публикацию осуществить. «Чего же ты сам не отдашь?» – спросил охранник. Парень ответил, что у него есть причины не раскрывать свою личность. Материалы касаются весьма опасных людей, которые могут отомстить. В общем, отдал сверток и был таков. Юная журналистка Женя отнеслась к этому скептически, и все же любопытство взяло верх – решила посмотреть. Материал и правда оказался сенсационным. Конечно же, на веру она все не приняла, первым делом покопалась в архивах прессы, пообщалась со знакомыми в пресс-службе МВД. И поняла, что напала на золотую жилу – в редакции статью чуть с руками не оторвали. После этого парень стал передавать ей материалы с приятной регулярностью, один круче другого. Конечно же, девушка понимала, что тот неспроста скрывает свое лицо и что у нее тоже есть повод опасаться. Поначалу ей было не по себе: вдруг те, кого он боится, и за ней придут? Хотя, для журналиста любой плод – чем запретнее, тем слаще. К тому же за статьи неплохо платили...
– Теперь вы понимаете, почему у меня была такая реакция на ваш визит? – спросила она. – Представьте себя на моем месте: открываю дверь в редакцию, а там здоровенный парень весь в черном и с огромным крестом на груди. Ни дать ни взять – инквизитор. Я и подумала: «Ну все – кранты!»
– Мне очень жаль, что вас напугал. А что касается материалов... Вы знаете, как мне связаться с вашим информатором?
– Честно? Понятия не имею! Но, признаться, мне и самой очень любопытно, кто же таскает мне эти писульки. Женское любопытство и все такое... – Она улыбнулась. – Я уже полгода печатаю эти статьи, а откуда берутся материалы, даже и не знаю. Так что, я тоже не прочь пообщаться с этим парнем.
Она задумалась.
– Давайте сделаем так: я расспрошу поподробнее охранника, который мне бумаги передает, а если чего узнаю, вам отзвонюсь. Идет? Черкните номер телефона.
Она протянула мне блокнот с ручкой и добавила:
– Если, конечно, пообещаете, что дальше разговоров ваше с ним общение не зайдет. А то знаю я: как поболтать о вере, так все вы – святые праведники, а чуть что – мгновенно превращаетесь в кровожадных инквизиторов.
– Вы слишком предвзято судите о нас.
– Разве? – Журналистка указала на выглядывающую из-под моей куртки кобуру.
– Это не боевой пистолет, травматический.
– И он у вас, конечно же, исключительно для мирных проповедей.
– Обещаю, что с вашим информатором буду сама нежность, – ответил я, прикрыв курткой оружие и спрятав в карманы разбитые кулаки.
– И запомните, – Она сурово посмотрела мне в глаза, – я помогаю вам вовсе не оттого, что ваши религиозные воззрения стали мне симпатичнее. Ваша сестра – невинная жертва. Мои убеждения, в отличие от христианских, не велят мне подставлять левые щеки, когда бьют по правым. Я считаю, что на зло нужно отвечать злом. И если есть возможность наказать того, кто сделал это с вашей сестрой – пусть его постигнет заслуженная кара.
«Вот это верно! – с одобрением подумал я. – Вот это по-нашему! Знаю, кто-то скажет, что не этому учит нас наша вера. Мол, как бы на моем месте поступил Иисус? Стал бы он отвечать злом на зло, а силой – на силу? Нет! Он бы простил! Именно к этому он призывает своих учеников! Однако последние две тысячи лет показали, что за веру нужно сражаться. Сотни языческих религий бесследно исчезли лишь потому, что их последователи сдались, отреклись и избрали единого бога... Да простит меня Господь за такие мысли, но это так! А вот если бы они сражались, если бы их вера оставалась крепка как сталь, неизвестно, что за храмы бы сейчас стояли на каждом углу. И именно благодаря героям: крестоносцам, что обнажали меч за свою веру, и инквизиторам, что беспощадно выжигали ересь, над городами высятся кресты, а ни идолы!»
– Ну все, пока, – вторглась в мои размышления журналистка Женя. – Я позвоню, как чего выясню.
– Буду ждать с нетерпением.
Девушка вошла в общежитие, я же все продолжал стоять, а в голове шла борьба двух идей. «И все же: сражаясь за свою веру, разве мы не нарушаем тем самым заповеди Христа? – думал я. – Так что же все-таки верно: смиренная гибель или добро с кулаками?» И вдруг я понял, что прямо в этот самый момент совершаю наиболее гнусный грех – сомневаюсь! Вера не терпит сомнений! Сомнения – путь к ереси! Если бы в тот момент у меня под рукой оказалась плеть, я содрал бы ею кожу со своей спины. Еретические мысли требуют сурового наказания. «Вот только чем я могу наказать себя прямо здесь и сейчас? – подумал я, глядя по сторонам. И придумал: – Поклянусь, что два часа не сойду с этого места!»
И, отойдя в сторону, чтобы не мешать проходящим студентам, я закрыл глаза и зашептал молитву.
День второй
Едва я пришел утром на работу, сразу же встретил его. Мой натренированный взгляд мгновенно выхватывает детали – фенька на запястье, голова в толстых косичках-дредах, поверх них, несмотря на теплую весеннюю погоду, берет в зелено-желто-красную полоску, на шее – латунный кулон в виде конопляного листочка. Он на фоне нашего дрескодированного коллектива, как попугай среди пингвинов. И я тут же даю ему прозвище – Попугай.
– Доброе утро! – восклицает возникший из-за его спины начальник нашего отдела. – Это – Денис, новый дизайнер. Так что теперь по вопросам верстки макетов обращайся к нему.
Все ясно: свободная форма одежды – привилегия дизайнера. Ему ведь, в отличие от нас, менеджеров, не нужно общаться с клиентами. Попугай поднимает унизанную перстнями ладонь в приветственном жесте, улыбается. Я же прячу за спину сжатые кулаки.
– Денис, это – наши рекламщики, – продолжает начальник. – Ближе познакомитесь с ними позже. А теперь пойдем, представлю тебя копирайтерам.
Оба исчезают за дверью.
На обеде в офисной столовой сажусь за столик неподалеку от нашего Попугая. Через плечо прислушиваюсь, что он вещает нескольким паренькам, с которыми уже успел наладить приятельские отношения.
– ...По мне, реклама по сути – это как религия, – ораторствует новый дизайнер. – Задача той и другой создать миф, причем такой, чтобы люди в него поверили. Типа: именно эта зубная паста сделает твои зубы настолько белыми, что все бабы будут твои! Или: именно эта вера дарует тебе вечную жизнь и бесконечное блаженство в Раю! Цели у них тоже общие: и для рекламы, и для религии важно привлечь на свою сторону как можно больше людей и завладеть их мыслями, желаниями. В рекламном отделе, как практически и в любом храме, есть некий управляющий орган, который разрабатывает концепцию компании по привлечению потенциальных клиентов (в религии – прихожан). И там, и там имеется также некий штат людей, задача которых – заманивать новых клиентов и обслуживать уже имеющихся. В рекламе это человек в строгом костюме с вызывающей доверие улыбкой, умеющий хорошо говорить, обладающий харизмой и навыком убеждения. В религии все то же самое, только вместо костюма – ряса (ну или иная одежка, в зависимости от религиозной принадлежности). Но главное, что объединяет рекламу и религию – деньги. Именно поэтому и те, и другие заинтересованы в привлечении как можно большего количества людей. Рекламный менеджер говорит: «Этот товар вам необходим», а подразумевает «плати». Священник говорит: «Уверуй и спасешься», а подразумевает – «пожертвуй», то есть все то же «плати».
– Я думал, цель веры – нести людям идеи любви и добра, – оборачиваюсь я к нему. – Ведь именно в этом основная задача, например, христианства.
– Кто ж спорит, – машет Попугай сверкающей перстнями рукой. – Все об этом говорят. Но так ли это на самом деле? Быть может, поначалу, когда только создается новое религиозное течение, оно и ставит перед собой какие-то благие задачи. Возможно, и в христианстве так было пару тысяч лет назад. Не удивлюсь, что и ремесла когда-то тоже предназначались лишь для того, чтобы обеспечивать ближних полезными вещами. Все изначально делается из благих побуждений. Однако рано или поздно всегда находится тот, кто смекает, что на этом можно отлично заработать и нажиться за счет других. А потом еще и придумывает всякие хитрости, как выманить из людей как можно больше. Например, человек купил у производителя некий необходимый ему предмет, который способен прослужить ему долгие годы. Однако появляется рекламщик, который убедит его все-таки выкинуть старую вещь и купить другую: более «надежную», «красивую», «современную» (даже если это лож). Бывает и иначе: товар человеку и вовсе не нужен, но специалист по реклам убедит его в том, что этот предмет ему ох как необходим. И человек купит заведомо бесполезную для себя вещь, даже если после этого та и проваляется годами без дела в сарае. Такие схемы сплошь и рядом встречаются в коммерции, будь то производство мебели, бытовой техники, автомобилей или одежды. С точки зрения полезности и житейской логики такой подход – абсурд, с точки зрения коммерции – выгода.
– С коммерцией могу согласиться, – киваю я. – Но при чем тут религия?
– При том, что там – все то же самое! – радостно восклицает Попугай. – Взять, к примеру, упомянутую тобой христианскую церковь. Если я верю в Бога, не грешу и живу по канонам, я попаду в Рай. Ведь так? Но для чего же, в таком случае, существует множество обрядов, служб, праздников, ради которых человеку нужно идти в специальное место – церковь? Разве я не могу просто верить и жить по заповедям без всяких обрядов? Священник ответит – нет! Ты обязан пройти обряд крещения, освящать какие-нибудь куличи во время религиозных праздников, ходить на службы, принимать причастие, венчаться, исповедоваться, отпеваться и так далее. Почему? Да потому, что все это стоит денег, которые падают в копилку храма. Ладно, предположим, причащение – необходимое условие для получения пропуска на Небеса. Окей! Ну причастился один раз и все – счастливая загробная жизнь тебе обеспечена. Ведь пройденный тобою ритуал, в отличие от вещи, не может износиться и сломаться. Так нет же, любой священник тебе скажет, что этот обряд ты должен проходить регулярно в течение жизни, как и совершать уйму других религиозных действий. Для чего? Да все потому же – деньги. Плата за обряды, пожертвования, покупка каких-нибудь свечей, икон, крестиков и прочей религиозной атрибутики – плати, плати, плати... И вот мы вернулись к делам коммерческим. Только торговля тут идет верой.
– Вообще, мысль интересная, – Делаю вид, что и правда проявляю заинтересованность. Вступаю в дискуссию. Во многом с ним соглашаюсь, хоть вовсе и не согласен, поддакиваю. Наш офисный словоблуд, видя во мне соратника, в диалоге полностью переключается на меня. Я же постепенно подвожу разговор к желанной цели.
– Я вижу, и у тебя есть религиозные символы, – Указываю на его побрякушки. – Ты-то во что веришь?
– Лично мне больше всего нравится буддизм, – отвечает Попугай. – Но я считаю его не столько религией, сколько философией. Да и вообще, в чем мы сходимся с моими друзьями, только философия и важна в любом мировоззрении. Она позволяет взглянуть на мир с разных точек зрения, это – путь к познанию. А зарабатывать деньги на людских слабостях, как это не назови – отстой.
– Ты сказал, мы с друзьями, – подмечаю я. – И много вас таких?
– Да человек шесть-семь наберется. Собираемся, общаемся на различные интересные темы.
– У вас что-то вроде религиозного течения?
– Скорее кружок по интересам. А что, интересно? Приходи, мы всем рады. Обычно мы вечерами в центральном парке собираемся. У памятника Краснову.
– Спасибо за приглашение, – Жму офисному Попугаю руку. – Будет время, загляну.
Про себя же усмехаюсь: «Непременно загляну!»
Ведь рабочий день я трепался по телефону: общался с клиентами, назначал встречи – продавал, продавал, продавал... Однако главного звонка так и не дождался – мой мобильник молчал. «Может она забыла? – уже начал беспокоиться я. – Или забила: решила, зачем помогать какому-то психу с крестом на шее?» Впрочем, я успокаивал себя тем, что нужный нам охранник общежития может сегодня не работать. Да и чего я тороплю события? Я ждал много лет, уж несколько дней подождать смогу. И я решил жить дальше, обычной жизнью (для меня обычной, конечно), пока не появятся новости.
После работы я сразу отправился в храм. Народа в зале было – не протолкнуться, начиналась вечерняя служба. Когда на возвышение, где раньше размещался экран кинотеатра, а теперь служившее храмовой кафедрой, поднялся магистр, какая-то старушка запричитала:
– Батюшка отец Пейн! Защити нас от этих поджигателей окаянных!
– Верьте в Господа нашего, и он не оставит рабов своих, – ответил магистр.
Да, в последнее время эта история с поджигателями все больше беспокоит народ. Ничего, я обязательно докопаюсь до правды и остановлю подонков!
Магистр, между тем, прочел проповедь. И прихожане, как всегда, с благоговением ловили каждое его слово. Я и сам буквально впадал в гипнотический транс при звуках его голоса. Мне порой казалось, что отец Пейн может нести любую чушь, и его все равно будут слушать с упоением – поразительная способность проникать словами в людские сердца.
Наконец магистр сошел с кафедры, его сменил отец Нивар, который начал обряд вечерней службы. Я же поспешил вслед за магистром, чтобы доложить о результатах вчерашнего похода в редакцию мракобесной газетенки. С трудом протиснувшись сквозь толпу, я пробрался к выходу из бывшего кинотеатра. Отца Пейна я нашел на крыльце и опешил: рядом с ними сверкнули звезды – около храма стоял человек в форме, а звезды были на пагонах. Довольно крупные звезды!
– Это была не просто драка, – объяснял милиционер-подполковник. – Больше походило на облаву. На них организованно напали посреди ночи, избили, а затем скрылись.
Я стал неподалеку за колонну, прислушался. Ясное дело, о какой облаве идет речь.
– Почему вы мне об этом рассказываете? – спокойно спросил отец Пейн.
– Они уверены, что за этим стоит ваша, как они выразились... секта.
– У нас официальная церковь!
– Да-да, я знаю, отче, – Подполковник слегка поклонился, теребя в руках фуражку. – Я лишь передаю их слова. И, конечно же, вовсе ни в чем вас не обвиняю.
– С чего эти люди взяли, что к этому причастны именно мы? – холодно спросил магистр. – Есть какие-то доказательства, свидетели?
Я прямо физически ощутил, как его ледяной взгляд скользнул по мне, словно насквозь пронзил колонну.
– Нет. Никаких доказательств, – покачал головой милиционер.
Отец Пейн вздохнул с облегчением.
– Говорят, нападавшие приехали на белом микроавтобусе. Однако номер никто не запомнил. Вроде как, он был замазан грязью.
– В городе сотни белых микроавтобусов, – заметил магистр.
– Так и я про то же!.. Ах да, еще какая-то барышня утверждает, будто запомнила у одного из нападавших татуировку на правой руке, – припомнил милиционер. – Какие-то цифры!
– Хотите проверить руки моих прихожан? – насторожился отец Пейн. – Их у нас, как вы знаете, несколько тысяч. Да и не все ежедневно посещают службы. Но, если вы настаиваете...
– Что вы, нет! Не уважаете, отец Пейн? Я и не думал в вас сомневаться. Да и мало ли, что там ночью кому-то могло привидится... – махнул фуражкой подполковник. – Поймите меня правильно, святой отец, поступило заявление, мы должны отреагировать. Потому я сам и пришел, чтобы поговорить лично. Вы ж меня знаете... Да и вообще, честно сказать, между нами, и поделом этим ублюдкам. По мне, так все эти буддисты, язычники, мусульмане, индуисты – хиппи и наркоманы. Сам бы морды бил, если б не форма. У меня дочка младшая недавно тоже заявила: на пасху в церковь не пойду, зря меня крестили, у меня, мол, иные убеждения... Разок ремнем отходил и все – мгновенно переубедил. Пошла как миленькая!
– К сожалению, иногда только сила может вернуть заблудшую овцу в стадо, – согласился магистр.
– Что ж, мне пора, – Милиционер надел фуражку.
– Кстати, давненько не видел вас на наших службах, – сказал отец Пейн.
– Да, все дела, все дела – служба... Найду как-нибудь время, загляну. Пока же примите это, – Подполковник вынул из бумажника купюру и протянул магистру. – Мой скромный вклад в строительство нового собора.
– Благое дело вам зачтется, – Деньги исчезли в кармане черного плаща отца Пейна. – Обязательно приходите на открытие. Уже скоро, в это воскресенье.
Наконец подполковник поклонился, поцеловал отцу Пейну руку и, перекрестившись на фасад бывшего кинотеатра, ушел. Его звезды исчезли за углом храма.
– Слышал? – спросил магистр.
Я вышел из-за колонны.
– Лиц не видели, номер машины тоже. Мы не светимся, вы же знаете, – Я улыбнулся, потирая кулаки.
– Руки покажи!
Он схватил меня за ладонь, повернул тыльной стороной, рассмотрел сделанную недавно татуировку на пальцах: «1034».
– Евангелие от Матфея глава 10, стих 34, – Отец Пейн сразу понял значение цифр. – «Не мир пришел Я принести, но меч!»
– Я подумал, что символично...
– А тебя никто не просил думать! – Магистр с силой сжал мою ладонь. – Только верить! Твоя задача – карать еретиков, а ни думать! Отныне на рейдах будешь в перчатках! И чтобы больше никакой самодеятельности!
Отец Пейн отшвырнул мою руку. Вдохнул, выдохнул, успокаиваясь.
– Ладно, – сказал он. – Чего узнал?
Я коротко пересказал ему все, что мне удалось выяснить.
– Что ж, неплохо, – кивнул он. – Продолжай общаться с этой журналисткой. Нам очень важно найти ее информатора.
– А если она его не выдаст?
– Тебя ли мне учить, как добываются факты, – Магистр посмотрел мне в глаза.
Я невольно съежился, таким холодным был его взгляд.
– Да, но она же... девчонка.
– Скажи еще, что ты ни разу не поднимал на них руку.
– Так то были еретички...
– Если для того, чтобы искоренить огромное зло придется пожертвовать малым добром, как ты поступишь?
Я молчал. В памяти вдруг всплыло лицо журналистки Жени. Я представил, как разбиваю его в кровь и мне стало не по себе. Быть может, оттого, что до этого я бил лишь тех, кого не знал лично?..
– Уверен, когда придет время, ты поступишь правильно, – поставил точку отец Пейн.
– Кстати, об истреблении ереси... – вспомнил я. – Мне нужен автобус для рейда.
Я коротко рассказал об офисном Попугае. Конечно же, отец Пейн дал добро. Пока я переодевался в подвале храма (у меня всегда там хранился комплект боевой одежды), к крыльцу подкатил микроавтобус с отцом Готфридом за рулем. Когда мы с братьями по оружию – воинами Света Гавриэлем, Уриэлем и Рафаэлем забирались в салон машины, я заметил вдруг, что последний колеблется.
– Что-то случилось? – спросил я.
– Санька в больнице, – ответил Рафаэль.
– Какой еще Санька?
– Ни какой, а какая.
– Ах да, твоя двоюродная сестра. Из этих... язычников. Жива?
– Сильное сотрясение, рассечение на голове...
– Значит, жить будет! – заключил я. – Иногда полезно человеку хорошенько треснуть по башке, чтобы дурь из нее выбить... Ну так ты с нами?
Рафаэль помялся и все-таки полез в машину.
Я и раньше слышал, что в парке на окраине города у памятника герою гражданской войны Краснову собирается неформальная молодежь, да все никак не находил времени проверить. Теперь время пришло! Ты спросишь: какое отношение эти разодетые клоуны имеют к ереси? Самое прямое!
Внутренний мир человека обычно отражается на его внешнем виде и на том, какую обстановку он создает вокруг себя. Человек, еще не познавший никаких истин, выглядит просто и окружают его обычные вещи и люди. И вот однажды он познает Бога. Сначала на груди его появляется маленький малоприметный крестик. Однако, чем больше человек вникает в суть учения, тем больше символов веры входит в его жизнь. Теперь, когда он садится в автомобиль – перед глазами у него на панели лики святых. Раскрывает бумажник, а там – иконка Богородицы. Заходит домой – в красном углу иконы. При этом человека начинают окружать такие же верующие люди, его все чаще замечаешь в храме на службах. Самых же праведных, кто достиг наибольших высот в познании истинной веры, узнаешь издали – это облаченные в рясы служители Господа.
Совсем наоборот происходит с человеком оступившемся. Он, как и все, вступает на жизненный путь чистым, незапятнанным и попадает в огромный мир, полный искушений. И стоит этому доверчивому созданию оступиться, начинается его погружение во Мрак. Причины бывают разные: личное заблуждение, желание выделится или подражание – чтобы быть принятым другими окружающими его уже впавшими в ересь людьми. Сначала он начинает слушать неправильную музыку, смотреть гнусные фильмы и читать мерзкие книги. Затем на шее у него появляется, казалось бы, невинный символ какого-нибудь еретического учения. После он начинает все глубже вникать в суть этой ереси, и вот уже на его полках появились богомерзкие трактаты. Дальше больше: по мере его движения в пропасть меняется его манера одеваться, часто тело его покрывается татуировками, пирсингом, а окружать его начинают такие же еретики и безумцы, как и он сам. И оглянуться не успеешь, как человек обратился в пособника Дьявола, чтобы своим ядом поражать другие чистые души. Исправить такого человека сложно, но возможно. Причем, если только что оступившемуся для возвращения на путь истинный бывает достаточно простого убеждения, исправить глубоко погрузившегося во Тьму могут лишь жесткие меры. И лучше их применить до тех пор, пока человек окончательно не рухнул в пропасть, которая приведет его в Ад. Наши предки поняли это и старались искоренять ересь на корню, нередко обращаясь к очищающему огню. Мы, к сожалению, живем в темные века и церковь не может беспощадно карать заблудших, а потому позволяет людям достигать пропасти. Именно поэтому нашему миру необходимы такие, как мы – воины Света!
Мне не раз доводилось лично выводить из мрака таких заблудших овец. Помню, как-то прижали мы в подворотне одного неформала, называющего себя готом. Паренек лет восемнадцати ходил и мозолил глаза. Пафос так и распирал: черные кожаные штаны, белоснежная рубашка, стилизованная под 17-18 век, крашенные черные волосы ниже плеч, длинные черные ногти, сверкающие лакированной кожей ботинки-казаки. На шее – цепь с пентаграммой. Не иначе как старался походить на вампира из любимого голливудского ужастика.
Когда мы с Уриэлем встретили его в темном переулке, пафос с него мигом испарился, остался только страх. Я уж думал, вот-вот потечет из его кожаных штанов прямо в начищенные ботинки. Мы его даже бить не стали. Есть персонажи, из которых дурь приходится выбивать кулаками, да и то не всегда выбьешь. В былые времена такие выдерживали все пытки, а потом еще отправлялись на костер с высоко поднятой головой и проваливались в Ад с ересью на устах. Иным же достаточно показать раскаленные щипцы, ну или просто кулак, и все – куда только ересь подевалась? Так вышло и в тот раз.
– Че ты вырядился, как клоун? – спросил я. – Можешь пояснить за свой прикид?
Гот что-то прошлепал крашенными черной помадой губами, не отрывая глаз от кастета, который сжимал и разжимал в кулаке Уриэль.
– Че-е-е? Громче говори!
Снова невнятные движения губ.
– Слушай меня сюда, баклан, – Уриэль вырос среди поселковой шпаны и, если нужно, мгновенно превращался в гопинка. – Еще раз увижу тебя в этом говне, просрешь лицо. Вкурил? Отвечай, когда спрашивают!
То, что он «вкурил», было видно по глазам, которые стали влажными – вот-вот по щекам тушь потечет. Для пущего эффекта кулак Уриэля врезался в стену, аккурат около проколотого в трех местах уха. И все – минус один в еретической среде. Если бы Уриэль на следующий день не ткнул меня в бок, сказав: «Гляди, вон идет наш гот!», ни за что бы не узнал в нормального вида парне вчерашнюю разрисованную куклу. Он даже подстригся и волосы перекрасил!
И вот теперь мы подкатываем к парку и видим у каменной статуи героя гражданской войны с десяток подобных клоунов. Кого там только не было: и черные размалеванные готы, и цветные хиппи, и панки в рванине, и металлисты в коже с жуткими рожами на футболках. Играют на гитарах, пьют пиво и водку. Почему-то всегда ересь всех направлений тянет друг к другу. Нам же только лучше – проучить можно оптом, а ни выискивать эту мерзость поодиночке.
Когда микроавтобус влетел в парк и резко затормозил у памятника, подняв тучу пыли, неформалы недоуменно оцепенели, гитары умолкли. Когда же распахнулась дверца и выскочили мы, в черных бомберах, берцах, балаклавах на лицах, с криком: «А ну стоять!», большинство рванули в рассыпную. Парочка-тройка особенно агрессивных попыталась сопротивляться, однако были тут же опрокинуты с ног и втоптаны берцами в грязь. Меня же интересовал в тот момент лишь один – разодетый Попугай, наш новый дизайнер. Тот не убежал, однако и сопротивляться не пытался, просто сидел у постамента героя, держа гитару на коленях. Я кивнул на него Рафаэлю, мол, надо этого прессануть. Когда я подбежал к нему и поднял кулак с кастетом, Попугай даже не зажмурился, лишь посмотрел мне в глаза. И этот взгляд смутил меня: в нем не было ни страха, ни презрения. Скорее жалость.
– Ну, что же ты смотришь? – спокойно спросил он. – Бей! Ты ведь за этим сюда пришел!
Я хотел было ответить что-нибудь резкое, однако вовремя опомнился – мы же работаем в одной конторе! Он ведь может узнать мой голос! А главное наше правило – скрытность.
– И что же ты, даже кулаков не поднимешь, чтобы защититься? – Рафаэль левой рукой смял цветастый балахон у Попугая на груди, приподнял его, стукнул спиной о памятник. – Ну давай же, дерись!
– Мои принципы не позволяют мене отвечать насилием на насилие, – ответил тот. – Ведь так мы лишь порождаем еще большее зло.
Рафаэль словно остолбенел. Его готовая для удара правая рука опустилась. Я же вдруг ощутил опасность. Он засомневался! А сомнение – величайший враг праведника! И тут я не выдержал – несколько раз обрушил кастет на лицо этого расфуфыренного клоуна.
– Уходим! Менты! – крикнул подбежавший Уриэль и, заметив у моих ног плюющегося кровью Попугая, наклонился к нему и сказал: – Слышь, ты, баклан! Если еще раз тебя в таком виде встречу, пришибу! Вкурил?
И, схватив меня за рукав, поволок к автобусу.
– Мир вам! – сказал Попугай нам вслед разбитыми губами.
Рафаэль, который рванул было за нами, при этих слова вдруг остановился, растерянно обернулся. Но я втащил его в автобус.
Всю дорогу до храма мы по обыкновению обсуждали, как прошел рейд. Болтали все, кроме Рафаэля. Тот, как и накануне ночью, сидел молча, уставившись в окно.
– О чем задумался? – ткнул его в плечо Гавриэль.
– Я и подумать не мог, что когда-нибудь еретик будет учить меня тому, чему должна наша вера, – растерянно проговорил тот.
– Наша вера учит нас сражаться со злом? – жестко перебил я. – И лучше пресекать его до того, как оно разрастется. А каких масштабов способно достигнуть зло, я видел лично. Ты ведь не был с нами в прошлом году на рейде в Красновке!
– А что там было, в Красновке? – спросил Гавриэль. – Знаю, что в рейде участвовали только высшие посвященные Братства и информация не для лишних ушей... И все-таки, что ты там видел?
– Я видел оживший кошмар! И ни дай Бог кому-нибудь из вас встретить такое! С другой стороны, может, и полезно посмотреть. Тогда бы уж точно перестали сомневаться в пользе нашего дела.
И, сказав это, я глянул на Рафаэля. Тот снова отвернулся к окну. Когда же приехали к храму, он, не заходя в него, ушел домой. Магистр, который, по обыкновению, дожидался нас на крыльце, заметил это и проводил его подозрительным взглядом. «Сейчас он спросит меня, что с нашим братом. И что я должен ответить?» – в панике подумал я. Ведь Рафаэль – мой лучший друг! Однако отвечать не пришлось. Отец Пейн лишь вздохнул и молча ушел в храм.
Переодевшись в подвале бывшего кинотеатра в повседневную одежду, я достал из кармана плаща телефон. На нем оказалось пять пропущенных звонков, все – от журналистки Жени. Я тут же перезвонил.
– Добрый вечер, – услышал я в трубке знакомый голос. – Ты все еще хочешь пообщаться с моим информатором? Он звонил охраннику, сказал, что сегодня придет. Времени мало. Поторопись!
– Еду!
Я попросил отца Годфрида подбросить меня до общаги.
– Что ты думаешь о Рафаэле? – спросил тот, когда мы отъехали от храма.
Я старался не смотреть на него, чтобы не выдать своих сомнений. Отец Годфрид был одним из самых влиятельных братьев нашего ордена, одним из отцов-основателей. Когда-то именно он вместе с магистром создавал Братство Света. Помимо других обязанностей в храме, его задачей было возить нас на рейды. Сам он в драках не участвовал, его функцией была эвакуация. Я понимал, что с такой простой задачей мог справиться кто-нибудь попроще, не такая важная шишка Ордена, и подозревал, что магистр неспроста поручил это дело именно ему. Полагаю, главным делом отца Годфрида было – наблюдение за нами.
– Рафаэль – верный воин Света! – твердо ответил я.
– Да? – Отец Годфрид пристально глянул на меня. – А вот наш магистр, похоже, сомневается в его преданности. Надеюсь, напрасно...
Я промолчал. Мне и без того тяжело было гнать сомнения на его счет. Мы с Рафаэлем пришли в братство одновременно, когда нам было по двенадцать лет, и сразу стали не просто друзьями – братьями. Сближало нас еще и то, что оба мы пришли в Орден ради установления Высшей Справедливости. Правда, меня привело в Братство Света одно единственное желание – возмездие. Я пришел сюда, чтобы поквитаться за твою смерть, Рита. Я ведь покаялся отомстить! Рафаэль мыслил более масштабно. Он вырос в очень религиозной семье и считал, что лишь верой в Христа спасется человечество. А потому нужно непременно помешать Темным силам, которые переполняют мир и стараются лишить людской род спасения. Зато методы, как этого добиться, мы приняли оба одинаковые – ересь нужно карать беспощадно!
Когда я выбрался из микроавтобуса, уже смеркалось. Подойдя ко входу в общежитие, позвонил журналистке:
– На месте!
– Отлично! – ответила та. – Он еще не приходил, сижу на проходной, жду. Так что ты там, на улице, смотри в оба. Не проворонь! Я дам знать, когда он появится.
Я отошел в тень растущего неподалеку дерева и принялся рассматривать каждого, кто входит в общежитие. В основном это были компании припозднившихся студентов, навеселе возвращающихся домой. В общежитие вошел какой-то мужик в шляпе и сером пиджаке. «Вряд ли это информатор, – решил я. – Женя говорила о молодом человеке. Этому же на вид – лет сорок. Видимо, отец какого-нибудь студента...»
И вот, наконец, появился подходящий кандидат – одиноко бредущий парень в голубой джинсовой куртке и надвинутом на лицо капюшоне черного балахона. Наверняка это тот, кого я жду! Он быстро подошел ко входу, с подозрением посмотрел по сторонам и вошел в общежитие. Я приготовился. И едва распахнулась дверь, схватил появившегося на пороге человека, оттащил в сторону, прижал к стене.
– Что вы себе позволяете? – взвизгнул тот.
Я же с удивлением обнаружил, что передо мной тот мужик – в сером пиджаке и шляпе.
– Прошу прощения, – нервно бросил я. – Иди своей дорогой!
Мужик хотел было снова возмутиться, но, перехватив мой свирепый взгляд, поспешно удалился, озираясь, придерживая шляпу и причитая что-то вроде: «Молодежь пошла...» Но мне было плевать – в руке у меня снова завибрировал телефон.
– Слава, ты там? – услышал я в трубке. – Похоже, он здесь! Уже уходит! – и подтвердила мою догадку: – На нем синяя джинсовка. Не пропусти...
Пока она говорила, я заметил, что названный персонаж уже покинул общежитие и теперь поспешно удаляется в сторону сквера. У меня машинально сжались кулаки, но я напомнил себе: «Ты обещал вести себя мирно!»
– Эй, парень! – Я поспешил за информатором. – Есть минутка?..
Обернувшись и увидев меня, тот рванул со всех ног.
В принципе, я ожидал такой реакции. Как еще должен повести себя человек, который уверен, что за ним охотятся маньяки, а тут вдруг его окликнул незнакомец? Но меня это не беспокоило. В том, что я его поймаю, не сомневался – у меня в школе был разряд по бегу.
Однако к моему удивлению этот на вид щуплый парнишка рванул от меня с такой скоростью, что сдал бы, наверное, на мастера спорта. Куда там с моими разрядами... Я бежал изо всех сил, но, несмотря на все потуги, все больше отставал. «Уйдет же, зараза! – билась в голове мысль. – Надо было хватать его сразу, да треснуть пару раз о стену, а потом уже разбираться, что да как...»
К моему счастью я сообразил, что информатор бежит к гаражному массиву, который начинался сразу за сквером. Эти гаражи я знал, как свой дом родной. Я вырос в районе неподалеку, и в детстве это было наше любимое место для игр. В гаражный массив был всего лишь один въезд, а дальше – сплошной тупик. Конечно, можно забраться на гараж или перелезть через забор, но на это потребуется время. Я же ему времени не дам!
Увидев, как информатор скрылся в гаражах, я не побежал за ним, а поспешил к железной тумбе неподалеку, по которой мы еще пацанами забирались на крышу. Но тут меня снова ждала неудача: мой длинный плащ зацепился за какую-то торчащую арматуру. Пока я выпутывался, потерял время и, оказавшись наверху, понял, что опоздал – информатор уже добежал до дальнего забора. Вот-вот перелезет и тогда – только его и видели...
«Господи, молю тебя, помоги!» – прошептал я. И Господь услышал мои молитвы! Информатор вдруг остановился, озираясь и прислушиваясь и, видимо, подумал, что ему удалось сраться от погони. Более того, он решил не карабкаться через забор, а поплелся обратно к выходу из гаражей. Тут я, конечно же, не упустил такой шанс. Подкравшись по крыше поближе, я прыгнул с гаража прямо ему на голову и сбил с ног.
Признаться, первым желанием было хорошенечко отделать этого бегуна. Я уже занес кулак, чтобы хорошенечко треснуть ему в ухо, да только снова вспомнил обещание – никакого рукоприкладства. А зря! Только я собрался завести мирный диалог, информатор резко извернулся и со всей мочи зарядил мне локтем в пах. От мужика я мог ожидать всякого, но только не такого подлого удара. Я согнулся, однако негодяя из рук не выпустил. Наоборот, покрепче сжав джинсовую куртку, я вознамерился все-таки пару раз двинуть ему коленом по почкам. Но не успел. Этот подонок выскользнул из рукавов, после чего я увидел лишь, как он перемахивает через забор. Я же так и остался корчится на земле посреди гаражей с его джинсовкой в руках.
«Чтобы я еще раз послушал девчонку!.. – сетовал я на свой провал, возвращаясь к общежитию. – Никогда не отступай от правила: сначала бей, а потом разговаривай!»
У общежития я увидел спешащую мне навстречу Женю. На ней была светлая футболка и такая коротенькая юбочка, что я в первое мгновение позабыл и о бегуне, и о своем провале. Но тут же опомнился, отвел взгляд и пристыдил себя за невольно возникшие грешные мысли.
– Привет! – прощебетала Женя, поправляя лямку болтающейся у нее на плече дамской сумочки. – Ну и как, поговорил с информатором?
– Поймать-то его поймал... – начал я, и даже попытался оправдаться: – У меня в школе был разряд по бегу! Да и в гаражах этих я ориентируюсь отлично...
– Но что-то пошло не так, – тут же разочарованно догадалась журналистка.
– Удрал, гад! – с досадой признался я. – Дерется, как девчонка!
– Хреново, – вздохнула Женя. – Думаю, теперь он сюда больше ни ногой. Ведь поймет же, что не без моей помощи на него вышли. И зачем только я согласилась!
– Извини, – промямлил я. Что тут скажешь? Облажался! Хотя тут же успокоил себя тем, что облажался по ее вине: нечего было убеждать меня обойтись без кулаков!
– Ладно, – Женя махнула рукой. – Что сделано, то сделано. Лица его ты, конечно, не разглядел?
– Какой там... В темноте, да и капюшон этот дурацкий...
– Как же мы его теперь найдем?
Какое-то время оба молчали.
– Что-то прохладно, – сказала она.
«Еще бы, как ни как начало мая!» – подумал я, снова глянув на ее голые коленки. И сразу отвернулся, пообещав себе: «Вернусь в храм, врежу себе сорок плетей, чтобы контролировал мысли и не пялился куда не следует!»
– Может, дашь мне накинуть это? – Журналистка кивнула на джинсовку информатора.
– О, конечно.
Я накинул куртку ей на плечи и сразу отдернул руки. Женя заметила это и окинула меня лукавым взглядом:
– Ах, ну да. Вам же нельзя к женщинам прикасаться.
– Прикасаться можно, – проворчал я. – Но не более того.
– А что, разве сейчас был намек на что-то большее?
Я почувствовал, как краснею, и возблагодарил небеса, что уже стемнело. Признаться, у меня совсем нет опыта общения с девушками. И ни разу не возникало близости. Как ты помнишь, Рита, когда тебя не стало, мне было всего двенадцать. Магистр Ордена после твоей смерти взял сироту под свою опеку. Так я оказался в Братстве Света. Отец Пейн сразу же объяснил мне, что истинный воин Света должен быть избавлен от греховной связи с женским полом. И неспроста. Пример был перед глазами: некоторые из наших братьев, тех, кто основывал Орден, были женаты, имели семьи. Это делало их слабыми. Порой возникали ситуации, когда воин Света начинал разрываться между верой и близкими. И далеко не всегда выбор был в пользу веры. Истинный воин Света должен быть свободен и независим от мирских сует. Потому, когда принимали новых членов в Братство, обет безбрачия стал одним из условий вступления.
– Чего задумался? – Я вздрогнул, когда рука Жени легла мне на плечо. – Ладно, ты, расслабься. Тебе все равно со мной ничего не светит. У меня «более того» еще заслужить надо!..
И вдруг она вскрикнула, извлекая из кармана куртки какую-то бумажку:
– Гляди, а это что?
Я поспешно схватил ее находку, больше радуясь, что это повод сменить тему разговора. Подошел к фонарю, что светил у входа в общежитие. Это оказался билет на поезд.
– Это же его! – И прочел на билете: – Погорск – Красновка.
Красновка! При виде этого названия меня пробил озноб.
– Я знаю, где это, – сказал я. – Поселок, километрах в ста отсюда.
– Что, приходилось там бывать?
– Приходилось, – Я снова невольно содрогнулся. Пугливым меня не назовешь, я повидал в жизни много опасных вещей. Но то, что мне пришлось испытать год назад в Красновке...
– Там и фамилия есть, – отвлекла меня Женя от мрачных воспоминаний.
На билете действительно оказалась фамилия и инициалы: «Боренко У.М.».
– Странные какие-то, – заметил я. – Что-то не припоминаю мужских имен на «У».
– Быть может, это не русское имя, – пожала плечами Женя. – Да и вообще, мало ли, как его родители могли назвали. Сейчас модно давать всякие необычные имена: Уильям, Ульф, Ульян... Или Упырь!
При этом слове я опять вздрогнул. Что ж, если след ведет в Красновку, поеду и туда. Хоть и давал себе зарок, что больше ни ногой в этот жуткий поселок...
«Кстати, возможно, и ехать никуда не придется, – вдруг сообразил я. – Раз билет у нас, значит информатору понадобится новый!»
– Гляди, тут указано время отправления поезда, – ткнул я пальцем в билет. – Отправляется в двенадцать десять.
– Ага! – запрыгала Женя от радости. – Мы успеваем! Вперед, на вокзал?
Я снова окинул взглядом легкое не по погоде одеяние журналистки.
– Может, зайдешь в общагу переоденешься? Ночь, как ни как...
– Времени нет! Поспешим!
И Женя побежала к дороге. Я какое-то время наблюдал за грацией этого бега. А когда вдруг понял, на что именно смотрю, зло выругал себя: «Да перестань же на нее пятиться! Да уж, тут просто плетьми не отделаешься!..» И, ругая себя, угрюмо поплелся следом.
Увидев на обочине голосующую молоденькую девушку в короткой юбочке, тормознул первый же водитель.
– Куда едем? – промурлыкал он, опустив стекло и оценив достоинства Жени пошлым взглядом.
– На жэдэ-вокзал, – сказал я, подавляя в себе желание вытащить этого пошляка из машины и разбить ему нос.
Впрочем, увидев позади девушки здорового парня, таксист мгновенно скис и разочарованно промямлил цену.
– Идет. Поехали.
Вокзал и площадь около него были почти пусты: пара бомжей на лавках, да на перроне какая-то семейка отъезжающих-провожающих с чемоданами. И никаких парней в черных балахонах. Глянул на часы: без двадцати полночь.
– Его здесь нет.
– И не удивительно, – ответила Женя. – Если бы меня пытались схватить посреди города, да еще и отобрали куртку, в которой лежит обратный билет, я бы тоже не мозолила глаза на перроне.
– Думаешь, он поедет другим поездом?
– Возможно. Да только следующий идет утром, так сказали в справочной. Так что он может все-таки попытаться уехать сейчас. Быть может, уже купил другой билет и прячется где-нибудь в кустах. А когда подойдет поезд, незаметно заскочит в вагон.
Подошел поезд. Мы простояли на перроне почти до самого отправления, но так информатора и не увидели. Впрочем, на темном едва освещенным фонарями перроне запросто могли проворонить нужного нам пассажира. Зато я заметил кое-кого другого. У здания вокзала почти в темноте стоял мужчина, курил – во мраке мелькал красный огонек сигареты. И мне почему-то показалось, что он пристально наблюдает за нами. Я не мог разглядеть его лица, зато отметил, что на нем пиджак, а на голове – шляпа. Неужели тот самый, которого я встретил у общежития?
Между тем, объявили пять минут до отправления. У вагонов осталась лишь парочка провожающих, жестами переговаривающихся с кем-то сквозь окошко и посылающие туда воздушные поцелуйчики. Стало ясно, что мы никого не дождемся.
– Скажите, сколько стоит билет до Красновки? – вдруг спросила Женя у проводницы, стоявшей в дверях вагона с флажком в руке.
– Билеты – в кассе, – буркнула та. – Это не электричка.
– Ты что, хочешь отправиться туда прямо сейчас? – удивился я. – Вообще-то, мне завтра на работу...
А я-то уж было понадеялся, что нам не придется ехать в это жуткое место...
– Мы в кассу не успеем, – продолжала договариваться Женя, проигнорировав мои слова. – Уверенна, вы не откажете двум припозднившимся путникам.
– У меня дороже будет, – уже тише ответила проводник.
– Идет!
Настороженно выглянув из вагона, не смотрит ли кто, проводница отошла в сторону, пропуская нас:
– Полезайте!
Женя ловко запрыгнула на подножку. Потом оглянулась на меня: мол, ну ты как, едешь? Ее почти обнаженные ноги находились на уровне моего лица, а вырывающийся из-под вагона ветер задирал и без того чересчур короткую юбку. Мне показалось, что девчонка все это делает умышленно – дразнит меня. Ну уж нет, не выйдет! Я – тверд как скала! Опустив глаза, чтобы не видеть ее с такого непристойного ракурса, я достал бумажник.
– За двоих, пожалуйста, – Протянул купюру проводнику.
Та быстро спрятала деньги в карман.
Забираясь в поезд, я увидел, как у здания вокзала красной кометой промелькнул брошенный окурок, и как мужик в шляпе подбежал к поезду и забрался в вагон.
Едва мы оказались в поезде, за окном поплыли темные пейзажи ночного Погорска.
– Сидите тихо, по вагону не ходите, – повелела проводница и скрылась в своем купе.
– Ага, конечно! – Женя подмигнула мне: – Ну что, пойдем, поищем?
– А если его нет в этом поезде?
– Значит, в Красновке подождем следующий.
Мы прошли поезд от первого вагона до последнего, маневрируя в полумраке среди торчащих с полок вонючих носков под аккомпанемент целого оркестра храпунов. Один раз нас остановила какая-то сонная проводница:
– Чего шарахаетесь по ночам?
Я ответил, что ищем приятеля.
– Какие приятели после полуночи! Идите спать, – шепотом рявкнула она. – И вообще, у вас билеты хоть есть?
Я растерялся. Но только не журналистка.
– Конечно! – уверенно воскликнула та и помахала билетом, добытым у информатора.
Проводница отстала.
Пока мы блуждали по вагонам, я вдруг вспомнил, что в Красновке живет один из членов нашего Ордена. Время, конечно, позднее, но что поделать? Помощь бы нам не помешала. Я нашел в телефоне среди контактов «Гулов» и отправил сообщение.
Когда мы приближались к хвосту состава, я вдруг заметил, что Женя отстала. Оглянувшись, увидел, что она стоит у одного из купе и с кем-то беседует. Вернувшись, так и остолбенел: она общалась с тем самым мужиков в шляпе! Теперь-то я хорошо разглядел его лицо, ошибки быть не могло – тот самый, которого я видел у общежития. Один раз – случайность, два – совпадение, три – уже система! Этот хмырь явно не просто так вот уже который раз встречается на нашем пути!
– Что-то не так? – суровым шепотом осведомился я, борясь с желанием шваркнуть мужика физиономией о верхнюю полку.
– Все хорошо, – поспешила успокоить меня Женя. – Я нечаянно его задела. Уже извинилась.
Видимо, прочла у меня на лице недобрые намеренья, и побоялась, что я сейчас подниму шум и перебужу половину вагона.
– Да-да, все в порядке, – подтвердил мужик.
Но я отметил, что он как-то странно поглядывает то на меня, то на Женю.
– Идем! – Я взял журналистку за руку и повел дальше по вагону. На ходу обернулся: «Надо бы хорошенько запомнить этого пассажира. Ох и неспроста он встречается у нас на пути! Не верю я в такие совпадения!»
Информатора мы так и не обнаружили. Даже если он и ехал в том же поезде, попробуй найди его в темноте среди сотен спящих пассажиров. Так мы ни с чем добрели до тамбура последнего вагона, там и остались.
«Красновка! – размышлял я, наблюдая, как проносятся за окном оранжевые огни фонарей. – Вот уж не думал, что меня снова занесет туда судьба...»
– Ты сказал, что уже бывал в том поселке, – словно читая мои мысли, сказала журналистка. – При этом ты как-то странно отреагировал, когда услышал его название. Что там произошло?
У меня внутри невольно все сжалось от жутких воспоминаний. За пределами Ордена я ни разу никому не рассказывал о том, что там видел. И даже не потому, что трепаться об этом запрещал кодекс Братства Света. Меня бы просто приняли за сумасшедшего. Увиденное там выходило за рамки нашего привычного понимания, отдавало какой-то чертовщиной.
– Ты все равно не поверишь, – покачал я головой.
– А ты попробуй. Все равно ехать еще полчаса. Расскажешь?
– Не могу. Не имею права.
Женя пожала плечами: как хочешь.
– Кстати, давно хотела спросить, – снова нарушила она молчание. – Ты сказал, что ищешь убийцу сестры. Что ты сделаешь, когда найдешь?
– Отплачу ему тем же!
– Даже так? – наклонила она голову и с удивлением посмотрела на меня сквозь стекла очков. – Разве ваша вера не запрещает насилие? Я думала, она призывает к любви и всепрощению. А, глядя на тебя, я только и вижу, как ты кидаешься на всех с кулаками. Разве это не противоречит вашей идеологии?
– Противоречит. Но когда дело касается борьбы со злом, некоторыми принципами можно пренебречь.
– Ах, ну да. Добро должно быть с кулаками и все такое... – усмехнулась она. – А ты не задумывался над тем, что добро и зло – понятия относительные.
– Чего тут задумываться-то? Добро – это добро, зло – есть зло.
– А как тебе, скажем, такая сказочка: Жил да был людоед, но приехал отважный рыцарь и убил его. Кто из них злой, а кто добрый? С точки зрения рыцаря, зло – людоед. С точки зрения людоеда, зло – рыцарь.
– Людоед в твоей сказке – чудовище, пожирающее людей. Для меня ответ очевиден.
– Но если такова его природа? Если ему другую пищу, попросту, нельзя? У него, может, просто нет выбора. Есть ведь люди, у которых, например, не усваивается лактоза или с аллергией. Не убивать же их за это.
– Если он – злодей, должен быть уничтожен, – отрезал я.
– Так ведь он стал таким не просто так, были на это какие-то причины, – возразила Женя. – К тому же, ваша ведь вера утверждает, что все на земле создано Богом. Так? Выходит, и людоед тоже. Для чего было создавать его с такими гастрономическими предпочтениями? Волк не выбирает свой рацион, он просто рождается хищником.
– Пути Господни неисповедимы!
– Отличный ответ, который годится для любого случая, – насупилась Женя. – И это вместо того, чтобы разобраться в вопросе.
– Хорошо, я отвечу, откуда берутся монстры. Существует не только Бог, но и Дьявол. Это – его происки.
И, заметив, что она настроена продолжать спор, жестко добавил:
– Опережая твои рассуждения, вроде: раз Бог создал все, то и Дьявола тоже он, скажу – мне наплевать! Я знаю – зло существует. Мне не важно, каким образом оно появилось в мире. Важно лишь то, что оно есть и его нужно истребить!
– Да расслабься ты, – примирительно улыбнулась Женя. – Я говорю лишь о том, что есть и иные способы решения проблем, помимо насилия. Рыцарь и людоед могли прийти к компромиссу. Попытаться договориться, а ни беспощадно уничтожать друг друга.
– Договориться? – вскричал я. – Посмотрел бы я на тебя, как бы ты договаривалась, если б столкнулась с истинным злом! А вот я видел его, воочию! И до сих пор удивляюсь, как остался жив!
– Ты о том, что произошло в Красновке?
Я умолк и с досадой подумал: «Вот же журналюга! Сам не заметил, как она вывела меня на интересующую ее тему!..»
– С чего ты взяла? – пробормотал я, потупив взгляд.
– Да потому, что по тебе видно. Чем ближе мы подъезжаем к этому поселку, тем больше ты нервничаешь. Что там могло такого произойти, если такой крутой мачо: боец, герой, убийца людоедов, вздрагивает лишь от одного упоминания названия этого поселка?
– Скажем так... Там я столкнулся с такими силами, которые до этого считал мифами.
Она терпеливо ждала продолжения. Я быстро глянул на нее:
– Если я расскажу, обещаешь, что не станешь трепаться об этом в своей газетенке?
– Зуб даю! – Женя щелкнула ноготком по своим ровненьким белоснежным зубкам.
Перехватив ее лукавый взгляд, я понял, что завтра же она начнет строчить об этом статью. Впрочем, ей все равно не поверят, как и всему, что печатается в их желчной прессе. Мне же вдруг захотелось хоть с кем-нибудь поделиться. Давно хотелось.
– Скажи, ты веришь в существование вампиров, оборотней, демонов и прочей нечисти? – осторожно спросил я.
– Конечно! – усмехнулась Женя. – А так же в зеленых человечков, кикимор, домовых и рептилоидов.
– Ага, смейся! Когда-то я тоже не верил, – обиделся я, тут же засомневавшись в том, стоило ли начинать этот разговор. – Не верил до тех пор, пока сам не столкнулся с этим.
– Да ну! – прошептала она, широко распахнув глазища. Я же понять не мог, дурачится она или действительно удивлена.
– Это случилось в прошлом году. До этого я слышал, будто бы высшие члены нашего Ордена охотятся на каких-то мифических тварей, но не думал, что это правда. Больше походило на сплетни. Конечно, время от времени мы видели, как отец Пейн и некоторые другие братья вооружаются и куда-то уезжают, а возвращаются усталые, порой потрепанные. Но где именно они пропадали, мы могли лишь строить догадки. Нас, молодых, в такие рейды не брали. И вдруг в прошлом году подходит ко мне отец Пейн и говорит, что им нужна помощь. Их арбалетчик попал в больницу, а я – отличный стрелок. Честно сказать, когда меня ввели в курс дела: что мы едем охотится на вампиров, я решил, что это шутка. Однако остальные братья были настроены более чем серьезно. Из разговоров я понял, что это не первый случай, когда они сталкиваются с подобными тварями. Когда же мне выдали арбалет, и я увидел на болтах серебряные наконечники, был окончательно сбит с толку. Впрочем, и не думал, что мне действительно придется воспользоваться этим оружием. Пришлось!
– Итак, вы отправились в Красновку, – напомнила Женя, заметив, что я надолго умолк.
– Да. И там мы встретили такое, что до сих пор кровь в жилах стынет. Это было настоящее воплощение зла! Некоторые из наших так и не вернулись тогда из Красновки. Я видел, как люди просто исчезают во мраке – крик, и тишина. На меня тоже напало это чудовище, но мне повезло: когда в темноте на меня сзади обрушилась тварь, висящий за спиной арбалет в чехле помешал ей вцепиться мне в горло. Мне пришлось бросить оружие, зато удалось вырваться...
– Извини, что перебиваю, – Женя подняла руку. – А ты уверен, что это был не человек?
– Да какой человек способен на такое? – вскричал я. – Это существо ломало взрослых мужиков, как детей! Оно обладало просто невероятной силой!
– Ну, это мог быть какой-нибудь обученный спецназовец. Или ты сомневаешься, что тренированный боец запросто может расправиться в одиночку с кучкой священников, да еще и в темноте?
– Говорю же тебе – это был вампир!
– На чем строится твоя уверенность? – возразила Женя. – Когда ты ехал туда, тебе сказали, что вы собираетесь воевать с вампирами. Так? А потом на вас в темноте напал какой-то амбал. Вот твоя фантазия и нарисовала тебе монстра. Как говориться, у страха глаза велики.
– В твоих словах мог бы быть резон, – согласился я, – если б я воочию не увидел эту тварь.
– Даже так? Окей, продолжай.
– Я отбился от остальных братьев, остался один. Помню, бежал, не разбирая дороги. Начался лес, а я все бежал и бежал, пока не выбился из сил. Когда понял, что я один, и никто меня не преследует, я забрался на дерево и просидел там до утра. Лишь когда рассвело, рискнул спуститься на землю. Да только я оказался посреди дремучего леса и не мог сообразить, в какой стороне поселок. Я до самого вечера проблуждал по буреломам, не мог выбраться из чащи. Тайга как ни как! Лишь ближе к вечеру я услышал вдали шум, напоминающий грохот поезда. Отправившись на этот звук, я действительно вскоре вышел к железной дороге, а пройдя вдоль нее, добрался до ближайшего населенного пункта. Как оказалось, я вернулся в Красновку. К тому времени уже стемнело. Как же я обрадовался, увидев впереди огни вокзала! Поспешил туда, надеясь сесть на первый же поезд, идущий в Погорск. Но...
– Но?.. – переспросила Женя, заметив, что пауза вновь затянулась.
– ...Но обрадовался я рано. Оказалось, зло подстерегало меня. Не успел я дойти до вокзала, заметил во мраке какое-то движение. Черную тень! Я рванул обратно в лесную чащу, но нечто темное, жуткое устремилось следом за мной. Я бежал, продираясь сквозь бурелом, и слышал за спиной тяжелое дыхание этого существа, как трещат позади ветви сухих деревьев – все ближе и ближе. И вдруг это нечто набросилось на меня, сбило с ног, придавило к земле. Перевернувшись на спину, в свете луны я разглядел сидящую на мне тварь: бледное лицо, пылающие дьявольским огнем глаза и гигантские белые клыки. Существо это зарычало, окатив меня зловонием, и вот-вот готово было вцепиться мне в горло...
Женя слушала, открыв рот, будто я пересказывал ей сюжет какого-то триллера. Признаться, даже сейчас, рассказывая об этом, я с трудом верил, что все это произошло со мной, на самом деле.
– И как ты спасся?
– Силой веры, – ответил я. – Сам Господь пришел мне на помощь! Я уже простился с жизнью, но продолжал шептать молитвы, просить Спасителя защитить раба своего. И он услышал меня! Иначе то, что произошло, я объяснить не могу. Не успели клыки этой твари коснуться моей шеи, вдруг словно какая-то неведомая сила ударила в чудовище. Оно отлетело в сторону. Я же, вскочив на ноги, бросился бежать – обратно к поселку. Добравшись до вокзала, я заскочил в первый же поезд, идущий в Погорск. В Ордене поразились, увидев меня живым. Они уже поставили на мне крест, как и на остальных братьях, исчезнувших во время того рейда. Отец Пейн сказал, что у меня очень сильный ангел-хранитель. Ведь больше никто из пропавших не вернулся.
Взглянув на Женю, я запнулся, увидев усмешку в ее глазах.
– Не веришь?
– Честно? Не-а! – мотнула она головой. – Ну, чего ты на меня так смотришь? Ты ведь сам сказал, что в такое трудно поверить.
– Понимаю, – кивнул я. – Со стороны это звучит фантастически. Сам бы не верил, если б не стал свидетелем. Ты просто не видела эту тварь! Это был не человек!
– Предположим, все это правда, – подумав, сказала она. – Ты действительно убегал от вампира, а ни от спецназовца или от собственной тени... А чего вы вообще поперлись в этот поселок кого-то убивать?
– Как это, чего? – нахмурился я. – Это ведь вампиры! Наш долг, как борцов со злом, их уничтожить!
– Это не аргумент. Ты ведь не охотишься на волка только потому, что он волк. Их отстреливают лишь тогда, когда они начинают доставлять неприятности. Например, нападают на стада или на людей. Что плохого сделали твои вампиры? Я бы поняла, если бы в Красновке произошло убийство, особенно массовое. Тогда не важно, кто там бедокурит: свихнувшийся спецназовец, маньяк или мифический монстр. Конечно же, его нужно остановить и наказать. Хотя, по мне – так это дело милиции, а ни кучки религиозных фанатиков. Да только я, как журналистка, постоянно слежу за новостями, и не припомню, чтобы год назад в Красновке случилось какое-то ЧП с кучей трупов. Разве там были проблемы?
Я задумался, припоминая:
– Насколько я знаю, нет. Как говорит отец Пейн, эти твари осторожны, стараются не оставлять следов, пьют кровь по-тихому, без жертв. Ведь, как ты правильно заметила, труп сразу привлечет к себе внимание милиции.
– То есть, единственными пострадавшими оказались – братья вашего Ордена. Да и то лишь потому, что поехали на кого-то охотиться. Так?
Я угрюмо молчал, понимая, к чему она клонит.
– Просто взгляни на это с другой стороны. Как ты сказал, вы поехали туда, чтобы убить каких-то чуваков. Ну хорошо, хорошо... вампиров! Сути не меняет. Вы решили кого-то прикончить. Окей. И после этого ты удивляешься, почему те стали убивать вас? Ты охотишься на волка – волк бросается на тебя. По-моему, это нормальная реакция для любого живого существа, будь ты хоть насекомым, хоть зверем, хоть человеком, хоть... вампиром!
Последнее слово она произнесла скрипучим голосом и подняла руки, как обычно делают дети, изображая привидение. «Какой же она еще ребенок», – Я невольно улыбнулся.
– Это просто инстинкт самосохранения, – добавила она.
– Тебя послушать, ощущение такое, будто ты их защищаешь.
– Не защищаю. Мне вообще плевать на чужие разборки. Даже если это разборки из комиксов. Я просто пытаюсь разобраться в сути конфликта.
– Они – зло, вот и весь конфликт, – отрезал я.
– Отличное объяснение. Ты уж извини, но это попахивает шовинизмом. Так рассуждать, то: у тебя другой цвет кожи? Это – зло, можно убить! Я ненавижу мужиков, а ты мужик? Это – зло, можно убить! Ты красишь волосы в зеленый цвет? Это – зло, можно убить! Я верю в Христа, а ты в Макаронного Монстра? Ты – зло, тебя можно убить! Мы считаем тебя вампиром...
– Прекрати! – перебил я.
– Скажи, что ты сделаешь, если снова повстречаешь вампира?
– Убью! И в этот раз рука у меня не дрогнет!
– Даже если он тебя не тронет?
– Он – зло...
– ...можно убить, – закончила она с улыбкой. – Выходит, ты хладнокровно убьешь живое существо, которое не сделало ничего плохого ни тебе, ни кому бы то ни было еще?
– Но ведь это... это не человек!
– Кошки и собаки тоже не люди, и все же ты не начинаешь шмалять по ним из арбалета.
– Не сравнивай. Вампиры продали душу Дьяволу!
– Ну-ка отсюда поподробнее... Тому самому Дьяволу, о котором говориться в Библии?
– Именно!
– А в Библии что-нибудь говориться о вампирах?
Я снова задумался:
– По-моему, нет...
– Так с чего, в таком случае, ты решил, что они продали душу библейскому Дьяволу? Может, это просто какой-то неизвестный науке биологический вид? Кстати, к тому же вымирающий, благодаря таким, как ты.
Я свирепо глядел в пол, закипая от нехватки слов: спор – не мой конек, я – боец, а ни оратор. Конечно же, у меня оставался последний аргумент, причем самый проверенный и надежный. Да только его я не смел пустить в ход: лишь бессильно сжимал и разжимал кулаки. Женя поняла, что я на грани взрыва и примирительно ткнула меня кулачком в плечо:
– Да не напрягайся ты так! Извини, если я чем-то тебя задела. Я не хотела обидеть, правда. Просто, как я уже сказала, пытаюсь разобраться в сути конфликта, понять ход твоих мыслей. Ну и узнать тебя получше.
Я метнул на нее настороженный взгляд.
– Ну... я не в том смысле, – с улыбкой сказала она. – Мы ведь сейчас напарники, или что-то вроде того. А напарники должны доверять друг другу. А как можно доверять тому, кого не знаешь? Кстати, я ведь до сих пор даже не знаю, как тебя зовут.
– Михаэль.
– Странное имя. Ты и по паспорту Михаэль? – удивилась она.
– Нет. Это мое истинное имя, данное мне Богом!
– Меня часто называют Жэкой. Это имя, данное мне тусовкой. У каждого ведь свои кумиры... Но я же так не представляюсь малознакомым людям. В обществе принято называться именами, данными родителями. Есть у тебя такое имя?
Я помялся.
– Меня зовут Евгения, – сказала она, протянув руку. – Будем знакомы!
– Слава, – ответил я, пожимая ее ладошку.
– Слав много: Владислав, Святослав, Доброслав... Какой из них ты?
– Ярослав.
– Ого! Истребляешь еретиков, а у самого имя означает «славящий Ярило»!
Я отдернул руку:
– Называй меня Михаэль!
В Красновке информатор из поезда не вышел. Либо он в него не сел, либо, заметив нас в вагоне, решил не выходить на станции. Зато на перроне я заметил мужика в сером пиджаке и шляпе. Он тоже ехал до Красновки? Неужто опять совпадение!.. Я хотел уже догнать его, дать по почкам и поинтересоваться, чего он около нас вертится, как вдруг услышал окрик:
– Михаэль!
Обернувшись, я увидел идущего к нам старика Гулова. Он все-таки пришел! Вот, еще один оборотень: на вид обычный такой сухонький пенсионеришка, одет не броско, как все, работает в детском саду, если не ошибаюсь, сторожем. И, глядя на него, никто и не подумает, что перед ними – истребитель нечисти, причем, один из самых опытных, который вступил в Орден еще в первые дни его существования.
– Здравствуй, Михаэль! – Старик дружески похлопал меня по плечу. – Рад видеть тебя живым и невредимым.
При этих словах меня невольно пробил озноб. С Гуловым мы познакомились именно благодаря той охоте на вампиров, о которой я только что рассказывал Жене.
– Когда ты пропал в ту ночь, – продолжал старик, – мы сначала подумали... О, ты не один!
Старик умолк, заметив рядом непосвященную.
– Ах да! Это – Женя. Она журналистка, – представил я свою спутницу. – А это...
Я вдруг понял, что понятия не имею, как его зовут: ни в храме, ни в миру. Быть может, ему, как остальным, при инициации и дали храмовое имя, но никто его так не называл. Все обычно именовали этого человека просто – старик Гулов.
– Тимофей Степаныч, – пришел тот мне на помощь, и галантно поцеловал журналистке ручку. – Очень приятно встретить столь симпатичную особу.
«Он что, флиртует? – поразился я, при этом почему-то испытав ревность. – Вот старикашка: бес в ребро!..»
– Ты прислал мне сообщение, что едешь в Красновку по делам Ордена, – сказал старик Гулов.
– Да, мы приехали сюда... – начал я, но тот перебил меня:
– Однако, как я понимаю, ты не в курсе, что я уже год, как ушел из Братства Света.
Я растерялся. Вот это новость! Смог лишь выдавить:
– Не знал. Почему?
– Скажем так, у нас появились некоторые идеологические разногласия.
«Какие могут быть разногласия у сторонников Света? – поразился я. – Либо ты с нами, либо против нас! И это произносит ни кто-нибудь – один из старейших братьев Ордена!»
– И все же вы пришли, – отметил я.
– Да, пришел, – кивнул старик. – Лишь потому, что лично к тебе у меня нет претензий. Ты неплохой парень, Михаэль, хоть и несколько запутавшийся. Как и я когда-то... Я пришел к тебе ни как к брату Ордена, а просто как к хорошему знакомому.
– Значит, вы нам поможете?
– Зависит от того, в чем заключается эта помощь. Если нужно кого-то пристрелить, спалить на праведном костре, посадить на кол – тут я пас, – Старик скрипуче рассмеялся, подмигнув журналистке, которая при этих словах ошарашено выпучила на меня глазища.
– За кого вы нас принимаете? – вскричал я.
– Шучу, конечно, – махнул рукой старик. – Ладно, к делу. Что вас сюда привело?
Я коротко рассказал ему о своем расследовании: о статьях в газете и маньяках, заживо сжигающих людей.
– О, я знаю таких, – воскликнул старик.
– Правда? – оживился я.
– Конечно! Только вы не там ищите. Вам следует поискать в том месте, откуда вы приехали – в Погорске. Не понаслышке знаю, что там уже много лет орудует целая секта маньяков, на счету которой не один десяток подобных смертей.
– Но, если о них известно, почему же никто до сих пор не арестовал этих людей? Почему не призвал к ответу?
– О, это очень, очень влиятельные люди, – вздохнул старик. – Многие пытались им противостоять (царствие Небесное этим несчастным). Это оказалось никому не по зубам. У этих людей деньги, связи и отличные отношения с властями. Да что говорить, немало известных людей состоит в этой преступной организации. Ты бы весьма удивился, если б я назвал тебе кое-какие имена. Потому-то эти злодеяния и не прекращаются.
– Для чего они это делают?
– Считают, что имеют право распоряжаться судьбами других. Выдумали для себя какие-то принципы о высшей справедливости, что они выполняют какую-то сверхмиссию. А на самом деле это просто маньяки, которые получают удовольствие, истязая свои несчастные жертвы.
– А моя сестра? – тихо спросил я. – Ее тоже убили они?
– Ты о Рите? Да, тоже на их совести. Она стала самой первой их жертвой. С нее все началось.
– Я должен найти этих подонков! – с жаром вскричал я. – Если вы знаете, где и кого искать...
– Знаю ли я? – усмехнулся старик. – Еще бы! Я посвятил этому много лет. Да только тебе не скажу. Ради твоей же безопасности. Поверь мне, это очень опасные люди, от которых лучше держаться подальше.
– Позвольте мне самому выбирать, что для меня хорошо, что плохо.
– Я тоже вправе выбирать, Михаэль. Ведь так? – Гулов покачал головой. – И вот мой выбор: я не помощник тебе в этом деле. Знал бы причину твоего приезда, не пришел бы.
Я свирепо глянул на старика. Если он действительно так много знает, может, отвести его за угол, да спросить иначе? Но мне вдруг стало не по себе от одной лишь мысли, что я избиваю человека, которого знаю с детства и к которому всегда относился с уважением, словно к родному деду.
– Ну и идите к черту! – Я зло сплюнул на перрон. – Сам разберусь! Тоже мне, борец со злом! Ах, ну да – бывший борец...
– Не суди, да не судим будешь, – ответил старик Гулов, но не уходил.
– Быть может, хотя бы поможете мне разыскать одного человека? – спросил я. – По старой памяти, как бывшему брату?
– Что за человек?
Я показал ему билет:
– Это парень, предположительно, живет здесь, в Красновке. Его зовут У.М. Боренко. Знаете такого?
– Нет, такого парня я не знаю.
– Ну хотя бы когда прибывает следующий поезд из Погорска, вы сказать можете? Возможно, тот, кого мы ищем, приедет на нем.
– Для этого существует расписание, – сухо ответил Гулов. – Сходи к кассам да посмотри.
Вот же бесполезный старикашка! Разочарованно вздохнув, я пошел в здание вокзала. Перспективы оказались не радужные: следующий поезд из Погороска прибывал только в семь утра.
Едва я отошел от стенда с расписанием, опешил. Вот так встреча! В зале ожидания у самого окна сидел уже намозоливший мне глаза персонаж в сером пиджаке и шляпе. Он пристально вглядывался куда-то. Проследив за его взглядом, я не удивился – по ту сторону окна стояли старик Гулов и Женя.
Я подошел, присел рядом. Заметив меня, мужик заерзал.
– Вы что-то хотели? – не выдержал он, видя, что я не свожу с него глаз.
– Да нет. Это, похоже, вы чего-то хотели.
– Не понимаю, о чем вы...
Я положил руку ему на шею, сдавил. Но тут же перехватил настороженный взгляд кассирши, которая с подозрением уставилась на меня из-за стекла, явно готовясь звонить в милицию. Я улыбнулся в ответ, мол, встретил старого знакомого, похлопал мужика по плечу.
– Слушай меня внимательно, – прошипел я, не переставая «доброжелательно» зубоскалить кассирше. – Мне не нравится твой интерес к нашим особам и то, что ты вот уже пятый раз появляешься у меня на пути. У меня возникают сомнения на счет твоих намерений. И если я тебя встречу в шестой раз, поверь мне, тебе эта встреча не понравится!
– Вы неправильно поняли... – начал он, но я перебил:
– И если ты сейчас же не исчезнешь, я не стану ждать шестого раза!
Мужик снова поерзал, однако, покосившись на цифры «1034» на моем сжатом кулаке, все же встал и поспешил к выходу. Я подождал, пока за ним захлопнется дверь, после чего вернулся на перрон. Женя и старик о чем-то оживленно болтали, но, когда я подошел, тут же напряженно умолкли. Старик недоверчиво поглядывал то на нее, то на меня. Журналистка, закусив губу, нервно уставилась в небо. «Наверняка она снова завела свои богохульные речи, – догадался я. – Небось, старик удивлен, как я оказался в компании такой еретички. Надо бы ее больше не сводить с членами Братства (пусть даже и бывшими), а то это плохо кончится. Кто-то может оказаться менее сдержанным, чем я. Да и мало ли, что обо мне могут подумать, увидев в такой компании...» При этой мысли я снова невольно покосился на ее милое личико. Фонарь за спиной журналистки создавал вокруг ее волос нечто вроде ореола, отчего она походила на сошедшую с иконы святую. Я отвел глаза.
– Следующий поезд не скоро, – сообщил я. – Прибывает в семь утра.
– Можете подождать у меня дома, – предложил Гулов.
Я хотел было ответить что-нибудь обидное, ведь все еще злился на старика. Однако, вспомнив, как легко одета моя спутница, решил, что предложение очень кстати. Но Женя отказалась.
– Через полчаса идет поезд обратно в Погорск, – напомнила она. – Если наш информатор все-таки был в том поезде, но не вышел в Красновке из-за того, что заметил нас, наверняка он попытается вернуться на этом. Предлагаю подождать тут.
– Тогда давай хотя бы в здании вокзала, – сказал я. – Там теплее. Особенно учитывая, во что ты одета.
Мы присели в зале ожидания. Я расположился между стариком и журналисткой, чтобы они снова ненароком не сцепились на почве веры. Долго молчали. Меня же все подмывало задать старику вопрос. Я не мог взять в толк: как член Ордена может отречься от своих убеждений? Как можно уйти из Братства? Тем более тому, кто состоит в нем с самых первых дней!
– Вы сказали, что у вас возникли какие-то идеологические разногласия с верой, – сказал я.
– Ни с верой, а с Орденом, – ответил старик. – Это разные вещи.
Он замолчал, видимо, обдумывая, как бы выразить свою мысль.
– Скажи, Михаэль, – наконец продолжил он. – Мне интересно узнать твое мнение, как человека верующего. По-твоему, что есть христианство: воздержание от грехов и соблюдение заповедей или стремление к добродетели?
– Ну... Воздержание от грехов и соблюдение заповедей, конечно!
– В том-то все и дело, что долгие годы и я так думал, – вздохнул старик Гулов. – Но теперь понял, что все-таки главное в нашей вере – добродетель. Именно к этому призывает нас учение Христа. Человек может за всю свою жизнь никого не убить, ничего не украсть, делить ложе только с законной супругой или супругом, любить родителей, есть в меру и прочее и прочее. Но это еще не делает его христианином! Так может поступать любой, не зависимо от религиозных убеждений. Любовь к ближним, всепрощение, терпимость, стремление совершать добрые дела – вот, что отличают нашу веру от других. За отсутствие добродетели в нашем обществе не сажают в тюрьмы, как за воровство и убийство. Даже никто не осудит, как за прелюбодеяние, лож или обжорство. Недобродетельного человека не накажут, даже не обругают. Но будучи христианином и не совершая добродетелей, человек идет поперек учения Христа и поперек жизненных принципов, которым обязался следовать, приняв эту веру. Именно добродетелью вымощена дорога в Рай! А если человек, мало того, что не совершает добродетели, так еще и причиняет другим боль, разве он вправе называть себя христианином?
– Ага! Это как борец за права животных, пинающий котов! – воскликнула Женя.
Старик удивленно посмотрел на нее.
– Ну, это... Пришло на ум такое сравнение, – смутилась та. – Например, предположим, я всем говорю, что философия моей жизни – не обижать животных. И, кстати, в моем случае это действительно так. Я их не обижаю, если, конечно, они сами меня не трогают. Жил у нас как-то в соседнем дворе один гнусный пес...
Она запнулась, перехватив наши сердитые взгляды.
– Ладно, не суть... – махнула рукой журналистка. – Так вот, если я вся такая на словах пацифистка и любительница живности от нефиг делать пну кота. Что это означает? Либо я нарушила свой жизненный принцип, либо все эти речи о любви к животным – пустой треп. Значит, я только прикидываюсь пацифисткой по каким-то личным причинам, быть может, из эпатажа, а на самом деле животных терпеть не могу. Судить нужно не по словам, а по поступкам. Я все это к тому, что для меня озлобленный христианин, это как гринпизовец, ломающий деревья.
– Интересное объяснение, – улыбнулся Гулов. – Но в целом идея передана верно.
– То есть, вы считаете, что методы Ордена порой чересчур жестоки и противоречат учению Христа, – Я прекрасно понял, на что именно намекает старик. – Согласен, добродетели важны. Но лишь до тех пор, пока царит мир. Когда же идет война, все это отступает на дальний план. Остается один закон – победа любой ценой! И то, что в мирное время считается главным пороком – насилие, становится основным средством для достижения победы. Во время войны не время вести разговоры о морали!
– Разве идет война? – удивленно глянула на меня Женя. – Посмотри по сторонам – мы живем в мирное время!
– Это только кажется, – ответил я. – Нас окружает незримый враг: зло и ересь пожирают этот мир, поглощают наше общество!
– По-моему, война – только у тебя в голове, – хмыкнула Женя.
– Вот когда мы победим, – продолжал я, не обращая внимания на ее скептицизм, – когда на земле не останется зла, тогда такие как я – воины света, станут не нужны. Вот тогда и можно будет становиться добродетельным и жить по заповедям Христа.
– Мир, построенный на костях – сомнительный мир, – сказала она.
– Порой такие методы необходимы. Когда сотни лет назад рыцари Христовы отправлялись в Святую землю, они обнажали мечи.
– Обнажая меч, в ответ ты можешь ожидать лишь одного – ответного меча, – вздохнул старик. – И, я надеюсь, Михаэль, когда-нибудь ты это поймешь.
Гулов встал:
– Отлучусь на пять минут. Михаэль, пожалуйста, никуда не уходите без меня.
Женя тоже поднялась.
– А ты-то куда? – удивился я.
– Надоело сидеть. Пойду, пройдусь по перрону. Разомнусь немножко. А то от ваших теософских речей меня уже мутит.
Оставшись один, я вдруг задумался: «А что, если они правы? Неужели я и правда веду себя как пацифист-маньяк? Но не этим ли принципам много лет учили меня основатели Ордена? И вот теперь один из этих учителей говорит совершенно противоположные вещи! Нет, наверняка тут дело в другом. Так в чем же?» И тут, вспомнив свой недавней рассказ о рейде в Красновку и об ужасе, который мы повстречали здесь, я догадался. Это страх! Вот, в чем дело! Возможно, старик просто испугался остаться в Братстве. Страх – обычная защитная реакция человека, особенно если ты слаб духом. Те, кто любил свободу, под страхом смерти убеждали себя, что не так уж плохо быть рабами. Страх заставляет отречься от веры, от близких, от всего, чем дорожишь и любишь. Когда тебя сковывает ужас, остается лишь одно желание – выжить любой ценой. А если вспомнить все то, что мы пережили в прошлом году со стариком Гуловым, нет ничего удивительного в том, что он сломался. Я ведь тоже едва не сдался! Это сейчас я героически рассказываю о том, как спасался от монстра. Но тогда, в темном лесу, как в этом не стыдно теперь признаться, моля о пощаде, я готов был принять любую ересь, отречься от чего угодно, лишь бы спастись от чудовища, лишь бы выжить. А потом еще долго, когда я вспоминал ту ночь, страх грыз меня и нашептывал: уходи из Ордена, отступись! К счастью, я смог преодолеть свой страх. Более того – он закалил меня. Теперь, зная, с чем имею дело, я буду готов, как морально, так и физически! Но, видимо, не всем это под силу. И мне вдруг стало искренне жаль старика. Я ведь не знаю, что он сам пережил в ту ночь...
В кармане завибрировал телефон. Я достал его, глянул на экран – «Женя. Журналистка».
– Да? – спросил я, нажав на кнопку вызова.
– Слава! Слава! Помоги! – ошарашил меня вдруг раздавшийся из трубки крик. – Он напал на меня!.. Он...
Связь оборвалась.
Я мигом оказался на перроне. Посмотрев по сторонам, увидел лишь клочок освещенного желтым светом фонарей пространства, а дальше повсюду – мрак. Где она? «Вот кретин! – ругал я себя, мечась по перрону. – Нельзя было отпускать ее одну!» Мысли же снова и снова возвращались к мужику в шляпе. Найду ублюдка, ему конец!
– Помогите!.. – раздался крик из темноты.
Я поспешил туда. Где-то впереди во мраке слышался скрежет гравия. Пробежав в ту сторону пару десятков метров вдоль железной дороги, остановился – все стихло. Прислушался. Ладонь легла на кобуру с пистолетом-травматом. И вдруг скрежет раздался у меня за спиной. Но не успел я обернуться, что-то обрушилось мне на голову...
Очнувшись, понял, что с трудом могу пошевелиться. Я стоял на коленях, прижатый спиной, по всей видимости, к стволу дерева. Голова рассказывалась от боли – последствия удара по затылку. Открыл глаза – вокруг тьма. Похоже, на голову мене надели мешок. Я слышал рядом чье-то дыхание и чувствовал, как мне продолжают опутывать руки за спиной. Дернулся – бесполезно. Привязали на совесть.
– Ах ты мразь! – Я уже не сомневался в том, что это тот самый мужик в сером пиджаке и шляпе. – Надо было сразу свернуть тебе шею!
Тот не отвечал. Продолжал молча спутывать мне руки.
– Ничего! Я до тебя, ублюдка, доберусь!
Тут я почувствовал, как что-то потекло по плащу, штанам, ботинкам. В нос ударил знакомый запах. Бензин! У меня обмерло сердце. Я вдруг осознал, что меня ожидает! Точно такая же смерть, какая постигла тебя, моя любимая сестра! В первый миг меня сковал тот самый давно забытый ужас. «Вот момент истины! – упрекнул я себя. – Докажи, кто ты есть! Или все эти разговоры о героизме – туфта! Умрешь? Так умри с чистым сердцем и праведными мыслями, а ни как подонок, молящий о пощаде и в страхе отрекающийся от всего, во что верил!»
– Всех нас тебе не погубить! – прокричал я. – Погибну я – придут другие, и все вы рано или поздно сгорите на праведных кострах! И даже после смерти гореть вам в гиене огненной!..
Чиркнула спичка. Я рванулся, еще и еще. Но путы крепко держали мои руки.
– Ты можешь убить меня, но тебе не задушить нашу веру! Наступит час, и кара божья настигнет тебя! – кричал я.
И тут четко осознал – это конец! «Что ж, хватит угроз, воин света! Ты проиграл, так проигрывай достойно! Вот только проигран твой личный бой, но не битва Тьмы и Света! Твои братья отомстят за тебя! Тебя же ожидает вечность в чертогах Христовых!..» И, закрыв глаза, я зашептал молитву.
Полыхнуло пламя, меня обдало жаром, пронзила боль.
«Господи, прими мою душу!..»
И вдруг что-то накрыло меня, словно ангел спустился с небес и обнял меня своими крылами. Это объятие погасило пламя. Кто-то хлопал меня, сбивая последние языки огня. Когда же мешок спал с моей головы, я увидел своего ангела-хранителя.
– Женя? Ты! – обрадовался я, все еще не веря в это чудесное спасение. Я ведь уже распрощался с жизнью. – Я уж думал, мне конец!
Как только она распутала мои руки, я вскочил, схватил валявшуюся под ногами палку и побежал по округе. Но, конечно же, никого не обнаружил. Нападавшего, как говориться, и след простыл.
– Он схватил меня, – сбивчиво объясняла журналистка. – Это было так неожиданно. Напал сзади. Я успела нажать вызов на телефоне. Хорошо, последние звонки были тебе. Я так надеялась, что ты услышишь... Потом он заткнул мне рот тряпкой и привязал к дереву. Думаю, он спалил бы меня заживо, да только в этот момент появился ты. Видимо, маньяк решил, что ты опаснее, потому бросил меня. К счастью, связал он меня наспех, мне удалось распутать веревки. Только я это сделала, увидела тебя, привязанного, и как какой-то мужик поливает тебя из канистры бензином. Услышав мои шаги в темноте, он бросил спичку и побежал. Ты весь вспыхнул. Я так испугалась! Хорошо, сообразила снять куртку и накрыть тебя...
Ее трясло, по щекам катились слезы. Я привлек ее к себе, обнял и вдруг осознал, насколько же хрупкий мой ангел-хранитель. Все это время я думал лишь о себе, о своей цели, и даже не задумывался, в какую опасную игру втянул этого маленького человечка.
– Ничего, ничего. Все будет хорошо, – прошептал я, погладив Женю по волосам. – Это я, дурак, потерял бдительность, отпустил тебя одну. Знал ведь, с кем имеем дело. Поймаю, гада, пришибу!
Она прижалась ко мне, как напуганный малыш. В тот момент я вдруг понял, что пойду на все, лишь бы эта девочка никогда не видела страданий.
– Больше я тебя в обиду не дам! – пообещал я, поцеловав ее в макушку.
И вдруг испугался, осознав, что именно делаю. Боже, нет!.. Видимо, почувствовав это, она сама отстранилась.
– Не переживай за меня, – сказала она после неловкой паузы. – Я прекрасно понимала, во что ввязываюсь. Журналист – профессия нередко весьма опасная. Обещаю, что помогу тебе найти убийцу твоей сестры.
И с улыбкой добавила:
– Ну а я, в свою очередь, получу сногсшибательный материал!
Мы вернулись на перрон. Теперь нужно было решить, как действовать дальше, но я все никак не мог собраться с мыслями. И почему-то из головы все не выходил аромат ее волос.
«Так, соберись! – упрекнул я себя. – С этим позже разберешься, когда вернешься в храм – там на этот случай есть плеть, которая разом выбьет из башки всю ересь...»
Итак, каковы дальнейшие действия? И информатора, и мужика в шляпе, похоже, мы упустили. Неплохо бы остаться в поселке и все поподробнее разузнать. Например, сходить на почту или в паспортный стол. Там-то уж точно скажут, живет ли в Красновке загадочный У.М. Боренко. Да и старика не мешает расспросить поподробнее. Но у Жени оказались на этот счет иные мысли.
– Думаю, сейчас здесь оставаться опасно, – Она тревожно посмотрела по сторонам. – Лучше вернуться в город.
Я взглянул на Женю. Несмотря на ее героические речи об «опасной профессии журналист», в глазах ее читался испуг. И не удивительно, ведь ее только что чуть не сожгли живьем! Да уж, ей тут оставаться точно нельзя. Надо отправить ее домой.
– Да и старик сказал, что искать нужно в Погорске, – добавила она.
– Кстати, где он? – Я посмотрел по сторонам.
В здании вокзала Гулова тоже не оказалось.
– Может, увидел, что нас долго нет, решил, что мы уехали, и пошел домой? – предположила журналистка.
«Или ему стало противно общество бывшего соратника, – подумал я. – Да и черт с ним!» Тем более как раз сонный голос диспетчера объявил, что прибывает поезд – до Погорска. За окнами вокзала потянулась вереница зеленых вагонов.
Мы вышли на перрон.
– Как, а ты разве не едешь? – испуганно воскликнула Женя, увидев, что я не поднимаюсь следом за ней в вагон.
– Мне нужно остаться и кое-что сделать.
– А что, если этот маньяк не оставит меня в покое? – дрожащим голосом прошептала она, озираясь. – Что, если захочет довести дело до конца? Пожалуйста, Слава, не бросай меня!
«А ведь она права, – подумал я. – Ты уже оставил ее раз одну, и что из этого вышло? Да и, как она правильно заметила, по словам старика, секту маньяков надо искать именно в Погорске».
В вагоне мы присели на свободную полку. Женя прижалась ко мне, закрыв глаза, ее трясло и, видимо, мутило. Я неловко приобнял ее.
– Все в порядке, моя спасительница?
– Хуже некуда! – призналась она.
Да уж, втянул же я ее в приключение!
– Что-то мне нехорошо, – простонала Женя. – Мне нужно в туалет.
Встав, на непослушных ногах, она поспешила к туалету.
Я глянул в окно. Поселок остался позади. Огни больше не мелькали, теперь по ту сторону стекла тянулась черная полоса леса. Мне стало жутковато при мысли, что где-то именно здесь год назад меня гнала через чащу неведомая тварь. И радостно от того, что покидаю этот мерзкий поселок.
Женя вернулась, села рядом. Молчаливая и бледная. Сидели молча. Эти события так утомили меня, что я сам не заметил, как задремал. Мне приснилось, что я снова бегу по лесу, а нечто темное, злое преследует меня, настигает, сбивает с ног. И вот кошмарная тварь сидит у меня на груди, сверкает глазищами, обнажает клыки. И вдруг я понимаю, что у этого чудовища лицо... журналистки Жени!.. Я едва не вскрикнул, проснувшись. Распахнув глаза, испуганно посмотрел по сторонам. И успокоился, увидев погруженный в полумрак вагон, услышав сопение и храп, доносящийся от накрытых простынками спящих на полках пассажиров. Это лишь сон! Жуткий, но все-таки сон! Глянув в окно, я увидел проносящиеся в свете фонарей знакомые здания. Погорск! Ну наконец-то!
«Где Женя?» – вдруг всполошился я, заметив, что журналистки рядом нет. Набрал на мобильнике ее номер – абонент недоступен. Только не это!
Расталкивая бредущих по проходу с чемоданами и сумками пассажиров, я поспешил в конец вагона. Дойдя до туалета, постучал в дверь:
– Женя, ты там? Все в порядке?
Тишина! Схватился за ручку, дверь открылась, за ней – никого!
Я в панике посмотрел по сторонам: Куда бежать? Что делать?
И в этот момент распахнулась дверь тамбура, и я вздохнул с облегчением, увидев идущую мне навстречу журналистку.
– Как ты меня напугала, – прокричал я, едва не стиснув ее в объятиях.
– Все в порядке, мой рыцарь, – болезненно улыбнулась она. – Я была в тамбуре соседнего вагона, там окно разбито. Хотелось свежего воздуха. И побыть одной.
Впрочем, она еще неплохо держалась для девчонки, на которую совсем недавно напал маньяк.
– Извини, что втянул тебя в историю, – сказал я ей, когда мы вышли из поезда в Погорске. – Думаю, не стоит тебе больше заниматься этим. Я справлюсь сам.
И мне почему-то сдавило сердце при мыли, что больше ее не увижу.
– Нет! – твердо заявила она. – Я же сказала, что не отступлюсь! Теперь-то уж точно не отступлюсь!
Женя глянула мне в глаза, и взгляд ее был как прежде решительным. От недавнего страха не осталось и следа.
«Вот это отвага!» – с восхищением подумал я.
– Тебе ночевать-то есть где? – спросил я. – Общага наверняка закрыта.
– Переночую у подруги.
– Я провожу.
– Не надо. Она рядом с вокзалом живет. Вон в том доме, – кивнула на пятиэтажку, темнеющую неподалеку. – Что ж, до встречи. Будет какая-то информация, звони. Я еще по своим каналам пробью. Может, чего узнаю.
Я кивнул.
И вдруг она подбежала ко мне и чмокнула меня в щеку. Это произошло так внезапно, что я даже не успел увернуться. Она же, лукаво сверкнув глазками, улыбнулась, помахала ручкой и быстро пошла через вокзальную площадь.
– Расскажу подружкам о наших приключениях, ни за что не поверят! – обернувшись, прокричала она.
Я не уходил, пока она не дошла до края площади и не исчезла во мраке, там, где обрывался свет фонарей – нужно было убедиться, что ей больше ничто не угрожает. И все то время, что я наблюдал за ее удаляющейся стройной фигуркой, чувствовал, как все еще горит на щеке поцелуй. Видел бы это отец Пейн, повелел бы лупить себя плетью, пока не упаду! «Но что я мог сделать? Увернуться от поцелуя? Глупо! – мысленно оправдывался я. – Да и что, собственно, такого? Чисто дружеский жест. Девчонки часто так делают...»
И я отправился домой, счастливый, сам не зная отчего.
Впрочем, пока шел до дома, настроение мое сменилось на полностью противоположное. «Господи, что я творю? Грех не всегда бывает физический, согрешить можно и в мыслях! Более того, даже страшнее в мыслях! Мысли – отражение души!» Войдя в квартиру, я сорвал со стены многохвостную черную плеть. Какое-от время смотрел на нее, вертя в руках. Потом швырнул ее в угол, не раздеваясь, прямо в вонючих обожженных шмотках, упал на кровать и отвернулся к стене. Время уже было часа три ночи, но заснуть не получалось. Я долго лежал, отгоняя навязчивый образ, который так и лез в голову. Вот дьяволица!
Вскочив с кровати, я все-таки схватил плеть и, сбросив плащ и рубашку, лупил себя по спине до тех пор, пока за стенкой не постучали.
– Может, хватит, а? – рявкнул сонный бас соседа. – Ща ментов вызову!
Я отбросил плеть, снова лег на кровать и, ощущая приятное жжение на спине, с улыбкой заснул. Словно ангел с обрезанными крыльями...
День третий
Явившись с утра на работу, сразу же встретил в коридоре нашего нового дизайнера. Под правым глазом кровоподтек, на скуле ссадина. Однако попугайский прикид он так и не сменил: все те же цветастые шмотки и блестящие побрякушки. Ничему людей жизнь не учит!
– Ого! Кто это тебя так? – удивляюсь я, протягивая ему руку.
Дизайнер какое-то время смотрит на меня и возникает ощущение, что он знает, кто именно его так разукрасил. Ну знает, и что дальше? С трудом подавляю в себе желание нахально посмотреть в ответ. Но нет – надо соблюдать конспирацию! Я ведь оборотень: днем – офисный планктон, ночью – лютый зверь. Вот если встречу его во мраке... Сейчас же надеваю на лицо маску сочувствия.
– Так, идеологические разногласия, – Попугай с добродушной улыбкой пожимает мне руку и идет дальше по коридору. Я направляюсь в свой кабинет, а из головы все не выходит эта мерзкая фраза: «идеологические разногласия». Старик Гулов сказал то же самое! Как сговорились! Достали все со своими идеологиями. По мне, так все просто: есть правда, а есть не правда. Правда – у нас. Все, третьего не дано!
Во время работы я поймал себя на том, что постоянно поглядываю на телефон. Если выходил из кабинета и оставлял его на столе, вернувшись, тут же хватал и смотрел, нет ли пропущенных вызовов. Решил постоянно держать телефон в кармане. Несколько раз мне казалось, что он вибрирует, поспешно вытаскивал – ничего! «Это и понятно, – оправдывался я. – Ведь жду новостей». Наконец, не выдержал, набрал номер журналистки Жени.
– Алло!
У меня словно тепло разлилось по телу, едва я услышал знакомый голос.
– Добрый день! Как ты?
– Ну, если откинуть то, что из меня вчера какой-то маньяк едва не сделал девушку-гриль, то нормально. Ты как? Новости есть?
– Пока нет.
– Ну, если будут, звони. Я и сама стараюсь чего-нибудь нарыть.
Бросив телефон на стол, я долго сидел, откинувшись на спинку кресла. И тут же поймал себя на мысли, что мне плевать на новости. Именно этого я ждал все это время – услышать ее голос!
Вот же мерзость! Взгляд скользнул по стенам офиса, словно я надеялся обнаружить там плеть. Ничего не придумав лучше, как себя наказать за скверные мысли, я принялся тереться изодранной спиной о спинку кресла. Едва поджившие шрамы зудели, и от трения становилось скорее приятно, нежели больно. Тогда я схватил канцелярский нож и, выдвинув тонкое лезвие, стал вдавливать его в ладонь. Сильнее, еще сильнее... Выступила кровь, заструилась по запястью, закапала на блестящую поверхность стола.
– Слава, что ты делаешь?
Я отбросил нож.
Смотрю на коллегу Катю. Та глядит на меня с деланным испугом, но в глазах ее читается скорее восхищение. Как же многие из них любят наблюдать за тем, как мужики причиняют кому-то боль. Пусть даже самому себе.
– Так, задумался, – ответил я.
– Не болит? – Катя протягивает руку, ласково проводит пальцем у ранки, словно этим может исцелить. С трудом борюсь с желанием отдернуть руку. Быть обычным мужчиной – часть дневного маскарада. Надо делать вид, что мне приятен флирт симпатичной девушки. Расслабляю руку, улыбаюсь Кате в ответ.
И вдруг ловлю себя на мысли, что это вовсе не маскарад! Мне действительно нравится! Ее ноготок скользит по моей коже и на самом деле исцеляет – боль уходит, а вместо нее возникает нечто иное. Боковым зрением замечаю расстегнутые верхние пуговки на Катиной белоснежной офисной блузке, висящий на шее золотой крестик качается над бездной грудей, словно гипнотический маятник. В голове вдруг возникает картина: я хватаю коллегу, валю на стол, обрываю пуговицы и освобождаю грудь от ткани, задираю черную юбку... А в следующий миг мысленный образ дрожащей от возбуждения в моих объятиях Кати заменяется другим... Женя!
– Ладно, работу работать надо, – Поспешно откатываюсь в кресле подальше от стола и от коллеги.
Катя кивает и отворачивается к своему монитору. Она улыбается и у меня впечатление, словно она прочла мои мысли, ощутила звериную страсть, которая захлестнула меня, когда ее ноготок скользил по моей коже. При этом у меня такое чувство, будто мы действительно потрахались. Знаю, она была бы только рада, она давно меня хочет. Я же смотрю на канцелярский нож и едва сдерживаюсь, чтобы не полоснуть себя по запястью. Господи, что я творю?..
Скверное настроение не отпускало меня до вечера. Против такого состояния отличное лекарство – надавать кому-нибудь по харе. А еще лучше – сгонять на рейд и что-нибудь разгромить. Но, увы, не судьба. Отец Пейн запрещает частые рейды. Если мы привлечем к себе излишнее внимание, это не смогут покрывать даже верные нам люди из милиции и администрации.
Я подумывал уже снова прокатиться к памятнику герою гражданской войны Краснову. Там наверняка тусуются неформалы, есть на ком оторваться. Да и Попугаю следует преподать еще один урок, раз он не понял с первого раза... Однако туда ехать не пришлось, ведь, когда я пришел после работы в храм, меня ждала прекрасная новость.
Там, как всегда, проходила вечерняя служба. Зал бывшего кинотеатра «Октябрь» оказался переполнен народом. Я даже навскидку не смог бы сказать, сколько здесь собралось людей. Наверное, больше тысячи. А ведь это обычная вечерняя служба! Что же будет в воскресенье, во время праздника? Я припомнил, что, когда девять лет назад только пришел в Орден, на службы от силы собирались пара десятков человек. И вот нас тысячи! И, если верить магистру, это только начало.
Я по обыкновению стал у дверей возле стены у иконы с изображением пронзенного стрелами святого Себастьяна, принявшего мучительную смерть от рук язычников. Отец Пейн, читавший с кафедры проповедь, заметил меня и, едва закончил, сразу же направился ко мне. Прихожане почтенно расступались, склонив головы, образуя живой коридор. Многие протягивали руки, с благоговением прикасались к черному одеянию магистра, некоторые старались поцеловать ему руку, и отец Пейн великодушно позволял это. Приблизившись, он взял меня под локоть и вывел из зала.
– Тебя что-то тревожит, мой мальчик? – Он внимательно взглянул мне в глаза.
Меня всегда поражала проницательность магистра, он словно видел людей насквозь.
Я коротко пересказал ему события прошлой ночи. Как я вышел на информатора, как он удрал от меня (стыдливо умолчав лишь, каким образом ему удалось сбежать), с гордостью поведал, как мы с журналисткой снова вышли на след, добрались до Красновки. Когда я рассказал о там, как меня встретил старик Гулов, отец Пейн насторожился и попросил поподробнее пересказать наш разговор.
– Неужели он и правда стал отступником? – спросил я.
– Мы с ним повздорили после известных тебе прошлогодних событий, – задумчиво ответил отец Пейн. – Старик немножко вспылил... Впрочем, не бери в голову. Из Братства Света нельзя уйти просто так. Вступив в Орден, ты остаешься верен ему до самой смерти. Так что все образуется.
Закончил я рассказом о том, как мы угодили в ловушку.
– Это было непростительно для воина Света, и я заслуживаю сурового наказания, – Я покорно склонил голову.
– Да, ты потерял бдительность, но лишь потому, что недооценил врага, – ласково ответил магистр. – Уверен, такого больше не повториться.
– Зато теперь я знаю наверняка – маньяки-поджигатели действительно существуют!
– Что ж, раз еретики пытаются противостоять тебе, значит ты на верном пути, – кивнул отец Пейн. – А журналистка? Что можешь сказать о ней?
– Женя? Студентка. Просто, удивительная девчонка. Очень смелая, решительная, умная...
Я запнулся, перехватив внимательный взгляд магистра. Мне стало не по себе. Словно с моих губ сорвалось что-то постыдное.
– Она тебе нравится? – строго спросил отец Пейн.
– Если вы о том, что... Нет! Я преданный воин Света! Я и мысли не допустил бы!.. – с волнением вскричал я.
Магистр продолжал сканировать меня полными недоверия глазами.
– Но она мне действительно нравится, – признался я. – Как человек. Преданная своему делу, готовая идти до конца. Такая бы стала отличным членом Братства... Если, конечно, поработать над ее отношением к вере.
– Что ж, рад, что Господь посылает нам в помощники таких замечательных людей, – Отец Пейн одобрительно кивнул, взгляд его смягчился. – Кстати, познакомь меня с ней. Быть может, ты прав, и она действительно будет полезна нашему Ордену.
– Обязательно. Уверен, Женя вам понравится.
– Не сомневаюсь... Что ж, отличные новости! Однако сейчас у меня для тебя есть другое не менее важное задание. Помнишь буддистскую общину?
– Которая собиралась строить в Погорске храм?
– Именно. Так вот, похоже, они не отказались от своего намеренья.
Конечно же, я помнил буддистов, хоть сам и не участвовал в усмирении этих еретиков. С ними разбирались иными методами. Буддистов наше Братство Света прижало полгода назад. До этого мы даже не знали о том, что у нас в городе есть такая община. Они тихо собирались на какой-то квартирке и не высовывались. А потом какому-то их активисту пришла в голову идея воздвигнуть в Погорске буддистский храм. К тому времени, когда мы узнали об этом, они уже успели найди место под застройку, стали активно собирать пожертвования и даже завезли кое-какие стройматериалы. Как будто не знали о том, что в течение двух лет от подобных бредовых идей, строить в Погорске еретические храмы, уже отказались иудейская и мусульманская общины. Можно ведь было догадаться, что это случилось не просто так...
В тот раз нам даже на рейд ездить не пришлось. На самом деле далеко не со всеми еретиками разбираемся мы, бойцы. Наоборот, большинство проблем устраняется иными путями: официальными, полуофициальными, неофициальными. Наша четверка воинов лишь одно из звеньев мощной и прочной цепи – острие праведного меча. Мы, так сказать, штурмовой отряд – один из самых радикальных аргументов. Чаще всего же с еретиками справляются без нас. За годы существования Братства Света отец Пейн обзавелся связями во всех известных кругах, от администраций и правоохранительных органов до криминальных авторитетов. Многие представители этих организаций – прихожане нашего Братства. Я сам видел однажды во время праздника как на проповеди рядом стояли губернатор, начальник милиции и один из крупнейших погорских воров в законе. Потому, если возникало подозрение в ереси, отец Пейн первым делом обращался к нашим влиятельным сторонникам. Иудеям и мусульманам попросту перекрыли кислород местные власти: бумажная волокита, разрешения пожарных и медиков, отлов нелегальных мигрантов на стройке и прочее, и прочее... А вот уже с отдельными особенно настырными личностями пришлось разобраться мне и моим бойцам. И вот теперь появились буддисты.
– До меня дошла информация, что эти еретики снова взялись за строительство, – продолжал отец Пейн. – Официально власти запретили им строить. Но, либо они нашли какую-то лазейку в законодательстве, либо занялись самоуправством. Так или иначе, им нужно пояснить, насколько они неправы.
Я удивленно глянул на него:
– Вы же говорили, что мы не должны устраивать крупные боевые вылазки чаще, чем пару раз в месяц. Чтобы не привлекать внимание общественности.
– О, за это не беспокойся, – ответил магистр. – Так было раньше. Но времена меняются, как и общественное мнение. У нас уже так много в городе, если не прихожан, так сочувствующих, что скоро наступит момент, когда мы сможем открыто карать еретиков в любое время дня и ночи, при этом общество и закон будут не просто не против, а еще и сами станут просить нас разобраться с подонками. Так как, справишься?
Я кровожадно улыбнулся. Еще бы!
Уриэль, Гавриэль и Рафаэль были в нашей подвальной коморке. Первый лупил кулаками боксерскую грушу, второй, лежа на лавке, кряхтел под штангой. Только Рафаэль сидел в уголке, глядя в потолок пустым взглядом, погруженный в свои мысли.
– Есть дело! – сходу объявил я, доставая из шкафа боевую одежду и черную маску. – У нас рейд!
– Круто! – воскликнул Гавриэль, положив штангу. – Когда выдвигаемся?
– А разве отец Пейн не говорил, чтобы мы часто не высовывались? – удивился Рафаэль. – У нас ведь только на этой неделе было уже два!
– Вчера был не рейд, – отмахнулся я. – Так – небольшой мордобой и наставление заблудших овец. Ну так как, вы идете или мне одному?
– Конечно идем! Наваляем подонкам! – Уриэль с наслаждением провел серию ударов по груше. – Так и хочется кому-нибудь всечь!
– Я думал, мы занимаемся этим ради избавления мира от ереси, а ни получения наслаждения, – хмуро заметил Рафаэль. При этом слова его были явно обращены ко мне – он смотрел мне в глаза. Видимо, в них он прочел то же желание, что и у остальных. У меня действительно в тот момент было такое чувство, что, если в ближайшие полчаса не найду кому разбить харю – лучше не стойте рядом!
– Одно другому не мешает, – ответил Гавриэль, надев черную водолазку, а поверх нее большой серебряный крест.
– Еще как мешает! – Рафаэль метнул в него холодный взгляд. – Уверяю, когда Спаситель произносил: «Не мир пришел Я принести, но меч!», он вовсе не испытывал желания причинять кому-то боль. Так и наши рейды – инструмент воздействия, а ни средство для самоудовлетворения.
Он снова уставился на меня и не отводил глаз, словно ждал ответа. Мне стало не по себе. Я вдруг вспомнил недавние разговоры с журналисткой Женей и стариком Гуловым. Как же достали меня эти «идеологические разногласия»...
– Ладно, хватит трепаться! – отрезал я. – Время не ждет!
Гавриэль и Уриэль вышли из каморки. Я надел бомбер и тоже направился к двери. На пороге обернулся. Рафаэль помедлил, но все же пошел следом.
– У тебя что-то случилось? – спросил он.
– Не понимаю, о чем ты.
– Просто ты нервный какой-то. Не такой, как обычно. Если б я тебя не знал, решил бы, что у тебя... хм… что-то вроде неудачной любви.
– Но ты-то меня знаешь. Для меня обет – не пустой звук. Так что не говори глупостей!
Я пошел, но он удержал меня за руку.
– Погоди, Михаэль. Я хотел с тобой серьезно поговорить. Это очень важно.
– Времени нет, поговорим после рейда. И... – Я окинул его взглядом: светлый свитер и синие джинсы. – Что это за прикид? Хоть бомбер накинь!
Рафаэль замялся. Все-таки снял свитер, достал из шкафчика черную куртку, надел, застегнул молнию. Я одобрительно кинул и вышел из каморки.
Погорск лишь в центре похож на город. Но стоит отъехать подальше в любом направлении, многоэтажки исчезают и на многие километры тянется гигантская деревня из крошечных частных домиков. В одном из переулков этой деревни и решили буддисты возвести себе храм.
Микроавтобус подкатил к месту строительства, едва стемнело. Где именно обосновались еретики было видно издали – над крышами домов возвышались белокаменные стены сооружения, которому, нашими стараниями, так и не суждено будет достроиться. И когда только успели столько сделать? Впрочем, не удивительно, ведь они работали днем и ночью. Даже сейчас стройплощадка была освещена фонарями и на ней суетились люди. Это нарушило наши планы. Мы-то полагали, что ночью тут будет только сторож. Придем, впишем ему пару раз по харе, чего-нибудь поломаем, разобьем несколько фонарей и оставим на стене послание, мол, будете продолжать строительство, мало не покажется. Тут же трудились по меньшей мере с десяток мужчин. Меня, впрочем, такой расклад устраивал больше. Мне прямо не терпелось расквасить пару-троку носов.
– Что, как обычно ворвемся внезапно? – спросил Гавриэль. – Застанем врасплох?
– Нет, – говорю, – пойдем открыто.
– Их же в два раза больше! – заметил Уриэль.
Я ничего не ответил. Хрустнул костяшками пальцев и, распахнув дверцу автобуса, спрыгнул на землю.
Когда мы приблизились, царившая на строке суета вдруг разом прекратилась, все замерли, словно кто-то нажал «стопкадр». На нас смотрели десятки удивленных глаз и в них читались недоверие и страх. Видимо, выглядели мы зловеще – четыре черные фигуры, без лиц. Наконец нам навстречу выдвинулся один. Я узнал руководителя их богомерзкой общины – магистр показывал его фото. Правда, на снимке тот выглядел повыше. Это был коренастый такой мужичонка с бородкой, стриженной подковой. Джинсы, рубашка в крупную клетку. Уверен, когда не занимается своими еретическими делами, работает научным сотрудником в каком-нибудь НИИ, небось даже профессор.
– Вы что-то хотели? – дружелюбно начал он.
– Да, – дерзко отвечаю, – чтобы вы исчезли отсюда и больше тут не появлялись.
– Не вижу причин, – Голос его похолодел. – У нас все официально. Все документы в норме...
– ...потому, что если вы не уйдете сами, – продолжал я, не обращая внимания на его лепет, – мы вам поможем!
– Да ну! – Он выпрямился, сложил руки на груди. – А вы попробуйте!
Остальные строители после этих слов тут же похватали все, что попалось под руку – кирпичи, монтировки, палки. Обступили нас полукругом. А я-то думал, что все буддисты – пацифисты. Эти, похоже, свои миролюбивые убеждения готовы отстаивать с оружием в руках.
– Говорил же, надо было ворваться внезапно, – шепнул Гавриэль.
Я какое-то время молча смотрел в глаза воинственному «профессору».
– Что ж, коли так... – вздохнул я и сделал вид, будто поворачиваюсь, чтобы уйти. Успел даже заметить на миг мелькнувший в глазах буддиста триумф. А потом я резко развернулся, вынимая из кобуры на поясе травматический пистолет, и выстрелил ему в грудь. «Профессор» охнул, согнулся, а я тут же обрушил ему на голову кулак с кастетом и добил тяжелым ботинком.
Ну а дальше началось откровенное избиение. Мои парни тоже достали травматы. Пару-тройку самых крупных мужиков мы свалили сразу, остальные дрогнули, и мы стали их теснить. А потом наши ангелы-мстители просто ходили по стройке, расстреливая из пневматики всех, кто попадался на пути, а затем добивая кулаками и ногами. Дело свое они знали – никто не убежал. Некоторые буддисты, даже оказавшись на земле, пытались подняться, хватаясь за свои жалкие палки. Лучше б не вставали!..
– Все, все! Они поняли! – раздался женский визг. – Хватит!
Из мрака выбежала какая-то барышня и упала на колени рядом с «профессором», словно пытаясь защитить его своим тощим тельцем.
– Надеюсь, что так, – сказал я, вытирая окровавленный кастет об одежду. – А то мы не ленивые. Придем снова.
Я махнул своим парням – пошли!
И тут мои уши уловили какой-то шорох. Обернувшись, я увидел в глубине недостроенного храма тусклый фонарь и одинокую фигуру. Это был парень, довольно щуплый на вид. Он брал из огромной кучи кирпичи и, похоже, делал кладку. Он будто и не заметил произошедшую потасовку и того, что все его приятели корчатся на земле. Я снова напялил на правую кастет, в левую взял травматический пистолет, пошел к нему. Каково же было мое удивление, когда, приблизившись, я узнал нашего дизайнера Попугая!
Я стал в метре от него. Молча, ведь он мог узнать мой голос. Он продолжал монотонно двигаться: от стены к кирпичной куче, от кучи к стене.
– О, глядите, кто тут у нас! – воскликнул подошедший Гавриэль.
Он сжал кулаки, но я поднял руку – погоди. Попугай продолжал свое дело, не обращая на нас внимания: взял очередной кирпич, понес к стене, мастерком положил цемент, приладил кирпич, пошел за следующим. Словно нас тут нет вовсе. Что ж, придется дать о себе знать!
Я убрал пистолет в кобуру, кастет в карман. Когда Попугай взял очередной кирпич, я сделал шаг и саданул ему кулаком в солнечное сплетение. Так, не сильно, скорее ради урока. Этого хватило: Попугай упал на колени, зашлепал губами, хватая ртом воздух. Я решил, что этого ему достаточно – он ведь только вчера отгреб от нас по полной. Я повернулся, чтобы уйти... И вдруг увидел, что Попугай с трудом поднялся и снова побрел к куче. Он что, издевается? Когда он проходил мимо меня, я пнул носком ботинка ему в голень. Попугай снова упал, но опять встал, поднял кирпич, хромая, понес к стене.
– Давай я всеку! – сказал Гавриэль. – Времени нет!
Я покачал головой, мол, оставь, я сам. Понятно, Попугай делает это мне назло. Хочешь поиграть? Давай поиграем! Я смял в кулак куртку у него на груди и несколько раз долбанул Попугая о стену. Не сильно. Я хотел, чтобы он прекратил свое занятие не потому, что упал от побоев. Тут важно сломить его дух! Отпустил руку, Попугай сполз вдоль стены. Посидел, тряхнул головой. Раздирая пальцы о кирпичи, кое-как поднялся, добрел до кучи, едва не упал на нее.
– Пойдем, Михаэль! – дернул меня за рукав Гавриэль. – Добей его и пойдем! Вот-вот менты приедут. Наверняка кто-то уже вызвал.
Я не шелохнулся. Когда Попугай все-таки взял очередной кирпич, я двинул ботинком по его пальцам. Кирпич выпал, Попугай согнулся, прижав к груди ладонь, на которой отпечатался след армейского ботинка. Он попытался снова взять кирпич, но рука задрожала, выронил. Тогда он протянул левую руку. Вот же настырный гад! Едва его ладонь легла на кучу, я наступил на нее, придавив к кирпичам. Ну давай же, брось! Он поднял на меня глаза. Я ожидал увидеть там слезы, но там была лишь настырная мука. И я вдруг понял – нет, он не бросит! Будет терять сознание, выть от боли, но не отступится, не отречется. Таких не исправить! Таким лишь прямой путь на праведный костер, а оттуда – в Ад! И при виде этого взгляда внутри у меня вскипела ярость. Я левой рукой схватил его за косички-дреды, а правой ударил в лицо, еще и еще...
– Прекрати! – Кто-то сзади перехватил мой занесенный для очередного удара кулак.
– Рафаэль, уйди! – прорычал я, увидев в прорезях маски-балаклавы его испуганные глаза. – Уйди, я сказал! А то ща и тебе втащу!
– Ты что творишь? – Рафаэль схватил меня под локти, завернул руки за спину.
– Ты защищаешь эту мразь? – Не в силах ударить рукой, я дважды саданул в Попугая коленом. – Это же тварь! Таких не исправить! Мерзкие еретики!..
– Да уйди же ты! – в отчаянии закричал Рафаэль Попугаю. – Он же тебя убьет!
Тот, может, и рад был бы уйти, да только уже не мог. Он лежал у кучи кирпичей, в беспамятстве размазывая кровь по лицу. Рафаэль оттащил меня в сторону. Я рванулся, еще и еще. Наконец мне удалось высвободить правую руку. Я резко развернулся.
– Ну давай! – вскричал Рафаэль. – Чего ждешь?
Я замер – цифры «1034» смотрели в его лицо! В лицо моего лучшего друга!
Я опустил руку, разжал дрожащий от напряжения кулак.
– Посмотри на себя, – кричал Рафаэль. – Нет, на нас всех! В кого мы превратились? Это, по-твоему, борьба со злом? По мне, так это и есть зло!
– Заткнись!
– Наслаждаемся чужой болью, словно маньяки! Врываемся по ночам как бандиты, пряча лица! – При этих словах Рафаэль сорвал с лица маску и швырнул себе под ноги: – Противно!
– Надень немедленно! – Я в стрехе посмотрел по сторонам. Никто не видит?
– А если не надену, то что?
И в следующий миг он отшатнулся, держась за лицо.
– Да-да, вот наша истинная сущность, – Рафаэль улыбнулся разбитыми губами. – Точнее, теперь уже ваша сущность. Не моя! Потому, что мне с вами больше не по пути!
И, повернувшись, он пошел прочь.
– Рафаэль, стой! Стой, я сказал!
Он обернулся:
– Меня зовут Толик! Слышишь? Я – Толик! А еще у меня есть фамилия – Шувалов! Прощай, Братство Тьмы!
И он растворился в ночи.
Вдали раздавался вой сирены.
– Михаэль, надо ехать! – Гавриэль потянул меня за рукав. – Скорее!
И мы, перепрыгивая через стонущие корчащиеся на земле тела еретиков, побежали к автобусу. Когда мы отъезжали от стройки, я увидел в окошко, как Попугай поднялся и взял в руки кирпич...
Обратно ехали молча. Впрочем, я понимал, что все думали об одном и том же. «Как, как он посмел?» – недоумевал я. Такого поступка я мог ожидать от кого угодно, но только не от Рафаэля. Ведь он из всех нас был самым набожным, самым преданным, самым начитанным и самым идейным. Почему? Хотя больше меня пугал не этот вопрос. Как к этому отнесется магистр?
В зеркале водителя я увидел настороженные глаза сидящего за рулем отца Годфрида.
– Почему вас трое? – спросил тот, осмотрев салон. – Где Рафаэль?
– Он не с нами, – нехотя ответил я. – Доберется своим ходом.
– Пострадал или другое?
– Другое.
Глаза отца Годфрида перестали сверлить нас глазами, он снова смотрел на дорогу. К чему лишние вопросы, если все равно решающее слово будет за магистром?
Я поймал на себе и растерянный взгляд Уриэля.
– Он одумается! – хмуро сказал я.
– Ага, – Уриэль отвернулся.
Я же снова задумался над тем, что скажу отцу Пейну. Как я могу такое ему сказать?
В кармане завибрировал телефон. На экране высветилось: «Гулов». Почему именно сейчас!
– Михаэль, у меня получилось, – раздался в трубке восторженный старческий голос. – Я нашел твоего информатора. Это оказалось не сложно. Сегодня сходил на почту и поинтересовался у знакомой, есть ли в Красновке кто-нибудь с данными У.М. Боренко. Нашелся всего один. Парень, как раз подходил под ваши описания. Он по адресу не живет, но через родственников мне удалось передать ему послание. И я убедил его с вами встретиться, поговорить. Сегодня ночью. Записывай адрес!
Убрав телефон, я какое-то время с сомнением вертел в руке мятую бумажку с адресом. Несомненно, надо туда ехать. Такую возможность упускать нельзя. Тем более, есть риск, что раньше нас его найдет кое-кто другой...
Я было засомневался, стоит ли говорить об этом Жене. Или лучше съездить в Красновку самому? Время как ни как, начало двенадцатого ночи. Все же решил позвонить. «Если не позвоню, обидится, – придумал я для себя оправдание. – А вовсе не потому, что это возможность снова ее увидеть!» И едва услышал в трубке «Алло», ощутил, как по телу словно прокатилась теплая волна.
Женя оказалась легка на подъем, лишь коротко бросила:
– Я мигом. Только соберусь. Встретимся через полчаса на вокзале.
В храме я заскочил в подвал, быстро переоделся в повседневную одежду.
– Куда-то собрался?
Повернувшись на голос, я увидел в дверях отца Пейна.
– Да, снова в Красновку. Старик Гулов позвонил, сказал, что нашел информатора.
– Гулов? – удивленно переспросил магистр. – Значит, старик вам все-таки помогает.
– Конечно. Ведь, как вы и сказали, вступив в Орден, человек остается верен ему до конца.
– Ну-ну... – задумчиво пробормотал отец Пейн. – А журналистка? Вы едете вместе?
Я кивнул.
– Ты, помнится, обещал нас познакомить. Почему бы это не сделать прямо сейчас? Мне очень интересно посмотреть, что это за птица. Не возражаешь?
Еще бы я возражал. Слово магистра – закон!
Он достал из кармана ключи от микроавтобуса:
– Поехали, отвезу тебя на вокзал.
Мы сели в машину, тронулись. Пока ехали, я все думал о Рафаэле. Стоит ли говорить? Меня бросало в дрожь от одной мысли, в какую ярость впадет магистр. «Быть может, пока промолчать? – закралась предательская мысль. – А завтра, глядишь, Рафаэль одумается и вернется...» И я тут же одернул себя за столь гнусные идеи. Ну уж нет: во-первых, я – воин Света и не имею права скрывать что-либо от Ордена, а во-вторых, если магистру от кого-то и нужно узнать о том, что мой лучший друг проявил малодушие, так уж лучше от меня. Я собрался с духом:
– Вы должны кое-что знать, отче...
– Полагаю, речь пойдет о Рафаэле.
Я озадаченно взглянул на него: он что, уже знает? Отец Пейн смотрел на дорогу.
– Выходит, в точку, – кивнул он. – Ну, что он натворил?
Мне показалось, что он и без того уже все знает. Наверняка отец Годфрид ему доложил. Так к чему такие вопросы? Быть может, он меня проверяет: расскажу я ему или буду покрывать своего друга. Что сильнее во мне: преданность Братству Света или дружбе. Да только подобных сомнений у меня никогда не возникало!
– Рафаэль не вернулся с нами из рейда.
– Вот как? – По мне скользнул холодный взгляд. – Причина?
– Так, повздорили слегка... – И поспешно добавил: – Но, я уверен, он остается верным братом Ордена. Просто у него сейчас сложный период в жизни...
– Наши жизни нам не принадлежат, – строго напомнил отец Пейн. – Став на путь воина Света, мы вверяем свои судьбы Господу нашему.
– Рафаэль прекрасно знает это. И, я уверен, ничто не собьет его с истинного пути.
– Надеюсь, что так. Надеюсь, что так, – Это было сказано таким ледяным тоном, что меня пробил озноб.
Больше, до самого вокзала, магистр не проронил ни слова. Молча смотрел на дорогу. И было в этом молчании что-то зловещее.
«Рафаэль, как ты мог? – сетовал я про себя. – Уйти! Добровольно! Больно смотреть, как покидают Орден одни из самых верных братьев. Да еще и по причинам, которые я не способен понять. Да и какие могут быть причины такого предательства? Братство – наше все, наша жизнь! Неужели кто-то может сомневаться в этом. А тут сначала старик Гулов уходит, по каким-то дурацким «идеологическим разногласиям». А теперь вот еще и Рафаэль!»
«Он вернется! – убеждал я себя. – Завтра приду на службу, а он там!» И, признаться, сам не верил в это. Я просто возненавидел того Попугая. Какого Дьявола он оказался на той стройке? Хотя я понимал, что дело не только в нем, далеко не в нем. Попугай стал лишь последней каплей, переполнившей сосуд сомнений моего товарища. А сомнения у него были, всегда! Просто я этого старался не замечать. Теперь же, припомнив все те годы, что Рафаэль провел в Братстве, я обнаружил уйму странностей в поведении друга. Сомнения, рассуждения, поступки... Так что такой финал был неизбежен. Рафаэль – отступник. Такое уже бывало. Далеко не всегда причиной ухода из Ордена становилась смерть.
Мысль о смерти напомнила мне о Красновке, куда мне вот-вот надлежало вновь отправиться. И я подумал вдруг: надо же, год назад именно на этом микроавтобусе мы отправились в этот кошмарный рейд – убивать чудовищ. И у меня невольно пробежали мурашки по коже, ведь тогда вернулись оттуда не все! Не только мы способны охотиться на чудовищ, но и чудовища на нас...
И вот мы притормозили на привокзальной площади. Я набрал на телефоне номер Жени – абонент недоступен.
– Задерживается, – ответил я на безмолвный вопрос магистра. – Но она обязательно придет. Женя – умница, ответственная.
– Не сомневаюсь, – ответил тот, глянув на меня. И мне почему-то стало неловко.
Я выбрался из машины, прошелся по парковке. В очередной раз набрал на телефоне номер журналистки – абонент недоступен. Вдруг что-то случилось?.. И вдруг:
– Слава!
Я обернулся. Женя стояла у фонаря неподалеку – темный стройный силуэт, легкая курточка развивается позади на ветру, подобно крыльям, из-за падающего со спины света растрепанные волосы сияют нимбом. В голове возникла невольная ассоциация с ангелом. Какое-то время я стоял, завороженный этим образом. И вдруг осекся: негоже так долго пялиться на девушку. К тому же наверняка отец Пейн наблюдает из машины. И отвел глаза.
– Я уж начал волноваться!
– Задержали дела по учебе, – ответила она. – А мобила села. Ну что, в путь? Поезд отправляется через тридцать минут...
В этот момент распахнулась дверца микроавтобуса, и Женя замерла, испуганно уставившись на выбирающегося из машины отца Пейна. Конечно, ее испуг был понятен, учитывая, что мы ловим маньяков, а вчера оба едва сами не стали их жертвами.
– Ах да, забыл тебе сказать, – поспешил я успокоить ее. – Познакомься, это отец Пейн – магистр нашего Ордена. Я тебе о нем рассказывал. Отец Пепйн, это – Женя, журналистка.
– Здравствуй, дитя мое! – ласково сказал магистр.
Он протянул руку. Она пожала ее, едва прикоснувшись пальцами, все еще испуганно глядя на него.
– Значит, это ты писала те статьи? – спросил отец Пейн.
– Н... нет, – выдавила наконец она из себя.
Магистр удивленно глянул на меня.
– Женя хочет сказать, что лишь обрабатывала чужой материал, который ей передавали, – объяснил я. – Автора же мы сейчас и пытаемся найти. За тем и едем в Красновку.
– Похвально, что ты занимаешься этим делом, – одобрительно кивнул магистр, с интересом разглядывая журналистку. – Рад, что наши цели совпадают.
– А вы знаете мои цели? – как-то уж чересчур дерзко выпалила она.
– Ну как же, цель нашего Ордена – борьба со злом. Твоя разве нет?
– Я ни с чем не борюсь. Мне просто любопытно.
– Не важно, каковы наши мотивы, главное – результат. Неисповедимы пути Господни, которыми он ведет нас. Но если в итоге Свет торжествует над Тьмой – ты на верном пути.
– Я верю, что сама выбираю свою судьбу, – ответила она, глядя на отца Пейна с откровенным презрением. – Да и вообще, по мне как-то глупо считать себя марионеткой, которой, дергая за ниточки, управляет какое-то существо, каким бы могущественным оно ни было. А в вашем случае, так еще и вымышленное.
Я напрягся: «Что она несет? Она вообще понимает, с кем разговаривает! Одно дело со мной молоть всю эту еретическую чепуху. Но говорить так с самим магистром!.. Он и за меньшее спускает собак!» Однако, когда я взглянул на отца Пейна, увидел, что тот смотрит на журналистку не строго, скорее с любопытством, как на диковинного зверька.
– Да, Михаэль говорил, что ты прохладно относишься к нашей вере, – со снисходительной улыбкой сказал он. – Можно полюбопытствовать, почему?
– Нельзя! – И, заметив мой возмущенный взгляд, ответила, скорее мне: – Почему я должна обсуждать такие темы с незнакомым человеком?
– Так давай познакомимся, – воскликнул отец Пейн. – До отправления поезда ведь есть еще время. Не против, если мы присядем и поговорим?
Женя открыла было рот, но я опередил ее «Против»:
– Конечно же, у нас найдется время.
И едва ли не силой усадил журналистку на стоявшую рядом лавочку.
– У меня, кстати, для подобного случая кое-что припасено, – сказал магистр и пошел к микроавтобусу.
– Ты чего творишь? – шикнул я на Женю.
– А что такого? – Та пожала плечами, сердито поглядывая вслед отцу Пейну. – Он же твой, а ни мой приятель.
– Можно хотя бы проявить уважение?
– Не знаю, как твое, но мое уважение надо еще заслужить.
– Он старше тебя раза в два!
– Тоже мне, аргумент, – усмехнулась она. – По-твоему, любой какой-нибудь гнусный старикашка, отравляющий жизнь всем окружающим и не совершивший ничего полезного за всю свою поганую жизнь, достоин уважения лишь за то, что дотянул до седин? Нет уж! Уважать можно за хорошие дела, а твой магистр пока ничего хорошего лично мне не сделал.
– Это – самый светлый человек, которого я знаю! – пылко возразил я.
– Вот ты и уважай.
Я покачал головой: «Ну что за противная девчонка! Видать, мало ее в детстве пороли. Уважение к окружающим нужно вколачивать с пеленок».
Между тем вернулся магистр, держа в руке бутылку красного вина и пластиковые стаканчики. Присел на лавочку, наполнил три стаканчика.
– Так сказать, за знакомство.
– Не думаю, что это хорошая идея, – скривилась Женя. – Если вы, конечно, не хотите попасть под статью за спаивание несовершеннолетних.
– Я думал, что ты студентка, – удивился магистр.
– Ну да, студентка. Только первокурсница. Мне еще семнадцать.
– На первом курсе, конечно же, все студенты ведут трезвый образ жизни, – усмехнулся он. – Ну-ну. Сам я, конечно, студентом не был, учился в духовной семинарии. А вот брат мой был. Учился, кстати, в вашем же вузе. И праведным его поведение даже на первом курсе назвать было нельзя. Однажды его чуть не отчислили. Хорошо, пожалел ваш ректор. Он, кстати, до сих пор у вас главный? Этот, как его... Филиппов.
– Филлимонов, – поправила Женя. – Павел Сергеевич.
– А, точно! – кивнул магистр.
Меня это, признаться, удивило. Ведь наш магистр лично знаком со всеми важными людьми Погорья, а со многими даже приятель. Но я сообразил, что он просто проверил Женю, действительно ли она там учится.
– Ладно, не хочешь – твое право, – согласился отец Пейн, насмешливо поглядывая на нее, и выплеснул содержимое одного стаканчика на землю.
– Простите, но я тоже откажусь, – сказал я. – Хочу иметь светлую голову на задании.
– Похвально, – кивнул магистр, выплеснув и второй стаканчик. – А я вот, пожалуй, выпью.
– Ничего, что вы за рулем? – напомнил я.
– И кто ж меня остановит?
И, словно в подтверждение его слов, проходящие мимо два патрульных милиционера с почтением склонили головы, а один даже сказал:
– Добрый вечер, отче!
– Да осветит Господь твой путь, сын мой, – ответил отец Пейн.
Тут не поспоришь, не найти в Погорске человека, который бы не знал нашего магистра, а большинство его любят и уважают. За последние годы авторитет отца Пейна, как и нашего Братства Света, возрос до небес.
– А вообще, ты прав, – вдруг кивнул отец Пейн. – Я лучше пешком прогуляюсь, отсюда до храма недалеко.
И он бросил мне ключи от микроавтобуса:
– Вам ведь машина нужнее. К тому же, ты, в отличие от меня, не пил. Выходит, теперь вы можете не торопиться на поезд.
Женя с досадой закусила губу. Магистр же откинулся на спинку лавочки и снова поднес стаканчик ко рту.
– Мы называем вино кровью Христовой, – сказал он, с наслаждением пригубив.
– И вы еще удивляетесь, почему я так отношусь к вашей религии, – хмыкнула журналистка.
Я зыркнул на нее, но отец Пейн сделал знак, мол, пусть продолжает:
– Объясни, дитя.
– Я хотела бы задать встречный вопрос: чем лично вам не угодили другие религиозные течения? – вдруг как-то неожиданно осмелев, парировала Женя. – За что вы на них так взъелись?
– Кто тебе сказал, что мы на них, как ты выражаешься, взъелись? – прищурившись, глянул на нее отец Пейн. – Суть нашей веры: нести мир и добро.
– Ой, вот только мне не надо этого вкручивать, – усмехнулась она. – Я ведь журналистка и прекрасно знаю, что происходит в городе, в курсе всех новостей. И наслышана о методах и поступках вашего так называемого Ордена. Честно сказать, мне наплевать. Почти у каждого человека есть те, кого он презирает. Кто-то бьет морду за то, что ему эта морда не понравилась, другой пырнет ножом чужака, появившегося в его деревне, а иной стреляет в людей по приказу. Найдется множество причин для проявления агрессии. Ваша – иная вера. Вот я и спрашиваю: почему? Чем вам другие религии так не угодили? Ответите вы, отвечу и я.
– Ты ошибаешься, дитя мое, – покачал головой отец Пейн. – Да, порой мы поступаем весьма жестко. Но вовсе не из ненависти. Наоборот, мы желаем лишь добра. Мы помогаем заблудившимся обрести верную дорогу.
– Кулаками?
– Иногда и кулаками, если иные средства не помогают. Когда родитель наказывает ребенка за скверные поступки, разве он делает это из ненависти? Наоборот – из любви к своему чаду, чтобы в будущем оградить его от ошибок. Так и мы несем свет истины, призываем людей жить по законам Божьим.
– Так они и живут, – ответила журналистка. – Мы ведь сейчас говорим о религиях, так? А значит, все эти люди, которым вы, как вы выразились, несете свет истины, и без того верят в бога. Ведь практически в каждой религии есть некое высшее существо – демиург, который создал мир и управляет им. Просто различные верования называют его по-своему. Вы же пытаетесь навязать им свои понятия.
– Бог есть один! – с жаром воскликнул я.
– Уверенна, вам это скажет представитель любой веры. Причем, под этим одним он будет подразумевать своего.
– Их боги, суть – Сатана! – сказал отец Пейн. – Стоит только взглянуть на их божков и на то, как эти люди им молятся. Все эти язычники, поклоняющиеся жутким деревянным истуканам, буддисты с их женоподобными Буддами, индуисты с многорукими чудовищами. Даже иудеи и мусульмане, которые ближе остальных стоят к пониманию истинного бога, искажают нашу веру до уродства. Не говоря уже о том, какую ересь все они несут и об их еретических атрибутах и обрядах. Это же мерзость!
Магистра аж передернуло от отвращения.
– У вас в каком-то из писаний есть отличная метафора, о том, что некоторые соринку в чужом глазу видят, а у себя бревна не замечают, – возразила Женя. – Так вот, вас послушать, у вас в глазах – целый лесовоз. Вы когда-нибудь пробовали взглянуть на свою церковь со стороны? Понимаю, что вы ко всему этому привыкли и для вас это не выглядит странным. Но я – человек посторонний, меня воспитывал отец-атеист, который верит лишь в науку. Потому для меня ваши атрибуты тоже выглядят весьма странно, более того – мрачно. Судите сами: все у вас «на крови», сплошь страдания, самоистязания, какие-то жестокие обеты, вроде таскания власяниц и целибата, – Говоря это, она покосилась на меня. – В почете у вас мученики, блаженные-сумасшедшие, асоциальные отшельники – то есть люди, по которым плачут психоаналитики, если не психиатры. На картинах вы изображаете какие-то отрубленные головы, окровавленные тела, прибитых гвоздями или истыканных стрелами людей. Ваши священные писания наполнены карами Господними, да частенько такими, что не каждому маньяку или тирану на ум придут. Пьете вы «кровь Христову», вкушаете «плоть его». Храните и возите повсюду трупы, да еще и поклоняетесь им...
– Мощи! – поправил я.
– Как не назови, сути не меняет, – отмахнулась Женя. – Для меня все это выглядит, как какой-то мрачный культ смерти.
– Все это – символы, значение которых ты просто не понимаешь, – попытался объяснить я. – Возможно, пока.
– Какие-то мрачные символы, – ответила она. – Я бы предпочла вместо отрубленных голов – цветочки, а вместо скорбных мин – улыбки.
Отец Пейн уже не улыбался, взгляд его стал ледяным.
– Женя просто еще слишком молода, чтобы понять суть нашей веры, – попытался я заступиться за нее. – Еще не доросла. Мудрость приходит с годами. Ведь многие верить начинают только ближе к старости.
– Ни к старости, а к смерти, – поправила она. – И я прекрасно понимаю, почему. Как сказал один уважаемый мною человек: «Не бывает атеистов в окопах под огнем». Люди просто боятся умереть, точнее, опасаются неизвестности: есть ли что-то там, за чертой. Вы же им постоянно говорите, что жизнь смертью не оканчивается, и рассказываете о бессмертии души. Да еще и убеждаете, что тех, кто следует за вами, ожидает прекрасное местечко под названием Рай, а всех, кто не с вами – адское пекло и вечные муки. Вот люди и начинают ближе к смерти бегать в церковь. Так, на всякий случай: вдруг там и правда все это есть?
– Что ж в этом плохого? – удивился я. – Хорошо, если хотя бы в конце жизни человек становится на путь праведника.
– Праведника ли? – усмехнулась она. – Или труса, признавшего чужое мнение под угрозой жестокой расплаты? Скажи, если маньяк перестает убивать только потому, что над ним нависла смертная казнь, разве ты можешь сказать, что он перевоспитался и стал праведником? Но я всех этих людей не виню, все мы боимся умереть, это естественная реакция – инстинкт самосохранения. Под угрозой смерти согласишься с чем угодно. Вы же грозите не просто смертью – кошмарной вечностью! Чего тут удивляться, что у вас так много последователей, особенно стариков. Вот только меня удивляет другое. В мире существует множество религий, и практически в каждой есть свое послесмертие. Так почему бы одновременно не поверить в какого-нибудь Зевса? Вдруг древние греки были правы, и после смерти нас ждет царство Аида? Или можно приносить жертвы Одину, на всякий случай – вдруг окажешься в Вальхалле? Я так и вовсе могу выдумать, что после смерти человек отправляется на чудесную планету Мимитрям, где злые мимитрямбики издеваются над всеми, кто в них не верил при жизни. Так почему бы и в них на всякий случай не поверить?
Отец Пейн угрюмо молчал. Пока она говорила, я наблюдал за выражением его лица. Он смотрел ох как недобро, а кулак его сжимал стаканчик с такой силой, что еще немного и прольется кроваво-красное вино. Я понимал, что еще слово – и он сорвется. И без того удивлялся, как это она так долго безнаказанно говорит столь еретические речи. Видимо, магистра сдерживало лишь то, что эта барышня нам еще нужна.
– Вообще, меня поражает то, что в мире так много людей с религиозным мышлением, – продолжала Женя развивать эту тему, не замечая, что уже ступает по тонкому льду. Видимо, вошла во вкус. Мне даже показалось, что она специально все этого говорит, словно дразнит магистра, хочет его вывести из себя. – К примеру, упомянутые древние греки верили, что на горе Олимп тусуются боги. А попробуй в этом сейчас кого-нибудь убедить! Тебе ответят, что люди давно вскарабкались и на Олимп, и на Эверест, и на прочие вершины и никаких богов там не нашли. Но зато когда речь заходит о христианских Небесах и живущем там Боге, многие, даже весьма образованные люди, вдруг соглашаются, мол, да, это все правда. Хотя мы давно поднялись ни то, что выше облаков – слетали в космос! И что-то никто не увидел там ни Бога, ни Рая. Да что говорить, даже какие-нибудь ученые профессоры могут запросто говорить о Большом взрыве, палеонтологии, происхождении человека, и одновременно верить в Ветхий завет, где рассказывается о том, что Землю создали за семь дней, а люди произошли от одного единственного чувака Адама. По мне, так человек, который верит в любого бога, мало чем отличается от того, кто верит в каких-нибудь рептилоидов. И те, и другие утверждают вещи, которые никак не могут доказать...
– Хватит! – рявкнул отец Пейн, сверкнув глазами.
Женя умолкла, но смотрела в ответ по-прежнему дерзко, без смущения.
– Вы спросили – я ответила! – пожала она плечами. – Впрочем, если вам все это нравится – это же ваше личное дело. Как говориться, в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Точно так же и в свой я кого попало не пускаю. Я говорю лишь о том, что вы презираете людей за то, за что и вас самих могут презирать другие. Ваши убеждения – ваше личное дело. Нравиться вам – поступайте так, верьте во что угодно. Но, тогда не обсуждайте других: следите за своими бревнами, а ни чужими соринками. Вообще, меня в этом плане удивляют многие христиане. Вы постоянно говорите о добре, любви и всепрощении, сами же при этом частенько совершенно нетерпимы к чужим мировоззрениям. Вся ваша история – сплошь крестовые походы и борьба с ересью. Быть может, пора перейти от слов к делу и действительно нести людям мир и добро? Иначе чем вы отличаетесь от тех маньяков, за которыми мы сейчас гоняемся? Те, наверняка, тоже уверены, что, сжигая заживо людей, делают мир лучше.
Раздался хлопок – кулак отца Пейна сжался, пластиковый стаканчик лопнул, и кроваво красное вино брызнуло во все стороны, потекло по его пальцам. Женя испуганно умолкла, видимо, поняла, что, если она продолжит в той же манере, в следующий раз брызнет вовсе не вино, а кровь из ее разбитого лица. Она поспешно встала.
– Я отлучусь ненадолго, – и тихонько добавила: – Вы же не против, если кто-то отлучается?
И пошла, словно триумфатор гордо вскинув голову.
Вот же нахалка! Ведь явно ж последней фразой намекнула на «отлучение от церкви»! Я уже тысячу раз пожалел, что позволил магистру встретиться с этой еретичкой. Как же я был рад, что она ушла, хоть и ненадолго.
– Глупая еще, молодая, – сказал я, как бы оправдываясь, словно это моя вина в том, что ее голова забита всей этой ересью.
Магистр молчал, о чем-то, нахмурившись, размышляя. И в тот момент я не на шутку испугался: когда дело будет сделано, и журналистка станет не нужна, не захочет ли он проучить еретичку? Я вспомнил вдруг недавний рейд, как я бью девчонку на языческом шабаше. Смогу ли я так же поступить с Женей?
Она вернулась. Я переживал, что журналистка вновь продолжит свои богохульные речи, но Женя, быть может, заметив мое напряжение, да и реакцию отца Пейна, вдруг примирительно улыбнулась:
– Извините, быть может, я тут наговорила много всего лишнего. Я вовсе не хотела как-то вас обидеть или оскорбить. Лишь высказала свои соображения. Да и то, заметьте, по вашей же просьбе! Если не хочешь услышать чего-то плохого, лучше не спрашивай. Вы – спросили.
И, видя, что магистр все еще хмурится, она взяла бутылку и наполнила два стаканчика красным вином.
– Тут вы правы. Мы – молодежь, не такие уж и праведники, какими нас хотят видеть учителя.
Один стаканчик она протянула магистру:
– Давайте, за примирение.
Отец Пейн поколебался, но все же взял стакан.
– За мир! – Она выпила.
– За мир, – кивнул магистр. Но, когда пил, все не отрывал от журналистки недоброго взгляда.
– Ладно, пора мне, – проворчал отец Пейн, поднявшись, и бросил пустой стаканчик в урну. – Удачи вам в Красновке.
И он пошел, не оглядываясь.
Я проводил магистра взглядом и сурово глянул на Женю. Та, изобразив саму невинность, пожала плечами: мол, а я-то что? Впрочем, тут я сам был виноват. Знал же, какая она, но позволил им говорить на такие темы. Впредь буду осторожнее!
– Ладно, что было, то было, – вздохнул я. – Пора заняться делом.
И, тряхнув ключами от машины, улыбнулся:
– Зато есть и свой плюс: на этот раз не на поезде!
Правда, тут же несколько смутился, поймав себя на мысли: как школьник какой-то, который хвастается перед девчонкой папиной машиной. Будто я пытаюсь произвести на нее впечатление...
Мы сели в микроавтобус. Мой взгляд упал на крестик, болтающийся на зеркале, и вспомнились слова Жени: «Быть может, пора нести мир и добро? Иначе чем вы отличаетесь от тех маньяков, за которыми мы сейчас гоняемся?» Почти то же самое совсем недавно имел ввиду Рафаэль. Прежде, чем уйти.
– Что-то случилось? – спросила Женя. От нее не ускользнуло мое смятение.
– Так, ерунда.
– Нет, не ерунда, – И потребовала: – Давай, колись, что не так?
– Я сегодня бил человека, – хмуро ответил я.
– Ну, зная тебя, не удивлена, – усмехнулась она. – Ты не похож на пацифиста.
– Проблема не в том, что я бил. А в том, что это был мой лучший друг.
– Вот как? Зачем тогда бил?
– Потому, что он был не прав!
– У меня такое чувство, что ты сам не очень-то веришь в это. Быть может, он был прав?
– Нет! – Я ударил кулаком по рулю. – Ладно, забудь!
Я повернул ключ в замке зажигания. Мы поехали. Молча. Позади остался вокзал, усеянные желтыми огнями окон черные коробки многоэтажек, наконец мелькнуть знак с перечеркнутым красной полосой словом «Погорск». Женя не выдержала тишины:
– Этот друг. Он тоже из вашей... церкви?
Едва не сказала «секты», подумал я.
– Мы пришли в Орден почти одновременно.
– Давно?
– Нам было по двенадцать, – Я глянул на нее: – Решила покопаться в моей личной жизни?
– Обещаю, что не стану писать об этом в газету, – рассмеялась она. – Хотя, если история будет очень интересной...
– Твои читатели уснут от скуки. Да и ты тоже, а нам еще ехать не меньше часа. Тоскливо будет рулить под твой храп.
– Обещаю, что не усну, – Она ткнула меня кулачком в плечо. – Ну, не будь занудой. Мне правда интересно, как тебя занесло в эту тусовку.
– Меня не занесло! И это – не тусовка!
– Хорошо-хорошо: как ты попал в столь просвещенное общество, о, великий воин света?
– Иди ты!..
– Ну, Славочка, не обижайся, я больше не буду, – Она состряпала жалобную мордашку. Ну как на нее можно дуться? – Конечно, сама я не особенно люблю все, что связано с религиозной темой. И все же мне интересно, как люди вообще попадают в подобные сообщества. В мире ведь много верующих людей. Я бы даже сказала, что большая часть населения Земли верит в какие-то Высшие силы. Однако лишь единицы приходят в религиозные общины. Что их туда ведет? Нехватка общения, идеологические принципы или в какой-то момент на них вдруг снисходит просветление?
– В моем случае – ни то, ни другое и ни третье, – ответил я и замолчал. Вовсе не потому, что я не имел права об этом рассказывать. Ничего секретного в моей биографии нет. Просто решил ее немного подразнить – я же видел, что ее прямо-таки распирает от любопытства.
– Нет, если ты не хочешь, можешь не рассказывать... – Женя произнесла это с такой обиженной миной, что я невольно улыбнулся – ненасытное женское любопытство.
– Тринадцать лет назад погибли мои родители, – все-таки начал я, – В их машину въехал пьяный водитель на грузовике.
– Сочувствую.
– Мне в то время было восемь. Бабушек-дедушек к тому времени у уже не осталось, теткам-дядькам на мою судьбу было плевать, так что меня должны были отправить в детский дом. К счастью у меня была взрослая сестра, старше меня на одиннадцать лет. И ей, как совершеннолетней, позволили оформить опеку.
– Это была Рита? – спросила Женя.
– Она, – кивнул я, и, глянув на нее, заметил: – Удивлен, что ты до сих пор не записываешь. Как статью-то писать будешь?
– У меня хорошая память. Продолжай.
– Вот и представь себе: молодая 19-летняя девчонка, пару лет, как поступила в университет. В таком возрасте по дискотекам с парнями гулять, а ей на шею посадили малолетнего брата. Но Ритка выдержала. Кормила меня, одевала, для чего ей пришлось устроиться на вечернюю работу, ходила на родительские собрания в школу. В общем, заменила мне мать. Жили мы в квартире родителей. Я и сейчас там живу. Потом нас стало трое – Рита встретила парня, Сашу. Правда, встречались они всего около года. Саша был священником, и вскоре его отправили в один приход, далеко, в какую-то таежную деревню. Рита любила его, но с ним не поехала. Думаю, из-за меня.
– Винишь себя за то, что они расстались?
– Возможно, будь они вместе, она до сих пор бы жила.
– Как ты любишь говорить, пути Господни неисповедимы...
– Не начинай, – оборвал я, чувствуя, что вот-вот может вновь вспыхнуть религиозная дискуссия. И этот спор я бы проиграл. Ведь это – слабое звено в цепи моих убеждений, так как я не раз задавал вопрос Небесам: «За что? Почему Рита?» Но так и не получил ответов. – В общем, Рита с ним рассталась. Саша уехал, и я думал, что никогда его больше не увижу. Однако судьба распорядилась иначе. Девять лет назад Рита поехала на раскопки, организованные их университетом. И не вернулась.
Я умолк, чувствуя, как снова в груди закипает ярость. Как всегда, когда я вспоминаю о том, что произошло с тобой, любимая сестра!
– Да, я знаю, как все было, – тихо сказала Женя. – Я же писала об этом.
– Мне тогда едва исполнилось двенадцать. Вот так я потерял всех близких, спустя четыре года после смерти родителей лишился еще и сестры. К тому же мне снова грозил детдом, я ведь был ребенком. Можешь представить мое состояние? И вдруг появился Саша, тот самый священник, с которым когда-то встречалась сестра. В тот год он только основал христианскую общину – орден Братство Света.
– Это был отец Пейн? – удивилась она.
– Он забрал меня к себе, заменил мне отца, научил всему, что я знаю. Ты недавно сказала, что этого человека не за что уважать. И как, по-твоему, заслуживает он уважения?
Она задумчиво смотрела на дорогу.
– Вот и вся история, – сказал я. – Ну как, удовлетворил твое любопытство?
– Ага, было очень увлекательно, – Женя зевнула, свернулась калачиком на сидении, закрыла глаза и захрапела.
Ей бы только шутки шутить!
– Кстати, – Она кокетливо приоткрыла один глаз. – Извини за нескромный вопрос. Ты говоришь, что в этом Братстве Света с двенадцати лет. А у тебя были когда-нибудь отношения... с девушками.
– Нет, мне это не нужно, – хладнокровно заявил я. – Вступив туда, я сразу принял обет безбрачия. Вера заменила мне все!
– Это у вас обязательное условие? Разве у вас в общине нет женатых? К тому же, ты сам сказал, что ваш магистр когда-то встречался с твоей сестрой. Значит, отношения с противоположным полом не возбраняются.
– Не для меня. Я – воин Света. Это особый статус в Ордене. Ничто не должно отвлекать меня от борьбы со злом!
– И тебе никогда не хотелось...
– Нет!
Я старался даже не смотреть в ее сторону.
– Честно сказать, никогда не понимала этой странной религиозной традиции – безбрачия и воздержания, – задумчиво проговорила Женя. – Вы же сами говорите, что человека создал бог. Выходит, это он дал ему такой способ размножения. А значит, секс – вполне естественный процесс, причем, угодный самому богу, иначе бы он придумал для этого что-нибудь другое, какие-нибудь споры или почкование. И даже наслаждение, получаемое в процессе соития, если следовать вашей теории сотворения – тоже придумано вашим создателем. Так для чего же тогда самые ярые почитатели бога относятся к этому как к чему-то плохому? Воздерживаются, вместо того, чтобы не только продолжать свой род, но и наслаждаться этим богоугодным процессом.
– Наша вера не запрещает мужчине и женщине делить ложе, если, конечно, это законный брак. Но это лишь для обычных людей – мирян. Мы же – самые рьяные служители, душой и телом принадлежим Господу и только ему. К тому же, усмиряя плоть, мы подвергаем себя испытанию, укрепляем свою волю. Так Всевышний проверяет нас.
– Богу-то какой от этого прок? Ему что, нравится вас мучать? Садо-мазохизм какой-то, тебе не кажется?
Я метнул в нее сердитый взгляд, но, увидев по ту сторону очков ее искренне-наивные глаза, смягчился: «Она далека от истины, просто не понимает».
– Пути Господни неисповедимы, – ответил я привычной формулой.
– Ах, ну да. У вас на все такой аргумент: если чего-то не знаешь, ссылайся на бога, мол, это все он придумал, а его замыслы не обсуждаются.
Я молчал, пристально глядя на освещенную фарами дорогу.
– Ладно ты, не нервничай. Я ведь чисто из любопытства. Мне правда интересно, я ведь не очень-то шарю в ваших делах. Я спрашивала вовсе не для того, чтобы тебя задеть, подразнить или, не приведи кто-то там... соблазнить.
Последнее слово она промурлыкала таким бархатным голосочком, что я усомнился, так ли это.
– Ну что, мир? – Она протянула руку.
– Мир, – Я слегка пожал ее теплую ладошку.
– Ну и прекрасно! – Она зевнула. – Ух, скоро уже приедем? Я прошлой ночью почти не спала, а дорога вгоняет в сон. Ели ты не против, я все-таки чуток вздремну.
И, сказав это, она откинулась на спинку сидения. При этом ее короткая юбочка поползла вверх, обнажив стройные ноги, и у меня возникло чувство, что не случайно. Вот же плутовка! Господи, не введи во искушение!..
Чем ближе становился этот жуткий поселок, тем муторнее было у меня на душе. Фары выхватывали придорожные столбы: один, второй, третий... А слева и справа, там, где обрывался свет, зловеще чернел лес. Тот самый лес, где год назад преследовала меня кошмарная тень, где сбила с ног, и сверкнули в свете луны клыки и пылающие дьявольским огнем глаза. И когда за очередным столбом с номером километра появился знак с надписью «Красновка», я вдавил педаль тормоза, и машина замерла перед ним, словно перед невидимой стеной.
«Спокойно! – упрекнул я себя. – Ты же воин Света! Ты не должен пасовать перед силами Зла, насколько б могучими они ни были! К тому же ты уже был недавно в этом поселке, и никакие монстры там по улицам не разгуливают. Соберись и вперед!» Да только меня не покидало ощущение, что то существо, которое преследовало меня в ночном лесу, все еще здесь, совсем рядом.
Я вздрогнул, заметив боковым зрением движение. Но это всего лишь проснулась Женя. Ее близость придала мне сил и уверенности – не могу же я ударить лицом в дерьмо перед слабенькой девушкой! Журналистка вопросительно глянула на меня, мол: чего стоим?
– Приехали. Куда теперь? – спросил я, стараясь говорить как можно увереннее.
Она достала бумажку с адресом, который мне дал старик Гулов. Замечательно: название улицы и номер дома нам сейчас весьма помогут! Ведь по ту сторону придорожного знака простирается спящий поселок.
– Как же мы найдем нужный дом в такое время?
Но выбора не было, мы уже на месте.
– Ладно, может, все-таки встретим какого-нибудь припозднившегося прохожего и спросим.
Я снова запустил двигатель и, наконец, пересек так пугающую невидимую стену.
Нам повезло. Несмотря на позднее время суток, проехав пару кварталов, я заметил бредущую вдоль дороги женщину. Догнав ее, опустил окошко. Выслушав вопрос, та посмотрела на нас с подозрением. Еще бы, в таких маленьких населенных пунктах все друг друга знают, и на любого чужака глядят как на потенциального бандита. И все же она объяснила, куда проехать.
– Чего стоим? – раздраженно сказала Женя. – Поехали!
Я удивленно глянул на нее, она заметно нервничала.
– Ты в порядке? – спросил я.
– Извини, – вздохнула она. – Волнуюсь. Одно дело писать о маньяках и их жертвах, совсем другое – лично с ними общаться. А если вспомнить, что тут с нами едва не случилось вчера... Не бери в голову, делай, что должен.
Я вспомнил свои ощущения, как не мог пересечь невидимую черту. Так я – мужик, да еще и избранный воин Света. Она же – всего лишь семнадцатилетняя девчонка. Мне вдруг стало стыдно за то, что втянул ее в это опасное дело. Однако, тут она права, назад дороги нет, сделаем то, что должны!
Женя, словно прочитав мои мысли, подбодрила:
– Но я не боюсь, честное слово! Как можно бояться, когда рядом такой сильный и надежный мужчина?
Говоря это, она накрыла мою татуированную лежащую на руле ладонь своей и лукаво сверкнула глазками, вглядываясь в мое лицо. Испытывает. Но я не дрогнул, даже не отдернул руки. На меня ее чары не действуют! Хотя, в очередной раз отметил, какая смелая эта девочка. Другая б улепетывала с визгом от одного лишь слова «маньяк», а эта, даже побывав в лапах злодея, продолжает лезть в пекло, еще и умудряется шутки шутить.
Встреченная нами женщина не подвела – вскоре мы осветили фарами калитку и прибитый к ней почтовый ящик, на котором был указан нужный нам адрес. За дощатым забором виднелся дом – обычная такая деревенская одноэтажная хибара. Меня вдруг охватило волнение от осознания, какая именно встреча меня ждет. Девять лет я мечтал разыскать твоего убийцу, Рита. И вот я наконец встречусь с человеком, который может дать ответы, приблизить меня к разгадке, поможет свершиться возмездию! Распахнув дверцу, я выбрался из машины и решительно пошел к калитке. Однако Женя догнала меня и схватила за руку.
– Слава! – Обернувшись, я увидел ее обеспокоенные глаза. – Только обещай мне, что будешь держать себя в руках. Мы пришли просто поговорить. Обещаешь?
Только поговорить? Ага, как же! Хватит с меня прошлых обещаний! На этот раз ему не удастся от меня ускользнуть!..
Но она не выпускала мою руку, и мне пришлось кивнуть:
– Хорошо.
Собаки во дворе не оказалось. Женя подошла к двери, постучала. Долго никто не открывал, но я заметил, как дернулись занавески на окошке, услышал едва уловимый скрип половиц в сенях – в доме кто-то есть!
– Здравствуйте! Нам нужен Боренко. Здесь живет такой? – спросила Женя.
– Вы кто? – раздался наконец с той стороны двери голос.
– Мы договаривались о встрече. Я по поводу статей.
– Вы не одна? С вами кто?
– Друг.
По ту сторону двери повисла долгая напряженная тишина. Я, между тем, осмотрел дверь – довольно толстая, прочная. Смогу ли высадить? Но тут же перехватил взволнованный взгляд Жени, она покачала головой: не надо! Впрочем, она была права. Во-первых, в доме мог оказаться второй выход – пока б я ломал дверь, информатор мог выскочить с обратной стороны дома, и ищи его потом. Во-вторых, на шум наверняка сбегутся соседи или еще хуже – вызовут милицию. Радикальные меры лучше оставить на крайний случай. Надо держать себя в руках.
– Входите, – пробормотали с той стороны.
Послышался звук отодвигаемой задвижки.
Едва между дверью и косяком появилась щель, я рванул рукоятку на себя. Навстречу мне вылетел среднего роста паренек, на вид мой ровесник, но не упал – я поймал его за горло, втащил обратно в сени и придавил к стене.
– Девушка... привязанная к дереву... сожженная заживо... – рычал я в его выпученные от неожиданности глазища. – Говори, сука, что ты об этом знаешь!
– Слава, ты же обещал! – визжала журналистка, пытаясь оттащить меня от перепуганного информатора. – Мы же договорились!
С таким же успехом она могла отрывать изголодавшегося волка, нашедшего кусок мяса.
– Ну давай, лупи! Что же ты? – вдруг нагло заявил мне информатор. – Вот только нихрена я тебе ни скажу! Хоть забей до смерти!
Я с презрением усмехнулся. Думает, что герой, да? Все они храбрые, пака пару раз не треснешь в переносицу. Лупи, говоришь? Как скажешь! И я вскинул кулак со своей любимой татухой «1034», намереваясь хорошенько проучить наглеца...
– Чем ты, в таком случае, отличаешься от них?
Я так и замер с занесенным для удара кулаком. Информатор же горько добавил:
– Обидно, когда спасаешься от одних маньяков, чтобы попасть в руки к другим!
И тут-то до меня дошло: передо мной ведь не Артур Велин, и ни его приспешники – ни тот враг, которого я ищу много лет. Не этот паренек привязывал тебя, Рита, к дереву, не он обливал тебя бензином, не он подносил спичку и потом хладнокровно наблюдал, как ты умираешь в пламени костра. Он ведь, возможно, сам жертва! Просто жертва, которой повезло больше, чем тебе, любимая сестра: тот, кому удалось вырваться из рук убийц.
– Извини, – Я разжал пальцы, отступив. – Просто одна из жертв, та девушка, которую сожгли в лесу... Она моя сестра. Только подумаю о том, какой смертью она умерла, не могу держать себя в руках.
– Значит, наши цели совпадают, – сказал парень, потирая шею. – Я ведь сам едва не сгорел на их костре. А потому поклялся сделать все, чтобы подобное больше никогда не повторилось. Мы – союзники, а ни враги!
Он произнес это с такой решительностью, с таким жаром, что мне стало стыдно из-за того, что только что едва не свернул ему шею. Я вдруг понял, что передо мной не просто жертва маньяков, чудом избежавшая смерти. Это – боец. Иной бы после пережитого забился в щель и трясся от страха, он же начал борьбу. Этот парень, рискуя жизнью, собирал материалы об убийцах и искал способы сделать так, чтобы донести их до общественности. И я понял вдруг, что он, как и я – воин Света. Правда, сражается не оружием и кулаками, а иными методами – словом. Сражается, несмотря на смертельную опасность. Это заслуживает уважения. И я пообещал ему:
– Клянусь, мы вместе остановим их!
Информатор представился Ромой. Не знаю, быть может, это вымышленное имя. И вот, что он рассказал.
Четыре года назад, когда ему исполнилось шестнадцать, им в почтовый ящик бросили письмо с угрозами. Там говорилось, что он приговорен и должен умереть. Конечно же, парень жутко перепугался. Его отец отправился с письмом в милицию, но там сказали, что, видимо, это чья-то идиотская шутка. Никто ведь не пострадал!
Какое-то время написавшие письмо злодеи себя никак не проявляли. Рома успокоился, решил, что то послание и правда было лишь розыгрышем. А потом, когда он поздно возвращался домой, на него напали. Ему накинули на голову мешок, куда-то потащили. Он слышал голоса множества людей, чувствовал запах бензина. И он наверняка погиб бы, если б не случайность. В лес, куда его привели, нечаянно заехала машина, он видел свет фар сквозь мешковину. Это вызвало переполох между его палачами. К счастью, к тому времени Роме удалось незаметно высвободить руки из веревки и, улучшив момент, он сбросил путы, сорвал с головы мешок и бросился бежать. Его загоняли словно зверя, по лесу шарили лучи фонариков. Но беглецу посчастливилось добежать до трассы. Там его подобрал какой-то мужичек на «москвиче» и подбросил до поселка.
Утром, когда Рома выглянул в окно, увидел неподалеку от своего дома белую машину и сидящих в ней нескольких мужчин, одетых в черное. Один из них, встретившись с Ромой взглядом, указал на него и провел ладонью по шее, после чего автомобиль умчался проч. В следующие дни Рома еще несколько раз видел эту машину. За ним явно следили. Он ушел из дома, поселился у приятеля. Но спустя две недели увидел надпись на заборе красной краской: «От судьбы не уйдешь!», прямо напротив окна комнаты, где он жил. Рома стал часто менять место жительства, гостил то у одного друга, то у другого, но его всегда обнаруживали – проходило время, и он снова замечал подозрительных людей в черном. Даже когда он уезжал в другой город или поселок, вскоре и там появлялись маньяки в черном. Но он был осторожен, из дома выходил редко. Маньякам ни разу не удавалось застать его врасплох.
Этот кошмар продолжался два года. Рома понял, что его не оставят в покое, что, несмотря на всю его осторожность, рано или поздно его схватят и убьют. Он уже подумывал навсегда уехать из области, перебраться в какой-нибудь крупный город и смешаться с толпой. Однако парень оказался не из тех, кто бегает. Он решил остановить подонков: выяснить, кто они такие и почему за ним охотятся. Пролистав в библиотеках подшивки газет за последние несколько лет, под рубрикой криминальных новостей он обнаружил описания множества случаев, когда людей сжигали живьем. Их находили привязанными к деревьям, прикованными к батареям в собственных квартирах, в подвалах. А однажды до него дошел слух, что неподалеку от Погорска были убиты сразу несколько десятков человек – сожжены заживо в карьере. Стало ясно, что в области, а быть может, и за ее пределами, орудует целая банда маньяков-поджигателей.
– Я так и не понял, по какому принципу они выбирают жертв, – объяснял Рома. – Все убитые были различного возраста, национальностей, цвета волос и глаз, социального положения. Я думаю, что жертв выбирает просто жребий. Случайно выпало имя человека – и он не жилец.
– Разве можно просто так, ни за что, убивать ни в чем не повинных людей? – воскликнула Женя.
– Быть может, это какая-то игра для богатеев? – пожал плечами Рома. – Не знаю.
Он стал собирать информацию о маньяках и их жертвах, общался с очевидцами, расспрашивал друзей и родственников погибших, осматривал места преступлений. Его удивило, почему ни одно из этих злодеяний так и не было раскрыто. Ведь почерк убийств был явно схожим. Возможно, в милиции не связывали между собой эти дела. Хотя напрашивался вывод, что сделано это было умышленно, что среди поджигателей есть весьма влиятельные люди. Открыто противостоять банде садистов, да еще и со связями, Рома, ясное дело, не мог. И тогда он решили действовать иначе: сделать так, чтобы все узнали об этих преступлениях, чтобы само общество потребовало возмездия. Так и пришла идея описать все эти преступления и опубликовать в СМИ. Он начал писать статьи и через журналистку Женю публиковать в газете. И это сработало: именно благодаря этим материалам по Погорью поползли слухи о банде маньяков-поджигателей. Рома надеется, что люди будут напуганы настолько, что потребуют от властей принять меры и наказать виновных. И тогда никакие связи не помогут им избежать возмездия.
– Ну, у меня иные методы борьбы, – сказал я, хрустнув костяшками пальцев. – Мне бы только добраться до подонков. Ты знаешь какие-нибудь имена?
– К сожалению, нет, – мотнул он головой. – Не могу назвать даже подозреваемых. Но я знаю лишь одно: если вы пойдете по их следам, они сами вас найдут. Уж поверьте, испытал на себе не раз.
– Меня это устраивает, – сказал я, ухмыльнувшись. – Пусть приходят, я буду готов! Есть идеи, с чего начать?
Рома пожал плечами:
– Все, что мне удалось разузнать, вы читали в статьях. Могу лишь показать места преступлений. Одно, кстати, прямо сейчас. Убийство произошло здесь, в Красновке.
– Веди!
Мы вышли на улицу. Я было пошел к машине, но Рома сказал:
– Тут недалеко.
Мы прошли узким переулком по коридору из высоких заборов и вышли... к железной дороге, за которой чернел лес! У меня между лопаток выступил пот. Только не это! Судьба словно издевается надо мной. Почему все пути непременно ведут сюда? Этот поселок, ночь, лес, железная дорога... Все, как тогда! Быть может, так Господь испытывает меня? Проверяет мою волю?
– Все в порядке? – спросила Женя, заметив мое состояние.
– Так, вспомнилось кое-что... Идем!
Мы поднялись на железнодорожную насыпь, пошли по шпалам. Впереди сиял фонарями перрон и здание вокзала. Не доходя до него метров двести, Рома остановился, опустился на колени, провел ладонью по гравию.
– Здесь. Примерно год назад тут была сожжена очередная жертва – молодой мужчина. Его...
– ...привязали к дереву, надев на голову мешок, облили бензином и подожгли, – закончил я за него.
