Н. Шеманова Общежитие МГУ. Стромынка 32

 
(текст написан для клуба краеведов района Сокольники))

Сейчас мы все знаем на Стромынке МИРЭА - Российский технологический университет. В 18 веке на этой территории располагался Хамовный двор, основанный императором Петром I. На полотняной фабрике выделывали парусину для русского флота. производство по изготовлению парусов, затем Екатерининская богадельня. И в Советское время здесь расположился инвалидный дом им. Радищева, а в 30-е годы здание отдали под общежитие. Жили здесь студенты разных вузов.

Быт студентов

Мой рассказ начнется с воспоминаний бывшей студентки Физфака МГУ, жившей в общежитии с 1945 до 1951 года. Это был первый курс, пришедший в МГУ после войны. 
Тогда, кроме студентов из союзных республик, здесь жили и те, кто приехал в СССР из стран соцлагеря. Среди них были и немцы из ГДР. Иногда селили бывших фронтовиков и студентов из Германии вместе в одну комнату, что приводило иногда к напряжению. Здесь можно было встретить вывезенных из Испании в СССР детей испанских республиканцев, погибших в гражданской войне. [4]
Согласно воспоминаниям бывшей студентки Т.Н.Тананаевой, общежитие из себя представляло замкнутый четырехугольник. Длинный коридоры с комнатами, расположенными по обе стороны. В коридоре свет был довольно тусклый, а на полу лежал потертый линолеум. Поскольку коридор был замкнут, то иногда можно было увидеть ехавшего на велосипеде студента.
В центре двора стояло небольшое хозяйственное здание, похожее на церковь, использовавшееся как камера хранения. Студенты, уезжавшие летом на каникулы, оставляли там вещи или просто хранили свои вещи.
В том же здании располагались клуб и столовая. Клуб объединял читальню, комнату для танцев и специальную комнату для концертов. Рядом со столовой была и кухня, где стоял титан, который называли кубом. Студенты частенько ходили в кубовую за кипятком. Кипяток был основной пищей бедных студентов, вспоминает А.Зевелев. [8]
Плита на кухне была дровяная без конфорок. На ней лежал цельный металлический лист. Так как было много желающих, то приходилось ждать своей очереди. Если кому-то необходимо было подогреть еду, то он ставил кастрюлю на любое свободное место плиты. А если надо было место погорячей, то кастрюлю ставили в центральную область. Но, если все нужные места на плите были заняты, то иногда ставили кастрюлю во второй ряд. А именно на стоящую кастрюлю сверху ставили другую кастрюлю в очередь. И после того, как в нижней еда была готова, верхнюю спускали вниз. Таким образом занималась очередь в нужном месте плиты. Следила за плитой и горячей водой специальная женщина, ответственная за это.
Но не все готовили себе еду на плите. Тананаева вспоминала, что у них в комнате жила однокурсница-фронтовичка. У нее была своя керосинка, а под кроватью был фанерный чемодан, который она ставила на свою кровать, сверху керосинку, где и готовила еду.
Между общежитием и Яузой располагался маленький домик - баня. Душа и горячей воды в общежитии не было и поэтому ходили мыться и стирать вещи в баню.
В комнате, согласно воспоминаниям Тананаевой, жило 6 девушек. Скорее всего комнаты были разного размера. Где-то жили, согласно других воспоминания, и по 12 человек, где-то жили семейные студенческие пары, где -то жили сотрудники.
Чистоту в комнатах проверяла комиссия, состоящая из своих же студентов, и ставила отметки на листок, вывешенный на общее обозрение. Полы в комнатах были цементные, и если их мыли, то они темнели. Как-то комиссия пришла как раз после мытья пола к их соседям и в результате комнате за чистоту снизили отметку. Цементные полы были у математиков и физиков, хотя в некоторых других отделениях мог лежать и линолеум.
В дневнике Тананаевой Т.Н., который она вела в 1949 - 1950 году, было написано:
05.11.49г. Групповой вечер. Устроили в общежитии. Сколько было хлопот, чтобы в общежитии сделать MAX уюта. Все что хотя в какой-то мере может создать уют, было принесено в нашу комнату. Ж. абажур, фикус из комнаты 75, телевизор и всевозможные салфетки из разных комнат. [Тананаева в разговоре пояснила, что телевизоров в общежитии не было, а этот телевизор был принесен из семейной комнаты, хозяева которой сами себе его купили].