И на удивленный взгляд Ромы, ответил:
– Вчера то же самое едва не случилось с нами. На этом самом месте!
– Я же говорил, что, если вы пойдете по следу, убийцы сами вас найдут. Они не прощают тех, кто становится на их пути!
Заметив, что Женя с опаской озирается, я машинально стиснул в кармане кастет. Мне вдруг стало казаться, что лес вокруг ожил – полон теней, словно нас со всех сторон обступают чудовища. Я потянул из кобуры травмат. Ну давайте, мрази! Подходите! Я готов! Но лишь чудовищный лес шумел в ответ, размахивая черными мохнатыми лапами деревьев. Конечно же, они так просто не покажутся. Эти трусы нападают только со спины, когда не ждешь. Но теперь я буду готов, всегда! Больше вам не застать меня врасплох!
И вдруг я увидел зарево – вдали, между темных крыш домов словно разгорался рассвет. Хотя, какой может быть рассвет в два часа ночи? По трассе со стороны города пронеслась машина, с сиреной и сверкая маячками. Затем вторя, третья.
– О, черт! – вскричал Рома. – Это же...
И вдруг рванул в ту сторону. Мы с Женей переглянулись, и в ее глазах я тоже прочел страшное предчувствие. Мы побежали за Ромой к все больше разгоравшемуся вдали пламени. И наконец, выбежав из очередного переулка, очутились у полыхающего дома. Перед пожарищем толпились люди. Кто-то пытался тушить, таскал от колодца ведра с водой. Взялись за дело и подъехавшие пожарные, но все это было напрасно: пламя уже рвалось из всех окон.
– Бедный старик, – вздохнула какая-то женщина. – Такая страшная смерть!
– Ты знаешь, чей это дом? – спросил я Рому, с ужасом смотрящего на пылающую избу. Впрочем, и сам уже понял.
– О нашей встрече договаривался местный детсадовский сторож. Это, – Рома кивнул на пламя, – его дом!
И, перехватив его испуганный взгляд, прочел в нем: «Я же говорил, что они не прощают тех, кто становится у них на пути!»
Подбежав к забору, я распахнул калитку. Дым разъедал глаза, в лицо дышало адским пламенем, но я смог разглядеть входную дверь горящей избы. Подпертую доской!
– Слава! Слава, сюда! – раздался крик позади.
Обернувшись, я увидел, что Женя указывает куда-то и заметил убегающего человека. Человека в черном! Когда я, расталкивая глазеющих на пожар зевак, добрался до угла, за которым скрылся беглец, увидел лишь красные огни черного автомобиля. Хлопнула дверца и машина рванула с места.
– За мной! Скорее! – Схватив за руку журналистку, я помчался к нашей машине.
Я понимал, что шансов догнать подонка практически нет. И все же, едва оказался за рулем, вдавил педаль газа.
– Нет! Так не успеем! – крикнула Женя, увидев, что я правлю в сторону горящего дома старика. – Давай налево! На следующем перекрестке сверни направо, так быстрее до Погорского шоссе!
– Откуда ты знаешь?
– Запомнила, как мы сюда ехали. Не спорь! Давай!
Я послушно свернул влево. И действительно вскоре мы выскочили на дорогу. Причем, в тот самый момент, когда мимо нас проскочил черный автомобиль. Молодец, девчонка!
– Гони! – вопила она. – Давай, дави эту гниду!
Черная машина мчалась перед нами в каких-то паре метров. Попытался рассмотреть номер, тот оказался залеплен грязью. Я попробовал обогнать беглеца, тот понял это и заюлил перед нами. Пару километров я буквально дышал ему в спину. Но вот поворот. Он вошел в него, словно профессиональный гонщик, нас же едва не унесло в кювет – я еле удержал машину на дороге. Вот же ловкий поднок!
Дальше тянулось ровное и прямое словно натянутая нить Погорское шоссе. Стало ясно – это конец. Как и следовало ожидать, беглец дал газ, и его черная легковушка ракетой понеслась вдаль. Куда там за ней угнаться нашему старенькому микроавтобусу... Однако нам повезло, вскоре я вновь нагнал его. Причиной оказался «жигуленок», который не спеша тащился впереди по нашей полосе. Черный человек попытался было обогнать его, но тут же притормозил, снова сместился в правый ряд – встречка.
Я понял, что другого шанса не будет. Вдавив до отказа педаль, я выжал из микроавтобуса все, на что тот был только способен и пошел на обгон. Словно два пылающих солнца быстро приближались фары встречной машины. Я уже слышал рев клаксона несущегося прямо на нас КамАЗа. Обгоняя черный автомобиль, я успел разглядеть его водителя, но лицо у того оказалось закрыто маской-балаклавой. «Эти маньяки словно копируют наши методы...» – успел подумать, и беглец остался позади. Мелькнул и «жигуленок». Меня ослепил свет фар, оглушил вопль Жени, которая визжала, закрыв глаза руками. Но за миг до столкновения я крутанул руль и проскочил между КамАЗом и «жигуленком». Да! Получилось!.. Когда позади появился черный автомобиль, теперь уже я заюлил перед ним на дороге, не давая себя обогнать, и стал по тихой сбрасывать скорость, чтобы остановить негодяя и прижать к обочине.
И вдруг нашу машину сотряс удар – черная легковушка протаранила левый угол микроавтобуса. Пока я тщетно я пытался удержать управление, нас сотряс второй удар. Микроавтобус завертело. Завизжали тормоза. Слева мелькнул белый столбик с цифрой километра, навстречу ринулась стена кустарника, раздался треск ломаемых веток, перед лобовым стеклом замелькали листья, и машина замерла, ткнувшись мордой в земляной холм.
Я здорово приложился лбом о руль, но, несмотря на боль, тут же выскочил из машины, выбежал на трассу. Но увидел лишь исчезающие вдали красные огоньки.
– Проклятье! Вот же сука! – вопил я, позабыв о том, что истинный воин Света не должен сквернословить. – Ублюдок херов!
И тут вспомнил о Жене. Как она? Я помчался обратно к машине, ругая себя за то, что в этом стремлении догнать убийцу, едва сам не погубил человека. В этой погоне я как-то позабыл о том, что нахожусь в машине не один, что рискую не только своей жизнью, но и ее. Правая дверца машины была распахнута. Женя лежала рядом на траве запрокинув голову. Неподвижно!
Я тронул ее за плечо. Не шевелится! Поспешно достал телефон: надо вызвать скорую! А вдруг, пока будут ехать медики, она умрет? Впрочем, связь все равно не ловила. Растеряно убрал телефон в карман. Подняв девушку на руки, поспешил к дороге, положил ее у обочины. С надеждой посмотрел по сторонам – ни одной машины. Никого, кто мог бы помочь! Что делать-то? Господи, что же делать? Приложил ухо к ее груди, но так и не понял, бьется сердце или нет. Черт возьми, как поступают в таких случаях? Я ведь не медик! Искусственное дыхание? А если да, то как это делается?.. Припомнив, как это выглядело в кино, я набрал в легкие воздуха, приоткрыл ей рот, прижался к нему губами... и почувствовал, как ее руки сомкнулись у меня за спиной!
Я в ужасе отпрянул.
– По законам жанра в такие моменты принято целоваться, – сказала она, улыбнувшись и распахнув глаза.
– Да иди ты! – Я нервно высвободился из ее объятий. – Нашла время для шуток!
– Но скажи ведь, было круто, а! Вот это погоня! Аж дух захватило, ух!..
Волосы ее были растрепаны, глаза сверкали. Этакая дьяволица... Она встала, подошла, коснулась моего окровавленного лба:
– Ты сам-то как?
– Пустяк.
– Точно пустяк? Помощь не нужна? Как насчет исцеления руками? – Она нежно провела пальцем у раны. – Ты ведь веришь в чудесные исцеления, а?
– Да ну тебя! – Отбросив ее руку, я зашагал обратно к машине.
День четвертый
В город мы вернулись часа в три ночи. Я подвез Женю до общаги. Сам домой вошел в половине четвертого. До утра пролежал на жесткой кровати, глядя в потолок, но так и не смог уснуть. Перед глазами все стоял пылающий дом Гулова. И я представлял себе старика задыхающимся в дыму, кричащего, как его пожирает огонь. Они ведь всегда сжигают людей заживо! «Скоты! Это вам с рук не сойдет!.. – в который раз обещал я и, глядя в скрытые за потолком Небеса, спрашивал: – Господи, как ты допускаешь такое? Как позволяешь такой мерзости бродить по земле?» И сам же отвечал на этот вопрос: «Не позволяет! Для этого у него есть воины Света, те, кто свершит кару Господню. Мы – Его оружие против Зла!»
Едва забрезжил рассвет, я поднялся, привел себя в порядок и побрел на работу. Впервые заявился так рано, что пришлось самому отпирать офис и снимать его с сигнализации, чем весьма удивил коллег. Даже Попугая. Тот, как оказалось, тоже явился на работу. А я-то думал, что он будет лежать где-нибудь на больничной койке и зализывать раны. А зализывать было что – морда вся в ссадинах, отчего он походил на зомби. Да уж, неплохо я его вчера отделал. Но, видимо, маловато, так как на нем оказались все те же разноцветные шмотки.
– Ого! Кто это тебя так? – Нагло глядя ему в глаза, жму руку. – Ты скажи, а то, может, помощь нужна?
– Насилием можно породить лишь еще большее насилие, – изрекает он в своей обычной манере.
Как же мне захотелось снова треснуть кастетом по этой буддистской роже с приклеенной пацифистской улыбочкой – с трудом сдержался, чтобы не выбить зубы прямо тут, не выходя из офиса. Мерзкие еретики! Ничего, когда-нибудь мы отчистим мир от этой скверны! Сами будете гореть на этих гребаных кострах!
Я просидел полдня, тупо пялясь в монитор. Работа – последнее, о чем я мог сегодня думать. После обеда сказал шефу, что плохо себя чувствую и отпросился якобы домой. Сам же пошел в храм. Магистра там не оказалось, он поехал осматривать стойку. Вот уже около года наше Братство возводило новый храм. Не всегда же называть этим словом бывший кинотеатр.
Новый собор Света Господня возвышается в центре города на берегу реки Гербы. Своими размерами это величественное сооружение превзошло даже крупнейший городской храм, который когда-то стоял на этом же месте с середины XIX века, пока его не взорвала советская власть в начале XX-го. Именно благодаря этому нам удалось заполучить столь престижную территорию – магистр отец Пейн смог убедить городские власти, что эта земля издревле принадлежала церкви, и что ее необходимо вернуть верующим. Осложняло ситуацию то, что после сноса старого храма здесь выстроили центр для глухонемых. К тому же, узнав о том, что землю могут передать религиозной организации, тут же вклинилась православная церковь с требованием отдать территории им, мол, собор-то тут стоял православный! К счастью наши люди из городской администрации смогли поддержать интересы Ордена. В итоге центр для глухонемых снесли, и началось строительство, которое мы, конечно же, не потянули бы без щедрых пожертвований прихожан, среди которых есть немало весьма состоятельных людей.
Когда я вошел в золоченые двери нового собора, нашел магистра отдающим распоряжения художникам. Храм был почти готов, уже заканчивались отделочные работы.
– Михаэль! – Отец Пейн, увидев меня, пошел мне навстречу. И обвел рукой величественные своды собора: – Ну как? Скажи ж, грандиозно! Этот город еще не видел такой красоты! Да уж, еще пара дней, и будет официальное открытие.
Но, заметив мое обеспокоенное лицо, магистр вздохнул:
– Слышал о Гулове. Бедный старик.
Он сделал жест рукой, мол, пойдем, нечего обсуждать такие вещи в святом месте. Мы вышли на улицу, прошли к парапету набережной.
– У нас с ним в последнее время, кончено, были разногласия, – сказал отец Пейн. – Но все равно он был одним из нас. Гулов стоял у истоков Братства Света. Мы обязательно справим по нему панихиду на вечерней службе.
Он глянул на меня:
– Думаешь, это они?
– Уверен. Я сам видел убийцу и едва не догнал.
– Запомнил его лицо? Или номер машины?
– Номер был замазан, на лице – маска. Прямо как у нас, во время рейдов.
Магистр покачал головой:
– Жаль.
Я вкратце пересказал магистру события минувшей ночи.
– За машину не беспокойся, – сказал он. – Орден оплатит ремонт. А этот твой информатор, он еще будет помогать тебе?
– Обещал показать места преступлений. Мы договорились встретиться с ним здесь, в Погорске. Сегодня, когда стемнеет.
– Почему ночью?
– Боится, что днем его выследят, – ответил я. – Он скрывается. Говорит, что его постоянно выслеживают. А, судя по тому, что случилось со стариком, опасается он не зря. Хотите пообщаться с ним лично? Приволоку за шкирку...
– Нет-нет, – мотнул головой магистр. – Пока не стоит. Пока что наблюдай, запоминай, смотри в оба. Быть может, встретишь еще кого-нибудь причастного к преступлениям. Сейчас важно собрать как можно больше информации об убийцах, чтобы потом этих чудовищ призвать к ответу и самих спалить на праведных кострах.
Магистр повернулся к реке, по которой скользил прогулочный теплоход с надписью «Москва».
– Что Рафаэль?
Конечно же, я знал, что рано или поздно он снова об этом спросит. Но что я мог ему ответить?
– Он так и не появился в храме, – не дожидаясь ответа, сказал магистр. Он повернулся и засверлил меня взглядом. – А еще, как говорят, Рафаэль во время рейда при еретиках сорвал с себя маску и молвил речи, не достойные воина Света.
– Все так, отче, – Я склонил голову, и поспешно добавил: – Я же говорил, что у него сложный период в жизни. Его сестра оказалась среди еретиков во время нашего рейда и попала в больницу. Но я уверен, что Рафаэль достойно выдержит все испытания, ниспосланные ему Господом, и вернется в лоно церкви.
– И я на это искренне надеюсь. Вы же знаете, что я люблю вас, как родных детей, – Магистр приложил руку к сердцу, но тон его был по-прежнему холоден. – И мне больно видеть, если кто-то из моих чад оступается и сбивается с пути. Но, несмотря на эту боль, я не потерплю в братстве отступников! Таковым среди нас не место!
– Обещаю, я поговорю с ним, – заверил я.
Магистр покачал головой и, более не говоря ни слова, пошел обратно к собору. Разговор был окончен.
– Долбанный ты Рафаэль! – Я несколько раз ударил кулаком по бетонному парапету. И, глянув на Небо, взмолился: – Боже, не дай заблудиться твоей неразумной овце, верни ее в стадо!
На звонки Рафаэль не отвечал, дома его тоже не оказалось. Мать сказала, что он не вернулся из университета. Но, если он ни на парах в вузе, ни в храме, где же он может быть? Насколько я знал, друзья у него были только в Ордене. И вдруг я понял, где искать Рафаэля. Когда я спросил у его матери о племяннице Александре, та сразу же припомнила, что сын действительно в последние дни навещает в больнице двоюродную сестру.
– Какие-то подонки избили Сашу и ее друзей, когда они отдыхали на природе, – добавила она.
Ох, знала бы эта женщина какими богохульными делами занималась ее племянница со своими дружками-еретиками во время этого «отдыха на природе». Я не стал ей об этом рассказывать, лишь спросил, в какой больнице лежит племянница и в каком отделении.
Рафаэль и правда оказался там. Я соврал на проходной в больнице, что пришел к родственнице и меня без проблем пропустили. Когда я вошел в палату, увидел своего друга, сидящего у постели больной. Лежащая на кровати девушка с бандажом на шее, заметив меня, заволновалась, как-то вся подобралась. На мне остановился взгляд со смесью страха и ненависти. Я же вдруг вспомнил это лицо: ночь, отблески костра и девица, ставшая у меня на пути, а также как я хватаю ее за патлы и швыряю не землю...
Девушка с презрением отвернулась, насколько ей позволял сковывающий шею бандаж. Рафаэль же, наоборот, заметив ее реакцию, посмотрел в мою сторону. И, похоже, не удивился, увидев меня.
– Ссориться пришел? – спросил он.
– Поговорить. Для начала.
Рафаэль кивнул, шепнул сестре: «Я скоро вернусь», встал и махнул мне рукой – пойдем. Мы вышли в коридор, отошли подальше к окну, где не было людей.
– Что ж, говори, – сказал Рафаэль. – Только прежде я скажу. О том, что не вернусь в Орден. И это не обсуждается. А еще я совершенно не жалею о том, что вчера сказал и подпишусь под каждым своим словом. И если цель твоего прихода меня переубедить, не утруждайся. Я прекрасно знаю все те аргументы, которые ты можешь мне привести. Мой ответ – нет!
Я несколько опешил, так как действительно, пока шел сюда, заготовил целую речь. Я мог сказать ему о том, что мы – избранные защитники мира и веры. О ереси, которая переполняет мир, и что кроме нас ее некому искоренить. Наконец, об обете, который он дал и который теперь нарушил. Но вместо всего этого я лишь растерянно пробормотал:
– Магистр сказал...
– Значит, дело только в этом? – усмехнулся Рафаэль. – В том, как отнесется к этому отец Пейн? Да только именно из-за него я и не могу остаться в Ордене! Да, как я вчера сказал, мне не нравятся наши методы: эти так называемые рейды, которые по сути своей – карательные операции, не нравится то, что мы называем себя воинами Христа, сами же творим чуждое его заветам, что наш Орден зовется Братством Света, но за ним тянется темный след... Молчи! Не возражай, все это так! Просто подумай об этом на досуге, когда выдастся свободная минутка между избиениями так называемых неверных. Но я тебе больше скажу: все это – он! Братство – это отец Пейн! Именно он направляет нас по этому пути, называя его путем правды и истины. Вот только все эти годы, с момента моего прихода в Орден, я постоянно ощущал, что не прав, а мои поступки – ложны. Теперь же я окончательно убедился – мне с магистром не по пути.
– Ему это не понравится. Опасно наживать такого врага.
– В том-то все и дело, – покачал головой Рафаэль. – В страхе! Я давно ощущал неправильность наших поступков, но не признавался в этом лишь потому, что боялся. Боялся, как к этому отнесется магистр. Да только вчера один человек показал мне, что воля и вера сильнее страха. Он напомнил мне о тех, кто принимал муки, отстаивая свои убеждения, о тех, кого мы называем святыми. И я впервые ощутил, что не боюсь. А потому я открыто говорю: мне плевать, как отнесется к моему уходу отец Пейн! Так можешь ему и передать!
Меня передернуло даже при мысли о том, как я объясню все это магистру. Рафаэль заметил это и сказал:
– Вообще, мне не нравится, что в нашей вере многое строится на страхе. Часто люди приходят в храм лишь потому, что мы пугаем их муками ада. Многие даже детей крестят только из опасения, что иначе тех в жизни постигнет много бед. Нередко люди идут на церковные праздники из страха, что, не явившись, они согрешат и их постигнет суровая кара. А уж работать в такой день – просто ужас! Человек и рад бы заняться чем-то полезным, иногда даже необходимым. Но ведь нельзя же согрешить! Не раз слышал, как какие-нибудь старушки с восторгом рассказывали, что у мамаши родился сын калекой из-за того, что та шила в святой праздник, мужик упал с высоты и разбился, потому что полез чинить крышу в такой светлый день, а в речке утонула дочка женщины, решившей постирать во время Пасхи. Когда я слышу, как они раздуются, обсуждая столь «справедливое наказание», мне противно. И эти люди называют себя христианами? Разве этому учил нас Иисус? Авторитет многих священнослужителей тоже держится ни на уважении, а на страхе. И наш отец Пейн яркий тому пример. Видел бы ты свое лицо, когда я только произнес его имя! Даже наши рейды против так называемых еретиков – лишь запугивание. Мы не делаем мир лучше, мы лишь маскируем ересь, чтобы она боялась поднять голову. И повсюду страх, страх, страх!.. По-твоему, это нормально?
Пока он говорил, во мне все больше закипала злоба. Как же мне хотелось разбить ему физиономию прямо тут, в больнице, чтобы он оказался на соседней койке со своей сестренкой-еретичкой. Но тот продолжал ораторствовать:
– Я устал бояться, Михаэль! И больше не хочу никого запугивать! Я хочу, чтобы наша вера несла свет, радость, мир, а ни страх и боль. Я не хочу призывать к миру войной. Мы говорим, что боремся со злом, а на самом деле плодим его. Ведь наши поступки – и есть зло! Наша вера учит терпимости, смирению, всепрощению, любви. Но можешь ты все это применить к нашему Братству Света? Вспомни того буддиста, что строил храм во время последнего рейда. По мне, так он, несмотря на его убеждения, больший христианин, чем все мы, вместе взятые. Он говорит о мире в то время, когда мы о войне. Он терпит, страдая за свои убеждения, но не отрекается от них, в то время, когда эти страдания причиняем ему мы. Он строит в то время, когда мы – разрушаем. Так объясни мне, почему еретик поступает так, как должен поступать я? Почему еретик учит меня моей вере?
– Ты вообще сам-то слышишь, что несешь? – не выдержав, перебил я. – Ты сам говоришь, как еретик!
– Похоже, ты ни слова не понял из того, что я сказал, – вздохнул Рафаэль.
– И понимать не собираюсь! Да за ту ересь, что ты тут наплел, тебе надо как следует всыпать плетей!
Между тем мимо прошли два парня с волосами ниже плеч, у одного из них на шее висел кулон – молот, у второго из-под рукава футболки с надписью «Я русский!» выглядывала татуировка в виде восьмиконечной свастики. Они окинули нас подозрительными взглядами, а один вдруг уставился на мою правую руку, на пальцах которой читались цифры «1034». Ох и недобрым был этот взгляд! Я сунул руку в карман и ощутил приятную прохладу металла кастета. Ну давай, предъяви мне что-нибудь! Но еретики отвели взгляды, молча прошли мимо и вошли в палату, ту самую, где лежала сестра Рафаэля. Ну конечно, к кому же еще они могли прийти!..
– Ага, как говориться, с кем поведешься, того и наберешься, – выпалил я. – Общаешься с мракобесами, сам становишься мракобесом. Жаль, что я не свернул твоей сестренке-богохульнице шею. Горбатого могила исправит!
Глаза Рафаэля блеснули яростью. Узнаю воина Света! Ну давай же, бей! Вот тогда и я без зазрений совести смогу дать в ответ, отвести душу. Но Рафаэль вдруг расслабился, и я понял, что если ударю, он не ответит. Так и не дождавшись удара, он сказал лишь: «Прощай, Михаэль!», – и пошел к палате сестры.
– Трус! Ссыкло! – крикнул я ему вслед. – Только знай – Братство Света не прощает отступников!
– Что ж, я подставлю другую щеку, – ответил он и вошел в палату.
Я возвращался в Орден в смятении. Пока ехал в автобусе от больницы до бывшего кинотеатра «Октябрь», который мы пока еще называли своим храмом, я вел диалог с незримым собеседником. Он расспрашивал меня о Рафаэле, как я отношусь к тому, что мой друг стал отступником, к тому, что он предал наше общее дело. «Я бы не делал поспешных выводов, – мысленно с жаром отвечал я. – Он всего лишь вспылил, наговорил сгоряча, а теперь ему стыдно признавать собственные ошибки. Но Рафаэль всегда был истинным воином Света, горячо верующим, пожалуй, самым преданным христианином из всех нас. Он одумается! Уверен, пройдет время, и он вернется!» Я приводил какие-то аргументы, спорил, доказывал. И вдруг поймал себя на мысли: а смогу ли я все то же самое объяснить отцу Пейну? Буду ли я так же убедителен, как с этим невидимым собеседником? Но мне даже не пришлось отвечать на этот вопрос. Едва я представил себе лицо магистра, ответ стал очевиден: конечно же, нет! Тут Рафаэль прав – отца Пейна мы все боялись до дрожи в поджилках. Не только я, чье детство прошло в спартанских условиях под суровым надзором магистра. За что я, кстати, ему благодарен. Ведь слабостью характер не воспитаешь, лишь сила воспитывает силу. Но я также видел, с каким трепетом смотрели на отца Пейна все в нашем Ордене, даже самые старейшие из братьев – отец Андре, отец Готфрид, отец Нивар и прочие, и беспрекословно выполняли каждый его приказ. Но плохо ли это? Да, его боятся. Но ведь, порой, только страх и способен удержать людей на пути Света. Как сказал Рафаэль, сам он перестал бояться. И куда его это привело!
И как подтверждение моих мыслей, мое внимание привлек вид из окна. Автобус шел по той улице, где буддисты строили свой богомерзкий храм. И я вдруг увидел Попугая! На том же самом месте, что и вчера, с теми же кирпичами! На стройке он был один. Видимо, остальных мы все же хорошо напугали. Попугай еле держался на ногах от вчерашних побоев, но продолжал таскать свои кирпичи. Первым желанием было выйти на ближайшей остановке и хорошенько всыпать этой бестолочи. «Ну что, Рафаэль, скажи, как еще искоренять такую ересь? Порой иначе как силой и запугиванием с ними не совладать!» Но автобус уже мчал меня дальше.
Я храм я вошел в тот момент, когда шла панихида. Отец Пейн вещал с кафедры:
– Сегодня мы прощаемся с одним из старейших и верных наших братьев – Тимофеем Степановичем Гуловым. Он пал от рук мерзких еретиков...
Пока он говорил, храм был наполнен рыданиями женщин, мужчины молились, прижав ладони к губам, раздавались пламенные речи о том, что дело Гулова не будет забыто, что виновные в его смерти познают ярость Братства Света. Я же смотрел на пламя свечей и видел в нем пылающий дом старика.
«Ты говоришь о смирении и всепрощении, Рафаэль? – прошептал я. – Значит, по-твоему, когда нас жгут заживо, мы должны терпеть и прощать? Ну уж нет! Да, мы сеем страх, но он – наше оружие! Пусть они боятся! Пусть трясутся от страха, зная, что наше добро – с кулаками, а в кулаках этих – кастеты, ножи и пистолеты! Кто-кто, а я ни за что не подставлю другой щеки!»
– Наш любимый брат умер, как истинный христианин, – продолжал между тем магистр. – Он принял мученическую смерть, погибнув за свои убеждения. А потому, и я уверен, многие меня поддержат, я предлагаю объявить этот день – днем святого мученика Тимофея!
Двое братьев вынесли на кафедру что-то, накрытое алым покрывалом. Магистр сорвал покров, под ним оказался выполненный в иконописном стиле портрет старика Гулова: лицо, искаженное страданием, за спиной –оранжевые языки огня.
– Да! Воистину так! – послышались выкрики отовсюду. – Во славу Господню!
– Помолимся же за бессмертную душу нашего отважного брата, – прокричал магистр. – Аминь!
Зал опустился на колени. Опустился и я. Глядя в печальные глаза изображенного на иконе старика, я от всего сердца клялся: «Я отомщу, клянусь! Тем, кто это сделал не уйти от праведного гнева!»
Наконец отец Пейн сошел с кафедры. Служба пошла обычным чередом. Сердце мое невольно сжалось, когда я увидел, что магистр идет ко мне. Я уже приготовился к жестким расспросам о Рафаэле, но отец Пейн лишь глянул на меня и вопросительно поднял брови: ну что? Я обреченно покачал головой. Магистр вздохнул и, насупившись, пошел дальше. Меня всегда поражала способность этого человека все понимать без слов. Каждый для него был словно открытая книга, к каждому у него был свой особый подход. Потому в моих глазах отец Пейн был святым, живущим среди простых людей. И не только для меня, ведь неспроста уже едва ли не весь город посещал наши службы, и это был не предел. Я не сомневался, что праведного света нашего магистра хватит на весь мир. Причем, одних этот свет греет, другие же сгорают в нем дотла. И я мог лишь надеяться, что пламя этого божественного гнева не коснется моего лучшего друга Рафаэля, что магистр даст еще один шанс нашей заблудшей овце.
Я отстоял в храме до конца службы, после чего весь остаток вечера провел в подвале, избивая грушу кулаками, которые так жаждали, но не получили сегодня никакой жертвы. Уриэль и Гавриэль были там же, но, к счастью, вопросов о Рафаэле не задавали. Впрочем, чего тут спрашивать. Все и так знали, что теперь последнее слово за магистром.
От тренировки меня отвлек завибрировавший в кармане куртки телефон. Я достал его и прочел сообщение: «Мы на месте! Ты где?» Женя! Я и забыл о встрече! В подвал не проникает свет, сложно определить время суток. Быстро сполоснувшись в душе и одевшись, я бросился вызывать такси.
Водитель удивился, когда узнал, куда меня нужно отвезти. Я ответил, что у меня там дела, не вдаваясь в подробности.
– Скверное место эти погорские карьеры, – сказал таксист, направляя машину к окраине города.
– Чего это?
– Ну как? Там четыре года назад кучу народу перебили. То ли бандитская разборка была, то ли массовая казнь.
– И вы верите в эти байки?
– Ничего не байки, – возразил водила. – Моя сестра живет там неподалеку, слышала с той стороны среди ночи какие-то крики, будто кого резали по живому. А еще странных людей там видели: все в черном. Вот как вы сейчас!
На этих словах водила вдруг умолк, и подозрительно уставился на меня через зеркало заднего вида.
– А что же милиция? Вызывали?
– Конечно! Сестра звонила. И не только она, соседи тоже, – ответил водитель, все еще посверливая меня взглядом. – Но блюстители порядка только против алкашей в подворотне смелые. А как большие беспорядки, не сильно-то торопятся чего-то там блюсти. Приехали поглядеть только на следующий день, когда там уже не было никого.
– Вы же понимаете, что убийство кучи народа так просто не скроешь.
– Скроешь. Смотря кто за этим стоит. Ходят слухи... – Таксист перешел на шепот и настороженно оглянулся, словно в машине кроме нас мог быть кто-то еще. – Поговаривают, что за этим всем стоят очень влиятельные люди, и милиция у них прикормлена. Именно поэтому ночью никто не приехал, а потом и расследование замяли. А жена читала в одной газете, будто бы в карьере этом ритуальные жертвоприношения устраивали. Что какие-то богатеи так развлекаются и закон для них не писан. Это мы – рабочий класс, только пашем на них за копейки. А они с жиру бесятся и...
...И таксиста понесло на излюбленную в народе тему «кому на Руси жить хорошо». Попав в эту колею разговора, он не съезжал с нее до самых погорских карьеров. Я же всю дорогу думал о том, сколько в этих слухах правды. Выходит, совсем рядом с городом, в каких-то паре километров, жестоко убили кучу людей, и ни кто-нибудь, а целая организация маньяков! При этом милиция на это не реагирует, уголовное дело заминают, даже убитых никто не ищет. Это ж что за силы должны стоять за такими преступлениями?
Освещенная фонарями асфальтированная дорога кончилась, такси свернуло на разбитую грунтовку. Мы погрузились в непроглядный мрак. Лишь в свете фар мелькала трепещущая на ветру листва растущих вдоль дороги кустов. И вот, наконец, впереди возникли глиняные барханы, а за ними – черная пропасть, словно врата в преисподнюю. Водитель близко к картерам подъезжать не стал. Едва я расплатился и выбрался из машины, таксист еще раз напоследок одарил меня шпионским взглядом, перекрестился и умчался в сторону городских огней, да с такой скоростью, словно за ним гнался сам Сатана. Я же направился к ближайшему карьеру.
Забравшись на один из барханов, я взглянул вниз. Карьер походил на гигантский черный глаз, хмуро уставившийся в небо: глиняные веки, поросшие словно ресницами полынью в человеческий рост, а в глубине блестящий зрачок – круглое озеро, такое гладкое в безветрии, что звездное небо отражается в нем словно в зеркале. И глядя в это мрачное око, я представил, как корчились там, внизу, несчастные жертвы, и со всех сторон их обступали тени – одетые в черное маньяки, как в озере плясали отблески костров заживо пожирающих людей и, подобно огромному динамику, гудел карьер криками умирающих. И никто не пришел на этот зов, никто не помешал творящемуся здесь сатанинскому безумию.
«Ничего, Господь все видит, – прошептал я, – и посылает мстителей – воинов Света, способных покарать еретиков за земные грехи и отправить туда, где ждут их вечные мучения». Я сжал висящий на груди серебряный крест в кулак с татуировкой «1034» – «Не мир пришел Я принести, но меч!», поцеловал, убрал обратно под курку, и стал спускаться по глиняному склону. Вскоре я различил у воды два силуэта – женский и мужской.
– Значит, это было здесь? – спросил я.
– Именно тут, – Рома постучал каблуком по глине, – прямо на этом месте.
– Тридцать человек?
– Тридцать четыре, если быть точным.
Я достал из кармана маленький фонарик и осветил небольшое пространство между берегом и склоном.
– Не понимаю, что ты хочешь тут найти, – сказала Женя. – Как ни как, четыре года прошло.
– Хоть какие-то зацепки. Что-то, что сможет вывести нас на маньяков.
Конечно же, журналистка была права. Маньяки еще тогда хорошенько прибрали за собой, скрыли все следы преступления, а если что-то тут и оставалось, нужно было искать по свежим следам. Я понимал это, когда ехал сюда. Но мне хотелось лично побывать на месте трагедии, ощутить его кошмарную энергетику. И, я был уверен, Господь не оставит без ответов своего мстителя и даст подсказки. Правда, пока что я видел лишь обычный заброшенный карьер, а из подсказок имел лишь слухи и домыслы.
– Быть может, давай проведем мозговой штурм? – предложила Женя. – Обсудим то, что нам уже известно?
– Итак, что мы знаем? – сказал я, шаря лучом фонарика по глиняной пустоши, поросшим реденькой травой склонам да камышам у озера.
– В Погорье орудует шайка маньяков, которая заживо сжигает людей, – сказала Женя, загнув палец.
– И существует эта организация давно – лет девять, не меньше, – добавил я.
– Почему ты так решил?
– Именно столько лет назад погибла моя сестра. Пока это самый ранний известный нам случай.
– Мы знаем также, что число жертв исчисляется десятками, – добавил Рома, – а убийцы – очень влиятельные люди, раз они способны творить такое не опасаясь закона.
– А еще убийства между собой не связаны.
– Либо мы пока не нашли связи, – заметила журналистка.
– Что-то еще?
– Люди в черном, – пожала плечами Женя. И на мой вопросительный взгляд ответила: – Все свидетели утверждали, что убийцы были одеты во все черное. И вспомни чувака, за которыми мы вчера гонялись. Он тоже был в черном! Кстати, как и ты. Хм... Что-то мне все это напоминает.
– Ты о чем? – У меня бешено заколотилось сердце.
– О чем, о чем... Только мне кажется, что мы словно говорим о вашем Ордене?..
Не успела она окончить фразы, я оказался рядом. Это сработало на уровне инстинктов. И лишь встретившись взглядом с ее испуганными глазами, и почувствовав, что кто-то повис у меня на руке, я вдруг вспомнил, кто передо мной.
– Никогда!.. Никогда не говори так!.. Слышишь? – Я медленно выдохнул, сбрасывая напряжение, опустил кулак с зажатым в нем фонариком – кулак, готовый к удару! Увидев, что я успокаиваюсь, Рома отпустил мою руку.
– А что я такого сказала-то? – обиженно прохныкала Женя, с опаской отступая. – Я же не говорю, что все это делает именно ваш Орден. Но ведь похоже, согласись!
«Я ведь едва не ударил ее, – с ужасом думал я, глядя на свой татуированный кулак. – Ее! А все из-за чего? Из-за того, что она произнесла вслух то, что и без того давно вертелось у меня в голове. Влиятельная организация с большими связями, существует около десяти лет, черные одежды, маски на лицах...»
– Быть может, кто-то хочет вас скомпрометировать, – предположил Рома. – Или переводит стрелки: специально маскируется под ваш Орден, чтобы творить преступления, а все думали на вас.
«Да, именно так! – ухватился я за эту спасительную мысль. – Наш Орден – угроза для них. Возможно, таким образом они пытаются убить двух зайцев: отвести от себя подозрения, а заодно избавиться от опасного противника...»
– Глядите! А это что? – воскликнул Рома, указав себе под ноги.
Я осветил это место фонариком и увидел торчащий из земли кончик с оперением. Наклонившись, выдернул из глины небольшую стрелу. Это был арбалетный болт с серебристым наконечником. Точно такие мы использовали в Братстве!
– Это что, какая-то средневековая стрела? – удивилась Женя.
– Наверное толкиенисты тут игрались и потеряли, – ответил я, сам стараясь убедить себя в том, что это именно так. Хотя бурые пятна на древке, скорее всего, были кровью, и ни грязью.
Мне захотелось поскорее покинуть это место, сбежать. Я повернулся к информатору:
– Ты говорил, что знаешь еще какие-то места казней. Можешь показать?
– Да, здесь недалеко есть еще одно. Убийство произошло примерно в то же время, что и это. Быть может даже, эти преступления как-то связаны.
– Веди! – Убрав арбалетный болт в карман куртки, я поспешил вверх по склону.
Мы вышли на дорогу и побрели в сторону города. Женя догнала меня:
– Можно вопрос?
Мне не очень-то хотелось говорить. Особенно учитывая, что я прекрасно понимал, о чем пойдет речь. И все же она, не дожидаясь ответа, спросила:
– Как, по-твоему, это может быть кто-то из вашего Ордена?
Я метнул в нее огненный взгляд.
– Пойми, я вовсе никого не обвиняю. И все же, чисто гипотетически, ваше Братство Света может быть причастным к такому?
– Нет!
– Уверен? Вы ведь, насколько я знаю, тоже караете еретиков.
– Мы – не убиваем! Максимум – отлупим, чтобы мозги вправить. Не более того.
– Да, но что, если кто-то из ваших братьев решил, что этого недостаточно? Вдруг кто-то вздумал возродить костры инквизиции?
– Исключено! И знаешь почему? – Я остановился и посмотрел ей в глаза. – Как ты правильно выразилась, мы – караем за ересь. Но что плохого сделал он? – Я кивнул на Рому. – И почему погибла моя сестра? Она была чиста, как ангел!
– Грех – понятие условное. У одних народов можно разгуливать голым по улицам и тебе ничего за это не будет, а у других забивают камнями за то, что вышел из дома с непокрытой головой. Твоя сестра могла просто не вписаться в чьи-то понятия о грехе и праведности.
– Магистр нашего Ордена любил мою сестру, – напомнил я.
– Да, это аргумент, – кивнула она. – Если конечно...
– Нет!
Я пошел дальше.
– И все же, тебе не кажется, что ваши методы весьма схожи, – семенила позади Женя. – Чем, по-твоему, ваш Орден отличается от этих маньяков? Вы точно так же берете на себя роль судей.
– Мы судим по законам Божьим. Мы – лишь оружие в Его руках. Есть убийцы, а есть солдаты. Мы – солдаты!
– Солдат, это тот – кто убивает людей не просто так, а выполняя некий долг. Так? Именно поэтому солдаты на войне не испытывают угрызений совести, даже если сотнями отправляют людей на тот свет. А что, если маньяк решит, что убивая, тоже выполняет некую великую миссию? Ведь он тоже будет считать себя праведником и не станет терзаться муками совести.
– Никогда не сравнивай наш Орден с этими ублюдками-поджигателями! Слышишь? Никогда! – отрезал я и ускорил шаг.
Когда мы дошли до города, Рома еще минут двадцать вел нас какими-то дворами и переулками. Наконец остановился посреди детской площадки с ржавыми лесенками, горками, разломанными покосившимися качелями и каруселями. Он указал на пятиэтажку с табличкой на углу «Улица Пушкина, 9».
– Квартира два, – сообщил он. – Хотя, вряд ли мы что-то тут найдем. Столько лет прошло. Наверняка там новые жильцы.
Я с сомнением рассматривал явно выстроенный еще до развала Союза дом – в нем светились всего пара окошек. Да это и понятно – первый час ночи. Но это меня не остановило: не зря же пришли.
– Все равно давай у них спросим. Быть может, они что-то знают об убийстве, – И направился к первому подъезду.
Когда я звонил в обитую темно-синим дерматином дверь, подготовил целую речь для возмущенных поднятых с постели посреди ночи жильцов. Однако оправдываться не пришлось, так как дверь так никто и не открыл. Даже шорохов из-за нее не доносилось. Похоже, дома – никого. Обидно. Значит, не судьба.
– Ладно, заглянем сюда днем. Есть еще какие-то адреса? – спросил я, когда мы снова вышли на улицу.
– Знаю один подвал, – ответил Рома. – Раньше там была лаборатория какого-то научного института. До тех пор, пока в нее не вломились люди в черном и не сожгли заживо пару сотрудников. Но она далеко отсюда, на другом конце города. А других в Погорске нет. По крайней мере, я не знаю. Большинство преступлений совершали за городом, чаще всего подальше от областного центра. Например, в Красновке, но там мы уже были. Или есть таежный поселок, Тахтыныр. Там...
– ...была убита моя сестра.
Я с сожалением глянул на окна первого этажа – квартиры, где произошло преступление. Неужели так и уйдем ни с чем? Захотелось вернуться в подъезд и просто высадить дверь. А если там ничего нет? Напрасно взбудоражим соседей, которые наверняка тут же вызовут милицию. А магистру, если попадусь стражам порядка, это ох как не понравится! Вот если бы туда влезть, не поднимая шума... Я отметил: шторок на окошке нет, за грязными стеклами – темнота. Посветив на окно фонариком, увидел лишь тусклые обои и дверцу шкафа, покрытую толстым слоем пыли. Ощущение было такое, словно жилище давно заброшено. Я плюнул на осторожность, схватился за оконный карниз, уперся подошвой в стык между плитами и подтянулся. Приложив ладонь к стеклу, заглянул внутрь квартиры. Но рассмотреть ничего не успел.
– Эй! Чего там высматриваешь? – раздался сердитый женский голос.
Я мгновенно разжал пальцы и спрыгнул на землю. Посмотрел по сторонам в поисках источника звука.
– Чего башкой вертишь? – С ближайшей лоджии на первом этаже выглядывала круглолицая кучерявая женщина в домашнем халате. Она погрозила телефоном: – Идите, говорю, отсюда! Сейчас милицию вызову!
– Не надо никуда звонить, – поспешил ответить я, но сказать «мы уже уходим», не успел. Меня опередила Женя:
– Да, не надо никуда звонить. Мы сами из милиции!
Я ошарашенно глянул на журналистку. Та быстро подмигнула. Надо же, соврала и глазом не моргнув!
– Вы правда из милиции? – недоверчиво спросила женщина.
Я и сам с сомнением окинул журналистку взглядом: какая она нафиг милиционерша? Выглядит как школьница старших классов. Да и мы с Ромой больше похожи на студентов.
– Конечно! – ответила Женя. И так как женщина все еще глазела на нас с подозрением, вынула из кармана какую-то корочку, быть может, паспорт или пропуск в общежитие и показала женщине. Какое-то время та пялилась на протянутый документ, рассмотреть который в сумерках у нее не было ни какой возможности. Однако, уверенность, с которой журналистка достала эту липу, окончательно успокоила бдительную женщину.
– Вы по поводу того, что тут случилось четыре года назад? – спросила она.
– Да. Мы расследуем это преступление, – ответила Женя. – Хотим осмотреть квартиру.
– А чего ночью? – Резонный вопрос.
– Мы и днем приходили, но дома никого не застали, – продолжала без запинки врать журналистка. – Да только дело очень важное и срочное. Мы надеялись хотя бы сейчас застать жильцов. Вы случайно не знаете, где они?
– Так здесь никто не живет с тех пор, – Женщина уже говорила спокойно, видимо, не сомневаясь, что мы правда из органов. – Соседка моя, баба Иринка, сдавала эту квартиру. А как узнала, что тут стряслось, слегла с приступом. Так и померла, сердешная. Наследников у нее не осталось. Говорят, есть какой-то племянник на западе, но он так и не объявился. Вот и стоит квартира много лет запертой.
Я даже наклонил голову, чтобы она не увидела радостной улыбки. Вот это удача! Заперта! Значит, там с тех пор ничего не изменилось! Придав лицу серьезное выражение, важно спросил:
– Можно вскрыть квартиру и осмотреть?
– Зачем вскрывать? – еще больше обрадовала меня женщина. – Если вам так нужно, у меня ключи есть. Баба Иринка оставляла мне один комплект на всякий случай. Мало ли, вдруг свой потеряет. Сейчас отопру.
Не прошло и пяти минут, как перед нами распахнулась синяя дверь.
Первое, что бросилось в глаза, едва мы зажгли в квартире свет – огромная размашистая надпись на полстены «Вопрос крови». Похоже, писали пальцами, темно-бардовой краской или... И у меня сразу возникла мысль, что кровью. Это ж сколько крови понадобилось, чтобы такое написать? Небось, брали ее у жертвы...
Место преступления было тут же. На закопченной батарее у окна висела пара почерневших наручников. Я отметил, что обои у батареи не сгорели, а лишь подкоптились от жара. Выходит, несчастных не просто облили бензином и подожгли, как многие другие жертвы. Это и понятно, иначе в квартире случился бы пожар. Их словно чем-то поджаривали – долго и мучительно. Паяльной лампой? Страшная медленная смерть. Ясно, что полностью сгореть жертвы не могли. Значит, после убийства тела забрали и увезли, оставив у места расправы эту надпись. Для кого? Это какое-то послание? Я достал фотоаппарат, сфотографировал надпись, батарею, наручники. Что за извергами нужно быть, чтобы так хладнокровно убивать?
– Может, вы что-то запомнили? – спросила Женя у соседки, которая все еще мялась у порога, испуганно заглядывая в комнату. – Кто здесь жил? Видели ли что-то в день убийства?
– Что запомнила-то?.. – пожала та плечами. – Жил какой-то паренек. На вид лет двадцать, может, старше. Волосы длинные. Кто такой? Да кто ж его знает? Тут часто жильцы менялись, квартира-то сдавалась. Мы с ними особенно не общались. Этот прожил тут год, может, больше. Последние дни с ним девчонка появлялась. Ну а тогда...
Женщина запнулась, перекрестилась.
– Помню, ночью подъехала машина, черная. Время было позднее, часа три ночи. Я выглянула в окошко. Вижу, какие-то люди. Человека четыре. Все в черном...
Она глянула на меня, едва не сказав: «Вот точно, как вы!» Словно сговорились все!
– И?..
– Ну, вошли в подъезд, – продолжала женщина. – Пришли явно сюда, я слышала, как дверь соседская хлопнула. Я еще подумала: «Шляются по ночам, людям спать не дают!» Но кто ж их знал, чего они тут ошивались. Может, друзья какие... И только на следующий день стало ясно, что произошло. Соседка, этажом выше, почувствовала с утра вонь, будто паленым пахнет. Стала стучаться, думала, вдруг на плите подгорело что. Никто не открывает. Ну она и вызвала милицию. А как двери вскрыли... Господи Боже!.. Ужас-то какой!.. Кровь по полу, надписи на стене, наручники, а у батареи будто костер горел. Вызвали бабку Иринку. Тогда-то у нее сердце и прихватило.
Женщина еще торопливее закрестилась.
– Что потом? Было расследование? – спросила Женя. – Вас о чем-то расспрашивали?
– В том-то все и дело, ничего и никто потом не спрашивал. Милиция походила, посмотрела, что-то собрала и уехала. И с концами. Никто больше сюда не приезжал, ничего не расследовал. Люди потом и вовсе стали поговаривать, что не было никакого убийства. Парень набедокурил с приятелями и съехал с квартиры. Кровь, мол, не человеческая. С той поры, кстати, того парня, как и девки, больше никто не видел. А что, выходит, и правда убийство?
– В этом мы и должны разобраться, – уклончиво ответил я.
– Если я больше не нужна, можно пойду домой? – спросила женщина. – Завтра на работу рано вставать. Вы тут еще побудьте, если надо. Ключ положите под коврик.
Мы поблагодарили свидетельницу «за помощь следствию», и она ушла. Мы остались в квартире, хотя смотреть тут уже было нечего. Эх, сюда б настоящих экспертов из милиции: осмотреть следы, отпечатки, собрать показания... А мы-то – ищейки-любители, что можем? Зато обстановка в квартире в точности подтверждала, что все описанное в статье Ромы – правда. Но вот толку-то? Все увиденное ни на шаг не приблизило нас к ответам: Кто убийцы? Где их искать? И, остановившись у стены с кровавой надписью «Вопрос крови», я мысленно взмолился: «Господи, ну дай же хоть какую-то зацепку своему верному борцу со Злом!»
И Господь меня услышал! Так как именно в этот момент я боковым зрением заметил за окном, тем самым, у которого мучительно умерла жертва (или жертвы?), едва уловимое движение. Кто-то явно за нами подглядывает! Признаться, с того момента, как мы покинули карьер меня не оставляло ощущение, будто за нами следят. А я-то уж решил, что вся эта история с маньяками просто возбудила у меня манию преследования...
Чтобы не спугнуть шпиона, я спокойно прошелся по комнате, вышел в коридор. Когда я стал осторожно приоткрывать входную дверь, Женя удивленно глянула на меня, но я поспешно поднес палец к губам: молчи! Признаться, когда я подкрадывался к дверям подъезда, меня охватил некоторый мандраж: Кого я там встречу? Сколько их? Я было нащупал в кармане кастет, но передумал, достал из кобуры травматический пистолет. Вдруг там поджидает целая толпа людей черном? Ну, была не была!..
Саданув ногой в дверь, я вихрем выскочил из подъезда и, заметив под окном темную фигуру, прорычал, вскинув пистолет:
– А ну стоять!
Незнакомец от неожиданности остолбенел, даже не пытался бежать или сопротивляться. И лишь когда я схватил его, треснул затылком о стену дома и услышал сдавленное испуганное: «Пожалуйста, не стреляйте!» – я вдруг понял, что это девушка.
– Кто такая? – опешил я, но оружие не опустил.
– Никто. Просто проходила мимо...
Я направил пистолет ей в глаз:
– Еще раз соврешь, спущу курок! Ну? Считаю до трех...
Но сосчитать я не успел, так как в окнах бдительной соседки снова зажегся свет. Тогда я схватил девчонку за шиворот и втащил в квартиру, не убирая пистолета от ее лица. Когда она оказалась на свету, я вдруг отметил, что это самое лицо мне почему-то знакомо. Но где именно я видел ее, вспомнить не смог. Женя и Рома удивленно уставились сначала на плененную шпионку, потом на меня.
– Ого! Это еще кто? – спросил Рома.
– Думаю, это мы сейчас узнаем, – сказала Женя.
– Не сомневайтесь! – Я поставил на середине комнаты стул, усадил на него шпионку. – Что ж, поговорим?
И поднес к ее лицу кулак.
– Ты что, собрался ее бить? – поразилась Женя. – Погоди ты! Быть может, она сама все расскажет!
И наклонившись к девушке, чуть ли не взмолилась:
– Расскажешь ведь, правда?
Та поспешно закивала. Я вздохнул, всем своим видом выражая неэффективность таких методов, но прерывать толерантный допрос не стал. Что ж, пусть попробует. Кулаки ведь всегда можно в ход пустить... Да и, признаться, сам засомневался, вдруг она и правда тут случайно. Хоть и не верил в подобные совпадения.
– Как тебя зовут? – ласково спросила Женя.
– Я Ма... Марина, – ответила девушка, испуганно поглядывая на мою зловещую татуировку и сбитые костяшки пальцев.
– Ну вот, – Журналистка глянула на меня, мол, вот видишь, можно и без рукоприкладства! Снова повернулась к девчонке: – Что ты ту делаешь, Марина?
Я покачал головой: разве это допрос? Но все же отошел – стал напротив, опершись о стену с кровавой надписью и, постукивая пистолетом о ладонь, приготовился к потоку лжи. Однако Марина юлить не стала. Конечно же, предчувствие меня не подвело – она под этим окном оказалась не случайно.
– Честно сказать, я ожидала тут встретить кое-кого другого, – пролепетала шпионка, поглядывая то на меня, то на моих компаньонов.
– И кого же ожидала? – холодно спросил я.
– Тех, кто это сделал, – Она кивнула на батарею с наручниками.
– Сделал что? – поинтересовался я.
– Ой, только не надо вот этого, – скривилась Марина. – Вы ведь здесь тоже явно не случайно!
– Хочу услышать твою версию.
Она пожала плечами:
– Четыре года назад в этой квартире произошло жуткое убийство. Я хочу найти тех, кто его совершил. Ведь, говорят, преступников тянет к местам преступлений. По крайней мере, я надеялась, что это так, и что эти ублюдки рано или поздно сюда вернуться. Потому попросила соседей позвонить мне, если тут появится кто-то подозрительный. Мне позвонили.
– Ну вот, мы появились. И что дальше?
– Просто я не думала, что увижу тут вас. Если, конечно, вы не...
Она вдруг напряглась, на лице возник испуг.
– Не переживай, – поспешила успокоить ее Женя. – Мы не причиним тебе вреда. Ведь так?
Она строго глянула на меня. Точнее, на пистолет, который я все еще сжимал в руке. Я нехотя убрал оружие в кобуру.
– Мы сами занимается расследованием этого дела, – объяснила девушке Женя.
– Надеюсь, что так, – Марина снова испуганно покосилась на оплавленную батарею с висящими на трубе наручниками. – Впрочем, те люди церемонится бы не стали.
– Какие люди? – заинтересовался я. – Что ты об этом знаешь? Давай подробности!
– Дело в том, что это... – Марина быстро глянула на кровавые буквы и тут же отвела взгляд. – Это все из-за меня!
Я ушам своим не поверил – вот это поворот! И вот, что она нам рассказала:
– Мне тогда было пятнадцать. Возраст протеста, когда тянет на все необычное, охота как-то выделится. Я стала неформалкой, слушала тяжелую музыку и одевалась соответственно, чем бесила родных. Но еще больше их раздражало, особенно мою религиозную мамашу, мое увлечение мистикой. Я захлеб читала книжки о колдовстве, носила различные амулеты, даже пыталась проводить магические ритуалы...
Я почувствовал, как у меня машинально сжался кулак. Ведь она описывала все то, за что этот самый кулак разбил ни одну физиономию. Марина умолкла, перехватив мой свирепый взгляд и поспешно добавила:
– Ну, то дело прошлое. Суть не в этом... И вот однажды я получила записку с приглашением посетить некое мистическое собрание, какой-то обряд таинственного ордена. Мол, за мной давно наблюдали, и я им подхожу. Признаться, я поначалу решила, что это какая-то шутка, быть может, одноклассники решили меня разыграть, зная мои мистические наклонности. И все же стало так любопытно, что я решила сходить – что бы это ни было. Обряд проходил тут неподалеку, на погорских карьерах.
Снова карьеры! Явно не совпадение!
– В общем, пришла я, – продолжала Марина. – На дне одного из карьеров пылали костры, по кругу стояли люди, одетые во все черное.
– Узнала кого-нибудь? – с волнением перебил я.
Мотнула головой:
– Не-а. Лица у всех были закрыты – масками различных животных. Мне тоже сказали принести с собой такую же. Я выпросила у сестренки маску лисицы, которая у нее завалялась еще с Нового года. В общем, я была под впечатлением: ночь, костры, люди в черных балахонах с факелами, блестящие в пламени морды животных. Помню, как человек в маске быка нараспев взывал к каким-то темным силам... Я будто попала на самый настоящий шабаш! Даже разошлись мы под утро, едва рассвело, прям как в сказке – с первыми петухами.
Пока она говорила, я представлял, как бы мы с Рафаэлем, Гавриэлем и Уриэлем посетили этот праздник. Такой шабаш эти еретики запомнили б на всю оставшуюся жизнь!
– Я еще дважды побывала на подобных мероприятиях, – сказала Марина. – А потом, однажды, получила очередную записку. Там говорилось: «О, верная последовательница Тьмы, Властелину Мрака нужна твоя помощь...» Ну или что-то в таком духе. Суть сводилась к тому, что есть некий человек, деяния которого как-то напрягают этого самого Властелина. Я же могу помочь свершиться возмездию. Для этого мне нужно втереться в доверие к этому человеку, прикинуться безобидной овцой, разузнать: где бывает, где живет и дать знать, если представится возможность осуществить возмездие. Целью была женщина лет сорока, одинокая, дети живут где-то в другом городе. Я нашла повод с ней познакомиться, стала захаживать к ней на работу. В итоге мы сблизились настолько, что она пригласила меня к себе домой на чай. Тут я узнала про ее интерес коллекционировать какие-то статуэтки. Кончилось тем, что я сообщила ей адрес человека, у которого якобы можно купить такую статуэтку. Она созвонилась, договорилась о встрече... Больше я эту женщину не видела. Да и не хотела. Я же выполнила свою миссию, ощущала себя этакой шпионкой в стане врага...
Марина запнулась, заметив наши хмурые взгляды.
– Чего вы хотите от пятнадцатилетней дурочки? Для меня все это было словно забавная игра. О последствиях я не думала.
– И что потом?
– Что-что... Вскоре я снова получила записку. Мне поручили втереться в доверие к ученым, лаборатория которых располагалась в одном подвале. Я ходила туда месяца два, изображая интерес, хотя совершенно не понимая, что за ерундой они там занимаются. И мне удалось выкрасть ключи от их лаборатории и сделать копию. Тем дело и кончилось, мне сказали, что этого достаточно и дальше разберутся без меня. Ну а потом... Потом мне повелели выследить одного парня.
Марина замолчала, уставившись на стену с размашистой надписью «Вопрос крови».
– Мы с ним познакомились, стали общаться, – продолжила она. – Я ему, видимо, нравилась. Он стал частенько приглашать меня к себе домой, все подбивал ко мне клинья. Так случилось и в тот раз. Помню, мы смотрели какое-то кино, пили вино, засиделись допоздна. Улучшив момент, я подсыпала ему в стакан порошок, который мне заранее передали. И, едва он уснул, я позвонила, кому следует, а, когда подъехала машина, отперла дверь. Пришли четверо, на лицах – маски с прорезями, как у военных. Мне было жутко интересно посмотреть, что они будут делать. Но мне сказали, что моя миссия окончена, и я должна уйти. Мол, я еще не достигла нужного уровня посвящения, чтобы присутствовать на таких обрядах.
– И ты, конечно же, ушла, – сказала Женя.
– Ушла, но вернулась, – ответила Марина. – Любопытно же было! Я выждала где-то минут десять, потом нашла на свалке ящик, подставила под окно и заглянула в квартиру. А там... Я много не разглядела. Увидела лишь, что парень сидит у батареи, весь извивается и мычит – рот у него был залеплен скотчем. Трое в черном стояли посреди комнаты на коленях, а четвертый что-то писал на стене... макая пальцы в огромную рану на животе парня. Я вскрикнула и тот, что писал, глянул на окно. Я отпрянула так резко, что свалилась с ящика. Как же я оттуда бежала!..
– Тебя заметили?
Пожала плечами:
– Я очень переживала, что да. Следующие несколько дней ходила, оглядываясь. Но когда мне пришло очередное послание с заданием, поняла, что меня не застукали.
– Отчего в милицию не обратилась?
– Скажете тоже... После того, как я увидела, что они делают с людьми? Они ведь сразу бы поняли, кто их сдал. Честно скажу: струсила. Но и продолжать на них работать тоже не могла. Тогда-то моя жизнь словно перевернулась. Я стала ходить в храм, который посещала мама – грехи замаливала. Мама даже удивилась перемене: я смыла агрессивную косметику, выбросила на свалку кассеты и диски, сменила стиль одежды. Она поняла, что в жизни дочери что-то произошло, но, к счастью, допытываться не стала. Да и что б я ей ответила? Мама, по моей вине жестоко убили несколько человек?
– Но если ты перестала выполнять задания...
– Конечно же, я понимала, что рано или поздно сектанты задумаются над этим. Потому, опасаясь «возмездия Властелина Тьмы», уговорила маму отправить меня пожить у бабушки, в другой город. Там я окончила школу. Быть может, меня и искали... Через два года вернулась. Первым делом аккуратно разузнала о тех преступлениях, в которых я оказалась замешана по своей глупости. Каково же было мое удивление, когда я узнала, что никаких преступлений нет! Женщина пропала без вести, в лаборатории был пожар – замыкание, а про эту квартиру вообще никаких сведений. Это при том, что тут почти ничего не изменилось после убийства. Даже надпись эта мерзкая осталась! Вот тогда-то я и решила поквитаться. Правда, кто эти люди, не знала, ведь, как я говорила, лиц не видела, задания получала записками, даже знакомые из милиции ничем мне не помогли. Я пыталась следить за карьером, но больше никаких шабашей там не проходило. Лишь ходили слухи, якобы там однажды убили кучу народу, наверное, это был последний шабаш. Вот я и решила следить за этой квартирой. Вдруг мне повезет?
– А что случилось бы, если б повезло? – спросил я, оценив ее хрупкое телосложение. – Того и гляди, сама бы тут осталась, прикованной к батарее.
– О, на этот счет не беспокойтесь. Есть у меня друзья, готовые за такое разобраться без всяких кодексов и милиции. Если закон не работает – верши суд своими руками!
– Это верно, – Я одобрительно кивнул – вот это я понимаю, вот это по-нашему! – Если б только ты так глупо не попалась. На моем месте ведь мог оказаться кое-кто другой.
– Но она наверняка подстраховалась. Ведь так? – спросила Женя.
– Конечно! – ответила Марина. – Мои ребятки уже в пути!
И вдруг она подскочила:
– Ой, надо ж им сказать, что все в порядке! Минутку, – Она поспешно достала из кармана телефон, набрала чей-то номер и вышла в коридор, по пути говоря: – Алло! Серега? Это Марина. В общем, отбой. Передай ребятам...
– Ну, что скажете? – спросил я у Жени и Ромы, когда она ушла.
– Лично я ей верю, – ответила журналистка.
– Ну да, в целом-то история совпадает с тем, что я знаю, – добавил Рома. – Про лабораторию я вам уже говорил. История с женщиной тоже очень напоминает один случай...
Он не договорил, так в этот момент раздался хлопок двери подъезда. Шпионка! Я метнулся в коридор, входная дверь оказалась распахнутой. Выбежав на улицу, я увидел лишь ночную улицу – и ни души! Сбежала!
– Выходит, все, что она нам тут наплела – туфта? – разочаровано воскликнула Женя, когда я вернулся в квартиру. – А я-то уж подумала, что у нас есть живой свидетель.
– Был бы живой свидетель, – резко перебил я, – если бы кое-кто не помешал поговорить с ним как следует.
– Ой, да тебе только кулаками махать! – огрызнулась журналистка. – Вообще по-человечески разговаривать разучился!
– Ну вот тебе было по-человечески! – вскричал я. – По-человечески она тебе тут наврала в три короба и сбежала!
– Наврала, да не все, – сказал Рома. – Про секту, быть может, правда.
– А вот о том, что она порвала с ней... Ну и о том, что сюда едут какие-то ее «ребята», – Женя обеспокоенно глянула на окошко. – Только я думаю, что нам пора валить отсюда?
Я прислушался. Мне показалось или где-то снаружи раздается шум мотора?
– Уходим! – коротко скомандовал я.
Мы быстро заперли квартиру, сунули ключ под коврик и выбежали на улицу. Во дворе по-прежнему было безлюдно. Обманчиво безлюдно! Неподалеку, где-то за углом, действительно рокотал мотор. Я махнул рукой – за мной. Мы быстро пересекли детскую площадку и остановились за углом другой пятиэтажки. Я осторожно выглянул. Однако тревога оказалась ложной – на дороге у дома тормознул автомобиль, но, похоже, такси. Из него вывалилось пьяное тело и, шатаясь, устремилось к подъезду.
– Чисто! – сказал я своим спутникам. – На сегодня все. Ступайте по домам.
– А ты? – спросила Женя.
– Я останусь. Подожду, быть может, кто-нибудь приедет.
Рома не возражал, он нервно переминался с ноги на ногу, явно желая поскорее унести ноги. Но Женя запротестовала:
– Я хочу помочь!
«Да уж, та еще помощница...» – глянул я на нее. Покачал головой:
– Если они и правда появятся, поверь, без тебя мне будет проще. Только помешаешь.
Она состряпала обиженную мордашку, но все-таки послушно кивнула.
– Идите в ту сторону, дворами, – повелел я. – Будьте осторожны. Мария... или как ее там зовут на самом деле... видела ваши лица.
– Ты тоже береги себя, мой герой! – сказала Женя.
И вдруг бросилась мне на шею:
– Пожалуйста, пообещай, что не будешь делать глупостей!
Я машинально обнял ее, провел ладонью по волосам. И в этот момент почувствовал, что готов один выйти против всего мирового Зла, только б не дать в обиду это нежное создание.
– Ну все, давай, двигай... – Я осторожно отстранил ее, подтолкнул. – Обещаю. Идите.
Проводив взглядом две исчезающие в ночном мраке фигуры, я сжал правой рукой кастет, в левую взял пистолет. Осторожен?.. Ага, конечно! Пусть только появятся! И, сев в тени за углом дома, принялся ждать.
«Где я мог видеть раньше эту Марию? – все вертелось у меня в голове. – Мы же точно встречались!» Но я никак не мог припомнить, откуда знаю это лицо.
В кармане завибрировал телефон. Я достал его, на экране высветилось «Рафаэль». Нашел время звонить – два часа ночи! Я нервно нажал на кнопку сброса.
На дороге у пятиэтажки снова показались фары. Черный автомобиль подкатил к подъезду. Тому самому, где произошло убийство! Я приготовился. Но как назло снова загудел телефон. Он был в бесшумном режиме, но даже его вибрация, казалось, загремела в ночной тишине подобно трактору. «Рафаэль, какого хрена?» – Я снова нажал на сброс.
Выглянув из-за угла, я увидел, что из машины выбрались трое. В черном! До меня долетали голоса, но разобрать слов я не смог. Они? Или, быть может, снова приехали после пьянки какие-нибудь припозднившиеся развеселые люди? А если это все-таки те, о ком я думаю, справлюсь или нет? Я прикинул: смогу ли уложить троих? В принципе, реально. Сначала из травмата одному, затем второму, третьему, желательно начать с того, что поздоровее. Они растеряются, и тут главное поскорее добить кастетом и ногами, пока не опомнились. Что потом? Что-что: вызвать из храма оперативную группу воинов Света, пусть хоть из постели подорвутся и мчат сюда. Когда еще представиться такой шанс?!..
Я уже намеревался подобраться поближе к машине, как снова загудел телефон. На этот раз пришла СМС-ка. Скользнув взглядом по экрану, я не поверил глазам. Там было написано: «Рафаэля убили!»
День пятый
С минуту я в каком-то исступлении и оцепенении смотрел, как суетятся у машины люди в черном, снова переводил взгляд на экран телефона, и опять на них. Вот они заходят в подъезд. Надо действовать! Это же шанс! Напасть, обезвредить, допросить... Но снова глаза упираются в экран телефона. Рафаэля убили! И, вскочив, я побежал в противоположную от пятиэтажки сторону, на бегу набирая номер.
– Алло! – услышал я в трубке девичий голос. – Это Саша, сестра Анатолия...
– Где он?
Добежав до областной больницы, я разыскал приемный покой. Ворвавшись в помещение, окинул взглядом порезанных, избитых, травмированных людей и суетящихся около них усталых медиков. Наконец, мой взгляд остановился на сидящей у стены на кушетке женщине, с красным заплаканным лицом. Я с трудом опознал в ней мать Рафаэля. Мы встретились взглядами, она отвернулась.
– Михаэль?
Я обернулся на голос. Не удивительно, что я прошел мимо этой девушки. Я ее видел третий раз в жизни. Первый – во время еретического ритуала, когда я ее, одетую в белую расшитую узорами рубаху, ударом свалил на землю. Второй – на больничной койке с бандажом на шее. Сейчас на ней не было ни расшитой рубахи, ни шейного бандажа. Обычная такая городская красотка, каких тысячи – джинсы, темно-синяя курточка нараспашку, черная водолазка. Как они, однако, маскируются: так и не скажешь, что под этой маской обыденности скрывается ересь...
Стоп! О чем я? Да пусть катится весь мир в Пекло, вместе с маньяками и еретиками! Рафаэля убили!
– Его нашли ночью, часов в двенадцать, – объясняла Саша, выводя меня на улицу. – Толик лежал в переулке, без сознания, когда его случайно увидела какая-то прохожая. Пока вызвали скорую, пока приехали медики... Он потерял слишком много крови. Были милиционеры, они-то и позвонили его матери. Она – мне. Меня отпустили из больницы.
Толик... Снова я слышу это чужое для меня имя. Но ведь это его имя! Данное ему родителями при рождении! Ведь раньше я никогда не задумывался, как его зовут в миру. У нас для всех он был Рафаэлем. Как мало, оказывается, я знаю о тех, кого считаю братьями и сестрами. Где он вырос? Чем занимался вне Ордена? Где учился или работал? Кого любил?.. История нашей дружбы начиналась и заканчивалась Братством Света.
– Он приходил в себя? Что-нибудь говорил? Сказал, кто это сделал?
– Его мама говорит, что пришел в себя лишь однажды, когда привезли в больницу. Сказал только: «За грехи мои», и умер, не дожив до операции.
Присев на ступени больничного крыльца, я уставился в пустоту ночи. И в голове пытающим клеймом жгла лишь одна фраза – Рафаэля убили! Как? Такого просто не может быть! Рафаэля, с которым мы дружим столько лет, с первых дней, как пришли в Орден. Его больше нет!
– Я потом вспомнила, что вы – его лучший друг, – продолжала Саша, которая все еще растеряно мялась рядом. – Нашла в его телефоне ваш номер. Я знала, что вы его зовете Рафаэлем...
Я резко встал:
– Хочу увидеть тело!
– Врачи сказали нам, что...
Но я уже вбегал в приемный покой.
Я долго приставал к различным людям в белых халатах, большинство из которых выслушивали мою просьбу с усталым недоумением. На лицах я читал, что у них своих забот по горло, не до меня сейчас. Все же мне удалось разыскать мужчину, который согласился впустить меня в морг.
– На пять минут, – пообещал я. – Честное слово!
Когда скинули простынку с лежащего на металлическом столе тела, я не узнал в нем своего друга. Лицо его было изуродовано гигантскими ссадинами. Палка или бита, а еще кастет – мгновенно определил я. Ведь и сам неоднократно пользовался таким оружием. Я глянул на его руки: костяшки не сбиты. Он ни разу не ударил в ответ. Либо не успел, либо...
– Эх, Рафаэль, Рафаэль! Что же ты наделал!
Я почему-то был уверен во втором варианте. Он не защищался и, быть может, даже не пытался спастись. Принял это, как свой крест: «За грехи мои!..»
Я опустился на колени, поднес к губам свой серебряный крест. Зашептал молитву за упокой души.
– Ну все, – тронул меня за плечо сотрудник морга. – Ступайте. Здесь не положено...
Но я и сам уже поднимался. Потому что вдруг кое-что вспомнил – вчерашний день. А именно недобрый взгляд патлатого парня, который уставился на мою татуировку «1034», когда входил в палату. Палату сестры Рафаэля!
Саша все также растеряно стояла на крыльце у приемного покоя, опершись о бетонную колонну.
– Это они, да? – Я схватил ее за плечо и резко развернул к себе лицом. – Это ведь твои дружки?
– Не знаю, – покачала та головой. – Честно.
Она подняла на меня глаза:
– Но, даже если это и так, они лишь на зло ответили злом. На ваше зло!
Я едва сдержался, чтобы снова не отправить ее на больничную койку.
– Поймите, я не оправдываю тех, кто это сделал, – твердо сказала она. – Но точно так же не оправдываю и того, что делаете вы. Да-да, я знаю, чем вы занимались с братом. И знаю так же, из-за кого попала в больницу.
Я не отвел глаз. Извинений она от меня не дождется!
– Полагаю, мы не единственные, с кем у вас возникли идеологические разногласия, – продолжала она. Ну вот, снова эти «идеологические разногласия». Как сговорились все! – А раз так, это мог сделать любой из ваших многочисленных врагов. Неужели вы думали, что рано или поздно не найдется кто-нибудь, кто даст вам отпор? Тот, кто станет действовать вашими же методами? Более того, таковые будут находится и впредь, ведь не только вы умеете грозить кулаками. Как говориться, сколько веревочки не виться... Но дело даже не в этом. Я не понимаю, ради чего? Я могу понять, когда человек гибнет за отчизну, за любовь, за близких. За что умер он?
Она кивнула на двери больницы.
– Да вы понятия не имеете, за что сражался ваш брат! – с трепетом вскричал я. – Он был боец! Воин Света! И когда на земле не осталось бы еретиков: таких, как вы и ваши дружки, вот тогда бы он спрятал в меч ножны. Но пока на земле есть ересь...
Я запнулся, поняв вдруг, что говорю на автомате, словно магнитофон, воспроизводящий записанные кем-то фразы. Кем-то другим, но не мной. «Магистром», – сказал бы Рафаэль. Но так ли это на самом деле?..
– Вы сомневаетесь, да? – Саша словно прочла мои мысли. Или это так явно читалось на моем лице? Я с опаской осмотрелся, словно почувствовав взгляд отца Пейна. Конечно, его здесь нет, он далеко. Но будь он даже на другом конце Вселенной, я все равно ощущал бы этот вездесущий взгляд. Он видит ересь сквозь любые стены и расстояния. И карает! «Не мир пришел Я принести, но меч!» – Евангелие от Матфея глава 10, стих 34. У меня невольно зазудела правая рука с выбитыми на ней цифрами.
– Что ж... Значит, для вас еще не все потеряно, – вздохнула Саша.
Она что, решила, что я и стал как она? Что и я свернул с праведного пути? Ну уж нет!
– Да что вы знаете о моей вере? – взорвался я.
– А что вы знаете о моей? – вскричала она.
И, заметив, как оглянулись на нас двое мужчин в белых халатах, стоявшие у машины скорой помощи, я сказал тише:
– Мы верим в истинного и единственного Бога. Вы же поклоняетесь десяткам идолов!
– С чего вы взяли? Давайте, процитируйте еще «Повесть временных лет»: «Ваши боги суть древо!» Обычное мнение человека, который понятия не имеет, о чем говорит. У вас, христиан, есть иконы. Человек, наблюдающий за вами со стороны, запросто может решить, что вы поклоняетесь нарисованным на доске богам. Это так?
– Икона – не Бог. Это лишь символ, изображение, помогающее людям обратиться к Высшим силам.
– А с чего вы взяли, что у нас не то же самое? Неужели вы думаете, что я, глядя на вырезанного из дерева истукана, верю, что это и есть бог? Это такой же символ для общения с Высшими силами, как у вас. Да и вообще, если вы вникните в веру, которую вы называете язычеством (хотя в отношении славянской мне больше нравится термин родноверие), поймете, что между вашим и нашим мировоззрением очень много общего. Впрочем, как и между практически всеми религиями, существующими на планете.
Я презрительно скривился.
– Хорошо, давайте сравним, – сказала Саша. – Практически в каждой религии есть некий демиург, создавший все сущее. Его именуют по-разному, но лично мне приятнее называть его нашим словом «Род», а ни иноземным «Яхве». Вы говорите, что в христианстве единобожие, а у нас целая армия богов. Но ведь и у вас, помимо Создателя, есть множество святых и ангелов. И более того, каждый из них выполняет определенные функции. Например, херувимы – хранители знаний, архангелы – людские наставники, святой Николай – покровитель путешественников, святой Георгий – воинов, и прочие и прочие... Так и у нас, помимо создателя – Рода, есть Перун, Велес, Макошь и другие, каждый из которых покровительствует один воинам, другой скотоводам, третья управляет человеческими судьбами. У нас даже, как и у вас, есть понятия Рая и Ада, только мы называем их Правью и Навью. Даже в вопросах морали у нас много общего. У вас есть свод правил, каким должен быть человек: не убей, не укради и так далее. У нас же говорят, что человек должен жить «по правде», что по сути своей является тем же самым. И, уверена, все перечисленное вы найдете и в других религиях мира. И даже в атеизме! Там тоже есть демиург – Большой взрыв, и есть свои «святые и ангелы», благодаря которым все работает в мире: физика, химия, биология... И для атеистов точно также есть свод правил, правда, данный им не каким-либо божеством, а социумом, который призывает все к тому же – не убей, не укради... Так за что нам всем драться? За слова? За право называть одни и те же понятия разными терминами?
Я молчал. Признаться, никогда прежде не задумывался над этим. Меня вообще мало интересовала философская сторона вопроса, да и в чужие верования я никогда не вникал. Для меня существовали лишь четкие рамки: это – правильно, то – нет. Но, быть может, она права и мне следует выглянуть за эти рамки? Хотя бы для того, чтобы лучше узнать своего врага. И я тут же упрекнул себя: «С такими мыслями недолго самому скатиться в пропасть!»
– Это все – ересь, – отмахнулся я, сам понимая, насколько беспомощно прозвучал этот аргумент.
– Вот вы все говорите еретики, еретики, – вздохнула Саша. – Но что вы о них знаете? Хотите, расскажу?
Я не хотел, но она продолжала:
– Когда я несколько лет назад встретилась с людьми, которых вы называете язычниками, это была компания увлеченных людей, проникнутых идеалами чести и добра. Я не назвала бы их верующими. Их просто привлекала древность, философия предков. Они читали книжки, изучали историю и мифы разных народов, при этом очень гордились своими корнями, своей землей. А знаете, чем они заняты сейчас? Готовятся к войне! Я видела, как с годами меняются эти люди, это происходило на моих глазах. Причина проста: однажды в городе появились отмороженные гопники, которые принялись гнобить этих людей за их увлечение. И мои друзья все меньше читали книжки и копались в истории, но все больше записывались в спортивные секции, посещали тренажерные залы, учились драться. И даже на любую фразу, на любой взгляд в их сторону все чаще отвечали резко, грубо. Это нормальная защитная реакция любого живого существа – на агрессию отвечать агрессией. Вот только пока что это все еще самооборона, лишь желание постоять за себя. Но что будет завтра? Когда травят зверя, он показывает зубы, а когда загоняют в угол – нападает сам. И в конечном итоге наступит момент, когда они перестанут защищаться, начнут нападать сами. Быть может, уже наступил... – Саша взглянула на машину скорой помощи. – Когда же завтра моих друзей за это обзовут экстремистами и начнут запирать в клетки, общество будет кричать: «Правильно! Так их всех, отморозков!», даже не подозревая, что еще вчера эти мальчишки и девчонки были просто начитанными пацифистами, мечтающими сделать мир лучше. И никто даже не задумается, отчего эти люди так изменились.
И, помолчав, Саша добавила:
– Думаю, подобное произошло когда-то и с вашей верой. Рожденная на идеалах любви и добра, она так долго терпела притеснения, что, вопреки своим убеждениям «возлюби ближнего своего», невольно отрастила зубы. А потом сама не заметила, как эти зубы превратились в клыки, и она перешла от защиты к нападению. Когда же за столетия борьбы ваша вера набрала мощь и армию последователей, казалось бы, у нее не осталось никого, кто ей угрожает. Да только вы уже не могли остановиться. И вы продолжали карать, находя все новые и новые жертвы, якобы посягающие на вашу веру. Вы сами из овец превратились в волков. Крестовые походы, инквизиция, казни еретиков, костры из книг, нападки на все, что не соответствует вашей идеологии... А теперь вот еще и вы с моим двоюродным братом.
Это прозвучало, как пощечина. Я вздрогнул, снова невольно сжав кулаки.
– Вот видите, – покачала она головой. – Вот об этом я и говорю. Вы надрессированы на удар отвечать ударом, а чаще – бьете сами раньше, не дожидаясь пощечины. Где ваше смирение, о котором вы постоянно твердите?
– Вот он, – Я указал на больничные двери, – не ответил! И куда его это привело?
– Вы сейчас говорите о следствии, но совершенно не замечаете причины, – возразила Саша. – Он погиб на войне, которую сам же и развязал! Разве это случилось бы, если б вы и вам подобные не начали свой крестовый поход? На ваше зло вам ответили злом. Вот причина его смерти.
– Да вы понятия не имеете, что такое Зло!
– Зло всегда одно. Во всех религиях, философиях, обществах понятия добра и зла одни и те же. Как их распознать? Да очень просто: если всем, и в том числе тебе самому, от чего-либо становится хорошо – это добро, а если плохо – зло. И не важно какими возвышенными и благородными терминами ты назовешь поступки: если они причиняют только страдания и боль, это нельзя назвать правильным и добрым. В истории есть множество примеров, когда творилось невероятное зло, прикрытое завесой света и добра. Да только светлее и добрее оно от этого не становилось! И Толик, кстати, это осознал. Правда, слишком поздно!
– Вы сколько угодно можете нести свой философский бред, – раздраженно перебил я, – но к жизни его это не вернет! И, клянусь, ваши дружки за это ответят!
– В таком случае, и впредь ожидайте ответных ударов!
Она выпрямилась, глядя мне в глаза – точь-в-точь как тогда, на лесной поляне во время их бесовского ритуала. Еще миг, и я, как и тогда, одним ударом снова бы свалил ее на землю. Но в этот момент распахнулась дверь приемного покоя, и на пороге возникла бледная заплаканная женщина, мать Рафаэля. Я разжал кулаки, отступил в сторону.
– Соболезную, – сказал я.
Она скользнула по мне потерянным взглядом и словно привидение поплыла прочь в ночном мраке. Саша, больше не говоря ни слова, поспешила вслед за ней – она взяла несчастную женщину под руку и обе растворились во тьме.
Я думал, что снова не смогу уснуть в эту ночь. Однако так утомился за предыдущие полные мерзких событий дни, что, вернувшись домой, вырубился, едва голова коснулась подушки. Мне снилась какая-то дрянь, один кошмар противнее другого. Вот я стою перед пылающим домом, чувствую, как волнами на меня накатывает жар адского пекла. Отваливается горящая дверь, и навстречу мне выходит обгоревший человек. Он останавливается напротив меня, и я вижу, как от жара пузырится кожа на его теле. Человек, в котором я с трудом узнаю старика Гулова, скалит зубы и шепчет черными губами: «Идеологические разногласия». Я просыпаюсь, липкий от пота, с недоумением смотрю в темный потолок, но вскоре снова проваливаюсь в сон. Теперь я посреди храма. Вокруг золотом горят иконы, так ярко, что слепит глаза. Передо мной Рафаэль с мечом в руке. Я тоже вынимаю клинок, и мы начинаем беспощадно рубить и резать друг друга. Кровь брызжет на фрески и иконы, стекает по ликам святых багровыми струями. Наконец мне удается свалить Рафаэля на пол. Я становлюсь коленом ему на грудь и клинком вырезаю глаза. Отхожу в сторону. Рафаэль бродит по храму, по его щекам текут кровавые слезы, я же с ужасом смотрю на лежащие у моих ног глаза. «Прости!» – говорю я. Но произношу это, уже глядя в темноту – я снова проснулся, дрожа, как в лихорадке. Помню урывками и другие кошмары. Магистра, сжимающего в кулаке мое сердце. Как я насилую журналисту Женю, а потом вдруг понимаю, что она мертва, причем, убил ее – я! Толпу людей в черных одеждах, с факелами, и впереди всех – Артур Велин, я же, привязанный к дереву посреди леса, стою на куче дров...
Проснулся я еще более разбитый и уставший, чем когда засыпал. И первая мысль: «Рафаэля убили!» А после идиотского сна, еще и навязчивое ощущение – будто убил его я!
А ведь сейчас будний день, надо тащиться на работу! «Может, не ходить? – мелькнула было мысль. – Позвонить начальнику и что-нибудь соврать?». Но решил, что, если останусь дома один, сойду с ума от мрачных дум. Надо чем-то себя занять!
Едва вошел в офис, снова встретил нашего дизайнера Попугая. Вот только его еретической рожи сейчас не хватает! Он, нет бы пройти мимо, шагает мне навстречу, протягивает руку, улыбаясь своими разбитыми губами.
– Ты ведь знаешь, да? – не выдержал я. – Знаешь же, что это я!
Попугай пожимает плечами, продолжая улыбаться:
– Ну да, догадывался.
– Так отчего же все равно протягиваешь мне руку?
– Если не я, то кто?
Я опешил. А в голове вдруг всплыли слова Рафаэля: «Почему еретик учит меня моей вере?»
– Ты что мазохист? Тебе нравится получать по морде?
– Конечно же, нет, – Он машинально касается пальцами разбитой губы. – Как и любой нормальный человек, я испытываю боль и страх.
– Так в чем же проблема? Ведь этого можно избежать, стоит лишь поступить так, как тебе велят.
– Не хочу уступать несправедливости. Я ведь не считаю, что ваши претензии, касаемо моих убеждений, поступков и даже манеры одеваться хоть сколько-нибудь обоснованы. Так почему я должен из-за этого меняться?
– Очевидно же: чтобы остаться невредимым. Ведь так просто: признай нашу правоту и тебя больше не тронут.
– Но истиной-то эта так называемая «правота» от этого не станет, – возразил Попугай. – Тысячи ученых, лишь бы избежать пыток инквизитора, могут согласиться с утверждением, что солнце на ночь прячется под землю. Но разве из-за этого Земля сплющится, а Солнце начнет вращаться вокруг нее? Разве от этого утверждения Вселенная изменит свой облик? Нет! Да только из-за того, что кто-то побоялся настоять на своем, отстоять свои убеждения, может пострадать все человечество.
– С чего вдруг?
– Да потому, что это мешает прогрессу. Такой путь – топтание на месте, а быть может, даже хуже – шаг назад. Ведь именно в постоянном поиске происходит развитие. Отказываясь выслушивать новые идеи мудрецов, запрещая им мыслить и навязывая старые уже известные истины, человечество лишает себя возможности познать законы Вселенной.
– А если твои ученые ошибаются? – возразил я. – Мы все равно должны позволить твоим так называемым мудрецам нести свою чушь?
– Даже если это так и их утверждения ложны, а выводы неверны, это все равно часть прогресса. Ведь не оступается только тот, кто стоит на месте, а человеку, который куда-то движется, свойственно порой спотыкаться и даже проваливаться в ямы. Но как, не оступаясь, он осознает свои ошибки? Да и другие, глядя на него, поймут, как не надо делать и поищут другие пути и решения. А стоя на месте, никогда не ошибешься, зато и не продвинешься ни на шаг. Люди должны постоянно искать, проверять, доказывать, мыслить, а затем либо подтверждать эти идеи, либо признавать свои ошибки и отыскивать иные пути познания. А вовсе не отрекаться от гипотез и теорий только потому, что кто-то грозит им костром или дыбой. Так и я не хочу, чтобы моими поступками управлял страх. Если хочешь, чтобы я признал твою правоту – убеди меня! Нельзя насаждать свои взгляды каленым железом и кулаками, правдивее они от этого не станут.
– Ну а если я и завтра приду? И снова с кулаками? И послезавтра. Буду приходить и приходить. Что тогда?
– Что ж, надеюсь, у меня хватит выдержки не сломаться, – вздохнул Попугай. – Но даже если я все-таки сдамся, так хотя бы с мыслью, что попытался, сделал, что мог. Ни все рождаются героями. Вот, кстати, бог, в которого ты веришь, предпочел умереть на кресте, чем предать свои убеждения. Хотя все вокруг обвиняли его в ереси. Это достойно уважения.
И, глянув мне прямо в глаза, он спросил:
– А ты придешь?
– Не знаю, – ответил я. – Возможно.
В мыслях же вдруг возник образ Рафаэля, который с усмешкой произнес: «Если прикажет магистр, конечно же, придешь. Куда ты денешься?»
– Что ж, – кивнул Попугай, – спасибо за честный ответ.
Он снова протянул мне руку. И я стиснул его унизанные серебряными перстнями со странными символами пальцы своей ладонью с татуировкой «1034».
Все время, пока я сидел в офисе на своем рабочем месте, тупо пялился в монитор. В голове же моей кипел компот из мыслей. В памяти всплывали фразы и целые монологи. То речь Рафаэля в момент нашей последней встречи, но его вдруг перебивал голос старика Гулова с его «идеологическими разногласиями» или атеистический вздор журналистки Жени, наставления магистра, еретические выпады сестры Рафаэля, мазохистско-пацифистские монологи Попугая. А порой я вдруг начинал с ними мысленно спорить, возражать, оправдываться. Эти голоса гремели то по отдельности, то разом, перебивая друг друга. И мне хотелось кричать, чтобы заглушить эту чудовищную какофонию.
– Ты не заболел? – бархатным голоском интересуется коллега Катя. – Ты бледный какой-то.
О да, она б с удовольствием окружила меня лаской и заботой, причем, вовсе не материнской... Так и хотелось прокричать ей в лицо: «Да пошла ты, сучка! Ищи себе другого кобеля!»
– Все хорошо, Катюша, – С трудом поддерживаю повседневный маскарад. – Не выспался просто.
Я с трудом дождался момента, когда часы показали «19:00», и я смог наконец вырубить ненавистный компьютер и свалить куда подальше из опостылевшего офиса.
Свалил я, понятное дело, ни «куда подальше», а в храм. По пути к бывшему кинотеатру «Октябрь» я вдруг поймал себя на мысли, что не хочу туда. Быть может, впервые за все годы, проведенные в Братстве Света. Вот сейчас приду, начнутся полные сочувствия разговоры со скорбными минами, мол: да, слышали о Рафаэле, так жаль, хороший был парень и все такое... Но главное слово тут – «был». Ни печальные речи, ни скорбные мины его не воскресят! Ну их всех! Просто хочется побыть одному!.. Хотя, нет, вру, не одному. И я вдруг достал телефон, набрал номер.
– Да? – услышал я в трубке знакомый голос. Как бальзам на душу!
– Привет! Ты занята? Можно с тобой увидеться?
– Извини, нет, – ответила Женя. – У меня пары. А потом еще факультатив. Допоздна. Что-то случилось? Какой-то голос у тебя странный... С тобой все в порядке?
– Все хорошо, – Я отключился.
Подойдя к бывшему кинотеатру, который пока еще служил нам храмом, я с удивлением обнаружил на крыльце четверых подростков, лет по пятнадцать не более. Они резвились, хохотали, курили, бросая окурки себе под ноги.
– Эй, вы ничего не перепутали? – холодно спросил я. – Это не место для тусовок!
– Тебе-то что? – нагло ответил один из них – конопатый рыжий переросток, и глянул на своих дружков, явно подкрепляя свое хамство численным превосходством. – Где хотим, там и тусуемся.
Ага, вот и кандидаты на разбитые рыла! Конечно, Рафаэлю, судя по его последним словам и поступкам, такое вряд ли понравится. Быть может, его душа сейчас смотрит на меня с осуждением. Но мне так хотелось сорвать на ком-нибудь злость... Я стал неспешно подниматься по лестнице. Пальцы было нащупали в кармане кастет, но тут же отпустили – дети как ни как! Подростки, в том числе рыжий переросток, с опаской попятились, сообразив, что численность далеко не всегда залог победы.
– О, Михаэль!
Я замер на середине лестницы, глянул на двери храма. В них стоял магистр.
– Познакомься, – сказал отец Пейн. – Это – наши новые кандидаты. Салафиил, Иегудиил, Варахиил и Иеремиил.
Я уставился на подростков. Кандидаты?.. Пока магистр представлял меня, перечисляя мои боевые заслуги, пятнадцатилетние «воины Света» неловко топтались на месте и с опаской поглядывали в мою сторону. Недоверчиво, видимо, их смущал мой возраст.
– А сейчас Михаэль вам все тут покажет, – закончил отец Пейн и повернулся ко мне: – Объясни им наши порядки.
Кандидаты, толкаясь и перешептываясь, ввалились в двери храма. Я задержался на крыльце.
– Что-то случилось? – спросил магистр, перехватив мой угрюмый вопрошающий взгляд.
Я мотнул головой и вошел в храм. Встречные братья и сестры здоровались со мной, как обычно. Никто из них так же не обмолвился о Рафаэле. Вот тебе и сочувствующие речи, и скорбные мины... Быть может, они еще не знают?
Пока я водил школьников по храму, те без умолку трепались, ржали, называя друг друга своими новыми, как они считали, погонялами. Когда же один из них схватил с подоконника оставленный кем-то серебряный крест – главный атрибут брата Ордена, и нацепил его на свою тощую шею со словами: «Зацените, пацаны, я поп!», я едва сдержался, чтобы не вмазать ему.
– Еще раз сунешь свои ручонки куда не следует... – прошипел я, срывая с него крест.
– И что? – нахально вмешался другой подросток. – Че ты вообще тут раскомандовался? Ни ты тут главный, а...
Он не договорил, так как в следующий миг я резко шагнул вперед и схватил одного из них за горло. Нет, не того, который это сказал, и даже не того, который примерял крест. Оценив, кто из них самый наглый, а значит и самый авторитетный, на кого ровняются остальные, а им оказался тот самый рыжий переросток, именно его я избрал своей целью.
– Эй, а я-то при чем? – испуганно залепетал тот, когда я затащил его за бархатную бардовую партеру, подальше от посторонних глаз, и придавил к стене.
– Значит так, – сказал я, сжимая у него на горле пальцы и глядя на остальных, которые растеряно хлопали глазищами и даже не пытались прийти товарищу на помощь. – Еще одна выходка, от любого из вас, и я ему всыплю таких звездюлей...
– Почему именно мне? – закряхтел рыжий.
– Потому, что только тебя я пока запомнил. Все слышали? Любой из вас накосячит – получит он! Вам ясно?
Все поспешно закивали. И активнее всех рыжий переросток.
Я разжал пальцы и скомандовал:
– А теперь – за мной!
Пока я вел их в подвал бывшего кинотеатра, вся четверка шла почти не дыша и едва ли ни на цыпочках. Я завел их в помещение для тренировок. Уриэль и Гавриэль отложили гантели и штанги.
– Видите этих двоих? – обратился я к школьникам. – Будете их слушаться, как...
– Родную мать? – вставил какой-то подросток и умолк, под моим взглядом.
– Лучше, чем родную мать, – ответил я, – которая, видимо, не смогла вбить вам с детства правильное воспитание. Гавриэль и Уриэль исправят это упущение. Также они будут вести тренировки, чтобы превратить вас, задротов, в настоящих бойцов. А заодно и объяснят наши порядки.
На слове «порядки», я сделал особенный упор и коснулся висящей на стене хвостатой плети. Наконец, оставив перепуганных кандидатов в ежовых рукавицах своих братьев, я покинул подвал, радуясь, что избавился от этого лиха.
– Вы уверены, что они нам подходят? – спросил я, снова разыскав магистра.
– Сейчас это – глина, пластилин, – ответил отец Пейн. – Что вылепишь, то и получится. Главное, что у них есть качества, весьма полезные в нашем деле. Нужно лишь направить эти заблудшие души по верному пути. К тому же, нам необходимо пополнение. Ведь нам потребуется очень много бойцов, если мы хотим воплотить в жизнь все наши планы. Пока что же в наших рядах лишь убывает.
– Да, Рафаэль. Такая потеря...
– Ты ведь знаешь, что мы потеряли Рафаэля еще до того, как это случилось, – Магистр испытывающее глядел на меня. – Я даже больше скажу, он погиб именно потому, что мы потеряли его. Ведь наш Орден не просто так называется братством. Одиночке сложнее выжить в этом полном ереси мире. Но он сделал свой выбор, Бог ему судья.
Так вот почему никто и словом не обмолвился о Рафаэле. Вот почему нет сочувственных речей и скорбных лиц. Никто не сочувствует и не скорбит. Они все считают его отступником!
Я вышел из храма, подставил лицо прохладному ветру. Теперь мне хотелось не кричать – выть от бессилия. Рафаэль был предан Братству Света много лет. Но стоило раз оступиться, и все – ни для кого его больше не существует, он – пустота, и не важно, жив он или мертв. И я вдруг припомнил, что и сам так относился к отступникам. Люди ведь и раньше по разным причинам покидали Орден. Помню, несколько лет назад была девушка, которая поначалу часто посещала храм, а потом куда-то пропала. И я ни то, что имени, даже лица ее вспомнить не могу! Или год назад отец Жоффруа, один из самых активных братьев Ордена, более того – воин Света, один из отцов-основателей, покинул храм после рейда в Красновку (это и не удивительно, учитывая, чего мы там насмотрелись). И все – с той поры я ни разу не слышал, чтобы о нем хоть кто-нибудь вспоминал. Братство не прощает отступников!
В храм в тот день я больше не вернулся – до темноты просто бродил по городу. И думал, думал, думал... И лишь когда в кармане завибрировал телефон, я поспешно выхватил трубку и, взглянув на экран, понял, что на самом деле все это время я ждал. Ждал этого звонка!
– Слава, – Она единственная меня так называла. – Привет еще раз. Я освободилась, теперь можно встретиться. Помнишь, мы вчера договаривались с Ромой осмотреть место, где произошло еще одно убийство? Ну, тот подвал с лабораторией. Записывай адрес...
Я на всех парусах мчался к месту встречи, как вдруг почувствовал – что-то не так. И, пройдя пару кварталов, понял причину – за мной следят! Какая-то барышня в темной куртке с надвинутым на глаза капюшоном вот уже несколько минут идет за мной. Чтобы это проверить, я повернул в ближайший переулок. И точно – она повернула следом. Тогда я ускорил шаг и, завернув за угол, остановился, якобы завязать на ботинке шнурок. Вскоре появилась эта шпионка. Она на мгновение опешила, увидев меня, но тут же пошла мимо, изображая обычную прохожую. Да только я успел разглядеть ее лицо, освещенное светом витрины. И я не очень-то удивился, когда узнал в ней Марину. Ну или как там ее зовут на самом деле... В общем, ту девчонку, которую вчера застукал на месте преступления. Выходит, она все еще за мной шпионит!
«Покончив» со шнурком, я пошел следом за ней. Она обернулась раз, другой, и, конечно же, все поняла – мы поменялись местами. Теперь уже я шпионил за ней. Где-то с квартал она шла, изображая спокойствие. Потом ускорила шаг. Я тоже. Она пошла еще быстрее, и я прибавил скорости. Наконец она не выдержала и побежала.
– Эй, а ну стоять! – крикнул я. Теперь уже можно не притворяться.
Девка рванула сначала по центральной освещенной фонарями улице, но, видимо, поняла, что так ей от меня не скрыться – я ее быстро нагонял. Тогда она свернула в какой-то неосвещенный переулок между низеньким частными домишками, рассчитывая скрыться в темноте. Мне же это было только на руку – там нет свидетелей. «Ну уж нет, на этот раз я тебя не упущу!..» Я не стал сразу догонять беглянку, позволил ей подальше углубиться в частный сектор, туда, где нет посторонних глаз. Догнал я ее в глухом переулке, оканчивающемся тупиком. Увидев меня, она было стала карабкаться на забор. Быть может, у нее и получилось бы перебраться, да только я схватил ее за куртку и стащил вниз:
– Попалась!
– Вы кто? Что вам от меня нужно? – заверещала шпионка.
– Хватит прикидываться, – осадил я ее. – Бесполезно.
И сорвал у нее головы капюшон. Она что-то выхватила из кармана, но я был к этому готов. Вывернув девчонке руку, я извлек из ее ладони электрошокер, бросил его на землю. Ну давай, что там у тебя еще? Нож? Травмат? Газовый баллончик? Но, похоже, больше никаких средств защиты она не припасла. Остались только слова.
– Помогите! – отчаянно закричала она.
Ее взгляд метался по сторонам, но натыкался лишь на темные заборы. А между ней и единственным путем к свободе стоял я.
– Насилуют! – вопила она.
Но вокруг не оказалось никого, кто на этот раз поверил бы в ее лож. Я с улыбкой покачал головой: даже не пытайся! Когда я шагнул ей навстречу, она отчаянно бросилась вперед с попыткой пробежать мимо. Ясное дело, безнадежно. Я ловко поймал ее за шкирку:
– Мы, кажется, вчера не договорили. Продолжим сегодня.
«Лучше всего отвезти ее в храм, в наш подвал, – решил я. – А там уж допросить в комнате со звукоизоляцией. На этот раз, как следует, безо всяких сердобольных свидетелей». И, одной рукой удерживая упирающуюся шпионку, другой я достал из кармана телефон, чтобы вызвать машину. Я листал список контактов, ища номер нашего водителя отца Готфрида... как вдруг что-то треснуло меня по затылку. Я рухнул на колени. Попытался встать – снова удар. Корчась на земле, я видел, как шпионка спокойно подняла с земли электрошокер, подошла ко мне. Разряд...
Очнулся в темноте. Я лежал в позе эмбриона в каком-то узком ящике, словно в гробу. Руки связаны за спиной, ноги тоже чем-то стянуты, рот заклеен, видимо, широким скотчем. Башка трещит – последствие удара, плечо зудит после электрического разряда. Где я? Судя по запаху бензина, в каком-то гараже. Вспомнив причины, почему оказался тут, с досадой сообразил: «О Господи, это же было спланировано! Я думал, что загоняю ее в западню, а это она заманила меня в ловушку!» Вот уже второй раз за несколько дней я попадаюсь, словно мальчишка. Надо с этим что-то делать! Если, конечно, выберусь живым из этой переделки. Но для начала надо выяснить: где я? И, словно в ответ на мой вопрос, вдруг ощутил, что пол подо мной вздрогнул, и я стал двигаться. Я что, в багажнике автомобиля?
Меня везли долго, часа три не меньше. Поначалу я пытался избавиться от пут на руках, стучал ногами в стену, надеясь, что кто-нибудь снаружи услышит и придет на помощь. Все оказалось напрасно. В итоге я решил экономить силы, не тратить их на бессмысленные попытки выбраться. Стал просто ждать, когда доберемся до места, а там буду действовать по ситуации.
Наконец я почувствовал, что машина остановилась. Послышался звук открываемых дверей, голоса. Слов я не разобрал, но сделал вывод – похитителей минимум двое. Хотя, тоже мне открытие, логично ведь: та девка и ее сообщник, который треснул меня по башке. Раздался щелчок замка, багажник распахнулся, и я увидел звездное небо. Выходит, я на улице, причем, вокруг никакого освещения – мы где-то вдали от населенных пунктов. Чьи-то крепкие руки выволокли меня из багажника, бросили на траву. Я готовился к этому моменту, рассчитывая даже со связанными руками и ногами наброситься на похитителей – голова тоже неплохое оружие, если умело ударить. Но какой там: мышцы, пока я валялся в багажнике, так заиндевели, что я едва мог шевелиться. Даже голову повернул с трудом, чтобы осмотреться. По черным кронам деревьев понял, что нахожусь в лесу. А в следующий миг обзор мне закрыли чьи-то ноги. Меня перевернули на спину, я увидел нависающий надо мной темный силуэт.
– Здравствуй, Слава, – услышал я мужской незнакомый голос. – Ты искал меня? Я – Артур. Артур Велин!
Это имя ошеломило. Я все-таки нашел в себе силы приподняться, подполз к машине, навалился на колесо. Вспыхнул свет – кто-то включил небольшую переносную лампу, и я увидел его лицо. Лицо, которое я узнал бы среди миллионов. Лицо, которое я изучил до мелочей, глядя на газетную вырезку с сообщением об убийстве. Артур Велин – поджигатель, заживо спаливший тебя, Рита! Вот он, стоит передо мной! А я сижу связанный у его ног и ничего не могу сделать.
И вдруг я понял, где нахожусь. Фары машины освещали опаленный ствол дерева. Это было то самое место, где ты умерла! Я бывал здесь много раз, приезжал сюда, бродил по поляне, смотрел на это дерево, представляя, как ты мучилась, сгорая на костре. И думал о том, что когда-нибудь разыщу твоего убийцу. И вот нашел. Да только вовсе не так, как ожидал. Я-то надеялся, что это он будет сидеть у моих ног, моля о пощаде... Но я молить не стану! Приму смерть достойно, как истинный воин Света! Раз уж Господь уготовил мне последовать за тобой, любимая сестра, сгореть на том же месте...
Артур Велин присел передо мной на корточках. Я дернулся, попытался достать его хотя бы ногами.
– Спокойнее, – сказал он. – Обещаю, тебе не причинят вреда. Если, конечно, ты не дашь повода.
Он кивнул на мои ноги, которые никак не могли дотянуться до него.
– Я привез тебя сюда вовсе не для того, чтобы ссориться. Мы всего лишь поговорим.
«Развяжи меня, и я с тобой так поговорю, мразь!..» – прокричал я, однако из-под скотча, который закрывал мне рот, раздалось лишь что-то вроде: «М-м м-м м-м-м-м-м…»
– Ах, ну да, – с улыбкой сказал Артур, и сорвал скотч. И когда я повторил ему сказанное, покачал головой: – Ничего другого я и не ожидал услышать. Это и не удивительно, ведь ты уверен, что это я убил твою сестру.
– А это, конечно же, сделал не ты, – прорычал я. – Ну давай, начинай свою лож, мерзкий ублюдок!
Он вздохнул:
– Так у нас разговора не получится. Быть может, договоримся? Ты меня выслушаешь, спокойно, без угроз и истерик, после чего сам решишь, верить мне или нет. Обещаю, при любом исходе тебя отпустят целым и не вередимым.
– Уж лучше убей меня сейчас, – зло ответил я, – иначе, обещаю, я разыщу тебя и прикончу у этого же дерева!
– Слава...
– Меня зовут Михаэль!
– Ладно, как тебе угодно... Скажи, ты хочешь просто на ком-нибудь отыграться, выместить злобу из-за потери твоей сестры? Или ты действительно желаешь узнать причины случившегося и разыскать ее убийц, чтобы они понесли заслуженное наказание? Если первое, хорошо, я увезу тебя обратно в город и отпущу на все четыре стороны. Живи и дальше со своей злобой, срывая ее на ни в чем не повинных людях. Но другого шанса узнать правду у тебя может и не быть. Решать тебе.
Я задумался. А ведь он отчасти прав. Во-первых, сейчас я не в том положении, чтобы диктовать условия, и сделать ничего не могу. По крайней мере, пока: я все пытался высвободить стянутые за спиной руки, но мне не удалось даже ослабить веревку. Во-вторых, если он не врет, и меня действительно отпустят, позже я всегда смогу вернуться к своей мести и разыскать этого ублюдка. Ну а в-третьих, вдруг он и правда расскажет нечто такое, чего я не знаю. Даже если будет врать. Ведь и из лжи можно выудить некоторую информацию, отделив зерна от плевел. Так и быть, пусть выскажет свою версию событий.
– Хорошо, – кивнул я, успокаиваясь. – Я тебя слушаю.
– Прежде, чем я начну говорить, хочу тебе кое-что показать, – Артур что-то достал из внутреннего кармана куртки, протянул мне. – Скажи, что ты видишь?
Он поднес лампу. Это оказалась фотография. На ней были двое: ты, Рита, и он. Вы сидели рядом у костра. Причем, Артур обнимал тебя, и ты прижималась щекой к его лицу. Оба выглядели весьма довольными.
– Этот снимок был сделан ночью, накануне трагедии, – сказал он, не дожидаясь столь очевидного ответа. – Скажи, твоя сестра выглядит тут несчастной или напуганной? Нет! Я тебе больше скажу: мы тогда были вместе. Я любил твою сестру, а она любила меня.
– Вот это лож! – зло усмехнулся я. – Она ни с кем не встречалась в то время, когда уезжала в эту злополучную экспедицию.
– У нас возникли отношения уже во время раскопок. Впрочем, сейчас это не важно. Важно другое. Эти раскопки организовал я. Именно я, как преподаватель вуза, привез сюда студентов исторического факультета. И именно под моим руководством приехала сюда и твоя сестра. Так назови хоть одну причину, для чего мне было ее убивать?
– Потому, что ты – чертов псих! Ты и кучка твоих друзей-маньяков, которые заживо сжигают людей!
Выпалив это, я вдруг почувствовал, что веревка у меня за спиной слегка поддалась, ослабла – уже не так сильно впивается в тело.
– К маньякам мы еще вернемся, – ответил Артур. – Но для начала я хочу рассказать тебе о другом. Практически у любого поступка есть причина и следствие. Гибель твоей сестры – это лишь следствие. Я же хочу рассказать о причине. Знаешь ли ты, что за раскопки мы тут проводили? Чем занималась твоя сестра?
– Копали какую-то древность, – пожал я плечами. – Рита перед отъездом особо ничего не объясняла.
– Здесь мы сделали очень важное открытие, – пояснил он. – Мы обнаружили нечто, что раскрывало тайны бессмертия. Знания, которыми обладали живущие в этих краях шаманы.
– Звучит из области фантастики, – Я продолжал незаметно дергать веревку, чувствуя, как с каждым рывком путы все более ослабевают. – Даже если и так, это не объясняет убийства.
– Еще как объясняет. Скажи, Слава, как бы ты отнесся к тому, чтобы люди стали жить вечно. Ну или почти вечно. Например, перестали умирать от старости.
– Господь нас создал такими, какие мы есть, – не задумываясь ответил я. – Если бы он хотел сотворить людей бессмертными, мы бы не умирали. Однако вместо бессмертного тела он даровал нам бессмертие души и вечность на Небесах.
– То есть, стремиться к бессмертию тела...
– Это – грех!
– Именно так и рассуждали те, кто убил твою сестру. А так же и других людей, связанных с нашими исследованиями. Они посчитали, что людям даже думать о бессмертии – преступно. И наказание за подобную ересь – смерть.
Я подумал, что и сам бы не позволил такое богохульство. Правда, убивать бы за такое не стал, так, разбил бы пару-тройку физиономий... Но даже если кто-то решил за такое покарать смертью, резонный вопрос:
– Почему же ты все еще жив? Ведь, как ты сам только что сказал, именно ты все это затеял.
– Повезло, – ответил Артур. И, заметив мою усмешку, добавил: – Я бы многое отдал, чтобы на ее месте оказался я. Но так уж вышло, именно мне удалось вырваться из рук убийц. Ей – нет.
– О, так, выходит, ты у нас жертва, а ни маньяк. Почему же именно твой портрет попал в милицейские сводки? И почему именно твое имя назвали все свидетели?
Надо заговорить ему зубы, выиграть время, пока распутываю веревку...
– Имя мое назвали не свидетели, – вздохнул Артур, – а сами убийцы. Те, кто это сделал, выдали себя за очевидцев. Они повесили все на меня.
– Быть может, ты назовешь их имена?
«Ну давай же! Давай!» – я дергал руку, но ладонь никак не могла проскользнуть в петле.
– Назову, – кивнул Артур. – И больше скажу – ты прекрасно знаешь этих людей. Ты общаешься с ними каждый день.
Я прямо-таки остолбенел от такого заявления. Даже о веревке позабыл. А потом расхохотался: он что, серьезно?
– Ага, давай еще скажи, что это сделало наше Братство Света!
– Я лучше покажу, – ответил он и достал еще одно фото.
Когда он протянул его мне, я не поверил глазам. На фотографии была эта самая поляна. У ствола дерева стояла ты, Рита: руки за спиной, видимо, связаны, лицо искажено мукой. Перед тобой стояли какие-то молодые люди, похоже, студенты с раскопок, улыбались. А впереди всех... отец Пейн!
– Это подделка, – Я зажмурился и затряс я головой. – Фотомонтаж!
– Это фото было сделано тем же человеком, что и предыдущее, – объяснил Артур. – Только следующим утром. Утром того дня, когда была убита твоя сестра.
– Я не верю! Этого не может быть! – Я продолжал мотать головой, словно мог вытрясти из памяти это видение. – Магистр не мог! Он любил Риту!
– Знаю, что любил, – ответил Артур. – Но его убеждения оказались сильнее любви. Он не простил ей того, чем она занималась. И именно после ее казни он основал так называемое Братство Света, главной задачей которого стало карать за любую ересь. Те же, кто участвовали вместе с ним в «сожжении ведьмы», стали первыми адептами вашего Ордена. Всмотрись в их лица, уверен, многих ты узнаешь.
– Нет, он не мог! – повторил я. – Он любил ее! И после ее смерти он заботился обо мне. Воспитал меня.
– Если называть воспитанием ту дрессировку, которая делает из человека послушного садиста, способного выполнить любой приказ.
– Не верю!
– Уж поверь, – раздался девичий голос, и в свете лампы появилась та самая шпионка, из-за которой я оказался тут.
– Ты кто вообще такая?
– Так и не вспомнил меня, Михаэль? – спросила она. – Мы ведь с тобой не раз встречались. Четыре года назад, в храме. В то время, когда я еще была в Братстве Света.
Дерзкое заявление. Вот только я никак не мог ни опровергнуть, ни подтвердить эту информацию. Через храм проходит столько народу, что всех не упомнишь. Особенно в последние годы, когда популярность нашей церкви так сильно возросла, что ее прихожане – едва ли не половина Погорья.
– Меня зовут Марта, – напомнила она.
– Да ну? А вчера ты звалась Марией, – скривился я, хотя имя мне действительно показалось знакомым. Но даже если и была в храме какая-то Марта, как теперь проверить-то? Лица я не помню, так что этим именем может назваться любая самозванка. И я добавил: – К тому же про твою способность вещать «правду и ничего кроме правды» мы уже знаем.
Говоря это, я прикинул: если мне удастся освободить руки, справлюсь или нет? Ноги-то по-прежнему связаны! Да еще и мышцы окончательно не отошли от долгого лежания в неудобной позе. Главное в первую очередь вырубить Артура, ну а с девчонкой как-нибудь разберусь. Но, быть может, тут есть кто-то еще? У меня отчего-то было ощущение, что позади кто-то стоит. И все же надо попробовать. Я продолжил и дальше освобождать руки из пут.
– Да, я вчера кое-чего выдумала, – кинула шпионка. – Вот только не все. Что касается магических ритуалов, шабашей ведьм и темного Властелина – полнейшая чушь. Однако ритуалы действительно были, правда, не сатанинские шабаши, а церковные службы, и проводились они не в погорском карьере, а в вашем храме, вместо же темного Властелина молитвы возносили Господу Богу. В остальном все чистая правда. Меня, пятнадцатилетнюю девчонку, очень впечатлила торжественность и вычурность вашей секты. Правда, я и не думала, что за этим внешним блеском скрываются весьма темные делишки. Отец Пейн сразу заприметил новую наивную прихожанку и понял, как меня можно использовать. Что было дальше, ты тоже знаешь. Моей задачей было находить людей, на которых укажет магистр, втираться к ним в доверие, а затем сдавать их карателям из Братства Света. И я занималась этим до тех пор, пока не узнала об участи тех людей, за которыми шпионила.
– Чушь! – Я готов был вцепиться ей в глотку, и сделал бы это, если б не веревки, которые все не отпускали мои руки.
– Все эти люди имели непосредственное отношение к исследованиям, которыми мы занимались, – добавил Артур. – Одни из них были учеными, другие – испытуемыми. Пострадали все. А однажды ваше Братство Света обнаружило нашу лабораторию, которая располагалась в подвале...
– Чушь! – яростно выкрикнул я, дернув в петле ладонь. Еще и еще.
– Окончание истории ты тоже знаешь, – продолжала шпионка. – Отец Пейн может быть очень ласков и убедителен, когда ему что-то нужно. Однако он может быть весьма жесток и беспощаден, когда дело касается отступников. Мне пришлось бежать из Погорска, туда, где Братство Света меня не достанет. Но я вернулась. Вернулась для того, чтобы положить конец этому безумию. Чтобы больше не было этих средневековых костров инквизиции.
Сказав это, она кивнула на опаленный ствол. Ствол, у которого умерла ты, Рита.
И вдруг я задумался: а что, если это правда? Что, если Орден действительно убил всех этих людей? Мы ведь с парнями караем еретиков по приказу магистра. Вдруг есть и те, кто делают то же самое, только не кулаками, а огнем? Я замотал головой: нет, не может быть!
– Ты ведь и сам думал об этом, да? – спросила она. – По глазам вижу, что так.
Я не ответил. В голове у меня происходила революция. Я взглянул на опаленное дерево и представил вдруг тебя, Рита, умирающую в пламени костра, а перед тобой – людей в черном... с серебряными крестами на груди. И впереди всех – магистр отец Пейн!
– Это все, о чем я хотел тебе рассказать, – сказал Артур. – А теперь, как и обещал, я отвезу тебя обратно в город.
Марта достала из кармана электрошокер и направилась ко мне.
– Может, на этот раз обойдемся без багажника? – содрогнулся я. Меня замутило от одной мысли, что мне снова придется несколько часов лежать в позе эмбриона в железном пропахшем бензином коробе, да еще и с болью после шоковой терапии.
Артур нахмурился:
– Разве тебе можно доверять?
Я подумал и ответил:
– Буду вести себя мирно. Обещаю.
Какое-то время он смотрел мне в глаза, потом кивнул.
– Это, – Артур вложил мне в карман фотографии, – оставь себе. Пусть они тебе напоминают об этой беседе.
Меня приподняли, разрезали веревки на ногах. Когда я забирался на заднее сидение автомобиля, почувствовал, как ладонь, наконец, выскользнула из веревочной петли. Я осмотрелся: девчонку, что села рядом, демонстративно положив электрошокер на колени, вырублю ударом локтя, и это жалкое оружие ей не поможет. А потом накину на шею Артуру ту самую веревку, которой мне скрутили руки... Но, конечно же, делать этого не стал.
Рот мне не заклеили, но мне было не до разговоров. Всю обратную дорогу до Погорска молчали и мои похитители. Я смотрел на мелькающие за окошком силуэты деревьев, кустов, придорожные знаки и столбы, и думал: привычный мир рассыпался на куски у мня в голове.
Спустя часа три меня высадили в центре города, неподалеку от моего дома. Выходит, они знают, где я живу! Однако я тоже узнал кое-чего: модель и цвет машины. Они даже не потрудились замазать номер! Я бы своих воинов за такой промах заставил бы всю ночь молиться, истязая себя плетью.
Артур вышел из машины, чтобы развязать мне руки, я же демонстративно бросил веревку ему под ноги. Он удивленно поднял на меня глаза и все понял. Только и пролепетал:
– Спасибо.
– Я же дал слово!
Сам же подумал о том, что если их автомобиль не угнан, ничего не стоит пробить через знакомых ментов данные владельца. Эти олухи, сами того не подозревая, всучили мне козырь. И если я не разделался с ними сейчас, это не значит, что не найду их завтра.
Прежде, чем уехать, Артур вернул мне мобильник. В нем я обнаружил с десяток пропущенных вызовов. Все от журналистки Жени. Перезвонил.
– Слава? Ты куда пропал? – раздался в трубке сонный голос. Еще бы, время, небось, далеко за полночь. – Я чуть с ума не сошла! Мы с Ромой часа три протачали у того подвала, а ты так и не появился. С тобой все в порядке?
– Все хорошо, – «Да ни хрена не в порядке! Все просто ужасно!» – Уже поздно. Спокойной ночи. Завтра увидимся.
– Ладно. И тебе спокойной ночи.
Ага, уснешь тут!
И я побрел домой, чтобы все-таки попытаться заснуть и хоть ненадолго забыться.
День шестой
Когда я распахнул глаза, за окном сияло солнце. И я возблагодарил Господа за то, что он все-таки послал мне сон, и, что главное – без кошмаров. Однако с пробуждением вернулись воспоминания обо всем, что произошло вчера. Рафаэля убили, а маньяками поджигателями оказались люди, которых я много лет считал своей семьей. Да с такой реальностью и кошмары не нужны – жизнь страшнее!
«А что, если все не так? – думал я, лежа на жесткой кровати и глядя в потолок. – Что, если Артур и его девчонка умышленно лгут, чтобы сбить меня с истинного пути? Чтобы направить мой гнев против своих же?»
Я достал из кармана куртки фотографии, внимательно рассмотрел их. На первом снимке без сомнений были Артур и ты, Рита, а на втором, где ты привязана к дереву, точно стоял отец Пейн. И все же что-то с этими фотографиями было не так, но что именно я понять не мог. А кто сможет?
И тут я вспомнил: наш Попугай ведь дизайнер! Наверняка он разбирается в таких вещах!
Когда я выходил из дома, меня вдруг охватили сомнения. Глянув на свои пальцы с татуировкой «1034» и на сбитые костяшки, я подумал: имею ли право обращаться к нему после всего, что было? Однако я больше не знал никого, что мог бы мне помочь в этом деле. И перешагнув порог своей квартиры, а вместе с ним и через свои душевные терзания, я вышел на улицу: будь что будет!..
Поначалу я отправился на работу, но на полпути вдруг вспомнил: сегодня же суббота! И где его искать? Припомнив, что наш дизайнер ошивался с местными неформалами, пошел к парку. У памятника Краснова, даже несмотря на то, что еще было утро, тусовались человек пять странно одетых парней и девушек. Похоже, наш рейд не напугал их. Наоборот, завидев меня, они как-то все насторожились, словно почуявшая опасность собачья свора, и все поглядывали на стоящую неподалеку парковую лавочку. Посмотрев туда же, я заметил лежащие позади лавки несколько увесистых палок, явно приготовленных по наши души. «Быстро учатся!» – усмехнулся я про себя. Впрочем, если дойдет до драки, это вряд ли им поможет. Против волка псам не сдюжить. Отгребут эти еретики своими же дубинами...
Хотя, я тут же отогнал эти воинственные мысли. Я ведь не ссориться сюда пришел. Дизайнера Попугая среди них не оказалось, а подходить спрашивать я не стал – ответы были написаны на их сердитых рожах. Ничего кроме мордобоя я от них не получу. И я прошел мимо, сопровождаемый враждебными взглядами. Мне оставалось лишь отправиться в еще одно известное место, где ошивался наш дизайнер.
Было мало шансов, что в такую рань выходного дня Попугай окажется на строке буддистского храма, и все же я решил проверить. Когда я приблизился к воротам, увидел мужика с подбитым глазом – следами нашей недавней вылазки. Тот заметил меня, набычился, взгляд его заметался, видимо, в поисках какого-нибудь оружия, коего на стройке было предостаточно: от арматуры до кирпичей. Но к мужику тут же подбежала женщина, что-то шепнула и, достав мобильник, стала поспешно набирать номер, скорее всего, милиции.
«Эх, надо было переодеться в гражданские шмотки, – с досадой подумал я. – В таком виде я как фриц посреди светского лагеря».
– Доброе утро, – прокричал я, стараясь придать своему голосу как можно больше дружелюбия. – Я кое-кого ищу.
– Кого? – недобро спросил мужик.
И тут я понял, что понятия не имею, как зовут нашего дизайнера. Сам-то я кроме как Попугаем его не именовал. Так и не услышав ответа, женщина продолжила тыкать в кнопки телефона. Я решил, что лучше уйти, пока действительно милицию не вызвали. Но не успел я повернуться, из строительного вагончика вышел наш дизайнер. Бросив своим соратникам: «Все в порядке», он направился ко мне.
– Извини, что отвлекаю в выходной, – сказал я. – Просто мне нужен твой совет.
– Да без проблем, – как всегда добродушно ответил дизайнер. – Всегда рад помочь.
От этого приветливого тона мне стало еще больше не по себе. Уж лучше б он послал меня куда подальше за все то, что я ему сделал.
– Взгляни, – Я протянул ему фотографии. – Что скажешь об этих снимках?
Пока он разглядывал их, сердце мое бешено колотилось: только б это оказалось ложью!..
– Фотомонтаж, – заключил Попугай, вернув снимки.
Я с облегчением вздохнул: слава тебе Господи!
– Уверен?
– Абсолютно, – кивнул он. – Сделано очень профессионально, выглядит реалистично. Но человек, который фотошопил, не учел одну деталь. Гляди! Фото явно сделано у костра, а значит на лицах должны быть тени и блики, но у этих двоих, – он указал на Артура и тебя, Рита, – их нет! Зато у того парня, что стоит позади, есть. Так что, это явная липа. И на этом фото, – Дизайнер протянул мне снимок, где ты привязана к дереву. – Тут падает солнечный свет. Но от деревьев и от этих людей тени есть, а от привязанной девушки – нет. Думаю, автор взял снимок с людьми на поляне и подставил девчонку.
– Ты даже не представляешь, как ты мне помог, – Моя душа ликовала.
– Всегда рад. Обращайся.
Я шел в наш храм преисполненный радости и сожаления. Радости потому, что все эти обвинения оказались ложью. Сожалел же я о том, что еще прошлой ночью мог разделаться с подонком Артуром Велиным и его приспешниками. Но я не только не сделал этого, когда была возможность, так еще и усомнился в своем Ордене! Я твердо решил, что, как только доберусь до храма, всыплю себе пару десятков ударов плетью. Да как я даже подумать посмел о том, что мои братья – убийцы-поджигатели! Я вспомнил о гибели старика Гулова – вот еще один аргумент в пользу того, что все это ложь. Старика явно убили эти маньяки. На меня и самого напали, едва не сожгли живьем. Никто из Ордена не стал бы убивать своих! Да и вообще, сам магистр поручил мне расследование. Стал бы он это делать, имей отношение к преступлениям? Да как мне только в голову могло прийти, что такое возможно! Выходит, эти сволочи пытались натравить нас друг на друга, чтобы мы перегрызлись между собой. Но просчитались. Ничего, теперь-то я знаю правду! И скоро я до них доберусь! Сегодня же позвоню знакомым из ментовки. И если тачка не ворованная, если принадлежит кому-то из них – им конец!
Магистра в старом кинотеатре не оказалось, он был в новом соборе. И не удивительно, ведь строительство окончено, завтра – день официального открытия. Я пошел туда и нашел отца Пейна, хлопочущего с подготовкой торжества.
– Михаэль! – воскликнул он, увидев меня.
И, глядя в эти мудрые добрые глаза, я в который раз укорил себя – как я посмел сомневаться в нем?
– Михаэль, рад, что ты пришел. У меня есть для тебя очень важное задание.
«Ради тебя, отче, ради Братства Света я готов на все! – с трепетом подумал я. – Хоть шагнуть в адское пекло!»
– Как ты знаешь, завтра мы открываем наш новый собор, – продолжал магистр. – Но есть один человек, который пытается сорвать наши планы. Он призывает народ бойкотировать этот великий праздник, рассказывает журналистам про нас всякие гнусности.
– Я объясню ему, что так поступать не стоит, – с готовностью ответил я, сжав и разжав кулак с заветными цифрами.
Магистр одобрительно кивнул и протянул клочок бумаги:
– Вот адрес. Наведите там шороху, чтобы эта мразь на всю оставшуюся жизнь запомнила, против кого не стоит разевать свою еретическую пасть.
Я сунул листок в карман и решительно повернулся, чтобы немедленно броситься выполнять приказ.
– Погоди ты! – остановил меня магистр. – Лучше обождать до вечера. Там бывает очень многолюдно, а нам нужно поменьше привлекать к себе внимания. И еще, возьми с собой наших новеньких. Им пора учиться.
День я провел в трудах, помогая в подготовке праздника. Наш новый храм был намного вместительнее старого – бывшего кинотеатра, который и храмом-то не назовешь, скорее уж местом для молений, не способным за раз вместить больше пары сотен человек. Это же величественное здание, выстроенное в центре города у набережной, могло принять одновременно едва ли не тысячу прихожан. Несмотря на это отец Пейн опасался, что народу на открытие соберется намного больше, и места всем не хватит. Ведь последние месяцы по телевидению целыми днями крутили нашу рекламу, а по городу висели афиши и баннеры, приглашающие горожан на праздник. Потому, помимо братьев и прихожан нашей церкви ожидалось увидеть тысячи обывателей, которые придут просто поглазеть на открытие нового собора. Магистр не сомневался, что соберется весь город, а, возможно, приедут люди и из других городов, поселков, деревень.
Мероприятие и правда намечалось грандиозное. На площади перед собором монтировали сцену для речей приглашенных важных гостей: губернатора, мэра, начальников различных ведомств и служб, а также богатейших людей города. Там же для привлечения молодежи после торжественной части пройдет музыкальный фестиваль христианской песни. Повсюду разместили ларьки – планировалась церковная ярмарка. В самом соборе пройдет величественная служба, а чтобы ее смогли посмотреть даже те, кто не попадет внутрь, на улице установили огромные экраны. Завершится же праздник незабываемым фейерверком, какого Погорск еще не видывал. Как сказал магистр:
– Да после такого торжества весь город... да что там город... Вся область будет нашей!
И этим амбиции отца Пейна не ограничивались: в ближайшем будущем планировалась закладка храмов Ордена практически во всех населенных пунктах Погорья, а также крупнейших городах страны. Я слышал также, что уже велись переговоры об открытии наших филиалов за рубежом.
Субботу я провел в трудах. Но все то время, что я помогал с подготовкой праздника, с нетерпением ждал вечера: после всего произошедшего жутко чесались кулаки – так хотелось сорвать на ком-нибудь злость. И вот наконец к собору подкатил наш белый микроавтобус, водитель отец Годфрид посигналил: пора! По пути мы заскочили в наш старый храм, там к нам подсели Уриэль и Гавриэль, а также четверо новеньких. Урок дисциплины прошел не зря, от прежней заносчивости у малолеток не осталось и намека. Теперь на их лицах читалась тупая покорность. Лишь рыжий было воскликнул весело:
– Ну что, оторвемся пацаны!
Но тут же умолк под моим суровым взглядом, заерзал на сидении.
Я сообщил отцу Годфриду адрес, и наш карательный отряд помчался на долгожданный рейд.
Нарушитель спокойствия нашего Ордена жил за городом, в небольшом поселке. Едва мы миновали знак с надписью «Малая Гербовка», натянули на лица маски-балаклавы, вооружились: я достал кастет и травматический пистолет, кто-то биту, кто кусок трубы. Неизвестно ведь, что нас там ждет. Наконец мы выехали на нужную улицу, и микроавтобус затормозил... перед православной церквушкой!
– Это какая-то ошибка? – растерянно пробормотал Гавриэль.
Я достал листок с адресом, сверил с табличкой, прикрепленной к стене одноэтажной избушки, расположенной на территории церкви – видимо, жилище священника. Номер дома и улица совпадали.
В церкви как раз закончилась вечерняя служба. Из распахнутых ворот выходили прихожане. Кто-то нес бутылки со святой водой. На руках мужчины сидела девочка лет семи, она улыбалась, разглядывая висящий на шее золотой крестик, видимо, только что приняла крещение. Ее окружали довольные люди, скорее всего, родственники и друзья родителей. Прихожане разбредались по поселку, садились в машины и уезжали. И вот церковный двор опустел, женщина с покрытой платком головой заперла ворота.
– Что будем делать? – спросил Уриэль.
– Если здесь живет тот самый человек, на которого указал магистр... – Гавриэль пожал плечами. – Кто мы такие, чтобы обсуждать его приказы?
– Вот что, – сказал я и повернулся к рыжему: – Как твое имя?
– Леня... То есть, Салафиил, – испуганно ответил тот.
– Ступай к дому, Салафиил, постучись и спроси, кто здесь живет. Если тот самый – Иван Нориков, дай знать. И маску сними. А то напугаешь раньше времени, не откроют.
Рыжий сорвал с головы балаклаву, вылез из машины и, озираясь, пошел к избе. Поднялся на крыльцо, постучал.
«Только б это оказалось ошибкой, – с надеждой думал я. – Только б оказалось...»
Дверь приоткрыла та самая женщина, что запирала ворота, видимо, попадья. Рыжий с ней переговорил, повернулся к нам и кивнул.
– Что ж, вперед! – Гавриэль выскочил из микроавтобуса, побежал к избе и, прежде, чем опешившая женщина успела сообразить, что происходит, ударом ноги распахнул дверь. Женщина с криком отпрянула. Следом за Гавриэлем в дом ворвались Уриэль и новобранцы.
Я все еще сидел в машине, ошарашенно глядя на сияющий золотом увенчанный крестом купол церкви.
– Все в порядке? – спросил отец Годфрид, и прозвучало это как: «У тебя какие-то сомнения?»
Под его пронизывающим стужей взглядом я все-таки выбрался из машины, на непослушных ногах побрел к избе. Когда я вошел туда, оказался в просторной комнате, уставленной иконами. У двери на полу, причитая и держась за сердце, полулежала попадья. Платок ее съехал с головы, растрепанные рыжие волосы разметались по мокрому от слез лицу. В центре же комнаты на коленях стоял седовласый старец – Иван Нориков, местный священник. Он даже не успел снять ризы после службы.
– Я знаю, кто вы такие! – вскричал он. – Вы те самые безбожники, сектанты!
– Заткнись! – Гавриэль ударил священника по лицу.
– Слушай меня сюда, баклан! – склонившись над ним, прошипел Уриэль. – Это – первое предупреждение! Еще одно неосторожное слово в адрес сам знаешь кого, и мы вернемся. Ты ведь не хочешь, чтобы твоя деревянная церквушка нечаянно сгорела, да? А чтобы ты понимал, насколько все серьезно, оставим тебе напоминание. Давайте, братья!
И, подбежав к красному углу, в котором светилась лампадка, Уриэль сорвал со стены самую большую икону с ликом Христа и обрушил на пол. Гавриэль и четверо малолеток рассыпались по комнате, дом наполнил треск ломаемой мебели, разлетающейся вдребезги посуды, грохот свергаемых на пол икон. Один из новичков, размахнувшись битой, ударил по лику Богородицы, другой сорвал в красном углу лампаду и теперь размахивал ею над головой. И делали они все это со смехом, им явно пришлось по вкусу подобное развлечение. Я же растеряно стоял напротив молящегося седовласого священника, сжимая кастет и пистолет, и чувствовал на себе укоризненные взгляды скорбно взирающих с разбитых икон святых.
– Хватит! – не выдержал я.
Братья прекратили погром и с удивлением уставились на меня.
– Хватит, – повторил я, собственный голос казался мне чужим. – Этого достаточно. Думаю, он все понял и оставит свои еретические речи. Ведь так?
Я с надеждой взглянул на священника: «Пожалуйста, скажи «да»! Останови это!..»
– Ты пришел учить меня моей вере, сынок? – вскинул голову тот, глянув мне в глаза. И этот полный боли и одновременно решительности взгляд пронзил до самого сердца – взгляд мученика.
– Уходим! – скомандовал я и поспешно вышел из дома.
Мой черный отряд покорно последовал за мной.
Я сел на переднее сидение рядом с водителем, сорвал со вспотевшего лица маску.
– Едем? – спросил отец Годфрид. И меня потрясло равнодушие тона его голоса. Этого человека нисколько не смущало, что нашей целью оказался православный священник. И вдруг я с ужасом понял, что это волнует только меня. Весь обратный путь салон микроавтобуса сотрясали обычные после рейда смех, веселье и разговоры о том, как замечательно все прошло. Особенно радовались наши новички. Я же подумал вдруг, что еще несколько дней назад и я бы повел себя точно так же. Что же изменилось? И перед глазами вдруг возник образ – с укором смотрящий мне прямо в душу Рафаэль.
Я снова глянул на водителя и впервые задумался над тем, как относится к нашим карательным экспедициям отец Годфрид. Тот обычно молча привозил нас к местам рейдов, дожидался, пока мы сделаем свое кровавое дело, и отвозил обратно, ни о чем не спрашивая, не высказывая своего мнения. И только теперь я вдруг понял, что за выражение вечно у него на лице – слепая покорность: «Магистр приказал, брат ответил: «Есть!»»
Мы подъехали к бывшему кинотеатру, пока еще служившему нам храмом. Братья выбрались из машины, я задержался. Водитель глянул на меня с удивлением – редкое проявление эмоций у этого человека.
– Отец Годфрид, можно у вас кое-что спросить?
– Спрашивай, сын мой.
– Вы ведь, насколько я знаю – один из старейших братьев. Так?
– Все верно. Я в Братстве Света с самого первого дня, когда наш магистр провозгласил основание Ордена.
– Как именно это случилось?
– Я в то время был студентом исторического факультета. Мы познакомились с отцом Пейном, когда он поехал с нами на раскопки...
И вдруг отец Годфрид умолк и прищурился:
– Почему ты спрашиваешь? Что конкретно тебя интересует?
– Так, любопытно... – ответил я и покинул машину.
Микроавтобус уехал, а я все стоял напротив храма, пораженный. Достав из кармана фотографию, на которой была привязана к дереву ты, любимая сестра, я пригляделся к юноше, стоящему позади магистра. Отец Годфрид не сильно постарел за минувшие девять лет, на фотографии был явно он.
«Я же убедился, что этот снимок – подделка, – упрекнул я себя. – Что мне еще надо?»
Однако душу вновь охватило мерзкое предчувствие. Чтобы окончательно развеять сомнения, я вошел в храм. Там в коридоре на стенах висели большие фотографии в рамках – братья и сестры Ордена. Эти снимки делали каждый год во время празднования Дня основания Братства Света. Они красноречиво говорили о наших успехах: на первой фотографии, сделанной девять лет назад, было всего двенадцать человек. В тот же год в Орден вступил и я, правда, чуть позже, когда, после твоей смерти, Рита, надо мной взял опеку отец Пейн. Потому я впервые появился на общем фото только в следующем году – 13-летний мальчуган, а окружали меня уже человек сорок. На последней, прошлогодней фотографии было человек сто пятьдесят, да и то фотографировалась лишь верхушка Ордена, так как число сестер и братьев к тому времени перевалило за тысячу, а чтобы сфотографировать еще и всех простых прихожан понадобился бы стадион. И число последователей Братства продолжало расти.
Меня же сейчас интересовала фотография четырехгодичной давности. Ведь именно тогда, как утверждает пособница Артура Велина, она состояла в Братстве. На этом снимке были сфотографированы семьдесят человек. Я принялся водить пальцем по фото, рассматривая лицо за лицом. Вот в центре магистр, рядом с ним – одиннадцать старейшин-основателей, а также ныне покойный старик Гулов. Вот я, в заднем ряду, а около меня – Рафаэль, живой, жизнерадостный, еще не разочаровавшийся и не отлученный от церкви. Вокруг – десятки знакомых и не очень знакомых лиц (ведь далеко не со всеми мы тесно общались)... И вдруг палец мой замер на девушке. Изображение было мелким, лицо – не крупнее копеечной монеты, но я сразу узнал ее. Марта!
Я вышел из храма и долго стоял, прижавшись спиной к колонне, подставив лицо под капли начинающегося дождика. Татуированная ладонь моя в кармане нервно сжимала и разжимала кастет.
«Погоди, это еще ни о чем не говорит! – осадил я себя. – Да, похоже, девка не обманула, она правда когда-то была в Братстве Света. Но это еще не значит, что она действительно выполняла для Ордена те жуткие поручения, о которых рассказывала. Еще не значит, что твои братья заживо сжигали людей!»
Я вынул из внутреннего кармана снимки, которые сделал в квартире, где произошло преступление: оплавленная батарея с наручниками, кровавая надпись на стене... Мне стало не по себе, когда я представил отца Пейна и других братьев посреди этой квартиры перед сгорающей живьем жертвой. Нет! Абсурд! Такого просто быть не может!..
И тут взгляд мой упал на бардовые буквы «Вопрос крови», написанные на стене. Они показались мне странно знакомыми. И я понял, почему. Я вынул из кармана бумажку, ту самую, где магистр написал адрес последнего карательного рейда.
– Боже, нет! – со стоном вырвалось у меня.
Ошибки быть не могло: это – один и тот же почерк!..
Когда я ворвался в собор, отец Пейн был в своем новом кабинете.
– Михаэль? – удивленно воскликнул он, приподнимаясь из-за стола, когда я ударом ноги распахнул его дверь. – Что случилось?
– Это ты? – Я швырнул перед ним пачку фотографий. – Ты убил ее?
Когда я смотрел в глаза родного человека, заменившего мне отца, еще надеялся, что он рассмеется или разозлиться, скажет: «Ты в своем уме? Как ты мог даже подумать такое?» Однако магистр вышел из-за стола, стал передо мной и спокойно ответил:
– Да, это я!
И весь мир рухнул у меня под ногами. Меня замутило, я качнулся, но устоял. А в следующий миг выхватил левой рукой из кобуры пистолет, правой – кастет. Громыхнул выстрел, и я ринулся вперед, обрушивая усиленный сталью кулак магистру на голову... Однако тот не достиг цели, как и пуля. Отца Пейна передо мной не оказалось, он уже был где-то сбоку. А еще спустя мгновение я согнулся от удара в живот и рухнул на колени, получив локтем по затылку. Попытался вскочить, но магистр не дал мне подняться – на мое лицо обрушилась подошва сапога, еще и еще. Пистолет выпал у меня из ладони. Магистр пинком отбросил его в сторону, после чего схватил меня за волосы, задрал голову и прохрипел мне в лицо:
– Ты на кого пасть разинул, щенок!
Я поднял кулаки, ни столько чтобы ударить, сколько защититься, но он бил до тех пор, пока я, обессиленный, не обмяк словно труп. Впрочем, я мог этого ожидать. Ведь именно магистр научил меня всему, что я умею и, как оказалось, ученику еще ох как далеко до учителя. Отец Пейн лишь с виду походил на безобидного смиренного святошу в черной рясе на худощавом теле. На самом же деле это был крепкий мужчина слегка за тридцать, некогда отслуживший в армии и даже побывавший в горячей точке, а под рясой скрывалось жилистое крепкое тренированное тело. Я должен был помнить, с кем имею дело: магистр всегда был не только самым главным человеком в Ордене, но и самым опасным.
В дверях столпились люди: сбежались на выстрел и шум драки. Магистр поднял руку:
– Все в порядке. Оставьте нас.
Когда закрылась дверь, отец Пейн сказал, покачав головой:
– Значит, узнал наконец. А я все ждал, когда же это случиться...
Он присел на край стола, взял фотографии, пролистал.
– Хочешь правды? Что ж, слушай. Да, это я убил эту тварь, которая когда-то была твоей сестрой! Она истлела у меня на глазах!
Я дернулся, попытался приподняться, но не смог, не хватило сил. Я остался полулежать на полу, навалившись спиной на стену. Магистр продолжал:
– Вот только ты не знаешь главного – причину, почему я это сделал.
– Такому нет оправдания! – прохрипел я разбитыми губами.
– Думаешь? А как ты заговоришь, если узнаешь, что твоя сестра продала душу Дьяволу?
– Что ты несешь? Чушь! – Да как он посмел такое говорить о тебе!
– Твоя сестра, когда погибла, уже не была человеком. Не веришь? – Он сунул мне под нос фотографии с раскопок. – Взгляни! Ты, быть может, не заметил, что у твоей сестры, как и у ее дружка Артура, нет тени? Знаешь почему? Да потому, что они ее не отбрасывали! Они стали богомерзкими тварями, достойными лишь гореть в Аду.
Я вспомнил, что именно из-за теней дизайнер Попугай посчитал снимки поддельными. Выходит, фотографии подлинные? Но разве может кто-то не отбрасывать тень? Это не укладывалось в голове, походило на какой-то жуткий розыгрыш.
– Но как? Как такое возможно?
– Ты ведь знаешь, как. Ты же сам уже видел такое. В прошлом году, в Красновке.
Я вспомнил кошмар, гнавший меня по ночному лесу, бледное лицо с пылающими глазами и окровавленные клыки, нависающие над моим горлом.
– Нет, – Я замотал головой. – Не верю!
– Это все из-за тех раскопок, – продолжал отец Пейн. – Там все началось. Мы тогда обнаружили нечто, отчего следовало бежать без оглядки. Артур же, а вместе с ним и твоя сестренка, решили, что это – подарок судьбы. Что этот предмет способен изменить будущее человечества, подарить людям бессмертие. Я отговаривал их, объяснял, что это – оружие Дьявола. Но они ответили, что, как ученые, не верят в предрассудки, верят лишь в науку. Артур с Ритой захотели исследовать свою страшную находку, и это привело их к пропасти. Я пытался им помешать, хотел даже уничтожить их находку, но опоздал – они уже превратились в чудовищ!
– Неправда, она не могла, – простонал я.
Магистр подошел, опустился радом на колени, положил руку мне на плечо:
– Поверь, мой мальчик, если б я мог, поступил бы иначе. Но у меня не осталось выбора. Когда я понял, что не в силах их спасти, я принял единственное верное решение – уничтожить монстров, пока эта зараза не разошлась по миру и не отравила других людей. Вот только мне удалось убить лишь одну из тварей, ту, которая когда-то была твоей сестрой. Второе чудовище – Артур, сбежало. Я понимал, что моим опасениям суждено сбыться: теперь он распространит этот яд среди других людей, породит новых чудовищ. Вот тогда-то, глядя, как в солнечных лучах сгорает та, дороже которой для меня не было никого на свете, я и поклялся посвятить свою жизнь борьбе со скверной. А вместе со мной присягнули в этом и другие члены экспедиции – студенты истфака, которые присутствовали на казни и воочию увидели, какие жуткие формы может принимать истинное Зло. Тогда-то и был создан орден, получивший название Братство Света.
Я молчал, пытаясь осмыслить услышанное. Получается, Артур Велин не врал, когда говорил, что они с тобой, Рита, раскрыли тайну бессмертия, и что именно из-за этого погибли все их соратники. Вот только он не упомянул, что именно даровало им вечную жизнь.
– Выходит, все написанное в тех статьях о поджигателях...
– Правда! – кивнул магистр. – Только там не сказано, кем на самом деле были «невинные жертвы» – нечистью, дьявольскими отродьями. Нас же, воинов Света, призванных спасти человечество от этой скверны, обозвали маньяками. Мы много лет охотились на этих тварей. Четыре года назад нам даже удалось собрать их вместе и устроить облаву – в карьере за городом. Мы были уверены, что перебили всех пособников Дьявола. Да только, как оказалось, некоторым удалось выжить. А теперь появились эти статьи. Едва я увидел их, стало ясно – эти монстры затеяли какую-то игру, хотят скомпрометировать наш Орден. Однако это же стало и их ошибкой. Я понял, что это шанс выйти на них, изловить этих тварей. Найдем автора – отыщем и его сообщников.
– Почему именно я? Вы ведь могли поручить это дело кому-нибудь из опытных охотников.
–Ты желал узнать правду о том, как погибла твоя сестра, – ответил магистр. – Я дал тебе такую возможность. А заодно и отомстить ее истинным убийцам – тем, кто не только осквернил ее тело, но и погубил ее душу.
– Если все это правда... Если Артур – мерзкий кровосос, почему он не убил меня, когда я был в его лапах? – вдруг вспомнил я. – Почему отпустил?
– Ты встречался с Артуром? – поразился магистр.
Я рассказал ему о том, что произошло прошлой ночью.
– Ты мог рассказать мне раньше, Михаэль. Впрочем, понимаю. Ты ведь не знал, кто они на самом деле. Эти чудовища зародили в твоем сердце сомнения...
Отец Пейн помолчал и задумчиво добавил:
– Ты спрашиваешь, почему они не убили тебя? Думаю, ты и сам уже понял. Их целью был не ты, а весь наш Орден. Они пытаются стравить нас, чтобы мы передрались между собой. Ведь для них наше Братство Света – самый опасный враг. Они смогли раствориться в обществе, маскируясь под простых людей, и тайно творят свои темные делишки. И только мы для них – явная угроза. Мы уже не раз боролись с этим Злом, мы научились сражаться с ними. Да ты и сам знаешь, ведь участвовал в охоте. Они не могут противостоять нам открыто, потому пытаются уничтожить наш Орден изнутри. И, как я вижу, им почти удалось – ты, поверив в их лож, едва не сбился с истинного пути.
– Как Марта?
– Откуда ты знаешь Марту? – насторожился отец Пейн. – Она была с Артуром? Ага, значит, вернулась... Хм, это многое объясняет. По крайней мере, то, откуда берутся те статьи. В них довольно много подробностей о наших рейдах, причем, таких, о которых знают только в Ордене.
Магистр кивнул:
– И да, отвечая на твой вопрос: Марта когда-то она была одной из нас, причем, посвященной – она помогала нам охотится на чудовищ. Но, в отличие от тебя, эта девчонка оказалась слаба духом. Врагу удалось обманом переманить ее на свою сторону. Вот почему я так суров к отступникам! Однако больше всего нам нужно опасаться не тех, кто открыто воюет на чужой стороне. Страшнее всего те враги, кто находятся рядом с нами, прикрываясь личиной друзей.
Я удивленно смотрел на него.
– Ты так и не догадался, о ком я говорю? Кто все это время был рядом с тобой? Кому из чужаков ты стал доверять, как самому себе?
И вдруг до меня дошло:
– Ты о журналистке? Не может быть!
– О, это самая опасная и гнусная тварь, – кивнул магистр. – Она смогла втереться к тебе в доверие, затуманить разум, направить по ложному пути. Видишь, какими подлыми могут быть прислужники Сатаны! Однако меня она не провела, меня не обманули ни ее измененная внешность – очки, новая прическа и крашенные волосы, ни лживые речи. Я понял, кто это, едва только увидел.
– Нет! – Я затряс головой. – Не правда!
– Скажи, ты когда-нибудь виделся с ней при свете дня?
Я вспомнил, что каждый раз, когда я пытался встретиться с Женей днем, у нее оказывались какие-то важные дела, допоздна. Она являлась только в сумерках!
– Поверить не могу, что Женя...
– На самом деле ее зовут Ульяна, – перебил отец Пейн, – Она – подружка того кровососа, за которым мы охотились в Красновке. Именно он обратил ее. Тогда ей удалось ускользнуть. Удивительно, что ты не узнал ее, сын мой. Ведь это она едва не прикончила тебя той ночью в лесу!
Я молчал, не веря ушам. Снова в памяти возник тот кошмар: ночь, лес и чудовище, гнавшее меня в свете луны... Нет, это не могла быть Женя! Слова магистра звучали словно из иной, какой-то жуткой, параллельной вселенной:
– Я с самого начала понимал, откуда берутся те статьи. Именно поэтому, когда ты сказал, что тебе помогает некая «журналистка», поехал с тобой, чтобы взглянуть на нее. И сразу ее узнал. Первой мыслью было там же пристрелить тварь. Я даже сходил к машине и взял готовый для таких случаев арбалет с серебряной стрелой. Но мне вдруг пришла идея получше. Я понял: она не догадывается о том, что ее раскрыли, она уверена, что дурачит нас своей поддельной внешностью, а значит мы можем использовать это, выйти через нее на других монстров. А потому вместо арбалета я взял в машине бутылку вина и сделал вид, что купился на ее обман.
– Но почему вы не сказали мне?
– Я видел, что эта тварь вскружила тебе голову, Михаэль. Думаю, она специально втерлась к тебе в доверие, чтобы улучшить момент и ударить в спину. И все же я не стал разрушать твоей иллюзии. Понимаю, я подвергал твою жизнь опасности. Почему не сказал тебе? Я хотел, чтобы ты прежде сблизился с нашим врагом, узнал о нем как можно больше. То, что ты не знал правды, кто они на самом деле, лишь помогло тебе, не позволило совершить ошибки и раскрыть себя. Я ведь знаю твой взрывной характер, ты не годишься в шпионы. А так тебе даже не пришлось притворяться. Ты вел себя естественно, они же думали, что им удается водить тебя за нос. Но теперь, когда ты все знаешь... Время нанести решающий удар!
– Я готов! – с жаром вскричал я.
– Другого я ни не ожидал, воин Света! – Отец Пейн поднялся и протянул мне руку: – И впредь, Михаэль, не распускай кулаки. Помни, мы с тобой – братья, и можем решать вопросы словами. Силу же оставим для ереси!
День седьмой
Город уже потонул в сумерках, в телефоне было множество пропущенных вызовов, он трезвонил каждые полчаса, а я все не решался взять трубку. Лишь тупо смотрел то на мерцающий экран с надписью «Женя», то на братьев, заряжающих арбалеты и молящихся перед предстоящей битвой. Это были отцы-основатели – воины Света: бывшие студенты, некогда создавшие орден Братство Света. Те самые люди, на глазах которых когда-то сгорела ты, Рита! И меня бросало в дрожь от одной мысли, почему это произошло. Ты ли горела в том костре, любимая сестренка, или лишь твое оскверненное тело, тогда как душа твоя уже катилась в Ад?
Я вышел из собора. Стал у парапета. За моей спиной белизной сиял наш новый храм, залитый светом прожекторов, передо мной раскинулась река Герба. Я смотрел на пляшущие в волнах огни города, но перед глазами стояла сцена: люди в черном с арбалетами в руках. Когда-то они сожгли одного дорогого мне человека, теперь же...
Я решительно достал телефон, набрал номер.
– Слава! – донесся из трубки знакомый голос. Сердце мое заныло. – Ты куда пропал? Вчера не пришел на встречу, сегодня не перезвонил и трубку не берешь. Я же волнуюсь! Что-то случилось?
Я вслушивался в этот ставший таким родным голос, словно в музыку, пытаясь уловить фальшивые нотки. Но толи она такая хорошая актриса, то ли мы ошиблись – я так и не услышал фальши.
– Да, случилось, – заставил я себя произнести. – Я знаю правду!
На какое-то время повисла пауза, и я с замиранием сердца ждал, что будет дальше, жалея, что не могу видеть ее лица. Я мог лишь слушать, по этому молчанию пытаясь понять, что происходит на том конце провода: как она отреагирует?
– Правду? – наконец переспросила лжежурналистка. – И какую же?
– Я узнал, кто такие поджигатели!
– Да ну! Ты серьезно? – И я услышал в ее голосе облегчение. Видимо, она опасалась, что я понял, кто она такая.
– Вчера ночью я кое с кем встречался, и этот человек мне все рассказал. Мне тяжело об этом говорить, но... Во всем виноват наш Орден. Это наши братья участвовали в тех казнях. Это они убили мою сестру.
– Поверить не могу! – вскричала она. – Быть не может! Ты уверен?
Мне показалось, или она не очень-то удивилась?
– Но, если это правда... Что ты собираешься с этим делать?
– Уже сделал. Я передал в милицию неопровержимые доказательства. Нашего магистра и всех остальных причастных к этим преступлениям арестуют.
– Ого! Вот так поворот...
Рада, небось? Вы ведь именно этого добивались? Если только она и правда одна из них...
– Кстати, тебе, как журналистке, занимающейся этим делом, наверняка хочется присутствовать при задержании. Это станет отличным завершением истории про поджигателей.
Да уж, печальным завершением.
– Я бы с радостью, но завтра днем я занята... – поспешно начала она.
Кто бы сомневался! Если отец Пейн рассказал о тебе правду, днем ты всегда «занята».
– Облаву проведут этой ночью, в полночь. Дело в том, что завтра планируется открытие нового собора, потому все члены Ордена сейчас там. Их возьмут всех стразу. Если поторопишься, успеешь.
– Тогда ок! Уже бегу!
Я хотел отключиться, но снова услышал ее голос:
– Слава, тебе сейчас, наверное, очень тяжело. Ведь это родные тебе люди, те, кому ты доверял. Сочувствую.
– Да, прискорбно, когда предают близкие, – ответил я. – Но нужно иметь в себе силы не прощать предателей.
Она, конечно же, не поняла, кого я на самом деле имею ввиду.
– Ну давай, поторопись! Жду!
Я отключился и с трудом удержался от того, чтобы не швырнуть в ярости телефон в реку. Господи, почему? За что мне это? Ударив кулаком по гранитному парапету, я пошел обратно в собор.
– Как прошло? – спросил магистр.
– Она придет, – ответил я.
– Печально, брат, – похлопал меня по плечу Гавриэль. – Истинное Зло, оно такое.
Гавриэль и Уриэль тоже были здесь – магистр решил, что они готовы стать посвященными. Рейдами против ереси они доказали, что достаточно опытны, чтобы встретиться с более серьезным и опасным противником. Ведь на бой против исчадий Ада всегда шли только проверенные умелые бойцы Ордена, новички не допускались. Меня самого посвятили совсем недавно, во время рейда в Красновку. Ту самую Красновку, где меня едва не прикончила эта тварь...
Женя (пока продолжу называть ее так) пришла без пяти минут полночь. Она позвонила, сказала, что ждет снаружи, у собора.
– Входи. Все уже началось, – ответил я.
Когда она вошла в золоченые ворота, я стоял посреди залы, сверкающей огнями свечей и золотом икон.
– Привет! – промурлыкала она своим обычным кокетливым тоном. Да только разглядев мое разбитое лицо, обеспокоенно бросилась ко мне: – Слава, что случилось? Ты весь в крови!
Но не успела она коснуться моих ссадин, я отступил и ответил:
– Моя кровь больше не должна тебя волновать, Ульяна. Тебя ведь так на самом деле зовут?
И когда я увидел испуг, смятение, растерянность на ее лице, у меня отпали последние сомнения: она действительно лгала мне все это время! Она и правда не та, за кого себя выдает!
– Слава, я могу все объяснить! – вскричала она. Жалкая попытка новой лжи. – Выслушай!
А в следующий миг хлопнула тетива арбалета, и Женя упала на колени, держась за торчащую из бедра стрелу.
– Слава! – прокричала она. Глаза ее заблестели от слез. И в этот момент она показалась мне особенно прекрасной. Дьявольская красота! Я с трудом удержался от того, чтобы не броситься между ней и серебряными жалами стрел, чтобы не закрыть ее собой. Отвернувшись, я зашептал: «Господи, не введи в искушение, избавь от лукавого...»
Между тем со всех сторон к Жене уже бежали мои братья.
«А может все это неправда? – билось в голове. – Что, если она обычная девчонка? Вдруг это ошибка?..»
Но то, что я увидел в следующий миг, когда вновь взглянул на нее, окончательно рассеяло сомнения. Лицо Жени вдруг исказилось злобой. Она выпрямилась, с легкостью отбросив двух схвативших ее за руки братьев. Такое непросто сделать даже крепкому мужчине, ни то, что хрупкой девчонке. На нее набросились сразу несколько братьев, но даже толпой они справлялись с трудом. Она вырывалась, рыча и изрыгая проклятия, пламя свечей отражалось в ее потемневших глазах, и казалось, что те сверкают дьявольским огнем. Женя попыталась вцепиться зубами в горло ближайшего к ней брата, но тот – опытный охотник – ловко поймал ее за волосы, запрокинул ей голову. И я увидел, как между ее губ блеснули клыки. И я вспомнил: ночь, растрепанные волосы, сверкающие глаза и нацеленные в мое горло белые пики клыков... Это была она!
Подбежал отец Годфрид и, вогнав в шею Жени шприц, усмирил это чудовище. Она обмякла, снова стала выглядеть как обычная девчонка, ничто больше не напоминало о том, кто она на самом деле.
– Тащите ее в подвал и хорошенько свяжите, – повелел магистр.
– Убьете ее? – спросил я, глядя, как волокут по полу лжежурналистку.
Отец Пейн молчал, всматриваясь в мое лицо. Я понял: он проверят, не испытываю ли я к ней сострадания. И кивнул, прочитав в моих глазах, что я готов голыми руками свернуть шею этой лживой твари.
– Конечно, убьем, – ответил магистр. – Но не сейчас. Есть идея получше...
Проектируя собор, магистр повелел выстроить под ним подвал, настолько огромный, что размером он превосходил надземные помещения. Здесь были кельи для молящихся, казармы для воинов Света, оружейная, зал для тренировок и комната пыток. Женю, связав, бросили в пыточной на железную кровать. Вещество, которое вколол ей отец Годфрид, вырубило ее на всю ночь. Но ближе к утру она очнулась.
– Слава, – шептала Женя, медленно приходя в себя. – Поговори со мной!.. Выслушай!..
Я же сидел напротив нее, молча глядя в эти лживые глаза и, шепча молитвы, хлестал себя по спине плетью. Тело мое покрывали багровые борозды, а я все бил и бил: чтобы впредь был осмотрительнее, чтобы не позволял больше исчадиям Ада овладеть собой.
– Я понимаю, ты злишься на меня, – говорила она. – Думаешь, что я тебя обманула. Но я ведь не обманывала, я лишь не сказала правды. Это разные вещи. Да только как я могла тебе все рассказать, зная, кто ты такой и как относишься к таким как я?
Удар!
– И, если уж на то пошло, у меня гораздо больше причин тебя ненавидеть. Ты, как и твои братья, виновен в смерти Муна – человека, дороже которого для меня не было никого на земле.
– Он – не человек! – Еще удар. – Как и ты!
– Да что ты знаешь о таких, как я? – вскричала она. – Ты думаешь, что, изменившись, я перестала быть собой? Нет! Меняется лишь тело, в остальном же мы остаемся прежними. Да, так уж вышло, что я стала другой. Вот только я влюбилась в Муна еще до того, как он обратил меня. Но и после превращения мои чувства к нему не изменились. Я продолжала любить, все помнила, оставалась собой. И страдала, когда из-за вас погиб мой любимый. Мы – вовсе не бесчувственные монстры!
Удар!
– Ты ведь уже знаешь про сестру, да? Знаешь, что она была одной из нас? По глазам вижу, что знаешь... Но, уверяю тебя, даже после того, как Рита стала иной, она не превратилась в бездушное чудовище, каким пытается ее выставить ваш магистр. Когда отец Пейн сжигал ее живьем, она все так же чувствовала, страдала и любила. Любила своего младшего брата!..
– Заткнись! – Я замахнулся, чтобы ударить ее.
Она не дрогнула, лишь смотрела на меня печальными глазами. Глазами журналистки Жени!
– Прости меня, Слава, – сказала она. – Как я простила тебя – одного из своих злейших врагов. И не просто простила, даже смогла полюбить...
«Господи, невыносимо!.. – Я принялся что есть мочи хлестать себя, но боль не приносила исцеления. – Не введи в искушение, избавь от лукавого...»
Распахнулась дверь.
– Побереги силы, сын мой, – Магистр остановил мою руку, не позволив нанести очередной удар. – Они тебе сегодня еще понадобятся. Мы ведь поймали лишь одну тварь. Нам предстоит охота!
Он положил ладонь на мое исполосованное плетью плечо:
– Да, главное сражение со Злом происходит вовсе не на поле брани. Самая тяжкая борьба – у нас в душе. Ибо не за тело твое борется Дьявол – за твою душу!
Швырнув в угол плеть, я вышел из пыточной. Да, магистр прав – нужно поберечь силы. Нужно готовиться к бою!
Из событий последних ночей выходило, что, помимо Жени, чудовищ в Погорье осталось минимум трое: Артур, Марта, а также информатор Рома (ведь тот тоже появлялся лишь в сумерках, а еще рассказывал, что за ним охотятся поджигатели). К счастью, еще вчера знакомые из милиции пробили по базе данные владельца автомобиля, в багажнике которого меня держали. Им оказался некий мужик, дочь которого зовут довольно редким именем – Марта. Совпадение? Не думаю!.. Не составило труда разузнать, что живет его дочка в частном доме на окраине Погорска. Если нам повезет и там действительно логово монстров, мы накроем всех разом. Действовать решили днем, сразу же после торжественной части открытия собора, чтобы успеть до захода солнца. Ведь день – наш главный союзник в борьбе с демонами ночи. И если они еще не успели сбежать, поджав хвосты – им конец...
Золотые купола собора осветило утреннее солнце. Внутри же храма был полумрак – огромные окна плотно завесили шторами. И вскоре стало ясно для чего. «Так вот, что задумал магистр!» – догадался я, увидев, как ведут лжежурналистку, связанную, с матерчатым мешком на голове. Понятно стало и предназначение столба, установленного прямо на алтаре перед иконостасом. Женю вывели на этот эшафот и привязали к столбу, у которого ей предстояло сегодня сгореть. Кто-то сорвал с ее головы мешок. Она была в сознании, ей больше не кололи успокоительных. Видимо, понимали, что бежать ей некуда – снаружи собора ведь смертельный для нее солнечный свет. Да и сама она даже не пыталась вырываться или молить о пощаде – шагнула на эшафот покорно, с гордо поднятой головой, похоже, смирилась с неизбежностью. И даже увидев меня, не проронила ни слова, лишь смотрела с тоской, и взгляд этот проникал до самого сердца. Я отвел глаза – меня больше не тронет ее лож!
Открытие собора назначили на десять часов, но уже с раннего утра площадь была полна народа, и люди продолжали прибывать. Это торжественное событие и правда собрало едва ли не весь Погорск и его окрестности. Наконец часы пробили десять и золотые ворота собора распахнулись. Первыми вошли губернатор и мэр, затем начальники городских и областных ведомств, директора предприятий, владельцы торговых сетей и прочие важные люди. Магистр, облаченный в черную расшитую серебром ризу каждого встречал с улыбкой, перекидывался парой слов, ему целовали руку и отвечали, как старому приятелю. Меня всегда поражала способность этого человека близко сходиться с нужными людьми. За городской элитой потянулась толпа журналистов. Среди них мелькали логотипы не только местных, но и федеральных газет и телеканалов. Скоро весть о нас разнесется далеко за пределы этого города!
Взглянув на алтарь, я увидел, что Женя прикрыта золотистым покрывалом. Отец Пейн не хотел раньше времени показывать ее, ждал, когда соберется побольше народа. Еще бы. Я представил, какую сенсацию произведет прилюдная казнь одной из тварей, существование которых столетиями почти все человечество считало мифами. Теперь же они увидят лик настоящего Зла и поймут, с кем борются такие, как мы!
И вот магистр ордена Братство Света взошел на кафедру. Засверкали фотовспышки, зажужжали камеры, журналисты вскинули микрофоны. На площади перед собором включились огромные экраны, чтобы все происходящее в соборе могли видеть даже те, кто не попал внутрь. И, уверен, в этот момент еще сотни тысяч глаз по всей стране были устремлены на телеэкраны.
– Приветствую вас, мои дорогие, в новой обители Света и Добра, готовой принять каждого, чье сердце открыто и помыслы чисты! – торжественно провозгласил отец Пейн. – Все вы знаете меня как истинного христианина и служителя Господа, который более всего чтит добродетели и заповеди Божьи.
– Спасибо, отче!.. – раздавались крики. – Благослови вас Господь!.. Вы святой!..
Братья и сестры, находящиеся в зале, с благоговейным трепетом падали на колени, крестились, шептали молитвы.
– Многие из вас давно посещают наши службы, – продолжал отец Пейн. – Есть те, кто помнят времена, когда нас можно было по пальцам перечесть и нас всех могли вместить крохотные квартиры. Затем Братство Света стало насчитывать десятки, а потом и сотни прихожан. Нас стало так много, что для молитв нам пришлось занять бывший кинотеатр. И вот нас уже тысячи! А потому мы обрели новый дом Божий – этот величественный собор. Но на этом мы не остановимся! Мы будем и дальше нести слово Господа нашего по всему миру и объединим миллионы!