Вечер удался на славу. Было очень весело и за столом, и за плясками. Даже Ш. вертелся в лезгинке, М. в русском. Д. с супругой мило отплясывали русского. Ваня Ж. долго прыгал в присядку под общее тра-ля-ля. Не успел забрести к нам Т., как ему пришлось под какой-то вальс танцевать чечетку. Довольно неприглядно станцевали мы с Никитой венгерку. Затем пляска и танцы были прерваны Ж. который прочел 5 эпиграмм, особенно хорошая была про Аню (П.) последние строчки которой гласили "скоро будет П., председатель профкома и пойдет по стопам Г.".
Затем Левка предложил нашему вниманию викторину, после которой я узнала, что Кюи и Ярошенко были генералы, что бди сказал впервые Прутков, и другое. Затем к утру все сели в кружок и стали читать, читал полупьяненький П.Б. как-то ему помогал Я., затем начал Ш. Своим очень проникновенным чтением он задел наши младые сердца, и мы все приумолкли. Потом Нина С. прочла стих Симонова "О спрятанном оружии". Довольные, умиротворенные мы в 5 часов утра кончили вечер. Проводили своих москвичей до метро и возвращаясь обратно полушёпотом пели русские народные песни "Лучинушка", "Во поле березонька стояла", "Есть на волге утес" и другие.
П. откуда-то привел к нам румына. Он аспирант нашего факультета. Его очень весело тепло встретили. К его чашке чаю было пододвинуто все возможное. Несколько тарелок с пирогами и ватрушками, несколько ваз с конфетами, но бедняга не мог ничем воспользоваться, т.к. его замучили вопросами. Затем пожелав быстрого развития новой Румынии мы все спели гимн демократической молодежи, и он с нами на румынском языке. Пропев несколько революционных песен, мы, узнав, что ему известна такая наша песня как Катюша спели и ее, а он на своем языке подпевал.
22.11.49 Да совсем забыла. В комнате была очень трогательная раздача подарков. Жаль, что Н не учувствовала. Все перешли условленный предел 15–20  р. Мне А. подарила рюмку с Новогодним Ликером, право я никак не ожидала такого. Ира - Т - чашечку, Т-И - шкатулку с 2 яичками, из одного яичка вылезает очень славный желтенький цыпленочек. Причем все это сооружение дело ее рук. На базаре она добыла какое-то сено, чтобы соорудить гнездышко, затем выдувала яички и вставила туда цыпленка, в общем душу вложила в подарок.
02.03.50. по случаю Идиного рождения был устроен девишник, очень славный. Ели и пели. Пели все и революционные, и советские, и русские и опереточные песни. Аля пела с особым подъемом, хотя у нее было 39. В 1 потух свет, но мы сели в кружок и пропели еще часа 2. Хороша у нас семья.
12.03.50. Сегодня 12 марта день выборов в верховный совет СССР. Я голосую в верховный совет первый раз. Какой подъем у нас.
Вчера наши соседи пригласили нас встретить день выборов вместе. Это было замечательно. Часов в 8 двое А. и М. пришли с предложением, и мы согласились Сережа Б. уже начал месить блины. Налил молока, насыпал соды, сахара, и т.п. в 10 мы собрались. Попили, поели в общем до 4 часов утра. С нами вместе часа 2 пел Левка Ш., молодец он все-таки. В 5.30 часов утра радиола стала греметь в коридоре. Мы быстро собрались в клубе, но голосование еще не началось. Когда открыли двери, то творилось что-то ужасное с трех сторон очереди осаждали дверь. И людская толпа, как волна там перекатывалась то вправо, то влево от входа. Наконец, в 6.15 наша комната проголосовала за очень умную женщину Лебедеву и Булганина. Затем на двери была повешена бумажка: "Все проголосовали" не стучать и комната продолжала спать. А на дворе у входа в участок уже гремел духовой оркестр. На душе так празднично. В коридорах то и дело поздравляли с праздником. Хорошая все-таки жизнь в общежитии, где еще так молодо, так живо откликаются на события. [2]
Встречались и общались студенты в разных местах. В клубе были танца, концерты, литературные вечера. Читали стихи Симонова, читали Декамерона и других авторов.
Однако не только в клубе и комнатах общались студенты. Часто можно было увидеть ребят из одного землячества в конце коридора.
Туалеты были простые. Представляли они из себя очко с подставками для ног и сливом. Ни перегородок, ни дверей.