Казалось, от аплодисментов задрожали стены – акустика в соборе была великолепна. Магистр распростер руки над прихожанами, с благоговением взирающими на него, и мирянами, в глазах колотых тоже читались трепет и уважение. Отец Пейн всегда даже без слов производил на всех сильное впечатление, его словно окружала аура величия, а, стоило ему заговорить, люди с благоговением ловили каждое его слово.
– Но этот день ознаменуется не только обретением нового дома Божия, – Отец Пейн подошел к столбу с золоченым покрывалом, под которым угадывалось едва заметное движение. – Мало кто, даже из тех, кто постоянно посещает наши службы, знает истинное предназначение ордена Братство Света. И сегодня, в этот торжественный день, пришла пора снять маски, показать, в чем именно заключается наше служение Господу. Я мог бы многое рассказать вам о силах Зла, о прислужниках Дьявола, о чудовищах, живущих среди нас...
В зале послышался удивленный шепот, даже усмешки. Губернатор с мэром переглянулись, кто-то из чиновников закатил глаза, на многих лицах читалось: «Ну вот, началось. Неужели и этот – очередной сумасшедший?». Да что говорить, даже большинство из сестер и братьев Ордена смотрели на магистра с явным недоумением. И не удивительно, ведь об истинных деяниях Братства Света знали лишь избранные.
– Рассказывать можно много, но лучше один раз показать, – И магистр сорвал золотистое покрывало.
Люди ахнули. Собор наполнился озадаченным гомоном.
– Это что еще такое? – воскликнул мэр, уставившись на привязанную к столбу девушку. – Уж не знаю, чего вы задумали... Отпустите ее немедленно!
Кто-то устремился к алтарю, чтобы освободить жертву.
– Нет! – вскричал магистр.
И, словно по команде, все братья и сестры Ордена, в том числе и я, взявшись за руки, выстроились перед алтарем черной стеной.
– Понимаю, как это выглядит со стороны, – говорил между тем магистр. – Вы думаете, что перед вами человек, обычная девчонка. В том все и дело: вот истинное лицо Зла – оно умело маскируется под нас с вами!
– Безумие какое-то, – хмыкнул кто-то в зале.
– Ты снимаешь? Снимай! Снимай!.. – с жадным волнением шептала своему оператору журналистка одного из телеканалов.
– Я ж ее знаю, – Вперед выступила знакомая мне редактор газеты «Погорские кошмары». – Это ведь Женя! Журналистка! Она писала нам статьи, о маньяках-поджигателях!
– Верно! – Магистр кивнул. – Вы правы. Вот ваше издание.
Он вынул газету, поднял над головой:
– В последнее время много шума наделала серия публикаций о таинственных маньяках-поджигателях, заживо сжигающих людей в Погорье. Так вот, пришло время объявить, что все это – правда! И даже больше: всеми этими казнями занималось наше Братство Света!
Собор погрузился в тишину. Все со смесью ужаса и недоумения уставились на отца Пейна.
– Да, эти казни – вовсе не выдумки, – продолжал магистр, демонстрируя обложку со сгорающей на костре ведьмой. Мне стало не по себе, ведь так они изобразили тебя, Рита! Отец Пейн заметил мою реакцию, и, словно в ответ на нее, сказал: – Вот только вы не знаете, кем на самом деле были жертвы. Чудовища, которых большинство из вас считало выдумками: вампиры, оборотни и прочая нечисть действительно существуют! Годами мы боролись с этим Злом. Именно их мы уничтожали с момента создания Братства Света. Именно об их казнях вы читали в тех статьях. А вот теперь одна из этих тварей – перед вами!
Его палец указал на Женю, которая, не в силах что-либо ответить из-за заткнутого рта, только и могла дергаться в своих путах и дико смотреть по сторонам. Ее взгляд метался по залу и наконец отыскал мои глаза. Она смотрела с такой мольбой, что я не выдержал и отвернулся.
– Вы что, хотите ее убить? – с ужасом прокричала какая-то женщина. – Прямо у нас на глазах?
– Это сделаем не мы! – ответил отец Пейн. – Ее убьет солнце!
– Сумасшествие, – сказал кто-то.
– Это какое-то шоу? – предположил другой.
– Кто-нибудь остановит это безумие? – наконец опомнился губернатор и глянул на начальника УВД. Тот, а вместе с ним и другие пришедшие на торжество стражи порядка, и без того уже заволновались, а их ладони легли на кобуры пистолетов. Загораживающие алтарь своими телами сестры и братья сильнее стиснули руки.
– Конечно же, вы мне не верите! – усмехнулся отец Пейн. – Что ж, пришла пора вам показать!
Он пошел к окнам, чтобы раскрыть шторы.
– Это правда! – От этого прокатившегося под сводами собора крика дрожь пробежала по моему телу. Кричала Женя! Ей каким-то образом удалось освободиться от кляпа.
Все уставились на алтарь. Даже магистр, уже взявшийся за шнурок, приводивший в движение механизм открытия штор, замер, пораженный таким признанием.
– Да, все так и есть, – прокричала Женя. – Я – одна из тех существ, которых называют вампирами. И солнечный свет для меня действительно смертелен. Но прежде, чем я умру, хочу, чтобы вы знали – мы вовсе не чудовища! Да, мы отличаемся от людей, но лишь физиологически. В остальном мы – такие же, как вы. У нас есть чувства, мы разумны, мы умеем любить и ненавидеть. Мы тоже имеем право на место под... – Чуть не сказала «под Солнцем», но осеклась. – На место в этом мире.
– Идиотизм... – роптали в зале. – Гребаный цирк!.. Это все постановка?.. Шоу?.. Она под наркотой?..
Некоторые уже открыто хохотали.
– Если кто-то отличается от других, это еще не повод его убивать, – продолжала Женя. При этом она не отрывала от меня взгляда, и мне казалось, что обращается она именно ко мне. – Есть люди с различным цветом кожи, политическими убеждениями, религиозными взглядами. Но разве это повод для ненависти и уж тем более для убийства? Можно объявить чудовищем любого, кто не похож на тебя, но разве это правильно? Да только именно этим много лет занимается отец Пейн и его секта. Эй, вы, сестры и братья! Осознайте, наконец: вы – вовсе не борцы со злом, а обычные шовинисты, истребляющие ни в чем неповинных лишь за то, что они не вписываются в вашу картину мира. Нет, вы хуже! Потому, что совершая все это, прикрываетесь принципами христианства, проповедующего любовь, сострадание и всепрощение.
– Нет, это вы – опухоль на теле человечества! – вскричал отец Пейн. – А опухоль надо удалять, чтобы она не погубила все тело!
– Что же мы плохого сделали? – ответила Женя. – Мы просто живем и никому не причиняем вреда. В отличие от вас!
– И это говорит мерзкая кровопийца?
– Да, я вынуждена пить кровь – такова моя природа. Вот только мы давно приспособились, нашли способы добывать кровь, не лишая никого жизни. За всю свою жизнь лично я ни разу никого не убила, как и большинство из нас. Чего не скажешь о Братстве Света. Да, это я публиковала те статьи. Знаете, для чего? Чтобы показать всем истинное лицо этого Ордена. И, как правильно сказал отец Пейн: пришла пора сорвать маски! Перечитайте мои статьи, в них вы увидите кровавый путь так называемого Братства Света. И, поверьте, это – только начало. Наверняка многие из вас наслышаны о погромах, которые время от времени происходят в городе. Слышали о преследованиях религиозных общин, об избиениях буддистов, мусульман, язычников, атеистов. Даже необычная одежда нередко становится поводом для того, чтобы человека отправили в больницу. Не лгите себе, вы прекрасно знаете, кто за этим стоит.
– Все, о ком ты говоришь – мерзкие богохульники, – ответил магистр. – Мы лишь очищаем мир от ереси!
– Ну да, если считать еретиком любого, чей образ жизни или идеология противоречит вашим понятиям о праведности. Да только, отец Пейн, ересь – у вас в голове! Это ваша личная блажь, выдумка! Вы забили себе голову идеями параноика, а теперь пытаетесь переделать мир по образу и подобию своему, – Женя окинула взглядом притихший зал. – Уверена, большинство из здесь присутствующих считают себя христианами. И вы думаете: все пострадавшие от Ордена – еретики и безумцы. Так им и надо. Вы же – истинно-верующие, так что лично вам ничего не грозит... Грозит и еще как! Знайте, когда не станет внешних врагов, Орден начнет искать их среди своих. Ему всегда будут требоваться жертвы, чтобы оправдывать свое существование, и у него всегда найдется причина, за что отправить человека в больницу или на костер. Человечество такое уже проходило и не раз, стоит вспомнить костры инквизиции и крематории концлагерей! Да что говорить, отец Пейн уже карает своих. Он, к примеру, живьем сжег одного из старейших членов своего Братства Света, спалив его в собственном доме лишь за то, что у того были иные взгляды на христианскую мораль.
Я пораженно вскинул голову.
– Да-да, Слава! – Она смотрела мне в глаза. – Я сама видела вашего магистра той ночью у дома старика Гулова. Тебе же не сказала, потому как понимала – ты мне все равно не поверишь. Надеялась лишь, что нам удастся догнать отца Пейна, и ты сам убедишься. Это ведь он был в той машине! Увы, у нас тогда не получилось...
– Это ложь! – Я уставился на отца Пейна. И вдруг впервые в жизни увидел в его глазах испуг. – Это ведь лож?
– Кто-нибудь, заткните ей рот! – вместо ответа, закричал тот.
– А еще был паренек, которого тут знали под именем Рафаэль, – выкрикнула Женя. – Его убили за то, что он решил покинуть Братство Света. Забили до смерти какие-то малолетки – новобранцы Ордена.
Я глянул на рыжего подростка, стоявшего рядом со мной, которого я держал за руку:
– Скажи, что это неправда!
– Я лишь выполнял приказ, – безо всякого смущения ответил тот. – Ты ведь сам учил, что повеления магистра – закон.
У меня подкосились ноги. Разжав пальцы, я упал на колени. Взгляд мой остановился на иконе – печальном лике святого Тимофея, принявшего мучительную смерть за «идеологические разногласия».
– Ну что, кто следующий? – прокричала Женя, обведя присутствующих пылающим взглядом. – Пыточные, которые магистр соорудил в подвале этого собора, уже жаждут свежей крови. Да здравствует новая инквизиция!
– Молчать! – завопил магистр.
Его беспомощный взгляд метался по лицам, но встречал лишь страх, растерянность, смущение. И тут он остановился на шторах.
– Умри, чудовище! – Схватившись за шнурок, магистр дернул изо всех сил. В собор хлынул солнечный свет. И в то же мгновение своды сотряс вопль, и зал ахнул. Кричал отец Пейн! С ужасом глядя, как пузыриться от жара кожа на его руках. Он заметался по залу, пытаясь сбить невидимое пламя. Его тело покрывалось язвами и волдырями, задымилось, стало тлеть, словно на него плеснули кислотой. Трясущимися руками отец Пейн раздирал себе лицо, будто пытался содрать пылающую маску. И, наконец, он упал перед алтарем, скорчился на полу, дернулся в предсмертной судороге и затих. Тело же его продолжало тлеть, таять, рассыпаться прахом. Вскоре на полу у алтаря осталась лишь оплавленная черная расшитая серебром риза, брюки, сапоги и кучка серого пепла.
– Господи Боже, что это было? – раздавались возгласы. – Это что, все по-настоящему? Или какая-то постановка?
Кто-то в панике рвался к выходу. Другие стояли, остолбенев. Третьи судорожно крестились. Некоторые, в первую очередь, журналисты, наоборот, с камерами устремились к истлевшим останкам, пытались заглянуть через черные спины не менее пораженных сестер и братьев Ордена. Я же стоял на алтаре, закрывая покрывалом от солнечного света привязанную к столбу девушку. И, ощущая дрожь в своих объятиях, шептал:
– Все хорошо! Я не дам тебе погибнуть, любимая!
А циферблаты часов во всем Погорье показывали время – 10:34...
ИСТОРИЯ МУНА
– Значит, ты Ульяна? – спросил я.
– Ага, Ульяна.
Она все еще куталась в покрывало, хотя это уже было излишне – окна собора снова плотно закрывали шторы. Ее била дрожь, но вовсе не от холода. От пережитого.
– Выходит, больше не хочешь воткнуть в меня осиновый кол? – спросила Ульяна, лукаво глянув на меня. – Или есть идеи получше? Ну, насчет воткнуть...
Я смутился. Опять она за свое! Вот только что едва не сгорела заживо, а все со своими пошлыми шуточками...
– Как-то странно все это, – Я снова посмотрел на нее. – Все никак не свыкнусь с мыслью, что все происходящее – реальность.
Мы сидели рядышком на помосте кафедры, свесив ноги. Зал собора опустел, даже милиция и журналисты убрались восвояси. Лишь иногда с угрюмыми растерянными лицами мимо проходили сестры и братья Ордена – наводили в соборе порядок. А у самых наших стоп на полу темнело пятно оплавленной краски. Тело отца Пейна уже унесли. Точнее, то, что от него осталось...
– Как такое вообще могло случиться? – воскликнул я. – Он ведь не был одним из вас!
– Был, – ответила Ульяна. – Просто не знал об этом. Точнее, не успел узнать.
– Твоя работа?
С улыбкой пожала плечами:
– Ловкость рук и немного мошенничества.
– Как тебе удалось такое провернуть?
– Долго рассказывать.
– А мы торопимся? – Я кивнул на окна. – Солнце еще высоко!
– Даже и не знаю, с чего начать.
– Начни с того, как это вообще происходит. Как люди превращаются в... – Я запнулся, подбирая слова.
– Все еще считаешь нас чудовищами? – Ульяна внимательно глянула мне в глаза. – Чтобы стать чудовищем вовсе не обязательно отращивать клыки и когти. Монстр рождается у нас в голове. Ваш отец Пейн – яркий тому пример. Даже хорошо, что он не успел подольше побыть одним из нас: такому чудовищу да наши способности... Жуть! Что касается подобных мне... Я многое б могла тебе рассказать о тех, кого вы называете монстрами.
– Каково это? Ну, когда меняешься. Больно?
– У всех по-разному. Одних жутко плющит и колбасит. Ну, в смысле лихорадит, мутит, башка раскалывается. Некоторые даже на время теряют рассудок и память, впадают в безумие и творят всякую дичь. У иных проходит все более-менее безболезненно. Думаю, тут многое зависит от организма. Это как перенести болезнь, скажем, грипп: кто-то покашлял и здоров, а другой долго валяется в постели в жару еле живой. У одного моего знакомого, у Муна, перерождение оказалось очень болезненным, он с неделю был не в себе. Мне хватило суток. А вот ваш отец Пейн, похоже, вообще не заметил обращения, быть может, его потрясло немного, температура, там, поднялась. Такое запросто можно списать на простуду или похмелье.
– А в душе?
– Тоже по-разному. Если ты о том, жалею ли я или хотела бы стать как прежде – ни разу не пожалела! Чего ты на меня так смотришь? Ты даже не представляешь, какое это ощущение: сила, живучесть, способности...
– ...жажда крови, боязнь света, – продолжил я.
– Ну, за все надо платить, – отмахнулась Ульяна. – Но это – того стоит! Да что говорить, я с детства мечтала стать вампиром. Понимаю, звучит смешно – как строчка из резюме. Но это действительно так. Я помню, как тряслись мои подружки под одеялами, когда мы смотрели ночами по видику ужастики про кровососов. Я же поглядывала на них и удивлялась: «Дурочки, это же так круто!» Ведь на экране частенько показывали парней и девушек с восхитительной внешностью, сильных, загадочных, умеющих оборачиваться в зверей и даже летать, и, что главное – бессмертных. Ну и ладно, думала я, что придется пить кровь. Ведь на экране вампиры пили ее ни у кого попало, а у таких же сногсшибательных парней и девушек. Ну и ладно, что жить придется лишь по ночам. Не велика цена – отказаться от солнца ради того, чтобы стать бессмертным суперменом. Я представляла, как это романтично – скитаться в ночи, хитро избегая встреч со всякими там ванхельсингами. Хотя, признаться, в реальности оказалось не так уж круто...
Ульяна при этом покосилась на украшенную татуировкой «1034» мою ладонь. Я же с болью вспомнил эту девушку, беспомощной и связанной, лежащей в пыточной. И как потом она едва не сгорела на моих глазах.
– Конечно же, в детстве я понимала, что на самом деле никаких оборотней и вампиров не существует, – продолжала Ульяна, – что романтика живет только в сказках, а по ту сторону экрана есть лишь смазливые киноактеры, слизывающие кетчуп с шей сексапильных киноактрис. Годам к пятнадцати я окончательно рассталась со сказками и выросла в обычную девушку. Правда, с несколько мрачными наклонностями, отпугивающую парней депрессивными суждениями о настоящем и апокалиптическими взглядами в будущее. В сказки уже не верила, а потому и представить не могла, что однажды повстречаю настоящее существо из мифов...
– Ты о том, которое перебило кучу моих братьев во время рейда в Красновку? – Меня невольно передернуло от кошмарных воспоминаний.
– Сами виноваты! – вскипела Ульяна, воинственно выпрямившись. – Кто вас туда звал? Вы первые начали!
Но она смягчилась, вздохнула:
– Понимаю, ты эту историю знаешь с позиции своего Ордена. Но есть ведь и иной взгляд на ситуацию. Если тебе интересно...
Ульяна вынула из внутреннего кармана куртки какой-то сверток – небольшую пачку сложенных пополам тетрадных листков. Какое-то время рассматривала ее, словно сокровище. Все же протянула мне:
– Вот, это записки Муна. Того парня, на которого вы охотились в Карсновке. Я всегда ношу их с собой. Они мне дороги, как память. Но тебе могу дать прочесть.
Я развернул сверток, пробежался взглядом по клетчатым грязным пожелтевшим от старости тетрадным страничкам, исписанным мелким почерком.
– Читай вслух, – попросила Ульяна. – Конечно, я знаю все, что там написано, почти наизусть. Но все равно еще раз послушаю.
И я заметил влажный блеск в ее глазах.
Я стал читать:
«Снова слепящий свет фар выхватил из темноты столб пыли, поднятой с дороги моими грязными кроссовками. И вот я опять, но уже без всякой надежды, поднял руку и проводил взглядом красные огни удаляющейся машины. Увы, ночь жестока к своим усталым скитальцам. Сколько я прошел? Десять?.. Да нет, уже около пятнадцати. Хотя, значения, в принципе, не имело. Последняя из тех тачек, что останавливались, продвинула меня до какой-то деревушки, но там я пробыл не больше часа. Пожрал, правда, а больше там ловить было нечего. С тех пор опять пешком.
Фиолетовой вспышкой сверкнула молния, прокатился гром. Дождя только не хватало... Едва успел подумать, хлынул ливень. Не прошло и минуты, как я промок до нитки. «Ну и где теперь сушиться?» – глупое обращение к равнодушному, закрывшемуся тучами небу. Проклятая погода, проклятая судьба, бесконечная дорога...
Трудно описывать то, что было давно. Еще трудней – то, что было так недавно, ведь время не успело залечить раны. Сейчас, вспоминая ту дождливую ночь, я думаю: а хотел бы я, чтобы все тогда сложилось иначе, и я прошел бы этот поселок, как десятки других? Глупые мысли! Разве можно исправить судьбу? Этой дуре бесполезно объяснять. Она ударила, потом дала надежду... А что же теперь? Пустота. Теперь я один.
Один. Но в одиночестве мне легко и просторно. И уж куда лучше, чем в том мире, что ночным мраком смотрит сейчас сквозь стекла окон.
Ночь. Она властвует над миром. Ночь-паскуда – величайшая сука. Она воспитала убийц, породила монстров. И меня... Ночь-зануда – злая тоска за чашкой кофе в сигаретном дыму. Она нагоняет мысли, большинство из которых – бред. Ночь-загадка – таинственная незнакомка. Она украдкой овивает влюбленных и стережет их мечты от суеты дня. И, наконец, ночь-проказница – пьяное веселье. Она зовет к приключениям, дурманит голову. Я люблю ее всякую. Мне больше нечего любить.
А еще ночью бывают тени...
Сам не знаю, зачем я вдруг написал эту фразу. Но, видно, вышло это не случайно – «тени»... Тени!..
Вот и сейчас я не один в комнате. Они окружают меня, они повсюду: стоят за спиной, прячутся за занавеской, в чулане... Они ничто, словно призраки, они не тронут. Но от их присутствия жутковато на душе. Людей всегда пугает ночь, а все потому, что есть они! У них нет формы, нет облика, и они всегда являются по-разному: либо это монстры – исчадия ада, либо маленькие твари, сосущие кровь... Возникнут и исчезнут, оставив лишь одно – страх! Они живут им...
Стоп! Кто-то стучит в дверь!..
Приходила Ульяна. Она настойчиво тарабанила:
– Мун, открой!
Мне же даже ее не хотелось видеть. И все же я подошел к двери, отодвинул задвижку.
Ульяна внесла стопку поставленных одна на другую тарелочек и мисочек с едой. Как всегда, веселая и красивая. Но, взглянув на меня, помрачнела.
– До чего ты себя доводишь? – покачала она головой. – Хоть бы ел чего, а то скоро на зомби будешь похож.
Ульяночка, золотце, про зомби – это зря. Уж ты-то знаешь, кто я на самом деле.
Ульяна межу тем расставила на столе тарелочки...
– Чтоб все съел! А то совсем дошел. Тебе что – жить надоело?
Я молчал. Она стала нарезать хлеб – тоже молча, нервно. Вдруг вскрикнула, поднесла пораненный палец к губам. При этом, видимо, заметила мой взгляд...
– Я в «Норе» была. Ребята опять спрашивали: когда ты из своей Степановки вернешься.
Я ничего не ответил. И без того хреново.
Все же поел, хоть и без аппетита. Разве можно отказать, когда просит Ульяна?
– Как твои мемуары? – спросила она, подойдя к столу.
«Скорее уж, исповедь», – подумал я, а вслух сказал:
– Да так, по тихой.
– Дашь почитать? – Ульяна улыбнулась. Потом повернулась к окну. – О, дождь начинается!..
Она потянулась и громко зевнула.
– Ну, я спать пойду. А ты тут кончай помирать, возвращайся к жизни.
К жизни?!..
И все же, прежде чем уйти, она бросилась ко мне на шею. Я машинально обнял ее...
Потом она ушла. За окном разразился ливень. Я сидел за столом, кусая колпачок шариковой ручки.
Ливень! В ту ночь тоже был ливень...
Это был серый мрачный поселок ни чем, по сути, не отличавшийся от других селений, в которых мне пришлось побывать. Только на вид они такие разные – люди, постройки... Все их отличительные особенности меркнут и уходят с дневной суетой, едва наступает ночь. Становится тихо, спокойно. Поселок погружается в сон. Конечно, сон – лишь иллюзия, темная маска. А за ней скрываются веселье и кураж. Настоящая жизнь наступает только тогда, когда уходит свет.
Я шел по мокрой грязной улице, гонимый ветром и проливным дождем. Темная лента дороги, фонари, блеск луж с пляшущими в них дождевыми кругами, силуэты небольших домов на фоне неба в тучах. В некоторых окнах все еще горел свет. Я был голоден, и сияние окон усиливало это чувство. Жутко кружилась голова.
Голод!.. Сейчас, мысленно возвращаясь в ту ночь, невольно вспоминаю то жестокое невыносимое чувство, сводившее меня с ума. Было около трех ночи. Проклятые люди. Почему их так много в свете фонарей и так мало в глухих переулках? Бредут по своим улицам (даже в ливень это их улицы), пьяными взглядами задевают чужака – меня. Каждая толпа – больше одного – источник опасности. В таких вот селениях обычно все друг друга знают, но в пьяном угаре с улыбками бьют морды «своим». А тут чужой!..
Последнее мое скитание было особенно долгим. А все из-за того проклятого фанатика. Я не хотел его убивать. Я ведь так давно никого не убивал... Но он слишком далеко зашел. Как часто на моем пути встречаются такие самонадеянные придурки, которые вбивают себе в башку, что они избранные (или хрен там знает какие)... Спасают мир! Им, видимо, больше всех надо. Таких я ненавижу больше всего. А этот... Ему почти удалось добраться до меня! И он с радостью прервал бы мое жалкое существование в этом мире, если бы не... Ага, просто случайность. Ну и, конечно, чувство самосохранения. О, сколько раз оно спасало мне жизнь. Такую жизнь, за которую и цепляться-то, в принципе, не стоит. А того фанатика я просто должен был прикончить. Да только пришлось бежать. Как и много раз раньше. Теперь вот снова голод, усталость, поиски пристанища...
Я свернул в темный переулок, сбежав от палящего света фонарей. Какой-то наглый обкуренный пацан откололся от своей крепости-братвы и попытался наехать, но его вовремя подхватили приятели и поволокли...
– ...пить самогонку, – объяснил ему один из них.
Темнота – друг молодежи? Эй, самоуверенный болван, почему ты не пошел за мной во мрак? Я уж показал бы тебе, чья это ночь!
Переулок представлял собой длинный коридор, стенами которого служил высокий дощатый забор, тянувшийся по обе стороны. Это больше напоминало тоннель, чем переулок в жилом квартале.
Под забором, возле лужи, лежал пьяный мужик. Я с трудом удержался от того, чтобы сразу не наброситься на него. Стоп. Только без суеты!.. А еще – надо поаккуратней, чтобы не убить, иначе с утра начнется паника, а я рассчитывал задержаться здесь хотя бы дня на три.
– Ты че, сука, урод... – рявкнул мужик, когда я засучил ему рукав. Но в следующее мгновение я сдавил ему артерию, и он отключился. Я же прокусил вену и сделал большой глоток. Спасен. Прощай, голод!
И все же, главное – не увлекаться. Я разжал губы, вытер рот рукой, быстро расправил рукав, прикрывая кровавый след. Мужик лежал неподвижно. К утру протрезвеет и ничего не вспомнит.
Ах да, в тот момент это и случилось. Внезапный свет всегда колол нервы, но свет в окне в такие моменты – взятие с поличным. Я шарахнулся в тень. Над забором в ярком окне второго этажа белокаменного особнячка стояла девушка и, казалось, смотрела прямо на меня. Я отступил глубже в тень, не отрывая взгляда от окна. Неужели опять влип? Как же я устал бегать...
Она меня не видела. Я понял это, но все еще прижимался к забору. Конечно, она не могла меня видеть. Если только до того, как зажгла свет... Но тогда бы не стала так вот спокойно стоять и смотреть. Нет, она просто смотрела вдаль, медленно расстегивая пуговицы на блузке. Она, похоже, совершенно не думала о том, что кто-то может подсматривать. А посмотреть было на что. Хоть незнакомка и стояла спиной к свету, можно было заметить, что она довольно хороша. Правда, бывает, что под покровом ночи мы встречаем нимфу, богиню, а утром пугаемся от одной только мысли, что «я вчера с ней...»
Вдруг девушка вздрогнула, словно опомнившись, и задернула окно пурпурной занавеской. Я постоял еще с минуту, потом проверил пульс у мужика – живой! – и побрел прочь.
Для «ночлега» – если можно так назвать мой отдых в светлое время суток – нашел какой-то подвал. Раздевшись догола, отжал одежду и снова надел ее. Долго не мог заснуть: в подвале всюду было грязно и воняло падалью. Я сидел на ржавой трубе, не в силах даже задремать, и не имея возможности покинуть это место.
Ненавижу подвалы. Давно. И есть на то причины. Подвал – часть моей прошлой жизни ¬– мерзкой, которую я даже вспоминать не хочу, и уж тем более возвращаться к ней.
А где-то там, наверху, снаружи, уже кипела жизнь – утренние будни. Слышны были голоса людей, лаяли собаки, хлопали двери подъезда. Там рождался новый день. Здесь было темно. Видимо, день забыл этот уголок, оставив его в вечное владение ночи. Так же, как и меня...
Снова бессонница. Я сидел, глядя в потолок, туда, где от сырости набухали пузатые капли и, срываясь вниз, хлипко разбивались о воду, пополняя и без того огромные грязные лужи. Иногда падали мне в лицо – еще одна причина бессонницы и отвратительного настроения. А еще я думал о Светке. Нет, не о той стерве, какой она стала позже, а о той голубоглазой светловолосой девчонке с короткой стрижкой и длинной челкой. Как же я любил ее тогда. Я и подумать не мог, что она может так поступить со мной...
Мне все же удалось заснуть на голом бетонном полу, прижавшись спиной к стене.
Я видел сон. Это было странно, ведь я давно не видел сны. А если что-то снилось, так только кровь, смерть, ночь... Но тогда я увидел день. Я всегда боялся дневного света, с тех пор, как вернулся... другим. Однако во сне мне не было страшно. Я был таким, как раньше, прежним. Я шел по залитой лучами аллее, зеленые тополя трепетали на ветру, небо было синее, и облака сияли белизной. А на встречу шла она – Светланка, в белом платье, счастливая и прекрасная. И я был счастлив. Я так давно не был счастлив. И вдруг мне стало страшно...
Я проснулся. Снова подвал. Стены будто давили. Сколько раз я давал себе слово, что никогда не пойду больше в подвал. Куда угодно, только ни туда! И сколько раз судьба снова и снова загоняла меня в подвалы.
В маленьком окошке синели сумерки. Еще не полностью стемнело, но, в принципе, терпимо. И я быстро пошел к лестнице.
Я вырвался в вечер из черного жерла подвала. На западе алела полоска небесной крови. Улицы оказались все еще полны народа: бегали дети, молодежь хохотала в беседках, на лавочках у подъездов бабки делились между собой информацией обо всем, что творится в поселке и не только. И этот покой нарушил я. Дерзкие усмешки из беседки, громкое перешептывание малышни. Даже бабки замолкли и провожали меня враждебными взглядами. Да пошли вы все со своими устоями! Не вы ли сделали меня изгоем?
Нелегко быть одиноким. Но хуже всего – постоянно чувствовать свое одиночество. Раньше было проще. Даже когда ушел Рутра, а потом и Шут, я, оставшись один, не особо страдал от этого. Я знал, что есть только я и тот мир, который ненавижу. Раньше была злоба, жажда мести, и я жил этим. Но теперь, кажется, устал...
Настороженные взгляды встречных действовали мне на нервы. Хотелось скрыться где-нибудь, пока не уснет поселок. К тому же надо было подыскать себе новый «дом».
Проклятый закат, он просто выводил из себя, от него так и несло жаром. Я повернул в какой-то тенистый переулок, но наткнулся на группу ребят. Они кучкой сидели у стены. В воздухе висел дымок и резкий запах.
– Залечил? Давай, дуй...
Говоривший замолк. Напряженные взгляды впились в меня, словно жала. Один из парнишек, уронив пятку, пытался незаметно задвинуть ее подальше. Я отвернулся и пошел дальше. В другом укромном местечке я застал влюбленную пару, а потом играющих детей.
Даже когда, пройдя не бог весть сколько, я забрел в глушь деревянных домишек, то и там был встречен собачьим лаем и недоверчивыми взглядами. В одном из дворов за низеньким ветхим забором веселился народ. Впрочем, судя по некоторым деталям, – например, по черным косынкам женщин, – это были поминки. Две толстые тетки на лавочке у калитки, охая, вспоминали усопшего. Но, заметив меня, позабыли о покойнике и засверлили меня своим вниманием: словно я вот-вот вынесу из их домов все ценное или вытопчу огороды. А еще я наверняка наркоман, преступник и, небось, сбежал из колонии. Я прошел, стараясь даже не глядеть в их сторону. Но когда, свернув в другой переулок, остановился, позади раздалось: «Эй, чего там шаришься?..» И я пошел дальше, в душе послав их всех.
И везде, везде я ощущал свою неуместность. А ведь когда-то и я жил в подобном поселке, где знал всех и все знали меня, жил теми же проблемами. Как бы мне хотелось вернуться в то, такое далекое, прошлое – отдал бы все на свете! Сейчас оно вспоминается как прекрасный сон. Хотя там, где я жил, меня, скорее всего, вспоминают, как ни с чем не сравнимый кошмар. Наверное, до сих пор вбивают мертвецам осиновые колья, чтобы те не вернулись... как я. А вернулся я шумно. Убил ее, и того парня тоже. Другие были, вообще-то, ни при чем... Но что поделаешь, раз я прибывал тогда в ужасном настроении. В общем, дома меня не ждут, скорее уж наоборот. Да ладно, не бойтесь. Не вернусь я. В прошлое дороги нет. Будущего нет. Настоящее – полное дерьмо. Кто виноват? Она? А ведь я любил эту мразь!
Наконец мне удалось отыскать безлюдный уголок. Я уселся в тени забора и принялся ждать. По-моему, я даже задремал, так как сумерки сгустились незаметно. А думал я тогда о самой обыденной проблеме, единственной, которая волновала меня в последние годы: как не загнуться от голода. Где в поселке можно встретить пьяных? Да где угодно, практически везде. Но больше всего их обычно возле кабаков либо на дискотеке. Скоро надо идти.
– Ты смотри – не долго! И одна в потемках не шарахайся. Придурков всяких хватает...
– Мама, я все это слышала сотню раз.
– Как ты с матерью разговариваешь? «Сотню раз!..» Шибко взрослая стала?
– Ой, мама, прекрати...
В сплошной стене забора образовалась калитка, и в ней показалась девушка. Случайность – забавная штука. Я вдруг узнал в ней ту вчерашнюю оконную нимфу. Ага, тот же заборный коридор, вот и лужа, возле которой валялся мужик, а над забором окно. Девушка, между тем, прошла мимо, окинув меня безразличным взглядом. Я подумал немного и пошел следом.
И не ошибся. Ну куда еще может идти девушка в такой час? Вариантов маловато...
Сивушная дискотека. Кирпичное здание клуба окружали пьяные толпы. Все как всегда и везде: на крыльце курят, в сторонке пьют, за клубом шабят и мочатся. Два дюжих мента с дубинками взирают на этот беспорядок, полагая, что все в порядке и под их самодовольным контролем. Хотя, если захотят, и правда могут к кому-нибудь прикопаться, даже отлупить.
Моя белокурая проводница затерялась где-то в толпе. А может, зашла в клуб. Но меня это мало интересовало. Я мигом осмотрелся и направился за клуб, туда, где темнели кусты. Там и стал ждать. Пару раз приходили какие-то парни – просто отлить. Я делал вид, что занимаюсь тем же. И вот появилась девушка. Она присела метрах в пяти от меня, нисколько не стесняясь. Торч от алкоголя, похоже, был сильнее моральных принципов. Когда она собралась обратно, дорогу ей преградил я. Все в ту ночь получилось, как обычно, легко.
– О!.. А ты кто такой? – с трудом выговорила она, когда я не пропустил ее. Пыталась казаться крутой, но я знал, что это ненадолго. Все они так.
– Привет, – сказал я, глядя ей в глаза. Не знаю почему, но этот трюк срабатывал всегда. Может, правда у нас во взгляде есть что-то гипнотическое. Я, наверное, узнал бы это – если б мог увидеть себя в зеркале. Но я давно уже этого не мог...
– Жека, ты, что ли? – неуверенно пробормотала она, теряя крутость.
Я не ответил, а лишь протянул руку и коснулся ее лица, слегка погладил. Потом провел ладонью по шее (крестика нет!) и привлек ее, уже податливую, к себе. Мы целовались, жадно лаская друг друга, но не долго. Я медленно спустился к шее, и она чуть слышно застонала, скорее от удовольствия, чем от боли, когда я прокусил немного горькую от духов кожу. Я забирал ее жизнь, а она таяла в моих руках от наслаждения.
Наконец, я отстранил ее. Несколько секунд она стояла в растерянности и даже попыталась снова шагнуть ко мне, но я удержал ее.
– Извини, все, – и опустил глаза.
– Пойдем со мной. Там уматно!..
Я покачал головой и отступил во мрак, растворившись в ночи. А она, словно придя в себя, испуганно посмотрела по сторонам и быстро пошла, потирая место укуса.
– Ты че так долго? Там клуб не подмыло? – Мужской голос: наверно, того самого «Жеки». – Чего это у тебя?
– Поцарапалась.
А потом, погодя – подруге, восторженно:
– Там был такой парень!..
Я усмехнулся и побрел в сторону дороги. С ними всегда так. Как легко они готовы отдать кровь, да и все на свете, за миг наслаждения. С мужиками гораздо сложнее. Их просто приходится вырубать. С мужиками я вообще связываюсь редко, только когда выбора нет или очень уж жрать охота. Да и то приходится чего-нибудь стащить у жертвы – ни столько ради поживы, сколько для того, чтобы отвести от себя подозрения. Уж лучше быть вором, чем вампиром. Деньги, конечно, тоже бывают нужны. Случается даже, что бабки и шмотки оказываются ценнее крови. Вот и в тот вечер я думал о том, что пора бы раздобыть финансы. Тогда можно будет снять номер в гостинице и нормально одеться. Ничего удивительного, что люди на меня косились: джинсы на коленках протерлись до дыр, кроссовки уже не первый месяц просили кушать, а джинсовка выглядела ужасно еще тогда, когда я снял ее с какого-то бомжа. Более-менее смотрелась только черная футболка с картинкой мрачного содержания и надписью «Кинг Даймонд» – стащил у одного металлиста. Такой прикид делал меня похожим на панка. И если в больших городах, где полно бомжей, психов и неформалов, по мне лишь скользили равнодушные взгляды, то в таких вот поселках я воспринимался, в особенности старухами, как исчадие ада. Конечно, не мешало бы еще помыться. Длинные волосы удобны – отчасти скрывают лицо. Но когда они висят грязной паклей – монстр вдвойне!
«Неплохо бы разузнать название этого поселка и найти карту района, – размышлял я. – Ведь скоро придется двигать куда-нибудь в другое место. Черт возьми, но ведь у меня было все, но осталось там, на хате, когда я в спешке сваливал от фанатиков. Скоро эти уроды и здесь меня найдут. Не отстают ни на шаг. Вбили себе в головы бредовую идею о борьбе с вселенским злом. Да что они могут знать о таких, как я? Они – люди, я – кровососущая тварь, убийца. Но кто превратил меня в убийцу, кто сделал таким? Они – люди!»
Конечно, Рутра обратил меня. Но лишь ради того, чтобы спасти мне жизнь, пусть даже такой ценой. Я мог тогда просто уйти, но она, Светка... Я ведь из-за нее вернулся! Это она разбудила во мне монстра. Да, я убил ее, и еще кое-кого. Я мстил, был не в себе, даже не очень-то осознавал свои поступки. А как иначе – когда в душе твориться такое?.. Для тех краев я навсегда останусь кошмаром, ужасной легендой. Возможно, они до сих пор пугают моим именем своих детишек... Впрочем, на этом все могло и кончится. Я пришел в себя, очнулся, осознал, что натворил и навсегда ушел из тех мест, чтобы никогда не возвращаться. Я вновь обрел рассудок и уж конечно же не стал бы больше убивать. Да только появились фанатики. Сборище суеверных психов. Наивны, но опасны. Превратили меня в Зверя, слугу Дьявола. Их методы борьбы примитивны, но действенны против таких, как я. Именно из-за них я вынужден постоянно прятаться, бегать, защищаться, а порой и убивать – бороться за жизнь. Пусть никчемную, отвратительную, но жизнь. Именно их стараниями я продолжаю оставаться убийцей!
Я зачем-то сильно ударил по какому-то почтовому ящику и пошел быстрее. Эти ночные кварталы сводили с ума. Что за мир мне достался: пьяницы, наркоманы, шлюхи, грабежи, убийства... Спасибо тебе, ночь!
Я тенью прошел мимо какой-то толпы. Не прицепились. Сейчас бы сам с удовольствием набил бы кому-нибудь морду. А вообще лучше сейчас уйти туда, где нет никого. Я побрел, не сворачивая, с надеждой в итоге дойти до окраины поселка. И действительно, чем дальше от центра, тем нежнее пела тишиной ночь. Глохла вдали попса дискотеки, зато слышнее становился хор лягушек, с наслаждением дравших глотки в своей болотной глуши. Лягушек побеждали сверчки, потому что их было больше и они были ближе. Ночные птицы вскрикивали редко и уныло, без всякого стремления кого-то перекричать. И все эти звуки не давили и не угнетали, они были частью самой тишины. И я старался идти как можно тише. Даже тише, чем журчала река... Река!
Я повернул в переулок, который, как мне показалось, выведет меня к «большой воде». Вскоре он закончился, и дорога узкой ломаной тропой побежала вниз по склону.
Песчаный берег, быстрое течение, далекие темные очертания противоположного берега и река, сверкающая огнями железнодорожного моста. Я упал на песок, закрыл глаза – свободный, как ветер, что прохладой трепал мою шевелюру. Как хорошо! Природа ненавидит людей за их вандализм и жестокость, но прощает любого, кто вернулся к ней хотя бы на миг.
– Да пошел он!..
Я вздрогнул, осмотрелся по сторонам. Девушка? Нет, даже две. Да, сидят на скамье, едва заметные на фоне кустарника. И весьма пьяные.
«Очень кстати!» – зло подумал я. Покидать облюбованный мной бережок не хотелось. Может, сами скоро уйдут?
– Танюха, да ладно ты...
– Он с-с-скотина... кр-р-рест! Не... (икнула) Не прощу!..
– Да брось ты. Он скоро сам приползет. Вот увидишь.
И так с полчаса. Весь диалог состоял из бессвязных фраз и слов, чаще матерных. Но даже в этой словесной каше суть проблемы была ясна. И не зачем было жевать одно и то же, как в мыльных сериалах.
– Ну че ты в самом деле? Костик...
– Пшел он на..., этот К-костик...
Обе говорили громко, и вскоре я этого Костика готов был убить, и не за то, что он кинул одну из девиц, а лишь бы обе заткнулись и пошли трезветь по домам. Меня уже не радовали красоты природы...
Я уронил голову на песок, снова закрыл глаза, пытаясь вернуть лягушек, сверчков, собак, шум реки... Проклятые девки! И все же принципиально я решил остаться. И дождался-таки: одна из девиц высказала, наконец, первую за все это время трезвую мысль:
– По домам надо. Эй, Танюха, пойдем!
Та, которую назвали Танюхой, сидела, абсолютно не реагируя на попытки более трезвой подруги поднять ее со скамейки. Потом пробормотала:
– Я еще это... здесь... Оставь!..
Мне захотелось встать и закричать: «Иди домой, родная!»
– Танюха, ты гонишь! Пошли!..
– Ленка... – махнула та рукой. – Иди. Я дойду... потом.
Ленка сдалась.
– Как знаешь. Смотри, не говори потом...
И ушла. Ее подруга осталась сидеть, обхватив голову руками, что-то бормоча. А немногим позже я заметил, что она спит, откинувшись на спинку скамьи, запрокинув голову. Пусть спит, так все же спокойней.
Я сел и принялся швырять в воду плоские камешки, пытаясь, как в детстве, выбить как можно больше подскоков. Раз... два... три... Короткие отрывистые всплески эхом разносились в тиши. Где-то на другом берегу гулко залаяла собака. Тут же этот лай подхватили с десяток других. Дурацкая собачья солидарность. По железнодорожному мосту, сияя окнами, прогремел поезд, но вскоре все снова утихло. Остались только всплески.
– Ты?.. Да ну... почему?..
Я вздрогнул – совсем уже позабыл о своей соседке. Она спала, обратив запрокинутое лицо к желтому лику луны, и говорила во сне. Но к этому ее разговору я почему-то отнесся терпимо. И вообще, мне теперь было даже приятней оттого, что я здесь не один, что кто-то есть рядом. Я снова вспомнил о Светке.
Как правило, блондинки голубоглазы. Светланка ничуть не отступала от этой нормы, скорее наоборот: ее глаза отливали прямо-таки небесной синевой. Когда я впервые увидел ее, мне она показалась такой недоступной, что очень долго не решался подойти, а лишь издали ловил каждый ее взгляд. Мы учились в одном классе, и я даже на уроки стал ходить лишь ради того, чтобы увидеть ее. А когда нам было по двенадцать лет, я нашел в себе храбрость подойти к ней и сказать: «Давай дружить?»... Когда она ответила: «Давай», я думал, что счастливее уже и быть не могу. Наверное, прав был тогда. Уж что-что, а мозги парням запудрить у нее с детства был талант. Сколько раз потом я бросался в омут любви, но был отвергнут, а сколько пытался забыть, но она не отпускала – прекрасный дьявол. Она играла мной, но даже не догадывалась, что где-то глубоко во мне спит зверь. И она разбудила его. Высвободила! Я потом еще долго презирал всех похожих на нее, а в душе продолжал любить. Люблю ли до сих пор? Наверное, нет. Возможно, даже ненавижу. Но мне почему-то жутко не хватает ее, словно моя грешная душа ушла вместе с ней в мир иной!
Моя соседка по тишине вдруг проснулась. Оторвавшись от спинки скамьи, она сгорбилась, уперла локти в колени и уронила голову на ладони. Девушка долго смотрела перед собой, видимо, пытаясь поймать «убегающий» вид округи. Наконец, заметила меня.
– Эй!.. Время есть? – спросила громко. – Часы, говорю, есть?
– Нет, – ответил я и, отвернувшись, снова стал швырять в воду камешки.
– Счастливый, – пробормотала она, скорее себе, чем мне. Потом громче: – Ну чего там сидишь, скучаешь? Иди сюда.
Я подумал немного, потом пожал плечами, поднялся и побрел к скамейке. О, черт! Вот это да! Я чуть ни сказал это вслух, когда вдруг узнал «нимфу» со второго этажа. Вот так случай – третий раз! Бывает же такое? Я присел рядом, там, где недавно сидела ее подружка.
– Слушай, а тут со мной девушка была?..
– Она ушла, – ответил я.
– Ах да, точно... – Она обхватила голову руками и, помолчав, призналась: – Ох и нажралась я... Как свинья!
Она словно оправдывалась.
– Что – проблемы? – спросил я, скорее из вежливости.
– Угу. Да-а, офигеть!.. – ответ прозвучал немного громче, чем следовало. Немалую роль в этом сыграла ночная тишина. Татьяна махнула рукой. – А, ладно!.. Пошел он...
– Он? – спросил я, и поймал себя на том, что отчего-то вдруг нарываюсь на откровения.
– Он, – повторила она. – Да я просто дура! Как сразу все не поняла! Он же...
Татьяна быстро прикрыла лицо ладонями, и я заметил, что она плачет.
– Я всегда была не нужна ему. С самого первого... С тех... С самого начала! – судорожно всхлипывала она, а я даже не знал, как ее успокоить.
– Все будет нормально, – неуверенно начал я.
– Нет, – Таня мотнула головой. – Нет, я... Пошел он!
Наконец она перестала лить слезы и замолчала. Молчал и я. В округе было тихо и безветренно, и казалось, что все замерло. Время остановилось. Тишину снова нарушила она:
– Скажи, ты кого-нибудь любил?
Мне стало не по себе. Вопрос бил по самому больному.
– Только по-настоящему. Ну, ты понимаешь?..
Я понимал. Но что я мог ей ответить? Да, я любил. И прикончил свою подружку после того, как она меня кинула...
– Любил. – Я опустил глаза.
– А вот представь себе, что человек, которого ты любишь, оказывается самой величайшей падлой на свете.
– Могу представить!
Это вырвалось непроизвольно и, возможно, слишком резко. Татьяна испытующе посмотрела на меня.
– Как ее имя?
– Света.
– Она красивая?
Я взглянул на нее и сразу отвел глаза. Грудь сдавило. Татьяна в лунном свете жутко напомнила мне ее. Те же светлые волосы, похожие черты лица. Лишь глаза у этой карие, а при таком освещении прямо-таки черные, словно ночь, а ни небесно-голубые, как у Светки. Красива ли она была? Конечно: чертовски, даже дьявольски!
– Да, – и добавил: – Очень.
– Она тебе изменила?
Изменила ли она? Это еще мягко сказано!..
– Да, изменила.
– А ты?
– А я...
Я вдруг почувствовал, что если этот допрос не прекратиться...
– Я пил с месяц не просыхая, – соврал я. – Потом как-то по-пьяни влетел в реку на мотоцикле. Чуть не утонул. Попал в больницу. А когда вышел, забил на все и... В общем, не люблю говорить об этом.
Потом мы снова долго молчали. Каждый думал о своем, и все же об одном и том же. Оба – брошенные люди.
– Ох, башка болит, отпускать начало, – простонала Татьяна. – Домой надо. Мать, наверное, с ума сходит.
– Проводить?
– Да нет, сама дойду. Кстати, зовут-то тебя как?
– Денис.
Как же давно меня так не называли.
– Я – Таня. Ну, счастливо, Денис. Приходи на дискотеку. Я там часто бываю. Может, увидимся.
Я тоже сказал: «Счастливо», и мы расстались. Я даже не надеялся, что мы еще когда-нибудь встретимся, и все же приятно было пообщаться. Со мной редко разговаривали так – по-человечески.
Когда Татьяна ушла, я, шатаясь вдоль берега, думал о недавнем разговоре. Вот так всегда – для людей ты «человек», пока они не узнают, кто ты на самом деле. А что, в принципе, меняется? Я ведь остаюсь таким же, как был: та же внешность, те же мысли, понятия. Да только если б она узнала, кто я, уверен, шарахнулась бы от меня, как от демона, и побежала бы звать народ. Но почему?.. Ведь если бы я хотел ее убить, сделал бы это сразу же, без лишних разговоров!..
С такими мыслями я бродил там почти до рассвета. Поговорил немного «о жизни» с рыбаками. Загрузил какого-то старика суицидальными рассуждениями, начав с политики и закончив погребальными обрядами. Но когда тот спросил: «А ты чьих такой будешь?» – я, как обычно, соврал: «Да так, к приятелю приехал в гости». И на этом разговор был окончен. Раз интересуются тобой, значит, пора «делать ноги». Я распрощался со стариком и побрел на поиски нового места для своего «дневного ночлега». Я дал себе слово, что в тот подвал больше не вернусь. И ближе к рассвету я нашел пристанище – в какой-то подвальной каморке клуба.
От жары кружилась голова. Мне всегда жарко на свету, но эту лампу я погасить не мог. Выключатель находился где-то снаружи, а разбить ее было слишком опасно – пришли бы менять лампочку и обнаружили меня. Пребывание в той каморке в подвале клуба, где я провел день, с большой натяжкой можно было назвать отдыхом. И все же это гораздо лучше, чем гнить среди сырости и вони. Я кутался в какие-то тряпки, стараясь укрыться от этой ужасной лампы дневного света, а самое главное – от чужих глаз. Горячий пот струился по телу, заливал глаза. Несколько раз я слышал, как в подвал входили люди: искали что-то, перебирали вещи. Я сидел тише воды, и мне везло. И даже, несмотря на все, мне удалось немного поспать. И наконец-то пришел вечер.
Снова лил дождь. Сквозь подвальное окошко я видел, как мчаться по улице ручьи, обстреливаемые сплошным потоком капель, унося с собой массу мусора. Было еще довольно светло, и все же я решил сбежать от кошмарной лампы клубного подвала. Взобравшись на какой-то ящик, я протиснулся в маленькое окошко – и тут же угодил под холодный душ. Проклятый дождь соорудил приличных размеров лужу прямо под окном, и, выбравшись, я стал похож черт знает на кого. Да ладно, дождь смоет. За грозным покрывалом туч все еще чувствовалось солнце, но холодная вода смягчала его убийственный жар. И я пошел куда-то – туда, где, может быть, больше тени, меньше воды и есть еда.
Да, тогда мне, помню, невыносимо захотелось просто поесть. Еще бы, три дня голодовки дали себя знать. А добыть еду, тем более в это время суток, довольно непросто. Не идти же в таком виде воровать в магазин? А забирать деньги разбоем довольно рискованно – поселок небольшой, найдут быстро. Оставался один вариант. Тоже немалый риск, но и шансы на успех имелись. И вот, проходя по какому-то переулку, я заглянул за забор.
Малинник, огород, дальше сад, какой-то сарай (скорее всего, хлев)... А вон то, видимо, летняя кухня! Осмотревшись по сторонам, я быстро перемахнул через забор и укрылся в малиннике. Где-то совсем рядом хлопнула не то дверца машины, не то дверь дома. Я поглубже залез в колючий кустарник, ругая себя за то, что не потерпел до темноты. Конечно, дождь был мне на руку – загнал всех людей по домам. Но, с другой стороны, на сырой земле огорода оставались глубокие следы. Да и из окна меня могли заметить. Не хватало только в ментовку загреметь. И все же я быстро побежал к саду, стараясь не задевать грядки. У забора снова присел, выглянул, и мгновение спустя был уже в саду, среди зарослей смородины и крыжовника. Пробрался к летней кухне, заглянул в окно: никаких признаков съестного. Зато, похоже, есть погреб. Я осмотрел раму, она оказалась забитой изнутри. Тогда я решил проверить замок. Дверь находилась со стороны жилого дома, но от крыльца была укрыта большим кустом сирени. Хорошо хоть собаки нет, думал я, пробираясь к двери. И вид замка меня обрадовал: таких мне приходилось вскрывать немало. Не прошло и трех минут, как я оказался внутри.
Насчет погреба я не ошибся. Откинув дорожку и крышку, я спустился в его пахнущую землей прохладу. Кроме прошлогодней картошки тут оказались банки с домашними овощными консервами, а в фанерном ящичке лежало три приличных куска сала. Подхватив пустой мешок, я тут же засунул в него кабачковую икру, помидоры, пару банок с каким-то салатом, кусок сала, набросал картошки. И собирался уже выбираться, как вдруг услышал шаги. Я еле успел задвинуть крышку погреба над головой, как в домик кто-то вошел.
– Да... твою мать! – раздался грубый мужской голос наверху, а я приготовился треснуть этому мужику в лицо попавшим под руку коротким куском доски, если крышка погреба приоткроется. Наверное, в тот момент я мог бы даже убить.
– Антоха, бестолочь! – прорычал мужик. – Ни хрена ему доверить нельзя!
Он, видимо, поправил дорожку, что-то взял и ушел. Я бросил кусок доски и со вздохом облегчения опустился на ящики. То, что какой-то там Антоха получит несправедливую оплеуху, меня волновало мало. Я решил никуда не высовываться до наступления полных сумерек и принялся завтракать (хотя для нормальных людей в то время суток это был бы ужин). Больше меня никто не беспокоил. Наевшись до отвала, я закопал пустые банки в картошке. По моим подсчетам, время уже было подходящее для того, чтобы выбираться наружу. Проверив, что все выглядит почти как раньше (тут уж спасибо моему «кошачьему» зрению), я выбрался из погреба, поправил дорожку и... обнаружил запертую снаружи дверь! Вот этого я как раз не предусмотрел. Я огляделся в растерянности. Что ж, без палева не вышло... Стараясь действовать как можно аккуратнее, я выставил оконную раму. Затем с грехом пополам приладил ее снаружи, хотя было ясно, что хозяева обнаружат вторжение. Но это завтра...
Я побежал вдоль грядок по своим чернеющим в грязи следам, унося с собой трофейный провиант. Когда закончится дождь, можно будет развести костер где-нибудь у речки и испечь картошку.
А вот теперь самое время сходить не дискотеку!
В зале царил хаос. Я сидел в стороне на лавке и молча смотрел, как дергаются под музыку толпы пьяных и не очень индивидов. И я искал. Жертву?.. Тогда я убеждал себя, что именно так. Но сейчас, вспоминая тот вечер, я понимаю, что искал ту самую Татьяну. А когда мой взгляд вдруг выхватил ее из общей массы, что-то отозвалось в груди, пропело. Я знал, что она не вспомнит меня – тогда она была слишком пьяна, да и темно было. И я просто наблюдал, как пляшет и веселится она в своей компании, не замечая меня.
Я просидел так минут пятнадцать. В какой-то момент мне даже захотелось подойти к ней, но осторожность удержала. Тогда я встал и быстро пошел к выходу. Оказавшись на улице после душного зала, я съежился от прохлады, и это словно вдохнуло в меня жизнь. Недолго побродив по хвойной посадке за клубом, я вскоре отыскал нетрезвую молодую особу, которая поделилась со мной кровью. Да только принял я ее без особого аппетита. Потом я забрался в подвал какой-то трехэтажки и всю ночь, а также следующий день провел там.
«Какой же я дурак. Чего это я, в самом деле, гружусь какой-то ерундой?» – думал я, восседая на ржавой трубе в подвале. Она мне понравилась – наконец-то я признал это. Ну и что? Сколько женщин было до этого, и не менее привлекательных, и все же не бросался в любовные дебри. Или по серьезным отношениям соскучился? Так вспомни, кто ты такой, а еще лучше – вспомни о Светке! А будущего нет. Есть только прошлое, которое даже вспоминать противно. А еще есть новая, другая жизнь, в которой нет места любви, а есть лишь борьба за выживание. Была еще ненависть, но теперь в этой части пусто, а любовь не годится для заполнения пустоты. И вообще – все бабы суки, и точка! Женщина чуть не погубила раз, так неужели ничему не научила?
Я зло пнул какую-то бутылку, и та с плаксивым звоном разлетелась о бетонный покосившийся столб.
– Что ты делаешь, хулиган? Тут дети ходят!.. – заголосила какая-то старуха.
Я зло обматерил ее. Достали все!
Клуб был уже рядом. Все-таки здорово, что дискотеки в поселке проводят каждый день. Я стал в тени деревьев – фонари действовали на нервы. Все было, как и везде: на крыльце мелькают сигаретные огоньки, от скрытых темнотой лавочек у сосновой посадки слышны маты и звон бутылок, окна клубного зала переливаются радужным свечением, и воздух сотрясает ненашенская попса. Я снова ждал – и лгал себе, что не ее. А чего я еще мог ждать? О жертве не могло быть и речи – пьющие еще не дошли до нужной кондиции. А мимо проходил народ – стягивался на дэнс. До меня долетали обрывки разговоров:
– ...Джон вчера нажрался и давай...
– ...Я, конечно, не буду из-за кобылы на пацана наезжать, но если он еще раз...
– ...Сколько взял? Две? Ну хватит...
И все в таком духе. Я невольно припомнил себя в шестнадцать лет... Хотя и сейчас, если верить людям, выгляжу не намного старше, хоть и прошло пять лет. Правда, повзрослеть я успел, наверное, лет на сто.
– Контрамарки, интересно, сегодня какие будут? – Мимо проходили девушки.
– Койот обещал сделать.
– Да, от Койота дождешься!..
Я вздрогнул. Последний голос мне был знаком. Я проводил взглядом три девичьих силуэта. Когда одна из них у дверей клуба оглянулась, я невольно отступил глубже в тень. Постоял, размышляя, что же делать дальше. А потом решился и пошел к клубу.
В фойе нельзя было шагу ступить без риска в кого-нибудь врезаться. Я протиснулся к входу в зал, к которому тянулась немалая очередь. Лихая бабуся в дверях прочно держала оборону за баррикадой из стульев. Засучив рукава, она копалась в людском потоке, выбирая тех, кто совал ей билет или контрамарку, и грубо выталкивая халявщиков. Я проплыл по течению к бабкиному шлюзу и тут же оказался схваченным зоркой рукой.
– Я пройду? – спросил я, пристально глядя в старческие глаза. Бабка разжала руку, не отрывая от меня удивленного взгляда, и я продрейфовал в зал уже в спокойном течении.
– Куда? А ну-ка стой!.. – раздался позади крик.
Мимо проскочил парень в светлой джинсовке, чуть не сбив меня с ног, и растворился в толпе, заполнявшей зал.
Я подошел к самой дальней стене и стал у колонны. Татьяны не было видно. Быстрая музыка сменяла медленную. Потом по залу пронесся крик: «Металл!» Кричало человек пять, но у них получилось это громче музыки.
– Койот, давай нашу!
– Ну, а сейчас, – раздался голос из динамиков, которые тут же подвыли ему жалобным визгом, – для крутых красновских парней!..
Голос объявил что-то еще, но утонул в смерче тяжелой музыки, ворвавшемся в зал. Народ тут же стал разбегаться к стенам, а в центр зала выскочили человек семь парней, которые принялись изображать рок-гитаристов, потрясая тем, что растет у них на головах. Двоим из них потрясать было нечем, а потому они мотали своими лысыми макушками. Вдруг раздался дикий крик. Прямо с колонок в зал вылетело нечто патлатое в рваном прикиде и тут же шлепнулось на пол. «Рок-гитаристы» помогли ему подняться, и это волосатое чудо принялось выделывать всякое...
– Денис, здравствуй!
Я оглянулся. Боже!..
– Привет, – ответил я Татьяне, перекрикивая музыку и ругаясь про себя на чем свет стоит. Засветился! И в то же время в душе обрадовался: она меня запомнила и узнала! А так же мысленно оценил: выглядит она сегодня просто восхитительно. Волосы падали на плечи пышными светлыми локонами, красный свитер обтягивал все прелести, подчеркивая великолепие того, на чем лежала золотая цепочка с эмблемкой водолея, а из-под свитера выглядывала коротенькая юбочка... Я поднял голову и выдавил улыбку: – Как жизнь?
– Да так, ничего, – Она вздохнула и взглянула на металлистов. – Не понимаю такой музыки.
– По-моему, неплохо, – Я припомнил, как сам в свое время был без ума от «Металлики».
– Да у них тут целая тусовка. Собираются на стройке. Тут даже своя рок-группа есть. Название еще такое, типа «Гибель» или что-то в этом роде...
Она махнула рукой. Я пошел за ней в дальний конец зала, подальше от грохочущих колонок.
– Денис, ты ведь не местный?
– Нет. Я из... Степановки, – припомнил я одно из последних своих пристанищ.
– О, у меня там тетка живет, – обрадовалась Таня, чего нельзя было сказать обо мне. – Волкова. У нее на склоне дом. Знаешь?
– Ну... может, в лицо и знаю...
– А здесь ты как?
– Я у дядьки... – сказал я и сменил тему, начав расспрашивать Татьяну. И вздохнул облегченно, когда мне удалось увести разговор от своей персоны. В итоге я узнал, что Таня местная, в этом году закончила школу и поступила в университет в Погорске. Это дало мне время продумать свою легенду. И все же я был безумно рад этой встрече. Но вдруг...
– Погоди, – сказала Татьяна и принялась что-то искать в сумочке. И, наконец, в руке у нее появилось... зеркальце! Я замер. Вот черт, этого еще не хватало!.. Она смотрела в него, приводя в порядок, на мой взгляд, и без того безупречную прическу.
– Темновато, – сказала она, медленно поворачиваясь ко мне спиной, стараясь оказаться в свете мигающих ламп. А я не отрывал взгляда от проклятого зеркала. Вот она повернула его так, что я на секунду увидел в нем ее глаза – карие, прекрасные. Но моих-то глаз она в нем увидеть не могла!..
Я резко сделал шаг вперед. Даже слишком резко. Плечом я задел локоть Татьяны, зеркальце выскользнуло у не из рук и с лязгом разлетелось по паркету. Татьяна удивленно взглянула на меня, а я повернулся и бросил пару матерных слов несуществующему негодяю, якобы толкнувшему меня.
– Извини, – сказал я, опуская глаза и чувствуя противную мелкую дрожь в теле.
– Да ладно, ерунда, – улыбнулась Таня. – Правда, примета плохая...
Я провожал ее домой и с каждым мгновением все больше восхищался ею. Она рассказывала что-то, смеялась, шутила. Я говорил мало: и при жизни-то не отличался красноречием, да и последние пять лет скитаний изгоем не добавили мне умения вести приятные беседы, скорее наоборот. К тому же я боялся болтнуть лишнего. Но Таню это нисколько не смущало. Похоже, что ее даже забавляла моя серьезность. В конце концов и я оттаял, припомнил несколько бородатых анекдотов времен моей юности. И так мы дошли до знакомого мне двухэтажного белого дома.
– Вот здесь я и живу.
– Ничего особняк, – изобразил я восхищение.
– Папаша отгрохал. Он у меня на кирпичном заводе работает...
Мы остановились у калитки, замолчали. Я тупо смотрел в землю, стараясь не встречаться с девушкой взглядом. Меня вдруг охватила боязнь, что мой природный инстинкт возьмет верх. Аромат ее тела просто сводил с ума. Я чувствовал, что меняюсь, становлюсь другим – собой прежним. Это был не мой специфический «голод». Страсть – вот что это было!
– Ну что, пока? – сказала она.
Я взглянул на нее. Как бы мне хотелось... Но нет, ни к чему.
– Счастливо, – сказал я, повернулся и пошел прочь.
Горечь обиды душила меня, обиды на судьбу, на себя, на весь мир. Мне хотелось бежать куда угодно, даже в грязный подвал.
– Денис!
Я остановился, оглянулся. Таня все так же стояла у калитки.
– Денис, ты завтра пойдешь на дискотеку?
– Да, пойду.
– Тогда, может, зайдешь за мной?
Я кивнул. Таня махнула мне рукой и скрылась за калиткой. А я отправился влачить дальше свое жалкое существование.
Зачем я обещал ей прийти? К чему все это? Ведь будет только хуже нам обоим. И вообще, чего я собственно хочу? Спать с ней? Так с этим проблем никогда не было – вон сколько шлюх. А для меня, с моими способностями, еще и всегда бесплатно. Тогда чего – чувств? Это исключено. Я – ночная тварь!
Господи, за что ты мне уготовил такую судьбу? Что я такого сделал? Был обычным парнем в своей деревне – как все. Да, иногда пил спиртное, и травой баловался – чуть-чуть... Но ведь не я один! Практически каждый подросток. Другие вон воровали, убивали – и ничего, живут по сей день нормальными людьми. Пусть даже и в тюрьмах – но люди! Я вообще не любил насилия, предпочитал кулакам слова. И вот теперь именно я – не человек, а кровососущая мразь. Порождение ночи!..
Так думал я, сидя на грязном полу очередного дневного убежища. Проклятая бессонница. Как хотелось уснуть, забыться. Но впасть в забытье – разве это выход? Придет опять ночь и разбудит. И все вернется. К черту все!
И я твердо решил: я не пойду к ней!
Я к ней пошел.
Я шел по вечернему поселку и думал о ней. Пусть весь мир катится в ад, но я хочу ее увидеть! Я же обещал, что приду. Да и что, в принципе, такого в том... А впрочем, к черту оправдания!
Частные домики тянулись черными декорациями на фоне темных туч. Наверняка опять будет дождь. Я уже дошел до знакомого поворота, как вдруг усилился ветер и погнал холодную морось. Я остановился. Новая волна сомнений накрыла мня.
Не может у нас быть никаких нормальных отношений. Она пока не знает, кто я такой. А что будет, когда узнает? Сдаст меня первому встречному менту или фанатику! Это мне надо? У нее есть дом, родители, друзья. А у меня есть только я со своей чудовищной сущностью.
Я остановился у знакомой калитки. От прежней уверенности не осталось и следа. Что теперь?
– Сейчас, пап. Только окно закрою...
Я отпрянул в темноту и поднял голову.
Татьяна стояла у окна. Ветер разметал по плечам ее светлые волосы, и теперь она была еще больше похожа на нимфу. Грянул гром, и холодный ливень мощно захлюпал по улице. Таня закрыла окно и пропала за занавеской. А я пошел прочь, ругая себя.
Но не успел я сделать и десятка шагов, как меня окликнули:
– Есть сигарета?
Я оглянулся. У забора, съежившись под проливным дождем, стояла группа ребят – человек пять. Ага, курить им приспичило...
– Не курю, – ответил я, прикидывая, куда делать ноги.
– Я же не спрашиваю, куришь ты или нет, – сказал высокий худощавый парень, шагнув ко мне.
Вдруг кто-то резко дернул меня сзади за руку, и я тут же выхватил сильный удар в челюсть. Второй удар исходил от того, высокого. А потом я упал, и множество ног стало катать меня по грязи. Я как мог пытался прикрыть лицо, но большинство ударов прилетало именно в голову. И даже когда меня перестали бить, казалось, что череп мой вот-вот лопнет.
– Ну что, всосал хоть что-нибудь? – послышалось у самого уха.
Я не ответил. Я в самом деле ничего не успел понять. Последовал еще один удар.
– Если ты такой дебил, поясню. На дэнсе не стал – думал, сам тему схаваешь... Короче, чтоб с Танюхой я тебя больше не видел! Понял? Лучше двигай в свою Степановку, а ее оставь!
– Ладно, Кот, пойдем...
И я остался один. В голове все плавало как в тумане. И мутная мысль: Кот... Костя... Костик! Ну вот, приехали. Чего желал – получил. Не хрен было лезть к чужой подруге. Откуда он вообще узнал про Степановку?..
А подруга нарисовалась тут же. Как она тут оказалась? Видать, наблюдала в окошко, как обрабатывают меня ногами ее бойфренд с дружками. Она давай суетиться вокруг меня с зонтиком, говорить что-то про Костика... Потом повела меня куда-то. Куда – я понял уже у калитки.
– Нет! – уперся я.
И так в чужие дела влез, да еще и засветиться успел в поселке.
– Тебе же надо привести себя в порядок. У тебя кровь!..
Кровь? Да, вся морда, наверное, как отбивная!
– Нет. Я пойду к себе...
Она уже нажала кнопку звонка у калитки. За забором раздались торопливые шаги.
– Танюша, это ты? – женский голос.
Клацнул замок, и калитка распахнулась.
– Батюшки!.. Кто ж его так?..
Теперь назад пути не было, и я покорно пошел за Татьяной и ее матерью.
Зря пошел. Я понял это, лишь переступил порог дома. Особенно когда увидел выражение лица ее папаши. На заводе кирпичном работает! Небось, не меньше, чем начальник чего-нибудь (генеральный директор завода, как я узнал позже). Он бросил на меня угрюмый взгляд и ушел в зал. Я сделал вид, что не заметил этого холодного призрения. Но Ирина Петровна, Танина мама, была все так же приветлива.
– Может, чаю? – предложила она.
– Конечно, мам, поставь чайник, – ответила за меня Таня.
А я, между тем, скрылся в ванной и сунул голову под холодную воду – тут же вернулась волна боли. Пока я смывал кровь с лица и одежды, до меня долетали обрывки разговора Татьяниных родителей. Слышен был в основном голос отца. Видимо, он нарочно не старался говорить тише.
– Я повторяю, что не хочу, чтоб моя дочь путалась со всякими наркоманами и шизиками. Не хватало еще, чтоб она нам в дом мужа такого привела...
Я закрутил краны, тряхнул мокрой головой и, выйдя из ванной, тихо прошел через прихожую к выходу. Дверь я закрыл за собой неслышно.
Ливень на улице сменился холодной моросью. Уже поворачивая в соседний проулок, я услышал позади Танин крик:
– Денис!..
Ноги понесли меня быстрее. Я мчался под моросящим дождем и смеялся над самим собой: а чего ты ожидал, идиот?
Поиски нового «жилья» заняли у меня остаток ночи. Подвалы трехэтажек ничем не отличались от того моего первого: вечная грязь и сырость. Среди частных домиков мне повезло еще меньше. Собаки со свирепым лаем бросались на заборы, когда я проходил по темным переулкам. Ненавижу этих тварей, особенно в такие вот минуты. Они словно напоминают мне о моей изгнанности из этого мира, словно говорят: «Ты здесь никому не нужен, даже нам...» А разве я виновен в том, что люди сами порождают мразей на свет, а потом отвергают их? И даже не задумываются, кто они сами-то...
Один дом показался мне заброшенным. Я проник во двор, но не дошел даже до его середины, так как в окнах вспыхнул свет. Дверь распахнулась, и на пороге возник огромный мужик в трусах и с чем-то на вид тяжелым в руках.
– Эй! Пошел отсюда, пока я тебе башку не снес...
Я быстро перемахнул через забор.
– Кто там, Борь? – Женский сонливый голос с крыльца.
– Да бомжи шарятся.
Я быстро удалялся от того места, а последняя фраза занозой ныла в душе. Бомжи... Бомжи... Бомж! Не впервые я услышал это в свой адрес, но, помнится, в тот раз был почему-то жутко взбешен – и бежал как можно дальше от того дома. Я просто знал, что может случиться, если злоба пересилит меня.
Злость – это как наркотик. Она дурманит, сводит с ума, забываешь обо всем, и злость начинает думать за тебя. Начинаешь жить ею: остается только жертва, убийца и злость. А потом преследуешь с одним лишь желанием – перегрызть глотку. Когда же потом очнешься, все прекрасно помнишь, но ощущение такое, будто это случилось не с тобой.
Однажды я чуть было не погиб из-за этого. Тогда меня сильно разозлил один парень. Вел себя нагло, урод, да еще, как бы невзначай, зацепил больную тему... В общем, я преследовал его долго по мрачным закоулкам ночного поселка. До сих пор помню запах его страха. На страх у меня особое чутье. Я загнал его в тупик, но оказалось, что это он загнал меня. Откуда ни возьмись, появилось много людей в черном. Они держали распятья, колья, стилеты... Это чудо, что я унес тогда ноги.
До сих пор часто бывает, что я не в силах сдерживать свою злость. Но теперь я обычно стараюсь уйти, не дав ей взять верх. Теперь я осторожен.
Длинные ряды гаражей тянулись по обе стороны. Я остановился. Нет, о гараже не может быть и речи. Нет никакой гарантии, что кто-нибудь не откроет его днем. И я побрел дальше.
Быстро приближался рассвет!
Дождь кончился, и небо стремительно светлело, становясь темно-синим, и солнце, пока еще прячась за горизонтом, выбивало из своей рогатки глаза-звезды, как бы запрещая им смотреть на то, что им не дано увидеть, так же, как и мне. Я торопился. Необходимо было как можно быстрее подыскать безопасное... да черт с ней, с безопасностью... хотя бы просто укрытие. Хоть вонючий подвал! Но к тем трехэтажкам дорогу в плохо знакомом поселке мне быстро не найти, а времени уже нет...
Я бежал, погоняемый утром-убийцей, а над головой пылал рассвет. Дома, заборы, столбы... Все смешалось в одну яркую злую картинку в моих залитых потом глазах. День-инквизитор жег меня на справедливом костре... За грехи мои! Дым этого костра серой пеленой туманил разум, хотелось упасть на колени с криком: «Все!..» Но я продолжал бежать. Куда?.. Да куда угодно!..
Дом?!.. Нет, сарай... Скорее... Спасен!
Спасен! Именно так.
Не знаю, сколько пролежал я на соломенной подстилке сарая, неподалеку от приоткрытой двери, но, видимо, недолго, иначе поднимавшееся солнце все-таки убило бы меня. Точно знаю одно: если бы не он, эти строки я бы не писал.
– Куда бежишь, браток?
Я приподнял голову. Кто был тем мутным пятном, которое задало вопрос, я понять не смог, а лишь выдохнул в него:
– Свет!
Я смутно ощущал, что меня куда-то тащат по соломе, с того края Вселенной раздавалось какое-то чавканье и хрюканье, но мне было все равно. Через компрессор высокого давления меня никогда не протаскивали, но если бы это случилось, состояние, наверное, было бы все же лучше, чем в тот момент. И я продолжал повторять в полубреду:
– Свет... свет...
...Свет... Светлана!.. Это снова был сон.
Пробуждение обрушилось на меня всей тяжестью реального мира: болезненной тошнотой и голодной слабостью. Я открыл глаза, но не смог удержать потолок и стены на месте – все завертелось перед глазами в туманном танце, от которого тянуло блевать. Я зажмурился. Первая мысль: «Я жив?», вторая: «Где я?»
Заставил себя снова открыть глаза. На этот раз успел поймать пытавшуюся ускользнуть реальность. Небольшая комната: потолок, люстра, ковер над головой, дверь, над ней огромный календарь с красными цветами... Ненавижу цветы, особенно красные... Так где же я?
– Па, он проснулся!
Я попытался подняться, но удалось лишь наполовину. Темноволосая темноглазая красотка, лет шестнадцати на вид, сразу же уложила меня снова.
– Лежи. Папа сказал, тебе нельзя вставать.
Как я узнал позже, девушку звали Ульяна, а ее отца, моего спасителя – Петр Михайлович (Михалыч, как его все называли). Волей судьбы он оказался тогда в том хлеву. Будучи врачом местной поликлиники, он сразу сообразил, что у меня какие-то проблемы, и они как-то касаются ультрафиолета.
– Я раньше слышал про подобные болезни, – говорил он, накладывая мазь на ожоги у меня на лице и руках. – Но сам вот впервые столкнулся...
В общем, Михалыч тогда сразу же оттащил меня в темный угол хлева и прикрыл дверь. Потом принес брезент. Меня, словно фотобумагу, завернули в этот саван, и Михалыч с дочкой перенесли мое полумертвое тело в дом.
– Как ты вообще попал в поселок?
Этого вопроса я ожидал и уже успел состряпать очередную легенду, которая была завязана все на ту же Степановку, только теперь больше вписывалась в ситуацию. И вроде бы она всех устроила, так как больше этой темы не касались.
Я проспал весь день, а вечером, когда проснулся, в комнату вошла Ульяна с миской в руках. Вроде бы с едой. Я с трудом сел в постели. И точно – в миске оказались макароны с мясом.
– Вот, – сказала Ульяна, устроив посудину у меня на коленях. – Пора тебе подкрепиться. Три дня ведь ничего не ел. Папа говорит, что теперь тебе можно. Вон, исхудал как...
Я выдавил из себя улыбку, взглянул на еду, потом на девушку, которая присела рядом на край кровати и терпеливо ждала от меня зверского аппетита.
– Да ты ешь. Я для кого старалась? Ешь и поправляйся, а то трясешься весь как алкоголик.
Меня действительно трясло, да только причина была совсем в другом. Три дня! Такое состояние у нас прозвали «кровавой лихорадкой»: все тело немеет и режет, словно тысячи ножей вонзились под кожу и медленно проворачиваются, врезаясь все глубже. Нынешнее состояние еще терпимо. Бывают такие ломки, что охота кожу с себя содрать. Надо скоро идти...
А пока я согласился на макароны.
– Кстати, прогуляться не желаешь? – вдруг спросила Ульяна, словно читая мои мысли.
– Куда? – Я оторвался от еды и с надеждой взглянул на нее.
– Да так, по поселку пошариться. Чего дома-то сидеть. Думаю, отец не будет против. Тем более, он сам утром говорил, что тебе уже можно и даже полезно вставать.
Да, «прогуляться» надо было. Я чувствовал, как организм требует крови. Если голод одержит верх, может случиться беда!..
– Ну пошли.
На улице холодный ветер мигом прошиб мою легонькую джинсовую куртку. Над головой по-прежнему нависали угрюмые тучи, но дождя не было. Мы шли вдоль темных домов, и я вспомнил, как бежал мимо них же, светлых, и чуть было не погиб.
– Вон, видишь озеро? – сказала Ульяна. – А там, дальше, пятиэтажный дом – стройка... Там обычно наши тусуются. Это называется «Нора». Потом зайдем туда.
Я разглядел за озером, отражающим темно-сизые тучи с обрывками неба, черный прямоугольник пятиэтажки. Мы пошли дальше. Как объяснила Ульяна, к какой-то ее подружке. Но той не оказалось дома.
– Давай в музыкалкy зайдем. Это недалеко, в школе, – предложила Ульяна.
Мне было все равно куда идти. Я думал лишь об одном. И когда миновали здание с красной табличкой «Милиция», а потом, через пару кварталов, оказались у стадиона, я не выдержал:
– Я сейчас, – И убрал с запястья руку Ульяны – она держала меня все это время, словно боялась потерять.
– Давай недолго, – улыбнулась она.
Я зашел за большие щиты, где были нарисованы человекоподобные чудища: мужик с огромным бюстом, у которого растущие из шеи руки тянулись за желтой дыней, изображавшей мяч, или бледные, словно мел, череп и рука, плывущие по воде... Их явно рисовал в порядке шефской помощи какой-то солдат-срочник, имевший в своем школьном прошлом стабильную двойку по рисованию. Возле щитов суетились дети, кидая в нарисованных уродов полуспущенный мяч. Слишком людно! И я, еще более злой, вернулся к Ульяне.
Музыкалка в школьном подвале была от пола до потолка заклеена плакатами, начиная от отечественных и зарубежных рок-исполнителей и заканчивая объявлениями о выступлении местных, названия многих из которых я встречал в крупном городе неподалеку. Например:
«В кинотеатре «ОКТЯБРЬ»
Королева, 10, в 18.00
1 АПРЕЛЯ
РОК-ТУСОВКА:
Пушечное мясо
Орден клинка
К.Р.А.Х.»
или:
«5 декабря в 19.30
в ДОСА концерт
рок-группы «К.Р.А.Х.»
вход 3 рубля».
Что тут идет репетиция, было слышно еще метров за двести. А когда Ульяна распахнула железную дверь, нас чуть не отшвырнул назад сокрушительный электрогитарный и барабанный шквал.
– Бритва эпохи срубила распятье
И врезалась в душу вселенской любви,
А я, продираясь, рву красное платье,
На «Стой, кто идет!» я кричу: «Догони!»... – орал в микрофон патлатый детина, мотая головой и мучая медиатором струны. Полуголый хлопец с подвязанными лентой волосами что было дури долбил по ударной установке, часто не попадая в такт, и пытался подпевать, но голоса его не было слышно. Я заметил в темноватом углу еще одного, который сильно смахивал на девушку и, несмотря на весь этот шабаш, играл на акустической гитаре и вроде бы даже думал, что слышит собственную игру. Нас заметили, но никто занятия своего не прекратил. Ульяна прошла в тот угол, где сидела... Хм!.. Это действительно оказалась девушка. Правда, на ней были драные джинсы и вся в нашивках и рваных прорехах, скрепленных булавками, черная кожанка. Она о чем-то весело заговорила с Ульяной, и я удивился, как они друг друга понимают при таком шуме.
– Ладно, Серега, погоди! – закричала девушка и потянулась заглушить струны гитариста. Тот ловко увернулся и продолжал орать в микрофон на перемотанной синей изолентой покореженной стойке:
– Я не дождусь окончания пытки,
Сгнию, растворюсь в тишине...
Последние слова он и впрямь выкрикнул в тишину, так как девушка вырубила на пульте громкость. Ударник какое-то время еще подолбил по томам и бочке, но понял, что лишился гитарной поддержки, и замолк.
– Клево! – выкрикнул он громче, чем следовало, и смахнул со лба ручьи пота.
– Чего вас так мало? – спросила Ульяна.
– Алекс у Светки, променял гитару на бабу. Славян сказал, что придет попозже. Карасик с Рыжим пошли за сэмом. А остальные, наверно, в «Норе», – ответила девушка и взглянула на меня. – Твой новый парень? Ты хоть бы познакомила...
Мне стало как-то неловко.
– Друг, – с улыбкой ответила Ульяна. – Так, это – Дашка, это – Койот, в миру Сергей, а тот придурок за установкой – Хиросима. Ну а это – Денис...
– Можно – Мун, – поправил я.
Мне было как-то не по себе каждый раз, когда меня называли по имени. У нас не принято называть друг друга человеческими именами – они теряются вместе с прошлой жизнью, у каждого появлялось прозвище: кто-то сам придумывал, кому-то давали. Меня назвали Муном из-за того, что, когда мне было грустно, часами мог просиживать, глядя на Луну.
– Лунатик, значит, – сказал Койот, пожимая мне руку. А я вдруг вспомнил, где раньше видел этого парня: дискотека, тяжелый рок и патлатый чувак, который летит через колонки...
Вскоре появились еще двое – те, что ушли за сэмом, то есть за самогоном. Один из них, рыжеволосый мелкий паренек (как потом выяснилось, бас-гитарист их группы) с ловкостью жонглера извлек из-под полы куртки две заткнутые свернутыми газетами бутылки. По музыкалке тут же пополз тягучий запах.
– Будешь? – спросил Койот, извлекая из шкафа стакан.
Я пожал плечами: почему бы и нет? После пары стопарей я почувствовал, что дрожь в теле чуть-чуть поутихла. И все же я нашел способ, как отлучиться на время. Сэма мы прикончили довольно быстро, и когда наскребли еще на бутылку, я вызвался составить компанию гонцу Хиросиме.
– Ты бери пока, а я сейчас... – сказал я, когда мы с Хиросимой подошли к избушке, в которой гнали домашнее спиртное.
Только гонец скрылся за калиткой, я забежал во двор ближайших многоэтажек и быстро посмотрел по сторонам. Дети!
Девочка лет семи сидела у дерева и плакала. Я подошел, присел рядом.
– Что случилось, откуда слезы? – стараясь говорить как можно мягче, спросил я.
– Витька толкану-ул! – громко пожаловалась она. – А я упа-ала!..
Потом подняла на меня заплаканные глаза, словно решая, стоит ли мне доверить такое горе, и показала царапину на руке. При виде крови у меня закружилась голова.
– Можно?.. – спросил я, взяв ее за руку. – Ничего страшного. Потерпи.
Я никогда не кусал себе вены, но мне кажется, это не должно быть больно. Жертвы никогда не кричат и даже редко стонут. Может, тут все то же внушение?..
– Теперь не болит? – спросил я, закончив свое дело и прикрыв рот рукой.
– Не-а.
– Ну тогда давай, беги. Больше не падай.
– Ты че так долго? – спросил Хиросима, когда я вновь появился у калитки самогонщиков.
Я не ответил. Мы вернулись в музыкалку, и я чувствовал, что снова в норме. Мы еще выпили. Потом пришли ребята, принесли разведенный спирт... Потом гуляли по поселку... Бурная была ночь!
В поселке я завис надолго. Отца Ульяны весьма заинтересовала моя необычная болезнь, и днями, в нерабочее время, он занимался какими-то медицинскими изысканиями в моем организме, тем самым решив мой жилищный вопрос. Интересно, стал бы он продолжать, если бы узнал истинную природу «болезни»? А с его дочкой и ее тусовкой я весьма сдружился, и ночи напролет протекали в беспечных куражах в музыкалке, «Норе» и на дискотеке.
Кстати, на дискотеке я довольно часто встречал Татьяну. Мы с ней всегда мило беседовали, и лишь раз вспомнили о том происшествии. Она попыталась извиниться за своего папашу, но я остановил ее, сказав: «Проехали». А как-то я даже поймал себя на том, что все еще к ней неравнодушен. Да только быстро убедил себя в никчемности подобных приходов в жизни. Да и тяжелый взгляд Костика (они снова были вместе) меня мало вдохновлял.
Я очень сдружился с Койотом. Возможно, из-за его мировоззрения, в основе которого лежало наплевательское отношение к жизни и судьбе. Меня поразило, что за этой внешней жизнерадостностью и весельем скрывается такой... нет, не пессимизм даже, а полный пофигизм.
«Жизнь – это болото, в котором большинство, пытаясь выбраться на сухое, топит друг друга. Есть еще дерьмо, которое и не тонет, и не всплывает, просто болтается посередине и воняет. А иные просто опускаются на самое дно и оттуда взирают на весь этот ****ский цирк, что творится наверху. Да только, как не живи, итог все равно один – все сдохнут рано или поздно», – говорил Койот, глядя на мир со дна стакана, и там ему было, как тут любят говорить, «уматно». И не то чтобы он ненавидел людей – просто для него существовал определенный круг личностей, а остальные – не люди, а так, отстой.
Вообще, второй этаж недостроенной пятиэтажки («Нору») облюбовал для постоянной тусовки необычный народ. Каждый со своими странностями. Возможно, поэтому я так легко был принят этим обществом, и потому мне было так же легко с ними. Взять только состав их местной рок-группы «К.Р.А.Х». Философствующий рок-н-рольщик Койот, чокнутый на ударниках и дурман-траве Хиросима, Алекс – неформал с замашками гопника, мрачный и вечно недовольный коротышка Рыжий. Этот к тому же был любитель рисовать друзей, изображая их фантастическими монстрами. И, тем не менее, портреты выходили на удивление узнаваемыми, ими в «Норе» все стены были увешаны. Однажды Рыжий изъявил желание нарисовать и меня.
Я сначала долго отказывался. Мне было не по себе от одной этой мысли, ведь я столько лет не видел себя со стороны... И все же, после Ульянкиных уговоров и изрядной дозы самогона, я согласился усадить себя на табурет в качестве натурщика. Любопытно стало.
Рыжий возился долго: то водил карандашом по листу бумаги, то стирал, как мне казалось, почти все. А то просто бросал карандаш и шел пить водку. Но потом снова усаживал меня на место и продолжал. Похоже, его сильно раздражали улыбающиеся рожи, заглядывающие через плечо, но это лишь усилило мое любопытство.
– Долбаные глаза! – прорычал Рыжий, бросая карандаш. – Не то! Вообще никак!..
Потом снова завозил ластиком по картинке. А я решил не смотреть прямо на него. Глаза... Ничего удивительного!..
И вдруг:
– Все. Вроде похож, – торжественно сообщил Рыжий. – Можешь смотреть.
Я подошел к столпившимся вокруг рисунка, которые специально для меня образовали проход. И тут меня охватили сомнения. Я замер в нерешительности и закрыл глаза, как будто то, что я сейчас должен увидеть... Словно мне предлагали добровольно заглянуть в зеркало!
– Мун, гляди! – дернула меня за рукав Ульяна и сунула в руку лист.
Я вздохнул, распахнул глаза и сразу же отвернулся... Правда, как мне показалось, заросший бородатый человек, глянувший на меня с листа бумаги, не имеет со мной ничего общего. Это придало мне смелости взглянуть на картину снова. Вот тут-то я начал улавливать в этом бородаче сходство с собой, причем с тем, пятилетней давности собой, еще видевшим себя в зеркалах. Словно моя память сама побрила, подстригла и омолодила портрет. Поразило, что он, то есть я, несмотря на бороду, выглядел пацаном. Правы, наверное, наши, утверждая, что такие, как мы, медленно старятся (кто-то говорит, что и вовсе бессмертны). Я сам видел среди нас тридцатилетних на вид стариков.
Я так был поражен своей внешностью, что не сразу обратил внимание на все остальное. Например, на огромные черные крылья, торчащие из-за спины – крылья летучей мыши. Позади простирался темный лес, а из самой его чащи смотрели мне нарисованному в спину горящие глаза. Причем я заметил, что у нарисованного меня был такой же взгляд, как у этих глаз в чаще... Мне стало не по себе от этого взгляда, я перевернул рисунок. На обороте было размашисто написано: «Мун».
– На, – Я протянул рисунок Ульянке. – Дарю.
Как-то раз я шел по проселку и заметил сидящих на лавочке Таню с Костиком. Хоть я и убеждал себя, что эта девушка меня больше не интересует, все же ноги часто заносили меня в те края, где возвышался над забором двухэтажный особняк. Увидев эту обнимавшуюся парочку, я, было, повернул в другую сторону. И тут появились они. Их было трое, как я понял, ключихинские. Ключиха – один из районов поселка, враждебный Заводу, где жила Таня, а также Ульяна с друзьями (я к тому времени уже немножко разбирался в местной дворовой дипломатии).
– Так, а ну свалили отсюда! Быстро! – бросил один из них Костику, водружая на лавку пакет, из которого выпирали горлышки бутылок. Эти трое, похоже, намеревались расположиться тут чтобы употребить всякое.
– С чего это? – набычился Костик.
– Уйди, если не хочешь базара, – сказал тот, что поменьше. – Пошел вон!
– Эй, ну вы че? – запротестовала Таня. – Есть же другие лавочки!
– А ты вообще заткнись, сука, пока вон в тех кустах тебя не сделал.
Костик ударил всего раз. Потом получил с одной стороны в челюсть, с другой – ногой под дых. А дальше его стали пинать сразу трое.
Я остановился в сторонке и молча наблюдал, испытывая даже некоторую радость, припоминая, как не так давно меня самого тут толпой обрабатывали ногами – Костик и его друзья. Да, порой все-таки есть в мире справедливость! И вдруг...
– Да вы что, козлы!.. – заверещала Таня и тут же умолкла, держась за лицо – один из ключихинских ударил и ее.
Я среагировал мгновенно. Тот, что посмел ударить девушку, кувыркнулся через лавочку, получив в переносицу. Остальные, не заметив этого, продолжали катать Костика, пока я не развернул второго, чтобы двинуть по зубам. Третий растерялся ненадолго, но потом ринулся на меня. И тут я почувствовал, что кто-то схватил меня сзади под руки. Все, что я мог теперь – прикрывать лицо от кулаков и тяжелых ботинок.
Ярость и воля к выживанию – вот две неразлучные сестры, столько лет спасавшие мне жизнь. Сам же я в подобные минуты просто теряю контроль над собой.
– А-а, сука!.. – взвыл тот, что держал меня, когда я клыками вцепился ему в ладонь.
Хватка ослабла, а я выплюнул оторванный кусочек мяса и сразу же ринулся на второго. Я вонзил клыки ему в плечо, когтями вцепившись в волосы. Парень с трудом оттолкнул меня и, упав на землю, пополз, глядя на меня полными ужаса глазами. Третий даже нападать не стал.
– Ни хера себе!.. – прошептал он, когда в свете фонаря увидел мое лицо.
Это тут же вернуло мне самоконтроль. Я непростительно забылся! Атаковать больше не стал, а лишь проводил взглядом три убегающих фигуры.
Таня поднялась, потирая рукой ушибленную щеку.
– Денис, это ты! Как ты вовремя!.. Ой, да у тебя же кровь!..
Я быстро стер чужую кровь с губ, взглянул на Таню. Я понял, что она не видела, как именно я с ними справился. К счастью! Сделал шаг назад, уклонившись от ее попытки коснуться платком моего лица.
– Вон, – кивнул я на скорчившегося на земле Костика. – Лучше ему помоги.
И ушел, оставив их вдвоем.
– Ну ни фига себе! – заголосила Ульяна, когда я вернулся домой. – Где тебя так?..
Я умылся. Нос и губы болели, но это ерунда – на мне заживает быстро. Меня больше беспокоило другое. Я не переставал думать о тех ключихинских парнях. Они-то все видели! Какие слухи теперь могут поползти по поселку?
Ульяна уже притащила откуда-то йод и вату. Сказала:
– Сядь, – и толкнула меня на кровать. – Не дергайся, потерпи.
Сама уселась сверху, склонилась над моим разбитым лицом и с садистской безжалостностью принялась лечить мои раны. Я, конечно, терпел. Но при этом ощутил, как напряглось мое мужское достоинство, на котором восседала девушка. Она явно тоже это почувствовала, но вида не подавала. Когда она накланялась, ворот ее футболки оттягивался, обнажая маленькие девичьи груди. Ульяна проследила за моим взглядом. Я отвел глаза, она же нежно улыбнулась.
– Отец на работе и будет только завтра, – прошептала она мне на ухо.
Ее глаза при этом светились озорным огоньком.
Вот, значит, как? Я положил ладони ей на бедра. А почему бы и нет?..
– Уходишь? – спросила Ульяна, глядя, как я надеваю куртку. – Куда?
– В эту... В музыкалку.
– Так поздно? – удивилась она. Потом вдруг тоже схватила куртку. – Я с тобой!
– Нет! – отрезал я.
– Почему? Койот говорил... – начала она, но запнулась. – Ты в другое место идешь...
Это был не вопрос. Я заметил, что она пристально смотрит на меня, и ничего не ответил.
– Вчера Шала в больницу увезли, – снова усевшись в кресло, сказала Ульяна.
– Кого?
– Ну, Шалова. Ты, наверно, его не знаешь... Он ключихинский.
– А-а... Ну и как он?
– Да так, ничего, – ответила она, и мне вдруг послышался в этой фразе намек. Я напрягся, ожидая продолжения, но Ульяна оставила эту тему: – Мне Койот кассету обещал. Напомни ему.
– Угу, – кивнул я. – Ключ дашь мне свой?
Ульяна бросила мне ключ, я подвесил его на поясе и открыл дверь.
– Ах да, про тебя недавно один старик спрашивал! – воскликнула вдруг она.
Я повернулся, закрыл дверь.
– Вот как? И что за старик? – Старался говорить спокойно.
– Да, Гулов. Есть тут такой. Помешан на чертовщине. Интересовался, откуда ты, давно ли приехал, ну и все такое...
– А ты?
– Сказала, что ты мой брат, и послала его подальше... Братик! – Ульяна улыбнулась.
Я облегченно вздохнул.
– А еще он сказал, что ты вампир!
Это прозвучало как шутка, но мне было не до смеха. Меня выследили! Я давно подозревал, но теперь-то ясно наверняка!
– И Шал говорил что-то про вампиров... – между тем, задумчиво пробормотала Ульяна. – Да и света ты боишься...
Теперь это был уже не намек. И это читалось в ее глазах. Уверен, в моих глазах она тоже видела правду.
– Ты – вампир? – вдруг прямо спросила Ульяна.
Фраза с лету вонзилась в мозг. Первая мысль – бежать! Но куда?..
– Ты убьешь меня? – голос ее дрогнул.
Господи, нет! Это была вторая мысль. Нет!..
– Я не выдам тебя, честно, – сказала она тихо. И в ее голосе прозвучала мольба. Нет, она не боялась умереть, это было нечто другое. Тогда я еще не понял, что...
Потом я долго сидел, обхватив голову руками, молча. Молчала и она.
– И давно ты все поняла? – наконец, спросил я.
Она усмехнулась.
– Я поначалу не верила, но... – И она оттянула ворот рубашки. На шее я заметил две поджившие красные ранки. – Помнишь прошлую ночь?..
Ой, дурак! Надо было контролировать себя. И что теперь?..
– Теперь я стану, как ты? – спросила она.
И мне вдруг показалось, что она этого жутко хочет. Вот дура!
– Нет!
А ведь она меня любит! Я только теперь понял это. Эти ее взгляды украдкой... Насколько полны они всегда надеждой и мечтательной тоской. Встречаешься глазами и получаешь в ответ улыбку, но видишь, как растерянна она, как виноват взгляд, словно у ослушавшегося ребенка. А мимолетная вспышка в глазах при расставаниях... Как же я не замечал этого раньше? Господи, зачем еще разбитые сердца!
Прости меня, Ульяна, что не смогу ответить тебе тем же. Я и так слишком много проблем создал и себе, и людям. Почему одна поломанная судьба непременно должна бить другие? Жестоко!
– Денис, расскажи мне о вампирах, – попросила Ульяна.
– Что тебя интересует? – спросил я, наблюдая, как она наливает себе кофе.
Мне было странно осознавать, что я вот так свободно разговариваю с нормальным человеком о таких вещах. Но с Ульяной я почему-то мог об этом говорить. Может, оттого что она вовсе не была нормальным человеком?
– Ну, например, это больно? – Ульяна уселась напротив, поставив локти на стол и подперев кулачками свою симпатичную мордашку. – Ну, когда происходит... Когда становишься...
– Вампиром? – закончил я за нее. – Больно? Да, безумно. Это боль безысходности, душевная боль...
...Воспоминания о пробуждении смутные. Помню темноту, дождь. Было страшно холодно. Да, меня колотило от холода, а может, даже больше от того, что происходило внутри меня. Что-то менялось... А в голове такой туман... И желание, жуткое. Чего-то было необходимо, но понять – чего именно – тогда я не мог.
Я поднялся и пошел, сам не зная для чего и куда. Потоки воды заливали глаза.
И вдруг... Дорога! Шоссе?! Свет!..
Я рванулся в сторону, и автомобиль с ревом пронесся мимо, чуть не въехав из-за меня в кювет. Я опустился на мокрый асфальт, подставив лицо порывам ливня, глядя, как теряются в ночи красные огни удаляющейся машины. Жутко кружилась голова, к горлу мерзкой волной подкатывала тошнота. Даже холод не глушил всего этого, а главное, он не глушил то странное чувство, готовое свести меня с ума. Теперь-то я знаю, что это был голод! Мозги готовы были просто взорваться.
– Молодой человек!
Я резко вскинул голову. Женщина вскрикнула при виде моего окровавленного лица.
– Господи, кто ж тебя так?..
Я не дал ей договорить. Это было как удар – дикая, животная страсть. Когда я оттолкнул уже безжизненное тело, словно пришел в себя. Как я сказал, было темно, но я все же разглядел ее лицо. Я помню его и сейчас. Такое не забывается. Теперь мне это не кажется таким ужасным, но тогда... Я помню то чувство, когда видишь свежую кровь, смываемую дождем с застывшего в предсмертной агонии лица. Ту же кровь, что на моих губах! Я все еще ощущал ее запах, вкус.
То, что было дальше, помню смутно. Сначала я полз в грязи, подальше от тела. Потом меня долго тошнило... кровью. Я смотрел на нее, и тошнило еще больше. Даже когда блевать совсем стало нечем, меня все еще выворачивало наизнанку, словно после хорошей попойки. А затем я долго сидел у дороги, обхватив голову руками, глядя на мертвое тело. Мне было больно и страшно. Я боялся, что кто-нибудь придет и увидит труп, и меня рядом. Я боялся того безумного срыва – того, как убил эту женщину. Боялся, что это повторится вновь. Боялся себя! И я побежал.
Затем был подвал. Вокруг сырость, серые стены. Не помню даже, сколько я прятался там: может, сутки, а возможно, и больше. Наверное, дом был заброшенный. Но однажды я услышал шаги на лестнице – кто-то спускался в подвал. К тому моменту я совсем обезумел, почти не осознавал происходящего. Запомнился резкий свет, он резал глаза (наверное, фонарик), и голос, вопрос: «Ты кто такой?» или типа того. А потом как перепуталось все, перевернулось. Снова толчок, порыв. Сам не понимаю, как такое происходит... Тот даже вскрикнуть не успел... А когда я вдруг все осознал, уже было поздно. Он упал к моим ногам – мертвый. А я был доволен. Понимаешь? Доволен! Мне тогда полегчало. Ну, а потом вдруг стало страшно. Я побежал прочь из подвала, но тут же получил еще один урок моего нового существования – я увидел солнце! Всего мгновение, и словно проваливаюсь в бездну кипящего ада. Я очнулся снова в подвале на полу. Видимо, меня спасла лестница позади: я просто-напросто скатился вниз, думаю, так.
Я дождался темноты и все-таки вырвался наружу. Мне хотелось бежать, но бежать было некуда – от себя не убежишь... Помню, как я мчался через лес, сбивая с веток холодные капли. Все еще лил дождь. Ветви деревьев били в лицо, рвали одежду, которая и без того клочьями свисала на моем израненном теле. Боль стучала в висках, и не только боль. Было еще что-то, более страшное, пугающее...
Я замолчал и посмотрел на Ульяну. Та сидела, опершись локтями о стол, и все так же потягивала кофе. Довольно странная реакция для девушки на подобный рассказ. А может, она просто не верит? Да нет, верит. Я почувствовал это. И более того, ей было интересно. Она не жалела, не боялась и нисколько не брезговала. Интерес ее был какой-то особенный, даже объяснить не могу...
– А что было потом? – спросила она. – Ты не пошел домой?
– Я остался в лесу. Всю ночь просидел под деревом у реки. Дождь прошел, но было ужасно холодно. Я надеялся, что так и замерзну тогда там. Я ужасно боялся, что останусь таким навсегда. Думал: «Господи, я же вампир, меня же должны убить!» Было бы лучше, если б тогда так и случилось. Когда взошло солнце, мне было уже не все равно. Знаешь, есть такое чувство, которое не дает вот так вот просто сдохнуть...
– Ага, выживаем, как можем, – вставила Ульяна.
– В лесу я прожил пару дней, – продолжал я. – Жил, как зверь, и стал зверем. Тогда я и привык к вкусу крови, осознал потребность в ней и больше никогда не думал о самоубийстве. А потом я вернулся. Даже тошно вспоминать. Я был отмечен кровью! Это не жизнь после смерти – это новая, другая жизнь. Сначала много думаешь, и жизнь для тебя – болото, а судьба твоя где-то на самом его дне. В такие минуты люди либо кончают с собой, либо напиваются – заливают тоску. Те, кто вернулись, заливают тоску... кровью! Потом время лечит рану, и на смену великой апатии приходят безумное веселье и безразличие. Начинаешь делать ужасные вещи, а судьба... Она продолжает гнить в болоте, но только тебе на нее давно уже наплевать, пока...
– Пока не придет похмелье! – кивнула Ульяна.
Я взглянул на нее, заглянул в эти темные глаза. Было странно, но я вдруг понял, что она понимает меня. Я чувствовал это, ее взгляд говорил мне. Я был поражен. Откуда у этой юной девушки... Я даже не знаю, как это назвать. Она – вампир. Не я, а она! Я – слишком слабый. Мне дали силу, бессмертие, превосходство над людьми. Но мне, видите ли, это все не надо. Мне нужна нормальная человеческая жизнь, я несчастен... Она не такая. Она из тех людей, которые рождаются монстрами. Порой даже я начинаю побаиваться той злобы, что скрыта за этими милыми черно-карими глазами. Что будет, если мои способности придут к такому человеку? Если бы не день, я принял бы ее за одну из нас!
– Для меня похмелье было тяжким. Я пришел в себя и увидел руины того, что оставил позади – последствия долгой безумной ночи. И я ушел из родного поселка. Навсегда!
– И никогда не возвращался?
– Нет.
– Неужели тебе никогда не хотелось?..
– Я хотел, но... нет. Не могу. Сам не знаю почему. Тут дело даже не в поступках. Когда уходил, я чувствовал, что что-то теряю – важное, но не мог понять, что именно. Тут еще память сыграла роль. Я мало что помню из того, что было раньше. Прошлое кажется рваным и потерянным. Вспоминаются лишь отдельные моменты, размытые лица и даты, какие-то дома. Мне просто некуда возвращаться. Может быть, потому мы и изгои, что нас просто некому прощать.
– Ну, а если бы ты вспомнил сейчас, вернулся б? – спросила Ульяна.
– Вряд ли. Я там столько делов натворил...
Это случилось в одну из очередных попоек. Мы изрядно налакались самогона в «Норе» и отправились искать приключений по ночному поселку. Не знаю, за каким чертом, но народ решил, что стоит прогуляться до вокзала. Может, кого из ключихинских встретим да морду набьем...
Там мы никого не встретили, а потому просто обосновались под памятником Ленину, который указывал широким жестом на отходящий поезд, и стали орать под гитару песни. И все было весело, пока из форточки здания вокзала не показалась сонная физиономия. Женским голосом она прокричала, что, если мы не прекратим, она вызовет милицию, на что мы дружно предложили ей сделать кое-что не нагибаясь. А через какое-то время на дорогу действительно вырулил синедверый милицейский бобон.
– Пора сваливать, – сказал Койот, закинув за спину гитару, и наша тусовка ринулась во все стороны.
– Вон они! – кричала разбуженная кассирша, дергая за рукав милиционера, которому очень не хотелось кого бы то ни было ловить.
Я быстро перемахнул через белый заборчик, и тут в свете фонаря перед глазами возникла вывеска над входом в вокзал: «Красновка». Красновка!.. Я замер, уставившись на эту надпись. Воспоминания вихрем понеслись в голове, словно вновь складывалась из тысячи осколков давно разбитая картина...
– Ага, попался! – заверещала кассирша, вцепившись в мою куртку.
А я стоял и глазел на белую вывеску. И с каждым мгновением память все больше мне подкидывала воспоминаний, все больше деталей из прошлого. Теперь вдруг стало ясно, почему все это время меня не покидало бесконечное дежавю... Красновка! Мой родной поселок!..
В себя я пришел лишь тогда, когда две дюжих руки скрутили меня и потащили к обезьяннику подъехавшего бобона. Ну уж нет, в ментовку мне ни как нельзя! Я резко развернулся, одновременно ударив головой в нос милиционеру, и дернулся, высвобождаясь из чужих рук. Напоследок я с силой толкнул дверцу бобона, поддав по заднице наполовину оказавшемуся в обезьяннике блюстителю порядка. Что ни говори, а все же я оставался вампиром, со всей своей нечеловеческой силой.
– Ну, ты круто его! – одобрили меня хлопцы, когда я встретился с ними в одном из переулков неподалеку от вокзала. После этого случая я очень высоко поднялся в глазах тусовки.
– Ты че такой счастливый? – спросил Койот на обратном пути в «Нору».
Я лишь молчал и улыбался. Теперь, проходя по темным улицам Красновки, мне казалось, что я узнаю каждый куст, каждый камень. Даже воздух стал каким-то иным. Я удивлялся лишь, почему раньше всего этого не вспомнил. Возможно, психология в силах это объяснить...
С одной стороны, мне было радостно оттого, что наконец-то я вернулся домой. Стараясь не думать о прошлой жизни, я внутренне всегда мечтал хоть на миг окунуться в прошлое. Тут уж Ульянка была права. Но, с другой стороны, в сознание вкрались темные и размытые воспоминания того, что было в конце прошлой жизни: убитые мной люди, лес, заброшенный подвал...
В ту ночь я больше никуда не пошел, хоть народ и звал продолжить шатания или вернуться в «Нору». Я распрощался со всеми и отправился к Ульянке, гоняя в голове смерч мыслей и воспоминаний. Мне надо было о многом подумать.
– Какой-то ты загруженный сегодня, – сказала Ульяна, впуская меня в дом. – Что-то случилось?
– Ничего. Все в порядке, – ответил я, зная, что она мне не поверит.
Ульяна вообще поражала меня своей проницательностью. Все равно ведь узнает, если сам раньше не расскажу. Ей можно. Но только не сегодня...
Я спустился туда, лишь только последний луч уходящего дня растворился за кромкой горизонта. Темный сырой подвал все еще недостроенной пятиэтажки встретил зловонием и невыносимым чувством страха – страха за то, что это место действительно может оказаться... тем самым!
Это там, я был уверен. Почему – не знал. Дело даже не в том, что я накануне спрашивал у народа:
– Давно строится этот дом?
Мне ответили:
– Да лет семь, не меньше...
Что-то было знакомое там. На меня словно вновь накатила та волна первозданного чувства – чувства, что я теперь... другой.
Я осмотрелся: исписанные сажей стены, потолок, грязь... Лужи звонко вздрагивали, когда набухшие на потолке капли срывались вниз. Я подобрал обломок шифера.
Черт возьми, зачем это надо? Неужели мало фактов? Все и так ясно... Мне невыносимо захотелось уйти, но я все-таки ковырнул шифером песок. Еще, еще...
...Вот так же я копал тогда сырой песок. Вода быстро наполняла яму, мокрые стенки обрушивались, усложняя труд, пальцы ныли от усталости, но больше болела душа (если она еще оставалась во мне)... Слезы, страх и остатки человечности давили горло. А я думал о теле, еще не застывшем, лежавшем рядом. Оно, словно призрак, маячило предо мной, даже когда я не смотрел на него... И даже потом, когда оно было скрыто под толщей холодного песка... И даже сейчас, когда прошло пять лет, я отчетливо вижу его: лежит во мраке, кровавая рана на шее... открытые глаза!..
Как глубоко я зарыл тогда тело? Возможно, я копаю не в том месте? Возможно, надо в двух шагах правее... Конечно, его нашли еще тогда – пять лет назад... Может быть...
О черт! Я не был уверен, что наткнулся именно на него. Возможно, это просто какая-нибудь тряпка... Я быстро зарыл яму, сровнял, присыпал сухим песком и побежал.
Что тебе еще надо? Доказательства? Сомневаешься? Посмотри в зеркало, нечеловек!
Господи!.. Невыносимо!..
– Ты где был? – спросила Ульяна, когда я поднялся к веселой компании, уже собравшейся в «Норе»: Карась, Хиросима, уже пьяный Рыжий, Койот с гитарой. Там, на балконе – Алекс с подругой. Малолетки шныряли с важным видом (ну как же, со взрослыми «бухают»). Я сел на скамейку, Ульяна тут же устроилась рядом. Кто-то сразу вручил мне стакан. После нескольких повторов немного полегчало.
– Чего грязный такой? – Ульяна стряхнула с моей куртки песок. Потом присела передо мной на корточки: – Мун, ты че такой сегодня?
– Какой?
– Да фиг знает, загруженный какой-то.
Я пожал плечами. Взял со стола стопарь. Сейчас мне хотелось только одного:
– Наливай!..
Все были поражены, увидев ее здесь. Даже Койот перестал играть на гитаре. Таня лишь спросила: «Не против?» – и спокойно села на скамейку рядом со мной. На какое-то время в «Норе» повисло молчание, но потом все снова расслабились, тем самым как бы принимая в свой круг незваную гостью. Койот снова запел, ударив по струнам, Рыжий выстроил на столе шеренгу стаканов и в них потек самогон, Карась, подлец, взглянул на меня и многозначительно подмигнул: мол, не теряйся, давай, делай вещи!.. А я, оказавшись в неловком положении, чувствовал на себе настойчивый взгляд Татьяны.
Вошла Ульяна. Она метнула быстрый испепеляющий взгляд сначала на Таню, потом на меня:
– О, Котова! А тебя как сюда занесло?
Вопрос был адресован скорее уж мне, нежели ей. Но Таня ответила:
– Да вот, шла мимо, дай, думаю, зайду... А что, нельзя?..
Только теперь я заметил, что она под градусом, причем, под конкретным. Сидя между ними, я прямо физически ощущал все возрастающее напряженное поле взглядов. Словно немой разговор – Ульяна: «Тебя сюда никто не звал. А ну, пошла отсюда!» Таня: «Куда хочу, туда и хожу! Имею право!..»
Обстановку, как обычно, разрядил Рыжий. Всего один вопрос:
– Танюха, пить будешь?
Таня взяла протянутый ей стакан, победоносно взглянув на Ульяну, которая вроде бы сдала позиции, и залпом опрокинула его. В тот момент я подумал, что ее стошнит, такое у нее было выражение лица. Но она сдержалась, прикрыв ладонью рот. Потом быстро откусила огурец... Вроде бы обошлось. Да только уже тогда я понял, что на мою долю выпадает нелегкая задача отводить пьяную девушку домой.
Какое-то время мне казалось, что дамы вот-вот начнут выцарапывать друг дружке глаза. Со стороны даже забавно было смотреть: ни один взгляд, ни одно движение каждой из соперниц не обходились без того, чтобы как-то зацепить, подколоть друг друга. Забавно-то оно, может, и забавно, но если дойдет до дела, последствия могут быть плачевны. Но вскоре я понял, что разборок сегодня уже не будет: обе в порыве ревности так накачались, что Ульяна заснула прямо за столом, а Таня стала вытворять совершенно невообразимые вещи.
– А почему так скучно? – закричала она. – Че, заводские разучились веселиться? Давай поднимем на уши эту деревню!
Покачиваясь, подошла к столу.
– Рыжий, наливай!
– Все, хватит тебе, – не выдержал я.
– А че хватит? Ты думаешь, я пьяная?.. Вовсе нет! – Так и не получив стакан, она повернулась к Койоту. – Давай что-нибудь веселое!..
Койот, особо не раздумывая, тут же запел «Гражданскую оборону». Таня послушала немного, и, видимо, решив, что это достаточно весело, принялась выгибаться посреди комнаты на манер стриптизерш. Я невольно покосился на довольных малолеток, которые глазели на то, как задирается у девушки юбка. А глазеть, не спорю, было на что! Однако, когда Таню занесло в сторону, прямо на гитариста, и они чуть не перевернули стол, я сорвался.
Я схватил ее за руку и потащил за собой. Завел в одну из недостроенных квартир, в мрачную комнату.
– Пусти!.. – простонала Татьяна.
– Что ты делаешь? Ты в своем уме? – начал я, с трудом сдерживая тон, готовый сорваться в крик. – Кому... Что ты хочешь этим показать? В своем уме?..
– А что? – усмехнулась она. – Что я делаю?..
– Это я хочу спросить!.. Ты...
– Не такая, да? А я теперь всегда буду такая!.. Нравлюсь тебе? Да?.. – Она повисла у меня на шее, а я с трудом удержался, чтобы не обнять ее.
– Нет! – бросил я. – Такой – нет!
Таня отошла к стене, опустилась на холодный пол, закрыв лицо ладонями, и заплакала.
– Почему, почему все так, а?.. – жалобно проскулила она. И я ощутил вдруг себя тираном.
– Танюша, – начал я теперь уже спокойно, – у тебя какие-то проблемы? Расскажи!
Она мотнула головой, не отрывая ладоней от лица.
– Не хочешь говорить – не надо. Только выслушай. Ты не должна... Есть люди, которым ты не безразлична: матери, отцу, друзьям...
– А тебе? – Она подняла на меня глаза, которые при таком освещении казались угольно-черными. На щеках блестели две мокрые дорожки.
И мне, черт возьми! Но вслух этого не сказал.
– Пол холодный, простудишься.
Я снял куртку, бросил на пол и заставил Таню сесть на нее. Сам опустился рядом на голый бетон. Мне не привыкать.
Таня прижалась ко мне и уткнулась лицом в плечо. Я машинально обнял ее – такую милую и беззащитную. В тот момент я вдруг понял, что готов на многое, лишь бы не потерять ее.
– Мун! – раздался голос Карася где-то в подъезде, усиленный акустикой пустых квартир. – Оу!.. Му-ун!..
– Я здесь! – отозвался я.
Спустя минуту в комнате появился Карась:
– Ты где пропал?.. О!.. – Он улыбнулся. – Наверно, я здесь лишний? Все, все... ухожу.
– Мы сейчас придем, – сказал я ему вслед. Потом повернулся к Тане. – Ну, ты как, в порядке?
Она кивнула, вытирая слезы. Даже попыталась улыбнуться. Я поднялся и подошел к окну. Прохладно, тихо, спокойно. Я смотрел на ленту Погорского шоссе, которая сияла яркими огнями, но у окраины поселка огни пропадали, и дальше она тянулась черной, едва заметной полосой туда, где тусклой синей кромкой таял горизонт. Подошла Таня, стала рядом. Я обнял ее, прижался губами к нежной шее, ощутил аромат волос. Господи, в тот вечер я действительно понял, насколько полюбил ее. Она была частью... Нет, она была всей моей жизнью – глупо утерянной в прошлом и вновь обретенной. Таня повернулась, посмотрела на меня. Эти глаза, прекрасные, большие, и взгляд... Только за один этот взгляд я готов был идти в огонь и воду и принимать это как награду. Я целовал ее и желал, чтобы счастье было вечным.
– Знаешь, у тебя глаза светятся!
– Это любовь, – ответил я, опуская взгляд.
– Да, любовь...
А спустя пару дней я встретил ее с Костиком.
Вот так. Раньше в снах являлась одна, теперь другая. И всегда любовь до гроба!.. А ты снова и снова рисуешь себе красивое будущее, чтобы забыть мерзкое прошлое...
– Мерзкое прошлое... – повторил я вслух то, что минуту назад вылилось на бумагу.
Прошлое – это не то, что было и ушло. Это то, что диктует судьбе, как быть в будущем. Прошлое – это приговор. Ну а память – способность читать его. Уж лучше жить в неведении, чем гнить в безысходности.
Ручка упала на стол. Я – на диван. Лицом вниз. Виски сдавило от избытка мрачных мыслей. За стенкой раздался храп – Михалыч вернулся с очередного выезда и теперь спит как убитый. Я подумал вдруг, что в другой комнате сейчас не спит Ульяна. Но я знаю, что она не зайдет сюда, пока не позову. А я не позову... По крайней мере, не скоро. Ульяна – барометр моей души!
На столе громоздится пачка исписанных листков. Я знаю, что никто их не читал, даже Ульяна, хотя я бы не возражал. Но пока сам не дам, читать не будет. Оставлю ей на память, когда уйду из поселка. Уже скоро.
Но сначала надо все-таки собраться с духом и наведаться по одному адресу.
Улица осталась прежней. Пять лет мало что изменили в этом поселке. Та же дорога, высокие заборы, деревья, почти нет фонарей, зато много грязи. Я вдруг вспомнил, как когда-то бывало возвращался примерно в это же время с дискотеки домой. Сам я терпеть не мог дискотек. Зато их любила Светланка...
Дом. Я подошел к калитке и стал в нерешительности, глядя на почтовый ящик на заборе с надписью: «Комсомольская, 27». Мой адрес! Ну и что теперь? Приду домой, увижу родителей? Что я им скажу? Здравствуйте, я воскрес? И тут же представил их лица – каменные от испуга. Скорее всего, в их памяти я – ночной кошмар. Нет, не стоит и пытаться...
И все же, прежде чем уйти, я решил заглянуть во двор. Ну хоть глазком. В доме свет не горел. Может, зря, конечно, но я, особо долго не раздумывая, перемахнул через забор и оказался в саду. Осмотревшись, прокрался к дому.
Из темноты раздалось сначала злобное рычание, а потом резкий протяжный лай. Цепь забряцала так, словно пес силился рывком удавиться на ней.
– Лорд!.. – тихо позвал я. Сам не ожидал, что вспомню кличку. Но ноющее повизгивание и радостная суета на цепи доказали, что я не ошибся. – Ну, Лорд, все! Спокойно...
Мне очень захотелось подойти и обнять пса, которого знал еще щенком и которого любил, как и он меня. И мы не забыли друг дружку за столько лет...
Заглянув в одно из окон, я разглядел, что в кровати кто-то спит. «Наверное, Аленка», – решил я, и сердце мое заныло. Как же давно я не видел сестренку. Не видел родных!.. Мне вдруг невыносимо захотелось увидеть мать, отца, брата Мишку, обнять их. Я с трудом удержался, чтобы не постучать в окно...
– А ну не двигайся! – раздался сзади дребезжащий голос, и свет фонарика ударил в оконное стекло рядом со мной. – Эй, дед, давай ружжо!
Я медленно повернулся.
– Батюшки свят, Дениска!.. – У старухи выпала клюка из рук.
– Здравствуйте, баб Нюра, – тихо сказал я, признав соседку.
– Чего ты, бабка?.. – За ее спиной возник дед с охотничьим ружьем и замер, словно увидел привидение. Хотя и то верно.
В доме вспыхнул свет. Скрипнула дверь, и на крыльцо, кутаясь в халат, вышла русоволосая девушка.
– Баба Нюра, что случилось? – сонным голосом спросила она. И тут заметила меня. Какое-то время смотрела молча, округлив глаза, а потом, тихо вскрикнув, бросилась ко мне. – Денисоч-ка!.. Как же это?!..
Я обнял Аленку, лишь теперь сообразив, какую леди из нее сделали эти пять лет. Ведь тогда ей было десять.
– Про тебя... тут... такое рассказывали... – сотрясаясь от плача, говорила Аленка. – Но я не верила! Я чувствовала... я знала, что ты вернешься!..
– Ну дела-а!.. – проговорил дед, а бабка громко всхлипнула, и они пошли к своему дому. Я понял, что завтра весь поселок будет знать о моем таинственном возвращении.
Мы проговорили с Аленкой всю ночь, и ни она, ни я не могли нарадоваться и наглядеться друг на друга. Я вкратце рассказал о своих скитаниях и своем беспамятстве (во многом даже правду), а она посвятила меня в события последних лет. Глотая слезы, она рассказала мне о том, что умерла от инфаркта мать – почти сразу же после моего исчезновения, не пережила. Отец и раньше сильно закладывал за ворот, а после смерти жены окончательно спился (он и сейчас где-то квасил). Брата Мишку в итоге забрала к себе бабка, чтобы не рос с алкоголиком. Они живут в соседней деревне Степановке у бабкиной сестры. Аленка осталась с отцом, не могла бросить его одного.
– Ох и заживем же мы теперь! – радовалась она. – Мишатку к себе обратно заберем. Может, и отец, увидев, что сын живой и вернулся, за ум возьмется...
– Ага, заживем... – нехотя соглашался я.
Сестра рассказала, что после моего исчезновения, обо мне очень часто спрашивали довольно странные люди и рассказывали страшные вещи. Называли меня «слугой дьявола» и интересовались, где я. Аленка сначала слушала весь этот бред, а потом стала просто посылать всех подальше.
– Да и все равно мне было. Кем бы ты ни был, лишь бы оставался живым, – сказала она. – Я верила, что ты не погиб. Тело ведь не нашли! Ну а те странные исчезновения людей... Так все знают, что много народу в Погорье без всякой вести пропадает. Маньяков, кстати, так и не поймали...
И все же ближе к рассвету я собрался уходить.
– Ты разве не останешься? – растерянно спросила Аленка. – Скоро отец должен вернуться...
– Нет, малышка. Я еще зайду... Попозже.
Она заплакала. Я обнял ее, гладил по голове и снова врал, туманно ссылаясь на некие обстоятельства. А еще попросил, чтобы она никому не рассказывала пока о моем возвращении – есть причины, но о них, опять же, позже. И пусть стариков-соседей о том же попросит. Даже отцу ничего не надо говорить. А я зайду, обязательно!..
– Ты где шарился? – спросила сонная Ульяна, открыв мне дверь.
– Ох, Ульянка... Не сейчас... Потом расскажу.
На проводы Алекса в армию собралась уйма народа: друзья, знакомые, родные и просто охотники выпить на халяву. Столы были накрыты прямо во дворе, поэтому с местами проблем не было. Я сидел за общим столом со всей Алексовской братвой. Разговоры блуждали в основном вокруг армии. Мужики рассказывали о своих армейских годах, старики вспоминали, как там было при царе Горохе, недавние дембеля давали будущему вояке наставления о том, как «там» не быть лохом. Причем я заметил, что среди них были и те, кому до призыва, «как до Луны пешком».
И тут я увидел Татьяну. Она вошла в калитку, а следом показался худощавый верзила Костик. Он тут же метнул в мою сторону огнедышащий взгляд. Я отвернулся, взял стакан с самогоном, не чокаясь, выпил.
С какой стати приперся Костик? Он же не с их тусовки!
Хотя, как оказалось, зря я напрягался по этому поводу: просто в свое время Костик успел поучиться с Алексом в одном классе, что вполне и объясняло его присутствие на проводинах. Таня была с ним.
Не буду описывать проводы Алекса в армию. Кому интересно – спросите у Койота, он веселее расскажет. Но произошел там один случай, которого я уж никак не ожидал. Костик, изрядно нажравшись, практически спал за столом. Татьяна тусовалась поблизости – между мной и им. И вдруг он оторвал от стола свою пьяную физиономию, посмотрел на меня и выдал:
– Мун, давай с тобой выпьем!
Я скорее ожидал, что Костик станет затевать какую-нибудь разборку, потому был обескуражен таким предложением. И все же сказал:
– Ну давай.
Костик налил два стопаря, один придвинул ко мне.
– Знаешь, Мун, я вот что хотел тебе сказать. Ты это... на самом деле клевый чувак. Я давно это понял. Не только потому, что ты тогда за нас встрял и ключихинским навалял. Думаю, мы могли бы даже стать друзьями, если б... если б не она, – Костик с болью глянул на свою подружку. – Ну а то, что морду тебе тогда набили... Так это, сам понимаешь...
Я не особо понимал необходимость бить мне морду, но в остальном его я понял. Из-за нее я и сам немало глупостей натворил.
– Короче, Мун, – продолжал Костик. – Если честно, мне не хочется иметь с тобой какие-то терки. Так что, по части Танюхи, давай так: с кем она останется – ее дело. Если захочет с тобой быть, я лезть не стану. Обещаю. Ну а коли со мной...
Признаться, мне в тот момент стало его даже жаль. Я заглянул в его затуманенные алкоголем глаза и прочел в них безнадегу. Передо мной сидел не самоуверенный лидер местных хулиганов, а несчастный влюбленный, раскисший, словно тряпка. Да, любовь делает нас слабаками! Представляю, каково ему было предложить такое. Хотя, по сути, у него было мало выбора. Ведь все зависит лишь от нее.
– Ладно, Кот, давай выпьем, – Я взял стопку. – И оставим эту тему. Все путем!
Костик кивнул, но это был пьяный кивок, после которого он не смог поднять головы. Нет, он не спал, но прибывал где-то в ином далеком мире. И там он все еще оставался с ней. А в реальности Татьяна бросала именно в мою сторону долгие взгляды, при этом делая вид, что ей все безразлично.
– Ну что ты смотришь на нее? – раздался голос позади.
Я обернулся и поразился – там стояла Ульяна.
– Иди к ней!
– Ульяна, я...
Она поднесла ладошку к моим губам.
– Просто иди и все. Не нужно никаких оправданий, – сказала она. – Я ведь знаю, что она тебе не безразлична. Потому, забей на все и будь с тем, с кем хочешь быть!
Она провела ладонью по моей щеке, горько улыбнулась и ушла. Я задумчиво посмотрел ей вслед. Ульяна, ты – лучшая! Как ты так можешь, просто не понимаю... Я снова взглянул на Татьяну. Та, перехватив мой взгляд, пошла ко мне навстречу, маневрируя между танцующими.
– Потанцуем? – сказала она, опуская руки мне на плечи.
Я посмотрел на нее, потом на Костика.
– Да нет. Мне уже пора, – Я убрал с плеч ее ладони. – Что-то хреново себя чувствую...
Затем встал и ушел, не оборачиваясь.
Зачем я это сделал? Разве не этого я хотел? Хотя, нет, не этого! Я вдруг заглянул в будущее: что нас там ждет? Вот он – Костик – человек. А кто я такой? Изгой, который даже сдохнуть не вправе! Да, Татьяна, похоже, сделала выбор. Да только нужен ли ей такой выбор? Нужен ли ей я? Вот тому деду-фанатику, что прячется у забора, я нужен...
Увидев, что я смотрю на него, он повернулся и исчез в темноте. Тот самый дед Гулов, «помешанный на чертовщине», как сказала Ульяна. Который раз я уже замечаю его слежку. Вот ублюдок. Никак не может оставить меня в покое.
Или может?..
Я наблюдал в окно, как старик медленно прохаживается по комнате: вот он подошел к столу, поставил блюдце с медом, потом отошел к электроплитке, налил кофе... Когда повернулся – за столом уже сидел я. Он побледнел как смерть, чашка, лязгнув, разлетелась об пол, черным пятном растекся кофе. Взгляд старика метнулся... Я знал к чему – вон к тому черному чемоданчику, в котором хранилось все необходимое для борьбы с такими, как я. Однако между чемоданчиком и фанатиком находился я, а потому рука его, дрожа, потянулась к крестику на шее.
– Ты?.. – прохрипел он. – Значит, я был прав!..
– Я лишь хочу поговорить, – сказал я, не отводя от крестика взгляда.
Старик, видимо, и сам уже осознал, что я мог бы прикончить его в любое мгновение, но он был все еще жив, а его безделушка вряд ли способна ему сейчас помочь. Я положил руки на стол, демонстрируя свои мирные намерения.
– Деда, что случилось? – В комнату вбежал мальчик лет семи и замер, увидев меня.
– Все хорошо, Гарри. Иди в зал.
Мальчик еще раз с сомнением взглянул на меня, потом на деда, и пошел к двери. Но замер опять.
– Деда...
Я повернул голову и в зеркале платяного шкафа увидел перепуганное лицо мальчишки. Моего отражения тот не видел.
– Все хорошо. Иди! – жестко повелел старик.
Мальчик вышел.
– Я знаю, что вы охотитесь на меня и хотите убить... – начал я.
– И сделаю это, клянусь! – хрипло перебил старик, усаживаясь за стол напротив.
Уверен, что он сдержал бы свое обещание, окажись у него под рукой арбалет или хотя бы осиновый кол. Старик не сводил с меня глаз.
– Я хочу жить, – сказал я и заметил, что тот криво усмехнулся. – Я хочу жить как человек – в обществе.
– В человеческом обществе нет места для слуги дьявола, – отрезал старик.
– Дьявола?!.. – Я вдруг почувствовал, что готов сорваться. – Это вам ваш Боженька нашептал, да? А по-моему, вы это сами придумали для того, чтобы оправдать свои предрассудки и суеверные страхи. Вы, кстати, не первые, кто так поступает. Взять любой тоталитарный режим. Например, времена правления Сталина. Как только появлялся человек, мнение которого шло вразрез с идеологией власти, к нему тут же привешивали ярлык «враг народа» и публично предавали анафеме. Чьими же на самом деле врагами были все эти сотни тысяч репрессированных: народа или правящей верхушки? Но вы еще хуже тиранов. Погрязнув в своем дерьмовом фанатизме, вы превратили чистую веру, призывавшую к любви и милосердию, в оружие для борьбы с теми, кто вам не угоден. Проще всего обозвать неугодных вам – нечистью!
– Вы и есть нечисть...
– Да что вы знаете о таких, как я? Между прочим, среди нас, «нечисти», так же, как и среди вас, «людей», есть православные, католики, язычники, буддисты, да только отвергнутые вами. Потому для нас проще вообще ни во что не верить. И среди нас, так же, как и среди вас, есть честные и порядочные, а есть мрази, каких поискать. Мы отличаемся от вас лишь устройством организма. Мы – такие же разумные существа, как и вы.
– Вы пьете кровь! Грешно...
– А не грешно поедание живых существ? Вы едите мясо животных. Это при том, что у вас есть альтернатива – растительная пища. В отличие от нас, ведь у нас такого выбора нет – без крови мы погибнем. То, что вы поглощаете чужую плоть не делает вас «слугами Дьявола»! Почему же мы становимся таковыми из-за того, что принимаем нашу естественную пищу? Почему ваше общество...
– В обществе нет места для убийц! Вы – убийцы!
– А кто нас сделал такими? Знаете ли вы, что мы убиваем очень редко. Для того, чтобы получить кровь, вовсе не обязательно лишать человека жизни. Но иногда нам все-таки приходится убивать: когда на нас ведут охоту! Мы просто вынуждены защищаться. В обществе нет места для убийц, говорите?.. А сколько убийц сидит в ваших тюрьмах? Это тоже не делает вас «слугами Дьявола»! А как быть с теми из вас, кто не пачкает рук в крови, но уничтожает людей морально? Ваш закон молчит, когда по чьей-то вине кто-то покончил жизнь самоубийством, когда некоторые жиреют трудом умирающих с голоду, когда упыри в людских обличиях ради удовольствия упиваются бессилием и беспомощностью более слабых. В вашем лексиконе даже подходящее выражение есть – «пьет кровь». Таковые тоже не признаются вами «слугами Дьявола»! О тех, кто, пользуясь властью, топит в крови целые государства я вообще молчу... Это «слуги Дьявола»? Так нет же! Среди нас, кстати, редко случается, чтобы мы уничтожали себе подобных. Так что, это не наше, а ваше общество – общество маньяков! Однако «слугами Дьявола» вы, почему-то считаете нас! Хотя мы всего лишь пытается выживать по тем законам, какими нас наградила матушка-природа. Или Бог, который, как вы сами утверждаете, создал все, и нас в том числе? Клоп ведь не виноват в том, что он вынужден пить кровь. Отчего же в этом должны быть виновны мы? Почему вы рубите осины на колья вместо того, чтобы попытаться понять нас и принять? Любить всех и прощать – разве не этому учит вас ваша вера?
– Общество не может принять... – выдохнул старик.
– А вы и не пытались! – я уже сорвался в крик.
Старик сидел, держась за сердце, пот обильно заливал его лоб. Он все косился на распятье, которое лежало в стороне на столе. Тут я подумал, что у него может случиться инфаркт, и продолжил уже тише:
– Неужели ваш Бог милосерден только к человеческим существам? Неужели мы виновны в том, что стали такими? Таким ли уж великим грешником я был к своим шестнадцати годам? Почему он допустил то, что его «творение» в шестнадцать лет стало ночной тварью? Разве это моя вина?
Я почувствовал, что глаза мои стали влажными, и отвернулся. Все тело вдруг охватила слабость. Я знал, что в этот момент старик запросто может подняться из-за стола, достать осиновый кол, который, как у всех фанатиков, у него всегда спрятан где-то поблизости, может быть, под кроватью, и вогнать его мне в спину. Но мне было все равно. И я не шелохнулся, когда старик встал.
Он направился к шкафу, дрожащей рукой достал какие-то таблетки, проглотил, запил водой.
– У меня был друг, – снова заговорил я, но теперь уже спокойно, боясь окончательно добить старика. – Его у нас называли Шутом, хотя теперь мало кто знает его прошлое. А мы были неразлучны больше года. Как говорят у нас, «делили кровь»... А потом он вдруг ушел. Как он объяснил: «Хочу жить!» Тогда я не мог понять, что он подразумевал под этим. Я думал, что больше никогда не увижу его. И все же я встретил его однажды... Это случилось примерно полгода назад. Я заметал следы в Погорске – скрывался от вас, – Я взглянул на старика. Тот сидел, опустив голову. – Я встретил Шута под утро. Он возвращался домой с работы и увидел меня. Очень обрадовался и пригласил к себе домой. Мы просидели весь день: выпили, вспомнили старое, поговорили о нынешнем. Работал он только в ночную смену, ставни его дома были постоянно закрыты, собаки не держал: мы терпеть не можем собак, как, впрочем, и они нас. Соседи считали его странным типом. Но у него был дом, жена, хозяйство, работа! А кровь он пил свиную. Я пробовал – противно, но привыкнуть возможно. Правда, детей они так и не завели – боятся, что те станут, как отец... Кстати, Марта – его жена, представьте себе, знала, кто он! Вот она-то – христианка. Может быть, даже святая!.. Понимаете, он живет как человек! Он смог вернуться к нормальной жизни!
Старик слушал молча. Может, мне показалось тогда, но вроде бы в его взгляде даже исчезла ненависть.
– Оставьте меня, – прошептал я. – Дайте шанс. Я не могу больше жить отверженным!
– Оставлю я – придут другие, – наконец, произнес старик. Он словно оправдывался. – Сюда уже едут охотники.
– А вы скажите своим, что меня больше нет. Что исчез куда-то, сбежал. И если от моей руки умрет хоть один человек, обещаю, что сам добровольно покину этот мир, быть может даже, приду к вам и позволю вогнать себе в грудь кол!
Старик молчал. Я поднялся.
– Я выйду через дверь.
Каждое мгновение, каждый шаг я ожидал удара в спину. Но я прошел к двери без приключений, на пороге оглянулся. Старик сидел в той же позе, опустив голову на ладони.
«Он не оставит меня в покое», – подумал я, закрывая за собой дверь.
Я захотел... увидеть солнце!
Было невыносимо жарко. Даже полутьма чердака не спасала. Горячий пот струился по телу, заливал глаза. В какой-то момент мне даже захотелось уйти, убежать... Но я не мог. Я должен был его увидеть!
Стоя в спасительном полумраке, я чувствовал горячее дыхание чудовищного солнечного света, хотя в небольшом квадратике окна видны были лишь вечереющая даль и белые облака в голубом небе...
Что-то зашуршало совсем рядом. Я вздрогнул, оглянулся. Нет, все в порядке. Я один. Это всего лишь голуби.
На чердаке быстро темнело, и мне становилось легче с каждым мгновением. Небо в оконце начало тускнеть. Если не решиться сейчас, то потом будет поздно. И я пошел, осторожно ступая по скрежещущему под ногами керамзиту. Я приблизился к окну, и...
Меня бросило в жар. Я чуть не задохнулся от внезапно навалившейся волны напряжения и ужаса, но остался стоять, не отрывая взгляда от огненного шара, прикрывая ладонью глаза, с усилием держась на ногах. Мне казалось, что я стою у жерла вулкана, и весь огонь преисподней обрушился на меня – передо мной пылало... Солнце!..
...Я не знаю, сколько пролежал на холодном чердаке у окна. Не помню, как упал. Наверное, падение спасло мне жизнь. Голова раскалывалась от невыносимой боли, к горлу подступала тошнота. Опаленные лицо и ладони болели так, словно с меня содрали кожу, но это ерунда – как уже говорил, на мне все быстро заживает. Я сел. Длинный коридор чердака, толстые бревна-опоры, причудливый лес телевизионных антенн... – все плыло куда-то, стоило лишь сделать легкое движение головой. Пересилив слабость и боль, я посмотрел в окошко. Небо было багряным... Мне вдруг стало не по себе: я чуть не убил себя! Упираясь в керамзитовый пол обессиленными руками, я с трудом встал.
Солнце, видимо, только что зашло. Было еще жарко, но жара эта оказалась не такой убийственной. Небо на западе пылало ярко-красным заревом – солнечный пожар! Шиферные крыши домов, металл гаражей, сотни оконных стекол, озеро у леса – все было охвачено алым чарующим огнем. Особенно заворожил меня вид железной дороги: закат окрасил рельсы, и они тянулись двумя кровавыми полосками, сходясь и теряясь вдали. Я мрачно усмехнулся, подумав, что это похоже на мою жизнь – такую же кровавую дорогу. Куда-то она приведет...
Господи, как же давно я не видел солнца, даже такого, закатного. Пять лет! За это время сама мысль о том, чтобы взглянуть на него, казалась мне безумной. Так что же со мной происходит теперь? Тоска? А может, я просто устал от этой жизни? Раньше я боялся умереть. Неужели теперь уже все равно?..
Пять лет назад я потерял все, кроме жизни: никчемной, темной, пустой. Теперь потерять я могу лишь себя – невелика потеря.
Небо мрачнело, стали появляться первые звезды. Легкий порыв ветра приятно ударил в лицо, возвращая меня к «жизни». Солнце оставило мир царице-ночи... и мне. Поселок сверкал вечерними огнями.
Сколько раз я смотрел на этот мир в угасающем свете заката, но ни разу не видел его так. Сейчас он казался великолепным: эти огни, дома, свет фар и шум колес проезжавших мимо машин, говор людей, разноцветные вспышки дискотеки, хор лягушек с далеких болот и все еще отсвечивающие красным облака, повисшие над колыбелью солнца. Но этот мир легко обходится без меня. Я никому не нужен там, даже ей...
При воспоминании о Тане мне стало не по себе. Мне жутко захотелось ее увидеть. Но зачем? Ей не нужен кровосос и убийца. Будет лучше, если я как можно быстрее покину поселок. Тем более, фанатики наверняка уже здесь и ищут меня. Сейчас главное – раздобыть немного денег и другую одежду, а ни думать о всякой ерунде.
Уже совсем стемнело. Становилось прохладно.
Я подошел к другому окошку и посмотрел вдаль, туда, где желтыми огнями окон сверкала улица Народная. Где-то там, возможно, сияет и ее окно. Отдал бы все на свете, только бы вернуть ее...
Я выпорхнул из чердачного окошка и взмыл над крышами трехэтажек. Я поймал ветер, который здесь, вверху, дул довольно сильно, его струи были упруги и прохладны. Поселок отсюда выглядел чудесно. Прямо внизу рядами стояли многоэтажки, дальше частный сектор сиял россыпью огней, раскинувшись на пару километров, и его домишки не выглядели сейчас ветхими. То тут, то там раздавался лай собак. Таинственной башней возвышалась труба кирпичного завода, тревожной звездочкой мерцал на ней красный маячок. Сам завод, окутанный мраком, походил на царствие тьмы. Лишь в окне проходной да кое-где во дворе тускло горел желтый свет.
Я помню свой первый полет – стремительный подъем в звездное небо: замирающее сердце, неописуемое чувство не то восхищения, не то страха. Не знаю, чем я становился в такие мгновения. Чем-то легким, воздушным, может, даже бесплотным. И вот я снова, уже в который раз, скольжу по ветру, и, как будто впервые, наслаждаюсь легкостью и свободой, то снижаясь к трепещущим кронам деревьев, то снова взмывая в бездонную высь. Вот внизу фиолетовой лентой протянулась бетонная дорога. Глядя на два ряда серебристых огней вдоль нее, я представил, что это Млечный Путь сошел на землю и улегся между звезд поселка. А звездные жители – люди – с моей высоты казались жалкими и ничтожными. Они суетились там, внизу, а я был здесь, и был свободен. Млечный Путь упирался в сияние клуба. Дискотека еще не закончилась, и музыка была слышна даже здесь. А может, мне просто хотелось ее слышать. Но даже если и так, то все равно это было великолепно: огни и музыка, полет и ветер, ночь...
И тут я увидел ее дом. Черный коридор-проулок, уснувший двор и белый двухэтажный особняк. На крыльце горел свет. В одно мгновение я снизился и завис на уровне второго этажа, уцепившись за ветви черемухи. Это еще не было моим телом.
Свет в окнах не горел. Оставалось загадкой – дома она или нет. Она могла быть и на дискотеке. И тут я заметил, что в том самом окне, в котором я впервые увидел ее, открыта форточка. Один миг – и я оказался в ее комнате. Покружив у люстры, зацепился, как летучая мышь, за ковер над ее кроватью. Татьяна спала.
Я, наконец, решился и опустился на пол...
Какое-то время просто смотрел на нее, а потом осторожно присел на край кровати и легонько провел ладонью по ее щеке. Татьяна шевельнулась и открыла глаза.
– Денис?!.. – прошептала она удивленно. – Но как...
– Я люблю тебя, милая, – тихо сказал я.
Она обвила мою шею теплыми руками, я ощутил на своем лице нежное дыхание, и в поцелуе ее жадных губ утонули все мои терзания и тревоги...
– Ты куда? – спросил я, поймав Татьяну за руку.
– Я сейчас... – Она улыбнулась, наклонилась и наградила меня долгим поцелуем. Потом я снова откинулся на подушку, глядя, как грациозно идет она по комнате. Ее обнаженное тело сводило с ума. В тот момент я думал о том, что очень кстати ее родители уехали на дачу. А еще о том, что вот оно – счастье. Судьба вернула мне жизнь: у меня снова есть дом, друзья, любимая девушка. И если старик действительно оставит меня в покое... Значит я больше не изгой? Теперь я тот, прежний?..
– Танюш, чего так долго? – позвал я. – Та-ань!..
Я приподнялся в кровати, окинул взглядом комнату и... встретился взглядом с Татьяной! В зеркале!
В глазах ее застыл испуг.
– Правда! – прошептала она. – Это правда!
– Таня... – начал я, вставая с кровати.
– Не приближайся! – Она так и шарахнулась от меня. Дрожащими руками подняла откуда-то взявшееся распятие, и я понял, что мозги ей в отношении меня фанатики уже промывали. И, как бы в подтверждение моих мыслей, она произнесла: – Я не верила...
– Я объясню, – простонал я, но Тани в комнате уже не было. На лестнице простучали торопливые шаги.
Вот и все. Я поднял с пола свои потрепанные вещи, оделся. Холодным мерцанием неба звало окно. Снова в ночь? Да нет уж, хватит. Я сел на край кровати, взглянул на мятые простыни. Что ж, спасибо, судьба!
Фанатики не заставили долго ждать. Они ворвались черными тенями.
– Здесь!.. – вопили они, подбираясь ко мне, словно к мине, выставив, как щиты, распятия. – Осторожно! Прикрывай окно!..
Меня прижали к стене, разорвали на груди одежду. Я расслабился, подчиняясь судьбе: бери, стерва, вот я весь!
– Кол! Давай кол!..
Дверь распахнулась, и в комнату вбежала Таня, кутаясь в светлый плащ. Ее заплаканный взгляд встретился с моим. «Не переживай, милая, – мысленно сказал я. – Прости... И я прощу».
И тут я увидел старика Гулова. Его морщинистое лицо возникло совсем рядом. Он перехватил у кого-то одну мою руку и вдруг, словно нарочно, выпустил. В тот момент мне даже показалось, что он шепнул мне что-то. Старик закричал:
– Осторожно, рука!
От этого крика я будто очнулся. Свободной рукой ударил одного из фанатиков в лицо и, отшвырнув старика, крепко вцепился клыками в чье-то плечо. Раздался истошный вопль. Оконная рама с треском разлетелась. Прыгнув с подоконника, я падал лишь мгновение: у самой земли ветерок подхватил меня... и дом остался далеко внизу.
Приземлился я в одной из мрачных серых комнат «Норы» и только теперь ощутил острую боль. Стиснув зубы, я вытащил из плеча стрелу и швырнул ее в угол. Видимо, кто-то снаружи, во дворе ее дома, подстерегал с арбалетом. Лучше бы убил!..
Стопка исписанных листов лежит на столе, и я сейчас дописываю, наверное, последний. Вот он, конец печальной истории. Конец, которого следовало ожидать.
Сквозь окно на меня все так же глазеет ночь, в которую мне суждено вернуться. Думаю, лучше уйти не прощаясь. Поиграл в «человека» и хватит. Пора окончательно становиться тем, кто я есть.
И все же с одним человеком мне хочется проститься.
К Аленке я пришел на рассвете. Чуть не упал на пороге, обессиленный усталостью и отчаянием, опаленный разгоравшимся утром. Ошарашенная моим приходом сестренка помогла добраться до дивана. Спасибо, что не спрашивала ни о чем.
В беспамятстве я пролежал полдня. Пробудил меня громкий лай Лорда за окном. Я вскочил остановить Аленку, но та уже открывала калитку.
– Мун... То есть Денис здесь? – услышал я голос Ульянки.
Она была очень взволнованна, и я понял: случилось плохое. Хотя... куда уж хуже?
– Денисочка, что же теперь будет? – Едва зайдя в дом, Ульяна бросилась мне на шею. – Они все знают! Они вот-вот будут здесь!..
Не знаю, зачем мне это было нужно, но инстинкт самосохранения снова заставил меня искать выход.
– Аленка, скорей давай тряпки. Ну, шарфы, кофты старые, все такое... Помнишь, я говорил тебе о болезни?.. Да, мне нужно спрятаться от солнца. Потом вернусь и все объясню. Еще посмотри перчатки, темные очки и шапку.
И вот я, упакованный, словно подарок, выбежал в жаркое лето. Солнечный свет, даже несмотря на пасмурную погоду и темные очки, пытался выжечь мне глаза.
С той стороны забора послышались приглушенные голоса. В углу двора Лорд, пристегнутый на короткую цепь, заходился лаем, вставая на дыбы. В калитку постучали:
– Эй, есть кто дома?
Аленка, стоявшая у калитки, неуверенно оглянулась. Я, терзаемый нестерпимым светом, как-то судорожно дернул рукой. Я хотел показать ей: не открывай! Однако она поняла иначе.
– Одну минуту, – Она приоткрыла калитку, принялась объяснять кому-то: – Извините, но отца сейчас нет...
Я оглянулся и встретился взглядом с человеком в черном.
– Вот он! – раздался крик.
С другой стороны дома ко мне уже бежали двое. В этот момент Аленку оттолкнули, и во двор ворвалось еще трое. У одного в руках я заметил арбалет.
Я ринулся к забору. Ульяна метнулась ко мне – помочь перелезть. Позади раздался хлопок – выстрел из арбалета. «Мимо!» – мелькнула мысль. И тут...
– Денис... – выдохнула Ульяна, падая.
Я подхватил ее и, забыв об опасности, опустился рядом с ней на колени. В тот миг все перестало существовать для меня. Нет! Только не Ульянка!.. Она тихо умерла, прижавшись губами к моему окровавленному плечу, а я в тот момент понял, что теперь весь этот мир обречен быть мне врагом...
Я все-таки зашел сюда, чтобы добавить еще немного строк к своей последней записи. Хотя, зачем пишу все это, сам не пойму. И нужно ли мне это оправдание перед человечеством? Не стоит оно того.
Долгая ночь кончилась – пришла пора рассвета. Люди в поселке, как манны небесной, ждут дня. А все потому, что есть я! Нынешней ночью я расплатился по кое-каким долгам. Они запомнят это навечно!
Прощайте! Вам никогда не понять, что вы немногим лучше меня. Но не тряситесь в страхе: я не вернусь к вам. Я не вернусь и в свою вечную ночь. Я передумал. Долгая ночь кончается и для меня...
Небо в окне угрожающе светлеет. Там, на востоке, теряется в темном коридоре тополей железная дорога. На рассвете рельсы окрасятся кровавым светом. А когда взойдет солнце... Ну что ж – там, на насыпи, у вокзала, где написано имя моего родного поселка, недолго пролежит горстка пепла. Ветерок развеет мой прах: вот и все погребальные церемонии. Надеюсь, я удачно выбрал место собственной казни. Хотя...
Я умер уже давно!
Надо бы уничтожить всю эту писанину. Таким, как я, не нужна жалость. Но почему-то мне надо, чтоб хоть кто-то прочел. Наверное, дело не только в жалости... Все. Бросаю ручку.
Сегодня я встречу солнце!..»
ИСТОРИЯ МАЛЕНЬКОГО ВИТИ
Исписанные тетрадные странички оканчивались сложенным пополам альбомным листом. Я развернул его. Это был карандашный рисунок: бородатый длинноволосый парень с черными крыльями за спиной. Меня невольно передернуло при виде его пылающих глаз. Так вот как выглядело чудовище, прикончившее моих братьев!
– Мун, – Ульяна нежно провела ладонью по картинке. – Вот видишь, он никому не желал зла. Он лишь хотел жить, жить как человек. Но лишь один из вас поверил ему.
– Да уж, по крайней мере, все это объясняет «идеологические разногласия» старика Гулова, – кивнул я. И задумчиво добавил: – Значит, тварь все-таки погибла. А мы-то считали, что она выжила...
И, заметив, как полыхнули гневом глаза Ульяны, примирительно сказал:
– Прости, но мне сложно относиться к нему иначе. Он ведь убил так много наших!
– Мун лишь защищался, – взорвалась она. – А еще мстил. За меня! Уверенна, он бы сбежал тогда. Быть может, и сейчас скитался бы в ночи, скрываясь от вас и вам подобных, если бы... если б не та стрела. Не умри я у него на руках, не случилось бы той кровавой ночи, о которой ты до сих пор вспоминаешь с содроганием, и которая унесла столько жизней твоих друзей.
«А ведь она права, – эта мысль сдавила мне сердце. – Если бы не тот выстрел, возможно, все эти люди были бы живы!»
– Это был я!
Ульяна с удивлением подняла глаза.
– Я пустил ту стрелу. Это я убил тебя!
Вот, что еще не давало мне покоя весь минувший год. Не столько ужас той пережитой ночи, сколько осознание того, что я убил невинного человека. Конечно, я успокаивал себя тем, что идет война, что во время сражений неизбежны случайные жертвы. Но перед моими глазами вновь и вновь возникал образ умирающей девушки, случайно оказавшейся на линии выстрела. Пронзенной моей стрелой. И надо же такому случиться – эта девушка теперь рядом со мной!
– Кстати, об этом, – Я с удивлением глянул на Ульяну. – Судя по его записям, ты умерла. Как так вышло, что ты выжила?
– Его кровь. Это она вернула меня к жизни. Умирая, я коснулась губами раны на его плече. А укусил он меня еще раньше... Этого хватило. Но Мун так и не узнал об этом. Когда я пришла в себя, все уже было кончено. Я больше суток была в беспамятстве, потому событий той ночи не помню. Зато у меня есть это.
Ульяна взяла рукопись и перелистнула несколько пустых страниц. Дальше снова начинался текст, правда, написанный другим почерком, да и страницы выглядели более новыми.
– Это, – Она протянула мне листки, – рассказ одного мальчика, Вити Мартынова, очевидца тех событий. Его записал Рутра.
– Кто?
– Артур Велин. Так его у нас называют. Не спрашивай, почему. Не знаю. В общем, после того, как Рутра пообщался с пацаном и сделал эту запись, я переписала ее себе. На память, чтобы восстановить события той ночи. Прочти, если хочешь, тут совсем немного.
И я продолжил читать:
«Сколько себя помню, я всегда очень любил отца. Гордился им и говорил, что когда вырасту, стану таким, как он. Мать я, конечно, тоже очень любил, хоть они с отцом часто ссорились. Просто она говорила, что мой папаша – сумасшедший. И что все это из-за тех «ненормальных фанатиков». Это они забили отцу голову всякой дрянью, и тот возомнил себя «охотником за привидениями»!
– Да зло поглотило бы землю, если бы не мы, – слышал я за стенкой своей спальни возмущенный голос отца, когда мать закатывала ему очередной скандал. – Такие, как я, как отец Пейн...
О, вот отца Пейна мать больше всего и ненавидела. Считала, что именно он надоумил отца вступить в Братство Света. Я тогда только родился, о том, как это произошло знаю лишь по рассказам мамы. Множество раз я слышал, как она причитала, что выходила замуж за нормального парня. Они с мамой учились в одном классе и поженились, как только окончили школу. Потом мама пошла работать, отец дальше учиться. И все было хорошо, пока однажды папа не повстречал отца Пейна. С той поры его как подменили: он стал набожным, произносил безумные вещи, постоянно где-то пропадал, странно одевался. Отец Пейн заманил отца в какую-то секту, которую сами они называли орденом, добавляя слово «тайный», хотя все знали, что в Погорске шифруется кодла шизофреников. Мать поначалу постоянно ругалась с отцом Пейном, когда тот заходил с «секретными поручениями». Но потом поняла, что это бесполезно, и просто запиралась в комнате, чтобы не видеть его безумных глаз. И она знала также, что, раз пришел отец Пейн, значит, отец скоро уедет. Может, на пару дней, может, на неделю. Потом вернется и будет с увлечением рассказывать за ужином «неаппетитные» подробности очередной кровавой охоты, которые мама обзовет плодом его больной фантазии. И ужин обернется новым скандалом. А я при этом всегда оставался нейтральным эпицентром мама-папиной войны и, возможно, единственным связующим звеном их шаткого союза. Незавидная доля – быть сыном в такой семейке. Я понимал, что мать во многом права, но очень любил отца...
Как-то прошлым летом мать уехала в отпуск в Речки. Их отношения с отцом были на грани разрыва, и она умчалась плакаться бабке с дедом, оставив нас с отцом на хозяйстве. Но не прошло и недели нашей холостяцкой жизни, как нарисовался отец Пейн.
Мы отправились в Красновку. Почему мы? Отец же не мог оставить меня одного! А я был этому безумно рад, так как торчать все летние каникулы в Погорске не хотелось, да и жутко интересно было, куда это так часто уезжал отец. Так вот, мы, то есть: я с папашей, которого все почему-то называли отец Жоффруа, отец Пейн, шестеро мужиков, которых я до этого уже видел, еще один, вроде бы новенький в их «братстве» (об этом я узнал из разговоров), и парень лет двадцати (после первых минут общения с которым я понял, что крышу у него подрывает покруче, чем у моего предка)... Так вот, этим составом мы мчались на север Погорья. Дядя Сережа Тимохин из соседнего подъезда, который тут тоже имел странное прозвище – отец Готфрид, сидел за рулем: это был его микроавтобус. Всю дорогу мужики толковали о таинственных и жутких вещах. Новенький заметно нервничал и натянуто улыбался. У меня сердце замирало от жгучего и боязливого любопытства: неужели мы такое увидим?
Но Красновка разочаровала. Это оказался обычный поселок, ничем не примечательный. Никаких тебе средневековых замков и кладбищ с ржавыми зловещими коваными воротами. Ведь именно в такие места обычно отправляются герои фильмов ужасов, когда охотятся за нечистью. А тут привычная такая поселковая дыра: с маленьким облезлым клубом, полузаброшенным заводом, горсткой трех и пятиэтажек, да растянувшейся во все стороны на несколько километров деревней с коровами, поросями и цепными псами. Поселились мы в одноэтажной гостинице в номере с рваными обоями, засаленным столом, бегающими повсюду тараканами и великолепными видом из окна на помойку у разбитой не асфальтированной дороги. Вот так каникулы! У меня лишь оставалась надежда, что хотя бы охота на привидений (или кого они там собрались убивать) будет интересной.
Однако и тут меня ждало разочарование. Вскоре стало ясно, что меня никто никуда брать не собирается. В первый же день отец с мужиками куда-то ушел, оставив меня на детской площадке среди ржавых качелей и лесенок. Будто мне интересно копаться в песочнице в мои восемь лет! Я, вообще-то, уже в школу хожу!.. С той поры мужики днями вечно где-то пропадали, возвращались поздно вечером, запирались в одном из номеров и чуть ли не до утра что-то обсуждали. Меня на собрания своего тайного общества не допускали.
Впрочем, скучно мне в Красновке все равно не было. Я сразу нашел себе друга – Сашку, моего ровесника, который жил неподалеку от гостиницы. Он буквально спас мои каникулы. С ним мы лазили на кирпичный завод, ныряли с дамбы на озере, следили за взрослыми ребятами, которые собирались в недостроенной пятиэтажке (пили водку и играли на гитаре). У Сани отца вообще не было. Он пропал без вести, когда Саньке было еще лет пять, говорили, что его папу убил какой-то маньяк. А потому мы были сами по себе – вольные птахи. Так что я уже не жалел, что уехал из Погорска.
Однако это раздольное житье быстро кончилось. Не прошло и нескольких дней, как отец сообщил вдруг, что мы возвращаемся.
– Пусто! – нервно бросил он скорее себе, чем мне.
Я раньше уже слышал подобное, когда он возвращался из поездок. Это означало, что «нечистую силу» не нашли. При этом отец всегда очень расстраивался. Но я в тот вечер расстроился еще больше: покидать Красновку ох как не хотелось. Но следующим утром все изменилось...
Я подскочил в постели от внезапного резкого стука по стеклу. Еще только начинало светать. Отец открыл окно. Из его разговора с ранним гостем я выхватил лишь: «Попался!». Отец ушел, накинув куртку и спешно бросив мне:
– Никуда сегодня не ходи! Там, в сумке, найдешь поесть.
Он закрыл дверь на ключ. Я некоторое время лежал, потом поднялся и стал одеваться, думая о том, как сильно мне достанется от отца за непослушание. Да только любопытство победило страх. Выбравшись через форточку на улицу, я добежал до Санькиного дома, перелез через забор и постучал в окно его комнаты.
– Чего? – выглянул сонный мой приятель.
– Выходи скорее. Тут такое дело!..
Пока мы бежали по спящей улице, я вкратце поведал ему о необычном хобби своего папаши и о недавнем госте. Санька сразу перестал дуться за потревоженный сон и позабыл о том, что до восьми надо вернуться, иначе мать догадается о его ночных похождениях. У вокзала мы догнали-таки группу людей в черном, среди которых был и мой папаша. Каждый из них нес в руке сумку или чемоданчик, и лишь у самого молодого, которого все звали Михаэлем, за плечами мелькал гитарный футляр. Они чуть не заметили нас с Санькой – мы едва успели заскочить за памятник Ленину.
Шли они быстро и почти не разговаривали. Нам приходилось иногда срезать путь дворами, чтобы не отставать. Возглавлял темную процессию старик, которого я видел впервые. Но Саня его узнал:
– Это дед Гулов. Он сторожем в детсаде работает.
Старик, видимо, показывал дорогу.
Наконец, они замедлили ход и стали чаще оглядываться, словно опасались чего-то. И вот остановились у калитки в высоком заборе, за которым возвышался белый двухэтажный дом. Мы какое-то время издали наблюдали, как они о чем-то совещаются, но потом решились и подползли поближе.
– Вряд ли он все еще тут, – сказал отец Пейн. – Надо бы разделиться да прочесать округу.
– А девка где? – дрогнувшим голосом спросил тот самый новичок, который так натянуто улыбался, когда мы ехали в машине. Ему явно не понравилось предложение «разделиться».
– Она у меня дома.
– А она сама уже... не того?..
– Вряд ли, – сухо ответил дед. – Я осиновую кору приложил, вроде не потемнела. Хотя, сейчас поди разбери...
Один из черных людей подошел к калитке, приоткрыл ее и заглянул во двор.
– Она одна была?
– Вроде одна. Родители на даче. Хочешь войти в дом?
Было заметно, что человек у калитки колеблется. И тут, откуда ни возьмись, появилась девушка в светлом плаще.
– Танюшка, я же сказал тебе... – вскинулся старик.
– Я пойду с вами!
– Ты с ума сошла?
– Я... Но я должна!.. Это мой дом, наконец! – она чуть не плакала. – Вы его убьете?
– Все, заходим! – Отец Пейн уверенно распахнул калитку. – Отец Готфрид, держи девчонку здесь. Михаэль, смотри за окнами. Особенно вон за тем – там был он. Отец Нивар, обойди дом и будь там. Остальные за мной.
Несколько человек, в том числе и мой отец, скрылись за калиткой, оставив лишь тех, кого назвал отец Пейн. Охотник-новичок, боязливо озираясь, поплелся в дом следом за остальными. Я заметил, что самый молодой участник их отряда, Михаэль, открыл гитарный футляр, но что в нем – нам видно не было. Девушку крепко держал дядя Сережа. А из дома пугающим потоком лилась тишина.
– Жутковато! – прошептал мне на ухо Саня, да так резко, что я чуть не вскрикнул от неожиданности. – Вот бы туда заглянуть.
– Ага, – кивнул я, а у самого мурашки пробежали по коже.
– Больно! – вдруг вскрикнула девушка и присела, держась за руку. Дядя Сережа ослабил хватку... и в этот момент она рванулась, оттолкнув его так, что он упал.
– Ты что! Куда, дура?! – взревел тот, вскакивая с земли. Девушка уже скрылась за калиткой. Дядя Сережа кинулся за ней. Потом снова наступила тишина. Я увидел, что Михаэль держит наизготовку арбалет. Вот, значит, что было у него в футляре!
И вдруг из дома раздались крики:
– Здесь!.. Осторожно! Прикрывай окно!.. Жми к стене, жми!.. Кол! Давай кол!.. Осторожно, рука!..
Зазвенело стекло, и с треском вылетела рама окна на втором этаже. Все произошло в одно мгновение. Что-то темное, словно тень, мелькнуло в рассветных сумерках. Оно сначала ринулось вниз из окна, а потом круто взмыло вверх. Но, прежде, чем пропало, раздался хлопок и следом тихий свист – стрела ушла в небо. Мы с Санькой разом вскрикнули. Михаэль снова прицелился, но стрелять уже было не в кого. И арбалет исчез в гитарном футляре. Спустя минуту из калитки показались остальные охотники. Один из них держался за плечо. Я узнал отца.
– Ушел? – бросил он стрелку, морщась от боли.
– Ушел, сука, – горько вздохнул тот. – Но я, кажись, его задел.
– Быстро уходим! – повелел отец Пейн.
Мы с Санькой тоже побежали: он домой, а я в гостиницу. Я влез обратно через форточку, разделся и лег в постель. Даже немного задремал, но окно, тень и парень с арбалетом все еще стояли перед глазами. Что же это было – вампир, призрак?.. Я был твердо уверен в одном – это было! И всплывавшие в памяти отцовские рассказы стали обретать для меня страшную пугающую реальность. Я зарылся с головой в одеяло, и мне казалось, что мрачная тень крадется под окнами гостиницы и вот-вот влезет в форточку. Я пытался вспомнить, закрыл ли я ее на задвижку. Но выглянуть из-под одеяла, чтобы проверить, побоялся. А еще я вспомнил, как отец держался за плечо. Наверняка монстр его поранил! А если рана опасна?.. Когда же отец не появился даже к обеду, мне стало так тревожно за него, что я забыл про страх, снова выбрался через форточку и побежал к Сашке. Мне не хотелось оставаться одному.
Ближе к вечеру, вернувшись к гостинице, я стал как вкопанный: на гостиничное крыльцо поднимался отец! Залезть в форточку мне уже не успеть, тут и думать нечего. Теперь мне попадет от него!.. Вот он зашел внутрь. Ну, будь что будет...
Когда я вошел в номер, отец сидел на кровати и, как тогда у калитки, держался за плечо. Вид у него был измученный. Он, казалось, даже не заметил того, что я выходил из номера без разрешения. Окинул меня каким-то виноватым, нерешительным взглядом, а потом, закусив губу, стал осторожно снимать куртку. Вязанный мамой свитер на левом плече был порван и в крови. Под ним виднелась пропитанная кровью повязка. Когда отец снял свитер, эта наспех намотанная повязка слегка соскользнула, открыв рваную рану.
– Подай мне аптечку, сынок.
Я достал из чемодана аптечку. Отец аккуратно обработал рану какой-то бурой жидкостью, приложил влажную траву и тщательно забинтовал.
– Болит? – спросил я.
Отец тяжело вздохнул и, помолчав, ответил:
– Это укус вампира, сынок. – Он испытующе посмотрел мне в глаза. И, видимо, понял, что я верю ему, потому что добавил: – Если кровь этого существа попала в рану, то дело плохо... Но ты не бойся – это помогает, – Он кивнул на аптечку. Потом обеспокоено спросил. – Ты что такой бледный? Не заболел?
– Нет, – Чувствуя, как слезы застилают мне глаза, я бросился ему на шею. – Папка, я так тебя люблю!..
Я думал в тот момент, что каждый из его отъездов мог навсегда отнять у меня отца. Зря мама не верила!
– Ладно... Ладно тебе! – Отец обнял меня и ободряюще растрепал мою шевелюру. – Пойдем к деду Тимофею. Небось, есть хочешь?..
Старик Гулов жил на краю Красновки, с внуком, который приехал к нему на летние каникулы. Меня удивило, сколько в его доме было всевозможных книг про магию, про инквизицию, про всякие загадочные явления. Но больше всего меня поразил его внук Гарри, который, несмотря на то, что был на год младше меня, превосходно разбирался во всех этих вещах. Он был просто ходячая энциклопедия чертовщины. И пока мы гостили у старика, а пробыли мы у него больше суток, я услышал от Гарри много интересного, порой даже такого, что страшно было выходить на улицу. Хотя все равно выходить нельзя было, даже во двор: отец строго-настрого запретил. К вечеру вампиры уже мерещились мне на каждом шагу.
Той ночью я долго не мог заснуть. Отец с дедом Гуловым сидели на кухне. Я прислушался к их разговору.
– А вот ты когда-нибудь задумывался, почему они убивают? – спрашивал старик.
– Ну как – почему? Они вампиры, им нужна кровь, – отвечал отец.
– Но ведь они же могут брать кровь, не убивая. Вот, например, известно, что в Красновке и раньше бывали вампиры. Взять того же сына Петра Савелова, например. Он прожил у них много лет и за это время никто не пострадал. Да и вообще, кроме того случая пятилетней давности, тут не было ни одного совершенного ими убийства!
– Что ты несешь? – Отец зло выругался. – Ты их что – оправдать хочешь?
– Ну, я просто подумал как-то... – нерешительно сказал старик.
– «Поду-умал!..» Что тут думать! Осиновый кол им в грудь – и весь разговор!..
Тут отец, видно, спохватился, что может разбудить меня и Гарри, и понизил голос. А я еще долго ворочался, слушая, как они там негромко бубнят и звякают стаканами и вилками.
Утром они ушли, оставив дома меня и Гарри.
– А ты видел когда-нибудь живого вампира? – спросил я, когда мы листали книги с картинками, на которых были изображены кровавые монстры: граф Влад Дракула, Эржебет Батори... Я словно боялся поверить тому, что тогда это был не мираж.
– Видел, – гордо ответил Гарри. – И совсем недавно. Он был здесь.
– Зде-есь?.. Как?
– Он пришел сюда сам и разговаривал с дедом.
– Да ну! И какой он был? Страшный?
– Нет, обыкновенный. Бородатый только, хотя и не старый вовсе.
– А с чего ты взял, что это был вампир?
– Ты сам посуди, – Гарри как-то по-взрослому развел руками. – Во-первых, как он сумел войти в дом, если дверь была на крючке? Не знаешь? И я не знал. А потом понял: форточка-то была открыта! Вампир может проскользнуть даже в маленькую щель!.. А во-вторых... – Гарри перешел на шепот. – Он стоял у зеркала, и я не видел его отражения! Ведь известно, что у вампиров не бывает отражения.
Рассказ о форточке меня поразил. Теперь мне стало казаться, что нет места, где не грозила бы опасность.
После обеда в доме Гулова собрались все охотники. Они держали совет вокруг стола, на котором был нагроможден весь их противовампирный инвентарь: колья, распятья, серебряные стрелы, стилеты, чеснок... Из разговора мне стало ясно, что им известно нынешнее место пребывания ночной твари, и, пока не стемнело, они решили это место осадить. И теперь обсуждали, как это сделать так, чтобы соседи не всполошились и не вызвали милицию. Наконец, члены ордена пришли к какому-то решению, сгребли все со стола, рассовав по чемоданам, помолились и двинули к выходу.
– Папка! – Я догнал отца и дернул за рукав. – Пап, возьмите меня с собой.
Отец присел, обнял меня.
– Ты еще слишком мал. Давай в другой раз?
Но мне казалось в тот момент, что, если я не увижу все собственными глазами, то так и будет сидеть во мне тот панический страх перед темнотой и ночью.
– А что, – сказал дядя Сережа. – Пусть посмотрит. Ему пригодится. Он же – будущий воин Света!
И меня взяли.
Шли мы не все вместе, а разными путями.
Отец, я и Михаэль сначала долго брели вдоль железной дороги. У Михаэля за спину был закинут все тот же гитарный чехол – с виду обычный такой парень. От вокзала повернули налево и двинулись вдоль гаражей. Я даже узнал тот район, в котором тогда ловили вампира. В одном из переулков мелькнул тот самый двухэтажный дом. Когда проходили мимо клуба, я заметил других охотников. Один сидел на лавочке с толстой книгой в руках, другой рассматривал вывески кинопоказа. «Что дети, решившие поиграть в шпионов», – пришло мне на ум. Потом мы прошли в переулок и там встретили старика Гулова.
– Вон тот дом с зеленым забором, – быстро проговорил он. – Там собака. Но она на цепи в углу двора. Наши уже зашли с другой стороны. Вы идете первыми.
Старик пошел дальше, с таким видом, будто мы у него спросили, который час. Мы же приблизились к указанной калитке. Откуда ни возьмись, появились другие охотники. Отец тут же вдавил кнопку звонка над почтовым ящиком с надписью «Комсомольская, 27». Долго никто не открывал. Затем раздались торопливые шаги и девичий голосок:
– Одну минуту, – И вскоре в проеме калитки возникла темноволосая девушка. – Извините, но отца сейчас нет...
Я уж подумал, что старик указал не на ту калитку, как вдруг...
– Вон он! Скорее!.. – раздалось откуда-то с другой стороны дома.
Девушка вскрикнула, когда отец резко оттолкнул ее и ворвался во двор. Михаэль бежал следом, и в руках его уже был арбалет. Оказавшись во дворе, я чуть не упал, споткнувшись о брошенный гитарный чехол, и тут же замер при виде странного человека, в зимней шапке и темных очках, замотанного в разноцветные тряпки, что делало его похожим на нелепую куклу. Он перелазил через забор, а другая девушка (не та, что открывала калитку) пыталась ему помочь. И тут среди суеты и криков раздался хлопок – Михаэль пустил стрелу. Девушка у забора упала. Человек в разноцветных тряпках успел подхватить ее, прижал к себе. Потом вскинул голову и глянул на нас. И даже сквозь черные стекла очков я ощутил такую ярость и ненависть в этом взгляде, что меня пробил озноб.
– О, черт! – выругался Михаэль и достал еще стрелу.
Странный человек снова опустил голову. Склонившись над пронзенной арбалетной стрелой девушкой, он, казалось, не замечал охотников. Но когда один из них подбежал к нему с занесенным колом в руках, тот, вскочив, увернулся от удара и, схватив охотника за грудки, его телом прикрылся от нацеленного на него арбалета. Потом вдруг резко толкнул мужика на Михаэля и быстро перемахнул через забор. По ту сторону забора раздался вскрик, а затем крики: «Вон он! Туда!..»
Начал накрапывать дождь. Во двор вошел отец Пейн.
– Так, Михаэль и отец Жоффруа, быстро занесите раненую в дом. Вы трое – за тварью, – отдавал он распоряжения. Потом повернулся к перепуганной девушке, той, что открывала калитку. – Пойдем со мной, дитя. Я тебе сейчас все объясню. Ну, успокойся...
Когда в дом вносили раненую, во двор вбежал старик Гулов.
– Ульяна! – закричал он. – Да как же это?..
Он пощупал ее пульс, приложил ухо к груди.
– Она жива! – радостно воскликнул старик. – Да ее же к врачу надо! Вы чего? Куда вы ее несете?..
– Если с ней все в порядке, вызовем врача, – спокойно ответил отец Пейн. – Вообще-то, она помогала бежать этой твари!
Спустя час девушка, которую Гулов называл Ульяной, умерла. Старик заплакал. Отец Пейн, угрюмо поглядев на него, сказал:
– Мы должны убедиться, что тварь не заразила ее. Они же подлые и могут притворяться мертвыми, даже не дышать. Если до полуночи с ней ничего не случится, захороним ее в лесу.
– Захороним в лесу? – вскипел старик. – Вы в своем уме? У нее же отец!..
– А что ты предлагаешь? Подставить все Барство Света из-за какой-то случайной жертвы?..
Алена – та девушка, что открывала калитку – молча слушала весь этот разговор и широко раскрытыми глазами смотрела на мертвую подругу. Не знаю, что такого наговорил ей отец Пейн, но никого звать на помощь она не порывалась. Она, похоже, окаменела от ужаса.
Я вдруг возненавидел отца Пейна за его холодную злую рассудительность. Мне было жаль и эту скованную страхом и горем девушку, и ту, что по глупой ошибке попала под стрелу. Меня охватило предчувствие, что скоро станет еще страшнее.
Когда на поселок легли сумерки, а за окном разразился бешеный ливень, в дверь постучали. Охотники при этом повели себя, словно бандиты, в любое мгновение ожидавшие облавы. Алена встала с дивана, чтобы открыть, оглянулась на отца Пейна и тут же села. Тот ответил ей коротким кивком и холодным прищуренным взглядом. В принципе, ей ничего не надо было объяснять. Она видела нацеленный в нее арбалет, колья в руках охотников и прекрасно понимала, что ради «спасения мира» они ни перед чем не остановятся.
– Кто там? – спросила Алена.
– Орден! – раздалось из-за двери.
Девушка взглянула на отца Пейна.
– Открой, – хмуро повелел тот. – Это вернулись те, кто ушли за тварью. Дай Бог, чтобы новости были хорошие.
Новости были отвратительные. Из троих вернулся лишь один – тот самый новичок. Он весь дрожал. Задыхаясь и глотая слова, он рассказал, как умерли те двое, что были с ним.
Так началась та ночь.
Отец Пейн прохаживался взад-вперед перед мертвой девушкой, покоящийся на столе, бормоча глухие молитвы и ругательства. Казалось, его мало трогала ее смерть, как, впрочем, и гибель членов его ордена. Что касается последних, так он больше сожалел о том, что охотников стало меньше, а значит, больше причин для беспокойства. И, может, они тоже уже обратились...
А беспокоиться было отчего. Сразу же с наступлением темноты пропал Михаэль. Просто исчез, и никто не знал, где он. Кто-то видел, как он выходил во двор. Но сколько фонари ни шарили по кустам темного сада, никаких следов охотника обнаружить не удалось. Идти искать дальше никто не решился, и, по-моему, все были уверены, что его нет в живых.
– Проклятая тварь! – не переставал ругаться отец Пейн. – Придется ждать рассвета, а утром сматываться в Погорск и собирать подмогу. Ясно, что он уже не один!
На улице раздался крик. Все вскочили, хватая колья и стилеты. Лишь новичок стоял, меланхолично поглаживая распятье на груди, словно душой уже был на небесах. Услышав в свой адрес: «Чего стал?», – он вздрогнул и тоже взял со стола кол. Я подумал тогда, что он этой штукой даже муху убить не посмеет, не говоря уже... В общем, я оказался прав – он умер следующим.
– Будь здесь, – бросил мне отец и скрылся за дверью вслед за остальными.
Алена ушла в свою комнату. Я остался один.
Мне было страшно находиться наедине с мертвой. Я раньше никогда не видел мертвецов. Однако вскоре мне вдруг показалось, что девушка вовсе не мертва, а просто спит каким-то кошмарным, нечеловеческим сном... И вот она пробуждается, медленно поднимается и садится на столе. Призрачный свет настольной лампы (отец Пейн запретил включать верхний свет, и шторы были плотно задернуты) бросает на пол и стену черную тень стола. У «мертвой» тени нет! Какое-то время она молча сидит на столе, словно отходит ото сна. Но я-то знаю, что это был за сон, так как вижу темное пятно у нее на груди – там, куда попала стрела. А теперь она смотрит на меня, слегка наклонив голову: лицо в свете настольной лампы бледно, как снег, а глаза словно горят каким-то внутренним адским огнем. Мне кажется, что она что-то хочет сказать, но приоткрытый рот обнажает...
Я кричу, что есть мочи. Девушка на столе вздрагивает и вскакивает, вся подобравшись, словно тигрица, готовая к прыжку... За дверью раздаются топот и голоса, яркой полоской света распахивается дверь, и вот я уже вижу пустой, залитый кровью стол. Меня кто-то крепко держит (отец?!), а я не перестаю кричать...
– Проклятье! Надо было кому-нибудь остаться здесь, – голос отца Пейна. – Сразу нужно было вогнать кол этой суке...
Немного придя в себя, я понял, что произошло. Увидел наполовину сорванную штору на окне и разбитое оконное стекло, звон которого я не услышал в собственном крике. Скоро в комнату внесли обезображенное тело новичка и положили на место ожившей и исчезнувшей девушки. Я заметил, что из груди у него уже торчит кол.
– Надо сваливать из поселка сейчас же, – сказал дядя Сережа. – Иначе до утра нам не дожить. Их тут точно уже не меньше пяти.
– И что ты предлагаешь? – спросил мой отец.
– Сейчас все вместе идем к гостинице. Там собираем шмотки и на машине возвращаемся сюда за телом.
Отец Пейн кивнул. Спрятав оружие под одежду, охотники покинули кошмарный дом. Отец Пейн перед уходом повернулся к Алене:
– Мы скоро вернемся. И помни то, о чем я говорил!..
Пока шли по темным переулкам, было невыносимо жутко, и не только мне. Я видел, что все постоянно смотрят по сторонам, и многие держат руку за пазухой. Я и сам не выпускал из рук небольшое распятие, которое мне дал отец, но мало верил, что оно мне сможет помочь. Когда вышли на освещенную бледно-фиолетовым светом фонарей дорогу, стало немного спокойней. Но потом слева потянулись мрачные ряды гаражей, словно зазывая в преисподнюю своими темными коридорами. Я с надеждой посмотрел вперед, туда, где разноцветными огнями сверкал Красновский железнодорожный вокзал, и молил Бога, чтобы мы благополучно до него дошли. И, видимо, Бог, услышал мои молитвы. Потому что напали сразу за вокзалом.
Первое, что мы услышали, это треск рвущейся одежды и короткий вскрик. Мелькнул чей-то силуэт во мраке, а в следующее мгновение меня сбили с ног. Я упал, ударившись головой о бетонный бордюр, и чуть не потерял сознание. В голове звенело, а мир наполнился тенями. И вдруг кто-то подхватил меня и понес. Я начал биться, но услышал знакомый голос у самого уха:
– Тихо! Все хорошо.
На землю отец меня поставил только у дверей гостиницы. Он долго не мог найти ключ от комнаты – руки тряслись. Наконец, нашел и, едва мы оказались в номере, быстро запер дверь изнутри. Осмотрев кровавую ссадину на моей макушке, спросил:
– Больно?
– Так, ничего, – ответил я, хотя было очень больно.
Отец принялся швырять в чемодан вещи. Я не сводил глаз с окна и думал о том, что форточка, слава Богу, закрыта. И вдруг заметил черный силуэт. Он зловеще вырос по ту сторону занавески, словно на экране. Форточка с легким скрипом отворилась, силуэт за занавеской пропал. И через мгновение он уже стоял в комнате. Блестящие темные глаза, свалявшаяся мокрая борода, оскаленные клыки. Я окаменел от ужаса. Мне хотелось кричать, но голос стал в горле твердым и колючим комом. Отец схватил распятие и метнулся ко мне, задев стол. Собранный чемодан упал, со стуком разлетелись по полу орудия охоты.
– Ты!.. – сдавленно произнес отец, одной рукой прижимая меня, а другой выставляя перед собой распятие.
Вампир резко отвел руку с распятием и ударил отца в лицо. Сила была такая, что тот отлетел к стене ударился о нее спиной и упал ничком. Он тут же перевернулся, стал дрожащей рукой шарить по полу в поисках оружия. Нашел распятие, поднял. Но в тот же миг вампир набросился на него, как зверь, схватил за волосы и коленом придавил грудь.
– Убийцу искал? – прохрипел он. – Так вот он я!
И впился зубами в его горло. Брызнула кровь... Отец судорожно дернулся, распятие выпало из руки. Вампир разжал клыки, задрал голову, словно хотел проглотить то, чем был полон его рот. И вдруг выплеснул кровь жертве в лицо. Потом повернулся ко мне и, кивнув на отца, прохрипел:
– Ну как? Нравится?..
Я все так же не мог кричать. Теперь вместо крика наружу рвалась тошнота. Но я боялся даже шевельнуться. Вампир между тем встал и приблизился ко мне настолько, что я почувствовал сладковатый сырой запах из его окровавленной пасти. Я не сводил глаз с розовых клыков. Он поднял руку, и я в смертном ужасе закрыл глаза. Но его рука вдруг ласково, по-отечески погладила меня по голове.
– Ты будешь ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь, – раздался его шепот у самого уха. – И правильно. Таких, как я, надо ненавидеть!..
Отец целую вечность пролежал на полу, а я, несмотря на то, что ночная тварь давно покинула наш гостиничный номер, так и не решался к нему подойти. Сначала меня долго тошнило, и мне казалось, что вся комната пропитана тем тошнотворным сладковатым дыханием.
– Сынок!.. – со стоном позвал отец. – Поди сюда...
Я, наконец, нашел в себе мужество, чтобы приблизиться к отцу. Помог ему сесть и невольно отвернулся при виде рваной раны у него на шее.
– Сын... слушай внимательно... Вот там лежит кол...
Я вдруг понял, что он имеет в виду, и отпрянул, замотав головой.
– Хорошо, хорошо... Пусть ты не сможешь сделать это... Тогда подай вон тот ремешок... Да-да, этот. – Он взял у меня длинный прочный ремень, одним концом привязал его к запястью левой руки. Потом с трудом переполз к батарее. – Теперь заведи этот конец вот сюда... Так. Привязывай и эту руку... Делай, что я говорю!.. Покрепче. Еще на один узел... И слушай. Сейчас ты пойдешь и разыщешь отца Пейна, или дядю Сережу, или еще кого из наших. Кто-то ведь должен был выжить... Они мне помогут.
Я знал, что он меня обманывает и успокаивает, и все же сделал так, как он говорил. Ни отца Пейна, ни дяди Сережи в гостинице не оказалось. Когда я вернулся в наш номер, отец как-то странно дергался на полу...
– Нет никого?.. Тогда развяжи ремень!
Его глаза так и сверлили меня. Я прошептал:
– Нет!
– Да ты что, гаденыш... – захрипел он, задыхаясь от злости, боли и еще чего-то такого, что происходило внутри него. – Развяжи, говорю, тварь такая!..
И снова стал с усилием дергаться, от натуги перекосив лицо. Пытался оборвать ремень, удерживающий его у батареи. Тот, к счастью, выдержал. Я отступил, не отрывая глаз от отца. Мне даже страшно было подумать, что тот мог со мной сделать, лопни ремень. И я вспомнил вдруг ту убитую девушку, ожившую на столе, и лицо бородатого вампира...
Отыскав среди разбросанных по полу вещей аптечку, я раскрыл ее:
– Что нужно делать?
Отец какое-то время молчал, тяжело дыша. Потом словно пришел в себя.
– Безнадежно... – качнул он головой, тоскливо посмотрев на меня. – Ладно. Достань из кармашка пузырек с синей этикеткой. Да, вот он...
Но самое страшное было в том, что он менялся. Менялся прямо на глазах, причем не столько внешне, сколько внутренне. На каждую мою ошибку он реагировал все резче. Когда я второй раз стал обрабатывать мазью его рану, он вдруг ударил меня головой в подбородок так, что я упал, и в глазах у меня все поплыло как в тумане. Но это был мой отец, я любил его!
Несмотря ни на что, я не терял надежды вернуть его обратно в люди. До тех пор, пока он вдруг не отшвырнул меня ногой к кровати, зарычав:
– Пошел вон, мразь!..
И тут я увидел его рот! Отец тоже это почувствовал, потому что внезапно замолчал, облизнул губы и медленно обреченно опустил голову.
– Проклятье! – выдохнул он.
У него были клыки! И я понял, что теперь точно все безнадежно.
– Прости меня, сынок, – прошептал он, с трудом собирая остатки человечности. – Прости!
За окном мелькнул свет фар, у гостиницы остановился белый микроавтобус. Хлопнули дверцы, раздались знакомые голоса. Отец Пейн и дядя Сережа. А с ними, похоже, еще один, которого называли отцом Ниваром. Они живы!
– Глянь, может, отец Жоффруа тоже вернулся, – послышался в коридоре голос отца Пейна.
Раздался стук в нашу дверь.
– Открой, – бесцветным тоном сказал отец.
Я не шелохнулся.
– Нет никого. – Голос дяди Сережи.
– Ладно, соберем свое барахло, потом захватим вещи отца Жоффруа и остальных братьев. Бросать-то все это опасно.
– Слушай, а сынишка с ним был?..
Голоса, удаляясь, стихли.
– Это все равно случится, – сказал отец. – Открой им, когда вернутся. Я в любом случае уже не жилец, пойми это.
Я сидел молча. Я размышлял, глядя на длинный серебряный кинжал с рукояткой в виде распятья, сверкающий острым лезвием. Потом встал, поднял его и уверенно направился к отцу.
– Ты что, сынок? – прошептал он в ужасе, выкатив глаза. – Одумайся, не выпускай зверя!..
Я стал перед ним на колени, сжимая кинжал.
– Смотри, папа. Ты ведь этого хочешь?
Я не мог сделать это медленно, как показывают в кино, у меня просто не хватило бы духу. Потому я очень быстро полоснул себе по венам и, стиснув от боли губы, так же быстро поднес руку к его лицу. Я боялся, что через мгновение уже не смогу этого сделать. Отец отпрянул, отвернулся, словно я сунул ему в лицо факел. Но, видимо, я оказался прав: он хотел этого! Помедлив, папа жадно припал к моей руке, на эти мгновения утратив все былое, предаваясь тому новому, что переполняло все его существо. Я сжал зубы и отвернулся. А потом, не теряя времени, я наклонился к его связанной руке и тоже полоснул по ней кинжалом. Несколько секунд смотрел на порез. Отвращение и страх душили меня, мне вдруг захотелось вскочить и убежать. И все же я нашел в себе силы и сделал пару глотков. Его крови! Крови вампира! Потом разрезал ремень и бросил кинжал.
Отец медленно приходил в себя. Сначала он долго смотрел на меня невидящими глазами, как бы насквозь. Потом его взгляд столкнулся с преградой, и он узнал меня. Еще немного погодя до него стало доходить, что именно произошло.
– Теперь во мне снова течет твоя кровь! Я остаюсь твоим сыном, – сказал я и придвинулся к нему.
Отец обнял меня, прижал к груди.
– Эх, сынок!.. – только и сказал он, тяжело вздохнув.
В коридоре застучали шаги.
– Ну что, вскрываем дверь отца Жоффруа? – послышался знакомый голос.
Оконное стекло со звоном осыпалось как раз в тот момент, когда в номер ввалились охотники. Отец спрыгнул на землю, подхватил меня с подоконника, и мы побежали.
– Твари!.. Черт, я же говорил!.. – донеслось из окна.
Но преследовать нас в ночной темноте охотники не решились».
Я долго молчал, глядя на последние строки. Наконец вымолвил:
– Поверить не могу! Отец Жоффруа и его сын! Но магистр сказал, что они... погибли!
– Да, погибли. Вот только месяцев через пять после этих событий. Стараниями вашего же магистра, – ответила Ульяна, бережно забрав у меня из рук рукопись. – Вскоре после того, как они перекинулись, Рутра разыскал их. Другой бы прикончил, и было б поделом, за прошлые заслуги в истреблении нам подобных, но только не Рутра. Этот пацифист, наоборот, помогал бывшему охотнику и его чаду адоптироваться к новой жизни. Ведь у таких как мы проблема скорее не в том, как приспособиться к новому питательному рациону и научиться прятаться от света, а как с такими заморочками выжить среди обычных людей, не вызывая косых взглядов и желания тебя прикончить. Вот Рутра и объяснял вашему отцу Жоффруа и его сынишке, что по чем. Какое-то время они жили в доме Марты, потом съехали. А спустя пару месяцев выяснилось, что отец Пейн все-таки напал на их след. Помнишь статью о том, как сгорели заживо мужик с сыном? Вот-вот...
– Не знал.
– А если бы узнал, пожалел бы? – Ульяна глянула мне в глаза. – Или помог бы магистру воткнуть осиновый кол в своего перекинувшегося коллегу?
Я промолчал. Ответ был очевиден: тогда бы – непременно. А вот сейчас...
– Ну а дальше, как ты понимаешь, начинается моя история, – сказала Ульяна. – Интересно?
– Еще бы!
ИСТОРИЯ УЛЬЯНЫ
Перерождение
«Я очнулась. Открыв глаза, увидела серый шифер потолка. Сообразила: похоже, сарай. Во многих местах на стенах сияли яркие полоски – сквозь щели между досок пробивался дневной свет. Поднявшись с полуистлевшей соломы, осмотрелась. Меня окружал какой-то хлам: разломанная мебель, оконные рамы без стекол, ведра, канистры, тряпки, стопки старых газет и прочая дрянь. Небось домовитые хозяева годами стаскивали сюда любую рухлядь, какая попадалась им на глаза на свалках – вдруг в хозяйстве пригодиться? Дверь была слегка приоткрыта, видимо, так я сюда и попала. Оставался вопрос: зачем? Во все еще раскалывающейся от боли башке последнее смутное воспоминание – пронзительное жжение в груди и Мун, обернутый в тряпье, склонившейся надо мной... Охотники!
Я с ужасом вскочила на ноги. Но тут же успокоилась: даже если это и было, то давно – будто в другой жизни. А между нею и настоящим моментом – вереница каких-то полубредовых вспышек, обрывков сознания: ночные улицы, дома, деревья, фонари, лица... Я на кого-то напала? Убила?.. Впрочем, не была уверена.
В груди болело. Ощупав одежду в районе сердца, обнаружила дыру в корке запекшийся крови. А за ней еще одну – в моем теле. Палец на две фаланги вошел в начавшую заживать рану. Арбалетная стрела! Точно в сердце! Но как я выжила?..
И вдруг поняла, как. Во-первых, припомнила рассказы Муна о том, как это произошло с ним, а во-вторых, несмотря на полумрак подвала, я отлично все видела, словно кошка. Неужели я теперь стала как он? Чтобы появилось еще и «в-третьих», я вспомнила о том, что вампиры обладают сверхчеловеческой силой. Подойдя к двери, я размахнулась и со всей силы ударила в нее. Кулак пробил доску, словно альбомный лист, я же взвыла от боли. Силы-то прибавилось, да только б и ума не помешало: я едва не сломала кости! Физиологически ведь я осталась сама собой – хрупкой девчонкой. Да еще и руку, пробившую дверь, обдало таким жалом, будто я сунула ее в кипящий котел – по ту сторону же солнечный день! Я с воплем отскочила в дальний темный угол сарая, едва не обрушив на себя стену хлама. Поскуливая, осмотрела покрасневшую ноющую руку. Закусила губу, чтобы не разрыдаться. Оставалось надеяться, что про быстрое заживление ран у вампиров тоже не миф.
Вдруг снаружи раздались шаги. «Вот же черт! Ну и дура!» – отругала я себя. – Сарай ведь наверняка чей-то, и своей идиотской выходкой я привлекла внимание хозяев». Я успела завалить себя какими-то тряпками, и сама прикинуться ветошью в тот самый миг, когда дверь распахнулась. Я не видела того, кто вошел, лишь слышала. Какой-то человек прошелся по сараю, старчески покряхтел и вышел, захлопнув дверь. Я выдохнула – пронесло. Но зато теперь я на все сто была уверена на счет того, кем я стала.
До темноты сидела тихо. Когда же дыра в двери достаточно потускнела – на улице стемнело, незаметно выбралась из сарая и бросилась домой. Отца, к счастью, там не оказалось. Да только и Муна тоже. Лишь на столе в комнате, в которой он жил, я обнаружила его записки. Прочла последнюю страницу, и сердце мое обмерло:
– Нет!..
Быстро сгущались сумерки, накрывая Красновку покрывалом ночи. На западе догорал закат, и две яркие кровавые полосы рельсов убегали вдаль. Я упала на колени на острые камни железнодорожной насыпи перед опаленными ошметками одежды, взяла в руки холодный пепел. Ветер тут же подхватил его и понес серым облачком, рассыпая по гранитной щебенке. Мун!..
– Ну вот и все, – прошептала я, словно эта пыль погасшей жизни могла услышать крик моей души. «Дерьмовой жизни!..» – так бы, наверное, сказал он. Я в исступлении колотила кулаками холодные камни, проклиная судьбу, вернувшую мне жизнь, но отобравшую его. Мне хотелось, нет, даже не кричать... выть! И крушить этот мир. А ведь он так и не узнал, что я выжила. Что меня спасла его кровь. И та наша единственная ночь...
Потом я долго сидела у железнодорожной насыпи. За моей спиной, гремя вагонами, неслись поезда. Вдали угасала алая полоска заката. Но мне было все равно. «Зачем мне жить, если его нет? – в отчаянии думала я. – Ради чего?»
И вдруг я поняла, для чего судьба дала мне второй шанс. Я встала, вытерла слезы, поднялась на насыпь и бросила взгляд на разгорающийся огнями домов поселок. Там накрывали ужинать, там садились к телевизорам, там целовали детей, там любили и ругались. Мун мертв, а они...
– Я покажу вам, что такое быть настоящим вампиром!
Уж не знаю, совпадение ли или происки судьбы, но в тот момент я вдруг услышала рядом скрежет гравия, равномерный. Шаги! Присев, я вгляделась во мрак и увидела бредущего по железнодорожной насыпи человека. В черном! Это был ты, Слава!
Да-да, именно я тогда гнала тебя по лесу. Твое бегство было бессмысленным, со своими новыми способностями я могла даже не бежать – едва ли не идти рядом. Но я не торопилась нападать. Я наслаждалась местью! Я упивалась твоим страхом, ждала, когда ты упадешь обессиленный, обреченно покоряясь судьбе, станешь молить о пощаде. Вот тогда бы я выступила из мрака и разорвала б тебе глотку. И в этот момент расплаты сполна ощутила бы оргазм справедливости, торжествующего возмездия.
И вот этот момент настал. Ты наконец упал и не стал подниматься, не потому что у тебя не осталось сил бежать, а потому что сдался, смирился, покорился судьбе, был раздавлен неизбежностью. Я же стояла над тобой, торжествуя, как гладиатор над поверженным на арене врагом. И когда я опустилась тебе на грудь, когда занесла клыки для смертельного удара... я вдруг поняла, что не могу этого сделать! Я смотрела на тебя, такого жалкого, стонущего, испуганного, все внутри меня вопило: «Убей! Отомсти! Он – враг!» Но время шло, а я все не решалась пронзить клыками твое горло. Я-то думала, что, став вампиршей, превращусь в хладнокровного убийцу, что человеческие принципы уйдут вместе с прошлой жизнь. И тут только поняла, что по-прежнему остаюсь собой, что изменилось лишь мое тело.
И все-таки я заставила себя вспомнить Муна, представить всю боль, пережитую им за годы скитаний из-за таких, как ты, его глаза и улыбку: не вампира – человека! «Почему эта мразь жива, а его больше нет?» – упрекала я себя, рассматривая твое бледное от ужаса лицо. Вот тогда-то я и переборола себя: схватила тебя за волосы, запрокинула голову, обнажая горло...
И вдруг нечто светлое мелькнуло в ночи и ударило меня в спину. Я кубарем покатилась по земле. Подняв голову, с отчаянием увидела, как ты вскочил и побежал прочь. «Уйдет!» – в панике думала я. Но встать и броситься следом не смогла – нечто тяжелое навалилось на меня, придавливало к земле и не давало подняться, чтобы настигнуть мою жертву. Я вопила, извивалась, а потом все-таки нашла в себе силы сбросить со своей спины того, кто помешал свершиться возмездию.
Оказавшись на ногах, я с ненавистью уставилась на незнакомца, который посмел стать между мной и местью. Это оказался мужчина, на вид лет тридцати или около того, темные взъерошенные волосы, на худощавом лице – бородка подковкой. В ночи ярким пятном белела его светлая куртка.
– Мразь! – Это был не крик, а скорее звериный рык ярости.
– Разве Мун хотел бы этого? – остановил незнакомец мой порыв наброситься на него и впиться клыками теперь уже в его глотку.
– Да кто ты такой? – опешила я от такого заявления.
– Я – Рутра!
Представляешь? Тот самый Рутра! Живая легенда! Прародитель большинства нам подобных! И Муна обратил когда-то именно он. Тот так много рассказывал о Рутре, да с таким восторгом, что я и сама заочно зауважала это легендарное умертвие.
В общем, слово «Рутра» вогнало меня в некоторый ступор. Это-то и спасло тебя. Краем глаза я заметила, как мелькает среди деревьев твой черный силуэт, как ты убегаешь прочь. Я еще могла догнать тебя, хотела броситься следом, но Рутра преградим мне дорогу.
– Пусти! Уйдет же! – завопила я.
Он не шелохнулся, лишь покачал головой.
– Ну Рутра ты, и что с того? Не видишь, я занята? – вскричала я. – Поговорим, когда закончу. Да пусти ты!..
Я толкнула его, и вышло это с невероятной силой – он отлетел, ударившись спиной о дерево. Я же прыгнула вперед и сама поразилась, насколько гигантским оказался этот прыжок – как у тренированного спортсмена. «Вот это да!» – подумала я, еще не успела привыкнуть к способностям, которыми наградила меня моя новая жизнь. Однако Рутра тут же продемонстрировал мне, что я просто ребенок по сравнению с опытным вампиром. Не успела я сделать и пары шагов, он вихрем метнулся ко мне и снова сбил с ног. Я рухнула на спину, он вновь придавил меня к земле.
– Да пусти ты, извращенец! – барахталась я в его объятьях.
Наконец мне удалось извернуться, освободится от хватки. Но, вскочив, я увидела лишь темный лес. И никого!
– Ну вот, ушел! – обреченно прохныкала я. – Все из-за тебя!
Я села у дерева, поджав ноги. Мне стало так горько, что хотелось рыдать. Рутра присел рядом, обнял меня за плечи.
– Поверь мне, я только что спас тебя от непоправимого поступка, – сказал он.
– Откуда ты вообще взялся? – с обидой глянула я на него.
– Пришел за Муном, – ответил тот. – Как только я узнал о том, что Братство Света собралось на охоту в Красновку, сразу же поспешил вслед за ними. Но, как видно, опоздал. Нашел лишь останки у вокзала... Ты, как я понимаю – его творение?
– Да, его! И, если ты не заметил, вообще-то я – девушка, – напомнила я, потирая ушибленные места. – Мог бы и понежнее.
– Что ты собираешься теперь делать? – спросил Рутра, хладнокровно проигнорировав мое замечание.
– Убью их! Всех!
Я встала и медленно поплелась в ту сторону, куда ты убежал.
– Думаешь, Мун бы это одобрил?
– Мун мертв! – Я быстро стерла с лица все-таки набежавшие слезы. А я-то думала, что монстры не плачут... – Ему уже все равно, а вот мне – нет!
– Убийство – не выход, – покачал головой Рутра.
– Для них выход, а для нас нет? – вскричала я. – Пора им показать нашу истинную сущность!
– Какую сущность?
– Убийц!
– С чего ты вяла, что человек, став таким, как мы, обязательно превращается в убийцу? Видимо, неправильные книжки ты в детстве читала.
– И это говорит мне существо, пьющее кровь! – усмехнулась я.
– Миллионы людей едят мясо, но это ведь еще не превращает их в маньяков.
Я окинула Рутру удивленным взглядом: «Неужели вампир способен мыслить такими категориями?» Мое кошачье зрение позволило внимательнее рассмотреть его, несмотря на темноту. Признаться, первое впечатление при виде «живой легенды» разочаровало. Среднего роста, худощавый, с дурацкой бородкой – этакий мефистофилек-ботаник. А моя-то девичья фантазия, когда я слушала рассказы о Рутре, рисовала мне амбала с клыками до земли... Впрочем, какой может получиться амбал из зачитанного интеллигентишки? Ведь, если верить Муну, он стал вампиром из каких-то бредовых научных побуждений.
– Ах да, ты же у нас монстр-пацифист, – усмехнулась я. – Вот только я – иная!
– Конечно. Я видел, как ты никак не могла решиться вцепиться в глотку этому парню. На клыках прицел сбит, убийца?
– Да я бы прикончила его глазом не моргнув, если б ты не помешал, – вскинулась я, чувствуя, как краска разлилась по щекам и со стыдом подумала: насколько хорошо вампиры видят в темноте, чтобы такое заметить?
– А по-моему ты просто жалела его. И правильно делала. Ведь не все они плохие. Многие из них просто не понимают, что творят. Они лишь орудие в руках истинных маньяков.
– Ну да, расскажи это Муну!
– Денис это прекрасно знал, – ответил Рутра. – Знал, что люди способны меняться. Среди нас, например, есть девушка, которая сама когда-то была охотником.
– С удовольствием перегрызла б ей глотку, если бы встретила!
– Ну, по части перегрызть глотку – сомневаюсь, что тебе это позволят. А вот что касается встретиться... У тебя есть такая возможность.
Я удивленно подняла на него глаза.
– Разве у тебя остались какие-то дела в поселке? – спросил Рутра. – Если не считать кровавых разборок в стиле триллеров.
Я задумалась. А ведь действительно, что мне теперь тут делать? Вернуться к отцу и сказать: «Здравствуй, папа! Не удивляйся, твоя дочка теперь не спит по ночам, сгорает на свету и пьет человеческую кровь!..» И после этого инфаркт предку гарантирован. Уж лучше без вести пропасть! Школа, друзья, дом... Я вдруг осознала, что прежней жизни для меня уже не будет.
– У тебя есть какие-то предложения? – спросила я.
– Да, отправиться со мной. Есть место, где можно отсидеться таким, как мы. Хотя бы первое время, пока привыкнешь.
Вау! В живую увидеть настоящее логово вампиров!.. Ну а с охотниками поквитаться еще успею.
– Окей, – кивнула я. – Веди!
Рутра было шагнул ко мне, но вдруг остановился, пристально глянул мне в глаза.
– Только обещай на какое-то время зарыть свой топор войны. Не подставляй нас! Мы в Погорске и так, как говориться, ходим по тонкому льду. Обещаешь?
«Вампиры что, умеют читать мысли?» – с досадой подумала я.
– Обещаю никого не трогать, – и тихо добавила: – По крайней мере, пока...
Ответ ему явно не понравился. Все же, покачав головой, Рутра сказал:
– Ладно. Там видно будет.
И вдруг обхватил мою талию своими ручищами.
– Расслабься и не бойся! – ответил он на мой возмущенный взгляд. А в следующий миг земля ушла у меня из-под ног и мир словно перевернулся. Я впервые узнала, что такое полет...
Вид логова вампиров разочаровал. Я-то ожидала увидеть какой-нибудь мрачный одинокий особняк на утесе, замшелое заваленное гробами подземелье или наоборот какой-нибудь бункер, заставленный сверхсовременными компьютерами, микроскопами и пробирками... но ни как ни маленький частный домик в частном секторе. Мы вошли во двор. Собаки не было. Рутра костяшками пальцев постучал в закрытые ставни, выбив, видимо, условный ритм. Дверь приоткрылась. Через темные сени мы прошли во вполне обычную квартирку: пара спален с кроватями и коврами на стерах, гостиная с диваном, телевизором и сервантом, кухня со столом, холодильником и газовой плитой. Это скорее уж логово среднестатистического гражданина, но ни как ни грозных ночных тварей. Паренек, открывший нам дверь, также походил на обывателя: на вид лет двадцать, среднего роста, соломенные волосы коротко подстрижены, не урод и не красавец – лицо простое, гладко выбритое. Он был в тапочках на босу ногу, трениках с пузырями на коленках и в белой кое-где рваной и засаленной майке. Образ, явно далекий от киношного.
– Нашел? – спросил он.
Рутра вздохнул, покачал головой. Парень печально опустил голову.
– Значит, опоздал...
Рутра подошел к торчащему на полу металлическому кольцу, потянул за него, распахнув люк. Ах, ну да! Снаружи – это лишь маскировка! Вот где скрыто настоящее убежище вампиров!
Однако, когда мы спустились вниз, я увидела нечто вроде погреба. Разве что, несколько большого размера, чем тот, в котором хранят картошку. Серые бетонные стены, грубо сколоченный стол и несколько табуреток, пара железных кроватей, да свисающая с потолка запыленная лампочка без плафона. В одной стене я заметила небольшой проход, а за ним – стол, заваленный книгами, тетрадями и какими-то приборами.
– Познакомься, это – Ульяна, – сказал Рутра.
Только теперь я заметила, что в углу у стола сидит черноволосая девушка в домашнем красном халате. Она повернулась, и взгляд мой упал на золотой крестик у нее на груди. Реакция моя оказалась молниеносной. Я метнулась вперед, и моя ладонь сомкнулась на ее шее. Та захрипела, придавленная к стене.
– Ты же обещала! – вскричал Рутра, пытаясь оттащить меня.
– Это ведь она, да? – Я почувствовала, как мои ногти трансформируются, превращаясь в когти. На шее девушки выступила кровь. – Это та самая? Из Братства Света, так?
Я подцепила когтистым мизинцем свободной руки цепочку с золотым крестиком:
– Конечно же она! Кто же еще станет тут носить такое?
Девушка, стиснув от боли губы, молча смотрела мне в глаза. Признаться, меня тогда впечатлило ее самообладание.
И вдруг рядом со мной оказался парень, тот самый, который открыл нам дверь. Его ладонь сдавила мое запястье подобно тискам.
– Отпусти мою жену! Сейчас же! – произнес он, да таким жестким тоном, что я поняла – а паренек-то, несмотря на прикид алкаша и незамысловатую физиономию, не так прост, каким кажется на первый взгляд. При этом рука его продолжала сжимать мою, с нечеловеческой силой!
– Жену? – поразилась я. – Ты же...
– Да, он один из нас, – кивнул Рутра. – Это – Шут.
– Шут, – повторила я, припоминая. – Друг Муна!
Я тут же разжала пальцы и отступила.
– Больше так не делай, – Шут нежно обнял жену, осмотрел ее шею. – Ты у нас в гостях, не забывай об этом. А если что-то не нравится, можешь валить куда хочешь и бомжевать, как многие ниши.
Поджав губы от обиды, я мгновенно повернулась к лестнице и в два прыжка оказалась наверху.
Рутра догнал меня на улице.
– Куда собралась?
– Не важно!
Идти мне было, конечно же, некуда. Однако когда верх берет самолюбие, мы не думаем о последствиях. Они настигают нас потом, когда амбиции отступают и остается безысходность и понимание, что можно было и по-другому.
– Пойми, далеко не каждому дается такой шанс, – сказал он. – Большинство из нас постигают школу жизни на собственной шкуре. Перекинувшись, они не знают, как себя вести, где прятаться, как добывать пропитание. Больше скажу, далеко не каждый переживает свой первый в новой жизни рассвет. Тебе повезло, что на твоем пути повстречался я и эта парочка.
– Но ведь она же из охотников! – в отчаянии вскричала я. – Эти фанатики убили Муна! И как Шут может жить с нею? А ведь Мун считал его другом!
– Люди, бывает, меняют свои убеждения, – заметил Рутра. – Вспомни того же Дениса. Он тебе рассказывал о том, каким был поначалу, сразу после того, как преобразился?
Я промолчала.
– По глазам вижу, что рассказывал.
Еще бы! Я даже представить не могу, скольких он убил...
– Но потом-то он изменился, – продолжал Рутра. – Он не хотел быть таким. Не хотел вечно оставаться убийцей. Убеждения – не клеймо. Сегодня ты веришь в незыблемость своих принципов, а завтра поражаешься, насколько вчерашние твои идеалы были ложны или наивны. Со временем любые убеждения могут рассыпаться в прах о логику, когда включается разум.
Я все еще колебалась. Рутра взял меня за руку.
– Не торопись. Сбежать можно, а вот вернуться не всегда.
Я все же позволила усадить себя на ступеньки крыльца. Он опустился рядом.
– Как она попала к вам?
– Эту девушку зовут Марта. Ей было пятнадцать, когда она пришла в Орден. Увидела бы ты ее тогда, ни за что б не узнала. Это была мрачная нелюдимая девчонка, вся в черном, с агрессивным макияжем, которая с детства обожала книжки про всякую нечисть. Именно с такой Мартой я познакомился когда-то. Вот и представь, каково такому подросту было встретить в жизни настоящих «борцов со злом»! Да еще и готовых принять ее в свои ряды. Да только Марта тогда и подумать не могла, в какие жуткие дела вовлекут ее эти «борцы». Зато те события изменили ее, и после, пару лет спустя, я увидел совершенно иную Марту.
– Мун рассказывал, что они с Шутом скитались вместе больше года, а потом тот ушел. Объяснил, что хочет жить нормально, как человек. Выходит, ушел к ней?
– Шут и Марта познакомились около трех лет назад. Он влюбился, едва только ее увидел. Правда, тогда он не знал, кто она такая, не знал, что она подослана Орденом, принял ее за свою. Но после трагедии, которая произошла на погорских карьерах, Марта поняла истинную сущность Братства Света и покинула Орден. Если интересны подробности, лучше расспроси ее саму... Они не виделись с Шутом больше года, а потом случайно встретились. Конечно же, она прекрасно знала, кто он такой. Быть может, ею даже двигали чувство вины и желание исправить прошлые ошибки. Шут же понял, что, несмотря на все пережитое, еще неравнодушен к бывшей охотнице. Так или иначе, с той поры они вместе. Вот, даже купили этот домик – родители Марты помогли. Свили себе семейное гнездышко подальше от людских глаз.
– Хочешь сказать, она по-прежнему человек? – удивилась я. – Она не стала вампиром?
– Не люблю это слово, – скривился Рутра. – Я предпочитаю говорить «изменившийся». Но да, она осталась прежней. Меняться или нет – личное дело каждого. В этом-то и суть. Союз Шута и Марты – пример того, как нам подобные могут мирно сосуществовать с обычными людьми.
– И что она теперь о нас думает?
– Считает, что неважно, кто ты. Что все мы – творения божие.
– Христианка, – фыркнула я.
– Тебя это смущает? Марта разочаровалась в Ордене, а вовсе не в своей вере.
– Не понимаю, как можно на полном серьезе верить в то, что на облачке сидит какой-то дедушка и раздает кому тумаки, кому халяву?
– Ну, верить можно во все что угодно, – пожал плечами Рутра. – Главное – чем подкреплена твоя вера. К примеру, есть факт – когда-то давным-давно на нашей планете развилась жизнь. Одни верят, что виной всему эволюция, другие – что Землю заселили пришельцы, а иные – что все создал некий демиург, Бог. Спорить об этом бесполезно, подтвердить или опровергнуть эти версии могут лишь факты и доказательства. Не удивлюсь, что правда как всегда окажется где-то посередине.
– Но ведь дедушка на облачке – полнейший бред. Тысячи лет назад какие-то древние чуваки придумали сказку, а в наши дни миллионы идиотов до сих пор в нее верят. Античное фэнтези!
– Сказало существо, которое большинство людей считают мифическим, – усмехнулся Рутра. – Вампиры и оборотни тоже, вроде как, сказка. Но сам факт нашего с тобой существования говорит о том, что и сказка может оказаться реальностью. В дедушку на облачке я и сам, как ученый, не очень-то верю. Да только человечество регулярно сталкивается с удивительными вещами, которые не в силах объяснить даже современная наука. Чего уж говорить о мудрецах античности или средневековья. Встретив нечто непонятное, люди дают этому объяснение, основываясь на тех знаниях, которые им доступны. К примеру, ты можешь прочесть в сказках о летающих колесницах. Скажешь, что это – фантазия сказочника. Но кто знает, вдруг каким-то образом в прошлое попал современный вертолет? Или существовала цивилизация, у которой были подобные технологии? И миф тут же станет реальностью. До того, как люди открыли электричество, молнии считались стрелами, метаемыми с небес громовержцами. Термином «бог» человечество пыталось объяснить явления, которые не понимало. Но, к счастью, всегда находились умные люди, которых не устраивало объяснение предков, которые продолжали искать ответы и тем самым двигали человечество вперед. Так что, если и существуют некие силы, которые мы называем богом, будь то какой-то вселенский разум или дедушка на облачке, ученые обязательно в этом разберутся и найдут ответы. И, быть может, когда-нибудь люди станут читать о боге не в святых писаниях, а в учебниках физики, математики, биологии, астрономии... Да и религии подстроятся. Церковь всегда сопротивлялась новым знаниям, а в итоге под них прогибалась. Священники давно признали все достижения науки, за которые когда-то жгли людей на кострах. В наши дни ни один нормальный святой отец не заявит о том, что молнии – стрелы божьи, что Земля плоская и не вращается вокруг солнца, что Вселенная и наша планеты были сотворены всего за неделю. Да что говорить, я сам слышал, как некоторые религиозные деятели даже теорию эволюции пытались подогнать под концепции своей веры. То же касается и нас с тобой. Рано или поздно пройдут времена, когда нас по-средневековому обзывают слугами Дьявола и гоняются за нами с осиновыми кольями. Когда-нибудь за таких, как мы, возьмутся ученые, объяснят природу наших мутаций и назовут нас новым биологическим видом. И, уверяю, как только ученые признают и объяснят природу нашего вида, и для церкви мы перестанем быть слугами сатаны.
– Когда-нибудь – это звучит здорово, – скептически закивала я. – Но мы-то живем сейчас! А пока что эти сумасшедшие пытаются нас перебить.
– Разве ты не ведешь себя точно также? – Рутра взглянул на меня. – Разве ты не пытаешься то же самое сделать с ними?
– Не сравнивай! Я – обороняюсь!
– Разве? Пока что я видел лишь, как ты атакуешь.
– Наношу упреждающий удар, – Я вскочила. – А что ты предлагаешь? Сидеть, сложа руки и ждать, пока они снова явятся с кольями и арбалетами? Я слышала от Муна истории о том, сколько раз нам подобные пытались жить мирно. Да только продолжалось это лишь до тех пор, пока не появлялись эти фанатики в черном. Пока существует Братство Света, никто из нас не может считать себя в безопасности!
– И ты предлагаешь просто их всех убить.
– Они безнаказанно убивают нас. Почему мы не можем ответить тем же? Почему мы не можем проявить свою истинную сущность?
– Опять двадцать пять... – устало всплеснул руками Рутра. – Да с чего ты взяла, что наша истинная сущность – убийцы?
– Мы же вампиры – хищники!
– Человек по природе – один из самых опасных хищников на планете, – возразил Рутра. – Если бы люди рассуждали такими категориями, мы бы до сих пор гонялись друг за другом по лесам с дубинами. Но от хищников-животных нас отличает разум. Потому-то мы и создали государства, законы, а своих хищников запираем в клетки.
– Я уже поняла, что ты – пацифист, – отмахнулась я. – Да только с такими взглядами мы можем вечно прятаться по подвалам и трястись в ожидании, когда же придут охотники.
– Кто сказал, что мы не собираемся с этим ничего делать? Просто, решить проблему – это вовсе не обязательно силой и кровью.
– Ага, скажи еще, что нас должна защищать милиция... – хмыкнула я. Но, встретив серьезный взгляд, поразилась: – Что, серьезно?
– Мы, хоть и отличаемся физиологически от обычных людей, все же тоже являемся частью общества. А в обществе есть закон, который защищает своих граждан.
Я рассмеялась:
– Представляю, как вы заявляетесь в милицию со словами: «Я – вампир, а кучка охотников за привидениями хочет мне вбить в грудь осиновый кол. Спасите, дяденька милиционер!». Психушка гарантирована.
– Мы действительно хотим привлечь к делу блюстителей порядка, но несколько иным способом, – ответил Рутра. – У нас есть план. Его придумала Марта. Именно поэтому они с Шутом полгода назад разыскали меня. И мы сразу приступили к его реализации.
Он встал:
– Но, думаю, тебе это не интересно. У тебя, похоже, свои методы. Ладно, не стану тебя больше задерживать. Хочешь уйти? Иди!
И он стал подниматься на крыльцо. Не спеша. Он ведь знал, что, во-первых, идти мне и правда некуда, а во-вторых, что заинтриговал меня.
– Эй, постой! – окликнула я его. Дурацкое девчачье любопытство! – Ладно, не томи. Давай, рассказывай, что еще за план.
Рутра обернулся на пороге:
– Марта придумала, она и расскажет. Если пообещаешь, что на этот раз все обойдется без рукоприкладства.
– Обещаю, – буркнула я.
– И извинишься.
Я опешила. Настырно опустила голову и закусила губу, чувствуя, как самолюбие засвербело в груди. Ох уж эта гордыня... Однако разум намекнул: ты пришла в чужой дом, набросилась на его хозяйку, которая лично тебе ничего плохого не сделала...
– Хорошо, – тихо ответила я. – Обещаю.
И вошла следом за Рутрой в дом.
План оказался не сложен. Марта предлагала написать в газету серию статей, в которых описать все преступления, совершенные орденом Братство Света. В финальной же статье выдать список убийц и жертв, подкрепить его фактами, доказывающими преступления, а также добавить в конце строчку: «Прошу считать эту статью обращением в прокуратуру».
– Вы по-прежнему остаетесь гражданами своего государства, у вас даже паспорта есть, – объясняла Марта. – Значит, на вас также распространяются все конституционные права страны, в которой вы живете. А убийство гражданина, как известно, карается законом. Если доказать, что Орден занимается самосудом и линчует граждан, каждому из убийц светит тюремный срок.
– Если у вас есть доказательства, почему бы сразу не пойти в милицию и не представить их, вместе со списком этих самых убийц? – спросила я.
– Не все так просто, – покачал головой Рутра. – Похоже, во властях их кто-то прикрывает, причем, кто-то очень могущественный. Не удивлюсь, что весьма влиятельные люди Погорья сами состоят в Ордене. Все дела, связанные с убийствами, замалчиваются и закрываются, а жертвы объявляются пропавшими без вести.
– Именно поэтому нам нужен мощный общественный резонанс, – кивнула Марта. – Серией статей о том, что в Погорье орудует банда маньяков, мы взволнуем народ, вызовем у него страх и негодование. Люди начнут задавать вопросы, почему власти бездействуют. Ясное дело, поначалу администрация и милиция будут заявлять, что все это выдумки, сплетни. Но когда мы приведем доказательства, опубликуем имена погибших, а также списки убийц, и люди поймут, кто на самом деле совершал все эти преступления, уверена, общественность потребуют от властей действий, пересмотреть дела, провести расследование. Тут уж никакие влиятельные люди не помогут, а скорее всего их имена также окажутся в списке.
– В общем-то, план вполне реальный, – согласилась я. – Кто ж будет все это писать? У меня с детства была двойка по сочинениям.
– У Рутры, похоже, сочинения в школе неплохо получались, – успокоила меня Марта. – Он уже начал. Мы уже собрали достаточно материала о преступлениях Ордена и подготовили пару десятков статей. И продолжаем копать: через знакомых просматриваем дела милицейских расследований, общаемся с очевидцами и свидетелями, родственниками погибших. А также выясняем, кто именно из Братства Света участвовал в казнях. Думаю, всего статей будет около тридцати. Если публиковать по одной в неделю, меньше чем через год сможем поквитаться с Орденом.
– Если нужно чем-то помочь, например, отнести статьи в газету – не вопрос, – с готовностью воскликнула я. – Должна же быть и от меня хоть какая-то польза.
И, подумав, тихо добавила:
– Но если ваш план не сработает, обещаю, перебью этих мразей. Всех до единого!
Когда наш тайный вампирский совет, наконец, завершился, я подошла к Рутре.
– Прежде, чем все это начнется, можно тебя кое о чем попросить? Верни меня, пожалуйста, ненадолго обратно в Красновку.
Тот молчал, задумчиво уставившись на меня долгим подозрительным взглядом.
– Понимаю, что ты не такси. Я бы сама слетала, да только не научилась еще. А транспортом слишком долго.
– Мне не сложно домчать тебя куда угодно, – ответил Рутра. – Меня беспокоит другое...
– Ты думаешь, что я, попав туда, устрою там кровавое шоу? – усмехнулась я. – Было бы, конечно, здорово пройти по стопам Муна... Не волнуйся. Я хочу туда вовсе не за тем, чтобы кому-то мстить. Просто вы много говорили о том, что все мы – члены общества и граждане государства с паспортами и прочей чепухой. Мой паспорт остался дома. Хочу забрать.
– Только учти, я буду постоянно рядом, – предупредил Рутра, когда мы вышли на улицу, после чего обхватил меня за талию и оттолкнулся от земли.
«Надо поскорее учиться летать, – подумала я, снова оказавшись на земле. Я закрыла глаза, приходя в себя: от полета меня охватила нехилая эйфория. – Здорово! Не хуже секса. Хм, интересно, а что, если заняться этим прямо в полете?..»
– О чем задумалась? – прервал мои фантазии Рутра.
– О том, как печально навсегда покинуть родной дом, – ответила я, при этом густо покраснев. Сама же про себя хмыкнула: «Ага, век бы больше не появляться в этой клоаке!»
Судя по синеющему небу над головой, время близилось к рассвету. Зато в такой час в поселке – ни души. Нет никого, кто может узнать. Я быстро пошла по знакомой улице в сторону своего дома. Рутра не отставал ни на шаг.
– Черт возьми, – посетовала я, дернув за дверную ручку своего теперь уже бывшего дома. – Об этом я как-то не подумала. Скорее всего, отец запер и лег спать. А ключа с собой нет.
– Что ж, поищем открытые форточки.
К счастью, таковая нашлась, правда, в комнате отца. Рутра положил мне руки на плечи, пространство вокруг дрогнуло, и я с удивлением обнаружила, что мы уже стоим внутри дома. Вот как, значит, Мун проникал в запертые жилища! Интересно, насколько большой должна быть щель?
– Фантастика! – выдохнула я. – Ощущаю себя суперменом! И много еще у нас таких фокусов?
– Достаточно, – шепотом ответил Рутра. – Бери свой паспорт, и пойдем. Нужно не пропустить восход.
Я не шелохнулась. Мой взгляд упал на кровать, где похрапывал отец. «Он ведь еще не знает, что его дочь потеряна навсегда, – с горечью подумала я. – Да и он для меня сейчас вроде бы так близок, а на самом деле далек как никогда». Я протянула руку к его лицу, но Рутра перехватил ее:
– Поверь мне, не стоит.
Я осторожно поправила соскользнувшее с плеча отца одеяло и, едва сдерживая слезы, вышла из комнаты.
Паспорт лежал на полке в моей комнате, где и всегда. Я окинула взглядом знакомые вещи, провела ладонью по стопке школьных тетрадок. Подумать только, еще пару дней назад все это было частью моей жизни. И вдруг в одно мгновение все изменилось – стало прошлым. Я взяла в руки фото в рамке: я, папа и мама, еще живая. «Прощайте! Скоро этот портрет покроется пылью, как и вся моя прошлая жизнь...» Паспорт... Теперь-то я поняла, что дело было даже не в нем, что больше я желала еще хоть разок вернуться сюда. Проститься.
– Ульяна, время! – торопил Рутра, тревожно поглядывая на светлеющее окно.
Я кивнула, вышла из комнаты... Да только все же не удержалась. Вернулась, села за стол, вырвала из тетрадки по алгебре чистый листок, взяла ручку и принялась быстро писать.
– Если я просто исчезну, это разобьет ему сердце, – ответила я на негодующий взгляд Рутры.
«Дорогой папулечка, – писала я. – Прости меня, пожалуйста, но я не могу поступить иначе. Красновка сводит меня с ума, я решила уехать. Навсегда! Куда именно, пока не знаю. Просто отправилась, куда глаза глядят. Школу я, как ты знаешь, в этом году закончила. В любом случае нужно куда-то поступать. Быть может, получится пристроиться на новом месте в какой-нибудь вуз. Как только устрою свою жизнь, обязательно напишу. Не сердись на меня. Быть может, когда-нибудь, свидимся. Прощай. P.S.: Я тебя очень-очень люблю!»
Я оставила записку на кухонном столе. Отец каждое утро завтракает перед работой, в одно и то же время. Так что я даже знала наверняка, когда именно он это прочтет.
– Вот теперь пойдем, и поскорее, – сказала я Рутре, и быстро направилась к окну, чувствуя, что если задержусь еще хоть на мгновение, не смогу уйти.
Мы вернулись в дом Марты и Шута, когда над Погорском заискрились первые солнечные лучи. Меня трясло, я с трудом могла дышать. Не столько от невыносимой утренней жары, сколько из-за рвущихся из глубины души слез...
Ну а дальше потянулись резиной дни, недели, месяцы моей новой жизни. Конечно же, я вовсе не так представляла себе судьбу супермена. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, учитывая, что живешь в городе, полном суперзлодеев, сделать с которыми ничего не можешь. Остается только прятаться. А прятаться приходилось от всего на свете (в буквальном смысле этой фразы). Целыми днями я была вынуждена торчать дома, чтобы не поджариться на солнце. Я возненавидела дни. Невыносимо много часов подряд находиться в помещении, не имея возможности выйти. Вроде бы и не тюрьма – вот дверь, путь свободен, да только то, что за дверью, мгновенно прикончит тебя! И хуже всего осознавать, что все это навсегда. Как дневная тюрьма с пожизненным сроком. Вампиры – ночные твари, дети темноты. Звучит так романтично... Чушь! Оказывается, я понятия не имела, что значит жить только по ночам. Я смотрела на Марту с завистью, как она свободно хлопает входной дверью: туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда... Я же вынуждена сидеть в этой клетке! Хотя, я слишком несправедлива к Марте. Тут уж ей можно отдать должное. Благодаря ей мы могли проводить дни довольно комфортно: в нашем распоряжении был просторный подвал и весь ее дом: окна занавешены, ставни закрыты. Я понимала, что тому же Муну, который скитался по дорогам, приходилось в разы хуже: он проводил дни где получится, часто в грязных подвалах, на заброшенных стройках, в гаражах, а заботиться о нахождении убежища приходилось задолго до рассвета, иначе взойдет солнце и конец. Так что тут уж Рутра прав: Марте от всей нашей вампирской тусы – низкий поклон, респект и уважуха. Но как же это все-таки мучительно – ждать заката!
Остальные не так болезненно относились к дневкам. Шут где-то работал в ночную смену, возвращался под утро, притаскивая литровую банку со свиной или говяжьей кровью, которую покупал на каком-то мясокомбинате. Уж не знаю, чего он там наплел, договариваясь с кем-то из мясников, зато решил вторю нашу проблему, помимо дневного убежища – пропитания. Днем Шут либо высыпался между сменами, либо ворковал со своей женушкой, которая возвращалась с работы к тому времени, как он вставал. Рутра даже днем спал мало, а все остальное время колдовал над колбочками и микроскопом в подвале, проводил какие-то исследования, потому не скучал. Одна я бессмысленно валандалась по дому. Пыталась читать книги – быстро осточертели. Со школы терпеть не могу литературу. С фильмами попроще, да только не будешь же ведь день пялиться на экран? К тому же раз по пять пересмотрела каждый кинофильм, какой смогла обнаружить в доме, даже документалки. Как-то попыталась присоседится к Рутре в его подземной лаборатории. Тот был не против и даже начал мне что-то объяснять. Признаться, с химией и биологией у меня в школе было даже хуже, чем с литературой. Я ни черта не поняла из того, что он сказал. Для меня прозвучало это как: «Бла-бла-бла-бла-бла...» Они бы с моим папашей-медиком общий язык нашли. Тот тоже вне работы в больнице вечно двигал какие-то научные теории и смешивал всякую пакость в пробирках. Вон, даже вампирский феномен Муна пытался изучать.
Но даже когда приходили сумерки, они не давали большей свободы. Иногда мне выпадало счастье сходить в магазин или вынести мусор. Да только даже отправляя меня в столь увлекательное приключение за калитку, Рутра сопровождал это строгими наставлениями: ни с кем не разговаривать, никак не выделяться. Как-то во время похода в магазин я пофлиртовала с каким-то парнем, так наш вампирский предводитель, узнав об этом, прочел мне целую лекцию о мерах безопасности. Во-первых, отец мог подать в розыск и мой портрет оказаться на стендах «Их разыскивает милиция», меня могли узнать. Во-вторых, местные жители, особенно любопытные бабульки, могут заинтересоваться, что это за странная девица поселилась в их районе и натравить на меня блюстителей порядка. И в-третьих, что самое опасное, есть немалый шанс повстречать кого-нибудь из фанатиков Братства Света, которые были на охоте в Красновке и знают меня в лицо. При любом из трех раскладов проблемы возникнут не только у меня, но и у остальных обитателей нашего осточертевшего «вампирского логова». Потому большую часть ночей я, как и днем, тоже приводила в тоске и скуке, сидя во дворе на крылечке, слушая, как дразнит кипящая по ту сторону высокого непроницаемого взглядом забора вечерняя жизнь, как тусуется и орет под гитару песни молодежь, как щебечут о бойфрендах девчонки. Уже только ради этого – чтобы обрести свободу и выбраться из этой дыры – я готова была сделать все, что угодно, лишь бы поскорее разделаться с Орденом.
На этом фронте, кстати, дело по тихой двигалось. Марта в свободное от работы время собирала материалы, Рутра писал статьи. Мне же поручили сыграть роль журналистки. Правда, с публикациями поначалу возникли сложности. Мы-то были уверены, что статьи про маньяков буквально вырвет у нас из рук любая газета. Каково же было удивление, когда этот материал не захотела взять ни одна редакция.
Практически все погорские газеты размещаются в одном здании – десятиэтажном газетном комплексе, совмещенном с типографией. Впервые я пришла туда в пасмурный осенний день под проливным дождем упакованная в длинный белый плащ, в надвинутом до бровей капюшоне, в перчатках и, что особенно странно выглядело со стороны, в темных очках. Шла по улице, прикрывая ладонью нижнюю, открытую часть лица. Конечно, прохожие оглядывались на меня, но лучше прослыть ненормальной, чем заживо сгореть на солнце. Но выбора не было, статьи нужно было доставить в будний день в рабочее время. Позже, кстати, стало попроще, ведь с наступлением холодов пришли ранние сумерки. Да и сотрудники редакции, которая все-таки взяла статьи, обычно засиживались допоздна. Но это было после... Тогда же мне пришлось явиться средь бела дня, под защитой пасмурного неба и дождя, которые спасли от губительного солнца.
Очутившись в газетном комплексе, я, чтобы хотя бы там не выглядеть полной идиоткой, расстегнула плащ, сняла очки и перчатки. Через окна в помещение, конечно, лился горячий свет, но не убийственный, терпимый. Это как на экваторе гулять под палящим солнцем. Хотела привести себя в порядок у висящего в фойе зеркала, да только тут вышел конфуз. При всех наших суперспособностях, есть у нас и недостатки. Например, мы не отражаемся в зеркалах. Уж не знаю, как такое мальчикам-вампирам, но для девочек-вампирок это настоящая мука. Тем более мне не терпелось взглянуть на свой новый имидж. Ведь, как я сказала, был риск, что меня могут узнать, например, какой-нибудь залетный житель Красновки или люди из Братства Света. Потому я, насколько смогла, изменила внешность: наполовину подрезала и обесцветила волосы, перестала использовать тонны косметики, как прежде – лишь слегка подвела глаза, ну и надела очки. Так что невозможность оценить, как все это выглядит со стороны, просто сводила меня с ума. А вдруг у меня тушь потекла? А вдруг под капюшоном прическа испортилась? А вдруг... Однако, когда я заметила, как пялится на меня сидящий на проходной охранник, да еще и распрямил плечи и втянул живот, безо всяких зеркал поняла: «Значит, с внешностью у меня все в поряде», – и, кокетливо улыбнувшись в ответ, королевой прошествовала к лифту.
Начала я с крупнейших газет. Накануне специально обошла киоски и скупила все местные печатные СМИ. И каково же было мое удивление, когда мне вежливо отказали и в главной областной газете – «Погорских ведомостях», и во всех региональных представительствах федеральных, всяких там КП, МК, АиФ и т.п. Аргумент оказался банальным. Им нужны были факты: что, где, когда, кто именно. А как раз этого-то мы решили поначалу не раскрывать. Мои убеждения в том, что мы выдадим все имена и явки в конце серии публикаций редакторов не устроили.
– Без этих данных ваша статья напоминает фантастическую прозу, которой место разве что в «кошмарах», – объясняли мне.
Когда подобные ответы я получила и в менее тиражных газетах, я впала в отчаяние. Оставались только тематические СМИ: мужские, женские, молодежные, рекламные. В них, конечно же, идти не было смысла. В общем, наш план рухнул как карточный дом, а во мне снова стала закипать ярость. «Зря я согласилась на эту аферу с газетами. Уж лучше бы разобралась своими методами!» Мне хотелось немедленно отправиться на охоту и перегрызть парочку глоток. Я решительно направилась к лифту... И вдруг, проходя по коридору, увидела на одной из дверей табличку «Погорские кошмары». В памяти ту же всплыло, что редакторы газет неоднократно с пренебрежением говорили фразу: «Таким статьям, как у вас место разве что в «кошмарах»...» И только теперь я поняла ее смысл.
Я постучала и вошла. Едва увидела редакцию, остолбенела на пороге, придавленная сомнениями. Впрочем, ты сам там был и видел все собственными глазами. Знакомая тебе редактор спросила, по какому я вопросу. Пришлось сказать, что я автор. Она пробежалась глазами по написанному Рутрой тексту, после чего одобрительно кивнула:
– Что ж, неплохо. Нам подходит.
Я же все еще не могла решить, подходят ли они мне. Я рассматривала развешенные на стенде обложки «Кошмаров» с заголовками вроде: «Секс-рабыня распяла извращенца» или «Привидения-людоеды в краеведческом музее» и думала, что мне скажет Рутра, если узнает, через какую газету я решила провернуть их план. С другой стороны, выбора все равно не оставалось. И я решилась. Ну, была ни была!..
– Ты с ума сошла? – вскричал Рутра, когда я принесла ему первый номер «Погорских кошмаров» с нашей статьей. На обложке картинно умирала в пламени костра сексапильная ведьмочка, а заголовок кричал – «Современная инквизиция: погорские фанатики заживо сжигают людей!» – Это же желтуха! Причем, не просто желтуха, а еще и чернуха! Да кто станет это читать?
В общем, было решено, что это первая и последняя наша статья в «Погорских кошмарах». Каково же было наше удивление, когда мы узнали, что «Кошмары» в Погорье не только читают – они пользуются неслыханной популярностью. Тираж в выходных данных оказался вовсе не завышен в угоду рекламодателей – дважды в неделю продавалось около сотни тысяч экземпляров с кровавыми обложками. Это не мало, учитывая, что население областного центра в Погорье всего-то около трех сотен тысяч человек. Более того, когда я через неделю отправилась в редакцию, чтобы сообщить о том, что материалов больше не будет, редактор прямо у порога с улыбкой вручила мне пачку писем. Оказалось, за это время в адрес газеты поступило с десяток откликов на нашу статью. Читатели, большей частью тетушки-пенсионерки, возмущались тем, куда смотрит милиция, когда в области происходит такой беспредел, и требовали найти и покарать негодяев.
– Ты молодец, – похвалила меня редактор. – Очень правдоподобно написано. Столько деталей, такие образы... Я, читая, чуть было сама не поверила.
– Вы думаете, что я все это выдумала? – поразилась я.
– Нет, все это происходило на самом деле, – рассмеялась редактор. Но, перехватив мой недоуменный взгляд, добавила: – Скажи еще, в Погорье и правда орудует шайка маньяков, заживо сжигающая людей. Подобную чепуху потребляют разве что румяные домохозяйки, которые верят во все, что способно хоть ненадолго отвлечь их от любимых утюгов, пылесосов и грязной посуды. Впрочем, если б ни эти самые домохозяйки, нашей газеты бы не существовало. Ах да, вот еще...
Редактор выдвинула ящик стола, вынула пачку купюр, отсчитала несколько. Потом подумала, парочку вернула обратно, а остальное протянула мне:
– Держи. Твой гонорар. В общем, пиши еще и побольше. Будем публиковать.
С той поры каждую неделю я стала приносить в редакцию по статье, описывающей очередную казнь Ордена, а взамен получала пачки писем-отзывов, которые раз от раза становились все толще. Результат нас радовал, ведь именно этого мы и добивались. Да только мы почему-то не подумали, что на статьи могут обратить внимание не только читатели, но и фанатики из Братства Света...
Ночь первая
Когда я увидела тебя, Слава, в редакции «Кошмаров», просто обмерла от неожиданности. Представь себе: открываю дверь кабинета, а передо мной – один из охотников из Братства Света! Ну все, попалась! Едва удержалась, чтобы не натворить глупостей. Причем, мыслей было сразу две: первая – напасть, вторая – бежать. Я с опаской окинула взглядом офис редакции и поняла, что кроме тебя охотников там нет. С одним как-нибудь справлюсь... Зато там были редактор, журналистка, верстальщик и дедушка-фантаст. Представляю их реакцию, если б я прямо на их глазах выпустила когти и клыки и перегрызла тебе глотку. Небось, поняли б, что те страшилки, которые они печатают – не такая уж и фантастика. Впрочем, это было бы последнее, о чем они подумали, ведь мне пришлось бы избавиться от свидетелей...
Все это вихрем пронеслось у меня в голове, пока я растерянно стояла на пороге. И, признаться, меня передернуло от такого возможно исхода... А может, лучше все-таки свалить, пока не поздно?
– О! А вот тот самый автор, которого вы ищите! – между тем, воскликнула редактор, указав на меня.
– Добрый вечер, – Ты с улыбкой шагнул мне навстречу.
Я невольно попятилась. «Это что, уловка или он правда не понимает, кто я такая? – билась в голове паническая мысль. – Впрочем, не станет же он нападать прямо здесь, при всех!.. Или станет? Вдруг я в ловушке, и позади в коридоре затаились другие фанатики?» Между лопаток пробежал озноб от ожидания удара в спину. Я резко повернулась и зашагала прочь по коридору. Но никто не нападал. «А что, если он действительно один и здесь оказался случайно? – лихорадочно соображала я, озираясь. – Что, если он и правда не понял, кто я, не узнал меня? Я ведь изменила внешность. Да и во время тех разборок в Красновке вряд ли охотник присматривался к девчонке, в которую стрелял из арбалета. И в лесу во время погони, когда я преследовала его, было слишком темно, чтобы он разглядел и запомнил мое лицо...»
– Подождите! – Ты выбежал из кабинета следом за мной. – Я лишь хочу поговорить!
– Зато я не хочу с вами разговаривать, – холодно ответила я, краем глаза пытаясь уловить в коридоре постороннее движение.
– Почему? – спросил ты, поставив меня в тупик.
«А ведь действительно: почему? – смутилась я. – Если он и правда не знает, кто я такая, у меня вроде как нет причин посылать его куда подальше».
– Не люблю святош, – брякнула я первое, что взбрело в голову.
– С чего вы взяли, что я... – начал было ты, и тут же опустил глаза. Еще бы – весь в черном и на груди гигантский серебряный крест.
«Сработало!» – обрадовалась я. Мне хотелось поскорее покинуть газетный комплекс, но я вдруг сообразила, что фанатики из Братства Света могут поджидать меня и снаружи, на улице. «Пусть уйдет первым, – решила я. – Если что-то подойдет не так, найду другой выход из здания».
Ты мялся, уставившись мне пониже шеи, разглядывая ни то мою грудь, ни то логотип красновской группы «К.Р.А.Х.» у меня на футболе, которую давным-давно мне подарил в «Норе» Койот.
– Теперь, если позволите, я займусь работой, ради которой сюда пришла, – сказала я и вошла в редакцию. Однако, сообразив, что ты вряд ли просто так отвяжешься, снова распахнула дверь. И, увидев, что ты все еще торчишь посреди коридора, пригрозила: – И если вы продолжите меня преследовать, я вызову с вахты охрану.
Я дождалась, пока за тобой закроются двери лифта, и лишь после этого вернулась в кабинет. Мне же нужно было отдать в печать очередную статью.
– Виктория, чего он хотел-то? – с деланным равнодушием спросила я у редакторши.
Та вкратце пересказала ваш разговор. Конечно же, я решила, что вся эта история о несчастном братце, разыскивающем убийц сестры – выдумка, лишь повод, чтобы выйти на автора статей. «Ага, Орден забеспокоился! Хороший знак, – подумала я. – Раз засуетились, значит и правда жареным запахло». Для меня же теперь стало главной задачей, как выбраться из газетного комплекса.
– Не ушел, – сообщила редактор, выглянув в окно. – У крыльца стоит.
Кто бы сомневался!..
– Кстати, симпатичный, – подмигнула она.
– Да, ничего, – согласилась я, тоже осторожно отодвинув на окне шторку, а сама подумала: «Симпатичный или нет, не важно. Главное – смертельно опасный!»
Я проторчала в редакции больше часа, а ты так и не покинул своего поста. Дольше там оставаться было бы странно, да и время позднее – за окном начинало смеркаться, коллеги из «Кошмаров» засобиралась по домам. Пришлось и мне уходить. Спускаясь в лифте, я прикидывала варианты побега. На первом этаже, в холле, кроме главного выхода оказалось еще четыре двери. Первая – вход в будку охранника, две другие – туалеты, на четвертой висела табличка «Издательство. Посторонним вход воспрещен!» Делать было нечего. Я подошла к стеклянным дверям главного выхода и осторожно выглянула на улицу. Ты все также стоял на крыльце, но других охотников поблизости я не заметила.
«А если он и правда думает, что я всего лишь журналистка? – с надеждой подумала я. – Фанатики же могут даже не подозревать, что статьи носит кто-то из обернувшихся. Если это так... Это же шанс!»
Вот тут-то у меня и созрел коварный план! «Имею же я право хотя бы на одну месть? – спорила я со своей совестью. – Они убили Муна, так почему я не могу забрать одного из них? Кровь за кровь! Да и Рутра все равно не узнает... Ну, была ни была! В крайнем случае, на улице удрать от одного охотника не составит труда. Да и почти стемнело уже».
И, набравшись храбрости, я вышла.
Распахнув дверь, я сделала вид, будто удивилась при виде тебя. Ведь нужно было продолжать игру. К тому же, оставаясь у открытой двери, я имела путь к отступлению, а также саму дверь могла использовать как щит на случай, если в кустах засел стрелок с арбалетом.
– Простите, что снова преследую вас, – торопливо начал ты, шагнув мне навстречу. – Не подумайте ничего плохого...
– Признаться, это я должна извиниться, что так грубо вас послала, – изобразив виноватую улыбку, ответила я. – Редактор рассказала мне о вашей сестре. Я ведь не знала. Думала, что вы один из тех придурков, что осаждают газеты. Сами же видели, какой тематики наше издание. Даже не представляете, сколько параноиков туда звонят и пишут.
– Значит, вы понимаете, насколько для меня важно выяснить, откуда у вас эта информация, – с жаром воскликнул ты, схватив меня за руку.
Я едва не залепила тебе кулаком в лицо от неожиданности. Взгляд при этом скользнул по темным кустам – никого. Я уже поняла, что у тебя в руке нет ни осинового кола, ни какого-нибудь серебряного стилета, и постаралась расслабиться, взять себя в руки. И обрадовалась, что ты, заметив, как я отпрянула, тут же отдернул руку.
– У меня некоторые предубеждения к религии, – Нужно ж было как-то объяснить свое странное поведение. Вот я и решила держаться уже начатой религиозной темы. – Ничего личного.
Я прикинула, как бы осуществить свой план. Моей задачей было заманить тебя в какое-нибудь темное укромное местечко, а уже там прикончить. Я знала, что неподалеку есть общежития университета и путь к ним лежит через загаженный сквер, такой дремучий, что больше похож на дикий лес. То, что нужно! Вот и пришлось, когда ты спросил о том, чем я занимаюсь, ответить, что я студентка журфака и живу в общаге неподалеку. Правда, понятия не имела, есть ли в том университете факультет журналистики. Как потом оказалось, такого там нет. Да только и ты об этом не знал.
– Давайте, провожу вас до общежития, – как я и рассчитывала, предложил ты. – По пути и поговорим.
Ты начал расспрашивать меня о том, откуда у меня материалы. Ясное дело, истинный источник я раскрыть не могла, да только и достаточно правдоподобной легенды придумать не успела. Пришлось ответить, что журналистская этика не позволяет мне раскрывать осведомителей, к тому же я еще не убедилась, действительно ли тебе можно доверять. Вдруг ты религиозный фанатик, решивший по личным причинам поквитаться с моим осведомителем?
– Чем вам священники-то не угодили? – спросил ты. Ну и понеслось...
Разговор о религии лишь распалил во мне ярость. Ты вещал о том, что вера должна нести свет и любовь. Я же думала: «Ага, да только почему-то это свет от костров, на которых вы заживо поджариваете тех, кого не любите». Пока ты распылялся своими пламенными проповедями, я что-то отвечала, сама же поглядывала по сторонам, с удовлетворением отмечая, насколько далеко мы углубились в чащу дремучего городского леса. Даже не представляешь, какая смертельная опасность тебе тогда грозила. Второй раз ты был в моих руках и снова на волоске от гибели. Я лишь искала подходящий момент. На твое счастье на пути у нас постоянно встречались какие-то люди. Я выжидала, когда же мы, наконец, останемся одни. И рано или поздно такой момент бы наступил. Но знаешь, что тебя спасло? Нет, вовсе не моя жалось, а наоборот, желание еще более изысканной кары. У нас зашла речь о казнях еретиков, и ты заявил, что порой нет иного выхода вернуть еретика на путь истинный, кроме как очистить его костром.
«Еретиков любите казнить? – внутренне вскипела я. – Что ж, тогда сам испытай, каково это, когда тебя сжигают заживо!»
И тогда я решила провести нечто вроде обряда мести. Я захотела, чтобы ты испытал то же самое, что и Мун, когда сгорал на рассвете. Причем, мне захотелось казнить тебя именно там – на железнодорожной насыпи, где умер Денис. Вопрос заключался лишь в том, как тебя туда заманить.
– Хорошо, кое в чем я смогу вам помочь, – сказала я, когда мы подошли к общежитию. И давай сочинять на ходу: – Эти материалы я добываю не сама. Мне их приносят. Однажды на вахте в общежитии меня окликнул охранник, спросил: «Девушка, вы ведь с журфака?» Я ответила, что да...
Ну и далее в том же духе. Продолжение ты знаешь. В конце, как ты помнишь, я пообещала тебе, что расспрошу охранника, что за чувак таскает мне эти писульки, ну и сообщу, если чего-нибудь узнаю. Тем самым я, во-первых, поймала тебя на крючок, а во-вторых, выиграла время, чтобы получше продумать план своего возмездия. Кстати, помнишь, как я тогда сказала о том, что на зло нужно отвечать злом, и пусть постигнет заслуженная кара того ублюдка, который заживо сжигает людей? Ты ведь тогда и подумать не мог, что я имею ввиду тебя, твоих дружков и вашего благодетеля – отца Пейна!
В общем, мы договорились созвониться, и пришла пора прощаться. Но тут возникла загвоздка: ты ведь, типа, проводил меня домой!
– Ну все, пока! – сказала я. – До встречи!
– До свидания, – ответил ты, но продолжал стоять.
Мне ничего не оставалось, как войти в общежитие.
– Девушка, вы чего-то хотели? – спросил охранник на вахте, заметив, что я мнусь у дверей.
– У меня тут знакомая учится, – соврала я.
– В какой секции живет?
Я растеряно пожала плечами. Откуда ж я знаю, где живет моя только что выдуманная подруга?
– Так давайте я вам подскажу, – Охранник распахнул журнал. – Как фамилия студентки?
Я замялась, глянула в окошко, надеясь, что ты убрался. Ни тут-то было! Ты какого-то рожна отошел в сторону и стал словно истукан прямо напротив дверей общаги. И, похоже, в ближайшее время уходить не собирался.
– Так что с фамилией-то? – напомнил охранник.
– Извините, я фамилию не знаю, – Я принялась довольно бессвязно тупить: – Она моя дальняя родственница. Знаю только имя. Мне сказали, что она вот-вот вернется из университета. Можно я ее тут на вахте подожду?
К счастью, охранник равнодушно пожал плечами, мол, ждите, коли хотите.
Прошло минут двадцать, а ты по-прежнему стоял перед дверью с мечтательной физиономией. Охранник снова начал недоверчиво коситься на меня. Видимо, учеба давно закончилась, а моя вымышленная подруга все не появлялась. Я стала прикидывать, как можно незаметно выскользнуть из общаги и проскочить мимо тебя. Быть может, выйти в толпе студентов? Да уж, сейчас не помешали бы способности Рутры, который умеет летать...
И вдруг дверь общежития распахнулась, и в холл вошла та, кого я уж ну никак не ожидала тут встретить. Да к тому же это был, пожалуй, последний человек, которого я хотела бы видеть.
– О, Ульянка!
Я резко развернулась на голос. И обмерла.
– Таня? Котова?
Да-да, та самая стерва из-за которой погиб Денис Мун! И, что меня злило еще больше, именно эту гадину, а ни меня любил он в момент своей смерти.
– Ты-то что тут делаешь? – воскликнула Таня. – Поступать собираешься?
– Да вот подумываю, – уклончиво ответила я. И тихо добавила, так, чтобы охранник не слышал: – А ты что, живешь в этой общаге?
– Ага. Ты торопишься? Может, зайдешь ко мне, поболтаем?
Болтать с Таней Котовой у меня не было ни малейшего желания. Особенно из-за того, что я знала, о ком пойдет разговор, и что это лишь еще больше разбередит мою еще свежую рану. Я с надеждой выглянула в окно. «Каково черта этот святоша столько времени там торчит?» В общем, мне пришлось согласиться и отправиться в гости к Тане.
– Расскажешь, куда ты пропала? – спросила та, когда мы сидели за столом у нее в комнате на четвертом этаже и попивали чай. – Там твой отец с ума сходит, пол Красновки на уши поставил.
У меня сдавило сердце, но я не стала интересоваться, как он – чтобы избежать лишних расспросов.
– Мне нужно было уехать, – ответила я.
– С Денисом?
Я так и раскрыла рот от удивления: она что, не знает или прикидывается?
– Да, с ним, – Я просто не нашлась, что еще сказать.
– И как он?
Я почувствовала, как ярость закипает в груди. Мне хотелось схватить эту стерву за патлы, разорвать зубами глотку, а когда она завизжит, захлебываясь в собственной крови, прокричать в ее бесстыжие глаза: «Ты спрашиваешь, как он? Он мертв! Мертв по твоей вине, сука!» В тот момент я даже твердо решила следующим же вечером вернуться к общаге, подстеречь и прикончить эту тварь. Хотя, теперь-то понимаю, что во мне верховодила лишь ревность. На самом деле вины ее в смерти Дениса нет. Как еще могла поступить девчонка, внезапно узнавшая, что ее дружок – маньяк-убийца? Да не просто маньяк – кровосос! А еще я спрашиваю себя: если бы Мун покончил с собой не из-за нее, а из-за меня мне было бы легче? А если бы выжил, но остался с ней? Увы, все мы эгоисты, когда дело касается любви.
– Ну так Денис, он как, в порядке? – словно издеваясь повторила Таня.
– Я его давно не видела, – Я отвернулась, чтобы не выдать чувств.
– Надеюсь, у него все хорошо, – вздохнула она. И прибавила задумчиво: – Странная была история...
Я увидела, что Таня пристально смотрит на меня, а губы ее дрожат, словно она никак не может решиться спросить. Ясное дело, о чем. Она – один из тех, кто неожиданно узнал, что сказки оживают и мифические чудовища существуют. Хочет знать, сколько правды в той истории, не почудилось ли ей, когда она не увидела отражения Дениса в зеркале. Меня же так и подмывало показать клыки и прохрипеть демоническим голосом: «Да, все так и есть! Мы – существуем!», чтобы у нее от ужаса потекло из-под юбки. Конечно же, сдержалась. Вместо этого, я подошла к окну, выглянула и, заметив у входа общежития темную фигуру, едва не крикнула в форточку: «Да исчезни же ты, наконец!» Однако ты не исчезал, а потому мне пришлось и дальше терпеть Таню.
– Танюш, мы с Денисом давно расстались, – пресекла я ее дальнейшие расспросы. – Так что, давай не будем о нем. Он жив-здоров, о тебе не вспоминает. Расскажи лучше о Красновке. Как там тусовка?
И Таня принялась трепаться обо всех красновских сплетнях. Я слушала в полуха, даже когда звучали клички друзей: Койот, Рыжий, Алекс, Хиросима... Все это теперь казалось каким-то далеким, словно из параллельного мира, из другой жизни. В новой реальности же у меня иных забот хватало: я продумывала план, как убить человека.
Мы проболтали с Таней до одиннадцати вечера, пока не закрыли общагу. Тут уж волей-неволей пришлось выходить на улицу. Открывая дверь, я прикидывала, как проскочу мимо тебя, если еще не окончился твой столбняк. Но, к счастью, к тому времени ты уже покинул свой дурацкий пост, и я наконец смогла пойти домой.
Ночь вторая
Всю ночь и следующий день я продумывала план казни «святоши из Братства», как я тебя называла. Передо мной стояла непростая задача каким-то образом заманить тебя в Красновку, ну а потом, на месте смерти Муна, привести мой личный приговор в исполнение. Вот только как это сделать? Я долго ломала голову и к вечеру разработала, как мне показалось, идеальный сценарий. Правда, возникла загвоздка: для его осуществления мне нужен был помощник, иначе выходило, что я должна оказываться в двух местах одновременно. Да только, ясень пень, сообщника в этом деле мне было не найти. Никого из обитателей нашего «вампирского логова» я не посвятила в свои коварные замыслы. Если бы они узнали, не просто б не одобрили – помешали.
«Пацифисты хреновы! – возмущалась я. – Тоже мне, кровожадные вампиры! Ничего, справлюсь как-нибудь сама...»
Так что мне предстояло сыграть роль разом как журналистки, так и ее информатора. Для последнего нужен был подходящий сценический костюм, да такой, чтобы я походила в нем на парня, а также скрывающий мое лицо. Порывшись в шмотках Шута, пока тот отсыпался после смены, я раздобыла черные брюки и синюю джинсовую куртку. Но как спрятать лицо? Не найдя ничего подходящего у Шута, я подумывала уже сбегать в магазин одежды и прикупить что-нибудь подходящее. Но днем, если верить синоптикам, беспощадно палило солнце с безоблачного неба, а к ночи магазины закрывались. И тут я догадалась заглянуть в гардероб Марты. Девочка когда-то косила под готов и у нее сохранилась уйма вещей с той поры: черные балахоны, платья да плащи. Там нашелся подходящий балахон с капюшоном. Нарядившись во все это, я машинально подошла к зеркалу, чтобы оценить, насколько я похожа на пацана, да чуть не разбила его в ярости, не увидев своего отражения.
«Ну что за дурацкая особенность! – прохныкала я. – Как вообще такое возможно – не отражаться в зеркалах?»
У Рутры, кстати, есть на этот счет какие-то мыслишки, но я нихрена не поняла из его объяснений.
В общем, оставалось надеяться, что парень из меня получился не хуже, чем студентка-журналистка. Теперь нужно было дождаться сумерек, позвонить тебе, чтобы ты пришел к общаге, явиться туда в мальчуковых шмотках и, когда ты меня окликнешь, унести от тебя ноги, по пути выронив билет до Красновки. Я была уверена, что ты, обнаружив такую улику, сам тут же рванешь в нужный мне поселок. Я, конечно же, последовала бы за тобой помочь в «розыске информатора», а на самом деле, чтобы отправить тебя на тот свет. Проще некуда! По крайней мере, я так думала...
Мой план начал трещать по швам уже с того момента, как я попыталась до тебя дозвониться. Наступил вечер, а ты все не брал трубку.
«Не беда, – думала я, хоть и сгорала от нетерпения поскорее поквитаться с мерзким охотником. – Не выйдет сегодня, проверну все завтра. Я ведь не говорила святоше, по каким именно дням приходит информатор...»
Но ты неожиданно перезвонил сам. Я с сомнением глянула на часы – почти ночь. Быть может, все-таки отложить до завтра? И все же, подумав, решила действовать немедленно и сняла трубку:
– Добрый вечер. Ты все еще хочешь пообщаться с моим информатором? Охранник, сказал, что тот сегодня придет.
Когда ты ответил: «Еду!», я аж запрыгала от радости. Как же сладка бывает месть! И поспешила к выходу.
– Куда собралась? – остановил меня у двери Рутра.
– Прогуляюсь по двору. Осточертело сидеть взаперти.
– А чего довольная такая?
– Анекдот вспомнила.
– Или в самоволку намылилась?
Он вглядывался в меня подозрительным проницательным взглядом, так что я вновь засомневалась: он случаем не обладает еще и способностью читать мысли?
– Обещаю, что за забор – ни ногой! – положа руку на сердце, соврала я.
Рутра отошел в сторону, молча, но с таким видом, словно говорил: «Я слежу за тобой!»
«Гребаная тюрьма с ее тюремщиками! Как же я понимаю Муна: уж лучше быть голодным и бездомным, но на свободе. Сбегу из дома!» – про себя погрозила я, захлопнув за собой входную дверь. Хотя сама прекрасно понимала, что: во-первых, меня тут никто не держит, а во-вторых, и без того могут выставить за порог, если узнают о моих делишках.
Прихватив в сенях заранее припрятанный пакет с вещами, я ушла поглубже в сад. Пока перекидывалась в парня, зазвонил телефон.
– На месте, – сообщил ты.
Как, уже?!..
– Отлично! – ответила я, прижимая плечом телефон к уху и пытаясь попасть ногой в штанину. – Он еще не приходил, сижу у проходной, жду. Так что ты там, на улице, смотри в оба. Не проворонь! Я дам знать, как он появится.
Я не ожидала, что ты так скоро окажешься у общаги. Надо торопиться! Я поспешно натянула брюки прямо поверх короткой юбки, балахон и джинсовку – поверх футболки. Шут повыше и пошире в плечах, пришлось подкатить рукава и штанины. Покончив с переодеванием, я схватила сумку и со всех ног бросилась к общежитию. Бежать пришлось чуть ли ни через полгорода. «Как же вы летаете? – сетовала я, поглядывая на часы. – Ох как бы мне пригодилась сейчас эта способность!»
Я взмокла, пока добежала до общаги. За полквартала от нее остановилась, отдышалась, накинула капюшон и пошла. Я еще издали заметила тебя у входа. Бросив сумку в кусты, стараясь не глядеть в твою сторону, чтобы ты ненароком не увидел лица, зашагала к двери, скрестив в кармане пальцы: только б не узнал! Я прошла буквально в метре от тебя и благополучно проникла внутрь общежития. Получилось! Остановившись у вахты, я сбросила капюшон... и остолбенела. Около охранника стоял мой отец!
– Пожалуйста, посмотрите еще раз! Ее зовут Ульяна. Ульяна Боренко, – просил он, даже не глянув в мою сторону.
– Говорю же вам, нет у нас такой студентки, – устало отвечал охранник. – Вот список. Посмотрите сами.
Я поспешно снова скрыла лицо и отошла в сторону. Осторожно выглядывая из-под капюшона, я наблюдала, как мой папаша, теребя в руках шляпу, внимательно изучает список.
– Но ее подружка сказала, что она поступает в этот университет, – растерянно сказал он.
«Танька, трепло хреново! Дня не прошло, как уже проболталась! Небось, уже весь поселок знает! – Я нервно посмотрела время на телефоне. – Что делать-то?»
– Быть может, ее не внесли в список? – настаивал отец.
– Исключено, – вздохнул охранник. – Извините, но не могу вам помочь. Общежитие закрывается... – И окликнул меня: – Вам что-то нужно?
Черт возьми! Если отвечу, отец сразу узнает меня по голосу! Так что я молчала, надвинув на лицо капюшон до самого носа.
– Вы немой? – рявкнул охранник. – Общежитие закрывается! Вы чего-то хотели?
– Да, – сказала я, стараясь изменить голос.
Отец резко оглянулся, видимо, у меня получилось не очень, подозрительно глянул на меня. Я опустила голову: «Только бы не подошел! Только бы...»
К счастью, отец решил, что ему послышалось.
– Ладно, – наконец сдался он. – Завтра позвоню в университет. Может, там подскажут.
Я отвернулась, когда он проходил мимо меня, и вздохнула с облегчением, когда за отцом захлопнулась дверь.
– Молодой человек, я к вам обращаюсь! – прорычал охранник, этой фразой окончательно развеяв мои сомнения на счет того, похожа ли я со стороны на парня или нет.
– Да, я хотела подружку повидать, – ответила я первое, что пришло в голову.
– О, так ты – девчонка! – удивился охранник, услышав мой голос. – Который час знаешь? Начало двенадцатого! Время приема окончено. Приходи завтра.
– Ну пожалуйста! – стала я тянуть время, опасаясь, что, если выйду прямо сейчас, рискую нос к носу столкнуться с отцом. – Ее зовут Таня. Таня Котова. Всего на пять минут!
– Я сказал нет! – Охранник угрожающе вышел из своей будки. – Есть правила. Общежитие закрывается. Покиньте, пожалуйста помещение!
И указал на дверь с таким видом, словно еще секунда и он вышвырнет меня силой.
– Хорошо, ухожу.
Я не спеша направилась к выходу, по пути достав телефон.
– Слава, ты там? – шепнула я. – Похоже, он здесь! Сейчас выйдет! На нем синяя джинсовка!..
– На улице будешь трепаться по телефону! – рявкнул охранник.
Я снова спрятала лицо под капюшон, шагнула за порог и, заметив тебя, быстро пошла по дорожке в сторону сквера.
– Эй, парень!.. – услышала я твой окрик, слегка обернулась и побежала.
Маршрут побега я продумала заранее. За сквером справа начинались гаражи. В том, что мне удастся добежать до них, я не сомневалась – мои новые упыриные способности намного увеличили мою скорость. Еще прошлой ночью, когда я обследовала местность, узнала, что гаражный массив заканчивается тупиком – забором, который мне не стоило труда перемахнуть. Около забора я собиралась «нечаянно» выронить билет и, как говориться, быть таковой.
В общем, я помчалась как спринтер. На бегу оглянулась: не сильно ли ты отстал? Каково же было мое удивление, когда я увидела, что ты едва ли не дышишь мне в затылок. Я-то думала, что с моими способностями мне придется слегка притормаживать, чтобы ты не шибко отставал, ведь мне нужно было, чтоб ты видел, как я брошу билет. Ну и горазд же ты бегать! Все же мне удалось достичь гаражей. Добежав до забора, я уже собиралась перелезть через него, выбросив билет... как вдруг поняла, что тебя позади нет!
«Ну вот, все-таки отстал! – с сожалением вздохнула я, остановившись и сетуя, что не рассчитала силы – нужно было убегать помедленнее. – И что теперь делать? Подождать? А если он не видел, как я забежала в гаражи?..»
Я осторожно пошла обратно, готовая в любой момент дать деру, если ты появишься. И ты появился! Но я никак не ожидала, что это случиться сверху!
Ты рухнул на меня, словно коршун с небес и вцепился в куртку.
– Погоди, – задыхаясь после быстрого бега, прохрипел ты. – Я хочу только поговорить! Обещаю, что...
Я наклонилась, еще больше натянув на лицо капюшон. «Вот сейчас он его сорвет с меня, увидит лицо, – билось в голове, – и тогда все, конец!..» И я поступила так, как поступают девчонки, когда на них нападает насильник. Размахнулась и, что было мочи, треснула локтем в пах. Ты охнул и согнулся, да только куртки из рук так и не выпустил. Мне ничего не оставалось делать, как выскользнуть из нее. И, пока ты не очухался, я сиганула через забор, оставив тебя с джинсовкой Шута в руках.
Оказавшись по другую сторону забора и отбежав подальше от гаражей, я сняла балахон и брюки, запихнула их в найденный тут же полиэтиленовый пакет и спрятала в кустах. После чего поспешила обратно к общежитию. Когда ты, прихрамывая, появился у общаги, я уже успела перевести дух, поправить прическу и разыскать свою сумку.
– Привет! – воскликнула я.
От меня не ускользнуло, каким смущенным взглядом ты окинул меня с ног до головы: футболка (под ней нет лифчика), короткая юбочка. Вот тебе и святоша с обетом безбрачия! Выбор одежды, кстати, был не случен. Лифчик, даже натяни я сверху балахон, выдал бы во мне девушку. А так с моими довольно скромными формами, да еще и в куртке, я запросто сошла за мальчишку. Короткую юбочку же легко можно было спрятать под штанами.
– Ну и как, поговорил с информатором? – спросила я.
– Поймать-то его поймал, – Вид у тебя был удрученный. – У меня в школе был разряд по бегу.
«Разрядник хренов», – с досадой подумала я, вспомнив, как, убегая, едва не угодила тебе в лапы.
– Да и в гаражах этих я ориентируюсь отлично, – продолжал ты. – Там почти все девство провел, играя с пацанами в войнушки...
– Но что-то пошло не так, – перебила я.
– Удрал, гад! – ответил ты и сплюнул. – Дерется, как девчонка!
– Хреново, – сказала я, с трудом сдержав улыбку: «Ни как, а девчонка и есть!» Но, изобразив сожаление посетовала: – Думаю, теперь он сюда больше ни ногой. Ведь поймет же, что не без моей помощи на него вышли. И зачем только я согласилась!
– Извини.
– Ладно, – махнула я рукой. – Что сделано, то сделано. Лица его ты, конечно, не разглядел?
Ты лишь вздохнул. Я же с торжеством подумала: «Конечно же, нет! Лицо-то вот оно – перед тобой!», а вслух сказала:
– Как же мы его теперь найдем?
И тут я вспомнила про джинсовку. Билет все еще там! Ты даже не догадался проверить карманы.
– Что-то прохладно, – съежилась я, хотя мне было совсем не холодно – еще одна особенность вампирской крови. Однако ты намека не понял.
– Да уж, – говоришь.
– Может, дашь мне накинуть это? – Я кивнула на куртку, которую ты продолжал теребить в руках.
– О, конечно.
Ты накинул джинсовку мне на плечи и тут же смущенно отдернул руки.
– Ах, ну да. Вам же нельзя к женщинам прикасаться, – промурлыкала я.
– Прикасаться можно. Но... не более того.
– А что, разве сейчас был намек на что-то большее? – Я испытывающее взглянула на тебя и могла поклясться, что ты покраснел.
Мне прямо-таки доставляло удовольствие тебя дразнить.
– Чего задумался? – Я вроде как по-приятельски положила руку тебе на плечо. Ты вздрогнул, словно от удара током и отшатнулся.
– Ладно, ты, расслабься, – улыбнулась я, сама мысленно упрекнув себя: «Гляди, не переусердствуй с флиртом, а то еще убежит этот целомудренный святоша в суеверном страхе». И прибавила: – Тебе все равно со мной ничего не светит. У меня «более того» еще заслужить надо...
Когда я надела джинсовку, у меня отлегло от сердца. Шуту ох как не понравилось бы, обнаружь он пропажу. Он эту куртку часто носит.
– Гляди, а это что? – типа удивленно воскликнула я, извлекая из кармана билет.
– Это же его! – обрадовался ты.
Ага, прямо-таки детектив!
– Красновка, – пробормотал ты, рассматривая билет. – Я знаю, где это. Поселок, километрах в ста отсюда.
– Что, приходилось там бывать? – Я испытывающее взглянула на тебя.
– Довелось...
И я увидела промелькнувший страх в твоих глазах. Еще бы! Вспомнила, как гнала тебя по ночному лесу, и как едва не вонзила клыки тебе в глотку. Ведь я могла отомстить еще тогда, если бы не Рутра. Ничего, второго шанса я не упущу! Ради Муна!..
– Там и фамилия есть, – подсказала я.
Тут, признаться, вышла небольшая неувязка. Билет-то я покупала по своему паспорту. С фамилией оказалось все нормально: она, к счастью, не склоняется и запросто может принадлежать, как мужчине, так и женщине. А вот с именем, Ульяна, вышло не очень... С мужскими именами на «У» в России туговато.
– Мало ли, как его родители назвали, – пожала я плечами. – Сейчас модно давать необычные имена: Уильям, Улис, Ульфрик...
И добавила нарочно:
– Или Упырь!
Ты метнул в меня настороженный взгляд. Я невинно улыбнулась, типа сказала это слово случайно. Сама же не сводила с тебя глаз: «Да, он помнит! Помнит и боится!»
В общем, аргумент тебя убедил.
– Гляди, тут указано время отправления поезда, – заметил ты без моей подсказки. – Отправляется в двенадцать десять.
– Ага! Мы успеваем! Вперед, на вокзал?
– Может, зайдешь в общагу переоденешься? Ночь, как ни как... – предложил ты, окинув взглядом мой легкий прикид. Но что это был за взгляд! Святоша, но явно не евнух. Хоть сам себе в этом и не признается.
«Скажешь тоже, в общагу, – про себя усмехнулась я. – Кто ж меня туда теперь пустит?..»
– Времени нет. Поспешим!
Я тормознула машину, но вдруг вспомнила, что у меня денег с собой – ни копейки. Однако ты, как джентльмен, решил платить за все сам. «Надо бы в будущем как-то решить эту проблему, – с досадой подумала я. – Наличные мне ох как нужны!» Единственный мой источник дохода – гонорары из «Погорских кошмаров», мне приходилось отдавать Марте. Мне ведь деньги, по мнению Рутры, вроде как не нужны – крыша над головой есть, еда тоже...
На вокзале все прошло, как запланировано: мы там, конечно же, никого не нашли. Правда, тут меня снова ждал сюрприз: на перроне я опять встретила отца. Он возвращался в Красновку. Когда мы проходили мимо, я почувствовала его пристальный взгляд. Теперь-то мое лицо не скрывал капюшон! Я аж обмерла при мысли: узнает или нет? Но он промолчал, хоть и проводил меня подозрительным взглядом. Я выдохнула: «Видимо, не узнал с моим маскарадом».
Пока мы торчали у поезда, я ждала, когда же ты предложишь съездить в Красновку, но ты все не решался. Пришлось сделать это самой.
– Скажите, сколько стоит билет до Красновки? – спросила я проводника.
– Ты что, хочешь отправиться туда прямо сейчас? – воскликнул ты. И я заметила выражение едва сдерживаемой паники на твоем лице.
«Да он же в ужасе от одной только мысли снова вернуться на мою малую родину! – догадалась я. – Да уж, нагнала я тогда на него страху!..»
В тот момент я даже испугалась, что ты наотрез откажешься ехать в Красновку. Однако ты пересилил страх. Видимо, не хотел ударить мордой в грязь перед девчонкой. Так что, к моей великой радости, мы все-таки сели в поезд. Там я прогулялась с тобой по вагонам, изображая, будто бы разыскиваю информатора. Признаться, с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться: ты так внимательно вглядывался в пассажиров, даже не подозревая, что тот, кого ты ищешь, буквально наступает тебе на пятки. Когда ты высказал сомнения, мол, может, его вообще нет в этом поезде, я подбодрила:
– Значит в Красновке утром подождем следующий, – И подумала: «Хотя ты вряд ли доживешь до утра...»
Правда, во время блужданий по вагонам вышел конфуз. Я напрочь забыла, что в поезде едет мой папаша: шла открыто, не таясь. А следовало бы, так как неожиданно встретилась с ним взглядом! Отец так и замер с открытым ртом.
– Ульяна? – пораженно воскликнул он.
У меня онемели ноги. Я поспешно опустила голову.
– Вы, наверное, обознались, – говорю, старательно изменяя голос.
– Постой! – Он схватил меня за руку, я ощутила тепло его ладони. Как же мне хотелось броситься ему на шею, обнять, прокричать: «Папулечка, любимый, конечно же это я!..»
– Вы меня, видимо, с кем-то перепутали, – с трудом выдавила я.
– Да, но...
К счастью, в этот момент мне на помощь пришел ты. Заметив, что я отстала, и увидев, что меня за руку схватил «какой-то мужик», ты тут же набычился и, подбежав, прорычал:
– Что-то не так?
При виде твоих сжатых кулаков, я поспешно воскликнула:
– Все хорошо. Я нечаянно его задела. Уже извинилась.
Еще не хватало, чтобы ты отлупил моего отца!
Увидев твою злую рожу, тот отпустил мою руку, но продолжал с подозрением вглядываться в мое лицо. Но ты сказал: «Пойдем, Женя», и поволок меня дальше, оставив моего предка в недоумении гадать, обознался он или нет. В общем, обошлось...
И вот наконец мы дошли до тамбура последнего вагона. До Красновки оставалось ехать примерно полпути. Я заметила, что, чем ближе мы становимся к поселку, тем больше ты нервничаешь. Мне стало любопытно: что ты вообще помнишь о той ночи? И я решила тебя аккуратненько расспросить.
– Ты сказал, что уже бывал в том поселке. При этом ты как-то странно отреагировал, когда услышал его название. Что там произошло?
Ты смутился и пролепетал, что обещал об этом никому не рассказывать. Тогда я решила зайти издалека: поболтать на другие темы и постепенно вывести тебя на интересующую меня:
– Ты сказал, что ищешь убийцу сестры. А что ты сделаешь, когда найдешь?
И попала в точку. Ты вдруг побагровел от злости и тебя понесло. Давай вещать про мировое Зло и как подобные тебе отморозки в рясах спасают от него мир. Тут-то я тебя и подловила. Когда ты обмолвился, что воочию видел «истинное Зло», я прямо спросила, не в Красновки ли это произошло? Ты умолк, растеряно закусив губу, а потом все же раскололся:
– Скажи, ты веришь в существование вампиров, оборотней, демонов и прочей нечисти?
«Еще б не верить, – про себя усмехнулась я. – Ведь вот она я, прямо перед тобой!» В слух же ответила:
– Конечно! А так же в зеленых человечков, кикимор, домовых и рептилоидов.
– Ага, смейся! – насупился ты. – Когда-то я тоже не верил. Не верил до тех пор, пока сам не столкнулся с этим.
– Да ну! – Я попыталась изобразить удивление. Сама же приготовилась: ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее!..
Признаться, твой рассказ меня одновременно повеселил и разозлил. Сначала ты поведал о том, как вы со своими так называемыми братьями отправились охотиться на Дениса Муна. Когда ты заявил, что тебя взяли исключительно потому, что ты отлично стреляешь, мне захотелось придушить тебя прямо в тамбуре. Ведь это твоя стрела угодила в плечо Муна! И это твой выстрел из арбалета едва не отправил меня на тот свет!.. Но вот твой рассказ дошел до того места, как ты в сумерках выбрался на железную дорогу, как повстречал меня, и как потом улепетывал по лесу, а за тобой гналась «черная тень», то бишь я. Слушая тебя, я сожалела, что не могу выложить тебе правду, что ты не можешь оценить иронии: ведь ты прямо сейчас рассказываешь все это той самой «черной тени»! В общем, я слушала тогда в тамбуре твою историю с наслаждением, чувствуя, что тебя до сих пор мутит и бросает в дрожь при одной мысли о той ночи.
– ...В свете луны я разглядел сидящую на мне тварь, – между тем, выпучив глазища, вещал ты. – Бледное лицо, пылающие дьявольским огнем глаза и гигантские белые клыки. Существо это зарычало, окатив меня зловонием...
«А вот сейчас обидно было! Не такая уж я была и страшная! – про себя рассердилась я. – Злая? Да! Но не страшная! Я с той поры почти не изменилась, но теперь ты отчего-то пялишься на меня совсем ни как на чудовище...»
– И как ты спасся? – поинтересовалась я.
– Силой молитвы!
«Ого! Вот это да!»
– Сам Господь пришел мне на помощь! Отец Пейн сказал, что у меня очень сильный ангел-хранитель.
Если б ты знал, что твоим ангелом-хранителем тогда стал Рутра – тот, кого ты так упорно искал и ненавидел, считая убийцей своей сестры. Не окажись он тогда в том лесу, не рассказывать тебе теперь страшных историй.
Пока я слушала твою версию событий, как вы доблестно боретесь с чудовищами, я перебирала в голове имена всех тех, кого вы уже прикончили, вспоминала написанные Рутрой стати о том, в каких муках умирали ваши жертвы. В том числе и твоя сестра Рита. «Вы говорите о чудовищах, – все больше свирепела я. – Но сами-то вы кто?»
– Чего вы вообще поперлись в этот поселок кого-то убивать? – не удержалась я. Старалась говорить, как можно спокойнее, но меня так и подмывало заорать тебе в лицо: «Это ж какой сволочью надо быть, чтобы отправиться охотится на других, себе подобных разумных существ!»
– Это ведь вампиры! – искренне удивился ты. – Наш долг, как борцов со Злом, их уничтожать!
Ответ прозвучал настолько просто и наивно, что мне стало не по себе. С таким же успехом я могла спросить, почему ты выбросил мусор или потравил тараканов: это же наш долг – поддерживать чистоту!
– Скажи, что ты сделаешь, если снова повстречаешь вампира?
– Убью! – просто, но жестко ответил ты. – И в этот раз рука у меня не дрогнет!
«Конечно, какого еще ответа я ожидала от маньяка?» – мысленно разозлилась я.
– Даже если он тебя не тронет?
– Он – зло!
После этих слов я лишь еще больше утвердилась в том, что поступаю верно: «Мочить надо таких фанатичных ублюдков! Горбатого, как говориться, могила исправит. Ну или, как в моем случае, костер. Надо лишь привести эту мразь к месту казни!..»
– Выходит, ты хладнокровно убьешь живое существо, которое не сделало ничего плохого ни тебе, ни кому бы то ни было еще? – не унималась я.
– Но ведь это... это не человек! – искренне удивился ты.
– Кошки и собаки тоже не люди, – возразила я, – и все же ты не начинаешь шмалять по ним из арбалета.
– Не сравнивай. Вампиры продали душу Дьяволу!
Отличное оправдание: назови любого слугой Сатаны, «врагом народа», еретиком, отступником и можешь унижать, истязать, убивать.
– Ну-ка отсюда поподробнее, – вскричала я. – Тому самому Дьяволу, о котором говориться в Библии?
– Именно!
– А в Библии что-нибудь говориться о вампирах?
Ты надолго задумался. Я ждала, вглядываясь в твое лицо.
– По-моему, нет... – Признаться, впервые я услышала в твоих речах сомнения. Видимо, ты никогда не задумывался о подобных вещах.
– Так с чего, в таком случае, ты решил, что они продали душу библейскому Дьяволу? – И, припомнив слова Рутры, добавила: – Может, это просто какой-то неизвестный науке биологический вид? Кстати, к тому же вымирающий, благодаря таким, как ты.
Между прочим, в тот момент впервые возникли сомнения и у меня: правильно ли я поступаю? Я вдруг поняла, что передо мной вовсе не свихнувшийся маньяк, а парень, которому дали в руки оружие и показали куда стрелять. Так стреляют солдаты на войне: многие понятия не имеют, за что и с кем сражаются. Получен приказ: там враг, он – зло, убей! И все! Как сказал какой-то правитель: если б его народ знал, из-за чего воюют государи, тем не удалось бы устроить ни одной войны – люди бы попросту отказались сражаться из-за пустяков. И тогда я в первый раз подумала о причинах, из-за которых вы отправляетесь на охоту. Я вдруг взглянула на тебя с иного ракурса. Впервые передо мной предстал не кровожадный убийца, а обманутый человек, которому с детства внушили, что так поступать – правильно, что такие, как я – мусор, который нужно уничтожать, а такие, как он – уборщики, очищающие мир от грязи. Ты просто веришь, что прав и стреляешь, не задавая вопросов. И я подумала вдруг: а если б этот «воин Света» узнал правду, направил бы на нас свой арбалет?
«Я что, его жалею? – вдруг одернула я себя. – Вообще-то я везу его на казнь! К черту сомнения! Раз уж решилась – иди до конца!» Тем более за окном замелькали огни Красновки.
– Да не напрягайся ты так! – постаралась я разрядить обстановку, заметив, что ты после моих речей пыхтишь от злости, поглядывая на меня как бык на тореадора. Испугалась, что ты вспылишь и соскочишь с моего крючка. – Извини, если я чем-то тебя задела. Я не хотела обидеть, правда. Просто, как я уже сказала, пытаюсь разобраться в сути конфликта, понять ход твоих мыслей. Ну и узнать тебя получше.
При этих словах ты так напрягся, словно я предложила тебе со мной переспать.
– Ну... я не в том смысле, – добавила с улыбкой. – Мы ведь сейчас напарники, или что-то вроде того. А напарники должны доверять друг другу...
Сама же подумала: «Вот ведь жертва недотраха! С девчонками тебе в таком возрасте надо встречаться, а ни гоняться за привидениями...»
Поезд остановился. Покидая вагон, я вновь заметила отца. Думала, что тот, увидев меня на перроне, опять подбежит и начнет задавать ненужные вопросы – тут уж мне не отвертеться, – но папаша лишь подозрительно глянул в нашу сторону и прошел мимо. Видимо, опасался ошивающегося рядом со мной агрессивного бугая в черном. Когда отец скрылся в здании вокзала, я облегченно вздохнула: все снова идет по плану! И уже прикидывала, как заманить тебя подальше в темноту на железной дороге, к тому месту, где умер Мун, чтобы прикончить, как вдруг...
– Михаэль!
Я остолбенела, будто вросла в бетон перрона. Еще бы, ведь это был голос детсадовского сторожа Гулова, известного всему поселку повернутого на чертовщине старикашки. И, что главное, этот дед отлично меня знал, еще с ясельных лет. Ведь я ходила в тот самый детский сад, который он охранял.
«Черт все дери! Откуда он тут взялся? – в панике соображала я, понимая, что мой план мести снова рассыпается в прах. Более того, меня вот-вот раскроют! – Никто ведь не знал о том, куда мы едем! Чего это вдруг старикашке взбрендило заявиться на вокзал? И откуда он знает Славу?»
Старик Гулов, между тем, подошел, поздоровался. И следующие его слова, обращенные к тебе, ввели меня в еще больший ступор:
– Рад видеть тебя живым и невредимым. Когда ты пропал в ту ночь...
«Час от часу не легче! Выходит, старик из Ордена, да еще и был с ними тогда! Впрочем, не удивительно, учитывая его наклонности... Но, если так, он видел и меня с Муном. А, возможно даже, стал свидетелем моей смерти. Вот же теперь удивиться, обнаружив меня воскресшей!..»
Я попятилась, спрятавшись тебе за спину, лихорадочно соображая: бежать или остаться? А вдруг старик не узнает меня, как и отец? Если же сбегу, раскрою себя наверняка и подставлю всех наших, которые даже не подозревают, что за игру я затеяла.
– О, ты не один! – воскликнул детсадовский сторож.
– Ах да! Это – Женя, – ответил ты. – Она журналистка.
Я быстро поправила очки, слегка прикрыла лицо волосами, бормоча как заклинание: «Только б не узнал... Только б не узнал...», и выглянула из-за твоего плеча.
– Тимофей Степаныч, – Старик поцеловал мою ладонь, пристально глядя мне в лицо. – Очень приятно встретить тут столь симпатичную особу.
Он таращился на меня так, что мне стало тяжело дышать, в груди будто подвесили ледяной булыжник. Я понимала, надо что-то ответить, но не могла вымолвить ни слова. Лишь одна мысль пульсировала в голове: неужели меня раскрыли?
Однако старик отпустил мою руку и повернулся к тебе:
– Ты прислал мне сообщение, что едешь в Красновку по делам Ордена...
Булыжник у меня в груди растаял, и по телу разлилось тепло: не узнал, спасена! Да это и понятно: полумрак, очки, другая прическа... «Так вот почему этот хрыч оказался тут, – с досадой размышляла я. – Святоша предупредил его, что мы едем в Красновку!» Этого я не предусмотрела. И как теперь избавиться от этого полоумного?
Прислушиваясь к вашему разговору, я, признаться, весьма удивилась, узнав, что у старика Гулова возникли какие-то терки с вашим Братством Света. Как я уже сказала, его я знала с тех пор, как ходила под стол пешком. И уже тогда, чуть ли не сидя на горшках, мы с подружками шептались о странностях нашего детсадовского сторожа. Когда же позже пополз слух, что наш дед спутался с какой-то религиозной сектой, вся Красновка решила, что старик Гулов окончательно съехал с катушек. Правда, я не знала, что речь шла о вашем Ордене, ну и конечно же даже предположить не могла, что однажды умру от рук фанатиков этой самой секты... И вот теперь этот самый Гулов заявляет, что у него с вами возникли «идеологические разногласия». Неужели взялся за ум на старости лет?
Когда ты сказал, что нам нужна помощь в поисках, старик ответил, что не прочь помочь, если не придется «кого-то пристрелить, спалить на праведном костре, посадить на кол». Говоря это, он снова как-то странно глянул на меня. Неужели все-таки понял, кто я такая? А если да, почему так спокоен?
Ты, между тем, стал объяснять ему причины нашего приезда, мол, мы ищем секту, которая заживо сжигает людей. Тут Гулов еще больше поразил меня своими речами. Слава, ты не понял? Ведь он тебе прямо говорил о вашем Ордене! Что в Погорске действительно есть организация, которая безнаказанно убивает людей, что у них подвязки во всех влиятельных структурах, и что многие чиновники состоят в этой кровожадной секте. Он в точности описал тебе ваше Братство Света. И даже абсолютно верно отметил:
– Ты бы весьма удивился, если б я назвал тебе кое-какие имена.
О, да! Одно имя вашего магистра отца Пейна чего стоит! Старик просто жег напалмом, так и сыпал намеками. На твой вопрос, знает ли он, как найти подонков, тот ответил: «Еще бы! Я посвятил этому много лет!» И Гулов советовал тебе оставить это дело вовсе не потому, что под угрозой была твоя жизнь. Под угрозой было твое мировоззрение! Ты же ничегошеньки не понял.
Но вот разговор снова вернулся в опасное русло. Ты спросил:
– Быть может, хотя бы поможете мне разыскать одного человека? Это парень, предположительно, живет здесь, в Красновке. Его зовут У.М. Боренко. Знаете такого?
Как говаривал один мой приятель: «Я не знаю, где у меня находятся поджилки, но они явно трясутся». Нечто подобное испытывала и я в тот момент. Ждала ответа с замиранием сердца. И дождалась!
– Нет, парня с такими инициалами я не знаю, – сказал старик. При этом он умышленно сделал ударение на слове «парня» и снова уставился на меня. Еще бы, ведь он знал только девушку с такими инициалами!
«Он догадался! – запаниковала я. – Точно знает, кто я такая! Что же делать?..»
Старик, между тем, предложил тебе сбегать на вокзал и посмотреть расписание поездов. Как только ты ушел, он повернулся ко мне и прямо сказал:
– Ну здравствуй, У.М. Боренко! Давненько не виделись, Ульяна Михална!
Первой мыслью было: «Нужно бежать!», второй... В этот момент как раз мимо проходил товарный поезд. Одно движение – и старик Гулов повторит судьбу Анны Карениной...
– Не понимаю, о чем вы, – изобразила я удивление. – Меня зовут...
– Ульяночка, кого ты пытаешься обмануть? Я же тебя с таких вот знаю, – Старик почти коснулся перрона сморщенной ладонью. – Неужели меня собьют с толку очки и новая прическа?
– Предположим, вы не ошиблись... – сдалась я. Толку уже юлить? – Ну и?..
Я с вызовом смотрела ему в глаза.
– Рад, что с тобой все в порядке, – Этого я уж точно не ожидала услышать. – Поверь, это правда. Когда в тот день в тебя попала стрела, а потом ты пропала...
Ох, лучше бы он не напоминал о тех событиях!
– Значит, вы знаете, кто я такая. Так? – Внутри у меня вскипело: – Знаете и не бежите! Хотя следует бежать, вы, истребитель нечистой силы! Это ведь благодаря вам, как вы правильно напомнили, в меня попала та стрела!
При этих словах старик болезненно поморщился.
– Да, я сделал много зла, милая, – ответил он. – И у меня остатка жизни не хватит всего этого искупить.
– Объясните это мертвому Денису! – выпалила я. – И другим, таким, как я!
– Поверь, я ведь действительно верил в то, что спасаю мир, – залепетал старик. – Извини за сравнение, но представь себе охотника, который всю жизнь верил, что отстреливал куропаток, а потом вдруг узнал, что на самом деле все эти годы палил в людей.
– Ну вот, одна из этих куропаток перед вами. И что дальше?
Старик вздохнул:
– Ульяна, зачем ты здесь? Я не верю в такие случайности. Чтобы такая, как ты появилась в компании брата из Ордена.
– Успокойтесь, не по вашу душу.
– Значит, по его? – Гулов кивнул в сторону вокзала. – Может, уже хватит крови, девочка?
Я молчала. Он хотел сказать что-то еще, но в этот момент вернулся ты. Сообщил, что следующий поезд прибывает только в семь утра.
– Можете подождать у меня дома, – предложил старик.
«Ну уж нет, – испугалась я. – Только не в апартаменты этого сумасшедшего борца с нечистой силой!» И, прежде, чем ты согласился, воскликнула:
– Через полчаса идет поезд обратно в Погорск. Если наш информатор все-таки был в том поезде, но не вышел в Красновке из-за того, что заметил нас, наверняка он попытается вернуться на этом. Предлагаю подождать тут.
– Тогда давай хотя бы в здании вокзала, – к моей радости ответил ты. – Там теплее. Особенно учитывая, во что ты одета.
На вокзале вы с Гуловым начали трепаться про всякую религиозную белиберду. Честно сказать, меня удивили речи старика. Я прикинула в уме: если Гулов ушел из Ордена год назад, это как раз после тех событий. Неужели разговор с Муном произвел на него такое впечатление? А если так, если даже один из самых упоротых членов секты смог поменять свое мнение, быть может, не так уж они и безнадежны...
Впрочем, я понимала, что прямо сейчас старик Гулов торчит тут вовсе не для того, чтобы пофилософствовать на тему христианских догматов. Он охранял тебя, Слава, следил, чтобы я не сотворила с тобой ничего дурного. Время от времени он бросал в мою сторону тревожные взгляды, и мне стало ясно, что он вознамерился болтать с тобой до рассвета – пока я не свалю с первыми лучами солнца в свое вампирское логово. Надо срочно как-то избавиться от старикашки! И у меня созрел план: «Должен же он за ночь хоть раз выйти по нужде!»
Ждать долго не пришлось. Вскоре я заметила, что старик ерзает на кресле, явно терпит. Он все с сомнением поглядывал на меня, да только в итоге не выдержал – природа взяла свое.
– Отлучусь на пять минут, – Гулов встал и предупредил, глянув в мою сторону: – Михаэль, пожалуйста, никуда не уходите без меня.
Я подождала, пока старик завернет за угол, и тоже поднялась. Объяснила тебе, что хочу прогуляться по перрону, размяться.
Выйдя на улицу со стороны перрона, я оббежала здание и зашла в вокзал другую дверь. Ты сидел ко мне спиной и меня не видел. Я осторожно прошла в мужской туалет. К счастью, там посторонних не оказалось (ночь как ни как), лишь в одной кабинке зашумела вода. Когда Гулов распахнул дверцу, я спряталась за нее, после чего подкралась к старику со спины и сдавила шею. Помню, как-то один знакомый, отслуживший в десантуре, хвастался перед нами, малолетками, как вырубить человека, но не убить. Говорил: «Тут главное не переборщить. Как только обмякнет, отпускай. Иначе, передавишь чуток, и все – труп». Дедушка подергался и рухнул к моим ногам. Я поспешно проверила пульс – жив. В сумке у меня был моток скотча. Связав старику за спиной руки, опутав ноги и небольшой полоской залепив рот, я усадила все еще не очнувшегося охотника за вампирами на унитаз. И сказав: «Извините», прикрыла дверцу. А вот теперь настало время казни!
Снова оказавшись на улице, я отбежала подальше от вокзала, достала мобильник и набрала твой номер.
– Слава! Слава! Помоги!.. – истошно завопила я. – Он напал на меня! Он...
И отключила телефон. Не прошло и пары секунд, ты появился в дверях вокзала.
– Помогите!.. – закричала я из темноты и сама себе зажала ладонью рот.
Доблестный рыцарь света, конечно же, поспешил на помощь даме, угодившей в лапы чудовища. Я рванула вдоль железной дороги, стараясь как можно громче шуршать гравием под ногами, чтобы ты ненароком не сбился с пути. Когда же довела тебя до нужного места, спряталась в кустах. Ну а потом взяла подвернувшуюся под руку увесистую дубину, подкралась сзади и треснула тебя по башке.
Ты пришел в себя, когда я привязывала тебя к дереву, предварительно напялив тебе на голову матерчатый мешок. Ты давай дергаться, сыпать угрозами. Я пожалела, что не заклеила тебе рот, да только скотч пришлось потратить на старика Гулова. Хорошо хоть еще и веревку прихватила, не думала ведь, что связывать придется двоих. В сумке у меня, помимо скотча, веревки и мешка, были спички, свечка и литровая пластиковая бутылка с бензином. Когда я поливала тебя горючим, ожидала, что ты начнешь просить пощады, умолять. Ан нет, даже на пороге смерти ты обещал мне праведной мести и кары Господней. Какой, однако, настырный!
И вот наступил момент моего торжества. Один из убийц Дениса Муна, человек, который стрелял и в меня, стоит передо мной на коленях, связанный, с мешком на голове, облитый бензином. И я перед тобой с зажженной свечой в руке. Я смотрела на трепещущее в моих ладонях пламя, которое приходилось прикрывать от норовившего задуть его ветра.
«Вы, фанатики, любите трепаться про еретиков, сгорающих на праведных кострах, – мысленно произносила я пафосную речь. – Так познайте сами, что значит – быть сожженными заживо! Мой костер будет тоже праведным, потому, что я – права! Да свершится месть!»
– Ты можешь убить меня, но тебе не задушить нашу веру! – прокричал ты. – Наступит час, и кара божья настигнет тебя!
Усмехнувшись этим пустым угрозам, я стала на колени, поднесла свечу к твоим ногам... и вдруг поняла, что не могу этого сделать!
«Ну давай же, слабачка, жги!» – твердила я себе.
Нет, дело даже не в том, что я не способна убить. Когда я в прошлый раз гнала тебя по лесу, не помешай мне Рутра, я бы все-таки прикончила тебя. Но одно дело убить незнакомого человека, другое – того, к кому успел привязаться. Да-да, именно в тот момент я вдруг поняла, что за время наших коротких приключений ты стал мне симпатичен, даже с твоими резкими смешными речами о борьбе со Вселенским Злом. А еще я вдруг осознала, что поступаю неправильно. Поняла, что именно все это время мне пытался втолковать Рутра. Я вдруг вспомнила слова, недавно сказанные тебе стариком Гуловым: «Ты неплохой парень, Михаэль, хоть и несколько запутавшийся. Как и я когда-то...». Ведь весь твой гнев – всего лишь попытка унять боль, боль ребенка, потерявшего родного человека. Ты желал отомстить за смерть сестры, точно так же, как и я сейчас хотела поквитаться за смерть любимого. В этом мы были похожи.
«А если б он узнал, кто на самом деле убил Риту? – вдруг подумала я. – Если б все члены этой секты поняли, чем именно занимаются, остались бы они прежними?» Я вспомнила Марту, которая когда-то входила в ваш Орден, и старика Гулова, у которого возникли с отцом Пейном «идеологические разногласия». Вдруг остальные братья и сестры Ордена тоже не безнадежны? И когда я осознала все это, у меня опустились руки...
Да только, вот незадача, в тот момент в руках-то у меня была свеча! Едва пламя коснулось твоей ноги, штаны полыхнули, как факел. Я в панике принялась тушить пламя. Это оказалось непросто. Тогда я, сорвав с себя джинсовку Шута, накрыла тебя ею с головой и ладонью сбила остатки огня. К счастью, ты отделался лишь несколькими ожогами и опалил волосы.
– Женя! – обрадовался ты, когда я сорвала с твоей головы мешок. – Как раз вовремя. Я уж думал мне конец!
Когда я распутала веревки, ты схватил палку, ту самую, которой я тебя огрела, и принялся искать связавшего тебя негодяя, даже не подозревая, что он рядом с тобой.
– Тут еще кто-то был? – кричал ты. – Тот, кто напал на меня?
Сочиняя на ходу, я рассказала невероятную историю о том, как меня схватил какой-то маньяк, привязал в лесу, но мне удалось распутать веревки. И как, освободившись, я увидела полыхнувшее рядом пламя и убегающего человека вдоль железной дороги. И как я самоотверженно спасла тебя от огня, который сама же и запалила. Не представляешь, каких трудов мне стоило сыграть напуганную жертву. Но, похоже, получилось. Даже, небось, какой-нибудь вредный режиссеришка, глядя на мое «заплаканное» личико, воскликнул бы: «Верю!» В общем, ты повелся. Давай утешать меня. И даже, что поразило, чмокнул меня в макушку! Потом ты стал произносить пламенные речи о том, как накажешь нечестивца. В тот момент ты весьма позабавил меня, выдав версию, что поджигатель, скорее всего, тот мужик в сером пиджаке и шляпе, который часто попадался нам на глаза. Я еле удержалась, чтобы не расхохотаться. Ты ведь говорил о моем отце!
Пока мы возвращались к вокзалу, я задумалась: а что теперь-то делать? Старый план скатился в тартарары, а нового-то пока еще не нет.
– Думаю, сейчас здесь оставаться опасно. Лучше вернуться в город, – предложила я. И добавила: – Да и старик сказал, что искать нужно в Погорске.
– Кстати, где он? – заметил ты.
«А ведь действительно! Старик Гулов! – испуганно вспомнила я. – Он же связанный, в туалете!»
В зале ожидания, конечно же, детсадовского сторожа не оказалось.
– Может, увидел, что нас долго нет, решил, что мы уехали, и пошел домой? – пожала я плечами, понимая, что это становится проблемой. Ведь, когда я связывала старика, не подозревала, что так все обернется. Теперь же его рано или поздно обнаружат, развяжут, он позвонит тебе или другим бывшим приятелям из Ордена и все расскажет. Они сразу сообразят, кто я такая. Надо как-то развязать старика и попробовать убедить не сдавать меня. Хотя, это будет не просто, учитывая, что я его вырубила и усадила связанным на толчок.
И только я прикинула, как объясниться со стариком и собралась метнуться в мужской в туалет, ты воскликнул:
– О, гляди, поезд подошел!
Я опешила: «Как, уже? Вот ведь не вовремя!»
В дверях вокзала ты обернулся:
– Идем, он всего три минуты стоит.
– Ага, конечно! – И я обреченно поплелась следом.
Но тут меня ожидал новый сюрприз. Забравшись в вагон, я обнаружила, что ты остался на перроне.
– Как, а ты разве не едешь? – на этот раз искренне испугалась я.
– Мне нужно остаться и кое-что сделать.
Ты объяснил, что решил задержаться на день: зайти в паспортный стол и разузнать про У.М. Боренко, да и со стариком Гуловым еще раз пообщаться не помешает.
«Замечательно! – в панике соображала я. – Во-первых, в паспортном столе он узнает, что искал мальчика, а надо было девочку. А во-вторых, обиженный старичок в добавок расскажет ему, что девочка не просто девочка, а монстр во плоти. В Красновке ему оставаться точно нельзя!»
Я лихорадочно подыскивала и не могла найти нужные аргументы, как заманить тебя в вагон:
– А что, если этот маньяк не оставит меня в покое? Что, если захочет довести дело до конца? – упрашивалпа я. И, глядя на проводницу, собирающуюся уже закрыть дверь тамбура, в отчаянии взмолилась: – Пожалуйста, Слава, не бросай меня!
Тут уж, была б я вредным режиссеришкой, непременно сказала себе: «Не верю!» Однако ты поверил! Или, быть может, у меня все-таки есть какие-то актерские задатки... Едва ты забрался в вагон, поезд тронулся.
Мы сели в ближайшем купе. Положив голову тебе на плечо, я пыталась собраться с мыслями и придумать выход из ситуации. Ты расценил это по-своему, что я просто в ужасе от пережитого, и, неуклюже приобняв меня, поинтересовался:
– Все в порядке, моя спасительница?
– Хуже некуда! – сказала я чистую правду.
Под мерный стук колес поезда, который мчал нас все дальше от Красновки, я думала только об одном – о старике, который связанный сидит на унитазе. Что же делать?
И вдруг мне в голову пришла идея. Я встала.
– Что-то мне нехорошо, – ответила на твой вопросительный взгляд. – Мне нужно в туалет.
И поспешила в конец вагона.
Окно у ящика для мусора оказалось закрытым. Я повисла на рукоятке, но веса не хватило, чтобы приоткрыть хоть на сантиметр. Вспомнился анекдот про ежика, который утверждал, сидя в баре, что он самый сильный, а когда волк вышвырнул его вон, тот заявил: «Сильный, но легкий!» Вот так и я, как тот ежик. Силы-то у меня прибавилось о-го-го, но я по-прежнему осталась, как и была, тощей девчонкой. Так и не справившись с окошком, я выбежала в тамбур, распахнула дверь, ведущую в соседний вагон. В пространстве между вагонами оказалось довольно много щелей, правда, слишком узких, чтобы в них пролезть.
«Ничего, если вспомнить, как это делали Мун и Рутра, размер не важен, – решила я. – Они проскальзывали даже в едва приоткрытые форточки».
Расставив ноги на ширине плеч, как на уроке физкультуры, я стала между дверьми на грохочущую подвижную платформу. Вцепилась в дверные ручки, туманно уставилась перед собой. Проклятые проносящиеся мимо фонари, свет которых мелькал в щелях, и скрежет платформы под ногами мешали сосредоточится. Впрочем, я все равно понятия не имела, что именно нужно делать.
– Ну, давай, хренова упыриха! – отругала я себя. – У них ведь получилось, значит, и у тебя должно!
Я припомнила, что рассказывал Мун о полетах. Вспомнила, как мчалась в Красновку с Рутрой. Если это могут все, такие как я, значит это для нас естественно, как, скажем, научиться ходить. Вот только для того, чтобы научиться ходить, нужно для начал понять, что такое ноги!
Я присела, стиснув виски кулаками, попыталась заставить себя полететь силой мысли. Как мне казалось, у меня стало получаться... И вдруг дверь распахнулась.
– Вообще-то для этого есть туалет! – вскричала пораженная проводница.
От неожиданности я чуть не плюхнулась задом на платформу.
– Извините, – Я вскочила. – Туалет был занят, а мне очень нужно...
Проводница укоризненно покачала головой, я же поспешила обратно в вагон, по пути думая лишь о том, что теперь-то уж точно все пропало.
«Что делать? Что, черт возьми, делать?» – в панике соображала я, а фантазия уже рисовала картины, как утром развязывают разъяренного старика и как он в ярости звонит в Орден и сообщает, кто я такая. Я даже начала вспоминать знакомых из Красновки, кому можно позвонить и попросить освободить мою жертву. Да только это вряд ли поможет. Ну, скажем, дозвонюсь я в три часа ночи до какого-нибудь Сережи Койота. И что дальше? Он придет в вокзальный сортир, развяжет старичка и скажет: «Эй, чувак! Пожалуйста, не сдавай мою подружку, которая сначала наваляла тебе люлей, а потом бросила связанным на унитаз! Лады?» Ага, блеск!
Я села рядом с тобой. Ты медленно моргал, засыпая – эти события сильно утомили тебя. Закрыла глаза и я. Надо успокоится, сосредоточиться, подумать.
«Как-то ведь у них получалось летать, – размышляла я. – Их никто не учил. Они рассказывали, это вышло как-то вдруг, само собой».
Я попыталась представить себе полет. Что они при этом могут испытывать? Легкость, скорость, замирание сердца...
И вдруг ощутила и то, и другое, и третье! Я открыла глаза, и меня сковало от ужаса. Я мчалась по вагону! Мимо проносились купе, торчащие с полок ступни спящих пассажиров. На пути возникла проводница, та самая, что застала меня между вагонами. Но прежде, чем я подумала, что нужно сманеврировать, уклониться, я пролетела... даже не сквозь нее – вокруг нее! Я была словно сгустком тумана, мчащегося вперед. Тело будто пропало, растворилось в воздухе.
Я просочилась сквозь щели двери и очутилась в предбаннике у туалета. Тут я зависла. Видимо, дверь, ведущая в тамбур, оказалась слишком герметичной, без щелей, и не пустила меня дальше. В этот момент слева распахнулась дверь туалета и оттуда вышла какая-то тучная бабенка в сером спортивном костюме.
– Господи, свят! – выпучила она глазища и перекрестилась.
«Интересно, что она видит?» – успела подумать я, а в следующий миг как-то интуитивно рванула и выскользнула в приоткрытое в туалете окно. Какое-то время слева от меня мелькали окошки вагонов, а потом потянулась освещенная прожектором поезда железная дорога. «Выходит, я мчусь быстрее поезда!» – с волнением подумала я, глядя, как мелькают подо мной шпалы и убегают вдаль две яркие стальные полосы. И вдруг осознала: «Раз поезд находится позади, значит, я лечу не в ту сторону – в Погорск! Надо как-то развернуться!» Только об этом подумала, направление резко изменилось. Я все также скользила над железнодорожной полосой, однако теперь прямо на меня стремительно надвигался поезд! Хотелось завопить от ужаса, да только тела-то нет! Вопль получился какой-то внутренний, душевный. «Интересно, если я в таком состоянии столкнусь с поездом, он причинит мне вред?» – успела подумать я. Но рискнуть и проверить не получилось – передо мной мелькнули лица машинистов, яркий фонарь, и вот я уже мчусь вверх, в звездное небо. Похоже, полет работает на уровне инстинктов, а чувство самосохранения и тут берет верх.
Я осмотрелась, и у меня перехватило дух: внизу тянулась полоса железной дороги и по ней, сверкая окнами, скользил поезд. Подо мной черной бахромой раскинулся лес, его пересекала серебристо-глянцевая змейка реки Гербы, вдали скоплением огней сиял поселок – Красновка, а сверху звездным куполом раскинулось небо. Чудеса!.. Однако я тут же вспомнила, что сейчас не время наслаждаться красотами. Сосредоточилась на поселке и понеслась к нему.
Прежде, чем отправиться к вокзалу, я решила какое-то время покружить в небе, чтобы освоиться со своей новой сверхспособностью. Ведь мне предстояло еще не раз воспользоваться ею, хотя бы для того, чтобы вернуться. Но долго кружить в небесах времени не было. Из головы (ну или что там у меня теперь было вместо нее) все не выходил старик. А вдруг его прямо сейчас кто-то развязывает? Надо торопиться! Я сосредоточилась на вокзале и через несколько секунд оказалась над ним. Спустившись пониже, зависла над кустами, растущими у памятника Ленину. «Теперь надо как-то приземлиться! Но как?..» Только подумала об этом, вновь ощутила собственное тело и рухнула в кусты.
– Да уж, учиться тебе еще и учиться! – сказала я себе, обдирая с джинсовки и юбки сучья, колючки и листья.
Выбравшись из зарослей, я поспешила ко входу в вокзал.
– Ульяна! – раздалось позади.
«Да твою же ж мать!..» Обернувшись, я увидела перед собой... отца! «Видимо, он поджидал меня», – с досадой подумала я.
– Ульяна, постой! – крикнул он, и прежде, чем я успела сбежать, поймал меня за руку.
– Простите, вы, наверное, меня с кем-то путаете, – искажая голос, ответила я.
Он внимательно вглядывался в мое лицо, отыскивая знакомые черты. Я опустила голову. Наконец папа отпустил мою руку, вздохнул:
– Да, похоже, ошибся. Что ж, извините. Я не хотел вас напугать. Просто вы очень сильно похожи на мою дочь. Несколько месяцев назад она ушла из дома, с тех пор я ее не видел. Наверно, я чем-то провинился перед нею...
Я молчала, борясь с желанием его обнять. Сердце заныло. Ведь всю мою жизнь у меня не было человека дороже и роднее его.
– Извините, – еще раз сказал он и побрел прочь.
– Папа! – не выдержала я.
«Дурочка, что же я делаю!»
И как только он удивленно обернулся, я, разрыдавшись, бросилась ему на шею.
– Папулечка, прости меня. Да, это я! Конечно, я!
– Уьяночка! Это и правда ты! – Он обнял меня, прижал, погладил по голове. – Я не знаю, что происходит. Я сотню раз перечитывал твою записку. Видимо, раз ты прячешься, раз изменила внешность, у тебя какие-то проблемы. Не перебивай! Выслушай!.. Я лишь хочу, чтобы ты знала: что бы у тебя не случилось, доченька, ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку. Ты – все, что у меня есть! Я очень, очень тебя люблю! И, если я могу тебе как-то помочь...
– Не сейчас, папа. Не сейчас! – перебила я.
– Во что же ты ввязалась, моя девочка?
– Извини, но я не могу тебе рассказать. И, пожалуйста, не преследуй меня. Дай самой во всем разобраться.
Отец стоял, растеряно теребя в руках свою шляпу.
– Когда придет время, ты обо всем узнаешь. Я расскажу. Но не сейчас.
– Обещаешь?
– Клянусь! А сейчас, пожалуйста, оставь меня. Папочка, поверь мне, так надо. Иди домой и не ищи меня.
Я зашла в здание вокзала, прислонилась спиной к стене. Оглянувшись, в окно увидела, как отец постоял какое-то время, а потом все-таки ушел, опустив голову. Я сняла очки, вытерла слезы. Надо собраться с духом, надо действовать! Сейчас не время для сопливых переживаний! И я поспешила в туалет.
Старик по-прежнему сидел в кабинке. Увидев меня, задергался, замычал. Я хотела было сорвать с его губ скотч, но вовремя остановилась.
– Пообещайте, что не будете шуметь!
Гулов кивнул. Однако, едва я отлепила скотч, он заорал:
– Да я тебя, негодницу!..
Я тут же снова заклеила ему рот.
– Выслушайте меня, – сказала я. – Только спокойно. Извините, что я вас так.
Старик дернулся.
– Понимаю, вы злитесь. Да только у меня больше поводов для злости. Это ни я в вас стреляла, ни я убивала ваших любимых. И все же я не прикончила вас! Так что, сейчас уж лучше помолчите и выслушайте.
Я присела рядом на корточки.
– Если все, что вы говорили, правда... И про «идеологические разногласия», и про отстрел людей-куропаток. Если все это не пустой звук, вы мне поможете.
И я принялась объяснять ему, что вовсе не хочу крови, что хочу решить все мирно, что лишь желаю изменить их Орден.
– Поймите, если и остальные ваши братья, как и вы, увидят в нас не монстров, а людей, может закончиться эта бессмысленная резня, – говорила я. – Вы ведь осознали это. Так помогите мне показать и остальным из вашего Братства Света, что на самом деле представляет собой их «борьба со злом».
Старик притих, слушал, хмуро глядя на меня. Закончив, я сказала:
– А вот теперь, если хотите, можете звать на помощь, – И сорвала скотч с его губ.
Гулов долго угрюмо молчал. Наконец спросил:
– Где Михаэль?
– Жив-здоров. Если не верите, можете ему позвонить. Мчит в поезде до Погорска.
Подумав, старик кивнул:
– Ладно, расскажи мне, что именно ты собираешься делать. Только давай поговорим в другом месте. А то здесь как-то...
Он обвел взглядом туалет.
– Да-да, конечно, – Я принялась разматывать путы на его руках и ногах.
Мы вышли на улицу и пошли в сторону дома старика. По пути я рассказала ему о нашем плане и что мы уже начали воплощать его. Рассказала про статьи в газете.
– Я читал кое-какие из них, – кивнул Гулов. – Еще подумал, как-то уж чересчур напоминает наш Орден.
– Вот только этого мало, – сказала я. – Одно дело – слова в желтой газетенке, другое – увидеть воочию тех, на кого охотишься. Причем, увидеть вживую, а ни в прицел арбалета. Слава, как я поняла, один из самых рьяных борцов с так называемым Злом. Если удастся что-либо доказать ему, значит получится достучаться до других.
– Чего вы хотите от меня? – спросил Гулов.
– Я хочу, чтобы он лично познакомился с теми, кого считает чудовищами. А еще увидел те ужасы, которые творил ваш Орден. И если он после этого не изменит своего мнения... Значит, в нем не осталось ничего человеческого. Значит он – сам монстр!
И вдруг я осеклась.
– Что-то не так?
– Возможно, и не придется всего этого делать. Ведь я покинула поезд... скажем так, не очень традиционным способом. И Слава мог это заметить.
– Ты улетела, да? – усмехнулся старик. – Да, я уже наблюдал такое. Однажды.
– Денис?
– Он самый. Если б сам не увидел, как он выпрыгнул в окошко и улетел, ни за что б не поверил. Но могу тебя успокоить, если бы Михаэль что-то заметил, уже позвонил бы своему наставнику, отцу Пейну, ну а тот мне. Считай, что тебе повезло. Вопрос лишь в том, повезет ли дважды. Как думаешь, что он подумает, когда не обнаружит тебя в поезде? До Погорска других остановок нет! Так что поторопись вернуться.
– А что на счет моей просьбы?
Старик задумчиво потер подбородок.
– Ох и в опасную игру ты ввязалась, девочка, – сказал он. – Ты просто не знаешь людей из Братства Света. Их не так-то просто переубедить, зато гораздо проще от них пострадать.
– Но вы-то изменили свое мнение насчет таких, как я. Хотя, несколько я знаю, вы также были одним из самых рьяных «борцов с нечистью».
– Может ты и права, – вздохнул старик. – Уж не знаю как, но твоему Денису удалось достучаться до моего сердца. В какой-то момент у меня словно пелена спала с глаз, и я вдруг понял, что передо мной не бездушное чудовище, а несчастное затравленное существо, способное любить, верить и сострадать. Жаль, что его не стало.
Я почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Отвернулась.
– Ладно, дочка, постараюсь тебе помочь, – Гулов ободряюще похлопал меня по плечу. – Чем смогу, помогу. Обращайся, если что нужно. Но сейчас торопись. Поезд до Погорска идет не так уж и долго.
– Что ж, – Я быстро вытерла слезы. – Тогда пока.
– Погоди, – Старик взял меня за руку, замялся: – Слушай, а посмотреть можно? Ну, на то, как ты сделаешь... это.
– Улечу? – удивилась я.
– Жутко интересно увидеть еще раз. Да уж, забавно: я всегда верил в магию, надеялся, что она существует. Сам же всю сознательную жизнь занимался тем, что пытался эту самую магию уничтожить.
– Хорошо, – Я осмотрелась по сторонам. – Только давайте не здесь.
Мы зашли за калитку у дома старика. Второй раз у меня получилось быстрее. Мне оказалось проще представить полет, ведь я уже испытывала эти ощущения. Только вообразила, что лечу, и сорвалась с места.
– Чудеса! – успела услышать я вслед.
Поезд за это время умчался довольно далеко. Я даже испугалась, успею ли догнать. Я настигла его почти у самого Погорска. Пролетев вдоль вагонов, нашла окошко купе, в котором мы ехали и увидела тебя. Ты спал, но, словно почувствовав мой взгляд, вздрогнул, проснулся и посмотрел в окно. Я тут же приотстала. Надо как-то попасть в поезд! Вспомнила про окошко туалета, через которое вылетела. Вдруг оно все еще открыто? Прибавив скорости, догнала его. Однако в туалете оказался какой-то мужик. Я снова отстала, какое-то время летела рядом с поездом, наблюдая за тобой. Ты достал телефон, позвонил, нервно отключился. Ясно, кому именно ты звонил. Я снова догнала приоткрытое окошко. К счастью мужик уже ушел. Постаралась заскочить в вагон – не вышло. Не так-то просто, скажу я тебе, запрыгнуть в движущийся поезд! Между тем я заметила, что ты идешь по вагону к туалету. Наверняка разыскиваешь меня. Надо торопиться! Я снова поравнялась с туалетом. Сквозь открытое окошко услышала, как ты стучишь в дверь, спрашиваешь: «Женя, ты там? Все в порядке?» Увидела, как медленно проворачивается ручка, как приоткрывается дверь, заметила твое лицо... Черт, черт, черт!.. Ну давай же!.. Я отчаянно рванулась вперед, скользнула в какую-то щель и вдруг ощутила тяжесть собственного тела. Осмотревшись по сторонам, поняла, что стою на платформе между вагонами. Той самой, с которой не так давно безуспешно пыталась взлететь. Быстро одернула юбку, пятерней поправила прическу и распахнула дверь вагона.
– Как ты меня напугала, – взволнованно прокричал ты, увидев меня. При этом у тебя был такой вид, словно вот-вот стиснешь меня в объятиях и расцелуешь.
«Едрить колотить, да он же запал на меня!» – вдруг поразилась я, отметив, какими жадными глазами ты меня пожираешь. Видел бы ты себя со стороны, как на меня пялился! Мне стало так забавно: строит из себя целомудренного святошу, обет безбрачия и все такое, а сам с девчонки глаз не сводит!
– Все в порядке, мой рыцарь, – успокоила я тебя, улыбнувшись. – Я была в тамбуре соседнего вагона, там окно разбито. Хотелось свежего воздуха. И побыть одной.
Объяснение тебя устроило. Проверять, действительно ли в том тамбуре разбито стекло ты, к счастью, не стал.
И вот наконец мы сошли на погорский перрон. Ты тут же стал извиняться, мол, зря втянул меня в это опасное дело. Я махнула рукой: все в порядке, и уверила тебя, что ни за что не отступлюсь. «Теперь-то уж точно – доведу дело до конца!»
Когда мы расставались, я не удержалась и решила тебя немного поддразнить – чмокнула в щеку. Небось, ты был на небесах от счастья! И наверняка потом побежал замаливать грехи. Да? Ну признайся же, ведь так оно и было?..
– Что ж, до встречи, – сказала я. – Будет какая-то информация, звони. Я еще по своим каналам пробью. Может, чего узнаю.
И отправилась продумывать новый план. Ты же стоял и смотрел мне вслед с видом голодной собаки. Я шла и думала: «Надо же: на вампирку запал охотник за привидениями! Просто охренительный сюжет!»
В принципе, уже тогда я знала, что именно нужно делать. Идея возникла еще в тот момент, когда я общалась со стариком Гуловым. Вопрос был лишь в том, как воплотить задуманное в жизнь.
Уйдя подальше от вокзала, я достала телефон и набрала номер старика Гулова:
– Алло! Это Ульяна. Разбудила? Ну, извините... Мне нужно, чтобы вы завтра позвонили Славе и сказали, что нашли информатора. Ну, например, узнали адрес через паспортный стол или еще как-нибудь. В общем, придумайте, что-нибудь. Только звоните вечером, когда стемнеет, чтобы наш истребитель нечисти не ломанулся в Красновку днем.
Старик уверил меня, что сделает все, как я прошу.
Теперь возникла проблема, где устроить встречу с «информатором» – место, где он якобы живет. Вариант с домом Гулова я откинула сразу, ведь ты наверняка там уже бывал во время вашей прошлогодней охоты. Да только где еще найти свободный дом в Карсновке? Я стала перебирать в памяти всех своих друзей, с кем можно договориться. Но, во-первых, почти все живут с родственниками. Не выгонишь же их на ночь! А во-вторых, друзья болтливы – если я объявлюсь в Красновке, тут же об этом поползет слух, который сможет дойти до Ордена. Те-то прекрасно знают, кем я стала, и поднимут шум. Нет уж, действовать нужно осторожнее...
И вдруг я поняла, где можно устроить встречу, не вызвав подозрений!
Что радовало, летать с каждым разом становилось все легче. Это как научиться ездить на велосипеде: привык держать равновесие и крутить педали, а потом мчи куда хочешь. Спустя минут пятнадцать я уже стояла во дворе собственного дома. На кухне горел свет. Я видела, как отец снял с электроплитки чайник, налил кипяток в кружку, сел за стол. Он неспешно попивал чай, уставившись в какую-то книгу. Он вечно читает всякие скучные научные трактаты. Форточка была приоткрыта, я даже слышала, как стукает кружка о стол. С трудом подавила в себе желание эффектно влететь в оконную щель и возникнуть перед ошарашенным папашей, как это порой проделывал Мун. Нет уж. Во-первых, отец в возрасте – еще сердце прихватит от неожиданности. Во-вторых, не стоит вот так ни с того ни с сего объявлять человеку, что его родственник стал вампиром. Нужна какая-то менее пугающая и более подходящая под ситуацию легенда. И я пошла к двери.
Постучав, я приготовилась произнести полную покаяния речь вернувшейся блудной дочери. Отец открыл, глянул на меня и, похоже, совсем не удивился. Лишь сказал:
– Проходи. Рад, что ты все же заглянула.
Потом мы долго сидели на кухне за столом. Отец молча пил чай и задумчиво разглядывал на меня. Я смотрела в пол, иногда бросала на него взгляд и никак не могла начать вещать свою выдуманную легенду. Как я могу врать отцу в лицо?
– Папа, у меня проблемы, – наконец, вымолвила я.
– Да ну? – усмехнулся он. – А я уж думал, что ты просто так тайком сбежала из дома, написала прощальное письмо и даже изменила внешность.
Я отметила радостные нотки в его голосе: дочь жива, а большего ему и не надо.
– Дело в том, что я связалась с плохой компанией, – начала я свою лож, уставившись в стол. – Я задолжала много денег и...
– Ты не здорова? – перебил он.
Я опешила:
– С чего ты решил?
– Твои глаза, оттенок кожи. Я такое уже видел. У молодого человека, который жил в нашем доме год назад. У него были довольно необычные симптомы, главный из которых – абсолютная непереносимость ультрафиолетового излучения. По-простому – он боялся солнечного света. Признаться, я не думал, что его недуг заразен. Похоже, ошибся.
Вся моя с таким трудом продуманная легенда мгновенно обратилась в прах.
– Я прав, да? – Он пристально смотрел на меня. – Ты заразилась? Именно поэтому ты пришла сюда ночью?
Я с минуту молчала, обдумывая, как же теперь быть. А потом вдруг поняла, что нет в мире человека, которому я могу доверять больше, чем любимому отцу. И я выдала ему правду: выложила все, как на духу. Отец слушал молча, попивая чай и поглядывая на меня. Иногда он произносил что-то вроде «Да ну?» или «Да неужели?», и по его реакции я не могла понять, верит он мне или нет. В какой-то момент я вдруг засомневалась: может, я зря тут сотрясаю воздух? Вдруг он думает, что его дочка просто пересказывает какое-нибудь мистическое кино?.. Я запнулась и замолчала.
– Ну, со светом-то ничего удивительно нет, – задумчиво проговорил отец. – В мире есть уйма аллергий: кто-то не переносит бумажную пыль, кто-то кошек, кто-то запах цветов или лекарства. Почему бы не быть и аллергии на солнечный свет? Тем более, я обследовал тогда Дениса и результаты показали, что ультрафиолет для него смертельнее пули. Такой сильной реакции я еще никогда не наблюдал. Но, повторюсь, удивительного тут ничего нет: у кого-то раздражение сильнее, у кого-то слабее... А вот полет – это действительно интересно. Если ты, конечно, не приукрашиваешь...
Не успел он договорить, как я очутилась у него за спиной – нет лучшего примера, чем демонстрация.
– Могу взлететь и на шкаф, – ответила я на его пораженный взгляд.
– Не стоит, – Отец покачал головой. – Общаться станет неудобно, голову придется задирать.
Он снова надолго замолчал. Задумчиво попивая свой остывший чай, разглядывал меня. Я отметила, что в глазах его нет страха, лишь любопытство. Впрочем, не удивительно. Отца мгновенно захватывал профессиональный азарт, как только он встречал какою-нибудь новую доселе невиданную им медицинскую фигню. Слышал бы ты все те байки, которые он частенько рассказывал во время ужина, возвращаясь с больничных дежурств: про нарывы, ампутации, черепно-мозговые травмы и прочее. Мне порой кусок в горло не лез во время таких историй, а он говорил так, словно пересказывал увлекательный роман.
– И тебя что, совсем не пугает то, что твоя дочь теперь вампир? – осторожно спросила я.
– Кто? – Отец аж чаем поперхнулся и захохотал. – Дочка, я думал, что ты уже взрослая и не веришь в сказки.
– Да, но то, что со мной происходит...
– ...наверняка имеет какое-то научное объяснение, – закончил тот за меня. – Ты же знаешь, я материалист и не верю во всякую фольклорную чушь, как и религиозную. Если я вижу солнце, последнее, что мне придет в голову, так это Аполлон или Илья Пророк, несущийся по небу на огненной колеснице. Если я чего-то не понимаю, пытаюсь разобраться и понять, а ни фантазировать. То, что с тобой произошло – физиологический факт. Непонятный, это да. Но, наверняка, имеющий какое-то объяснение. Нужно подумать об этом на досуге, сделать анализы, покопаться в литературе. Я, может быть, докопался б и раньше, не исчезни Денис так внезапно. Кстати, как он поживает?
И, видимо, по выражению моего лица он все понял:
– Прости, дочка. Я не знал. Ты ведь была влюблена в него. Я ж видел, как ты глядела на этого парня...
Тут отец внимательно посмотрел мне в глаза:
– Скажи, его смерть связана с теми проблема, из-за которых ты сюда пришла?..
Ночь третья
В Погорск я вернулась под утро, пока не рассвело. Довольная. Впрочем, я знала, что отец мне не откажет и позволит устроить встречу у нас дома. К тому же он все равно следующей ночью будет на дежурстве. Теперь предстояло убедить собственно «информатора», точнее, того, кто его сыграет. Тут уж волей неволей мне пришлось втягивать в мой план сообщника. Подходящий кандидат на эту роль у меня был только один.
С первыми рассветными лучами оторвавшийся от своих книжек и пробирок Рутра и вернувшийся со смены Шут улеглись спать. Я же, чтобы им не мешать, выбралась из погреба наверх. Будильник на холодильнике показывал семь утра. Марта только собиралась идти на работу. Прежде всего, нужно было дождаться ее ухода. Я знала, что она не одобрит мой план. Да и вообще, я ей все еще не доверяла, ведь буквально вчера она сражалась по другую сторону баррикады.
Налив себе крепкого кофе, я уселась на диван. Лежащий там черно-белый кот Аббат тут же вскочил и, недовольно заурчав, побрел искать другое спальное место. Это гнусное животное терпеть не могло вампиров. Он так и не смирился с нашим соседством, даже рядом сидеть отказывался и в погреб никогда не спускался. На руки же давался только Марте.
«Я тебе покажу, как нос воротить!» – Изловив кота, я сжала его в объятиях. Тот мигом озверел, стал отчаянно вырываться. Я же удерживала его до тех пор, пока обезумевшее от ярости животное не начало шипеть, кусаться и царапаться, извиваясь всем телом. Марта поглядывала на все это с молчаливым негодованием.
– Может, хватит над животиной издеваться? – не выдержала она.
Я разжала руки. Аббат грохнулся на все четыре конечности и припустил галопом к соседней комнате. Правда, у порога остановился и дальше пошел шагом, гордо выпрямив трубой черный хвост – весь такой потрепанный, но не побежденный. И даже не обернулся, когда я показала ему язык.
Марта продолжала возиться у плиты. «Ну и чего копается? – Я нетерпеливо поглядывала то на будильник с невыносимо медленно двигающимися стрелками, то на Марту столь же неторопливо разогревающую завтрак. – Давай же, ступай!» Спать хотелось жутко, но прежде, чем упасть в постель, я хотела решить все вопросы – подготовиться к вечернему спектаклю.
Снаружи встало солнце, и сквозь щель в закрытых ставнях в дом ворвался тонкий столбик света. Какое-то время я наблюдала, как клубится в нем пыль, а потом от скуки протянула руку и подставила под него ладонь. Тепло... Горячо... Жжет!.. Я стиснула губы, глядя, как покраснела на руке кожа, как на ней стали набухать волдыри. Даже дымок пошел...
– С ума сошла! – раздался испуганный вскрик Марты.
Я отдернула руку, поднесла зудящую ладонь к губам.
– У тебя все в порядке? – Марта смотрела на меня с подозрением.
– Бессонница, – соврала я.
– Я уж думала, ты решила податься в мазохистки.
Очень смешно! Это не тебе приходится с первыми лучами солнца искать укрытие и целые дни торчать взаперти. Да еще и трястись, чтобы в твой мрачный закуток не заглянули твои бывшие дружки-фанатики.
– По мне, уж лучше быть садисткой, чем мазохисткой, – Я сжала опаленную ладонь в кулак.