7 мая 1950 года пассажиры московского транспорта могли видеть радостные лица студентов. Тогда Университет организовал грандиозную поездку за город на теплоходах вместе с землячествами. Это был своего рода микрофестиваль. За город выехало 14 теплоходов. На обратном пути все пели и танцевали даже в транспорте:
Вот что пишет в дневнике Тананаева: «В очереди на троллейбус (вероятно около Речного Вокзала) вновь бросив все свои вещи на землю стали вокруг плясать. В троллейбусе не смолкали песни. И даже в метро, где обычно народ едет тихо и спокойно мы устроили концерт. Пропели 2-3 песенки и начали плясать. Я вышла под общее пение и хлопанье в ладоши в середину нашего собрания и начали плясать русскую. Вначале одна затем с Денчу - болгарским Ганаевым и китайцем Климом. Денчу усвоил, что в русском танце полагается разводить руками вытянул их что было мочи и стал размахивать вправо и влево и на йоту не согнув их. Так и доехали до дому. Впечатление осталось замечательное здесь был такой хороший здоровый дух интернационализма, что душе было весело».[2]
При возвращении домой, студенты, с правой стороны Стромынки видели большой стадион «Спартак», ныне стадион Братьев Знаменских. Зимой здесь заливали каток, и многие студенты ходили сюда кататься. МГУ договаривалось именно с этим катком. Татьяна Тананаева вспоминает, что как-то она со своим однокурсником каталась с перекрещенными руками, и вдруг услышали голос, доносящийся из громкоговорителя. Это было замечание в их адрес:
-Молодые люди здесь вам не парк отдыха, опустите руки.
Очевидно, здесь не предполагалось развлекаться.
Уроки физкультуры на лыжах зимой у студентов проходили в Парке Сокольники. Любили они парк еще и тем, что зачастую подготовка к сессии проходила на аллеях или в лесу парка.
Студенты ходили за покупками на Преображенский рынок. Тогда в конце 40 -х там сидел фронтовик без руки. На лоточке у него лежали карточки (как в библиотеках) с записанной судьбой, и ручная крыса вытаскивала бумажку.
Так как студенты были из других городов, то они любили ходить в разные места  Москвы. В третьяковку, на концерты в консерваторию. Но мне хотелось бы выделить события, происходящие в послевоенной Москве. В 1949 году проводилась декады культуры всех республик советского союза. А осенью 1949 года в Будапеште прошёл II Всемирный фестиваль молодёжи и студентов, проходящий под знаком борьбы за мир.  В клубе МГУ проводились встречи с участниками фестиваля.  В 1950 году многих восхищала выставка подарков Сталину.  В дневнике Тананаевой об этом есть запись:
24.01.50 г.   «Подарки Сталину. Кончена сессия и я была в М.И.И. (Музей изобразительных искуств) в залах подарков Сталину.
Это очень интересно. Здесь присланы подарки и нашими союзными республиками, и заграничными друзьями как-то: Китай, Монголия, Корея, страны народной демократии, Германия, Финляндия, Австрийцы. Самым жизнерадостным был зал Чехословакии. Их национальное искусство очень жизнерадостное, жизнеутверждающее. Они подарили мебель кабинета, коробки с табаком, вином, сундучок со старым оружием красивую коробку с витиеватой лепкой с конфетами на крышке которой лежит красивый букет ярко красных гвоздик. Все это сооружение съедобно и вероятно очень вкусно». [2]
К воспоминаниям Тананаевой можно добавить небольшие другие воспоминания, вносящие свои штрихи:
Писатель Чивилихин, который жил там с 1949 по 1954 год, вспоминает:
«Добился… места в общежитии, в комнате на двенадцать человек, и побежали такие издалека прекрасные студенческие, дни, хотя и полуголодные. Если б не спасительница-столовка с бесплатным хлебом, горчицей и самым дешевым продуктом питания — чаем, коим от веку славилась Москва! ...
Правда, улица Стромынка, на которой стояло наше общежитие, была скучной, невидной — дребезжащий трамвай, булыжник на спуске к Яузе, серые гладкостенные дома — не на чем глаз остановить, голые, без единого деревца, тротуары, тесные продовольственные магазины…» - так описывал писатель Стромынку. [3]
Грачев, пишущий о Горбачеве, описал трудности, с которыми сталкивались молодожены. Горбачев в общежитии поселился в 1950 году, здесь же он познакомился с Раисой Максимовной Горбачевой, вместе ходили на танцы.