Ожог болел жутко. Вспомнилась вдруг твоя сестра Рита. Я тут вою от маленького лучика, а каково полностью оказаться под открытым солнцем? Ужасная смерть! Да уж, свет – наше проклятие. Зато в такой жизни есть и преимущество – ожог на ладони заживал прямо на глазах.
– Как дела со статьями? – спросила Марта.
– Позавчера отнесла очередную. Сегодня выходит свежий номер, ищи в газетных киосках.
– Немного осталось. Скоро все кончится.
– Ага, – Я равнодушно уставилась в потолок. – Если кто-то вообще верит тому, что пишут в газетах, где на обложках окровавленные грудастые маньячки и заголовки вроде: «Меня изнасиловали пришельцы».
– Желтуха или нет, но, так или иначе, эта газета – средство массовой информации. И если мы через нее обратимся в прокуратуру, напечатав списки убийц, они должны будут отреагировать. Да и люди, если поймут, что все опубликованное – правда, не останутся равнодушными.
– И с восторгом линчуют нечестивцев, сгноив их в тюрьмах с криками «Аллилуйя»!
– Ты так говоришь, будто жалеешь Орден, – удивилась Марта.
Я и сама уже поняла, что именно сморозила. Главное, меня больше насторожило ни «что» я сказала, а «почему». Просто я в тот момент вдруг подумала о тебе, Слава. Представила, как тебя запирают на пару десятков лет в колонию строгого режима за особо тяжкие. И эта мысль была не столько жалостью к тебе, скорее к себе. Меня вдруг испугало, что я, возможно, никогда тебя больше не увижу.
«Эгей! – одернула я себя. – Это вовсе не влюбленность. Ты просто пытаешься вернуть на путь истинный неплохого человека. И все! Не более того!» И, кстати, вполне в этом себя убедила, наивная...
– Я – грешница, так что первая брошу в них камнем, – ответила я Марте и попыталась рассмеяться.
Та еще раз подозрительно глянула на меня. Затем взяла сумку и, наконец, ушла. Едва за ней захлопнулась дверь, я поспешила в подвал и принялась будить Шута.
Не буду пересказывать наш разговор на кухне и все те аргументы, которые я ему привела, убеждая пойти на встречу с тобой. Шут слушал молча, уставившись в пол. И когда я выдохлась от монолога, поднял на меня глаза и с улыбкой сказал:
– Это у меня кличка «Шут», так что тут вроде как я должен шутки шутить.
– Я говорю вполне серьезно!
– То есть, ты предлагаешь мне добровольно встретиться с охотником на вампиров? Я правильно тебя понял?
Конечно же, я ожидала подобной реакции. Еще бы! Шут когда-то сам едва не пострадал от рук ваших маньяков и видел немало смертей товарищей. Это то же самое, что предложить овце сходить в лес в гости к волку: «Не волнуйся, крошка, он не укусит! Наверное...»
– Понимаю, это звучит странно, – вздохнула я.
– Это звучит безумно!
Тут уж не поспоришь! Я и сама все еще сомневалась, что мой план сработает.
– Предположим, я с ним все-таки встречусь, – сказал Шут. – Каковы шансы, что охотник не вгонит мне осиновый кол в сердце, когда поймет, с кем имеет дело?
– Не поймет! Он понятия не имеет, кто мы такие. Я провела с ним пол ночи, а он так и не догадался.
– Ты половину ночи провела в компании фанатика из Братства Света, и он все еще жив? – воскликнул Шут. – Ушам не верю!
– За кого ты меня принимаешь? – обиделась я.
Но потом все же смягчилась: а ведь он недалек от истины, поначалу ведь я хотела тебя прикончить!
– Ну так как, ты поможешь мне? – Я состряпала умоляющую мордашку.
– Нет.
– Почему? – Я почему-то была уверена, что он согласится.
– Просто нет. И все, – Он встал, потянулся. – А теперь, извини, я спать хочу. На работе устал жутко.
И направился к подвальному люку.
– Пойми, мне просто некого больше попросить, – в отчаянии вскричала я. – У меня и друзей-то не осталось, после того, как я изменилась. Не бойся, я буду внимательна. Если охотник что-то заподозрит, я первая же вступлюсь. Но я хочу рискнуть. Это же шанс все сделать правильно!
Шут обернулся, оперся о дверной косяк.
– Я отказываюсь вовсе не потому, что боюсь. И не даже потому, что считаю твой план провальным. Мне просто наплевать!
Я так и замерла с открытым ртом.
– Мне все равно, будет существовать Орден или нет, – зевнув, продолжал Шут, – станут ли охотники и дальше кого-то кромсать или их запрут в каталажках. Мне все равно!
– А как же общество?
– Чье общество? Ты о простых людях? Так они вообще не в теме, что тут происходит. А если б даже и узнали, что тогда? Вы говорите: резонанс, общественное мнение, невинные жертвы... Да каждый день только в этом городе гибнут десятки людей: их давят машинами, бьет током, лупят гопники, пьяные мужья режут на кухнях жен и их любовников, они падают с крыш и мрут от болезней. Загляни в любой морг. И, думаешь, кому-то есть до этого дело? Убийства наших собратьев – крупицы в многотысячных списках статистики смертности. А учитывая нашу природу, так даже никто о нас не поплачет, если всех наших прикончат. Узнай люди, что мы вампиры, только поаплодируют и сами подкинут дровишек в костры, на которых нас будут жечь. Фантасты столетиями нам создавали такую репутацию, что на сострадание обывателей можно не рассчитывать.
– Я о нашем обществе!
– А, ты о горстке так называемых «вампиров»? – усмехнулся Шут. – О да, я насмотрелся, как наши собратья гибнут и безо всякого Ордена – мочат друг друга почем зря. За идеологию, веру, инородность или просто рожа чья-то не понравилась. Кого ты собралась спасать? Я видел, как тут, за городом, в карьере собралось несколько десятков таких, как мы с тобой, и давай кромсать друг друга похлеще маньяков: палками, цепями, ножами, арматурой. Ах, ну да, ты ведь не знаешь, что именно там произошло! Ты думаешь, что несчастных вампиров согнали в карьер, а потом приехали злые фанатики и всех поубивали. Так? Расспроси Марту, она тебе расскажет, как было дело. Да, эту ситуацию подстроило Братство Света. Вот только случилось это потому, что назрело слишком много конфликтов в упомянутом тобою обществе. Вампиры пришли в тот карьер сами, добровольно, чтобы силой решить собственные проблемы. Ну а когда наши с тобой собратья разобрались между собой, приехали фанатики и добили выживших. Но даже не будь Ордена, рано или поздно наши и так перебили бы друг друга! Слишком уж много накопилось дерьма в нашем обществе. Орден лишь ускорил неизбежное. С тех пор я дал себе зарок не встревать в дела, до которых мне нет дела. Этот мир жесток и равнодушен к чужим проблемам. Так почему же мне не должно быть наплевать?
– Да потому, что пока существует Орден, такие, как мы вынуждены постоянно бегать и прятаться. И мы обязаны с этим что-то сделать! – вскричала я.
– Нет уж, как раз наоборот. Я сейчас живу спокойно: не бегаю, потому что нашел способ отлично спрятаться. Фанатики забыли о моем существовании, успокоились. Вы же с Рутрой и Мартой решили расшевелить осиное гнездо и заставить меня снова бежать и прятаться. Думаешь, это было мое решение, вернуться в Погорск? Я и дальше б жил где-нибудь далеко от этого сраного места. Да и остальные могли бы поступить точно так же. Орден сейчас уверен, что всех нас перебил, и фанатики переключились на другие дела – наверное нашли другую «ересь» для избиения. Они уже оставили нас в покое! Так дайте ж пожить спокойно!
– И сколько, по-твоему, продлится это спокойствие? До тех пор, пока им на глаза не попадется кто-то из перекинувшихся! Они тут же вспомнят о нашем существовании и завтра же постучатся в твою дверь. Мы же хотим решить эту проблему раз и навсегда. А после этого наслаждайся своим спокойствием сколько душе угодно.
– Но есть ведь и более простой способ решить это, ведь так? – ухмыльнулся Шут.
– Предлагаешь их всех перебить? – удивилась я.
– Нет, ты сама еще совсем недавно предлагала это, – ответил он. – Мне-то все равно, есть они или нет. Но если тебе не все равно, отчего же изменила свое мнение? Подкараулила б этого охотника в темном переулке, раз – и нет проблемы. И точно так же можно отловить других. Не так уж и сильны эти фанатики, если действовать осторожно и с умом. Это я и Рутра – пацифисты, мухи не обидим. У Муна бы хватило злости и умения, но он предпочитал бегать и прятаться. Ты же – другая. Ты запросто вырвешь глотки подонкам и ни то, что угрызений совести не испытаешь, наоборот – наслаждение. Так в чем проблема-то?
– Да, поначалу я так и хотела поступить, – призналась я. – Но... Уж не знаю почему, но мне показалось, что Слава не безнадежен. А если таких, как он, можно исправить...
– Он тебе нравится, да?
Я умолкла, закусив губу.
– С чего ты взял?
Шут многозначительно промолчал, поглядывая на меня так, что я почувствовала, как краснею. Да что говорить, он сам когда-то побывал в подобной шкуре. И мне понятны причины его беспокойства и отказа. Его сказка закончилась хэпиэндом: красавица и чудовище примирились и собрались жить долго и счастливо. А тут мы вдруг решили переписать сценарий, добавить экшена и, что самое ужасное: финал пока не ясен и не обещает ничего хорошего.
– Есть причины, почему я решила не вступать с Орденом в открытую войну, – принялась оправдываться я под его насмешливым взглядом. Быть может, даже сама верила в свои слова: – Орден – опасный противник. Возможно парочку охотников нам и правда удастся убить. Да только едва прольется первая кровь, они возьмутся за оружие, и начнется резня. У них есть множество методов для борьбы с такими, как мы. И главный их союзник – дневной свет! Они мигом вычислят, где мы скрываемся и тогда нам просто не дожить до вечера. К тому же у них есть еще одно мощное оружие – убеждение. Как только общественность узнает, что Орден борется с «чудовищами», на место каждого убитого фанатика встанут десятки других. Орден уже протягивает свои щупальца в другие регионы. Наступит момент, когда на планете не останется места, где мы сможем укрыться. Они не остановятся, пока не перебьют нас всех. Но если мы сможем изменить этих людей, переубедить их, показать, что мы вовсе не чудовища – выиграем войну, даже не обнажив оружия!
– Оружие уже обнажено. Ни ты ли об этом говорила? – напомнил Шут. – Они уже сожгли заживо многих из нас! И теперь ты предлагаешь их простить?
– Ты сам разве не простил? – парировала я. – Твоя жена тоже когда-то была одной из них. Конечно, сама она не подносила факелов к кострам и не стреляла из арбалета. Да только именно благодаря ей погибли десятки таких, как мы! Хочешь начать мстить, начни с собственной семьи! А уж коли решил прощать, так не разделяй на тех, кто тебе дорог, а кто нет!
Я положила руку ему на плечо:
– Тебе ли не знать, что люди могут меняться. Поверь, мне также нелегко прощать. Но, общаясь с этим охотником, я вдруг поверила, что и он, и другие могут меняться. Как это произошло с Мартой, со стариком Гуловым...
При этом имени Шут вздрогнул:
– При чем здесь Гулов?
– Он тоже из тех, кто был когда-то в Ордене, но изменил свои убеждения. Старик даже согласился мне помочь... – И захлопала удивленно глазами: – А что, ты знаешь этого человека?
– Я согласен! – неожиданно заявил Шут. – Где, ты говоришь, должна состояться встреча?
И меня весьма насторожило, с какой резкостью прозвучало это согласие...
Весь день мы репетировали с Шутом, что именно он должен говорить, как себя вести. Тот со всем соглашался беспрекословно. Меня поражала эта податливость, особенно учитывая, что совсем недавно он послал меня куда подальше с моим планом. Что-то мне не нравилось в этом смирении. Но я решила не заморачиваться: мне нужен союзник, я его нашла. А его мотивы – дело десятое...
Вечером мне позвонил старик Гулов и сообщил:
– Я передал Славе все, что ты просила.
Не успела я убрать телефон, как позвонил ты и радостно объявил, что знаешь, где живет информатор! И предложил съездить к нему в гости.
Все складывалось как нельзя лучше. Когда стемнело, Рутра еще дрых, хотя обычно вставал рано, на закате. Да и Марта задержалась допоздна на работе. Так что никто не мог нам помешать.
– Ну все, пора! – сказала я Шуту.
Мы вышли во двор. Шут был облачен в костюм информатора: те самые брюки, балахон и все еще воняющую паленым джинсовку.
– Ты лети вперед, мы с охотником приедем часа через полтора, – сказала я ему. – Адрес запоминал? Жди там.
– Что значит, лети? – сконфузился Шут.
Признаться, я и подумать не могла, что кто-то из наших не умеет летать. Оказалось, мы все отличаемся, как отличаются виды каких-нибудь насекомых: одни с крыльями – другие без, одни едят других насекомых – другие траву... Шут был из тех, кому не досталась соборность летать. Пришлось самой отнести его в Красновку, как раньше меня доставлял туда Рутра. Минут через пятнадцать-двадцать мы приземлились у железнодорожного вокзала. Я стала использовать это место как ориентир: скорость полета приличная, в темноте можно запросто сбиться с курса. А тут просто летишь вдоль железной дороги и упираешься в яркое пятно – освещенное множеством фонарей здание вокзала.
И уже тут, в Красновке, неожиданно выяснилась причина, из-за которой Шут согласился мне помочь. Едва мы оказались на земле, тот уверено куда-то зашагал.
– Эй, приятель, вообще-то мой дом в другой стороне!
– Успеем, – жестко ответил он, не останавливаясь. И добавил, окончательно сбив меня с толку: – Звони старику. Пусть придет к дому Петра Савелова.
– Какому старику?
– Сама знаешь!
Мы вышли на дорогу, ведущую к окраине поселка.
– Ну уж нет! – Я догнала его, резко развернула. – Сначала объяснись!
И я тут же невольно отпрянула, встретившись с Шутом глазами. В его взгляде вдруг появилось то, что до этого, видимо, было у меня, когда я познакомилась с тобой – холодная ярость. Мышцы Шута налились, как у боксера, готового к драке. И я вдруг поняла, что собираюсь отвести на встречу с волком вовсе ни овцу, а волкодава. А я-то, наивная, всегда считала Шута спокойным и уравновешенным. Впрочем, чему тут удивляться – он один из нас. А такая жизнь из любого сделает чудовище.
– Ты не говорил, что знаком с Гуловым.
– Нет, что ты, – Он сжал кулаки. – Разве можно называть «знакомым» человека, с пеленок испортившего тебе жизнь!
Еще утром я собиралась приложить все усилия, чтобы привести Шута в этот поселок, теперь же задумалась, не совершила ли я ошибки.
– Звони! – торопил он.
– Ты ведь не наделаешь глупостей? – осторожно спросила я, все еще не решаясь достать телефон.
– Вся моя жизнь – сплошная глупость, – ответил он. – Начиная с моего появления на свет. Вот только от этой глупости пострадали невинные люди. Родные мне люди!
– Это не ответ!
– Ты спрашиваешь, убью ли я его? – Шут мрачно глянул на меня: – Нет!
Я недоверчиво смотрела ему в глаза.
– Теперь нет, – добавил он. – Веришь?
Не верила.
– Твой старик не пострадает, клянусь, – холодно сказал Шут. – Я лишь хочу поговорить. Взглянуть в глаза человеку, разрушившему мою жизнь и жизнь моей семьи. И если я увижу в них то же, что увидел в глазах Марты, я поверю тебе. Поверю, что даже самые мерзкие из них не безнадежны. И лишь после этого пойду на твою встречу.
Я с сомнением вынула из кармана телефон. Набрала номер. Старик тут же взял трубку.
– Ульяна, все в порядке? – спросил Гулов.
– Да... почти, – тихо ответила я. – Тут с вами хочет встретиться один парень. Он просит, чтобы вы пришли к дому какого-то Петра Савченко.
– Быть может, Савелова? – поправил старик. – Вот как...
Долгая тишина.
– Что ж... Скажи, что я приду.
Я убрала трубку и увидела, что Шута рядом нет. Он уже дошел до конца улицы и там остановился. На краю поселка на фоне бескрайнего поля и фиолетового неба чернел его сгорбленный силуэт. Я подошла, стала рядом. Шут молча смотрел на темный поросший травой похожий на гигантскую заброшенную могилу холм. Только теперь я поняла, что это – остатки дома. Кое-где из земли торчали опаленные доски и бревна, груды мусора. Шут присел на лежащий у обочины столб упавшего забора, долго молчал, обхватив голову руками.
– Уж и не думал, что когда-нибудь решусь сюда вернуться, – прошептал он наконец.
– Ты меня удивил. Я не знала, что ты тоже из Красновки, – призналась я. – Никогда тебя раньше тут не видела.
– Зато я тебя видел, и не раз, – ответил он. – Я знал поименно всех детей в поселке. Часто наблюдал за вашими играми. Правда, издали.
Я вдруг поняла, что совершенно не знаю Шута. Сам он никогда о себе ничего не рассказывал.
Во мраке послышались неуверенные шаги. Шут встал, выпрямился.
– Рома? – раздался голос старика Гулова из темноты. – Рома Савелов? Глазам не верю!..
Шут стоял и с презрением рассматривал старика.
– Прости меня, мальчик, – Гулов опустился на колени. – Как же я виноват перед тобой! Как же грешен!
Я в растерянности хлопала глазами: вот это поворот!
– Грешен... – повторил Шут. – Прости... Как у вас в вашей вере все просто: сначала делать другим гадости, отравлять жизнь, мучить, убивать. А потом грохнулся на колени, покаялся, сказал «прости», и все – грехов как не бывало! Так?
Старик молчал.
– Здесь, – Шут указал на поросший травой холм, – жила семья! Обычная такая на вид семья, каких много. С одним изъяном – ребенком, отличающимся от других. Казалось бы, такое дитя достойно сострадания, природа и без того сделала его инвалидом. Так нет же! Некоторым этого показалось мало! Нужно было затравить малыша и всю его семью. И вот – результат перед вами!
– Если ты считаешь, что я достоин смерти... – Гулов покорно склонил голову, будто на плаху.
– Смерти? – вскричал Шут и расхохотался.
Я напряглась, готовая в случае чего броситься вперед и прикрыть собой старика.
– Нет уж, такие как вы должны жить! – прошипел Шут. – И жить как можно дольше! Чтобы еще много лет вас преследовали призраки тех, кому вы испортили жизнь, кого вы заставили страдать. Потому, что если вы действительно раскаиваетесь, так оно и будет.
И, сказав это, Шут зашагал прочь. Я поспешила следом, оставив стоящего на коленях детсадовского сторожа. По его щекам катились слезы.
– Что это было? – дернула я Шута за рукав. – Что это, черт возьми было?
– Давай не сейчас, – мотнул тот головой. – У тебя есть какой-то там сраный план? Думай о нем! А меня пока оставь.
И до самого моего дома он шел, не проронив больше ни слова.
Оставив Шута у себя дома, я поспешила обратно в Погорск. Я рухнула в привокзальные кусты и, отряхиваясь, вышла из них в тот самый момент, когда ты в очередной раз пытался до меня дозвониться.
– Я уж начал волноваться! – вскричал ты, увидев меня.
– Задержали дела по учебе. А мобила села.
И тут же перевела тему, пока ты не стал расспрашивать подробности:
– Ну что, в путь? Поезд отправляется через тридцать минут...
Слова так и застряли у меня в глотке, ведь в этот миг я увидела кошмар. Кошмар из прошлого! Позади тебя стоял белый микроавтобус, тот самый, на котором год назад люди в черном приехали в Красновку охотится на Муна. И вот, словно в замедленной съемке, распахивается дверца и из машины выбирается самый жуткий и ненавистный для меня человек. Ты что-то говорил, но я не слышала. В голове билась мысль: «Надо бежать!» Но ступни мои словно приросли к асфальту, и я будто парализованная смотрела, как он спускается на землю, как поправляет на голове широкополую черную шляпу, как колышется его длинный плащ. Вот сейчас в его руке появится арбалет... Это конец!
До меня не сразу дошел смысл слов магистра Братства Света, когда он шагнул мне навстречу и протянул руку:
– Здравствуй, дитя мое!
Неужели не узнал? В оцепенении я не смогла вымолвить ни слова, лишь машинально коснулась его ладони. И от этого прикосновения будто ток пробежал по всему моему телу. А в голове торжественно звучало: «Не узнал! Он меня не узнал!..»
Отец Пейн что-то спросил.
– Нет, – брякнула я первое, что пришло в голову, даже толком не поняв вопроса. Мне показалось, что он спросил, виделись мы раньше или нет.
– Женя хочет сказать, что лишь обрабатывала чужой материал, который ей передавали... – принялся объяснять ты, и я догадалась, о чем идет речь. «Ну конечно же! Если мой маскарад сработал, и отец Пейн меня не узнал, он думает, что я журналистка!»
– Похвально, что ты занимаешься этим делом, – сказал тот. – Рад, что наши цели совпадают.
– А вы знаете мои цели? – ответила я, правда, чересчур резко, потому как теперь злилась на себя за свою недавнюю растерянность и беспомощность. «Тоже мне, вампирша – ужас ночи, – укоряла я себя. – Строю из себя супергероя, а сама тут же обделалась, едва увидела главного злодея. Стыдно!»
– Ну как же, цель нашего Ордена – борьба со злом, – между тем, продолжал отец Пейн. – Твоя разве нет?
Меня так и подмывало сказать: «Да, я тоже сражаюсь со злом. И зло это сейчас стоит передо мной!» Но, конечно же, сдержалась. Ответила, что ни с кем не сражаюсь, что мне просто любопытно.
– Не важно, каковы наши мотивы, главное – результат, – с интонацией просвещенного гуру выдал ваш магистр. – Неисповедимы пути Господни, которыми он ведет нас. Но если в итоге Свет торжествует над Тьмой – ты на верном пути!
От этих слов меня разобрала такая злость. Строит тут из себя святошу, говорит о Свете, победе Добра над Злом. А сам стольких невинных отправил на костер!
– Я верю, что сама выбираю свою судьбу, – ответила я (и это, кстати, на самом деле так!). А потом не удержалась и, нагло глядя ему в глаза, заявила: – Да и вообще, по мне как-то глупо считать себя марионеткой, которой, дергая за ниточки, управляет какое-то существо, каким бы могущественным оно ни было.
И язвительно прибавила:
– А в вашем случае, так еще и вымышленное!
Ну что? Я решила: раз уж мой маскарад сработал, значит, я могу не притворяться и быть собой. Я ведь всего лишь юная девчонка, дерзкая журналистка. Потому могу безнаказанно высказывать ему в глаза любую ересь.
– Да, Михаэль говорил, что ты прохладно относишься к нашей вере, – Отец Пейн смотрел на меня с полуулыбкой, как на дитя малое. – Можно полюбопытствовать, почему?
– Нельзя! – Признаться, мне вовсе не хотелось продолжать этот разговор. В первую очередь потому, что боялась себя раскрыть. Любая неосторожная фраза, жест могли меня выдать. Ведь тогда, в Красновке, отец Пейн видел меня так близко, как я тебя сейчас. А значит, мог догадаться, кто именно перед ним. Потому я попыталась прекратить эту беседу: – Почему я должна обсуждать такие темы с незнакомым человеком?
– Так давайте познакомимся, – Магистр явно не собирался просто так меня отпускать. – До отправления поезда ведь есть еще время. Не против, если мы присядем и поговорим?
В какой-то момент мне стало казаться, что тот просто играет со мной. Что он давно понял, кто я на самом деле, и лишь ищет возможность, чтобы меня прикончить. «Надо валить отсюда! – билось в голове. – И чем скорее, тем лучше!» Однако не успела я сказать, что мы торопимся, ты усадил меня на лавку со словами:
– Конечно же, у нас найдется время.
– У меня, кстати, для подобного случая кое-что припасено, – весело сообщил отец Пейн и пошел к микроавтобусу.
Ты что-то начал затирать об уважении к старшим. Причем, по твоему тону было понятно – даже если отец Пейн обо всем и догадался, ты совершенно не в теме. Я тебе что-то отвечала, сама же не сводила глаз с магистра. Тот распахнул дверцу микроавтобуса, что-то вынул из салона. Меня пробил озноб, когда я поняла, что в руке у него арбалет.
– Это – самый светлый человек, которого я знаю! – между тем, говорил ты.
Я напряглась, приготовилась вскочить, увернуться, если в меня снова полетит стрела – второй раз себя прикончить я не дам! Но пока еще сомневалась, что делать дальше: бежать или сражаться? И я с испугом подумала: «А если нападу на отца Пейна, как к этому отнесется Слава?..» Но, к счастью, мои опасения оказались напрасны – отец Пейн достал бутылку вина, убрал на место арбалет и вернулся к нам. «Значит, все-таки не узнал!» – с облегчением вздохнула я, глядя, как он наполняет вином стаканы.
– Так сказать, за знакомство, – провозгласил магистр.
– Не думаю, что это хорошая идея, – Мне вовсе не хотелось с ним пить, хотелось лишь как можно скорее убраться от него куда подальше. А потому прибавила: – Если вы, конечно, не хотите попасть под статью за спаивание несовершеннолетних.
– Я думал, что ты студентка, – Отец Пейн с прищуром посмотрел на меня.
«Он что, меня проверяет? – мелькнула мысль. – Ну да. Наверняка слышал ту легенду, что я наплела Славе. А теперь хочет меня подловить – не прикидываюсь ли я студенткой и журналисткой». Но меня на таких мелочах не проймешь.
– Ну да, студентка, – подтвердила я. – Только первокурсница. Мне еще семнадцать.
Когда же он неправильно назвал фамилию ректора, я возблагодарила свою сообразительность, что хватило ума выучить имена руководства университета, в котором я якобы училась. Если б потребовалось, я назвала бы и декана факультета филологии, и даже фамилию коменданта общежития, в котором не жила. Однако тот больше расспрашивать не стал. Видимо, проверку я прошла. Да только и отпускать нас не торопился. И, заметив, что я поглядываю на часы, магистр вдруг великодушно заявил:
– Я лучше пешком прогуляюсь, отсюда до храма недалеко. Вам ведь машина нужнее.
И вручил тебе ключи.
– Выходит, теперь вы можете не торопиться на поезд, – к моей большой досаде сказал отец Пейн. И, откинувшись на спинку лавочки, приподнял стаканчик с красным вином, словно произнося тост.
– Мы называем вино кровью Христовой, – Говоря это, он смотрел прямо мне в глаза. Мне показалось, что он умышленно сделал ударение на слове «кровь». Глотал он эту бардовую жидкость также не отрывая от меня своих сверлящих глаз. На меня же снова нахлынули прежние сомнения: так знает или нет? А если раскрыл мой маскарад, почему не нападает? Выжидает подходящего момента или задумал нечто иное?
– И вы еще удивляетесь, почему я так отношусь к вашей религии, – вставила я ехидную ремарку. Так хотелось на чем-нибудь выместить злобу. Уж коли нельзя кое-кого прикончить, так хотя бы отыграюсь словами.
– Объясни, дитя, – Это было сказано таким спокойным тоном, что меня охватило смятение. То ли я сама себя накручиваю и все в порядке, то ли он гораздо лучший актер, чем я и ведет со мной какую-то игру. Как же меня бесила его улыбочка и маска доброго мудреца!
И тут, признаться, меня понесло. Я тоже решила сыграть роль наивной хулиганки-атеистки, и высказать в лицо вашему магистру все, что думаю о нем и его секте. Я специально стала подбирать такие слова, способные как можно больнее уколоть его. Как же мне было приятно, когда я видела, как его мерзкая улыбочка подменяется оскалом. А я продолжала дразнить его, подливая в костер его бессильной злобы все больше масла, понося его церковь и идеалы. И я добилась-таки своего.
– Хватит! – вспыхнул отец Пейн. У него было такое лицо, словно он вот-вот сбегает к микроавтобусу за арбалетом. Я даже не на шутку испугалась, что так оно и случиться.
– Вы спросили – я ответила!
Отец Пейн смотрел на меня, раздувая от ярости ноздри, сверкая глазищами. «А его, оказывается, не так уж и сложно вывести из себя, – с удовлетворением отметила я. – Нужно лишь нащупать больное место. А место это – его идеология». Но я решила больше не трясти перед быком красной тряпкой, наоборот, отойти подальше – пусть спустит пар, пока не натворил беды. И все же не удержалась, перед уходом подколола его напоследок:
– Я отлучусь ненадолго. Вы же не против, если кто-то отлучается?
И по глазам видела, что он прекрасно понял, что намекаю я на отлучение от церкви.
Сразу за лавочкой росли пышные кусты сирени. Я обогнула их, юркнула в заросли, сделав вид, якобы ушла по естественной нужде. Стоя в этих кущах, я поглядывала в сторону лавочки. Вы с отцом Пейном сидели ко мне спиной, меня не видели. И вдруг я подумала: «Вот решение проблемы!» Мне ничего не стоило подкрасться к лавочке и вцепиться магистру в глотку. Он даже пикнуть не успеет! И мир будет избавлен от одной из самых гнусных тварей, которых носила Земля. Когда еще представится такой случай?
Я осторожно прокралась между кустов. Почти не дыша, приблизилась к лавочке. Над высоким воротником черного плаща в паутине темных длинных волос светлел открытый участок кожи ничем не защищенной шеи магистра. Облизнув губы и проведя языком по клыкам, я склонилась к нему...
И тут глянула на тебя. «Как отреагирует Слава, увидев, кто я на самом деле? И что в таком случае с ним делать? Убить?» Я поняла, что не смогу. Но ведь и оставлять в живых тоже нельзя! Что бы ты сделал, если б у тебя на глазах разорвали горло твоего кумира? Да-да, ты б превратишься в мстителя! Причем, зная твой характер, мог стать похуже отца Пейна. Я-то желала сделать из злодея, пусть не ангела, так хотя бы нормального человека, а получила б обратное – демона в человеческом обличии. И прощай мой план перевоспитания! Ну и, конечно же, была еще одна причина, из-за чего я не могла так поступить, но в чем никак не хотела себе признаться. Конечно же, ты мне нравился.
Пока я размышляла в нерешительности, ты начал вертеть головой, явно беспокоясь, куда же я запропастилась. Я даже присела, опасаясь, что ты меня заметишь, и поспешно отключила телефон на случай, если ты вздумаешь мне позвонить. «Нет, не сейчас!» – Я разочарованно отвела взгляд от аппетитной шеи магистра. И уже собралась покинуть кусты и вернуться к вам, как вдруг увидела открытую бутылку вина, которую отец Пейн поставил рядом с лавочкой. Вот тут-то мне и пришла в голову отличная идея. Прокравшись к ней, я выпустила коготь и провела острием по своему запястью. По руке заструился бардовый ручеек, кровь закапала на землю. Взяв бутылку, я направила этот кровавый поток в открытое горлышко. О, да! Это будет отличная кара! Магистр так часто жег вампиров. Так пусть теперь сам испытает, что такое – быть одним из нас!
Правда, предстояло еще магистра этим вином напоить. Потому, вернувшись к вам, я сделала примирительную мину и, изображая наивную дурочку, залепетала:
– Извините, быть может, я тут наговорила много всего лишнего. Я вовсе не хотела как-то вас обидеть... – В общем, бла-бла-бла и тому подобное. Говоря все это, я подняла бутылку, наполнила два стаканчика. И, протянув магистру один, с максимальной добродушностью, какую только могла изобразить, сказала:
– Давайте, за примирение!
Отец Пейн замялся, видимо, размышляя, стоит ли примиряться с такой мерзкой еретичкой. Но я терпеливо ждала, держа стакан. «Ну давай же, пей!» – взмолилась мысленно. И облегченно вздохнула – магистр все же принял мое подношение.
– За мир!
Я едва не запрыгала от радости, наблюдая, как он до последнего глоточка влил себе в глотку мою смешанную с вином кровь.
Только когда отец Пейн, наконец, откланялся и убрался восвояси, я смогла расслабится. Глядя вслед его удаляющейся темной худощавой фигуре, я ощутила, как меня трясет. Ведь последние полчаса прожила словно под прицелом снайпера. «Так, нужно успокоится! Все позади!» На твой суровый взгляд, укоряющий за еретические речи, постаралась улыбнуться все еще дрожащими от волнения губами.
– Ладно, что было, то было, – сказал ты, возможно, списав эту нервную лихорадку на мою легкую одежонку и ночную прохладу. – Пора заняться делом. Зато есть и свой плюс: на этот раз не на поезде!
И, гордо указав на микроавтобус, звякнул ключами.
– Здорово! – кивнула я. Сама же подумала: «О, да, плюс от этой встречи действительно есть! Мне удалось напоить эту скотину в рясе собственной кровушкой!» Впрочем, понимала, что это – лишь полдела. Для перевоплощения нужен еще и укус вампира. Причем, чем раньше, тем лучше. Я не знала, на какой срок наша кровь заражает человеческий организм, но, если верить Рутре, действует не очень долго – лишь несколько дней. Значит, нужно не затягивать и как-то подкараулить магистра в темном переулке, либо узнать, где он живет, прокрасться в квартиру и довершить дело. Но не сегодня. Сейчас есть другие задачи...
Мы сели в машину. Я сразу заметила, что ты какой-то хмурый, раздраженный. «Наверное зол на меня за мои богохульные высказывания», – решила я. Но ошиблась. На мой вопрос, что случилось, ты ответил:
– Я сегодня бил человека!
Признаться, меня это удивило. Нет, вовсе не то, что ты кого-то там избил. Я была наслышана, как вы с дружками из Ордена расправляетесь с так называемой «ересью», как беспощадно лупите людей, безо всякой жалости и даже гордитесь этим. И вдруг: что я слышу? Сожаление в твоем голосе!
– Ну, зная тебя, не удивлена. Ты не похож на пацифиста, – сказала я, ожидая, что ты объяснишь, что к чему. Ведь ты неспроста сказал эту фразу. Значит, тебя это беспокоило и ты хотел поговорить об этом. И попала в точку:
– Проблема не в том, что я бил. А в том, что это был мой лучший друг.
– Вот как? Зачем тогда бил?
– Потому, что он был не прав! – Это прозвучало так обреченно, будто ты стыдился. Ого! Наш садист вдруг задумался о морали! Так-так, ну-ка отсюда поподробнее...
– У меня такое чувство, что ты сам не очень-то веришь в это, – сказала я. – Быть может, он был прав?
– Нет! – Ты треснул кулаком по рулю.
Конечно же, мне хотелось узнать подробности. Но, видя твое состояние – у тебя прямо на лице читались твои душевные терзания, я не стала развивать эту тему, подливать, как говориться, бензинчика в костер. А то с твоих пока еще тлеющих угольков могло полыхнуть так, что мама не горюй.
– Ладно, забудь! – пресек ты дальнейшие расспросы. Запустил двигатель машины. Поехали.
В этот момент я еще больше уверилась в том, что поступаю правильно, что ты – не безнадежен. Безжалостные бездушные маньяки вряд ли испытывают угрызения совести. Такие чувства появляются у того, кто сбился с пути и осознает свою неправоту. И тогда нужно лишь указать ему правильную дорогу. Я подумала вдруг, что раз такой твердолобый садист, как ты, способен испытывать душевные терзания и сомневаться в своих поступках, то и остальные члены Ордена могут пересмотреть свои взгляды, осознать, что погоня за Светом ведет их к Тьме.
Поглядывая на то, как ты молча давишь педаль газа, остервенело вцепившись в руль, я подумала вдруг, что почти ничего о тебе не знаю. Почему ты таким стал? Как угодил в этот Орден? Как вообще люди попадают в организации, вроде Братства Света? Я всегда считала, что это удел неуравновешенных психопатов с кучей комплексов, уверовавших во что-то до фанатизма, чтобы при помощи этой идеологии компенсировать собственную неполноценность. Но взять, к примеру, тебя. Ты не психопат, да и фанатиком тебя не назовешь. Твои речи о Боге больше походили на заученный урок. Это – муштра, а ни вера. Когда дело не касалось религии, рассуждал ты, как нормальный человек, правда, злющий, словно цепной пес. А в моменты просветлений, так и вовсе становился добряком. Правда, потом словно одергивал себя, как бы напоминая себе, кем ты должен быть – поспешно вновь напяливал маску злодея. Но ведь твоя озлобленность вовсе не объясняла того, почему ты оказался в секте. В мире полно злых людей: жестоких отцов, истязающих свои семьи, мудаков-начальников, по пустякам грызущих подчиненных. Да только из-за этого они не начинают бегать по улицам и бросаться на прохожих. Но даже если в тебе и кипит желание кого-то бить, ты мог стать обычным городским гопником. А окажись ты, например, в спорте или в армии, пустил бы свою ярость в полезное русло – из тебя получился бы отличный бесстрашный боксер или солдат. Так почему же секта? Почему ты оказался среди этих религиозных психов-садистов? Что тебя туда привело?
Путь до Красновки был не близок – больше часа. Как раз хватало времени тебя расспросить. Я решила зайти издалека:
– Этот друг. Он тоже из вашей... церкви?
Поначалу ты рассказывал неохотно, юлил. Но все же мне удалось тебя разговорить. И тогда стало ясно: двенадцатилетний пацан, у которого выбили почву из-под ног – сначала смерть родителей, затем любимой сестры. И вот ты, одинокий и озлобленный, считающий, что мир с тобой несправедливо обошелся, попадаешь в руки такого маньяка, как отец Пейн. Да и возраст у тебя был в самый раз: уже не мальчик, но еще и не мужчина, податливый, как пластилин – что вылепишь, то и получится. И отец Пейн, вместо того, чтобы тебя успокоить, поддержать, направить по жизненному пути в правильную сторону, наоборот, лепит из тебя универсального солдата, способного безропотно и безжалостно исполнять любые его садистские приказы. Твоя озлобленность, чувство несправедливости к своей судьбе лишь помогли ему в этом. Признаться, мне тебя стало искренне жаль: мальчишка, выросший в спартанских условиях, беспрестанно молящийся с чувством вины, лишенный радостей юности и злой на весь мир. Этакий Маугли, воспитанный волком по-волчьи. Да у тебя ведь и детства почти не было: никаких игр с ребятней, материнской ласки и походов с отцом на футбол или рыбалку, подростковых тусовок, первых поцелуев. Ты ведь даже не влюблялся никогда! Это в твоем-то возрасте!..
Последний факт твоей биографии больше всего меня удивлял. Прости, ничего не могла с собой поделать, но меня так и подмывало тебя подразнивать. Ты – весь такой целомудренный, преданный вере, говоривший, что девушки тебя совсем не интересуют... Видел бы ты себя со стороны, как на меня пялился! Особенно, когда я в машине стала развивать эту тему! В какой-то момент я вдруг испугалась и поймала себя на мысли, что пора бы мне прекратить. У тебя был такой вид, словно ты вот-вот набросишься на меня и изнасилуешь прямо на переднем сидении.
– Ладно ты, не нервничай, – поспешила я тебя успокоить и протянула руку: – Ну что, мир?
Ты пожал ее, да так быстро, словно, если б удержал чуть подольше, не выпустил бы уже никогда. Я решила, что лучше мне помолчать до Красновки. Сделала вид, будто засыпаю. Однако вышло еще хуже. Заметив, как ты, сверкая жадными глазищами, поглядываешь в мою сторону, сообразила: на мне же короткая юбка! И тебе из-за этого открывается такой вид... Подумала: «Может, положить что-нибудь на колени?» Но все же решила: «Ладно, пусть посмотрит, евнух целомудренный!» Да и, чего греха таить, мне было приятно от того, что ты на меня так пялишься. Какой женщине не лестно осознавать себя желанной?..
Так уж вышло, что я и правда уснула – сильно вымоталась за последние дни и ночи. Проснувшись, поняла, что мы не едем. Открыв глаза, увидела освещенный фарами придорожный знак с надписью «Красновка» и услышала:
– Приехали. Куда теперь?
Я прекрасно помнила свой домашний адрес, и спросонья чуть было не брякнула: «Вперед пару кварталов, а затем направо». Но вовремя опомнилась: «Я же тут, типа, не местная!» Потому достала записную книжку, минуту делала вид, будто ищу адрес, а потом назвала улицу и дом.
– Как же мы найдем нужный дом в такое время? – озадаченно воскликнул ты: – Ладно, может, все-таки встретим какого-нибудь припозднившегося прохожего и спросим.
Прохожего мы действительно встретили, точнее прохожую. Увидев ее, я обмерла: это оказалась Тамара Николаевна, врачиха из нашей поликлиники, коллега моего отца, которая знала меня с пеленок. Ты догнал ее на машине, остановился, опустил окошко и стал расспрашивать. Отвечая тебе, Тамара Николаевна все поглядывала на меня. Я же сидела, как говориться, ни жива, ни мертва, вжавшись в сидение и опустив голову, прикрыв лицо длинной челкой, делая вид, якобы что-то читаю в блокноте. «Только бы не узнала! Только бы...» – В последнее время для меня эта фраза стала чем-то вроде молитвы или заклинания. Осторожно приподняв голову, я глянула поверх очков и обмерла – врачиха смотрела прямо на меня, словно ощупывая своими внимательными глазищами мое лицо. Вот я вижу, как глазища эти сначала недоверчиво сощуриваются, затем расширяются от удивления, с губ ее вот-вот сорвется что-то вроде: «Ульяна, ты ли это? Глазам своим не верю!..» Ты же, как назло, принялся рассыпаться любезностями, мол, спасибо большое, вы нам так помогли, если бы не вы...
– Чего стоим? – нервно гаркнула я. – Поехали!
И с облегчением выдохнула, когда озадаченная коллега моего папаши осталась позади.
– Ты в порядке? – с удивлением спросил ты, глянув на меня.
«Теперь да», – подумала я, а вслух сказала:
– Извини. Волнуюсь.
И придумав какую-то нелепую отмазку, чтобы объяснить свое состояние, подмаслила:
– Но я не боюсь, честное слово! Как можно бояться, когда рядом такой сильный и надежный мужчина?
Ты прямо-таки растаял от комплимента и перестал задавать опасные вопросы.
Больше всего я переживала, что врачиха – лишь первая ласточка. Конечно же, я понимала, что в местечке, где я выросла, меня знает каждая собака и котяра. Но была уверена, что в такое позднее время в поселке никого не встречу, и уж тем более хорошо знакомых. А что, если около моего дома меня ждут новые сюрпризы? Например, нарисуются соседи. Даже если они будут сбиты с толку моими очками и новой прической, как им объяснить, что делают два незнакомца у дома доктора Боренко, в то время, когда тот на смене?.. Но страхи мои оказались напрасны, мне сопутствовала удача, мы благополучно добрались до моего дома и прошли во двор.
«Есть!» – торжественно подумала я, заперев калитку и отгородившись от внешнего мира высоким забором. Итак, теперь следующий этап – встреча с Шутом. Зная твой взрывной характер, я на всякий случай напомнила:
– Слава, только обещай мне, что будешь держать себя в руках. Мы пришли просто поговорить. Обещаешь?
– Хорошо, – ответил ты.
Мня это успокоило, и я, собравшись с духом, постучала в дверь собственного дома. С той стороны щелкнула задвижка. Но не успела приоткрыться дверь, как ты рванул ее на себя, а в следующий миг схватил за горло появившегося на пороге Шута.
– Девушка... привязанная к дереву... сожженная заживо... – вопил ты, придавив его к стене. – Говори, сука, что ты об этом знаешь!
Я так и остолбенела от неожиданности. Встретилась глазами с Шутом. Тот вовсе не испугался, лишь растерялся, но только поначалу. Это было много хуже, ведь Шут – один из нас! У него хватило бы сил в два щелчка свернуть охотнику шею или зубами разорвать горло. И, увидев яростный блеск в его глазах, я умоляюще покачала головой: «Пожалуйста, не надо!»
– Слава, ты же обещал! – закричала я, повиснув у тебя на руке. – Мы же договорились!
К счастью, Шут атаковать не стал, наоборот, разжал кулаки и сказал холодно:
– Ну давай, лупи! Что же ты? Вот только нихрена я тебе ни скажу! Хоть забей до смерти! Чем ты, в таком случае, отличаешься от них? Обидно, когда спасаешься от одних маньяков, чтобы попасть в руки к другим!
Шут – просто молодчина, он надавил на больное и попал в точку. Ты разжал пальцы, отступил, даже извинился.
– Просто одна из жертв, та девушка, которую сожгли в лесу... Она – моя сестра, – принялся виновато объяснять ты. – Только подумаю о том, какой смертью она умерла, не могу держать себя в руках.
– Значит, наши цели совпадают, – пафосно ответил Шут. Тоже мне, блин, герой мистического романа. – Я ведь сам едва не сгорел на их костре. А потому поклялся сделать все, чтобы подобное больше никогда не повторилось. Мы – союзники, а ни враги!
– Клянусь, мы остановим этих подонков! – с не меньшим героизмом ответил ты.
Услышав с каким жаром ты произнес эти слова, я про себя горько усмехнулась: ты ведь даже не подозревал о том, что речь идет о твоих так называемых сестрах и братьях.
Дальше все пошло как по маслу, в точности с разработанным сценарием. Шут рассказал тебе ту схему, которую придумала его жена Марта – через СМИ придать огласке преступления поджигателей. Ну и поведал вымышленную историю о том, как он якобы сам пострадал от этих убийц. Правдивым во всем этом было лишь его имя. Ведь он-то только для нашей вампирской тусовки Шут, а в миру – Рома.
Правда, когда он преставился своим настоящим именем, я так и обмерла от неожиданности. Как-то упустила этот момент, забыла предупредить Шута. В билете-то стояло «У.М. Боренко»! Но, к счастью, ты не обратил на это внимание. Быть может, решил, что в билете была опечатка...
Наш разговор окончился тем, что Шут пообещал показать места, где произошли известные ему преступления. В общем, дело было сделано, все прошло по плану, мы засобирались домой.
– Слушай, – шепнул мне Шут. – Прежде, чем мы уйдем из Красновки, могла бы ты показать мне могилу Муна. Как ни как, мы были друзьями. Хочу почтить его память.
– Нет у него никакой могилы. Его спалило солнце. Дотла, даже костей не осталось.
– Где это случилось?
– У вокзала, на железной дороге.
И вдруг Шут повернувшись к тебе, заявил, что одно место преступления может показать прямо сейчас:
– Убийство произошло здесь, в Красновке.
Я удивленно глянула на него: «Что? Прямо сейчас? Да ты шутишь!» Однако тебе это понравилось, ты ответил:
– Веди!
Так мы снова оказались на железной дороге у вокзала, на том месте, где погиб Мун. Месте, где началась моя новая, ночная жизнь. Шут опустился на колени, провел ладонями по гравию.
– Здесь, – прошептал он. – Около года назад тут была сожжена очередная жертва – молодой мужчина. Его...
– ...привязали к дереву, надев на голову мешок, облили бензином и подожгли, – перебил ты. – Вчера то же самое едва не случилось с нами. На этом самом месте!
Шут бросил на меня подозрительный взгляд. Я в ответ виновато пожала плечами, мол: ну да, было такое, что тут уже поделаешь?
– Я же говорил, что, если вы пойдете по следу, убийцы сами вас найдут, – сказал он, глядя на меня и осуждающе покачав головой. – Они не прощают тех, кто становится на их пути!
Эти слова были адресованы лично мне. Но ты, конечно же, понял их по-своему.
И вдруг я увидела, как по шассе промчалась пожарная машина, а следом еще две. Меня охватила тревога, муторное предчувствие. Посмотрев в ту сторону, куда умчались пожарные, я обмерла.
– О, черт! Это же... – закричал Шут. Он тоже понял, чей именно горит дом.
Я с трудом подавила в себе желание воспользоваться полетом и мгновенно переместиться к месту пожара. Но рядом был ты, пришлось делать вид, что я понятия не имею, что происходит и бежать за Шутом на своих двоих. Когда мы оказались у дома, тот уже был полностью охвачен огнем.
– Бедный старик, – всплакнула стоявшая рядом женщина. Это оказалась продавщица из нашего магазина. Она была так увлечена видом пожара, что не обратила на меня внимания. И хорошо, ведь я от шока совершенно позабыла о безопасности, о том, что должна скрывать свое лицо. Меня в тот момент многие могли узнать, ведь на пожар сбежалась уйма знакомого народа.
– Такая страшная смерть! – прибавила продавщица.
– Ты знаешь, чей это дом? – спросил ты у Шута.
Тот изобразил на лице испуг:
– О нашей встрече договаривался местный детсадовский сторож. Это – его дом!
Ты рванул к калитке. Мне не нужно было в нее заглядывать, чтобы понять – дом подожгли намеренно и наверняка подперли двери. В голове тут же всплыл недавний разговор Шута и Гулова.
– Скажи, что это не ты! – Я встряхнула Шута за плечи. – Это ведь не ты?
– Старик был той еще мразью, – безо всякого сожаления ответил тот. В глазах его плясали отблески пожара, – с детства отравлял мою жизнь. И, что бы он там ни говорил, как бы теперь ни раскаивался, этим не загладить всего того, что он сделал со мной и моей семьей. Ты даже не представляешь, сколько раз я думал о том, как сверну шею этому мерзкому старикашке. Но...
Шут покачал головой:
– Клянусь, это не я. Хотел бы, но нет.
Прикрыв рукой рот, я смотрел на пламя. Горящий дом, зеваки, суетящиеся у машин пожарные: все расплывалось в глазах из-за слез. По улице стелился едкий дым и мне казалось, что в нем ощущается вонь паленой плоти. Как? Кто? Почему?
– Ты сказала, что у Гулова возникли какие-то терки с его треклятым Орденом, – напомнил Шут. – Вот видишь, я был прав, сказав, что убийцы не прощают тех, кто становится у них на пути.
И тут я увидела его! Он стоял между деревьев неподалеку и спокойно смотрел на пожар. Его лицо скрывала тень, развесистая крона прятала его от всполохов огня и делала почти невидимым во мраке. Но только не для меня! Мое кошачье зрение позволило разглядеть каждую черточку этого ненавистного лица. Отец Пейн! Расталкивая людей, я устремилась сквозь толпу. Попадись он мне, я просто разорвала б его прямо на глазах у зевак. Однако вовремя сообразила: «Вот же он – мой шанс показать охотнику, кто на самом деле самый главный и опасный маньяк! Вот тот, кто заживо сжег его сестру!» И я закричала:
– Слава! Слава, сюда!
Ты услышал, обернулся. Однако заметил тебя и твой магистр, так как бросился наутек. Ты побежал за ним. «Ну давай же, спортсмен! Догони!» – шептала я. Но, конечно же, ты не успел – отца Пейна за углом ждала машина.
Мы помчались к микроавтобусу, но я понимала, что момент упущен. Поздно! Слишком поздно! Оказавшись за рулем, ты было повел машину к догорающему дому Гулова.
– Нет! Так не успеем! – закричала я. – Давай налево! На следующем перекрестке сверни направо, так быстрее до Погорского шоссе!
– Откуда ты знаешь? – удивился ты.
Логично: ведь, я же, типа, не местная...
– Запомнила, как мы сюда ехали, – мгновенно соврала я (это уже вошло в привычку). – Не спорь, давай!
Ну а дальше началась погоня, достойная какого-нибудь блокбастера. Мы выскочили на трассу аккурат у машины отца Пейна.
– Ну давай же, давай! Дави эту гниду! – волновалась я.
Самое обидное было то, что я могла воспользоваться своей способностью летать, в три секунды нагнать скотину и влететь прямо в окошко автомобиля. Вот бы удивился отец Пейн! Но не посмела из-за гребаной конспирации. Представляю, как бы ты поразился, исчезни я с соседнего сидения. Оставалось надеяться на твое мастерство водителя.
Но вот впереди появился встречный КамАЗ. Увидев, что ты пошел на обгон, я не на шутку испугалась. Подумала: «Интересно, насколько хорошо работает вампирская регенерация? Если меня размажет по асфальту, смогу восстановиться?» Хотя вру. Об этом я думала уже позже. В тот же момент во мне сработал обычный девчачий инстинкт – визжать, как потерпевшая.
КамАЗа стремительно приближался. «Черт, черт, черт...» – Я зажмурилась, ослепленная ни столько светом фар, сколько собственным ужасом в ожидании удара... И вдруг ощутила легкость. Я поняла, что парю в нескольких метрах над дорогой. Похоже, в момент опасности все-таки сработала моя левитация и я выпорхнула через окошко. Мимо пронесся КамАЗ. Глянув вдаль, я увидела, как черная машина отца Пейна протаранила микроавтобус, и тот полетел в кювет.
«Слава!» – испугалась я и помчалась туда. Но не успела я достичь места аварии, ты появился на дороге. Счастливая, я наблюдала, как ты сыплешь проклятиями вслед сбежавшему отцу Пейну. Живой! И вдруг ты рванул обратно к микроавтобусу, видимо, вспомнив обо мне. «Что он подумает, не обнаружив меня в машине!» – испугалась я еще больше, и что было сил устремилась сквозь кусты. Едва успела материализоваться и распахнуть дверцу, появился ты. Забираться в салон времени не осталось. Я рухнула на землю рядом с микроавтобусам и претворилась трупом.
«Заметил? Нет?» – с волнением думала я, подглядывая едва приоткрытым глазом за твоей суетой. Ты достал телефон. «Кому он звонит? В скорую или отцу Пейну?» Но вот ты схватил меня на руки и с заботливой и взволнованной миной поволок к дороге, явно переживая за мое здоровье. У меня с души камень свалился: «Пронесло...»
Ясное дело, сразу в себя я прийти не могла, потому продолжала разыгрывать жертву без сознания. Но до тех лишь пор, пока ты не начал искать у меня пульс и прикладывался ухом к моей груди. «Вот черт, я ж вампирша! – спохватилась я. – Вдруг у меня не бьется сердце? Надо скорее оживать!..» И тут я ощутила прикосновение твоих губ к моим.
У меня аж закружилась голова и по телу разлилось тепло. Вот тебе и целомудренный святоша!.. В восторге я обвила твою шею руками, ответила на поцелуй... И только когда ты шарахнулся от меня, как от прокаженной, поняла, что ты всего-навсего пытался сделать мне искусственное дыхание.
– По законам жанра в такие моменты принято целоваться, – пожала я плечами. Ну а что, разве не так?
– Да иди ты! Нашла время для шуток! – Ты отбежал, тяжело дыша и с волнением поглядывая на меня. Как же ты был возбужден и смущен! Весь такой суровый воин Света, а покраснел словно девица, я заметила это даже в темноте. Небось, это был первый в твоей жизни страстный поцелуй. И, скажи же, тебе ведь понравилось? Признайся же, что да!..
Мне захотелось еще подразнить тебя. Я подошла, нежно провела пальцем около раны у тебя на лбу. Ты вздрогнул, словно от удара током и обратился в паническое бегство, едва не вопя: «О ужас, меня потрогала девушка!..»
Ночь четвертая
Когда мы вернулись в город, и ты спросил, куда меня подвезти, я едва не брякнула адрес Марты. Вовремя спохватилась – я ведь, по легенде, живу в общаге! Долбанная конспирация. Да уж, не позавидуешь всяким-там шпионам. Не представляю, как они годами живут, пудря людям мозги, и не прокалываются. Удивляюсь также, как ты, Слава, так долго не замечал мой маскарад. Включи ты мозг и не ведись на мой флирт и короткие юбки, раскусил бы эту ложь в два щелчка. Но ты не включал и велся, что не могло не радовать. «И все же, поскорее бы все разрешилось, и кончился этот гребаный цирк, – думала я, стоя у дверей общежития. – Тогда снова можно стать собой».
Едва ты уехал, я зашла за здание общаги, нашла уголок потемнее, подальше от случайных посторонних глаз, и теперь уже безо всякого напряга проделала привычную процедуру – раз, и метнулась ввысь. Преодолев километра полтора за полминуты, приземлилась у дома Марты. Войдя в избу и спустившись в подвал, я грохнулась на кровать. За последние бессонные дни и ночи я так устала, что мгновенно вырубилась.
Проснулась под вечер от того, что меня кто-то остервенело тряс. Открыв глаза, увидела взволнованное лицо Марты.
– Извини, что разбудила, – ответила она на мой сонный вопросительный взгляд. – Ты случайно, не знаешь, где Шут? Он не ночевал... точнее, не дневовал дома.
Дремота мигом схлынула. Да ни то, что случайно, нарочно знаю! Шут! Он ведь до сих пор в Красновке! Но Марта ведь не в курсе наших с ним похождений. А если узнает, что тогда? Если не выцарапает мне глаза, так мигом выставит из своего жилища.
Все это вихрем пронеслось у меня в голове. Стараясь не подавать вида, пожала плечами, мол, не знаю. Сама же поспешно встала с кровати, выбралась из подвала наверх.
– Ты куда, рано еще! – крикнула мне вслед Марта, увидев, что я направляюсь к двери. Но я и сама уже поняла свою ошибку, так как потянула за ручку. Меня обдало таким жаром, что я в ужасе отпрянула вглубь сеней. Черт возьми, я ведь даже не глянула на часы! Самая мерзостная черта нашего племени. Все прекрасно: суперсила, регенерация, полет, бессмертие... Но как день настает, так хоть в гроб ложись. Впрочем, если верить писателям хорора, самые отмороженные из нас так и поступают.
– Не выспалась еще, – ответила я на пораженный взгляд Марты.
Черт!.. Черт!.. Черт!.. Я представила себе, как прах Шута уже разносит ветер по Красновке. Успокаивала себя лишь мыслью, что он долгое время скитался вместе с Муном автостопом, а значит, выживать умеет, знает, как искать дневные убежища. В любом случае, пока не стемнело, я не в силах ничего предпринять. И эта еще глаза мозолит...
– А ты почему не на работе? – скрывая раздражение, спросила я Марту.
– Вернулась уже. Отпросилась уйти пораньше. Места себе не нахожу. Где он?
– Не волнуйся. Уверена, он просто остался у кого-нибудь из друзей.
– Каких нахрен друзей? Он в Погорске кроме нас ни с кем не общается!
Это верно. К тому же, после резни, которую Братство Света устроило в погорских карьерах, мало кто из нашего племени остался в городе. А те, что есть, как и мы, шифруются по подвалам и стараются не высовываться.
Стрелки настенных часов занудно-медленно подползали только к семи. До темноты еще часа три-четыре. Чтобы не маяться ожиданием, я подумала было опять завалиться спать, но какой там. Уснешь тут теперь! Включила телевизор, пощелкала каналы: скучные новости... сопливое мыло... жуткие новости... смешной ужастик... Выключила. Взяла с полки книгу, пролистала, поставила на место.
– Какая-то ты странная сегодня, – От Марты не ускользнуло мое волнение. Ее-то намного сложнее обмануть, чем наивного паренька, который только и умеет, что кулаками махать.
– Разве? Да нет, обычная.
Чтобы укрыться от проницательного взгляда хозяйки дома, я сделала вид, будто проголодалась и ушла на кухню. Достала из холодильника ломоть вареного мяса, отрезала, впилась в него зубами. И тут же перехватила полный ненависти алчущий взгляд кота Аббата. Я отрезала жирный кусок, протянула. Кот, несмотря на презрение ко мне, все же подошел и, вырвав у меня из руки добычу, злобно урча, убежал поедать ее под диван.
– Неблагодарная скотина! – крикнула я ему вслед.
– Ты стрелки-то не переводи, – сказала Марта, усевшись напротив меня за кухонный стол. – А ну колись! Ты по любому что-то знаешь!
– Даже если и так. У меня могут быть свои секреты? – Я гордо вскинула подбородок и нахально встретила ее суровый взгляд.
– Если эти секреты связаны с моей семьей и пока ты пользуешься моим гостеприимством – нет, не могут!
– Что ж, в таком случае... – Я вскочила и направилась к двери.
– Куда собралась? – Марта поспешно преградила мне путь. – День на дворе!
– Поищу более гостеприимное местечко, – ответила я, схватившись за дверную ручку. – Такое, где уважают личное пространство.
– Да пойми же ты, – взмолилась Марата. – Если бы дело касалось твоего любимого человека, ты бы вела себя иначе? Просто скажи, что ты о нем ничего не знаешь, и я отстану.
Я насупилась. Отпустила ручку. А ведь она права, я ведь убить была готова за Муна, и даже умереть. И более того, умерла! Но как ей рассказать, во что я впутала ее муженька? Да и где гарантия, что она одобрит мой план и не испортит его?
– Я ничего не знаю, – стараясь придать своему голосу как можно больше уверенности, сказала я и ушла в подвал с ее глаз долой.
Шут появился, едва стемнело. Грязный, уставший и злой. Марта бросилась ему на шею:
– Ты где был?
Я перехватила его сердитый взгляд, умоляюще покачала головой: «Пожалуйста, не рассказывай!»
– Хотел после работы прогуляться по городу, но не рассчитал время, – ответил он, не отрывая от меня пронизывающих холодом глаз.
Я с облегчением вздохнула, прошептала одними губами: «Спасибо».
– Больше не пугай меня так, – сказала Марта. – Я ведь с ума сойду, если с тобой что-нибудь случится!
– Все хорошо, любимая, – Он поцеловал ее, буравя меня взглядом. – Все хорошо. Мне нужно сходить в душ и переодеться. Видела бы ты, в какой клоаке мне пришлось ночевать!
Последняя фраза была скорее адресована мне.
Позже Шут рассказал, что почти до самого рассвета ждал моего возвращения около моего дома, где была встреча. Когда же на горизонте забрезжили первые солнечные лучи, он понял, что спасения ожидать бесполезно. Благо, как я и сказала, опыт дневного выживания у него имелся. Он укрылся в одном из гаражей, в стене которого у самой крыши нашелся лаз, достаточный, чтобы туда пробрался человек. Гараж этот располагался рядом с железной дорогой. Уже ближе к вечеру Шут увидел, что неподалеку остановился товарный поезд, который, как он определил, шел как раз в сторону Погорска. Шут не упустил возможности. Снаружи было еще светло. Тогда он порылся в гараже и разыскал кучу ветоши. Замотавшись в нее с ног до головы, он выбрался из гаража и прокрался в один из незапертых пустых вагонов. Поезд еще часа полтора простоял в Красновке, но в итоге все же тронулся и действительно домчал его до Погорска. К тому времени как раз стемнело, и Шут смог безо всякого маскарада добраться домой.
– Я и не думал, что мне когда-нибудь снова придется искать спальни в вонючих дырах, – Он с отвращением передернул плечами. – Мерзкий опыт, который даже вспоминать противно, ни то, что повторять.
– Сожалею, – сказала я безо всякого сожаления. Ну а что? Конечно, мне было неприятно, что я его так подставила. Но меня в тот момент волновало иное.
– Надеюсь, это... недоразумение не заставило тебя передумать? – осторожно спросила я. – Конечно, я пойму, если ты теперь откажешься...
Сама же, ясное дело, рассчитывала, что Шут сразу начнет возражать: нет, я же дал слово и все такое...
– И правильно поймешь, – кивнул он. – Потому как мало приятного, когда тебя втягивают в чужую войну, а потом еще и бросают на амбразуру вражеского дота.
Я с досадой закусила губу.
– Вообще-то это наша общая война. Ты ведь – один из нас! – Жалкая попытка манипуляции.
– Да нет, она – твоя! Точно так же, как и план Марты – чисто ее план! – отмахнулся Шут. – Потому как моя позиция, как ты знаешь – полнейший нейтралитет, подальше от любых перестрелок и штыковых атак.
– Хочешь просто отсидеться?
– Не просто хочу, а могу. Да что говорить, большинство из таких, как мы, веками преспокойно отсиживались в сторонке, не привлекая к себе внимания. Чем и обеспечили выживаемость своего вида. И лишь благодаря тому, что такие, как вы мутили воду нас замечали и хватались за осиновые колья. Есть такая поговорка: говно не тронь, не завоняет. А вы так и норовите расковырять гадюшник, а потом страдаете, что от него несет так, что глаза режет.
– Значит, ты не в деле? – Я отчаянно соображала: «Что же теперь делать? До условленной встречи с фанатиком из Ордена всего час! Как я ему объясню, что информатор слился?..»
– Я этого не говорил, – к моему изумлению заявил Шут.
Вот это неожиданность!
– Я посмотрел на твоего охотника, – объяснил он. – И знаешь, а ведь он действительно не безнадежен. Да, сейчас это мразь редкостная, каких поискать, готовый слепо истязать любого, кто не вписывается в его картину бытия. Но вопрос лишь в том, кто пишет ему эти самые картины! Тут ты права. Окажись он в иных условиях, узнай он правду, возможно, сможет измениться и разглядеть в нынешних своих жертвах, путь не друзей, так хотя бы не врагов. Конечно, я мог бы прибавить, что если удастся переубедить его, значит, сможем изменить и остальных. И тогда настанет время, когда нам незачем будет прятаться по подвалам. Что ради этого я готов пожертвовать своей безопасностью – своим нейтралитетом, ведь если не будет войны, не станет ни своих, ни чужих, ни нейтральных, и тогда наступит мир во всем мире... Нет! Мне по-прежнему наплевать. И на своих, и на чужих, и на нейтральных. Не плевать мне лишь на тех, кто мне действительно дорог – на друзей. Тебя я считаю другом. Я же вижу, как лично для тебя важно перевоспитать твоего фанатика. Ради этого я готов рискнуть.
– При чем тут мои личные интересы? – Смутилась я, потупив взгляд, чувствуя, как разгораются щеки. – Я это делаю ради нашего общего блага!
– Ну-ну, – Шут с улыбкой покачал головой. – В общем, я с тобой, Ульяна. Чем смогу, тем помогу.
Мне захотелось броситься ему на шею и расцеловать, но удержалась. Просто представила себе лицо его женушки, если она заглянет в подвал в этот момент. Она ж мигом вспомнит, что была когда-то охотником на вампиров... Потому я лишь сдержанно кивнула. Но как же была ему благодарна!
К месту встречи отправились традиционным, человеческим способом – пешком, чтобы по пути обсудить план действий и подготовиться к спектаклю. Знаменитые карьеры, о которых я много слышала, оказались двумя огромными ямами. Когда-то здесь добывали глину, но так давно, что в некоторых местах на дне карьеров выросли целые заросли кустарника и образовались огромное рыжие поросшие тиной, камышом и рогозом озера. Я было пошла к одной из ям, но Шут остановил:
– Нет, не туда. Сюда. Это было здесь.
Он стал на краю котлована и долго задумчиво смотрел вниз. Уже стемнело, свет недалекого города и отблески заката не проникали в эту дыру, отчего казалось, что у ног Шута разверзлась черная пропасть.
– Я ведь почти не знал их, – сказал он. – Мы знакомы-то были всего каких-то пару-тройку дней. К тому же, это было не мое дело, я ведь мог просто уйти.
– Отчего же не ушел?
– Ты даже не представляешь, каково это – быть изгоем. Я с рождения жил, словно затравленная дичь. Во многом, кстати, благодаря давеча почившему старичку Гулову. И вот, когда мне было шестнадцать, я впервые повстречал таких же, как я сам. Мы знакомы были, как я сказал, пару дней, но этого хватило, чтобы они стали для меня новой семьей. И ради этого чувства, знать, что ты хоть кому-то не безразличен, что ты не одинок, я пошел бы за ними хоть в адское пекло. А еще... Честно сказать, я не верил, что они на самом деле станут убивать друг друга. Я думал, что все эти палки, обрезки арматуры, ножи – лишь для устрашения, что они ни за что не пустят все это в ход. Соберутся, поругаются, покричат друг на друга и разойдутся. Как же я ошибся!
Он стал спускаться вниз по заросшему травой склону. Я семенила следом.
– Вот вы все говорите: Орден то, Орден се, – продолжал Шут. – Да только это ведь не Орден перебил их! Они сами, вот, что страшно! Орден лишь довершил дело. В этом мы не отличаемся от людей: сначала выдумываем себе проблемы, а потом решаем их оружием. Хотя ведь, по сути, нет никаких проблем-то! Все это надумано и раздуто на пустом месте. Что мешало нескольким кучкам отщепенцев жить мирно на территории одного города? Да ничего! Не нравиться тебе чья-то рожа, так не смотри в ту сторону, живи в другом месте и радуйся жизни. Так нет же, выдумали какие-то конфликты, те породили следующие, которые паровозом потянули еще и еще, вывернув все дерьмо наружу. Да что говорить, даже среди друзей у них нашлись какие-то разногласия. И все это росло и множилось, как дерьмовый ком. Итог – кровавая резня между теми, кто в принципе ничего плохого друг другу не сделал.
– Признаться, я об этой бойне почти ничего не знаю, – сказала я. – Мун упомянул пару раз, сказал, что в погорских карьерах произошла какая-то разборка. Но из-за чего именно я даже не в курсе.
– Если интересны подробности, расспроси лучше Марту, – ответил Шут. – Она тебе больше об этом расскажет, ведь тогда она была по другую сторону баррикады. Ну а если в двух словах: в Погорске было несколько тусовок...
Он запнулся, подбирая слова, в итоге махнул рукой:
– А, буду называть их вампирами. Хотя тут скорее был винегрет из всякой нечисти (если смотреть глазами обывателя). И между этими тусовками разгорались идеологические споры: не так летишь, не так свистишь, не в то веришь, не так себя называешь. Ситуация обострилась настолько, что вампирское общество раскололось пополам, и обе стороны уже готовы были друг другу в глотки вцепиться. Этим и воспользовалось так называемое Братство Света. Они нашли способ вбить клин, столкнуть враждующих лбами и даже подкинули им место, где это можно совершить. Ну те и повелись, даже не подозревая, что идут в западню. Но еще раз говорю, бойня бы так и так случилась, это был вопрос времени. Ведь, не будь трещин в отношениях, некуда было бы вбивать этот сраный клин. Между вампирами уже много лет постоянно случались стычки, просто не такие массовые как эта. В общем, благодаря содействию Ордена, две обозленные вооруженные группировки оказались здесь.
Он вышел на середину небольшой поляны.
– Мы стояли тут, они – вон там, подальше. Разговаривать никто не стал. Был среди наших такой здоровенный парень по кличке Зевс. Он просто подошел и без лишних слов обрушил стальной прут на голову их лидера – Ганса. И понеслось. Все то дерьмо, что мы с собой прихватили – арматура, ножи, кастеты, биты, цепи пошло в ход. Мы били, резали друг друга беспощадно. Я сначала при виде всего этого растерялся, но ненадолго. Какой-то мужик ломанулся прямо на меня. У меня в руках тоже был железный прут, и сработал инстинкт: я увернулся от его удара и саданул ему железкой промеж глаз. Мужик рухнул. Уж не знаю, быть может, я и не убил, может он и выжил бы. Говорят ведь, что вампира просто так не пришибешь, что нужна осина или серебро. Возможно. Не проверял. Если все эти легенды правда, скорее всего, большинство из нас после этой потасовки пришли бы в себя, не было б стольких жертв...
– Но появились охотники.
Шут глянул на меня, вздохнул и кивнул:
– Драка близилась к концу. Наши побеждали. Мы потеряли две трети бойцов, но противник еще больше. Те, что были за нас, израненные и валящиеся с ног от усталости, уже гасили остатки сопротивления, как вдруг вспыхнул свет: со всех сторон ударили прожекторы – фары машин, установленные на краю карьера лампы. А потом защелкали тетивы арбалетов и засвистели болты.
Шут вынул из кармана короткую стрелу, длиной сантиметров двадцать – с одного конца оперение, с другого – блестящий наконечник, видимо, серебряный. Я видела такие разве что на картинках в учебнике истории.
– На нас обрушился настоящий серебряный дождь, – продолжал он. – Били прицельно, точно. Помню, кто-то из наших рванул вверх по склону, но не смог добежать даже до середины – болт угодил ему в глаз. У моих ног рухнул наш лидер – Зевс, с болтом в груди. Корчась на земле, он прохрипел несколько слов и скончался, практически у меня на руках.
– Как ты спасся?
– Именно спасся. Сопротивляться было бесполезно. Рано или поздно нас бы всех перебили. Я дополз до озера и увидел это.
Он подошел к водоему и указал на углубление – вода подмыла берег и под нависающим дерном образовалась небольшая ниша.
– Я забрался сюда. Потом заметил, что рядом с берегом стонет еще кто-то – барахтается, пытаясь встать. Я пополз к нему, даже не зная, наш это или враг. Впрочем, тогда уже было не важно, кто на какой стороне сражался до этого. Теперь мы все стали мишенями. Этот оказался не из наших.
– Денис? – догадалась я, у меня заныло в груди. – Так вот, как он выжил!
– Да, это был Денис, которого наши знали под прозвищем Мун. У него из бедра торчал арбалетный болт. Вот этот!
Я снова посмотрела на стрелу, лежащую у Шута на ладони, и только теперь обратила внимание, что ее древко до середины покрыто темными пятнами. Кровью Дениса!
– Я схватил его за рубаху, втащил в свое укрытие и шепнул: «Молчи!». То, что происходило дальше, мы только слышали. Как я понял, охотники спустились на дно карьера и добили всех выживших. Насколько я знаю, никто, кроме нас двоих, не уцелел.
– А Рутра? Как спасся он?
– Его тут вообще не было, – Шут вздохнул. – Единственный здравомыслящий из всех. Он с самого начала был против любых разногласий, говорил, что надо учиться жить дружно, даже пытался остановить эту резню. Но его никто не слушал. Даже Мун, который в то время ходил за ним, как верная собачонка, и чуть ли ни в рот ему заглядывал, пропустил мимо ушей просьбы не вмешиваться в драку. Это все Ганс, он умел убеждать и произносить пафосные призывные речи... Вот так Братство Света одним ударом покончило практически со всей погорской нечистью.
– А что потом?
– Что-что... – Шут нервно дернул плечами. – Мы продолжали сидеть в этой луже по горло в воде. Мун силился, чтобы не стонать. Я надеялся, что охотники, покончив с нами, просто уйдут. Не тут-то было. Им для начала нужно было избавиться от трупов. Это оказалось не сложно: едва взошло солнце, все наши собратья рассыпались в прах. Охотники собрали ошметки одежды убитых, арбалетные болты и, наконец, убрались восвояси. Но к тому времени уже вовсю палил день, и нам пришлось до темноты торчать в своем убежище. Но чего не сделаешь ради выживания. Такая вот печальная и поучительная история...
Неподалеку, откуда-то сверху, раздался скрежет. Шут вздрогнули и испуганно оглянулся.
– А, твой охотничек идет!
Скользя по склону подошвами армейских ботинок, на дно карьера спускался ты – словно призрак в своих извечных черных шмотках. Призрак из прошлого. Я представила, как четыре года назад вот так сюда сходили точно такие же люди в черном, чтобы безжалостно истребить таких, как я. Ощутив, как во мне с новой силой закипает прежняя злоба, я поспешила прогнать эти мысли. Ведь я здесь не для того, чтобы продолжить войну, а наоборот – ради восстановления мира.
– Значит, это было здесь? – спросил ты, осмотревшись и, достав фонарик, принялся бродить по поляне.
– Не понимаю, что ты хочешь тут найти, – сказала я. Причем, абсолютно искренне. Твоя попытка обнаружить хоть какие-то следы преступления четырехгодичной давности выглядела по меньшей мере смешно. Я понимала, что твой приход сюда – поиски иголки в стогу сена, отчаянная попытка нащупать хоть какую-нибудь зацепку, с чего-то начать и выйти на след убийц твоей сестры. Зато я прекрасно знала, для чего тут я: дать тебе эту самую зацепку, вывести на маньяков-поджигателей, причем, так, чтобы ты якобы додумался до всего сам. Ведь, скажи я тебе тогда, кого ты ищешь, ни за что б не поверил, скорее спалил бы меня на костре инквизиции, чем признал вину своего любимого Братства Маньяков.
Я дала тебе время наиграться в детектива – подождала, пока ты вволю нагуляешься по полянке, с сосредоточенной миной шаря фонариком по кустам и глиняне. Наконец моему терпению пришел конец, и я спросила:
– Быть может, давай проведем мозговой штурм? Обсудим то, что нам уже известно?
Надо же с чего-то начинать.
– Итак, что мы знаем? – сказал ты.
Я принялась загибать пальцы:
– В Погорье орудует шайка маньяков, которая заживо сжигает людей.
– И существует эта организация давно – лет девять, не меньше.
– Почему ты так решил?
– Именно столько лет назад погибла моя сестра. Пока это самый ранний известный нам случай.
«Именно!» – внутренне обрадовалась я: вот тебе первый факт – ровно столько существует ваше Братство Света. И заметь, ты сам это сказал!
– Мы знаем также, что число жертв исчисляется десятками, а убийцы – очень влиятельные люди, – пришел тебе на помощь Шут, – раз они способны творить такое не опасаясь закона.
О, да! Вот тебе второй факт: отец Пейн за эти годы смог склонить на свою сторону всех самых важных людей Погорья, от блюстителей правопорядка и администрации, до бандитов. Почему-то большинство людей впадает в благоговейный трепет, когда слышат слова вроде «вера» и «бог», а если их произносит человек, одетый в рясу, так его мгновенно возводят на пьедестал.
– А еще убийства между собой не связаны, – заключил ты.
Вот тут ты не прав! Связаны, и еще как!
– Либо мы пока не нашли связи, – хмыкнула я.
– Что-то еще? – спросил ты.
– Люди в черном!
Вот тебе третий факт!
Но ты не врубился, с недоумением уставился на меня.
– Все свидетели утверждали, что убийцы были одеты во все черное, – пояснила я. – И вспомни чувака, за которыми мы вчера гонялись. Он тоже был в черном!
И прибавила, оценивая твою реакцию:
– Кстати, как и ты. Хм... Что-то мне все это напоминает.
Ты же все равно намека не понял, захлопал глазами:
– Ты о чем?
Тут уж я не выдержала и рубанула, как говориться, правдой-маткой – прямо в лоб:
– О чем, о чем... Только мне кажется, что мы словно говорим о вашем Ордене?..
Я еще не окончила фразы, а ты уже оказался рядом. Никогда тебя таким раньше не видела: глаза пылают, трясешься, как нарик без дозы... Увидев вскинутый готовый к удару кулак с татухой-цифрами, я успела подумать: «Ну все, мне хана!» К счастью, Шут не растерялся и повис у тебя на руке.
– Никогда!.. Никогда не говори так!.. Слышишь? – прохрипел ты, дыша, как загнанный мамонт.
Я же вдруг поняла, как рисковала, действуя напрямик. Честно сказать, за последнее время нашего общения я и позабыла, какой ты страшный человек, особенно если дело касается веры. А ты ни во что не верил в мире больше, чем в непогрешимость своего Ордена. Я-то, дуреха, могла ожидать такой реакции.
Видя, что в глазах твоих ярость снова медленно уступает место разуму, я все-таки не удержалась и добавила:
– А что я такого сказала-то? Я же не говорю, что все это делает именно ваш Орден. Но ведь похоже, согласись!
Говоря все это, я понимала, что рискую снова навлечь на себя праведный гнев «рыцаря Света», и даже с опаской отступила. Однако на этот раз ты не стал распускать кулаки. Более того, я вдруг поняла, что попала в точку, увидела в твоих глазах сомнение. Полагаю, именно в этот миг ты впервые усомнился в своем Ордене. Заметил это и Шут. И то, что он сделал после этого – просто молодчина. Не дав тебе опомниться, он вдруг вынул из кармана арбалетную стрелу, воткнул ее в землю и прокричал:
– Глядите! А это что?
И это был отличный, меткий выстрел – прямо в цель, стрела угодила тебе в самое сердце. Конечно же, ты узнал ее! Ведь именно такие стрелы ты когда-то сам направлял в тех, кого считал чудовищами. И именно такой стрелой однажды убил и меня! И пусть в тот момент ты не признал открыто вину своих братьев, пусть заявил, что стрелу, скорее всего, потеряли какие-то ролевики-толкиенисты, именно в тот миг у тебя утвердились сомнения, что за этим всем действительно может стоять Братство Света.
Далее все пошло по плану. Ты спросил у Шута о других местах казней. Тот, конечно же, согласился все показать и повел тебя к заранее подготовленному месту – квартире, где якобы убили двоих наших, известных в вампирской тусовке под именами Салют и Ночка. Почему якобы? Да потому, что в квартире, где на самом деле произошло это убийство, давно сделали ремонт и жили люди. Но мне хотелось показать тебе место преступления именно в том виде, каком оставили его маньяки из твоего Ордена. Для этого пришлось потрудиться.
Еще прошлым вечером, прежде, чем отправиться с тобой в Красновку на встречу с «информатором», я подсуетилась и нашла пустующую квартиру в микрорайоне неподалеку от карьеров. Год назад там жила бабушка, но умерла. Внук, получивший наследство, планировал жилище сдавать, да только у него все не доходили руки, чтобы сделать там хотя бы косметический ремонт. Потому обстановка в квартире была идеальная: старая мебель, советские обои, все покрывал толстый слой пыли. Внук-наследник согласился мне сдать квартиру на пару суток, более того, даже разрешил попортить обои – все равно их переклеивать. Конечно же, он удивился, когда я сказала, что именно собираюсь сделать в квартире, но я объяснила, что мы с друзьями-студентами снимаем любительский короткометражный фильм и нам нужно создать для него соответствующий антураж.
Когда мы с Шутом отправились на карьеры, по пути заглянули в арендованное жилище, и я быстренько подготовила декорации. Сама я не была на месте убийства Салюта и Ночки, зато там кода-то побывал Шут. Я попыталась воссоздать все по его рассказу. Написала на стене огромными буквами «Вопрос крови» – бардовая гуашь впиталась в обои и выглядела более-менее похожей на давно засохшую кровь. Сложнее всего было с почерком. У Марты сохранились записи, сделанные отцом Пейном еще в то время, когда она состояла в Ордене. Шут раздобыл эти листки, и я по буквам сложила надпись «Вопрос крови», а потом долго тренировалась, чтобы было похоже на почерк вашего магистра. Но одно дело писать шариковой ручкой в тетрадке, другое – кистью на стене, да еще и чтобы получилось с первого раза. В общем, написала, как смогла. Вроде, вышло более-менее похоже. Затем, повесив у окна на батарею наручники, я подожгла смятую газету и поводила пламенем по стенам и трубам, чтобы выглядело так, словно тут и правда кого-то жгли.
Самым трудным оказалось найти «свидетеля». Еще прошлым вечером я поговорила с соседями. Большинство крутили пальцем у виска, услышав, что от них требуется. Но все же одна барышня согласилась за достойное вознаграждение сыграть эту роль. Правда, долго никак не могла взять в толк, для чего мне это надо, особенно когда прочла сценарий. Я объяснила, что это такая игра, мол, по городу ездит команда и выполняет различные задания. Одно из них – провести осмотр «места преступления». Только «свидетельница» ни в коем случае не должна подавать вида, что все это – постановка, нужно сыграть как можно реалистичнее. Я даже согласилась накинуть гонорара за актерское мастерство. Женщина в итоге махнула рукой: «Чем бы молодежь не тешилась…», и согласилась нам подыграть.
И вот мы, теперь уже с тобой и Шутом, от картеров пришли к моему импровизированному театру. Дошли до нужной пятиэтажки. Шут указал «место преступления». Ты, как и предполагалось, начал ломиться в пустую квартиру и тебе, конечно же, никто не открыл. В этот момент на сцене должна была появиться «свидетельница»... Однако не появилась!
«Быть может, уснула? – в панике думала я. – Что делать-то?» Не могла же я при тебе постучать в дверь доморощенной актрисы и заорать: «Эй, ну где ты там? Твой выход!» А тут еще ты, когда вышли на улицу, решил, что тут нам ничего не светит и пора сваливать: давай расспрашивать Шута, есть ли еще какие-нибудь адреса, куда можно пойти. Да какие-нафиг адреса! Мы этот-то с трудом нашли и провели целую подготовительную работу по организации шоу. Да и квартиру я сняла всего на пару дней – завтра возвращать владельцу.
Я одними губами шепнула Шуту: «Тяни время!», и пока тот не спеша рассказывал о сгоревшей лаборатории Рутры, сама с надеждой поглядывала на лоджию уснувшей актрисы: «Ну давай же! Проснись!»
Шут уже закончил свою байку, а актриса так и не появилась. К счастью, ты, прежде чем уйти, решил заглянуть в квартиру, принялся светить на окно фонариком, а потом карабкаться и заглядывать внутрь жилища. Вот тут я, улучшив момент, схватила с тротуара камешек и запустила в окошко актрисы. И, о чудо, в нем зажегся свет!
– Эй! Чего там высматриваешь? – пролепетала появившаяся на сцене-лоджии сонная «свидетельница». – Чего башкой вертишь? Идите, говорю, отсюда! Сейчас милицию вызову!
Я с облегчением вздохнула – спектакль продолжается! Дальше события вновь потекли по прописанному сценарию.
– Не надо никуда звонить, – продекламировала я отрепетированный текст. – Мы сами из милиции!
И показала «свидетельнице» корочку от удостоверения, заявив, что мы тут по поводу преступления и хотим осмотреть квартиру. Да что рассказывать, ты и сам все прекрасно помнишь...
– Соседка моя, баба Иринка, сдавала эту квартиру, – вещала актриса с такой печальной физиономией, что ей играть только в школьных квэнах, а ни на театральной сцене. – А как узнала, что тут стряслось, так и слегла с приступом. Так и померла, сердешная...
У меня аж в груди екнуло. «Сердешная? Ты серьезно? – про себя возмутилась я, едва ли не скрежеща зубами от злости: – Эй, ты, не переигрывай!» Однако по твоей реакции я поняла, что ты принимаешь все за чистую монету и совершенно не замечаешь всей этой убогой театральщины.
– А можно вскрыть квартиру и осмотреть? – точно так же хреново изображая из себя милиционера, спросил ты. Как актеры вы друг друга стоили.
– Зачем вскрывать? Если вам так нужно, у меня ключи есть, – объявила соседка и вручила тебе заранее выданный ей ключ.
Когда мы вошли в квартиру, первое, что бросилось в глаза – куча оставленных мною при подготовке декораций отпечатков. Я поспешно прошлась по комнате, чтобы скрыть следы своего преступления – якобы я только что уже успела наследить. Попутно оценила антураж: краска на стене выглядит уж чересчур свежей. Однако ты этого не заметил, как ни в чем не бывало принялся все осматривать и фотографировать.
Я повернулась к «свидетельнице» у которой по сценарию были запланированы еще несколько реплик. Но та молча тупила в коридоре, сама с интересом разглядывая наши декорации.
– Может, вы что-то запомнили? – с нажимом сказала я ей. – Кто здесь жил? Видели ли что-то в день убийства?
– Что запомнила-то?.. – захлопала та глазами. Но, перехватив мой свирепый взгляд, видимо, вспомнила, не столько о своих репликах, сколько об обещанном гонораре. – Ах да!.. Жил какой-то паренек...
Я облегченно вздохнула.
Между тем у моей «свидетельницы» неожиданно проснулся где-то глубоко дремавший актерский талант и она, вдруг войдя в роль, стала, крестясь и вдыхая рассказывать печальную историю убиения невинной жертвы, да так ловко, словно и в самом деле все это видела. Даже дополнила какими-то подробностями, о которых мы с ней не договаривались.
– Что потом? Было расследование? – прервала я этот поток лжи, пока она не наплела чего лишнего. – Вас о чем-то расспрашивали?
Женщина, услышав знакомые реплики, вернулась к сценарию, и объяснила, что приезжала милиция, но никакого расследования не проводила. Это, кстати, чистейшая правда – после убийства Салюта и Ночки действительно на место преступления приезжали люди из уголовного розыска, но потом дело замяли, благодаря связям вашего отца Пейна. В общем, моя актриса довела спектакль до конца и в финале жалобно промямлила:
– Если я больше не нужна, можно пойду домой? Завтра на работу рано вставать...
Эти слова были адресованы лично мне.
– Да, конечно. Спасибо за помощь следствию, – сказала я, провожая «свидетельницу» к двери, по пути сунув ей в ладонь купюру. И шепнула: – Ключ!
– Ах да! – воскликнула та, обернувшись. – Вы тут еще побудьте, если надо. Ключ положите под коврик.
И ушла. У меня вырвался вздох облегчения режиссера, только что пережившего блестящую премьеру. Занавес!
Теперь осталось лишь направить тебя в следующий акт нашей драмы: привести к другой заранее подготовленной сцене – подвалу, где якобы располагалась лаборатория Рутры, а затем к месту казни бывшего брата вашего Ордена и его сына, историю которого ты недавно прочел. Но это завтра, а на сегодня хватит. В общем, я радовалась, как все хорошо складывается... Как вдруг оказалось, что рановато я опустила занавес!
Я буквально остолбенела, когда ты вдруг выбежал из квартиры, а потом появился, волоча за шиворот... Марту! Мы с Шутом так и замерли с разинутыми ртами. Как? Откуда? Какого хрена?
Первым пришел в себя Шут. Как же я ему благодарна, что он не вышел из роли, увидев, как трепыхается в твоей мускулистой клешне его ненаглядная.
– Ого! Это еще кто? – растеряно воскликнул он.
– Думаю, это мы сейчас узнаем, – с трудом выдавила я из себя.
– Не сомневайтесь! – сказал ты, поставив посреди комнаты стул. И, усадив на него Марту, хрустнул костяшками пальцев: – Что ж, поговорим?
Я поняла, что еще мгновение, и ты пустишь в ход свой излюбленный аргумент – кулаки. Увидев, как запылали яростью глаза Шута, я умоляюще покачала головой: «Пожалуйста, не надо!» Ага, как же! Тот весь подобрался, словно хищник перед прыжком. Я не на шутку испугалась, подумав, что же произойдет раньше: твой кулак достигнет лица Марты или рассвирепевший вампир разорвет тебе глотку. Опередив оба события, я скользнула между тобой и Мартой:
– Ты что, собрался ее бить? Погоди ты! Быть может, она сама все расскажет!
И, наклонившись к Марте, едва ли не прохныкала: «Расскажешь ведь, правда?», при этом показывая глазами на тебя: «Ну давай же, придумай что-нибудь!»
– Как тебя зовут? – стала задавать ей наводящие вопросы.
– Я Ма...
У меня внутри похолодело. Я вдруг вспомнила, что Марта когда-то была в Ордене. Пока что ты ее не узнал. Но вдруг вспомнишь, если она назовет свое имя? Оно-то довольно-таки редкое! Но, видимо, прочитав беспокойство в моих глазах и с ужасом поглядывая на твои кулаки, Марта закончила:
– Марина.
– Ну вот, – выдохнула я, глянув на тебя – узнал ты ее или нет? Похоже, не узнал. Я снова повернулась к Марте: – Что ты ту делаешь, Марина?
«А вот действительно, что?! – хотелось заорать мне. – Какого хрена ты сюда приперлась, когда у нас так все здорово выходило?»
– Честно сказать, я ожидала тут встретить кое-кого другого, – ответила та, сверля взглядом то меня, то тебя. Ну да, последнее, чего она могла ожидать – увидеть вампиров в компании охотника на вампиров.
– И кого же ожидала? – спросил ты.
Я снова напряглась: как бы Марта не наболтала чего лишнего. Но, как оказалось, беспокоилась напрасно. Она – барышня смышленая, быстро оценила обстановку, прикинула, что к чему и из ее уст понесся такой поток правдоподобной лжи, что я поняла, за какие таланты ее когда-то завербовал магистр вашего Ордена.
– Тех, кто это сделал, – Марта кивнула на батарею с наручниками.
– Сделал что? – спросил ты.
– Ой, только не надо вот этого... – ответила она и добавила, сурово глянув сначала на меня, а потом на своего муженька: – Вы ведь здесь тоже явно не случайно!
«Мы-то нет, в отличие от тебя!» – зло подумала я, прикидывая в голове, как ее появление отразиться на моем плане. Ты, между тем, продолжал допрос «шпионки»:
– Хочу услышать твою версию.
– Четыре года назад в этой квартире произошло жуткое убийство...
Конечно же, Марта сразу поняла, что за обстановку мы тут воссоздали. Ведь это из-за нее умерли Салют и Ночка.
– Просто я не думала, что увижу тут вас, – Она сделала ударение на слове «вас», переводя взгляд с Шута на меня и обратно. После чего указала глазами на пистолет, которым ты потрясал у ее лица: – Если, конечно, вы не...
– Не переживай, – заверила я ее. – Мы не причиним тебе вреда.
И укоризненно посмотрела на тебя:
– Ведь так?
Ты помялся, но пистолет убрал.
– Мы сами занимается расследованием этого дела, – сказала я Марте, сделав упор на слово «сами».
– Надеюсь, что так, – ответила та, и кивнула на батарею с наручниками, мол: «Вы вообще понимаете, с кем связываетесь?» – Впрочем, те люди церемонится бы не стали.
– Какие люди? – спросил ты. – Что ты об этом знаешь? Давай подробности!
– Дело в том, что это... – Марта указала глазами на надпись «Вопрос крови». – Это все из-за меня!..
Мы с Шутом обалдело уставились на нее. Она ведь только что призналась в собственном преступлении!
То, что Марта рассказала дальше, было умелым сплетением правды и лжи. Ей действительно было пятнадцать лет, когда она попала в Орден. Вот только любопытство ее привело не на шабаш ведьм и колдунов, как она сказала, а в храм вашего Братства Света.
– Чего вы хотите от пятнадцатилетней дурочки? – объяснила она. – Для меня все это было словно забавная игра. О последствиях я не думала!
Что было истинной правдой. В общем, Марта рассказала несколько искаженную версию того, как она попала в вашу секту и чем именно там занималась, правда, не упомянув о том, что охотились вы не на людей. Правдив был и финал ее истории. Марта действительно, когда ушла из Ордена, долго скрывалась, опасалась мести отца Пейна. Когда ты ее спросил: «Отчего в милицию не обратилась?», она также правдиво ответила:
– Скажете тоже... После того, как я увидела, что они делают с людьми? Они ведь сразу бы поняли, кто их сдал. Честно скажу: струсила. Но и продолжать на них работать тоже не могла. Тогда-то моя жизнь словно перевернулась. Я стала ходить в храм, который посещала мама – грехи замаливала.
Про храм, кстати, она ловко ввернула. Это была ложь, зато подстраховка на тот случай, если ты вдруг ее вспомнишь. Если бы ты припомнил, что уже видел Марту на ваших службах в Ордене, было логичное объяснение – ходила замаливать грехи. Однако ты так ее и не узнал.
Ну и в конце Марта объяснила свое появление тут.
– Вот я и решила следить за этой квартирой. Вдруг мне повезет? – закончила она свою полуложь.
Хотя мы-то с Шутом прекрасно понимали, откуда она тут действительно взялась: следила вовсе не за квартирой, а за нами, от самого дома.
– А что случилось бы, если б повезло? – спросил ты. – Того и гляди, сама бы тут осталась, прикованной к батарее.
– О, на этот счет не беспокойтесь, – Марта глянула на Шута: – Есть у меня друзья, готовые за такое разобраться без всяких кодексов и милиции. Если закон не работает – верши суд своими руками!
– Это верно, – согласился ты, конечно же, не поняв, что она намекает на своего муженька, который стоял рядом, готовый в любой миг ринуться на защиту своей женушки.
«Надо кончать этот балаган», – думала я, опасаясь, что ситуация в любой миг может выйти из-под контроля. Во-первых, ты – как неуправляемая бомба: не угадаешь, когда взорвешься. А во-вторых, Шут мог не выдержать того, как ты измываешься над его любимой и ринуться в бой. Он глядел на тебя волком, сжимая и разжимая кулаки.
– Но она наверняка подстраховалась. Ведь так? – громко сказала я и, наклонившись к Марте, шепнула: «Тебе надо валить отсюда!»
– Конечно! – ответила та, кивнув. – Мои ребятки уже в пути! Ой, надо ж им сказать, что все в порядке! Минутку!
Она встала со стула и достала телефон:
– Алло! Серега? Это Марина. В общем, отбой. Передай ребятам...
Я с замиранием сердца смотрела, как Марта выходит в коридор. Ты же, как лопух, не заподозрив неладного, позволил ей это сделать.
– Ну, что скажете? – спросил ты.
– Лично я ей верю, – ответила я, наблюдая, как Марта в прихожей потихоньку отпирает входную дверь.
– Ну да, в целом-то история совпадает с тем, что я знаю, – кивнул Шут, явно заговаривая тебе зубы. – Про лабораторию я вам уже говорил. История с женщиной тоже очень напоминает один случай...
Надо было видеть твое лицо, когда раздался хлопок двери подъезда – словно у ребенка, у которого обманом отобрали игрушку. «Только б не догнал, только б не догнал... – взволнованно шептала я, пока ты бегал на улицу. И у меня отлегло от сердца, когда ты вернулся ни с чем: – Получилось! Ушла!»
– Выходит, все, что она нам тут наплела – туфта? – едва сдерживая радость, сказала я, стараясь придать как можно больше сожаления своему голосу. – А я-то уж подумала, что у нас есть живой свидетель.
– Был бы живой свидетель, – плаксиво протявкал ты, – если бы кое-кто не помешал поговорить с ним как следует.
Ну да, конечно, не дала мужику избить беззащитную девочку!
– Ой, да тебе только кулаками махать! – огрызнулась я. – Вообще по-человечески разговаривать разучился!
– Ну вот тебе было по-человечески! – негодовал ты. – По-человечески она тебе тут наврала в три короба и сбежала!
– Наврала, да не все! – хмыкнул Шут. Уж кому-кому, а ему-то точно известно, сколько в рассказе его ненаглядной было правды. И он добавил, намекая на ваш Орден: – Про секту, быть может, все правда.
Пора было завершать этот долбанный спектакль. Потому я сказала, «с ужасом» посмотрев на окно:
– А вот о том, что она порвала с ней... Ну и о том, что сюда едут какие-то ее «ребята». Только мне кажется, что нам пора валить отсюда?
Сработало. Ты мгновенно насторожился, скомандовал: «Уходим!», и мы, наконец, покинули «сцену». А вот теперь точно – занавес!
Оказавшись снаружи, ты, словно солдат под пулями, пригнувшись, перебежал через детскую площадку к соседнему дому и заскочил за угол. Мы, чтобы не выходить из роли, как идиоты следовали за тобой тем же манером. Я обрадовалась, что на дворе темно и безлюдно: представлю, какими придурками мы выглядели со стороны. Потом ты «армейским» знаком повелел нам замереть, сам же из-за угла взором разведчика долго таращился на какую-то тачку, подкатившую к подъезду. И лишь когда из нее выбрался алкаш и уполз восвояси, ты с интонацией бывалого вояки отрапортовал:
– Чисто!
«Что дите малое...» – вздохнула я про себя.
Наконец ты скомандовал:
– На сегодня все. Ступайте по домам.
Я поинтересовалась, что ты собираешься делать дальше. Оказалось, решил самоотверженно остаться в засаде. Ну что сказать: хозяин – барин, продолжай играть в солдатиков. Ради приличия я все же предложила свою помощь. К счастью, ты по-джентльменски отказался.
– Будьте осторожны, – сурово предупредил ты: – Мария... или как ее там зовут на самом деле... видела ваши лица.
«Еще б не видела! – усмехнулась я. – Кое с кем из нас она даже спит в одной постели!»
Ну и перед уходом я не удержалась, решила тебя немного подразнить – обняла и нежно промурлыкала на ушко:
– Ты тоже береги себя, мой герой! Пожалуйста, пообещай, что не будешь делать глупостей!
И с торжеством ощутила, как напрягся наш целомудренный воин Света и даже позволил себе меня обнять. «О, да наш рыцарь точно не евнух!» Однако ты мгновенно пришел в себя, вспомнив о своем безбрачном обете, и поспешно оттолкнул запретный плод, смущенно пролепетав:
– Ну все, давай, двигай... Идите!
Мне захотелось напоследок добить тебя контрольным выстрелом – еще и чмокнуть хотя бы в щеку. Но я удержалась: не все сразу. А то еще чего доброго засветить кулаком в глаз в религиозном экстазе...
Мы с Шутом возвращались домой, словно нашкодившие школьники, которых ожидает угол и отцовский ремень. У Шута было такое угрюмое выражение лица, что наверняка мысленно рисовал себе образ рассерженной жены со скалкой в руках. «Хотя, учитывая, кто он такой, это, скорее всего, будет осиновая скалка», – улыбнулась я про себя. Впрочем, мне в тот момент тоже было не до смеха – мой секрет только что раскрыли и весь план катился в тартарары.
Марта дожидалась нас на кухне. Без скалки. Но с такой свирепой физиономией, словно у бойца, готового ринуться в атаку.
– Какого черта ты там делала? – попыталась я нанести упреждающий удар. – Ты что, за нами следила?
– Нет, это я хочу спросить: какого лешего ты там делала? – Марта тут же сама перешла в наступление. – Это же был охотник! Ты в своем уме?
– Дело в том... – Начал было Шут, но тут же отступил, напоровшись на тяжелую артиллерию сердитого взгляда супруги.
– С тобой мы потом поговорим! – выпалила Марта с такой яростью, что Шут едва не обратился в паническое бегство.
Она снова перевела на меня гаубицы своих глаз:
– Уж не знаю, в какое дерьмо ты втянула Рому... Да-да, именно ты! Сам бы он ни за что не додумался до таких глупостей. Ведь так?
– Даже если и так, – Я перешла в упрямую оборону. – Что с того?
– Я-то считала, что у нас нет друг от друга секретов, – сокрушалась Марта. – Что мы воюем на одной стороне. И мне жаль, что они у тебя есть, Ульяна. Жаль, что ты ведешь у нас за спиной какую-то свою игру.
– Это мое личное дело!
– Нет, не твое! Наше! Своими поступками ты подвергаешь всех нас опасности. И уж тем более я категорически против того, чтобы рисковал жизнью он, – Марта кивнула на мужа. – Да как тебе такое только в голову пришло? Это ведь человек из Ордена!
– Просто я считаю, что Слава... – начала я.
– Ах, он уже, оказывается, Слава! – Марта всплеснула руками. – Вот только я его знаю под другим прозвищем – Михаэль! А еще знаю, что это один из карателей магистра, причем, самый отмороженный. Более того, совсем недавно его еще и посвятили в охотники. На таких, как вы! Ты, наверное, забыла, что всего год назад он участвовал в охоте на Муна в Красновке? А еще стрелял в тебя!
– Нет, не забыла, – огрызнулась я. – Да только считаю, что люди могут меняться.
– Да ну?
– Не веришь? Так посмотри в зеркало!
Марта насупилась. Аргумент угодил в цель.
– Ты ведь изменилась, хотя тоже была в Ордене и помогала охотникам, – снова перешла я в наступление. – Так почему ты считаешь, что он не может? А если сможет он, получится и с другими!
– Согласна, люди не всегда безнадежны, – задумчиво сдала она позиции. – Быть может ты и права...
– Значит, ты не будешь возражать, чтобы мы с Шутом завтра отправились на встречу? – осторожно спросила я.
– Конечно, буду! – вскричала Марта. – Об этом даже речи быть не может!
Я молчала, надув губы. Вот же засада! Как теперь быть?
– Не смотри на меня так! – уже спокойнее продолжала она. – Суди сама. Шут родом из Погорья. Так? А значит тут множество людей, которые могут его узнать. Орден упустил его из вида четыре года назад, быть может, даже думает, что он, как и многие другие, погиб в карьере. И я хочу, чтобы так оставалось и впредь. Это, во-первых. А во-вторых, твой Михаэль – охотник. Что бы ты там себе не понавыдумывала по поводу его перевоспитания, пока что это просто религиозный гопник, готовый бить любого, на кого укажет перст магистра, не зависимо от пола и возраста. Ты же видела, как чесались у него кулаки, когда он усадил меня на стул! А что будет, если он распознает в Шуте вампира? Ведь он уже имел дело с такими, как вы. Ты можешь гарантировать в этом случае безопасность моего мужа?
Я вспомнила, как ты взрываешься по любому поводу и начинаешь размахивать кастетами и пистолетами. Тут уж она права: ели ты поймешь, что перед тобой вампир, Шуту несдобровать, церемониться ты не станешь.
– Он же до сих пор не догадался насчет меня, – пролепетала я. – Хотя мы общаемся довольно долго.
– Ну, ты-то у нас мастер перевоплощений, – отмахнулась Марта, окинув взглядом мои перекрашенные волосы и очки. – И, как оказалось, еще и лжи. Но Рома – простодушен. Он может запросто проговориться, как-то не так себя повести.
Шут снова раскрыл было рот, чтобы возразить, но Марта подняла руку, мол, молчи. И сказала ему:
– Да при первой же нашей встрече, когда я работала на Орден, ты выложил мне всю свою вампирскую биографию. Даже не подозревая о том, что я охотник, который пришел тебя выследить и убить.
– Я стал осторожнее! – не совсем уверенно промямлил он.
– Извини, но я слишком тебя люблю, чтобы подвергать такому риску!
Шут при этих словах расцвел улыбкой и окончательно сдал позиции.
– И что же делать? – в отчаянии спросила я, не находя ни одной зацепки, как можно спасти мой сценарий.
– Все очень просто, – пожала плечами Марта. – Ничего!
И, опередив мои возражения, добавила:
– У нас, если ты еще не забыла, уже был разработан план. И мы будем придерживаться его. Завтра ты отнесешь в редакцию очередную статью.
И в ответ на мою недовольную мину, добавила:
– Да пойми же ты, Ульяна, наш план работает! Я, признаться, не верила, что люди поведутся на статьи в желтой прессе. Однако по области расползаются жуткие слухи о банде кровожадных маньяков-поджигателей. Люди напуганы, задают вопросы: милиции, властям. Когда же мы опубликуем список преступников и добытые нами материалы: фотографии, документы, скрытые следствием показания свидетелей, эти ублюдки получат по заслугам!
– А как же Слава? – вдруг испугалась я.
– И Михаэль! – кивнула Марта. – Его имя тоже будет в списке. И он тоже понесет наказание. Или ты сомневаешься в том, что он это заслужил?
– Ты и свое имя туда впишешь? – язвительно выпалила я. – Ты ведь тоже причастна к преступлениям!
Марта вздохнула и тихо ответила:
– Если ты настаиваешь, да!
– Нет! – вскричал Шут.
– Почему нет? – набросилась я на него. – Значит, ей можно покаяться и сойти с кривой дорожки, а другим нельзя?
Шут и Марта потупили взгляды.
– Да поймите же, – взмолилась я. – У меня же почти получилось! Я же вижу! Он меняется, нужно лишь еще немного времени. Шут, ну скажи ты ей! Если ты завтра со мной не пойдешь...
– Вместо него пойду я! – вдруг раздался голос.
Мы разом обернулись. В дверном проеме стоял Рутра.
– Но... – начала я, вспомнив, что это – самый ненавистный для тебя человек. – Он ведь знает тебя в лицо! И ищет! Он думает, что это ты убил его сестру.
– Этот Михаэль, это ведь брат Риты, так? – спросил Рутра. – Я хочу с ним поговорить.
– Вы что, знакомы? – удивилась я.
Рутра промолчал. Лишь, прежде, чем уйти, добавил:
– Но эта встреча не отменяет нашего плана, Ульяна. Ты отнесешь в газету очередную статью. Иначе встречи не будет.
Я нехотя кивнула.
Ночь пятая
Вечером меня разбудил дверной хлопок – вернулась домой Марта.
– Ты чего так рано? – удивилась я.
– Отпросилась. Есть дела поважнее, – ответила та, поставив на кухонный стол пакет с продуктами – похоже, на обратном пути заскочила в магазин. – Не до работы как-то.
Она уселась на кухне за стол, распахнула свежекупленную газету «Погорские ведомости», которую брала в основном из-за телепрограммы.
– О, уже и серьезные издания стали скатываться в желтуху, – разочаровано воскликнула она.
Я заглянула через ее плечо и прочла заголовок вверху одной из страниц: «Призрак ограбил банк!» В статье говорилось о том, что ночью в помещение банка проник вор. Каким образом, установить не удалось. Все двери были заперты, сигнализация не сработала. И, что удивительно, сумма была похищена небольшая. В статье также напечатали фото предполагаемого преступника, запечатленного уличной камерой видеонаблюдения – какой-то смазанный полупрозрачный силуэт.
– Да уж, чего только не понавыдумывают ради поднятия тиражей, – согласилась я, всматриваясь в размытую рожу воришки, но так и не нашла в ней знакомые черты.
– Кстати, о газетах... – сказал вошедший на кухню Рутра. – Ульяна, ты обещала отнести в редакцию статью.
– Помню, – скривилась я. – Раз обещала – отнесу.
– Вот деньги на такси, – Он протянул мне пару купюр, но я отмахнулась:
– Не нужно, у меня есть.
Брякнула, и тут же пожалела – умолкла, закусив губу.
– Откуда у тебя деньги? – насторожился Рутра.
И не успела я ответить, взгляд его упал на статью об ограблении.
– Призраки, значит?..
Ну да, об этом пункте моей биографии я умолчала. Но какие у меня еще были варианты? Для осуществления моего плана нужны были деньги. Квартиры, ведь, не бесплатно сдаются! Не могла же я клянчить у Рутры или Марты! А Шут, недотепа, всю зарплату до копейки отдавал своей благоверной. Как бы я объяснила, для чего мне потребовалась такая сумма? Зато с моими способностями ничего не стоило незаметно проникнуть в банк через вентиляцию. Вот только о камерах видеонаблюдения я не подумала. Эх, надо было маску надеть!
– Никто ведь не узнал, – насупилась я. – Да и взяла-то совсем немного. Не обеднеют эти толстопузы. Ты бы видел, сколько там было!..
– Как ты могла? – вскричал Рутра. – Мы развиваем эти способности вовсе не для того, чтобы с их помощью совершать преступления!
– Мы? – наморщила я лоб. – Ты за всех-то не говори...
Рутра осекся, понял, что слишком рано записал меня в добровольцы армии праведников. Уж не знаю, для чего он сам стал таким, но у меня совершенно иные мотивы. Конечно же, я не собиралась превратиться в суперзлодейку, выстроить себе посреди Погорска башню и хохотать на ней, строя планы мирового господства. Но и пай-девочкой я тоже быть не обещала.
– Да пойми же ты, – взмолился Рутра. – Мы сейчас боремся за то, чтобы восстановить в мире справедливость, наказать негодяев. Но кем мы станем, если сами будем преступать закон?
– А что нам остается делать? – возмутилась я. – Идет война. И у противника: власть, деньги, люди, связи. Да только нам тоже нужно чем-то воевать. Так отчего не использовать то, что мы имеем? Нашу силу!
И, заметив, как надулся Рутра, примирительно ткнула его кулачком в плечо:
– Да не переживай ты так. Ну взяла немного. Так ведь на благое дело! Вот победим эту сволочь, тогда и сами сможем стать законопослушными, – И пробормотала чуть тише: – По крайней мере, обещаю попытаться.
И перевела тему разговора:
– Так где статья-то, которую нужно отнести?
– Вон в том портфеле, – буркнул явно не ободренный моим ответом Рутра.
Я вынула из указанного саквояжа пузатый файл с какими-то бумагами и набрала на телефоне номер заказа такси. Минут через десять подкатила машина. Я набросила на себя белый плащ, накинула капюшон, надела перчатки, солнцезащитные очки, выпорхнула из дома... и отшатнулась обратно вглубь темных сеней, отброшенная потоком адского пекла. Солнце еще высоко, а на небе – ни облачка! Вот же мерзкая особенность организма. Пока темно – властелин мира. Но как солнце взойдет – хоть увольняйся обратно в люди (если б еще знать, как...). Понимаю, отчего Денис Мун так сильно горевал по этому поводу. У него была прямо-таки навязчивая идея – выйти на свет. И в итоге ведь вышел: сбылась мечта идиота – сгорел заживо в рассветных лучах...
В общем, я перепуганной дурой стояла в темноте сеней, а водитель уже начал мне названивать, мол, выходите, я подъехал, время бесплатного ожидания – десять минут. Что делать? Отменять вызов и идти обратно в дом не хотелось. Я же обещала отвезти эту долбанную статью – значит, сделаю, чего бы мне это не стоило! А потому я посильнее надвинула на лицо капюшон и снова выскочила в пекло. Палило так, что я даже сквозь плащ чувствовала, что запекаюсь словно курочка-гриль. Хуже всего было лицу, прикрытому лишь тенью капюшона. Очки защищали глаза от света, но мир вокруг выглядел скоплением бело-желтых пятен. Я с трудом различала дорожку, кое-как проскочила калитку и, распознав в сером пятне автомобиль, наощупь разыскала ручку задней дверцы. Забравшись поспешно в салон, я отодвинулась подальше от окошка, со стороны которого лупило солнце. Первое, что увидела, когда вновь обрела зрение – удивленную физиономию водителя. Он открыл было рот, явно намереваясь поинтересоваться причиной моего поведения, но я его опередила:
– Они все еще там?
– Кто?
– Пришельцы! Ну, такие лупоглазые, зеленые, с пупырышками! Они за мной гнались!
Таксист издал озадаченное: «Э-э-э-э...»
– Но вы не беспокойтесь, – весьма серьезно добавила я. – Они землян не трогают. Только нас – рептилоидов.
Ошарашенный водитель хмуро повернулся к лобовому стеклу и запустил двигатель. Вопросов у него больше не имелось. И даже до места меня домчал со скоростью ракеты, видимо, желая поскорее избавиться от сумасшедшей. Потому его совершенно не удивило, что я попросила остановить машину как можно ближе ко входу в газетный комплекс, а затем покинула автомобиль примерно тем же манером, как в него села.
Очутившись в фойе, я скинула капюшон, сняла очки, перчатки и какое-то время наслаждалась прохладой. Лицо пылало. «Небось, видок у меня тот еще. Наверняка красная рожа со светлыми кругами вокруг глаз, на том месте, где были очки». Чтобы проверить это, я подошла к висящему в фойе огромному зеркалу, но тут же выругалась – еще один неприятный побочный эффект, к которому никак не привыкну! Лица своего я, конечно же, не увидела. Но делать нечего, я уже тут, так что плевать на марафеты – вперед!
– Привет, Женька! Чего притащила? – встретила меня редактор, едва я перешагнула порог «Погорских кошмаров». Про лицо мое ничего не сказала, значит не так все плохо. Ну хоть в этом плюс. Есть такое выражение: заживает, как на собаке. У нас, к счастью, такая регенерация организма, что псы б поумирали от зависти. Даже если и были на лице ожоги, похоже, уже прошли.
Я протянула редакторше файл. Та вынула из него несколько рукописных листов, высыпала на стол какие-то фотографии, откинулась в кресле, принялась читать.
– Это что-то новое. Такого ты нам еще не приносила, – одобрительно кивая, сказала она.
– Спасибо, я старалась, – изобразив смущение, ответила я. Хотя понятия не имела, чего Рутра накарябал на этот раз.
– Ничего себе, даже с именами и фотографиями, – продолжала восхищаться редактор. – Ого! А это что за приписка в конце? «Просьба считать этот материал обращением в прокуратуру и возбудить уголовное дело»...
Она удивленно вскинула на меня глаза:
– Так ты что, хочешь сказать, что все написанное в твоих статьях – правда?
Я продолжала глупо улыбаться... Как вдруг до меня дошел смысл ее слов.
– Правда, – тупо повторила я, заглянув редакторше через плечо. И первое, что бросилось в глаза – длинный список имен и фамилий, а среди них – Ярослав Павлович Щербак. Слава! У меня подкосились ноги.
– Чему ты так удивляешься. Будто ни ты писала.
А я ни то, что не писала, даже не читала! Я-то и не думала, что это – финальный материал. После него – все! Рутра ничего не говорил о том, что план подошел к завершению. И вот передо мной лежит список фамилий с перечислением преступлений, которые совершили люди из ордена Братство Света: с датами, именами жертв, указаниями мест, свидетельствами очевидцев, а ко всему этому еще и прилагается кипа фотографий. И с верхнего снимка на меня смотрел ты, Слава! А я-то, дуреха, даже не потрудилась посмотреть, что в файле!
– Этот материал точно годится? – растерянно промямлила я.
– Наехать на самую влиятельную организацию в области? – почесывая окольцованную пирсингом бровь пробормотала редактор. – Дай-ка подумать...
У меня мелькнула надежда.
– Да это же круто! – в восторге подскочила редактор. – Это же просто бомба! Конечно, надо приготовиться к судебным искам... Но это фигня, по сравнению с тем, как взлетит наш тираж! Суды отобьем за счет продаж. А если все в материале правда, так и судиться не придется – их всех просто пересажают! К тому же, у нас ведь в выходных данных написано, что мнение редакции может не совпадать с мнением автора... Витек! Эй, Витяня!
Редактор ткнула в спину сидящего у соседнего компьютера парня. Тот обернулся, оторвавшись от убийства монстров в какой-то игрушке.
– Витенька, у нас новая обложка! – торжественно объявила редактор.
– Вика, ты шутишь? – Парень не разделял ее восторга. – Я уже файлы в типографию отправил! Мы ж завтра выходим!
– Да ради такого материала стоит переверстать!..
«Они знали! – вдруг сообразила я. – Рутра и Марта прекрасно понимали, что это – финал, но ничего мне не сказали! Они боялись, что я буду против и не отнесу материал, потому и промолчали. Так вот зачем Рутра так торопил меня! И, сука, правильно боялись! Пусть идут к дьяволу, я им не марионетка!..»
– Вы знаете, – не своим голосом проговорила я, хватая бумаги и снимки, – думаю, этот материал еще не готов к публикации.
– Да ты что? – вскричала редактор, вцепившись в листки. – Все нормально! Текст чуток подправим, а в остальном норм!
– Нет-нет, – поспешно замотала я головой, пытаясь вырвать материал из цепких рук редакторши. – Я вспомнила, что забыла кое-что проверить. Мне надо пообщаться еще с одним важным человеком. А то я случайно могу подставить ни в чем неповинных людей. Извините, что так вышло...
– Ты уверена?
– Абсолютно! – Я уже готова была сражаться за эти бумаги. И, видимо, это явно читалось на моей едва зажившей физиономии, так как редактор разжала пальцы и разочарованно откинулась на спинку кресла.
– Ну ладно. Только обещай, что на следующей неделе все доделаешь и принесешь. Оки?
– Да-да, конечно! – радостно закивала я.
– Значит, по обложке – отбой? – обрадовался и верстальщик.
Он уже успел открыть файл с предыдущей версией обложки, и я увидела на экране фотографию несущегося в ночи поезда, а на переднем плане – страшнющую девку с растрепанными волосами. Снизу стояла подпись: «Дорога ужаса. В Погорье привидения нападают на пассажиров!»
Заметив мою заинтересованность, редактор пояснила:
– На днях в редакцию позвонила тетка и заявила, будто бы в поезде увидела привидение.
– Да ну? – насторожилась я, вдруг припомнив, как училась летать, когда мы возвращались на поезде из Красновки. И перепуганную бабу, которая случайно оказалась у меня на пути. – И что же она такого видела?
– Глюки она свои видела, – отмахнулась редактор. – Паранойя у тетки. Но нам-то какая разница? Федор Михалыч с ней пообщался, она ему такого понарассказывала... Даже увиденное привидение нарисовала!
И редактор выложила передо мной какие-то каракули – на альбомном листе была нарисована страшилища, кстати, отдаленно и правда напоминающая меня.
Спустя пять минут я уже мчалась вниз по лестнице газетного комплекса, радостно прижимая к груди отвоеванные материалы. О том, что случиться, когда об этом узнают Рутра и Марта старалась не думать. Да и плевать, что узнают. Это ведь неправильно! «Выходит, сегодня Рутра решил поговорить со Славой, а завтра упрятать его за решетку? – свирепея, думала я. – Ну уж нет! Каждый оступившийся заслуживает второго шанса – шанса на исправление. Им ли об этом не знать? У Марты ведь такой шанс был!..»
Когда я заскочила в такси, приехавшее, чтобы отвезти меня домой, увидела того же водителя, что вез меня сюда.
– Опять пришельцы? – спросил он, с опаской оглянувшись.
– Достали, сволочи! Палят из лазеров по чем зря!
У таксиста мина стала такой озадаченной, словно он засомневался, не отвезти ли меня в другое место – в психушку. Но, прикинув, все же повез по адресу: какая разница, что за пассажир – лишь бы платил.
– Вы – мой герой! – сказала я водителю, когда машина подкатила к дому Марты. – Галактическая федерация вас не забудет!
Тот, видимо, хотел сморозить в ответ какую-то шутку, но, глянув в зеркало заднего вида, так и замер с открытым ртом – моего отражения-то он не увидел! Я поспешно распахнула дверцу и выскочила из автомобиля. Пока я под палящим солнцем бежала к дому, услышала, как позади машина рванула с места, словно на авторалли.
– Все в порядке? – спросил Рутра, когда я вбежала в дом.
– Ага, отлично! – ответила я, вдруг вспомнив о цели своего похода. И мигом повернулась к нему спиной, так, чтобы он не увидел, как толстенный файл оттопыривает плащ. Улучшив момент, запихнула его поглубже под ближайший шкаф.
Пока прятала улики, с кухни раздался взволнованный голос Марты:
– Рутра, это безумие! Не понимаю, зачем так рисковать!
– Есть на то причины, – уклончиво ответил тот. – Я с ним встречусь, это не обсуждается.
Стало ясно, что своим появлением я прервала какой-то спор. Когда вошла в кухню, увидела Шута, Марту и Рутру с напряженными физиономиями сидящих вокруг стола, словно на военном совете. Я присела на свободную табуретку. Не сложно было догадаться, о чем тут речь: наш вампирский главарь не соврал вчера – он всерьез собрался встретиться с одним из самых лютых охотников Ордена (после магистра отца Пейна, конечно).
– Весьма странный способ самоубийства, – заметила я. – Хуже для вампира, разве что – выйти позагорать.
– Мы вольны сами распоряжается своей судьбой, – в своей обычной пафосной манере ответил Рутра. – И если мне суждено умереть...
– И помрешь, к гадалке не ходи! – усмехнулась я. – Да Слава же только и бредит тем, как разыскать и прикончить Артура Велина! У него даже фото твое есть и глядит он на него чаще, чем на свои иконы. Кстати, фото, вырезанное из той самой газеты, в которой сообщается о гибели его сестры. И твой портрет в ней – как главного подозреваемого. Он же прикончит тебя, едва увидит!
– Значит, нужно сделать так, чтобы мы поговорили, но при этом никто не пострадал, – упрямился Рутра.
– Ты можешь надеть маску, – предложила Марта. – Или назначить встречу в темном месте, где он тебя не узнает.
– Исключено, – мотнул головой тот. – Я хочу, чтобы Слава знал, кто перед ним. Это важно.
– В таком случае на мирные переговоры можешь не рассчитывать.
– Ну да, – кивнул Шут. – Когда я с ним впервые встретился, он сходу схватил меня за горло.
Я перехватила свирепый взгляд Марты. Этих подробностей из наших приключений она не знала.
– Ну, все же обошлось... – виновато пожала я плечами. – А вот с Рутрой наверняка не обойдется. С убийцей сестры он церемониться не станет, мигом всадит арбалетный болт промеж глаз. Если только...
Да-да, Слава, вырубить тебя и связать было моей идеей. Но другого безопасного способа устроить ваш диалог с Артуром Велиным я не видела. С этим согласился даже Рутра, так что следующим вопросом на повестке дня стало придумать, каким образом тебя-бугая связать, а заодно и отобрать любимые цацки – кастет, пистолет, ну и остальное, чего там еще у тебя может быть припасено для насаждения Света и Добра.
– Я и Ульяна договорились с ним встретиться после заката, – напомнил Шут. – Можно назначить встречу в каком-нибудь укромном местечке, там и вырубить.
– Тогда вы себя раскроете, – покачал головой Рутра. – Он поймет, что вы со мной заодно. А кое-кому, как я понимаю, не терпится сохранить с ним теплые отношения.
И он многозначительно глянул на меня.
– Отношения у нас – чисто деловые! – буркнула я, чувствуя, как краска разливается по щекам.
В этот момент у меня зазвонил мобильник. «Вот, стоит вспомнить, и тут как тут!» – На экране светилось твое имя.
– Да? – сказала я, сняв трубку, при этом заметив краем глаза улыбки остальных троих, сидящих за столом.
Я встала и вышла в другую комнату, подальше от этих пошлых намеков.
– Привет! Ты занята? – Твой голос в динамике звучал как-то тоскливо, потерянно. – Можно с тобой увидеться?
«Конечно же, нет!» – подумала я, глядя на тонкий солнечный лучик, пробивающийся в дом через щель между ставнями. И соврала:
– У меня пары. А потом еще факультатив. Допоздна.
На мой отказ ты ответил таким тяжелым вздохом, что я поняла – ты в отчаянии.
– Что-то случилось? – забеспокоилась я. – Какой-то голос у тебя странный... С тобой все в порядке?
– Все хорошо, – Ты отключился.
«Ничего не хорошо! – завертелись панические мысли. – Что-то явно случилось!» Тогда-то я еще не знала о смерти твоего друга Рафаэля. Мне захотелось немедленно броситься к тебе. И, наверное, помчалась бы, если б не убийственное солнце. Вернувшись на кухню, я словно на стену напоролась на все те же ухмылки.
– Так что решили-то? – постаралась я сменить тему, чувствуя, что краснею еще больше.
– О, есть идея! – воскликнула Марта. – Он ведь знает меня в лицо, так? Думает, что я была подослана убийцами его сестры. А что, если он вдруг заметит, как я снова шпионю за ним? Наверняка попытается меня схватить!
– Нет! – вскочил Шут.
– Да! – ответила Марта. И погладив его по щеке, сказала: – Ты уже рисковал, ненаглядный. Теперь моя очередь. Не переживай. Заманю охотника в темный переулок, достану электрошокер и... Бац!
– А если не получится? – Я с сомнением окинула взглядом ее немощное тельце. У нее ведь нет наших вампирских суперспособностей. – Он сильный и осторожный противник.
– Ну тогда поможете вы, – пожала Марта плечами. – Просто будьте поблизости и начеку.
На том и порешили.
Едва на улице стемнело, к дому подкатила Марта на стареньком «москвичонке», который выпросила на одну ночь у своего папаши. Так как Марте предстояла роль приманки, она перебралась на соседнее сидение и за руль сел Рутра. Мы с Шутом разместились позади, и машина помчалась к городской окраине, туда, где заканчиваются многоэтажки и начинается частный сектор. Здесь Погорск превращался из города в глухую деревню. Проехав между заборов по мрачным лишенным фонарей переулкам, мы подыскали подходящее для засады место: темно и безлюдно. То, что надо!
Я набрала твой номер.
– Слава, привет еще раз. Я освободилась, теперь можно встретиться. Помнишь, мы вчера договаривались с Ромой осмотреть место, где произошло еще одно убийство? Ну, тот подвал с лабораторией. Записывай адрес...
И взглянув на табличку на углу ближайшего дома, продиктовала улицу и номер.
Так как к месту встречи можно было пройти несколькими путями, нам пришлось с полчаса кружить по окрестностям. Наконец, мы заметили на одной из улиц темную личность: тебя сложно не узнать, учитывая твою манеру одеваться. Рутра слегка обогнал тебя и, когда ты прошел мимо, Марта выбралась из машины, набросила на голову капюшон куртки и пошла следом. Мы наблюдали за происходящим из машины, медленно двигаясь за вами. Как и предполагалось, ты довольно быстро обнаружил слежку. Забавно было наблюдать, как ты изображал завязывание шнурков, а Марта, проходя мимо, едва ли не задрала голову, чтобы ты смог рассмотреть ее лицо.
– Эй, а ну стоять! – завопил ты и припустил за ней.
– Клюнул! – воскликнул Рутра, вдавил педаль газа, и мы помчались к месту засады.
Оставив автомобиль неподалеку, затаились за забором и стали ждать.
Однако шли минуты, а Марта все не появлялась.
– Где она? – волновался Шут. – Что-то не так!
Я и сама понимала, что вы давно уже должны появиться. Неужели поймал? Сразу же припомнила, как ты хвастался своими разрядами по бегу. И, словно в ответ на эту мысль откуда-то издали раздалось сдавленное:
– Помогите!
Шут сорвался с места. Мы с Рутрой рванули следом и, забежав в очередной переулок, увидели такую картину: в тупике из высоченных заборов стоял ты, держа за шкирку вопящую и отчаянно трепыхающуюся Марту. У твоих ног валялся ее теперь уже бесполезный электрошокер. У меня едва не вырвалось: «Ну вот, я же говорила!» Я заметила, как свободной рукой ты достал из кармана мобильник, явно намереваясь вызвать подкрепление. Но не успел, так как Шут на бегу схватил с пристроенной у забора поленницы увесистую дубину, подскочил к тебе сзади и что было мочи звезданул по затылку. Ты рухнул на колени, но, несмотря на силу удара (бил-то вампир!), не вырубился: заревел, как раненый динозавр и попытался встать. Но Шут не позволил – снова обрушил полено тебе на голову. Этот удар свалил тебя на землю, но ты продолжал хрипеть и барахтаться. Увидев, как Шут снова замахивается, я не выдержала, подбежала и повисла на его руке:
– Хватит! Убьешь же!
– Да твоему бойфренду это – как слону дробина, – тяжело дыша, ответил Шут.
В этот момент Марта схватила с земли свой электрошокер, прижала к твоей шее, дала разряд и ты, наконец, затих.
Как потом призналась Марта, она переоценила свои способности убегать. Когда ты побежал за ней в частный сектор, так резво стал ее нагонять, что она запаниковала и свернула не в тот переулок. Поняла это лишь когда ты с легкостью отобрал у нее электрошокер, а на помощь так никто не пришел... Но, к счастью, все обошлось.
Пока Рутра бегал за машиной, мы с Шутом скрутили тебе скотчем руки и ноги, а также залепили рот. Марта стояла рядом с шокером наготове, на случай, если ты снова очухаешься и начнешь буянить. Но вот ночь прорезал свет фар – появился «москвичонок». Рутра сдал задом, вышел из машины, распахнул багажник.
– Это еще зачем? – удивилась я. – А тут вы поговорить не можете? Вроде, тихо и безлюдно.
Тот мотнул головой:
– Хочу показать ему одно место.
После чего они с Шутом подняли твое обмякшее тело и швырнули в багажник.
Ехали долго. Знак с надписью «Погорск» остался далеко позади, а мы все продолжали мчать по трассе.
– Куда мы едем? – не выдержала я.
Марта испуганно поднесла палец к губам и кивнула назад, туда, где раздавались глухие удары – похоже, ты пришел в себя и в ярости колотился башкой о железные стенки багажника. Ну да, представляю, как бы ты удивился, узнав мой голос.
– Так куда? – шепотом спросила я.
– Все в порядке, – ответил Рутра. – Это – часть плана.
Я покачала головой, мол, кто бы сомневался. Вечно у них какие-то планы, заговоры, стратегии, а от остальных ждут лишь тупого исполнения: делай, что велено и не задавай вопросов! Признаться, так захотелось послать их к черту вместе с их планами и отправиться восвояси. Но я не смела бросить тебя им на растерзание. «Кто знает, какие у них на самом деле мотивы? – думала я. – Вдруг они решили увезти Славу подальше, прикончить и закопать в лесу? Кто-то должен быть рядом, чтобы помешать!»
– Кстати, позвони ему, – шепнул мне Шут.
– Это еще зачем?
– У нас же встреча, не забыла? Ты ведь, типа, должна волноваться, где он. А значит, у него должно быть множество пропущенных.
Тут не поспоришь. Пока мы ехали, я всю дорогу названивала тебе, изображая беспокойство и слушая, как жужжит в ответ твой мобильник в кармане у Рутры.
Наконец, мы въехали в какую-то деревню. Я успела прочесть название на знаке – «Тахтыныр». Оно почему-то показалось мне знакомым. Рутра повел машину дальше, за деревню, и остановил посреди дремучего леса.
– Приехали, – объявил он и выбрался из автомобиля.
Я тоже вылезла, осмотрелась: лес как лес. Стоило ради этого тащиться в такую даль? Рутра, между тем, распахнул багажник, и они с Шутом выволокли тебя наружу, бросили у машины. Я стала в сторонке в темноте, так, чтобы ты не мог меня видеть, Шут – рядом.
– Здравствуй, Слава! – сказал Рутра, склонившись над тобой. – Ты искал меня? Я – Артур. Артур Велин!
Ох, надо было видеть, какой злобой исказилось твое лицо! Такой свирепости и ненависти позавидовал бы сам сатана. Я же в очередной раз порадовалась, что связать тебя было отличной идеей. Как и ожидалось, ты готов был Рутру на части порвать голыми руками.
– Спокойнее, – Рутра присел перед тобой на корточки. – Обещаю, тебе не причинят вреда. Если, конечно, ты не дашь повода. Я привез тебя сюда вовсе не для того, чтобы ссориться. Мы всего лишь поговорим.
Он сорвал скотч с твоего лица.
– Развяжи меня, и я с тобой так поговорю, мразь!.. – завопил ты.
Слушая, как ты бьешься в бессильной ярости, я уж подумала, что никакого разговора у вас не выйдет: ты сыпал проклятиями и все порывался ввязаться в драку, несмотря на связанные конечности. Однако, к моему удивлению, Рутре удалось убедить тебя выслушать его...
Ну а дальше начались сюрпризы, не только для тебя. Когда Рутра достал фотографию, я подалась вперед, чтобы получше рассмотреть. Его на ней я узнала сразу, а вот барышню, которую он тискал, видела впервые.
– Этот снимок был сделан ночью, накануне трагедии, – пояснил Рутра. – Скажи, твоя сестра выглядит тут несчастной или напуганной?
Сестра?! Так это Рита на фото! Вот это новость! Я ведь понятия не имела, какие отношения были у твоей сестренки с Артуром Велиным. Знала лишь благодаря статье для газеты, которую якобы сама написала, что они с Ритой были знакомы и даже вместе отправились на какие-то раскопки, где ее в итоге убили, после чего обвинили в этом Артура. Но то, что они с Ритой были любовниками... «Так вот почему Рутра так жаждал пообщаться со Славой, – наконец стало мне понятно. – Он захотел поговорить с братом своей погибшей любимой!» И только теперь я сообразила, куда именно он нас привез. Лесная поляна, подпаленный ствол дерева... Вот почему мне показалось знакомым название деревни! Это же то самое место, где погибла Рита!
Честно сказать, я никогда особо не вникала в историю нашей вампирской тусовки. Теперь же, когда Рутра рассказал о находке, которую они обнаружили тут на раскопках, мне стало ясно, что именно тогда произошло. Артур и Рита, обнаружив останки древнего вампира, решили поставить на себе эксперимент. Отец Пейн же стал его невольным свидетелем. Конечно же, ему не понравилось, что его бывшая подружка перекинулась в, как он считал, слугу Дьявола. Он изловил ее и предал страшной смерти. Да только ее бойфренду удалось улизнуть. И тогда новоиспеченный инквизитор поклялся разыскать и прикончить негодяя, ну а заодно остальных вампиров, если таковые встретятся на его пути. Так появился орден Братство Света. Выходит, именно тут все началось! Впрочем, тебе эту историю Рутра рассказал несколько иначе, упустив подробности, кем именно стала твоя сестренка и истинные причины, из-за которых она сгорела на этой поляне.
– Это все, о чем я хотел тебе рассказать, – закончил Рутра. – А сейчас, как и обещал, я отвезу тебя обратно в город.
– Может, на этот раз обойдемся без багажника? – спросил ты, увидев, как Марта достает электрошокер.
Я уже собиралась забраться в машину, ладонь замерла на рукоятке дверцы.
– Разве тебе можно доверять? – засомневался Рутра.
– Буду вести себя мирно, – пообещал ты.
Рутра кивнул и глянул на нас с Шутом: «Извините, мест нет».
Ой, да и не очень-то и хотелось! Та еще радость три часа трястись в душной машине в то время, когда у тебя есть более удобный и быстрый способ передвижения. И, дождавшись, когда красные огни автомобиля скроются за деревьями, я рванула обратно в Погорск традиционным вампирским способом. Конечно же, на этот раз, не забыв прихватить с собой Шута.
Когда мы приземлились во дворе Марты, Шут пошел домой. Мне же жутко захотелось тебя увидеть, убедиться, что с тобой все в порядке. Я понимала, что услышанное должно шокировать тебя. Каково это узнать, что убийца твоей сестры – человек, к которому ты всю жизнь относился как к родному отцу? Я переживала, не наделаешь ли ты глупостей?..
Приземлившись неподалеку от твоего дома (адрес я давно разузнала), принялась ждать. Как на зло кафе и бары к тому времени давно закрылись. Мне пришлось часа два валандаться по ночной улице, дожидаясь вашего возвращения.
«Почему так долго? – беспокоилась я, нервно бродя взад-вперед по округе, нетерпеливо поглядывая то на часы, то на дорогу. – Вдруг что-нибудь случилось?»
Но вот показался долгожданный «москвич», и я еле удержалась, чтобы не броситься тебе навстречу. Думаю, ты бы очень удивился, увидев меня. Я ведь, по легенде, понятия не имела, где ты пропадал и что с тобой случилось. Потому мне ничего не оставалось, как укрыться в тени деревьев и наблюдать издалека.
«Москвич» умчался, а ты все стоял у дороги, задумчивый, потерянный. Как же мне хотелось подойти, поговорить с тобой, успокоить. Понимала, что в эту ночь привычный мир обрушился у тебя под ногами. Но я не смела, могла лишь смотреть из мрака.
Вдруг в кармане задребезжал телефон. Я выхватила трубку.
– Слава? Ты куда пропал? – обрадовалась я. Однако вовремя догадалась изобразить сонный голос – время ведь позднее, а нормальные люди в такой час обычно спят. – Я чуть с ума не сошла! Мы с Ромой часа три протачали на месте, а ты так и не появился. С тобой все в порядке?
– Все хорошо, – ответил ты. – Уже поздно. Спи. Спокойной ночи. Завтра увидимся.
В голосе твоем было столько боли и муки, что они прямо физически передались мне. И все же мне стало радостно, ведь это – боль исцеления. Исцеления от лжи и иллюзий.
– И тебе спокойной ночи, – пожелала я и с легким сердцем полетела домой.
Ночь шестая
Следующим днем я отлично выспалась и проснулась в прекрасном расположении духа. Ведь все складывалось просто замечательно. Рутра рассказал тебе всю правду, даже привел доказательства. И я видела по твоему лицу, что ты ему веришь, а значит, непременно придешь к правильным выводам. А если так – это начало конца ордена маньяков Братство Света!
Не вставая с постели, я достала телефон, набрала твой номер. Но ты не взял трубку. «Ничего страшного, – успокоила я себя. – Он ведь почти всю ночь не спал. Быть может, еще дрыхнет».
Потянувшись, выбралась из кровати. Посетила душевую и туалет, которыми предусмотрительный Рутра оборудовал подвал дома Марты. Вообще, это подземелье напоминало бункер времен Холодной войны, здесь, небось, найдется все необходимое, чтобы пережить даже ядерную зиму. И Рутра продолжал расширять свое убежище, роя грунт и достраивая какие-то лаборатории для своих непонятных исследований. В общем, обустраивал себе настоящее вампирское логово.
Приведя себя в порядок, я снова позвонила тебе. И вновь безответно. Глянула на часы – половина седьмого вечера. Да пора бы уже проснуться!
Когда ты не взял трубку и в третий раз, я заволновалась: не натворил ли ты чего? Мы знакомы были всего неделю, но я прекрасно изучила твой взрывоопасный характер: только спичку поднеси и бабах. Тебе же сунули не просто спичку – факел! Оставалось лишь надеяться на твое благоразумие, что ты не бросился прямиком к отцу Пейну с кулаками. Ведь я понимала: ничем хорошим для тебя это не кончится. Ваш магистр – очень опасный человек. И я прекрасно знала, как он поступает с отступниками. Вспомнить только сгоревшего в собственном доме старика Гулова. Я содрогнулась, представив тебя окровавленного у ног отца Пейна и это чудовище в рясе с арбалетом в руках... «Клянусь, если такое случиться, глотку разорву!» – пообещала я и постаралась отогнать скверные мысли. Еще ведь ничего плохого не произошло! Так к чему себя попусту накручивать?
– Надо успокоиться, хлебнуть кровушки – Шуту наверняка друзья с бойни плеснули пару-тройку литров, – сказала я себе, и полезла из подвала наверх.
Мурлыча под нос песенку, сходила на кухню. В холодильнике и правда оказалась трехлитровая банка с кровью. Не представляю, что бы мы делали без этих поставок. Но Шут – упырь опытный. За годы приспособился, как не сдохнуть от малокровия, да еще и так, чтобы никто из людей при этом не пострадал. Подумать тошно, как бы я сама решала эту проблему. Наверняка бродила б по улицам в поисках жертв, как какой-нибудь монстр из ужастика. Зато у охотников появилось бы законное оправдание, почему меня нужно изловить и прикончить. Вот только посмотрела бы я на них, если б они голодали, а вокруг шастало много еды, но вся она – под запретом. И выбирай: стать преступником или протянуть ноги. Как говориться, сытый голодному не товарищ... Но, к счастью, стараниями Шута у нас продовольственная проблема была решена.
Взяв банку, я налила полный граненый стакан и, попевая песенку и попивая красненькую, пошла в гостиную. Да только, едва переступила порог, аж поперхнулась. На диване сидели Рутра, Марта и Шут и сверлили меня недобрыми взглядами. А перед ними на журнальном столике лежала причина их недовольства – свежий выпуск «Погорских кошмаров». Ну вот, прощай, хорошее настроение!..
– Чего интересного пишут? – изображая саму невинность, спросила я, взглянув на обложку. – Ух ты, призраки в поездах! Как интересно!
– Где статья, Ульяна? – спросил Рутра с едва сдерживаемой яростью.
– У редактора надо спросить, – пожала я плечами. – Быть может, решили напечатать в следующем номере?
– Да ну? Каким же образом, если ты не отдала материалы? – Рутра бухнул о столик знакомый файл, наполненный бумагами и фотографиями.
– Так вот где он! – воскликнула я, тщетно пытаясь перевести все в шутку. – А я-то думаю, куда запропастился...
– Прекрати! – Марта по обыкновению вела себя менее сдержано. – Какого лешего ты не отдала им материалы?
– Какого лешего вы отчитываете меня, словно провинившуюся школьницу? – Я выпрямилась, сжав кулаки. Не на ту напали!
Рутра положил руку Марте на плечо: спокойнее.
– Ты же обещала, – сказал он.
– Обещала, значит, сделаю. Но потом.
– Ульяна, ты понимаешь, что у нас есть план? И ты его поставила под угрозу!
– Вот именно – у вас есть план!
– Ты же с ним согласилась!
– Попробовала бы отказаться... – усмехнулась я. – Это был шантаж, а ни просьба: участвуй в нашей бредовой авантюре или вали на все четыре стороны. Отлично договорились! Много у меня было выбора, неприспособленной к ночной жизни вампирихе?
– Не говори глупостей, – отмахнулся Рутра. – Никто б тебя не выгнал, даже если бы отказалась. Просто мы могли назначить другого «журналиста». А теперь из-за тебя упустили отличную возможность. Завтра эта секта открывает свой собор. На торжество соберется едва ли не весь город, будет администрация, представители прессы, трансляции по всем телеканалам. Представляешь, какой бы был общественный резонанс, если б вместо торжества они получили всеобщее презрение! Или, что тоже немало вероятно, всю эту секту б вообще арестовали!
– Ты все испортила! – взвизгнула Марта.
– Ни тебе меня осуждать! – огрызнулась я. – Ты тоже когда-то послала к черту все, во что верила, ради любви!
И я кивнула на Шута. И тут же закусила язык, поняв вдруг, что именно сказала.
– Все ясно, – вздохнул Рутра.
«Что ясно-то? Ничего не ясно! – Меня аж затрясло от негодования. – Просто оговорилась...»
Но они продолжали смотреть на меня так, что я опустила голову, скрывая за длинными волосами порозовевшие щеки.
– Да поймите же, я считаю, что поступила правильно, – едва ли не прохныкала я. – Вы сами столько времени убеждали меня, что нужно быть человечнее, находить в людях хорошее, давать им второй шанс. Теперь же, когда я попыталась решить дело миром, а ни кровью, вы меня осуждаете.
– Ладно, мы все поняли. Закрыли тему, – махнул рукой Рутра. – Быть может, ты и права. Посмотрим, как поведет себя твой охотничек.
– Но если в ближайшие дни ничего не изменится к лучшему, опубликуем статью в следующем номере, – добавила Марта, правда, уже без прежней агрессии.
Шут кивнул, не поднимая смущенных глаз.
Я же стояла перед ними, краснее помидора, и понимала, что они думают: «Влюбленная дурочка наделала глупостей». Да пошли они! Пусть думают, что хотят! Я гордо ушла в другую комнату, плюхнулась на кровать, откуда тут же с недовольной миной, шипя и фыркая, сбежал кот Аббат, и залпом осушила стакан. Затем, достав телефон, я долго смотрела на экран, где среди прочих контактов светилось имя «Слава». И поймала себя на мысли, что даже при виде этих букв по телу разливается тепло. Как и тогда, с Муном...
«А что, если они правы?» – вдруг возникла мысль. Сама-то я все время убеждала себя, что мой флирт с тобой – всего лишь развлечение. Что мне просто нравится дразнить целомудренного святошу, тщетно пытающегося гасить пылающее в душе пламя страсти, когда оно так и рвется наружу. Впервые я задумалась, как на самом деле к тебе отношусь. Сажав телефон в кулаке, я с досадой поднесла его к губам: «Это ведь неправильно! Года не прошло, как не стало Муна! И это не считая того, что Слава причастен к его смерти...»
Я снова набрала твой номер, убеждая себя, что вовсе не потому, что сильно хочу услышать твой голос. И едва ли не ощутила физическую боль, когда ты опять не ответил.
Шло время – ты молчал. Я не находила себе места в тесном доме, фантазия же рисовала сцены одна ужаснее другой. «Что, если магистр убил его? Или только собирается убить, держит где-нибудь связанным в подвале, и я еще могу его спасти?..» Я готова была немедленно рвануть на помощь, но беспощадное солнце, так медленно ползущее по небосводу где-то там, по ту сторону крыши, заперло меня в этом треклятом доме. В такие моменты я ненавидела свою вампирскую сущность!
И вот, когда на улице стемнело настолько, что я могла безболезненно покинуть дом, и я уже готова была помчаться на твои поиски, вдруг зазвонил телефон.
– Слава! – едва ли не закричала я. – Ты куда пропал? Вчера не пришел на встречу, сегодня не перезвонил и трубку не берешь. Я же волнуюсь! Что-то случилось?
– Да, случилось, – ответил ты. – Я знаю правду!
Ты произнес это таким ледяным тоном, что я содрогнулась. Первой мыслью было почему-то: «Неужели он узнал, кто я на самом деле?» Но тут же отогнала такое нелепое предположение: «Откуда? Никто ведь не знает! Даже отец Пейн во время встречи не опознал меня».
– Правду? – осторожно переспросила я. – И какую же?
– Я узнал, кто такие поджигатели!
Я с облегчением вздохнула:
– Да ну! Ты серьезно?
И дальше для меня триумфальной музыкой зазвучал твой рассказ. О том, как ты встречался с Артуром Велиным, и тот открыл тебе глаза на кровавые деяния твоего Братства. О том, что это они убили твою сестру, как и другие жертвы. И последняя новость обрадовала меня больше всего:
– Я передал в милицию неопровержимые доказательства. Нашего магистра и всех остальных причастных к этим преступлениям арестуют.
Когда же ты предложил мне присутствовать при аресте этой банды маньяков, я с радостью согласилась. Как же мне хотелось видеть лицо отца Пейна в тот момент, когда на него наденут наручники! Это победа!
Но, как ни сладок был вкус победы, я вдруг ощутила и горечь. Я представила, каково тебе сейчас – узнать такое про своих друзей.
– Слава, тебе сейчас, наверное, очень тяжело. Ведь это родные тебе люди, те, кому ты доверял. Сочувствую!
– Да, прискорбно, когда предают близкие, – услышала в ответ. – Но нужно иметь в себе силы не прощать предателей.
И, конечно же, в тот момент я не уловила сарказма. Не поняла, что ты говоришь обо мне!
– Ну вот, а вы мне не верили! – победоносно объявила я, вернувшись в гостиную.
Однако Рутра, Шут и Марта не разделили моего восторга. Наоборот, после того, как я пересказала наш с тобой разговор, Рутра с сомнением заметил:
– Что-то здесь не так.
– Вы просто завидуете, что не ваш, а мой план сработал, – обиделась я.
– Посуди сама. Предположим, Слава действительно мне поверил и обратился в милицию. Да только у него нет никаких доказательств, что именно отец Пейн и его Братство Света причастны к этим преступлениям. Нет всех тех материалов, которые имеем мы. Пара фотографий, которые я ему дал, еще не повод для арестов.
– Он мог сам найти какие-то факты, – парировала я. – Например, порыться в архивах своего Ордена.
– Согласен. Но в этом случае, если б он и правда убедил милицию в виновности своей секты, облаву лучше устроить днем, когда все соберутся в храме. Почему же ночью?
Я, насупившись, молчала.
– Пообщавшись с твоим Славой и узнав его характер, – продолжал Рутра, – я предположил бы другой сценарий. Поверив, что отец Пейн убил его сестру, он не стал бы обращаться в милицию, а пошел бы прямиком к магистру, чтобы разобраться с ним лично. И в такой стычке я поставил бы вовсе не на Славу...
Я содрогнулась, снова вспомнив свои кошмарные фантазии.
– Но я же разговаривала с ним, – возразила я. – Значит, с ним все хорошо!
– С ним-то, может, и да... – задумчиво произнес Рутра.
– На что ты намекаешь?
– Как думаешь, что случиться, если Слава узнает, кто ты такая?
– Исключено, – настырно замотала я головой. – Этого никто не знает!
Я ведь тогда и подумать не могла, что Рутра, как говориться, как в воду глядел. Его версия довольно точно описала все то, что произошло на самом деле. Но я же этого не знала...
– Только не говорите, что Слава решил заманить меня в ловушку, чтобы прикончить.
– А что, вполне в духе отца Пейна, – сказала Марта.
– В любом случае, советую тебе подождать до завтра и посмотреть, что будет, – подытожил Рутра. – И если действительно окажется, что отца Пейна и его шайку ночью арестовали... Что ж, тем лучше для нас!
В общем, я уже пожалела, что им рассказала. Надо было уйти незаметно, а потом вернуться с триумфом и хорошими новостями. Когда же я повернулась, чтобы уйти в другую комнату, Рутра окликнул меня, и я пожалела еще больше.
– Отдай, пожалуйста, ключ от дома, – потребовал он, протянув руку.
– Я что, арестована?
– Это ради твоей же безопасности.
– А если не отдам?
– В таком случае, завтра тебе придется поискать другой дом. И да, на этот раз это шантаж.
Глядя на протянутую ладонь, под его суровым взглядом я ощутила себя ребенком, которому родители запрещают идти гулять.
«Я не маленькая! – кипело во мне. – Я сама могу принимать решения! Это моя жизнь!..» Но я тут же осадила себя: «Жизнь-то моя, а вот территория – их. И, если захотят, они же и правда могут выставить меня вон. Куда я пойду?» Ведь даже в те моменты, когда я грозилась гордо уйти из дома, сама понимала, что все это – беспонтовый блеф. Никуда бы я не ушла, потому как не куда. И остальные это прекрасно знают.
– Ну и забирайте! – Я нервно вынула из кармана ключ и сунула Рутре.
– Пойми же, если подтвердятся наши худшие опасения, не только тебе – нам всем грозит опасность, – словно извиняясь, начал тот.
Но я уже забежала в комнату и захлопнула за собой дверь. Прижавшись к косяку спиной, я закусила губу, чтобы не разрыдаться от бессилия и обиды.
И тут мой взгляд упал на окошко. Они ведь могут и не узнать, что я покидала дом! Я отдернула штору: «Ага, как же! Так я вас и послушалась!» Но меня ждало разочарование. Шпингалеты заржавели настолько, что не было никакой возможности открыть окно, разве что высадить его вместе с рамой. Даже форточку мне распахнуть не удалось. Я внимательно осмотрела, есть ли щели, но и их не нашла. Хотя сомневаюсь, что смогла бы проскользнуть в столь крохотное отверстие.
– Вот же засада! – Я с досадой рухнула на кровать.
Висящие на стене часы показывали 11:20. До нового собора от дома Марты пешком идти – минут сорок, с полетом же мне хватило б и пяти. Надо лишь как-то выбраться наружу. Тут я вспомнила, что есть окно в туалете.
– Куда-то собралась? – спросил Рутра, увидев, как я вышла из комнаты.
– Что, уже и посрать сходить нельзя? Можете пойти со мной и понаблюдать за процессом!
И прошествовала в уборную под подозрительными взглядами.
Там окошко было небольшим, зато легко распахнулось. Я – девочка маленькая, худенькая, потому даже без полета легко могла проскользнуть в него.
– Вот вам, выкусите! – показала я двери туалета средний палец.
И уже собиралась выбраться наружу, как вдруг задумалась: «Какого черта я творю? Почему я вообще должна считаться с их мнением? Ну уж нет!..»
Я закрыла окно, распахнула дверь туалета и, увидев Рутру, спокойно сказала:
– Согласна.
И в ответ на его удивленный взгляд, добавила:
– Я согласна. Завтра я подыщу себе другое жилище. Ну или накройняк поживу в подвалах. Шут с Муном выжили, и я не пропаду. Счастливо оставаться!
И направилась к входной двери.
– Ульяна, погоди!
– Чего еще? – Я обернулась на пороге.
– Ты же понимаешь, что, если что-то пойдет не так, мы не сможем тебе помочь?
– Я – девочка самостоятельная. Смогу ответить за свои поступки.
Рутра покачал головой и, вздохнув, протянул мне ключ.
– Надеюсь, ты не совершаешь ошибку.
Первым порывом было гордо отказаться, но благоразумие взяло верх. К тому же я понимала, что делают они все это вовсе не из вредности, что действительно беспокоятся за меня.
– Все будет хорошо, – пообещала я, пряча ключ обратно в карман. И сама в это искренне верила. Но только не они. Когда я выходила из дома, услышала за спиной взволнованный голос Рутры:
– Марта, Шут, соберите все необходимое. Возможно, нам придется бежать...
Оказавшись на улице, я уже хотела стартануть в небо, как вдруг увидела, что со стороны калитки ко мне приближается темная фигура. В первый миг меня буквально парализовало от страха и неожиданности. Охотник?!.. Однако я тут же вспомнила, кто я такая и, выпустив когти и клыки, приготовилась к драке. Быть может, закричать? Надо предупредить остальных!..
– Ульяна! – раздался голос из темноты. Я ушам не поверила. Когда же незнакомец приблизился, и я, благодаря своему улучшенному зрению, разглядела, кто это, теперь еще не поверила и глазам:
– Папа?
– Здравствуй, дочка!
Отец обнял меня, чмокнул в макушку. Я же была настолько поражена, что не могла вымолвить и слова.
– Но... как? – наконец выдавила я из себя.
– Рутра попросил прийти.
Я тряхнула головой: это точно не сон?
– Рутра? – растерянно повторила я.
– Ну да. Сказал, что ты ввязалась в какую-то авантюру. Боится, что наделаешь глупостей. Попросил тебя отговорить...
– Так! Стоп! Погоди! – Я отступила, мотнула головой, в которой никак не укладывалось происходящее. – Давай по-порядку. Откуда ты знаешь Рутру?
И вот, что он рассказал. Как-то в разговоре с Рутрой я упомянула, что мой отец изучал феномен Дениса Муна, пытаясь разобраться в причинах его «болезни» и в первую очередь – боязни света. И тому захотелось узнать, к каким выводам пришел мой папаша. Рутра ведь и сам много лет посвятил исследованию этой проблемы. Однако он, в отличие от моего отца, не был медиком. А потому, после того, как мы с Рутрой слетали ко мне домой, тот решил снова наведаться туда. Они с отцом познакомились и отлично поладили.
Да, в этом они похожи. Это я – всего лишь пользователь, получивший в руки хитроумный инструмент и научившийся им управлять, не понимая устройства. Тут как с бытовой техникой. Миллионы людей пользуются пылесосами и холодильниками, даже не задумываясь о том, как те устроены. Рутру же с отцом можно сравнить с инженерами, которые не только пользуются, но и копаются в деталях, пытаясь разобраться, как и почему это работает.
В общем, пару дней назад мой папаша взял на работе отпуск и приехал в Погорск, снял какую-то хибару неподалеку от нашего дома. Ему хотелось взглянуть на лабораторию Рутры и узнать, каких результатов тот добился. Оказалось, отец уже несколько раз наведывался в наш подвал, правда, днем, пока я спала. Меня же не хотел ставить в известность, не зная, как я отреагирую на эту новость. Вот такой сюрприз!
Все это, конечно, было очень интересно и неожиданно, но время поджимало. Я глянула время на телефоне. Надо торопиться!
– Значит, пришел меня остановить? – спросила я.
– А разве у меня когда-нибудь получалось?
Что верно, то верно. Ох и натерпелся со мной отец. Врагу не пожелаешь такого непоседливого ребенка...
– Дочка, уж не знаю, чего ты задумала, – Он ласково потрепал мою челку. – Постарайся быть осторожнее.
– Ну, это и без напутствий ясно, – Пожала плечами. – Я ж сама себе не враг. Так ты просто повидаться зашел? Или, быть может, попрощаться?
– Не совсем...
Отец взял мою руку и что-то вложил в ладонь. Это оказался маленький пластиковый шприц.
– Когда мы с Рутрой объединили результаты наших исследований, дело сдвинулось с мертвой точки, причем, у нас обоих. И мы разработали это, – объяснил он. – Вакцину, которая нейтрализует ваши... скажем так, способности. Этот препарат снова сделает из тебя человека. По крайней мере, на время.
– Забери! – Я настойчиво вернула ему шприц. – Папа, быть может, для тебя это странно прозвучит, но мне нравится быть такой. Да, есть проблемы со светом, ну и кровь пить – не самое приятное. Зато в остальном: эта сила, полет, регенерация, а, быть может, даже вечная молодость и бессмертие. Я ощущаю себя суперменом! Так что, оставь для кого-нибудь другого свои лекарства. Меня лечить не нужно, для меня это – не болезнь.
– Понимаю, это твой выбор, – ответил он. – И все же, возьми. Вдруг пригодится?
И он положил мне шприц в карман джинсов.
Я кивнула: если ему так спокойнее, пусть лежит. Мне от этого ни тепло, ни холодно.
– А теперь давай, малышка, лети! Удачи тебе!
– Ты – лучший папка на свете! – Я чмокнула его в щеку.
Затем отошла подальше, глянула вверх и рванула навстречу звездам.
Ночь седьмая
Я мчалась над ночным городом на высоте макушек тополей, обгоняя несущиеся подо мной автомобили. Придорожные фонари убегали вдаль, сливаясь в две яркие линии, их я использовала как ориентир, чтобы добраться до центра Погорска. Вдруг светлая полоса дороги подо мной оборвалась, и я понеслась над темной глянцевой гладью реки Гербы. Слева сверкал огнями автомобильный мост, справа скользил по волнам гремящий басами попмузыки прогулочный теплоход. Резко развернувшись у самой воды, я устремилась обратно к сияющему рекламными щитами и витринами городу. На фоне этой пестроты сразу заметила новое творение магистра ордена Братство Света. Освещенный множеством прожекторов собор превосходил размерами окружающие его торговые центры и здания областной и городской администраций – словно отражал раздутое эго своего создателя.
Несмотря на поздний час, на набережной было полно народа. Прогуливались парочки, пьяные толпы, у парапета тусовалась молодежь, горланя песни под гитару. Я раз, другой облетела золотой купол с крестом, прикидывая, куда бы приземлиться, да так, чтобы не перепугать народ. Но повсюду светили фонари и веселились люди. Да это и не удивительно в ночь с субботы на воскресенье. И я не придумала ничего лучше, чем грохнуться в кусты на песчаном берегу реки, скрытые от посторонних глаз гранитным парапетом набережной.
Выбравшись из кустов, я стряхнула с одежды песок и колючки, достала телефон. Признаться, постоянно удивляюсь, каким образом вместе со мной перемещаются все эти предметы. Каждый раз после приземления я ожидаю, что окажусь голой и без вещей, однако во время полетов сохраняется все сплошь до хлама в карманах. Этот феномен не смог мне объяснить даже Рутра.
Как бы то ни было, телефон оказался при мне и показывал время – без пяти минут двенадцать. Взбегая по гранитной лестнице на набережную, я ожидала увидеть у собора машины с мигалками, но их не оказалось. Это насторожило. Быть может, еще не приехали? Однако, когда я позвонила тебе, ты сказал:
– Входи. Все уже началось.
Я распахнула ворота собора, такие огромные, что туда, небось, въехал бы КамАЗ, и увидела тебя, стоящего посреди освещенного множеством свечей сверкающего золотом зала.
– Привет! – воскликнула я, озираясь, в поисках стражей порядка. Но не увидела ни людей в погонах, ни скованных наручниками братьев Ордена.
И тут я разглядела твое лицо: на нем живого места не было – все в ссадинах.
– Слава, что случилось? – Я встревоженно шагнула к тебе. – Ты весь в крови!
И когда ты презрительно отшатнулся от меня, сказав, что больше твоя кровь не должна меня волновать, да еще и назвал Ульяной – настоящим именем, я поняла: какой же была дурой, когда никого не слушала.
В первый миг я перепугалась до жути. Причем, не столько за свою жизнь. Меня испугало презрение и отвращение, которое я увидела на твоем лице.
– Слава, я могу все объяснить! – в отчаянии закричала я. – Выслушай!
Быть может, если бы не эта безнадежная попытка оправдания, у меня еще был шанс спастись. Но я его упустила, так как в следующий миг раздался хлопок, и ногу обожгло болью.
«Это ловушка! Надо бежать!» – бились в голове панические мысли, в то время, как со всех сторон меня обступали люди в черных балахонах. Я попыталась улететь, да какой там... В этот момент я получила жестокий урок: насколько мы, оказывается, слабы. Я-то думала, что мы – короли ночи! Помню, удивлялась, как целая стая мне подобных позволила себя перебить в карьере, почему не применила свою суперсилу, не взмыла вверх и не обрушилась с небес на головы своих врагов. Да только для этого нужно контролировать свое тело и эмоции, сосредоточиться. Но как это сделать, когда на тебя со всех сторон сыпется серебряный дождь смертоносных стрел? И уж тем более, когда одна из них торчит из твоего тела! В тот момент я поняла – даже ночь нам не союзник, если опытный охотник идет по следу.
– Слава! – взмолилась я, упав на колени. Но ты с презрением отвернулся.
Люди в черном, между тем, схватили меня за руки.
«Ну уж нет! Я не позволю просто так себя убить!» – Собрав все силы, я вскочила на ноги, отбросив держащих меня двух мужиков. Конечно же, это была бесполезная попытка, силы были слишком неравны. На меня одновременно набросились с десяток здоровых мужчин. Я выпустила клыки и когти, готовая сражаться любыми средствами. И мне уже было плевать, увидишь ты это или нет, и как к этому отнесешься – свобода любой ценой! Но и это оказалось бесполезным, потому что кто-то тут же схватил меня за волосы и запрокинул голову, так, что я могла лишь беспомощно хватать ртом воздух. А потом я почувствовала укол в шею, и все поплыло перед глазами...
То, что происходило дальше, помню какими-то полубредовыми вспышками. Не понимала, где реальность, где сон. Передо мной возникали то лицо отца, который успокаивал, говорил, что все будет хорошо. Затем появлялся ты, сидящий на полу и хлещущий себя плетью по голой спине. Я что-то тебе говорила, умоляла, плакала, но твое лицо размывалось, куда-то уплывало, и вместо него появлялся Рутра со словами: «Я же тебе говорил!» Или Марта, с упреком кричащая: «Ты нас всех погубила!» А однажды среди образов явился Мун. Он провел ладонью по моей мокрой щеке, поцеловал и сказал: «Держись, Ульянка! Ты ведь сильная, я знаю!» Потом я снова видела тебя с плетью в руках. И в один из таких моментов я вдруг осознала, что это – реальность. Видимо, дрянь, которую мне вкололи, стала отпускать.
– Слава, поговори со мной! – пересохшими губами с трудом шептала я. – Выслушай!
Но ответом мне был лишь пустой, ничего не выражающий взгляд – взгляд зомби. Машины, готовой беспрекословно выполнять любой приказ своего создателя – магистра отца Пейна. Тщетно я пыталась достучаться до тебя, объяснить причины своих поступков, что я не та, кем ты меня считаешь, что мы не те – кем нас выставляет ваш Орден, и что твоя сестра, сгорая в утренних лучах привязанная к дереву оставалась все той же любящей тебя Ритой. В какой-то момент мне показалось, что в тебе проснулось нечто человеческое, твой взгляд прояснился.
– Заткнись! – закричал ты, криком заглушая эти чувства.
И когда над моей головой взвилась готовая для удара плеть, а глаза твои вспыхнули бездумной яростью фанатика, я поняла, что это конец. Я проиграла!
– Прости меня, Слава, как я простила тебя – одного из своих злейших врагов. И не просто простила, даже смогла полюбить...
И я оставила попытки пробить стену твоего фанатизма и достигнуть темных глубин твоей заблудившийся души. Ты же с еще большим остервенением продолжил истязать плетью свое тело.
И тут появился победитель.
– Побереги силы, сын мой, они тебе сегодня еще понадобятся, – Говоря это, отец Пейн с самодовольной усмешкой рассматривал меня. – Мы ведь поймали лишь одну тварь. Нам предстоит охота!
Это были те жуткие слова, которые я больше всего боялась услышать. «Неужели они знают, где искать Рутру, Марту и Шута? – Сердце сдавило отчаяние. – Ладно – моя смерть. Я сама совершила ошибку, сама сунулась в пекло и сгорела. Но остальные...» Мне оставалось лишь надеяться, что Рутра догадается о моем провале, и они успеют спастись. Он ведь повелел Шуту и Марте собрать вещи. Только б они успели!..
Бросив в угол плеть, ты ушел. Отец Пейн остался.
– Ну вот ты и попалась, тварь, – сказал он все с той же мерзкой победоносной улыбочкой. – Не прошло и года.
А ведь и правда, даже года не прошло! Еще совсем недавно, прошлым летом, я была обычной девчонкой, только окончила школу, плясала на дискотеках, тусовалась с друзьями. И года не прошло, как в нашем поселке появился Денис по прозвищу Мун, чтобы навсегда изменить меня и мою жизнь. И года не прошло, как следом за ним в наш маленький мирок под названием Красновка ворвались люди в черном... А кажется будто минула целая эпоха.
Я хотела ответить магистру что-нибудь ядовитое, обидное, но промолчала. Понимала, что моя бессильная ярость лишь доставит ему удовольствие. Хватит с него и того, что я, беспомощная, связанная валяюсь у его ног.
Между тем, препарат, которым меня накачали, отпустил окончательно, и я смогла осмотреться. И от того, что увидела, по телу пробежала дрожь. Я находилась в настоящей пыточной, словно в застенках средневековой инквизиции. Такие я видела только в исторических фильмах. Единственное отличие: вместо пылающих на стенах факелов эту комнату освещала желтая электрическая лампочка, запертая в кованой решетке плафона. Я с ужасом рассматривала причудливые приспособления для причинения боли с торчащими во все стороны пиками металлических шипов: дыбы, колодки и прочая кошмарного вида средневековая дребедень. На металлическом столе громоздились чудовищные инструменты: какие-то клещи, молоты, пилы. С потолка свисала железная клетка с направленными внутрь иглами, изготовленная как раз такого размера, чтобы в ней смог поместиться взрослый человек. В углу комнаты оказалась каменная печь, а рядом с ней выстроены в ряд черные металлические прутья, явно предназначенные для того, чтобы жечь мучеников раскаленным железом. Сейчас в печи не горел огонь, а по комнате не расхаживал здоровенный мужик в окровавленном фартуке. Но я понимала, что по одному мановению руки магистра все это оживет, придет в движение, и эта пыточная наполнится криками умирающих и потоками крови.
Отец Пейн поставил стул у железной кровати, на которой я лежала.
– Знаешь, а ведь я могу сказать вам спасибо за те статьи, что вы написали.
Магистр склонился надо мной. Его лицо было так близко, что я ощущала мерзкое дыхание. Как же мне хотелось вцепиться в эту гнусную физиономию, но я могла лишь беспомощно извиваться, словно спеленатый ребенок – руки и ноги мои были крепко стянуты ремнями.
– Понимаю, вы ожидали иного результата. Хотели обличить нашу, как вы ее называете, кровавую секту, выставить нас палачами. Вот только после того шоу, которое увидит город... да что там город – весь мир!.. во время открытия собора все поймут, кем на самом деле были эти «несчастные жертвы». Поймут, от кого на самом деле наш Орден избавляет мир. И после этого мы станем не маньяками-убийцами, как вы пытались нас показать, а героями – спасителями человечества.
«Так вот почему я до сих пор жива и меня даже не пытают, – поняла я. – Вот, что он задумал! Он хочет устроить ритуальное сожжение вампира, как это было с Ритой, сестрой Славы. Только на этот раз – на глазах у тысяч людей, перед камерами журналистов. И когда все поймут, что рассказы о вампирах, оборотнях и прочей нечисти – вовсе не мифы, когда люди увидят, с кем именно сражается Орден, слава о Братстве Света и его магистре затмит небеса».
– В желтой газетенке вы написали неплохую, зрелищную повесть о заслугах нашего Ордена, – самодовольно продолжал отец Пейн. – Однако в ней не хватает последней главы. Но это не беда, скоро мы ее окончим, так сказать, поставим точку, когда следом за тобой сгорят твои дружки: Артур, Марта, Рома по прозвищу Шут. Да-да, мы уже знаем, где их искать, так что тебе не одиноко будет в Аду – скоро они отправятся вслед за тобой.
Я дернулась в безнадежной попытке дотянуться до магистра. Он весело поцокал языком, погрозил пальцем с серебряным перстнем.
– А если где-то остались еще твари, подобные вам, доберемся и до них, – сказал он. – И, уверяю, на этот раз мы будем не одни, нам помогут миллионы! Ведь, когда человечество увидит, с кем мы боремся, многие пожелают вступить в ряды нашего Ордена. Каждый захочет стать спасителем мира.
Я все еще сдерживалась, молчала. «Нет, ты не дождешься от меня проклятий, угроз или слез, мольбы и прочей бессильной чуши, какую несут обреченные! Не доставлю тебе такого удовольствия!» И, так и не дождавшись ответа, магистр продолжал пафосно беседовать сам с собой:
– Скажешь, небось, что вся наша власть будет держаться лишь на существовании таких, как вы? Что лишь благодаря убийствам чудовищ человечество будет видеть в нашем Ордене спасителей? Что, когда мы перебьем вас всех, когда нам будет некого казнить, бесполезным станет и Братство Света? Так?
И отец Пейн сам себе ответил:
– Да, это правда, тут не поспоришь. Действительно, именно благодаря тому, что я когда-то казнил первого монстра, девять лет назад, тогда, на раскопках, возник наш орден Братство Света. Первые мои последователи присоединились ко мне только потому, что воочию увидели, как сгорела эта тварь – сестра Михаэля. А затем к нам пришли другие, услышавшие истории очевидцев. Да, именно благодаря этим казням люди узрели лик истинного Зла, поняли, что наша борьба – не пустой треп. И каждый раз, когда гибло очередное чудовище, это все больше пополняло наши ряды. Это верно: коли нет чудовищ, не нужны и герои. Вот только... чудовища не исчезнут! Никогда! Шоу будет продолжаться, даже если мы перебьем вас всех. Хочешь узнать, почему?
Отец Пейн вынул из кармана черный матерчатый сверток. Когда он развернул его, я увидела обломок челюсти, старый, почерневший.
– Когда Артур и Рита нашли на раскопках это, они даже подумать не могли, каковы будут последствия, – задумчиво сказал магистр, рассматривая острые клыки на обломке. – Но я им даже благодарен, ведь, если б не эта страшная находка, не появились бы в наших краях чудовища, а значит, не было бы и героев – воинов Света, призванного с ними бороться. И именно благодаря этой находке наш Орден просуществует века! Ничто ведь не мешает мне время от времени «ловить» очередного монстра и сжигать его на глазах у публики. Один укус, – Отец Пейн коснулся клыками своего запястья, – и готово!
С горящими восторгом глазами он глянул на меня:
– Скажешь, небось, что этого недостаточно. Да, я знаю, что для превращения нужна еще и кровь вампира. Так это тоже не проблема!
Он выбрал среди пыточных инструментов огромный нож. В свете лампочки блеснуло острое лезвие. И вдруг магистр полоснул им по моей руке. По коже зигзагом побежал бардовый ручеек, кровь закапала на пол. Отец Пейн подставил под эту струйку стеклянный пузырек. Наполнив, поднес к глазам.
– Кровь и клыки – все, что нужно! – удовлетворенно кивнул он.
Я до боли закусила губу, чтобы молчать. Но мне хотелось кричать, кричать от бессилия и безнадеги. Я представила себе, что пройдут годы, а секта маньяков Братство Света все еще будет жечь «чудовищ» под рев восторженной толпы – выволакивая на солнечный свет очередного обреченного, обычного человека, пронзенного древним клыком и опоенного кровью. Моей кровью!
– Но это все ерунда, – Будто прочитав мои отчаянные мысли, изрек отец Пейн. И продолжал, глядя на меня жестокими мертвецки холодными глазами: – Все это так – для потехи. Просто, людям нравятся зрелища, вот мы и радуем их. Да только не на этом держится наш Орден! Даже если исчезнет последняя мифическая тварь, вроде тебя, мир все равно будет нуждаться в героях – таких, как мы. Потому, что всегда найдутся те, с кем нужно бороться. Тьма ереси переполняет планету, а значит, будут нужны воины Света, готовые стать на защиту человечества. Да что говорить, даже внутри Ордена, в наших собственных рядах порой скрывается скверна! Взять ту же предательницу Марту, перебежавшую к вам – нашим врагам. Или старика Гулова с его «идеологическими разногласиями». Или впавшего в ересь нашего бывшего карателя Рафаэля. Но, к счастью, мы вовремя избавляемся от этой гнили, а на место одного ушедшего приходит множество других, причем, более преданных, потому, что они уже знают, что случается с отступниками.
И отец Пейн задумчиво добавил:
– С Рафаэлем, кстати, получился отличный урок для новичков. Надо взять на вооружение. Я не только испытал их в деле, повелев проучить этого отступника, но и показал, как мы поступаем с предателями, теми, кто отвернулся от Света!
– Ты!.. – Я все же не выдержала: – Это не мы! Ты – чудовище!
– Может и так, – Магистр пожал плечами. – Вот только не я, а ты скоро сгоришь заживо и отправишься в Ад!
Признаться, в тот момент меня уже не волновала собственная судьба. Я смирилась, понимала, что сама по собственной глупости угодила в западню, за что теперь и шагну на эшафот. Но в тот момент меня охватил ужас – страх за будущее, причем, будущее всего мира. Я представила себе сгорающих заживо Рутру и Шута, а за ними – сотни, миллионы других жертв. И этого монстра в рясе, распростершего руки над планетой и шагающие за ним легионы черных инквизиторов. Такой как отец Пейн способен заразить планету чумой ради того, чтобы потом явиться целителем. И при виде его триумфальной улыбки меня охватила такая злость...
И вдруг я поняла, что должна сделать! Глядя на пузырек с собственной кровью, я вспомнила, что магистр, сам того не подозревая, уже выпил ее. А значит, один укус – и ему конец. Пусть я погибну, но и ему не наслаждаться победой! Избавлю этот мир от чудовища!
Превозмогая слабость, я подтянула к груди колени, уперлась ступнями в стену, и резко выпрямилась, словно пружина. Я метила ему в горло, но смогла достать лишь до руки. Мои клыки всего на мгновение вошли в плоть самого ненавистного для меня человека, а в следующий миг он схватил меня за волосы и оторвал от себя с такой силой, что едва не вырвал челюсть. В пыточную ворвались какие-то люди, придавили меня к решетке кровати. Но я не сопротивлялась, расслабилась, спрятала клыки и когти. И думала лишь о том, что, пусть я и умру, но и мой злейший враг отправиться вслед за мной: примет жуткую смерть, такую, какой карал других, но какой больше всего заслуживает сам.
Подбежал человек со шприцем в руках.
– Нет! – вскричал отец Пейн. – Не нужно! Я хочу, чтобы она была в сознании, когда ее выволокут на алтарь. Не хочу, чтобы перед зрителями предстала безвольная кукла.
– Вы в порядке, отче? – спросил один из фанатиков, заметив, что магистр зажимает ладонью кровавую рану. – Это опасно?
– Царапина, – отмахнулся тот, и весело глянул на меня: – Эта тварь прекрасно знает: чтобы превратить меня в монстра одного укуса недостаточно. Надо еще и хлебнуть их богомерзкой крови. А это, – Он кивнул на рану, – лечится йодом да зеленкой.
Он посмотрел на часы:
– Время пришло! Тащите ее наверх!
Напялив мне на голову мешок, видимо, чтобы больше не кусалась, меня подхватили под руки, поволокли. Пока тащили по коридору, а потом вверх по лестнице, в голове почему-то вспыхивала одна мысль: «Шприц!.. Шприц!.. Шприц!..» И вдруг я поняла, что это значит! Руки мои были по-прежнему стянуты за спиной, но мне все же удалось дотянуться до кармана джинсов. С трудом, но я вынула оттуда подарок отца, сжала в кулаке. Меня поставили спиной к столбу, прикрутили к нему веревками. Когда с моей головы сорвали мешок, я увидела тебя, Слава, стоящего у пестрящей иконами стены собора. Меня болью пронзили презрение и ненависть твоего взгляда. Стараясь не смотреть в твою сторону, я сковырнула ногтем закрывающий шприц колпачок, вогнала иглу себе в спину, надавила. И сразу же ощутила невероятную слабость и невыносимую боль от недавних ран и побоев. А ведь я уже и позабыла, что такое – быть человеком!..»
– Вот, собственно, и вся история, – закончила Ульяна. – Финал ты знаешь.
Она кивнула на темное пятно у наших ног – место, где сгорел магистр.
– Если же интересны подробности, можешь расспросить Шута, Марту или Рутру. Думаю, они с удовольствием тебе расскажут и свои истории. Моей же сказочке конец, а кто слушал... и так далее.
Какое-то время молчали.
– Как думаешь, что ждет ваш Орден в будущем? – оборвала тишину Ульяна.
– У него нет будущего, – угрюмо ответил я. – Полагаю, после всего, что случилось, на нем можно поставить крест. Да и не сможет существовать Братство Света после смерти отца Пейна. Ведь наш Орден в первую очередь – это создавший его магистр. А вот что касается будущего людей...
Я вздохнул:
– Полагаю, скоро состоится суд. Наверняка делом о поджигателях займется прокуратура, особенно после того, когда увидит собранные вами материалы. Причастных к убийствам ждет тюрьма. Ну а те, кто не участвовал в казнях, простые прихожане... Полагаю, они останутся христианами. Но, после всего случившегося, надеюсь, пересмотрят свое отношение к вере. Быть может, действительно станут следовать учению Христа, а ни извращенной пародии на него, созданной отцом Пейном.
– А ты?
– И я.
– Да нет, – мотнула Ульяна головой. – Что будет с тобой?
– Я тоже виновен.
– Ну, ты-то в сожжениях не участвовал, – возразила она. – Максимум, что тебе светит – обвинения в хулиганке за ваши «еретические войны».
– Вообще-то я стрелял в тебя! – напомнил я.
– Но ведь не убил! А свидетельствовать против тебя я не стану. Не благодари! Так что, скорее всего, тюряга тебе не светит, легко отделаешься.
Я не ответил. За мои поступки тюремный срок – меньшее из наказаний, которого я заслуживаю.
– И все-таки, если ты избежишь тюрьмы, как собираешься жить дальше?
Пожал плечами:
– Уйду в монастырь – грехи замаливать.
И заметив, как испуганно глянула на меня Ульяна, сокрушенно добавил:
– Как мне жить дальше после всего, что случилось? Тот, кого я почитал как родного отца, оказался гнуснейшим из людей, убивший самого дорогого для меня человека! Мои сестры и братья оказались сектой маньяков! Все, во что я верил, обернулось ложью! Судьба словно издевается надо мной!
– Твоя судьба – в твоих руках, – возразила она. – Быть может, пришла пора повзрослеть и начать самому принимать решения и строить свою жизнь, не оглядываясь на других?
Ульяна кивнула на слоняющихся по залу собора угрюмых людей в черных одеждах – послушников бывшего ордена Братство Света.
– Взгляни на них, – сказала она. – Они потеряны и разочарованы точно так же, как и ты. И сейчас им нужен тот, кто сможет вновь вдохнуть в них жизнь, направить на истинный путь. Да и этому собору нужен настоятель, он ведь все еще ваш – выстроен на средства прихожан Ордена. Задача непростая, но я знаю одного человека, который наверняка справится.
– Ты серьезно? – Я удивленно посмотрел на нее: – Странно слышать это от тебя. Ты ведь не христианка!
– Зато ты христианин. Не обязательно разделять взгляды человека для того, чтобы относиться к нему с уважением. Возглавь этих людей, помоги им вновь обрести в жизни смысл. Тебя уважают, слушаются, уверена, за тобой пойдут. Магистр мертв – да здравствует магистр!
Я снова посмотрел на своих братьев и сестер и заметил, что те, хоть и растеряны, бросают в мою сторону полные надежд взгляды, будто чего-то от меня ждут. Быть может, она права?
– А еще... – прибавила Ульяна, – женись!
Когда до меня дошел смысл сказанного, я, раскрыв от удивления рот, уставился на нее.
– Если спросишь, на ком – покусаю! – Ульяна с улыбкой погрозила мне пальцем. – Не забывай, я ж вампирка!..
Но не успела она договорить, я стиснул ее в объятьях и сделал то, о чем мечтал всю последнюю неделю, хоть и гнал от себя эти «еретические» желания. Впервые в жизни я целовал девушку...
– Слушай, касаемо вампиров... – вдруг припомнил я и, отстранившись, окинул ее взглядом. – Ты говорила, что перед казнью вколола себе лекарство. Выходит, ты снова стала человеком?
Она пожала плечами:
– По крайней мере, если верить отцу, на какое-то время...
Она спрыгнула с алтаря:
– Так давай проверим!
Снаружи все еще царствовал день. Между шторами осталась щель толщиной с палец, и сквозь нее в помещение проникал свет – полумрак собора разрезал тонкий яркий луч. Ульяна осторожно приблизилась к нему, протянула руку.
– Не жжется! – воскликнула она пораженно. – Даже не тепло!
И вдруг, схватившись за шторы, она резко раздвинула их. В храм ударил поток солнечного света. Я, схватив покрывало, испуганно спрыгнул с помоста алтаря, рванулся к любимой, но так и замер на полпути. Ульяна стояла, раскинув руки, купаясь в ярком сиянии солнца, улыбалась, а по щекам ее катились слезы радости.
Часть 2
Вопрос крови
ИСТОРИЯ ШУТА
Каково рассуждать о смысле жизни, сидя в подвале? Согласитесь, совершенно не то, что развалившись на диване! А если подвал и есть теперь вся твоя жизнь?
В светлом шаре плафона бился мотылек. По потолку металась его увеличенная в тысячи раз чудовищная тень. Раскаленная лампа жгла крылья, невидимые стенки крепко держали в пылающем плену. Что ты там делаешь? Твоя стихия – тьма!.. Да, тьма, но ты не можешь иначе, ведь рожден с мечтой о свете! А теперь этот свет медленно убивает тебя, чтобы очередное обугленное тельце упало туда, где чернеет пятно из останков тысяч тех, кто сгорел до тебя…
Я дотянулся до лампы, приподнял плафон. Мотылек выпорхнул и растворился во мраке. Но едва плафон вернулся на место, тот снова ударился о яркий шар, ища путь внутрь.
«Хочешь гореть? Гори!» – зло подумал я и отвернулся. Мой взгляд уперся в потолок. Тот напомнил карту причудливого острова: посреди серо-бетонного моря чернело окаймленное ржавой береговой линией пятно, поросшее темно-зеленым лесом мохнатой плесени. Время от времени посреди этого острова набухала капля и срывалась в простирающуюся у моих ног коричневую лужу, и по подвалу разносился пещерный всплеск.
Поверхность грязной лужи – отвратительное зеркало, но и оно не смогло солгать. «Во что я превратился?» – думал, рассматривая свое дрожащее в воде отражение. Волосы свисали на лоб русыми сосульками, голод ввалил щеки, а из-за бессонницы под глазами надулись мешки. Разве тут заснешь?! На когда-то белой футболке красовался черно-рыжий сюрреализм. Я закусил губу, чтобы не разрыдаться.
Сидя на ящике в грязном подвале, я все больше осознавал, что и завтра будет ящик, и завтра подвал. Теперь всегда будет так! Нет выхода! Есть выход из подвала. Но, как обычно, на время…
Взгляд снова скользнул туда, где в конце лабиринта бетонных перегородок сиял маленький прямоугольник окошка. Солнце все еще тянуло оттуда щупальца-лучи, висящие во мраке пыльными столбами. Но, к счастью, уже смеркалось.
Мое одиночество нарушила возникшая из темноты женщина.
– Развели тут бомжатник, – проворчала она, бросив на меня презрительный взгляд, и принялась ковырять ключом в замке кладовки. – Шел бы ты отсюда, пока милицию не вызвала!
Я спрыгнул с ящика, и ноги понесли меня к выходу.
Мотылек забрался в плафон и сгорел...
Безумный от голода и злой на судьбу, я выбрался в город. Холодная пасть подвала дала пинка на волю, прикрепив напоследок запах тухлятины и сырости. Женщина была права – выглядел я не краше бомжа. Да стоило заглянуть в глаза прохожих: в них отражалась вся моя долгая ночь. Люди глядели на меня с таким превосходством и презрением, что я сам невольно сторонился. Они же готовы были перебежать на другой конец улицы, лишь бы не пройти рядом со мной. Лишь толпы подростков, наоборот, специально шли навстречу. Они даже могли протянуть руку, правда, сжатую в кулак. Хотя кулак тут ни при чем, ведь такие, как я, – разминка для ног.
Заметив, что группа парней идет следом, я перешел на другую сторону дороги. Те перешли тоже. Трое средних габаритов с кровожадными ухмылками на пьяных физиономиях. Я прибавил шаг, оглядываясь в тени, а за ближайшим углом рванул со всех ног. Остановился, пробежав несколько кварталов. Оторвался. Что дальше?
Я стоял, словно на арене, посреди опустевшей с приходом сумерек детской площадки. Запертая со всех сторон пятиэтажками, она походила на огромную коробку с крышкой из звездного неба. Дома вокруг насмехались надо мной желтыми квадратами окон. Особенно раздражали те, в которых будто специально забыли прикрыть шторы. В них люди демонстрировали сюжеты повседневной жизни: садились ужинать, ложились спать, воспитывали детей, поучая какими не надо быть… «Не будьте, дети, такими, как тот дядя, что заглядывает по ночам в людские окна!» Окна людей!
Прикинув, куда пойти, понял, что некуда. А осмотревшись по сторонам, увидел свое будущее – темную пасть подвала. Холодным ветром налетел довольно рано остывший сентябрь. Ветер насквозь пробил футболку. Живот пробурчал, напомнив о завтрашнем дне. «Сегодня уж как-нибудь протяну. Главное, чтобы не ноги…»
– Молодой человек, можно с вами познакомиться?
Я вздрогнул, обернулся. Взгляд скользнул по стоявшей на краю детской площадки девушке. Перехватив его, та ответила какой-то натянуто-злобной улыбкой.
– Нет. – Я спрыгнул с качелей, на которые едва присел, и поспешил прочь.
– Почему? – Она догнала меня. – Только не говори, что у тебя есть девушка и все такое… Она же тебе по-любому наскучила. А я, может быть, хочу отдохнуть от своего парня.
– У меня нет никого!
– Да ну? Такой симпатичный – и одинок? Никогда не поверю…
– А вот так! – Я остановился и посмотрел на нее в упор. – У меня вообще никого нет! Понятно?
Опять в ответ та же злобная улыбка. Девчонка будто подражала киношным злодеям. Я отметил также, что улыбка эта весьма гармонирует с ее внешностью: в орнаменте длинных черных волос ее лицо выглядело поразительно белым, настолько, что вспомнились бледные дамы эпохи корсетов. Правда, те не красили губы черным и не подводили так сильно глаза. Впрочем, подобный макияж придавал чертам девушки какую-то дьявольскую привлекательность. Было ясно, что она всячески подчеркивает этот мрачный имидж. Вся одежда – черная: водолазка, закрывающая шею до подбородка, тонкие ноги обтягивают джинсы с аккуратно прорезанными дырочками, длинное, почти до самой земли осеннее пальтишко не застегнуто, демонстрируя поблескивающий на груди кулон – какой-то древнеегипетский знак. Дополняли все это проклепанный широкий пояс, такой же колючий напульсник на запястье и несколько серебристых перстней на пальцах с выкрашенными черным лаком ногтями. В принципе в ее возрасте подобный эпатаж нормален – даже в полумраке я оценил ее лет на шестнадцать-семнадцать. Хотя, возможно, она выглядела так молодо из-за роста, ведь ее макушка едва достигала моего подбородка.
– Меня Марта зовут, – представилась она и прибавила печально: – И, если честно, у меня теперь тоже никого нет.
Повисла пауза, во время которой я напряженно думал о том, что, быть может, сама судьба дает мне шанс. Единственный шанс вспомнить природные инстинкты. Надо же как-то жить дальше!..
– Проводишь меня? – самоуверенно спросила девушка.
Я кивнул, и мы пошли в безразличном для меня направлении.
Город вокруг сверкал фейерверком: окна многоэтажек, витрины, машины, фонари… В детстве у меня в альбоме хранилось фото ночного города, сделанное с самолета. Я еще тогда подумал, что современные люди способны конкурировать с небом. Если взглянуть с высоты, их ночная вселенная усыпана миллионами разноцветных звезд, деревеньки и поселки образуют созвездия, фонари трасс и железных дорог рассекают мрак подобно Млечному Пути, а в центрах галактик-городов сияют настоящие неоновые туманности… В моем альбоме это была единственная ночная фотография. Я редко восхищался ночью. На остальных снимках был только день, день, день…
Мысли о детстве вернули меня в настоящее. Я вспомнил, как выгляжу, и снова навалилась депрессия. Марта это заметила.
– Тебя как зовут? – По мне скользил ее внимательный изучающий взгляд.
– Шут, – подумав, ответил я.
– Странное имя.
– Это не имя. Это – судьба!
– А есть у тебя нормальное, человеческое имя? – Снова эта злобная усмешка.
– Нет. – Разговор начал меня бесить. – Теперь нет.
– Шут так Шут… – Марта пожала плечами.
Свернув с центральной улицы в переулок, мы погрузились во мрак. Асфальт сменился разбитой грунтовкой. Вместо многоэтажек теперь по обе стороны лишенной освещения дороги тянулись черные силуэты небольших домиков. В темноте небо обрело какой-то не городской объем, засияло тысячами огней, словно кто-то большой и невидимый вдруг подбросил на небо несколько звездных горстей. Этакий провал из города в глубинку. Мне стало легче, даже дышалось теперь свободнее. Может, оттого что всю жизнь я прожил в небольшом поселке? Хотя, скорее всего, потому, что тьма скрыла мой непотребный вид. Жаль, что запаху темнота не помеха: от меня несло, как от помойки.
У одной из калиток Марта остановилась.
– Здесь я живу, – сообщила она. – Спасибо, что составил компанию.
И снова повисла пауза, заставившая меня вспомнить, кто я такой.
«Лучшего момента просто придумать нельзя! – упрекнул я себя. – Ну, давай, решайся!» Взгляд скользнул по сторонам – никого! Сердце бешено забилось. Я ощутил себя маньяком, который вот-вот совершит преступление, и от этого решимость окончательно покинула меня. «Схватить ее и, разорвав водолазку, впиться зубами в артерию?.. Так бывает только в кино! А как на самом деле?» Такой исход казался по меньшей мере глупым. «Да и где искать-то ее, эту самую артерию?..»
– Ты так смотришь… – нарушила молчание Марта. – У меня аж кровь стынет.
При слове «кровь» меня пробил озноб. Марта, видимо, это заметила.
– Прохладно-то как. Слушай, а может, ко мне зайдем, чаю попьем? Кстати, я одна живу…
Предложение ввело меня еще в больший ступор. Судьба словно толкала: «Давай же, действуй!» – а я стоял и ломался, как девочка во время первого свидания. Марта между тем мне начала даже нравиться, и я уже с трудом представлял, как смогу ее укусить.
– И что-то комары-кровопийцы кусаются, – словно нарочно, сказала она, звонко хлопнув ладошкой по выглядывающей из-под ворота водолазки шее. Там осталось бордовое пятнышко, как от укола.
Я наконец решился и сделал к ней осторожный шажок. Марта не шелохнулась, лишь продолжала улыбаться, глядя мне в глаза. Я несколько неуверенно провел ладонью по ее волосам, наклонился, освобождая от ткани шею. Ноздри защекотал сладковатый запах духов, кровь застучала в висках.
«Ну, давай же! Давай!..»
Я облизал пересохшие губы, соображая, куда именно нужно кусать… И вдруг Марта прильнула ко мне, обвила руками мою шею и, став на носочки, прошептала в ухо:
– Шут, я знаю, кто ты!..
Домик за калиткой оказался настолько крохотным, что больше походил на летнюю кухню. У забора я заметил будку, но собаки там не оказалось. Мы прошли к крыльцу по выложенной кирпичом дорожке мимо закрытого ставнями единственного окна. Марта нащупала лампочку, повернула, зажегся тусклый свет.
– Проходи, не стесняйся, – сказала она, сняв огромный навесной замок и распахнув дверь.
Я шагнул в заваленные всякой всячиной сенца. Марта задержалась на улице: обвела подозрительным взглядом чернеющие на фоне неба кусты, погасила свет и лишь после этого вошла в дом.
Внутри ее жилище оказалось даже меньше, чем представлялось снаружи. В нем была одна-единственная комната, разделенная пополам русской печкой, почему-то выкрашенной в черный цвет. В одной половине комнаты от стены до стены раскинулась заправленная бордовым бархатным покрывалом кровать, в другой – у окна пристроился заваленный посудой стол, покрытый темно-коричневой скатертью. Вообще, из светлых вещей в доме оказался только холодильник. Черные шторы, черные обои, черная мебель, даже черная посуда. И ни одного зеркала! На стенах с плакатов скалились монстры: по большей части люди, изображающие вампиров. Марта явно старалась на них быть похожей.
– Холодильник хозяйский, – заявила Марта так, словно извинялась за его белизну. – Это съемная хата. Но скоро и отсюда придется сваливать.
Она села на табуретку, и на мне остановился пристальный взгляд – как-то исподлобья, на манер тех монстров с плакатов.
– Приятно повстречать себе подобного, когда тебя повсюду окружают лишь эти ничтожные существа, годные быть только пищей, – сказала она. – Увы, одиночество – судьба вампира!
Я робко присел на краешек кровати.
«Себе подобного, – мелькнуло в голове. – Знать бы, кто я на самом деле…»
– Как ты узнала, что я… – Я не смог подобрать слово. Термин «вампир» меня всегда бесил.
– Что ты один из нас? – закончила за меня Марта. – Мы всегда узнаем друг друга среди этого стада, называемого человечеством. Зов крови! Понимаешь? Нет, конечно, обычные люди видят в тебе простого парня… Но мы-то не люди! Видел бы ты себя со стороны, сам бы понял. Слушай, у тебя что-то вид такой… Да ты же голоден!
Я взглянул на нее с надеждой. Ведь я действительно не ел четверо суток.
– Но искать сейчас жертву…
– А есть хотя бы хлеб?
– Хлеб?! – удивилась Марта. Потом пожала плечами и с сомнением открыла холодильник. – Нет, хлеба не держим. Зато тут у хозяйки огурцы консервированные были. Будешь?
Я заметил на нижней полке пакет с морковью.
– Можно?
Вытащив одну морковку, я плеснул на нее водой из ковшика и откусил. Марта наблюдала за мной с явным удивлением.
– Когда долго нет крови, помогает, – не прекращая жевать, ответил я на ее растерянный взгляд. – Если честно, я никогда даже не пробовал человеческую кровь. Мама всегда говорила, что делать людям больно – плохо.
– Сразу видно, новичок, – с сочувствием покачала головой девушка.
– Я не новичок. Я таким родился.
– Ты таким... что?! – В глазах Марты возникли одновременно удивление и интерес.
– Я таким был всегда. Сколько себя помню. У меня была семья, куча братьев. Жили мы в Красновке – это поселок недалеко отсюда…
Воспоминание о доме сдавило сердце. Я почувствовал, что голос мой наполнила горечь, и отвернулся, чтобы Марта не увидела слез.
– Но как такое может быть? – пораженно пробормотала она. – Я знаю, что укус вампира превращает человека…
– Я тоже. Читал. Был период, когда хотел понять, кто же я такой. Хоть мама и пыталась убедить меня, что я просто неизлечимо болен, а в остальном не отличаюсь от других людей. Может, отчасти она была права?.. Когда я спрашивал: «Мама, почему же все дразнят меня кровососом?» – она отвечала, что давным-давно, когда я только родился, один человек сказал глупость. Это был очень, очень плохой человек.
– Расскажи!
– Да что рассказывать-то…
«Родился я в середине мая. Об этом дне я знаю лишь из рассказов братьев да матери. Говорят, отец устроил настоящий пир в мою честь. Посреди двора был накрыт длинный стол, но даже на нем не вмещалось огромное количество закуски и выпивки. Наш двор никогда не принимал столько гостей, как в тот раз, ведь отец, узнав, что у него родился я, был вне себя от счастья и созвал едва ли не весь поселок. Народу было столько, что стулья, посуду и закуску пришлось собирать с окрестных домов.
Поселок гулял, сыпал тостами в мою честь. Время от времени кто-нибудь да обязательно говорил, что, мол, Любане (так зовут мою маму) пора бы дочерей рожать, а она все сыновей да сыновей.
И вдруг подсаживается к моему отцу старик по фамилии Гулов и говорит:
– Ну, Петро, у тебя прям вурдалак родился!
– Ты че, дед, несешь? – обиделся тот.
– Да это я так, что-то вспомнилось… – Старик засмеялся и махнул рукой. – В народе ведь как говорят: «Седьмой сын у седьмого сына может родиться вурдалаком»… Ты ж тоже седьмым и младшеньким был?
Отец, конечно, тут же вспылил. Треснул кулаком по столу:
– Дед, тебя позвали? Выпить-закусить дали? Так вот сиди и молчи!
– Что ты, в самом-то деле? – сказала старику Гулову наша соседка тетя Надя. – У человека праздник, а ты тут со своими упырями-вурдалаками.
– Ладно, пойду я. – Гулов обижено поднялся. – Наливай на посошок!
Вот так из-за одной фразы на долгие годы была испорчена жизнь целой семье. Мама со мной еще лежала в больнице, а среди местных жителей уже расползся слух, что у Петра Савелова родился вампир. Сама понимаешь – поселок! Хуже испорченного телефона.
Ну а потом как назло нас не выписали из роддома. Мама пережила очень тяжелые роды, да и я родился очень болезненным и слабым. Врачи даже признались: в какой-то момент во время родов они решили, что я умер – просто перестал дышать. Но спустя секунды я вдруг снова заорал. Сказали, мол, в рубашке родился…
В первый же день у меня обнаружили болезнь. Моя кожа во многих местах оказалась неестественно красной, как будто обожженной. Врачи поначалу решили, что это просто аллергия. Но оказалось, что это реакция на ультрафиолет. То есть мне противопоказано было находиться под прямыми солнечными лучами. Каким образом об этом прознали люди – непонятно, но спустя пару дней по поселку уже болтали, что Любкин вампир боится света!
Нас все-таки выписали из больницы, так и не решив, как меня лечить. Просто поставили на учет и на всякий случай прописали кучу мазей. Каково же было удивление моей мамы, когда в родном поселке все знакомые встречали нас не поздравлениями, а нескрываемым любопытством и усмешками. Как оказалось, все эти дни обиженный дед Гулов подливал масла в огонь, рассказывая каждому встречному новые небылицы о вурдалаках. А когда отец пригрозил ему, еще и написал заявление в милицию, мол, Петр Савелов завел дома вампира, обещает натравить, так что следует принять меры. Над заявлением, конечно, лишь посмеялись, но в поселке «упыри» были главной темой разговоров.
– Избавились бы от него, пока не поздно, – сказала как-то, повстречав мою мать, тетя Вера Груздева, что жила на соседней улице. – Вон в детдом бы отдали, пусть с ним государство и нянчится.
У мамы аж слезы хлынули градом.
– Какой детдом? Что вы все прицепились к нашей семье? Оставьте вы нас в покое! У меня нормальный ребенок!
Однажды мама пожаловалась соседке тете Наде и, рыдая, обнажила грудь. Соски у нее оказались опухшими, с множеством ранок.
– Ой, нашла чего реветь, – махнула та рукой. – Мой Ванюха знаешь как хватал? Я аж на стенку лезла!
– Но у него уже зубки есть! – не переставала рыдать мама.
– Да ну, откуда? Мал он еще.
Тетя Надя наклонилась над кроваткой и заглянула мне в рот.
– Слушай, правда! А как такое может быть?
– Не знаю. Я это еще в больнице заметила.
Тетя Надя потом со слезами клялась, что никому об этом не рассказывала. Только мужу… В общем, сплетникам это – как дрова печи. Больше, видимо, в моей вампирской сущности никто не сомневался. На нашу семью стали смотреть в основном искоса, а некоторые и вовсе побаивались. Меня, понимаешь?! Я в те дни еще барахтался в пеленках, но люди поговаривали: «Ничего, вот подрастет, он себя еще покажет!»
– Это вас Бог покарал! – сказала как-то маме все та же тетка Верка. – Твой вон разворовал ползавода… А Господь-то, он все видит! Дети ответственны за грехи родителей!
Мама лишь промолчала. У нее уже не было сил спорить. Ей просто стало невыносимо горько. Ее Петр, то есть мой отец, всю жизнь честно проработал на одном и том же предприятии. И даже когда у завода настали черные дни и многие бросились на заработки, он остался. Говорил: «Завод нас столько лет кормил, а теперь я в трудную минуту его предам?» Да мама сама хороша. Однажды устроила ему скандал: «Семья голодает, детей куча, на заводе твоем ни черта не платят, а ты даже гвоздя унести не можешь. Другие вон тащат и живут!» Уж чего стоило отцу на такое решиться, но он все-таки попытался вынести и продать какой-то списанный двигатель. Попался еще на территории завода. Так он с тех пор себе зарок дал: лучше с голоду умереть, но жить честно. Несмотря на это, ему ту неудачную кражу долгие годы припоминали, причем даже те, кто сам воровал и до сих пор ворует, но не попадается.
– Ишь ты как заговорила – «Бог покарал!» – вступилась за маму тетя Надя. – Тебя он что-то не карает! Своих бы детей лучше воспитывала, чем других обсуждать. Один сын в тюрьме, а второй – наркоман конченый, из милиции не вылезает.
– Вовка не наркоман! – тут же всполошилась тетя Вера. – Было дело, попробовал разок… Но он бросил! А Сереженьку ни за что посадили. Его подставили!
У соседки на щеках заблестели слезы:
– Конечно, давайте, насмехайтесь над чужим горем!
– Ой, прости, Верунь, – принялась успокаивать ее тетя Надя. – Извини, сорвалось.
Обиды моей мамы мгновенно поблекли на фоне этих слез. Но тетя Вера, несмотря на извинения, повернулась и гордо ушла, словно не она первая начала оскорблять чужих детей.
– Слушай, Любань, а может, на вас просто порчу кто-то наслал? – сказала маме тетя Надя. – Доброжелателей-то вона сколько! Ты бы своего Ромку к бабке сводила. Говорят, баба Маня лечит.
Баба Маня жила в небольшом домике неподалеку от нашего. Ее одиночество скрашивали две кошки, которые, догадываясь, что они любимицы, свободно разгуливали даже по кухонному столу. По хозяйству старушке частенько помогали соседи – в надежде, что после смерти одинокая бабулька отблагодарит их, оставив в наследство трудолюбивым помощникам свою хибару. Баба Маня помирать не торопилась, зато соседской заботой пользовалась по полной – с ее огорода те не вылезали.
Мама пошла к местной знахарке одна, без меня. Баба Маня в тот момент сидела на крыльце и возилась со своими кошками. Она отщипывала от хлеба маленькие кусочки, обмазывала их сливочным маслом и протягивала своим любимицам. Те делали недовольные морды и с неохотой ели.
– Вот наглые. Только с рук и едят! – приговаривала их хозяйка.
– Здравствуйте, баб Мань, – окликнула ее мама.
– Здравствуй, Люба, – ответила та, мгновенно насупившись и не поднимая глаз. Это и понятно, если учесть репутацию нашей семьи.
Выслушав мамины объяснения и просьбы, баба Маня смерила ее немигающим взглядом и сказала:
– Твое дитя… Ты же его не крестила?
Мама покачала головой.
– Пока не окрестишь, лечить не буду! – вынесла старушка вердикт.
С тем мама и ушла.
Вопрос о крещении поставил маму в тупик. Дело в том, что, выслушивая все эти байки о вампирах, родители попросту побоялись нести меня в церковь. Кое-кто вообще ей сказал, что, если на меня плеснуть святой водой, я непременно вспыхну синим пламенем. Мама думала дня три, а потом решилась: «Вспыхнет… Ну что за чушь? У меня нормальный ребенок! Больной, но нормальный!»
В ближайшее воскресенье, когда на улице оказалось достаточно пасмурно, мама накинула на голову платок, завернула меня в плащ и отправилась в церковь. Она понесла меня под хлеставшим дождем, искренне надеясь, что к моменту нашего возвращения не успеет выглянуть солнце.
На крыльце церкви мама перекрестилась и вошла внутрь. Но с самого порога она, словно на стену, натолкнулась на пристальные взгляды. Ей вдруг показалось, что все смотрят только на нее, даже те, кто молится и ставит свечки. Отец Алексий, громогласно читавший псалтырь, тоже на миг замолчал, бросив в нашу сторону настороженный недоброжелательный взгляд, но тут же продолжил как ни в чем не бывало. Вот плоды дурной славы!
– Гляди, гляди, – пронесся шепот под сводами храма. – Это ж надо? В храм-то Божий!..
В этот момент я вырвался из-под плаща и с испугом посмотрел по сторонам. Незнакомое место, куча чужих людей, да еще и все пялятся на меня… Конечно же, я начал орать и вырываться.
– Эко его, в святом-то месте! – краем уха услышала мама. И тут же, глотая слезы, выбежала на улицу.
На следующий день мама опять отправилась к бабе Мане. Но та категорично ответила:
– Окрестишь – приходи.
– Я же помощи прошу! Он же всего лишь ребенок! – рыдала мама.
Она беспомощно посмотрела по сторонам, и ее взгляд упал на висящую в красном углу икону, с которой печально взирал Иисус.
– Разве он вас не этому учит?
– Ты мне Господа сюда не трожь! – мгновенно завелась баба Маня. – Сама, небось, согрешила, вот тебя Бог-то и покарал!
Всю дорогу до дома мама рыдала.
– Ты свози его в Погорск, – посоветовала тетя Надя, когда мама рассказала о своем неудачном походе к знахарке. – Там, говорят, есть очень сильная бабка…
– Никуда я его больше не понесу, – ответила мама. – У меня нормальный ребенок! Больной, но нормальный! Если его болезни и есть какие-либо объяснения, то медицинские. И народные бредни тут ни при чем!
И слово мама сдержала. Больше мы по церквям и знахаркам не ходили…»
Марта слушала молча, опустив голову на ладони.
– Ну а кровь, – тихо спросила она. – Тебе же нужна была кровь?
– Да, у меня были проблемы с кровью, – ответил я. – В принципе маме сказали об этом еще в роддоме. Поначалу она давала мне тертую морковку, а потом, когда мне стало не хватать, попробовала поить свиной кровью. Помогло. Полстакана в день – и все в порядке. За все эти годы другой крови я даже не пробовал.
– А что было дальше? Как ты жил с этим?
– Как жил?.. Нас тихо ненавидел весь поселок!
«…Как я уже говорил, дурная слава распространилась на всю нашу семью. В первую очередь она, конечно же, коснулась братьев. Если в деревне что-нибудь пропадало, милиционер тут же приходил к нам, хотя ни один из нас в жизни б никогда ничего не украл. С нами считалось дурно водиться. Братья стали держаться вместе, их тут же окрестили «шайкой». Наш дом старались обходить стороной, хотя никто из нас никогда мухи не обидел. А уж когда брат Сашка в школе дал сдачи одному хмырю, который прилюдно оскорблял нашу маму… Как ты думаешь, кого посчитали во всем виновным?
Однажды другой мой брат, Вовка, вернулся из школы с расквашенным носом. Мама спросила, что случилось. Тот ответил, что во дворе школы пацаны дразнили его «кровососом». Когда же он попытался дать сдачи, отлупили портфелями.
– Завтра отец сходит в школу и разберется, – сказала мама.
– Не надо, – Вовка поджал губы, силясь не заплакать. – Мама, я его ненавижу! Это из-за него у нас все так плохо!
– Что ты такое говоришь? Нельзя же так! – Мама обняла его. – Он же твой братик, вы же родненькие! Вы ж друг за дружку должны…
У мамы на глаза навернулись слезы. А я стоял в тот момент за дверью и все слышал. Мне исполнилось уже шесть лет, и я все прекрасно понимал.
Даже когда старший брат Серега надумал жениться, не обошлось без меня. Сначала родители его подружки долго не давали согласия на брак, но потом все же согласились. Однако на свадьбе мамаша невесты поддала и давай речи «за жизнь» двигать. Сначала так, в общем, а потом дошла до родного крыльца: «Зарплата маленькая, картошка погнила, а тут еще молодые у нас жить собираются…»
– Галя! – цыкнул на нее муж.
А ту вообще понесло:
– Что Галя?! Ну что Галя?! На свадьбу в основном раскошелились мы, кафе нашли мы, машину – тоже!
– Ну, во-первых, кафе тебе дали от твоей базы, между прочим, бесплатно, – заметил муж. – Машину, кстати, тоже…
– Зато мы работали всю жизнь, – завелась та, – а не детей строгали да льготы себе выбивали! А этим – мало им шестерых ртов было, так еще этого вампиреныша родили. Теперь уже и над нами вся деревня насмехается!
Тут она оглянулась и увидела побледневшее лицо стоявшей в дверях моей мамы. Галя тут же подорвалась:
– Ой, Любаш, прости!..
На самом деле братья понимали, что я ни в чем не виноват, а просто не такой, как все. Они меня жалели и всячески поддерживали. Когда пришло время идти в школу, я, конечно же, по состоянию здоровья не пошел. Так братья сами взялись меня учить: таскали из школы учебники, научили читать и писать. В принципе, кроме как с братьями и родителями, я ни с кем больше не общался и других людей почти не видел. Лишь издалека, в окошко.
Но я взрослел. С каждым днем на меня все больше давили стены нашего жилища. Мне хотелось на волю. Я стал тайком выбираться из дома и убегать в лес, к озеру – благо наш дом стоял на самом краю поселка. Там я проводил ночи напролет. По поселку гулять боялся: сразу сказали бы, что хожу жертву выслеживаю. У озера же было в основном безлюдно, и я часами мог просиживать, глядя на сияющую звездами водную гладь. Там я наслаждался той малой долей свободы, что была мне дозволена обществом.
И все-таки меня тянуло к людям. По телевизору постоянно показывали огромные сборища народа, и какая-то часть меня бунтовала, отказываясь мириться с мыслью, что все это – не для меня. Я все чаще захаживал вглубь поселка и украдкой наблюдал, как играют дети в песочнице, веселится молодежь, спешат домой с работы взрослые. Однако едва я подходил ближе, как все мгновенно менялось: дети в страхе разбегались, молодежь сжимала кулаки, а взрослые смотрели настороженно и враждебно.
И вот однажды случился вечер, который я запомнил на всю жизнь.
Мне тогда было двенадцать. Как-то раз, проходя мимо поселкового Дома культуры, я увидел на крыльце множество людей. Почти все они были из нашего поселка, но среди них я разглядел также и неместных. Люди покурили, побросали с крыльца окурки и скрылись в дверях клуба. Но какая-то барышня задержалась и заметила меня. Она вдруг устремилась ко мне и едва не задушила в объятиях, хотя я видел ее впервые.
– Молодой человек, – воскликнула она, – я вижу, вы одиноки! Пойдемте со мной. Там вы обретете любовь и счастье!
И, прежде чем я успел возразить, барышня увлекла меня в клуб, попутно объясняя, что все они когда-то тоже скитались одинокие, без любви и веры, пока не обрели друг друга и еще кого-то, кто всех любит и любого готов принять.
В зале толпилось человек тридцать-сорок. Барышня тут же растворилась среди них, а я, так как на меня никто не обратил внимания, скромно встал у стены. Мне было жутко интересно, ведь я впервые оказался в обществе такого количества людей.
Все собравшиеся с умилением смотрели на сцену, по которой расхаживал бородатый мужчина в черной одежде. Он эмоционально рассказывал, что люди должны любить друг друга, говорил о терпимости и вере, сопровождая все это цитатами из Библии, и часто повторял «Аллилуйя!». Из разговоров я понял, что это – приехавший из Погорска проповедник, которого все называли отцом Пейном.
Затем на сцену взошли молодые люди с инструментами. Они пели о любви, Боге, Иисусе и о том, что все присутствующие – братья и сестры и обязательно будут спасены. Люди в зале постоянно обнимались, улыбались друг другу и, подняв руки над головой, с сияющими лицами раскачивались в такт музыке. Я же в тот момент думал: как это, оказывается, здорово, когда среди людей есть любовь и понимание, а главное – сочувствие друг к другу!
Потом я заметил, что по залу понесли бархатный мешочек. Проповедник объяснил, что эти деньги не для него и не для Бога – у Бога и так все есть, а для кого – так и не сказал. Но люди все равно кидали в мешочек монеты и купюры. Когда мешочек поднесли ко мне, я невольно отступил к двери. Мне стало обидно, ведь и я хотел что-нибудь кинуть, но у меня ничего с собой не было.
– Следующая проповедь в субботу, – объявил в завершение отец Пейн. – Ее проведет новый член нашего Братства Света, ваш земляк, отец Тимофей. Ждем всех!
Я твердо решил, что обязательно приду. Сердце мое ликовало: неужели нашлись люди, готовые принять меня таким, какой я есть?
– А ты что тут делаешь?! – раздался совсем рядом строгий возглас.
Я оглянулся и увидел тетку Верку.
– Ах ты бесовское отродье! – завопила она. – Как смел ты войти в этот храм Божий!
– Это же тот дьявольский отпрыск! – с усмешкой сказал кто-то.
В этот момент я встретился глазами с отцом Пейном. Его взгляд, еще мгновение назад полный вселенской любви, теперь пылал злобой и ненавистью.
Зал зашумел. И я убежал.
В ту ночь я сидел на берегу озера, и мне было до боли обидно. Я думал, почему все эти люди, бесконечно твердившие о любви и всеобщем братстве, обрушились на меня с такой ненавистью. Ведь я же им ничего плохого не сделал! Да и вообще, с каких это пор поселковый клуб стал храмом? Между прочим, в этом «храме Божьем» каждый вечер на дискотеках их же дети жрут водку и курят траву! Это ведь не смущает их любвеобильное братство!
– Эй, вампиреныш! – услышал я окрик. – Поди сюда!
Посмотрев по сторонам, я заметил рыбачивших неподалеку подростков. Один из них свистел мне и махал руками. «Даже здесь мне нет места», – подумал я и, поднявшись, собрался пойти домой. Не тут-то было! Позади раздался топот, и крепкая рука схватила меня за плечо.
– Ты что, не слышал, что тебе сказали?
Я попытался вырваться, но мальчишки уже обступили меня. Их было четверо, всем на вид лет по пятнадцать, и от них жутко разило перегаром.
– Че тут шаришься, а? Жертву себе ищешь? – хохотали они.
– А давайте его святой водой напоим! Костик, тащи святую воду.
Названный Костиком сбегал куда-то и вернулся с бутылкой и стаканом. Мне под нос сунули вонючую жидкость.
– Пей! Пей, сука!..
Я прекрасно понимал, что это никакая не святая вода, а обычный паленый самогон. От его вони меня едва не выворачивало, и пить я, конечно же, не собирался, а лишь безнадежно закрывал лицо руками. При этом двое пытались разжать мне руки, а третий тыкал стаканом в лицо. Наконец, в очередной раз увернувшись, я задел локтем стакан, и тот, проливая «святую воду», полетел в траву.
– Вот козел, сэм разлил!
– Ах, ты святой водой разбрасываешься!.. А может, ты в Бога не веришь?! – дыхнул мне перегаром в лицо тот, кто уронил стакан. Он сунул руку себе за пазуху и достал крестик. – Целуй крест!
– Целуй, говорят! – подтолкнул меня его приятель, для убедительности звезданув в челюсть.
Не знаю, чем бы все это кончилось, но откуда ни возьмись появился мой старший брат Сашка с палкой в руках. Мои мучители бросились врассыпную.
– Ты как, цел? – спросил Сашка, все еще сжимая свое оружие. – Вовремя я! Пошли домой. Меня мамка послала, сказала тебя срочно найти.
Когда мы шли домой, я снова повстречал ту барышню, которая недавно затащила меня в клуб. Она сидела пьяная в дым в компании мужиков и кричала:
– Господь будет судить не за то, кто сколько пил или курил! Он судить будет тех, кто не впустил Бога в душу! Впустите в душу Господа нашего!..
И, распахнув объятия, она вешалась на своих собутыльников.
Дома мама рыдала на кухне. Когда я спросил, что случилось, она обняла меня, ткнулась лицом мне в плечо и сквозь слезы зашептала:
– Все будет хорошо, ненаглядный мой! Все будет хорошо!..
А когда вернулся с работы отец, она протянула ему записку.
– Взгляни. Нашла на пороге.
Отец читал долго. Я видел его лицо в тот момент – суровое, серое, словно камень. Дочитав, он просто разорвал письмо, швырнул обрывки в мусорное ведро и обнял маму:
– Чушь все это! Придурков в мире хватает…
Ночью, когда все уснули, я прокрался на кухню, достал из ведра ту горстку рваных бумажек и сложил их вместе. Суть письма оказалась такова: «Вы породили слугу Сатаны. Гореть вам всем в аду, коли сразу не избавились от этого монстра». Сопровождалось все это множеством ругательств, оскорблений и угроз. В конце стояла приписка: «Ну а ты, дьявольский отпрыск, если читаешь эти строки, знай, что придет день, и я вобью осиновый кол в твое черное сердце!»
Именно после этого я начал читать книги. О вампирах. Пытался понять, кто же я на самом деле. В книгах было сказано, что вампиры не отбрасывают тень, не отражаются в зеркалах, не переносят запаха чеснока, превращаются в летучих мышей и обязательно должны закусать до смерти всех родственников. Не знаю, как там другие, но тень я отбрасывал, в зеркалах отражался, чеснок, кстати, тоже очень люблю, в превращения не верю, считая, что они бывают только в сказках, а вся моя родня жила себе цела и невредима. И все же я, как и чудовища из ужастиков, боялся дневного света и нуждался в крови. В общем, так и не разобравшись, кто же я на самом деле, решил, что так – ошибка природы. Природа создала меня на посмешище человечеству. Этакого шута.
Так я дожил до пятнадцати лет. К тому времени я окреп: уже мог постоять за себя и, что главное, научился не обращать внимания на усмешки. Меня стали еще больше бояться, даже самые задиристые из сверстников обходили теперь стороной. В лицо меня высмеивать больше никто не рисковал. Например, когда в клубе показали фильм «Дракула», никто не посмел даже глаза на меня поднять, не то что посмеяться. Конечно, я оставался одиноким, но меня это больше не беспокоило. Я привык и уже не искал ни любви, ни сочувствия.
Да только беды все равно не обходили нашу семью стороной. Умер отец. Он сильно болел в последние годы и в принципе сам знал, что долго не протянет. У него обнаружили рак. Ну и что ты думаешь: кто-то пустил слух по поселку, что это я его того… Понимаешь? Вырастил, говорили, на свою голову вампиреныша, вот и поплатился! И это все в довесок к тому, что после смерти отца вся наша жизнь превратилась в одну большую проблему. Мама устроилась на вторую работу и приходила домой, еле передвигая ноги. Вовке пришлось бросить техникум. Мы едва сводили концы с концами.
Именно тогда я начал подумывать, что пора бы оставить родных. Во-первых, я понимал, что это из-за меня в поселке так плохо относятся к нашей семье, а во-вторых, я не хотел быть обузой, лишним ртом, ведь на работу я устроиться не мог. Оставалось только решить, как куда и когда податься. Я ведь не мог просто взять и уйти из дома – первый же день убил бы меня. Но тут произошла история, которая решила мою дальнейшую судьбу.
Это случилось совсем недавно, нынешним летом, в конце июня. Я был на озере, когда туда пришла развеселая компания молодых людей и расположилась неподалеку от моего излюбленного места. Забренчала гитара, зазвенели рюмки. В принципе я довольно часто видел подобные ночные пикники, а потому, не обращая ни на кого внимания, погруженный в размышления, продолжал разглядывать небо в зеркальной воде.
– Привет.
Я вздрогнул, обернулся и замер не в силах проронить ни слова. На фоне желтого диска луны передо мной стояла фея. Светлые кудри ниспадали на обнаженные плечи, облегающее тонкую фигуру вечернее платье, перечеркнутое алой лентой с надписью «Выпускница», переливалось множеством звезд – так сверкает отраженное в озере звездное небо, когда по воде бежит легкая рябь. Ничего подобного я в жизни не видел!
– Можно присесть? – спросила фея.
– Конечно, – ответил я, несколько придя в себя.
Она опустилась рядом на траву.
– Мы тут выпускной отмечаем. – Голос феи лился, словно песня. – А я смотрю, ты сидишь тут такой одинокий, скучаешь.
– Я всегда один, – тихо сказал я.
– А ты, наверное, тот самый Рома Савелов, о котором говорят, что… – Она запнулась. – Извини.
– Ничего, я привык. – Сердце мое сжалось.
Потом мы долго сидели, болтая о всякой ерунде. Я краем глаза поглядывал на фею, восхищаясь каждой ее черточкой. Мало того, что это был первый посторонний человек, заговоривший со мной как с равным, так еще и такой восхитительный. Пожалуй, это была самая счастливая ночь в моей жизни.
– Тебе, наверное, так одиноко, – наконец задумчиво сказала фея. – Все так плохо относятся к тебе. Но мне кажется, что ты обычный, нормальный человек. Просто немножечко другой.
– Ленка, где ты там? – прокричали из развеселой компании. – Мы уходим, ты с нами?..
– Ну, мне пора. – Фея встала. – Приятно было пообщаться.
И послав мне пламенную улыбку, она побежала догонять друзей.
Я же откинулся на траву и сладостно зажмурился.
– Лена, – прошептал я. – Ее зовут Лена!
Ее улыбка все еще стояла у меня перед глазами.
С тех пор я потерял голову. Раньше я лишь слышал о подобных вещах, о том, что люди влюбляются, женятся, заводят семьи. Себе я, конечно же, подобного будущего не представлял. Но эта Лена не выходила у меня из головы. Я выяснил, что она живет на соседней улице. Конечно, на взаимность я рассчитывать не мог – и все же каждый вечер стал тайком просиживать у ее двора, а в выходные провожал до дискотеки и обратно – шел далеко позади, ждал, когда она будет возвращаться, и снова крался следом. Я старался быть незаметным, и, конечно же, меня заметили.
Как-то к нам пришел Семен Богданов, отец моей феи, и сказал, что, если я не оставлю его дочь в покое, он оторвет мне голову. Видимо, его никак не устраивали перспективы родства с вампиром. А позже мне удалось поговорить и с самой Леной. Она шла с подружкой на дискотеку и, заметив, что я иду за ними, пошла мне навстречу.
– Рома, выслушай… – Она старалась говорить как можно мягче. – Ты очень хороший. Но пойми, у нас с тобой ничего не выйдет. К тому же у меня есть парень. Извини, конечно, но, пожалуйста, больше не ходи за мной.
Я и сам все прекрасно понимал, а потому решил прекратить свои тайные слежки. «Она права, – размышлял я. – У меня ведь все равно нет ни единого шанса. Даже если она ответит взаимностью, разве я могу создать нормальную семью?» Все, что мне оставалось, – и дальше долгими ночами просиживать на берегу озера, лишь в фантазиях рисуя для себя иную судьбу.
К чему привело мое безнадежное увлечение, мы узнали спустя пару недель после моего разговора с Леной. Однажды ночью у нас дома раздался звон разбитого стекла. Мама выскочила из постели и выбежала в зал. Посреди комнаты валялся кирпич, в окошке зияла дыра.
– Ну, я вам сейчас! – разозлилась она и, набросив на плечи платок, выбежала на улицу.
На крыльце она опешила. Сразу за калиткой шумела толпа. Маму тут же ослепили с десяток фонариков.
– Ты!.. – раздался женский крик.
И прежде чем мама успела что-либо понять, ей в волосы вцепились чьи-то руки. Когда от нее оттащили вопящую женщину, мама узнала в ней Катерину Богданову – мать той самой Лены.
Из толпы между тем вылетело еще несколько камней, и опять зазвенели наши стекла.
– Вон! Вон он!.. – раздался крик, и толпа куда-то устремилась.
Мама разглядела вдали за поляной светлую точку.
– Сережка! – вдруг догадалась она, вспомнив, что один из сыновей до сих пор не вернулся с дискотеки.
Глотая слезы, спотыкаясь в домашних тапочках, она помчалась через поле наперерез. Толпа между тем остановилась – догнали! Когда мама добежала, Сергей уже лежал, закрыв лицо руками, но его продолжали бить. Больше всех усердствовал отец моей феи, Семен Богданов.
– Она же девочка!.. Совсем ребенок была! – кричал он.
Люди уже начали его оттаскивать:
– Семен, успокойся! Это не тот!..
– Надо дом обыскать, – посоветовал кто-то. – Наверное, там прячется эта тварь!
– А я всегда говорила: породили на свет божий дьявола! – раздался в толпе голос тетки Верки. – Креста на них нет!
Вдруг толпа расступилась. Через поле бежал мой брат Сашка. В руках у него сверкал топор.
– Убью на хрен, кто сунется! – кричал он, размахивая своим оружием, защищая мать и избитого до полусмерти брата.
Подкатил белый «жигуленок». Из него выскочил майор Петров, начальник местной милиции, а за ним еще пара ребят в серой форме. Народ начал поспешно расходиться.
– Сынок, что же это? – рыдала мама, обняв едва живого Сережку. – За что нам такое горе?
– Говорят, дочку Богдановых у озера нашли, – рассказала подбежавшая тетя Надя. – Ее изнасиловали и убили. Они думают, что это Ромка!
И вдруг кто-то крикнул:
– Смотрите!
Народ ахнул. Небо вдали сияло, словно на закате. За поляной пылал наш дом!..
На рассвете вся наша семья сидела на остатках того, что удалось спасти из пожара. Подъехал все тот же «жигуленок». Из машины выбрался майор Петров, обвел взглядом черные руины нашего сгоревшего дотла жилища и, вздохнув, сказал:
– Разберемся, кто этот самосуд учинил. Заявление еще не писали?
Он взглянул на маму. Та молчала.
– Кстати, ни в чем ваши дети не виноваты, – продолжал майор. – Утром в отделение прибежала Катя, подружка убитой Лены Богдановой, и рассказала, что та вчера вечером ушла с дискотеки вместе с Сергеем Груздевым. Его уже задержали. Он во всем сознался.
«Сын тетки Верки! – догадался я. – Его ж совсем недавно выпустили из тюрьмы!..»
Меня пробил озноб, когда я представил этого мужичару – огромный, как шифоньер, мышцы размером с трехлитровые банки, вся грудь в куполах… И моя фея!..
Откуда ни возьмись появилась тетка Верка. Она ринулась на майора с криком:
– Сереженька не виноват! Его подставили!
Петров успел заскочить в машину и захлопнуть дверцу.
– Следствие разберется, – сказал он и надавил на газ.
– Не виноват! – голосила тетка Верка, пытаясь догнать машину. – Она сама, небось, шалава, задницей виляла! А он же так долго в тюрьме, без бабы!..
Между тем отовсюду тянулись люди. Несли кто одежду, кто посуду. Охали: «Вот беда-беда!» Говорили: «Любаня, прости!» А мама смотрела на эту кучу старых вещей, и в глазах ее не было слез. Видимо, выплакала все за эти годы. И вдруг она вскочила, тревожно посмотрела по сторонам.
– А где Рома? Рома! Ро-ма-шка!..
Но меня поблизости уже не было. И, наверное, не будет никогда…»
Я взглянул на Марту. Та сидела, опустив голову. По ее щекам текли черные слезы – потекла расплывшаяся тушь.
– И как ты теперь? – тихо спросила она.
– Четыре дня назад я приехал на попутках в Погорск. Думал, в городе такому, как я, будет легче выжить. Пока что, кроме подвалов для ночлега, ничего я тут не нашел. Вот тебя встретил…
Марта быстро взглянула на меня и опять потупила взгляд.
– Ну а дальше-то что?
– Дальше? – Я пожал плечами. – Не знаю. Наверное, опять в подвал.
– Вот и я не знаю… – сказала она, размазывая мокрую тушь по щекам.
И вдруг она решительно встала.
– Уходи! – резко сказала она.
– Чего?
– Уходи! Быстро!
– Что случилось-то? – поразился я этой внезапной перемене.
– Ничего не спрашивай. Просто беги – и все!
Я стал быстро обуваться.
– Торопись же! – нервно толкнула меня Марта.
Снаружи хлопнула калитка. Марта вздрогнула, побледнев, прислушалась. На ее лице отразился ужас. Раздался торопливый стук в окно.
– Кто это? – спросил я.
– Тебе лучше не знать, – с ужасом пролепетала она. – Черт! Я же дверь забыла запереть!..
Однако кто-то уже быстро шел через сени. Распахнулась дверь, на пороге возник огромный лысый парень в черной кожаной куртке-косухе. Он окинул нас таким взглядом, будто комиссар перед раскулачкой, и уверенно прошел в комнату. Следом ввалились еще двое телосложением чуть помельче первого.
– Как вы смеете?.. – дрогнувшим голосом начала Марта.
– Заткнись! – перебил ее «комиссар».
Он подошел к окну, глянул в него и задвинул шторки, несмотря на то, что там и без того были закрыты ставни.
– Ценные вещи есть? – спросил он.
– У меня нет ничего, – более уверенным голосом ответила Марта. Видимо, она ожидала кого-то другого, нежели грабителей. – Я студентка…
– Дура ты! – перебил «комиссар». – Это ж надо так глупо попасться! Радуйтесь, что мы вас первыми нашли. Собирайтесь скорее, они уже вот-вот будут здесь.
– Кто?
– Кто-кто… Дарт Вейдер в кожаном пальто!..
ИСТОРИЯ МАРТЫ
– Тебя как зовут?
– Марта, – ответила я.
– Понятно. Я Зевс.
Мы долго шли какими-то дворами, шарахаясь в тень от каждого встречного. Впечатление создавалось такое, что за нами охотится весь город. Мы – это я и еще четверо молодых мужчин, троих из которых я видела впервые, а с четвертым была знакома едва ли больше двух часов. Я шла последней, сжимая в трясущихся руках рюкзак с наспех собранными вещами, и постоянно подавляла в себе желание сбежать. Но здоровенный парень, назвавшийся Зевсом, объяснял, что ничего плохого они мне не сделают. Я заставляла себя ему верить и, несмотря на внутреннюю дрожь, старалась от них не отставать.
– Еще б чуть-чуть – и вам кранты, – объяснял Зевс. – Вам повезло, что мы выследили вас раньше, чем они успели собрать своих. Ничего, скоро придем к нашим.
– Нашим? – удивленно шепнул мне парень, называвший себя Шутом.
Я лишь пожала плечами. Что я могла ему ответить? Для них они «наши», а кто для меня?
Вдруг Зевс остановился.
– Ах да, чуть не забыл! Ждите здесь.
Он завел нас в темный переулок, спрятал в тень, а сам ушел.
– Куда это он? – спросила я у его дружков, но на их лицах прочла лишь усмешки.
Подождать пришлось всего пару минут. Вскоре из-за угла показался Зевс в компании какого-то молодого человека.
– Понимаешь, корешу моему хреново. Перепил пацан, – вещал ему по пути Зевс. – Поможешь его до такси дотащить, ладно? Чисто по-человечески прошу…
– Без проблем, помогу, – ответил тот, испуганно озираясь по сторонам. – Где твой приятель-то?
Когда они поравнялись с нами, Зевс остановился, снял с головы своего спутника кепку и напялил на себя.
– Эй, ты чего это?.. – начал было тот.
И тут из темноты вышли мы. В свете тусклого фонаря я заметила в глазах парня: «Ну все, попал!» Зевс между тем достал из кармана нож и демонстративно приставил парню к горлу.
– Что в карманах? – спросил он.
Парень выгреб какую-то мелочь.
– Это все? Че ты гонишь? А если в нос дать, может, еще появится?
И Зевс с размаху залепил ему ребром ладони куда-то в район шеи. Парень рухнул на асфальт и остался лежать неподвижно. Убил?! Зевс наклонился и провел ножом по шее парня. Выступила кровь.
– Давай первый, – сказал он Шуту.
Тот осторожно приблизился, широко раскрытыми глазами глядя на кровоточащий порез.
– Слушай, ты че как в первый раз замужем? Давай быстрее! Он скоро очнется, а народу много. Я с вас, новичков, хренею!..
Шут наклонился.
– Теперь ты, – сказал Зевс, обращаясь ко мне.
– Чего? – удивилась я, хотя уже прекрасно поняла, что именно они от меня хотят.
– Не тупи. Ты жрать хочешь или нет?
Я опустилась на колени и, с трудом проглотив ставший в горле комок, наклонилась к шее парня. «А если откажусь?» – мелькнула мысль. Однако я решила не рисковать. Закрыв глаза, я прильнула губами к ранке.
– Ну вот, так бы и сразу, – ухмыльнулся Зевс. – Готово? Кто следующий?..
Вскоре мы опять шли темными дворами. Один примерял новые часы, другой – золотую цепочку. Мне выдали снятую с парня куртку – пальто я второпях забыла дома. Я шла, кутаясь в нее, но все равно чувствовала, как меня знобит.
– Не переживай, – сказал Зевс, заметив мое состояние. – Поначалу всегда так. Но что делать-то? Рано или поздно привыкнешь.
– А он… Он точно не мертв? – выдавила я из себя.
– Тот крендель? Не-а, очнется! Что ж мы, убийцы какие, что ли?
Зевс злорадно усмехнулся, так, что я тут же усомнилась в правдивости его слов. Такой прирежет и глазом не моргнет!
– Ладно, не переживай. Он правда очухается, – добродушно прибавил Зевс.
Мы так долго петляли по ночным переулкам, что я уже с трудом понимала, в какой части города нахожусь. Наконец остановились у какой-то многоэтажки. Там двое нас покинули. Мы же с Шутом следом за Зевсом вошли в подъезд.
– На самом деле мы редко поступаем так, как с тем пацаном, – объяснил Зевс, поднимаясь по лестнице. – Есть много более эффективных, да и безопасных способов добыть кровь. Это я вам специально показал, как бывает, если совсем туго приходится. Так, на всякий случай.
– Обязательно было его раздевать? – хмурясь, спросил Шут.
– Конечно. Представь, очнулся бы он в своих шмотках – и что подумал бы? Возникли бы ненужные вопросы, подозрения. А так все ясно – гоп-стоп! Имейте в виду, что за гоп-стоп вас даже искать никто не станет. У того чувака и заяву-то менты возьмут так, для отмазки. Знаете, сколько таких разводов происходит в городе каждую ночь? И попробуй найди виновных! А вот убийство – это уже серьезно, это уже криминал. За это может полгорода на уши встать, а такие проблемы нам на фиг не нужны. Нам в этом городе еще жить!
Зевс подошел к какой-то двери и вставил ключ в замочную скважину.
– Только запомните главное правило: никогда не пейте в своем районе! – закончил он свой поучительный монолог и распахнул дверь.
Квартира оказалась самой обыкновенной. Признаться, я иначе представляла себе место, где собираются вампиры – ожидала увидеть нечто вроде склепа, заваленного гробами и освещенного гирляндами из свечей. Однако при первом взгляде мне показалось, что тут живут студенты. На кухне громоздилась гора немытой посуды, в углу воняла тонна мусора: пакеты, пустая тара из-под пива, очистки картошки. В темной комнате кто-то храпел. Единственное, что выглядело ненормальным, – все окна в квартире оказались плотно завешены одеялами.
Мы с Шутом продолжали мяться у порога.
– Че в коридоре встали, как неродные? – раздался с кухни голос Зевса. – Будьте как дома. Располагайтесь! Денек-другой здесь перекантуетесь, а там что-нибудь придумаем.
Мы робко прошли на кухню и присели на табуретки.
– Есть хотите? – спросил Зевс и, заметив мою растерянность, прибавил: – Вон там вареники. Майонез и масло в холодильнике. Да не стесняйся ты так!
«Они что, меня проверяют?» – мелькнула мысль.
Зевс между тем сам взял тарелку, накидал в нее вареников, добавил ложку майонеза и принялся есть. Потом посмотрел на нас с Шутом, поставил на стол еще две порции и кивнул, мол, ешьте. Шут взял ложку. Он был явно голоден. Я тут же вспомнила наше с ним знакомство. Он ведь говорил, что такие, как он, употребляют не только кровь!.. Я осторожно наколола на вилку вареник, надкусила. Как ни странно, это оказался обычный вареник!
Клацнул замок. Вернулся Десад – один из тех двоих, что покинули нас у подъезда.
– Где Салюта потерял? – спросил Зевс.
– Сказал, что еще погуляет, – ответил тот и поставил на стол бутылку водки.
– Небось опять к своим этим унтервампам пошел. – Зевс откупорил бутылку и окинул нас повеселевшим взглядом. – Ну что, за знакомство?
– Я не пью, – сказал Шут.
– Я тоже, – ответила я, подозревая в этом очередной подвох. Хотя на самом деле я была не прочь выпить – для успокоения нервов.
– Ну как знаете... – Зевс наполнил три рюмки. – Десад, толкни там Черного.
– Эй, упырина, кончай дрыхнуть! – прокричал тот в темную комнату.
– Че упырь? Че упырь?.. Я четыре года как упырь! – раздался оттуда сонный голос. – Чего орать-то?
Вскоре на кухню шатаясь выполз коренастый полуголый мужик с длинными, ниже плеч, черными волосами и такой же угольно-черной бородой.
– Слава Чернобогу! – сказал он и рухнул на табуретку.
Дальше потекла стандартная пьянка со свойственными ей темами разговоров. Зевс, Десад и Черный болтали обо всякой кухонной ерунде: о политике, о музыке, о пьянках и о девках. И ни слова о вампирах, жертвах, крови!.. Мы с Шутом помалкивали.
Во время попойки у меня появилась возможность получше рассмотреть своих новых знакомых. Зевс явно стоял на позиции лидера и вел себя словно матерый волк среди щенков. Он, похоже, терпеть не мог, когда ему перечат в спорах, и до хрипоты отстаивал свои позиции, даже если был не прав. «Еще бы, такому верзиле попробуй возразить!..» – думала я, поглядывая на размеры его выпирающих из-под темно-синей футболки мышц. Признаться, я постоянно ощущала в нем угрозу и ждала агрессии. Серые глаза Зевса, несмотря на хмель, постоянно внимательно следили за каждым, даже за его же приятелями. Создавалось впечатление, что Зевс всегда настороже и все обо всех знает. Говорил он ладно, как хороший оратор. В спорах частенько переходил на какой-то пафосный резковатый слог, едва ли не сыпал цитатами: поставь такого на трибуну – ни дать ни взять герой-революционер или фюрер. Однако к людям он всегда обращался мягко и даже лестно. Это несколько сбивало с толку, располагало к нему. Хотя я, как только начинала испытывать к нему симпатию, постоянно себя одергивала, понимая, что за этой теплотой наверняка скрывается беспощадный жар. И не дай Господь кому-либо вызвать этот огонь на себя!
По комплекции Десад и Черный выглядели немногим помельче Зевса. Первый оказался веселым парнем (если можно назвать словом «парень» монстра-кровососа): постоянно болтал, чаще всего шутя на довольно мрачные темы – сплошной черный юмор. Рот Десада не закрывался, даже когда все уже начинали мечтать о том, чтобы он наконец заткнулся. Черный, напротив, сидел хмурной и все отмалчивался.
Наблюдая за ними, я все больше поражалась: я видела в них обычных, хоть и несколько радикально настроенных людей, и даже поймала себя на мысли: «А вдруг я ошиблась, и они вовсе никакие не…» Однако тут же отогнала этот вздор. Что-то внутри меня подсказывало, что они самые что ни на есть!..
– Как это вас угораздило-то? – подмигнул нам с Шутом Зевс. – Давно перекинулись?
Я насторожилась. Конечно, я ожидала подобного вопроса, и у меня была припасена на этот случай легенда в стиле киношных ужастиков (с бледными персонажами, кладбищами и гробами). Да только я вдруг поняла, что при подобных обстоятельствах такие байки не прокатят. Моя история в стиле хоррор в сравнении с биографией Шута выглядела по меньшей мере нелепо.
– Ну… Это случилось пару дней назад… – вяло начала я.
К счастью, Зевс прервал мое вранье.
– Да ладно тебе. Я пошутил. – Он добродушно хлопнул меня по плечу. – На самом деле никого не волнует, кто и как таким стал. Главное – живы. И ладно!
– Послушай, а у тебя с ориентацией как? – шепнул мне на ухо Черный.
– В смысле?.. – возмутилась я, чувствуя, как бешено забилось сердце.
Еще бы, я одна в компании нескольких поддатых парней. Причем не просто парней!..
– Да не с той ориентацией, о которой ты подумала, – быстро поправился Черный. – Я имею в виду по жизни. А то некоторые, как перекинутся, тут же начинают в гробах спать, одеваться во все черное да на людей кидаться. Нахватались с детства всякой чуши.
– У меня с этим вроде все в порядке, – пожала я плечами.
И тут же вспомнила свой внешний вид – черные шмотки и тонна косметики.
– По крайней мере, в гробах я спать не собираюсь, – смущенно прибавила я.
– Это правильно, – одобрительно кивнул Зевс. – А то есть тут у нас одна тусовочка…
– Разве в городе есть еще вампиры? – пораженно воскликнула я.
– Вампиры! – заржал Черный.
Я поняла, что сморозила что-то не то.
– Мы, деточка, не вампиры, – объяснил Десад. – Мы – упыри. У-пы-ри! Понятно?
– Разве это не одно и то же? – захлопала я глазами.
– Ты разницу между русским и, скажем, малазийцем видишь?
– Ну да.
– А между нашим упырем и ихним лангсуяром – нет? Не поняла?
Я пожала плечами:
– И чем же они отличаются?
Десад состряпал мину типа: «Ну совсем тупая!»
– Да в принципе мало чем, – наконец ответил он. – Но только если русский начинает именовать себя малазийцем и старается всячески походить на них, это как называется? Утрата культуры – вот как это называется! Так вот мы – русские! Понимаешь? Мы – упыри!
– А! – сказала я, удивляясь, что и среди вампиров могут возникать подобные проблемы. – И все же вы не думаете, что для всего остального общества мы все – вампиры, как бы себя ни называли? И людям без разницы, кому вбивать кол: хоть упырю, хоть этому… как его там?.. Лансгх…
– Лангсуяру, – поправил Десад и замолк, обдумывая мои слова.
– Эй, а ну прекратить эти унтервампские разглагольствования! – громовым голосом оборвал Зевс.
Я решила, что подобных тем тут лучше не касаться.
– Что-то Кабан с работы задерживается, – заметил Черный.
– С работы? – удивилась я, а потом кивнула: – А! Поняла!..
Но, к моему удивлению, правильно я поняла именно сразу, так как Кабан действительно вернулся с работы – обыкновенной человеческой работы! Оказалось, он по ночам заступал в смену на погорскую бойню. С собой Кабан принес двухлитровую банку бурой жидкости, при виде которой Зевс воскликнул:
– Питаемся всякими канцерогенами!
– Почему это? – удивился Десад.
– Хрен знает, какими химикатами они этих коров выкармливают.
– Не нравится – не пей, – обиделся Кабан.
– Ладно, не гунди. – Зевс наполнил граненый стакан. – Будешь?
Я поняла, что он обращается ко мне.
– Спасибо, я не голодна, – выдавила я из себя, чувствуя, как подкатывает к горлу тошнота.
Я встала, стараясь вести себя как можно спокойнее, и на непослушных ногах направилась в ванну, искренне надеясь, что по пути меня не стошнит. Хорошо, что они принуждать не стали! Еще куда ни шло делать вид, будто пьешь кровь из шеи, пачкая только губы, другое – вот так вот, из стакана!.. Такого поворота событий я даже представить не могла.
– Это еще кто? – услышала я позади удивленный голос Кабана.
– Новенькая, – ответил Зевс.
– Странная какая-то…
К счастью, на улице уже начало светать, и все принялись укладываться спать. Нам с Шутом кинули на полу матрацы. Я легла не раздеваясь и ощутила такую усталость, что, позабыв все страхи, сразу же вырубилась и проспала до вечера.
Проснулась, когда остальные еще спали. Накинув куртку, я прокралась к входной двери и потихоньку покинула квартиру. На улице еще было довольно светло, солнце едва скрылось за многоэтажками. Как же мне радостно было увидеть голубое небо над головой. Признаться, вчера, когда все пошло не по плану, и я угодила в самое логово наших врагов, уже распрощалась с жизнью. Причем, больше всего меня испугало не то, что меня убьют, а как раз наоборот – что я выживу, но продолжу существовать в мерзкой оболочке кровососа. Ведь это хуже смерти!
«Но теперь все позади, – с облегчением думала я. – Надо поскорее сообщить своим, что со мной все в порядке. Пусть заберут меня из этого кошмара!»
Теперь, при дневном свете, я быстро сориентировалась, где именно нахожусь. Разыскав телефон-автомат, набрала номер.
– Это Марта, – сказала я, услышав в трубке знакомый голос. И по растерянному молчанию догадалась: они меня уже похоронили! Еще бы, ведь прошлой ночью я сообщила, что выследила тварь. Что они еще могли подумать, когда, приехав на место западни, не обнаружили там ни меня, ни вампира?
– В храм пока не приходи, – после растерянного молчания наконец раздалось в ответ. – Запоминай адрес. Встретимся там.
Гудки – повесили трубку.
Осторожничают! Впрочем, не удивительно. Я бы и сама опасалась, если бы услышала голос того, кого записала в покойники. Особенно учитывая, что мертвые далеко не всегда умирают...
Пройдя с десяток кварталов, разыскала нужный дом. Войдя в подъезд, подождала какое-то время. Слежки нет! Поднялась на третий этаж, нашла нужную квартиру. «Интересно, чье это жилище? – размышляла я, стуча в дверь. – Наверное, кого-то из прихожан Ордена».
– Открыто, входи, – раздался голос сверху.
Я увидела, что на пролете чуть выше стоят двое одетых в черное. Скорее всего, чтобы отрезать пусть к отступлению, если я окажусь не той, кого они ожидают. Потянула за ручку, вошла. Те двое шагнули в квартиру следом, но остались в коридоре. Магистр сидел за кухонным столом: длинное черное пальто распахнуто, на груди поблескивает большой серебряный крест, из-под полы шляпы пронзает взгляд настороженных темных глаз. Перед ним, возле напряженной ладони лежит маленький взведенный арбалет, серебряное жало болта смотрит прямо на меня. А на тот случай, если я все-таки окажусь чиста, рядом с арбалетом стоит тарелка с какой-то едой. Правда, есть не хочется. В Ордене ведь даже не подозревают, что большинство тварей питаются не только кровью. Как раньше не знала об этом и я.
Сев на стул напротив, под его строгим отеческим взглядом, я только теперь смогла окончательно расслабиться, позволив вырваться тому ужасу, что почти сутки томился внутри. Я в безопасности! Среди своих! И от воспоминаний пережитого меня забила крупная дрожь. Еще немного – и она сорвалась бы в истерику.
– Как ты, дитя мое?
Когда отец Пейн заговорил, мне стало легче. Меня всегда успокаивал его голос.
Я хотела ответить, что все в порядке, или что-нибудь в этом духе, но, с трудом подавив лихорадку в голосе, вымолвила:
– Жива.
Он долго молча рассматривал меня, оставив без ответа это заявление. Я поняла, что именно он пытается во мне найти. Я бы тоже искала, если бы кто-нибудь вернулся оттуда. Поняв это, сунула руку за пазуху, вытащила маленький крестик и поднесла к губам.
– Я чиста, – сказала срывающимся голосом.
Взгляд его смягчился. Я коротко рассказала ему все, что произошло.
– До сих пор поверить не могу, как я выжила, – жалобно закончила я, ища сочувствия.
– Тернист путь воина Света, – твердо ответил он.
И мне стало стыдно за свою слабость. Ведь он прав, я сама пошла на это, сама выбрала путь охотника. Быть солдатом – это не только лавры и победы, порой приходится жертвовать собой во имя благого дела. И, опустив глаза, поднеся сложенные ладони к губам, я покорно кивнула:
– Простите, отче. Я буду сильной, обещаю.
– Господь простит.
Отец Пейн помолчал, задумчиво приглаживая бородку. Наконец сказал:
– Конечно, все пошло не так, как мы планировали. Но... – Его ладонь ударила по столу так, что подпрыгнул арбалет и звякнула посуда. – Это даже хорошо! Ты должна была выманить одну тварь, а разоблачила целую стаю, – Он возвел повеселевшие глаза к скрытым потолком небесам: – Да, сам Господь дает нам шанс! Если мы сможем побольше разузнать о них, понять, сколько их, где скрываются...
– Нет! – вскочила я, вдруг сообразив, к чему он клонит. – Я не вернусь туда!
Глаза отца Пейна полыхнули яростью и гневом: никто не вправе оспаривать решения магистра! Однако, заметив, что я на грани паники, он смягчился. Подошел ко мне, обнял:
– Дитя, пойми, это наш шанс! Никто кроме тебя не сможет сделать этого, ведь ты уже проникла в их логово, тебя не раскрыли. Мы не можем упустить такой возможности. Продержись еще хотя бы одну ночь, и мы навсегда очистим этот город от скверны.
– Я... я не могу!.. – Слезы хлынули потоком. – Я боюсь!
– Мы все будем молиться за тебя, за твой успех.
– А если они все-таки поймут?
– Смерть во имя истины и веры – почетная смерть. Разве ты забыла? А для таких героев у Господа отведено особое место в Раю, у самых стоп Спасителя. Но, я уверен, Всевышний не оставит рабу свою. Все будет хорошо.
– Я боюсь, – снова простонала я.
Однако он уже подталкивал меня к выходу, по пути сунув мне в карман записку с адресом и временем следующей встречи.
– Всего одну ночь, – повторил он, целуя меня в лоб. – Одну ночь! Смотри и запоминай!..
Я буквально заставляла себя идти обратно. Наверное, так герои идут к амбразурам вражеских дотов, чтобы накрыть их собственными телами. Страшно и необходимо! В тот момент я поняла, что означает фраза «идти на ватных ногах» – мои ноги противились, отказывались подчиняться. И все же я шла. «Только бы вернуться до того, как они проснутся», – мечтала я. Но в подъезде на лестничной площадке неожиданно столкнулась с Зевсом. С ним были Салют (тот парень, что накануне не вернулся ночевать) и Шут.
«Ну все, конец! Меня раскрыли! – мелькнула паническая мысль. – Убежать?»
– Приветик! – как ни в чем ни бывало воскликнул Зевс. – Уже вернулась? А мы прогуляться вышли.
Я насторожилась, пытаясь понять, действительно ли мой уход не вызвал подозрений. Но троица вела себя мирно и весело. Я выдохнула: пронесло! Позже я узнала, что вампиры, хоть и боятся света, довольно сносно себя чувствуют в пасмурную погоду. Так что мой ранний уход ни у кого не вызвал удивления.
– Пойдешь с нами? – спросил Шут, как-то странно, но без злобы взглянув на меня.
Я пожала плечами и поплелась следом за остальными. Мы вышли на улицу и медленно пошли по тротуару под уже зажженными фонарями, особо не выбирая направления. Все были сыты и довольны, а потому просто гуляли. Помню, я подумала тогда, что со стороны мы походим на обычную компанию, которая вышла вечерком попить пивка. И кто бы мог подумать, что на самом деле по городу разгуливает шайка жутких кровососущих тварей – кровожадных убийц!
По пути я больше всего опасалась повстречать кого-нибудь из своих приятелей. Повезло, что район, где мы находились, расположен почти на окраине города – мало шансов встретить знакомых. Но я все равно постоянно настороженно смотрела по сторонам. Это заметил Зевс и растолковал мое беспокойство по-своему.
– Будь проще, – сказал он, слегка сжав мой локоть. – Мы просто гуляем!
– Зевс, смотри! – вдруг воскликнул Салют. – Какая-то гопоть наших кумарит!
В половине квартала от нас пятеро парней лупили двоих.
– Пусть кумарит, – равнодушно ответил Зевс. – Какие они на фиг наши? Если перекинулись, это еще не значит, что стали упырями. Я бы им сам глотки поразорвал.
– И что же, пройдем мимо?
– Чтобы помогала стая, нужно быть в стае! А чтобы быть в стае – нужно быть волком!
– Я ведь тоже когда-то в собаку перекидывался, – заметил Салют.
– Но теперь-то ты волк! Они же как были псами, так ими и остались.
– Так не лучше ли им помочь вырасти в принципах и сделать из них волков?
– Салют, опять ты со своим пацифизмом? – усмехнулся Зевс. – Тебя он до добра не доведет, поверь мне. Хочешь помогать им? Вперед! А по мне, чем меньше будет таких вот, как они, тем лучше. Только нацию позорят!..
Однако Салют уже бежал к дерущимся. Те пятеро, что избивали двоих, заметив наше приближение, бросились врассыпную. Когда мы подошли, Салют уже помог избитым подняться на лавочку. Я оценила их: оба маленькие, щупленькие, одежда едва с плеч не падает. Я так и не поняла, как это Салют разглядел в них «наших». Видать, они все тут друг друга знают.
– Здорова, унтерки! – насмешливо поприветствовал избитых Зевс, присаживаясь рядом.
Те заерзали на лавке, потирая разбитые носы.
– Та-ак, что читаем? – Зевс отобрал у одного из них книгу. Взглянул на обложку. – «Демонология». Во как!.. Чушь!
И он швырнул книгу в мусорную урну. Избитые не возражали, лишь бросали по сторонам испуганные взгляды.
– Чуваки, а вы вообще кто? – вдруг спросил Зевс.
После недолгой паузы один из них промямлил:
– Мы вурдалаки!
– Вур-да-ла-ки, – передразнил Зевс. – Скажешь, небось, что еще и русские?
Тот неуверенно кивнул.
– А ты знаешь, что слово «вурдалак» придумал Пушкин – так, для рифмы? На Руси же испокон веков были волколаки и упыри! Не знаешь? А знаешь, почему не знаешь? Это все потому, что вы – унтервампы! Быдло, которое позорит свой собственный род!
Избитые молча смотрели на Зевса, вздрагивая от каждого его движения и слова.
– Что-то жрать охота, – продолжал тот и хлопнул одного из них по плечу. – Чувак, может, поделишься кровушкой-то? Не в службу, а в дружбу, а?
Паренек принялся быстро закатывать рукав, обнажая тощую бледную руку.
– Зевс, – не выдержал Салют, – оставь их в покое!
Тот посмотрел на него, ухмыльнулся.
– Жалеешь? Заступаешься? – Потом вздохнул: – Ладно. Так и быть. Ну-ка, дружно сказали: «Спасибо, дядя Зевс, за великую милость!..» Молодцы! А теперь быстро отсюда, пока я добрый… Ну?!.
Избитые вскочили и без оглядки помчались по дороге.
– За что ты их так? – спросила я, когда мы шли обратно. – Они ведь тоже упыри, такие же, как вы… то есть мы!
– Кто упыри? Они-то? – хмыкнул Зевс. – Унтервампы! Быдло!
– По-моему, вы между собой – упырями – разобраться не можете, а пытаетесь судить о межнациональных вопросах.
Нам навстречу между тем с надменным видом шагали два здоровенных мужика, по внешности – уроженцы Кавказа. Мы расступились, пропуская их и провожая взглядами.
– Знаешь, кто это? – шепнул мне на ухо Салют. – Это потомки Даханавара. Был когда-то такой оборотень в Армении.
– Здоровые! – заметил Шут.
– Да, понаехали тут!.. – Зевс зло сплюнул на асфальт.
Было уже под утро, когда вернулся Салют. Он вошел, сияя от счастья, а из-за его спины появилась симпатичная девушка. Я сразу отметила ее разрез глаз, характерный для местных дальневосточных народностей.
– О, а это что за нечто с тобой? – усмехнулся Зевс.
– Че ты гонишь? – тут же потускнел Салют. – Во-первых, ее зовут Ночка, а во-вторых, она бурятка. Кстати, на этой земле у нее даже больше прав находиться, чем у нас. Ее предки жили здесь испокон веков!
– Бурятка, говоришь? Местный житель? По части их законных прав – согласен, – протянул Зевс. – Но я на самом деле не о том, как она выглядит. А о том, кто она на самом деле. Думаешь, бурятка? Так давай проверим. Ну-ка, скажи мне, деточка, в кого мы превращаемся?
Ночка смутилась, но, не обращая внимания на издевательский тон, с которым был задан вопрос, гордо ответила:
– В летучую мышь!
– В лятучию мышку? – Зевс расплылся в улыбке.
– А в кого я должна?..
– Эй, детка, ты слышала когда-нибудь про аниуку? Нет? А он же ваш, можно сказать, родной, бурятский! Да откуда ей было слышать?! Она «Дракулу» читала!
Ночка, покраснев, отвернулась.
– Вот она – типа бурятка. – Зевс повернулся к Салюту. – Почему же она в вампира перекинулась, а? Да потому что начиталась всякой дряни типа Брэма Стокера. Нам с детства позасрали мозги всякой инородной чушью, а теперь мы стесняемся собственных корней!
– Не понимаю, почему она не может быть вампиром, если ей так хочется? – заметила я. – Может, ей так нравится?
– А почему даханавары не превращается в цзянши – и наоборот? Да потому что для них это – позор! – ревел Зевс. – Они чтят свои корни! Почему стрыга не становится упырем? Зато наши – куда мода, туда и мы. Среди русских почему-то в последнее время стало почетно кем угодно называться, лишь бы не упырем или волколаком. Мы так долго и упорно боролись за интернациональную идею, что почти полностью растеряли всю нашу национальную гордость. При этом все народы, что нас окружают, остались официальными националистами. Никого не удивит фраза: «Китай для цзянши», «Армения для даханавара», «Германия для блутзаугера», «Индия для веталы». Зато стоит сказать: «Россия для упыря» – так сами же упыри начинают вопить, что так говорить преступно и что мы – многонациональное государство! Я слышал, что в Словении если свой назвался не стрыгой, на порог никто не пустит. И при этом их в национализме никто не обвиняет! Так вот, если она сама говорит не «Бурятия для аниуки», а «Бурятия для вампира», кто она после этого?
– Я же не знала, – уже чуть не плача, вскричала Ночка.
– Кто за тебя должен знать? – наседал Зевс.
– Ну что ты пристал к девчонке? – не выдержала я. Мне настолько стало жаль ее, что я в тот момент даже позабыла, кто она такая. – Хочет быть такой, пусть будет. Это – ее выбор! Если тебе нравится копаться в истории и следовать традициям – делай так. Но зачем всех-то ровнять под себя? А по мне, так ты просто повод нашел. Как я погляжу, все у вас плохие, кто слабее вас!..
– Ты откуда такая умная?.. – Зевс аж привстал, уставившись на меня озверевшими глазами.
Еще бы, ведь раньше ему мало кто перечил. Я подумала вдруг, что он мне вот-вот звезданет кулаком. Или не кулаком, а чего похуже... И тут же вспомнила, среди кого нахожусь.
Ночка в слезах выбежала из квартиры. Салют помчался за ней.
– Куда вы, идиоты? Светает же! – прокричал вслед Зевс, но догонять не стал.
Я с трудом дождалась следующих сумерек. Как только начало смеркаться, я, стараясь не выказывать спешки, направилась к входной двери.
– Ты куда? – окликнул меня Шут.
– Прогуляюсь.
И тут я обратила внимание на его взгляд. О боже! Этого еще не хватало! Шут не сводил с меня глаз! Неужели в меня влюбился вампир?! Мне это показалось таким забавным и одновременно… Нет, не страшным. Жестоким, что ли?..
– Можно с тобой? – спросил Шут.
– Нет. – Я старалась говорить как можно мягче. – Хочу побыть одна.
Я вышла на улицу. Пройдя несколько кварталов, зашла в подъезд и развернула записку. Быстро прикинула адрес, сориентировалась и, сунув записку в карман, пошла, стараясь держаться тени.
– Эй, Марта!
Я замерла. Оглянулась. Ко мне шел улыбающийся Салют.
– Привет, – сказал он. – Куда путь держишь?
– Так, гуляю…
– А я только что с работы.
– Где трудишься?
– Разнорабочим на складе. С раннего утра до позднего вечера под крышей, так что солнце не беспокоит. Зарплата, кстати, приличная.
– Ну а если придется днем наружу выйти? – удивилась я.
– Не придется. У меня справка есть. – Салют порылся в кармане и вынул небольшую бумажку с печатью. – Тут написано, что у меня болезнь Гюнтера. Люди с этим заболеванием хреново переносят солнечный свет. Это я в умной книжке прочитал. Пока прокатывало.
– Откуда такая справка?
– Так, один знакомый медик выписал. Тоже из наших. В областной больнице в морге работает... Кстати, чуть не забыл. Спасибо, что заступилась сегодня за Ночку.
– Да ладно, не за что. Я ведь от души, чисто по-человечески.
И тут же осеклась: они ведь не люди, да и души у них нет – они ее продали Дьяволу. Однако, к счастью, Салют пропустил мимо ушей эту фразу.
– Кстати, я в гости к приятелям иду. Хочешь со мной? Они тут неподалеку живут. Зевс, правда, большинство из них считает отстоем – унтервампами, то бишь «недовампирами». Но среди них есть очень много интересных личностей.
Я сначала хотела отказаться, помня о другой важной встрече, но в итоге любопытство взяло верх. Пока что ведь я видела лишь одну компанию вампиров. К тому же магистр сказал: «Смотри и запоминай!» И я согласилась:
– Что ж, пойдем!
Жилище друзей-вампиров оказалось в нескольких кварталах. Их квартира располагалась на верхнем этаже пятиэтажки. В этом, как объяснил Салют, был практический смысл. Оказалось, большинство обитателей квартиры умеют летать. Но даже те, кто не умеет, в случае опасности смогут уйти от охотников через чердак.
Салют постучал в обитую коричневым дерматином дверь. Долго никто не открывал. К соседней двери между тем подошла какая-то женщина.
– Снова к этим? – сердито сказала она. – Будете опять всю ночь спать не давать – милицию вызову!
– Не волнуйтесь, Тамара Михайловна, – по-соседски мягко ответил Салют. – Мы же не нарочно.
Женщина погрозила пальцем и скрылась за дверью.
– А она что, тоже?.. – осторожно спросила я.
– Кто? Михална? Не-е!.. Просто мы на этом флэте уже около двух лет. С большинством соседей чуть ли не за руку здороваемся. – Салют снова затарабанил в дверь. – Блин, что они там, спят, что ли?..
«Надо же, – думала я, – люди столько лет живут бок о бок и друг о друге не знают практически ничего. А что, если твой сосед – маньяк-убийца?»
С той стороны двери наконец послышалась какая-то возня. Вялый голос спросил: «Кто?»
– Салют! Открывай давай!
Дверь распахнулась. На пороге возник небольшого роста парень в домашних тапочках, трениках и майке. Он уставился на нас воспаленными заспанными глазами:
– Вы чего в такую рань?
– Какая рань, глянь, который час, – буркнул Салют, протискиваясь в квартиру.
Это жилище мало чем отличалось от упыриного. В глаза сразу бросился все тот же полустуденческий бардак. Мы, видимо, действительно пришли довольно рано: из комнат раздавался храп. Даже впустивший нас парень, которого Салют назвал Айроном, тут же повалился на диван.
– Пойдем на кухню, пока все дрыхнут, – предложил Салют.
– Чье это жилье? – спросила я.
– Да кто ж его знает? Говорят, его снимает Рутра – есть тут один такой персонаж. Потом познакомишься. Легендарная, можно сказать, личность! А может, принадлежит кому-то из наших, перекинувшихся. Чаще всего тут вписывается народ приезжий – те, кому первое время в городе негде остановиться. Многие кантуются тут день-другой и двигают дальше по трассе. Те же, кто задерживается в Погорске надолго, обычно потом снимают свои хаты. Хотя есть здесь и постоянные обитатели. Те же Рутра с Муном, например.
– Ну а сам ты где живешь?
– Раньше я обитал в основном у Зевса. Иногда здесь на день-другой зависал. А когда появилась Ночка, сняли вместе квартиру.
– Так вы давно знакомы? Я думала, что ты только сегодня утром…
– Да нет. С Ночкой мы уже с месяц живем вместе. А познакомились и того раньше. Просто я не хотел ее с Зевсом и компанией знакомить. Предвидел подобную реакцию. Это она все: «Познакомь да познакомь». Ну вот результат!
Салют замолчал. Я поняла, что снова затронула больную тему.
– О, а это что за рыба? Вьюн? – спросила я, стараясь перевести разговор, и указала на стоявшую на подоконнике пятилитровую банку. В ней плескалась длинная черная рыбина, похожая на змею.
– Ага, – Салют усмехнулся. – Не дай боженька кому такого вьюна в реке повстречать. Он такой же, как мы.
– В смысле?
– В прямом. Кстати, этот еще маленький. Его взрослые сородичи промышляют тем, что опутывают ноги купающихся или гуляющих у берега людей. Потом они их тянут ко дну, топят и выпивают кровь. В Шотландии их называют бурач-бхаои. Этого мы зовем Волос.
Я подошла к банке и рассмотрела Волоса повнимательнее. Он и правда напоминал змею, но вместо чешуи у него вроде как была обычная черная кожа. Волос прижался мордочкой к стеклу и раскрыл пасть, полную множества мелких острых зубов. Теперь мне стало казаться, что не только я его рассматриваю, но и он меня. В черных горошинах глаз чувствовался интеллект.
– Как он сюда попал?
– Сам пришел, – ответил Салют. И на мой удивленный взгляд объяснил: – Как-то раз я сидел на берегу речки Гербы и босыми ногами плескал в воде. И вдруг почувствовал, как кто-то тронул меня за палец. Я наклонился и увидел его. Видимо, он каким-то образом признал во мне своего. Потом я обнаружил, что у него распорот бок. В принципе, как и у всех нас, раны у Волоса заживают довольно быстро. Да только вокруг него постоянно кишели стаи мальков и раздирали ранку. А он-то существо ночное, небось днем нужно куда-нибудь в ил зарываться. Представляешь, терпеть такое?! В общем, я сразу понял, что хреново ему и что он просит помощи. Тогда я нашел банку, набрал воды и предложил ему пойти со мной. Он согласился. Вот и живет тут уже две недели. Как поправится, отнесу его обратно в реку. Кстати, можешь его даже потрогать. Он приветливый.
Я было засомневалась. Однако подумала, что, если выкажу хоть какую-то неприязнь к этому чудо-монстрику, Салют, скорее всего, обидится, а мне не хотелось портить хорошие отношения, которые еще не успели толком начаться. Тогда я, переборов страх, закатала рукав и сунула руку в банку. Любопытный Волос сделал пару витков вокруг нее, с интересом рассматривая колечко у меня на пальце, потом пару раз осторожно теранулся о ладонь и… неожиданно впился зубами в запястье! Я резко выдернула руку.
– Ты чего? – подскочил Салют.
– Он кусается!
– А тебе что, больно было?
– Да нет…
– Так в чем же тогда проблема? – Было ясно, что Салют все-таки обиделся. – Ему же тоже кушать охота! Не будем же мы людей сюда таскать?! Не так уж много он и выпил бы.
– Я же не нарочно, – попыталась оправдаться я, глядя, как Волос смотрит на меня с непониманием и тоской.
– Ладно, – сказал Салют и сам сунул руку в банку.
Волос тут же прильнул к ней своей миниатюрной, но страшной на вид пастью.
– Когда-нибудь мы с Волосом поселимся на берегу реки, – мечтательно сказал Салют. – Ночку с собой возьмем. Да, Волос? И не будет больше ни переездов, ни этих проклятых охотников…
Мне от этих слов стало не по себе.
Я приоткрыла тяжелую штору и взглянула на бездну звездного неба. В вышине медленно плыли черные островки облаков, в них словно купался тоненький серп молодой луны. «Интересно, каково жить в мире, в котором есть только бесконечная ночь? – вдруг подумала я. – Каково это – никогда не видеть солнца?»
Я долго стояла так, погруженная в мысли. И вдруг прямо предо мной возникло… лицо! Я чуть не вскрикнула, отпрянув от окна. Еще бы, мы ведь находились на пятом этаже!
– Ты че не открываешь? – тронул меня за плечо Салют. И, заметив мою растерянность, добавил: – Ах да, вы же не знакомы. Это Черт. Он всегда так приходит.
Салют распахнул окошко, и в комнату влез мужик на вид лет сорока. Я поздоровалась. Мужик что-то пробурчал в ответ, ушел в комнату и повалился на диван. А спустя мгновение стало ясно, что он уже спит.
– Умаялся, бедняга, – сказал Салют. – Теперь продрыхнет до следующего вечера.
Раздался дверной звонок. Салют пошел открывать. На пороге стояла соседка Тамара Михайловна.
– Я это… собачку впустить, – объяснила она. – Слушайте, какой умный пес! Погуляет, сам возвращается, на коврики не гадит. Не то что у Ромашковых со второго этажа...
В квартиру между тем, виляя хвостом, вбежала небольшая черная дворняга, и как только захлопнулась входная дверь, она тут же на моих глазах превратилась… в голого мужчину лет тридцати! Я даже не успела сообразить, как это произошло. Разум просто отказывался принимать, что такое возможно.
– Это Ганс, – сказал Салют, когда бывший пес скрылся в ванной. – Он считает себя блутзаугером. Говорит, что родом из Германии. Врет, скорее всего. Взгляни только на его славянскую физиономию. – И тут же поспешно добавил, понизив голос: – Только не вздумай ему об этом сказать!..
Народ между тем стал постепенно просыпаться. Из комнаты вышла симпатичная стройная девушка с длинными черными волосами. Она окинула меня таким взглядом, словно я была ее соперницей на любовном фронте.
– Лила, – тихонько пояснил Салют. – Она суккуб, а потому терпеть не может женщин. Но вампиркам делает исключение.
Следом за Лилой вышел парень и робко поздоровался.
– Этого я не знаю, – шепнул Салют.
Лила подтолкнула парня к двери.
– Ну давай, – сказала она. – До встречи.
Парень нежно поцеловал ее, обулся и ушел.
– Лила, сколько раз говорить, – раздался голос Ганса из ванной, – не надо таскать жратву на вписку!
– А куда бы я с ним пошла? У него хаты своей нету!
– На улице!
– На улице ты сам со своими зоофилами целуйся! – огрызнулась Лила.
Затем появился Ли. В его внешности не было ничего китайского, но он именовал себя не иначе, как цзянши (что-то вроде азиатского вампира), и порой проявлял это тем, что его кожа светилась едва видимым зеленоватым светом.
Но больше всего меня поразил один старик, который вдруг ни с того ни с сего стянул с себя кожу, словно водолазный костюм. Под ней оказался симпатичный молодой человек. Разоблачившись, он, не говоря ни слова, аккуратно скатал свою кожу трубочкой, будто спальный мешок, сунул ее в шкаф, а затем, превратившись в голубоватый светящийся шар, умчался вверх, пролетев прямо сквозь потолок.
– Это был Сурин, – объяснил Салют. – Он азема.
Потом пробудился Чан – довольно крупный белобрысый с ног до головы татуированный парень. Он был поклонником тибетской философии и, как я впоследствии поняла, состоял в каком-то религиозном обществе, причем в его иерархии занимал далеко не последнее место.
Но самым интересным персонажем в этой тусовке оказался Рутра – мужчина на вид лет тридцати пяти. Глядя на его манеру одеваться – пиджак, отутюженные брюки, рубашку, хоть и без галстука, а также на бородку-подковку, я почему-то подумала, что передо мной учитель, ну или ученый. И не ошиблась: по словам Салюта, Рутра когда-то перепродавал в университете, пока не перекинулся в ночную тварь. Причем, в отличие от большинства, сделал это сам, добровольно, из научных соображений. Он был так называемым идейным вампиром.
Рутра пришел около часа ночи. С ним был молчаливый парень, которого все называли Муном. Мне объяснили: это от английского moon – «луна». Паренек мог часами пялиться на луну. И действительно, едва он переступил порог флэта, сразу же ушел к кухонному окну и, отодвинув штору, уставился в небо. Я решила, что у него не все в порядке с головой и, как потом выяснилось, оказалась права.
Похоже, Рутру все хорошо знали, все ему были рады. Сам же тот выглядел каким-то мрачным, подавленным. Со всеми поздоровавшись, он обеспокоенно сказал Гансу:
– Я общался с Зевсом…
Тот кивнул ему, мол, пойдем поговорим. Оба ушли в дальнюю комнату и что-то долго обсуждали. Причем порой из-за двери доносились весьма громкие резкие фразы. Наконец дверь распахнулась. Первым появился Рутра, он выглядел еще более взволнованным и озадаченным. У вышедшего следом Ганса был вид готового к схватке волкодава. Зайдя на кухню, тот резко бросил Салюту:
– Дай закурить!
После чего торопливо выхватил у него из рук пачку, достал и зажег сигарету.
– Волк псу не товарищ, – прорычал Ганс. – Только пусть не забывают, что и у нас есть зубы. Хотят войны? Получат!
И, опершись о стену у кухонной двери, нервно закурил, стряхивая пепел в раковину прямо на грязную посуду.
Рутра отошел к окну и, встав рядом с Муном, молча задумчиво уставился вдаль.
– Новенькая? – спросил он, заметив, что я с интересом рассматриваю его. И, видимо, оценив мой неформальный прикид, горько усмехнулся: – Еще не успела толком подрасти, а уже ставишь на себя клеймо.
– В смысле? – не поняла я.
– В том смысле, что твой вид явно говорит об одном: спроси тебя, например, о музыкальных вкусах, и в ответ услышишь: «Ненавижу попсу! Ненавижу рэп! Ненавижу регги!» Ведь так?
Я смущенно пожала плечами, поймав себя на мысли, что именно это бы я и ответила. Ведь я действительно все это терпеть не могу! Даже б продолжила этот список. Сама-то слушаю только тяжелый рок.
– Такое ощущение, – продолжал Рутра, – будто люди чаще всего объединяются по интересам вовсе не для того, чтобы, например, вместе любить музыку, живопись, спорт, науку, а для того, чтобы дружно ненавидеть всех тех, кто предпочитает не то, что любят они. Вот и эти туда же.
Он нервно кивнул назад, в сторону сидящих за столом приятелей и нервно дымившего Ганса:
– Разве для того я с таким трудом собирал их вместе? Чтобы они глотки друг другу грызли?
– Их собрали вы? – удивилась я.
– Именно. Я годами разыскивал их, знакомил, создавал общество. Где б они сейчас были и чем занимались, если б не я? Еще пару-тройку лет назад большинство из них прятались по подвалам изгоями-одиночками. И не удивительно: люди боятся того, что они иные, даже не представляя, какие блага так называемые вампиры способны принести человечеству. Я это понял. Именно потому сначала изменился сам, а затем передал этот дар другим.
– Дар? – хмыкнула я. – По мне, так это проклятие.
– Да ну? – Рутра окинул меня насмешливым взглядом. – Объясните, юная госпожа, что в этом плохого? Изменившись, вы обрели нечеловеческую силу, способность мгновенно заживлять раны, бессмертие и многое другое. Разве ж это плохо?
Я не ответила, лишь пожала плечами. Не могла же я сказать, что сама всего этого вовсе не обрела, что я всего лишь самозванка, которую тут почему-то приняли за свою. Но Рутра и не ждал ответа. Он оказался из тех, для кого лучший собеседник – он сам, из тех, кто любит порассуждать вслух. И он продолжал, словно профессор на лекции:
– Это – удивительный феномен, который нужно исследовать, а ни бежать от него, крестясь, как суеверные старухи. И уж тем более не размахивать осиновыми кольями! Даже те крохи знаний, что я почерпнул за последние годы, изучая природу этого удивительного явления, дали просто колоссальные результаты! Это ли не подарок для человечества?
– Не слишком ли высока цена: обрести все это, взамен на то, чтобы стать...
Я едва не сказала «слугой Сатаны», но вовремя спохватилась, вспомнив, с кем разговариваю. Потому смущенно добавила:
– Такими, как мы?
Но Рутра догадался, что именно едва не сорвалось у меня с языка. Глянул на меня, невесело усмехнулся:
– Ох уж эти предрассудки... Именно они, эти варвары, те, кто думает точно также, два года назад ворвались в мою лабораторию и разгромили ее, уничтожив все труды, даже не вникнув в их суть. Но я знаю одно: не предрассудки, а наука испокон веков делала человечество лучше. Скажем, если придет чума, как поступит святой отец? Станет молить Небеса, прося избавить мир от напасти! Или какой-нибудь деревенский колдун нарисует вокруг дома магический круг с таинственными письменами, и будет надеяться, что тот защитит его от мора. Ученый же постарается понять причины болезни и придумать лекарство. И кто, по-вашему, спасет мир? Пусть священники молят высшие силы, а колдуны пляшут с бубнами – это их право, не мне их судить. Однако именно наука, а ни чародейство и Божья благодать избавили человечество от большинства недугов.
– Вы говорите о болезнях тела. А как же душа? – осторожно спросила я.
– Повторяю, я – ученый, а ни маг или священник, – вздохнул Рутра. – Я верю в силу науки и вижу результаты, которые она дает. А какой толк от заклинаний и молитв?
– Ну, случаются ведь порой чудеса! Их описывали многие очевидцы...
– Для вас, может, и чудеса. Для меня же: физические, биологические или психологические процессы. Ну или просто совпадения. К примеру, ударила молния в человека. Вы скажете: «Кара Господня», а я: «Случайность, пусть и с чрезвычайно малой вероятностью». Замироточила икона? Вы скажете: «Божье чудо», я: «Из-за определенных условий влажности и температуры на древесине выступила смола». Человек помолился и излечился от болезни? Вы скажете: «Помог ангел-хранитель», я: «Помогла медицина либо иммунитет организма». Увидел Богородицу? Для вас – чудесное проявление высших сил, для меня – галлюцинация.
– Ну, не все же объясняет наука...
– Абсолютно все! И если пока какие-то явления нам непонятны, это лишь означает, что ученые еще не докопались до сути. Нужно искать ответы, и они обязательно найдутся. Ну и очистить разум от предрассудков, которые лишь мешают познанию истины.
– Именно для этого вы решили стать таким? Чтобы найти ответы?
– Можно сколько угодно выдвигать теорий, но лишь практика способна подтвердить, насколько они верны. Нельзя исследовать дно, сидя на берегу, для этого придется войти в воду и нырнуть. Я нырнул.
– Ну хорошо, вы превратили себя в... – Чуть не сказала «чудовище», – в это существо, чтобы исследовать, как вы выражаетесь, удивительное явление. А другие? Не понимаю, как человек может добровольно согласиться стать вампиром!
– Некоторых привлекают способности, которые дает мутация. Но чаще всего причиной становилась угроза смерти, например, рак. Изменившись, человек полностью исцеляется. Лично мне удалось спасти таким образом немало жизней.
– А эти больные знали о том, в кого их собираются превратить?
– Конечно! Я никогда никого не обманывал. Сразу объяснял, что именно собираюсь с ними сделать.
– И соглашались? – поразилась я.
– Взгляни на это так: с одной стороны – мучительная и неминуемая смерть, с другой – исцеление и вечная жизнь. По-моему, выбор очевиден. Еще б не соглашались!.. Вот, Денис Мун яркий тому пример.
Стоящий у окошка парень вздрогнул при упоминании его имени, хмуро глянул на Рутру, но промолчал. Снова уставился на луну.
– Этот парень был практически в могиле в тот момент, когда я вдохнул в него новую жизнь, – гордо заявил Рутра. – Из-за аварии у него были травмы несовместимые с жизнью. Не обрати я его, он не дожил бы до приезда скорой.
«Да уж, по мне, так маловато повода для гордости, учитывая состояние пациента», – подумала я, рассматривая напоминающего шизофреника Муна. Я не сказала этого вслух, но Рутра словно прочел все по моему лицу, так как нехотя пояснил:
– Ну да, далеко не для всех трансформация происходит безболезненно. Ведь это – серьезный психический стресс. Мун, к сожалению, за два года так и не оправился. Хотя я все же надеюсь на улучшения в будущем... Но зато есть уйма других примеров! Ганс, Лила, Зевс, Десад – тоже мои бывшие пациенты. Когда-то все они были обреченными, ожидающими неминуемой смерти. Но благодаря трансформации вместо смерти они обрели вечную жизнь. Разве это того не стоит? Но я смотрю глубже, в будущее! – все распалялся Рутра, словно он стоял не на грязной кухне, а на трибуне, и слушала его ученая коллегия, а вовсе не мрачного вида школьница. – Только представь себе вечных Эйнштейнов, Пушкиных, Бахов, Колумбов!.. Именно об этом я мечтал, создавая это общество – общество бессмертных!
– Ага, а получил вечных ублюдков-нациков вроде упомянутых Зевса и Десада, – перебил его хрипловатый голос Ганса, который, покуривая, прислушивался к нашему разговору.
– Ну да, тут он прав, – помрачнел Рутра. – Я действительно рисую себе утопические картины, как, обретя вечность, люди станут тысячелетиями трудиться на благо человечества, создавать шедевры, делать научные открытия, покорять космос, строить процветающую цивилизацию. А что получил в итоге?..
Он покачал головой:
– Прошло всего пять лет с той поры, как я изменился сам и начал создавать себе подобных, а также разыскивать и собирать вместе других, кто стал иным без моего вмешательства. Пять лет! А они уже ненавидят друг друга лютой ненавистью. Впрочем, мог бы сам догадаться, к чему все придет. Ведь, как ни крути, они всего лишь люди. Пусть и изменившиеся физиологически, но в душе прежние. А люди испокон веков быстрее приобретают врагов, чем друзей, скорее берутся за оружие, нежели за кисть или карандаш. Чего бы человек ни коснулся, все оборачивается в его руках источником зла. По идее, религии должны духовно воспитывать, расы и государства – объединять народы, идеологии – направлять общество, увлечения – вызывать желание к творчеству и прогрессу. Однако рано или поздно все это приводит лишь к одному – к ненависти! Люди дерутся из-за того, во что верить, что слушать, кого любить, под чьими знаменами идти, из-за цвета кожи, половой ориентации и места рождения. А теперь переложи все, что я только что сказал, на общество бессмертных. Представляешь, каких масштабов может достигнуть вечная ненависть?
Рутра снова покосился на Ганса:
– Впрочем, не думаю, что это продлится вечность. Вражда обычно заканчивается одним – кровопролитием. Не сейчас, так позже именно это их и погубит.
– Не все так плохо, дружище, – попытался подбодрить его Ганс. – Вот избавимся от некоторых персонажей, которые мутят воду в тусовке, и драться ни с кем больше не придется. Заживем мирной бессмертной жизнью.
– Ты сам-то в это веришь? – горько усмехнулся Рутра. – Вот лично я – нет. Избавитесь от Зевса и ему подобных, так передеретесь между собой. Поверь мне на слово.
– Это мы еще посмотрим, – Ганс щелчком отправил окурок в раковину и уселся за стол, потирая свои волосатые ручищи: – Ну что, друзья, вечеринка продолжается! Эй, Марта, ну этого ворчуна! Айда к нам!
Я пошла за стол, оставив задумчивого Рутру у окна, нашла свободную табуретку, села. Сама же все думала о сказанных им словах: «Что, если он прав? Что, если наша борьба с вампирами – охота на ведьм средневековой инквизиции, когда на кострах горели те, благодаря которым мы сейчас имеем телефоны, машины, летаем в космос... Мы истребляем их за то, что считаем слугами Сатаны. А что, если он прав и разбираться в этом нужно ученым, а ни священникам?» Да и вообще, меня поразило, что эти существа вообще задумываются о таких вещах. Я-то всегда считала вампиров бездушными чудовищами, которых волнует лишь жажда крови. А тут на тебе: наука, религия, социальные проблемы, вера в лучшую жизнь. Как-то это все не вяжется с нашими представлениями. Быть может, нам следует получше узнать их?..
Между тем, обитатели вампирского логова все больше пробуждались. Кто-то принялся за готовку еды, кто-то ушел из дома, кто-то пришел. В итоге откуда-то, как обычно, взялся алкоголь, и все уселись за общим столом. Пили пиво, травили анекдоты, пели песни под гитару. Причем я отметила про себя, что пели то же самое, что обычно и поют на прокуренных кухнях. К середине ночи я вообще позабыла, в чьей компании нахожусь. А потом... Ну дерни меня за язык спросить у Чана, что значит татуировка у него на плече.
– Да язычник хренов! – с усмешкой прокомментировал парень с выкрашенными в черный цвет волосами, которого все называли Лютый.
– Эй ты! Нашелся мне христианин, – приподнялся Чан. – Ты когда в последний раз в свою церковь-то ходил, а?
– Церковь?!.. – переспросила я шепотом у Салюта.
– Да, у них там что-то типа храма поклонения Лилит, – также шепотом ответил тот. – По легенде, она была первой женой Адама. Христиане верят, что именно от ее связи с Каином появились такие, как мы. По мне, так все это хрень. Но многим просто необходимо верить в какие-то Высшие силы, как бы они не назывались...
– Тебе какое дело? – проревел Лютый. – Когда надо, тогда и ходил. Поклоняешься своему Яме, так и молчи!
К спору между тем подключился Ганс и заявил, что он бы вообще и тех, и других отправил в царство Хель.
– Мальчики, не ссорьтесь! – вмешалась Лила. – Все равно никто из вас не врубается в истину…
– Ты вообще помалкивай, пока я не успокоил! – зло огрызнулся Лютый.
– А ты попробуй, успокой! – Лила вскочила, глаза ее полыхнули огнем, а между кроваво-красными губами сверкнули белизной два острых клыка.
Вскочил и Лютый с яростным хрипом, его свирепое лицо стало землисто-серым. В буквальном смысле этой фразы.
Я так и остолбенела от этой сцены, вдруг вспомнив, где и среди кого нахожусь. «Чего б я там сама себе не понавыдумывала, они все-таки чудовища! – подумала я, я ужасом глядя, как сжимаются кулаки и наливаются кровью глаза остальных участников вечерники монстров. – Ну, сейчас начнется!..» И уже прикидывала, куда бы спрятаться, чтобы не попасть под раздачу...
– Да идите вы к черту! – в сердцах вскричал Рутра и выбежал из кухни.
Раздался хлопок входной двери.
Народ сразу как-то успокоился, стыдливо заерзал на табуретках. Лила и Лютый опустились на места, хотя по-прежнему злобно поглядывая друг на друга. Мне же стало ясно, что лишь присутствие в этой квартире Рутры, его авторитет, сдерживают ее вспыльчивых обитателей. Если б не он, они давно бы перегрызлись, как свора собак. Да и я хороша, уж лучше сидеть и помалкивать. Какую тему у них ни затронь, везде какие-то конфликты. Прям как люди!..
– Слушай, – обратилась я к Салюту, когда мы возвращались обратно, – честно говоря, когда ты сказал, что они другие, я думала увидеть там в основном народ разных национальностей.
– Да ну, – махнул тот рукой, – Большинство – такие же славяне, как и мы с тобой. Просто они считают вампиризм и оборотничество скорее философией. То есть, перекинувшись, человек сам выбирает, в каком виде он будет жить. Да ладно, забей ты на эти споры. Наш народ кровью не пои, только дай поспорить…
– Салют, – решилась я наконец задать давно мучивший меня вопрос, – а есть среди вас те, которые… убивают?
– Знаешь, психов и маньяков хватает в любом обществе. И у нас встречаются, конечно. Да только те, кто свихнулся, долго не живут. Обычно их довольно быстро вычисляют и ловят, причем свои же. Кому охота жить рядом с маньяком? Так что все как у людей. Те, кто хочет жить в обществе, стараются вести себя мирно. Думаешь, долго бы просуществовал тот флэт, где мы только что были, если б его обитатели стали клыки пачкать? Причем если маньяку-человеку можно хотя бы попасть в тюрьму, то представь, каково угодить туда нам. Не пережили б и первого рассвета! Так что Зевс тебе правильно сказал: есть много других более безопасных способов добыть кровь. Ну а что, выживать-то как-то надо! В общем, власти для нас не помеха, мы с ними почти не конфликтуем. Гораздо большая проблема – охотники.
Салют заметил, как меня передернуло при этих словах. Он, видимо, расценил это по-своему и подбодрил:
– Не бойся. Они редко находят наших. Мы осторожные! А вообще, ну их, эти темы. Поживешь среди нас подольше – сама все поймешь. Хочешь, я тебе лучше расскажу, как мы с Ночкой познакомились?
– Расскажи! – воскликнула я, радуясь, что разговор можно пустить в другое русло.
– Короче, иду я как-то по городу. Жрать охота… А тут навстречу она. Я сразу прикинул: девочка что надо! В общем, она в переулок – и я туда же. Идем, значит, неподалеку. А она все на меня поглядывает и улыбается. Я думаю: ну, точно мое упыриное воздействие сработало! Знаешь, есть у некоторых из наших такая тема – что-то вроде гипноза. Очень помогает в поисках пропитания… Догоняю ее, мол, девушка, можно с вами познакомиться? Разговорились: привет-привет, все такое… И вот заходим мы в какую-то подворотню. Фонарей нет. Я ее приобнимаю. Она не против. Кладет мне руки на плечи. Думаю: «Отлично! Она моя!» И только я ее в шею кусать, как чувствую, а она мне уже артерию надкусила! Прикинь! Мы с ней друг друга заохотили! Оказалось, она недавно в город приехала. До этого жила в Старогербе, а где-то с год назад ее обратил какой-то залетный упырь-автостопщик. С той поры она скиталась, пока не узнала, что в Погорске есть общество ей подобных. Вот и приехала, решила присоединиться. Да только в тусовке нашей еще никого не знала, потому и вышел такой конфуз.
Я шла, слушала, с каким восторгом он все это рассказывает, и думала о том, насколько он ее любит. Не каждый человек порой способен так любить другого человека, как любит этот монстр другого монстра. Да и монстры ли они в таком случае? Разве монстры способны любить?
Салют остановился у какой-то пятиэтажки.
– Ну вот, – сказал он. – Тут мы с Ночкой и живем. Лермонтова, дом десять, квартира два. Забегай в гости. Может, сейчас зайдешь? Ночка будет рада.
– Нет, – мотнула я головой. – Я лучше к Зевсу и компании вернусь.
На этот раз к месту встречи я шла не так уверенно, как прежде. «Они всего лишь кровососы, – убеждала я себя. – Я выполняю благую миссию!» Да только теперь меня не покидали сомнения, что я делаю что-то не так…
Магистр снова ждал меня, сидя за столом на кухне. Голос его звучал как обычно ласково и спокойно:
– Чего так долго, дитя мое? Мы уже начали беспокоиться. Все хорошо?
И сразу перешел к делу:
– Ну, что тебе удалось узнать? Много у них притонов?
Я вкратце рассказала, где была и что видела.
– Можешь сказать хотя бы примерное число их квартир?
– Нет конечно! Я побывала в двух, но по разговорам поняла, что их не счесть.
– Вот расплодилось-то бесовское отродье… – Отец Пейн нервно забарабанил пальцами по столу. – Расскажи, что еще узнала? Есть ли у них какие-нибудь слабости, хоть что-то, что может быть нам полезно?
Я пожала плечами:
– Разве что они очень сильно враждуют между собой.
– В чем именно?
– Во всяком: религия, политика, чистота крови. Одни, к примеру, считают, что русские могут называться только упырями, другие же утверждают, что все это не важно, мол, то, как вампир выглядит, – это состояние… (я чуть не сказала «души», но запнулась). В общем, по этому поводу у них постоянные стычки. Дело едва ли не доходит до драки.
– То, что враг враждует, это хорошо. Раз грызутся между собой – нам меньше работы.
Отец Пейн какое-то время размышлял, прохаживаясь по кухне.
– Ты упомянула, что среди них есть одно чудовище, которое никак не может определиться к какой из стай примкнуть.
– Салют, – кивнула я. – Он общается и с теми, и с этими... А что?
– Да так, есть одна идейка, – Магистр задумчиво глянул на меня. – Ты запомнила, где он живет?
Я почувствовала, как у меня бешено заколотилось сердце. Заметив мои сомнения, отец Пейн сказал:
– Чего молчишь? Тебе ничто не угрожает. Ты узнала достаточно, больше тебе не придется к ним возвращаться. Ты – молодец! Или... – Он насторожился: – дело в другом? Быть может, ты уже запятнала себя?..
Я почувствовала, как меня пронзает острый, словно стилет, взгляд. Я всегда боялась, когда он так начинал смотреть. Дрожащей рукой достала крестик и приложила к щеке.
– Я говорю сейчас не о чистоте тела, а о чистоте души, – Голос магистра был холоден и тверд словно сталь. – А это гораздо больший грех. Если ты станешь сочувствовать слугам Дьявола, тем самым ты сама продашь ему душу!
Я молчала. Отец Пейн подошел и обнял меня.
– Не веришь мне – верь Богу, – прошептал он, по-отечески прижимая меня к груди. – Господь всегда рядом с тобой и не оставит рабу свою. Но ты ведь не сможешь лгать перед лицом Бога?..
– Лермонтова, дом десять, квартира два, – тихо вымолвила я и ощутила, как какая-то жизненная струна лопнула в моей груди. – Там живут парень с девушкой…
– Мерзкие твари! – сердито оборвал магистр. – Это – не люди! Помни об этом всегда. Они только выглядят как мы, а на самом деле – это сплошное притворство и лицемерие, каким наделил их лукавый. Да не введет во искушение... Но ты молодец, справилась.
Он взял меня за руку, и я ощутила в ладони тяжесть купюр.
– Вот, прими это. Мы собрали с прихожан на благое дело. Тебе это понадобится. Сейчас тебе лучше уехать из города. Хотя бы на какое-то время. На случай, если что-то пойдет не по плану, и они решат отомстить. Монстры ведь знают тебя в лицо.
Он проводил меня до двери, но на пороге еще раз обнял.
– Дух Братства Света всегда с тобой!
Впервые за все то время, что я пробыла в Ордене, мне послышалась в этих словах какая-то фальшь. На этот раз я не ощутила того тепла и чувства безопасности, какое получала весь последний год, с тех пор как покинутая всеми впервые пришла в Братство Света. А главное, я не ощутила в них справедливости.
Всю ночь я бродила по улице одна, размышляя, какой резон нам преследовать их. Древние страхи? Так за века эти существа приспособились к современному обществу настолько, что люди давно их записали в фольклор. Никто уже по-настоящему не боится вампиров, ведь нельзя бояться того, чего «не бывает»! То, что они периодически устраивают гоп-стоп прохожим? Так этим занимаются и немало людей. Да и вообще, это уже из разряда правопорядка и больше забота милиции и закона, перед которым все равны. Неважно, человек ты или вампир – статья одна. А если сбудется мечта Рутры и общество узаконит вампиров, так тем и вовсе не придется добывать кровь в темных переулках. Но нам-то, охотникам, какой резон? Из-за того, что они «слуги Дьявола»? Признаться, от такой формулировки веет какой-то средневековой дикостью. Со мной-то все ясно: интерес тинейджера, наслушалась баек из склепа, привлекает адреналин приключений, да и как пафосно звучит – охотница на вампиров!.. Я прокручивала в голове все те аргументы, что за последний год слышала от магистра Братства Света, и ни один из них не выдерживал критики. Какой нам резон их уничтожать?
Не знаю почему, но под утро я вернулась в упыриную квартиру. Я понимала, что теперь для меня это – смертельно опасно. Будто наказывала себя за предательство.
– Ну, как дела? – весело спросил Зевс.
Я молча положила на стол деньги, стараясь не смотреть ему в глаза.
– Ого! – воскликнул Зевс. – Небось, какого-то крутого зацепила. Он хоть живой остался? А то нам лишнего палева не надо…
Я не ответила. Ушла в комнату и легла на матрац. Отвернувшись к стенке, я чувствовала, как слезы сами собой бегут по щекам. И сколько я ни пыталась переубедить себя, меня не покидало чувство, что я предала. Я слышала, что в комнату постоянно кто-то заходит, о чем-то говорят, но продолжала лежать лицом к стене, делая вид, что сплю, и пролежала так несколько часов. К обеду я все же заснула.
Разбудил меня какой-то шум. Спросонья я сначала не поняла, что происходит. Встала. Был уже глубокий вечер. С кухни раздавался громкий спор. Я прислушалась, и сердце мое обмерло. Все то же чувство предательства нахлынуло еще с большей силой.
В комнату вошел Черный.
– Проснулась? – сказал он траурным голосом.
– Что случилось? – спросила я, стараясь говорить как можно спокойнее. Хотя уже знала ответ.
– Салют и Ночка. Их убили! Причем жестоко. Приковали к батарее, сорвали шторы и оставили ждать рассвета. Они медленно сгорели заживо! – Голос Черного срывался.
Я опустила голову.
В комнату вбежал Зевс.
– Вот уроды! – вопил он громовым голосом. – Теперь они за все получат!
– Кто? – Неужели они знают о то, что это сделал Орден?
– Кто-кто… Эти ублюдки! Унтервампы вонючие! Недоделки херовы! Я давно говорил, мочить их надо! А Салют все за них заступался…
– Так ты думаешь, что это… – поразилась я.
– А кто же еще? Там на стене было написано: «Вопрос крови»! Понимаешь? Они-то знали, что Салют с нами тусуется, а мы ратуем за чистоту расы! Они нас вызывают! Они войны хотят! – Зевс в ярости колотил кулаками по стенам. – Стрелу они нам набивают!..
– Там еще записка была: «Карьеры, полночь», – пояснил Черный. – Это вызов!
Хлопнула входная дверь, и вскоре появился Десад с огромным свертком в руках. Он положил его на пол, и оттуда высыпалась охапка обрезков арматуры.
– Я наших всех оббежал, – сообщил он. – В полдвенадцатого стыкуемся на окраине города у гаражей. Обещали все подтянуться.
Я бежала что было сил, едва не сшибая прохожих. У знакомого дома перевела дух и с ужасом обнаружила у подъезда огромную толпу.
– Смотрите, это одна из этих! – злобно крикнул кто-то, заметив меня.
Я его узнала. Это оказался щупленький «вурдалак», к которому Зевс цеплялся во время нашей прогулки.
– Да нет. Это та, которая с Салютом приходила, – успокоила его Лила.
– Ничего, будет им и за Салюта, и за Ночку, – вещал Ганс, в его ладони плясал нож-бабочка, то скрывая, то вновь обнажая блестящее лезвие.
– Сейчас покажем им «Вопрос крови», – с кавказским акцентом проговорил крупный парень в коричневой кожаной куртке. Видимо, один из тех двоих, которых мы недавно повстречали.
– Я фигею, – кричал Лютый. – Замочить своего же только за то, что он спутался с бабой других кровей!..
Я заметила, что многие в толпе сжимают кастеты, биты, у некоторых что-то угрожающе топорщится из-под курток.
– Ну что, двинули! – крикнул Ганс, и озверевшая толпа потекла к окраине города, в сторону погорских карьеров.
У входа в кинотеатр «Октябрь» стояли два охранника.
– Здравствуй, сестра! – сказал один из них.
Я, не ответив, ворвалась в зал и стала продираться сквозь толпу к сцене. Шла вечерняя служба.
– Господь любит вас! Прислушайтесь к голосу своего сердца, почувствуйте его любовь! – оживленно говорил стоявший на сцене проповедник.
– Отец Пейн! Отец Пейн! Мне нужно срочно с вами поговорить! – закричала я.
На меня тут же уставились сотни удивленных глаз.
– Марта, разве нельзя подождать до конца службы? – как всегда мягко спросил магистр.
– Отец Пейн, вы должны прекратить это!
– Прекратить что? – сказал тот с поддельным удивлением.
– Зачем?.. Зачем вы так! Это жестоко! Они же ни в чем не виноваты! Они же… – Голос мой захлебывался. – Почему Господь допускает такое?.. Он же должен любить всех своих созданий!.. Они такие же, как мы!.. Они!.. Они!..
Меня трясло от рыданий.
– Братья и сестры! – провозгласил отец Пейн в микрофон. – На долю нашей сестры выпало тяжелейшее испытание! Она только что побывала в руках Дьявола и теперь одержима. Только наша вера может помочь ей очиститься от власти лукавого!..
Я почувствовала, как множество рук вцепились в меня, уронили, прижали к полу. Я извивалась всем телом, вырывалась, но меня держали все сильнее. Я видела вокруг множество лиц, шепчущие молитвы губы. Этот шепот сливался в один неистовый гул. Я кричала, чтобы заглушить его. Одна женщина склонилась надо мной и, глядя мне в глаза, твердила:
– Изыди, Сатана! Оставь ее тело! Убирайся обратно в ад!..
Наконец я обессилела и сдалась, лишившись чувств.
Очнулась я в небольшой увешанной иконами комнатке подвала.
– Успокоилась?
Я оглянулась. В кресле сидел отец Пейн. Рядом стоял брат Ордена отец Готфрид.
– Значит, наш план сработал?! – улыбнулся магистр.
– Вы не должны… – сипло произнесла я, чувствуя, что сорвала голос. – Они ни в чем… не виноваты…
– Ты все еще бредишь, дитя мое, – ласково перебил меня отец Пейн. – Но это скоро пройдет. Помни только, что они – монстры, и дорога им одна – в ад!
Я взглянула в его глаза и вдруг все поняла. Я нашла ответ, который мучил меня прошлой ночью. Вот какой нам резон преследовать их!
– Вы – маньяки! Вам просто нравится их убивать! Это не они монстры! Это вы! – Я захлебнулась в волне собственного негодования.
– Может, она уже одна из них? – насторожился отец Готфрид, схватившись за рукоять болтающегося на поясе серебряного стилета.
– Нет, – мотнул головой отец Пейн. – Иначе не пришла бы сюда.
Он взглянул на часы и встал.
– Почти полночь! Ну что, поехали, поможем этим тварям прикончить друг друга!
Когда они вышли из комнаты, я поспешно подползла к двери. Однако та оказалась запертой.
Отец Пейн вернулся только в середине следующего дня. Он устало опустился в кресло, но на лице его сияло торжество. Он заглянул в мое заплаканное лицо и ласково спросил:
– Как ты себя чувствуешь, дочь моя?
Такая манера разговора теперь меня просто бесила. Что за человек может так говорить после того, как только что беспощадно убивал?
– Я домой пойду, – наконец вымолвила я.
– Ступай, ступай, – сказал отец Пейн. – Ждем тебя на следующей службе.
Я ничего не ответила, просто молча ушла из храма ордена Барство Света. Навсегда.
Мир тускнел во власти ночи. Вместе с ним во тьму погружалась и я, стоя посреди огромной чаши карьера. Справа от меня небо полыхало кроваво-красным – отблески еще не погасшего заката, слева – сине-желтым заревом мерцал засыпающий город. Я стояла между этих двух огней, а у ног моих ветер разносил пепел. Горы пепла! Только пепел да разбросанные повсюду припорошенные прахом куски арматуры, кастеты, ножи свидетельствовали о той кровавой бойне, что произошла тут прошлой ночью. Виднелись также торчащие из глины осиновые колья, которые достались тем, кто в этой битве победил.
– Ты зачем сюда пришла?
Я не сразу поняла, что это Шут. У него сильно изменился голос. Стал взрослее, что ли…
– Это все из-за меня, – глотая слезы, сказала я.
– Знаю, – ответил он.
– Откуда? – Я повернулась, но в темноте не могла разглядеть его лица. Видела лишь темный сгорбленный силуэт.
– Зевс догадался. Перед смертью…
– Раз так, почему же не остановил их? – Мои слова утопили слезы.
– Было поздно. Да и можно ли остановить лавину, когда она уже хлынула и набирает скорость? Дело ведь было не только в Салюте и Ночке. Это стало лишь поводом. Рано или поздно они все равно сцепились бы. У каждого нашлось множество причин проломить другому голову. Перед самой битвой Зевс сказал: «Мы настолько погрязли в войне друг с другом, что такой исход просто неизбежен. Не сейчас, так потом. Так давайте же решим все раз и навсегда!» Правда, он не думал, что кто-то придет нас добивать…
Я вздрогнула и опустила голову.
– Я же к его словам могу добавить то, – продолжал Шут, – что за века такие, как мы, научились выживать среди человеческого общества, но разучились самому главному – жить в согласии друг с другом. Хочешь узнать, как они все умерли?
Я покачала головой. Опустившись на колени, набрала в ладони холодный пепел. Он высыпался сквозь пальцы.
– Ну что, побывала в логове маньяков и убийц?
– Побывала. – Я сорвала с шеи крестик. – Вопрос лишь в том, кто на самом деле оказался убийцами…
И я бросила его в прах.
– Вот только не надо так категорично! Мы тоже не ангелы. Знаешь, сколько было убито прошлой ночью вот этими руками? – Шут поднял ладонь, растопырив пальцы.
– Еще кто-то выжил? – спросила я, заметив во мраке другой темный силуэт.
– Это Мун, приятель Рутры. Насчет остальных не уверен, – ответил Шут. – И, кстати, какое точное определение – «выжил»! Вот в этом-то между нами и разница. В том, что вы – живете, а мы – выживаем. Да только выживать мы вынуждены из-за таких, как… как ты!
Последнюю фразу Шут произнес, практически скрывшись во тьме. А через мгновение я поняла, что осталась одна.
Я выбралась из карьера, взглянула на город. Тот полыхал холодным электрическим светом. Потом я аккуратно повесила на плечо рюкзачок. В нем раздался всплеск.
– Все хорошо, Волос. Все будет хорошо, – пообещала я и пошла туда, где в заревах заката кровавыми отблесками змеилась река.
Часть 3
Бессмертие
ИСТОРИЯ ДЕНИСА
Все мы грешные!
Эту фразу часто повторял мой дед, пока не умер от цирроза печени. «Я так лечусь. Без этого давно бы сдох», – утверждал он, опрокидывая очередной стакан. Мне было семь, когда, вернувшись из школы, я обнаружил деда на полу посреди кухни, стонущего, но продолжавшего вливать в себя самогон. Одной рукой он прижимал к груди икону, а другой сжимал горлышко порожней бутылки. «Прости меня, Господи! Грешен я! Прости меня…» – повторял он, пока не испустил дух.
Все мы грешные!
Эти слова не сходят с потрескавшихся губ моей бабки. Этими же губами она каждый день прикладывается к бутылке, словно стараясь наверстать то, что не успел ее спившийся муж. Она часами, пьяная, может просиживать в «святом углу», вслух разговаривая с иконами. Говорят, они старинные. Они нам достались вместе с домом. Я неоднократно слышал от бабки историю о том, как мой прадед выбился в люди. Он был простым батраком до того, как над страной взвилось алое знамя революции. Прадед принял правильную сторону – подался в Красную армию. Результатом такого выбора и стал наш дом, отобранный у какого-то раскулаченного зажиточного крестьянина. Что стало с прежним владельцем, никто уж и не помнит. Или не хотят вспоминать?.. Прадед был идейным коммунистом, но, как утверждает бабушка, втайне все равно верил в Бога. Иначе зачем же он тогда закопал в огороде все найденные в доме иконы? Хотя, я думаю, на самом деле мой предок просто-напросто смекнул, сколько в будущем можно будет выручить за этот «опиум народа». Политика ведь меняется, ценности остаются. Достать прадедовский клад решились только после его смерти, когда одряхлевшее советское государство, как и большинство стариков перед смертью, вспомнило вдруг о духовности и ударилось в религию, постаравшись забыть, как рушило церкви в годы своего зарождения. Часть икон бабка оставила дома, часть отнесла в заново отстроенную местную церковь, где отец Алексий до сих пор молится о бессмертии прадедовой души.
Все мы грешные!
Эта фраза досталась в наследство моему отцу вместе с алкогольной зависимостью и полуразрушенным домом. Он искренне считает нашу семью несправедливо обделенной и за это ненавидит весь мир. Уверен, случись в стране еще одна революция, он, как и прадед, непременно стал бы на баррикады в надежде получить новый дом взамен того, что развалился (не без его участия, между прочим). «Почему одним все, а нам ничего? – любит под рюмочку заявить отец. – Мы грешим не больше других!» В итоге причину своих бед он нашел в «загубившей ему жизнь» моей маме, которая каждый день расплачивается за это синяками и ссадинами.
Все мы грешные!
Мне стало противно, когда эту фразу произнес мой старший брат на скамье подсудимых, прежде чем его закрыли на семь лет за убийство – пырнул ножом своего приятеля в пьяной кухонной ссоре. Через два года он вернулся по амнистии, но тут же отправился дальше по этапу, прервав еще одну человеческую жизнь. Я до сих пор не могу смотреть в глаза одинокой женщине, у которой он отобрал единственного сына.
Все мы грешные!
Выходит, мой обреченный младший брат тоже грешник? Он родился с врожденной астмой и с букетом других заболеваний. Траурным букетом. Неясно лишь, когда он успел согрешить…
Все мы грешные!
Так говорит моя мать, стирая белье в Страстную пятницу, потому что не успевает следить за хозяйством, вкалывая поваром по две смены. Она говорит так, когда ворует продукты в своей столовой, потому что тех грошей, что ей платят, не хватает на прокорм шести человек. Она сказала эту фразу после того, как заявила, что сможет даже убить, если кому-то из ее детей будет грозить смертельная опасность. Бабушка считает, что все это – смертные грехи, что на моей маме креста нет! Но, пожалуй, мама единственная святая в нашей семье.
Все мы грешные!
С этой фразой нам легче жить. Впитав с малолетства основы философии любви и сострадания, мы каждый день в пьяном угаре нарушаем все ее постулаты. А потом, глядя в печальные глаза взирающих с икон святых, просим у них прощения, стремясь хотя бы немного приобщиться к их святости. Да только с одной оговоркой: «Все мы грешные!» И убедив себя в том, что прощены, возвращаемся в привычный мир счастливыми праведниками: очищенными, как граненый стакан, готовый снова наполниться любыми грехами.
Все мы грешные?
Я никогда не назову себя грешником!
Если хотите узнать человека, взгляните, как он живет. Дом вам расскажет обо всем: о культуре, духовности, заботах, стремлении и мечтах своего владельца. Точно так же по внешнему виду населенного пункта можно судить о его жителях.
Наш поселок зовут Красновкой. Имя это произошло от фамилии какого-то неизвестного революционера, когда-то махавшего шашкой в этих местах. До его прихода поселок звали Александровкой, в честь одного из царей. А еще раньше – Тулукдыш: так эту местность именовали аборигены – питхи, жившие тут, пока их не прогнали казаки-первопроходцы.
Культура нашего поселка выражается в клубе. Он так и называется – Дом культуры. Днем там проводят собрания политически активные старожилы, а вечером политически пассивная молодежь отрывается по полной на дискотеках, потребляя все, что горит и пахнет. Вокруг клуба – деревья и кусты свободного роста в окружении загаженных домашней и уличной живностью газонов. Конечно же, газоны эти не знают, что такое коса и стрижка, и их разнотравье достигает окон первых этажей. Вечно царящее вокруг Дома культуры зловоние мочи и перегара не под силу устранить дождям, которые устраивают поселку редкие помывки.
Духовный мир поселка символизирует почерневший остов старой церкви, на которую в начале двадцатого столетия у прежней власти не хватило динамита. Церковь эта семьдесят лет мрачным изваянием нависала над поселком, пугая детишек выбитыми окнами. Теперь же к церкви приставили священника, внутри сделали легкий ремонт и воздвигли какой-никакой иконостас. На внешнюю отделку средств, конечно же, не хватило, а потому снаружи церковь все равно осталась чудовищным мрачным исполином, в который далеко не каждый рискнет заглянуть, чтобы увидеть скромную внутреннюю красоту.
Заботы поселка бесконечным людским роем ежедневно вьются около единственного завода и единственной воинской части. Даже тот, кто не является рабочим или военным, непременно участвует в прокорме, одевании или обворовывании этих двух объектов. К ним же сводятся и жизненные стремления жителей поселка: у молодых – рано или поздно примерить робу или форму, у взрослых – как можно дольше удержаться в цеху или в казарме, пока не выпроводят на пенсию.
Мечты в нашем поселке ни в чем не выражаются. Их попросту нет.
Днями поселок работает, костеря задержки зарплаты. Зато, когда получает деньги, на радостях пропивает все подчистую, порой уходя в недельные запои. Благо самогон он гонит практически в каждой квартире и хатке. Питается поселок в основном с огородов, которые укутывают его подобно старому сшитому из коричнево-зеленых лоскутков одеялу, раскинувшемуся вокруг от горизонта до горизонта. Близость китайской границы снабжает поселок необходимым минимумом одежды, за которую тот вывернул все свои чахлые недра, сдав на металлолом все, что мог достать: от медной проволоки до ржавых остовов экскаваторов, разбросанных по заброшенным карьерам. А вообще, поселок в меру примерный гражданин и жителей своих убивает исключительно по пьяни, считая это вполне смягчающим вину обстоятельством. И, конечно же, он не заметил, как однажды ночью на его темных улицах появились два чужака, и как одно живое существо пыталось убить другое.
Я не видел, как именно это происходило, мне об этом рассказали позже. Однако мое склонное к фантазиям воображение не раз рисовало мне такую картину:
Дорога. Гаражи сплетаются в темный лабиринт. В мечущемся свете фонаря поблескивают застилающие дорогу гладкие камни и десятки мокрых металлических ворот. По железным крышам тарабанит дождь, отчего в округе стоит равномерный гул. Нарушает его лишь шорох быстрых шагов по гравийке.
Под фонарем возникает человек. Полумрак почти скрывает его, лишь ярким пятном сияет белая куртка.
Раздается хлопок тетивы. Рассекая капли, к человеку мчится короткая стрела. Но в этот момент ее цель поскальзывается – и к обитой жестью стене гаража пригвождаются лишь несколько мокрых темных волос. Пустынная улица отзывается железным гулом. Человек вскакивает, испуганно озирается. Убегающие вдаль тоннели гаражей кажутся ему безлюдными. Единственное движение: в шипящих лужах пляшут черные тени на фоне затянутого тучами неба.
В арбалет ложится вторая стрела.
Человек бежит, скользя по грязи разбитой дороге, стараясь поскорее выбраться из предательски яркого фонарного света. Да только мелькающая во мраке светлая куртка все равно делает его отличной мишенью.
Хлопок. Человек, держась за бок, со стоном падает на колени. По светлой ткани расползается темное пятно.
– Пожалуйста… – стонет он.
– Умри, тварь! – отвечает холодный мужской голос.
Из мрака выступает другой человек. Черные шляпа и плащ сливаются с тьмой, делая его похожим на призрака. Небольшой арбалет кажется продолжением руки. Разряд молнии на мгновение освещает направленный на жертву блестящий наконечник стрелы.
– Ты?! – поражен белый человек. – И ты убьешь меня? Ты!.. Убьешь меня?!..
Черный человек медлит. И все же его палец ложится на спусковой механизм.
Внезапно вспыхивает яркий свет. Черный человек жмурится, поднеся руку к глазам. В конце гаражного тоннеля ослепительно сияют два желтых глаза автомобильных фар. Арбалет мгновенно исчезает под полой плаща. Мимо, ныряя колесами в лужи и ворча старым двигателем, мчится белый автомобиль. Когда его красные огни скрываются за поворотом, арбалет снова оказывается в руке черного человека, но жертвы перед ним уже нет.
– Тварь! – раздается слово, хлесткое, словно щелчок тетивы.
Черный человек смотрит по сторонам и замечает мелькающее вдали белое пятно. Куртка! Он бежит туда, но, преодолев несколько метров, замирает. Его взгляд озадаченно мечется по сторонам. Перед ним дороги сплетаются в перекресток, вдаль разбегаются абсолютно одинаковые темные коридоры гаражей. В конце каждого – мрак.
Человек с арбалетом не спеша возвращается к обитой жестью стене. На торчащую в ней стрелу ложится рука в черной перчатке. После сильного нажима стрела поддается, высвобождается и исчезает в кармане длинного черного плаща.
Гремит гром.
Черный человек возводит глаза к сердитым небесам. Губы его что-то шепчут – не то молитву, не то проклятие, – и во мрак, туда, где скрылся светлый человек, упирается холодный, полный ненависти взгляд.
Ночь
– Ты красивая!
– А еще какая? – Света игриво наклонила голову и отбросила с глаз непослушную светлую челку.
– Ну… добрая… – Я отвел глаза. Взгляд пробежал по стене с плакатом, изображавшим лунный пейзаж, вырванный из какого-то научно-популярного журнала, по столу, заваленному школьным хламом и раскрытому на середине пузатому учебнику по высшей математике, скользнул по яркому абажуру настольной лампы, и, не найдя пристанища, снова остановился на золотом колечке, подобно звездочке горящему на ее пальце. Что поделаешь, говорить девушке комплименты – не моя стихия. Да и не только комплименты. Завидую людям, умеющим красиво сыпать словами.
– А что тебе больше всего во мне нравится? – настаивала Света.
Я задумался, поправил сползающие с переносицы очки. Взгляд скользнул от колечка к выглядывающей из-под красной короткой юбочки коленке.
– Имя, – наконец выдавил я из себя.
– Имя? – Света расхохоталась. Но тут же серьезно прибавила: – Значит, во мне тебе нравится только имя?!
– Ну… Не имя… Глаза, например… – Наши глаза на мгновение встретились: мои карие – полные любви и надежды, и ее лазурные – насмешливые.
– Не имя? – возмущенно воскликнула она. – Что ты имеешь против моего имени?
– Да нет же… Света – очень хорошее имя! Означает – несущая свет… Тебе что, нравится меня дразнить? – Я вскочил со стула и подошел к окну.
– Значит, разговор о моей внешности для тебя «дразниться»? – сердито сказала Света. – Так, Денис?
В ее голосе уже не было веселости, скорее раздражение. Я смотрел, как ползут по стеклу длинные, похожие на слезы дорожки и бьется о карниз черной тенью ветка сирени. Дождь!
– Света, что-то случилось? – спросил я, повернувшись. – Ты какая-то странная в последнее время.
– Да так, ничего... – Она нервно дернула плечами. Потом, подумав, подняла на меня глаза: – Денис, каким ты видишь будущее?
– Будущее? – повторил я, и взгляд мой метнулся к книжной полке с рядом книг: Гарри Гаррисон, Филипп Дик, Роберт Хайнлайн, Айзек Азимов, Кир Булычев... – Ну там летающие машины, роботы, компьютеры, космические путешествия...
– Да нет, – мотнула она головой. – Я о твоем будущем. Как ты себя видишь, скажем, через десять-пятнадцать лет?
– А, ты об этом! – Я мечтательно посмотрел на плакат с лунным пейзажем. – Я вижу себя на Луне.
– Чего? – захлопала она глазами.
– Ну да, на Луне. На станции, которую сам же спроектировал... О, хочешь, покажу свои последние наработки?
Подбежав к столу, я вынул из-под него свернутый трубочкой свой последний шедевр – исчерченный карандашом лист формата А3.
– Конечно, это всего лишь набросок, над проектом еще работать и работать… И все же, думаю, он вполне осуществим. Такую базу на Луне реально построить. Смотри, вот тут будет размещаться лаборатория, здесь – фабрика для производства кислорода, тут – жилые помещения, а вот этот квадрат – посадочная площадка…
Я запнулся и замолчал. Видимо, не такого ответа она ожидала. На лице у Светы было такое выражение, словно с ее сжатых губ вот-вот сорвется нечто обидное, вроде: «Да пошел ты со своими лунатиками!..» Однако вслух она сказала:
– Поздно уже. Я домой пойду.
Я с грустью взглянул на чертеж, затем на огромные висящие над кроватью часы. Их стрелки и правда подползали к полуночи. Вздохнув, я молча поплелся за Светой в сени. Обулись. Вышли на улицу. Раздался хлопок, и над ее головой раскрылся алый зонт. Она спустилась с крыльца. Я догнал ее.
– Проводить?
Света молча распахнула калитку.
– Свет, ты что, обиделась?
– Да нет, что ты… – Она натянуто улыбнулась. Видимо, хотела добавить еще кое-что, но передумала.
– На дураков не обижаются, да?
– Нет, что ты… – дернула она плечами.
– Значит, обижаются! – Я попытался скопировать ее обычный высокомерный тон.
– Прекрати! – Она постаралась улыбнуться мягче, но не получилось. – Просто я устала, а завтра рано вставать. В школу опаздывать нельзя, скоро ведь выпускные экзамены.
– Давай все-таки провожу, – Я шагнул за калитку, но она остановила меня:
– Уж как-нибудь сама по себе. Пока!
– А поцеловать!
Света на мгновение замерла, будто размышляя. Все же вернулась, прикоснулась к моей щеке холодными губами. И поспешно зашагала по дорожке. Зонтик прогнулся под порывами дождя и ветра. Я остался у калитки – мокрый и одинокий, провожая ее взглядом побитого пса. Ее хрупкая стройная фигурка из-за брызг дождя, заливающих очки, походила на мутное пятно. Этот призрак скрылся за поворотом, а я все стоял, кутаясь в промокшую насквозь болоньевую куртку.
«Впрочем, она права, – подумал я. – Надо идти спать. Еще не хватало опоздать на уроки перед самыми выпускными экзаменами». Я повернулся к калитке, как вдруг мое внимание привлекло другое пятно – белое, двигающееся в мою сторону с другого конца переулка. Я поспешно протер очки платком, снова нацепил, прикрывая ладонью от дождя, и разглядел человека, медленно бредущего вдоль забора. Пятно оказалось его белой курткой. Судя по походке, человек был либо вдрызг пьян, либо… Он часто останавливался, опираясь о забор, отдыхал и упорно шел дальше. И явно терял силы.
Я заколебался. По округе часто бродят местные алкаши: свяжешься – себе дороже. Но этот был явно не пьян. Вот он снова остановился, опершись о забор, постоял какое-то время… И вдруг беспомощно осел в дорожную грязь. Я тут же бросился к нему.
Приблизившись, я невольно замедлил шаг. Человек сидел на земле, тяжело дыша. В глаза бросилась дыра в куртке и струящаяся из нее кровь. «Вот тебе и раз! На кой меня понесло ему помогать? Ведь мог же сделать вид, будто не заметил. Теперь же неизвестно, чем все это кончится. Тут явно попахивает криминалом…» И тут же новая стыдливая мысль: «Конечно, отличный аргумент, чтобы бросить человека умирать!..»
Я наклонился и задал самый нелепый вопрос, какой только можно брякнуть в подобной ситуации:
– С вами все в порядке?
Человек приподнял голову. Заросшее бородой лицо исказила гримаса боли, в глазах угасала надежда:
– Помоги!.. Спрячь!..
– Может, скорую вызвать?
– Не надо... скорой... – выдохнул он и снова уронил голову.
«Ну точно криминал! Вот я попал!.. Свезло так свезло – как покойнику...» – с досадой подумал я. И все же, взвалив раненого на плечо, побрел к своему двору.
Закрывая за нами калитку, я заметил в конце улицы похожую на тень фигуру человека в черной шляпе и длинном плаще. Ох и не понравилась мне эта фигура…
Раненый едва шевелил ногами, поднимаясь по длинной приставленной к стене сарая лестнице. Я распахнул дверцу и с трудом втащил тяжеленное тело на чердак. Зажег свет. Висящая под потолком тусклая желтая лампочка осветила устилающее пол сено, дощатые стены и бревна потолочного перекрытия. Взглянув на распростертого на сене человека, я испугался: «Неужели умер?» Пощупал пульс. Пульса нет! Наклонился, прислушался. Несмотря на шум тарабанившего по крыше дождя, я вроде бы различил слабое дыхание. Постарался убедить себя, что мне не показалось, и незнакомец действительно жив. Меня передернуло при мысли о том, что это не так. Тогда скоро придется объясняться сначала с милицией, а потом с отцом. Причем неизвестно, что страшнее…
– Потерпи. Сейчас вернусь.
Погасив лампу и прикрыв за собой дверцу, я быстро спустился на землю. На полпути к дому задумался, а потом вернулся и убрал лестницу за угол сарая: «На всякий случай, чтобы никто не поднялся… Или не спустился?!..»
Дома я, стараясь не шуметь, принялся быстро осматривать шкафы.
– Что ищешь?
Я вздрогнул, оглянулся. В приоткрытой двери спальни стояла моя десятилетняя сестренка Аленка. Белая ночная рубашка делала ее похожей на привидение.
– Фу, напугала!.. Чего не спишь? – шепотом спросил я.
Сестренка продолжала рассматривать меня недоверчиво-любопытными глазами.
– Аленка, не знаешь, где аптечка?
– Там, на верхней полке, – Она указала пальцем. – А тебе зачем?
– Соседка баба Нюра попросила… – промямлил я первое, что пришло на ум. И прибавил: – Родителям не говори, ладно?
– А что мне за это будет? – хитро прищурилась сестренка.
– Как раз тогда ничего не будет. А если скажешь, поколочу, – шутливо погрозил я.
– А я папе расскажу, и он тебя сильнее поколотит.
Тут не поспоришь.
– Ну, Аленка, не будь врединой! Пусть это будет наша с тобой тайна.
– Пообещай показать мне свою секретную базу!
– Посмотрим.
– Нет, пообещай.
– Ладно, обещаю. Иди спи давай.
Аленка нехотя скрылась за дверью. Разыскав наконец аптечку, я снова выскочил во двор и хотел уже лезть на чердак, как вдруг раздался стук. Я приблизился к калитке, приоткрыл ее и отшатнулся. Передо мной возник высокий человек в длинном черном плаще. Из-под широкополой черной шляпы меня внимательно изучали два пронзительных глаза.
– Только что в этот двор вошел человек, – сказал незнакомец. Это звучало не как вопрос. Как утверждение.
– С чего вы взяли? – быстро ответил я и отвел глаза.
– Это очень опасный преступник, – продолжал человек в черном, чеканя каждый слог. – И если он здесь, вы подвергаете свою жизнь и жизни близких вам людей огромной опасности.
Я смутился. Мой взгляд забегал, ища поддержки, и вдруг остановился на торчащей из-под плаща незнакомца блестящей рукоятке. Пистолет?!
– Простите, а вы кто? – осторожно поинтересовался я.
– Из милиции, – ответил человек в черном, запахнув плащ. И, опередив мой следующий вопрос, быстро добавил: – Мне что, удостоверение показать?
Не дожидаясь ответа, он ткнул мне в лицо какую-то корочку и тут же убрал. Конечно же, я не разглядел ни слова. И все же что-то в этом человеке мне не понравилось.
– Здесь нет никого, – наконец тихо, но твердо сказал я и хотел захлопнуть калитку. Но человек в черном успел просунуть в проем ногу.
– Поймите, это очень, очень опасный человек! – с нажимом сказал он, протискивая между калиткой и забором плечо.
– Что вы делаете? – вскричал я и в следующий миг отлетел в сторону.
Черный человек шагнул во двор.
– Вы не из милиции! – с трудом выговорил я.
– Это не имеет значения. Где он?
Я посмотрел по сторонам. Закричать? А если на крик сбегутся мои родные и он их убьет?.. И тут я вспомнил!
– Лорд! – позвал я.
В глубине двора раздалось ленивое рычание, а потом цокот когтей по бетонной дорожке. Черный человек едва успел выскочить за калитку, как следом за ним в проем сунулась свирепая морда огромной овчарки и заклацала в воздухе зубами. Дальше собаку не пустила цепь.
– Это ведь для него, да? – Черный человек указал на зажатую в моей ладони аптечку. – Еще раз предупреждаю, вы совершаете большую ошибку.
Я молчал. Незнакомец окинул холодным взглядом хрипящего и рвущегося на цепи пса, развернулся и пошел прочь, скользя подошвами ботинок по грязи дороги, маневрируя между луж.
Захлопнув калитку, я долго стоял, прислонившись спиной к мокрому забору. Дождь кончился.
– Все, Лорд. Все. Уймись, – прошептал я, успокаивая скорее себя, нежели собаку. – Фу, говорю!..
Пес, все еще сердито порыкивая, тыкался мордой в мою ладонь и вскидывал грязные лапы, видимо, рассчитывая получить что-нибудь вкусненькое за верную службу. Я нервно отмахнулся.
На веранде зажегся свет.
– Денис, кто там? – раздался сонный пропитый голос отца.
– Баба Нюра. Соли попросила, – ответил я.
– Какая на хрен соль в первом часу ночи!..
Свет погас.
Я оттолкнул Лорда и, с трудом передвигая непослушные ноги, направился к сараю. Приставив лестницу, я какое-то время с сомнением смотрел вверх. «А если черный человек прав и это действительно какой-нибудь бандюга? – билась в голове мысль. И я тут же вспомнил дыру в куртке и хлещущую из раны кровь. – Ладно, не важно. Он может и концы отдать прямо у нас на чердаке. Надо что-то сделать. Да и вообще, преступник или нет, он же человек!..» Я полез вверх.
Распахнув дверцу, я замер: в тусклом затекающем на чердак уличном свете виднелся лишь устланный сеном пол. На нем – никого! Я осторожно забрался внутрь, принялся шарить рукой по стене в поисках выключателя… И тут кто-то схватил меня сзади. Я дернулся, попытался закричать, но рот сдавила крепкая ладонь. Дверца чердака захлопнулась.
– Он ушел? – раздался около уха хрипловатый шепот.
Я кивнул.
– Кричать не будешь?
Мотнул головой.
– Честно?
Кивнул.
Чужие руки разжались. Я быстро отполз к противоположной стене, потирая шею. Человек в белой куртке устало опустился на пол. Даже в полумраке было заметно, что сено рядом с ним потемнело от крови.
– Ты не бойся, – тяжело дыша, сказал он. – Я должен был убедиться, что ты один.
Что я мог ему на это сказать? Я думал лишь о том, что сбылись мои самые плохие предчувствия, и я влип по полной. Кто он: беглый зек, террорист, маньяк?..
Я потянулся к выключателю.
– А вот света не надо!
Отдернул руку.
– Вы кто?
– Ты можешь называть меня Рутрой.
– Тот мужик в черном… Он сказал, что вы…
– Я все слышал. – Он кивнул на небольшую щель в дальнем углу сарая, как раз напротив калитки. – Он тебе соврал.
– Ну а вы, конечно же, будете говорить мне только правду и ничего, кроме правды, – с горькой усмешкой заметил я.
– Нет. Я буду молчать. Чем меньше ты узнаешь обо мне, тем лучше. Для тебя же лучше! Скажу лишь: о том, что ты и твоя семья в опасности, тот человек соврал. Я не причиню вам вреда. Остальное неважно.