«После двухгодичной "дружбы" они наконец поженились в 1953 году, отпраздновав в общежитии студенческую свадьбу, - деньги на свадебные наряды он заработал на летних каникулах. Первую брачную ночь провели в комнате, которую им галантно уступили друзья Михаила, разбредшиеся кто куда. Но уже со следующего дня молодоженам пришлось вновь разойтись по мужской и женской "половинам" стромынских казарм, и даже официальное свидетельство о браке, служившее Михаилу пропуском в комнату Раисы, где ее соседкой была будущая жена Зденека Млынаржа (чехословатский и чешский политик),  не позволяло ему задерживаться у жены позднее 23 часов. Стали они уже жить вместе позже, когда поселились в аспирантском общежитии МГУ на Ленинских горах, где были "семейные" комнаты». [6]
Студенту, чтобы добраться до МГУ на Моховой, как и сейчас надо было ехать на трамвае, а потом на метро. Об этом вспоминает бывший студент МГУ В.Николаев. «Поутру из дверей общежития вываливалась толпа студентов, с бою брала очередной трамвай и катилась на нём (внутри и снаружи - на подножках) три трамвайных пролёта до станции метро «Сокольники». Те, кому не досталось места в трамвае, бежали до Сокольников наперегонки с трамваем». [4] Так текла жизнь в послевоенное время в общежитии.
Через несколько лет, 1956 году, в общежитии случился инцидент, который прозвучал не только в общежитии, но и даже во всем МГУ. В статье об этом событии написано:
«21 мая студенты обнаружили в буфете несколько килограммов некачественных сарделек. Работники комбината питания не признали обвинений… Студенты объявили бойкот столовой… Секретарь парткома начал говорить, что такие методы борьбы за улучшение работы столовых неправильны, что это не советский метод и т. п. Представители МГК и РК КПСС, прибывшие к этому времени, тоже сделали упор на “политической ошибке” студентов. Их поддержали работники торговли и общественного питания, уверяя, что продукты свежи и доброкачественны. Тогда студенты-филологи 25 мая выставили у столовой на Стромынке пикеты и никого не пустили в помещение. К ним присоединились студенты других факультетов. 26-27-го на Стромынку устремились руководители управления торговли, работники МГК партии, представители парткома, факультетов МГУ. Они уговаривали, обещали, пугали студентов, которые требовали одного: навести порядок в студенческих столовых, выгнать оттуда жуликов».
Поскольку Партком твердил, что это политический вызов, то студенты разных факультетов вывесили лозунг: «Если ты не хочешь питаться, как скот, — поддерживай бойкот!»  В результате бойкотировались буфеты и столовые во всех зданиях МГУ.
В результате наказали двоих студентов, поваров не наказали никак. На некоторое время улучшилось питание, но вскоре все вернулось к тому, что было раньше. [5]

Репрессии

На жизнь обитателей общежития влияла и политическая обстановка в стране. Общежитие не обошли и политические репрессии, попавшие как раз на это время (с 30-х по начало 50-х годов).  Студенты всегда любят обсуждать интересующие их вопросы и политику, но иногда были и те, кто считал это крамолой.
В книге Грачева есть такое описание: «У нас в общежитии, - а в одной комнате на первых курсах жило по 15-20 человек, - круглые сутки шли яростные теоретические споры, - вспоминает Р.Колчанов. - Мы без конца делились на идейные течения и фракции. Кто-то цитировал Троцкого, кто-то мог критиковать Ленина за Брестский мир или даже самого Сталина, скажем, за примитивный стиль изложения философских идей. Я лично был поклонником Струве... Конечно, мы были глупыми, сумасшедшими мальчишками и могли здорово за это поплатиться. Несколько человек со старшего курса за такие дебаты получили по 10 лет. Но нам повезло, никто не донес». [6]
  Во время репрессий в 30-е -50 года пострадало множество сотрудников и студентов, проживающих в общежитии. Десять из них были расстреляны. Это: Георгий Куренко, Иван Матвеев, Василий Ануфиюк, Николай Шельнев, Василий Панфилов, Алексей Яковлев, Владимир Норов, Дмитрий Самгине, Казимир Денисюк, Евгений Стефанус.