Я с сомнением взглянул на Рутру. Тот действительно вовсе не походил на бандита. Повстречай я его при иных обстоятельствах, решил бы что он какой-нибудь художник, учитель или доктор – уж слишком интеллигентный вид и правильная речь. Хотя, говорят, самые кровожадные маньяки происходят именно из интеллигентных семей…
– Тот человек… кто он?
– Говорю же, тебе лучше как можно меньше обо всем этом знать… – Его голос слабел. – Я бы рассказал, если б это как-то могло помочь. Но боюсь, наоборот, лишь навредит. Они и так теперь будут тебя преследовать… раз ты меня… спас…
– Преследовать? – насторожился я.
Но Рутра не ответил. Голова его поникла, дыхание стало тяжелым, хриплым.
– Эй… – Я тронул его за плечо. – Ты живой?
Я слегка толкнул Рутру, тот повалился на бок. Мертв! Или без сознания? Расстегнув на нем куртку, я задрал свитер и, с отвращением взглянув на торчащее из раны оперение короткой стрелы, поморщился, словно это у меня посреди пуза была дыра. Осторожно прикоснулся к стреле. Раненый даже не шелохнулся. Вздохнув, я неуверенно потянулся за аптечкой.
День
Утром я, как обычно, долго лежал в постели, зевая и потягиваясь. Пока вдруг не вспомнил минувшую ночь. Тут же вскочил и принялся быстро натягивать джинсы. Схватил будильник, обязанностью которого было разбудить меня в семь часов утра, встряхнул. Его стрелки безжизненно замерли в районе четырех. Отдернув штору, я, щурясь, взглянул на солнце, стараясь определить, который примерно час. Потом вспомнил о настенных часах: висящие над кроватью куранты показывали 9:00. Девять часов?!.. Я помчался на кухню и буквально столкнулся с матерью.
– Чего несешься как угорелый? – воскликнула она, поймав меня. – Опаздываешь? Ты же говорил, что тебе ко второму уроку. Вот я будить и не стала…
– Лучше бы разбудила.
– Слушай, какой ты у меня большой стал! – Мама сильнее прижала меня, разглядывая с ласковой улыбкой располневшей Моны Лизы. – Мой Денни-исочка-а-а…
– Ну, мам… – Я попытался высвободиться из объятий. – У меня дел по горло.
– Все вы ласковые, пока маленькие. А как подрастете, так сразу: дел по горло… Можно ж матери минутку уделить? – Она вдруг умолкла, перехватив мой взгляд.
– Снова он?
Мама отвернулась, прикрывая ладонью сливового цвета кровоподтек на лице.
– Вернулся пьяный после работы. Видать, аванс получили. Сердитый… – словно оправдываясь, ответила она.
Я зло взглянул на дверь спальни, из-за которой раздавался протяжный храп моего отца. Мама тут же схватила меня за руки. Ее взгляд умолял: «Не надо. Проснется, только хуже будет».
– Ладно, мне на работу пора, – быстро проговорила мать, видимо, стараясь ускользнуть от дальнейших расспросов. – Каша на плите. На обед я тебя жду у себя в столовой. Пока.
За матерью захлопнулась дверь.
Я вошел на кухню. У обеденного стола посреди грязного пола копошился мой пятилетний братик Мишка. Он возводил замок из порожних бутылок, украшая его поднятыми с пола окурками.
– Совсем обалдел? – вскричал я. – Нашел с чем играть!
– Папа вчера сказал, что можно, – невозмутимо ответил тот.
– Пошел бы лучше на улицу, в песочницу к ребятам.
– Но папа сказал, что…
– Плевать на папу! Я сказал, иди! – крикнул я и в сердцах разрушил бутылочный замок.
Мишка закусил губу, глаза его заблестели – вот-вот разревется. Я присел рядом с братом на корточки.
– Ну, хочешь, я тебе космический корабль сделаю, а?
– Настоящий? – оживился Мишка.
– Как настоящий! Но только, чур, в мусоре больше не копаться. Идет?
Приняв условия моей капитуляции, Мишка улыбаясь побежал во двор. Сейчас всем разболтает про корабль. Что ж, придется делать…
Вспомнив, зачем пришел на кухню, я вынул из шкафа литровую банку и наполовину наполнил ее кашей. Затем отрезал от лежащей на столе буханки хлеба несколько кусков, запихнул их вслед за кашей. Банку сунул за пазуху.
Оказавшись на улице, я посмотрел на небо: ни облачка. О ночном ненастье напоминали лишь лужи на необсохшей земле. Придерживая болтавшуюся за пазухой банку, я было пошел к сараю, но по пути вспомнил о человеке в черном. С опаской посмотрев по сторонам, прислушался. Затем подошел к калитке, выглянул на улицу и тут же заметил стоявшую в конце переулка фигуру в черном. Может быть, просто прохожий?.. Хотя вряд ли. Я захлопнул калитку и побежал к сараю.
Лестница стояла в стороне, там же, где я оставил ее ночью. Пододвинув ее к дверце чердака, я полез наверх, озираясь на каждой ступеньке. За моей спиной простирались огороды, а дальше лес, за которым поблескивала река. Вокруг ни души. Забравшись на чердак, я быстро захлопнул за собой дверцу. Сквозь множество щелей в помещение вливался солнечный свет, настолько яркий, что лучи казались материальными, словно воткнутые во мрак светлые стрелы. Рутра лежал в самом темном углу. Бинт на его животе потемнел от крови.
– Рутра! – шепотом позвал я. – Ты жив?
Тот оставался неподвижен. Я медленно приблизился, тронул его за плечо. Затем встал на колени, приложил ухо к груди, прислушался. Сердцебиения нет! Неужели умер? Но в этот момент Рутра дернул рукой и тихо застонал. Жив! Я облегченно вздохнул. Значит, просто спит.
В пусть и тусклом, но дневном свете у меня появилась возможность получше рассмотреть ночного гостя. Рутре на вид оказалось лет тридцать пять – сорок. Правда, думаю, ему сильно прибавляла лет всклокоченная давно не видавшая бритвы и ножниц борода. Судя по стрижке, его темных с рыжиной волос парикмахер не касался месяца два, не меньше. И все же, несмотря на столь неопрятный вид, Рутра не походил на бомжа: одежда на нем была хоть и грязной, но небедной, почти новой, если не считать пробитой стрелой дыры. Да и вообще весь его вид отдавал чем-то городским. В нашем поселке так никто не одевался.
Минут пятнадцать у меня ушло на то, чтобы сменить бинт. Рутра за это время так и не проснулся. Я взглянул на часы: уже и в школу пора… Поставив банку на видном месте, я спустился с чердака и снова убрал лестницу за угол. Дома схватил сумку с учебниками и тетрадями и со всех ног помчался в школу.
Всю дорогу я шел словно под прицелом снайпера, вертя головой, как параноик. Но человека в черном так и не повстречал. Все оказалось проще: тот ждал меня у школы. Издали заметив его на крыльце, я мигом нырнул в ближайшие кусты. Выглянул. Черный человек прохаживался по крыльцу, поглядывая по сторонам и часто бросая взгляд на часы. Я не сомневался, кого именно он ждет. Но как он узнал, где меня найти? Хотя, если разобраться, школ в поселке всего две, в нашем районе – только эта. К тому же он мог запросто расспросить обо мне соседей. Что делать? Учитывая, как этот человек ночью ломился к нам во двор, а главное, памятуя о торчащей из-под плаща блестящей рукоятке, я не имел никакого желания с ним встречаться.
Зазвенел звонок на урок, а я продолжал отсиживаться в кустах. Мимо пронеслась толпа опаздывающих школьников. По идее, и мне бы пора…
Я чуть не вскрикнул, когда кто-то схватил меня за руку.
– Здорова!
– Блин, напугал!
Это оказался мой одноклассник и лучший друг Генка.
– Ты чего тут?
– Рубль потерял.
Я принялся искать в траве несуществующую монету.
– Какой на фиг рубль? – вскричал Генка. – Пойдем скорее. Химичка и так нас за опоздание на куски порвет. Не хватало пару получить на выпускном экзамене.
Тут уж Генка был абсолютно прав. В те дни для меня в жизни решалось все: либо хорошо сдам выпускные экзамены и поступлю в университет, либо… О последнем я не хотел даже думать. Учителя знали это и драли с нас по три шкуры. Особенно с нелюбимых учеников, таких как я.
Генка заторопился к школе. Я обреченно поплелся следом. Приближаясь к крыльцу, я старался не смотреть в сторону черного человека и как мог прятал лицо. Но едва мы взошли на ступеньки, незнакомец вдруг взглянул в нашу сторону.
– Здравствуйте! – воскликнул он.
Я замер. Человек в черном пошел прямо на меня. Сердце сжалось, дыхание перехватило. Я уже готов был рвануть с места и бежать куда глаза глядят, как вдруг черный человек зашагал мимо. Бегло оглянувшись, я обнаружил, что он заговорил с идущим позади директором школы. Я тут же проскочил в школьные двери.
– Ты чего такой? – удивился Генка.
– Какой? – Я еле дышал.
– Какой-какой… Как будто за тобой маньяк гонится.
– Рубль жалко, – ответил я.
Гена рассмеялся. Мне было не до смеха. Я подглядывал в окно, как общается с директором черный человек. «А вдруг я ошибся? Быть может, это не тот, а просто какого-нибудь папашу в школу вызвали? Мало ли кто в поселке носит черные плащи и шляпы...» В этот момент директор взглянул на окно и встретился со мной взглядом. Он тут же с улыбкой указал на меня черному человеку. Перехватив его холодный взгляд, я остолбенел. Это точно он!
Я заторопился прочь, но не успел дойти и до середины школьного коридора, как услышал позади окрик директора:
– Денис!.. Ракитин!.. Погоди!
Пришлось остановиться. Убегать от директора бессмысленно: в любом случае найдет – посмотрит расписание уроков и явится в класс. Я покорно поплелся обратно.
– Денис, вот познакомься: Федор Степанович Соколовский, профессор из Погорского политехнического университета. Ездит по школам и агитирует талантливых ребят для поступления. Тобой интересуется.
– Очень приятно, – промямлил я, стараясь не смотреть на черного человека.
Тот, наоборот, не сводил с меня своих холодных глаз.
– Ну, вы общайтесь, – сказал директор. – А я пойду. Дела.
Директор скрылся в дверях своего кабинета, оставив нас наедине. Я стоял с опущенной головой, не решаясь поднять глаз. Не набросится же он на меня прямо посреди школы?..
– Денис, мне нужно вам кое-что объяснить, – неожиданно смиренным голосом сказал черный человек. Полная противоположность тому, что было ночью!
– Никакой вы не профессор. Вчера вы были милиционером.
– Да, я не профессор, – признался черный человек. – И не из милиции. Я священник.
Я удивленно поднял глаза, встретился с его ледяным взглядом и снова уставился в пол. Да уж, к такому на проповедь я бы точно не пошел!..
– Чего вам от меня надо?
– Только поговорить. Я знаю, что вы кое-кого скрываете у себя дома…
Я хотел возразить, но человек в черном поднял руку:
– Не отрицайте. Я знаю, что скрываете. Конечно же, вы ему верите. И я понимаю также, что сейчас вы не поверите ни единому моему слову. Ведь я не умею так мастерски лгать, как тот, кого вы прячете. Но есть один человек… Он ваш, местный, из Красновки. Быть может, вы поверите ему? Если только согласитесь встретиться с ним.
Я молча напряженно думал. Мастер лжи… А если он прав? Если я действительно приютил какого-нибудь маньяка-убийцу? Ведь я не знаю, насколько можно доверять этому Рутре. Что мне о нем известно? Да ничего! Вдруг он опасен? Но и идти куда-то с незнакомым подозрительным типом, который только вчера с угрозами ломился к тебе в дом…
– Что за человек?
– Его фамилия Гулов…
– Старик Гулков?! – удивился я. – Он же ненормальный!
Детсадовский сторож пользовался славой помешанного на чертовщине старикашки.
– Не стоит награждать людей ярлыками, пока не узнаете их ближе. Поверьте, если придете, сможете многое понять о вашем новом знакомом.
Я заколебался. Вплетение в эту историю повернутого на вурдалаках старика нравилось мне еще меньше. Что умного может мне сказать этот сторож? То, что Рутра какой-нибудь вампир? Гулов и так когда-то наградил подобным титулом одного ребенка, так от того до сих пор весь поселок шарахается.
– Я занят сейчас, – осторожно начал я. – У меня уроки.
– А я и не настаиваю, чтобы вы прямо сейчас отправились к Гулову, – мягко прервал человек в черном. – И все же советую заглянуть к нему как можно скорее. Желательно до того, как отправитесь домой. Надеюсь, я не прощаюсь.
Черный человек развернулся и направился к выходу.
– Как вас зовут на самом деле, можно хотя бы узнать? – бросил я ему в спину.
– Обычно меня называют отцом Пейном.
– Это что ли как «боль» по-английски? – удивился я.
Но тот не ответил, уже вышел из школы.
«Ну и имечко!» – подумал я, и поспешил на урок.
Химичка была в ярости, увидев меня, опоздавшего на пятнадцать минут, и тут же выставила за дверь. Это притом, что Генку, вошедшего немногим раньше, она впустила. С химичкой у меня была давняя нелюбовь. Впрочем, меня она ненавидела не больше, чем остальные учителя…
В коридоре я уселся на подоконник. Чтобы скоротать ожидание, достал из сумки сборник задач по теоретической механике университетской программы. Однако вникал в суть решений с трудом, мысли постоянно возвращались к двум людям: раненому, что лежал у меня на сеновале, и человеку в черном. Чем больше я думал об этом, тем бредовее мне казалась возникшая ситуация. В первую очередь меня смущал такой факт: если Рутра преступник, почему его ищет священник, а не милиция? И что это за священник с оружием под плащом, да еще и которого зовут отец «Боль»? Да еще и дружбу водит с местным сумасшедшим...
Зазвенел звонок. Из класса повалил народ. Показалась Света. Я кивнул, она улыбнулась в ответ, но одними губами. Взгляд ее оставался каким-то отрешенным, туманным. Впрочем, как все последние дни, или даже недели.
– О, а вот и наш пришелец из космоса! – раздался возглас. При звуках этого голоса внутри у меня похолодело. – Эй ты, лунатик, построил свою летающую тарелку?
Это был мой одноклассник Митрохин. В своей бессменной заношенной олимпийке болотного цвета, нестиранных месяцами потертых джинсах, грязных кедах, он отделился от толпы и двинулся на меня. Я сполз с подоконника, поспешно убрал в сумку учебник по «Теоретической механике», чтобы этот изверг не отобрал и не испоганил, поправил на переносице очки. Он приблизился с кровожадной ухмылкой хищника, загнавшего добычу, и уставился на меня снизу вверх тупым взглядом. Митрохин макушкой едва достигал моего подбородка.
– Че молчишь? – Он ткнул меня в кулаком грудь. – Контузило во время посадки?
Рядом заржала его свита – с десяток пацанов из нашего класса, вечно лебезящих перед этим садистом, чтобы самим не оказаться на месте жертвы, вроде меня. Впрочем, порой доставалось и им, как говориться, бей своих, чтобы чужие боялись. Засмеялись и стоявшие неподалеку девчонки. Даже Света. В первую очередь Света! Правда, перехватив мой взгляд, подавила улыбку. Нервы мои натянулись, словно пружина.
– Руки убери! – я отшвырнул его кулак.
– А то что? – Митрохин надвинулся так, что меня затошнило от его прокуренного дыхания.
Кулаки мои сжались. Он ждал, хищно щурясь, словно выпрашивая: ну давай же, бей! Ведь знал, что я не смогу этого сделать. Никогда не мог. И я бессильно разжал пальцы, отвел глаза.
– То-то и оно, – Митрохин с усмешкой отошел.
И все же ему этого показалось мало. Став у окошка неподалеку, он выгреб из кармана олимпийки горсть семечек и принялся щелкать, швыряя в меня шелуху.
– Пойдем! Ну их… – дернул меня за рукав Генка.
Я не шелохнулся. Не способный драться, я никогда не разрешал себе и позорно бежать – самолюбие не позволяло. И сейчас, как всегда, остался, чтобы терпеть, проклиная судьбу за то, что так и не научила меня сражаться кулаками. «Ничего, – стиснув зубы, по обыкновению успокаивал я себя. – Ты собираешься стать ученым, а ни спортсменом. Осталось подождать всего-то пару месяцев, а там выпускной, поступление в вуз и совершенно другая жизнь, где придется сражаться с дифференциалами и векторами, а ни с подобными отморозками». Да, неспособность причинять другим людям боль, как физическую, так и моральную, была моим проклятием. Особенно это стало проблемой в последние годы, в старших классах, когда окружающие меня девочки и мальчики достигли самого садистского возраста. Митрохин прекрасно это знал. Потому со мной никогда рук не распускал, наносил удары исключительно морально, что было много больнее. Уж лучше бы избил!
Шелуха Митрохина продолжала лететь в мою сторону, иногда попадая в цель. Я опустил голову, чтобы защитить хотя бы лицо.
– Светик, а этот выстрел я посвящаю тебе! – вдруг воскликнул Митрохин. – Скажи, куда попасть? В нос, ухо или по очкам?..
Света не ответила. Я чувствовал на себе ее полный жалости, но в то же время испытывающий взгляд. Она словно спрашивала: «И что, так и будешь терпеть?..»
То, что произошло дальше, стало неожиданностью даже для меня. Я вдруг рванулся вперед и, смяв в кулаках олимпийку на груди Митрохина, с силой ударил его о стену. Никогда не забуду, какое наслаждение я испытал, увидев на лице моего злейшего врага растерянность и страх. А еще я успел заметить, как отвращение и жалость в глазах Светы сменились любопытством и надеждой.
Вот только этим все и кончилось. Что делать дальше я понятия не имел. У меня лишь возникла спасительная мысль: «Зато сейчас он просто изобьет меня и закончится этот стыд. Ну, давай же, ударь!..»
Но тянулись секунды, а я все продолжал прижимать Митрохина к стене. Тот, видимо, понял, что я так и не смогу ударить, испуг на его лице сменился ухмылкой.
– Глядите-ка, наш Лунатик осмелел! – воскликнул он и резко оттолкнул меня обратно к окну.
И в меня снова полетела шелуха. Прямо в лицо.
– Прекрати! – не выдержала Света и, морщась, словно от боли, шагнула вперед, загораживая меня собой.
Митрохин кровожадно улыбнулся, покосившись на нее, но кидать шелуху перестал.
– А ты чего стоишь? – Света набросилась на меня и, яростно толкая, била словами: – Если не можешь драться, так уходи! А лучше б научился!
– Я собираюсь стать ученым, а ни... – начал я, но она жестко оборвала:
– Сначала стань!
И отвернулась, закрыв лицо ладонями. Мне захотелось обнять ее, успокоить, но я понимал, что так сделаю только хуже, ведь нас с любопытством и презрением рассматривали десятка три глаз одноклассников и случайных свидетелей. Мне оставалось лишь уйти, и я побрел по коридору, гонимый жалостью к самому себе. «Ничего, осталось всего два месяца. Пара месяцев и все кончится!» – И сам понимал, насколько ничтожно это звучит.
– Дениска! Ракитин! Ты ли это? Здорова! – остановил меня прокатившийся по коридору окрик.
Я с удивлением оглянулся. Заметил, что насторожился и Митрохин, когда увидел источник этого звука. На мгновение на его физиономии возникли недавние растерянность и испуг. Притихла и его свора. Да это и понятно, ведь окликнул меня здоровенный детина, у которого кулак размером с митрохинскую голову.
– Сто лет тебя не видел, братан, – с улыбкой воскликнул детина, протягивая руку. – Как сам?
– В режиме ожидания, – ответил я, пожимая здоровенную ладонь. – Считаю дни до старта.
– Куда?
– Куда-куда. На Луну!
– Ах, ну да. Я и забыл, что ты немного того… – Он смерил меня недоверчивым взглядом. – Выходит, не перегорело?
– Не волнуйся, жестяную ракету в сарае я больше не строю, – улыбнулся я. – Зато теперь мои мечты более приземленные, но и более осуществимые. Есть перспектива после школы поступить в университет и выучиться на инженера. Так что зубрю физику и высшую математику. А у тебя как жизнь?
– Нормально. Универ, общага, девки, пьянки…
Рядом с нами неожиданно возникла Света.
– Денисочка, не знаешь в каком кабинете у нас следующий урок? – промурлыкала она.
Я удивился этому тону. Словно и не было пары минут назад той постыдной ситуации.
– В тридцать шестом.
– Ясно, – равнодушно ответила Света. Похоже, номер кабинета в этот момент ее интересовал меньше всего. Больше – разговаривавший со мной парень.
– Какие нынче школьницы пошли. Просто красавицы! – к ее удовольствию заметил тот. – Кстати, меня зовут Анатолием.
– Светлана, – ответила она, изучая Толика любопытным взглядом.
А посмотреть было на что. Он выделялся на фоне толпившихся в коридоре старшеклассников не только атлетическим телосложением, но и черным строгим костюмом, а также зализанной назад прической. Голубоглазый, светловолосый, начисто выбритый, в руке – черный кожаный дипломат. Так в телесериалах изображают предприимчивых мачо, гордо смотрящих ввысь на пути по карьерной лестнице.
– Очень приятно, – томно сказала Света, целомудренно потупив взгляд.
– А уж мне-то как… – воскликнул Толик, оценивая и ее достоинства.
– Ну ладно, мне пора. Может, еще увидимся, – И Света пошла, вышагивая, словно по подиуму, напоследок окинув Толика таким взглядом, что я едва не взорвался от ревности.
«Она просто меня дразнит», – попытался убедить я себя. Такое ведь и раньше бывало. Света могла часами спокойно хихикать с подружками, не обращая на парней никакого внимания. Но едва поблизости появлялся я, она тут же принималась флиртовать и всем улыбаться. Видимо, ей доставляли наслаждение моя беспомощность и досада.
Зазвенел звонок.
– Пора и мне бежать, – сказал я. – Увидимся.
– Конечно, братан, – ответил Толик. – Я в Красновке еще с недельку побуду.
Следующим шел самый ненавистный для меня урок – алгебра. Ненавистный вовсе не потому, что я не соображал в точных науках. Наоборот, я считался едва ли не лучшим в школе, когда дело касалось формул и задач. У меня за плечами были две победы на областных олимпиадах, а в свободное от учебы время я как орехи щелкал университетские упражнения по высшей математике. Но если бы вы заглянули в классный журнал, непременно сказали бы, что я худший из худших. Почему? Судите сами. В тот день как раз произошла типовая ситуация, каковые возникали довольно часто.
Алгебраичка Инна Николаевна Монтина (мы ее называли не иначе, как Монтаной) ни с того ни с сего решила проверить у меня домашнюю работу. Причем только у меня одного. Домашку я всегда делал вовремя, так что бояться мне было нечего, и я смело протянул ей тетрадь. Монтана бегло взглянула на мои каракули и, видимо, не найдя ни одной ошибки, сильно разозлилась.
– Это что за помарки? Что за почерк? – вскричала она, мгновенно рассвирепев. – Тебя к первоклашкам на чистописание отправить надо. Тоже мне выпускник!
– Вообще-то, это к алгебре отношения не имеет… – начал было я.
– Рот закрой! – завопила Монтана. – Слушай сюда! Нечего пялить на меня свои бестолковые зенки! Еще слово скажешь – вообще останешься на второй год! В университет он собрался… Таким дурням, как ты, метлу в зубы и улицы мести. Пшел на место! Два!
И она нарисовала у меня в тетради жирную красную двойку. Как же мне хотелось в тот момент высказать Монтане все, что я думаю о ее педагогических методах. Но я знал, что никогда не смогу этого сделать. И она знала, потому продолжала меня ежедневно уничтожать. Я, молча опустив голову, отправился на место.
– Вот овца, – шепотом процедил сквозь зубы Генка. – Взяла двояк влепила ни за что! Чего она вообще на тебя взъелась?
– Известно чего, – ответил я. – В прошлом месяце она с моей матерью в столовой поцапалась. Та ей предъявила, что мне специально занижают оценки по алгебре и геометрии. Так с тех пор я даже тройки получать перестал.
– Но ведь это несправедливо! Мало ли кто с кем поругался. Соображать-то ты от этого меньше не стал.
Что я мог на это ответить? Лишь пожал плечами.
– Может, тебе директору стукануть? – толкнул меня в бок Генка. – Он вроде мужик хороший, хоть и физик. Он ее мигом на место поставит. Это ведь нечестно! Все скажут, что ты в математике лучше всех сечешь. На контрольных полкласса у тебя списывает. Даже этот урод Митрохин…
– Скажешь тоже – стукануть. Хочешь, чтоб я вообще выпускные экзамены завалил? Пусть уж лучше остается как есть. Глядишь, к экзаменам оттает.
– Что за разговоры на уроке! – перебила нас Монтана. – А ну вышли оба из класса!
Мы с Генкой сгребли учебники и выкатились в коридор.
Последним уроком была физкультура. После появления моего старого приятеля Толика Митрохин как-то разом присмирел. В раздевалке даже не взглянул в мою сторону. Но во время самого урока не сдержался и все-таки решил меня задеть.
– Направ-во!.. – скомандовал физрук. – Бегом марш!
Мы повернулись и затрусили друг за дружкой по спортзалу. И в этот момент чья-то подлая лапа неожиданно скользнула мне под ноги. Я не удержался и распластался на полу. По спортзалу покатился восторженный гогот одноклассников.
– Стой! – скомандовал физрук и с довольной улыбкой посмотрел на меня. – Ракетин, опять дисциплину нарушаем?
Ага, оказывается, подножку я сам себе поставил! При этом, уверен, физрук умышленно назвал меня «Ракетин», а не «Ракитин», намекая на мое увлечение космонавтикой.
– Ну чего ты там разлегся? Давай-ка ступай к турнику и сделай десять подходов за нарушение дисциплины.
Я встал, отряхнулся, растерянно посмотрел на учителя. Не шутит ли он? Тот не шутил.
– Давай-давай. Не задерживай. Класс ждет. Если не успеем за урок выполнить все запланированное на сегодня, будете торчать до победного. У вас же это, как я понимаю, последний урок?..
Раздался недовольный ропот. Все с ненавистью посмотрели на меня. Собрав волю в кулак, я подошел к турнику.
– Покажи нам высший пилотаж, чудило! – бросил мне в спину Митрохин.
Я повис на турнике. Да, драться я не умел, но вовсе не потому, что был слабаком. Причина неспособности бить людей была скорее психологическая, ведь физически развит я был даже лучше того же Митрохина. Было время, я даже в тренажерный зал ходил – солдаты из воинской части разрешали нам, мальчишкам, пользоваться их спортинвентарем в казарме. Потому я без труда стал подтягиваться. Вот только каждый мой подъем активно комментировался митрохинской сворой, а каждую их реплику сопровождал звонкий девичий смех. Взглянув через плечо, я увидел, что и Света улыбается. Руки мигом задрожали и ослабели, я едва не сорвался.
– Ну, давай, Ракетин, давай! – усмехнулся физрук. – Что ты висишь, как тряпка? Парней не позорь. Девочки смотрят!
– Просто он и есть тряпка, – хмыкнул Митрохин. – Правда, девчонки?
Те прыснули в ладоши. Я разжал пальцы и спрыгнул с турника.
– Чего слез? – насмешливо возмутился учитель. – А ну, полезай обратно!
Я молчал, упрямо глядя в пол.
– Полезай, говорю. А то двояк влеплю!
– Ставьте.
– Что значит ставьте? – опешил учитель. – Лезь на турник, говорю. Может, тебя подсадить? Ребята, а ну-ка, подкиньте его!..
– Это можно, – загоготала митрохинская свора и двинулась на меня.
– Да пошли вы со своим турником! – в отчаянии прокричал я и побежал к выходу.
– Ракетин, ты куда? – закричал мне вслед физрук. – Ракетин, а ну, вернись! Если не вернешься, поставлю «неуд» в четверти!
За мной захлопнулась дверь.
– Трудный подросток, – услышал я позади деланно сочувствующий вздох физрука под аккомпанемент хихиканий учеников.
В раздевалке я быстро переоделся, сгреб под мышку сумку и выбежал из школы – как всегда с уверенностью, что больше никогда в нее не вернусь. И все же понимая, что завтра буду вынужден снова войти в эти ненавистные двери.
Я знаю, за что меня не любят учителя. В первом классе у нас была классным руководителем некая Татьяна Григорьевна. От других учителей ее отличала весьма серьезная особенность – радикальное нетерпение к детским шалостям. Любой плевок, неосторожно брошенное слово, смешок во время урока молниеносно вызывали у нее истерику. На ее столе не задерживалась дольше недели ни одна линейка, ни одна указка – она ломала их в приступе ярости. Чаще всего они разлетались о спины и руки ее подопечных.
В принципе, будучи нормальными детьми, все эти причуды мы сносили безропотно: учительница взрослая, а значит – права. Зато вот моя мама, будучи тоже взрослой, не стерпела подобного обращения со своим чадом. Однажды, увидев у меня на спине синяк от указки, она решила сходить в школу и разобраться с обидчиком. И была весьма поражена, узнав, что гигантский кровоподтек мне оставил вовсе не мальчишка-хулиган, а пожилая Татьяна Григорьевна – заслуженный педагог со стажем. Еще больше она поразилась, когда, пообщавшись с другими родителями, поняла, что большинство из них знали о методах воспитания учительницы, но молчали, опасаясь испортить школьную карьеру ребенка.
Вот тут-то все и узнали, что на вид тихонькая моя мама может быть весьма суровой, когда дело касается ее детей. Она отправилась прямиком в районо, предварительно собрав пару десятков подписей с родителей, чьи дети также терпели побои. Татьяна Григорьевна была с треском выдворена из школы. И что парадоксально, казалось бы, все педагоги должны были возмутиться столь непедагогичным поведением своей коллеги. Ан нет! Наоборот, вторжение моей мамы в работу их дружного коллектива было воспринято учителями с негодованием. Как смеют наглые родители совать нос в воспитательный процесс?!.. С тех пор минуло десять лет, за это время успел наполовину смениться преподавательский состав школы, но учителя продолжали передавать из уст в уста легенду о том, как злая мамаша некогда посягнула на их независимость. Я же олицетворял собой живую причину этой угрозы. Конечно же, ни один из учителей, спроси его прямо, ни за что бы не признался, что я в школе – на особом положении. «Все дети у нас равны!» – услышали бы вы в ответ на каком-нибудь родительском собрании. И все же о том, как все эти годы выражалось на практике отношение ко мне наших «вторых мам и пап», красноречиво рассказывал мой школьный дневник, каждая страница которого была испещрена красными письменами...
До конца урока оставалось довольно много времени. Обычно после школы мы со Светой вместе ходили обедать в военторговскую столовую, где работали наши мамаши. Я знал, что, если заявлюсь туда один, это вызовет массу ненужных вопросов. Мать поймет, что я прогуливаю или изгнан с урока, разрыдается, скажет, мол, так надеялась, что хотя бы один из ее детей нормально окончит школу и выбьется в люди… Я сел на бордюр у школьной стены и принялся ждать. При этом я заметил, что неподалеку по школьному двору прогуливается Толик, но не стал его окликать. Мне вообще никого не хотелось видеть.
«Ничего, – как обычно, сказал я себе. – Им суждено остаться, а меня ждут великие дела! Мне бы только школу закончить…» И, успокоив себя таким образом, я вынул из сумки университетский учебник по термеху и принялся повторять уже десяток раз прочитанный материал. И постепенно, как это часто у меня бывало, мои мысли от печатных строчек устремились ввысь. В голове всплыли неоконченные расчеты проектируемой мной лунной базы: находились ответы, возникали новые вопросы. Я вынул из сумки блокнот и принялся делать пометки и расчеты. Прозвенел звонок, а я все продолжал увлеченно писать. Мимо с крыльца повалил народ. Я заметил, что Толик направился к школе. «Интересно, кого он ждал?» – подумал я, но продолжал работать. Шариковая ручка скользила по блокноту все быстрее, я торопился, чтобы успеть записать ценную мысль…
– О, привет!
Я вздрогнул. От неожиданности стержень ручки прочертил поверх слов и формул длинный фиолетовый зигзаг. Это же голос Светы!
– Еще раз здравствуй, красавица, – слащавым тоном сказал Толик.
– Какими судьбами? – игриво спросила Света.
– Да так… Я тут просто мимо проходил: смотрю, ты на крыльце стоишь. Дай, думаю, подойду, поздороваюсь…
Ложь! Он ведь тут уже полчаса околачивается! Я с трудом сдержался, чтобы не выйти к ним, но решил еще послушать. Что же будет дальше? А дальше они принялись болтать о всякой чепухе.
«Может, он вовсе и не ее дожидался?..» – Глупая попытка заглушить мою ревность.
– Кстати, какие планы на вечер? – наконец, как бы невзначай, спросил Толик. У меня не осталось сомнений: он ждал именно ее! – Не желаешь погулять? Можно в кафе сходить или на дискотеку…
Я напрягся. Сердце колотилось все сильнее.
– Ну, не знаю… – многозначительно протянула Света.
– Вообще-то, девушка сегодня уже занята! – с трудом сдерживая злость, воскликнул я, театрально появляясь из-за угла. Честно говоря, я заторопился, потому что боялся услышать ее ответ. А если б она согласилась?..
– О, Дениска! – воскликнул Толик. – А я и не знал, что вы… вместе.
Он окинул меня долгим взглядом. Перевел его на Свету. Та хихикнула.
– Да, – сурово сказал я, снова опережая ее возможный ответ. – Мы вместе!
И вновь ощутил пронизывающий долгий взгляд Толика. Мне показалось – или в нем мелькнула насмешка?
– Ну ты молодец, Дениска. Такую девчонку закадрил! – добродушно рассмеялся Толик. – Таких красоток еще поискать.
От подобных речей Света таяла на глазах.
– Ты смотри, береги ее, – прибавил Толик. – Как бы кто не увел…
– Не уведут! Я ей доверяю! – жестко ответил я.
– Да я ни на что не намекаю, – пожал плечами Толик. – Всякое ведь бывает…
– Толян, извини, мы торопимся, – все больше нервничая, сказал я, протягивая руку. – Рад был еще раз увидеться. Пойдем, Светлана!
Света не шелохнулась.
– Света?..
– А чего это ты мной распоряжаешься, а? – вдруг воскликнула она. – Вообще-то, я сама могу решить, когда мне пора, а когда нет. Я тебе вроде как не жена…
Все бы отдал, лишь бы не видеть выражения лица Толика в этот момент. Триумф – первое слово, какое приходит на ум.
– Значит, ты не идешь? – Я глянул на Свету. Та даже не удостоила меня взгляда. – Что ж… Как знаешь. Я в столовую. Подходи.
Я быстро пошел через школьный парк, зло срывая на ходу листья. Но, отойдя метров двести, все-таки остановился и принялся ждать. Света догнала меня минут через пять. «Все равно ведь пошла, – подумал я. – Лишь бы сделать по-своему!..»
От школы до военторговской столовой было шагов пятьсот. Это расстояние мы прошли медленно и молча. На крыльце столовой меня ждал еще один неприятный сюрприз.
– О, Светик, привет! – воскликнул появившийся перед нами в дверях какой-то молодой лейтенант. – Что-то давненько ты в нашей компании не появлялась.
– Да все дела, Сереженька, все дела… – Света окинула его кокетливым взглядом. – Как поживает ваш Стасик?
– Отлично поживает. О тебе все спрашивает.
Я не знал, кто такой этот Стасик, но мгновенно возненавидел его. Я и так весьма мало знал о личной жизни Светы, но теперь вдруг подумал, что совершенно не в курсе, как проводит досуг моя подружка, помимо тех редких часов, что мы бываем вместе. Да и вообще, насколько она мне подруга?.. Когда мне было двенадцать лет, я собрался с духом и предложил ей дружбу. Просто сказал: «Светка, давай дружить?» А в таком возрасте эти слова означают примерно то же, что и «будь моей девушкой» в подростковом. Тогда она ответила: «Давай». С тех пор я искренне верил, что это соглашение в силе во веки веков. И лишь теперь впервые задумался: так ли это?
Стоя в сторонке и слушая полуинтимный треп Светы и лейтенанта, я готов был провалиться сквозь асфальт тротуара и совершенно не знал, что думать и как себя вести. Но лейтенант решил все за меня. Заметив мое присутствие, он понял, что Света не одна, и, окинув меня пренебрежительным взглядом, повернулся ко мне задом, отгородив от подружки. Их и так с трудом слышный щебет стал еще тише. Окончательно почувствовав себя лишним, я ворвался в столовую.
– Че вылупились? – злобно бросил я глядящим со стен столовой деревянным уродам, неумело вырезанным на барельефах каким-то бездарным солдатом-срочником.
Я побрел вглубь зала, маневрируя между сидящими за квадратными столами и размеренно жующими офицерами в потертых «хэбэ». Тишину столовой нарушал лишь стук ложек о тарелки. Ноздри раздражал приторный запах сдобы, кислой капусты, вареного мяса.
– Денис, проходи сюда! – окликнула меня мама из-за стойки. На лице все та же Мона Лиза, только уставшая и румяная от кухонного пара.
Я миновал стойку и направился на кухню. На пути у меня возникла худощавая женщина с подобранными под белую косынку рыжими волосами.
– Жених, где невесту потерял? – весело спросила она. – Где моя Светка-то?
– Сейчас придет, – хмуро ответил я, усаживаясь за стол.
«Невеста» появилась вскоре: на губах какая-то загадочная улыбка, глаза сверкают. Но, когда ее взгляд встретился с моим, он тут же потух. Она, не произнося ни слова, села рядом и взяла ложку.
– Если я чем-то обидел тебя, прости, – тихо сказал я, глядя в тарелку.
– Да нет, что ты… – Света нервно дернула плечами. – И вообще, прекрати все время извиняться. Меня это уже бесит.
– Ладно, больше не буду. Извини.
Света сверкнула глазами, но промолчала. Мы оба без аппетита ковырялись ложками в супе.
– Слушай, Денис, а вы с этим Анатолием давно знакомы? – наконец нарушила она молчание.
– С девятого класса. Он тогда в одиннадцатом учился. Мы вместе в качалку ходили.
Да, было время, мы действительно вместе с Толиком ходили в тренажерный зал. Я предпринимал очередную попытку все-таки научиться стоять за себя. Он – чтобы все девчонки видели, как играют его мышцы под майкой, когда он бегает по спортзалу на уроках физкультуры. Дернув несколько раз штангу, Толик тут же оказывался у зеркала: словно измерял, на сколько миллиметров у него увеличился какой-нибудь бицепс или трицепс. Мы занимались вместе около полугода, потом Толик окончил школу и уехал учиться в Погорск. Вскоре бросил тренировки и я, после того как в том же зале ни с того ни с сего стал появляться Митрохин. Конечно же, ходить он начал туда из-за меня. Видимо, не хотел упускать возможности лишний раз меня помучить.
– И как он? – равнодушно глядя в тарелку, спросила Света.
– Толик?.. Нормальный парень. Мы с ним всегда ладили. А что?
– Да так, ничего… – Света задумчиво пожала плечами. И тут же спросила, видимо, стараясь сменить тему: – Кстати, сегодня вечером дискотека в школе. Ты пойдешь?
– Ну… – смутился я. Честно сказать, я всегда терпеть не мог подобные мероприятия и никогда их не посещал. Да и Света об этом знала…
– Значит, мне одной идти? – Она в упор посмотрела на меня. – Или найти кого-нибудь, кому не лень со мной потанцевать?
Я быстро взглянул на нее и отвел глаза.
– Зайду за тобой в четыре, – сдался я.
– Вот и отлично. – На губах у Светы мелькнула торжествующая улыбка. Как у кинолога, собака которого наконец-то правильно выполнила команду.
Вдруг Света резко отодвинула тарелку и встала.
– Светуль, а ты чего не поела? – окликнула ее мать.
– Я не хочу, мам. Дома поем, – раздраженно бросила та и быстро направилась к выходу.
Выйдя из столовой, я уже собирался отправиться домой, как вдруг вспомнил о предупреждении черного человека, назвавшегося отцом Пейном. Уж не знаю, что мне желал сообщить старый детсадовский сторож Гулов, но все же я решил заглянуть к нему. Мало ли что?..
Раньше я никогда не бывал дома у этого безумного деда, но почему-то всегда представлял его жилище чем-то вроде логова колдуна: повсюду висят магические обереги, на столе разложены колбы и таинственные артефакты, на полках громоздятся пыльные толстенные старинные книги, а одна из них – самая огромная – обязательно лежит раскрытой посреди какого-нибудь алтаря, и в дрожащем пламени свечи на ее страницах мерцают загадочные руны… Да, именно такая обстановка возникала у меня в голове, когда я, прогуливаясь по поселку, проходил мимо жилища повернутого на чертовщине старикашки.
Однако, переступив порог, я очутился в обычной избе с вполне привычным интерьером, какой можно увидеть в большинстве домов нашей необъятной страны. Из всего перечисленного, пожалуй, были только книги, да и то не толстенные старинные, а вполне обычные современные в глянцевых обложках. Правда, их названия ярко говорили о нездоровой одержимости их владельца: «Таинственные существа», «Энциклопедия: ведьмы и колдовство», «100 версий гибели человечества» и тому подобные…
«Не хватает только пособия по лечению шизофрении, – подумал я и тут же осекся. – Сам-то хорош. Наверное, нечто подобное подумают и обо мне. Уверен, любой попавший на мою „секретную базу“ решил бы, что я сумасшедший: книги о космонавтике, плакаты с изображениями лунной поверхности, макеты космических кораблей и разбросанные на столе чертежи… Я, небось, выгляжу гораздо одержимее этого старикашки. Особенно в глазах жителей поселка, которые не видят дальше своего забора и не смотрят по телевизору ничего продвинутей мыльных сериалов. Неудивительно, что меня не любят…»
– Очень рад, что вы соизволили заглянуть ко мне, молодой человек, – с какой-то позапрошловековой вежливостью встретил меня старик. Он, верно, воображал себя не иначе, как положительным героем романа какого-нибудь Брема Стокера. – Не желаете отведать чаю?
К черту прелюдии. Я перешел сразу к делу:
– Один человек сказал мне… – И тут я заметил сидящего в кресле отца Пейна. – Да. Вот он сказал мне, что вы о чем-то хотели со мной поговорить.
– Да, хотел… – Старик сконфуженно переглянулся со священником. – Понимаете, какое дело… Тот человек, которого вы у себя приютили, он… он… не человек!
Я насторожился.
– Что значит «не человек»?.. А кто же он?
– Он… он вампир!
Я думал, что у меня случится припадок.
– До свидания, я пошел, – С трудом сдерживая новый приступ смеха, я направился к двери.
– Постойте! Выслушайте… – Старик Гулов скользнул между мной и дверью.
– Если вы выпустите меня немедленно, обещаю не заявлять в милицию, – уже спокойнее сказал я.
– Выслушайте нас! – дрожащим голосом вскричал старик, глядя на меня выпученными безумными глазищами. – Я понимаю, это звучит дико. Но от этого зависит безопасность членов вашей семьи! Простите ли вы себе, если однажды, вернувшись домой, обнаружите полностью обескровленными их тела?
– Пропустите!
Старик не шелохнулся, наоборот, еще крепче вцепился костлявыми пальцами в дверной косяк.
– Пожалуйста, дайте мне пять минут. Я все объясню, – взмолился он.
Его голос звучал так взволнованно, что я испугался: «Еще чего доброго удар хватит старикашку…»
– Ладно. У вас пять минут, – сжалился я и, разувшись, прошел в комнату, укоряя себя за то, что вообще согласился прийти в этот дом. Знал же, что старик не в себе. Чего, спрашивается, поперся?..
– Сядьте, я хочу вам кое-что показать, – предложил Гулов. – Думаю, эти кадры заменят любые долгие объяснения.
Я позволил себя усадить на диван. Старик включил стоявший напротив дивана телевизор, вставил в видеомагнитофон кассету. Шипящий бело-серый экран дрогнул, появилось изображение комнаты. Видимо, это была лаборатория: на столах какие-то приборы, пробирки, стопки бумаг. Сквозь лишенное шторок небольшое окошко, расположенное под самым потолком (похоже, помещение подвальное) ярко светило солнце. В лаборатории толпились люди, одетые во все черное, что делало их как две капли воды похожими на отца Пейна. Запись была явно любительской, камера дергалась, дрожала. Вдруг раздались надрывные вопли. Камера повернулась, и теперь стала видна распахнутая дверь, а за ней – небольшой коридор, в конце которого на полу сидела полуобнаженная девушка. Рыжие волосы растрепаны, белая рубашка изодрана так, что видна грудь. Я заметил, что ее запястья стягивают ремни, а от застегнутого на шее ошейника тянется длинный поводок. Девушка билась в истерике и вжималась в угол темного коридора.
– Это что, видео садомазохистов? – Я с подозрением взглянул на старика. Но тот лишь молча кивнул на экран, мол, смотри, что будет дальше.
А дальше несколько человек в черном схватились за поводок и потащили девушку к светлой лаборатории. Та завопила еще надрывнее, упираясь в косяк ногами и связанными руками. Кто-то из черных людей подошел и каблуком сбил с косяка мешающие втащить ее в комнату ноги. Девушка упала, и ее поволокли за поводок по полу лаборатории. Это не было похоже на постановку. Я возмущенно посмотрел на старика – тот оставался невозмутимым. Я снова взглянул на экран.
Девушку тащили к окну. Ее крик превратился в безумный хрип. И тут я заметил, что ее тело, выглядывающее из-под рваной рубахи, приобрело какой-то красноватый оттенок, словно чрезмерный загар. На коже стали вздуваться волдыри, будто ее окатили кипятком. Воздух при этом подернулся черной дымкой, как бывает, когда на костре подгорает шашлык.
Я отвернулся, с трудом сдерживая тошноту. Заставил себя снова повернуться к экрану.
Лежащее на полу тело теперь походило на жертву пожара, какие порой показывают в новостных хрониках. Лишь остатки обгоревшей одежды напоминали о том, что это – все та же девушка. Она уже не кричала, лишь слабо стонала. Остатки ее кожи и мяса продолжали медленно тлеть и плавиться, во многих местах обнажились кости.
– Я могу перемотать, если хотите, – предложил старик и, не дожидаясь ответа, включил ускоренный просмотр.
С тела на экране пропали остатки кожи, исчезло почерневшее мясо – растаяло, как плавится застывший жир, затем стали разваливаться кости. Старик нажал на паузу, когда в кадре осталась лишь горка рассыпанного по полу серого пепла среди обожженных лоскутков одежды.
– Впечатляет, – с трудом проглотив ставший в горле ком, сказал я. – Честно говоря, неплохо для любительского кино. Выглядит довольно правдоподобно…
– Вы думаете, это кино? – Гулов в упор посмотрел на меня.
– Нет, блин, это реальные кадры убийства вампира! – с усмешкой ответил я.
– Хорошо. Если не верите, взгляните еще вот на это.
Старик взял с полки какой-то черный сверток, положил на стол и аккуратно развернул. Там оказался обломок челюсти крупного зверя, быть может, собаки или волка: из кости торчала пара острых клыков.
– Это фрагмент челюсти вампира, – пояснил старик. – Можете рассмотреть поближе.
Я взял кость в руки, повертел. Ничего особенного. С таким же успехом я мог откопать берцовую кость коровы и заявить, что нашел динозавра. Чтобы получше рассмотреть, я поднес обломок к глазам и повернулся к падающему из окна солнечному свету. И вдруг раздался странный едва уловимый шум, какой бывает, когда закипает на сковороде масло. Я ощутил жжение на пальцах, словно держал не кость, а неостывший уголек.
– Ого! – прошептал я.
Кость в моих руках начала темнеть и рассыпаться.
– Отойди от солнца! – дернул меня в сторону старик. – Это единственный экземпляр, очень редкий. Обычно от вампиров не остается ничего, кроме пепла.
Я бросил обломок челюсти обратно на платок. «Это трюк, – думал я. – Эффектный, но всего лишь трюк!» Попытался припомнить уроки химии: есть ли какие-нибудь вещества, способные так вести себя под воздействием солнечного света? Но так ничего и не смог вспомнить. И все же это не значило, что такого вещества нет и что все это не ловкая подделка.
– Ну, предположим, даже если вампиры действительно существуют… В чем лично я сомневаюсь… С чего вы взяли, что Рутра – кровосос?
– Рутра, – хмыкнул отец Пейн. – Он так себя назвал?
– Да, а что?
– Как известно, вампиры, оборотни и другая подобная нечисть до того, как стали иными, были людьми. Так вот они считают, что вампиризм – это как бы изнанка жизни, то есть жизнь наоборот. Попробуйте прочитать имя Рутра в обратном порядке.
– А-р-т-у-р… Артур! – поразился я. Так просто. И как это я раньше не догадался? – И все же имя тоже ни о чем не говорит. В детстве я любил называть себя Гагариным, но от этого не стал первым космонавтом.
– Значит, вам нужны еще доказательства? – вскричал отец Пейн, вскакивая с кресла. Он так резко выдернул руку из кармана плаща, что я подумал, будто он меня ударит. На самом деле он что-то вынул оттуда и обрушил на стол. – Вот вам доказательства! Эта фотография сделана братом из нашего Ордена, в Погорске, неделю назад.
Я подвинул к себе фото. На нем было лицо человека, пытавшегося рукой прикрыться от фотовспышки. Ему это плохо удалось, так что я сразу его узнал. Это был Рутра. Из его полуоткрытого рта торчали… белые острые кончики клыков!
– Чушь, – воскликнул я, отодвигая фото. – Фотомонтажом сейчас никого не удивишь. Еще проще, чем видео.
– Фото настоящее, – жестко сказал отец Пейн. – Мы вычислили логово этого чудовища, где оно скрывалось вместе с другой тварью. Кстати, той самой, казнь которой вы только что наблюдали. Но этому кровососу удалось сбежать. Правда, далеко твари уйти не удалось, я довольно быстро вышел на след, который и привел меня в этот поселок. И я б уже прикончил гадину, если бы не вы.
Глаза священника яростно сверкнули:
– Понимаю, вы сделали это из доброты. Что похвально, окажись он человеком, а ни слугой Сатаны.
– Будь он тем, кем вы его называете, он давно бы набросился на меня и растерзал, – заметил я. – Ведь так?
– Откуда вы знаете, что ему не нужно большего? – парировал старик Гулов. – Быть может, заводя дружбу с вами, он ищет пути к гораздо большему количеству жертв? Он проберется в ваш дом и будет пить вас каждую ночь, словно клоп, пока в ваших жилах не иссякнет последняя капля крови!
Кровь ударила мне в лицо. Я вдруг подумал о своей семье. А что, если старик прав и Рутра действительно подбирается к ним?
– Я не знаю, где вы его прячете, – тихо продолжал старик. – Но пока на улице светло, за судьбу своих близких можете не беспокоиться. Главное, ни под каким предлогом не пускайте его в дом. Вампир никогда не зайдет в жилище, пока его не пригласят. Вы же, я надеюсь, пока что этого не сделали?..
Я начал лихорадочно вспоминать: действительно ли я не приглашал его в дом…
– Что вам от меня нужно? – все еще сомневаясь, спросил я.
– Мы не требуем, чтобы вы вступали в схватку с этим чудовищем. Да вам, честно сказать, оно и не по зубам. К тому же, я вижу, вы боитесь ошибиться – наказать невиновного. Вот, возьмите это… – Старик вложил мне в руку какой-то предмет. – Это мел. Нет, не обычный. Заговоренный. Вам нужно всего-навсего нарисовать вокруг места, где прячется это существо, вот такие символы… Я начерчу их вам на бумажке. Эти знаки запрут монстра в его же убежище. Мы же придем ночью, чтобы не привлекать лишнего внимания, и сделаем все, что нужно.
– А если вы ошиблись?
– Ну, тогда ни ему, ни вам ничего не грозит. Для обычных людей этот мел – просто мел, а символы – просто символы.
Я положил мел в карман и молча направился к двери.
– И еще… – Старик удержал меня и сунул мне что-то в руку. – Возьмите это. Пригодится.
Я взглянул на ладонь и увидел маленькое деревянное распятие.
– Если вы поймете, что мы правы, не мешайте нам, – сказал отец Пейн. При этом в его голосе мелькнула какая-то одержимость. Да это и понятно, если учесть, кто такой этот Рутра. Но, с другой стороны, если он ошибается и Рутра – обычный человек… Подобное желание убить его похоже на одержимость маньяка.
Очутившись на улице, я хотел прямиком помчаться домой. Но, взглянув на часы, заметил, что времени уже – без пятнадцати четыре. Я же за Светой обещал зайти!.. И тут я впал в ступор: так куда же мне идти? Если я не пойду на школьную дискотеку, Светка наверняка обидится, будет пару недель на меня дуться… если вообще не бросит! О последнем я боялся даже подумать. Лишиться Светы для меня казалось пострашнее смерти. Но, с другой стороны, вдруг этот самый Рутра действительно какой-нибудь маньяк-вурдалак?.. Хотя, пока на улице день, он точно с чердака не выберется… Если он на самом деле вампир, конечно. Ну а если не вампир, так и бояться нечего. И я быстро зашагал в сторону Светиного дома.
Я так боялся опоздать, что очутился у ее двери без десяти четыре.
– Она ушла уже, – удивленно воскликнул открывший дверь ее отец. – Вы разве договаривались с ней вместе пойти? Странно, она мне ничего не сказала…
Я поспешил к школе. Пробежав пару переулков, наконец увидел свою подружку.
– Ах, это ты!.. – растерянно воскликнула Света.
– Мы же договорились встретиться.
– Прости, забыла.
Мы медленно пошли рядом. Молча. Я старательно отгонял мысль, что она специально вышла пораньше.
Вдруг Света остановилась.
– Знаешь что, Денис. Ты иди сам. Я позже подойду.
– Что-то случилось?
– Просто мне еще нужно… Ах да, мы же с Валькой договаривались встретиться и с ней пойти!
– Так давай к Валюхе вместе зайдем.
– Нет! – как-то чересчур резко оборвала она. И добавила мягче, заметив мою растерянность: – Нам с ней поговорить нужно – о своем, о девичьем. Могут же у нас быть свои секреты?..
«Просто она стесняется идти туда со мной», – мелькнула мысль. И тут же другая возразила: «С чего ей тебя стесняться, дурень? Вы же с ней дружите с четвертого класса! К тому же она сама настаивала, чтобы я за ней зашел, хотя я вовсе не собирался на эту дурацкую дискотеку…»
– Вас пождать? – спросил я.
– Иди, Денис. Иди, – нервно отмахнулась Света. – Увидимся в актовом зале.
И пошла в обратную сторону. Я постоял какое-то время, провожая ее взглядом. Дождавшись, пока она скроется за поворотом, я неспешно побрел к школе. По пути я думал о том, что же происходит между мной и Светой. С того мгновения, когда я, одиннадцатилетний пацан, иначе взглянул на свою одноклассницу и потерял голову, Света для меня стала всем, в буквальном значении ее имени – моим светом в этом мрачном мире. И когда на мое предложение дружить она ответила «Да», я был на небесах от счастья. Была довольна и Света, я чувствовал это. Полагаю, ей также нравилось, как на нее стали смотреть другие девчонки, ведь она среди них казалась такой взрослой – они еще в куклы играют, а у нее уже есть парень! Но чем старше мы становились, тем больше в наших отношениях появлялось прохлады, пока в последний год она не переросла в настоящую стужу. Я знал, что все еще нравлюсь ей, неоднократно замечал это в ее взгляде. Порой у нее даже пропадал обычный лед в голосе, и она становилась, как в прежние годы, веселой и милой. Иногда даже с увлечением слушала мой полунаучный треп о звездах, лунных базах и перспективах космического кораблестроения. И вдруг, в какой-то момент, она вздрагивала, словно просыпалась, и становилась колючей, начинала язвить и высмеивать мои мечты, говоря, что ракеты проектируют гении, рожденные в интеллигентных семьях профессоров, мол, склонность к науке вписывается с материнским молоком. Мои же космические потуги – инфантильные мечты великовозрастного деревенского балбеса, которому пора бы уже спуститься с небес на землю. И чем ближе к школьному выпускному, тем жестче становились ее слова и болезненнее подколки. Теперь же я вдруг осознал, что между нами выросла настоящая ледяная стена, причин которой я понять был не в силах. Или, быть может, просто боялся осознать?..
Размышляя об этом, я сам не заметил, как добрел до школы. Перед крыльцом замер в нерешительности, с трудом борясь с желанием развернуться и уйти. «Ну уж нет, – упрекнул себя, – не оставлю ее тут одну. Если есть еще хоть какой-то шанс быть с ней рядом – буду!» И я шагнул в школьные двери, словно в ворота ада.
Я не люблю родную школу во всех ее проявлениях, и мероприятия, порой проходящие в актовом зале, не исключение. Грохот музыки, учителя с приклеенными улыбками, делающие вид, будто не замечают аморально задирающихся юбок своих учениц и пьяных вдрабадан учеников. Еще бы, ведь бухают-то те не на виду – где-нибудь в туалете. И учителя, и ученики называют это культурным времяпровождением. Меня же в жизни радуют совершено иные вещи. И если бы не Света, я предпочел бы оказаться где угодно, только не тут.
Пробравшись сквозь дергающиеся под музыку потные пьяные тела, я добрел до стены, разыскал свободный стул, уселся и принялся ждать. Света появилась вскоре, конечно же, без Валюхи. На мгновение наши взгляды встретились, я вскочил, замахав рукой, но Света отвернулась, будто не узнала. Я с досадой снова опустился на стул. Потянулись мучительные для меня часы, отмеряемые сменой однообразных попсовых песен и ритмов. Света все это время делала вид, что мы не знакомы.
«Какого хрена она вообще заманила меня сюда? – разозлился я. – Нет, так не пойдет!» В этот момент как раз заиграла медленная композиция. Я решительно встал и пошел, продираясь сквозь толпу: «Хотя бы один танец, но она мне сегодня подарит!» Света глянула в мою сторону, улыбнулась, глаза ее заблестели. Сердце мое затрепетало от счастья... А в следующий миг я отлетел в сторону – меня задел плечом тот, кому на самом деле улыбалась моя подружка. С трудом удержавшись на ногах, я оглянулся и увидел, как Света идет на танцпол под ручку... с Толиком!
«Он-то тут какого лешего делает? – поразился я. – На школьные дискотеки ведь пускают только учеников!»
Выругавшись про себя, я вернулся на место.
– Че, обломала телка? – раздался насмешливый возглас сбоку.
Повернув голову, я остолбенел – рядом сидел Митрохин! Я хотел вскочить, но тот продолжал, почему-то без своей обыкновенной язвительности и злобы:
– Ну-ну. А чего ты еще хотел? Всегда они так.
По его мутному взгляду и заплетающимся словам я понял, что он просто пьян в дым. Этим, похоже, и объяснялось его внезапное добродушие.
– Им нужны такие вот пижоны, – между тем, продолжал Митрохин. – Убил бы суку, да рука не поднимется...
Проследив за его взглядом, я поразился: «Он что, говорит о Светке?»
«А ведь Митрохин не всегда так меня истязал», – вдруг пришла в голову догадка. Да, он и раньше, с младших классов, был садистом-хулиганом, мы никогда не были приятелями. Однако еще года три назад Митрохин относился ко мне не лучше и не хуже, чем к остальным. В старших же классах все изменилось, я стал для него мишенью номер один. Митрохин почему-то возненавидел меня какой-то особенной ненавистью и с той поры не упускал возможности прилюдно унизить. И только теперь мне стала ясна причина.
Я молчал, обдумывая это неожиданное открытие. Но мой собеседник, похоже, и не нуждался в ответах. Он продолжал болтать сам с собой, по-пьяному громко, перекрикивая музыку:
– Знаю я, найдет себе перспективного урода, вроде этого, да и свалит из нашего болота. А я как сидел в этом говне, так и буду сидеть!
– Ну, ни все так плохо, – осмелился я подбодрить его. При этом с удивлением осознавая, что это же он – тот самый садист Митрохин, который последние года три превращает мою жизнь в сущий ад. Быть может, он просто не понимает, с кем разговаривает? Да нет, как оказалось, вполне понимает...
– Это у тебя, Лунатик, не плохо. Ты же у нас ботан – зубрила. Получишь через пару месяцев аттестат, да свалишь в какой-нибудь универ. И у этих мудозвонов, – Он кивнул в сторону тусующихся неподалеку своих дружков, – тоже все чики-пуки. Перспективы, блин! Даже этот дебил Ивакин в техникум собрался. Закончат школу и сделают ручкой: пока-пока! У-у-у... Ненавижу, мудаков! А что я? Чего мне-то?.. А-а-а-а, знаю-знаю... Вслед за папашей! Так?
– Ну почему же сразу такие крайности? – Все в школе знали, что отец Митрохина сидит в тюрьме за убийство.
– Какие нахрен крайности, Лунатик? – пьяно усмехнулся Митрохин. – Все ведь только того и ждут, когда я окажусь на нарах, как мой предок. И знаешь что? А они правы! Этим все и кончится... Да и хрен с ним! Что такого? Да у нас половина Красновки либо сидевшие, либо те, кто сядет рано или поздно. Туда и мне дорога...
Митрохин надолго замолчал, уставившись в пол. Мне стало даже как-то жаль его.
– Да не переживай ты так. Твоя судьба – в твоих руках, – Я, забывшись, даже ободряюще похлопал его по плечу.
Этот жест словно привел его в чувства. Митрохин вдруг вздрогнул, как-то испуганно глянул по сторонам и, перехватив удивленные взгляды своей верной своры дружков, видимо, вспомнил, с кем именно беседует.
– Ты че пристал, Лунатик? – прорычал он. – Охренел? Тоже мне, советчик нарисовался! На хер пошел, пока по очкам не получил!..
Я поспешно встал и отошел в сторону. Безжизненный взгляд Митрохина снова уперся в пол.
Ненавистный медленный танец наконец закончился. Пары стали расходиться: девочки в одну сторону, мальчики – в другую. Света по-прежнему оставалась с Толиком.
– Света, что происходит? – вскричал я, догнав свою ненаглядную. – Если я тебе не нужен, может, я домой пойду?
– Ты что, меня бросаешь? – возмущенно воскликнула она, и обиженно надула губы: – Ну давай, иди! Вперед! Найдутся желающие проводить до дома...
Ее игривый взгляд при этом скользнул по довольной физиономии Толика.
– Да ты просто!.. Ты!..
На меня уставились два ледяных, словно замерзшие озера, голубых глаза. Они ждали: «Ну давай, скажи!» Я подавился словами.
– Да пошла ты! – Махнув в сердцах рукой, я выбежал из актового зала.
Однако, оказавшись на улице, не отбежал от школы и пары десятков шагов. «Черт, черт, черт!.. – Я растер холодными ладонями горячее лицо. – Черт тебя, Светка, дери!» И я, ненавидя себя, зашагал обратно. Правда, в зал возвращаться не стал, остался у окна в коридоре. Благо школьные мероприятия заканчиваются не слишком поздно – часов в девять завхоз провозгласил, что актовый зал закрывается. Народ издал протяжное недовольное: «У-у-у-у...» Похоже, я там был единственным, кто обрадовался окончанию этого шабаша.
Увидев среди валившей из актового зала пьяной молодежи Светку, я догнал ее, пошел рядом. Она даже не обернулась, и все же я заметил на ее губах торжествующую улыбку. Наконец мы выпали из пропахшей духами и перегаром школы и не спеша побрели по дорожке в сторону дома.
– О, вот вы где!.. – раздался окрик позади.
Я обернулся и злобно скрипнул зубами. Нас догонял Толик.
– Вы на Северную? Пойдемте вместе, нам по пути…
Я всю дорогу молчал, с ревностью наблюдая, как хохочет Света над тупыми шутками ни на миг не умолкающего Толика. Все бы отдал в тот момент, лишь бы он исчез, испарился, сгорел, сквозь землю провалился... На веки вечные! При этом мне казалось, что и Толику, и Свете доставляет удовольствие мое хмурое молчание. Он все больше сыпал глупыми остротами, она все громче хохотала. Мне стало не по себе при мысли, что одного из этой парочки я искренне считал другом, вторую все еще считаю подругой.
Наконец мы дошли до долгожданного перекрестка, где наши дороги должны были разойтись. Но не тут-то было – Толик вдруг повернул вместе с нами!
– Тебе разве не в ту сторону? – уже не скрывая ярости, спросил я.
– Ах, ну да, точно! – воскликнул Толик, театрально треснув себя по лбу. – В такой чудесной компании чуть мимо дома не проскочил. Но, надеюсь, мы еще увидимся?
– Может быть, может быть… – с удовольствием улыбнулась Света. Вопрос явно касался лишь ее одной.
– Кстати, можно еще в Дом культуры сходить, – предложил вдруг Толик. – Там как раз дискотека только начинается.
Я напрягся.
– А что, может, правда прогуляться? – воскликнула Света, испытывающее взглянув в мое раздосадованное лицо. И рассмеялась: – Ладно, пойдем домой. Я на сегодня уже наплясалась.
– Как знаете. Тогда пока. – Толик протянул мне руку.
Я нехотя ее пожал.
– Целоваться не будем? – Он многозначительно глянул на Свету.
– Не заслужил еще, – с улыбкой ответила та. – До скорого!
И она горделиво пошла дальше.
Я было направился следом, но Толик удержал меня за руку.
– Слушай, Дениса… Ты не сильно обидишься, если я с твоей подружкой разочек… Ну, ты понял?
– Не понял! – Я бросил на него свирепый взгляд.
– Да ладно ты, ладно… Шучу, – рассмеялся Толик. – Чтобы я у кореша девушку увел… Что ж я, чмо последнее, что ли? Ну, давай, догоняй свою подружку.
Я догнал.
– Что он у тебя спросил? – Света с любопытством взглянула на меня.
– Так, ничего особенного, – ответил я, чувствуя, как кровь все еще стучит в висках.
– А-а… – Она многозначительно пожала плечами и прибавила шаг.
Не понравилось мне это ее «а-а…».
С исчезновением Толика Света как-то сразу изменилась. Она помрачнела, шла, о чем-то задумавшись, опустив голову, закусив губу, словно вот-вот разрыдается. Мы дошли до ее дома. Она взялась за ручку калитки... но вдруг повернулась и бросилась мне на шею.
– Прости меня, Дениска! – простонала она. – Я такая дура! Сама не знаю, что со мной происходит! Ненавижу себя!..
Она прижалась ко мне. Я растерянно обнял ее.
– Ничего, Светланка, переживем, – прошептал я. – Прорвемся.
– Если бы, Дениска, – в отчаянии вскричала она. – Если бы...
Какое-то время мы стояли молча. Я прижимался губами ее светлой макушке, пьянея от аромата волос. И не было для меня мига счастливее...
– Знаешь что, Дениска, не верь мне! – сказала она, вдруг отстранившись и вскинув голову, глянув на меня без обычного холода – из ее глаз исчез лед, они вновь стали теплыми лазурными озерами. – Все то, что я говорила о тебе – это неправда! Я верю, ты обязательно пойдешь учиться, станешь инженером, будешь запускать свои ракеты. А я... я...
– А ты будешь рядом, – закончил я за нее.
Она закивала, снова прижавшись мокрой щекой к моей куртке.
На крыльце вспыхнул свет. Приоткрылась дверь.
– Света, это ты? – раздался голос ее матери.
– Я, мамуль! – ответила она. И шепнула мне: – Пора. Пока, Дениска!
– Пока, Светланка!
Она прошла за калитку. Но вдруг повернулась, подбежала ко мне, и губы мои обжог горячий поцелуй.
– До завтра! – прошептала она, и побежала домой.
За ней захлопнулась дверь, а я все стоял посреди грязной дороги, ощущая, как все еще горит поцелуй на губах. «За последние пару лет это самый счастливый вечер в моей жизни», – подумал я.
И тут меня словно током прошибло: вечер! Глянув вверх, я увидел антрацитовое небо с разгорающимися первыми звездами. Черт возьми, уже смеркается!
И я, что было сил, рванул домой, а мои пальцы нервно сжимали в кармане волшебный мел.
Ночь
Первое, что я сделал, зайдя во двор, – обошел по кругу сарай и везде, где только смог, нарисовал рекомендованные стариком Гуловым символы.
«Не мало их? – с тревогой подумал я. – А то выберется еще…»
И тут же сам над собой рассмеялся: «Веду себя так, словно поверил во всю эту рассказанную старым маразматиком чушь…»
«А если не поверил, так зачем тогда рисую?»
«Да так… На всякий случай…»
На этот самый «всякий случай» я начертил еще несколько символов и, окинув взглядом изрисованный мелом сарай, подумал: «Каким же идиотом я, наверное, сейчас выгляжу. Хорошо, хоть не видит никто… Или видит?» Взгляд с опаской метнулся по сторонам: кругом пустынно, лишь вечерний полумрак. Зато теперь мне стало мерещиться, что за мной кто-то наблюдает.
«Быть может, священник по прозвищу Боль и охотник за привидениями Гулов решили проследить за мной и убедиться, как я выполню их совет?.. Или Рутра заметил, чем я занимаюсь и теперь подстерегает в темноте?..»
– Или это у меня просто начинается мания преследования?.. – пробурчал я и недоверчиво глянул вверх, туда, где в конце лестницы виднелась дверка чердака.
«Так лезть туда или нет?»
Подумав, все-таки начал медленно карабкаться по ступенькам.
«Во-первых, если я не приду, Рутра обо всем догадается. Во-вторых, это я его притащил, поэтому мне с этим и разбираться…»
Я добрался до дверцы и заколебался.
«А в-третьих, все это может оказаться просто бредом и Рутра – обычный человек, скрывающийся от кучки сумасшедших!»
Я толкнул дверку и осторожно заглянул внутрь. Рутры на чердаке не оказалось!
Меня пробил озноб. Забравшись на чердак, я мигом обшарил все углы. Глупое занятие: будто и так при включенном свете не видно, что там пусто? Я даже в сене порылся: вдруг, он прячется? Никого! Снова метнувшись к дверце, я оглядел с высоты чердака округу. На улице совсем стемнело, меня окружал лишь мрак.
«Быть может, он просто ушел?..»
И тут меня поразила догадка. Лестница! Я ведь убирал ее в сторону, когда уходил. Она же оказалась на месте!..
Мигом соскользнув на землю, я ворвался в дом и остолбенел: Рутра сидел за кухонным столом вместе с моими матерью и отцом.
– Здорова, Дениса! Чего не сказал, что такого хорошего человека на чердаке прячешь? – весело воскликнул отец. – У него вот деньги нашлись. Решили выпить за знакомство…
Я продолжал растерянно стоять у порога.
Отец между тем поднял стопку, брякнул ею о стакан сидящего напротив Рутры и отправил ее содержимое в свою ненасытную глотку. У моего отца в категорию «хорошие люди» попадал любой, кто способен проспонсировать пьянку. Рутра пригубил, поставил стакан и вперился в меня ответным взглядом.
«Но как?.. Кто его сюда впустил? – билось у меня в голове. – Старик же сказал, что вампир не может прийти без приглашения! Если он вампир, конечно…»
– Между прочим, это я его нашла! – словно отвечая на мой вопрос, похвасталась вбежавшая в кухню Аленка. – Я сразу поняла, что Дениска кого-то на чердаке прячет. Вчера вечером аптечку искал. А утром я видела, как он еду в банку набрал и к сараю понес. Я папке сказала.
– Да, Вячеслав нам уже рассказал, как ты его вчера раненого подобрал и первую помощь оказал, – подключилась мама. – Молодец, сынок!
– И этот самый Вячеслав, наверное, рассказал также, отчего был ранен? – спросил я, сверля Рутру взглядом. Тот отвел глаза.
– Конечно, – ответила мать. – Он на мотоцикле в Погорск ехал и в аварию попал. Мотоцикл в болоте утонул, а сам он с трудом до поселка добрался. Если бы не ты, непременно бы умер от потери крови. Ты молодчина, Дениска! Всем бы такое сердце, как у тебя! Ты ему так здорово оказал помощь, что даже скорую вызывать не пришлось. Да и Вячеслав отказался… Вот только не понимаю, для чего его было на чердаке прятать?
– Не знал, как вы отреагируете. Но теперь-то, я вижу, вы его в дом пригласили! – Я специально сделал ударение на слове «пригласили». Мне показалось – или Рутра при этом вздрогнул?
– Ага. Когда Аленка нам про твоего гостя рассказала, мы его сразу же домой и привели.
– Днем?
– Днем.
Я вздохнул. Если он смог днем уйти с чердака, какой же он на фиг вампир?..
– Правда, его еще так сильно знобило, но это и понятно: человек перенес такую травму… – продолжала мама. – Так что пришлось ему одеяло дать. Так он, закутавшись с головой в одеяло, с чердака и спустился… Что-то случилось? – встревожилась мать. – Что-то ты бледный какой-то… Ты не заболел?
Я мотнул головой, а сам схватился за дверной косяк, чувствуя, как подкашиваются ноги. Неужели Гулов и тот священник правы?!..
– Ладно, хватит уже базар разводить. – Отец снова наполнил стопки. – Спас, не спас… Домой, не домой… Какая уже разница? Давай еще по одной!..
– Я пропущу, – ответил Рутра.
Он встал и пошел прямо на меня. Я невольно отступил и зажмурился. В горле защекотало от ощущения, что туда вот-вот вцепятся кровожадные клыки…
«Убежать? А как же мама, отец, сестра, братик, бабушка?..»
– Пойдем поговорим, – сказал Рутра, вместо того чтобы разодрать мне горло.
Я с трудом отцепился от косяка и на бесчувственных ногах поплелся следом за ним на улицу.
«Там-то он меня и прикончит. А потом вернется за родными!..»
Но мы благополучно миновали двор и остановились в дальнем его конце между забором и сараем. Я постарался встать так, чтобы отрезать ему единственный выход. «Только через мой труп!..» – И от этой героической мысли внутри у меня еще больше похолодело.
– Денис, ты извини, что я вот так вот, без спроса, ворвался к тебе в дом, – неожиданно спокойно заговорил Рутра. – Я понимаю, что и так слишком злоупотребляю твоей добротой. Но, когда твоя сестренка забралась на чердак, что мне было делать?..
– Кто ты? – перебил я, решив больше не юлить и бить прямо в лоб. И будь что будет!
Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. У меня в голове билась отчаянная надежда: «Вот сейчас он посмеется надо мной, скажет, что мне нужно поменьше фильмов ужасов смотреть, и все закончится…»
– Хорошо, раз ты хочешь знать… – вздохнув, ответил он. – Скажем так, Денис… Я не совсем человек.
У меня закружилась голова.
– Так значит… Значит, они были правы? – Я с трудом выговорил эти слова. Дыхание перехватывало.
– Они? – повторил Рутра. – Выходит, ты уже общался с людьми из Братства Света?
Я не ответил. Мои пальцы лихорадочно шарили в карманах. «Ну где же?.. Где?..»
– Денис, постой. Дай объясню…
Рутра сделал было шаг ко мне, но я отшатнулся, словно мне в лицо дыхнуло пламенем.
– Не приближайся! – закричал я, выставив перед собой врученное мне стариком Гуловым распятие, и начал осторожно отступать в сторону калитки. Там конура. Быть может, собака его сдержит?..
– Когда я говорил, что не причиню вреда тебе и твоей семье, это была чистая правда. Поверь мне.
– Да, конечно!..
Отступая, я споткнулся. Распятие выпало, но я тут же поднял его и снова нацелил на Рутру, словно пистолет.
– Ну, сам посуди, если бы я хотел кого-нибудь прикончить, разве у меня не было такой возможности? Ты спас мне жизнь, и я благодарен тебе. И я не убийца. Если хочешь, могу рассказать, кто я.
Я остановился, но продолжал держать между нами распятие.
– Ну и кто же ты?
– Сложно объяснить…
– А ты попробуй.
Рутра задумался на минуту.
– Честно сказать, я и сам не знаю, кто я теперь, – вздохнув, сказал он. – Раньше я был обычным человеком. Таким же, как ты. Выучился в пединституте, преподавал. У меня было хобби – я интересовался, скажем так, не совсем традиционными науками… Но важны ведь не традиции, а результаты, не правда ли? Так вот, меня очень интересовала культура питхов – народа, который когда-то жил в этих местах. Однажды я отправился на раскопки одного из питхских захоронений, и мне улыбнулась удача. Я нашел нечто, что изменило меня. Позволило стать тем, кто я есть.
– Повезло? Ни хрена ж себе везение!..
– Я не раз слышал легенды о том, как древние шаманы превращались в различных существ – зверей, птиц, рыб, даже в драконов, – продолжал Рутра. – Я всегда относился к этим историям как к сказкам и считал подобные превращения лишь метафорами: ловкий как тигр; свирепый как волк; быстрый как птица; могучий как дракон… И тут мне в руки попало средство, благодаря которому я смог не просто убедиться в том, что все сказанное в легендах – реальность. У меня появилась возможность самому стать иным!
– Значит, ты провел какой-то обряд и стал вампиром? – с сомнением спросил я.
– Вампиром или оборотнем, монстром или суперменом… – хмыкнул Рутра. – Называй как хочешь. Я и сам не знаю, что именно со мной произошло. Знаю лишь, что теперь отличаюсь от остальных. Если учесть, что на меня смертельно действует солнечный свет, может, все-таки я вампир…
– Но для чего? Как можно добровольно стать вампиром?..
– Дело было даже не в вампирах. Дело было в их бессмертии. Понимаешь, будучи ученым, я часто задумывался над тем, что даст человечеству вечная жизнь. В романах и фильмах люди чаще всего изображают вечно живущих тиранов, которые жрут людей, опустошают селения и похищают девственниц. Но я думал о другом. Я представил себе бессмертных героев, ученых, писателей, композиторов, философов, инженеров… То есть людей, которые внесли вклад в науку, искусство или совершали иные великие и полезные дела. Эти люди двигали вперед эпохи, а могли бы двигать вечность! Они бы могли веками работать во благо общества!
– И ты считаешь, им бы понравилась вечная жизнь? По-моему, люди умирают не только от старости. Мне кажется, с годами им попросту осточертевает жить.
– Хочешь сказать, ты бы не хотел жить вечно?
– Вряд ли. Уверен, рано или поздно человек все равно устает от жизни и ему даже начинает хотеться умереть.
– Ты сейчас хочешь умереть?
– Нет.
– Почему же ты так уверен, что когда-нибудь захочешь?
– Но, быть может, когда состарюсь…
– Уверяю, и когда состаришься, тоже не захочешь. Люди умирают лишь по необходимости. Если бы не это, они бы с удовольствием жили вечно.
– Ну а как же самоубийцы?
– Согласен, от безнадеги тоже умирают. Но когда жить не хочется так, что хоть в петлю, – это тоже необходимость. Зато человек, живущий в комфорте – душевном и материальном, – ни за что не захочет исчезнуть навеки.
– Ну а если все-таки захочет?
– В таком случае вампиру свести счеты с жизнью не многим сложнее, чем человеку. Принимая эту сущность, я принял также все минусы такого существования. Например, как я уже сказал, меня может убить дневной свет. Что касается святой воды и распятий, не уверен – не проверял. – Рутра недоверчиво покосился на все еще зажатый в моей руке крест. – Меня может убить вбитая в грудь осина, а также серебро. Кстати, именно из него был наконечник той стрелы, что ты вытащил из моего брюха… Хотя, я думаю, все это по большей части предрассудки. Не думаю, что я выжил бы, выстрели в меня из обычного пистолета.
– Значит, ты этакий герой, который заботится о благе человечества? – усмехнулся я.
– Выходит, да.
– Отчего же тогда тебя хотят убить?
– А разве ты сейчас не пытаешься сделать то же самое? – Рутра кивнул на распятие. – Кстати, пожалуйста, убери эту штуку, а то я ощущаю себя как-то по-идиотски. Каким-то монстром из тупого ужастика…
Я неловко повертел крестик в руках. Но не убрал.
– Честно сказать, верится во все это с трудом, – наконец произнес я.
– Я и не заставляю тебя верить. Просто пытаюсь объяснить, что я для тебя не опасен. Но ты ведь поверил, раз держишь это… – Он снова кивнул на крест.
Я задумался. Рутра говорил довольно убедительно. С другой стороны, он ведь может просто верить, что стал вампиром, а на деле оказаться обычным параноиком.
«Ну да. Прочел в книжке какой-то дурацкий допотопный обряд, поплясал в полнолуние вокруг костра, а теперь шарахается от распятий и прячется от солнца. Интересно, что будет, если его насильно вытащить на свет?..»
«А как же тогда старик Гулов и священник Пейн?»
«Тоже все объясняется просто: Рутра проболтался кому-нибудь о том, кем якобы стал, а теперь кучка обчитавшихся „Дракулой“ фанатиков пуляют в него серебром из арбалетов…»
«Остается, правда, показанный Гуловым фильм и кусок той зубастой кости… Но где гарантия, что первое – не любительское кино, а второе – не какое-нибудь легко разлагающееся на свету вещество? Честно сказать, в химии я всегда был слаб…»
Мои размышления прервал раздавшийся неподалеку лай. Мы с Рутрой разом, не сговариваясь, шагнули в тень. Скрипнула калитка, послышались голоса. Я насторожился и по глазам Рутры понял, что он подумал о том же. Пришли за ним! Два голоса я узнал: первый – моего папаши, второй – отца Пейна.
– Ну, тебе решать, – шепнул Рутра. – Если даже не веришь мне, лучше вызови милицию. Но, прошу, не отдавай этим фанатикам, которые меня прикончат без суда и следствия.
Я заколебался. Было слышно, как отец запер пса в будке и пригласил гостей во двор. Послышался стук торопливых шагов на дорожке.
«Даже если Рутра всего лишь псих, свихнувшийся на вампирах, убьют-то его по-настоящему!»
– Бежим скорее! – решился я и спрятал распятие в карман. – Давай сюда, огородами…
Мы рванули, маневрируя между грядок. Позади раздались крики: «Вон!.. Вон они!.. Обходи!.. Уйдут же!..» Какой-то черный силуэт помчался нам наперерез. Что-то хлопнуло и просвистело над самым ухом. Но мы уже перемахнули через ограду и пустились через лес в сторону реки.
Передохнули уже на берегу. Крики позади стихли. Даже если за нами и гнались, в ночном лесу они нас явно потеряли. «Или побоялись бежать в темноте за вампиром?» От этой мысли мне стало смешно. Вот так влип!
– Куда теперь? – спросил Рутра.
– Пойдем. У меня есть укромное местечко на том берегу.
Мы прошли вдоль реки до автомобильного моста, перешли на другой берег, снова углубились в лес. Дорогу я знал отлично: ходил тут сотни раз во все времена суток. Вскоре среди деревьев показались темные силуэты знакомых домов.
– Что это за место? – Рутра с удивлением смотрел по сторонам. – Ни одного огонька в окнах!
– Это Зареченское – брошенная деревня.
– Брошенная?
– Да. Не знаю, что тут такого страшного произошло, но уже много лет люди почему-то боятся сюда заходить. Тут когда-то жили лесорубы, а неподалеку находилась лесопилка. А потом что-то случилось: не то массовое убийство, не то самоубийство. Ходят слухи также, что тут произошла грандиозная бойня: то ли лесорубов с бандитами, то ли бандитов с властями. Старики вроде Гулова и вовсе болтают, что однажды ночью из тайги вышла стая оборотней и выкосила всю деревню. В общем, в одну из ночей тут что-то произошло такое, что к утру не осталось ни одного жителя. В сказки люди, конечно, не верят. И все же не то что старики, даже молодежь старается сюда не соваться. Боятся.
– А ты?
– Я – нет.
Мы шли по темной улице деревни-призрака. В принципе я понимал, почему люди боятся этого места. Над головой, шумя листвой, зловеще нависали деревья, ветер завывал в выбитых окнах, хлопал скрипучими форточками и дверьми. Я шел уверенно – привык. Рутра с опаской поглядывал по сторонам. Тоже мне вампир – призраков боится...
– Я на эту деревню случайно набрел, – объяснил я. – Пару лет назад после очередной ссоры с отцом я ушел из дома. Хотел даже насовсем сбежать. Вышел на улицу и пошел, как говорится, куда глаза глядят. А потом что-то так грустно стало. Подумал: «Ну убегу я – и что дальше?» Паспорта у меня тогда еще не было. Несовершеннолетний, школу не окончил. Но возвращаться домой мне не хотелось, и я решил просто пошарахаться где-нибудь в одиночестве за поселком. Пошел вдоль берега реки да так к этой деревне и вышел. Сначала я даже не понял, куда попал: деревня и деревня. Подумал лишь, что как-то неестественно тихо и пустынно вокруг. Гляжу: двери в некоторых домах нараспашку, калитки открыты, ведро стоит у колодца, у одного из дворов ржавый велосипед валяется. А людей – ни души! И тут-то до меня дошло, где я очутился…
– И что же, не испугался?
– Шутишь? Перепугался до смерти! Хотел поскорее свалить. А потом подумал: что такого? Молнией меня за осквернение запретного места меня не поразило, призраки невинно убиенных по улицам цепями не гремят, горящие глазища из чащи не пялятся… Ну была, думаю, тут когда-то какая-то разборка, но сейчас-то спокойно! И я решил осмотреться. Прошелся по домам. В большинстве из них ворохом валялись старые вещи, груды посуды, сохранилась вполне пригодная мебель, на окнах висели занавески. Кстати, деревня и правда оказалась не просто заброшенной, а какой-то в спешке покинутой. Например, на печках стояли кастрюли с засохшей едой, постельное белье на некоторых кроватях лежало так, будто кто-то поднялся посреди ночи и больше не вернулся. Видать, действительно тут произошло что-то такое, отчего люди драпали, все побросав. Конечно, потом-то кое-кто вернулся и самое ценное забрал. Да и вандалам никакие суеверия не помешали по пустым хатам прошвырнуться. Но жить в деревне больше никто не захотел. И тогда я вдруг подумал, что это место как раз для меня. Ведь тут нет никого!
– Да уж. Любишь ты, как я погляжу, людей.
– Если говорить о моем окружении, так уж лучше без них. По крайней мере, без большинства.
– Ты не думал, быть может, причина в тебе самом?
– Последние несколько лет я только и делаю, что ищу причины в себе. Я неоднократно размышлял: «Такой вот я придурок. Не от мира сего. Занимаюсь всякой чепухой. Нет бы стать таким, как все, и жить спокойно…» Но в последнее время все больше задумываюсь: каким это – как все? Алкоголиком, как мой отец? Безответной, вечно битой пашущей лошадкой, как моя мама? Садистом, вроде моего одноклассника? Или убийцей вроде моего старшего братца? А может, лицемерным самовлюбленным пижоном, как мой бывший приятель Толик? Ради чего я должен отказываться от своей мечты? Ради этого? Да только не они изобрели колесо и паровой двигатель, не они строят ракеты и не они летают на них в космос! Какое право они имеют смотреть на меня свысока?
– Ты еще спрашивал, почему я решил стать вампиром…
Мы подошли к знакомой калитке.
– Пришли. Добро пожаловать на мою секретную базу.
Я распахнул калитку и по-хозяйски вошел во двор. Вынул из кармана ключ, снял с петель дома замок, распахнул дверь:
– Прошу.
Рутра осторожно прошел внутрь.
– Вот бы и таким, как я, найти где-нибудь подобную деревеньку и поселиться в ней, вдали от людских глаз, – мечтательно заметил он.
– Как это ни парадоксально, но пока дома пустуют, люди будут равнодушно проходить мимо. Но, уверен, как только тут поселятся такие, как ты, они на следующий же день явятся с факелами и выжгут все дотла.
Я запер изнутри дверь, снял с полки керосиновую лампу, зажег свет.
– Электричества нет, приходится обходиться по старинке. Располагайся: вот стол, кровать, посуда. В погребе есть немного еды, в основном консервы. Я делал кое-какие запасы на всякий случай…
Рутра меня не слушал. Он с восхищением смотрел по сторонам. Над его головой покачивались подвешенные на ниточках бумажные Солнце и планеты Солнечной системы. Вдоль стен на полках стояли картонные фигурки различных космических кораблей, на столе громоздились чертежи, в углу на полу был разложен большой макет лунной базы. Рутра же опирался о лестницу, ведущую на чердак, где у окошка стоял небольшой самодельный телескоп.
Я освободил стол. Подал Рутре табуретку.
– Это все твое? – удивленно спросил тот.
– Угу. – Я сконфуженно пожал плечами. – Но ты ничего такого не подумай, это не детские игрушки. Я серьезно собираюсь связать свою жизнь с космонавтикой. Вот только поступлю в нужный вуз… Между прочим, я и сейчас по памяти тебе устройство любого корабля нарисую: хоть «Шаттла», хоть «Ориона», хоть «Союза» или «Прогресса»…
– Да я верю, верю! Я и не думал сомневаться, – торопливо ответил Рутра.
Я замолчал. Действительно, чего это я?
– Просто никто в нашем поселке не понимает этого, – вздохнул я. – Считают, что мечтать стать космонавтом имеют право только дети. А взрослые тут вообще ни о чем не мечтают: просто становятся после школы тем же, что и их родители. Но я реально хочу отправиться в космос! И пусть смеются и считают меня придурком!
– В этом мы с тобой похожи, – с усмешкой заметил Рутра.
Какое-то время мы молчали. Я затопил печку. Поставил чайник на плиту.
– Ты сейчас как, домой? – спросил он.
– Не-а… – Я скривился. – У меня и так с отцом нелады, а после такого он меня вообще пришибет. К завтрашнему проспится, тогда пойду, да и то потому лишь, что мать, сестру и братика жалко. Если бы не они, давно б уже из дома сбежал. Ничего, скоро все закончится – вот уйду из этой дурацкой школы…
– А потом куда?
– Вообще, мне, конечно же, хотелось бы что-нибудь связанное с космонавтикой. Но таких заведений поблизости нет. Надо в центр ехать: в Москву или в Питер. Я понимаю, что туда мне соваться пока рановато. Потому я решил сначала физико-математический закончить у нас, в Погорске. Как получу «вышку», за вторым образованием поеду куда необходимо. Так глядишь, и окажусь на каком-нибудь Плесецке.
– Или в каком-нибудь NASA?
– Не-а. За границу не поеду. Я патриот.
– Патриот чего? – удивился Рутра.
– Понятно чего!..
– Честно сказать, не очень. Ты о каком патриотизме говоришь: о местечковом или о человечестве в целом?
– Я говорю о Родине.
– Что ты считаешь родиной? Роддом, в котором родился, поселок, область, страну или планету Земля?
Я задумался.
– Ну, например, ты патриот своего поселка?
– Скажешь тоже! – Я невольно содрогнулся. – Как я могу быть патриотом места, где меня постоянно унижают и буквально втаптывают в грязь?.. Но зато я патриот своей страны!
– Будешь ли ты ее патриотом, если страна начнет с тобой обращаться так же, как и этот поселок?
Я уставился в пол.
– А обращаться она так будет, поверь мне. Твой поселок не исключение, он лишь локальное отражение мира – этакий мир в миниатюре. Но чем выше будешь забираться, тем плевки будут становиться все жестче и жестче. Можешь не сомневаться. Потому что во все времена и везде не любили людей «не от мира сего»… Таких, как мы с тобой. Хотя именно такие во все века, как ты правильно заметил, и двигали вперед искусство и науку. Так что в первую очередь тебе нужно задать себе вопрос, для чего ты хочешь жить: ради движения мира вперед или чтобы вечно потакать плюющим и их глупым предрассудкам? Патриотизм хорош, но только в меру. Сначала ты патриот своего дома, потом поселка, потом ты уезжаешь в областной центр, затем в центр страны, центр мировой культуры… И каждый раз найдется тот, кто остался, кто сможет упрекнуть тебя в том, что ты – не патриот, что ты бросил свой дом, поселок, город, страну… Ты мечтаешь основать колонию на Луне, ведь так? Как думаешь, сколько человек скажут, что ты не патриот Земли?
– Но ведь важно, какая страна первой построит на Луне базу? Ведь важно было то, кто впервые попал на околоземную орбиту, кто впервые вышел в открытый космос, кто первым высадился на Луне?..
– Думаешь, все это важно? – усмехнулся Рутра. – А по-моему, важно лишь то, что люди попали на орбиту, вышли в космос, ступили на Луну. Остальное – лишь политика. Когда-то давным-давно кто-то придумал колесо. Разве важно теперь, для какого именно народа он это сделал? Важно только то, что его изобретение намного продвинуло все человечество в целом, сделало жизнь людей удобнее, легче и дало возможность двигаться дальше – используя это открытие, делать новые. Я согласен, что у каждого народа должна быть своя земля, свой дом. Это природный инстинкт. Животное, лишенное места обитания, гибнет или как минимум страдает. В науке же патриотизма быть не должно, наука – для всех. Ее прогресс двигает вперед разом все народы, все человечество, независимо от места обитания. Представь себе, что если бы народ, придумавший, скажем, краски, хранил свое изобретение в секрете… Человечество лишилось бы сотен тысяч великолепных полотен.
– Именно об этом ты думал, становясь вампиром?
– Конечно. Кто-то же должен был сделать шаг на пути к бессмертию. Но мое открытие обратится в ничто, если я не передам эти знания другим, не подарю их всему человечеству.
– Выходит, ты реально хочешь, чтобы люди научились жить вечно?
– Конечно.
– И тебя не заботит, что огромное количество из них – сволочи и тираны? Я вот, например, глядя на большинство людей, порой больше желаю им скорой смерти, чем бессмертия.
– Честно сказать, странно слышать от тебя такие речи. Я думал, ты добрее.
– Хочу быть добрее, – вздохнув, ответил я. – Но с таким окружением никакого пацифизма не хватит. Будешь тут добреньким, когда вокруг лишь упреки, насмешки, издевки. Я не хочу уподобиться им, хочу оставаться добрым и справедливым, но чувствую, как с каждым упреком, каждой насмешкой, каждой издевкой становлюсь все циничнее и злее. Если бы кто-нибудь из них мог прочесть мои мысли, он бы охренел от того, сколько там накопилось злобы. Порой так и хочется схватить кого-нибудь за патлы да как долбануть о стену… Но когда возникает необходимость причинить человеку боль, внутри у меня словно срабатывает какой-то предохранитель, барьер. Не могу – и все! Потому, наверное, и выгляжу добрым. Интересно, этот предохранитель может когда-нибудь сорваться?..
Помолчав, я спросил:
– По-твоему, нужно делать бессмертным такое человечество?
– Изобретатель, который придумал колесо, делал мир лучше, а не рассуждал, кто этого достоин, а кто – нет, – ответил Рутра.
– Да, но теперь его изобретение двигает не только автомобили, но и танки! А ведь другие умельцы не просто колеса придумывали, а атом расщепляли!
– Порой и танки приносят пользу. Без них, например, не победили бы Третий Рейх в 1945-м. А атом в умелых руках – источник колоссальной энергии, – возразил Рутра.
– Видали мы эту энергию все в том же сорок пятом. Да и танки многие начали строить лишь затем, чтобы остановить другие танки – вражеские!
– Своими рассуждениями ты мне очень напоминаешь моего брата, – заметил Рутра и тут же погрустнел. – Впрочем, я бы предпочел никогда его больше не вспоминать…
В чайнике забурлила вода. Я наполнил две кружки.
– Ну ладно изобрести колесо, парус, паровые машины, реактивные двигатели, расщепить атом... – сказал я, снова усаживаясь за стол. – Но вампиры!.. Все же, как ни крути, если верить мифам, – это что-то вроде зомби.
– По-твоему, я похож на оживший труп?
Я внимательно взглянул на него и мотнул головой:
– Честно сказать, не очень.
– Вот и я о том же. Внешне мы с тобой не отличаемся, ведь так? Разница между нами лишь в том, что такие, как я, могут жить вечно, а такие, как ты, – нет.
– Зато я могу гулять под солнцем!
– Да, есть такой минус, – погрустнев, сказал Рутра. – Но, я уверен, рано или поздно ученые найдут способ устранить этот побочный эффект. Вот скажи, если бы вампир ничем не отличался от человека, кроме того, что жил вечно, ты бы согласился им стать?
– Ну… думаю, да. И все же пока что ты все-таки не такой, как мы. Ладно боязнь света... Но ты ведь питаешься за счет других! Пьешь кровь!
– А ты ешь мясо животных! – парировал Рутра. – К тому же мне необходима и обычная человеческая пища – мне тоже требуются те же питательные вещества, что и людям. Крови на самом деле нужно не так уж много – пару глотков в день. Думаю, и эта проблема когда-нибудь будет решена. Придумают какие-нибудь пилюли, которые обеспечат организм бессмертного тем, что он получает из чужой крови. Изобрели же растительные заменители мяса.
– Ты все говоришь о том, что ученые должны придумать то, придумать се, докопаться, изобрести… Но сам-то ты почему-то сейчас не в лаборатории! Отчего не обратишься к этим самым ученым, чтобы тебя обследовали?
– И стать подопытной крысой? – Рутра мотнул головой. – Ну уж нет. Когда к ученым попадают крысы, они и обращаются с ними как с крысами. Я уж лучше как-нибудь сам… К тому же у меня уже было в Погорске место, где мы пытались исследовать этот феномен. И изучали, пока не появились эти безумные фанатики.
– Мы? – удивился я.
– Ну да. Я и кое-кто из моих друзей. Некоторые из них, кстати, ученые – преподаватели из университета, с которыми я общался еще до того, как изменился.
– А они тоже стали...
– Не все. Большинство все-таки предпочло остаться… людьми. Я никого никогда не принуждаю.
– Значит, все-таки были те, кто согласился?
– Без особых раздумий на это шли только безнадежно больные, особенно те, что были при смерти.
– И те, кто согласился, стали такими же, как ты?
– Не совсем… – Рутра задумчиво потер подбородок. – Какими становятся люди после… скажем так, перевоплощения, для нас большая загадка. Объединяло всех одно: боязнь солнечного света и потребность в крови. В остальном же все выходило по-разному. Кто-то вдруг начинал превращаться в животного, кто-то обрел способность летать, кто-то научился читать мысли, а некоторые и вовсе, подобно призракам, стали исчезать или шагать сквозь стены.
– Да ну! – поразился я. – Что-то верится с трудом...
– Сам бы не поверил, если б не видел собственными глазами!.. И все-таки большинство изменившихся становились, если можно так сказать, классическими вампирами: выдвигающиеся клыки, превращение в какую-нибудь летучую мышь или тень, гипнотический взгляд и тому подобное. Этому есть объяснение. Например, по легендам, древние питхи считали, что оборотничество напрямую связано с сознанием. Человек может стать хоть драконом, если правильно подготовит свои мысли. Так что, похоже, после изменения люди принимают облик того, во что верят с детства: какими представляют себе оборотней, такой образ и получают.
– А ты какой?
– Думаю, все-таки классический вампир, как в современных фильмах ужаса. Хотя и не уверен на все сто. Мало ли какой ересью была набита с детства моя башка: ночные кошмары, сказки, страшные истории… Все это остается в подсознании.
– Значит, ты можешь летать и все такое? – оживился я. – Слабо прямо сейчас превратиться в летучую мышь?
– Ну… – Рутра замялся. – Теоретически, конечно, я это могу… Однажды у меня даже получилось оторваться от земли, но как-то случайно и ненадолго. До сих пор соображаю, как работает механизм превращения: физиологическое ли это явление, нужен ли какой-то особый психический настрой или произнести заклинание? Честно скажу, когда у меня получилось, ощущение было фантастическое!
– Понятно, – сказал я, а сам подумал, что ни хрена мне на самом деле не понятно. Более того, я с удивлением поймал себя на мысли, что начинаю верить Рутре. Но что я о нем знаю? Говорит он, конечно, как пишет, да только пока что, кроме разговоров, не было ничего, что могло бы подтвердить его вампирскую сущность. Хотя я знал один способ проверить!..
– Кстати, что будет, если ты коснешься этого? – Я выложил на стол распятие.
Рутра насторожился.
– Не знаю. Ни разу не проверял, – сказал он, пожав плечами. И тут же поймал мой испытывающий взгляд. – Ах да, тебе нужны доказательства?
– Да нет… В принципе необязательно… – замялся я.
Рутра долго неотрывно смотрел на распятие. На лице его интерес граничил с нерешительностью. И вдруг он резко накрыл крестик ладонью. Я с замиранием сердца наблюдал за его лицом: как оно напряглось, как расширились глаза, как заблестел пот на лбу… Наконец Рутра отдернул ладонь и поднял ее вверх. Она оказалась чиста!
– Ничего! – воскликнул я.
– Честно сказать, я никогда особо не верил, что какая-то деревяшка или кусок железки в форме креста способны причинить мне какой-либо вред, – неуверенно произнес Рутра. – Если их, конечно, не воткнуть в грудь, например, как осиновый кол…
– Ну, от осинового кола и обычный человек копыта отбросит, – вздохнул я, разочарованно убирая распятие обратно в карман. – Как и от арбалетной стрелы.
При упоминании о стреле Рутра болезненно поморщился и коснулся раны на животе.
– Болит?
– Заживет. Времени у меня много – целая вечность. Если, конечно, фанатики меня не достанут...
– Кстати, если тебя преследуют эти охотники, почему бы тебе не уехать куда-нибудь? – спросил я. – Пожалуй, самым логичным было бы отправиться в другой регион или вообще за границу. Только тебя и видели...
– Думаешь, мне не приходило это в голову? – вздохнул Рутра. – Я вышел на трассу, как только понял, что стал мишенью в собственном городе. Но, отъехав пару сотен километров от Погорья, ощутил такое гнетущее чувство, такая депрессия накатила, что я скорее поспешил обратно. Как только въехал в наши леса, так сразу полегчало. Я несколько раз пытался уехать, но каждый раз одно и то же. Меня словно что-то не отпускает. Насколько я знаю, никто из тех, кто изменился, до сих пор не покинул Погорья. В питхских легендах об этом тоже упоминается. Изменяясь, шаман навечно привязывался к местам, где произошло перевоплощение. Он становился кем-то вроде вечного стража тех мест. В общем, это еще один побочный эффект превращения, который нужно будет в будущем рассмотреть с научной точки зрения. Быть может, в этих местах какая-то особенная энергетика?.. Всему ведь должно быть логичное объяснение.
Какое-то время мы помолчали, попивая чай. Я все размышлял, задать или не задать давно мучивший меня вопрос. Все-таки не сдержался.
– Рутра, а ты не боишься, что эти эксперименты могут привести к некоторым… скажем так, нежелательным последствиям?
– Например?
– Например, вызовут цепную реакцию. Сам посуди: ты делаешь вампирами одних, те – других и так далее… Не боишься, что человечеству когда-нибудь придется воевать с армией вампиров?
– Господи, чего ты насмотрелся? – усмехнулся Рутра. – Да кровососущими тварями можно было напугать разве что средневековых варваров, но никак не современных бойцов, вооруженных автоматами, гранатометами, танками, авиацией. К тому же, чтобы начать воевать, людям вовсе необязательно плодить кровососов, достаточно встать под знамена какого-нибудь очередного кровожадного лидера. Ну а касаемо армии вампиров… Поверь, бессмертие – далеко не самое необходимое качество для современного солдата. Для генералов важнее повышение демографии страны с перспективой призыва в свои ряды все новых и новых рекрутов, чем долгожительство отдельных бойцов, которые в современном бою часто гибнут или калечатся. Сомневаюсь, что если мне отрубить конечность, она снова отрастет. Следствием создания армии бессмертных станут сотни тысяч бессмертных калек-ветеранов.
– Но ты же кусаешь других людей. Значит, они становятся как ты!
– А, ты об этом?.. На самом деле риск заражения минимален. В девяносто девяти процентах случаев, чтобы сделать человека подобным мне, недостаточно просто укусить его. Он должен также выпить кровь вампира. Мы еще не поняли, что именно происходит при этом в организме, но, похоже, природа сама предусмотрела, чтобы жертвы не становились охотниками. Извини, конечно, за сравнение…
– Значит, если я поделюсь с тобой своей кровью, для меня это безопасно?
– Абсолютно! – Рутра быстро взглянул на меня и тут же отвел взгляд. – Но я не смею просить тебя об этом.
И все же я заметил блеснувшую в его глазах надежду.
Я быстро закатал рукав и протянул руку. Вот верный способ проверить, врет он или нет!
– Пей, мне не жалко… Или тебе удобнее из шеи?
– Да нет… Руки вполне достаточно, – смутившись, ответил Рутра и смерил меня долгим испытывающим взглядом. – Если ты серьезно, конечно.
– Абсолютно!
Поколебавшись, он все же склонился над моей рукой. Я вздрогнул, ощутив легкий укол, но боли не было, скорее щекотно. Наконец Рутра отстранился, прикрыв рот рукой. Я успел заметить кровь на его губе, и… быть может, мне показалось, но мелькнул фосфорно-белый острый клык. Так, значит, правда!.. Или все-таки померещилось?
– Спасибо, – сконфуженно сказал Рутра.
– На здоровье, – ответил я, с трудом подавляя вдруг возникшую в теле нервную дрожь. – Обращайся, если еще потребуется. Главное, чтоб я не помер от истощения.
Взглянув на руку, я увидел две точки от спекшийся крови. Выходит, он действительно прокусил мне вену! Меня невольно замутило. Я быстро расправил рукав, скрыв след укуса.
– Кстати, а что означает Рутра?
– Думаю, ты спросил потому, что тебе уже сказали ответ.
Я замялся под его проницательным взглядом.
– Отец Пейн… ну, тот священник… сказал, что вампиры читают свои имена наоборот.
– Вампиры тут ни при чем. Просто я, будучи любителем местной истории, стараюсь чтить традиции. Питхи с древности верили, что человек живет как бы, если сказать современным языком, в двух измерениях: в реальном мире – в виде человека, а также в ином мире, где скрыта его истинная сущность. Считалось, что, когда шаман превращается, он как бы меняется телами со своим вторым «я». То есть человек становится как бы наоборот, наизнанку. Потому в сказках питхов какой-нибудь воин Рыхан после превращения становился драконом Нахыром. Вот я и решил соблюсти это правило. Не более того. Большинство моих знакомых после обращения так и остались Васями, Петями, Маринами. Некоторые придумали себе прозвища вроде Зевс или Ганс. Но ничего обязательного тут нет.
– Так, значит, все-таки Артур?
– Нет, лучше Рутра!
День
Мы проговорили всю ночь. Болтали о разном: о политике, истории, науке, просто о жизни. Тема же вампиризма как-то сама собой отступила на задний план, и постепенно я даже начал забывать, что мой собеседник — вампир (или думает, что вампир?). Меня восхитили его образованность и эрудиция, особенно в тех вопросах, где Рутра был профи: мифология и история. Он рассказывал о невероятных событиях, называл какие-то племена, имена и даты. Кое-что я припоминал из школьной программы и даже начал жалеть, что недостаточно уделял этому времени на уроках. Быть может, потому что там не так интересно рассказывали? Слушая Рутру, мне еще больше захотелось поступить в университет: выучиться, стать таким же образованным, как он, и никогда не возвращаться в этот варварский поселок. «Конечно, еще какое-то время мне придется побыть здесь: нужно закончить школу, подготовиться к поступлению, – думал я. – Но ведь это ненадолго. Это как у ракеты перед стартом: ей ведь обязательно нужно какое-то время поторчать на космодроме, скованной железными поясами, прежде чем оказаться на просторах Вселенной…»
В общем, домой я вернулся под утро. День предстоял будний. Часа через два меня ждала школа. Я прилег на часок, но, когда проснулся, чувствовал себя так, словно не спал вовсе. С трудом разлепив веки и подняв с кровати неподъемное тело, я поплелся умываться. Но, взявшись за рукоятку двери своей комнаты, вдруг вспомнил минувшую ночь. Отец наверняка в ярости!
Приоткрыв дверь, прислушался. Тишина. Причем, подозрительная тишина.
Я осторожно пробрался на кухню, где находился единственный в доме умывальник, но так никого и не встретил. Вот так повезло! А я уж приготовился к грандиозной разборке...
Включив воду, выдавил пасту на щетку и сунул ее в рот. По губам потекли белые капли, походя на зубы вампира. Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Ну и в историю же я влип...
И тут в отражении зеркала я увидел стоящие на холодильнике часы. И не поверил глазам – два часа?!
– Не может быть!
Я провел ладонью по лицу, стирая вампирский оскал. Метнулся в комнату, схватил будильник, поднес к уху. Тикает! Так какого хрена не разбудил?
Оказалось, он пытался. Похоже, трезвонил до тех пор, пока не кончился заряд, тщетно пытаясь меня поднять. Вот почему дома такая тишина: родители – на работе, Аленка – в школе, Мишка – с детском саду.
– О черт! У меня же сегодня контрольная по алгебре!..
Все вампиры и фанатики мира мигом ушли на второй план. А ведь от этой долбаной контрольной зависит вся моя дальнейшая жизнь! Какой мне на фиг физмат с трояком по алгебре?!.. Мигом одевшись, напялив очки и схватив сумку, я выскочил на улицу и со всего духу помчался в школу.
Контрольная случилась на предпоследнем уроке. Я же в школу попал лишь к последнему.
– Ракитин! – услышал я окрик.
Оглянувшись, увидел Генку.
– Ну ты даешь, Дениска! – воскликнул он. – Монтана в ярости. Сказала, что на выпускном экзамене припомнит тебе все твои прогулы.
– Какие прогулы? Я всего-то в первый раз пропустил!
– Ну, главное, что один уже есть, а вспомнить она их может сколько угодно.
– Знаешь, она и без прогулов может вспомнить что угодно, лишь бы причина была. – Я мысленно прикидывал будущие разборки с алгебраичкой.
– Ты чего на уроках-то не был? – прервал мои размышления Генка.
Вопрос этот был скорее дежурным. Так, бывает, спрашивают: «Как дела?» – при этом совершенно не интересуясь твоими делами, на что обычно ждут ответа вроде: «Да ниче, нормально». Но тут я замялся. Последние события так вымотали меня, что мне неудержимо захотелось с кем-нибудь поделиться – излить, так сказать, кому-нибудь душу. И Генка, с которым мы дружили с детского сада, как нельзя лучше подходил для этого. Видимо, поэтому я ответил на его вопрос:
– Спасал вампира от религиозных фанатиков.
– Да уж, Монтану подобным аргументом не убедишь, – рассмеялся Генка.
– А фактами? – Я потер укушенную Рутрой руку.
– Ну а если серьезно?
И тогда я рассказал ему все. Как было, без утайки. Чем больше он слушал, тем больше улыбка на его губах сменялась интересом и сомнением.
– Ты, наверное, думаешь, что у меня крыша поехала, да? – закончив, спросил я. – Если не веришь, сходим вечером на мою базу. Помнишь, я тебя как-то водил туда? Сам все и увидишь.
– Ух ты, здорово! – воскликнул Генка. – А ты уверен, что он и есть он?.. Ну, то есть вампир?
– Уверен. Он у меня даже кровь пил! Смотри.
И я, закатав рукав, показал две точки запекшейся крови в области вены.
– Ого! – Генка присвистнул. – А ты после этого не того?.. Ну, в смысле, не станешь как он? А то я кино смотрел...
– Как видишь, не стал. Он говорит, что для этого нужно…
Я умолк – рядом возникла Света.
– Что нужно? И для чего? – спросила она. – О чем это вы шепчетесь, ребятишки?
Мы с Генкой растерянно переглянулись.
– Какие-то секреты?
Света пристально взглянула на меня. Я отвел глаза. В принципе ей было плевать на наши дела. Ее возмущал сам факт того, что я посмел от нее что-то скрывать.
– Ах вот, значит, как?!. – хмыкнула Света. – Вчера, значит, он мне говорит, что у него от меня нет никаких тайн, а сегодня они у него уже появились! Ну-ну… Шепчитесь дальше, подружки…
И она пошла, горделиво задрав свой изящный носик. Честно говоря, я не помнил, чтобы когда-либо говорил ей, что у меня нет от нее никаких тайн. И все же Света продолжала удаляться. Вот сейчас она повернет за угол и скроется из глаз… Быть может, навсегда!
– Света, постой!
– Ну? – Она мигом оглянулась.
И мне пришлось рассказать все и ей. Она слушала молча, порой артистично делая большие удивленные глаза.
– Все? – спросила она, когда я закончил.
– Все!
– Это какая-то игра, да? – усмехнулась она, глядя то на меня, то на Генку. – Ребята, вам взрослеть надо, а вы все в охотников за привидениями играете. Давно пора начать играть в более взрослые игры. Это ведь гораздо интереснее. Как думаешь, Дениска?..
При этих словах она провела ладошкой по моей щеке, многозначительно глядя в мои глаза. Да так глядя, что меня пробил озноб.
– Ну ладно, играйте дальше, детки.
И ушла, не поверив ни одному моему слову. Это была лучшая реакция, которую я мог от нее ожидать.
Едва Света скрылась за школьными дверьми, из учительской вырулила Монтана собственной персоной. Блин, как в театре: уходит один персонаж – и тут же на сцене появляется новый. Причем чем дальше, тем страшнее.
– Ракитин! – вскричала Монтана, не то разозлившись, не то обрадовавшись. – Мало того что контрольную прогуливаешь, так у тебя еще и хватило наглости появиться в школе!
– Я болею, – пробурчал я в ответ.
– Болеют – это когда в постели лежат. А в твоем случае это называется лоботрясничеством! Лень и наглость – вот как это называется! – И, как обычно, Монтану понесло. Ей же только начать, а потом она уже сама себя не контролирует – просто визжит на все лады, выпучив глазищи. Каждый ученик знает, что с Монтаной лучше не спорить, а просто, уткнув нос в пол, выслушать ее тираду: повизжит и успокоится. Но на этот раз Монтана успокаиваться не торопилась. Она вопила полчаса, не меньше. Высказала все, что думает о моем интеллекте – «таких кретинов еще поискать», об учебе – «трояк с минусом по алгебре на экзамене будет подарком», о внешности – «на бомжах с помоек одежда лучше, чем твоя школьная форма», о моем будущем – «по тебе тюрьма плачет, так же как по твоему старшему братцу-идиоту»… Когда же она перекинулась на моих родных и даже начала оскорблять мою маму, вереща: «Понарожают дебилов, а нам, учителям, потом с ними возись…» – я не выдержал.
– Вот только маму мою оскорблять не смейте, Монтана Николаевна!.. – выпалил я.
В переполненном учениками фойе внезапно наступила тишина. Все смотрели в нашу сторону. И вдруг грянул всеобщий хохот. Монтана, раскрыв рот, уставилась на меня, а я вдруг сообразил, что только что сказал! Нет, у меня это вышло не специально, я собирался сказать «Инна Николаевна»… Но было поздно.
– Ах вот, значит, как, Ракитин?!.. – покраснев, вскричала Монтана. И пулей умчалась в кабинет директора.
– Ну теперь тебе точно каюк, – шепнул мне Генка и предпочел покинуть поле боевых действий, чтобы самого ненароком не зацепило.
Я остался один, словно смертник на эшафоте, под прицелами полных сочувствия и одобрения взглядов. Алгебраичку вся школа боялась и ненавидела, причем даже те, у кого она не преподавала. В школьном фольклоре до сих пор вспоминают произошедший лет пять назад случай, когда группа отчаявшихся старшеклассников выпустила стенгазету с названием «Монтана», в которой ученики высказали всеобщее мнение о педагогических методах данного персонажа. Что было!.. Скандал прогремел на всю область. Писали в газетах, в телевизоре мелькало заплаканное лицо несчастной жертвы, а учителя со всех концов Погорья стеной стояли за свою коллегу и укоряли хулиганов. Еще бы, ведь Инна Николаевна – заслуженный педагог со стажем, лауреат многочисленных премий и победитель областных конкурсов «Учитель года». И наплевать, что ее до глубины сердец ненавидят все ее ученики. В общем, конфликт тогда замяли, но вся редколлегия стенгазеты в течение года по различным обстоятельствам перевелась в другие школы. С тех пор слово «Монтана» в школе произносили лишь шепотом, и даже на уроках географии ученики боялись вслух называть одноименный американский штат. Пожалуй, я первый за эти годы произнес прозвище алгебраички открыто и громко, да еще и при ней самой. На меня смотрели как на героя. Правда, как не героя-смертника.
«Да, я не прав и действительно оскорбил ее, – мысленно в отчаянии оправдывался я. – Но ведь до этого она сотню раз смешала с дерьмом и меня, и моих родных – и ничего!..»
Мне показалось, что я вечность простоял в ожидании казни, хотя на самом деле не прошло и пары минут. Но вот появился директор в сопровождении показательно страдающей и льющей слезы оскорбленной учительницы.
– Ракитин, пожалуйста, зайди ко мне в кабинет, – устало сказал директор.
Я обреченно побрел за ним. Затем последовала долгая лекция о поведении и уважении к старшим, особенно к преподавателям, после чего меня заставили извиниться перед усиленно изображающей мучения Монтаной. Но, несмотря на извинения, по ее взгляду я понял, что все теперь бесполезно. Мне не избежать вендетты.
«Уж не знаю, как по другим предметам, но экзамены по алгебре и геометрии я уже заочно завалил, – с горечью думал я, осознавая, что будущее поступление в университет, как говорится, накрывается медным тазом. – А если учесть, что Монтана еще и наш классный руководитель, представляю, какую характеристику она мне накатает: в тюрьму не возьмут, не то что в вуз!»
Всю дорогу по пути домой я прокручивал сценарии того, как буду вести с Монтаной переговоры о мире. Я соглашался зубрить наизусть учебники по алгебре и геометрии, сотни раз переписывать любые контрольные, ночами решать задачки, даже упасть перед учителем на колени, если необходимо… «Но я должен выпуститься с нормальным аттестатом! Потому что, если у меня будут тройки и хреновая характеристика, меня не возьмут в универ. А если меня не возьмут в универ, мне придется остаться в поселке. А если мне придется остаться здесь… Лучше сразу в петлю!»
Войдя в наш двор, я сразу понял, что дома посторонние – собака оказалась запертой в будке. На крыльце стояло пар пять чужой обуви. Я насторожился: «Снова люди из Ордена?!» Но, распахнув дверь, услышал звон стопок и гул голосов.
– О!.. Здорова, братан!..
И в следующее мгновение я оказался стиснутым в крепких, словно тиски, объятиях.
– Вовка? – удивился я.
Брат так долго сидел в тюрьме, что я начал забывать, как он выглядит.
– Ага, я! – ухмыльнулся брат, проведя по лысому черепу татуированной ладонью.
– Наш Вовочка вернулся, – плача от счастья, воскликнула сидящая здесь же, за столом, мать. – Так возмужал!
– Настоящим мужиком стал, – поддакнул уже изрядно подвыпивший отец. – Весь в меня!
Алкоголь и приезд сына превратили его в довольного добрячка. У меня отлегло от сердца: по крайней мере о вчерашнем случае он позабыл. Впрочем, я понимал, что это на время – до определенной рюмки, после которой мой папаша обычно перекидывается в свиноподобного медведя и, припоминая все плохое, начинает вымещать злость на окружающих. Что там Рутра – вот настоящий оборотень! По сравнению с тем чудовищем, в которое превращается мой бухой отец, все вампиры на свете – словно дети малые...
– Груздь, доставай стопарь, – крикнул Вовка, усаживая меня за стол, потеснив каких-то своих дружков. – Штрафную братухе!
Груздь, он же Сергей Груздев, тоже недавно вышедший из тюрьмы, брякнул на стол стакан и наполнил его до краев вонючей самогонкой.
– Спасибо, я не пью, – мотнул я головой.
– В смысле – ты не пьешь? – удивился Вовка. – Брат откинулся, а ты за него не выпьешь? Ты будто и не мой брат вовсе!
– Ты че, он же такой типок – настоящий ботан, – сказал с ухмылкой Груздь. – Книжки зубрит, типа самым умным хочет стать.
– Да, че-то я такое припоминаю, – наморщил лоб Вовка. – Пацаны на зону писали, мол, пока ты на нарах, брат твой лохом растет. Говорят, братан, долбят тебя все кому не лень. Че, правда что ли? – Вовка сурово посмотрел на меня, а потом весело хлопнул по плечу. – Ты, это, кончай херней заниматься! Давай бросай свои книжки, запишись в какую-нибудь секцию да начни хреначить всех этих мудаков. Становись человеком, брат!
Я промолчал. Поглядывая на Вовку, я сравнивал его с тем подростком, каким запомнил его лет семь назад. Ни единого сходства. Подросток исчез навсегда! Теперь вместо него останется лишь этот лысый детина, глядя на которого невольно понимаешь, что в словах Монтаны, быть может, есть здравое зерно…
За столом между тем мужики, кому за двадцать, стали обсуждать, кто на какой зоне и по сколько сидел, и с ностальгией рассказывали различные колонистские байки.
– А вот я на нарах не был, – печально вздохнул один из участников беседы. – Зато я в армии служил.
– Ну что ж, армия тоже неплохо, – посочувствовал Груздь.
Мне стало тошно от этих разговоров. Я встал, чтобы уйти, но отец поймал меня за руку.
– Кстати, Денис. Пока не забыл… Я сегодня разговаривал со своим прорабом. Он сказал, что берет тебя в нашу бригаду, – торжественно сообщил он.
– В какую еще бригаду? – опешил я.
– В какую-какую? В нашу, заводскую, – с гордостью воскликнул отец. – Как школу закончишь, так можешь выходить на работу!
– Но… Но я же поступаю! – Мои ноги онемели. Я безвольно опустился на табуретку.
– Поступаешь… – хмыкнул отец. – На какие, простите меня, шиши?
– Ничего мне не нужно… – Внутри у меня все сжалось. – Я же сам… На бюджет… Своими силами!..
– Бюджет… А за общагу кто будет платить? Жрать ты там что будешь? – Отец ударил кулаком по столу. – Ты что думал, кто-то будет тебя содержать, пока ты там по общагам с девочками обжимаешься? Взрослым стал, так что изволь сам зарабатывать на жизнь!
Я беспомощно посмотрел по сторонам и увидел лишь ухмылки Вовкиных друзей.
– Я не останусь здесь! – отчаянно произнес я. – Не пойду на завод!
Перед моими наполнявшимися влагой глазами выстраивались мрачные картины возможного будущего. Хуже смерти!
– Пойдешь, пойдешь… Куда ты денешься. Мы тебя столько лет кормили, теперь пришла пора отплатить родителям тем же. А нет – так иди на все четыре стороны.
– И уйду! – твердо сказал я.
– Давай, беги, – хмыкнул отец. – Коли отца не уважаешь…
– За что тебя уважать-то? – взорвался я, вскочив. – За то, что ты бухаешь беспробудно? За то, что у твоего младшенького бутылки вместо игрушек? За то, что мать вечно с синяками ходит?..
– Денисочка… – Мать испуганно закрыла рот ладонью.
– Ты обязан меня уважать уже за то, – взревел отец, тоже вставая, – что я дал тебе жизнь!
– Это ты называешь жизнью? – Я ударил кулаком по заставленному рюмками и закуской столу. – Я так жить не собираюсь!
– Ах ты щенок! – Кулак отца взметнулся вверх, готовясь обрушиться мне на голову.
– Пожалуйста, не надо… – взмолилась мама, повиснув на руке отца и одновременно пытаясь прикрыть меня.
– Батянь, правда, не порти праздник, – сказал Вовка и сурово бросил мне: – И ты рот закрой, пока я тебе сам не врезал!
Я молча сел и отвернулся.
– Ладно… – Отец немного успокоился. – Школу закончишь, там дальше поглядим.
Он принялся шарить по столу:
– У нас выпить-то еще есть?.. Что, все кончилось? Мишаня!..
– Чего? – встрепенулся пятилетний Мишка, которому тоже нашлось место за общим столом, чему он был беспредельно рад – как взрослый!
– Мишаня, сбегай к дяде Гоше за бутылочкой для папы.
Мишка с готовностью вскочил.
– Куда ты его отправляешь? – вскричал я. – Ему пять лет всего!
– Ну тогда ты сходи, – невозмутимо ответил отец.
– Тебе надо, сам сходи!
– Ты меня сегодня вконец вывести решил, что ли? – Отец начал привставать с табуретки. – Ступай, я сказал, за самогоном!
– Не пойду!
Кулаки отца снова сжались.
– Сиди, сынок, я сама схожу, – вступилась мать. – Деньги-то у тебя еще остались?
Отец похлопал ладонями по карманам.
– Только ведь зарплату получил, а уже все пропил, – посетовала мама.
– Не перечь мне, женщина! – с трудом проговорил папаша. И вдруг выпрямился, словно вспомнив что-то важное. – А где бабка? У нее же пенсия должна была быть!
– С утра как ушла, так и нет, – ответила мама.
– Она у моей мамаши сидит, – припомнил Груздь. – Еще днем пришла. Небось, уже третью красненького допивают.
– Вот скотина! – Отец всплеснул руками. – Опять вернется без копейки!..
– У нее пенсия-то и так копеечная, – сказал я.
– А кто виноват? Сама же и виновата! – возмутился отец. – Вот если бы ее в детстве из блокадного Ленинграда не вывезли, получала бы сейчас как блокадница!.. Могла бы о потомках подумать. А так что платят? На пару пузырей с трудом хватает.
– Так, может, и тебя сейчас не было б, останься она тогда в блокаде.
Отец снова хищником уставился на меня.
– Ладно, есть у меня пара монет, – тут же вставила мать, почувствовав, что вот-вот снова грянет буря. – Вчера у Надьки на хлеб заняла. Пойду схожу за твоим пойлом. И ты, Дениска, со мной пойдем.
Мать буквально выволокла меня за собой из дома с отцовских глаз долой.
На улице моросило. Порывистый ветер швырял в лицо мерзкие капли и рвал листву с гнущейся у забора яблоньки.
– Ну чего ты его вечно задираешь? – взмолилась мама. – Он же тебя пришибет когда-нибудь. Попадешься ведь под горячую руку.
– Пусть лучше пришибет, чем терпеть, как ты! – в сердцах выпалил я, и тут же прикусил язык, заметив, как побледнела мать. – Прости.
Мы вышли со двора и молча побрели по дорожке.
– Чего ты его не бросишь? – вдруг спросил я.
– Отца? – испугалась мама. – Скажешь тоже… А дети? Ладно вы, старшие, уже вымахали. А Аленка, Мишка как?
– Ты же прекрасно понимаешь, что без него они скорее людьми станут. Он же сам, если чего и зарабатывает, так пропивает в ноль, а потом еще с тебя и бабушки тянет. И весь этот бардак в доме исключительно его заслуга. Ты же у нас трудоголик. У тебя бы дом сверкал. Я понимаю, что он мой отец… И все же не могу смотреть, как он тебя и детей своих мучает.
Мама остановилась, с болью посмотрела на меня.
– Ну что ты говоришь такое, Дениска… Как же я его брошу? Он же пропадет без меня.
– А так пропадешь вместе с ним ты.
– Ну, пропаду или нет… Это мой выбор, сынок.
Мы пошли дальше. Молча. Дошли до перекрестка, остановились. Дорога направо вела к мосту, за которым в заброшенной деревеньке ждал Рутра, прямо – избушка дяди Гоши, торгующего самогоном.
– Мам, ты его любишь? – спросил я.
– Люблю, не люблю… Какая разница? – Мама дернула плечами и опустила голову.
– Но когда-то ведь любила? Когда замуж за него выходила?
– О, ты даже не представляешь, каким он был, – оживилась она. – Красавец – прям как ты сейчас. Стихи сочинял, на гитаре играл, голосина был – все девки заглядывались… А как он на меня смотрел! Цветы носил, все клумбы в округе оборвал!..
– Теперь же вместо этого кулаком в глаз и за самогонкой?
– Ничегошеньки ты пока не понимаешь, сынок. Подрастешь – поймешь… Людей губит не водка! Людей губит безнадега! – грустно сказала мама и пошла прямо, оставив меня на перекрестке.
Я стоял на распутье дорог под ударами набирающего мощь дождя и думал, насколько же она права. Сколько раз я сам размышлял: что ждет меня, останься я навеки в этом поселке? Годами существовать среди безразличного общества, спиваясь вместе со всеми? А как тут не спиться? Мне же с моим мировоззрением, мечтами и стремлениями тут будет в тысячу раз тягостнее.
И вдруг меня поразила новая мысль: а ведь только что отец буквально вынес мне этот приговор! Университет отменяется, впереди – долгие годы в родной ненавистной Красновке и бригада моего папаши. Эта новость, казавшаяся все это время какой-то абстрактной, вдруг накрыла меня осознанием своей жуткой реалистичности. Вот начинается мой медленный путь ко дну, по которому прошли тысячи других таких же, включая моего отца. И постепенно я стану тем же, против чего сейчас восстаю.
А может, сбежать?.. Ага, и куда бежать? Без денег, одежды, жилья… Отец прав, даже для поступления в университет на бюджет нужны какие-никакие средства… Нет! Я так долго жить не смогу! Поработаю годик-другой, поднакоплю денег и рвану из-под родительского крыльца… Или не рвану? Или втянусь, как втянулись другие? Привыкну, побоюсь перемен, женюсь, родится ребенок, который привяжет к месту… Быть может, и отец когда-то точно так же, будучи голосистым красавцем, думал: пройдет немного времени, и я оторвусь, побегу за мечтой. Наверное, и он хотел иной судьбы, возможно, сочинял музыку и песни, видел себя в будущем каким-нибудь музыкантом… Но прошли годы – прокатилась целая эпоха, перемоловшая его своими ржавыми жерновами. И вращают эти жернова не чистые воды источника вдохновения, а чистый спирт!
Мои размышления прервали смех и радостные возгласы прокатившейся мимо ватаги дворовых ребят – мальчишек и девчонок. Они весело мчались в сторону моста, закрываясь от ливня картонками и дощечками. Позади под зонтом важной походкой вышагивал собственной персоной мой ненавистный одноклассник Митрохин, а за ним его верная свора.
– Погоди, – поймал я отставшую от остальных черноволосую девчушку на вид лет десяти-одиннадцати. – Куда это все идут?
– В Зареченское, вампира убивать! – весело ответила та.
Внутри у меня похолодело.
– С чего вы взяли, что там вампир? – бесцветным голосом спросил я.
Девчушка пожала плечами:
– Не знаю. Старшие сказали, что его в одном из домов какой-то лунатик прячет.
– Ульянка, ты идешь? – позвал кто-то из ее друзей.
Я отпустил девчонку, и та вприпрыжку побежала догонять своих приятелей. На непослушных ногах я помчался следом. Догнал толпу уже у моста.
– О, смотрите, кто тут! – воскликнул Митрохин, преграждая мне путь.
– Не троньте его! – вскричал я.
– Кого? – делано удивился Митрохин. – Ах да, ты же, говорят, где-то там живого вампира прячешь! Так?.. Но мы же не с пустыми рукам идем – так, пацаны?
И ребячья свора продемонстрировала какие-то деревянные колышки, сбитые крест-накрест палки и наспех выструганные из досок кинжалы. Для них это все было веселой игрой.
– Если честно, – хмыкнул Митрохин, не пропуская меня на мост, – я не верю ни в каких вампиров. Врешь ты все, Лунатик. Потому что никаких вампиров не бывает! Скорее всего, тебе какой-нибудь бомж лапши на уши навешал, чтобы пожрать и поспать на халяву. Развел тебя, как лоха.
Вся возглавляемая Митрохиным ватага заржала.
– Конечно, нет у меня никакого вампира, – поспешно согласился я. – Это я так, в шутку сказал…
А сам соображал, откуда они могли узнать о Рутре. Хотя ответ был очевиден, но я боялся даже подумать об этом…
– Дебильные у тебя шутки, Лунатик, – холодно усмехнулся Митрохин. – Такие же, как и ты сам, дебил.
Мне было наплевать на оскорбления. Единственное, о чем я думал, – только бы они не пошли в поселок-призрак.
– Но мы все равно сходим, посмотрим, – заключил Митрохин. – Нет дыма без огня, как говорится. Может, ты там что-нибудь другое интересное прячешь, а? Говорят, у тебя там какой-то домик обставлен. Или база, как ты его называешь. Ты там вроде какую-то ракету собираешь…
– А ну, не смей!.. – Я бросился вперед, но тут же оказался сбитым с ног митрохинскими приятелями.
Упав в грязь, я успел закрыть голову руками, защищая лицо от ударов ног. Размявшись, шпана столкнула меня в кювет и побежала догонять своего предводителя. Толпа с веселым смехом перевалила через мост. Я с трудом выбрался на дорогу, разыскал в грязи разбитые очки. Нацепив их, я пустился следом за толпой.
Как же мне хотелось, чтобы появился Рутра и разорвал на части это ненавистное стадо! «Ты же вампир! Покажи им, наконец, свои зубы!» Именно об этом я мечтал, глядя, как летят обломки моей базы. Вот если бы, как в самом кошмарном фильме ужасов, сверкнули острые клыки, рекой полилась кровь, захлебнулись в ней предсмертные крики… Очень часто, желая кому-то зла, мы надеемся, что вдруг появится кто-то, кто за нас сделает все те мерзости, совершить которые у нас самих не хватает духу.
Но Рутра не пришел. Не появился он и после того, как насытившаяся моим отчаянием и унижением толпа отхлынула обратно в Красновку, весело делясь впечатлениями от погрома. Я остался один. Один, как всегда.
Я все еще сидел на полу у стены в сенях на своей разрушенной базе, когда там появился черный человек отец Пейн. Его темный силуэт возник в прямоугольнике двери на фоне грозового вечернего неба, хищный взгляд выхватил меня из полумрака. Видимо, он услышал обсуждения о походе на вампира среди малолеток и проследил за ними.
– Где он?
Я не ответил, с молчаливым безразличием смотрел сквозь него.
– Где эта тварь?
Отец Пейн ввалился в дом. В руке его вспыхнул фонарик. Острый луч заскользил по комнате, выхватывая из полумрака разодранные плакаты с лунными ландшафтами, растоптанные модели космических кораблей, обломки телескопа, клочки книг, чертежей и тетрадей с расчетами. Кроме нас двоих, в доме никого не было.
– Он должен быть где-то здесь! – Отец Пейн медленно шел по комнате. Раздался треск – под его ногой хрустнула картонная Земля – последняя уцелевшая планета из макета Солнечной системы. Луч фонарика уперся в пол.
– Погреб?!.. – воскликнул отец Пейн.
В меня вонзился пытливый взгляд. Я отвел глаза.
– Конечно же, погреб! Как же я сразу не догадался… Вот где он прятался днем!
Священник принялся ногами разгребать на полу мусор, отбросил старый потертый половик. Когда он поднимал тяжелый люк, в руке его появился заряженный арбалет. Но и в погребе оказалось пусто, напрасно шарил по нему желтый луч, сопровождаемый острым серебряным жалом стрелы. Все, что там осталось, – клочок белой ткани на гвозде, случайно сорванный с куртки Рутры.
Заметив мой насмешливый взгляд, отец Пейн с прытью пантеры бросился на меня. Жилистый локоть уперся мне в горло, прижимая к стене.
– Куда делась эта тварь!? – прорычал рассвирепевший охотник на вампиров. – Говори! Я знаю, он был здесь! В погребе остались следы!
Хватка становилась все сильнее. От недостатка воздуха застучало в висках. Еще мгновение – и он, наверное, задушил бы меня.
– Его здесь нет, – с трудом проговорил я.
– Как это нет?.. Этого не может быть!
– Он ушел.
Отец Пейн настолько растерялся, что ослабил руку, снова дав мне возможность дышать.
– Да, ушел. Подумал, что и так достаточно причинил мне вреда.
– Ты лжешь! Он не мог! Был день!..
Я протянул ему оставленную Рутрой в дверном косяке записку. Я нашел ее вскоре после того, как ушла митрохинская свора.
«Мой друг Денис, – говорилось в ней. – Я знаю, что из-за меня у тебя возникли большие неприятности. Ты и так достаточно мне помог, и я не смею требовать большего. Остаток дня я проведу в лесу, найду местечко потемнее. Сегодня пасмурно, надеюсь, смогу продержаться до сумерек. Прощай. И спасибо огромное. Благодаря тебе я вспомнил, что есть еще в мире человечность. Настоящая, а не тот пустой звук, которым так самодовольно наградили себя люди. Ведь я уже искренне начал верить, что любой зверь гораздо человечнее любого из людей. Спасибо тебе за все. Рутра».
– Я не верю! – прошептал отец Пейн, беспомощно опустившись на порог.
– Уверен, он выживет, – сказал я. – Хорошо, что я на всякий случай объяснил ему, как добраться до федеральной трассы. Надеюсь, как только стемнеет, он сможет поймать попутную машину и завтра будет очень далеко отсюда.
Отец Пейн долго сидел, пустым взглядом уставившись в пол, нервно поглаживая рукоятку арбалета. И вдруг снова набросился на меня.
– Это все ты!.. Ты, дьявольское отродье! – кричал он, разбивая кулаком в кровь мое лицо. – Помогая слуге дьявола, ты и сам продаешь ему душу!..
– Рутра никому ничего не сделал плохого!
– Он согрешил уже тем, что встал на путь зла! А со злом нужно поступать по-злому!
– Пока что я видел зло только от людей, – прошептал я окровавленными губами. – Вы называете его монстром? Так взгляните сначала на себя!..
Отец Пейн замер. Лишь его глаза продолжали сверкать какой-то звериной яростью. Потом он отбросил меня и стремительно выскочил вон.
Сидя на крыльце своей разрушенной базы, вытирая кровь с разбитых губ, я думал о том, что так и не узнал, является ли на самом деле Рутра вампиром. Кто же он: порождение тьмы из мифов или просто сумасшедший, мнящий себя бессмертным кровососом? Хотя какое это имеет значение? Он был ранен, ему нужны были помощь и человеческое отношение. Он это получил. Зато, какими могут быть люди, теперь я понял наверняка. Чтобы творить зло, вовсе необязательно становиться монстром!
Ночь
Я отчаянно тарабанил в дверь. С другой ее стороны раздались неторопливые шаги, скрипнула задвижка. В образовавшемся светлом проеме возникло знакомое усталое лицо рыжеволосой женщины. И тут же с ужасом отпрянуло.
– Дениска, это ты? Что с тобой? Ты весь в крови! – вскричала Светина мама.
Я поморщился. Все это было мелочью. Неважно.
– Света дома?
– Нет. Ушла. Сказала, что на дискотеку. Я слышала, за ней какой-то парень зашел. Я думала, что это был ты…
Я усмехнулся, отчего еще сильнее заныли разбитые губы. Не говоря ни слова, я повернулся и быстро зашагал к калитке.
– Может, передать ей что-то нужно? – раздалось мне вслед.
– Нет. Я сам все скажу, – обернувшись, ответил я. – И вообще, мне больше ничего ни от кого не нужно!
И захлопнул за собой калитку.
Огромные окна поселкового Дома культуры сверкали во мраке ночи фейерверком огней. Округу сотрясали ритмичные басы попсовой музыки. На крыльце, укрывшись под козырьком от дождя, в сизом дыму толпилась курящая молодежь. Протерев от капель дождя треснувшие стекла очков, в этом дыму я разглядел и Свету. Она куталась в накинутую на плечи кожаную крутку. Владелец куртки стоял тут же: одна его рука держала сигарету, вторая – обнимала Свету за талию. Сердце мое сжалось. Это был Толик.
– Почему? – крикнул я, приближаясь к крыльцу. – За что ты со мной так?
Во мне все кипело. Я даже не знал, какое из ее предательств меня убивает больше. При виде меня на лице Светы сначала возник испуг, я даже прочел в ее глазах боль и чувство вины, прямо как прошлым вечером перед нашим расставанием... Но это было лишь мгновение. В следующий миг все это сменилось самоуверенной наглостью. Видимо, она решила, что скрывать свои отношения с Толиком больше не имеет смысла. Да и в наших разобралась окончательно.
– В чем, собственно, проблема? – спросила она, глядя на меня с какой-то нахальной наивностью. – Я тебе вроде как не подруга. Никаких обещаний я тебе не давала.
Это было правдой. Хоть нас с детства и называли женихом и невестой, мы никогда не обсуждали статус наших отношений. «Она моя девушка и когда-нибудь станет мне женой», – этот факт никогда не вызывал у меня сомнений. По крайней мере, до этого момента…
– Но я думал… – смутившись, начал я.
– Что ты думал? – холодно перебила Света. – То, что я до пенсии буду выслушивать твои идиотские рассуждения о летающих тарелках? Мы уже не дети, Денисочка. Пора подумать о будущем.
– Так я же думаю!
– Не смеши меня! О каком будущем ты думаешь? О том, как ракеты будут бороздить просторы Вселенной? – Она подошла и помахала ладошкой перед моим разбитым лицом. – Эй!.. Алле!.. Проснись!.. Пора думать о реальном будущем. Какие перспективы у тебя в жизни?
– Ну… Я поступлю в университет, стану конструктором, научусь строить космические корабли…
– Университет, конструктор… Спустись на землю, Самоделкин! Я спрашиваю, как ты на жизнь собираешься зарабатывать? А ты мне все про свои ракеты. Двенадцать тебе было, ты про них бубнил, почти семнадцать стукнуло – все про то же. Я еще раз спрашиваю: на что ты собираешься жить? Чем зарабатывать будешь? Своими «вечными двигателями»?
– Не все же делается ради денег…
– Ха!.. А ради чего же?
– Ради науки, ради прогресса, ради человечества!
– Прогресс… – презрительно усмехнулась Света. – Прогресс на хлеб не намажешь, и билет в Париж на прогресс не купишь!
– Говорят, многие инженеры неплохо зарабатывают… – попытался оправдаться я.
– Это все мечты, Денисочка. Как ты любишь выражаться, абстракция. Все это – такие же бредовые и несбыточные фантазии, как и твои лунные базы. Да и кто тебе сказал, что ты вообще кем-то станешь? Мой папаша, например, слышал, что тебя после школы на завод берут. Вот и все твое будущее, Самоделкин! Будешь, как отец, всю жизнь за копейки жопу в машинном масле мочить, пока не сопьешься на старости лет. В отличие от него, например. – Она кивнула на Толика. – Вот его профессия – нормальна! Он скоро получит диплом юриста, а следом должность в какой-нибудь прокуратуре или налоговой полиции. Вот это – будущее! Понятно тебе? Да тот же Митрохин в тысячу раз перспективнее тебя!
– Митрохин? – вскричал я. – Который даже два и два сложить не способен? В чем же он лучше?
– Ты спрашиваешь, в чем?.. Посмотри на себя. Ты же ничтожен! Умный, да? Два и два сложить умеешь?.. Тараканов из головы сначала выгони!
Я молчал.
– Ты все мечтал, чтобы я с тобой встречалась, – продолжала уничтожать меня Света. – А ты не думал, что с тобой рядом стоять стыдно, не то что называться твоей девушкой? Митрохин каждый день смешивает тебя с дерьмом в школе. Почему ты ему ни разу не двинул?
– Я не считаю правильным решение споров кулаками, – тихо ответил я.
– Конечно! Ты мыслишь, думаешь, полагаешь, анализируешь, выстраиваешь концепции… А он не думает! Он просто бьет – и все!
– То есть ты хочешь, чтобы я, как и он, стал тупой и сильный?
– Ничего я от тебя не хочу, – презрительно скривилась Света. – Ты еще не понял? Ты мне вообще – никто! Ты мне противен!
– Ты же говорила, что я тебе нравлюсь, – с отчаянием вскричал я.
– Ха, нашел что припомнить! Мне тогда было двенадцать лет. Да только с годами я поняла, что взрослеть нужно. Вот я и пошла… взрослеть. Пойдем, Толик!
И, с пошлой улыбкой кивнув Толику, повернулась, чтобы уйти.
– Пусть ты меня не любишь, даже терпеть не можешь… Но для чего было рассказывать о Рутре? – крикнул я ей вслед, вспомнив о главной причине своего прихода.
– О ком? – удивленно обернулась Света.
– Ну… о вампире.
Света задумалась.
– А, о той ерунде, которую ты мне сегодня в школе наплел? Никому я ничего не рассказывала. Ты думаешь, я идиотка и поверила во всю эту чушь?
– Кто же тогда все разболтал Митрохину? – опешил я. – Об этом знали только ты и Генка!
– Может, твой дружок Геночка и проболтался?
– Он-то точно не мог!.. – мотнул я головой. Уж в нем-то я был уверен на все сто.
– Мог, не мог… Да только я видела, как он сегодня с Митрохиным трепался. Говорят, тот ему пообещал оставить его в покое и даже принять в свою шайку, если он перестанет с лохами водиться. Это он, как ты понимаешь, про тебя. Так что кинул тебя твой дружок. И правильно сделал, давно пора.
– Не верю! – Тревога черным комом подступила к горлу.
– Верить или нет, твое дело, – пожала плечами Света. – Но я, что сама видела, то и говорю.
«Чтобы Генка с Митрохиным?..» – сама мысль казалась мне абсурдной.
– Кстати, вон как раз и они! – объявила Света, обрадовавшись, что нашлось подтверждение ее словам.
Я оглянулся и остолбенел. Неподалеку в курящей толпе с сигаретой в зубах стоял Митрохин. Рядом дымила его обычная свита, а между ними… мой друг Генка! Он, видимо, почувствовал мой взгляд и оглянулся. Наши глаза встретились. Вид у него был испуганный.
– Значит, все-таки правда!.. – упавшим голосом произнес я, подходя к нему.
Генка отвел глаза. Зато на меня своим обычным туповатым взглядом уставился Митрохин. И во взгляде этом читался триумф. Он понимал: ни одна его издевка, ни один удар не могли сделать мне больнее, чем это.
– Пойдем поговорим, – сказал я Генке.
Тот было двинулся.
– Ты че, собираешься с этим лошарой общаться? – воскликнул Митрохин. – Ну-ну, давай, вперед!..
Генка замер в нерешительности. Митрохин с улыбкой смотрел на меня.
– Генка!.. – Во мне еще жила надежда.
– Да что ты с ним разговариваешь? – крикнул кто-то из митрохинских. – Дай ты ему в репу!
– А что, правда, – ухмыльнулся Митрохин, впечатленный этой идеей. – Ну-ка, покажи, на что ты способен. Ты же не лох? Мы ведь с лохами не дружим. – Он подтолкнул Генку ко мне и сладко улыбнулся. – Пацаны, сейчас будет цирк!
Генка растерянно смотрел то на меня, то на Митрохина.
– Ну, давай, давай! Братва ждет! – Тот снова толкнул Генку в спину. – Ты же хочешь с нормальными пацанами тусоваться?
«Он этого не сделает!.. – билось у меня в голове. – Кто угодно, но только не он!..»
Генка неуверенно поднял руки, сжал кулаки и медленно двинулся на меня.
Первым моим желанием было со всего маху треснуть ему по лицу и бить до тех пор, пока оно не превратится в кровавое месиво.
– Предатель, – только и прошептал я. И пошел прочь, не обращая внимания на смех и издевки за спиной.
За этой сценой с интересом наблюдали с клубного крыльца Света и Толик. Проходя мимо них, я задержался. Взглянул на нее, затем на него. Когда я направился к Толику, тот слегка попятился.
– Мудак ты, Толик! – только и сказал я.
– Че-е?.. – Тот выпятил грудь. – Да я тебя!..
– Ну, ударь! Давай!
Я в упор смотрел на него.
– Да ну тебя, – отступил Толик. – Еще заяву в ментовку накатаешь. Я юрист, законы знаю…
Ах, ну да, он же мышцы качал, чтобы девчонкам нравиться, а не кулаки разбивать!
Я еще раз взглянул на Свету. Та смотрела прямо, даже с насмешкой. Она нисколько не жалела о сказанных словах. Скорее всего, в глубине души она всегда так думала обо мне, просто молча скрывала презрение… Хотя, если вспомнить многие наши с ней беседы, не очень-то и скрывала. Это я дурак ничего не замечал. И, отвернувшись, я пошел проч. Это конец!
Я шел по освещенной фиолетовыми фонарями дороге, подставляя лицо безжалостно хлещущему дождю. Давай, бей! Бей сильнее! Не жалей!.. Небо прорезала молния, как в фильме ужасов, осветив черное изваяние поселковой церкви. Надрывным треском прокатился гром. Как же я хотел, чтобы добрый Бог метнул эту молнию в меня, чтобы никогда на свете не существовало никчемного изгоя по имени Денис Ракитин. Но Богу, видимо, тоже было плевать на меня. Фильмы ужасов – ерунда, жизнь бывает куда страшнее! И жизнью-то не назовешь... Рутра так мечтает о бессмертии, а мне порой просто невыносимо хочется умереть!
Ноги занесли меня в гаражный массив. Убегающие вдаль коридоры из блестящих мокрых металлических ворот создавали ощущение лабиринта. Я дошел до перекрестка и остановился, растерянно посмотрел по сторонам. Вдаль разбегались абсолютно одинаковые темные коридоры. Ну и куда теперь? Направо – домой, туда, где никогда не трезвеющий папаша, брат-уголовник, выстроенные из бутылок сказочные замки, синяки чересчур терпеливой матери и иконы, перед которыми молится вечно пьяная бабушка?.. Или налево? Там школа, откуда очень скоро едва ли не с волчьим билетом ты отправишься в ненавистное будущее… А может, назад? Еще раз поваляешься у ног бросившей тебя девушки и тех подонков, которых считал друзьями?.. Нет, уж лучше прямо, не сворачивая! И будь что будет! Все равно, куда ни пойди – везде мрак!
Через пару десятков шагов мой взгляд вдруг выхватил из полумрака знакомые ворота. Это же наш гараж! Рука машинально потянулась за ключами. Клацнул замок. В гараже было темно, душно и воняло бензином. Я на ощупь разыскал старый мотоцикл старшего братца и выкатил его под дождь. Благо все тот же братец сам несколько лет назад, в бытность, когда промышлял воровством чужого транспорта, научил меня заводить мотоциклы без ключей. Теперь – так ему и надо. После несложных технических манипуляций мотор послушно загудел, и старенький «Иж» помчал меня по скользкому гравию. Вскоре я выкатил на Погорское шоссе и дал полный газ. Дождь словно взбесился, тяжелые капли заколотили в лицо. Но уж лучше дождь, чем слезы! На обочине мелькнул белый прямоугольник с перечеркнутой надписью «Красновка», и наш мрачный поселок остался далеко позади.
– Свобода! – закричал я, подняв руки вверх.
Переднее колесо мотоцикла опасно вильнуло по мокрому асфальту, но я успел перехватить руль. «Так и лишиться жизни недолго, – подумал я, и меня разобрал смех. – А кому нужна такая жизнь?»
– Кому нужна такая жизнь? А? – закричал я, сорвав с окровавленного лица разбитые очки, и швырнул их во мрак ночи. Я снова вскинул руки вверх: – Вот она! Вся ваша! Забирайте!..
Вдруг в свете фары мелькнул движущийся вдоль дороги силуэт человека. Еще мгновение, и я непременно сшиб бы его на всей своей безрассудной скорости. Но одно дело разбазаривать свою собственную жизнь, другое – оборвать чужую. Я поймал руль и что было сил крутанул в сторону. Мелькнуло встревоженное лицо отскочившего пешехода… Мне показалось или это кто-то знакомый?.. Завизжали покрышки, раздался треск ломаемых кустов, снизу ударила какая-то кочка, полет… Удар!
Очнулся я от дикой боли во всем теле и ощущения, что меня куда-то тащат. Я находился в воде. Ах да, болото! Я успел заметить его блеск, прежде чем угодил туда вместе с мотоциклом. Кстати, где мотоцикл?.. Наверное, утонул. Брат меня убьет!..
Я очутился на траве. Дождь свирепо бил по лицу, заливал глаза. Я попытался повернуть голову и тут же скривился от невыносимой боли. Что у меня с черепом? Видать, я здорово расшибся! Рядом мелькнул свет и послышался шум промчавшегося автомобиля. Похоже, дорога совсем рядом.
– Черт возьми! – раздался полный отчаяния крик. – Ни одна скотина не останавливается!..
Чей это голос? Почему он так знаком?
Еще одна машина промчалась по шоссе. Ей вслед понеслись проклятия моего спасителя.
Я закрыл глаза.
– Денис!.. Денис, посмотри на меня!..
Кто-то тряс меня за плечи. Я с трудом разлепил неподъемные веки, но увидел лишь расплывающийся невнятный силуэт.
– Потерпи, Денис, мы обязательно что-нибудь придумаем… Да что же, эти гады совсем сердца не имеют?!
Мимо равнодушно пронеслась еще одна машина. Затем еще и еще. Наконец спаситель обреченно опустился рядом.
– Ты выживешь, Денис. Я обещаю, – прошептал он.
Похоже, он сам не очень-то верил в свои слова.
Я снова закрыл глаза.
Вдруг я почувствовал слабый укол на запястье. По сравнению с остальной болью это, конечно, ерунда, но было в этом уколе что-то знакомое… Меня укусили?!
– На, Денис, попей…
Я ощутил во рту странный приторный привкус. Распахнул глаза, пристальнее всмотрелся в того, кто отчаянно пытался мне помочь.
– Рутра!.. – прошептал я, вдруг сообразив, чье знакомое лицо мелькнуло там, на дороге. Это его я чуть не сбил!
Я с трудом улыбнулся. Пожалуй, это единственный человек, которого я был рад видеть. Хотя и не человек-то вовсе… И тут до меня дошло, что он собирается сделать!
– Нет! Не надо! – Я отвернулся.
Стекающая из распоротой вены Рутры кровь полилась мне на подбородок.
– Ты умираешь, а тут даже аптечки нет! – вскричал тот. – До больницы ты не дотянешь. А если б даже дотянул, все равно никто не останавливается. Как я еще могу тебя спасти?!
– Ты думаешь, мне нужна помощь? – прохрипел я.
– Не говори ерунды! Жить нужно, чего бы это ни стоило!
– Ради чего жить, Рутра? На хрена мне такая жизнь?
– Но ведь ты умрешь!
– Ну и пусть… Быть может, я и хочу!.. Быть может, я сам… желаю… этого…
– Нет, ты не должен! Денис, не сдавайся! – Слова Рутры звучали словно с другого конца Вселенной. – Ты просто обязан… Обязан жить!..
– Спасибо тебе… за то… что попытался… но… оставь…
Это были последние мои слова.
Я умер.
ИСТОРИЯ РУТРЫ
Может ли путь быть бесконечным? В моем случае – да. Вот уже три года прошло с тех пор, как я изменился, и все это время я только и делаю, что бегаю. Бег, бег, бег, передышка, и снова в путь… Я бегу от властей, бегу от убийц, бегу от прошлого, бегу от себя, бегу от законов природы. Я обрел вечную жизнь, а теперь с ужасом понимаю, что жизнь эта – бесконечное бегство. Или даже у моей дороги есть конец? Быть может, смерть для бессмертного наступает тогда, когда он не в силах больше бежать?
Я думал об этом, глядя на мелькающие в свете автомобильных фар черточки дорожной разметки. Сидящий рядом водитель-дальнобойщик без перебоя трепался о политике, местечковой экономике, жене и детишках. В принципе он меня потому и подобрал, чтобы было с кем поболтать в дороге – хорошее лекарство от сна. Я дежурно поддакивал каждой его фразе, а сам думал о другом: о смысле вечной жизни.
У меня все не выходила из головы история с Денисом. Там, позади, у обочины осталось его мертвое тело. Ведь он мог бы жить! Более того, его мечты, стремления, старания действительно могли принести плоды. Кто знает, быть может, благодарные потомки воздвигли б ему на Луне памятник посреди выстроенной по его расчетам лунной базы? Вот каким людям нужно бессмертие! А что сделал за это время я? Бегал, бегал, бегал… Все-таки Денис был прав: я обязан прекратить эту бессмысленную гонку и продолжить делать то, ради чего изменился, – изучать секрет вечной жизни, поделиться им с миром и наконец выстроить общество вечных гениев. Иначе мое перевоплощение пованивает эгоизмом: получил бессмертие и пустился в бега, защищая свое нестареющее тельце.
– Слушай, а может, ты расскажешь чего-нибудь? – прервал мои размышления водитель. – Все молчишь и молчишь. Меня уже в сон начало клонить.
– Чего я могу рассказать-то? – пожал я плечами.
– На вид ты мужик интеллигентный, начитанный… – Водила смерил меня взглядом. – Небось профессор какой-нибудь или учитель. Так?
– Преподавал в вузе. Давно.
– Вот видишь! Значит, много знаешь. Так и расскажи чего-нибудь. Хоть случай какой-нибудь, хоть байку. Мне все равно. Лишь бы не уснуть. Дорога-то дальняя…
Я задумался. Чем бы его потешить? И тут мне в голову пришла странная идея.
– Рассказать, говоришь? – хмыкнул я. – Ну так слушай…
«Случилось это в то время, когда я еще преподавал в университете. Как-то в начале лета ко мне на кафедру заглянул один коллега и заявил:
– Мы тут со Стариковым поспорили из-за одной вещицы. Я говорю, что это ножик каменного века, а он – что просто обломок кости. Вот ты, как любитель древности, что скажешь? Можешь просветить нас, что это за хреновина такая?
И выложил передо мной длинный пожелтевший от старости предмет. У меня аж руки затряслись и едва очки с носа не свалились, когда я его увидел.
– Ты где, – говорю, – это взял?
– Да так, – отвечает. – Мужик один из какой-то глухомани раскопал и к нам на кафедру притащил. А что?
– Что-что… Это ж настоящий артефакт! Костяной наконечник посоха шамана питхов!
– Кого-кого? – Для коллеги это название было пустым звуком, ведь он был так же далек от местного фольклора, как я от высшей математики, которую тот преподавал.
– Тех самых, – говорю, – питхов, которые жили на территории нынешнего Погорья, когда наших с тобой прадедов еще и в проекте не было. Так откуда мужик, говоришь?..
Вот с этой находки и началась эта история. Я легок на подъем и долго размышлять не стал – сразу же снарядил экспедицию на раскопки. Я был уверен: там, где найден один артефакт, наверняка попадутся и другие. А если повезет, так и вовсе можно раскопать какое-нибудь неизвестное науке древнее городище. Мою инициативу поддержали некоторые студенты исторического факультета. Пошел навстречу и университет – обеспечил транспортом. И вот во второй половине июня, как только закончилась летняя сессия, я с десятком подопечных погрузился в автобус и покатил в таежный поселок с символичным названием Тахтыныр, что в переводе с древнепитхского означает «судьба».
Погода стояла в самый раз для выездов на природу: солнышко припекает, на небе ни облачка… Настроение у всех, конечно же, соответствовало погоде. Несмотря на то, что наш «пазик» бесконечно швыряло на пыльной грунтовке, студенты горланили песни под гитару и хлестали пиво, нисколько не стесняясь преподавателя (то есть меня). По салону разносился веселый девичий смех. Я же всю дорогу развлекался болтовней с Сашей – молодым человеком, напросившимся со мной в экспедицию.
Разговор шел довольно банальный: о противостоянии науки и религии. Ну и, как водится при подобных темах, с каждой фразой беседа принимала все более ожесточенные нотки. Я никогда не относился серьезно к таким спорам: толку пытаться совместить несовместимое? А потому я довольно вяло швырял ленивыми аргументами в своего оппонента. Саша, напротив, все больше заводился и даже несколько раз вскакивал, нервно прохаживался по салону автобуса, но довольно скоро возвращался, чтобы снова пытаться пробить стену моей, как он выразился, «бездуховности».
Будучи человеком религиозных взглядов, Саша тужился доказать мне бессмысленность и даже вред любых научных изысканий человечества. По его мнению, Бог дал людям все, что необходимо для существования, и любые попытки прогресса – нарушение законов бытия.
– Ну послушай, – возразил я ему на очередной аргумент, – прямо сейчас ты едешь в автобусе. А ведь, если судить по-твоему, Бог даровал человеку лишь ноги. И все-таки это не мешает тебе пользоваться колесами и силой двигателя.
Саша тут же вскочил:
– Останови автобус, я пойду пешком!
Опять двадцать пять!.. Я редко выхожу из себя, однако Сашина твердолобость все больше действовала мне на нервы.
– Ну а как же быть с обувью и штанами на твоих созданных Всевышним ногах? – добил я его. – Это ведь тоже продукты столь осуждаемого тобой прогресса. Ты их тут оставишь и пойдешь пешком в наряде Адама?
Саша уставился на меня взглядом красноармейца, увидевшего фрица. Уверен, окажись у него в руках ППШ, он не раздумывая отстрелил бы мне голову. Честно сказать, в тот момент я всерьез обеспокоился, что еще пара фраз – и мой собеседник совершит один из особо тяжких смертных грехов…
– Я вовсе не хотел тебя оскорбить, – поспешил я охладить его боевой пыл. – Просто пытаюсь объяснить тебе свою точку зрения и понять суть твоей.
Может, благодаря этому, а может оттого, что Саша вовремя вспомнил главный принцип своей веры – смирение, это помогло. Он хоть и нервно, но опустился на сиденье.
– И все-таки – ты не задумывался, что твой Создатель на то и даровал людям мозги, чтобы они вышли из пещер и научились строить дома? – продолжал я. – Ведь ваши храмы также продукт прогресса. Вы же не в пещерах молитесь.
– Согласен, есть науки, которые приносят человеку пользу, – нехотя признал Саша. – И, быть может, Богу действительно угодно, чтобы люди сделали кое-какие изобретения. Да только есть богоугодные науки, а есть – греховные!
– Астрономия тоже когда-то считалась греховной, за что, кстати, немало людей отправилось на костер инквизиции. Теперь же ни один святой отец не скажет, что Земля плоская или является центром Вселенной.
– Вечно вы, чуть что, попрекаете нас инквизицией! – взорвался Саша. – А ведь я тоже могу ткнуть вашего ученого брата мордой в Хиросиму! Думаю, один взрыв в Японии 1945-го за один день с лихвой перекрыл все столетия средневековых пыток.
– Бомбы швыряют не ученые, а военные, – напомнил я.
– Но создаете-то их вы! И самолеты, с которых их сбрасывают, кстати, тоже.
– Да, но при этом тысячи других самолетов ежедневно перевозят сотни тысяч пассажиров! Задача ученого – двигать мир вперед, а не думать о последствиях.
– Отличное оправдание! Расскажи об этом миллионам несчастных, которых жгут напалмом и давят танками. Те, кто это изобрел, тоже не думали о последствиях!
– Если бы в далекой древности твой предок, придумав способ обработки камней, задумался над тем, что из них будут делать боевые топоры, а не только орудия труда, ты бы до сих пор лазал по деревьям. Топором можно срубить дерево, а можно – голову. Но этот выбор делают не ученые, а те, для кого они это изобретают!
– Вот об этом я и говорю. Есть вещи, которые лучше никогда не изобретать!
На этой ноте мы отвернулись друг от друга, словно поссорившиеся дети. Саша уставился в салон автобуса, я – на проносящиеся за окном сосны и кедры, такие старые, что небось застали еще древних питхов.
– Послушай, – не выдержал я долгого молчания, – вот мы сейчас едем на раскопки – с чисто научной целью. На кой ты-то туда прешься, раз так ненавидишь науку?
– Честно?
– Честно.
– Один весьма авторитетный человек утверждает, что больше тысячи лет назад к питхам пришел проповедовать один монах – Иосиф Праведник. Я хочу разыскать пусть даже не его останки, так хотя бы доказательства того, что издревле на Погорской земле исповедовали христианство.
– Чушь, – усмехнулся я. – Уже десять лет я изучаю культуру питхов и с уверенностью могу сказать, что никаких монахов тут в помине не было. Одни шаманы.
Саша пожал плечами, давая понять, что ему наплевать на мое мнение. Вот это-то меня всегда и бесило в таких, как он: ты сколько угодно можешь перед ним распинаться, даже согласиться в споре с кое-какими его взглядами, но фанатик всегда останется при своем, что бы ты ему ни говорил. Если он считает, что Земля плоская, он лучше тысячу человек сожжет на костре, чем признает обратное. Спор с такими – пустое сотрясание воздуха.
– Знаешь, а по-моему, тебе совершенно наплевать, кому молились тут тысячу лет назад, – заметил я. – Ты просто хочешь показать своей православной братии, какую ошибку они совершили, выставив из церкви такого нужного человека, как ты.
– Меня не выперли! – Саша мигом вскипел, снова оказавшись на ногах. – Я сам ушел!
О, я прекрасно знал, чем его зацепить. Это была маленькая месть за твердолобость.
Дело в том, что еще в детстве Саша, начитавшись книжек о подвигах рыцарей-тамплиеров, проникся идеями этого ордена – проповедовать мир и любовь огнем и мечом. Помню, как он, еще пацаном, любил играть во дворе в тамплиеров, раздавая друзьям имена первых рыцарей этого ордена: Готфрид де Сент-Омер, Андре де Монбар, Нивар де Мондезир, Жоффруа Битоль и прочих. Сам же он всегда изображал основателя и первого великого магистра ордена Гуго де Пейна. Именно поэтому, несмотря на религиозные взгляды, достигнув призывного возраста, юный тамплиер сам явился в военкомат и попросил, чтобы его отправили служить в какую-нибудь горячую точку. Друзья ему говорили: «Балбес. Тебя же там подстрелят или калекой вернешься». Но Саша был непреклонен, все твердил, что он – воин Света, и обязан пройти «крещение мечом». Ему повезло. Спустя два года он вернулся целым и невредимым, правда, еще более мрачным и убежденным в каких-то лишь одному ему понятных истинах.
Оказавшись на гражданке, он сразу же отправился в церковь. Местная епархия с удовольствием приняла в свои ряды идейного кандидата и даже определила его в духовную семинарию. Он исправно отучился и несколько лет служил при храме в Погорске, пока однажды не получил собственный приход. Ему поручили вести службы в маленькой церквушке небольшого поселка в тридцати километрах от Погорска. Саша взялся за дело так рьяно, что уже через месяц люди заговорили о новом настоятеле, и в его церковь потянулся не только местный люд, но даже из других населенных пунктов и из самого областного центра. Да, Саша умел говорить! Проповеди молодого священника завораживали, в храме порой не хватало места от скопления народа. Это и неудивительно. Помню, когда я сам случайно заглянул к Саше во время проповеди, несмотря на свой скептицизм, слушал раскрыв рот. Он говорил живо, интересно, с множеством примеров, а главное – весьма убедительно. А как горели в этот момент его глаза!.. Это нужно было видеть.
Но, как оказалось, успех этих проповедей совершенно не радовал местную епархию. Наоборот, погорский владыка все с большим опасением относился к Сашиной популярности. Церковное руководство смущали некоторые идеи молодого священнослужителя. Его взгляд на веру был каким-то… радикальным. В речах звучало множество призывов, во время проповедей Саша нередко вскидывал вверх сжатый кулак, и слушатели, в особенности молодежь, с жаром повторяли этот жест. Вокруг священника все больше кучковался довольно сомнительный народ, в кругу которого закипали какие-то воинственные настроения. Создавалось впечатление, что Саша создает вокруг себя нечто вроде воинственно-религиозного общества или даже ордена на манер средневековых тамплиеров. Погорские священники и местные власти всерьез забеспокоились: против каких «сарацин» рано или поздно обратится гнев новых храмовников?
Беда не заставила себя ждать. Однажды в Погорске обнаружили труп девушки. Как выяснилось, она являлась активным членом буддистского сообщества, а убийство произошло на религиозной почве. Убийцей оказался один из активных слушателей Сашиных проповедей. Конечно, доказать, что Саша имеет к этому отношение, было довольно сложно. И все же после этого случая епархия предпочла куда подальше упрятать своего чересчур радикального собрата. Ему дали новый приход, на этот раз где-то на окраине области, в какой-то таежной деревеньке с тремя хатками да двумя старушками. Саша был вынужден подчиниться. В подобных делах церковь похожа на армию: приказы командира не обсуждаются, а выполняются. Погорский владыка оказался мужиком принципиальным: «Сказал, езжай – значит, езжай! Иначе сымай рясу».
Поехать-то Саша поехал, да только сбежал оттуда уже через год. Нет, его нисколько не смущали тяготы таежной жизни. Его даже не сильно уязвило то, что с ним отказалась ехать любимая девушка. Просто он считал, что способен на большее. С детства, запоем читая книжки о тамплиерах, он представлял себя стоящим под куполом величественного храма и как его проповедь гремит под сводами. Он воображал тысячи… нет – миллионы смотрящих на него недоверчивых глаз и в фантазиях радовался тому, как они постепенно разгораются верой. А вместо этого ему достались три старушки, которые больше думали о прокорме собственных поросят, нежели о духовных поисках, а церковь являлась для них лишь местом, где можно помолиться за здравие да за упокой навсегда покинувших их глухую деревню родственников.
Поначалу Саша с рвением взялся за миссионерство: во-первых, он считал, что веру нужно нести везде, независимо от места и трудностей, а во-вторых, он тайно надеялся, что в епархии обратят внимание на его старания и найдут более подходящее его способностям место. Но, видимо, глаза Погорской епархии не столь вездесущи, как око Бога, которому он ежедневно возносил молитвы. Спустя год после переезда Саша окончательно понял, что застрял там на веки вечные. Никто больше не вспомнит о затерянном в таежной глуши молодом священнике! Это – на всю оставшуюся жизнь! Он был наслышан о подобных историях: засылают паренька в какую-нибудь глухомань – и живет он там до глубокой старости, пока не помрет, после чего его заменяет другой обреченный. Да только становиться отшельником не входило в Сашины планы. В общем, перед ним встал выбор: лишиться мечты или сана священнослужителя. Но проблема-то крылась как раз в том, что без этого самого сана рассыпалась в прах и мечта! Если его выгонят из церкви, не будет ни грохочущих сводов, ни пламенных проповедей, ни тысяч восторженных глаз… «Но разве это появится, если я всю жизнь проживу в таежном хуторе?» – думал он.
Все-таки он покинул деревню. Да только с потерей своего религиозного братства Саша загрустил и даже запил. Но пойти на поклон к владыке, во-первых, не позволяла гордыня (да, он знал о таком своем пороке, но ничего с этим поделать не мог), а во-вторых, он понимал, что даже если его и примут обратно, то, скорее всего, отправят в ту же самую таежную деревеньку или ей подобную.
И вот как-то раз я заглянул к Саше домой и нашел его, мало сказать, в плачевном состоянии. Я сунул его с головой под холодный душ, выгреб из квартиры бутылки, а потом прочел спивающемуся бывшему священнику целую лекцию о вреде алкоголя и посоветовал заняться наконец каким-нибудь делом.
– Даже мои студенты, несмотря на каникулы, и то при деле, – сказал я. – Едут со мной на раскопки древнего городища питхов, а не дома прохлаждаются!..
Тогда-то, видимо, Сашу и осенило: вот как можно доказать братьям по вере его пользу! Он сообразил, что если ему удастся раскопать следы монаха, проповедовавшего в этих местах тысячу лет назад, а быть может, даже добыть мощи преподобного… Это станет настоящей сенсацией! Епархия наверняка по достоинству оценит столь ценное приобретение. Саша решил, что такой значимый поступок снова откроет ему дорогу в храм.
Честно сказать, когда Саша стал уговаривать меня взять его с собой, мне эта идея совершенно не понравилась. Ведь у нас с ним регулярно случались стычки вроде описанного ранее спора в автобусе. Но, глядя на его состояние, я подумал: «Уж лучше пусть будет при деле, чем окончательно сопьется в четырех стенах». И я согласился.
И вот теперь во время спора я нанес ему такой коварный удар: намекнул на его «отлучение от церкви». Жестоко, конечно, но я бываю той еще сволочью, когда меня доведут…
Саша после мой фразы побагровел. Несмотря на религиозные взгляды, он был не из тех людей, кто подставляет другую щеку. Подобно рыцарям-тамплиерам, на которых он с детства так мечтал быть похожим, Саша имел склонность карать неверных, пусть не мечом, так кулаками (что неоднократно случалось как в детских играх, так и во время споров с собутыльниками в запойный период). Я увидел, как сжался его кулак и пошла вверх рука. Заметили это и студенты. Умолкла гитара, разом стихли голоса и смех. Все уставились на нас. Кое-кто даже приподнялся, готовый вступиться за преподавателя.
– Ударишь меня? – Я с вызовом посмотрел на Сашу, на всякий случай сняв очки, чтобы не разбил. – Меня?!..
Его кулак безвольно разжался. Саша вскочил и побежал к выходу. Думаю, в этот момент он был готов прямо на ходу выпрыгнуть из автобуса, при этом оставив порожденные ненавистным прогрессом ботинки, штаны, свой черный балахон и даже висящий поверх одежды гигантский крест. Он так резво направился к водителю, что я не на шутку испугался, что так оно и случится. Но, к счастью, за окном замелькали дворы Тахтыныра – нашего пункта назначения, и автобус замер, подняв тучу пыли.
Мы без труда разыскали мужика, притащившего на кафедру нашего университета костяной артефакт. Выторговав у нас бутылку самогона, тот любезно согласился отвести нас к месту находки. Там мы и сбросили пожитки. Автобус укатил обратно в город.
Студенты сразу же повели себя так, словно выбрались на пикник. Одни принялись разматывать удочки, другие, вынув из рюкзаков недопитое в автобусе пиво, повалились в тень. Девчонки умчались к реке и попрыгали в воду – над лесом раздавался их восторженный визг.
– Вы куда? А палатки ставить? Костер разводить? – кричал я рыбакам.
– Поставим. Разведем, – уходя в сторону «большой воды», отвечали те.
– Чего расселись? А ну, за работу! – дергал я выпивох.
В ответ из тени раздавалось лишь ленивое бормотание.
– Да ладно, Артур. Зачем же так нервничать? – откидывая назад мокрые волосы и переводя дух, отвечала одна из купальщиц. – Сейчас все сделаем.
– Я вам не Артур! А Артур Степаныч! – ответил я, пытаясь на них рассердиться.
– Улыбочку, Артур! – Третьекурсник Иван Мартынов направил на меня объектив своего старенького фотоаппарата «Смена».
У меня опустились руки.
Честно говоря, я сам с первых дней своего преподавания допустил между собой и студентами столь панибратские отношения. Помнится, я даже очень гордился тем, что они считают меня, как говорится, своим в доску. В мои лекции на занятиях свободно вклинивался молодежный сленг. Я не считал зазорным заскочить после пар в общагу и часок-другой поболтать с парнями в неформальной обстановке на отвлеченные темы. Мы даже запросто могли выпить пивка в ларьке за пределами студгородка. «Таков мой метод воспитания!» – с улыбкой отвечал я на замечания коллег, считавших, что я слишком многое позволяю своим студентам. Говоря это, я мнил себя не иначе, как нью-Макаренко, и продолжал разрушать любые возможные стены, мешающие свободному общению с подопечными. В результате я и сам не заметил, как эти самые подопечные запросто перебрались через обломки так тщательно разрушаемой мною стены и сели мне на голову, а панибратство начало перерастать в откровенное хамство. Зато выстроить новый барьер оказалось не так-то просто… И вот теперь я беспомощно взирал на царящее в лагере безобразие, осознавая, что до Макаренко мне – как до Луны пешком, и пожинал плоды своего провального воспитательного метода.
– В общем, так, – в отчаянии закричал я. – Если вы немедленно не возьметесь за дело, я… я схожу в поселок, найду телефон, позвоню в город и прекращу нашу экспедицию!
– Ну что ты сразу… – промямлил из тени Сергей Тимохин.
– Вы!
– Ну что вы так сразу? – с кривой улыбкой поправился тот. – Время еще раннее. Все успеем.
– Народ, правда, давайте хотя бы палатки поставим, – попыталась проявить инициативу одна из девиц. – Погорелов! Эй, проснись!.. Вставай, говорю… Ребята, ну поднимайтесь же!..
Из тени кустов на свет божий все-таки поползли разморенные пивом и жарой рожи. Я несколько минут смотрел на их вялые телодвижения, а потом плюнул и начал сам расчищать место для костра.
– У тебя все в порядке? – спросил Саша, сидящий неподалеку с Библией в руках.
Я не ответил. Что тут отвечать, если все понятно без слов?
– Помощь не нужна?
«Твоих проповедей тут только не хватало…» – зло подумал я, заметив, что Саша встает.
– Так, а ну, построились! Все! – неожиданно громко рявкнул тот.
– Чего? – удивленно оглянулись на него студенты.
– Я сказал, построились все! Бросили все и стали вот здесь, по этой линии! – Саша прочертил каблуком на земле черту. – Считаю до трех! Раз…
– Вообще-то, мы не в церкви и батюшкам не подчиняемся, – протянул было Тимохин и сразу же заткнулся под суровым Сашиным взглядом. Что-что, а обращаться с большими массами людей у Саши с детства был талант. Плюс опыт командования взводом в армии, где он дослужился до старшего сержанта.
– Ты! Беги к реке и приведи остальных, – сказал он одному из студентов и, заметив, что тот колеблется, резко прибавил: – Живо!
Студент беспрекословно умчался, едва не прибавив «Есть!»
– А теперь слушайте меня внимательно, – сказал Саша, прохаживаясь вдоль строя. – Вы, насколько я понимаю, сюда приехали заниматься научной работой. Важной работой! Работой, которая в случае успеха, возможно, попадет в книжки по истории вашего края. Это не пикник – а экспедиция! Вы же в данный момент не студенты – а научные сотрудники! Вам понятно? И если кто-то, отправляясь сюда, чего-то недопонял, значит, ваш руководитель ошибся в выборе, и эта ошибка немедленно будет исправлена. Уверен, в городе остались десятки ваших сокурсников, которые мечтали бы оказаться здесь. Так что не давайте повода думать, что кто-то из вас несправедливо занимает чужое место.
Он на миг задержался у попытавшегося хохмить Тимохина, и тот сразу же вытянулся по стойке «смирно». Саша какое-то время посверлил взглядом его мгновенно посерьезневшее лицо и пошел дальше.
– Сейчас наша первостепенная задача – подготовить лагерь к работе, – продолжал он. – Итак… Ты, ты и ты – ставить палатки. Вы двое – готовьте место под костер. Кто тут рыбаки? Ступайте к реке. К ужину у нас должна быть уха. Девчонки, разберите рюкзаки, организуйте место для хранения продуктов и приступайте кашеварить. Остальные – за дровами. Старшим в лагере назначаешься ты, – Саша ткнул пальцем на все еще стоявшего по стойке «смирно» Тимохина. – Разойтись!
Студенты бросились кто куда.
– Стоп! – воскликнул Саша.
Все замерли.
– И еще. Это, – он указал на меня, – Артур Степаныч. Он главный в нашей экспедиции. Убедительно прошу не забывать этого. Вот теперь свободны.
Я в этот момент испытал нечто среднее между стыдом и облегчением. Стыдом оттого, что это ведь я, а не Саша, должен был провести ту черту! Но что бы я делал, если бы не он?
– Я ученый, а не генерал, – хмуро сказал я, поправляя сползшие на нос очки.
Саша не ответил, лишь снова раскрыл Библию на заложенной пальцем странице и вернулся на прежнее место.
Работа в лагере заладилась. Не прошло и часа, как по краям полянки выросли наши походные шатры цвета хаки, а в ее центре затрещал костер, над которым забурлила в котле уха. Правда, на меня теперь поглядывали словно на важный, но в данный момент бесполезный предмет интерьера, задвинутый в угол, чтобы не мешал. По всем вопросам обращались исключительно к Саше. Тот, не отрываясь от своего чтива, умудрялся давать короткие распоряжения. Меня, конечно, это задевало.
«Ничего, когда дело коснется самих раскопок, тогда и посмотрим, кто тут главный», – успокаивал я себя.
К вечеру, не столько из необходимости, сколько чтобы показать, что я тоже кой-чего значу, я собрал народ на перекличку. Студенты нехотя построились. В принципе все друг друга знали как облупленных, и все же я вручил Тимохину список и заставил поименно проверить личный состав. Но, когда тот подошел ко мне отчитаться после переклички, вид у него оказался озадаченным.
– Артур… То есть… Артур Степаныч, тут такое дело… – сказал он. – В общем, одного не хватает.
– Как не хватает? Кого?!
Тот пожал плечами.
– Не знаю. Нет какого-то Р. Щербак…
Услышав это, я невольно улыбнулся.
– Все нормально. Скоро подъедет.
– А кто это такой? Я эту фамилию в первый раз слышу… – Тимохин почесал затылок.
Как раз в этот момент вдали раздался рев мотора.
– О! А вот, я полагаю, собственно и Р. Щербак, – усмехнулся я.
Рев нарастал, приближался, и наконец на полянку выкатил кроссовый мотоцикл. Он резко затормозил, подняв стену пыли. Какое-то время пилот этого аппарата молча рассматривал студенческий строй сквозь непроницаемое блестящее забрало, а затем медленно поднял шлем. Из-под него водопадом выскользнул ворох длинных рыжих волос. Сидящая в седле мотоцикла девушка с улыбкой оценивала произведенный эффект.
– Вот это да! – присвистнули парни.
Девчонки презрительно хмыкнули.
Саша бросил на меня свирепый взгляд. Я отвел глаза.
– Привет, Сашок, – сказала мотоциклистка бывшему священнику.
– Здравствуй, Рита, – пробубнил тот, даже не взглянув в ее сторону. А потом резко развернулся и нервным шагом пошел прочь.
– До завтра все свободны, – объявил я студентам. – Утром приступаем к работе, так что всем быть выспавшимися и трезвыми. Разойтись.
Сашу я нашел на берегу. Его темная сгорбленная фигура нависала над водой, словно каменная горгулья. По округе разносились отрывистые шлепки, когда очередной с раздражением брошенный им камень попадал в воду.
– Почему ты не сказал, что она приедет? – Он даже не повернул головы, хмуро пялился на расходящиеся по воде круги.
– Если б сказал, то что бы изменилось? Ты бы не поехал?
Молчание. Я присел рядом.
– Саша, если ты не забыл, она аспирант нашего университета. У меня не было причин ей отказывать. А ваши личные дела меня не касаются. Она, кстати, тоже не знала, что ты здесь.
Саша продолжал молчать. В водную гладь полетел очередной булыжник.
В принципе я прекрасно понимал, что творилось в этот момент у него в душе. Помнится, я уже упоминал о том, что, когда Сашу отправили служить настоятелем в таежную деревню, от него ушла любимая девушка. Так вот, это и была та самая мотоциклистка Рита.
– А, вот вы где! – раздался веселый возглас позади.
Саша сжал кулаки. Рита села между нами и тоже принялась швырять в воду камни. Саша тут же прекратил.
– И что, теперь ты так и будешь на меня дуться? – спросил она, прямо глядя ему в лицо. – Мы взрослые люди, так давай хотя бы сделаем вид, что все в порядке.
– Я не разговариваю с отступниками, – холодно отрезал тот.
– Отступниками? – презрительно фыркнула Рита. – Это ты меня называешь отступницей? Ты, который предпочел мне это? – Она кивнула на торчащую из Сашиного кармана Библию. – Я любила тебя и готова была ехать с тобой хоть на край света…
– Ну-ну…
– И поехала бы, если б знала, что нужна тебе. Но я любила тебя, а ты любишь лишь своего Бога!
– Ты не понимаешь!.. – вскочил Саша.
– Да, не понимаю, – кивнула Рита. – Вот поэтому и ушла. А вовсе не оттого, что тебя заслали черт-те куда твои святые отцы.
– Я же не виноват, что мои проповеди сочли слишком агрессивными! – тут же вспыхнул Саша. – «Не христианские» – вот как они их назвали! Но ведь это не повод, чтобы отказываться от истины! Испокон веков люди сражались за свои убеждения!..
– Ну вот видишь? – горько усмехнулась Рита. – Тебя опять понесло! Ты думаешь, я от суровой жизни сбежала? Я просто от вечных проповедей твоих устала! Ты ведь и со мной уже начал разговаривать так, словно я монашка на исповеди. Это не я бросила тебя, а ты променял меня на свою веру. А еще ты настолько погряз в собственной боли и самобичевании, что позабыл о том, что рядом с тобой еще кто-то есть.
– Все пустое… все бессмысленно… все мирское… – тихо забормотал Саша, глядя перед собой. – Все эти страдания – посланные мне Богом испытания!..
– Вот об этом я и говорю, – обреченно вздохнула Рита и встала. – Так вот знай, Сашок: я тоже не в восторге оттого, что мы тут оказались оба, но уезжать не собираюсь. И мне плевать, нравится тебе это или нет! Называй это испытанием или искушением, можешь даже помахать кадилом в мою сторону. Я – остаюсь!
И она, горделиво вздернув подбородок, направилась к лагерю. Саша яростно швырнул в воду камень.
– Ну зачем? Зачем она приехала?! – закричал он. – Она ведь никогда не интересовалась этой долбаной археологией! Чего ей здесь понадобилось?
Он снова сел и прикрыл глаза ладонью.
– Да, она права!.. – снова забормотал он. – Это искушение! Очередное испытание, ниспосланное мне Господом. Я должен преодолеть его, чтобы исполнить возложенную на меня миссию! Да, все именно так…
Его просиявший от этого откровения взгляд остановился на мне. Но, видимо, мои глаза не смогли скрыть смеси жалости и насмешки, так как меланхолия Саши мгновенно сменилась яростью.
– Думай что хочешь, мне плевать! – взорвался он, вскочив на ноги.
– Я же ничего не сказал, – улыбнулся я в ответ.
– Но подумал!
Неподалеку прогремели выстрелы. Несколько парней, выставив на трухлявом пне пустые баночки из-под пива, палили по ним из пневматического пистолета. В основном неудачно. Саша твердым шагом направился к ним.
– Дай сюда пистолет! – рявкнул он.
Я насторожился. Никогда не знаешь, чего от него ожидать… Но, к моему облегчению, Саша направил ствол на мишени.
– Разве это не противоречит вашей вере, святой отец? – с усмешкой спросил Мартынов.
– Не мир пришел я принести, но меч! – пробормотал Саша.
И вслед за грянувшими тремя выстрелами на землю опрокинулись три продырявленные банки. Глядя на это, я подумал: не совершил ли я ошибку, снова сведя его с Ритой?
В принципе Саша был прав. Рита хоть и являлась аспиранткой нашего университета, но вовсе не нашего факультета. Она вообще не имела никакого отношения к археологии, истории, мифологии и никогда ничем подобным не интересовалась. Но это нисколько не мешало ей совать свой носик в подобные дела. Как и не мешало совершать с байкерами тысячекилометровые пробеги, карабкаться с альпинистами на какие-то вершины, окунаться в прорубь в лютые дальневосточные морозы, кружить в небесах на параплане, спускаться на морское дно с аквалангом и совершать множество других подобных вещей. И толкало ее на все это вовсе не желание получить как можно больше знаний или впечатлений. Первенство – вот что кружило ей голову.
Рита все желала попробовать, все потрогать, все испытать, причем непременно так, чтобы потом ее имя украшало заголовки местных газет: «Маргарита Щербак…» – а дальше что-нибудь вроде «…снова берет высоту», «…новая звезда байк-фестиваля», «…автостопом по Европе» и т. д., и т. п. И, глядя на свое фото, улыбающееся с обложки местной ежедневки, Рита с деланой скромностью замечала:
– Так, ничего особенного…
Сама же втайне мечтала, что когда-нибудь подобное фото будет улыбаться с обложки международного глянцевого журнала (а, если по секрету, может, и вовсе попадет в Книгу рекордов Гиннесса или в учебники!). Рита всегда появлялась лишь там, где видела шанс оказаться первой или хотя бы в их числе. Она могла, например, годами мечтать вскарабкаться на какую-нибудь скалу и месяцами готовиться к подъему, но, едва узнавала, что кто-то из ее знакомых уже совершил подобное восхождение, тут же теряла к нему интерес и искала новое, еще никем не преодоленное препятствие.
– Выше всех все равно уже не заберешься, – говорили ей друзья и подруги. – Ведь люди давно уже вскарабкались даже на Эверест.
На что Рита с грустью отвечала:
– Жаль, что не я.
И тут же прикидывала: а есть ли в мире что-нибудь повыше Эвереста?
Конечно, она с сожалением осознавала тот факт, что основные лавры в мире кто-то уже сорвал до нее. Не так-то просто теперь найти непокоренную глубину или вершину. Хоть в космос улетай!.. Не удивлюсь, что в душе она искренне жалела о том, что не она придумала колесо, не она изобрела велосипед и паровоз, не она создала какую-нибудь атомную бомбу и даже, если честно, что не она сбросила ее в 1945-м. Не важен поступок, главное – быть первым!
Однажды вечером на раскопках, когда мы болтали, сидя у костра, она прямо заявила:
– Как бы я хотела, чтобы Колумб никогда не открывал Америку, а Гагарин не летал в космос.
– Почему? – удивился я.
– Да потому что тогда это могла бы сделать я!
– Но человек не может преуспеть во всем, – возразил я. – Нельзя стать одновременно Колумбом, Эйнштейном, Рафаэлем и Гагариным. К тому же не забывай и о тех, кто тоже приложил немало усилий, чтобы их свершения стали возможными. Прогресс – дело коллективное. Ведь Колумб не построил свою каравеллу и не сам управлял кораблем, направляясь в свою Индию, чтобы в итоге открыть Америку. До Эйнштейна трудились поколения физиков и математиков, прежде чем он открыл теорию относительности. Рафаэль не написал бы ни одного полотна, если б кто-то до него не придумал холст и краски. А Гагарина запускал в космос целый штат специалистов.
– Пусть так, – кивнула Рита. – Но, говоря об открытии Америки, мы все равно называем только Колумба, о теории относительности – Эйнштейна, а о первом человеке на орбите – Гагарина! И неважно, сколько человек трудилось над тем, чтобы увековечить их имена.
– Ты считаешь, это справедливо?
– Мы говорим не о справедливости, а о славе!
– Ну а как же быть с изобретениями, которые названы вовсе не в честь их создателей? Есть ведь вещи, получившие имена, например, от местности, где были придуманы, или благодаря какой-нибудь подопытной крысе, на которой был впервые поставлен эксперимент. При этом имени первооткрывателя никто и не вспомнит.
– Пожалуй, я бы согласилась стать собакой Павлова, если бы ее кличка попала в учебники, а не имя ученого, – улыбнулась Рита.
Я взглянул на нее, пытаясь понять, шутит она или нет.
– Проблема современности лишь в том, – продолжала Рита, – что в мире практически не осталось дел, которыми можно увековечить свое имя. Все давно уже сделано за нас.
– Тут ты не права, – возразил я. – Уверен, лет сто назад люди тоже думали, что все давно изобретено и человечество достигло верха познания. Но они понятия не имели о роботах, компьютерах и полетах в космос. И сейчас есть множество неизведанных горизонтов: мы не исследовали полностью дно океана, не достигли центра Земли, других планет. Можно и на Земле изобрести какого-нибудь наноробота или препарат, дающий бессмертие…
– И кому это под силу?
– Великим ученым.
– То-то и оно. Это не то что лет эдак тысячи три-четыре назад. Вот оказаться бы там и изобрести какое-нибудь колесо или лук. В то время это считалось великим открытием! Тогда можно было прослыть гением сразу во всех науках. А сейчас, чтобы прославиться, нужно как минимум придумать какого-нибудь, как ты сказал, наноробота или отправиться на Марс в каком-нибудь электронном корыте.
– Вот видишь, ты сама признаешь, что есть еще множество возможностей для первооткрывателей. Все реально!
– Реально-то реально. Но как этого добиться?
– Как-как?.. Как завещал когда-то Ленин: учиться, учиться и еще раз учиться. Для этого и существуют университеты и академии. Если долго и упорно трудиться, можно рано или поздно…
– Вот-вот. Рано или поздно! – перебила Рита. – Чтобы в наше время сделать что-нибудь действительно великое, нужно всю жизнь посвятить тренировкам или изучению одной-единственной науки. И при этом, даже если будешь всю жизнь тренироваться, шанс того, что именно тебя посадят в электронное корыто и отправят на Марс, ничтожно мал. Ведь одновременно с тобой точно так же тренируются тысячи других. Представь себе: человек горбатился долгие годы, всю жизнь положил на достижение какой-нибудь одной-единственной цели. И вдруг – бах!.. Какой-то более ловкий или удачливый выскочка обошел его у самого финиша. И все! Выходит, жизнь прожита зря? Причем чаще всего у человека даже нет второго шанса: он не может взять реванш, ведь он к тому времени стал дряхлым старикашкой. Ему остается лишь отправиться в могилу с полным разочарования сердцем.
– Но такова жизнь.
– Вот именно – жизнь! – печально вздохнула Рита. – Кстати, о бессмертии… Если бы мог человек жить вечно, тогда б он имел неограниченное количество попыток. Не получилось с первого раза прославиться – пытайся дальше, и рано или поздно вырвешься вперед!
У Риты мечтательно разгорелись глаза.
– Да, но в таком случае и другие люди имели бы эти попытки. Ведь они тоже были бы бессмертны.
– Тоже верно, – кивнула Рита. – Тогда лучше иначе: предположим, все люди – смертны, и лишь один живет вечно. Вот тогда он имел бы реальную возможность шагать впереди всей планеты! Как здорово: пока будущие гении только зубрят свои первые книжки, ты продолжаешь накапливать опыт и выдаешь открытие за открытием.
– Несколько эгоистично, – заметил я.
– А разве не эгоистично открыть Америку или слетать на Луну?
– В чем же тут эгоизм?
– Как это в чем? Совершая открытие, человек тем самым лишает других кандидатов возможности это сделать. Так что все честно: кто первый, тот и гений!
– Что на это сказать?.. – пожал я плечами. – Думаю, рано или поздно люди придумают, как стать вечными.
– Ну а вы что думаете на этот счет, святой отец? – Рита взглянула на Сашу, который все это время молча слушал наш диалог. – Хорошо будет, если люди получат бессмертие?
– Это станет величайшим грехом человечества, – хмуро ответил тот.
– Почему? – как плохая актриса удивленно округлила глаза Рита. – Скажете еще, что вы сами никогда не мечтали обрести вечную жизнь?
– Нет!
– Врешь ты все! – хмыкнула Рита. – Ты говоришь так лишь потому, что у тебя нет такой возможности. А вот если бы тебе дали шанс, согласился б как миленький.
– Не согласился бы. Человек живет ровно столько, сколько отвел ему Господь Бог. Он создал людей смертными, значит, у него были на то причины.
– Твой Бог создал людям ноги, но это не помешало им изобрести ботинки, чтоб стало удобнее ходить, – напомнил я наш недавний разговор в автобусе. – Если люди придумают способ победить смерть, это станет таким же прогрессом, как и изобретение колеса, автомобиля и космического аппарата.
– Люди – смертны. Это закон природы! И мы не вправе вмешиваться в законы бытия.
– Болезнь тоже закон природы. Но мы же ищем лекарства, чтобы не болеть. По сути, смерть от старости – та же болезнь. Так почему бы не научиться ее лечить?
– Все живые существа на Земле смертны! – упрямо отрезал Саша.
– Вот и не все, – возразил я. – Я как-то читал о некой разновидности медуз, обитающих… не помню где… Так вот, эти существа, когда достигают старости, начинают снова молодеть, причем молодеют до тех пор, пока не возвратятся в стадию зародыша. А потом снова принимаются расти и взрослеть. Выходит, эти существа никогда не умирают от старости, а значит, фактически бессмертны! Так почему бы человечеству не научиться делать нечто подобное?
– Тех медуз такими создал Бог!
– Или эволюция?
– Я не верю во всю эту дарвинскую чушь.
– Веришь или нет, неважно. Зато важно то, что живые существа эволюционируют, причем постоянно. И люди это также делают, прямо сейчас. Ведь что такое эволюция? Если взять теорию Дарвина, существа постепенно изменялись, приспосабливаясь к окружающему миру, то есть стремились сделать свою жизнь комфортнее: отращивали плавники и конечности, зубы и бивни, хвосты и крылья. Современные люди, по сути, делают то же самое, только вместо совершенствования частей тела мы строим машины и кухонные комбайны. Наука – вот эволюция человечества!
– Да, но только животные не додумались отрастить бивни массового уничтожения себе подобных, чтобы стереть с лица земли какой-нибудь соседний лес! – прорычал Саша. – На мой взгляд, то, что делают люди науки, не эволюция, а деградация!
– И все же ты ездишь на этой деградации, одеваешься в эту деградацию, ешь эту деградацию, живешь в этой деградации. Все, что ты имеешь, создано благодаря этой, как ты ее называешь, деградации. И даже твои гигантские храмы и рясы на попах!
Саша вскочил, сжав кулаки.
Я вскочил тоже.
– Ладно, ребята, не ссорьтесь, – примирительно воскликнула Рита, встав между нами, и, заговорщически улыбнувшись, спросила: – Ну а если бы кто-то из вас открыл секрет бессмертия, вы бы подарили его мне?
– Даже не сомневайся, – с улыбкой ответил я, садясь на место.
– Тебе не нужно дарить этот секрет. Потому что он у тебя уже есть, – заявил Саша. – Это – бессмертие души! И главное – не потерять это бессмертие, совершив в жизни какую-нибудь глупость.
Сказав это, он быстрым шагом направился к своей палатке.
Какое-то время мы с Ритой сидели молча. Я прикидывал в уме, насколько современная наука продвинулась в области обретении бессмертия, и в голове у меня крутились всевозможные теории и прогнозы на этот счет. О чем думала Рита, несложно догадаться.
– Да, имя человека, который первым изобретет бессмертие, наверняка навечно останется в истории, – нарушил тишину ее мечтательный голос. – Вот же повезет кому-то... А представь, если б мне! Проходит сотня лет, и какой-нибудь школьник отвечает на уроке: «Это случилось в эпоху, когда жила Маргарита Щербак!» Разве это не круто? А то так и проживешь никому не известной посредственностью.
– Ну, может, не все так грустно, – попытался подбодрить я. – Мы же не знаем, какие результаты принесет нам эта экспедиция. Вдруг прямо сейчас ты на пороге великого открытия? И через сотни лет школьник все-таки скажет: «В этом была заслуга Маргариты Щербак!»
– Эх, Артурчик, твои слова, да Сашкиному Богу ушки...
В общем, с Риткой было все предельно ясно. Думаю, именно поэтому она очутилась на наших раскопках: в воздухе запахло сенсацией – и она тут как тут. Когда мы со студентами только собирались выезжать из города, Рита случайно увидела нас с рюкзаками возле автобуса.
– Куда это вы собрались? – спросила она.
Я ей абсолютно честно рассказал, что, мол, есть возможность раскопать доселе неизвестное древнее поселение, результаты поездки могут произвести настоящий фурор в истории краеведения (а, возможно, и мира!) и перевернуть наши представления о древности, и что я даже представить не могу, какие замечательные находки нас ожидают.
– В газетах об этом напишут? – поинтересовалась Рита.
– Конечно! – ответил я. – Если находки будут того стоить, журналисты обязательно обратят на это внимание.
Нужно было видеть, как разгорелись Ритины глаза. Она тут же оживилась:
– Можно мне с вами?
– Почему бы и нет, – ответил я. – Правда, мы уже через пять минут выезжаем. Ждать никого не будем.
– И не надо, – говорит. – Только координаты дай, куда направляетесь.
Я чиркнул Рите на листке название поселка, и она побежала седлать своего железного коня. Еще бы, как же она могла пропустить возможность поучаствовать в научном открытии? Небось сразу же представила свою фамилию в каком-нибудь справочнике по истории. Вот такая она, наша Ритка. И, честно сказать, именно за эту безбашенность она мне всегда и нравилась…
Каждый день нашей экспедиции непременно заканчивался спором между мной, Ритой и Сашей, причем последний к концу разговора багровел от бессильной ярости. Думаю, Рита нарочно выводила любой разговор в такое направление, чтобы он шел наперекор Сашиным религиозным воззрениям. Когда же тот наконец взрывался и исчезал в своей палатке, она громко продолжала свои богохульные речи, зная, что он не спит и все прекрасно слышит. Если же Саша находил в себе силы не реагировать на подобные провокации, Рита меняла тактику: либо начинала нагло заигрывать с Сашей, подмигивая: «Ты же не давал обет безбрачия? Может, тряхнем стариной, а?..» – либо внезапно переключалась на меня или студентов, вызывая у бывшего бойфренда приступы бессильной ревности. И, глядя на это, я прекрасно понимал, что Саша все еще неравнодушен к Рите, а все эти его религиозные речи – лишь попытка заглушить свои истинные чувства и смириться с ее уходом.
Вообще, глядя на эту парочку, я поражался, как они вообще умудрялись жить вместе. Союз воды и огня не выглядел бы столь абсурдно. Хотя, скорее всего, Саша стал всего лишь очередной Ритиной победой. На момент их знакомства он был весьма известным в городе человеком – лидером радикальной религиозной организации, смелым речам которого внимали сотни фанатов. Рита же не только сама любила быть первой, но также считала, что обладать ею достойны лишь победители. В своей области Саша вполне годился на роль чемпиона. Когда же он клюнул на нее (а ведь на такую красотку практически невозможно не клюнуть!), она его бросила, как бросала любое дело, в котором достигала успеха. Так что Рита лукавила, говоря, что рассталась с Сашей из-за его убеждений. Поначалу ведь ее это не смущало! Саша стал для нее очередным трофеем, а вокруг оставалось еще так много непокоренных вершин…
Слушая споры у вечерних костров, я все размышлял: чего Рита добивается, дразня Сашу? Сначала я решил, что она попросту выживает его из нашей экспедиции. Но потом все-таки понял: ей просто доставляло удовольствие его мучить! Покинь нас Саша, Рита, скорее всего, расстроилась бы. Точно так же, бывает, огорчается кошка, потерявшая любимую игрушку. Рите вообще нравилось дразнить людей. Сколько я ее знал, она всегда играла на чужих чувствах (быть может, повышая собственную самооценку, подчеркивая свою независимость и значимость). Она играла не только Сашей, но даже мной и моими студентами, вызывая ревность у девчонок и восхищение у парней, которые не сводили с нее глаз, обманываясь ее мнимой доступностью. Да только в душе каждый понимал, что Рита ему не по зубам, что достанется она лишь тому, кто способен на то же, что и она: быть первым.
Кстати, я бы тоже расстроился, если б Саша покинул наш лагерь. Но у меня на то были совершенно иные причины. Ведь именно благодаря этому святоше в лагере продолжала сохраняться какая-то полуармейская дисциплина. Взять, например, сложившуюся у нас с первых дней раскопок традицию засиживаться у костров до глубокой ночи. Студенты в это время не только пели песни под гитару, но и пили невесть откуда бравшийся самогон (позже выяснилось, что они выменивали его у местных жителей на часть улова). Я попытался ввести сухой закон – студенты стали пить литрами чай, при этом к полуночи половина из прикладывающихся к чайнику еле держались на ногах. Я два дня смотрел на наглые ухмылки парней, держащих увесистые кружки с «чайком», которые они время от времени опустошали залпом. Когда я стал обнюхивать кружки и выливать подозрительное пойло, студенты стали надолго отлучаться за палатки, вроде как по нужде, и возвращались оттуда повеселевшими. Моя борьба за трезвость лишь вызывала улыбки, а мое бессилие в этом вопросе только еще больше подрывало мой и без того шаткий авторитет. В итоге я махнул рукой и разрешил выпивать, но в меру. А «мера» по-студенчески значит примерно то же, что и «немерено».
Саша алкоголь не запрещал. Он взирал на выпивох со снисходительным неудовольствием, словно на детей неразумных, которые не ведают, что творят. Но с каждым новым днем эти взгляды все больше достигали цели. Постепенно дошло до того, что студенты стали как бы в шутку интересоваться у Саши:
– Вы не против, что мы выпьем, святой отец?
Тот им отвечал:
– Пейте. Я же вам не воспитатель.
И те пили, но теперь уже как-то скромно, едва ли не извиняясь.
Как ему это удавалось? Думаю, все дело в Сашиной какой-то просто мистической харизме. Он мог ничего не говорить, ничего не делать, лишь смотреть, и люди невольно тянулись к этому взгляду, словно косяк рыб к прикормке. А стоило ему заговорить – все, улов его, он мог руками доставать рыбешку, она находилась полностью в его власти. Именно благодаря этому Сашины проповеди имели такой успех. Меня всегда поражал его талант буквально за пару минут разговора полностью располагать к себе собеседника. Человек мгновенно проникался Сашиными идеями, даже если их взгляды на какой-то вопрос в корне расходились: собеседник скорее отыскивал множество аргументов своей собственной неправоты, нежели решался перечить Саше. Я, конечно, не в счет. Наши с ним споры стары как мир. Зато мои студенты оказались очарованы им наповал. Спустя несколько дней нашего пребывания на раскопках они едва ли не заглядывали ему в рот, несмотря на то, что Саша всем своим видом показывал, что вовсе не претендует на лидерство, а лишь достоин уважения. Зато, когда он отдавал какие-либо распоряжения, они исполнялись беспрекословно: рубить дрова, готовить, идти за водой… Единственное, что меня обижало, так это то, что, исполняя Сашину волю, студенты запросто могли бросить порученную мной работу. Признаться, я даже начал ревновать к этому святоше своих подопечных. И все же порядок в лагере для меня был куда важнее.
В общем, если не считать мини-войны на Саша-Ритином фронте, следующие за нашим приездом полторы недели прошли относительно спокойно. Вечерами мы устраивали веселые посиделки, днями работали: проводили разведку местности, кое-где начали копать. Саша в это время шарахался без дела по лагерю. Презрительно относящийся к любого рода научным изысканиям и ничего не смыслящий в археологии, похоже, он просто ожидал, что мы вот-вот вынем из земли золоченый саркофаг с останками какого-нибудь Его Преподобия, ради которого он приехал, и тем самым еще больше укрепим Сашину веру. Но так как никаких саркофагов мы не извлекали, да и вообще едва ли углубились на полштыка лопаты, Саша с каждым днем все больше терял терпение.
Однажды он не выдержал, решительно подошел ко мне и, с трудом скрывая раздражение, спросил:
– Мы сюда для чего приехали?
– Мы – на раскопки, – бросил я через плечо, не отрываясь от дела. Я нарочно сделал ударение на слове «мы». Я хотел еще прибавить: «А вот ты зачем ехал, не знаю» – но не стал.
– Если на раскопки, так почему не копаем?
– Послушай, Саша… – Я все-таки бросил лопатку и прямо взглянул на него. – Если ты думал, что, приехав сюда, мы возьмем лопаты и примемся выворачивать тут весь грунт, ты попал не по адресу. Мы не черные копатели! Прежде чем начать раскопки, нужно провести необходимые анализы, определить вероятные места древних поселений и захоронений, свериться со сказаниями и легендами, пообщаться с местными жителями, наконец… Если мы и начинаем копать, то делаем это аккуратно – слой за слоем, и затянуться это может на месяцы. А если такие, как ты, будут отвлекать от работы, так и вовсе на годы!
Я выпалил все это на одном дыхании, и все это время Саша смотрел на меня с молчаливой ненавистью. Я отвернулся и снова принялся за работу.
– Ладно… – сказал Саша и пошел прочь.
Честно сказать, меня очень насторожило его «ладно». И, как оказалось, не зря.
Три следующих дня Саша куда-то уходил на рассвете и возвращался поздно вечером. Где он пропадал, я не знал, хотя и подозревал, что кое-кто из моих подопечных в курсе: время от времени студенты о чем-то перешептывались, заговорщически поглядывая в мою сторону. Причины Сашиных отлучек стали ясны на четвертый день после его «ладно».
Мы обедали в лагере, когда вдруг появился Саша и с горящими глазами сообщил:
– Нашел!
– Что ты нашел? – напрягся я, с подозрением оглядывая его перепачканные землей и глиной руки и одежду.
– Пока ты тут фигней занимался, я обнаружил то, что искал! Он там!
Все мигом позабыли про обед и любопытной толпой устремились за восторженным Сашей. Идти оказалось около полукилометра. Наконец мы вышли к небольшому холму, посреди которого зияло множество свежевырытых ям. Саша направился к одной из них. Я, заглянув туда, остолбенел: на дне виднелась каменная плита на которой сквозь грязь проступали какие-то надписи. Рядом валялась перепачканная глиной лопата.
– Вот это да! – присвистнули с любопытством заглядывающие через мое плечо студенты. – Вот так удача!
– Я знала!.. – подпрыгнув, словно школьница, воскликнула Рита. – Знала, что мне повезет! Когда я ехала сюда, чувствовала, что произойдет что-нибудь грандиозное! Как думаете, эта могила очень древняя? За такое Нобелевскую премию дают?.. Сашка, ты умница!..
Саша выпрямился, преисполненный гордости. А в следующий миг я залепил ему такой подзатыльник, что тот кубарем покатился с холма. Саша тут же вскочил на ноги и, сжав кулаки, свирепо уставился на меня. Тщеславная улыбка исчезла с его лица.
– Ты охренел совсем! – вне себя от злости заорал я, наступая.
Саша попятился, уворачиваясь от моих готовых вцепиться в его горло рук.
– Ты что наделал, придурок? Ты же разворотил тут все! Это раскопки, а не прокладка теплотрассы!
– Тебе просто завидно, что я сделал то, чего вам не удавалось две недели! – попытался огрызнуться Саша.
– Я тебе ща покажу «завидно»! – завопил я, вцепившись в его черный балахон и занося руку для удара.
Уж не знаю, что бы я с ним сделал, если бы не студенты.
– Вон отсюда! – ревел я, оттаскиваемый от Саши. – Собирай манатки и прочь с раскопок! Завтра же я вызову из города автобус!..
Я несколько часов сам не свой бродил по лагерю, размышляя, как же мне все-таки отнестись к выходке этого дилетанта. С одной стороны, я укорял себя за то, что взял его на раскопки: мог ведь предвидеть нечто подобное! С другой – мы окопались совершенно в неверном месте и могли никогда не наткнуться на захоронение, а сделали это исключительно благодаря невежеству этого варвара.
– Как ты узнал, где нужно копать? – спросил я у Саши, когда злоба несколько улеглась во мне.
– Да так… Старушка одна в поселке нашептала, – обиженно ответил тот. – Рассказала, что еще ее бабка сказывала, будто там под холмом покоится очень могучий и почитаемый человек. Кто это еще может быть, если не Преподобный?
– Но мы же переговорили со всеми старожилами в поселке, – с отчаянием вскричал я. – Никто ни о каком кургане даже словом не обмолвился!
– Думаю, это оттого, что она – старушка верующая. Сказала, что не стала подобные секреты всяким нехристям выдавать, – не без удовольствия заметил Саша.
– Ага, а ты, как я погляжу, у нас святой!..
Мы помолчали.
– Так как мы дальше? – наконец спросил он.
– Как-как… Ты отправишься обратно в город, а я продолжу раскопки.
– Значит, ты меня все-таки выгоняешь? – Саша пристально посмотрел на меня. – Выгоняешь?.. Меня?!..
Я отвел взгляд. Конечно же, я не мог просто так взять его и выгнать. Были у меня на то свои личные причины… С другой стороны, какой пример я покажу подчиненным, если прощу такое?
– Да, выгоняю! – твердо сказал я.
Мое решение мгновенно свело на нет всю лагерную дисциплину. Когда я отдавал распоряжения о перемещении палаток поближе к новому месту раскопок, студенты их исполняли вяло, ходили хмурые, даже не глядели в мою сторону. А потом ни с того ни с сего и вовсе объявили мне бойкот.
– Как это понимать? – спросил я, собрав студентов.
– Артур Степаныч, это правда, что вы Александра в город отправляете?
– Правда. И это решение не обсуждается.
– Тогда выгоняйте и нас тоже!
– Что значит «и вас тоже»? – сердито вскричал я. – Вы, молодые люди, на базар приехали или в экспедицию? Вы ученые или кто? У нас есть правила, и Саша их нарушил!
– Но ведь не он один!
– Как это?..
– Мы все ему помогали. Тайком. Хотели вам сюрприз сделать.
– Вот это номер! – Я растерянно сел. Окинул своих парней и девчат хмурым взглядом. «Быть может, врут? Просто своего любимого Сашку выгораживают?..» Но по лицам понял, что нет – не врут. Да и не мог Саша в одиночку перелопатить весь курган. Теперь мне стали ясны и все их заговорщические взгляды, и их перешептывания.
– Срочно всем построиться! – скомандовал я. – Перед ямами!
Студенты побежали исполнять приказ, я же направился к упаковывающему вещи Саше.
– В общем, так, – вынес я свой окончательный вердикт. – Я позволю тебе остаться. Но лишь в том случае, если ты пообещаешь беспрекословно подчиняться всем нашим требованиям. И, что главное, не станешь больше проявлять никакой самодеятельности!
После этого я пошел к студентам и на примере варварски сотворенных ими ям провел строгий инструктаж, как не следует проводить раскопки.
– С этого момента любой замеченный в подобных вещах пешком отправляется в город. Вы меня поняли?!..
И, приняв невнятное бормотание за «да», я отправился в лагерь. Нужно было как можно быстрее передвинуть место стоянки и заняться разработкой Сашиной находки, пока тому снова не ударила святая вода в голову.
Торжественное открытие гробницы назначили на следующий полдень. У ямы столпился весь лагерь, никто не хотел пропустить столь знаменательное событие. Мартынов вооружился фотокамерой, чтобы запечатлеть исторический момент.
Помню, когда я смотрел вниз, на серую плиту, меня охватило странное предчувствие. Не то что я не должен был открывать ее, нет… Но у меня возникло такое ощущение, какое человек, бывает, испытывает, стоя на перекрестке дорог. И от того, в какую сторону он сделает шаг, зависит вся его дальнейшая судьба. Я взглянул на лица остальных и прочел в них ту же странную тревогу.
– Мы тут вечно собираемся торчать? – нетерпеливо сказал Саша. – Чего мы ждем?
– Давай я открою, – с призывом воскликнула Рита.
– Ну уж нет… – Я схватил лопату. – Хватит с меня одного горе-копателя.
Я спрыгнул в яму, еще раз с сомнением посмотрел вниз и принялся расчищать плиту.
– Смотрите, там какие-то символы! – раздался возглас сверху.
– Это же крест! – восторженно воскликнул Саша. – Я был прав! Это могила Преподобного!..
Мартынов заклацал затвором фотоаппарата, стараясь взять крупным планом таинственные письмена.
– Во-первых, поверь моему опыту, я думаю, что этому захоронению лет триста-четыреста от силы, – проворчал я, рассматривая плиту. – А вовсе не тысяча, когда якобы жил твой древний поп…
– Это может оказаться могила кого-нибудь из его последователей, – не унимался Саша.
– А во-вторых, то, что здесь изображен крест, еще ни о чем не говорит. Крест – древнейший символ, который использовали во многих культурах еще задолго до христианства. Подобные знаки находили и у древних европейцев, и у египтян, и у американских индейцев. Например, многие народы в виде креста представляли мир: четыре его стороны символизировали четыре стихии – воздух, огонь, воду и землю. А еще в виде креста в языческих культурах изображали Древо Жизни. Также крест символизировал Создателя всего сущего…
Саша при этих словах скривился, мол: «Поганые язычники! Их боги суть древо!»
– И, кстати, возвращаясь к нашему недавнему разговору о бессмертии… – прибавил я. – Во многих культурах крест считался символом вечной жизни и бесконечности мироздания.
Говоря все это, я продолжал расчищать плиту и, закончив, снова встал в нерешительности. В этот момент все вокруг померкло. Я взглянул вверх и увидел, что солнце заслонило небольшое облачко. В голове невольно возникла мысль: можно ли это считать дурным знаком?
«Не пойму, чего я опасаюсь? – обругал я себя. – Люди гробницы фараонов вскрывали, а тут могилка какого-то затерянного в тайге и в истории народца…»
На самом деле пример с фараонами оказался неудачным. Ведь, когда в 20-х годах XX столетия египтолог Говард Картер вскрыл гробницу Тутанхамона, вскоре после этого таинственным образом скончалась практически вся участвовавшая в раскопках команда более чем из двадцати человек, не считая канарейки египтолога. Правда, самого Картера подобная участь почему-то миновала… Но все равно, статистика малоутешительная.
– Помощь нужна? – вывел меня из ступора Тимохин.
– Да-да… Конечно… – растерянно ответил я.
– Айда, ребята!
Несколько парней тут же оказались рядом со мной и ухватились за край плиты. Мы уперлись спинами и ногами в стенки ямы, потянули, и древняя могила распахнулась.
– Вот это да! – присвистнули студенты.
– Это что, какая-то древняя шутка?! – разочарованно воскликнул Саша.
Я заглянул в могилу и опешил. Там лежал полуистлевший скелет не то огромной собаки, не то волка.
– Гробница любимой болонки жены древнепитхского князька, – пошутил Мартынов, наводя на скелет объектив.
Самым удивительным оказалось то, что животное действительно похоронили прямо-таки по-королевски. Скелет окружали предметы, каковые питхи обычно клали с телами вождей: оружие, посуда, какие-то костяные украшения. Даже сам факт того, что могилу накрыли каменной плитой, да еще и насыпали курган, говорил о высоком статусе усопшего.
– Что происходит? – раздался удивленный возглас Риты.
Я снова взглянул на скелет и поразился: было такое ощущение, словно кости медленно тают, как сахар в воде. Вот растворились когти, вот костлявые пальцы, вот уже начали осыпаться лапы… Все обращалось в серый пепел!
Вдруг солнце выскочило из-за облачка, и кости стали рассыпаться прямо на глазах. Еще б немного, и весь скелет превратился бы в прах. Но, к счастью, я не растерялся, сорвал с Тимохина джинсовую куртку и накрыл остатки скелета. Потом быстро вернул плиту на место.
– Что это было? – спросила пораженная Рита, когда я выбрался из ямы.
Я нервно пожал плечами:
– Никогда ни о чем подобном не слышал. Возможно, в закрытой гробнице образовалась какая-то определенная атмосфера, остановившая разложение. Может, даже это какая-то особая древняя технология захоронения. Когда же мы подняли плиту, попадание воздуха вызвало реакцию…
– Зачем же ты тогда накрыл кости курткой? – перебила мои невнятные рассуждения Рита. – Ведь если дело действительно в этом, воздух все равно туда уже попал и скелету конец. Разве не так? Или ты чего-то недоговариваешь?
Рита испытующе взглянула мне в глаза:
– А ну, давай колись!..
Я отвел взгляд, снял очки, протер, снова надел. Вздохнул. Сердце мое тревожно колотилось.
– Это, наверное, чушь… – сконфуженно начал я. – В общем, давным-давно, когда я только начал увлекаться культурой питхов, я прочел легенду о некоем царе Батуне. В принципе подобные истории и толкнули меня к изучению культуры этого народа… По легенде, один питхский городок начал терроризировать огромный волк Нутаб. Он являлся каждую ночь и уносил по одному жителю, если таковой оставался за городскими стенами. Нутаб так замучил местное население, что питхи пообещали сделать своим правителем любого, кто избавит их от волка. И такой герой нашелся. Юноша по имени Батун отправился в лес, а вернувшись, объявил, что убил чудовище. Действительно, долгое время люди не пропадали. Питхи сдержали обещание и сделали юношу своим правителем. Но потом жителей города удивило, почему их новый правитель предстает перед ними только ночью, а в городе иногда таинственно исчезают люди, хотя городские ворота заперты. Как-то днем они пробрались в спальню правителя и поразились: в постели Батуна спал не кто иной, как волк Нутаб! Батун и оказался тем самым волком, а подвиг разыграл, чтобы занять питхский трон. Кстати, если ты заметила, имя Нутаб произносится как Батун наоборот. По поверьям питхов, когда человек оборачивался в другое существо, он как бы менялся телами с неким своим воплощением, живущим в ином мире… В общем, когда правда раскрылась, питхи вступили в схватку с Батуном, но победить гигантского волка оказалось непросто – никакое оружие его не брало. Но появился охотник Тарон, которому шаманы открыли секрет, что волка можно убить с помощью серебра. Тарон выковал серебряные стрелы и поразил ими чудовище. Когда же тело человеко-волка вынесли на свет, оно мгновенно обратилось в прах.
– И ты думаешь, что под этой плитой лежит сам Батун? – улыбнулась Рита.
– Что ты? Вовсе нет. Я рассказал это лишь для примера. Просто оборотничество не считалось у питхов чем-то необычным. Если верить сказаниям, практически каждый шаман мог оборачиваться в какое-нибудь существо.
– Я всегда считала оборотней отрицательными персонажами, – заметила Рита.
– Поменьше фильмы ужасов смотри, – усмехнулся я. – На самом деле в большинстве древних культур оборотничество являлось скорее даром, нежели проклятием. Да вспомни хотя бы русские народные сказки. Там герои постоянно превращаются то в рыбу, то в птицу, то в зверя, то еще в кого… Какая-нибудь Марьюшка ударялась о пол и оборачивалась горлицей. А взять того же Финиста – сокола-жениха из славянского фольклора. Чистейшей воды оборотень! В былинах, например, богатырь Вольх Всеславич умел обращаться серым волком и гнедым туром с золотыми рогами. Так что питхи не исключение. Кстати, поразивший волка Батуна охотник Тарон сам умел превращаться в сову Норат. Оборотничество считалось у питхов такой же обычной способностью, как сейчас, например, умение водить автомобиль. А что касается положительных и отрицательных персонажей, в наши дни ты также можешь быть законопослушным водителем, использующим машину для более быстрого передвижения, а можешь стать злодеем, умышленно сбивающим детей и бабушек на пешеходных переходах. Думаю, ты понимаешь, о чем я…
– Если б это было правдой, каждый человек непременно захотел бы стать оборотнем.
– Нет, не захотел бы. По легендам, был в этой способности один очень большой недостаток. Питхские оборотни не выносили дневного света. Принимая этот дар, человек навсегда отказывался от возможности видеть солнце.
– Грешники, – с презрением изрек Саша, который стоял рядом и слушал наш разговор.
– Почему грешники? – взглянул я на него. – Лишь потому, что они разной с тобой веры? Так в таком случае, если судить по-твоему, большая часть мира – грешники. Не все ведь на земле христиане.
Саша не ответил. Он плюнул, повернулся и пошел прочь. Похоже, он потерял всякий интерес если не к нашей экспедиции в целом, то к своей недавней находке точно.
– Значит, по-твоему, мы раскопали скелет оборотня? – спросила Рита.
– По крайней мере, до сумерек я бы эту плиту сдвигать не стал, – ответил я и прибавил: – Честно сказать, я всю жизнь мечтал найти нечто подобное!
До темноты я бродил по лагерю сам не свой. Без моего университетского кабинета, полного различной литературы о культуре питхов, я ощущал себя словно без головы. Все, что я прихватил с собой в дорогу, так это книжка с описаниями шаманских обрядов и сборник местных сказок. Я забыл даже взять словарик древнепитхского, с которым обычно не расставался в поездках. По памяти большинство надписей на плите я прочесть не смог, лишь перевел отдельные слова. Одну фразу мне удалось прочесть целиком, но смысл оказался чем-то вроде не то «живой среди мертвых», не то «жизнь после смерти».
После заката мы снова собрались у гробницы.
– Что ж, попытка номер два, – изрек Тимохин, спускаясь вместе со мной в яму.
Все ждали затаив дыхание. Мартынов взял фотоаппарат наизготовку.
– Девочки, я боюсь, – прошептала одна из студенток.
– Ну, взяли!..
Мы вцепились в край плиты и потянули.
– А!.. – раздался крик.
От неожиданности я едва не уронил плиту себе на ногу.
– Я оборотень! – демоническим голосом прохрипел схвативший какую-то девчонку за шею Тимохин.
– Придурок! – Та принялась колошматить его кулаками.
– Еще одна шутка – всех отправлю спать, – пригрозил я.
Мы подняли плиту и прислонили ее к стенке ямы. Свет фонариков осветил лежащую на дне саркофага джинсовку. Стараясь подавить нервную дрожь в руках, я сорвал куртку. Кости оказались целы!
– Так, значит, это правда! – восторженно воскликнула Рита. – Это все-таки оборотень!
– Ну, я бы пока не делал столь поспешных выводов… – ответил я, чувствуя, как радостно колотится мое сердце.
– Но если мы действительно откопали останки реального оборотня, это же произведет настоящую революцию в науке! – Рита была в своем репертуаре. – Это станет открытием века! Ведь так? Как думаешь, за это полагается какая-нибудь премия? Или что обычно дают в таких случаях?..
Она дернула за рукав стоявшего на краю ямы Мартынова с фотоаппаратом:
– Ты снимаешь? Давай снимай!
И принялась позировать на фоне костей.
Я же в этот момент размышлял о том, что если все это окажется правдой, то людям придется пересмотреть взгляды на большинство сказок и легенд. Теперь главное – в сохранности довезти эти останки до города.
– Это что такое? – Рита спустилась в яму и коснулась небольшого тонкого предмета, торчащего из глазницы.
– Похоже на кинжал. Просто рукоятка сгнила, – ответил я, фонариком осветив предмет. – Думаю, этим его и убили. Уверен, эта штука серебряная. Плюс один в пользу оборотня.
– А если вытащить?
– Тогда он оживет и как схватит!.. – При этих словах я схватил ее за руку.
Рита вскрикнула.
– Ничего не будет. – Я выдернул нож. – С того света даже оборотни не возвращаются.
Потом я велел Мартынову тщательно пофотографировать расположение скелета и предметов в могиле, после чего взял ящик, обложил его тканью и газетами и осторожно переложил туда все найденные кости. Ведь в могилу мог просочиться свет, и тогда находке века мгновенно пришел бы конец. Как и Ритиной славе вместе с премией.
– Спасибо за грандиозный вклад в науку, – сказал я Тимохину, возвращая ему куртку. – Твоя джинсовка спасла уникальный экспонат.
– Не надевай, Тимохин! – посоветовали ему товарищи.
– Почему?
– Козленочком станешь!
Тимохин постоял какое-то время, неуверенно теребя джинсовку в руках. Потом сказал: «Да пошли вы…» – и, закинув куртку на плечо, отправился к костру.
Мы осторожно перенесли ящик с костями в мою палатку – просторный шатер, который я несколько лет назад раздобыл у приятелей-военных.
– Интересно, если все это правда, выходит, и сейчас реально стать каким-нибудь волколаком, – задумчиво сказала Рита. – Не знаешь, как шаманы это делали?
Она вынула из ящика клыкастую челюсть и осторожно провела зубами по руке. На ее загорелой коже остались две светлые дорожки. Меня передернуло.
– Если так интересуешься, возьми книжку и прочитай, – сказал я, отняв у Риты экспонат и вместо него вручив книгу с описаниями питхских обрядов. – Может, тут найдешь кой-чего…
Рита села на спальник и принялась ее листать.
– Кой-чего нашла!.. – вскоре объявила она. – Вот посмотри.
Она ткнула пальцем в страницу, на которой был изображен волк в человеческой одежде, стоящий на задних лапах.
– Если верить автору, для того чтобы передать свой дар, оборотень кусал человека, а потом давал ему напиться своей крови. Прямо вампиризм какой-то!.. И это все? Так просто?!..
– К счастью, у нас нет ни оборотня, ни его крови. А то еще наплодили бы тут армию упырей и вурдалаков, – усмехнулся я, а сам подумал, что не мешало бы хорошенечко вымыть руки после того, как я прикасался к этим странным останкам.
– Увы, чего нет, того нет, – с сожалением вздохнула Рита.
Следующие несколько дней в палаточном городке только и говорили, что об оборотнях и вампирах. Студенты шутили, рассказывали страшные истории у костра, кто-то внезапно вскрикивал посреди ночи: «Не ешь меня!» Или: «Ай! Чудовище откусило мне руку!», «Что это там мохнатое торчит из палатки?» Я же про всякую мистику старался не думать, задвинул ящик с костями в угол палатки и собирался заняться этой находкой лишь после возвращения в город. Пока же разбирался с другими артефактами, которые в изобилии попадались как в самом кургане, так и в его окрестностях.
Я заметил, что после вскрытия гробницы в поведении Риты произошла поразительная перемена. Она стала какой-то хмурой, целыми днями ходила задумчивая, на шутки студентов лишь натянуто улыбалась, почти ни с кем не разговаривала. Даже Сашу по вечерам перестала задирать. При этом с лица ее не сходило выражение какой-то тревоги и растерянности.
– Рита, с тобой все в порядке? – как-то спросил я ее.
Та смутилась, потупила взгляд.
– Что-то случилось? Помощь нужна?
– Артур, тут такое дело… – наконец сказала она, бросив на меня мимолетный взгляд. – По-твоему, каким образом оборотень передавал свой дар? Если взглянуть на это с позиции науки, а не мистики.
Я озадаченно поправил на росу очки.
– Ну… Предположим, оборотень – это человек, организм которого подвергся каким-либо мутациям. Ликантроп мог лишь внешне оставаться человеком, но его тело изменялось так, что давало возможность выдвигать и втягивать клыки и когти, а также отращивать и прятать волосяной покров. Есть же в природе существа, способные изменять цвет кожи, высовывать и втягивать когти и иголки, дышать как на суше, так и под водой, отращивать конечности. К тому же и сейчас рождаются люди с генетическими патологиями: покрытые шерстью, с клыками и даже не переносящие солнечный свет.
– А бессмертие?
– Возможно, дело в отличной регенерации тканей. Человеческое тело хоть и хороший, но недолговечный механизм. Представь, что люди – это роботы (некоторые, кстати, считают, что так оно и есть). Так вот, у роботов с годами стачиваются шестеренки, отпаиваются проводки, засоряются какие-нибудь фильтры, ржавеет каркас. Процессор вроде еще работает нормально, операционная система не глючит, а робот при этом весь скрипит и разваливается на части. Примерно то же происходит и с нашим телом. Но если придумать эффективный способ самопочинки, робот будет бегать если не вечно, то очень-очень долго! Вот тебе и бессмертие.
– Что же может вызвать такую мутацию?
– Я историк, а не биолог…
– И все-таки?
– Вполне возможно, подобные изменения могут произойти из-за какого-нибудь вируса: он попадает в организм и трансформирует тело зараженного. То есть, по сути, оборотничество при таком раскладе должно передаваться как болезнь. Может, именно поэтому шаманы для передачи дара кусали человека?
– Для чего тогда еще и поить его собственной кровью?
– Предположим, на зубах ликантропа выделялось какое-то особое вещество, как яд у змеи или на жале насекомого. С этим веществом в тело укушенного попадала пассивная часть вируса – человек становился носителем болезни, но организм его пока не мутировал. Для мутации же требовался какой-то элемент, содержащийся в крови оборотня. Когда же укушенный выпивал кровь ликантропа, этот элемент вступал в реакцию с вирусом, что и приводило к физиологическим изменениям, превращая человека в оборотня.
– Почему бы не ограничиться просто укусом?
– Это нужно для баланса между охотниками и добычей. Подобный механизм могла предусмотреть сама природа, чтобы жертвы не превращались в охотников. Так, например, многие дикие животные не размножаются в неволе – природный инстинкт диктует им, что не должно быть конкурентов там, где и так нет места и пищи. Возможно, нечто похожее работало и в случае с оборотнями.
– Примерно о том же и я размышляла, – задумчиво сказал Рита.
– К чему ты спрашиваешь-то?
– Помнишь наш разговор о бессмертии? О том, что когда-нибудь людям удастся изобрести средство, которое сделает их вечными?
– Ну и?..
– Тебе не кажется, что мы, возможно, уже нашли это средство?
Я смерил Риту недоверчивым взглядом.
– Ты же сам говорил, что в сказках оборотни бессмертны! – воскликнула та. – Если предположить, что на этих костях до сих пор сохранился тот самый вирус, превращавший людей в оборотней, и если провести описанный в книге обряд…
– Сомнительно, – покачал я головой. – Если бы кости пролежали не так долго, да еще и в вечной мерзлоте, и на них сохранились остатки плоти… Но это лишь голые кости, не более того.
– И все-таки можно попробовать.
– Попробовать что? – удивился я.
И тут до меня дошел смысл ее слов.
– Ты с ума сошла?!
– Почему нет? Если шаманы таким образом получали бессмертие и все описанное в легендах – не сказки, так отчего не проделать то же самое сейчас? Вот перед тобой останки настоящего оборотня! Его челюсть сгодится для укуса?
– Челюсть… А как же кровь?
– Думаю, кровь – образное выражение. Скорее всего, для передачи вируса могла сгодиться любая часть тела оборотня, будь то кусочек мяса, кожи или даже волосок. Ну или обломок косточки…
– Бред! – Я заходил по палатке. – Вряд ли сработает…
– А если получится? Представляешь, что это нам даст? Мало того, что известность, так еще и бессмертие, и невероятные способности!
Я остановился и какое-то время молча разглядывал Риту, пытаясь уловить на ее лице хотя бы оттенок шутки. Но, похоже, она говорила серьезно.
«Ритка, ты всегда была без башни, но чтобы настолько!..»
– Я категорически против подобных экспериментов, – наконец изрек я.
– Ты не понял, Артур. Я не разрешения пришла спросить, а лишь поставить в известность, – с вызовом ответила она.
– Я запрещаю тебе трогать экспонаты! Ты слышишь? – вскричал я.
– И что ты сделаешь? Поставишь около костей часового?
Я всплеснул руками и обреченно прошептал:
– Ты понимаешь, что это опасно?
– Опасно!.. – презрительно хмыкнула Рита.
Еще бы, для нее, карабкавшейся по отвесным скалам и обгонявшей на мотоцикле ветер, слова «опасность» не существовало.
– Я думала, ты смелее. – Она пристально смотрела на меня. – Ученые себе смертельные болезни прививали, чтобы испытать какую-нибудь новую вакцину, а ты боишься на постороннем человеке попробовать то, что, по твоим же словам, скорее всего, не сработает.
– Я историк, а не биолог! – в отчаянии повторил я.
– Ломоносов тоже не был художником, но это не помешало ему создать великие произведения искусства.
Я сел, обхватив голову руками. Рита присела со мной рядом, обняла меня. От этого прикосновения мое сердце забилось в ритме тамтама.
– Артурчик, ты же ученый, – жалобно-нежно промурлыкала она. – Вы, ученые, годами ищете испытуемых для экспериментов, а тут я сама напрашиваюсь. Тем более ты же все равно сказал, что ничего не получится…
– А если получится?
– Значит, ты и сам веришь, что может получиться? – обрадовалась она.
Я отвернулся.
Честно сказать, больше всего меня испугало вовсе не то, что получится это или нет. Меня даже нисколько не тронуло бы, что человек мог подхватить какую-нибудь заразу, сожрав неизвестную гадость. Люди вправе сами делать выбор… Меня испугало то, что в качестве подопытного решила выступить именно Рита!
– Нужно подумать и хорошенько все взвесить, – со вздохом сказал я.
Это была лишь жалкая попытка отсрочить принятие решения, но Ритка только этого и ждала. Она улыбнулась, чмокнула меня в щеку и выбежала из палатки.
Я вышел следом. На улице палил июньский полдень, но меня бил озноб. Из-за выступившего холодного пота рубашка прилипла к спине.
– Что это вы задумали? – раздался совсем рядом голос.
Я обернулся и увидел сидящего у моего шатра Сашу. Похоже, его вопрос был риторическим: стенки палатки достаточно тонки для того, чтобы он мог прекрасно слышать весь наш с Ритой диалог. Я заметил, что рука Саши поглаживает Библию так, словно это кобура пистолета.
– Это все только разговоры. – Я попытался улыбнуться. – Научные бредни, не более того.
Саша встал. Я при этом почему-то еще больше напрягся, словно он и правда вот-вот выдернет из книжки пистолет и всадит мне пулю промеж глаз. Но вместо ствола на меня смотрел не менее опасный взгляд.
– Предупреждаю! – Сашины слова звучали резко, словно приговор. – Не искушайте судьбу!
Он повернулся и пошел, оставив меня леденеть под палящим солнцем. Нет, меня нисколько не напугали его слова. Меня беспокоило другое. Я с детства думал, что верю в чудеса. Но теперь, когда я впервые осознал, что они реальны, мне вдруг захотелось бежать, причем бежать без оглядки.
«Как Рита может относиться к этому так спокойно? Быть может, она просто ни во что не верит до той поры, пока сама не попробует? Скорее всего, для нее нет высоты, пока не упадешь; нет скорости, пока не разобьешься; нет смерти, пока не умрешь; нет глубины, пока не утонешь. Для нее все эти понятия – лишь слова, относящиеся к кому угодно, но только не к ней. И так как судьба все эти годы ее миловала, она может и дальше позволять себе ни во что не верить и относиться ко всему легкомысленно. По мне, пусть уж лучше и дальше остается в неведенье!..»
В общем, единственное, о чем я думал в тот момент: «Не могу же я и правда поставить рядом с костями часового?»
Вечером Рита снова появилась в моей палатке и по-шпионски шепнула, что нашла все необходимое для проведения обряда.
– Вижу, ты настроена серьезно.
– Если не мы, то кто же? – с готовностью камикадзе усмехнулась она.
– Значит, все-таки хочешь рискнуть?
– Ты сомневался?
«Я не сомневался, я надеялся», – подумал я, а вслух сказал:
– И все же я считаю, что лучше подобные эксперименты ставить в городе. Там есть специальное оборудование. Ученые проведут ряд необходимых анализов…
– Ага, и без зазрения совести присвоят открытие себе, – парировала Рита.
– Но в городе, по крайней мере, есть больница. Вдруг что-то пойдет не так?
– Боишься?
– Боюсь.
– Я – нет!
Рита распахнула ящик и вынула оттуда косточку – все тот же кусочек челюсти. Провела пальцем по клыку. Мне стало дурно. Я мигом оказался между ней и ящиком и захлопнул крышку.
– Ладно, пошутили и хватит…
– Я не шучу, Артур! Ты еще не понял?
Она снова потянулась к ящику.
– Черт возьми, какие еще аргументы могут тебя остановить? – в отчаянии вскричал я.
– Меня родители-то еще в детском саду не останавливали… – усмехнулась Рита и пристально посмотрела мне в глаза. – Так ты участвуешь? Или мне одной идти?
Я вздохнул и отвел взгляд. Вопрос стоял не так: делать ей это или нет? Для себя она уже все решила! Спрашивала лишь: с ней ли я?
– Что ж, я с тобой, – обреченно кивнул я.
Дальше разговор шел лишь о деталях: когда, где, что с собой необходимо взять.
– Лучше нам уйти куда-нибудь подальше от лагеря, – предложил я.
– Боишься, что я стану оборотнем и порву всех на части? – улыбнулась Рита. – Ладно. Думаю, ты прав. Свидетели нам ни к чему.
Мы решили переждать пару деньков, условились на послезавтрашнюю ночь. Следующим днем я собирался сбегать в поселок и раздобыть кое-какие лекарства, в основном снотворное и успокоительное. Мало ли к чему может привести эта затея?..
Рита ушла от меня тем вечером взволнованная и довольная. Но не прошло и пары минут после ее ухода, как появился Саша. По-моему, за все время, проведенное на раскопках, он впервые появился в моей палатке.
– Артур, я требую, чтобы ты уничтожил эти кости! – с ходу заявил он.
– Ты требуешь? – поднял я на него удивленный взгляд.
– Разве ты не понимаешь? Это орудие дьявола! Даже прикасаться к ним – грех, не говоря уже о том, чтобы…
– По-моему, это ты ни черта не понимаешь, – холодно перебил я. – Эта находка – ценнейший научный материал! И мне плевать на твои религиозные бредни!
– Не смей, слышишь?.. Не смей трогать их! – Сашу едва не трясло. – Ты сам берешь грех на душу, да еще и ее втягиваешь…
– Ах, так вот что тебя беспокоит! Но ты ведь сам говорил, что тебе плевать на свою бывшую подружку.
Вид у Саши стал словно у готового к атаке разъяренного тигра. Я невольно попятился и, как оказалось, не напрасно. Саша ринулся вперед с проворством берсеркера. Но я рано испугался за свою жизнь – его руки вцепились в ящик. Я бросился на защиту древних останков. На звуки борьбы сбежалось пол-лагеря. В числе первых оказалась Рита.
– Что тут происходит? – закричала она. – А ну-ка, прекратите!
Звук ее голоса произвел на Сашу прямо-таки магическое действие. Он разжал раздиравшие мою рубашку пальцы, смерил меня и Риту холодным взглядом и, не говоря ни слова, вышел из палатки.
– Что это было? – спросила Рита, когда мой шатер покинули даже самые любопытные из студентов.
– Ничего особенного. Саша хотел уничтожить кости.
– И?!.. – испугалась она.
Я приподнял и опустил крышку ящика.
– Как видишь, пока безуспешно.
Нужно было видеть глаза Риты в этот момент. Наверное, человек, которому сообщили бы об отмене конца света, не испытал бы такого облегчения. Она сама заглянула в ящик и, убедившись, что кости действительно целы, воскликнула:
– Значит, больше медлить нельзя. Мы сделаем все этой же ночью. Ты как, готов?
Поколебавшись, я ответил:
– Готов!
И едва я произнес это слово, мы ощутили мощный толчок и буквально выкатились из палатки. Очутившись на земле, я понял, что произошло. Саша сорвал мой шатер и теперь вытряхивал его, словно мешок. Содержимое с грохотом летело на землю. Вывалился и ящик с костями: он ударился о камень и раскололся надвое. Но Саше этого показалось мало, он яростно ударил ящик ногой и кости полетели во все стороны.
– Бесовское отродье! – злобно шипел Саша, топча их каблуками.
Солнце уже коснулось горизонта, но его света оказалось достаточно, чтобы рассыпанные по лагерю останки неведомого существа задымились и начали таять. Когда я опомнился и бросился их собирать, на земле громоздились лишь горстки серого пепла.
– Вот теперь можешь меня выгнать! – тяжело дыша, заявил Саша.
Я не ответил. Лишь сидел, обхватив голову руками.
– Мерзкий фанатик! – вопила Рита. – Ненавижу! Видеть тебя не могу!
– Пусть так. Но я обещал спасти твою бессмертную душу. Вот я и спасаю, – спокойно ответил Саша, после чего повернулся и ушел.
– Ну вот и все, – прошептал я, глядя, как ветер сдувает с моей ладони прах.
Честно сказать, отчасти я испытал даже радость: «Может, и к лучшему…»
– Нет, не все.
Я удивленно взглянул на Риту. Та приоткрыла карман и сразу же захлопнула, но я успел заметить кусочек косточки.
– Да-да, тот самый обломок челюсти, – с торжественной улыбкой объявила она. – Какое главное правило экстремала? Не забывай о страховке!
Той же ночью мы покинули лагерь.
Вообще, я привычен к темному лесу, ведь раньше я неоднократно бывал и на раскопках, и в походах. Но в ту ночь каждый шорох заставлял меня вздрагивать. Да еще и полнолуние… В другое время я бы обрадовался полной луне, ведь ее свет здорово освещает округу. Однако в ту ночь вид огромного желтого диска на небосводе лишь воскрешал в памяти самые жуткие истории о ночных тварях и кровососах. Я взглянул на Риту и по ее загадочной улыбке понял, что настрой моей спутницы полностью противоположен моему. Она, наоборот, выглядела спокойнее и даже счастливее обычного.
Отойдя примерно километр от палаточного городка, мы расположились у дерева на опушке небольшой поляны. Я собрал дрова, запалил костер.
– Что-нибудь скажешь, прежде чем начнем? – спросила Рита.
– Что я тут могу сказать?..
– Ну, не знаю. Ты же у нас эксперт по местным обычаям. Это же обряд как-никак! Что обычно говорят в таких случаях?
– Можешь раздеться и попрыгать вокруг костра с песнопениями, – сухо пошутил я.
– Уверена, тебе бы это понравилось. – Рита так взглянула на меня, что я возблагодарил ночь за темноту, потому что покраснел, словно школьник. – Но мы сюда пришли не эротическое шоу устраивать, ведь так?.. Ладно, обойдемся без условностей.
Рита поставила на землю маленькую стеклянную баночку из-под майонеза, достала заранее припасенный напильник и принялась скоблить обломок косточки.
– Думаю, этого должно хватить, – сказала она, аккуратно пошевелив пальцем возвышающуюся на дне баночки кучку костной стружки. – Предлагаю для большего эффекта смешать порошок с кровью.
Она быстро закатала рукав и протянула мне нож:
– Можно тебя попросить?
– Чего? – Я растеряно взглянул на сверкающий в отблесках пламени костра клинок. И тут до меня дошло, чего она от меня хочет. – Ты предлагаешь мне… Нет!
– Ладно, тогда я сама.
Она приложила острие к тыльной стороне ладони.
– Ладно, дай сюда. – Я отобрал у нее нож и полоснул им по запястью. Но не по ее, а по своему.
Кровь темным ручьем закапала на траву. Я заметил, что Рита смотрит на меня с удивлением и даже восхищением.
– Ну, что дальше? – спросил я стиснутыми от боли губами.
Рита набрала из баночки немного костного порошка и принялась обильно посыпать им рану. Когда она закончила, я впервые за все это время заметил на ее лице сомнение.
– Боишься? – спросил я.
– Если честно, немного. – Она дернула плечами.
– Рита, я больше не стану читать тебе наставления: что хорошо, что плохо… Скажу лишь одно. Этот порошок может оказаться обычной дрянью, от которой в худшем случае получишь расстройство желудка. А может… Ты же понимаешь, если все получится, назад дороги не будет! Ты уверена?
– Не сомневайся!
Рита наклонилась, собираясь сделать роковой глоток. Но не успела. Я резко отдернул руку и неожиданно для себя самого прижался к ране губами. Рот заполнил вкус крови. Пересиливая тошноту, я сделал глоток.
– Ну ты даешь! – изумилась Рита. – Никак от тебя не ожидала! Зачем ты?
Я пожал плечами.
– Просто я вдруг подумал, что, наверное, ты права, – помолчав, ответил я. – Я же ученый! Люди чуму себе прививали ради развития науки и спасения человечества. Почему же я должен отступать? Меня с детства интересовал местный фольклор: я читал сказки, легенды, труды маститых краеведов. Да только пока что все мои знания почерпнуты исключительно из чужих источников. Но ведь нельзя познать мир, перечитывая изыскания других! Нужно искать самому! Люди никогда бы не открыли новые земли, если б рассматривали лишь уже начертанные карты и, сидя в библиотеках, рассуждали о том, что «где-то там, возможно, что-то есть». Они садились в корабли и открывали острова и континенты, до этого считавшиеся мифическими. Человечество столетиями полагало, что истории о драконах – сказки, но лишь до тех пор, пока кое-кто не взял лопату и не выкопал кости динозавров. И сказки сразу же стали былью! И вот сейчас я подумал вдруг: а что если и мои сказки способны ожить?
Рита выслушала мой монолог с улыбкой. Еще бы, ведь ею самой двигали совершенно иные идеалы.
– Что ж, теперь моя очередь.
Она выдавила из моей раны побольше крови, высыпала в нее остатки порошка и с жадностью вампирши слизала все до капли. Когда она отстранилась от раны, по ее подбородку бежала темная капля, оставляя за собой кровавую дорожку.
– Вкус, конечно, не ахти, – Рита облизала окровавленные губы. – Будем надеяться, это того стоило.
– Еще укус, – напомнил я.
Вооружившись обломком челюсти, она сначала мне, а затем и себе проткнула клыком вену.
– Ну, вот и все.
Рита села под дерево и, опершись спиной о ствол, стала смотреть на небо. Я опустился рядом. Мы долго молчали, рассматривая желтый диск луны.
– Признайся, ты ведь не из-за всяких там научных бредней так поступил, – нарушила она тишину.
– Почему ты так решила?
– Мне кажется, ты просто не мог позволить мне сделать это, пока не испытал на себе. Не хотел подвергать меня риску. Ведь так?
Она взглянула на меня. Я отвел глаза.
– Я ведь знаю, ты с первого дня нашего знакомства ко мне неравнодушен, – продолжала она. – Трудно было не заметить, как ты на меня смотришь. Да только я выбрала Сашу.
Мой взгляд скользнул по ее лицу. Освещенное лунным светом, оно показалось мне в тысячу раз прекраснее. Я поспешно отвернулся.
– Признайся, ты ведь поэтому до сих пор не женился? И, насколько я знаю, даже не встречался ни с кем?..
Она спрашивала, но не ждала ответов. Похоже, ее забавляло мое смущение.
– Хочешь знать, почему тогда из вас двоих я выбрала Сашу? Он выглядел таким волевым, сильным, решительным. Ты же казался мне слабаком. – Рита улыбнулась. – Но теперь-то я вижу, что это не так. И я рада, что мое мнение оказалось ошибкой.
Ее рука по-приятельски легла на мое колено, и от этого прикосновения меня пробила дрожь. Мое дыхание перехватило. Прохладный ночной ветерок, казалось, благоухал ароматом ее волос.
– Ну, как протекает эксперимент? – тихо спросила она. – Чувствуешь что-нибудь?
– Нет. А ты?
– И я нет.
– Значит, ничего не вышло. Я же говорил, что этим костям несколько сотен лет…
Рита пожала плечами. Мы снова надолго умолкли. Мне казалось, аромат ее волос заполнил уже весь лес. Он кружил мне голову. «Может, это оборотническое зелье обострило чувства?»
– Хотя, вру, – прошептала Рита у самого моего уха, – кое-что я все-таки чувствую…
И я ощутил влажное прикосновение ее губ. Головокружение перешло в экстаз. Будь у меня крылья, я бы, наверное, взлетел, но более могучая сила повлекла меня вниз. Рита оказалась в моих объятиях, и мои пальцы заскользили по пуговицам ее рубашки. Задыхаясь от жадных поцелуев, мы опустились на траву.
– Теперь это наша ночь! – с улыбкой прошептала Рита, наклонившись к моему лицу. – Мне уже нравится быть грешницей!..
И ее сверкающее в лунном свете обнаженное тело снова и снова сливалось с моим. А потом мы целую вечность лежали рядом, глядя в темно-синюю бездну неба, слушая ночь и наслаждаясь близостью друг друга. Рита сказала правду: я мечтал о ней с первого дня нашего знакомства...
Проснулся я от боли. Причем с таким чувством, словно с меня по живому сдирают кожу.
– Артур, что это?! – раздался рядом испуганный вскрик Риты.
Я взглянул на нее и остолбенел: ее обнаженное тело оказалось цвета сырого мяса. Такое бывает, когда уснешь на солнцепеке.
– Солнце!..
Сквозь трепещущую над нашими головами листву пробивались первые рассветные лучи. Я схватил рубашку и постарался прикрыть ею нагое тело Риты. И тут же понял, что и сам выгляжу не лучше.
– Черт возьми, нам нужно скорее бежать отсюда!
Мы наспех оделись и помчались через лес. Благо до лагеря оказалось не очень далеко, и мы успели добраться туда прежде, чем изжарились словно курица гриль. В палаточном городке, к счастью, все спали. Но попасть в палатку оказалось непросто, ведь для этого нужно было выбежать из-под тени спасительных деревьев. Я попытался проскочить, но, с трудом сдержав крик, бросился обратно: меня словно окунули в чан с кипятком. Я взглянул на Риту. Та жалась к стволу дерева, глядя на меня молящими, обезумевшими от боли глазами. На ее вареной коже плясали пробивавшиеся сквозь листву солнечные блики.
– Артур Степаныч, вы в порядке? – На нас с удивлением смотрел проснувшийся у костра Тимохин.
– Сереж, брось, пожалуйста, одеяло. – Я старался говорить как можно спокойнее.
– Зачем?
– Брось, я сказал!
Тимохин нехотя встал, поднял с земли одеяло и протянул мне. Я тут же с головой накрыл им себя и Риту, и мы со всех ног помчались к моему шатру.
– Артур Степаныч, вы точно в порядке? – повторил пораженный Тимохин.
– Все хорошо, Сережа. Спи давай, – нервно ответил я и скрылся в палатке.
– Ты думаешь, это оно самое? – взволнованно спросила Рита. – Думаешь… у нас получилось?
Я отметил, что в ее голосе уже нет той радости и энтузиазма, как накануне вечером.
– Может, мы просто уснули в какой-нибудь ядовитой траве? – нервно продолжала она. – Крапиве, например?
Я подошел к выходу, осторожно отодвинул полог палатки – оттуда ударил яркий солнечный луч. Сунув под него руку, я тут же ее отдернул.
– Нет, это точно не крапива, – заключил я, прижимая к груди ошпаренную ладонь.
– Что нам теперь делать? – растерянно спросила Рита и сразу же замолчала, видимо, вспомнив, что эксперимент был ее идей.
– Что-что. Ждать заката.
Это оказалось непросто. Едва в лагере послышались первые звуки пробуждения, в мою палатку стали по очереди заглядывать заспанные студенческие лица.
– Вы уже проснулись, Артур Степаныч?..
– Завтракать?..
– Сегодня чем займемся?..
– Можно мы с ребятами в поселок сходим?..
– Что-то случилось? Вид у вас какой-то… странный…
И, кутаясь в одеяло, сидя подальше от проникающих в палатку опасных солнечных лучей, мне каждому приходилось объяснять, что «нет, завтракать не буду»; «да, мы болеем, видимо, отравились чем-то»; «нет, работать сегодня не смогу»; «да, идите куда хотите, только оставьте нас в покое!» Вот это самое «нас» меня в особенности смущало. Как только студенты замечали рядом со мной также закутанную в одеяло Риту, надобность в дальнейших объяснениях отпадала – они исчезали с пошлыми улыбками на лицах.
Матерчатые стены плохо сдерживали яркий дневной свет. В палатке было светло так, как бывает на улице в пасмурную погоду. Но этого оказалось достаточно, чтобы мы ощущали себя словно в сауне. Спасали лишь редкие моменты, когда где-то там, наверху, на солнце набегало облако. Время тянулось так мучительно медленно, что мне начало казаться, будто сумерки никогда не наступят.
Все это время мы почти не разговаривали. Думали, скорее всего, об одном и том же: об опрометчивости некоторых поступков и ответственности за их последствия.
– Болит? – спросил я, глядя, как Рита растирает красные пятна на коже.
Она лишь молча спрятала лицо под одеялом.
– Артур, мне страшно, – как-то призналась она. – Я никогда ничего не боялась. Но сейчас мне страшно до жути!
Я ничего не ответил, лишь поцеловал ее и крепче прижал к себе. Только ради одного этого я мог пойти на все что угодно, принять любые мучения. Главное, что она рядом!
Как только солнце зашло за горизонт, мы выбрались наружу. Похоже, в реальности нашей болезни никто не сомневался, так как вид у нас действительно был жуткий. К вечеру ожоги прошли сами собой: постепенно кожа перестала зудеть и напоминать цветом панцирь вареной креветки. Видимо, мое предположение насчет отличной регенерации тканей у оборотней оказалось верным (а в том, что эксперимент удался, я уже не сомневался). К вечеру боль прошла, зато навалились тошнота и головокружение. Мы с трудом заставили себя поесть: аппетит отсутствовал, а еда казалась какой-то пресной и мерзкой на вкус.
Я старался не смотреть в сторону Саши, который, наоборот, не сводил с нас пристальных глаз. Конечно же, он не мог даже подозревать, что является истинной причиной нашего недомогания. Он-то был уверен, что уничтожил все кости. Скорее всего, ему просто рассказали о том, как мы с его бывшей подружкой сидели в одной палатке под общим одеялом.
Той ночью мы постарались как можно дольше пробыть на улице: бродили около лагеря до тех пор, пока рассветные лучи не стали поджаривать нашу кожу. Это вынудило нас вернуться в палатку.
– Мы же не можем тут сидеть вечно, – заметила Рита. – Скоро народ всполошится. Чего доброго, каких-нибудь врачей позовут. Да и Саша что-то подозревает. Представляешь, что будет, если он снова сорвет твой шатер, да еще и посреди дня? Я даже подумать об этом боюсь.
– Вечером я что-нибудь придумаю, – пообещал я.
Рита устроилась рядом со мной под одеялом.
– Прости, что не послушалась тебя. – Она посмотрела на меня взглядом провинившегося ребенка.
– Жалеешь?
Она мотнула головой:
– Я никогда не сожалею о своих поступках. Прежде чем сделать что-либо, я всегда понимаю, каков риск. И все-таки ты был прав, говоря, что такие опыты надо ставить в городе. Это избавило бы нас от подобных проблем.
– Ладно, забудь. Что есть, то есть. Сейчас надо постараться уснуть. Быстрее время пролетит до вечера.
Мы с трудом уснули, с ног до головы зарывшись в одеяла, на тот случай, если вдруг кому-нибудь придет в голову посильнее распахнуть полог палатки. Засыпая, я подумал: «Прямо как вампиры, которые гуляют по ночам, а днем спят в своих гробах». И мне стало не по себе от этой мысли.
Разбудил меня не то хрип, не то стон, сквозь который пробивались едва различимые слова. Я вынырнул из-под одеяла и с удивлением понял, что эти странные звуки издает Рита. Она бредила. Ее лоб оказался холоден, как лед, но на бледной коже блестели крупные капли пота. Губы дрожали. Время от времени ее рука вскидывалась вверх, словно она пыталась отбиться от кого-то невидимого.
– Рита!.. Риточка, очнись!..
Я слегка потряс ее за плечи. Она распахнула глаза, но смотрела на меня так, словно продолжала видеть кошмар.
– Артур, который час? – Она наконец узнала меня.
– Немногим за полдень.
– Голова раскалывается. – Рита села, прижимая ладони к вискам, словно таким образом могла удержать ускользающую реальность. Облизала потрескавшиеся губы. – Пить охота.
Как назло в палатке не оказалось ни капли жидкости. Я не подумал запастись водой ночью, а теперь было поздно. У меня возникло ощущение, что мы астронавты на орбите: несколько метров жизненного пространства кабины, а за стенкой – смерть.
– Ну и вид у тебя, – усмехнулась она. – Словно восставший из мертвых!
Шутит! Это хорошо. Значит, еще не все так плохо… Хотя сравнение с живыми мертвецами меня совершенно не порадовало. Я и так усиленно гнал подобные мысли.
К вечеру состояние Риты ухудшилось. Ее трясло, взгляд стал каким-то темным и бессмысленным. Я даже не мог с уверенностью сказать, видит она меня или нет. Порой мне казалось, будто ее окружают какие-то жуткие невидимки: она смотрела на них, что-то говорила им, отвечала на несуществующие вопросы. При этом настроение Риты менялось каждое мгновение. Она то надолго замирала, глядя в пустоту, то безумно хохотала, то вдруг начинала биться в истерике.
– Дура я!.. Какая же я дура! – ныла она, катаясь по полу и раздирая ногтями кожу.
Потом вдруг садилась, смотрела куда-то мимо меня и спрашивала:
– Что, уже явились, да? А вот я не пойду!.. Нет, не пойду!.. Ну вас!..
И снова раздавался ее истеричный хохот, от которого у меня стыла кровь.
Иногда в палатку заглядывали обеспокоенные лица.
– Что нужно? – кричал я. – Не видите, девушке плохо! Идите, занимайтесь своими делами!
И лица исчезали, испуганные яростью моего голоса. Да, меня тоже беспощадно ломало. Но, видимо, мой организм оказался покрепче Ритиного, и я все-таки мог сдерживать рвавшуюся наружу одержимость. Именно одержимость, иначе я и назвать это не могу.
– Артур, что мы наделали? – хныкала Рита в редкие моменты просветлений. – Ты меня теперь, наверное, ненавидишь. Да?
– Что ты, милая? Как же я могу? – отвечал я, прижимая к груди ее бьющееся в лихорадке тело.
– Но это ведь была моя идея. Во всем виновата только я…
– Во-первых, в меня насильно ту дрянь никто не заливал, а во-вторых, я делал это сознательно ради науки. Я, как и ты, с самого начала был готов ко всему.
– И все-таки ты был прав. Зря я так. Втянула ж я тебя в авантюрку…
– Держись, Рита. Ты же смелая! Эксперимент еще не успел начаться, а ты уже голову повесила. Никто ведь не говорил, что будет легко. Но мы справимся. Потерпи, мы обязательно справимся!..
Но она меня уже не слышала. Ее снова охватила очередная депрессия, которая вскоре сменилась безумным гневом.
В принципе я давно понял, что нам нужно. Это ведь логично, если учесть, кем мы стали. Мне следовало позаботиться об этом заранее.
– Крепись, Рита, скоро все будет хорошо, – пообещал я. – Теперь я знаю, что нужно делать!
Как только стемнело, я поцеловал Риту в ледяные губы и со всего духу рванул в поселок. Можно было, конечно, воспользоваться ее мотоциклом, но я как назло с детства не ладил с техникой. Пожалуй, впервые пожалел об этом. Бежать предстояло около пяти километров, но моей скорости позавидовали бы, наверное, спринтеры. Оказавшись посреди поселка, я встал, в растерянности глядя по сторонам. И что теперь? Фонарей нет. На улице ни души.
– Мальчик, а мальчик, – окликнул я какого-то несущегося на велосипеде пацана.
Тот остановился.
– Не подскажешь, где тут у вас можно крови купить?
Никогда не видел, чтобы педали крутились с такой быстротой!
«Еще бы. Нашел что спросить», – обругал я себя, провожая взглядом исчезающего вдали велосипедиста.
Я заметил у дальнего двора сидящую на лавочке старушку.
– Бабуль, вы не подскажете, где тут… – начал было я, и тут же осекся, вспомнив удравшего паренька. – Не подскажете, в поселке кто-нибудь поросенка или теленочка забивал?
– Мой Володька бил позавчера, – ответила та. – А что, мяска надобно?
– Нет. Я крови хочу купить. Хотя бы пол-литра.
– На что тебе кровь-то, сынок? – поразилась бабуся.
– Э-э-э… Блюдо хочу приготовить… Экзотическое! – ляпнул я первое, что пришло в голову. – Девушку хочу угостить!
«Надо же, почти не соврал!»
– Блюдо? – повторила бабка. – Блюдо – это хорошо.
– Ну, так есть?
– Кровь-то?.. Не-а. А на что ее хранить-то?
– Может, еще кто-нибудь резал? Или собирается резать? – Я начал терять терпение.
– Кто его знает? Может, кто и режет. Поспрашивай по дворам.
Я продолжал стоять, пристально глядя на бабку.
– Что-то еще хотел? – насторожилась та, перехватив мой взгляд.
И вдруг я осознал, что моя рука сжимает в кармане рукоятку складного ножа.
– Н-нет!.. Нет, ничего больше… – Я отпустил нож и быстро пошел прочь.
Боюсь даже признаться, какие мысли посетили меня в тот момент. Ведь там, в палатке, умирала моя любимая! Да и собственная жизнь висела на волоске. Но стать ради этого убийцей!..
Я повернул за угол и, сев у забора, сдавил виски кулаками.
«Не смей даже думать об этом! – твердил я себе. – Не смей, слышишь?!..»
Но не мог же я вернуться к Рите ни с чем!..
– Да заткнись ты! – рявкнул я какой-то назойливой шавке, которая с хрипом скалила зубы, просовывая пасть в щель между штакетником забора.
Я насторожился. Внимательнее посмотрел на эту пасть. Потом привстал, бросил взгляд через забор во двор. В окнах темно!..
Спустя полчаса я уже мчался обратно в лагерь, оставив позади в лесу подвешенную за ноги на дереве убитую собаку. Я двигался легко и быстро, я был доволен: ломка прошла. «Это ведь ради науки, – всю дорогу убеждал я себя. – Ученые для важных открытий всегда использовали подопытных животных. Взять ту же знаменитую собаку Павлова… У нас же научный эксперимент! А наука требует жертв!..» И я старался думать не о лежащем в правом кармане окровавленном ноже, а лишь об оттягивающей другой карман полулитровой баночке крови. Для Риты!
До лагеря оставалось чуть меньше километра, когда позади раздался рев двигателей. Я тут же спрятался в кювете. Сначала мимо промчался мотоцикл. Мотоцикл Риты! Затем, подняв тучу пыли, так же быстро проехала машина скорой помощи. Я со всех ног бросился к лагерю, правда, не забыв по пути повернуть к реке и спрятать свою кровавую ношу.
В лагере царил переполох. Студенты переговаривались шепотом, не поднимая глаз. Заметив меня, Саша бросил в мою сторону злобный, полный презрения взгляд.
– Ну, где больная-то? – спросил растерянный врач скорой помощи.
Оказалось, пропала Рита!
Позже мне рассказали, что произошло во время моего отсутствия.
Едва я отправился в поселок, в палатку заглянул Саша и, как вы понимаете, застал Риту в уже описанном мной состоянии.
– А-а-а, святой отец! – встретила она его. – Пришел отпустить грешнице грехи?
И разразилась истеричным хохотом.
– Рита, что с тобой? – Саша схватил ее за холодные плечи, заглянул в ее безумные потемневшие глаза. – Ты заболела? Быть может, врача вызвать?
– Сашка, какая же я глупая, – прохныкала она, из злобы переходя в меланхолию. – Глупая дурная девчонка… Но теперь уже поздно что-либо исправлять. Слишком поздно…
Она закрыла лицо руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону, не то хныча, не то что-то невнятно бормоча.
– Риточка, я могу помочь? – настаивал Саша. – Объясни, что с тобой случилось?
– Что? Ты спрашиваешь, что? – Ее глаза сверкнули. — Мы попробовали, вот что! Да-да, мы провели тот самый ритуал!
– Но я же уничтожил эти мерзкие кости… – растерянно пробормотал Саша.
– Ха, уничтожил!.. Уничтожил, да не все! – Она трясущимися руками вынула из кармана и протянула ему завернутый в платок обломок челюсти. – Видишь? Мы сделали это!.. Я и Артур! Глупо? Согласна. Но теперь уже поздно…
– Вот подонок! – взревел он. – Как он мог с тобой это сделать?
– Это не он, а я! Я убедила его совершить этот ритуал.
– Да, конечно, рассказывай… – Кулаки Саши сжались. – Никогда ему не прощу!
– По-твоему, я теперь грешница, да? Грешница? – Рита зарыдала и на коленях поползла к его ногам. – Ты ведь священник. Ты же можешь что-нибудь сделать. Помоги мне, Саша! Ради нашей прежней любви сделай хоть что-нибудь!.. Я не могу больше… терпеть…
Говоря все это, Рита целовала его ноги и вдруг вцепилась зубами в его колено, прокусив кожу прямо сквозь штанину. Саша отпрянул, с ужасом глядя на нее. Потом присел, обнял ее.
– Рита, послушай. Я не верю ни в какую мистическую чушь, – сказал он, прижимая к груди ее заплаканное лицо. – Ваша главная глупость – сожрать какую-то неизвестную гадость. Вы же взрослые люди! Разве можно совать в рот что ни попадя? У тебя сейчас отравление, быть может, инфекция. Неизвестно, какая зараза могла храниться на этих столетних костях. Сейчас мы вызовем врача, он посмотрит тебя, даст лекарства, и станет легче.
Саша повернулся к торчащим в проеме палатки студенческим физиономиям, с любопытством наблюдавшим эту сцену.
– Кто умеет водить мотоцикл?.. Ты?.. Хватай Риткин транспорт и мчи в поселок. Хоть на заднем сиденье, но доктора сюда привези! Понял?
И он бросил добровольцу найденные в кармане Ритиной куртки ключи.
Укатившему за доктором студенту повезло. Вообще, в Тахтыныре нет своей станции скорой помощи, лишь поликлиника. Но как раз в тот момент там остановилась скорая, вызванная из райцентра для какой-то больной старушки. Студент едва ли не слезно умолил врача заглянуть на раскопки. Сказал, что дело жизни и смерти. И он, конечно же, не знал о том, что спустя минут десять после его отъезда очередная Ритина депрессия сменилась очередной яростью. В ее порыве она оттолкнула Сашу, выскочила из палатки и скрылась в ночной темноте. Тщетно Саша и студенты прочесывали окрестный лес. Риты, как говорится, и след простыл.
– Ну, так где больная-то? – повторил начавший нервничать доктор. – Мне в город возвращаться пора.
Студенты растерянно пожимали плечами.
– Это ты! – набросился на меня Саша. – Ты во всем виноват! Она мне все рассказала. Чего-чего, а такой глупости я от тебя никак не ожидал! Ученый хренов!.. Клянусь, если с ней что-нибудь случится, я тебя убью! Ты понял меня?.. Убью!
– Ребята, не ссорьтесь, – раздался вдруг женский голос.
Сжимающие мою рубашку Сашины кулаки разжались. Мы обернулись. Неподалеку стояла Рита.
– О, а вот и больная, – усмехнулся кто-то из студентов.
– Видать, не такая уж и больная, раз по лесам бегает, – хмуро заметил доктор.
Действительно, вид у Риты оказался не очень-то болезненным. На ее все еще слегка бледном лице сияла довольная здоровая улыбка. От недавнего безумия не осталось и следа. Врач осмотрел ее и, пожав плечами, высказал несколько предположений о причинах заболевания, заметив, что если что-то и было, то теперь он не видит в состоянии девушки ничего необычного. Выписав какой-то рецепт и посоветовав на следующий день обратиться в поликлинику, он сел в машину и укатил восвояси.
– Чего на меня все так смотрят? – весело воскликнула Рита.
– Ты где была? – спросил Саша.
– Просто прогулялась, – пожала та плечами.
– Как себя чувствуешь?
– Никогда не чувствовала лучше.
Чем больше я смотрел на ее блестящие от радости глаза, тем сильнее меня охватывала тревога. Меня терзало страшное предчувствие, я боялся даже подумать о причинах этого внезапного выздоровления и с волнением смотрел по сторонам, пытаясь сосчитать, все ли мои подопечные в лагере.
– Так, а ну-ка, построились! – скомандовал я студентам. – Проблема решена, все закончилось благополучно. Так что теперь нужно возвращаться к нормальному образу жизни. Проверьте по списку, все на месте? Нет?!.. Кого не хватает?
Оказалось, пропал Тимохин!
Стараясь не замечать настороженного Сашиного взгляда, я отдал распоряжение: «Срочно разыскать!» – и сам бросился на поиски. Тимохина вскоре обнаружили. Он лежал в высокой траве у реки. Лицом вниз. Его перевернули, в небо уставился неподвижный взгляд. Пока тело студента несли в лагерь, в голове у меня царил переполох. Я понимал, что теперь вместо скорой придется вызывать милицию.
«Не успел! Чуть-чуть не успел! – укорял я себя. – Что же теперь будет? Как быть? Неужели она его…»
В мыслях у меня одна кошмарная картина сменялась другой: я представлял себе следователей и допросы, камеру предварительного заключения, разговоры с родными погибшего парня. Но все это становилось нелепым, едва я вспоминал о главном: не будет допросов, не будет камер, не будет объяснений, ведь ни я, ни Рита не сможем выйти на свет! Нам конец! Или…
«А может, сбежать?.. Бежать, пока не поздно!..»
– Живой!
Этот возглас буквально вернул меня к жизни. Я мигом подбежал к уложенному у костра Тимохину.
– Просто пьян, – заключили студенты. – В стельку.
Тимохин, действительно, слабо, но дышал. Когда его рука случайно коснулась выпавших из костра раскаленных угольков, он даже шевельнулся, что-то злобно невнятно пробормотал, повернулся на другой бок и снова забылся мертвецким сном. Даже захрапел.
– Фу, напугал, – вздохнул я, осознавая, какая беда только что миновала нас с Ритой. – Снова сухой закон введу! Вы меня поняли? Несите этого трупа в палатку, пусть проспится.
Мои студенты дружно приподняли тело Тимохина и поволокли уложить баиньки.
– Постойте! – вдруг воскликнул Саша.
Студенты остановились. Саша подбежал к Тимохину, схватил его за руку. Один рукав на рубашке оказался почему-то задран. Саша засучил его еще выше, и теперь на руке стали видны две темные ранки.
– Это его вампир укусил, – посмеялись студенты.
Саша отпустил руку и уставился на меня подозрительным взглядом. Я же посмотрел на Риту. На ее лице сияла все та же счастливая улыбка.
Когда суета вокруг этой истории немного поутихла, и мы сидели у костра, к нам подошел Саша и, с трудом сдерживая злобу, спросил:
– То, что она рассказала, правда? Вы действительно провели какой-то языческий обряд?
– Пару дней назад, – признался я.
– Но зачем? – вскричал он.
Я попытался объяснить ему: и про благо для человечества, и про шаг в науке…
– По-моему, вы приняли на душу большой грех, – перебил он.
– Значит, ты все-таки веришь, что это не сказки? – Рита слегка ткнула Сашу кулачком в бок. – Веришь, что мы стали иными?
– В то, что вы превратились в оборотней или вампиров? Конечно нет! – нервно усмехнулся Саша. – Но сама ваша попытка – величайший грех! Как ты могла, Рита? И с кем? С ним!..
– Ах, так вот в чем дело! Я уж подумала, ты о спасении моей души печешься. А это всего лишь ревность. Обида, что я предпочла тебя другому.
– Не говори ерунды! – резко возразил Саша. – Я давно отринул мирские страсти ради пути духовного!
– Ну-ну, – усмехнулась Рита. – Ни дать, ни взять целомудренный святой!
Она игриво прильнула к нему и, едва не касаясь губами мочки его уха, прошептала:
– Но что-то со мной ты, помнится, обращался вовсе не как с монашкой…
Саша отпрянул от нее, словно от беса.
– И что теперь? – улыбнулась она. – Будешь мне наставления и проповеди читать о том, какая я грешница?
– Поздно, – ответил Саша. – Но, будь я рядом с тобой, не позволил бы тебе совершать глупости!
– Но со мной рядом не ты, а он! – усмехнулась Рита и, ласково обвив рукой мою шею, поцеловала меня в небритую щеку.
При виде этого глаза Саши вспыхнули. Он резко повернулся и быстрым шагом скрылся в ночи.
– Пусть идет, – усмехнулась Рита. – Плевать!
И, повернувшись, позвала:
– Эй, Ваня! А ну-ка сфоткай нас! Хочу навеки запечатлеть этот счастливый момент!
Подошел Мартынов со своей неразлучной «Сменой». Сверкнула фотовспышка...
Постепенно в лагере воцарилось привычное ночное веселье: студенты, как и обычно, пили самогон и горланили песни у костра, плавно достигая состояния недавно унесенного ими Тимохина. Мы же с Ритой ушли подальше от лагеря и расположились у реки на прибрежной траве. Я наслаждался Ритой, она наслаждалась мной. Мы сидели обнявшись и бросали камешки в сверкающую темную водную гладь. Короткие всплески тихонько вливались в звуки ночи: стрекот сверчков, лай собак где-то далеко в поселке, шум листвы у нас над головой.
– Не стоило его кусать, – сказал я. – Слишком рискованно.
– Не смогла сдержаться. Знаешь, как меня ломало?
– Знаю. И все же лучше этого не делать. Мы же не монстры какие-то…
Вдали над деревьями уже занималась заря.
– Пора уходить. Скоро рассвет, – заметил я.
– Давай посидим еще немного, – попросила Рита. – Никогда не чувствовала себя такой счастливой. Даже не верится, что всего каких-то несколько часов назад я готова была сделать что угодно, лишь бы прекратилось это безумие.
– Это моя вина. Я мог предусмотреть, что нам понадобится кровь. Это как если бы ученый, ставя опыты с радиоактивными веществами, забыл надеть защитный костюм.
Рита швырнула в воду очередной камешек.
– Знаешь, я сделала всего лишь пару глотков. Но не передать словами, какое состояние меня после этого охватило! Невероятная легкость, сила, уверенность. У меня сейчас такое ощущение, будто я все могу. Хоть взлететь!
– Можешь, наверное, – улыбнулся я. – По крайней мере если верить сказкам и мифам.
– Да уж, только ради того, чтобы испытать такое, стоило рискнуть. Такая сила, да еще и бессмертие… Как думаешь, мы же обрели бессмертие?
– Не знаю. Время покажет. Главное, мы миновали кризис. Худшее позади. Теперь же нужно досконально изучить обретенные способности.
– Кстати, где твои очки? – Рита только сейчас заметила, что мои глаза больше не прикрыты стеклами.
– Мне они больше не нужны. Зрение полностью восстановилось. Видимо, еще один из плюсов нашего, думаю, верно будет сказать, перерождения.
– А, так вот почему случилось это!
– Что?
– Гляди, – Рита задрала футболку, обнажив соблазнительный животик.
– Что там? Не вижу ничего необычного.
– То-то и оно! А когда-то тут был шрам от аппендицита. Теперь его нет! Он просто исчез! Знаешь, я бы ощущала себя суперменом, если бы не проблемы со светом и кровью.
– Ну, на какое-то время последнее не проблема. – Я показал принесенную из поселка банку. – Это не человеческая. Собачья. Лучше не спрашивай, где я ее взял. Я пробовал: противно, но привыкнуть можно. На ближайшее время нам хватит, а потом что-нибудь придумаем. Может, будем в мясных отделах докупать.
При упоминании о будущем Рита погрустнела.
– Какие у нас теперь планы?
– Нужно как можно быстрее вернуться в город. Тут оставаться опасно. Сегодня уже не успеем: скоро рассвет. Да и ребят нельзя вот так бросать. Я уже сказал им, что мы заболели и вынуждены их покинуть. Завтра вечером из поселка постараюсь дозвониться до университета и попрошу прислать кого-нибудь из преподавателей мне на замену. Ну а потом сядем на твоего железного коня и, как говорится, с ветерком…
– А дальше что?
Я пожал плечами.
– В городе соберем инициативных людей, организуем научное сообщество, обзаведемся лабораторией…
– Будем исследовать этот феномен и развивать свои способности, как настоящие супергерои, – с улыбкой продолжила Рита. – Артур и Рита! Прям как Бони и Клайд!
– Во-первых, Бони и Клайд не самое удачное сравнение – они были бандитами. Во-вторых, скорее уж как Рутра и Атир.
– Это еще почему?
– Я же говорил, что, по легендам, шаманы древних питхов после того, как изменялись, произносили свои имена наоборот.
– Значит, пусть будут Рутра и Атир. – Она встала в полный рост и весело прокричала: – Да здравствуют Атир и Рутра – первые бессмертные люди на Земле!
– Ну а в-третьих, не первые и не такие уж бессмертные. Если верить легендам, раньше были и другие, да только до наших дней почему-то никто из них не дожил.
– Какой же ты зануда. – Рита присела рядом. – Дай хоть насладиться моментом.
– Наслаждайся. Только недолго. Солнце встает.
Она прижалась ко мне.
– Рутра, – прошептала она. – Я тебя, кажется, люблю.
– Я тебя всегда любил, моя Атир.
А в следующий миг на голову Риты опустился мешок.
Я попытался вскочить на ноги, но и моя голова оказалась в мешке. Меня повалили в траву, кто-то туго связал мои запястья.
– Вы что делаете! А ну отпустите немедленно! – кричал я.
Где-то рядом возмущенно вопила Рита.
Нас потащили через лес, насколько я мог судить по поваленным стволам под ногами и время от времени бьющим по телу веткам. Все, что я слышал, это отрывистые смешки и короткие фразы наших похитителей. Наконец деревья кончились. Сквозь мешковину забрезжил свет. Я ощутил жар на ладонях – светало! Осознав это, я забился с удвоенной силой. Меня подвели, как я понял, к дереву, прислонили спиной к стволу и крепко-накрепко привязали ремнями. После чего с моей головы наконец сорвали мешок, и я встретился взглядом с сердито-бесцветными глазами Саши.
– Итак, казнь вампиров начинается! – объявил он. – Да здравствует солнце!
Толпа студентов за его спиной весело заржала.
– Вы с ума сошли?.. А ну, живо развяжите нас! – закричала Рита.
Она оказалась привязанной к соседнему дереву.
Студенты продолжали ухмыляться. Саша отошел к краю поляны и рассматривал нас, как смотрят на попавшую в паутину муху, к которой не спеша подбирается паук. Верхушки крон деревьев над его головой осветились, трепещущие на ветру листья вспыхивали, словно огоньки, все ниже и ниже, по мере того как над лесом поднималось солнце. Я затылком ощущал, как рвется ввысь огненный диск у меня позади. Лишь кроны деревьев мешали ему обратить нас в пепел.
– Сережа, быстро развяжи! – в отчаянии закричал я. – Развязывай, а не то хуже будет!..
– Да ладно вам, Артур Степаныч, – с усмешкой отозвался все еще хмельной Тимохин, которого специально разбудили ради этого события. – Это же шутка. Что вы в самом-то деле?
– Завтра вы уедете с раскопок – и все. А так хоть будет что вспомнить, – поддержала его одна из девчонок.
Иван Мартынов, зубоскаля, бегал по поляне с фотоаппаратом, стараясь во всех подробностях с разных ракурсов запечатлеть этот веселый момент.
Между тем, уже ветви кустарника за спиной Саши окрасились золотистым светом.
– Мне не до шуток. Развязывайте быстро, если не хотите проблем, – свирепо прокричал я. – Тимохин, я сказал, живо!
– Совсем вы шуток не понимаете. Просто Саша сказал, что вы с Ритой Павловной какой-то древний обряд пытались провести. Мол, так древние шаманы превращались в вампиров. Вот мы и решили вас разыграть. – Тимохин неуверенно пошел ко мне, но по пути обернулся и вопросительно посмотрел на Сашу.
– Погоди немного, – сказал тот. – Сейчас солнце встанет, я сам развяжу.
– Я пока что твой руководитель, а не он! – закричал я. – Развязывай!
Но Тимохин послушался Сашу и отошел в сторону.
– Саша, ты что делаешь? – прохныкала Рита. – Отпусти нас, пожалуйста!
Он приблизился к ней.
– Помнится, я обещал подарить тебе бессмертие души. – Саша наклонился к Ритиному лицу. – Дарю!
И, сказав это, он по-отечески поцеловал ее в лоб.
– Сашка, ты что, пьян? – изумилась Рита. – Ты ведь в завязке! Ты же обещал не пить!..
Тот не ответил, а лишь с ухмылкой вернулся к опушке, листва которой уже полыхала ярким солнечным светом.
Я едва не лишился рассудка от боли, когда первый луч коснулся моей кожи. Рядом забилась и завопила Рита.
– Вы что делаете? Вы же убьете нас!
– Очень правдоподобно! – хохотали студенты.
– Да развяжите же вы наконец!.. – в отчаянии заорал я.
– Ребят, правда, уже не смешно, – заметил Мартынов. – Давайте развяжем, что ли…
Он подошел ко мне и принялся разматывать ремни на моих руках. И вдруг замер. Я проследил его растерянный взгляд и понял, что его так напугало. Мои ладони покрылись волдырями, какие бывают при ожогах. В следующий миг порыв ветра наклонил верхушки деревьев, целиком открыв солнечный диск, и меня накрыло волной жара и боли. Ощущение было такое, словно кровь вот-вот закипит. Рядом раздался истошный вопль Риты.
– Господи Боже! – прошептал кто-то. – Так это правда! Они на самом деле…
Студенты стояли разинув рты. Я до сих пор помню выражение лица Саши в тот момент: на нем тоже застыла растерянность. Похоже, он сам до последнего не верил, что все это – реальность.
– Пожалуйста… – с трудом взмолилась Рита.
Вконец обезумев от боли, я рванулся. Ослабленные Мартыновым ремни на моих руках не выдержали, и я не разбирая дороги устремился в лес под его спасительную листву. Никто не пытался меня остановить.
В тени я немного пришел в себя. Услышав позади вопли Риты, рванулся было обратно, да только солнечный свет стал передо мной неприступной смертоносной стеной. Защищая рукавом глаза, я взглянул на поляну. Рита уже почти не сопротивлялась. Лишь по отрывистым вздрагиваниям тела можно было понять, что она все еще жива.
Саша несколько опомнился от шока и выступил вперед.
– Вот какого наказания достоин тот, кто продал свою душу дьяволу! – торжественно воскликнул он.
Студенты внимали ему со сложенными на груди, как во время молитвы, руками. Кое-кто даже опустился на колени, с благоговением глядя на умирающую Риту. Солнце набирало мощь, а я продолжал стоять, не в силах оторвать взгляд от места, где обращалась в прах моя любимая. От боли я почти не разбирал Сашиных слов. Будто с другого конца Вселенной до меня доносились лишь обрывки его фраз: «Вот расплата за грех… Заслуженная кара тем, кто нарушает законы Божьи… Теперь, когда мы воочию убедились в реальности зла… Если есть один, значит, могут быть и другие… Господь призывает нас… Пришла пора объединиться и очистить мир от этой скверны!..»
– Нужно осмотреть округу, – наконец объявил Саша. – Надо убедиться, что второй демон тоже погиб.
Когда до меня дошел смысл этих слов, я ринулся в лес. Не знаю, сколько пробежал. Выбившись из сил, я просто упал в какой-то ручей, скрытый в тени высокой травы. Холодная вода и грязь слегка охладили мое пылающее тело. Совсем рядом за плотной листвой полыхало беспощадное солнце, а я лежал, вжимаясь в ил, боясь даже приподнять голову. Я слышал треск веток, кто-то бродил неподалеку. Думаю, они хотели разыскать меня. Точнее, то, что от меня осталось. Ведь они были уверены, что дневной свет убил меня…
Но я выжил! Когда солнце снова скрылось за деревьями я смог покинуть свое укрытие. Разыскав дерево, к которому была привязана Рита, я увидел, что от нее осталось. Опаленная одежда. И все!..»
Когда я закончил, водитель какое-то время молчал, с улыбкой поглядывая на меня.
– Ну ты, брат, фантазер! – наконец сказал он, восторженно покачав головой. – Такую историю экспромтом выдал! На всю ночь меня увлек. Тебе бы фантастику писать!
Я не ответил. Лишь, отвернувшись к окну, взглянул на восток, туда, где светлела полоска горизонта.
Водитель говорил что-то еще, но я не слушал. Меня снова охватили тоска и безнадега, которые мгновенно накатывали, едва я задумывался о будущем. «Куда я еду? Зачем? – размышлял я. – Ну прибуду я еще в один поселок. Не пройдет и недели, как на мой след снова не милиция выйдет, так фанатики. И опять бежать, опять спасаться… Ради чего? Какой в этом смысл? Интересно, как бы отнеслась Рита к моему нынешнему образу жизни? Стала бы она бегать?» Ответ очевиден: «Нет. Она бы точно не стала. Ритка всегда шла напролом. Эх, Ритка, моя Ритка. Моя Атир…»
– Угу, – машинально кивнул я на очередную реплику водителя.
– Что «угу»? – удивленно воскликнул тот. – Ты меня вообще слушаешь? Я говорю, в Красновке еще одного человека убили.
Когда смысл фразы вдруг дошел до моего сознания, я аж подскочил.
– В Красновке? – глупо повторил я.
– Ну да, в ней. Я ж тебе об этом уже с полчаса талдычу… Четвертый труп за последние три дня. Милиция с ног сбилась – маньяка ищут. Родители детишек боятся за порог выпускать. Некоторые даже поговаривают, что чертовщиной какой-то попахивает. Кое-кто и вовсе клянется, будто видел живого вампира!..
– Это же он!
– Чего? – захлопал глазами водитель.
– Он выжил! – вскричал я. – Выжил! Остановите машину! Я выйду.
– Прямо здесь, что ли? – поразился шофер.
Вокруг простирались темные поля. И ни одного огонька на горизонте.
– Да. Прямо здесь.
Водитель пожал плечами. Взвизгнули тормоза. Я распахнул дверцу и спрыгнул на асфальт.
– Что случилось-то? – с улыбкой спросил водитель.
Я подумал: ответить или нет? Все равно ведь не поверит. Но слов не потребовалось. Когда водитель встретился со мной взглядом, улыбка вдруг исчезла с его лица. Видимо, до него все-таки дошло, что мой рассказ может оказаться не такой уж и фантастикой… Он быстро захлопнул дверцу, перекрестился и вдавил педаль газа. Красные огоньки КамАЗа растворились в ночи.
«Ну и что теперь?» – обреченно подумал я, бросив взгляд вдаль, туда, куда убегала едва различимая во мраке серая лента дороги. Прошло три дня с тех пор, как я покинул Красновку, и все это время я ехал, ехал, ехал… И не упомнишь теперь, сколько километров осталось позади, в какую сторону двигался и где провел дни. Возвращаться-то не собирался. И разве реально теперь вот так запросто мгновенно вернуться обратно? Но если Денис действительно изменился и все это его рук дело?..
Мимо промчался автомобиль, не обратив внимания на мою поднятую руку. Затем еще один. Я в сердцах выругался им вслед. Отчаявшись остановить машину, я пошел пешком, но спустя час признал всю безнадежность этой идеи. Ну и сколько мне придется идти? Неделю? Месяц? Двигаться-то я могу лишь по ночам. Вдали между тем небо опасно светлело. Мой взгляд скользнул в сторону от дороги, туда, где посреди поля темнел пучком небольшой лесочек. Если в ближайший час не удастся остановить машину, придется идти туда и в темпе готовиться к встрече дня.
Еще одна машина равнодушно промчалась мимо.
– Да что же это! – в сердцах вскричал я. – Раз уж я вынужден прятаться от света, должны же быть у этого дурацкого тела еще хоть какие-нибудь бонусы, кроме бессмертия?..
И тут я вспомнил слова Дениса: «Если ты вампир, значит, можешь летать?»
Точно! Полет! Однажды же у меня получилось! Да только как, я тогда и сам не понял.
Я подпрыгнул.
Ничего.
Еще раз.
Лишь шлепнулся на асфальт.
Попытался с разбегу оттолкнуться и поджать ноги – рухнул так, что едва не расшиб колени.
Увидев мои ужимки на дороге, какой-то проезжавший мимо водила прибавил газ.
«Представляю, каким кретином я сейчас выгляжу, – горько усмехнулся я. – И все-таки как-то ведь это должно работать?..»
Я напряженно думал, настороженно поглядывая то на светлеющий горизонт, то на лесочек. Времени оставалось совсем мало. Полет, полет!.. Быть может, дело в определенном настрое сознания? Силе мысли? Я зажмурился и представил, что лечу: «Вот я взмываю ввысь. Холодный ветер треплет волосы. Далеко внизу извивается серая лента дороги с редкими огоньками машин. Подо мной простирается темное поле…» Открыл глаза. Я все так же стою на дороге. «Да уж, сила мысли тут явно ни при чем. Может, нужно произнести какое-нибудь заклинание?»
Однако экспериментировать с магией времени не оставалось. Полоса на горизонте становилась все ярче и ярче. Небо уже приобрело лазурный оттенок. Что ж, ничего не поделаешь, придется идти в лес и мастерить нору.
«А вдруг там, в Красновке, в этот самый момент Денис разрывает горло очередной жертве?.. – думал я по пути к лесу. – Или какой-нибудь фанатик-охотник вот-вот всадит ему в грудь осиновый кол? И это – исключительно моя вина! Ведь это я сделал его таким!..»
– Проклятая жизнь! Проклятая судьба! За что ему это? За что?.. – в ярости закричал я, упав на колени и обхватив голову руками. – Все бы сейчас отдал, лишь бы оказаться в этой долбаной Красновке!..
Вдруг мир словно пошатнулся. У меня так сильно закружилась и заболела голова, что я зажмурился и скорчился на земле. Попытался подняться, но тело будто онемело. Казалось, что у меня разом отказали все органы чувств: я не ощущал даже земли, на которой лежал. Я все-таки с трудом заставил себя разлепить глаза и увидел… с невероятной скоростью проносящуюся подо мной дорогу! Белые черточки дорожной разметки мелькали так быстро, что сливались в сплошную линию. Эта полоса казалась такой близкой, что можно было коснуться ее, стоило протянуть руку. Но я не мог этого сделать, потому что не чувствовал ни рук, ни ног, ни вообще тела. Время от времени меня озаряли вспышки света. Я догадался, что это огни проносящихся мимо (или сквозь меня?) машин. «Что это? Быть может, снова всего лишь полет моей фантазии?» – билась в голове мысль. Но я боялся шелохнуться, опасался даже подумать о чем-нибудь постороннем, чтобы не нарушить этого стремительного скольжения.
Немного привыкнув, я стал выхватывать из мелькавшей вокруг реальности (или все-таки не реальности?) кое-какие детали. Поле кончилось, теперь по обеим сторонам дороги проносились ряды деревьев. Несколько раз мелькнули скопления огней, по всей видимости, каких-то деревень. Пару раз я видел мосты. Один из них мне даже показался знакомым: «Не под ним ли я провел день?» Но едва я успел это подумать, мост оказался далеко-далеко позади.
Вокруг быстро светлело. Я все больше ощущал жар приближающегося дня, но продолжал бессознательно скользить над дорогой. «Если я действительно лечу, в правильном ли направлении я двигаюсь? – возникла тревожная мысль. – Вдруг Красновка осталась далеко позади? Или я могу попросту проскочить мимо. Прошло ведь всего три дня. Я ведь не мог уехать так далеко!..»
И тут мне показалось, что совсем рядом мелькнуло знакомое болото. То самое, из которого я вытаскивал Дениса?.. Впереди между тем засияли огни довольно большого населенного пункта. Вдруг это Красновка?.. Я запаниковал, попытался остановиться и в следующий миг кубарем покатился с обочины в придорожные кусты. Боль при этом была невыносимой и абсолютно реальной. «Выходит, я правда летел!..» – успел подумать я, но что-то сильно ударило меня в голову, и я отключился.
Очнулся от дикой боли. С трудом приоткрыв глаза, сквозь пелену головокружения я разглядел нависающие надо мной ветви деревьев, окутанные легкой дымкой. Тело при этом жгло невыносимо.
– Черт возьми! Это же я горю!
Я подпрыгнул, словно еретик на костре. Принялся хлопать себя по бокам, да только пламя, что поджаривало меня, я был не в силах погасить. Рядом шелестели листвой густые кусты. Я нырнул в них, но легче стало ненамного. «А ведь это только утро. Дальше-то будет во много раз хуже!» Практика подсказывала, что нужно зарываться в землю, да только рассвет поджарил бы меня раньше, чем я успел окопаться. Прислушался. Неподалеку раздавалось тихое журчание. Река?! Я бросился к ней и с разбегу с головой ушел под воду. Не передать того блаженства! Побарахтавшись немного в прохладной воде, чувствуя, как спадает жар, я взглянул по сторонам и нашел то, что искал. В одном месте песчаный берег обвалился и нависающий над водой дерн образовывал нечто вроде небольшой пещерки. Я подплыл туда и принялся быстро ее углублять.
«Эти фанатики отчасти правы, сравнивая нас с животными», – думал я, лежа в сырой норе, стараясь держаться как можно дальше от пробивающегося через небольшое отверстие лучика света. Изловчившись, я и его погасил, присыпав мокрым песком щель, и очутился в сладостной темноте. «Но разве можно нас в этом винить? Посмотрел бы я, куда бы зарылись люди, окажись голыми посреди пустыни или льдов. У каждого существа своя естественная среда обитания. Моя теперь – тьма».
Однако больше всего меня занимал иной вопрос: «А если я не там выпал? Если это не Красновка? Как я смогу снова заставить себя полететь?» Но я отогнал эту мысль, так как до сумерек все равно не мог узнать своего местоположения. Пока же я плотнее подтянул к груди колени, устроился поудобнее и попытался заснуть.
Мне повезло. Выбравшись вечером наружу, я увидел на другом берегу реки знакомый поселок. То, что это Красновка, я понял сразу: вон школа, вон гаражи, а слева – автомобильный мост, через который мы как-то шли с Денисом… Похоже, в критической ситуации мои оборотнические инстинкты все же сработали, раз я оказался в нужном месте. Осталось выяснить, в нужное ли время.
– Тут же неподалеку есть брошенная деревня, – с досадой подумал я. – А я весь день просидел в этой неудобной норе!
И все-таки я был очень благодарен этой самой «норе», ведь она спасла мне жизнь.
Я снова взглянул на поселок: «Нужно спешить, ведь, возможно, где-то там именно сейчас совершается убийство!» Однако, войдя в поселок, я вдруг понял, что понятия не имею, как разыскать человека в многотысячном населенном пункте. И человека ли?..
«Я же вампир, – думал я, бессмысленно шатаясь по улицам. – Должна же у меня быть хоть какая-нибудь особая интуиция вроде волчьего чутья? Или что там обычно изображают у монстров в страшилках?..»
Но мои попытки проявить в себе паранормальные способности вызвали лишь улыбки прохожих. Еще бы: стоит взрослый мужик и, держась ладонями за виски, тужится на манер телевизионных экстрасенсов. Я быстро отказался от этого бестолкового занятия.
Тогда я попытался поставить себя на место Дениса: «Если б я был монстром, кто стал бы моей жертвой?» И тут же с горечью подумал: «Я и есть монстр! Несмотря на то, что монстр-пацифист!» Что верно, то верно. Мне до сих пор было стыдно за ту убитую собаку, которую я прирезал ради спасения себя и Риты. Об убийстве человека я и подумать не смел. Видать, у Дениса на этот счет оказались иные взгляды…
«Итак, если бы я стал Денисом, кого бы убил в первую очередь?» – размышлял я. И сам себе ответил: «Да кого угодно! Он же теперь просто хищник!» «Или нет? Вдруг он убивает не только потому, что нуждается в крови? Вдруг он еще и мстит? Ведь при жизни у него было немало недругов в поселке. Для начала нужно выяснить, кем были его предыдущие жертвы».
Заметив магазин, я выскреб из карманов все завалявшиеся там гроши и, купив бутылку водки, стал прогуливаться по окрестным дворам. Мне довольно быстро удалось разыскать подходящих осведомителей. Два помятого вида выпивохи сидели на лавке в одном из дворов и с надеждой взирали по сторонам. Они ждали чуда. И дождались – этим чудом стал я. Нужно было видеть, как разгорелись их глаза, когда я воскликнул:
– Здорова, мужики! Выпить не хотите?
– Шутишь?
– Нет!
И я продемонстрировал им сосуд с прозрачной жидкостью. Наверное, вампиры так не жаждут крови, как те выпивохи смотрели на бутылку. Чтобы развеять подозрения на мой счет, пришлось объяснить, что я вовсе не сумасшедший, а водкой делюсь оттого, что никого в поселке не знаю, а пить одному не хочется. Мол, я командированный, остановился в гостинице неподалеку, вот ищу народ для компании.
После тройного возлияния я осторожно спросил:
– Говорят, у вас тут маньяк какой-то завелся?..
И тут же получил более чем исчерпывающую информацию: от милицейского списка подозреваемых («тесть приятеля моей жены рассказывал…») до версий о том, что убийца – предвестник надвигающегося Апокалипсиса (если верить тетушке Веронике – местному авторитету в подобных вопросах). В общем, вот что мне удалось выяснить. Жертв на тот момент оказалось четыре. Первая, женщина, скорее всего, погибла случайно. Она была убита неподалеку от болота, где я оставил Дениса, решив, что он мертв. Видимо, очнувшись, новоявленный вампир впервые ощутил жажду крови и вкусил то, что попалось под руку. Зато остальные три смерти наводили на определенные размышления: два учителя – физкультуры и алгебры, школьник…
«Конечно! Денис же рассказывал, что у него были нелады с учителями и одноклассниками!»
Оставив собутыльников с их сорокаградусным сокровищем, я поспешил к школе. Там меня ждала встреча, да только вовсе не с Денисом. Я чуть ли не лицом к лицу столкнулся… с отцом Пейном!
Мгновенно заскочив за угол школы, я прижался спиной к стене. Затаив дыхание, осторожно выглянул. Предводитель Братства Света прошел буквально в двух шагах от меня и даже не оглянулся. Пронесло! Не заметил!
«Не хватало, чтобы за мной еще и фанатики из Ордена начали гоняться», – подумал я. И вдруг сообразил: «А ведь этот святоша здесь неспроста! Наверняка он тоже разыскивает Дениса. И, возможно, знает побольше моего…»
Я снова осторожно выглянул из-за угла. Отец Пейн устроился на лавочке школьного двора и явно чего-то ждал. Перебравшись поближе и устроившись в кустах за его спиной, я принялся ждать вместе с ним.
Шло время, но ничего не происходило. Я даже подумал: не теряю ли тут время? «С чего я вообще взял, что священник здесь по делу? Может, он просто сел передохнуть?» А потом на меня и вовсе накатила тревога: «А что, если он давно заметил меня и дал сигнал своим соратникам? Вдруг это ловушка?» Я с опаской посмотрел по сторонам: не подкрадываются ли ко мне фанатики с осиновыми кольями и арбалетами? Вроде, никого...
В этот момент распахнулись школьные двери. Оттуда повалила толпа. Судя по пьяным ухмылкам и потным лицам, только что закончилась школьная дискотека. Отец Пейн встал и устремился навстречу молодежи. Он долго наугад выдергивал из толпы молодых людей и о чем-то их расспрашивал, а потом вдруг быстро куда-то направился. Я хотел было побежать следом, но подумал, что и мне не помешает разузнать, чем именно интересовался священник. Как только отец Пейн скрылся из виду, я вынырнул из своего укрытия и догнал паренька, с которым тот беседовал последним.
– Он спрашивал про Митрохина, – ответил тот.
– Кто такой Митрохин?
– Так, чувак один, – пожал он плечами. – Из одиннадцатого класса.
«На кой священнику сдался этот Митрохин? – подумал я. – Хотя… Денис ведь тоже учился в выпускном классе!..»
– Что ты ему ответил?
– Что-что. Сказал, что он с пацанами самогонку пошел пить. В митрохинский двор.
«Раз этот Митрохин важен для отца Пейна, наверняка он имеет какое-то отношение к Денису!» – решил я и, узнав у паренька короткий путь к этому самому двору, что было мочи рванул туда. Вот тут пригодились мои неординарные способности: уж что-что, а бегал я благодаря оборотничеству превосходно.
На место я прибыл задолго до появления отца Пейна и действительно обнаружил выпивающих на лавочке парней. Выбрав удобное для наблюдения укрытие, я притаился и стал прислушиваться к их разговору. Школьники болтали обо всякой своей подростковой ерунде: о доступных девчонках, о недоступных машинах, с гордостью делились воспоминаниями о первых попойках и о том, кто и где после них блевал и валялся. Это продолжалось битый час. Я даже взглянул на часы. «Лучше бы я пошел за священником. А если он в этот самый момент на другом конце поселка преследует Дениса, пока я сижу тут и слушаю эту подростковую ахинею?..»
И вдруг:
– Слушай, а может, правду говорят, что это он ту училку… ну, Монтану, грохнул? – перейдя на шепот, спросил один из подростков. – Вдруг ее Лунатик завалил, а?
– Скажешь тоже, – воскликнул другой.
Голос последнего звучал нагло и самоуверенно. Это был явно один из тех школьных лидеров, которые отравляют жизнь более слабых одноклассников. «Да, с таким у Дениса могут быть личные счеты, – подумал я. – Быть может, это и есть тот самый Митрохин?»
– Этот лошара муху не способен пришибить, не то что человека! – продолжал самоуверенный голос.
– Ну а если он по правде вампиром стал? Говорили же, что он у себя настоящего вампира прятал!
– Не бывает никаких вампиров, баран! – возразил предполагаемый Митрохин. – А если и бывают, пусть только сунется. Мы его на осиновый кол посадим!..
И при этих словах он изобразил непристойный жест.
Этот короткий диалог подтвердил, что отец Пейн не ошибся и все-таки напал на верный след. Конечно, у Дениса могли быть и другие недруги. Однако не исключено, что он может явиться отомстить и обладателю этого нахального голоса.
И меня тут же поразила еще одна догадка: «Отец Пейн ведь знает, что этому подростку грозит опасность, но не предупреждает его! Наверняка он сейчас так же, как и я, сидит где-нибудь неподалеку в укрытии и ждет – ловит на живца!» Я внимательно осмотрелся, пытаясь вычислить, где именно может прятаться священник. Впрочем, я не лучше: ведь сам ожидаю того же...
– Митрош, ты куда? – услышал я между тем.
– Пойду отолью.
Мой взгляд мгновенно вернулся к выпивающей на лавочке компании. Обладателя нахального голоса там не оказалось!
«Вот черт, где он? – я с тревогой посмотрел по сторонам. – Нельзя его упускать из вида!»
И только я об этом подумал, неподалеку раздался короткий вскрик. Подростки насторожились, а потом бросились кто куда. На крик устремились лишь я и темный силуэт из соседних кустов. Явно отец Пейн. Благодаря своим способностям я оказался на месте раньше. За углом на асфальте корчился в предсмертных мучениях подросток. Из его разодранного горла хлестала кровь. Денис даже не задержался, чтобы напиться! Это была не жажда, а месть!
Заметив вдали быстро удаляющуюся фигуру, я рванул за ней на пределе своих нечеловеческих возможностей.
– Денис! Денис, постой!..
Человек оглянулся, присел, словно готовый к прыжку зверь, и вдруг с невероятной прытью перемахнул через ближайший двухметровой высоты забор. Я тоже прыгнул, но чуть-чуть не долетел – зацепился ступней за верхнюю кромку ограждения и упал в чей-то сад. Приподняв голову, я успел заметить, как на фоне темно-синего неба силуэт Дениса мелькнул сначала на крыше одного дома, затем другого, третьего… «Какой, однако, способный мальчик. Быстро учится! – зло подумал я, выбираясь из колючих кустов смородины. – Ну и что теперь делать?»
Мне не пришло в голову ничего лучшего, чем вернуться на место преступления. Быть может, там удастся что-либо выяснить и снова напасть на след?
У тела Митрохина уже толпился народ. Издали нарастал вой милицейской сирены. Были там и испуганно озирающиеся подростки – недавние собутыльники убитого. Их окаменевшие лица явно говорили о том, что они больше не сомневаются в реальности вампиров. Более того, что этот вампир – не кто иной, как их бывший одноклассник Лунатик, которого все, и они сами в том числе, несколько лет кряду били и унижали. «Небось теперь каждый из них смотрит на тело своего мертвого приятеля и припоминает: а есть ли у Дениса повод заглянуть и к ним в гости?» Признаюсь, при этой мысли я испытал даже некоторое удовлетворение за Дениса. Я и сам порой задумывался, что бы испытал, увидев мучения кого-нибудь из убийц Риты…
– Ты?!
Я вздрогнул. Резко оглянулся. По жилам пробежал холодок. Напротив меня стоял отец Пейн!
Какое-то время мы молча смотрели друг другу в глаза. Я заметил, что рука священника медленно скользнула под плащ, там мелькнула рукоятка арбалета. Я покачал головой и кивнул на толпящихся вокруг людей. Лицо отца Пейна исказила бессильная злоба. Арбалет снова скрылся под плащом.
«Только попробуй достать свой самострел, – победоносно подумал я. – Тогда с наслаждением увижу, как на тебя наденут наручники и запихнут в милицейский обезьянник».
Отец Пейн продолжал с ненавистью сверлить меня взглядом. Я же, наоборот, расслабился и решил остаться на месте преступления. Раз фанатики меня обнаружили, теперь самыми безопасными для меня были места самые людные. Отец Пейн, видимо, это тоже прекрасно понял, потому как, метнув в меня злобный взгляд, повернулся и пошел прочь.
«Ну вот, хоть одной проблемой меньше…»
Священник, между тем, направился к ближайшему сотруднику милиции. До меня не сразу дошел смысл этого поступка. Лишь когда отец Пейн вынул из кармана смятую газету, показал ее милиционеру, а потом ткнул пальцем в мою сторону, я понял что произошло. Этого только не хватало!.. Мне даже не нужно было слышать, о чем они говорят. Обо всем красноречиво рассказал озадаченно-настороженный взгляд блюстителя порядка. Все, что мне оставалось, – удирать.
– А ну, стоять! – закричал милиционер, выдергивая из кобуры пистолет, и рванул за мной.
Он оказался на редкость спортивным и бегал, как спринтер. Даже сверхъестественные способности с трудом позволяли мне уносить ноги. Конечно, я мог с легкостью, так же, как и Денис накануне, перемахнуть через какой-нибудь двухметровый заборчик или заскочить на крышу какого-нибудь сарая, да только на глазах прохожих так поступить не рискнул. Хватало и без того ползущих по поселку слухов об оживших мертвецах… Лишь очутившись в безлюдном гаражном массиве и завернув за угол, я позволил себе совершить нечеловеческий прыжок и очутился на крыше гаража. Вот теперь пусть потерявший меня из виду милиционер думает все, что хочет. Хоть крестится.
«Час от часу не легче, – размышлял я, нервно прогуливаясь по гаражным крышам. – Мало того что фанатикам попался на глаза, так еще и милиции».
Было ясно, что теперь блюстители порядка поставят на уши половину Погорской области и скоро в Красновку прибудет внушительное подкрепление. Еще бы, объявился маньяк, уже несколько лет находящийся в федеральном розыске!.. «Наверняка они и Денискины убийства теперь на меня повесят. Ведь логично: если этот изверг был способен живьем сжечь девушку, почему бы ему, например, не перерезать глотку парочке школьников?.. Ну а если меня в ближайшие несколько часов не изловит милиция, наверняка днем это сделает отец Пейн со своей командой. Как только взойдет солнце, мне так или иначе придется искать убежище. Уверен, фанатики весь следующий день потратят на то, чтобы обшарить каждый подвал в поселке. Выходит, у меня есть лишь одна-единственная ночь, чтобы разыскать Дениса и убраться куда подальше».
Я прикинул, кто может стать следующей жертвой Дениса. Конечно, в первую очередь он расправится со всеми заклятыми врагами. Но таковых в поселке могут быть сотни! Я припомнил наши с ним разговоры и понял, что многие недолюбливали паренька «не от мира сего». Пожалуй, если составить список, с кем Денис захотел бы поквитаться за обиды, он будет бесконечным. Даже с собственной родней у него отношения не особо клеились…
«Родня! Конечно! Как же я сразу не догадался? Вот кто наверняка знает всех его друзей и врагов!»
Как я и предполагал, у дома Дениса дежурило несколько послушников отца Пейна. Я обошел двор с тыла и заметил там еще одного фанатика. И все же как-то нужно было попасть в дом. Другого способа разыскать Дениса, кроме как расспросить о нем его родных, я не видел. На чердаке дома я заметил распахнутое окошко. «И что же, снова учиться летать?» – с досадой подумал я.
– Привет!
Я чуть не вскрикнул от неожиданности. Резко обернувшись, облегченно вздохнул. Пере до мной стояла Аленка – Денискина сестра.
– Что ты тут делаешь? – как ни в чем не бывало спросила она. – Дениса ищешь?
– Ага, его, – ответил я. – Ты случайно, не знаешь, где он?
Аленка мотнула головой.
– Его многие ищут. Он несколько дней назад пропал, с тех пор никто его не видел. Сначала думали, утонул. Мотоцикл из болота вытащили, а Дениску, сколько ни искали, не нашли. Даже водолаз приезжал!
– Ну, ты не грусти. Может, найдется еще, – попытался я ее приободрить.
– А я и не грущу, – пожала плечами Аленка. – По-моему, Дениска не умер.
– Почему ты так решила? – насторожился я.
– Не знаю. Просто мне почему-то так кажется. У меня такое чувство, что мы с ним еще увидимся. У меня и раньше такое бывало. Как подумаю о чем-нибудь, а оно раз – и сбудется…
– Ну, будем надеяться, что твое чутье тебя не подведет.
Аленка встала на цыпочки. Я наклонился, и она прошептала мне на ухо:
– Один дяденька говорил, что Дениска стал вампиром! Сказал, что это он всех убивает!
– Верь больше, – с трудом сдерживая волнение, ответил я. – Люди и не такого навыдумывают.
– Вот и мама моя этому дяденьке то же самое сказала. Просто выставила его из дома.
– Слушай, Аленка, ну а если Дениска действительно просто прячется? Как думаешь, к кому бы он в первую очередь пошел?
– Может, к Генке? Это его одноклассник.
– Ну а еще у него были какие-нибудь друзья?
Аленка пожала плечами.
– Нет. Никого… Ах да! К нему еще Светка иногда заходила!
– Какая еще Светка?
– Ой, ну вредина эта, которая с ним в одном классе учится. У него с ней что-то типа «тили-тили-теста жених и невеста»… – Аленка с отвращением поморщилась. – Хотя вряд ли он к ней пошел. Мама сказала, что если Дениска и правда погиб, то по ее вине!
– Как это?..
– Вот так! Это из-за нее он на мотоцикле разбился. Она променяла его на какого-то студента. Хотя, по-моему, Дениска просто дурачок. Нашел из-за кого разбиваться…
– Ты можешь подсказать, где живет эта самая Светка?
– Конечно. Тут недалеко. Могу даже проводить.
Меньше всего на свете мне хотелось впутывать в эту историю маленькую девочку. Уже только за то, что она поговорила со мной, отец Пейн способен вбить ей в грудь осиновый кол.
– Нет, я лучше сам дойду. Только адрес скажи.
Спустя минут десять я подошел к указанному Аленкой дому. Дверь его оказалась распахнутой. Оттуда раздавался громкий разговор, а скорее, даже ругань.
– Светка, ну что же ты делаешь, а? – причитала женщина, судя по голосу, лет сорока. – Это ведь из-за тебя парень пропал. Ты ж ему все время мозги канифолила!..
– Мне плевать! – оборвал ее девичий голосок. Видимо, Светкин.
– Что значит плевать?
– А вот так – пле-вать!
– Он же с двенадцати лет за тобой бегает! Души в тебе не чает! Такой станет мужем – до конца дней на руках носить будет!..
– Толку-то, мама? Толку? – усмехнулась Света. – Может, я не хочу на руках? Может, я на машине хочу? Как думаешь, мамочка, была бы у нас с ним машина, а?
– Да при чем здесь машина-то? Как будто в деньгах счастье…
– В чем же еще? Это только говорят все, что не в них. На самом же деле, куда ни глянь – все только деньги и решают. Я больше не хочу жить в нищете! И чтобы мои дети так же, как я, росли, тоже не хочу! Денис ваш – бесперспектив. Причем на всю голову долбанутый бесперспектив. Зато вокруг, куда ни глянь, столько отличных парней, мечтающих стать юристами, финансистами, генералами… А значит, впереди у них столица, заграница, курорты, фуршеты. У твоего Дениски же не будет ничего, кроме сарая с макетами летающих тарелок.
На крыльцо дома выскочила симпатичная белокурая девушка. Следом появилась растрепанная рыжеволосая женщина с перекинутым через руку бельем.
– Взгляни на меня, мама! – воскликнула девушка. – Видишь, какая я? Что ж, хуже этих разукрашенных кукол, что красуются на обложках глянцевых журналов?
Она немного приподняла юбку, обнажая действительно чрезвычайно стройные ножки, и грациозно проследовала по крыльцу, словно по подиуму.
– Да с такой фигурой добавь немного дорогой косметики и загара – и порядок!
– Что же ты такое говоришь, дочка? – обреченно вздохнула женщина. – Там, быть может, из-за тебя парень погибает, а ты про столицы, фуршеты, косметики, загары… Быть может, он уже что-нибудь сделал с собой? Лежит сейчас где-нибудь, кровью истекает…
– Мама, повторяю, мне нет до этого дела! Потонул он в том болоте, не потонул… Мне – на-пле-вать! У меня своя жизнь. Я живу – как хочу. А если начнешь мне, как ты выразилась, мозги канифолить, вообще уйду из дома!
– И куда же ты пойдешь? К этому своему юристу?
– Даже если и к нему, что с того? По крайней мере, с ним хоть человеком стану, а не как вы с отцом: один всю жизнь в соляре жопу мочит, другая – в говяжьем жире!..
Выпалив это, Света прикусила губу. Она, видимо, впервые открыто высказала матери то, о чем издавна позволяла себе только думать.
– Не смей так говорить про отца! – взорвалась рыжеволосая женщина и замахнулась полотенцем.
– Ну ударь! Попробуй! – Света выставила сжатый кулак. – Так отвечу, мало не покажется!
Ее мать, схватившись за сердце, опустилась на ступеньки крыльца.
– Ах ты, лярва! Вот, значит, как заговорила!.. Никогда б не подумала, что такую лярву выращу! Мы ж для тебя всю жизнь с отцом тянулись. Ты думаешь, отец в со… соляре, а я… Это ж все ради тебя было!..
– Да-да, насмотрелась. С детства. Поношенные юбки от старшей сестры да пачка мороженого раз в месяц с зарплаты. Хорошенькая жизнь!.. Да только теперь у меня такой не будет! У меня будет иная судьба! Счастливо оставаться…
Света направилась к калитке.
– Ступай-ступай! – тяжело дыша, бросила ей вслед мать, не убирая руки с сердца. – Да только знай, что твоему юристу ты на хрен не нужна. У него таких сосок, как ты, знаешь сколько? Попользуется и бросит. А потом снова к родителям прибежишь! Как миленькая прискочишь!..
– Не прибегу!
За Светой захлопнулась калитка. Я подождал, пока она отойдет пару кварталов, и пошел следом. Вскоре Света распахнула другую калитку и постучала в дверь двухэтажного дома. Ей открыл атлетического телосложения парень.
– О, Светик, привет!
– Здравствуй.
Света надолго замолчала. Видимо, не решалась сказать, зачем пришла.
– Ты по делу или так? – подсказал он.
– Слушай, Толик… Тут такое дело… В общем, мне ночевать негде.
– Нет проблем, – повеселев, ответил тот. – Переночуй у меня.
– Да нет, ты не понял… Мне вообще негде! Я из дома ушла.
– Вот как?..
На лице Толика появилась растерянность.
– И ты, значит, решила переехать ко мне? – Это была шутка, но в ней мелькнули издевательские нотки.
Света робко пожала плечами.
Растерянность на лице Толика сменилась неудовольствием. Он какое-то время молчал, нервно барабаня пальцами по дверному косяку. Потом его взгляд скользнул по ногам Светы, после чего остановился в районе ее груди.
– Ладно, проходи. – Он отступил в сторону. – Завтра что-нибудь придумаем.
Света обрадованно шагнула через порог.
Когда за ними захлопнулась дверь, я проверил, нет ли во дворе собаки, перемахнув через забор, прокрался к окну и заглянул в дом. Света сидела на краешке кресла с видом готовой грешить девственницы. Толик широким хозяйским жестом выставил на журнальный столик хрустальные бокалы и распечатал бутылку шампанского. Наблюдая эту сцену, я подумал, не напрасно ли тут сижу? А что, если Денис где-то в другом месте мстит какому-нибудь очередному однокласснику?.. Но впервые у меня возникло невероятно сильное предчувствие, что я должен находиться именно здесь. Быть может, так и проявляется мое звериное чутье?..
Форточка оказалась приоткрытой, я прекрасно слышал все, о чем говорили Света и Толик. Впрочем, весь их диалог по аналогии с животным миром можно обозначить как ритуал готовых к спариванию самки и самца. Когда дело дошло до откровенного интима, я отошел от окна и присел у стены.
Прошло примерно полчаса. Я снова заглянул в дом. Голый Толик возлежал на кровати, выпуская к потолку сигаретный дым, искоса поглядывая на прижимающуюся к нему обнаженную Свету. На ее счастливом лице играла довольная полуулыбка.
И вдруг девушка вздрогнула, стыдливо прикрыла тело простыней и с опаской взглянула в мою сторону. Видимо, почувствовала, что за ней наблюдают. Я присел.
– Ты чего? – спросил Толик.
– Да так… Показалось, – дрогнувшим голосом ответила Света.
Еще бы, будешь тут бояться, когда ходят слухи, что по поселку разгуливает твой бывший дружок – кровожадный маньяк! А ведь он действительно может быть где-то рядом!..
В доме зазвонил телефон. Я снова подтянулся к окошку. Толик снял трубку.
– Кто это? – насторожилась Света.
Толик отмахнулся, мол, помолчи.
– Что? Нет. Я один, – сказал он в трубку. – Говорю тебе, никого тут нет… Все… Спи давай! Я завтра перезвоню! Спокойной ночи, зая! Да, и я тебя тоже!..
Он повесил трубку.
– Кто звонил? – настаивала Света.
– Какая разница?
– Как это – какая? Я же должна знать!..
– С чего бы это?
– Как… – Света растерянно умолкла.
– Слушай, Светка, давай начистоту, – сказал Толик. – Мы знакомы с тобой от силы неделю, а ты маринуешь меня так, будто ты моя жена. А ты мне не то что не жена, даже не подруга!
– У тебя в Погорске кто-то есть?! – Это прозвучало не как вопрос, а как вопль отчаяния.
– Еще раз говорю, это – мои дела! – отмахнулся Толик. – Личные! И тебя они не касаются!
– Но ты же говорил… Вчера после дискотеки… Про свадьбу, про медовый месяц, на море обещал свозить, Париж показать…
По щеке Светы заскользила блестящая слеза.
– Париж, море… – хмыкнул Толик. – И помечтать нельзя. К тому же я пьяный был…
– Ах ты мудак!.. – Света вскочила. – Ты просто попользовался мной!
Раздалась звонкая пощечина. Толик тоже вскочил с кровати, сжал кулак. Но не ударил, сдержался.
– Ну, что же не бьешь? Боишься? – завопила Света. – Еще бы, ты же юрист, да? Знаешь, что по закону за побои светит?.. А по мне – ты просто трус! Лох, вот ты кто!
Она истерически захохотала.
– Пошла вон, – тихо сказал Толик.
Света вмиг умолкла.
– Вон, говорю, пошла!
– Куда же я пойду? – Ее взгляд скользнул к окошку, за которым чернела ночь и начал накрапывать дождик.
– Мне по хрену! Вали куда хочешь! Собирай манатки – и вперед!.. Быстро!
Последнее слово Толик выкрикнул с такой яростью, что Света стала в темпе одеваться, глотая слезы.
– Ах вот ты какой, да?.. – зло сказала она, дрожащими пальцами застегивая лифчик. – Так вот знай: восемнадцать мне исполняется только через месяц. Я еще ма-ло-лэт-ка! Так что сейчас я иду прямиком в милицию. Чуешь, чем пахнет, юрист?..
– А ну, стой!
Света выскочила в дверь. Толик помчался следом, на бегу натягивая джинсы. Через мгновение девушка появилась во дворе, но распахнуть калитку не успела – Толик перехватил ее и потащил обратно. Ноги Светы подкосились, она повисла у него на руке. Тогда Толик бросил ее на землю и дважды изо всей силы ударил кулаком по лицу. Я с трудом удержался, чтобы не заступиться. Кое-как убедил себя: «Сиди. Ты не за этим сюда пришел!..»
– Кто-нибудь!.. Помогите! – рыдала Света.
– На! Получи, мразь! – Толик еще раз саданул ей по лицу.
Когда кулак в очередной раз взметнулся вверх, Толик вдруг замер. Он встретился взглядом со смотрящей через забор соседкой. Та укоризненно качала головой. Тогда он схватил девушку за руку и, матерясь, втащил в дом. Света при этом сопротивлялась так, словно ее вели на эшафот. Дверь захлопнулась. Я снова припал к окну и увидел, как Толик бросил Свету на кровать.
– Если ты хоть кому-нибудь скажешь об этом… – начал он.
– Еще и… побои… – разбитым ртом, щурясь от боли, простонала девушка.
Зря она это сказала. Толик озверел. Он придавил Свету к кровати, его руки вцепились ей в горло. Света забилась, глотая ртом воздух. Ей удалось извернуться и вырваться, но Толик поймал ее за волосы, швырнул на пол и принялся избивать ногами.
«Ну все, теперь-то точно пора вмешаться!..» – подумал я и хотел уже бежать в дом, как вдруг у меня за спиной раздался голос:
– Ну вот ты и попался!
Метрах в трех от меня темнел силуэт. В свете уличного фонаря металлическим блеском сверкал наконечник направленной в меня стрелы.
– Снова ты! – прошептал я.
– Да, я.
– Почему ты не оставишь меня в покое?
– Потому что ты – демон! – ответил отец Пейн. – Потому, что ты – Зло!
– Мы же оба с тобой понимаем, что дело вовсе не в этом. И ты, и я прекрасно знаем истинные причины, почему ты охотишься на меня. Но ведь моя смерть не воскресит ее!..
– Замолчи! – вскричал священник.
– Не думаешь ли ты, что пришла пора нам с тобой остановиться? Пора бы смириться с ее потерей и наконец простить друг друга. Ведь твоя вера учит тебя прощать. И я готов простить, даже… даже ее!
– Ты не вправе никого прощать. И тебе нет прощения. Только смерть способна смыть это. Этот… Этот позор!..
– Значит, убьешь меня? – хмуро усмехнулся я. – Убьешь! Меня?!..
– Убью!
Священник слегка приподнял арбалет.
– Ладно, давай! Стреляй! – Я выпрямился, раскинул руки. – Вот он я, перед тобой, братишка!
Серебряное жало стрелы смотрело мне прямо в грудь, но, видимо, сжимающий арбалет человек не мог решиться надавить на спуск.
– Да, давай, застрели меня! И что потом? Как обычно, пойдешь падать на колени перед своими иконами и будешь всю оставшуюся жизнь замаливать этот грех?
– Поверь мне, я не испытаю угрызений совести.
– Ты уже их испытываешь! – Я навалился спиной на стену, устало стер выступивший на лбу пот. – Слушай, Саша…
– Не называй меня так! У меня теперь иное имя, данное мне Господом!..
– Слушай, Саша, – повторил я. – Мы оба устали от этой погони. Пойми ты – Риты больше нет! Так давай хотя бы не будем осквернять ее память…
– Господи! – зарыдал священник, снова вскидывая арбалет. – Господи, прошу тебя! Дай мне силы не поддаться искушению!.. Господи!..
Я видел, что он зажмурился, когда его палец надавил на спуск. Но в этот момент где-то внутри дома раздался звон разбитого стекла и пронзительный женский крик. Рука отца Пейна дрогнула, и стрела, пропев у самого моего уха, гулко вошла стену дома.
«Он выстрелил! – поразился я. – Он действительно мог меня убить!»
Крик в доме повторился. Мы переглянулись и ринулись к двери: я – коротким путем – со звериной легкостью перемахнул через заборчик, отделяющий меня от крыльца, отец Пейн отстал, побежав в обход через калитку.
Оказавшись в доме, я едва не споткнулся о распростертое на полу тело. Я сразу понял, кто это: студент-юрист Толик. От его разорванного горла, отливая бордовым глянцем, тянулся кровавый ручеек к ногам его убийцы.
– Зачем?.. Зачем ты это сделала со мной? – жалобно шептал Денис.
Он сидел на стуле спиной ко мне, слегка раскачиваясь, и прижимал к груди свою любимую Свету.
– Ты всегда говорила, что я слаб… Ты так мечтала разбудить во мне зверя!.. Для чего ты его разбудила?!..
– Денис! – позвал я.
Он обратил ко мне свое заплаканное, искаженное гримасой боли лицо. Я невольно содрогнулся: перепачканное, почерневшее от многодневного скитания, по губам и подбородку стекали темно-красные ручейки, и на изодранную одежду срывались кровавые капли. Его глаза блестели безумием, словно он вот-вот бросится и на меня.
– Рутра… – Он наконец узнал меня.
– Денис, пожалуйста, отпусти девушку… – примирительно начал я.
– Они издевались надо мной, – прохныкал он, покачиваясь на стуле. – Все! Каждый день они пили мою кровь. Ну ничего. Теперь пришла моя очередь…
– Денис! Денис, ты слышишь меня? Пожалуйста, отпусти девушку!
– Да-да… Отпустить… Я уже… Уже отпустил ее!.. Мою Светланку… Отпустил навсегда…
Он разжал объятия. Неподвижное тело девушки выскользнуло из его окровавленных рук.
– Что я наделал, Рутра?.. Что я наделал?!..
За спиной у меня раздались торопливые шаги, и в комнату вбежал отец Пейн. При виде растерзанных тел лицо его исказила злоба. Полы плаща священника вспорхнули, словно черные крылья, и в его руках вновь возник арбалет.
– Смерть исчадиям ада!
Хлопнула тетива. Стрела молнией рассекла пространство и воткнулась в стену – туда, где мгновение назад находилась грудь убийцы. Самого же Дениса там уже не было. Оказывается, он пошел намного дальше меня и быстрее понял, какие преимущества дает его новая сущность. Отец Пейн выпучил глаза на неожиданно возникшего рядом монстра. Одна рука Дениса сжала арбалет, вторая – придавила испуганного священника к стене. Еще мгновение, и на пол опустится еще один труп…
– Денис, нет! Не тронь его! – закричал я.
Денис продолжал все сильнее сжимать горло своей жертвы. Под его когтистыми пальцами выступила кровь.
– Ты не должен этого делать! Ты не убийца!..
– Нет, я убийца! – прорычал тот. – Разве ты не видишь? Я убил их! Их, и других тоже…
– Это не ты! Это твоя новая сущность. Денис, ты просто не справился с инстинктом. Да, ты зол на всех этих людей. Но на самом деле ты не такой! Я же знаю. Ты всегда был добрым и никому не желал зла.
Денис продолжал все сильнее сжимать горло священника.
– Денис, ты справишься, я знаю. Ты привыкнешь, научишься себя контролировать и станешь прежним.
Его хватка немного ослабла.
– Взгляни на меня, Денис. Еще не поздно все исправить!
В меня уставился холодный безумный взгляд. В нем едва пробивались искорки былой, человеческой, жизни.
– Но что будет дальше? – тихо спросил он. – Как я буду с этим жить?
– Мы уйдем отсюда, далеко-далеко. Помнишь, я рассказывал тебе об общине бессмертных? Мы соберем таких же, как ты и я, найдем тихое спокойное место и поселимся подальше от людских глаз. Да, у тебя уже не будет прежней жизни, ее не вернуть. Но мы сможем построить новую, иную жизнь – общество бессмертных!.. Не уподобляйся этим фанатикам. Не убивай! Пойдем со мной!
Я протянул руку. Денис взглянул на нее, заколебался. А потом вдруг с прежней яростью придавил отца Пейна к стене:
– Но этот!.. Он ведь никогда не отступится! Он будет и дальше преследовать нас!.. Ведь так?.. Так?
– Я буду вечно идти по вашим следам, пока не уничтожу всех до единого, – прохрипел в ответ отец Пейн, свирепо и с презрением глядя ему в глаза. – Потому что вы – Зло! И кровь на твоих руках – тому подтверждение!
Рука Дениса сжалась крепче. Священник забился.
– Денис, пожалуйста, не тронь его, – закричал я. – Ради меня! Поверь, у меня есть очень веские причины простить его!
– Почему я должен жалеть того, кто мечтает меня прикончить? – прохрипел Денис.
– Потому… Потому что он – мой брат! – обреченно крикнул я.
Денис бросил на меня недоверчивый взгляд. Снова с ненавистью взглянул на отца Пейн.
– Не верю! – сказал он.
– Но это так! Посмотри на него внимательно. Мы же похожи! Да у него наверняка есть с собой паспорт. Загляни туда. Его фамилия, как и моя, Велин! Он – Александр Велин!
– Это правда? – Денис встряхнул свою жертву. – Правда?!..
– Он… мне… больше… не… брат!.. – с трудом произнес отец Пейн, с ненавистью глядя на меня.
Пальцы вампира разжались. Священник сполз на пол. Денис ударил арбалет о колено и отбросил обломки.
– Рутра, что я наделал, – зарыдал он, опустившись на колени перед Светой. – Что я наделал?..
– Пойдем, Денис. – Я поднял его. – Пойдем. Этого уже не вернуть. Но нас с тобой ждет новая – вечная – жизнь!
ИСТОРИЯ ОТЦА ПЕЙНА
Ночные твари ушли, растворились во тьме. Я с трудом поднялся, прошелся по залитой кровью комнате. Сначала осмотрел тело парня – мертв. Затем склонился над девушкой. Когда я коснулся оставленной зубами вампира на ее шее раны, та застонала и едва заметно шевельнулась. Все еще жива!
Я вытер окровавленную перчатку о плащ, протянул руку к стене и выдернул из нее арбалетную стрелу. Серебряный наконечник сверкнул холодным блеском в льющихся сквозь окно лунных лучах. А в следующее мгновение он резко вонзился в сердце девушки. Та дернулась и затихла.
– Нельзя оставлять им ни единого шанса! – процедил я сквозь сжатые губы, отбросив тело.
Поднявшись, глянул в темное окно, в царящую за ним ночь. Надо идти, меня ждет много работы. Ведь где-то там, в ночи, все еще скрываются монстры!..
Долгая ночь
© Copyright: Горос, 2022
Свидетельство о публикации №222092301096
Свидетельство о публикации №222092301096
Рецензии