Остановимся чуть подробнее на двух студентах. Дмитрий Александрович Самгин, уроженец Коломны, из многодетной семьи был арестован 5 сентября 1937 года в студенческом общежитии. Он был студентом второго курса исторического факультета МГУ. Ему было всего 19 лет. Он и его друзья были арестованы по делу первого декана истфака МГУ Григория Самойловича Фридлянда, обвиняемого в убийстве Кирова, и в подготовке убийства Сталина, Кагановича, Орджоникидзе. Много тогда преподавателей и студентов шли по этому делу.
Арестован Дмитрий был по анкетным данным, как сын священника, умершего за год до ареста. В деле постоянно муссировалось «сын попа», «вражеский элемент» и прочее.
Дмитрий не признал себя виновным и отмел ложные показания друга. И сразу за этим протоколом — приговор и справка о «немедленном» приведении его в исполнение. Всё это произошло 10 декабря 1937 года.
Друг Самгина, шедший по этому делу, его сокурсник Николай Федорович Шальнев родом из Воронежской области тоже был осужден по обвинению в участии в контртеррористической организации и расстрелян 22 марта 1938 года. Суды тогда по подобным делам длился всего 15–20 минут, проходили без прения сторон и вызова свидетелей.[7]
Более удачно сложилась судьба студента ИФЛИ Василия Васильевича Соколова, в дальнейшем ставшим известным отечественным философом, ученик А.Ф. Лосева.
Цитата из воспоминаний Таха-Годи «Помню замечательный рассказ Василия Васильевича — вот уж наивность юного ифлийца, просто невероятная. Вел дневник (это в наше-то страшное время, конец 1930-х!). В дневнике размышлял о договоре о дружбе между Германией и СССР (1939 год). Осуждал Англию, Францию, Америку как агрессоров, да заодно раскритиковал В. М. Молотова, произнесшего речь и подписавшего пакт вместе с Риббентропом. Дневник наш конспиратор спрятал в ящик тумбочки, а когда переезжали из общежития на Усачевке в общежитие Стромынки, то в ящик заглянуть забыл. Но кто-то заглянул, дневник прочитал и, как положено бдительному комсомольцу, сразу — донос. Вася учился сначала на истфаке (окончил три курса), потом перешел на философское отделение, но студентов немного, все друг друга знали. Так бедного Соколова и вызвали в комитет ВЛКСМ для проработки, допросов, осуждений. Припаяли незадачливому комсомольцу двурушничество и критику действий партии и правительства в международной политике. Никаких оправданий не признавали, выгнали из комсомола с таким грозным основанием, что тянуло на статью 58 УК. Уже подготовили документы для дирекции — выгнать двурушника из ИФЛИ. Однако дело бюрократически тянулось до апреля 1941 года, а тут вскорости война, фронт.
Но самое пикантное — участвовал в этом разбое, да и возглавил его секретарь Комитета ВЛКСМ, приятель всеобщий и Васин — Семен, Сема Микулинский, неумолимый, жесткий (даже секретарь парткома Шелепин и тот был мягче и пожалел Васю Соколова).
Соколов отправился на фронт, а Микулинский повез студентов под Смоленск копать окопы. Сам попал в плен к немцам, а студентов забрали в ополчение. Однако Василий Соколов, участник больших боев под Москвой, вернулся с орденами в ИФЛИ и был восстановлен в правах, но дальше профессора и доктора наук, работая всю жизнь в Московском университете, не пошел. Семен Микулинский вернулся в Москву тоже, но только из плена вражеского, и (вот чудеса!) сделал большую карьеру: член-корреспондент Академии наук, директор академического Института естествознания и техники (1974–1986)» (Таха Годи).[9]

Война.

Когда началась война, молодых людей стали призывать в армию, а сам Университет, как и другие организации, отправили в эвакуацию.
Еще до начала войны в институтах были военные кафедры и на занятиях физкультуры уделялось много внимание военно-спортивной подготовки.
Многие чувствовали приближающуюся трагедию. Молодые люди уже понимали, что в скором времени они будут воевать с фашисткой Германией и готовились идти на фронт. [11]
Оставили свои воспоминание корейский студенты. Непосредственно перед началом войны на праздновании 8 марта 1941 года состоялась встреча землячества у одного из них дома. Один из молодых людей за общим столом тогда сказал:
- Мы живем в тревожное время. В Европе фашисты хотят установить новый порядок. На востоке японские милитаристы вынашивают мысль о распределении "сферы взаимного процветания великой восточной Азии". Это такой же сумасбродный план, как и "новый порядок в Европе". Оба "порядка" предусматривают раздел территории Советского Союза по линии Урала, с востока и запада. Ради осуществления этих целей фашисты уже давно готовятся к войне. Они могут напасть на нас внезапно. Советский народ должен быть начеку. Однако у нас, корейских студентов, есть серьезный пробел. Мы, депортированные с Дальнего Востока в 1937 году, оказались неохваченными военно-строевой подготовкой, т.е. отстранены от службы в армии. Но это не значит, что мы должны оставаться равнодушными к событиям в мире». [6]
22 июня 1941 года, буквально через час после речи В.М. Молотова на Стромынке возник стихийный митинг. Почти сразу все студенты отправились в военкомат.
У Университета тоже толпилась молодежь. Некоторые в этот день пришли сдавать экзамены и узнали о начале войны только там. В комитете комсомола шла запись добровольцев на фронт. Там составляли списки для военкомата. Математиков и физиков отправляли в авиацию и артиллерию. Историков и филологов в военные переводчики и военные журналисты. Девушки записывались на медсестер и санитарок. У многих была отсрочка, но они шли добровольцами. Приходилось ждать по три часа, чтобы записаться. Студентов-корейцев тоже призвали в армию, несмотря на их опасения.
Из военкомата приходила повестка. «Вы зачислены добровольцем в ряды героической Красной Армии, поэтому Вам надлежит явиться на сборный пункт 9/VII 1941 г. к 8 часам утра по адресу: Стромынская 13, школа 378». Эта повестка адресована была экономисту, студенту ИФЛИ Захару Ильичу Файнбергу. В дальнейшем ставшим доктором философских наук, профессором.
После окончания войны многие не вернулись с фронтов. В каких-то комнатах из девяти не вернулись пятеро, в каких-то на одного выжившего приходилось двое погибших.[11]
Кто-то из родных в запросах указывал последним адресом Стромынку 32, как, например, как дочь бывшего студента исторического факультета МГУ Бориса Ивановича Ана, пропавшего без вести. [10]
Как и остальные организации ВУЗы во время войны были эвакуированы. В общежитии в это время размещали пересыльных новобранцев. Но после возвращения из эвакуации, в общежитии вновь поселились студенты.
Новое здание на Ленинских горах было построено в 1953 году и кого-то стали селить туда, хотя еще часть оставались на Стромынке. Параллельно общежитие стало заселяться в большей степени студентами других ВУЗов.
На Стромынке 32 жили студенты, многие из которые в дальнейшем вошли в историю нашей страны. Гуманитарные факультеты выпустили политиков, поэтов, писателей, ученых.
Кроме вышеупомянутых президента Михаила Горбачева, философа Василия Соколова, писателя Владимира Чивилихина здесь жили философ Мераб Мамардашвили, проживающего одно время с Горбачевым в одной комнате. Жили здесь писатель Александр Солженицын, поэт Семен Гудзенко, писатель Валентин Рич и многие другие. Если говорить о физиках, то кто-то из студентов шел в академические институты, уходили на преподавательские должности, кого-то направляли в почтовые ящики. Они, известные и не известные, внесли свой вклад как в развитие науки нашей страны, так и в формирование мировоззрения общества.

Литература:
1. Стромынка 20 // progulkipomoskve.ru 2. Т. Татьяна Дневники // Прожито. https://prozhito.org/person/1910
3. В.Чивилихин. Память. 1988.
4. В.Николаев. Глава 4. Еще раз о старом общежитии МГУ // Проза.ру. http://proza.ru/2011/12/28/1522
5. Е. Таранов «Раскачаем Ленинские горы!»: из истории «вольнодумства» в Московском университете (1955-1956) // Свободная мысль. 1993. № Ю. С. 99-101.
6. А. Грачев Горбачев. 2001.
7. О своем дяде рассказывает Татьяна Юрьевна Самгина // Последний адрес. 8. Л. Млечин. Шелепин. ЖЗЛ. 2009.
9. А. Таха -Годи Жизнь и судьба. Воспоминания. 2009.
10. Корейцы – ветераны ВОВ (1941-1945гг) Ан Борис Иванович 11.А.Калих. Зоря, Зорька // http://www.pmem.ru/2190.html
12. Н.А. Решетовская. В споре со временем. 1975.